ЛОТО ВЪ КЛУБ.
ЛОТО ВЪ КЛУБ.
Повсть.
I.
I.
‘Милая Вра!
‘Мери.’
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
Лото в клубе, Фролов Петр Александрович, Год: 1848
Время на прочтение: 50 минут(ы)
‘Мы сегодня, съ папашею и моимъ женихомъ, отправляемся въ лтній клубъ къ Измайловскому-Мосту, тамъ, ты врно слышала, по середамъ играетъ Гильманъ: попросись у твоего папаши, чтобъ онъ отпустилъ тебя съ нами. Я уврена, что онъ тотчасъ согласится, и тогда ты къ шести часамъ приходи ко мн — въ семь начинается музыка.— Оттуда мы проводимъ тебя до дома, и я съ рукъ на руки передамъ тебя твоей мамаш. Жду тебя и надюсь вдоволь насладиться сегодняшнимъ вечеромъ, если ты будешь вмст со мною. Прощай! Твоя навки
Эта записка, написанная очень-миленькою двушкою, имя которой вы знаете, была запечатана и отдала горничной, съ приказаніемъ отнести ее Вр Ивановн. Получивъ это приказаніе, горничная мигомъ накинула на голову цвтной платочекъ, взглянула въ зеркало, прищурила глазки и, вышедъ на улицу, черезъ минуту скрылась въ калитк сосдняго деревяннаго домика. Письмо было доставлено по адресу Вр Ивановн, короткой пріятельниц и пансіонской подруг Мери.— Пока горничная, принесшая письмо, тараторила съ знакомою кухаркою о вещахъ для нихъ интересныхъ, Вра прочитала письмо и вошла въ комнату своей матери. Мать ея, Аграфена Ивановна, сидла у окна на старомодномъ кожаномъ кресл и съ вниманіемъ, достойнымъ математика, вывязывала пятку какого-то чулка. Это была женщина не молодыхъ лтъ, съ добрымъ, выразительнымъ лицомъ, надъ которымъ забота и горе трудились боле нежели время, чтобъ украсить его морщинами. Костюмъ ея былъ небогатъ, старъ, но крпокъ и чистъ.— При вход дочери, свтлая улыбка замнила серьзную мину на лиц старушки.— Что скажешь, Врочка? спросила она.
— Вотъ что, мамаша, отвчала послдняя:— Маминька прислала мн письмо, сегодня она съ своимъ папашей детъ въ клубъ и приглашаетъ меня, тамъ играетъ оркестръ Гильмана, что мн отвчать ей?
— Что хочешь, дружочекъ.
— Я бы хотла, мамаша… я такъ люблю музыку, да и съ Машенькой вмст..
— Хочешь, такъ съ Богомъ, я тебя отпускаю.
— А папаша пуститъ ли?
— Отъ-чего же нтъ? ужъ если я отпускаю, такъ и онъ отпуститъ, съ кмъ бы съ другимъ и я, можетъ-быть, не позволила, а съ Машинькой я тебя охотно отпускаю.
— Благодарю, мамаша, сказала Вра, цалуя старушку въ плечо, и тихо вышла изъ комнаты. Аграфена Ивановна съ нжною улыбкою глядла ей во слдъ.
Вра написала отвтъ подруг и потомъ, взявъ пяльцы, пошла вышивать въ ту комнату, гд сидла мать.
Вра на сцен, а вы не знаете ея, любезный читатель.— Виновата, что я вамъ ни слова не сказала о ней прежде, но я заглажу свою вину — вотъ біографія. Она была очень хороша собою, конечно, еслибъ она была богата, вс сказали бы, что она прекрасна, но она дочь бднаго чиновника, и вс говорили про нее просто: хорошенькая.— Я нахожу, что этого эпитета было мало для Вры, въ-самомъ-дл, представьте себ семнадцати-лтнюю стройную двушку: лицо ея блдно, на немъ выражается грусть и нжность, бархатный взглядъ какою-то благодатью льется изъ ея большихъ темноголубыхъ глазъ, походка ея совершенно соотвтствуетъ нсколько грустному выраженію лица — она тиха, плавна, манеры ея благородны, просты и граціозны.
Вра дочь бднаго чиновника 9-го класса, все насущное котораго, со всмъ его семействомъ, т. е. съ женою и дочерью, составляетъ жалованье: полторы тысячи рублей ассигнаціями въ годъ. Можно вообразить, какъ не много это для цлаго семейства. Между-тмъ, Вра воспитывалась въ очень-хорошемъ пансіон: крестная мать ея, богатая женщина, жила постоянно за границею, однажды постивъ Петербургъ, она вспомнила о своей крестниц, и, желая чмъ-нибудь выказать свое о ней попеченіе, отдала Вру на свой счетъ въ пансіонъ. Вр тогда былъ пятнадцатый годъ. Но судьба не долго покровительствовала бдной крестниц: не боле, какъ черезъ два года, умерла ея крестная мать, и вотъ Вра на семнадцатомъ году должна была оставить пансіонъ, что было незадолго до времени нашего разсказа.— Два года, разумется, немного въ воспитаніи, но такъ-какъ для нкоторыхъ и многое бываетъ малымъ, такъ для иныхъ достаточно бываетъ и малаго — Вра очень-много сдлала въ два года. Кром изученія языковъ и нкоторыхъ наукъ, она въ эти два года освободилась навсегда отъ вліянія мелочной жизни, которая, необходимо окружая ее въ домашнемъ быту, могла подавить многія святыя чувства, чему примръ мы видимъ такъ часто.— Напротивъ, ученіе, общество въ эти два года, возбудили въ ней тотъ природный тактъ, съ которымъ женщина остается женщиною, и не теряется въ неисчислимыхъ мелочахъ, дрязгахъ ежедневной жизни, тотъ тактъ, который ничтожнйшему дйствію даетъ какое-то неуловимое благовоніе и гармонію, свойственныя однмъ только женщинамъ.— Вотъ боле или мене удачный портретъ Вры.
— За тобой зайдетъ Машенька? спросила мать, когда Вра съ пяльцами сла возл нея.
— Нтъ, мн надобно быть у нея къ шести часамъ.
— Папенька, я думаю, прійдетъ скоро изъ должности, посл обда, ты и ступай сейчасъ, все ли ты только приготовила для гулянья, Врочка? какое ты наднешь платье?
— Я, право, и не подумала объ этомъ, мамаша.
— Какая же ты разсянная, какъ же объ этомъ не подумать! вдь ты у меня ужь не ребенокъ, а цлая невста.
— Все равно, мамаша, объ этомъ подумать успю и посл обда.
— Все равно, какая ты самонадянная, сказала старушка съ улыбкою, искоса поглядывая на дочь,— ты думаешь, что все теб къ лицу, что бы ни надла,— а я совтую надть теб бленькое платье.
— Хорошо мамаша, хоть бленькое.
— Или нтъ, не лучше ли черное, гроденаплевое, когда ты въ немъ здила въ пансіонъ прощаться, такъ даже и мадамъ-то ваша, какъ-бишь ее, долгоносая такая…
— Штейнгеръ, сказала Вра.
— Да, и она похвалила тебя въ черномъ плать, или… я прибираю твои платья, какъ-будто у тебя ихъ и Богъ всть какая пропасть, а всего-то…
— Какое вамъ угодно, мамаша, черное такъ черное, мн право все равно.
— Ну, такъ черное, оно и не марко, гроденапль чудесный, покойная крестная мать теб еще подарила, ну, а кардиналку наднешь?
— Я думаю, мамаша…
— Я тоже думаю, ныньче вдь вечеромъ сыро, а вы, поди-ка, долго-тамъ пробудете?
— Не знаю, какъ Машинька… она меня проводитъ оттуда до самаго дома.
— То-то, да и попроси подождать ихъ, пока теб не отопрутъ ворота… Долго бы продолжались эти материнскія заботы въ ихъ безчисленныхъ формахъ, съ безчисленными оттнками, еслибъ ихъ не прервалъ приходъ главы семейства — Ивана Ивановича. Это былъ высокій, худощавый мужчина лтъ сорока-пяти.— Его сморщившееся лицо выражало смиренную покорность своей участи, онъ, казалось, на все смотрлъ съ равнодушною улыбкою, но сквозь эту улыбку порой выглядывало еще какое-го чувство, которое бы можно было выразить словомъ: ‘авось’.— Иванъ Ивановичъ вошелъ въ комнату, таща огромную кипу бумагъ, что было врнымъ признакомъ его вечернихъ занятій. Положивъ свою ношу на столъ, Иванъ Ивановичъ поздоровался съ женою и дочерью, и тотчасъ же узналъ отъ первой, что Врочка приглашена въ клубъ на музыку.
— Съ Богомъ, съ Богомъ, погуляй, матушка, говорилъ онъ дочери, садясь за столъ:— ты и то все дома, а въ молодости надо веселиться, чтобъ было чмъ вспомнить ее въ старости, и мы въ свое время гуливали.
— Гд ты гулялъ-то? спросила его жена:— я думаю, только и гулялъ, что на службу, да со службы.
— Нтъ, матушка: мы, бывало, соберемся, молодежь, да на лодк и отправимся на Рзвые-Острова, въ Екатерингофъ или куда-нибудь въ другое мсто, и такъ время проведешь, что чудо… Иванъ Ивановичъ началъ расказывать свои прогулки во дни оны, супруга его иногда ему поперечила, но не для того, чтобы съ нимъ ссориться или спорить, а такъ только, какъ-будто для того, чтобы еще боле подстрекнуть его къ повствованіямъ. Вра говорила мало, но въ ея немногихъ словахъ, въ ничтожныхъ услугахъ выражалась глубокая любовь къ отцу и матери. Отобдали, было около пяти часовъ.
— Ну, Врочка, ступай скоре одваться — не надобно заставлять дожидать себя, сказала мать. Вра вышла, и черезъ четверть часа явилась снова совершенно готовою. Черное платье обрисовывало ея стройную талію и бюстъ, но ревнивая кардиналка скрывала эти прелести отъ любопытныхъ взоровъ, соломенная простенькая шляпка шла, какъ-нельзя-боле, къ ея лицу. Когда Вра вошла въ комнату просто, безъ кокетства и жеманства, со взоромъ грустно-нжнымъ, то родители, взглянувъ на нее, невольно улыбнулись и молча поглядли другъ на друга. А!.. ужь и готова, чудо какъ скоро, сказала мать, повернись-ка, Врочка.
Дочь повиновалась.— Хорошо, вотъ только надо поправить воротничекъ, и мать шевелила руками воротничекъ, ничего не поправляя, потому-что нечего было поправить: ну, вотъ и это хорошо, взгляни-ко на меня, да будь повеселе, а то и намъ съ папенькой грустно, мы все думаемъ, что ты скучаешь, что ты чмъ-нибудь недовольна…
— О, нтъ, маменька, я всмъ довольна, сказала Вра, крпко цалуя руку матери, протянутую къ ея голов, чтобъ пригладить совершенно гладкую прическу.— Ну, вотъ и головка теперь гладка, ступай съ Богомъ, Иванъ Ивановичъ, а вы что же не посмотрите на Врочку.
— Я смотрю, матушка, отвчалъ отецъ, только я право не знаю зачмъ это вы рядите ее все въ черное, то-ли дло, какъ что нибудь свтленькое, особенно въ ея-то года. Ну, пусть платье черное, такъ хоть бы кушачекъ или пелериночку какую цвтную.
— Нтъ, папаша, это будетъ пестро, такъ лучше.
— Конечно такъ лучше, поддержала Аграфена Ивановна.
— Ну, какъ знаете, коли такъ лучше, такъ и ладно, я самъ вижу, что и такъ нехудо.— Прощай, Врочка, Господь съ тобою.
Вра поцаловала мать и подошла къ отцу.— А вы, папаша, сказала она, опять хотите заниматься, да отдохните хоть не много, вдь это нездорово цлый день трудиться.
— Надо, дружочекъ.
— Да хоть часокъ отдохните, папочка, а то мн вдь скучно будетъ и гулять, если я буду думать, что вы въ то время трудитесь, мн будетъ жаль васъ. Мамаша, не давайте папочк хоть часъ иль два заниматься, а то цлый день, цлый день… и Вра не столько словами, сколько взглядами умоляла отца исполнить ея просьбу.
— Да и то въ-самомъ-дл, что ты расписался, успешь и посл, вдь правду Врочка говоритъ, что это нездорово, сказала Аграфина Ивановна.
— Право, папочка, отдохните, хоть для маменьки…
— Экая добрая, спасибо хоть меня бережешь, старика, ну, ладно, ладно, не скучай: отдохну, такъ и быть, ступай, пора, гуляй, веселись, все намъ разскажи что увидишь, говорилъ отецъ, и наклонивъ головку дочери, крпко ее поцаловалъ.
Вра вышла на улицу, Аграфена Ивановна смотрла въ окно ей вслдъ, кланялась, пока та наконецъ не вошла въ сосдній домъ.— А что, вдь Врочка у насъ красавица, сказала она:— что, еслибъ да мы были богаты, отъ жениховъ бы отбою не было.
— Да, кабы, отвчалъ Иванъ Ивановичъ и глаза его и лицо улыбались и выражали не то грусть, не то надежду, а что-то похожее на то и другое вмст.
Въ то время, когда дачные жители наслаждались всевозможными лтними удовольствіями, когда они каждый день то слушали Гильмана или Гунгля, то любовались фейерверками и иллюминаціями, у петербургскихъ, городскихъ жителей было очень немного такихъ дней, когда они могли пріятно, по-лтнему провести время, певызжая изъ города: въ числ такихъ дней была особенно замчательна середа.— Въ этотъ день, одно изъ дачныхъ наслажденій, въ лиц оркестра Конкордіи, перезжало съ береговъ Карповки на берега Фонтанки, и здсь шестнадцатью, семнадцатью музыкальными нумерами восхищало публику средняго класса.
Было около восьми часовъ, когда Вра съ своею пріятельницею и остальною компаніею пріхала на это гулянье. Он опоздали отъ-того, что хорошенькая невста немножко-много занималась своимъ туалетомъ.
Первое впечатлніе, которое получила Вра и ея спутники, при вход въ клубскій садъ, было очень пріятно: налво отъ входа въ павильйон оркестръ, противъ всего безконечное число скамекъ, усянныхъ какъ макомъ разноцвтными шляпками и бурнусами, дале длинная прямая аллея съ движущимися толпами, въ нкоторыхъ мстахъ сада карточные столы съ игроками, и все это шумитъ, движется, смется: нтъ блеску, но бездна простоты, множество неслишкомъ модныхъ и свжихъ нарядовъ, за то нтъ претензій на общее удивленіе. Къ довершенію всего, на этихъ гуляньяхъ бываютъ множество хорошенькихъ, несмотря на то, что красота ихъ часто уменьшается и почти никогда не возвышается нарядомъ.
Вра со своимъ обществомъ обошла весь садъ: она шла подъ руку съ отцомъ Машеньки, которая шла подъ руку съ своимъ женихомъ.— Общество было веселое, непринужденное, Машенька, немножко шалунья, болтала, острила безъ умолку, остальные хохотали. Наконецъ, они вошли въ комнату, гд играли въ лото.
— Не хотите ли, М-lle Marie, попробовать счастья? спросилъ Машеньку ея женихъ.
— Я несчастлива, отвчала она.
— Однако испытайте, вотъ одинъ мой знакомый оставляетъ игру, я беру его мсто и играю на ваше счастье, дайте ручку.
— Проиграете, сказала Машенька, протягивая руку.
— Кому вы даете руку, тотъ никогда не проиграетъ, улыбнувшись отвчалъ Александръ Ивановичъ (имя жениха) и слъ къ столу.
Началась перекличка нумеровъ — выигралъ какой-то старичекъ въ очкахъ, другая, третья, четвертая игра — все выигрываютъ другіе, а не Александръ Ивановичь.
— Вотъ видите, какая у меня несчастливая рука, вдь я вамъ говорила это, сказала Машенька. Началась пятая игра.— Вра, посмотри напротивъ, тихо сказала она же, толкнувъ свою подругу.— Вра, постоянно смотрвшая на карту Александра Ивановича, приподняла голову, и глаза ея встртились съ другими глазами, которые смотрли на нее, легкій румянецъ мелькнулъ на щекахъ Вры, глаза опустились и казалось съ большимъ противъ прежняго вниманіемъ стали смотрть за карту.— Не правда ли, чудесные глаза, шептала Машенька.— Вра это замтила, ей хотлось еще разъ взглянуть на нихъ, но она не смла, потому-что чувствовала, что на нее смотрятъ.
— Врочка, посмотри, если не разглядла, просто прелесть: черные, блстящіе, да и какое у него прекрасное лицо… Посл такихъ похвалъ незнакомцу, любопытство Вры не выдержало, вки ея быстро приподнялись, взоръ ея снова встртился съ глазами незнакомца, быстро снова опустился, а на лиц зардлся румянецъ ярче прежняго.
Машенька, наблюдавшая за незнакомцемъ и за Врою, лукаво улыбнулась, поглядывая на послднюю. Она, можетъ-быть, и позавидовала бы своей подруг въ этихъ долгихъ взглядахъ, бросаемыхъ черными глазами, еслибъ не была уже счастлива, но была невстою любимаго человка. Шестой тиражъ длился довольно долго, у Александра Ивановича было заставлено рядомъ четыре нумера. ‘Шестьдесятъ семь гласитъ судьба,— ‘довольно!’ кричитъ офицеръ.
— А вы-то, мой любезнйшій, вы то какъ играете, совсмъ на карты не смотрите, говорилъ громко какой-то старичекъ молодому человку съ выразительными глазами: — посмотрите, пожалуйста, у васъ давно квинта, а вы только три нумера заставили, на что вы смотрите, ей-Богу.
— Да, я проглядлъ, спокойно сказалъ незнакомецъ.
— Проглядли, 21 р. 60 к. серебромъ проглядли, еще съ большимъ жаромъ продолжалъ старичекъ: — вотъ, право, людямъ само счастье въ руки лзетъ, нтъ-таки и тутъ упускаютъ его, не совтую вамъ, право, играть въ лото… какъ возможно проглядть два нумера.
— Очень-легко, отвчалъ молодой человкъ, взглянувъ на Вру, но она стояла потупивъ глаза, и только лукавая улыбка ея подруги ясно говорила, что дйствительно, иногда, не трудно просмотрть.
Наконецъ, старикъ, такъ сильно негодовавшій на молодаго человка за просмотръ, утихъ, потому-что началась новая перекличка нумеровъ. Въ-продолженіи ея, онъ безпрестанно долженъ былъ толкать своего знакомца, чтобъ тотъ заставлялъ вышедшіе нумера, иногда даже долженъ былъ пальцемъ указывать ихъ, но счастье прошло и выиграли другіе. Посл этой игры, разсянный молодой человкъ представилъ свою карту въ полное распоряженіе старичка, а самъ помстился за его стуломъ и могъ свободно располагать своими взглядами. Разумется, что во время остальныхъ игоръ, Вр приходилось наклоняться ниже и ниже, Мери чаще и чаще тихонько подталкивать свою подругу. Наконецъ и эта партія кончилась.
— Не правду ли я вамъ говорила, что моя рука несчастлива, сказала Мери своему жениху.
— Неправда, потому-что если я не выигралъ еще, то выиграю въ слдующіе тиражи.
— Но я надюсь, что вы не лишите насъ удовольствія слушать музыку, вмсто того, чтобъ ждать въ этомъ чаду, пока вы выиграете.
— Я въ вашемъ распоряженіи.
— Итакъ, бросьте лото и отправимтесь въ садъ.
Мери положила свою ручку въ руку Александра Ивановича, старикъ, ея отецъ, подалъ руку Вр и вс отправились.
— Однако, вдь чрезвычайно странно быть такъ разсяннымъ, чтобъ проглядть два нумера, замтилъ дорогою отецъ Мери.
— Вы думаете, папаша? иногда это и не бываетъ странно.
— Мн кажется какъ можно не слыхать того, что кричатъ во все горло, не видать того, что передъ глазами.
— Да, это правда, но какъ можно слышать, когда не слушаешь, и видть, когда не смотришь.
— Ты говоришь, мой другъ, что-то странное, на что жь смотрть, какъ не на карту, если играешь въ лото?
— Папаша, взгляните на вашу даму, что, не покраснла ли она?
При этихъ словахъ, Александръ Ивановичъ, Мери и ея отецъ разомъ взглянули на Вру.
— Мери, ты все шутишь, сказала послдняя, между-тмъ, какъ лицо ея дйствительно горло румянцемъ.
— Шучу, mon ange, но не лгу, спроси моего папашу или Александра Ивановича, какъ они находятъ цвтъ твоего лица…
— Ну, что жь изъ этого, прервалъ отепъ, желая вывести изъ затрудненія свою милую спутницу.
— Не-уже-ли вы не догадались? А все очень-просто, продолжала Мери:— этотъ молодой человкъ не спускалъ глазъ съ моей хорошенькой пріятельницы, а смотря на нее, не трудно просмотрть все другое…
— Насмшница, сказала Вра.
Въ это время они подошли къ оркестру. Вс замолкли, прислушиваясь къ то грустнымъ, то веселымъ мотивамъ штраусова вальса. Вра задумалась: подъ знакомые звуки, ей казалось, что на нее все еще устремленъ долгій, выразительный взглядъ молодаго человка, и хотя она по смла сознаться самой себ, по ей хотлось видть его еще разъ, ей было какъ-то совстно передъ собою, что она съ такимъ упорствомъ избгала его взглядовъ — и ея сердце трепетало робкою надеждою и желаніемъ увидть его опять. Послдніе звуки вальса давно уже замерли въ воздух, а Вра, не перемняя положенія, смотрла на оркестръ и, казалось, слушала музыку. Вдругъ ее кто-то дернулъ за руку, она оглянулась, подл нея стояла Мери съ своею милою, хотя немножко лукавою улыбкою.
— Вра, сказала она тихо:— ты задумалась, я знаю о комъ, но взгляника на право… Вра невольно обернулась, въ трехъ шагахъ отъ нея стоялъ незнакомецъ съ выразительными главами, онъ разговаривалъ съ какою-то старушкою, между-тмъ, какъ глаза его были обращены на нее.
— Я думаю, что ты успла его разглядть наконецъ, спросила Мери: — какъ онъ теб нравится, но ты молчишь… молчаніе есть знакъ согласія, я замолчу тоже. Что теперь будутъ играть? сказала она, обращаясь къ Александру Ивановичу.
— Увертюру изъ Фенеллы.
— Какъ бы хорошо было ссть близь музыки, но гд достать стульевъ…
— Я поищу, сказалъ Александръ Ивановичъ и замшался въ толпу. Черезъ десять минутъ онъ явился съ однимъ стуломъ.
— Только одинъ, сказала Мери.
— И то едва досталъ, здсь добывать стулья такъ же трудно, какъ и выигрывать въ лото.
— Благодарю и за одинъ, но кому же ссть на него? Папаша, садитесь, мы врно устали мене васъ.— Отецъ отказался.— Ну, такъ садись ты, Врочка.— Нтъ, Мери, этотъ стулъ вполн принадлежитъ теб, я не сяду, потому-что не устала.
— Если вс отказываются, такъ я сажусь, сказала Мери.
— Сударыня, не угодно ли и вамъ ссть, сказалъ позади ихъ пріятный голосъ. Об подруги обернулись, и увидли все того же молодаго человка съ выразительными глазами, онъ держалъ два стула.
— Какъ вы добры, сказала Мери, взявъ отъ него одинъ стулъ, и подвигая его къ отцу, другой же онъ подвинулъ къ Вр, которая поблагодарила его взглядомъ. Вс сли, незнакомецъ стоялъ нсколько времени позади, казалось, онъ хотлъ заговорить съ Врою, но, вроятно, боясь показаться навязчивымъ — отошелъ къ прежнему своему мсту.
— Благодарю тебя, Врочка, сказала Мери.
— За что? спросила Вра.
— Какъ за что, за стулья, они принесены для тебя: теперь, по-крайней-мр, мн не совстно сидть, потому-что и вы съ папашей сидите: а вонъ и Александръ Ивановичъ несетъ себ стулъ.
Вс услись близь оркестра, неподалеку молодой человкъ съ выразительными глазами сидлъ возл старушки. Вра нсколько привыкла къ его взглядамъ, и не опускала глазъ своихъ тотчасъ при встрч съ его глазами.
Такъ прошло ололо часа.
— Не пора ли домой, голубчикъ, сказала наконецъ старушка, обращаясь къ своему сосду.
— Какъ вамъ угодно, ттушка, но, продолжалъ онъ, взглянувъ на Вру,— разв вы не хотите слушать музыку до конца?
— Если ты не соскучился, то я, пожалуй, посижу еще.
— О! я, конечно, не соскучился, я сегодня провелъ вечеръ такъ пріятно, какъ не проводилъ никогда еще… Мери толкнула Вру.— Да къ-тому же, продолжалъ молодой человкъ: — вдь еще будутъ играть венеціанскій карнавалъ, который вамъ такъ нравится.
— Какъ, разв его будутъ играть? а ты давича говорилъ, что нтъ.
— Но, можетъ-быть, прибавятъ, какъ это часто длаютъ. Старушка не противорчила, она видла, что ея племяннику не хотлось еще хать домой. Молодой человкъ былъ самъ очень-доволенъ своею стратегіею. Но какова же была его досада, когда онъ увидлъ, что хорошенькая незнакомка и все ея общество встали съ своихъ мстъ и сбираются домой.
— Какъ быть: она удетъ и я не узнаю, кто она, о! еслибъ я былъ безъ ттушки, думалъ онъ, и не зналъ, на что ршиться. Въ это время Вра проходила мимо его, она невольно взглянула на него, и взоры ихъ опять встртились… Молодой человкъ долго глядлъ ей вслдъ.
— Не отправиться ли намъ, ттушка, сказалъ онъ, — сосди мои говорятъ, что ‘венеціанскаго карнавала’ не будетъ. Конечно, это была его собственная выдумка.— Какъ хочешь, пожалуй, подемъ, сказала ттка и встала съ своего мста, она едва могла слдовать за племянникомъ, который шелъ чрезвычайно скоро. Онъ надялся увидть еще разъ соломенную шляпку, но ни въ зал, ни въ передней ея не было!
Былъ двнадцатый часъ. Въ комнат, въ которой мы давича видли Вру, у открытаго ломбернаго стола сидлъ Иванъ Ивановичъ въ очкахъ, и занимался длами, неподалеку отъ него сидла его жена и вязала чулокъ. Въ комнат господствовало молчаніе и только по временамъ шелестъ бумаги или стукъ щипцовъ о подсвчникъ, когда Иванъ Ивановичъ снималъ со свчки, разнообразили эту тишину.
— Долго нтъ Врочки, сказала наконецъ старушка.
— Да, загулялась, вдь поди-ка ужь часовъ двнадцать, отвчалъ супругъ, потягиваясь на стул.
— Впрочемъ, вечеръ чудесный, ты бы хоть по двору прошелся, Иванъ Ивановичъ, день-деньской съ мста не сходишь.
— Некогда, матушка, видишь, какая еще бездна дла, надобно все къ завтраму кончить, сказалъ Иванъ Ивановичъ, указывая на кипу бумагъ, онъ снова нагнулся къ столу, снова заскрипло перо и въ комнат по прежнему водворилось молчаніе. Оно продолжалось не долго, не боле какъ черезъ пять минутъ у воротъ зазвенлъ колокольчикъ, на лстниц зашелестило женское платье и Вра вошла въ комнату.
— А, легка на помин, милости просимъ, давно не видались, говорила мать, весело улыбаясь вошедшей дочери.
— Ну, каково гуляла, разскажи-ка намъ: каково гуляла? сказалъ Иванъ Ивановичъ, невольно подымаясь со стула.
— Очень-хорошо, папаша, какая чудесная была музыка!
— А народу много было? спросила Аграфепа Ивановна.
— Чрезвычайно: такъ много, что мы едва достали мсто у музыки.
— Да, ужь какъ вамъ бы но достать, если были съ Александромъ Ивановичемъ, онъ, вдь, говорятъ, такой молодецъ.
— Да, онъ очень-добръ, впрочемъ, мсто досталъ не онъ одинъ… Вра замолчала: въ голов ея мелькнули воспоминанія, которыми она не хотла длиться съ другими.
— Что жь ты вдругъ вамолчала, Вра? спросила мать, неподозрвая, что въ это время какое-то новое чувство дрожало въ сердц ея дочери.— Разсказывай что-нибудь, ты поди-ка какъ сла у музыки, такъ цлый вечеръ ни шагу.
— Нтъ, мы прежде гуляли по саду, смотрли, какъ играютъ въ лото.
— А, ты видла, какъ играютъ въ лото, разскажи-ка, сказалъ съ улыбкою Иванъ Ивановичъ.
— А прежде того скажи-ка, Врочка, не хочешь ли ты чаю? перебила Аграфена Ивановна.
— Нтъ, мамаша, я уже пила.
— Да, можетъ-быть, давно, выпей дома, ты, можетъ-быть, озябла, вдь теперь вечеръ нетеплый.
— Не безпокойтесь, мамаша, я ни сколько не озябла, и мн совсмъ не хочется чаю.
— Ну, такъ скушай хоть чего-нибудь, сказалъ отецъ.
— Право, не хочу ничего, папаша, я сыта.
— Вотъ отъ-того-то, Врочка, ты и не полнешь совсмъ, кушаешь, право, какъ птичка: гуляла, гуляла цлый вечеръ, тутъ, гд бы покушать съ апетитомъ, а ты, вишь, сыта, ужь что хочешь, а я пойду приготовлю чего-нибудь теб, а Иванъ Ивановичъ не ужиналъ, такъ и онъ за компанію съ тобою перекуситъ.
— Пожалуй, отъ хлба-соли я никогда не прочь, сказалъ Иванъ Ивановичъ
— Я пойду, сказала Аграфена Ивановна и вышла изъ комнаты.
Вра разсказала, какъ играютъ, какъ выкликаютъ нумера. Какъ, наконецъ, выигрываютъ.
— Ну, а кто выиграетъ, такъ тому и несутъ деньги, говорилъ улыбаясь Иванъ Ивановичъ:— а тамъ вдь кушъ немалый, двадцать цлковыхъ, кажется, съ чмъ-то?
— Да, кажется столько, папаша.
— Ну, и кто жь при теб выигралъ?
— Да какой-то старичекъ выигралъ два раза.
— Два раза! сорокъ цлковыхъ, и не-уже-ли оба раза взялъ сряду.
— Нтъ, кажется, не сряду, однако скоро одинъ разъ посл другаго.
— Экое, подумаешь, людямъ счастье, сорокъ цлковыхъ ни за что, ни про что.
— А другой, папаша, Вра опять покраснла:— проглядлъ выигрышъ.
— Проглядлъ! вскрикнулъ Иванъ Ивановичъ:— да какъ же это возможно?
— У него ужь давно вышли вс пять нумеровъ, другой кто-то кричитъ довольно, это значитъ, что онъ выигралъ, а этотъ и не замтилъ бы даже, что проглядлъ, если бы ему не сказалъ какой-то знакомый.
— Да гд же у него глаза-то были, на что онъ смотрлъ, если этого не видалъ?
— Я не знаю… право, я не знаю, бормотала Вра, красня пуще прежняго, между-тмъ, какъ въ глазахъ ея блистало невинное удовольствіе…
Старикъ-отецъ ничего этого не замтилъ.
— Просмотрть, нтъ, я бы не просмотрлъ, говорилъ онъ, скорыми шагами ходя по комнат:— я бы не проглядлъ: въ-самомъ-дл, разомъ хватить сорокъ, шестьдесятъ, а пожалуй… и восемьдесятъ цлковыхъ: это не шутка, можно бы поправиться…
— Иванъ Ивановичъ, Врочка, ступайте ужинать, сказала Аграфена Ивановна, высунувъ изъ дверей свою голову.
— Идемъ, отвчалъ Иванъ Ивановичъ, идя за дочерью въ другую комнату.
— А при счастьи и восемьдесятъ можно, думалъ онъ, садясь за столъ. За ужиномъ Иванъ Ивановичъ занимался не только желудкомъ, улыбка и взгляды, бросаемые поперемнно то на дочь, то на жену, ясно обнаруживали въ немъ какія-то думы… какъ видно, довольно-пріятныя.
Врочка почти ничего не кушала, не смотря на вс убжденія матери.
— Если не хочешь кушать, такъ съ Богомъ ложись спать, вдь ты, я думаю, устала сегодня, сказала послдняя.
Вра встала изъ-за стола, поцаловала отца, подошла къ матери, крпко поцаловала нсколько разъ ея руку, и еще крпче поцаловала въ лицо.
— Здорова ли ты, Врочка, спросила старушка: — у тебя такія горячія губы, не простудилась ли ты?
— Нтъ, это… Просто такъ, мамаша, сказала Вра и вышла изъ комнаты.
— А можетъ-быть и отъ усталости это, сказала Аграфена Ивановна, минуту спустя по уход дочери — она же вдь не привыкла много гулять.
— Никто какъ Богъ, будетъ здорова, сказалъ Иванъ Ивановичъ.
— Какъ бы хорошо, если бъ мы могли возить Врочку на гулянья, да на балы, какъ бы ей тогда было весело, а то все дома да дома съ нами стариками, спасибо, хоть Машенька, вотъ, иногда зоветъ ее съ собою.
— Мн право и самому подъ-часъ бываетъ жаль Врочку, что, думаю, всего-то одна дочь у меня, а никогда я ей удовольствія не могу доставить! Ну, какъ бы ужь безъ образованія двушка, все не такъ бы жаль: вотъ, напримръ, намъ съ тобою, Аграфена Ивановна — по мн и въ старые годы, хоть никогда бы не было всхъ этихъ баловъ и театровъ, ну, а она, бдняжка, училась всему, знаетъ и по-французски и по-нмецки, въ пансіон была съ богатыми, слыхала и про театры, думала, поди-ка: вотъ какъ выйду, такъ все увижу, а вотъ второй годъ живетъ съ нами, а что видла,— даже и Каратыгина не видала. А вотъ, тамъ, говорятъ, еще какія-то дв французскія актрисы завелись, Михайлъ Михайловичъ, нашъ правитель канцеляріи, только объ нихъ и говоритъ. Итальянцы опять назжаютъ, а нашей Врочк ничего не видать.— Да, жаль, прибралъ Богъ рано мать ее крестную, а то бы не оставила она Врочки.
— На все Господня воля, со вздохомъ сказала Аграфена Ивановна: — авось все какъ-нибудь поправится… Мы съ тобой толкуемъ о балахъ, да о театрахъ, а вотъ не увидишь, какъ прійдетъ 17-е сентября. Врочка имянинница, надобно ей что-нибудь подарить.
— Сегодня вдь 27-е, да, ровно черезъ три недли.
— Знаешь что, Иванъ Ивановичъ, хорошо бы ей купить бурнусъ, теперь осень, иной разъ и къ обдн сходить, безъ салопа холодно, а въ салоп жарко, вотъ бы сшить ей тихонько бурнусъ, да и подарить въ имянины.
— А сколько будетъ онъ стоить, спросилъ Иванъ Ивановичъ.
— Да все рублей шестьдесятъ обойдется, вдь надобно получше, она уже невста у насъ, кой-какого и не хочется.
— Да, вотъ оно что, шестьдесятъ рублей, а жалованья всего сто съ небольшимъ получимъ 1-е число, такъ тутъ и изволь изворачиваться съ 40, съ 50-го рублями, тутъ и квартира и все…
— Ты бы хоть впередъ попросилъ жалованья, а тамъ бы по срокамъ выплатилъ, можетъ-быть, къ Рождеству дадутъ и награжденіе, вотъ бы мы и поправились.
— Да, изъ кулька въ рогожку, съ грустью сказалъ Иванъ Ивановичъ: — и теперь-то мы едва-едва концы сводимъ, а какъ я заберу еще впередъ, такъ мы задолжаемъ кругомъ. Нтъ, ужь лучше подождать, если получу награду къ Рождеству, такъ она вся Врочкина.
— Нечего длать, надо подождать, а ужь мн такъ хотлось сшить ей бурнусъ, я, признаться, ужь и фасоны присматривала въ магазинахъ, и матерію приторговывала…
— А вотъ что разв, прервалъ Иванъ Ивановичъ:— попробовать на счастье, авось разика два возьму.
— Что это ты говоришь, спросила Аграфена Ивановна.
— А вотъ что: не рискнуть ли на лото, очень-многіе выигрываютъ, я слыхалъ, да вотъ еще сегодня, при Врочк, одинъ старикъ выигралъ два раза по 20 цлковыхъ, значитъ 40 цлковыхъ, а можетъ-быть, поставилъ всего цлковыхъ два, три.
— Да какъ же это такъ, я вдь не понимаю. Вс говорятъ, лото да лото, а какое это лото — такое, что ли, какъ было у покойнаго братца?
— Ну, да, такое же, только выигрышъ здсь 20 цлковыхъ слишкомъ. Если я поставлю 4 цлковыхъ, то могу играть шестнадцать игоръ, а въ 16 игоръ, не-уже-ли я не выиграю ни разу… врно хоть разъ, а можетъ-быть и два, и даже… при этой мысли Иванъ Ивановичъ чуть не расхохотался.
— Попробовать бы, Иванъ Ивановичъ, авось и возьмешь, говорила улыбаясь Аграена Ивановна, таявшая отъ сладкихъ надеждъ подарить свою дочь.
— Да, я ужь и самъ думаю: изъ жалованья брать нельзя 60 рублей, а тутъ поставишь 4 или хоть и 6 цлковыхъ, выиграешь, можетъ-быть, 40, 60 и… а если и проиграешь, такъ все не очень-много… да, нтъ, не можетъ быть, чтобъ я проигралъ, я непремнно выиграю, вдь я пойду не для себя, — а для Врочки.
— Дай Богъ, дай Богъ. Когда же ты думаешь пойдти? спросила супруга.
— Да вотъ, какъ жалованье получу, такъ ужь и рискну, авось…
— Значитъ 1-го числа, ахъ, еслибы ты взялъ да 60, тогда бы я ужь купила Врочк и шляпку.
— Все, что хочешь, все, чего душ угодно, говорилъ Иванъ Ивановичъ улыбаясь и вставая изъ-за стола:— а теперь пора мн заниматься.
— Не сиди долго, лучше завтра встань пораньше.
— Ладно, матушка. Прощай, теб пора спать.
— Я лягу, только зайду къ Врочк посмотрть: хорошо ли она спитъ. Прощай, Иванъ Ивановичъ, здсь старики поцаловались. Аграфена Ивановна вышла изъ комнаты, а супругъ ея снова принялся за дла.
Между-тмъ, Вра пришла въ свою маленькую комнату, освщенную слабымъ свтомъ лампады, опустивъ голову, она машинально прошлась нсколько разъ, потомъ оперлась рукою на стоявшій коммодъ, и въ такомъ положеніи оставалась нсколько минутъ совершенно неподвижною, она была занята какою-то мыслью, это доказывалъ румянецъ, являвшійся и пропадавшій на ея щекахъ. Наконецъ, она какъ бы очнулась отъ сладкаго сна, встряхнула головкою и, ставъ передъ образомъ, тихо склонилась на колни. Свтъ лампады какою-то благодатью обливалъ ея кроткое лицо, глава были подняты, уста шевелились теплою молитвою. Но вдругъ, взоръ ея поникъ, молитва замерла на устахъ, поднятая рука упала, не сдлавъ креста… гршная мысль, Богъ-всть о чемъ, мелькнула въ ея голов, она задумалась. Опомнившись чрезъ нсколько секундъ, она невольно вздрогнула — такая разсянность въ молитв случилась съ ней въ первый разъ, щеки ея покрылись густымъ румянцемъ, легкая влага подернула глаза, она пала ницъ и молилась усердне, жарче прежняго… Когда къ ней вошла Аграфена Ивановна, Вра уже спала сномъ невинности. Старушка положила земной поклонъ передъ образомъ, набожно перекрестила дочь свою и, тихонько поцаловавъ ее, на ципочкахъ вышла изъ комнаты.
Все затихло въ квартир Ивана Ивановича, и только скрипъ пера въ большой комнат, далеко за полночь, давалъ знать, что не спитъ бдный труженикъ.
Съ этого дня, т. е. съ 27 августа, въ характер двухъ петербургскихъ жителей произошла небольшая перемна, именно.въ характер Вры и молодаго человка, проигравшаго черезъ нее въ лото. Очень-вроятно, что лица, окружающія того и другаго, но слишкомъ замтили эту перемну, однако Аграфена Ивановна почувствовала, что Врочка какъ-будто не та. Она замтила въ характер ея какую-то неровность, которой прежде въ немъ не было. То Врочка, грустная, сидитъ задумавшись передъ пяльцами, иголка не дотрогивастся до канвы, глаза устремлены на одно мсто или совершенно опущены, то вдругъ Врочка весела такъ, какъ прежде никогда не бывала, она прыгаетъ, вшается на шею то ей, то Ивану Ивановичу, цалуетъ ихъ, нянчитъ дтей сосда-жильца, заплетаетъ въ косы волосы бдной двочки, живущей на двор, рисуетъ картинки для ея маленькаго брата, однимъ словомъ — ей какъ-будто хочется всмъ оказать услугу, хочется, чтобъ вс веселились, смялись — были счастливы. Аграфена Ивановна постаралась объяснить себ причину перемны прежде ровнаго и спокойнаго характера Врочки, она смялась до слезъ вмст съ нею, когда та смялась, и горевала и боялась за нее, когда та задумывалась. А причина всему этому заключалась во встрч въ лтнемъ клуб. Вы улыбаетесь, любезный читатель? Вра влюбилась страстно, пламенно, съ одного взгляда, въ-слдствіе непостижимой симпатіи сердца, влекущей… и проч. и проч., хотите сказать вы съ ировіею? Нтъ, любезный читатель, страстной, пламенной любви здсь нтъ еще, здсь покуда по впечатлнію съ той и другой стороны. Что же касается до внезапной любви, являющейся изъ однихъ безмолвныхъ взглядовъ, то она возможна, и бываетъ не въ однихъ только романахъ. Правда, я не объясняю ея тайною симпатіею сердецъ, а просто, нкоторыми обстоятельствами внутренними или вншними, которыя иногда особенно располагаютъ къ впечатлніямъ того или другаго рода, а отъ впечатлній (конечно, нжныхъ) до любви очень-недалеко, особенно, если имъ помогаютъ все-таки обстоятельства. Въ-самомъ-дл, представьте себ двушку въ восемнадцать лтъ, съ образованіемъ и сердцемъ — я говорю о Вр. Она все дома, передъ глазами у нея ежедневная, будничная жизнь, старикъ-отецъ, старушка-мать, у ней все одинаково: сегодня, какъ завтра, завтра, какъ вчера, и, вдругъ, въ то время, когда ея двственное сердце еще находится подъ вліяніемъ только-что прослушанной музыки — глаза ея встрчаютъ лицо выразительное, умное, со взоромъ, обращеннымъ на нее. Будь въ этомъ взор хоть искра наглости, дерзости, онъ не произвелъ бы никакого впечатлнія на сердце Вры, онъ оскорбилъ бы ее и былъ бы оставленъ безъ вниманія, но взоръ этотъ былъ глубокъ, почтителенъ и полонъ благородства. Взоръ этотъ дологъ, послдствіе его, проигрышъ, проигрышъ безъ сожалнія о немъ. Эта спокойно-принесенная жертва разсянію, причиною котораго была Вра, если не въ глазахъ послдней, то въ нашихъ глазахъ, право, иметъ нкоторую цну. Признайтесь, любезные читатели, вы очень были бы недовольны, еслибъ одна изъ прекраснаго пола, конечно, прекрасная, сдлала бы вамъ такой убытокъ, еслибъ ея античная профиль или блестящіе глаза заняли васъ на минуту, во время вашихъ серьзныхъ занятій вистомъ, преферансомъ, и вы прибавили бы себ десятокъ ремизовъ, какъ бы, я думаю, вы поморщились, но вы морщитесь на меня, не сердитесь! Я, если не прекрасная, то все-таки женщина: обратитесь къ Вр. Еще нсколько встрчъ съ незнакомцемъ въ саду, его услуга, его взгляды, въ которыхъ выражается и желаніе смотрть на нее, и боязнь оскорбить ее этимъ, вс оставляетъ пріятное впечатлніе въ сердц Вры. И вотъ, по прежнему окружаетъ ее жизнь однообразная, тихая, но у ней есть впечатлніе сильное, брошенное въ ея двственное сердце. Это впечатлніе, какъ алмазъ блеститъ въ окружающей пустын, прошедшаго и настоящаго — а время и мечты гранятъ его, придавая все новый и новый блескъ.
Вра, въ свою очередь, оставила сильное впечатлніе въ сердц незнакомца. Онъ очень-хорошо зналъ женщинъ и легко отличалъ скромность и всякое движеніе сердца отъ кокетства. Будь Бра кокетка, онъ смло, можетъ-быть, дерзко взглянулъ бы на нее, но онъ видлъ въ ней только скромность, ея лицо поразило его своею кроткою добротою, и ему совстно было смотрть на все своимъ обычнымъ, смлымъ взглядомъ — онъ глядлъ на нее съ благоговніемъ. Случалось часто посл этого вечера, онъ сидитъ за дломъ, и вдругъ ему представится незнакомка съ ея томно-голубыми главами, съ ея граціознымъ движеніемъ, въ ея простенькой соломенной шляпк, и онъ перестаетъ заниматься и задумывается. Часто онъ здилъ въ лтній клубъ, надясь тамъ встртить соломенную шляпку: все тамъ было по-прежнему, постоянные постители преважно трудились надъ освобожденіемъ себя отъ ремизовъ, нсколько Нмочекъ бродили тамъ-и-сямъ по саду, сопровождаемыя цлыми шайками бгающихъ дтей, а незнакомки съ чудными глазами нтъ-какъ-нтъ.
Въ одинъ изъ тхъ дней, когда Петербургъ свой вчный разговоръ о погод замнилъ разговоромъ о воздухоплавател Леде, слдовательно, въ первыхъ числахъ сентября, Иванъ Ивановичъ, по обыкновенію, въ четвертомъ часу, вернулся со службы. Въ этотъ день физіономія его была не со всмъ обыкновенная, въ ней свтилась какая-то сладкая надежда, какое-то удовольствіе, во всхъ его движеніяхъ проглядывало веселое расположеніе духа, онъ то потиралъ руки, то поправлялъ галстухъ, вообще онъ чувствовалъ себя какъ-то выше обыкновеннаго: ‘Ну, душка, пора обдать, вдь мн скоро надобно и идти’. Сейчасъ все будетъ готово, отвчала Аграфена Ивановна, торопливо выходя изъ комнаты.
Точно, не прошло и десяти минутъ, какъ столъ уже былъ накрытъ, и вс сли обдать.
— Такъ-то, такъ-то, говорилъИванъ Ивановичъ, обращаясь къ Вр и гладя ее по рук.— Такъ-то, Врочка, такъ-то, повторялъ онъ, незяая что говорить дале, между-тмъ, какъ въ сердц у него копошилось очень-многое.
Вра съ улыбкою глядла въ глаза отца—его веселость пріятно подйствовала и на нее.
— Да, моя милая Вра Ивановна, продолжалъ онъ: — не скажете ли вы намъ чего-нибудь новенькаго, хорошенькаго, а?.. И Иванъ Ивановичъ улыбался.
— Нечего сказать, папаша, я рада, что вы такъ сегодня веселы.
— Я-то, я-то, моя милочка, веселъ, ты говоришь — въ это время Иванъ Ивановичъ чуть не хохоталъ:— а какъ ты думаешь, отъ чего бы это я такъ веселъ?
— Не знаю, папаша.
— Не знаешь, а сказать разв, и Иванъ Ивановичъ посмотрлъ на Аграфену Ивановну…— нтъ, матушка, сказалъ онъ ей: — ужь что хотите, не могу вытерпть, скажу… да и отъ-чего же бы и не сказать Врочк-то, нашей единородной, любезной дочк-то.
— Если это тайна, папаша, сказала Вра:— я не любопытна и согласна не звать ее.
— Какая тутъ тайна. Просто, Врочка, я сегодня иду играть въ лото.
— Въ лото, въ клубъ, невольно вскрикнула Вра, у которой въ голов блеснуло много пріятныхъ воспоминаній.
— Да, въ лото, хочу попробовать счастья, сейчасъ посл обда и отправимся въ клубикъ, вотъ нашъ бухгалтеръ далъ и записочку для пропуска.
— Ахъ, болтушка, болтушка, что на ум, то и на язык, съ улыбкою сказала Аграфена Ивановна, которой хотлось неожиданно сдлать Врочк подарокъ на выигрышныя деньги.
— Тутъ нтъ худаго, что я сказалъ Врочк, что иду въ лото, не велику тайну открылъ. И въ-самомъ-дл, Иванъ Ивановичъ сказалъ только, что пойдетъ играть въ лото, но не сказалъ съ какою цлію онъ это длаетъ, чему чрезвычайно была довольна Аграфена Ивановна.
— Ну, а скажи-ка ты мн, Врочка, какъ ты думаешь: выиграю я или нтъ, т. е., возьму, этакъ, цлковыхъ сорокъ или хоть двадцать?
— Не знаю, папаша. Какъ будетъ счастье…
— Ну, ну, попробуемъ, я надюсь, я чувствую, что выиграю, говорилъ Иванъ Ивановичъ, вставая изъ-за стола.
Онъ мигомъ вымылся, надлъ сюртукъ, и, стоя передъ зеркаломъ, подергивалъ свой галстукъ.
— Вотъ мы и готовы, говорилъ, прибодряясь, Иванъ Ивановичъ, между-тмъ, какъ улыбка не сходила съ его лица: — ну, а ужь какъ выиграю, такъ въ линейк прикачу, слышите ли, въ линейк, — и такой трезвонъ подыму у воротъ, что держитесь, хи, хи, хи!— Ну, а пока платочекъ пожалуйте, Аграфена Ивановна, да ручку на счастье.
— Нтъ, Иванъ Ивановичъ, у меня несчастлива рука, проиграешь, возьми у кого-нибудь другаго.
— Врочка, ну дай хоть ты ручку.
— О, папаша, ни за что не берите, я замтила: моя рука для игры очень-несчастлива, это мн даже въ пансіон говорили.
— У всхъ несчастлива, такъ какъ же быть, а руку чью-нибудь на счастье взять надобно, у меня тяжела рука.
— А вотъ бы что, сказала Аграфена Ивановна: — ты бы взялъ руку у мальчишки, что на двор все бгаетъ, онъ вдь страшный хобалъ, а этакіе вдь, говорятъ, и счастливы.
— Да его, я думаю, собаками не отъищешь, говорилъ Иванъ Ивановичъ, съ озабоченнымъ видомъ выглядывая въ надворное окно.
— Вотъ, какъ пойдешь, такъ врно его встртишь, онъ вдь цлый день слоняется по нашей улиц.
— Хорошо, какъ такъ, а нтъ, то что я безъ руки буду длать…
— Ну, идучи дорогой, встртишь какого-нибудь мужика или лучше ребенка, который покажется теб счастливымъ на взглядъ, и возьми у него руку на счастье.
— И то ладно, а впрочемъ, лучше бы было, если бы гд-нибудь поймать этого шалуна, онъ и мн кажется счастливымъ: глаза такъ и бгаютъ у головорза, сказалъ Иванъ Ивановичъ и взялъ шляпу.
— А взялъ ли ты деньги, спросила Аграфена Ивановна.
— Тутъ, отвчалъ ея супругъ, пощупавъ боковой карманъ.— Ну, теперь прощайте, прощай, Аграфена Ивановна, прощай, врочка, поцалуііте меня, — къ 12 часу буду дома, — слышали: если выиграю, вамъ конфектъ привезу, прощайте.
Иванъ Ивановичъ вышелъ изъ комнаты.
Не прошло и пяти минутъ посл его ухода, какъ на двор кто-то громко звалъ Аграфену Ивановну по имени. Она вышла въ сни и увидла внизу лстницы Ивана Ивановича.
— Что вамъ надобно? спросила она.
— Ахъ, матушка, главное-то я почти и забылъ, а воротиться не хочу, пути не будетъ.
— Что же это такое?
— А вотъ что, старинную копеечку, знаете, екатерининскую еще, почернлую такую, она лежитъ въ коммод, въ верхнемъ ящик, въ коробочк, вы знаете, она въ тряпочк, и тряпочка-то счастливая, я ужь испыталъ, такъ принесите мн ихъ, пожалуйста.
— Сейчасъ принесу, сказала Аграфена Ивановна и пошла въ комнаты.
Едва она ушла, какъ калитка съ шумомъ отворилась и ожиданный счастливецъ съ крикомъ ворвался на дворъ.— Хотя Иванъ Ивановичъ не терплъ всякаго нарушенія тишины и порядка, но на этотъ разъ не сдлалъ никакихъ замчаній ея нарушителю, а напротивъ, очень-ласково подозвалъ его къ себ.— Ну, что, братъ, здоровъ ли? спросилъ онъ его.— Мальчикъ не привыкъ къ подобному ласковому обращенію, особенно со стороны Ивана Ивановича, и потому сначала пресерьзно посмотрлъ ему въ лицо, а потомъ прислъ немножко, и во все горло проплъ птухомъ. Экой шалунъ, замтилъ Иванъ Ивановичъ:— все шалитъ, да дуритъ, ну, Вася, дай-ка мн руку.— Вася не противился и положилъ маленькую, грязную, исцарапанную рученку въ руку Ивана Ивановича.— Тотъ, пожавъ ее, выпустилъ, а предполагаемый счастливецъ, не думая продолжать разговора съ своимъ сосдомъ, пустился за ворота. Боецъ, подумалъ Иванъ Ивановичъ.— Въ это время явилась Аграфена Ивановна, она держала въ рукахъ сренькую, худенькую тряпочку, въ которой и была завернута завтная копеечка, она хотла все это подать Ивану Ивановичу.— Нтъ, Аграфена Ивановна, нтъ, не давайте мн изъ вашихъ рукъ, вдь вы говорите, что он несчастливы, а я ужь взялъ на счастье руку у Васи: бросьте лучше мн это.— АграфенаИвановна бросила тряпочку съ копейкою, Иванъ Ивановичъ подхватилъ ихъ на лету, глубоко спряталъ въ боковой карманъ, еще разъ простился съ своею супругою и вышелъ на улицу.
Былъ пятый часъ, погода была прекрасная, множество гуляющихъ встрчаюсь Ивану Ивановичу, онъ съ женскимъ любопытствомъ осматривалъ женскіе наряды, мысленно примрялъ ихъ на свою Вру, улыбался, поглаживалъ бакенбарды и шелъ дале.— Что, думалъ Иванъ Ивановичъ,— если да я выиграю, что я сдлаю?— Тотчасъ же выпью пуншу стаканчикъ, потомъ отправлюсь домой, зазжаю въ кондитерскую и покупаю Врочк конфектъ… Если только 20 цлковыхъ, такъ не надобно нанимать извощика, можно и такъ дойдти, лучше эти деньги отдать для Врочки, она вдь у меня невста… Конечно, если бы выиграть побольше, хоть 40, напримръ, тогда бы можно распорядиться другимъ образомъ, напримръ, можно бы было и себ сшить что-нибудь, хоть жилетку… Впрочемъ, я-то перебился бы и такъ, какъ-нибудь, — ну, да изъ 40-го цлковыхъ можно бы жилеточку, а то мои об ужь начинаютъ расползаться, да тогда бы…Тутъ размышленія Ивана Ивановича прервались, онъ стоялъ передъ окнами магазина. Множество осеннихъ дамскихъ шляпокъ, одна другой красиве, висло передъ нимъ, ниже ихъ были разставлены прекрасные дамскіе зонтики, разложены мужскіе шарфы, дамскіе платочки и множество другихъ вещей.— Вотъ можно бы здсь купить Врочк шляпку, вотъ хоть эту, думалъ онъ, смотря на ту, на которой было больше цвтовъ, я думаю цлковыхъ 15, а можетъ-быть и 10, вдь ныньче этотъ товаръ дешевъ… и зонтичекъ бы хорошо купить ей… и мн бы вотъ галстучекъ… Аграфен Ивановн купилъ бы я самъ на платье, вдь я думаю, въ этомъ магазин продаютъ и шерстяныя матеріи… ужь все такъ разомъ бы и купить въ одномъ мст, тогда бы сдлали, конечно, и уступочку… Потомъ бы все это. тихонько принести домой и спрятать въ коридор, сказать, что-молъ не выигралъ ничего, а потомъ вдругъ и внести это все… Вотъ бы радости-то было у Аграфены Ивановны, а тутъ бы вынуть дв красненькія кредитки изъ кармана, да и отдать ихъ Врочк на бурнусъ, а… отъ такой блестящей мечты сердце затрепетало, закало у Ивана Ивановича, глаза забгали, онъ засмялся отъ будущихъ удовольствій, и, твердо про себя: авось, попробую… отвернулся отъ соблазнительнаго окошка и скорымъ шагомъ продолжалъ свою дорогу.
Наконецъ онъ достигъ до дому Коссиковскаго, вслдъ за какимъ-то пальто, который Ивану Ивановичу показался Нмцемъ, изъ чего онъ и вывелъ, что и пальто идетъ въ клубъ, онъ забрался съ нимъ во 2-й этажъ.— А! здсь и есть, должно-быть, тихонько сказалъ Иванъ Ивановичъ, когда вошелъ въ не слишкомъ-чистую переднюю, гд толстая физіономія сидла за толстою книгою.— Здсь берутъ билеты? спросилъ онъ толстую физіономію. Та отвчала утвердительно и приставила кончикъ пера къ открытой книг: ‘на чье имя вы пришли?’ спросила она. Иванъ Ивановичъ подалъ записку и 30 коп. серебромъ, въ замнъ чего получилъ билетъ. Тутъ же онъ отдалъ этотъ билетъ другой, довольно-толстой фигур, которую вс мимо-проходящіе съ улыбкою называли Карломъ Иванычемъ, и очутился въ слдующей комнат.— Гд играютъ въ лото? спросилъ онъ у человка въ красномъ жилет, въ которомъ угадалъ лакея. Тотъ довольно отрывисто сказалъ ему нсколько словъ, изъ которыхъ Иванъ Ивановичъ узналъ то, чего желалъ, а посторонній наблюдатель, не имвшій въ голов какихъ-нибудь высшихъ цлей, какъ, напримръ, лото, узналъ бы еще, что человкъ въ красномъ жилет не привыкъ къ хорошему обращенію. Ивану Ивановичу было не до того, онъ почти пробжалъ рядъ немножко закопченныхъ комнатъ, съ воздухомъ, состоящимъ изъ табачнаго дыма и чада отъ какого-то жаренаго и очутился лицомъ-къ-лицу съ завтнымъ колесомъ лото и фортуны и съ завитымъ юношею, который вращалъ это чудное колесо. И колесо и тотъ, въ рукахъ котораго были надежды не многихъ, но всхъ бывшихъ въ этой комнат, стояли выше всего сидящаго и стоящаго, выше гостя съ эполетами и безъ эполетъ, выше стариковъ и молодыхъ, лысинъ и хохловъ.
Изъ этого положенія Иванъ Ивановичъ и заключилъ, что это красное колесо и есть именно то колесо, про которое ему разсказывала Врочка, а юноша, возвышающійся надъ толпою, и есть… Иванъ Ивановичъ обратился къ нему:
— Что, здсь играютъ въ лото? спросилъ онъ.
— Здсь, отвчалъ курчавый юноша.
— Такъ, позвольте узнать, гд-бы достать карту, я хотлъ бы играть.
Курчавый юноша, молча, поворотилъ колесо, изъ котораго и выпалъ шарикъ.— 17-й нумеръ, пожалуйте сюда деньги, сказалъ онъ, указывая глазами на человка съ лысиною, сидящаго за кипою ассигнацій.— Иванъ Ивановичъ съ почтеніемъ взглянулъ на этого почтеннаго человка, у котораго въ рукахъ было такъ много денегъ, а на голов такъ мало волосъ.
Между-тмъ, онъ разстегнулъ сюртукъ, вынулъ изъ боковаго кармана попошеный бисерный кошелекъ, развязалъ его затянутое горло и съ осторожностію вынулъ оттуда кредитку въ три рубли серебромъ. Отдавъ ее кому слдовало, онъ взялъ рубль серебромъ сдачи и положилъ его въ кошелекъ, потомъ пощупалъ пальцами внутренность своего казнохранилища и здсь замтилъ свою ошибку: забывшись, онъ, вмст съ деньгами, назначенными на лото, взялъ съ собою еще три рубли серебромъ, которые завтра надобно было отдать портному. Ахъ, Боже мой! вслухъ, хотя довольно-тихо, сказалъ Иванъ Ивановичъ:— зачмъ я эту-то притащилъ съ собою… ну, да все равно, гд ни лежать ей, сказалъ онъ посл минутнаго раздумья и пошелъ оттискивать свое мсто. Сердце его билось то часто-часто, то вдругъ замирало, и Иванъ Ивановичъ то улыбался, то длался серьзнымъ: между-тмъ, онъ осматривалъ все окружающее его. Точно фабрика какая, думалъ онъ: — дымъ, шумъ, столы, свчи, народъ, сколько народу то, — однихъ играющихъ только вдь девяносто! Девяносто, и всякій хочетъ вдь выиграть, всякій бы такъ и выигрывалъ каждый разъ! Ну, конечно, если есть такіе, какъ я, на-примръ, играютъ для поправленія своихъ длишекъ, или можетъ-быть, и такіе, которые надются выигрышемъ семью прокормить — недлю, мсяцъ.— А то вдь есть, я думаю, много и такихъ, что просто изъ одной жадности играютъ: у самихъ, можетъ-быть, дтей нтъ, а доходу тысячь десять, — а все играютъ, все выиграть хочется. Нтъ, я бы не такъ, будь у меня тысячки въ годъ четыре, такъ я бы не заглянулъ сюда, вишь какой дымъ! Въ это время Иванъ Ивановичъ закашлялся отъ огромнаго облака дыма, пущеннаго, вроятно, не нарочно какимъ-то гостемъ, что и прекратило его философскія размышленія. Онъ не усплъ еще совершенно откашляться, какъ раздался звонъ колокольчика: все засуетилось, задвигалось, и курчавый юноша, проходя мимо играющихъ, подавалъ каждому по карт. Иванъ Ивановичъ съ сердечнымъ трепетомъ взялъ карту, осмотрлъ вс ея нумера, перевернулъ, и на оборот замтилъ цифру: 87 — 17 и 87 — нечетъ, это не худо, подумалъ Иванъ Ивановичъ.— Наконецъ, шумъ нсколько пріутихъ: началась выкличка нумеровъ.
Иванъ Ивановичъ съ напряженнымъ вниманіемъ смотрлъ на карту: глаза его горли, ротъ былъ нсколько открытъ и удлинялся въ улыбку всякій разъ, какъ вышедшій нумеръ былъ у него на карт.— Хорошо, хорошо, шепталъ онъ, взъерошивая виски, когда у него уже было заставлено четыре цифры сряду:— еще бы девять… девять…— Девяносто-девять, произноситъ однозвучнымъ голосомъ выкликающій.— Довольно! громко кричатъ въ другомъ конц комнаты.
— Какъ, выиграно ужь разв, спросилъ Иванъ Ивановичъ у своего сосда, когда пріостановилась перекличка нумеровъ.— Да, отвчалъ сосдъ, стряхивая съ карты стеклышки. Иванъ Ивановичъ машинально послдовалъ его примру, но ему все какъ-то не врилось, что такъ скоро можно выиграть двадцать цлковыхъ, ему все еще казалось, что эту партію выиграетъ онъ, потому-что у него давно уже были заставлены четыре нумера рядомъ. Но очарованіе кончилось, онъ самъ видлъ, какъ курчавый юноша взялъ нсколько ассигнацій и понесъ ихъ въ тотъ конецъ, гд закричали — довольно.— Да, только бы девять, только девяти у меня и недоставало, выйдь девять, я бы выигралъ, а тутъ выходитъ девяносто-девять, и кончено, не правда ли, это предосадно, говорилъ Иванъ Ивановичъ своему сосду.— Да, это часто такъ случается, отвчалъ тотъ и поворотилъ лицо въ другую сторону… Началась новая игра, у Ивана Ивановича опять заставлено, съ самого начала, четыре нумера, и опять онъ не выигралъ. Другая, третья: то же самое. Иванъ Ивановичъ, казалось, приросъ глазами къ карт, щеки его зардлись багровымъ румянцемъ, иногда онъ почти не дышалъ, прислушиваясь, не тотъ ли выходитъ нумеръ, который бы ему былъ нуженъ.. но все напрасно — кончилось и восемь игоръ, а онъ ничего не выигралъ! Не вдругъ же выиграть, можно одиннадцать игоръ проиграть, а двнадцатую выиграть, думалъ Иванъ Ивановичъ, отдавая еще два цлковыхъ:— хоть четыре проиграю, да если выиграю двадцать, все-таки шестьнадцать цлковыхъ въ выигрыш. Началась опять игра. Иванъ Ивановичъ замтилъ, что одинъ изъ его сосдей положилъ карту цифрами на оборотъ, а нумера заставлялъ онъ гривенниками, другой же сосдъ, заставляя нумера, бралъ стеклышко обими руками и тихо переносилъ его на карту, какъ-будто въ немъ было пуда три всу. Это врно для счастья, дай попробую, подумалъ Иванъ Ивановичъ и перевернулъ карту и бралъ стеклышки обими руками, но увы! и это не помогло. Сидвшіе противъ, возл, позади его по-очередно кричали:— довольно, и прятали въ карманы разноцвтныя кредитки, а онъ, какъ какой-нибудь заклятой несчастливецъ, ничего не беретъ, ни разу не кричитъ: довольно… Поставлю послдніе два цлковыхъ, больше проигрывать не могу, шесть ассигновано на лото, и баста! Иванъ Ивановичъ въ ожиданіи игры всталъ, чтобъ пройдтися по комнат. Онъ ходилъ скоро, заложивъ руки за спину, трудно было узнать въ этой раскраснвшейся физіономіи съ нсколько-растрепанными волосами, въ этой быстрой, ршительной походк всегда блднаго, смиреннаго чиновника съ гладко-вычесанною сдою головою, ходившаго всегда тихимъ, ровнымъ шагомъ: казалось, онъ переродился.
— Ба…ба…ба, Иванъ Ивановичъ, закричалъ кто-то позади его въ то время, когда онъ подходилъ къ своему мсту:— какъ, и вы пустились въ лото, браво, врно деньжонокъ-то позавелось у васъ.
Иванъ Ивановичъ оглянулся назадъ и увидлъ двухъ молодыхъ чиновниковъ, служившихъ съ нимъ вмст. Чиновники эти, какъ водится съ мелкими канцелярскими чиновниками, были съ тщательно-завитыми головами и повязанными шарфами, они съ насмшкою немножко нахально смотрли на Ивана Ивановича.
— А, мое почтеніе, господа, сказалъ послдній, протягивая руки.— Что, говорю я, вы врно разбогатли, что пустились въ лото, сказалъ одинъ изъ чиновниковъ.— Иванъ Ивановичъ не зналъ, что отвчать на подобный вопросъ, онъ переминался съ ноги на ногу, подвигаясь тихонько къ своему мсту. Видишь, Курочкинъ, въ какой азартъ пришелъ Иванъ Ивановичъ, покраснлъ какъ ракъ, сказалъ другой чиновникъ.— Я только такъ… я только попытать счастія хотлъ… говорилъ Иванъ Ивановичъ.— Ну, попытайте, попытайте, сказалъ Курочкинъ: — да, смотрите, если допытаетесь (Курочкинъ былъ острякъ), такъ за вами бутылка шампанскаго, не правда ли, Птушковъ?— Конечно, конечно, отвчалъ его товарищъ:— вы намъ должны выставить шампанскаго. Мелкіе чиновники и купеческіе сынки помшаны на шампанскомъ: это ихъ идеалъ, къ которому стремятся лучшіе ихъ помыслы.— Не общаю, господа, я и такъ проигрался, если выиграю, не много чистаго-то выигрышу прійдется, а денегъ у меня, я думаю, знаете, что не много.— Ну, такъ я и думалъ, закричалъ Курочкинъ.— Иванъ Ивановичъ не разступится, не таковъ: онъ рюмкой водки не попотчуетъ.— Да, это извстно, что онъ скупъ, безъ церемоніи говорилъ Птушковъ:— еще сегодня въ департамент разсказывали, что Иванъ Ивановичъ ни разу не прізжалъ туда на извощик.— Господа, можно ли мн тратить на это деньги, вдь у меня семейство.— Да, вдь у Ивана Ивановича есть дочь, врно для нея и копитъ. Признайтесь, много ли накопили ей приданаго, говорилъ Курочкинъ, фамильярно постукивая по плечу старика Ивана Ивановича.— Не много скопите, если будете играть въ лото, возразилъ Птушковъ.
Грустно стало отъ этого замчанія Ивану Ивановичу, онъ проглотилъ слезу, которая давила его горло, онъ бы и не говорилъ, быть-можетъ, съ этими повсами,— еслибъ не зналъ ихъ.— Такъ, значитъ, отъ Ивана Ивановича, какъ отъ козла, ни шерсти, ни молока, allons, Курочкинъ, сказалъ Птушковъ, взявъ пріятеля своего подъ руку, и они вышли въ другую комнату.
Иванъ Ивановичъ слъ на свое мсто, черезъ минуту началась игра, за ней другая, третья,— съиграно уже семь игоръ, а онъ все-таки ничего не выигралъ. Началась восьмая. Послдняя, думаетъ Иванъ Ивановичъ, между-тмъ, какъ глаза его отяжелли отъ свта, жара и отъ слезъ, которыя, онъ чувствовалъ, готовы были брывнуть, но онъ глоталъ ихъ. Кончилась и восьмая игра:— онъ проигралъ. Можно вообразить состояніе его души въ это время: сколько надеждъ убилъ онъ, вмст съ временемъ и деньгами, какъ выло его сердце при воспоминаніи о своей Врочк: да, думалъ онъ, лучше бы мн не играть, а на эти проигранныя деньги купить бы ей что-нибудь, а теперь… и онъ задумался.