Жизнь Диккенса, рассказанная детям, Шиль Софья Николаевна, Год: 1904

Время на прочтение: 17 минут(ы)

БИБЛІОТЕКА И. ГОРБУНОВА-ПОСАДОВА
для дтей и для юношества.

ЖИЗНЬ ДИККЕНСА, РАЗСКАЗАННАЯ ДТЯМЪ.

составилъ
С. Орловскій.

Съ 12 рисунками.

Типо-литографія Т-на И. Н. Кушнеревъ и Ко. Пименовская ул., соб. д.

Москва.— 1904.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

1. О томъ, какъ маленькій мальчикъ бдствовалъ и предавался горькому отчаянію
2. Дла идутъ получше
3. Много работы и веселья и неожиданныя слезы
4. Диккенсъ путешествуетъ
5. Несуществующіе друзья
6. На закат его дней
7. Что оставилъ намъ Диккенсъ

ГЛАВА I.
О томъ, какъ маленькій мальчикъ б
дствовалъ и предавался горькому отчаянію.

Мистеръ Джонъ Диккенсъ былъ хорошій человкъ, добродушный и веселый, только немножко легкомысленный. Онъ служилъ сначала въ Портси, а потомъ въ Чатам {Портси — предмстье города Портсмута, Чатамъ — городъ недалеко отъ Лондона.}, и пока онъ служилъ, его жен и дтямъ жилось хорошо. Но потомъ онъ вздумалъ перехать въ Лондонъ, и тутъ дла его пошли плохо, деньги вс скоро вышли, и мистера Джона посадили въ тюрьму, потому что онъ занялъ много денегъ и не могъ выплатить своихъ долговъ. Мистеръ Джонъ Диккенсъ и его жена очень горевали, когда съ ними случилось такое несчастіе, но еще больше горевали ихъ дти.
Дтей у нихъ было много, шесть человкъ, все маленькіе, старшую дочь звали Фанни, потомъ былъ мальчикъ Чарльзъ и потомъ еще совсмъ крошечные ребята.
Чарльзъ помнилъ себя еще въ Портси, помнилъ, какъ онъ гулялъ съ сестрой Фанни по садику около дома. Но эти воспоминанія были очень смутны: ему шелъ въ то время только третій годъ. Но Чатамъ онъ помнилъ очень хорошо. Онъ былъ въ то время слабенькій мальчикъ и не любилъ шумныхъ игръ съ другими дтьми. Игры у него были свои и занятія свои. Онъ скоро вы — учился читать и постоянно сидлъ надъ книгами, бралъ ихъ у отца, когда хотлъ. Начитался Чарльзъ путешествій и романовъ. про дикарей и разбойниковъ, про разные подвиги и приключенія, и потомъ воображалъ. что и онъ гд-то на необитаемомъ остров, и гулялъ по комнатамъ, вооруженный сапожной колодкой.

0x01 graphic

Мать учила Чарльза читать, писать и даже учила латыни. какъ тогда полагалось. Лотомъ отдали его въ школу. Эту школу Чарльзъ хорошо помнилъ, особенно хорошо помнилъ онъ большой зеленый лугъ, гд школьники играли въ мячъ. Потомъ Чарльзъ помнилъ, какъ его повели въ театръ, и какъ онъ видлъ тамъ удивительныя, страшныя вещи: какъ Макбетъ завладлъ царскимъ престоломъ и какъ ему грозила тнь, и какъ Гамлетъ въ черномъ плать бился на рапирахъ съ Лаэртомъ. Театръ такъ сильно взволновалъ его, что онъ ршилъ и самъ сочинить что-нибудь въ этомъ род, и выдумалъ трагедію: ‘Масмаръ, индйскій султанъ’, и трагедія эта была розыграна въ дтской.
Чарли росъ, какъ вс дти средняго круга: учился, читалъ, игралъ, выдумывалъ свои собственныя сказки, пока вдругъ не грянула бда: они перехали въ Лондонъ и обднли.
Въ такомъ большомъ город, какъ.. Лондонъ, скучно жить дтямъ, потому что нтъ имъ простору. Къ тому же мистеръ Диккенсъ нанялъ квартиру въ бдномъ квартал, гд улицы были и тсны и грязны. Передъ окнами былъ садикъ, но какой жалкія, чахлыя деревья, растрепанная, срая отъ пыли трава. Рядомъ жила прачка, а напротивъ — полицейскіе. Но нечего было длать: приходилось беречь каждый грошъ.
Главная-то бда была въ томъ, что Чарли уже не пришлось ходить въ школу. Онъ былъ нуженъ дома. Онъ няньчилъ меньшихъ дтей, кормилъ ихъ, мылъ и одвалъ, чистилъ платье и сапоги отцу, который, несмотря на бдность, не прочь былъ пофрантить, Чарли бгалъ и въ лавочку, когда было нужно.
Каково все это было мальчику, любившему ученье, легко можно себ представить. И онъ горевалъ втихомолку, и все надялся, что не вчно же такъ будетъ, попадетъ онъ еще въ школу.
Всего тяжеле было, когда мистеръ Диккенсъ посылалъ Чарльза къ старьевщику съ вещами. Продавали всякія домашнія вещи и книги. Старьевщикъ бранился, хитрилъ, не хотлъ давать денегъ, и Чарльзъ, глотая слезы, умолялъ прибавить нсколько копекъ. Потомъ старьевщикъ отдавалъ ему деньги и заставлялъ на прощанье спрягать латинскіе глаголы.
Еще ужасне было продавать книги, любимыя книги Чарли! Букинистъ часто пугалъ мальчика, потому что любилъ выпить, и тогда бушевалъ и кричалъ, жена его потихоньку на лстниц покупала книги. Когда же онъ былъ трезвъ, то бралъ книгу, пренебрежительно разглядывалъ ее, щупалъ переплетъ и небрежно бросалъ въ корзину, а Чарльзу давалъ нсколько мелкихъ монетъ.
Дома отецъ и мать думали и гадали, какъ бы поправить дла. Мистеръ Джонъ Диккенсъ былъ предпріимчивъ. Онъ выдумалъ открыть школу для дтей, поскоре нанялъ большой домъ, на дверяхъ прибили большую вывску: ‘учебное заведеніе’ и стали ожидать учениковъ. Чарльзу опять пришлось бгать: онъ разносилъ въ разные дома печатное объявленіе, въ которомъ расхваливалась новая школа. Однако и эта затя мистера Джона оказалась мыльнымъ пузыремъ: никто не врилъ осывлешямъ, никто не приводилъ дтей, а въ самой школ тоже никакихъ приготовленій не длалось. Такъ все и кончилось ничмъ.
На эту затю ушли послднія деньги, мистеръ Джонъ былъ долженъ очень много разнымъ людямъ, въ лавочк бранились, не хотли давать въ долгъ ни хлба, ни крупы, ни говядины. Если прежде Чарльзъ думалъ, что уже хуже нельзя жить, то теперь ему пришлось узнать еще боле печальную жизнь.
Отца отвели за долги въ тюрьму. Онъ плакалъ и восклицалъ: ‘Теперь для меня зашло солнце на вки!’ Дти рыдали, мать была въ отчаяніи. Вскор и мать съ меньшими дтьми поселилась въ тюрьм съ мужемъ, и для Чарльза начались самые тяжелые дни.
Бдный мальчикъ! Онъ испыталъ униженіе, голодъ, стыдъ: онъ отчаивался, думая, что уже никогда не попадетъ въ школу и не будетъ учиться тому, чему учатся его сверстники, онъ жилъ, какъ сирота, среди чужихъ людей.
Вотъ какъ все случилось.
Когда мистеръ Диккенсъ обнищалъ, одинъ молодой человкъ, его родственникъ, предложилъ ему, не хочетъ ли онъ отдать Чарльза въ работники. У этого господина была фабрика ваксы, и ему нужны были мальчики. Мистеръ Джонъ былъ уже такъ удрученъ своими несчастіями, что не подумалъ, каково будетъ Чарльзу работалъ на фабрик, онъ ужасно обрадовался предложенію родственника и сейчасъ же согласился на него.,
Итакъ, для маленькаго мальчика началась новая жизнь.
Фабрика ваксы помщалась въ старомъ полуразрушенномъ дом. Передъ домомъ протекала рка Темза, улицы и переулки кругомъ были тсны и грязны, по сосдству жили все бдняки. Въ старомъ дом съ незапамятныхъ временъ поселились крысы, ихъ было такое множество, что и днемъ он такъ и шныряли по лстницамъ, а ночью нельзя было заснуть отъ ихъ возни, шума. и писка.
Когда господинъ привелъ Чарльза на фабрику, онъ поместилъ его въ маленькомъ чулан недалеко отъ конторы. Сейчасъ же къ нему явился мальчикъ въ разорванномъ передник и бумажномъ колпак, его звали Бобъ Фатинъ. Бобъ показалъ ему, какъ нужно завязывать баночки съ, ваксой. Нужно было сначала покрыть банку промасленной бумагой, потомъ уже толстой синей, обвязать шнуркомъ, подрзать кругомъ бумагу, и когда, такимъ образомъ, были готовы дюжины дв баночекъ, наклеивать на нихъ печатные ярлыки.
Дло было не трудное, и Чарльзъ скоро ему научился, но скоро ему прискучило все завязывать и завязывать банки въ полномъ одиночеств. Къ счастью его перевели въ общую комнату, гд работали мальчики въ бумажныхъ колпакахъ и между ними Бобъ.
Комната, гд приходилось работать теперь Чарли, была пропитана копотью и плсенью, въ первую минуту казалось, что и дышать тутъ нечмъ. Работники вс были заняты своимъ дломъ: кто завязывалъ банки, кто упаковывалъ готовыя банки въ ящики. кто мылъ и скоблилъ старыя. Мальчики были старше Чарльза, кром того тутъ же работали взрослые. Вс эти люди бранились и смялись, кричали и спорили. Чарли, такой маленькій и молчаливый мальчикъ, удивлялъ ихъ всхъ своею вжливостью, онъ не ругался ни съ нмъ и всегда отвчалъ учтиво. Тогда вс ршили, что его нужно звать ‘джентльменомъ’.

0x01 graphic

Худо жилось ‘джентльмену’ среди грубыхъ людей. Мальчики не прочь были и стащить, что плохо лежало, а по вечерамъ шатались по улицамъ и заходили въ кабаки.
Чарли жилъ среди нихъ точно на необитаемомъ остров, онъ охотне всего молчалъ и усердно завязывалъ да завязывалъ банки. Противная работа надола, но еще больше надолъ шумъ, брань, безсовстная ложь и грубость людей.
Ночью, когда онъ приходилъ къ себ домой,— а ‘домомъ,’ его сбылъ чуланчикъ у старухи. содержавшей нчто въ род пріюта для (бдныхъ дтей, — ночью онъ лежалъ на своемъ соломенномъ тюфяк и думалъ о своей жизни. горевалъ и часто плакалъ.
Чарли былъ такъ гордъ, что никому не говорилъ, какъ плохо ему жить на ваксильной фабрик, единственнымъ свидтелемъ его слезъ была его подушка. Чуланчикъ его помщался на чердак, и въ оконце подъ крышею мальчикъ могъ видть небо. И, глядя на звзды, бдный мальчикъ часто спрашивалъ себя, неужели онъ такъ и останется неучемъ на всю жизнь и вчно будетъ завязывать банки.
Потомъ онъ начиналъ экзаменовать самъ себя, и каково же было его горе, когда онъ замчалъ, что уже начинаетъ забывать многое, чему учился въ школ.
Второю его бдою было то, что онъ постоянно голодалъ. Ему платили очень мало за работу, и надо было ухитриться, чтобы заработанныхъ денегъ хватило до понедльника, когда давали жалованье. А Чарли былъ еще такъ малъ, что иногда соблазнялся и покупалъ себ черствыхъ сладкихъ пирожковъ, и тогда не хватало на хлбъ. Случалось, что уже въ пятницу вс деньги были продены, и тогда мальчикъ бродилъ по улицамъ голодный, стоялъ передъ окнами лавокъ и засматривался на апельсины и колбасу. Когда же хозяева дарили ему за усердіе нсколько копекъ, онъ немедленно тратилъ ихъ на лакомства.
Потомъ ужъ онъ поумнлъ и сталъ поступать такъ: вс деньги длилъ онъ на равныя части, завертывалъ въ 6 пакетиковъ и держалъ ихъ въ ящик: на каждомъ пакетик былъ написанъ день: понедльникъ, вторникъ и такъ дале, и полагалось каждый день тратить только то, что было завернуто въ соотвтствующую бумажку.
Чарльзъ ходилъ ужинать въ тюрьму къ своимъ родителямъ, но никто изъ его товарищей не зналъ этого. Мальчикъ скрывалъ, что съ его отцомъ случилась такая бда. Разъ на фабрик онъ почувствовалъ себя дурно и упалъ. Онъ былъ болзненный ребенокъ, а отъ голода еще больше ослаблъ. Когда ‘джентльменъ’ вдругъ упалъ, вс рабочіе испугались и бросились его поднимать.
Чарли пролежалъ весь день больной и слабый. Вечеромъ нужно было уходить домой. Ршили, что онъ одинъ не доберется до дому, и Бобъ Фатинъ вызвался его проводить. Чарльзъ всячески старался отвязаться отъ него, но тотъ ни за что не хотлъ отпустить его одного. Нечего длать, пошли вмст. Тогда Чарльзъ простился съ Бобомъ, у чужого дома и сказалъ, что тутъ его квартира. А на случай, если бы Бобъ вздумалъ обернуться, Чарльзъ постучалъ въ дверь, и когда отворила служанка, преспокойно спросилъ: ‘Сударыня, не здсь ли живетъ мистеръ Бобъ Фагинъ?’
Такъ и не узнали, что онъ шелъ къ своимъ въ тюрьму.
Проходили недли и мсяцы, а Чарльзъ все работалъ на фабрик. Бдный заброшенный мальчикъ, плохо одтый, голодный, ни отъ кого не слышалъ утшенія и ласки, жилъ грустный и молчаливый, съ глубокимъ отчаяніемъ въ душ. Удивительно, какъ онъ не заразился дурными примрами товарищей, не сдлался бродягой, воришкой или пьяницей!
Прошло цлыхъ три года, и уже Чарльзу начинало казаться, что онъ всю свою жизнь будетъ, такимъ несчастнымъ. Онъ огрублъ въ своихъ пpивычкахъ, сталъ неряшливъ.. и съ перваго взгляда никто не подумалъ бы, что въ этомъ маленькомъ, грязно одтомъ рабочемъ живетъ благородная, страдающая и нжная душа.

ГЛАВА II.
Д
ла идутъ получше.

Что же длалъ тмъ временемъ мистеръ Джонъ Диккенсъ? Онъ жилъ съ семьей въ тюрьм и жилъ недурно. Иногда онъ хандрилъ, а чаще былъ доволенъ своей жизнью, игралъ на билліард съ другими заключенными, которые попали въ тюрьму тоже за долги, и устроилъ даже ‘клубъ’, гд вечеромъ вс жители тюрьмы проводили превесело время. Мистеру Джону и въ голову не приходило, что сынъ его тмъ временемъ такъ не — счастливъ и одинокъ. Онъ строилъ великолпные планы будущаго, когда у него опять будутъ средства, и уже обдумывалъ разныя зати,— какой домъ онъ себ тогда выстроитъ и какъ его уберетъ. Когда Чарли приходилъ ужинать въ тюрьму, ему разсказывали объ этихъ планахъ, и никому не являлась мысль спросить у мальчика, отчего онъ такъ худъ и блденъ?.. Разъ только онъ не вы — терплъ и расплакался. Тогда мистеръ Джонъ Диккенсъ., пораженный, сталъ его утшать и ободрять, и ршили, что Чарли будетъ приходить въ тюрьму не только ужинать, но и завтракать. А главное, мистеръ Джонъ совтовалъ ему не унывать, потому что счастье наврное еще придетъ! Наврное!
И дйствительно, счастье пришло.
Кто-то изъ дальнихъ родственниковъ умеръ, и мистеръ Диккенсъ получилъ наслдство, хотя и небольшое. Вся семья сіяла восторгомъ. Поскоре заплатили долги, и вотъ насталъ тотъ блаженный день, когда двери тюрьмы растворились, и узники получили свободу.
Мистеръ Джонъ Диккенсъ опять носился съ новыми планами и замышлялъ разные способы, какъ бы разбогатть. Вспомнилъ онъ и про сына, и ршилъ, что унизительно ему оставаться на фабрик. Чарльзъ оставилъ свою работу, Какъ онъ волновался, какъ радовался, когда навсегда покинулъ ненавистный старый домъ на берегу Темзы!..
Старая, тяжелая и ужасная жизнь кончилась, начиналось что-то новое, давно желанное.
Чарльзъ поступилъ въ школу и опять сидлъ вмст съ другими мальчиками въ класс, какъ будто онъ никогда и не работалъ на ваксильной фабрик. Школа была довольно плохая, но она носила громкое названіе: ‘Классическая и коммерческая академія Вашингтонгаузъ’. Учителя плохо знали то, чему учили, мальчиковъ часто наказывали, били и сажали въ темный карцеръ. Но посл ваксильной фабрики и эта школа показалась Чарльзу раемъ! Онъ воспрянулъ духомъ, съ жаромъ сталъ учиться, и скоро сдлался однимъ изъ лучшихъ учениковъ. Тяжелый гнетъ былъ снятъ съ его души, онъ пoвecеллъ, сталъ живымъ и шаловливымъ мальчикомъ. Друзей у него набралось много, и никогда онъ не отставалъ отъ нихъ, если придумывали какую-нибудь забаву. Много было тамъ всякихъ продлокъ и затй. Мальчики воспитывали въ своихъ пюпитрахъ (ящикахъ классныхъ столовъ) смлыхъ мышей и дрессировали ихъ, прикидывались нищими и выпрашивали на большой дорог подл школы милостыню, особенно у старыхъ, жалостливыхъ барынь, выдумывали свой таинственный языкъ и писали на немъ тарабарщину, и еще много было въ ‘академіи’ всякихъ выдумокъ и проказъ.
Чарльзъ скоро сталъ общимъ любимцемъ. У него былъ еще замчательный талантъ разсказывать сказки, страшныя происшествія, отъ которыхъ, волосы становились дыбомъ и замирало сердце. Ночью, при блдномъ свт луны, заглядывавшей въ окошко спальни, Чарльзъ разсказывалъ товарищамъ страшныя, удивительныя и длинныя исторіи. Онъ вспоминалъ все, что прочелъ еще въ Чатам въ книгахъ отца, и хотя иногда перевиралъ исторіи и передлывалъ ихъ по-своему, но разсказъ его былъ всегда увлекателенъ. Среди безмолвія ночи, въ темнот, мальчики собрались вокругъ него и, затаивъ дыханіе, слушали иногда по цлымъ часамъ. Никому не хотлось спать. И самъ разсказчикъ увлекался и говорилъ, говорилъ безъ конца. Иногда, посл окончанія какого-нибудь длиннйшаго романа, школьники тайкомъ угощались въ темнот лакомствами, присланными изъ дому.
Чарльзу минуло 15 лтъ, когда оказалось, что мистеръ Диккенсъ прожилъ вс деньги, полученныя въ наслдство. Опять семейству грозила тюрьма и бдствія. Тогда мистеръ Диккенсъ ршилъ писать въ газетахъ и тмъ зарабатывать кусокъ хлба для своихъ. За Чарльза уже нельзя было платить въ школу, и мальчикъ вышелъ изъ знаменитой ‘академіи’, напутствуемый добрыми пожеланіями товарищей.
Чарльзъ поступилъ писцомъ къ адвокату. У адвоката бывали разные люди, богатые и бдные, смшные и забавные, а также очень жалкіе и несчастные, вс они приходили къ адвокату по дламъ и просили помочь имъ. Чарльзъ, сидя за своимъ столомъ, исподтишка наблюдалъ ихъ и очень забавлялся, видя, какъ много приходитъ странныхъ и интересныхъ людей.
Казалось, будто опять для Чарльза закрылся путь къ ученью, и ему суждено остаться на всю жизнь жалкимъ писцомъ. Но Чарльзъ былъ теперь уже не дитя. Онъ возмужалъ въ школ и окрпъ здоровьемъ, а вмст съ здоровьемъ въ его душ родилась отвага и бодрая увренность въ себ. Онъ и не подумалъ унывать. Онъ уже зналъ, что всякій человкъ и безъ школы можетъ быть образованнымъ.
Пользуясь каждой свободной минутой, онъ принялся читать и учиться самъ. Въ Лондон есть богатая, прекрасная библіотека въ ‘Британскомъ Музе‘. Огромное множество книгъ на разныхъ языкахъ хранится тамъ, и всякій можетъ приходить и читать ихъ. Чарльзъ поспшилъ туда и уже не за сказки и не за романы заслъ онъ, а за научныя книги.

0x01 graphic

Потомъ, видя какъ бдствуетъ семья, Чарльзъ сталъ придумывать другое занятіе для себя и ршился учиться стенографіи {Искусство быстро писать, сокращая слова.}. Человкъ, знакомый съ этимъ искусствомъ могъ зарабатывать много денегъ, потому что въ суд и въ парламент {Высшее правительственное учрежденіе Англіи.} требовались такіе люди, которые могли бы записать слово въ слово рчи судей и министровъ.
Чарльзъ принялся за стенографію. Она давалась, ему не легко, скучно было заучивать вс крючки и хвостики, которые обозначали сокращенія словъ. Но что подлать! Нужно было одолть эту премудрость и запомнить, что значатъ затйливыя фигурки изъ точекъ, кружковъ и полукруговъ, что выражаютъ вс эти загибы, перегибы, и черточки, похожія на мушиныя лапки, петельки и зигзаги. Даже во сн грезились они Чарльзу.
Одолвъ эту азбуку, Чарльзъ принялся писать ею, и тутъ еще больше удивился, когда узналъ, что не только слова сокращаются крючкомъ или хвостикомъ, но даже цлыя фразы. Долго не могъ онъ запомнить, что безсмысленная фигура въ вид паутины означаетъ ‘ожиданіе’, а каракуля въ форм ракеты значитъ: ‘невыгодный’. Иногда, просидвъ нсколько часовъ надъ этой тарабарщиной, Чарльзъ чувствовалъ страшную головную боль и со страхомъ замчалъ, что, заучивая новое, онъ сейчасъ же забываетъ старое.
Но онъ работалъ неутомимо, поставивъ себ за правило всякому длу предаваться вполн, выли силами своей души. Энергія и усиленный, настойчивый трудъ — вотъ что должно привести къ блестящему результату, думалъ онъ. Ничего что стенографія оказалась и скучной и страшно трудной,— Чарльзъ одоллъ ее. Въ это время онъ исключительно посвятилъ себя этому труду и точно забылъ, что есть на свт удовольствія и веселье.
Черезъ два года Чарльзъ Диккенсъ былъ уже однимъ изъ лучшихъ стенографовъ въ Лондон: такъ быстро и врно умлъ онъ записывать рчи.
Въ большой газет нуженъ былъ стенографъ, чтобъ ходить на засданія въ парламентъ и записывать рчи министровъ и возраженія выборныхъ. Чарльзъ Диккенсъ принялъ на себя эту службу. Онъ здилъ въ парламентъ и тамъ, на задней скамейк, въ старой галлере нижней палаты {Въ англійскомъ парламент дв палаты: верхняя и нижняя, въ верхней засдаютъ вельможи-лорды, въ нижней — выборные отъ горожанъ, земледльцевъ и рабочихъ.} наскоро записывалъ значками вс рчи слово въ слово. Иногда редакторъ газеты посылалъ его куда-нибудь въ глушь, въ деревню, гд долженъ былъ говорить рчь народу какой-нибудь министръ или выборный. Тогда ему приходилось переписывать каракули стенографіи въ карет, летвшей со скоростью 15-ти миль въ часъ, при тускломъ свт фонаря, держа листокъ бумаги на ладони. Для того, чтобы привезти своей газет извстія раньше всхъ другихъ, Чарльзу Диккенсу приходилось порою скакать и верхомъ, потомъ нанимать лошадей въ первой попавшейся деревн и мчаться дальше, въ дождь и втеръ, въ бурю и въ непогоду, по грязной проселочной дорог. Бывали и несчастія: вдругъ свалится колесо или лопнетъ ободъ, или лошади, измученныя скачкой, не смогутъ двигаться отъ усталости, или извощикъ окажется пьянымъ и завезетъ въ другую сторону, перепутавъ дороги. Случалось ему бывать на собраніяхъ гд-нибудь въ пол, во двор замка, и подъ проливнымъ дождемъ кое-какъ записывать рчи.
Много было въ такой жизни труднаго, но она нравилась Чарльзу Диккенсу. Ему весело было здить то туда, то сюда, гнать, спшить и являться со своими мелко исписанными листками первымъ въ свою газетную редакцію. Шумныя собранія, остановки въ захолустныхъ трактирахъ и гостиницахъ, засданія суда и разныхъ обществъ, — все это возбуждало энергію и требовало кипучей дятельности.
А сколько людей приходилось ему видть въ это время и въ столиц, и въ маленькихъ городишкахъ, и въ селахъ! Люди такъ и мелькали передъ нимъ, и его удивительная живая память схватывала подробности ихъ одежды, домашняго быта и нравовъ, онъ все запоминалъ, все складывалъ куда-то въ кладовую своей памяти и потомъ описывалъ ихъ въ своихъ книгахъ.
Да, наконецъ-то онъ принялся за свое настоящее дло, сталъ писать разсказы и повсти. Сначала онъ самъ не врилъ, что у него есть даръ писать разсказы, и роблъ, предлагая первые свои опыты редактору газеты. Но уже съ первыхъ его разсказовъ было видно, какой огромный у него талантъ, какъ хорошо онъ знаетъ жизнь и людей и какъ удивительно уметъ изображать ихъ, Чарльзу Диккенсу можно было, наконецъ, бросить стенографію и заняться своими разсказами.
Если бы маленькій Чарли, плакавши безутшно въ своемъ чуланчик, могъ знать, какая слава его ожидаетъ впереди! Можетъ быть онъ не такъ отчаивался бы, что не учится въ школ!.. Но разв могъ знать маленькій, заброшенный мальчуганъ, что эта тяжелая, скучная жизнь лучше всякой школы научитъ его понимать и жалть людей.

ГЛАВА III.
Много работы и веселья и неожиданныя слезы.

И вотъ Чарльзъ Диккенсъ — любимый, знаменитый писатель. Люди кланяются ему на улиц, считаютъ за счастье познакомиться съ нимъ, пожать, его руку, а книги его покупаются нарасхватъ въ Лондон, и въ плохихъ гоpодишкахъ, и даже переводятся на другіе языки.
Онъ уже не бдствуетъ, не голодаетъ со своей семьей, а живетъ въ хорошемъ дом съ садомъ, вмст съ красавицей-женой и маленькимъ дтьми. У нихъ всегда весело и шумно: постоянно гостятъ сестры жены, молодыя двушки, которыя возятся съ дтьми, поютъ, хохочутъ, шалятъ. И старики, мистеръ Джонъ Диккенсъ и его жена, тоже на закат своихъ дней живутъ отлично: Чарльзъ нанимаетъ для нихъ отличный домъ въ предмстьи, и мистеръ Джонъ можетъ спокойно предаваться своимъ великолпнымъ планамъ.
Въ кабинет каждое утро сидитъ за письменнымъ столомъ знаменитый писатель. Никто не сметъ тревожить его. Онъ пишетъ, пишетъ листокъ за листкомъ, задумается, подперевъ рукою голову, его каштановые кудри падаютъ въ безпорядк на высокій лобъ, голубые глаза полны мысли. Онъ думаетъ надъ своими героями. Иногда улыбнется, и снова перо бгаетъ по бумаг, листокъ за листкомъ откладывается въ сторону. Бываетъ и такъ: Диккенсъ сидитъ и плачетъ, — жалко ему своего героя, его страданій и несчастій, которыя онъ самъ же и выдумалъ, а то хохочетъ до слезъ, описывая забавныхъ людей и ихъ смшныя, глупыя похожденія. Писатель работаетъ усердно, каждый день онъ, не отрываясь, пишетъ за своимъ столомъ все утро. Иногда торопится кончить книгу, — сидитъ и по ночамъ, и долго свтится огонь въ его кабинет.

0x01 graphic

Чтобъ отдохнуть, Диккенсъ уходилъ гулять. Уходилъ онъ всегда одинъ, потому что люди помшали бы ему. Гуляя и отдыхая, онъ все-таки ни на минуту не переставалъ подмчать все интересное, наблюдалъ людей, которые встрчались, со многими знакомился и узнавалъ, какъ они живутъ.
Такъ ходилъ онъ по улицамъ и переулкамъ Лондона, этого огромнаго города, похожаго на муравейникъ. Гулялъ и въ хорошую погоду, и подъ проливнымъ дождемъ и, кажется, не было въ Лондон такого уголка, гд бы онъ не побывалъ но нсколько разъ. Только одно мсто онъ обходилъ постоянно, ни за что не хотлъ пройти тамъ: это былъ берегъ Темзы, гд стояла знаменитая ваксильная фабрика, и шла улица оттуда къ тюрьм, гд сидлъ его отецъ. Только много лтъ спустя, когда весь этотъ кварталъ былъ перестроенъ, Диккенсъ ршился пройти по тмъ мстамъ, гд столько выстрадалъ ребенкомъ.
Диккенсъ горячо любилъ большой, шумный и трудолюбивый Лондонъ, его великолпные дворцы и соборы, большіе мосты черезъ Темзу, запруженную кораблями и барками. Лучше ничего не могъ онъ себ представить, какъ видъ города въ сумерки. Онъ любилъ стоять долго-долго на Ватерлооскомъ мосту и задумчиво смотрлъ на огромныя зданія, окутанныя туманомъ и мглою,— смотрлъ какъ въ гаснущемъ свт блднла даль рки, какъ все покрывалось дымкой, и блые паруса выступали надъ кораблями точно привиднія. Въ сумерки маленькіе переулочки казались еще угрюме, еще несчастне, чмъ днемъ, люди скользили какъ тни, казалось, что въ каждомъ дом совершается что-то страшное и таинственное.
Диккенсъ ходилъ и смотрлъ, смотрлъ и думалъ, а потомъ вспоминалъ свои мысли и впечатлнія и описывалъ ихъ въ своихъ разсказахъ. Кипучая его работа отражалась и на лиц его. Выраженіе его лица было энергическое, ршительное и озабоченное. Въ то время, какъ онъ писалъ одну повсть, онъ уже задумывалъ новую. Только вечеромъ. когда у него собирались гости, онъ забывалъ свои труды и тогда веселился больше всхъ.
Лтомъ на дач въ семь Диккенса было всегда шумно. Гостили свояченицы, молодыя веселыя двушки, гостили писатели и студенты, художники и актеры. Чего-чего только не затвали они! Игры въ мячъ, стрльбу въ цль, метаніе диска, упражнялись на гимнастик, чтобы развить силу, бгали no лугамъ взапуски. Когда же по вечерамъ Чарльзъ Диккенсъ забавлялъ своихъ гостей разсказами о томъ, что онъ видлъ и подслушалъ во время скитаній своихъ по городу — вс слушали его съ увлеченіемъ и весело смялись…
Хорошо жилось въ это время Диккенсу, но онъ не забывалъ, что есть на свт и бдные, несчастные люди, не забывалъ своего ужаснаго дтства, хотя никому не разсказывалъ о себ, онъ всмъ помогалъ, кто только обращался къ нему съ просьбою помочь, и если случалось, что его обманывали ловкіе мошенникъ, онъ только добродушно смялся и самъ же разсказывалъ, какъ ловко его обошли.
Никому не разсказывалъ онъ, какъ бдствовалъ въ дтств,, какъ голодалъ и отчаивался, даже его красавица-жена ничего не знала о томъ времени. Но воспоминанія о немъ темною тнью лежали надъ душою Диккенса. И случалось, что во сн онъ снова видлъ себя несчастнымъ ребенкомъ, видлъ ваксильную фабрику, грубыхъ и грязныхъ людей, видлъ, что голодаетъ и плачетъ, какъ бывало,— и съ ужасомъ просыпался и вспоминалъ, что все это сонъ.
Только передъ самой смертью ршилъ Диккенсъ разсказать про свое несчастное дтство своему любимому другу Форстеру.

0x01 graphic

Хорошо жилось Диккенсу среди веселой и дружной семьи, неутомимо работалъ онъ и чувствовалъ себя очень счастливымъ. Одно только горе омрачало эти прекрасные дни. У жены его была молоденькая сестра, миссъ Мери, она жила у Диккенса и всегда была весела какъ птичка. Диккенсъ очень любилъ ее. И вотъ случилось, что миссъ Мери вдругъ умерла. Вс горевали, но Чарльзъ Диккенсъ больше всхъ. Онъ такъ былъ огорченъ, пораженъ, что не могъ даже работать. Онъ бросилъ вс свои труды и поскоре ухалъ изъ Лондона. Мысль о томъ, что эта милая, веселая, добрая двушка умерла — страшно угнетала его. Потомъ онъ успокоился, но все-таки никогда не забывалъ ее. Жилъ ли онъ у себя въ Лондон, или путешествовалъ или работалъ,— всегда думалъ онъ о миссъ Мери. Ему казалось, что она была свжимъ, нжныхъ цвточкомъ, который погибъ отъ холоднаго дыханія зимы. Когда онъ сталъ писать новую книгу, ‘Лавка древностей’, онъ изобразилъ въ ней милую двушку. ‘Маленькая Нелли’, назвалъ онъ ее, и съ какою любовью описывалъ ея жизнь! Когда же надо было описывать, какъ маленькая Нелли умирала, Диккенсъ безутшно плакалъ, словно она была живая, а не выдуманная имъ самимъ двочка. Онъ живо вспоминалъ тогда миссъ Мери, и старая грусть снова воскресала въ его душ.
Смерть миссъ Мери была единственнымъ несчастіемъ, омрачившимъ свтлую, пріятную и веселую жизнь Диккенса въ эти годы.

ГЛАВА IV.
Диккенсъ путешествуетъ.

Диккенсъ вообще былъ очень живой и подвижный человкъ, и путешествовать для него было величайшимъ удовольствіемъ. Когда онъ сталъ богатъ, онъ часто узжалъ изъ Лондона и Англіи и посщалъ разныя страны.
Первое его путешествіе было въ Шотландію. Онъ всегда мечталъ о Шотландіи. Чудныя горы, голубыя озера, дремучіе лса, водопады и свтлыя быстрыя рчки — все это увидлъ онъ. Увидлъ старые замки, гд въ давно-минувшія времена жили грозные бароны, увидлъ таинственные ущелья и родники, съ которыми были связаны страшныя сказанія и старинныя псни.
Вернувшись изъ Шотландіи, онъ сталъ уже мечтать о другомъ, далекомъ путешествіи. Отчего бы не перехать черезъ океанъ, отчего бы не посмотрть, какова Америка, — думалъ онъ про себя. Американцы были большими почитателями его, и онъ былъ увренъ, что они встртятъ его дружелюбно. И чмъ больше онъ думалъ объ Америк, тмъ больше его тянуло туда. Наконецъ, онъ не выдержалъ и объявилъ, что подетъ въ Америку. Жена сказала, что не пуститъ его одного. Но куда же двать дтей? А ихъ было уже четверо, дв двочки и два мальчика. Нашлись родственники, которые взяли дтвору къ себ. И вотъ, зимою Диккенсъ и его жена сли на большой пароходъ, чтобы въ первый разъ переплыть океанъ.
Страшно было хать моремъ. Зимою оно часто бушуетъ. Пароходъ качало въ волнахъ, точно щепку. Пришлось перенести страшную бурю. Вс думали, что волны разобьютъ и потопятъ пароходъ: вс плакали и молились. Къ счастью, пароходъ оказался крпкимъ и выдержалъ бурю.
Такъ доплыли они до Америки, и тамъ все было забыто: и опасности, и страхъ. Диккенса встртили, какъ короля. Во всхъ городахъ, куда онъ ни прізжалъ, люди съ восторгомъ привтствовали знаменитаго писателя, прізжали нарочно за тысячи верстъ, чтобы взглянуть на него, приглашали на торжественные обды, говорили рчи, восхваляли его и благодарили за удовольствіе, которое онъ доставилъ всмъ своими книгами. И въ конц-концовъ не мало надоли ему. Стоило Диккенсу выйти на улицу, сейчасъ за нимъ шла толпа любопытныхъ, дома каждую минуту звонили, являлись постители, отъ нихъ нельзя было никуда спрятаться. Диккенсъ со смхомъ писалъ своему другу:
‘На балу меня окружаетъ такая толпа, что я задыхаюсь. Въ церкви народъ не слушаетъ про — повди священника и смотритъ на меня. Даже въ вагон кондуктора разговариваютъ со мной. На станціяхъ, если я выйду выпить стаканъ воды, сотни зрителей собираются смотрть, какъ я открываю ротъ и глотаю’.
Диккенсу пріятно было видть, какъ его любятъ американцы, но назойливость ихъ и любопытство скоро надоли ему и жестоко отравляли его пребываніе въ Америк.
Онъ съ обычной своей проницательностью всматривался въ жизнь и особенности американцевъ, подмчалъ все смшное и странное, видлъ и дурное, и по своей всегдашней откровенности часто высказывалъ, что ему не нравится и кажется нехорошимъ.
Онъ писалъ замтки о своемъ путешествіи, и часто приходилось ему записывать темныя стороны американской жизни. Особенно ужасными показались ему американскія тюрьмы. Заключенные сидли тамъ въ одиночку, въ крошечныхъ камерахъ, ихъ не выпускали гулять цлыми недлями, мсяцами и даже годами. Въ одной такой камер Диккенсъ увидлъ мальчика десяти лтъ. Онъ съ удивленіемъ спросилъ, какое злое дло совершилъ ребенокъ.
— Онъ не преступникъ, сэръ, — добродушно отвтилъ сторожъ, — онъ только свидтель по одному длу.
— И вы не находите, что жестоко запирать ребенка въ тюрьму?— вскричалъ Диккенсъ.
— Не знаю,— сказалъ сторожъ.— Правда, здсь жить не особенно весело.
Диккенсъ горячо возмущался такими порядками и всмъ открыто высказывалъ свое мнніе — и въ вагонахъ, и на пароходахъ, и въ собраніяхъ, гд его осаждали любопытные.
Когда вышла въ свтъ его книга о путешествіи въ Америку, американцы страшно обидлись, когда прочитали
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека