Лондонские известия, Английская_литература, Год: 1803

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Лондонские известия от 15 февраля

Полковник Деспард и совиновники его, уличенные в злом умысле против жизни королевской и государственной безопасности, осуждены присяжными на смерть, но поручены милости его величества. Сей гнусный заговор может быть изъяснен одним безумием Деспарда. По некоторым лондонским известиям, он и прежде сходил с ума. Однажды, встретясь с жидом Давидом Леви, Деспард за тайну открыл ему, что он есть мессия! Читая ужасный приговор судей, объявленный преступникам, всякий пожелает, чтобы сия старинная варварская форма осуждения была отменена в Англии. Слова: ‘вас повесят, но еще живым снимут с виселицы, вырвут сердце, сожгут его в глазах ваших, и проч..’ недостойны языка человеколюбивых законов Англии. Известно, что это (к счастью!) одни слова, которые в самом деле не исполняются: преступников только вешают, но для чего же не уничтожить сей формы, напоминающей гнусное варварство старины? — Думают, что король, пользуясь славным правом милости, избавит от казни сих безумных злодеев, и что они будут только на всю жизнь заключены в темницу.
Следующее извлечение из лондонского журнала the Sun дает понятие о разных нынешних партиях в Англии: ‘Издавна парламент делился на две стороны: на друзей и врагов министерства, а теперь видим множество партий. Нынешние министры, вступив в должность, торжественно объявили, что они одобряют систему их предшественников. Друзья Гренвилей пристали к ним. Питт объявил себя защитником министров и сдержал слово, однакож некоторые из Питтовых друзей не хотели следовать его примеру. Фокс, Шеридан и другие старинные неприятели министерства почти не спорили с ним, а некоторые из них явно одобрили его систему: между прочими г. Тирней. — После того многое переменилось. Гренвили и Виндам сделались жаркими врагами министерства, а Фокс и Шеридан еще более приблизились к нему в своих милостях. Что касается до самих министров, то они совершенные друзья между собою, вопреки ложным слухам о раздоре Аддингтона и Гакесбури, которые по своему характеру должны любить друг друга и быть во всем согласными. — Если бы слабое здоровье не удалило Питта от парламента, то он доказал бы неразрывность связи своей с Аддингтоном и клевету злых людей, которые приписывали ему тайное намерение выгнать друга его из министерства. В присутствии самого Питта не осмелились бы друзья Гренвилей грубо поносить Аддингтона, с намерением разорвать дружбу сих двух знаменитых англичан. Многие даже начинали сомневаться в известном и всегда твердом великодушии Питта, но сей человек, столь великий и сильный, выше низких замыслов коварства. С некоторого времени вошло в моду все приписывать тайным видам личной пользы: ими хотят изъяснить нынешнее согласие с министерством старинных его противников, но оно есть явное следствие их правил. Могут ли Фокс и Шеридан играть роль недовольных, когда министры исполнили их главное желание и заключили мир, которого сии ораторы десять лет требовали? Нужно ли предполагать странные условия и новые связи там, где все само по себе ясно? Нынешнее правительство знает силу свою и может обойтись без хитростей, полезных только в слабости. Связь между ним и друзьями Фокса может быть нужною только в одном случае, о котором говорят в лондонских обществах, но который по сие время кажется нам совсем невероятным. — Многие упрекают Аддингтона тем, что он слабо оправдывал Питта в парламенте, но у Питта довольно друзей, которые во всяком случае могут отразить злословие его неприятелей — а министрам довольно быть защитниками собственных дел их.
Новое собрание парламента открылось предложением министров дозволить банку еще несколько времени не платить чистыми деньгами. Тирней сказал: ‘Если банк, как уверяют, имеет ныне в пять раз более серебра и золота, нежели во время данного ему права не выпускать их: то для чего же он не хочет платить деньгами? Без сомнения для частных выгод, о которых не надобно думать в делах государственных. Требую, чтобы парламент назначил особенную комиссию для рассмотрении дел банка. Все жалеют, что г. Питт здесь не присутствует, и я на сей раз жалею о том, в уверении, что он согласился бы с моим мнением’… (Тут Аддингтон изъявил движением головы и руки, что оратор ошибается)… ‘Я не верю этому знаку’ — продолжил Тирней: ‘Г. Питт думает согласно со мною’. — Фокс также говорил против министров и доказывал, что в мирное и спокойное время банк не может иметь основательного предлога не выпускать золота. Гакесбури отвечал, что Англия употребила много наличных денег на закупку хлеба в чужих землях, и для того надобно беречь золото, которого большая часть выйдет из государства, если банк начнет платить деньгами. ‘Учреждение комиссии (сказал он) привело бы многих людей в напрасное беспокойство, а надежное состояние банка всякий из нас может ответствовать’. Тирнеево предложение не имело следствий, и парламент согласился с министрами.
Из картины доходов и расходов Англии, представленной министрами парламенту, следует, что Великобритания ежегодно должна была занимать около 220 миллионов рублей. Таможенные сборы составляют главный доход Англии: он простирается до 70 миллионов рублей — доказательство, в каком цветущем состоянии находится английская торговля!
Сидней Смит, единственный победитель Наполеона Бонапарте, отправляется в Египет с тайными поручениями от правительства. Никто не думает, чтобы Англия думала вывести оттуда войско свое.

——

Лондонския известия от 15 февраля // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.8, N 5. — С.71-76.

Выписка из Лондонских ведомостей

Все славные французские генералы удалены от консульского дворца. Их можно разделить на партии таким образом: Моро и Макдональд главные между генералами скромными или умеренными, к ним, в случае нужды, могу пристать Бернонвиль, Дессоль, Дюмас, хотя они теперь и члены совета. Массена, Ожеро, считаются главою американских генералов, ибо их безрассудная пылкость имела влияние на некоторые эпохи революции. Эта партия ныне всех других сильнее, генералы ее занимают важные места, командуют дивизиями и в самой консульской гвардии имеют многих друзей. Лекурб с некоторыми генералами, отличившими себя в последнюю Рейнскую компанию, составляет особенную группу, отделенную от партии генерала Моро завистью и видами корыстолюбия, не привязанную к Бонапарте, но продающую ему свои легкие услуги. — Генералы сих партий ведут себя в рассуждении консула скромно и благородно, наблюдают, ждут и хотят видеть, подлинно ли нынешнее правление есть (как их уверяют) только переход к истинному, законному и надежному, которое должно утвердить права граждан, или действие слепого эгоизма и безрассудного властолюбия. — Другие генералы, на пример Келлеерман, Лефевр и проч., которые никогда не искали личного блеска и смиренно служили всякому революционному начальству, весьма довольны своими местами и всячески стараются умножить число верных слуг консула. — Массена и Ожеро не были ни в Сен-Клу, ни в Тюльери после своей особенной конференции с консулом. Они убегают вечерних собраний госпожи Бонапарте, но всякий раз бывают у Камбасереса и Любрена, которые обходятся с ними весьма почтительно.
Несчастное следствие Сен-Домингской экспедиции не переменило мыслей консула: он посылает туда новую армию, которая будет новою жертвою. Люди, недавно приехавшие из Сен — Доминго, рассказывают ужасы. Негры везде жгут и режут, никто из белых не смеет выйти из города. Никакая варварская казнь не устрашает негров: они с песнями идут на смерть и говорят, что предпочитают ее неволе.
В Париже ходит из рук в руки тайная Консульская история. Мы выпишем из нее одно место. ‘Бонапарте, отправляясь в Египет, требовал от жены своей, чтобы она не видалась с Ревбелем, его неприятелем. Госпожа Бонапарте дала слово, однако же не сдержала его. Злословие утверждало, что Ревбель служит ей деньгами, в которых она имела нужду для роскошной жизни своей. Генерал, вышедши на берег в Провансе, узнал о том, рассердился и нарочно поехал в Париж непрямою дорогой, думая, что жена захочет встретить его, и желая разъехаться с нею. Он остановился у своей матери и весьма холодно обошелся с госпожою Бонапарте, когда она к нему приехала. Зная его характер, она молчала и через несколько минут велела подвезти карету. ‘Как! Вы едете?’ — спросил он. Это слово удержало ее. Началось изъяснение, и Бонапарте сказал: ‘Спроси у Бертье, люблю ли я тебя, помнил ли в степях африканских, и, следуя первому движению сердца, не тебе ли назначил в мыслях самое драгоценное ожерелье Востока, которое по случаю досталось мне в руки?’. Бертье помирил их. Бонапарте, сделавшись консулом, не велел жене своей видеться с госпожою Тальен, первым другом ее. Рассказывают, что он даже выгнал сию славную красавицу, когда она к нему приехала. С того времени госпожа Бонапарте старалась всячески заслужить его доверенность и дружбу. В чем не успеет женщина умная и хитрая? Она сделалась поверенною намерений его и горестей, умея отгадывать первые, услаждать последние, казаться ревностной к славе мужа и брать все возможные предосторожности для хранения жизни его, которых он не может себе дозволить, но которые ему не противны. Часто Бонапарте говорит друзьям своим: ‘уверьте жену мою, что я не имею никаких причин бояться, она мучит меня своими беспокойствами и предосторожностями’. Будучи со всеми молчалив и скромен, он имеет нужду в человеке, которого счастье соединено с его судьбою, который только им живет, восхищается его славою и разделяет с ним горе. Одной верной подруге консул может открывать душу свою, согласно с его характером и безопасностью. Он живет единственно властолюбием и не знает любви, питаемой взаимными жертвами, ему нужно такое чувство, которое не имеет ни взыскательности самолюбия, ни беспокойств любви. Таким образом госпожа Бонапарте присвоила себе власть над мужем, вопреки всем злым насмешкам и тайному намерению братьев его, которые считают ее препятствием для введения наследственного права и для возвышения их фамилии, лета и слабое здоровье не дозволяют ей иметь детей’.
Генерал Моро был в последнем собрании у Камбесереса. Хозяин, услышав об его приезде, выступил из круга на встречу к нему, но видя, что он в простом фраке и в сапогах, отвернулся с видом досады. Бывшие тут знатные иностранцы своими почтительными ласками наградили героя за грубость экс-адвоката монпельерского.
Моро давал бал для именитых чужестранцев в Париже в один день с Камбесересом, чужестранцы предпочли зов генерала, а члены правительства зов второго консула. Бал генерала Моро был несравненно веселее.

——

Выписка из Лондонских ведомостей // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.8, N 5. — С.81-86.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека