ЛОНДОНЦЫ.
ЛОНДОНЦЫ.
Романъ въ 2-хъ частяхъ.
Э. X. Муррея.
Э. X. Муррея.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
Лондонцы, Мюррей Дэвид Кристи, Год: 1889
Время на прочтение: 161 минут(ы)
Въ послднемъ засданіи уголовнаго суда въ Лондон судился одинъ въ высшей степени респектабельный слесарь, обыватель Гольборна,— судился по обвиненію въ грабеж съ насиліемъ.
Дло возбуждало большой интересъ, и зала суда буквально ломилась отъ публики. Духота и пыль стояли въ воздух, а судья, защитникъ, присяжные, судебные пристава и публика,— вс испытывали чувство страшной усталости пополамъ съ смертельнымъ любопытствомъ, подстрекаемымъ таинственностью разбираемаго дла.
Подсудимый по виду ршительно не походилъ на грабителя. Легко было представить себ его за прилавкомъ, какъ онъ потираетъ руки и съ чувствомъ собственнаго достоинства вопрошаетъ постителя:— чмъ могу служить вамъ, сэръ? Не трудно было вообразить его на приходскомъ митинг или въ кругу семейства. Но положительно умъ отказывался врить, чтобы этотъ человкъ пустился въ отчаянное и преступное ночное предпріятіе.
Онъ былъ средняго роста, худощавъ, мускулистъ и одтъ въ приличную черную пару, немного мшковато сшитую, и въ безупречномъ бль. Сдина уже пробивалась въ темныхъ волосахъ, а тщательно подбритые на щекахъ бакенбарды были совсмъ сдые. У подсудимаго были большіе, темные глаза, мягкіе, наблюдательные и живые, волосы, старательно расчесанные и напомаженные, коротко острижены и съ проборомъ по средин. На ше у подсудимаго болтался двойной лорнетъ, который онъ, повидимому, не употреблялъ, а въ правой рук онъ держалъ большой блый носовой платокъ, свернутый мячикомъ, величиной съ апельсинъ. Онъ вытиралъ имъ по временамъ лицо, но не проявлялъ никакихъ другихъ признаковъ волненія. Но вдь десятки людей, лично не причастныхъ къ длу, съ такимъ же усердіемъ вытирали свои потныя отъ удушливой жары лица.
М-ръ Уайнкотъ Эсденъ, адвокатъ подсудимаго, обратился къ присяжнымъ съ ясной и убдительной на диво рчью. Онъ не заливался соловьемъ, какъ иные адвокаты-криминалисты, онъ былъ спокоенъ, логиченъ, самоувренъ. Онъ бралъ каждаго изъ джентльменовъ присяжныхъ за пуговицу и очень убдительно разбиралъ вс обстоятельства дла. Его тонъ и манеры были такъ лестны для присяжныхъ, что каждый изъ нихъ чувствовалъ себя умне и дльне, когда адвокатъ говорилъ. Доводы его были такъ ясны, что ребенокъ понялъ бы ихъ отъ перваго слова до послдняго.
Наружность адвоката тоже помогала ему, такъ какъ внушительная вншность всегда выгодна для оратора. У него были крупныя и правильныя черты лица и большіе срые глаза, очень хитрые и добрые. Физіономистъ почувствовалъ быкъ нему недовріе при первомъ взгляд, но только очень жестокосердый физіономистъ упорствовалъ бы въ своемъ недовріи. Боле открытой, ласковой и доврчивой манеры трудно было себ и представить. Онъ такъ былъ увренъ, что склонитъ васъ на свою сторону, такъ убжденъ, что правъ и всей своей фигурой выражалъ такое высокое мнніе объ ум своего слушателя, что не принять его доводовъ — значило какъ бы уронить самого себя.
Онъ зналъ — такъ говорили, повидимому, его ласковыя и убдительныя манеры — никто лучше его не зналъ, до какой степени невозможно провести такого умнаго человка, какъ вы. Безполезнйшая вещь въ мір — это заявлялъ онъ всмъ своимъ видомъ — стараться обмануть васъ? Будемъ же играть въ открытую. Обсудимъ дло напрямки. Вотъ добытые слдствіемъ факты… Вотъ заключенія, къ какимъ васъ уже привели логика и вашъ проницательный умъ. Совершенно лишнее даже говорить съ вами объ этомъ, потому что вамъ все это извстно такъ же хорошо, какъ и мн, да пожалуй еще и лучше. Но для убжденія постороннихъ глупыхъ людей приходится толковать о пустякахъ. Мы, тринадцать умныхъ людей, уже давно пришли къ заключенію, что невинный человкъ очутился на скамь подсудимыхъ жертвой прихотливаго сплетенія случайныхъ обстоятельствъ. Мы протянемъ ему дружескую руку и поможемъ выпутаться изъ бды.
Публики набилось такъ много, что нкоторыя лица забрались на судейскую эстраду и, подталкиваемые другими, мене счастливыми зрителями, напирали все боле и боле, пока не оттснили самыхъ часовыхъ, оберегавшихъ судейскую лвую сторону. Ихъ неоднократно отгоняли, но они возвращались назадъ, какъ неотвязчивыя мухи.
Психологъ, взглянувъ на группу людей на эстрад, наврно остановилъ бы свое вниманіе на одной личности. То былъ человкъ среднихъ лтъ, очень спокойный, очень ршительный и твердый. Этотъ человкъ, хотя и добродушный и на первый взглядъ какъ бы пошловатый,— казалось, говорилъ всмъ своимъ видомъ, что его ничмъ не удивишь, да и врасплохъ не застанешь. На ше у него былъ надтъ шарфъ, заколотый булавкой самаго дурнаго тона, а въ обтянутой перчаткою рук онъ держалъ цилиндръ, блествшій какъ зеркало. Головка булавки изображала въ миніатюр пятифунтовый билетъ англійскаго банка. Субъектъ, украшенный такой непозволительной булавкой, былъ Джозефъ Прикетъ, агентъ столичной сыскной полиціи, быстро входившій въ славу. Его стараніями почтенный гражданинъ, котораго теперь судили, попалъ на скамью подсудимыхъ, и сыщику, съ свойственнымъ спортсменамъ всякаго рода азартомъ, хотлось выиграть ставку.
Когда убдительная и самоувренная рчь м-ра Уайнкота Эсдена была кончена, судья подхватилъ мячъ въ свои руки и принялся катать его. Онъ наговорилъ комплиментовъ защит, но его заключеніе при всемъ его кажущемся безпристрастіи направлено было противъ подсудимаго.
Прикетъ, на лиц у котораго было написано сомнніе, какъ у знатока винъ, не знающаго, къ какому году отнести пробуемое вино, просвтллъ. Въ поведеніи подсудимаго не произошло никакой перемны, но онъ пересталъ вытирать лицо скатаннымъ въ мячикъ платкомъ и, крпко стиснувъ его въ рукахъ, оперся на ршетку, окружавшую его сиднье и пристально глядлъ въ лицо присяжнымъ. Мрные звуки голоса судьи еще усилили снотворное дйствіе спертаго воздуха и жары, и когда джентльменовъ присяжныхъ отпустили совщаться, присутствующихъ одолла скука и дремота.
Присяжные удалились, судья ушелъ въ свой кабинетъ, и подсудимый сидлъ полускрытйй ршеткой, окружающей скамью подсудимыхъ. Слабый шумъ доносился до залы суда съ улицы и изъ прилегающихъ корридоровъ. Темнло. Отголоски свободы и дыханіе свжаго воздуха доносились до заключеннаго, и разъ или два онъ обернулся и прислушивался. Въ галлере разговаривали вполголоса, и чей-то голосъ сказалъ:— годиковъ на пятнадцать, съ убдительной краткостью.
Подсудимый оглянулся на говорившаго и какъ ни было жарко въ зал, отеръ холодный потъ со лба и рукъ.
Старый завсегдатель суда, человкъ въ истертомъ черномъ сюртук, въ бломъ галстух, отъ котораго несло ромомъ, стоялъ около Прикета. Онъ былъ увренъ въ своемъ мнніи, но искалъ подкрпленія у авторитета.
— Вдь ему присудятъ годковъ десятокъ каторги, сэръ, неправда ли? Видите ли — продолжалъ онъ, смакуя свои слова, точно горячій ромъ, зимнимъ вечеромъ,— вдь грабежъ-то съ насиліемъ, м-ръ Прикетъ. Вдь дло чуть-чуть не дошло до смертоубійства. Вдь чистое чудо, если человкъ поправился.
— Вотъ черезъ полчаса узнаемъ, отвчалъ Прикетъ.— Нельзя никогда поручиться, что умный защитникъ не вызволитъ своего кліента. Этотъ молодецъ — указывая кивкомъ головы на Уайткота Эсдена — уменъ, какъ бсъ. У него такой языкъ, что выманитъ птицу изъ гнзда.
Въ то время, какъ онъ это говорилъ, началось движеніе, предвщавшее возвращеніе суда. Судебный приставъ раскрылъ настежь двери въ кабинетъ судьи. Минуту спустя его лордство и присяжные заняли свои мста, а подсудимый опять привсталъ и вглядывался сквозь сгущавшіеся сумерки въ ихъ лица.
— Готовъ ли приговорх у г. присяжныхъ? спросилъ клеркъ.
— Да.
— Нашли ли они подсудимаго виновнымъ или невиновнымъ.
— Невиновенъ.
Въ одно мгновеніе ока въ зал воцарились шумъ и суета, а подсудимый, размотавъ скатанный платокъ, обтеръ имъ руки и ршительнымъ жестомъ положилъ его въ карманъ жилета. Судья обратился къ подсудимому немного въ род того, какъ великанъ обращается къ Тору въ норманской саг:
— Лучше не суйся больше въ Ютенгеймъ.
Подсудимому достался удивительно искусный защитникъ, и присяжные были милосердны. Подсудимый воленъ идти на вс четыре стороны.
Уайткотъ Эсденъ очутился въ центр небольшой толпы, поздравлявшей его съ успхомъ, а одинъ или двое изъ боле талантливыхъ собратовъ превозносили его до небесъ. Онъ принималъ ихъ комплименты очень любезно, безъ застнчивости, какъ и безъ фатовства, а добродушно и привтливо.
— У васъ теперь, голубчикъ, на всю жизнь кусокъ хлба обезпеченъ, да еще и съ масломъ, какъ говорилъ тотъ-бишь, забылъ, какъ его звали, адвокату Эльдону. Вс воры, располагающіе денежными средствами, отнын будутъ искать вашей защиты, сказалъ одинъ изъ адвокатовъ.
Судебная сессія была окончена, и начинались долгія каникулы. Между адвокатами, пока они стаскивали парики и свои мантіи, шли оживленные толки о томъ, кто какъ воспользуется каникулярнымъ временемъ, когда они вс разошлись одинъ за другимъ, вышелъ и Уайнкотъ Эсденъ и на улиц столкнулся съ м-ромъ Прикетомъ.
Сыщикъ дотронулся обтянутой свжей перчаткой рукой до края блестящаго цилиндра и улыбнулся адвокату многозначительно. Въ этой улыбк выражалось и униженное восхищеніе, и нкоторая укоризна.
— Вы вызволили его, сэръ, сказалъ м-ръ Прикетъ съ кроткой грустью въ тон, конечно, это въ порядк вещей, и нашему брату приходится съ этимъ считаться.
Эсденъ засмялся и, положивъ фамильярно руку на плечо сыщика, дружески потрясъ его и хотлъ пройти мимо. М-ръ Прикетъ повернулся на каблукахъ и пошелъ за адвокатомъ, почтительно наклонившись къ нему.
— Я бы не далъ двухъ пенсовъ пол-пенни за его оправданіе, продолжалъ онъ, и не согласился бы поставить пенни противъ ста фунтовъ за его осужденіе. Я бы счелъ эту ставку безнравственной, м-ръ Эсденъ.
— Ну, разумется, Прикетъ, отвчалъ адвокатъ, устремляя на сыщика свои хитрые и ласковые глаза, вдь вы хорошо знали, что въ мои обязанности не входило помочь вамъ выиграть эти сто фунтовъ. Еслибы входило…
— Сэръ! сказалъ м-ръ Прикетъ, еслибы входило!
Онъ прошелъ шага два-три дале, все еще почтительно наклонившись къ собесднику.
— Вердиктъ ‘не виновенъ’ возстановляетъ доброе имя человка. Не мн приличествуетъ марать чью-либо репутацію и подвергать себя преслдованію за диффамацію. Я и не говорю, замтьте это, м-ръ Эсденъ, чтобы Рейбенъ не былъ невиненъ какъ маргаритка. Но не назвалъ бы дуракомъ и того, кто счелъ бы его виновнымъ, и мое мнніе таково, что счастливе его нтъ въ настоящую минуту человка въ мір. Онъ много обязанъ вамъ, м-ръ Эсденъ, позвольте это вамъ сказать.
— Мы вс должны исполнять свой долгъ, Прикетъ, отвчалъ Эсденъ, подмигивая ему съ самодовольствомъ. Мы вс должны исполнять свой долгъ, каждый на томъ поприщ, какое отвело намъ Провидніе.
Сыщикъ улыбнулся печально и одобрительно, отступилъ на шагъ и, дотронувшись до полей своей блестящей шляпы, проговорилъ:
— Прощайте, сэръ.
Эсденъ пошелъ не спша по Людгэтъ-Гиллю и вдоль Флитъ-Стритъ, къ себ на квартиру въ Тэмпл. Посл мрачной залы, августовскій вечеръ казался свтлымъ, а уличный шумъ — оглушительнымъ посл сдержаннаго шопота толпы, ожидавшей ршенія присяжныхъ.
Эсденъ вышелъ изъ суда сіяющій, улыбающійся и торжествующій, но, пока онъ шелъ, радужное настроеніе его все боле и боле омрачалось, и онъ вернулся въ Тэмпль положительно не въ дух. Онъ поднялся по скучной лстниц одного изъ высокихъ, новыхъ домовъ въ Эльмъ-Корт и, дойдя до верхней площадки, вошелъ къ себ и захлопнулъ за собою дверь не безъ раздраженія. За столомъ ящика для писемъ, онъ увидлъ нсколько пришедшихъ въ его отсутствіе посланій и, доставъ ихъ, прошелъ въ гостиную и тамъ, сдвинувъ шляпу на затылокъ и подложивъ, подъ руку трость, распечаталъ письма и, бгло пробжавъ ихъ, бросилъ на столъ. Въ письмахъ не было ровно ничего интереснаго для него и, собравъ ихъ въ груду, онъ бросилъ ихъ въ каминъ и зажегъ. Потомъ съ видомъ усталости и отвращенія прошелъ въ спальную и раскрылъ свою кассу, гд по осмотр оказалась чековая книжка только съ двумя листочками, да одинокій пяти фунтовый банковый билетъ. Онъ опорожнилъ карманы и высыпалъ то, что въ нихъ находилось, на туалетъ.
— Тридцать пять фунтовъ въ банк на текущемъ счету и одиннадцать въ карман. Очень весело, нечего сказать, а тутъ еще долгія каникулы!
Онъ бросилъ чековую книжку обратно въ пустой ящикъ и, смявъ банковый билетъ, сунулъ его въ карманъ. Затмъ собравъ всю мелокъ, вышелъ изъ квартиры и спустился съ безконечной лстницы не то сердясь, не то подсмиваясь надъ самимъ собою. Онъ прошелъ по Флитъ-Стритъ, мимо Грифона и, перейдя черезъ улицу, вошелъ въ таверну Кока. Тамъ замтивъ пустое мсто, слъ и спросилъ себ скромную баранью котлетку и бутылку дешеваго вина, а въ ожиданіи развернулъ вечернюю газету. Когда скромный обдъ былъ ему поданъ, онъ вяло принялся за него, не переставая переглядывать столбцы газеты.
Другой поститель вошелъ въ таверну и слъ напротивъ Эсдена. Этотъ человкъ былъ одтъ въ приличную черную пару, немного мшковато сидвшую, и въ безукоризненномъ бль. Онъ держалъ въ рук блый носовой платокъ, свернутый мячикомъ, величиной съ апельсинъ, и время отъ времени вытиралъ имъ лобъ. Когда слуга подошелъ спросить, что ему угодно, новый гость заговорилъ голосомъ какъ бы робкимъ и таинственнымъ, точно онъ чего-то конфузился, а его желаніе, чтобы ему подали бифштексъ и кружку эля, было довольно секретнаго свойства. Слуга ушелъ исполнять приказаніе, а человкъ въ черной пар, впервые взглянувъ на своего vis-а-vis, вздрогнулъ и сталъ пристально въ него вглядываться, точно изучая его. Онъ, очевидно, былъ удивленъ, неувренъ въ личности своего сосда и очень желалъ въ ней удостовриться. Его неувренность длилась до тхъ поръ, пока слуга не принесъ бифштексъ и не ушелъ. Тогда человкъ въ черной пар протянулъ руку къ судку съ уксусомъ и прованскимъ масломъ и сказалъ:
— Извините, сэръ.
Эсденъ взглянулъ на него и тотчасъ же узналъ, и самъ былъ, узнанъ. Нельзя было усумниться въ томъ, что оба человка узнали другъ друга, но адвокатъ, холодно и внимательно оглядвъ сосда, взялъ газету, примостилъ ее къ бутылк съ виномъ и продолжалъ сть и читать. Человкъ, доброе имя котораго было только-что возстановлено дюжиной его согражданъ, сталъ мять платокъ въ рукахъ, съ сконфуженнымъ видомъ. Но вскор онъ оправился и принялся за бифштексъ съ энергіей и удовольствіемъ. Онъ такъ усердствовалъ, что кончилъ свой обдъ и уплатилъ за него прежде Эсдена.
Когда адвокатъ въ свою очередь заплатилъ и всталъ, чтобы уходить, Рейбенъ Гелъ, не подавая больше никакихъ знаковъ знакомства, тоже всталъ и вышелъ за нимъ.
Эсденъ пошелъ по улиц, а человкъ послдовалъ за нимъ. Адвокатъ свернулъ въ Ченсери-Лэнъ, и Гелъ, посл двухъ-трехъ нершительныхъ шаговъ, нагналъ его съ шляпой въ рук.
— Извините, сэръ, сказалъ онъ съ смиренной застнчивостью, вдь я имю честь говорить съ м-ромъ Уайткотъ Эсденомъ.
Эсденъ съ высоты своего огромнаго роста холодно оглянулся черезъ плечо.
— Въ чемъ дло? спросилъ онъ голосомъ холоднаго презрнія.
— Я такъ и думалъ, что не ошибся, сказалъ Гелъ, поспшая за нимъ со шляпой въ рук. Голосъ его былъ неровенъ и дрожалъ. Онъ, безъ сомннія, говорилъ и глядлъ точно отчаянный преступникъ.— Я право не знаю, сэръ, какъ благодарить васъ за великолпную…
Прохожій поровнялся съ нимъ въ эту минуту, и Гелъ умолкъ, пока тотъ не отошелъ.
— За великолпную защиту меня…
— Не стоитъ благодарности, отвчалъ Эсденъ все съ тмъ же безпечнымъ, презрительнымъ взглядомъ и тмъ же тономъ пренебреженія.
— Я увренъ, продолжалъ человкъ, что никто изъ другихъ адвокатовъ не сдлалъ бы для меня того, что вы сдлали, сэръ. Обстоятельства были противъ меня, сэръ, и не думаю, чтобы когда-либо невинный человкъ былъ въ такихъ тискахъ.
— Ладно, ладно! отвтилъ Эсденъ, ускоряя шаги.
Человкъ не отставалъ.
— Еслибы я могъ чмъ-нибудь отблагодарить васъ, сэръ, началъ онъ своимъ робкимъ, свистящимъ голосомъ, то мн было бы очень отрадно.
— Послушайте, сказалъ Эсденъ, вдругъ останавливаясь и взглядывая на него, это одно дло защищать джентльмена вашей профессіи и другое разгуливать съ нимъ по улиц. Я долженъ пожелать вамъ добраго вечера, м-ръ Гелъ.
— Это вполн законно и въ порядк вещей, сэръ, отвтилъ Гелъ, все не отставая отъ Эсдена. Я вполн признаю ту пропасть, какая насъ раздляетъ, но человкъ слдуетъ внушеніямъ своего сердца, сэръ. Вы оказали мн такую услугу, сэръ, сегодня, какъ никто въ мір. Простите меня, сэръ, но я не могъ не поблагодарить васъ.
— Мой добрый другъ, сказалъ Эсденъ, немного смягченный лестью, заключавшейся въ благодарности этого человка, но все еще презрительно, я исполнилъ только свой профессіональный долгъ и получилъ за то вознагражденіе.
— Ахъ! сэръ, поспшно ухватился м-ръ Гелъ за слабый признакъ уступки со стороны адвоката, много ли другихъ джентльменовъ могли сдлать то, что вы сдлали? Конечно, каждый джентльменъ желаетъ исполнить свои долгъ, это вполн естественно, сэръ, потому что отъ этого зависитъ его имя, слава и состояніе, сэръ. Но многіе ли умютъ это сдлать, сэръ. Вотъ вопросъ, быть можетъ, вамъ интересно будетъ узнать, сэръ, какъ случилось, что я поручилъ своему стряпчему ни къ кому не обращаться, кром м-ра Уайнкета Эсдена. Вотъ, сказалъ я, сэръ, своему стряпчему — тотъ джентльменъ, который мн нуженъ. Я случайно былъ въ суд съ годъ тому назадъ и слышалъ, какъ м-ръ Эсденъ, сказалъ я своему стряпчему, защищалъ одного человка, по имени Гаретъ, который обвинялся въ томъ, что обокралъ ювелира. М-ръ Эсденъ не вызволилъ его, сказалъ я, но будь хоть малйшая возможность вызволить его, онъ бы это сдлалъ. М-ръ Эсденъ мастеръ своего дла. М-ръ Эсденъ уметъ говорить съ присяжными. Онъ на цлыхъ полтора часа сбилъ ихъ съ толку — вотъ, что я сказалъ моему стряпчему, и еслибы кто другой защищали, меня, они бы сказали ‘виновенъ’, какъ Богъ святъ.
Эсденъ былъ несомннно очень умный человкъ, но какъ многіе и другіе умные люди, до смерти любилъ, чтобы его хвалили. Онъ былъ внутренно убжденъ, что м-ръ Гелъ негодяй большой руки, но даже и адвокатъ не можетъ оказать услуги ближнему, не заинтересовавшись имъ, а слышать, какъ этотъ человкъ хвалитъ себя за выборъ защитника, такъ же пріятно послднему, какъ коту, когда у него щекотятъ за ушами.
Сумерки уже сгустились въ настоящую ночь и было крайне неправдоподобно, чтобы кто-нибудь изъ друзей или знакомыхъ увидлъ его бесдующимъ съ своими бывшими кліентами, да еслибы и увидлъ, то было бы пріятно сообщить ему, что человкъ этотъ, какъ его ни прогоняли, настоялъ-таки на томъ, чтобы выразить, какъ онъ благодаренъ своему спасителю.
— Ну и значитъ вы себ сказали, отвчалъ онъ, сдаваясь и почувствовалъ юмористическое участіе къ Гелу:— когда я опять попаду въ тиски, то знаю, кого возьму себ въ защитники?
— Сэръ, сэръ, мн въ то время и въ голову не приходило, что со мной случится нчто подобное.
— Разумется, разумется. Странно только, что м-ръ Прикетъ цлыхъ пять лтъ питалъ свои несправедливыя подозрнія.
— Странно, сэръ? воскликнулъ Гелъ подобострастно. Извините меня, сэръ, тутъ слово ‘странно’ не у мста, тутъ надо сказать ‘жестоко’, сэръ, вотъ что.
Эсденъ нсколько замедлилъ шагъ, когда удостоилъ наконецъ вступить въ разговоръ съ слесаремъ. Они подходили теперь къ Гольборну, и онъ ршительно остановился.
— Я чрезвычайно какъ обязанъ вамъ, м-ръ Гелъ, началъ онъ съ тихой ироніей, за выраженіе вашего удовольствія на счетъ моего образа дйствій въ обстоятельствахъ затруднительныхъ, сознаюсь, и щекотливыхъ. Я полагаю, что мои услуги въ этомъ отношеніи вамъ больше не понадобятся, хотя он всегда въ вашемъ распоряженіи, мы теперь вступаемъ въ долгія каникулы, и до истеченія трехъ мсяцевъ я не могу разсчитывать на удовольствіе съ вами встртиться. А теперь позвольте еще разъ пожелать вамъ добраго вечера.
— Прошу вашего снисхожденія, сэръ, возразилъ Гелъ. Человкъ въ моемъ положеніи не можетъ разговаривать съ джентльменомъ. Онъ не уметъ высказать, какъ слдуетъ то, что нужно. Но еслибы вы соблаговолили, сэръ, войти въ мое торговое заведеніе,— оно тутъ по близости, сэръ, — то я бы могъ сдлать вамъ предложеніе дловаго характера.
Онъ нкоторое время какъ уже надлъ шляпу на голову, и теперь съ смущеніемъ потиралъ руки.
— Вы хотите сдлать мн предложеніе дловаго характера? медленно проговорилъ Эсденъ съ сосредоточеннымъ удивленіемъ.
— Почту за милость, сэръ, если вы соблаговолите меня выслушать, только удостойте войти въ мое заведеніе…
— Dit l’araigne la monelie, сказалъ Эсденъ, юмористически оглядывая свою фигуру и фигуру спутника. Это было бы новымъ способомъ выражать свою благодарность, добавилъ онъ про себя.
— Прошу прощенія, сэръ, я не понялъ вашего замчанія. Если вы сдлаете мн честь войти, сэръ, то я сочту это за великую милость.
— Любезный другъ, отвчалъ адвокатъ, вы можете сказать здсь все, что хотите.
— Говоря правду, сэръ, я этого-то никогда не могу. Но если вы будете такъ добры завернуть всего только за уголъ, то это займетъ всего десять словъ или одну минуту времени, и я думаю, что вы не пожалете, что согласились.
Эсденъ глядлъ на него, все съ большимъ и большимъ удивленіемъ.
— Предосадно, говорилъ онъ самому себ, положительно никто еще такъ не задвалъ моего любопытства. Покажите дорогу, громко прибавилъ онъ.
— Благодарю васъ, сэръ, отвчалъ м-ръ Гелъ. Премного вамъ обязанъ.
Эсденъ, идя за нимъ, взялъ трость на перевсъ, какъ бы испытывая ея тяжесть. Его спутникъ быстро шелъ и, вынувъ изъ кармана связку ключей, позванивалъ ими. Пройдя сажень сто или около того, онъ остановился передъ темной, широкой лавочкой и отперъ ея двери съ привычной ловкостью. Лавчонка развернула темныя ндра, и слесарь, посторонившись, пригласилъ своего спутника жестомъ войти.
— Идите впередъ, сказалъ Эсденъ, помахивая тростью въ правой рук.
— Очень хорошо, сэръ, отвтилъ Гелъ и, войдя, зажегъ спичку и засвтилъ газъ. Эсденъ, послдовавъ за нимъ, очутился въ атмосфер, гд стоялъ смшанный запахъ оберточной бумаги, масла и гнилаго дерева. Отъ пола до потолка шли съ трехъ сторонъ полки, биткомъ набитыя симметрическими свертками въ срой бумаг, аккуратно связанными и съ надписями и вс, повидимому, довольно тяжелые. На одной чаш большихъ всовъ, красовавшихся на прилавк, лежало пять или шесть фунтовъ гвоздей, и эта чаша свшивалась до прилавка, а пустая висла запутавшись въ цпи. Кругомъ на полу и на прилавк разставлены были въ большомъ порядк рычаги различныхъ размровъ, стамески, пилы, молотки, словомъ все то, что можно видть въ слесарной лавк. Въ углу за прилавкомъ помщался желзный несгораемый шкафъ, окрашенный зеленой краской и вдланный въ стну.
Гелъ затворилъ дверь, а адвокатъ, прислонившись къ прилавку, слдилъ за нимъ холодными и зоркими глазами, не придугадывая, что затмъ послдуетъ и дивясь, что очутился въ такой компаніи. Его спутникъ, даже не взгляну въ на него, досталъ связку ключей и, пройдя за прилавокъ, отперъ несгораемый шкафъ. Изъ него онъ вынулъ шкатулку и поставилъ ее на прилавокъ, посл того, сконфуженный и растерянный боле чмъ когда-либо, онъ отперъ шкатулку и отсчиталъ пять грязныхъ ассигнацій въ десять фунтовъ каждая.
— Я не умю красно говорить, сэръ, но позвольте простому человку выразить свою благодарность….
И онъ протянулъ ассигнаціи.
— Честное слово, вы славный малый, сказалъ Эсденъ. Честное слово для джентльмена вашего сословія вы удивительно какъ порядочны.
— Благодарю васъ, сэръ, отвтилъ Гелъ, все еще протягивая ассигнаціи. Я боялся, какъ бы вы не обидлись.
— Видите ли, замтилъ адвокатъ, раздвигая тяжелый желзный товаръ на прилавк, чтобы очистить мсто для своихъ локтей и, опершись ими въ прилавокъ,— оно и обидно, и нтъ. Спрячьте пожалуйста ассигнаціи. Сейчасъ спрячьте ихъ! прибавилъ онъ рзко, видя, что Гелъ уставился на него съ внезапнымъ разочарованіемъ и все еще не прибиралъ деньги.
— Я думалъ, вы ихъ возьмете, сэръ.
— Въ самомъ дл? со злостью сказалъ Эсденъ.
Онъ бы не разсердился — и отлично сознавалъ это — еслибы его не подмывало взять деньги. Взять ихъ было невозможнымъ дломъ, хотя никто, конечно, объ этомъ не узнаетъ, а онъ такъ нуждается въ деньгахъ.
— Прошу прощенья, сэръ, сказалъ Гелъ, пряча деньги, я вдь не знаю, какъ думаютъ джентльмены.
Эсденъ съ досадой смотрлъ, какъ деньги были обратно водворены въ несгораемый шкафъ. Онъ почти сожаллъ, что такъ ршительно отказался отъ нихъ. Съ какой стати онъ разсердился? Съ какой стати разыгралъ такого осла, что выбросилъ за окно пятьдесятъ фунтовъ.
Гелъ для приличія приводилъ въ порядокъ товаръ на прилавк. Единственный газовый рожокъ съ трескомъ вспыхивалъ, минутами, надъ его головою, и онъ слегка повернулъ его и поглядлъ на Эсдена, все еще опиравшагося локтями на прилавокъ.
— Пожалуйста не подумайте, сэръ, что я пригласилъ васъ сюда затмъ, чтобы оскорбить. Я слыхалъ, что такія вещи бывали и считалъ ихъ вполн законными.
— Бываютъ разные люди, произнесъ Эсденъ не безъ величія.
Гела смущало присутствіе такого благороднаго джентльмена, и онъ перебиралъ товаръ на прилавк.
— Вы боле порядочный человкъ, нежели я думалъ, покровительственно продолжалъ адвокатъ. Сознаюсь, что я сначала разсердился, но теперь вижу, что вы не хотли меня обидть и въ самомъ дл благодарны мн за оказанную услугу.
— Очень благодаренъ, сэръ, подобострастно подтвердилъ Гелъ.
— А знаете что, вдругъ улыбнулся Эсдепъ, перемняя свою позу на боле удобную, докажите же мн свою благодарность, хотите?
— Отъ всего сердца, сэръ.
— Ладно, сказалъ Эсденъ съ хитрой, дружеской убдительной улыбкой, игравшей на его губахъ, когда онъ входилъ въ роль. Вы знатокъ своего дла, м-ръ Гелъ, неправда ли? Знаніе есть сила, какъ вамъ извстно, я присяжный повренный по уголовнымъ дламъ, и мн могутъ очень пригодиться т свднія, какія я отъ васъ получу.
Слесарь принялъ важный видъ.
— Честнйшему ремесленнику моей профессіи, сэръ, съ достоинствомъ объявилъ онъ, приходится время отъ времени имть дло съ очень подозрительными людьми.
— Само собою разумется, отвчалъ Эсденъ, все еще улыбаясь. Ну вотъ и скажите мн все, что только можетъ знать честнйшій ремесленникъ вашей профессіи.
Гелъ колебался.
— Напримръ о томъ, какіе инструменты употребляютъ воры?
— Собственно говоря, сэръ, отвтилъ честный ремесленникъ, такой штуки, какъ воровскіе инструменты, совсмъ не существуетъ. Другими словами, нтъ такого слесарнаго инструмента, какимъ не могъ бы воспользоваться и воръ. Возьмемъ, напримръ, буравъ, ломъ, или хотя бы отмычку, вс они круглый годъ употребляются въ честномъ труд. Что касается вора, спеціалиста своего дла, то онъ закажетъ ихъ чуть-чуть потоньше и подороже, чмъ простой ремесленникъ, вотъ и все.
— Изъ профессіональной гордости?
— Можетъ быть, сэръ, а также и потому, что боле тонкіе инструменты надежне. Конечно, такіе инструменты пригодне для его дла. Надо, чтобы работа шла скоре, чтобы шуму было поменьше. Напримръ, приходитъ ко мн человкъ покупать молотокъ — скажемъ вотъ хоть такой съ короткой ручкой и тяжелой головкой, какой употребляется мало ли въ какомъ ремесл. Если онъ нуженъ ему для ночнаго дла, то онъ велитъ обить его толстой кожей и стамеску онъ тоже обиваетъ кожей, а прежде чмъ пустить въ дло, держитъ кожу часъ, два или три въ вод, чтобы его работы совсмъ не было слышно. Также бываетъ, что они обиваютъ кожей вс свои желзные инструменты, чтобы они не звенли, когда ихъ несутъ, а если ломъ слишкомъ длиненъ и его неудобно носить при себ, они заказываютъ его складнымъ.. Да вотъ, вдругъ какъ бы припомнилъ онъ, помолчавъ съ минуту, у меня есть на чердак въ такомъ род инструментъ и если вы согласны подождать, то я сейчасъ принесу его.
Онъ вышелъ изъ лавки и скоро вернулся, неся въ рук небольшой ломъ, обитый кожей.
— Курьезная вещь, какъ этотъ инструментъ оказался въ моихъ рукахъ.
И юмористическая усмшка появилась на губахъ м-ра Гела, когда онъ говорилъ это.
— Я вамъ разскажу, сэръ. Однажды, шесть мсяцевъ тому назадъ, сэръ, а можетъ и семь, пришелъ ко мн въ лавку господинъ почтенной наружности и хорошо одтый, и заказалъ мн цлый ассортиментъ инструментовъ.
— Мн надо, чтобы они были изъ самой лучшей стали и сдланы вотъ по этимъ образцамъ, и тутъ онъ подалъ мн, вотъ на томъ самомъ мст, гд вы теперь стоите, сэръ, цлый ассортиментъ инструментовъ всхъ величинъ. Онъ былъ очень развязенъ и разговорчивъ и говорилъ, что любитъ очень токарное и столярное ремесла.
— Я цлыхъ три года, говорилъ онъ, употребилъ на то, чтобы отдлать свой домъ, но зато въ немъ нтъ ни одной вещи, отъ погреба до чердака, которую бы не я самъ сработалъ.
— Что жъ, такія вещи бываютъ, сэръ, не правда ли? Мало ли людей, которымъ некуда убить время, такъ они и придумываютъ себ разныя занятія. Меня удивляло только то, зачмъ ему такъ много отмычекъ и вс обитыя кожей, какъ вотъ эта. Но это меня не касалось, и я принялъ заказъ и получилъ два фунта въ задатокъ, а онъ ушелъ, и съ тхъ поръ, сэръ, о немъ и слухъ пропалъ.
— Онъ не приходилъ за инструментами?
— Нтъ, сэръ. Вотъ одинъ изъ нихъ. Ну, вотъ, если только существуютъ воровскіе инструменты, то вотъ одинъ изъ нихъ. И безъ хвастовства — скажу, что работа мастерская. Посмотрите, сэръ.
И съ ловкостью привычнаго человка онъ рознялъ инструментъ на дв части.
— Взгляните, сэръ, указалъ онъ на винтъ. Точно часовой механизмъ, и хотя и тонокъ, а нтъ такой двери въ цломъ Лондон, которая бы не раскрылась какъ крышка въ спичечниц, если только въ ней найдется щель, куда можно просунуть эту штучку.
М-ръ Гелъ пришелъ въ волненіе, любуясь собственнымъ произведеніемъ, а руками, удивительно мускулистыми и сильными для такого тщедушнаго на видъ человка, онъ показывалъ, какъ надо употреблять инструментъ. Въ этотъ самый моментъ онъ поймалъ хитрую, подмигивающую улыбку Эсдена и вдругъ сконфузился.
— А вдь опасная штука для человка, заподозрннаго въ грабеж, держать у себя дома такой инструментъ, сказалъ Эсденъ.
— И вправду, сэръ,— отвтилъ Гелъ съ дланной откровенностью, опасная штука. А всего курьезне, сэръ, то, что хотя полиція обыскивала мой чердакъ, когда арестовала меня, да и много разъ посл того, а не нашла этотъ инструментъ. Боже праведный! еслибы да она его нашла!
И внезапная дрожь, охватившая его при этой мысли, была уже не дланная, а настоящая, и онъ опять вытеръ лобъ носовымъ платкомъ.
— Провидніе хранитъ невинныхъ, сэръ. Инструментъ лежалъ такъ, что всякій могъ его найти между другими инструментами и, однако, они его не нашли. Перстъ Провиднія. Вотъ какъ я понимаю это, м-ръ Эсденъ, сэръ. Перстъ Провиднія.
Эсденъ, все еще подмигивая, взялъ об части инструмента въ руки и разглядывалъ ихъ съ очевиднымъ интересомъ и затмъ завинтилъ.
— Да, сказалъ онъ, славная работа.
— Мн пришла одна мысль въ голову, м-ръ Эсденъ сказалъ Гелъ, внезапно перегибаясь черезъ прилавокъ съ убдительной улыбкой. Вы не хотите брать денегъ — извините, сэръ, что я опять заговорилъ объ этой маленькой оплошности съ моей стороны. Но позвольте предложить вамъ сувениръ отъ благодарнаго кліента, сэръ.
— Вотъ этотъ? спросилъ Эсденъ, протягивая инструментъ, съ комическимъ удивленіемъ.
— Почему бы и нтъ, сэръ? Я бы никому не предложилъ его, кто бы могъ имъ злоупотребить. Но въ рукахъ такого джентльмена, какъ вы — и къ тому же онъ ничего ровно не стоитъ, то есть потому, что безполезенъ для васъ — вамъ не стыдно принять его отъ бднаго человка, который такъ много обязанъ вамъ, сэръ.
— Вотъ теб на, но что же я буду съ нимъ длать? спросилъ Эсденъ.
— Разумется, вы ничего съ нимъ не будете длать. Но это интересная вещица, сэръ, интересная по ассоціаціи идей, такъ сказать. И хорошій, мастерской образчикъ самъ по себ. Возьмите его, м-ръ Эсденъ, сэръ. Для меня онъ не нуженъ, мало того, опасенъ и. быть можетъ, годы пройдутъ прежде, чмъ на него найдется покупщикъ. А вамъ очень легко положить его въ карманъ жилета. Вотъ такъ.
Онъ развинтилъ инструмента, и подалъ об его части адвокату. Пожалуйста возьмите на память, сэръ.
— Ну, пожалуй, отвчалъ Эсденъ со смхомъ.
Въ полдень слдующаго дня Эсденъ, сидя безъ сюртука на своей квартир, съ неудовольствіемъ размышлялъ о томъ положеніи, въ какое былъ поставленъ. У него вошло въ привычку, когда его дла плохо шли, совсмъ, о нихъ не думать. Онъ хотлъ видть только свтлую сторону жизни, и отварачивался отъ мрачной Между тмъ въ настоящую минуту ближайшее будущее представлялось ему темнымъ какъ ночь, и созерцаніе этой умственной перспективы скоро утомило его. Однако необходимо было пораскинуть умомъ, и отъ этого занятія у него разстроились нервы.
— Я съума сойду, если не выкарабкаюсь! сказалъ онъ громко. Надо куда-нибудь пойти и съ кмъ-нибудь потолковать.
Онъ всталъ и побрелъ уныло въ спальную, гд взялъ платяную щетку и, снявъ съ вшалки сюртукъ, сталъ лниво чистить его, нсколько разъ останавливаясь среди этой нехитрой операціи и впадая въ глубокую задумчивость.
Когда онъ вернулся изъ послдней экскурсіи въ міръ фантазіи, щетка задла за что-то твердое и, вспомнивъ о любопытномъ сувенир м-ра Гела, онъ вынулъ разбойничій инструментъ изъ кармана и сталъ его разглядывать, все было хорошо для празднаго и недовольнаго человка, чтобы развлечься, и Эсденъ радъ былъ не думать объ настоящихъ своихъ обстоятельствахъ.
— Не вижу, въ чемъ тутъ волшебство, сказалъ онъ. Этотъ человкъ объявляетъ, что каждая дверь растворится, если только просунуть эту штуку въ щель. Рычагъ, конечно, большая сила, но думаю, что потребуется не мало и мускульной силы.
Онъ оглядлся, на чемъ бы ему испытать силу орудія, и ршилъ, что попробуетъ отпереть имъ дверь въ спальную. Съ этой цлью онъ вернулся въ гостиную, затворился и заперъ двери, затмъ, вложивъ инструментъ въ щель между дверью и косякомъ повернулъ его съ той силой, какая казалась ему соотвтствующей требованію минуты. На секунду или дв онъ остолбенлъ отъ удивленія, такъ какъ дверь, распахнувшись со свистомъ, сильно треснула его по голов, устранивъ такимъ образомъ всякія сомннія въ сил рычага.
— Чортъ бы побралъ м-ра Гела съ его сувениромъ! сказалъ онъ, наконецъ, потирая ушибленную голову. Я все равно что выбросилъ за окошко соверенъ, потому, что починка двери будетъ стоить не мене того.
Онъ бросилъ инструментъ, куда попало, но тотъ угодилъ прямо подъ подушку постели, въ то мсто, гд спускалось покрывало, и закатился въ складки послдняго.
— Въ этой штук чертовская ловкость, сказалъ Эсденъ, все еще потиріая ушибленное мсто. Сама прячется, точно знаетъ, что дло сдлано и ей не слдуетъ быть на виду.
Поглядвъ еще на сломанную дверь и браня себя за глупость и неразуміе, онъ сталъ одваться. Когда онъ чесалъ голову щеткой, то крпко морщился и опять выбранился, увидвъ, что шляпа была слишкомъ мала, чтобы прикрыть синякъ.
— Не могу же я, говорилъ онъ, глядясь въ зеркало, надть ее набекрень, точно вырядившійся въ праздникъ жидъ-прикащикъ. Къ счастію, синякъ приходится подъ волосами. Я большой философъ, говоря, что могло бы быть хуже, хотя пожалуй долженъ благодарить судьбу за то, что не подбилъ себ глазъ.
Ворча такимъ образомъ, онъ услышалъ стукъ въ наружную дверь и пошелъ ее отворять съ трагическимъ лицомъ. Но не усплъ онъ растворить дверь и увидть человка, который за нею стоялъ, какъ тотчасъ же повеселлъ и отъ души пожалъ гостю руку. Гость былъ одтъ какъ клерикъ, но за исключеніемъ одежды въ его наружности не было ничего клерикальнаго. Онъ былъ шести футъ ростомъ, широкоплечъ, съ высокой грудью и походилъ на фронтовика, только-что отпущеннаго съ парада: съ лица онъ былъ что называется кровь сть молокомъ, носилъ длинные драгунскіе усы и еслибы не выраженіе лица, могъ бы сойти за переодтаго гвардейца. То былъ одинъ изъ тхъ здоровйшихъ людей, которые даже въ лтнюю жару въ Лондон ухитряются быть опрятными и свжими на видъ. Такіе люди даже одежд своей сообщаютъ здоровый видъ. Ихъ блье не такъ пачкается какъ у другихъ мене счастливо одаренныхъ людей, ихъ сапоги не такъ пылятся, а платье не такъ мнется.
— Здорово, Арнольдъ, дружище! закричалъ Эсденъ. Я радъ тебя видть. Я только-что собирался идти въ Страндъ пить шербетъ. Но, честное слово, я такъ обрадовался теб, что у меня прошла жажда.
Клерикъ съ наружностью драгуна вошелъ, смясь, и затворилъ за собой дверь, толкнувъ ее ногой.
— Что съ тобой? спросилъ Эсденъ. Пройди въ спальню и вымойся. У тебя ухо совсмъ черное.
Клерджименъ засмялся и даже чуть-чуть покраснлъ.
— Отъ мыла и воды ухо мое не поблетъ. Говоря по правд — и клерджименъ покраснлъ еще сильне — это мн оставилъ на память одинъ изъ моихъ прихожанъ.
— Неужто въ твоемъ приход побиваютъ духовенство камнями? спросилъ Эсденъ.
— Любезный Уайнкотъ, у насъ въ Леймгауз есть люди, которые готовы побить камнями хоть самого папу.
— Почему ты не бросишь этого прихода и не перейдешь въ другой, боле приличный? Оказій представлялось много.
— Не знаю, какъ сказать. Мои прихожане интересуютъ меня. Мы полюбили другъ друга.
— Ессе signmn, сказалъ адвокатъ, указывая на подбитое ухо.
— Любезный другъ, ты этому не повришь, а вдь ты сказалъ сущую правду. Ессе signum! До сихъ поръ мн еще не приходилось съ такимъ малымъ усиліемъ достигать такого крупнаго результата.
— Объяснись, потребовалъ адвокатъ, протягивая лниво ногу и придвигая стулъ къ сломанной двери.
— Разъ въ воскресенье вечеромъ, сказалъ Клерджименъ, опять покраснвъ, пришла ко мн женщина, м-съ Перкинсъ и пожаловалась, что ея Вильямъ опять запилъ. А надо теб сказать, что Вильямъ крпился передъ тмъ цлыхъ пять мсяцевъ, и мы съ нимъ пріятели. Раскажу теб, какъ было дло. Я такъ удачно подвернулся, что засталъ Вильяма въ минуту раскаянія пять мсяцевъ тому назадъ, когда онъ пропилъ послдніе два пенса, и пріятели покинули его. Я поговорилъ съ нимъ по душ, накормилъ его обдомъ и заставилъ сознаться въ своихъ заблужденіяхъ. Онъ общалъ не пить цлый мсяцъ. Мсяцъ вдь не вчность, а я люблю облегчать людямъ путь добродтели. Онъ сдержалъ слово. А когда мсяцъ прошелъ, я взялъ съ него слово не пить еще мсяцъ. Посл того онъ опять повадился по кабакамъ, и мн удалось только вырвать у него общаніе, что онъ искренно повдаетъ мн, сколько пропилъ денегъ, всякій разъ какъ мы встртимся. Я замтилъ, что съ ними это иногда помогаетъ. Эти люди, скажу теб, совсмъ не умютъ лгать. Они не то, что люди нашего сословія, которые всю жизнь учатся какъ бы искусне солгать. И не то, конечно, чтобы они не хотли лгать, а просто не умютъ. Вильямъ попробовалъ было разъ или два солгать, но я всегда уличалъ его, онъ и бросилъ. Я довольно таки крпко пожурилъ его, онъ обидлся и сталъ меня бгать, такъ что я не удивился, когда м-съ Перкинсъ пришла мн сказать, что Вильямъ совсмъ не приходилъ въ субботу домой и не приносилъ недльнаго заработка. Какъ только я освободился, такъ пошелъ разыскивать его по кабакамъ и наконецъ нашелъ въ ‘Голов Турка’.
— Ну, Вильямъ, сказалъ я, это противъ уговора.
Вильямъ сказалъ, что не хочетъ объ этомъ говорить и сталъ ругаться. Я сказалъ ему, что это и несправедливо, и недостойно мужчины.
— Вы знаете, сказалъ я, что лицо духовное не можетъ ругаться. Поэтому, Вильямъ, только трусъ можетъ ругать клерджимена, также какъ только трусъ пуститъ въ ходъ палку или ножъ противъ безоружнаго человка.— О! если такъ, говоритъ Вильямъ, давай на-кулачки. Ну, а говоря правду, продолжалъ оригинальный клерджименъ, смущенно смясь и поглядывая на хозяина, это упражненіе было всегда мн по душ. Предложеніе не вытекало логически изъ того, что я оказалъ, но м-ръ Перкинсъ, казалось, думалъ иначе, и его товарищи раздляли его мнніе. Я пытался было образумить свою заблудшую овцу и убдить уйдти по-добру по-здорову, но мои благонамренныя усилія были подняты на смхъ Вильямомъ и толпой и приняты, очевидно, за выраженіе трусости. До тхъ поръ, хотя я и бывалъ въ критическихъ обстоятельствахъ, однако никогда еще не чувствовалъ себя обязаннымъ, по долгу христіанина, задать встрепку кому-либо изъ своихъ прихожанъ. Я сказалъ это Вильяму. Я мягко заявилъ ему, чтобы онъ не принималъ за похвальбу моихъ словъ, но что я считался лучшимъ борцомъ въ школ и что если дло дойдетъ до драки, то онъ не уйдетъ цлъ изъ моихъ рукъ. Короче сказать, мн приходилось или удалиться съ Вильямомъ въ одинъ изъ сосднихъ дворовъ, или же потерять то слабое вліяніе, какое я начиналъ пріобртать надъ нимъ и его товарищами. Поэтому я выбралъ меньшее, по моему мннію, изъ двухъ золъ. М-ръ Перкинсъ оказался сильнымъ человкомъ, но мене искуснымъ нежели я, почему и былъ побитъ мною.
— Такъ, сказалъ Эсденъ, и ты положилъ его вдов пенсію, какъ новый Коннингсби и по сикспенсу въ годъ каждому изъ его чадъ.
— Нтъ, отвтилъ смущенный клерджименъ, но я снискалъ уваженіе всхъ присутствующихъ. М-ръ Перкинсъ призналъ себя побжденнымъ, и я взялъ съ него слово, что если онъ опять запьетъ, то мы снова будемъ драться на-кулачкахъ. Я надюсь, что это поможетъ ему вести трезвую жизнь. Ты не повришь, прибавилъ онъ, какимъ я сталъ героемъ съ тхъ поръ, какъ всть объ этой драк разнеслась въ околодк. Мн теперь остается только пользоваться своимъ авторитетомъ.
— Какая жалость! засмялся Эсденъ, что человкъ хватилъ не по глазу, вмсто уха. Пасторъ съ подбитымъ глазомъ — зрлище весьма поучительное.
— Эге! вскрикнулъ клерджименъ, вдругъ увидвъ сломанный замокъ въ двери. Что это такое? у тебя побывали воры?
— Нтъ, это я самъ постарался. Это результатъ подарка, который мн сдлалъ одинъ кліентъ. Я защищалъ вчера одного субъекта и вызволилъ его. Онъ обдалъ со мной въ таверн за однимъ столомъ и оказался нелпо-благодарнымъ. Онъ хотлъ, во что бы то ни стало, подарить мн… постой минутку. Вотъ почтальонъ.
Кучка писемъ шумно упала въ почтовый ящикъ наружной двери, и Эсденъ выбжалъ нзъ комнаты и вернулся съ письмами.
— Извини меня, Арнольдъ, сказалъ онъ, я жду важныхъ извстій. Позволь мн просмотрть письма.
Онъ распечаталъ письма и быстро пробжалъ одно за другимъ съ неясными восклицаніями досады, пока не дошелъ до одного, которое, повидимому, серьезно разстроило его. Онъ подошелъ съ нимъ къ окну и, прислонясь къ стн, прочиталъ нсколько разъ отъ начала до конца. Его лицо было разстроено и онъ будоражилъ волосы съ потеряннымъ видомъ.
— Кажется, почеркъ нашего пріятеля Д. П., сказалъ клерджименъ, указывая на конвертъ, валявшійся на стол. Надюсь, что съ нимъ не случилось бды?
— Съ нимъ та же бда, что и со мной, сказалъ Эсденъ. Онъ совсмъ безъ денегъ. Проситъ, не могу ли я послать ему сколько-нибудь.
— Надюсь, ты не занималъ у Д. П.?
— Занимать у Д. П.? закричалъ Эсденъ съ неожиданнымъ раздраженіемъ. Кому же придетъ въ голову занимать у Д. П. Онъ бденъ какъ церковная крыса и у него до полдюжины дтей.
Онъ, сложилъ письмо и сунулъ его въ карманъ жилета. Затмъ, подойдя къ столу, взялъ единственное оставшееся посланіе и распечаталъ его съ неудовольствіемъ.
Но вдругъ лицо его прояснло и м$по по малу онъ заплъ: Tra-la-la, на голосъ моднаго танца и завертлся съ воображаемой дамой.
— Это получше? спросилъ его товарищъ.
— Милый человкъ, повернулся вдругъ къ нему Эсденъ съ внезапной торжественностью, ты представить себ не можешь, на сколько получше. Провалиться мн — полагаю, что человку позволительно такъ выразиться при клердинмен — провалиться мн, если я зналъ, какъ провести долгія каникулы. И вотъ вдругъ приходитъ приглашеніе изъ Уаттонъ-Галля провести тамъ мсяца два, если мн угодно. Если мн угодно? Еще бы не было угодно! Старая лэди пишетъ, что миссъ Фарръ гоститъ у нихъ. Знаешь ли, другъ, что мн кажется старая лэди желаетъ свести меня съ мносъ Фарръ. Ты, кажется, ее знаешь. Богатая невста, шотландка, съ веснушками, рыжая, но недурная. Старикъ Фарръ, ея дядя, умеръ въ начал года и оставилъ ей все свое состояніе.
Молодой клерджименъ всталъ и заходилъ по комнат, искоса взглянувъ на Эсдена.
— Я былъ лучшаго о теб мннія, рзко замтилъ онъ, и не считалъ тебя искателемъ богатыхъ невстъ.
— Вс косятся на искателей богатыхъ невстъ, но никто отъ нихъ не бгаетъ. Найди мн невсту съ пятнадцатью тысячами фунтовъ дохода, и я на ней женюсь. Да я ты также.
— Извини, отвтилъ сухо клерджименъ, и не подумаю.
Лицо его, голосъ и движенія выражали больше гнва, чмъ слдовало, но онъ сдержалъ себя и слъ.
— Ты началъ исторію, сказалъ онъ все еще угрюмо, про человка, котораго защищали:, вчера.
— Въ самомъ дл? Ахъ, да. Про вора. Никакого моральнаго сомннія въ его вин не было, но я обошелъ присяжныхъ, и они оправдали его. Онъ захотлъ подарить мн…
Исторіи про диковинный сувениръ м-ра Гела, очевидно, не суждено было быть разсказанной сегодня. Стукъ въ наружную дверь заставилъ Эсдена замолчать и идти отпереть дверь. Когда онъ увидлъ, кто пришелъ, то поспшно приложилъ палецъ къ губамъ, кивая головою, на дверь въ гостиную, чтобы предупредить о присутствіи третьяго лица. Наружная дверь выходила въ маленькія квадратныя сни и изъ нихъ, одна дверь вела въ спальную, другая въ гостиную. Дверь въ спальную была отперта, и Эсденъ указалъ на нее жестомъ, и постительница на ципочкахъ молча и быстро прошла въ нее. Гостья была хорошенькая двушка, походившая на барышню, но не барышня. У ней были красивые, черные, умные глаза и роскошные черные волосы. Она была одта очень просто, но безукоризненно чисто и почти изящно. Когда она прошла въ спальную, Эсденъ осторожно заперъ дверь на крючекъ. Затмъ сказалъ голосомъ слышнымъ клерджимену:
— Ладно, я найду бумаги въ какихъ-нибудь пять минутъ и явлюсь какъ только ихъ найду.
Онъ говорилъ это, какъ будто человку, стоявшему за входной дверью и, крпко захлопнувъ ее, явилсявпопыхахъ въ гостиную.
— Совсмъ, совсмъ некогда, не могу больше терять ни минуты, дружище, сказалъ онъ, бросаясь къ японскому жестяному сундуку, стоявшему въ углу комнаты. Очень, очень важное и сложное дло, продолжалъ онъ, хватая ключи и становясь на колни передъ сундукомъ, придется проработать вс долгія каникулы.
— Когда ты отправляешься въ Уаттонъ? спросилъ клерджименъ.
— Завтра. А теперь не мшай мн,будь добрымъ другомъ. Постой, что мн нужно: вотъ документы Филліота, вотъ копія завщанія Джеменсона, и вотъ довренность Уокера.
Онъ уже отперъ сундукъ и рылся въ бумагахъ.
— Хорошо, сказалъ гость, я уйду, если ты такъ занятъ. Можетъ быть, увижусь съ тобой черезъ недлю или дв?
— Непремнно, отвчалъ Эсденъ, вскакивая его проводить и пожимая руку пріятелю съ торопливымъ и разсяннымъ видомъ. Прощай, дружище. Очень жалю, что пришлось прогнать тебя. Я надялся, что мы хорошенько поболтаемъ.
Говоря это, онъ проводилъ гостя за дверь и, отдлавшись отъ него, сразу сбросилъ дловой видъ и вошелъ въ спальную, смясь легкому успху своей маленькой хитрости.
— Ну, душа моя, закричалъ онъ, идя навстрчу двушк, какъ бы собираясь поцловать ее.— Вотъ неожиданное удовольствіе. Вы не можете представить себ, какъ я радъ васъ видть.
Двушка презрительно поглядла на него и вытянула руку, отстраняя его отъ себя.
— Пожалуйста безъ глупостей, м-ръ Эсденъ. Я пришла по длу, которое касается васъ самихъ. Еслибы отъ меня зависло, я бы никогда не пожелала опять увидться съ вами.
— Не будьте жестоки, милочка, сказалъ Эсденъ. Еслибы вы знали, какъ я скучалъ по васъ, и какъ обрадовался, увидя васъ, вы были бы добре.
Онъ наклонился къ ней въ почтительной и нжной поз, говоря это. Его голосъ звучалъ такой убдительной мольбой, что она испугалась и топнула ногой съ взрывомъ негодованія и гнва.
— Я не потерплю, чтобы вы говорили со мной такимъ образомъ, сказала она, сжимая руки и сверкая глазами. Я была когда-то глупа, врила, что вы честный человкъ, но я не такъ глупа, чтобы слушать подлеца.
— Рзкія слова для такого хорошенькаго и нжнаго ротика, сказалъ Эсденъ все съ тмъ же почтительнымъ и нжнымъ видомъ.— Я бы желалъ, чтобы съ васъ сняли портретъ такъ, какъ вы теперь. Вы удивительно хороши, когда сердитесь. Конечно, въ иномъ настроеніи вы еще лучше. Но вдь, знаете, я не только влюбленъ въ васъ, но къ тому же отчасти и художникъ.
Она отвернулась отъ него и, раскрывъ дверь въ гостиную, пошла въ нее и сла въ кресло.
— Когда вы готовы будете выслушать меня, и скажу вамъ, что нужно, и уйду.
— Если вы подумаете хотя минутку, то увидите, какую плохую причину вы мн даете, чтобы выслушать васъ. Скажите, что вамъ нужно и останьтесь.
— Я поступила въ горничныя, начала она безъ дальнйшихъ околичностей.
— Какой стыдъ! возопилъ Эсденъ. Нтъ, въ наши дни не существуетъ больше никакой справедливости. Тысячу лтъ назадъ на васъ непремнно женился бы король.
— Моя барыня, продолжала она гнвно, сдерживая себя,— нкая миссъ Фарръ — миссъ Дженетъ Фарръ.
— Чортъ возьми! закричалъ Эсденъ, утративъ огь удивленія всякую галантность.
— Миссъ Фарръ гоститъ у вашей тетушки въ Уаттонъ-Гилл. Я была въ комнат, когда они говорили о васъ вчера вечеромъ и слышала какъ м-съ Уайнкотъ сказала, что пригласитъ васъ пріхать. Я отпросилась сегодня изъ дому, нарочно, чтобы увидть васъ. Вы будете такъ добры, что не признаете меня, когда прідете, и никому не скажите о томъ, что мы встрчались раньше.
— Какое счастье, что этотъ дурень Арнольдъ не видлъ насъ. Онъ вчно тамъ обртается, когда можетъ урваться отъ занятій, и онъ былъ здсь, когда вы пришли. Вы могли бы положиться на мою скромность безъ всякихъ предупрежденій, дорогая.
— Еслибы вы были джентльменъ въ душ, сердито отвтила она,— то съ васъ было бы довольно одного слова. Я уже говорила вамъ, что мн непріятно, что вы меня такъ называете.
— Какъ могу и звать васъ иначе? Вы — моя дорогая.
Она пошла къ двери, не удостоивъ другимъ отвтомъ, кром сердитаго и презрительнаго взгляда, а онъ заступилъ ей дорогу.
— Пропустите меня.
— Вы были прежде совсмъ другая, закричалъ Эсденъ,— и такъ еще недавно. Вы даже говорили мн, что любите меня.
Она поблднла какъ смерть, и голосъ, какимъ она му отвтила, былъ прерывистъ и неровенъ.
— Я любила васъ. Стыжусь себя потому, что люблю васъ даже и теперь, когда узнала, что вы за человкъ. Я могу спокойно сказать вамъ это, м-ръ Эсденъ, и даже такъ будетъ лучше. Вы научили меня любить васъ, а затмъ презирать.
Она гд-то вычитала это, и выраженіе, съ какимъ она произнесла эти слова, было нсколько театрально. Но тмъ не мене видно было, что она говоритъ совсмъ серьезно. Эсденъ покорно пожалъ плечами и отворилъ ей дверь.
— Разстанемся, по крайней мр, друзьями, сказалъ онъ, протягивая рку.
— Разстанемся посторонними людьми, отвчала она,— и также и встртимся. Я тысячу разъ такъ горячо желала, чтобы мы всегда были посторонними людьми.
Она быстро скользнула мимо него и побжала внизъ по лстниц. Онъ спустился было за нею на нсколько ступеней, но она не оглядывалась.
Къ Уэйнкоту Эсдену въ тотъ день явился еще поститель: длинноволосый, длиннорукій, нервный человкъ съ лицомъ, на которомъ прежде всего бросался въ глаза носъ. Онъ говорилъ заикаясь и, казалось, былъ очень слезливъ. Его звали Д. П. и онъ, повидимому, довольствовался такой сокращенной кличкой.
— Не считайте меня надодливымъ, сказалъ Д. П. Но если вы не уплатите по этому векселю, то погубите меня. Я не могу ни уплатить, ни уклониться отъ платежа.
— Любезный другъ, отвтилъ Эсденъ, нтъ никакой причины вамъ такъ безпокоиться. Считайте дло улаженнымъ. Больше вы про него и не услышите.
Поститель, удостоврясь, что большая тяжесть снята у него съ души, удалился и предоставилъ Эсдена самому себ.
— Мн необходимо какъ-нибудь уладить это дло, согласился тотъ, и нужно теперь же, не откладывая сдлать это, хотя откуда же я возьму денегъ, и ума не приложу. Но не могу же я погубить Д. П. Это немыслимо. Повидаю Шельдона. Сейчасъ отправлюсь къ нему.
Онъ поспшно вышелъ на Страндъ и, кликнувъ извощика, похалъ въ контору знакомаго ростовщика-стряпчаго въ Коркъ-Стритъ. М-ръ Шельдонъ, несмотря на свое христіанское имя, былъ по виду и по акценту чистый жидъ.
— Вамъ нужны деньги? сказалъ онъ, выслушавъ исторію Эсдена. И мн тоже. И всмъ, конечно. Врядъ-ли вы достанете денегъ. Вашихъ векселей на рынк больше, чмъ слдовало бы.
— Не могу же я не выручить пріятеля.
— Что жъ, выручайте.
Никогда Эсденъ не употреблялъ столько усилій, чтобы обработать жюри, сколько употреблялъ на этого упрямаго жида. Онъ льстилъ, убждалъ, просилъ.
Онъ наговорилъ тьму остроумныхъ вещей, и стряпчій, не лишенный юмористической жилки, хохоталъ до упаду. Но когда дло коснулось денегъ, жидъ опять сталъ угрюмъ и неподатливъ. Онъ выражался съ откровенностью, близко граничившей съ грубостью.
— Не дамъ ни копйки. Не врю въ вашу состоятельность.
Было очевидно, что Эсденъ съ такимъ же успхомъ могъ тронуть камень, какъ извлечь золото изъ этого жидовскаго кварца, и онъ отказался отъ дальнйшихъ усилій, повидимому, очень добродушно.
— Не дадите, такъ длать нечего.
— Не дамъ, отказалъ стряпчій.
Адвокатъ ушелъ испытывать свое краснорчіе на другихъ, но сообразилъ, что сегодня уже поздно. На завтра онъ изъздилъ вдоль и поперекъ Сити и истратилъ цлый фунтъ на извощиковъ и безъ всякаго успха. Не было человка среди лондонскихъ ростовщиковъ, который бы согласился дать полкроны подъ его вексель въ пятьдесятъ фунтовъ.
Надо отдать справедливость Эсдену, жалобный носъ Д. П. и его слезливые глазки неотступно преслдовали Эсдена, и сознаніе своего обязательства давило его какъ свинецъ. Несомннно, что онъ и въ помыслахъ не имлъ обмануть бднаго Д. П. Онъ хотлъ только во что бы то ни стало достать полтораста фунтовъ, и ужасно подумать, что такая ничтожная сумма можетъ такъ тяготить человка. Съ своей стороны онъ чувствовалъ, что выдержалъ бы милліонъ. Еслибы нашлись люди, которые согласились дать ему взаймы капиталы, равняющіеся національному долгу, размры такого обязательства ни мало бы не удручили его. Но онъ былъ, такъ сказать, викарнымъ Д. П. и страдалъ за него. У Д. П. была жена и шестеро дтей, и грустно подумать, что бдняга разорится благодаря доврчивой услуг, оказанной пріятелю. Эсденъ чувствовалъ, отбросивъ всякое шарлатанство, что онъ очень, очень огорченъ. Но если денегъ негд взять, то что же наконецъ длать: приходится положиться на случай.
Послднее безплодное усиліе достать денегъ привело его въ сосдство со станціей и рестораномъ Сити. Онъ усталъ и проголодался, а часъ, въ который онъ собирался хать въ Уаттонъ, уже наступилъ и прошелъ. Онъ ршился поэтому не терять доле времени и послалъ коммисіонера съ запиской къ своей хозяйк, прося ее уложить изъ своихъ пожитокъ то, что требуется взять съ собой для мсячнаго пребынія въ деревн. Онъ пообдалъ, пока человкъ сбгалъ къ нему на квартиру и, захвативъ принесенный имъ багажъ, слъ на поздъ.
Эсденъ купилъ дв или три вечернихъ газеты, но сначала былъ такъ сердитъ, что не могъ читать. Но будучи эластическаго ума, который всегда возврапщется къ первоначальному состоянію, какія бы передряги ни приходилось переживать, онъ скоро успокоился и повеселлъ, самъ даже того не сознавая, читалъ и курилъ до тхъ поръ, пока не дохалъ. На станціи его знали, и станціонный смотритель съ уваженіемъ поклонился ему, что было особенно пріятно посл всей этой досадной возни, причиненной Д. П. Тетушка Эсдена была въ нкоторомъ род особой въ околодк, и ея гости натурально возбуждали интересъ мстныхъ жителей. Все это проливало цлебный бальзамъ въ душу человка, которому не врятъ полутораста фунтовъ подъ вексель. Это возвеличивало его въ собственныхъ глазахъ.