Е. В. Иванова
Лохвицкая М. А.: биобиблиографическая справка, Лохвицкая Мирра Александровна, Год: 1990
Время на прочтение: 4 минут(ы)
ЛОХВИЦКАЯ, в замужестве Жибер, Мирра (по метрическому свидетельству Мария) Александровна [19.XI(1.XII).1869, Петербург — 27.VIII(9.IX).1905, там же} — поэтесса. Дочь известного адвоката А. В. Лохвицкого, сестра писательницы Н. А. Тэффи. Окончила Московский Александровский институт (1888). Стихи начала писать, по собственному признанию, ‘с тех пор, как научилась держать перо в руках, и еще ребенком распевала песни собственного сочинения, но серьезно предалась этому с 15 лет’ (Север.— 1897.— No 44.— Стлб. 1406). Одно из первых литературных знакомств, завязанных самостоятельно,— Вас. Ив. Немирович-Данченко, он вспоминал о ранних литературных опытах Л.: ‘Это была сама непосредственность, свет, сиявший из тайников души и не нуждавшийся ни в каких призмах и экранах’ (Немирович-Данченко Вас. Ив. На кладбищах.— Ревель, 1920.— С. 146). Дебютировала, издав отдельной брошюркой два стихотворения — ‘Сила веры’ и ‘День и ночь’ (М., 1888). По окончании института переселяется в Петербург. Г1ервая публикация в периодике в журнале ‘Север’ (1889), с нач. 90 гг. печатается также в журналах ‘Художник’, ‘Труд’, ‘Всемирная иллюстрация’, ‘Русское обозрение’ и др. В 1892 г. вышла замуж за Е. А. Жибера, имела 5 детей, умерла от туберкулеза.
Главной темой творчества Л. была любовь. Ее стихи носили исповедальный характер, в них много биографических реалий. Первый сборник ‘Стихотворения’ (М., 1896) посвящен мужу, в него включены стихи, обращенные к сыну. ‘Долго любуясь тобой перед сном, / Я созерцаю, любя, — / Небо во взоре невинном твоем, / Рай мой в глазах у тебя…’ В этом сборнике любовь предстает как светлое чувство, приносящее с собой радость материнства. Строку ‘Это счастье — сладострастье’ критики цитировали особенно часто. ‘Нельзя в более яркой, оригинальной и красивой форме,— писал А. Голенищев-Кутузов, по представлению которого сборник был награжден половинной Пушкинской премией,— выразить порыв молодой и страстной любви, не верящей в возможность преград и смело заявляющей о своей всепобедной силе’ (Отчет Императорской АН о 12-м присуждении Пушкинских премий.— С. 10).
Второй сборник ‘Стихотворения. 1896—1898’ (М., 1898) создавался на фоне ‘широко нашумевшего в литературных кругах’ романа Л. с Бальмонтом (см.: Перцов П. П. Литературные воспоминания.— М., 1933). Здесь возникает тема греховной, губительной страсти, пробуждающейся вопреки велениям долга (эпиграф ‘Amori et dolori sacrum’ — святилище любви и скорби (лат.). Стихотворение, написанное в ответ на посвящение К. Бальмонта (‘В твой альков я цветов принесу для тебя’), где были строки: ‘О, пойми, — не объятий я жажду твоих,— / Жду восторгов нездешних и ласк неземных, / Чтобы взоры, как звезды, остались чисты, / Чтоб несмятыми были под нами цветы…’, придало диалогу двух поэтов публичный характер, что современники были склонны ставить в один ряд с эпатажными выходками ранних символистов (З. Гиппиус, В. Брюсова). В. Брюсов усматривал в стихах второго сборника и идейное влияние Бальмонта, противопоставляя их стихам первого сборника. ‘Первая ее душа,— писал он о Л.,— всецело отразившаяся в первой книге ее стихов, ищет ясности, кротости, чистоты, исполнена сострадательной любви к людям и страха перед тем, что люди называют ‘злом’. Вторая душа, пробудившаяся в Мирре Лохвицкой не без постороннего влияния, выразилась в ее втором сборнике, пафос которого — чувственная страсть, героический эгоизм, презрение к толпе’ (Соч.— Т. VI.— С. 318). Выход сборника Бальмонта ‘Будем как солнце’ (М., 1903) с посвящением, Л. (‘Художнице вакхических видений, русской Сафо, знающей тайну колдовства’) придал этому диалогу еще более скандальный характер, закрепив за Л. славу ‘русской Сафо’. Но, напр., хорошо знавший Л. в эти годы И. А. Бунин отмечал в воспоминаниях несовпадение шумной славы с реальным обликом поэтессы: ‘Воспевала она любовь, страсть, и все поэтому воображали ее себе чуть ли не вакханкой, совсем не подозревая, что она, при всей своей молодости, уже давно замужем,— муж ее был один из московских французов по фамилии Жибер,— что она мать нескольких детей, большая домоседка, по-восточному ленива, часто даже гостей принимает, лежа на софе и в капоте, и никогда не говорит с ними с поэтической томностью, а напротив, болтает очень здраво, просто, с большим остроумием, наблюдательностью и чудесной насмешливостью…’ (Соч.— Т. IX.— С. 287).
Отношения Л. с Бальмонтом, а также ее сотрудничество в журнале ‘Северный вестник’, которое к середине 90 гг. стало для критики опознавательным знаком, указывающим на принадлежность к символистам, дали повод объединять Л. с представителями этого литературного течения. ‘Северный вестник’,— писала Л. руководителю журнала А. Волынскому,— всегда привлекал меня своим особым направлением, чуждым общей скуки, тенденции и пошлости’ (ЦГАЛИ.— Ф. 95.— Оп. I.— Ед. хр. 616.— Л. 2). Издательница ‘Северного вестника’ Л. Я. Гуревич также отметила в деловых записях, что Л. ‘предпочитает печататься в ‘Северном вестнике’ перед всеми другими журналами’ (цит. по ст.: Гречишкин С. С. Архив Л. Я. Гуревич // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 год.— Л., 1978.— С. 17). Но даже в моменты организационного сближения с символистами между ними и Л. существовала дистанция. ‘По манере как будто примыкает к новой школе, а по настроениям всецело принадлежит к старой’,— писал Н. Минский о стихах Л. (Новости.— 1899.— No 28.— 28 янв.). Символисты 90 гг. воспевали абсолютную свободу, Л. воспевала свободное чувство. Она была вполне самобытна и скоро ее пути с символистами разошлись.
Стихи последующих сборников: третьего (‘Стихотворения. 1898—1900.’ — Спб., 1900), четвертого (‘Стихотворения. 1900—1902.’— Спб., 1903), пятого (‘Стихотворения. 1902—1904.’ — Спб., 1904, посмертно был удостоен Пушкинской премии) — развивали и углубляли главную, если не единственную тему ее творчества — любовь. Хронологические рамки, в которые заключены все ее сборники, продолжающие друг друга и имевшие единое заглавие, превращали ее стихи в лирический дневник. Посмертно был издан сборник ‘Перед закатом’ (Спб., 1908).
В историю поэзии Л. вошла как ‘русская Сафо’. ‘Страстная языческая влюбленность была ее постоянным пафосом…’ — писал в некрологе Вяч. Иванов (Вопросы жизни.— 1905.— No 9.— С. 293). Но верность единой теме, постоянство пафоса не делали ее творчество однообразным и монотонным, поскольку стихи Л. несут в себе широчайший диапазон переживаний. Упоение счастьем, губительная страсть, бессильная борьба с ней, наконец, призрак надвигающейся смерти — все эти чувства переживает лирическая героиня Л. ‘Внимательного читателя,— писал В. Брюсов,— всегда будет волновать и увлекать внутренняя драма души Л., запечатленная во всей ее полноте’ (Соч.— С. 318). В читательское сознание стихи Л. вошли как связный роман в стихах. Большие сюжетные произведения Л. (драматические поэмы ‘Два слова’, ‘На пути к Востоку’, ‘Вандэлин’, ‘Бессмертная любовь’) стояли в ее творчестве особняком и существенного литературного значения не имели. Одним из важных достоинств Л., определявшим значение ее творчества, был легкий и мелодичный стих.
В кругу современников лирика Л. снискала признание, критики почти всех направлений положительно оценивали ее творчество, но влияние на последующие поколения поэтов было невелико. Едва ли не единственным последователем Л. был Игорь Северянин, учредивший своего рода культ Л., благодаря чему ее имя попало в декларации эгофутуристов, где поэтесса названа их предтечей наряду с К. М. Фофановым.
Лит.: Гриневич П. Ф. (Якубович П. Ф.). Очерки русской поэзии. Спб., (911, Брюсов Б. Я. Далекие и близкие.— М., 1912, Немирович-Данченко Вас. И. На кладбищах. Воспоминания.— Ревель, 1921.
Соч.: Стихотворения: В 5 т.— М., Спб., 1896—1904, Перед закатом.— Спб., 1908, Поэты 1880—1890-х годов.— М, Л., 1972.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 1. А—Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990