Литературная дятельность императрицы Екатерины II.
II.
A. B.
Литературная деятельность императрицы Екатерины II, Введенский Apс. И., Год: 1893
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Сочиненія императрицы Екатерины II.
Произведенія литературныя. Подъ редакціей Apс. И. Введенскаго.
С.-Петербургъ. Изданіе А. Ф. Маркса. 1893.
Въ русской литератур Екатерининской эпохи, несмотря на господство въ ней стараго, ложно-классическаго направленія, замчается необыкновенное оживленіе и замчательное богатство и разнообразіе. На литературной сцен появляются сильные таланты, какъ Державинъ, Фонвизинъ, Новиковъ, Херасковъ, Княжнинъ, и дятельность ихъ, подъ сильнымъ вліяніемъ новыхъ идей европейской науки и литературы, принимаетъ живой, своеобразный характеръ. По тогдашнимъ взглядамъ на литературу, основнымъ началомъ ея признавалось начало нравственное, которое было отождествляемо съ началомъ художественнымъ, каждое произведеніе искусства цнилось по степени его нравственнаго характера, по степени его благотворнаго вліянія: на чувство, умъ и сердце человка, а современныя европейскія идеи, устанавливая новыя воззрнія на воспитаніе, образованіе и управленіе, подвергая въ то же время критик все существующее, были по своему характеру преимущественно общественными. Русская литература и пошла по пролагаемому ими пути. Уже въ трагедіяхъ Сумарокова, принадлежащаго скоре къ эпох Елисаветы Петровны, составляютъ важнйшее содержаніе мысли о вротерпимости, объ управленіи, объ отношеніяхъ правителей къ управляемымъ. Въ одахъ Державина, ложноклассическихъ по форм, содержаніе было современное русское, и изъ-за торжественнаго, хвалебнаго тона смотрла нердко сатира. Поэмы Хераскова, трагедіи Княжнина, комедіи Фонвизина, Капниста и др. уже прямо являлись обличеніями современнаго имъ русскаго общества и провозвстниками новыхъ воззрній. Въ числ этихъ писателей, раздляя съ ними общее просвтительное направленіе, одно изъ выдающихся мстъ заняла и сама императрица Екатерина Великая.
За границей, a по примру иностранцевъ и у насъ, подвергали нердко сомннію самостоятельность литературной дятельности Екатерины. Говорилось, что императрица сама не могла писать по-русски и присвоивала себ произведенія, писанныя не ею, а разв только ею внушенныя. Позднйшія историческія изысканія совершенно опровергли этотъ взглядъ, несомннно, она сама задумывала и сама писала произведенія, которымъ присвоивается ея имя. Императрица отличалась рдкимъ по своему времени для женщинъ образованіемъ, которымъ обязана была преимущественно себ самой. Еще будучи Ангальтъ-Цербстской принцессой, не удовлетворяясь уроками своихъ учителей, она начала знакомиться съ лучшими произведеніями европейскихъ литературъ, и особенно много отдала силъ въ пользу самообразованія съ того времени, какъ сдлалась русской великой княжной: до самаго вступленія на престолъ, въ продолженіе 18 лтъ, чтеніе и выписки изъ книгъ по разнымъ политическимъ, ученымъ и литературнымъ вопросамъ были ея постояннымъ занятіемъ. Она внимательно занялась изученіемъ русскаго языка, между прочимъ, и если не овладла имъ совершенно, въ смысл грамматическомъ, то все же писала, и любила писать по-русски, не стсняясь ошибками. ‘Ты не смйся’, говорила она своему секретарю Грибовскому, ‘надъ моей русской орографіей. Я теб скажу, почему я не успла хорошенько ее узнать. По прізд моемъ сюда, я съ большимъ прилежаніемъ начала учиться русскому языку. Тетка Елисавета Петровна, узнавъ объ этомъ, сказала моей гофмейстерин: полно ее учить, она и безъ того умна. Такимъ образомъ могла я учиться русскому языку только безъ книгъ, безъ учителей, и это есть причина, что я плохо знаю правописаніе’. Недостатки ея въ знаніи русскаго языка собственно и ограничивались главнымъ образомъ правописаніемъ да изрдка неправильнымъ употребленіемъ падежей и видовъ глаголовъ, и императрица въ прав была сказать: ‘наши гршные падежи, надяться можно, никому вреда не нанесутъ’. И тотъ же Грибовскій замчаетъ, что ‘государыня говорила по-русски довольно чисто и любила употреблять простыя и коренныя русскія слова, которыхъ она знала множество’. Екатерин, при ея слабости въ правописаніи, остался, однако, не чуждъ внутренній духъ русской рчи, и это будетъ понятно, когда мы узнаемъ, что она старалась освоиться не только съ русскимъ языкомъ, а и съ славянскимъ, читала лтописи, а отъ книжной литературы перешла къ словесности народной, изучая духъ и нравы русскаго народа въ его пословицахъ, псняхъ и сказкахъ. Словомъ, несмотря на свои ‘гршные падежи’, императрица, урожденная нмецкая принцесса, несравненно боле была подготовлена къ дятельности на почв русской литературы, чмъ многіе образованные русскіе, уже тогда воспитывавшіеся на иностранныхъ языкахъ и нердко въ понятіяхъ пренебреженія къ русской народности и къ русскому языку, а высокій умъ и мощный характеръ Екатерины, такъ поражавшіе современниковъ, придали ея дятельности литературной свой отличительный характеръ. Что императрица писала сама, и какъ она писала — интересующійся читатель можетъ видть изъ пьесъ ‘Недоразумніе’ и ‘Изъ жизни Рюрика’, текстъ которыхъ возстановленъ въ настоящемъ изданіи съ собственноручной рукописи императрицы почти буквально, при чемъ оставлены исправленія неудачныхъ ‘гршныхъ падежей’.
‘Что касается до моихъ сочиненій, то я смотрю на нихъ, какъ на бездлки’, писала Екатерина одному изъ своихъ европейскихъ корреспондентовъ. ‘Я любила длать опыты во всхъ родахъ, но мн кажется, что все, написанное мною, довольно посредственно, почему, кром развлеченія, я не придавала этому никакой важности’. Такъ оцнивала императрица сама свои произведенія. Но позднйшій историкъ справедливо говоритъ, что ‘на ея замчаніе: l’crire devient amusement quand on y est accoutum, мене всего можно полагаться — только въ рдкихъ случаяхъ она писала для препровожденія времени, для забавы, подобно всмъ великимъ людямъ, Екатерина хорошо умла употреблять перо на служеніе своимъ цлямъ’. Литературная дятельность императрицы носитъ, дйствительно, характеръ въ высокой степени серьезный и цлесообразный, и она оставалась такою, пока чисто вншнія обстоятельства, какъ мы увидимъ, не выбили Екатерину съ занятаго ею въ литератур положенія, только тогда произведенія ея пишутся боле для забавы, чмъ для пользы. Въ одномъ изъ своихъ писаній императрица прямо приписываетъ своимъ комедіямъ дйствіе на нравы. Создавая свои серьезные по цли произведенія, императрица отступала отъ современныхъ ей общепринятыхъ литературныхъ пріемовъ. Своимъ глубоко практическимъ умомъ она постигала всю непригодность разныхъ ‘высокихъ’ и ‘среднихъ’ слоговъ, старалась писать какъ можно ближе къ простой разговорной рчи, и въ этомъ отношеніи она, вмст съ немногими другими, какъ Лукинъ, ршительно превосходила многихъ современниковъ, боле ея литературно талантливыхъ, свои воззрнія на это она выразила въ ‘Быляхъ и небылицахъ’, въ ‘Завщаніи’, гд совтуется писателю ‘думать по-русски’, ‘краснорчія не употреблять, разв само собою на конц пера явится’, ‘слова класть ясныя и буде можно самотеки’ и т. п., а главнымъ образомъ даются предостереженія противъ ‘скуки’. Императрица, сама характера живого и веселаго, полная остроумія, не терпла педантства и связанной съ нимъ скуки, и какъ ни необходимы казались ей нравственность и поучительность въ литературномъ произведеніи, предъявляла требованіе, чтобы поученіе, нравственное наставленіе, давались въ форм легкой, пріятной, остроумной,—‘въ улыбательномъ дух’. Этими именно свойствами отличаются ея чисто литературныя произведенія — комедіи, оперы и журнальныя сатирическія и полемическія статьи.
Екатерина писала много, легко и охотно. ‘Я не могу видть чистаго пера’, писала она къ Гримму,—‘безъ того, чтобы не пришла мн охота обмакнуть онаго въ чернила, буде же еще къ тому лежитъ на стол бумага, то, конечно, рука моя очутится съ перомъ на этой бумаг’. Но большинство написаннаго ею лежитъ вн собственно литературной области, будучи посвящено законодательству, общественному образованію и воспитанію, политик, вопросамъ государственнымъ, наконецъ, обмну мыслей — корреспонденціи съ приближенными людьми и выдающимися умами Европы.
Въ области законодательства дломъ рукъ ея былъ знаменитый ‘Наказъ’,— инструкція, данная ею въ руководство комиссіи, учрежденной въ 1766 году для составленія новаго Уложенія. При составленіи его она приняла въ пособіе все, что могла доставить ей тогдашняя наука о прав и законодательств. Такъ, въ отдл о преступленіяхъ и наказаніяхъ она руководствовалась сочиненіемъ знаменитаго итальянскаго юриста Беккарія, идеи о воспитаніи ей дали сочиненія Локка, ‘Духъ законовъ’ Монтескьё служилъ для нея главнымъ источникомъ, и изъ сочиненій этихъ Екатерина сдлала обширныя заимствованія. Въ ‘Наказ’ отразились лучшія освободительныя идеи XVIII вка. Практическаго значенія тогда же, въ комиссіи, онъ не получилъ, ‘умы большей части депутатовъ не были еще къ сему приготовлены и весьма далеки отъ той степени просвщенія и знанія, которыя требовались къ столь важному ихъ длу’. Но идеи ‘Наказа’ не исчезли, а сдлались навсегда достояніемъ русской мысли, и стали выражаться въ произведеніяхъ литературы.
Сочиненія педагогическія, написанныя Екатериною для руководства при воспитаніи внуковъ ея, великихъ князей Александра и Константина Павловичей, также получили общее педагогическое значеніе для всего русскаго народа. Императрица написала съ этой спеціальной цлью ‘Начальную азбуку съ гражданскимъ ученіемъ’, ‘Выборныя россійскія пословицы’, ‘Разговоры и разсказы’, аллегорическія сказки ‘о царевич Хлор’ и ‘о царевич Феве’, наконецъ, ‘инструкцію кн. Салтыкову при назначеніи его воспитателемъ великихъ князей’. Во всхъ этихъ сочиненіяхъ Екатерина является передовой мыслительницей вка, усвоившей педагогическія идеи Монтеня, Локка, Руссо, Базедова. Въ т времена, когда въ русскомъ обществ господствующими взглядами на воспитаніе были взгляды фонвизинской г-жи Простаковой, Екатерина кладетъ въ основаніе своей ‘Инструкціи’ свободу развитія и самодятельность, предписывая простоту и умренность во всемъ, вкорененіе въ душахъ добрыхъ нравственныхъ началъ, гуманности, справедливости, любви къ истин, чувства законности и долга, трудолюбія, снисходительности къ людямъ, и высказываетъ необыкновенно здравые и проницательные взгляды на то, чему и какъ нужно учить дтей. Русское общество того времени чутко прислушивалось къ новымъ для него мыслямъ, и, напр., азбуки съ гражданскимъ начальнымъ ученіемъ разошлось въ Петербург въ дв недли 20,000 экземпляровъ, какъ писала о томъ сама императрица Гримму.
Въ воспитаніи великихъ князей, своихъ внуковъ, Екатерина считала особенно важнымъ ‘познаніе Россіи во всхъ ея частяхъ’. ‘Исторію Россійскую имъ знать нужно’, писала она въ ‘Инструкціи’, ‘и для нихъ она составляется’. Ни учебника, ни вообще сочиненія по русской исторіи тогда не было еще въ Россіи, и составительницей ея является сама императрица, начавшая тогда писать ‘Записки касательно россійской исторіи’, которыя и появились въ печати въ ‘Собесдник’. Любопытны взгляды Екатерины, высказанные въ предисловіи къ этому труду. ‘Сіи записки касательно россійской исторіи’, говоритъ она,— ‘сочинены для юношества въ такое время, когда выходятъ на чужестранныхъ языкахъ книги подъ именемъ исторіи россійской, кои скоре именовать можно сотвореніями пристрастными, ибо каждый листъ свидтельствомъ служитъ, съ какою ненавистью писанъ, каждое обстоятельство въ превратномъ вид не токмо представлено, но къ онымъ не стыдится прибавить злобные толки. Писатели т, хотя сказываютъ, что имли россійскихъ лтописцевъ и историковъ предъ глазами, но или оныхъ не читали, или языкъ русскій худо знали, или же перо ихъ слпою страстію водимо было….’ И, не отрицая темныхъ сторонъ русской исторической жизни, императрица замчаетъ, что ‘родъ человческій везд и по вселенной единакія имлъ страсти, желанія, намренія и къ достиженію употреблялъ нердко единакіе способы’. Иностранка по происхожденію, императрица почла даже долгомъ категорически отмтить, что она далека отъ того, чтобы раздлять враждебныя воззрнія на Россію и ея исторію. ‘Собиратель сихъ Записокъ касательно россійской исторіи’, сказано въ примчаніи къ Предисловію, ‘не въ числ змй, вскормленныхъ за пазухой, онъ вкъ свой тщился выполнить долгъ благодарнаго сердца. Онъ думаетъ, что похвальное не останется безъ хвалы, непохвальное безъ опороченія, добраго же умалять доброту или порочнаго умножать дурноту и тмъ подобиться неискусному врачу либо невжествомъ наполненному дтскому учителю, не есть дло его’. Такимъ образомъ и здсь Екатерина являлась боле русскою, чмъ многіе русскіе того и позднйшаго времени. Вообще Екатерину возмущало пристрастное, ненавистническое отношеніе къ Россіи со стороны европейцевъ, и она нердко бралась за перо, чтобы опровергать нелпыя розсказни ихъ. Ей приписывался ‘Антидотъ’ (противоядіе) — полемическій разборъ книги аббата Шаппо д’Одерато о Россіи, и если онъ написанъ, дйствительно, не ею самой вполн, то во всякомъ случа по ея мысли и указаніямъ ея приближенными.
Кром этихъ крупныхъ произведеній, посл императрицы осталось довольно многочисленныя замтки и наброски на русскомъ и французскомъ языкахъ, писанные по разнымъ поводамъ и обстоятельствамъ. Такъ, извстна, напр., замтка ‘О видахъ добра’, написанная для гр. A. C. Строганова, ‘Правила учащемуся, на память учащимся дтямъ’, ‘Примчанія безграмотной на извстныя мста вышедшей въ 1768 году комедіи Сумарокова ‘Лихоимецъ’, затмъ полемическая замтка по поводу какой-то статьи въ иностранныхъ газетахъ, записка о раздленіи лсовъ въ Россіи, Шишковъ приписываетъ Екатерин записку ‘О должностяхъ человка и гражданина’, и проч. Есть замтки императрицы, носящія характеръ автобіографическій. Одна изъ нихъ, напр., разсказываетъ о маскарадной шутк Екатерины, одвшейся въ офицерскій мундиръ и разыгравшей роль влюбленнаго въ княжну Н. С. Долгорукову. Особо стоятъ написанныя на французскомъ язык автобіографическія ‘Записки’ Екатерины, и, наконецъ, обширная переписка ея, собственноручныя рескрипты и т. п. Во всхъ этихъ произведеніяхъ своего пера Екатерина является мощною историческою личностью, полною необыкновеннаго проницательнаго ума.
Литературныя, въ тсномъ смысл, произведенія Екатерины, которымъ посвящено настоящее изданіе, составляютъ, такимъ образомъ, лишь меньшую часть изъ всего написаннаго ею. Но въ этой части общій характеръ ея просвтительныхъ и гуманныхъ идей, естественно, выражался съ большей широтой, не отвлекаемый въ частности, въ подробности практическаго примненія. Если ея произведенія практически-законодательнаго и общественно-устроительнаго характера были несравненно важне для цлей практической жизни, то произведенія литературныя, которыя прямо указываютъ на фактическія противорчія идеаламъ, существовавшія въ русскомъ обществ, носятъ прямо характеръ сатиры, должны были содйствовать сознанію общественному, длать боле понятными важность и цлесообразность новыхъ законодательныхъ мръ и стремленій императрицы.
Начало публичной литературной дятельности Екатерины относится къ 1769 году, когда въ сред петербургской журналистики появляется сатирическій журналъ ‘Всякая всячина’. Обыкновенно считаютъ издателемъ его Г. В. Козицкаго, адъюнкта Академіи Наукъ, съ 1769 по 1775 годъ состоявшаго на служб въ ‘Кабинет и при собственныхъ Ея Имераторскаго Величества длахъ, у принятія челобитенъ.’ Но на основаніи весьма вскихъ данныхъ, академикъ Пекарскій предположилъ, что ‘Всякая всячина’ была дломъ Екатерины, которая была ея дятельной вдохновительницей и сотрудницей. Помимо оставшихся въ бумагахъ императрицы нсколькихъ отрывковъ, назначавшихся несомннно въ этотъ журналъ, въ немъ напечатано одно изъ писемъ ‘Патрикея Правдомыслова’, въ то время, какъ другое, съ такой же подписью, сохранилось среди рукописей Екатерины. Нужно думать, что сотрудничество императрицы во ‘Всякой всячин’ не исчерпывается названнымъ письмомъ,— въ журнал есть не мало статей и замтокъ, написанныхъ въ ея характер, но теперь утрачены всякіе слды, указывающіе на авторовъ, и достоврно принадлежитъ Екатерин только оно одно. Въ немъ императрица выступаетъ противъ рзкихъ, со стороны другихъ журналовъ, обличеній неправосудія.
Чтобы понять источникъ этой защиты, нужно знать, что, по примру ‘Всякой всячины’, тогда возникло нсколько другихъ сатирическихъ журналовъ, между ними ‘Трутень’ Новикова, и вс эти журналы, по трудно уловимымъ теперь побужденіямъ, явились рзкими противниками ‘Всякой всячины’. Рзкія обличенія въ нихъ существовавшаго порядка вещей не нравились ‘Всякой всячин’, и, начавъ сатирой, какъ и т, она стала совтовать своимъ собратьямъ не все же писать одни обличенія, но не пропускать ‘описывать твердаго блюстителя вры и закона, хвалить сына отечества, пылающаго любовію и врностью къ государю’, и такъ какъ подобные совты оставались тщетными, то журналу, который, конечно, дорожилъ тмъ, чтобы замчались благія намренія и дйствія правительства, пришлось взяться за защиту существующаго порядка. Въ этомъ смысл написано противъ Трутня и письмо Патрикея Правдомыслова, опровергающее толки, что у насъ правосудія нтъ: ‘мы вс’, говоритъ здсь авторъ, ‘сомнваться не можемъ, что нашей великой государын пріятно правосудіе, что она сама справедлива’… Другое письмо Патрикея Правдомыслова, отысканное академикомъ Пекарскимъ въ рукописяхъ (оно напечатано въ настоящемъ изданіи), направлено также противъ Новикова, развивая мысль перваго письма, но оно не попало во ‘Всякую всячину’.
Полемика между журналомъ Екатерины и другими приняла въ конц концовъ характеръ острый и непріятный, даже личный. Въ сатирическомъ листк ‘Смсь’, въ критик на ‘Всякую всячину’, говорилось, напр.: ‘Завела она ссору между внучатами… Знаете ли, почему она увнчана толикими похвалами, въ листкахъ ея видными? Я вамъ скажу. Во-первыхъ, скажу, потому, что многія похвалы сама себ сплетаетъ, потомъ по причин той, что разгласила, будто въ ея собраніи многіе знатные господа находятся, и такъ нкоторые, можетъ статься, думая хваленіемъ ихъ сочиненій войти въ ихъ милость, засыпали похвалами ‘Всякую всячину’. Посл такого рода полемики, замчаетъ академикъ Пекарскій, ‘не будетъ уже казаться удивительнымъ, почему въ слдующемъ 1770 году вс сатирическіе журналы внезапно прекратились’. Осталась только та же ‘Всякая всячина’ и ‘Трутень’, но оба они уже боле не помщали сатирическихъ статей и вскор также вовсе прекратились. Журнальная дятельность императрицы прекратилась надолго.
Съ 1772 года Екатерина начинаетъ писать комедіи, составляющія самую выдающуюся сторону ея литературной дятельности. Цль и назначеніе своихъ пьесъ сама императрица такъ объясняетъ въ письм къ Гримму: ‘Во-первыхъ, потому (пишу комедіи), что это меня забавляетъ, во-вторыхъ, потому, что я желала бы поднять національный театръ, который, за неимніемъ новыхъ пьесъ, находится въ нкоторомъ пренебреженіи’… Но за этими вншними побужденіями. академикъ Гротъ видитъ другія. ‘Видя везд вокругъ себя проявленіе человческихъ слабостей и недостатковъ’, говоритъ онъ по поводу ‘Былей и небылицъ’: ‘Екатерина хотла дйствовать путемъ слова… Въ большей части того, что она выражаетъ, кроется намреніе’,— и слова эти въ одинаковой мр примнимы ко всей литературной дятельности императрицы. ‘Екатерина проводитъ въ комедіяхъ свои гуманныя идеи’, говоритъ одинъ замчательный историкъ литературы русской, ‘объясняетъ и защищаетъ свои реформы, осмиваетъ не одни старыя грубыя суеврія и пороки, а и новую грубость и невжество, покрываемыя лоскомъ французской образованности, пристрастное увлеченіе всмъ иностраннымъ съ презрніемъ ко всему отечественному’. Собственно серьезнаго художественнаго значенія он не имютъ, но отличаются веселостію и легкостію языка, приближающагося къ простой разговорной рчи, что было для того времени уже большой заслугою.
Лучшими изъ комедій Екатерины считаются ‘О время!’ и ‘Именины г-жи Ворчалкиной’. Первую изъ нихъ, имвшую поистин замчательною предшественницей только комедіею Фонвизина ‘Бригадмръ’, литературная критика признала началомъ русской общественной комедіи и критики общественныхъ нравовъ. Нужно замтить, что написаны он въ дух и по образцу тогдашнихъ французскихъ комедій, въ которыхъ, какъ даже у Бомарше, слуги являются боле развитыми и умными, чмъ ихъ господа. Но вмст съ тмъ въ комедіяхъ императрицы обрисовываются чисто-русскіе общественные пороки и являются русскіе типы. Наиболе удачно очерченными лицами комедій признаются Фирлюфюшковъ и Некопейковъ, и первый изъ нихъ считается представляющимъ черты Иванушки Фонвизина и въ то же время зародышемъ Грибодовскаго Репетилова. Сама Ханжахина въ ‘О время!’ — рзко очерченное лицо, полное ханжества, рядомъ съ суевріемъ и безсердечіемъ.
Въ 1772 году Екатериною написаны еще три комедіи. Но въ нихъ, какъ и въ позднйшихъ всхъ комедіяхъ нравовъ, повторяются т же темы и т же характеры, какъ и въ первыхъ двухъ, и он уже не имютъ особеннаго значенія въ исторіи литературы, сохраняя его только въ исторіи театра.
Съ комедіями Екатерины связано одно произведеніе ея, появившееся въ ту эпоху въ сфер журналистики. Въ 1772 году, когда появилась комедія ‘О время!’, Новиковъ началъ изданіе сатирическаго журнала ‘Живописецъ’, превосходившаго смлостью обличеній и сатиры вс прежнія изданія въ этомъ род, и счелъ долгомъ посвятить его будто бы неизвстному автору комедіи ‘О время!’ ‘Вы’, писалъ онъ въ этомъ ‘Приписаніи’,—‘первый сочинили комедію точно въ нашихъ нравахъ, вы первый съ такимъ искусствомъ и остротою заставили слушать дкость сатиры съ пріятностью и удовольствіемъ, вы первый съ такою благородной смлостью напали на пороки, въ Россіи господствовавшіе’… ‘Вы открыли мн’, говоритъ дальше Новиковъ, ‘дорогу, которой я всегда страшился, вы возбудили во мн желаніе подражать вамъ въ похвальномъ подвиг исправлять нравы своихъ единоземцевъ, вы поострили меня испытать въ томъ свои силы’. Отвтомъ на это ‘приписаніе’ и было ‘Письмо къ господину Живописцу’.
Въ 1781—1782 годахъ Екатерина, между прочими педагогическими сочиненіями, написала свои знаменитыя аллегорическія сказки ‘о царевич Хлор’ и ‘о царевич Феве’, рисующія идеалъ воспитанія будущаго правителя. Извстно, что одно изъ дйствующихъ лицъ первой сказки, Фелица, аллегорически изображающая счастье, дало поводъ Державину написать оду, изображающую Екатерину подъ именемъ Фелицы, и это обстоятельство послужило поводомъ къ новой эпох журнальной дятельности Екатерины. Княгиня Дашкова, только что сдланная директоромъ Академіи Наукъ, начала тогда, при соизволеніи императрицы, изданіе на счетъ академическихъ суммъ литературнаго журнала ‘Собесдникъ любителей россійскаго слова’, во глав котораго и поставлена ода ‘Фелиц’. Императрица съ первой же книжки приняла въ немъ дятельное участіе, помстивъ въ ней приведенное нами выше ‘предисловіе’ къ ‘Запискамъ касательно россійской исторіи’, которыя затмъ и печатались во всхъ книжкахъ журнала. Со второй книжки стали появляться въ ‘Собесдник’ ‘Были и небилицы’. Въ своей классической біографіи Державина, академикъ Гротъ предполагаетъ, что ‘Были и небылицы’ Екатерина начала подъ вліяніемъ именно ‘Фелицы’ Державина, даже заглавіе ихъ какъ будто навяно стихомъ оды: ‘И быль и небыль говорить’. Он представляютъ собою, по опредленію Грота, безсвязныя, но остроумныя рчи о всякой всячин, обо всемъ, что взбредетъ на умъ мыслящему наблюдательному человку, и, кажется, образцомъ императриц въ этомъ случа, боле всякаго другого автора, служилъ Стернъ. Преслдуя сатирическія цли, она направила свои удары прежде всего, естественно, на свой придворный кругъ, и въ первыхъ статьяхъ ‘Былей и небылицъ’ ‘встрчается боле портретовъ, несомннно списанныхъ съ живыхъ лицъ’ (Пекарскій). Отдаленность той эпохи скрываетъ отъ насъ истинный смыслъ многихъ намековъ и обличеній императрицы, извстно, однако, съ точностью, что въ общихъ характеристикахъ ея подъ именемъ ‘нершительнаго’ современники узнали оберъ-камергера И. И. Шувалова, подъ именемъ ‘самолюбиваго’ изображался Чоглоковъ, мужъ оберъ-гофмейстерины при двор великой княгини, въ масон, здившемъ въ Швецію, узнаютъ князя Куракина, является тутъ и шутникъ Нарышкинъ. Нашлись и такіе, какъ генералъ-прокуроръ сената князь Вяземскій, которыхъ императрица и не думала имть въ виду, но которые принимали все на свой счетъ. Это было уже непріятно императриц, и въ третьей книжк ‘Собесдника’ она пишетъ себ письмо отъ Угадаева и сама же отвчаетъ на него, что ‘люди тутъ безъ имени, а описывается умоположеніе человческое, до Карпа и Сидора тутъ дла нтъ’. Между тмъ обстоятельства стали складываться для императрицы въ томъ же род, какъ и во ‘Всякой всячин’, но только теперь непріятныя для нея статьи печатались въ самомъ же ‘Собесдник’, такъ какъ императрица не желала, несмотря ни на что, стснять писавшихъ. Уже во второй книжк журнала появились замчанія на неправильность языка въ ‘Собесдник’, подписанныя именемъ Любослова — личность котораго остается неизвстною (Гротъ называетъ Морозова, Румовскаго и Лепехина, отдавая большую вроятность первому, служившему у принятія прошеній, при Храповицкомъ), и въ этихъ замчаніяхъ задвается Екатерина по поводу словъ ‘единакій’, вмсто ‘одинакій’, и ‘выполнить’, вмсто ‘исполнить’. Въ третьей книжк напечатаны ‘вопросы’, присланные въ редакцію журнала, очень не понравившіеся императриц, особенно вопросъ 14-й: ‘отчего въ прежнія времена шуты, шпыни, балагуры чиновъ не имли, а нынче имютъ и весьма большіе?’ — она увидла въ немъ намекъ на оберъ-шталмейстера Л. А. Нарышкина, очень неглупаго, остроумнаго, веселаго собесдника въ близкомъ кружк императрицы, забавлявшаго императрицу разными продлками и шутками. Наконецъ, въ той же 3-й книжк появилось ‘Письмо къ г. Сочинителю Записокъ о Россійской исторіи’, присланное Сергемъ Петровичемъ Румянцевымъ, незадолго передъ тмъ пріхавшимъ изъ-за границы. Въ сущности письмо это было льстивое, которымъ авторъ желалъ войти въ переписку съ императрицей, но не грубо льстивое, въ которомъ лесть прикрыта была вншнею критикою. ‘Вы, мн кажется, не весьма удачнымъ образомъ въ свое сочиненіе вступили… Неужто вы вздумали намъ боле сказать въ тетрадкахъ своихъ, несть-ли мы въ лтописцахъ начитаться можемъ… Первая тетрадка ваша по крайней мр не подаетъ намъ сей надежды. Какое ваше, напримръ, о происхожденіи Россіянъ сухое и маловажное объясненіе!’ и т. д. Такова вншность письма, въ которой авторъ тщился скрыть похвалы простот, правд и ясности изложенія Екатерины въ противоположность другимъ, и между прочимъ учившему его профессору въ Лейден, который даже о первомъ вк посл потопа имлъ ‘весьма точныя свднія’. Императрица допустила письмо напечатать, но была имъ очень недовольна, справедливо предполагая, что публика не замтитъ ироніи автора, а пойметъ его нападенія буквально, какъ именно обличеніе недостатковъ ‘Записокъ’ ея.
Вс эти обстоятельства дали ‘Былямъ и небылицамъ’ и вообще писаніямъ ея особое направленіе, ей приходилось защищаться, и устами ‘ддушки’ или иначе она не осталась въ долгу. Любослову, выслушавшему возраженія отъ другихъ задтыхъ имъ, со стороны императрицы замчено просто, что ‘грамматическія’ критики скучны, что ея ‘гршные падежи никому не мшаютъ’, что, наконецъ, ‘честныя правила, здравый разсудокъ и пріятная шутка предпочтительны педантству’. Вопросы императрица приняла за присланные отъ Шувалова, въ отмщеніе за изображеніе ‘нершительнаго’, и на 16 вопросъ: ‘гордость большей части бояръ обитаетъ въ душ или голов?’ отвтила: ‘тамъ же, гд нершительность’, намекая тмъ, что она понимаетъ, откуда посланы вопросы, затмъ въ ‘Быляхъ и небылицахъ’ есть нсколько выходокъ противъ автора ‘вопросовъ’. Получивъ же покаянное письмо отъ Фонвизина, она помстила его въ самыхъ ‘Быляхъ и небылицахъ’. Румянцеву она не отвтила ничего, но въ четвертой книжк ‘Собесдника’ есть выходка противъ него, насмшки надъ нерусскими оборотами его рчи: ‘терпть я не могу того’, говоритъ тамъ ддушка, ‘что, писавъ по-русски, кто думалъ на иностранномъ язык’, и т. д.
Румянцевъ, не получивъ отвта на первое письмо, обратися позже, въ VII кн. ‘Собесдника’, къ Екатерин вторично, уже какъ къ автору ‘Былей и небылицъ’, подписавшись: ‘Ни одной звзды во лбу не имющій’, и при этомъ письм приложено было имъ предисловіе къ исторіи Петра Великаго, въ которомъ, вроятно съ намреніемъ задть самолюбіе императрицы, великій императоръ превозносится похвалами, а Екатерина называется ‘порожденіемъ Петровымъ’. Императрица и отвчала Румянцеву рзкимъ ‘отвтомъ на письмо подъ N XIX напечатанное’.
Въ VI кн. ‘Собесдника’ появилось ‘Письмо къ господамъ издателямъ’, содержащее критику на ‘Были и небылицы’. Авторъ его, восторгаясь ‘Былями и небылицами’, въ то же время уврялъ, что другія статьи журнала, въ которыхъ участвовали такіе писатели какъ Державинъ, Фонвизинъ, Капнистъ — возбуждаютъ только скуку и дремоту. Подобная грубая лесть не могла, конечно, нравиться Екатерин. Она сама ничего не отвчала на это письмо, но за то въ VII кн. появилась, вроятно внушенная ею, насмшливая противъ его сочинителя статейка ‘Каноника Ignorante Bambinelli’, т. е. Нарышкина.
Вс эти обстоятельства, поясняющія намъ содержаніе ‘Былей и небылицъ’, вроятно, сильно повліяли на охлажденіе императрицы къ участію въ ‘Собесдник’. Едва-ли ей могло быть пріятно вести полемику и публичную переписку, да еще принимавшую такой личный характеръ, съ своими поданными. И уже въ V кн. ‘Собесдника’ ‘одинъ изъ издателей Собесдника’, какъ можно догадываться, сама Дашкова, выражая восторженныя ‘Былямъ и небылицамъ’ похвалы, печалился о предполагаемомъ будто бы отъзд ихъ автора. Императрица написала на это письмо въ ‘Быляхъ и небылицахъ’ отвтъ, въ которомъ недвусмысленно сквозитъ насмшка. Вскор ссора Дашковой съ Нарышкинымъ совершенно испортила отношенія ея къ императриц. Нарышкинъ не могь позабыть 14 вопроса Фонвизина, напечатаннаго Дашковой, и платилъ ей насмшками надъ нею и самой академіей, которой она была ‘директоромъ’, записки ‘Общества незнающихъ’ быть можетъ были имъ и задуманы, а часть ихъ и написана, и встрчи ихъ во дворц были непріятны. Императрица, не любившая Дашкову уже давно за то, что она себ присвоивала всю честь переворота, возведшаго Екатерину на престолъ, приняла сторону Нарышкина и потребовала отъ Дашковой вс свои рукописи, изъ переписки ихъ по этому поводу видно, что помщенное въ VIII кн. ‘Собесдника’ письмо къ издателямъ отъ неизвстнаго, оканчивающееся словами le ris tenta le rit и проч., принадлежитъ также перу Екатерины.
Журнальная дятельность императрицы прекратилась опять, и уже навсегда. Въ послдующіе годы ею написаны на русскомъ язык остальныя ея драматическія произведенія: три комедіи нравовъ, два историческихъ представленія, три комедіи противъ масонства, вроятно также ‘Тайна противу нелпаго общества’ и пять оперъ. Наибольшее значеніе императрица сама должна была, естественно, придавать комедіямъ противъ масонства, но въ нихъ императрица, быть можетъ, намренно, игнорировала всю нравственную сторону и сущность масонства, имвшаго смыслъ противодйствія развивавшемуся матеріализму, и осмяла чисто вншнія формы его. Ея ироническій умъ не мирился съ таинственностью и мистицизмомъ, въ которыя облекались врованія и обряды масонства, и это нерасположеніе къ нему шло такъ далеко, что императрица не усомнилась смшать его съ явленіями шарлатанства, выставивъ и осмявъ рядомъ съ масонами, подъ именемъ Калифалкжерстона, знаменитаго Каліостро, прізжавшаго передъ тмъ въ Петербургъ, и даже Сибирскаго шамана.
Не лишены значенія по своему народному колориту и оперы Екатерины. Сюжетъ ‘Боеслаевича’ заимствованъ изъ былины о Василіи Буслаев, въ Горебогатыр же Косометович она осмяла тогдашняго шведскаго короля Густава III, мечтавшаго отторгнуть отъ Россіи вс острова Финскаго залива, хвастливо приглашавшаго Стокгольмскихъ дамъ на балъ въ зимнемъ дворц, и въ 1788 году вторгнувшагося въ русскіе предлы безъ объявленія войны, но не могшаго взять и незначительной крпости Нейшлота, защищаемаго безрукимъ комендантомъ Барановымъ съ незначительнымъ гарнизономъ инвалидовъ.