ЛИТЕРАТУРА И ЛИТЕРАТОРЫ
КОММЕНТАРИИ
Литература и литераторы, Розанов Василий Васильевич, Год: 1901
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика, СПб.: Росток, 2009.
Странную полемику вызвала пробная мера — ограничение годовым сроком действия предостережений, получаемых повременными изданиями. ‘Неделя’ напечатала по этому поводу статью ‘Право слова’, а кн. Мещерский сделал эту статью, как он выражается, ‘предметом этюда’. ‘Неделя’ высказала не больше и не меньше как то, что печать полезна и, как всякая полезная сила, имеет свои права. Как будто забыл, что сам издает газету, не либеральную и, вероятно, не бесполезную, кн. Мещерский высказывается, что повременная печать ничего, кроме вреда, России не приносит, и не только в России, но и вообще нигде ничего полезного она не делает. ‘Если бы какое-нибудь государство, — говорит он, — могло так устроиться, чтобы не иметь вовсе органов повременной печати, кроме телеграфных и официальных известий, и печать была бы только в руках талантливых писателей книг, а все образованные люди страны занимались бы каждый своим делом, — нет ни малейшего сомнения в том, что страна эта была бы несравненно счастливее, нравственнее и здоровее духовно всякой страны, где существует теперь повременная печать’.
Таким образом кн. Мещерский высказывается против прессы по существу.
Опять ему нужно напомнить историю, которой совершенно не помнит ‘внук великого Карамзина’, как нередко именует себя наш титулованный редактор. Повременная печать у нас сотворена Петром. Он первый заводит ‘Куранты’, через которые толпа узнавала бы, что делается в правительстве, да и узнавали, что делается на всем свете. Психология знакомства веселое ‘Здравствуй! Что нового?’ есть в сущности психология печати, и она народилась в минуту величайшего оживления и величайших новых перемен в нашем отечестве. Замечательно, что всякий подъем у нас правительственного духа вызывал именно в самом-то правительстве добрый, благожелательный взгляд на печать: оно как будто через печать говорило народу ‘Здравствуй! Вот еще — новое, еще несу тебе доброе, хорошее!’. Новинки через печать понесла обществу и Великая Екатерина. Она сама была писательницею, она была и журналистом, сотрудничая анонимно, но слишком не скрыто от ближайших людей в журналах Дашковой и Новикова. ‘Всякая Всячина’ — вот простое имя, принятое на себя сатирическим листком, через который просветительница императрица пыталась истреблять смешное и грубое в современном ей русском обществе. Журнальная деятельность Сумарокова, Эмина, Чулкова, Туманского, Решетникова, Новикова возникла или по почину, или по примеру, или под покровительством государыни. И до сих пор русскому правительству принадлежит многое множество повременных изданий, т. е. само русское правительство есть самый плодовитый журналист. Не говоря о ‘Правительственном Вестнике’, каждое наше министерство имеет свой орган, иногда имеет полуофициальные периодические издания, и если сюда приложить государственно-технические издания, от ‘Земледельческой Газеты’ до ‘Артиллерийского Журнала’, то мы увидим, до чего велико количество периодических листков, бросаемых в пищу читателям наших государств. Наконец ближайшие к нашему времени монархи озаботились дать журнальную пищу обширнейшим массам русского народа: Александр II приказывает издавать ‘Солдатское Чтение’, а Император Александр III повелел создать для сельского и деревенского люда ‘Сельский Вестник’, в своем роде единственный государственно-народный журнальчик в мире.
Неужели все это напрасно? Неужели все это ошибочно? Неужели за всем этим у государственных русских людей не стояло никакой разумной мысли?
Люди не будут читать газеты, но будут ли они обходиться без новых сведений? Или, при отсутствии газет, разве они будут без мысли волнующейся, шаткой, неудержимой, неуловимой? Кн. Мещерский забыл, что есть стоустная молва, есть письма, гектограф, которые будут переносить из города в город, из Петербурга в Москву и Чухлому самые чудовищные ‘новости, сопровождаемые самыми чудовищными комментариями, которым будут верить, и даже больше гораздо, чем теперь всякому печатному листку. Неужели кн. Мещерский может воображать, что страна такого роста, как теперь Россия, могла бы, ‘при лучшем взгляде правительства на печать’, обойтись без слухов и мнений о том, что делается. Возьмите холерное время и темную толпу, не читающую, безграмотную, и вы получите приблизительно картину спокойствия, какую представляла бы Россия без газет. Газеты утишают страну, умеряют ее взволнованность — вот чего никто не знает или не хочет замечать. Закройте газеты, и вы возбудите психологический пожар. Чему верить? Этому злостному клеветнику, который строчит в провинции небылицу? Или тому гостиному говоруну, который критикует все так, как ни одна самая свободная газета в самой свободной стране? Петр Великий вынужден был распорядиться отбирать в монастырских кельях чернила и бумагу от множества инсинуаций на его правление, выходивших отсюда. Вот когда это было! Но можно ли отнять бумагу и чернила у России? И можно ли сравнить тогдашние писания ‘чернцов’ с возможными писаниями теперешних фрондеров.
Печать — свет. В ней — ясность, уверенность, твердость. По отношению к океану мнений, какого не может не представлять страна и народ, газета и журнал есть узкое, исследимое, на глазах текущее русло, где все видно. Подпочвенные воды она собирает в себя, отцеживает, отбрасывает, очевидно, нелепое и чудовищное, что без нее имело бы жизнь и действие. Да, поверьте, имело бы! Кто спорит, в этом действии ее есть и темные стороны. Разве существуют совершенные механизмы! Печать ошибается, печать иногда дурно думает, наконец, она зло иногда думает. Но не забывайте же о том зле и злобе и раздражении, какое темно волновали бы народ и общество без просвещающего и умеряющего ее действия. Фильтр есть фильтр.
Какую государственную полицию, необозримую статистику, инспекторат, ревизию нужно было бы завести правительству, не будь в стране печати. Пресса дает сановнику, дает Петербургу в каждую минуту, каждый день картину страны, с отметкой всего мало-мальски имеющего общественный интерес в ней. Ну, пусть газета глупа и негодна, как хочет ее представить Мещерский. Но почему ее читают столько умных людей, министры, консерваторы, сам Мещерский, словом, все? Неужели только от нервности и для нервозного возбуждения? Что за гашиш действует во вселенной? Очевидно, ее читают все потому, что она всем нужна и каждому несет что-нибудь полезное, нужное.
Не мешает припомнить кн. Мещерскому, что заслуги печати — именно не литературы, а печати, прессы — признаны в нынешнее царствование с высоты престола. Мы говорим об ежегодном пятидесятитысячном фонде, назначенном для инвалидов печатного дела. За вред — не дают пенсий. Но кн. Мещерский скажет, что это — не по заслугам? Да неужели же изо дня в день, зоркий, заботливый, неусыпный глаз печати уже отметками о всяком добром деле, криком о всяком злом деле не сослужил службы нашей государственной громаде? Неужели же и в сфере мысли печать так-таки ничего и не имеет в себе годного? Она разделяется здесь на лагери, и каждый по— своему служит отечеству. Не хотим отнять прав этой службы и почета за эту службу и у кн. Мещерского. И практические служаки государства, чиновники и государственные люди не раболепно поддакивают своему начальству, они все призваны и даже им всем приказано говорить правду, по мере их разумения, в размере их знаний. Это право — есть единственное, какого себе хочет и печать.
НВ. 1901.4 июля. No 9098. Б.п.
‘Всякая Всячина’ — еженедельный журнал выходил в Петербурге в 1769-1770 гг. под наблюдением Екатерины II.
‘Правительственный Вестник’ — газета выходила в Петербурге в 1869-1917 гг. ‘Земледельческая Газета’ — выходила в Петербурге в 1834-1917 гг.
‘Артиллерийский Журнал’ — выходил в Петербурге ежемесячно в 1808-1917 гг. ‘Солдатское Чтение’ (Вильна, 1877-1878) — еженедельный журнал.
‘Сельский Вестник’ — еженедельный журнал в Петербурге в 1881 г.