Литанiя Марiи Двственниц изъ Каенны*.
Литанiя Марiи Двственниц изъ Каенны*.
Посвящается Л. Д. Блокъ.
31
37
39
41
Іюль. 1907 г.
Литания Марии Девственнице из Каенны, Ауслендер Сергей Абрамович, Год: 1907
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Сергей Ауслендер
Источник текста: С. Ауслендер. Золотые яблоки. Рассказы. М.: Книгоиздательство ‘Гриф’, 1908, стр. 29 — 42.
OCR: В. Г. Есаулов, 15 марта 2010 г.
*) Марія-Анна-Шарлотта де-Кордэ д’Армонтъ изъ Каенны 13 іюля 1793 г. убила гражданина Марата.
Вслдствіе легкаго насморка я уже нсколько дней не выходилъ изъ дома, и поэтому друзья собрались въ этотъ вторникъ у меня.
Первыми пришли барышни Лебо въ темныхъ, простыхъ платьяхъ, но не отказавшіяся еще отъ высокихъ причесокъ, которыя он были принуждены скрывать подъ широкими полями уродливыхъ шляпъ, чтобы не вызывать насмшекъ уличныхъ повсъ. Он тронули меня своимъ вниманіемъ, принеся букетъ васильковъ, собранный ими за городомъ. Мужество этихъ двушекъ, поистин удивительное, часто укрпляло насъ всхъ въ самыя тяжелыя минуты сомнній и отчаянья. Потерявшія отца и все состояніе, несмотря на свой возрастъ уже испытавшія тюремное заключеніе и близость позорной смерти, принужденныя покинуть родину, он все переносили съ твердостью и кроткой веселостыо.
Здсь он первыя подали примръ смиренія передъ случайностями судьбы, не гнушаясь самыми грубыми и тяжелыми работами, столь непривычными для ихъ нжныхъ рукъ. Со-брались уже почти вс друзья, и такъ какъ никто не принесъ особыхъ новостей, то мы тихо бесдовали за круглымъ столомъ въ моемъ кабинет въ то время, какъ старшая Лебо ловко и быстро приготовляла намъ чай.
Запоздавшій Альбертъ казался очень взволнованнымъ. Еще съ порога онъ задыхаясь, крикнулъ: ‘Вифертъ здсь! Онъ пріхалъ сегодня утромъ и по моему настоянію общалъ сегодня же постить васъ’.
Хотя я и не раздлялъ увлеченія многихъ нашихъ друзей этимъ ханжой изъ евреевъ и роялистомъ изъ парикмахеровъ, но, никогда не видавшій его и много слыхавшій разсказовъ о немъ, самыхъ разнорчивыхъ и странныхъ, я ждалъ его прізда съ большимъ нетерпніемъ, и новость Альберта, не совсмъ ожиданная, взволновала насъ всхъ, кром Жюстена, лично вовсе не знавшихъ такъ внезапно пріобртшаго столь сомнительную извстность Виферта.
Разговоръ сдлался сразу вялымъ и разсяннымъ, и напряженное ожиданіе, тщетно скрываемое, заняло всхъ.
Изъ моего окна были видны далекія поля
32
и прямая дорога, ведущая къ дому, обсаженная слегка пожелтвшими буками, поэтому, когда Альбертъ вполголоса растерянно сказалъ: ‘онъ идетъ’, и мы вс невольно, не прерывая разговора, обратились къ окну, то еще издали въ блдныхъ сумеркахъ четко выдлилась высокая, нсколько согбенная фигура. Въ длинномъ, ниже колнъ, сромъ кафтан, съ тростью и молитвенникомъ въ рукахъ, медленно и осторожно приближался Вифертъ, какъ будто ничего не замчая, какъ слпой или лунатикъ, и стукъ его трости, хотя и неслышный, чувствовался въ его точныхъ, размренныхъ движеніяхъ руки, сжимающей бронзовый набалдашникъ.
Въ комнату вошелъ молодой человкъ, совершенно блдный, съ черными, слегка вьющимися волосами. Только выраженіе какой-то постоянной сладости на красивомъ, тонкомъ лиц выдавало его происхожденіе. Онъ держался очень скромно, но его смущенность казалась нсколько дланной. Обходя присутствующихъ, онъ здоровался, низко кланяясь, крпко пожимая руки своей влажной и холодной рукой и оглядывая всхъ тусклыми, пронзительными глазами почтительно и назойливо. Совершенно неожиданно дойдя до сидящей съ краю нашей новой знакомой, Цециліи Рено, барышни скромной и ничмъ
33
не замчательной, Вифертъ вдругъ опустился передъ ней на колни и, цлуя ея руку много разъ съ какимъ-то остервенніемъ, сталъ выкрикивать голосомъ высокимъ, даже визгливымъ:
— Избранная, чистая! Перстъ Божій! Мученица святая!
Онъ захлебывался, стоя на колняхъ передъ барышней, глядящей на него почти съ ужасомъ. Затмъ онъ всталъ и, со смущенной улыбкой очистивъ свои панталоны, отошелъ въ сторону, я же старался быстрыми вопросами о старыхъ друзьяхъ и длахъ въ Париж завязать разговоръ и замять неловкость этой странной выходки.
На все Вифертъ отвчалъ робко и неувренно, имя видъ провинившагося школьника. Только когда кто-то спросилъ, какъ поживаетъ Робеспьеръ, онъ, на минуту выдавая свое какое-то другое, скрываемое лицо, рзко воскликнулъ: ‘Не безпокойтесь! Онъ скоро’… И, снова овладвъ собою, не кончилъ начатыхъ словъ.
— Можетъ быть, вы разскажете намъ только по смутнымъ слухамъ извстныя подробности убійства Марата? — спросилъ я.
— Да, да, конечно. Только эти свчи… Свтъ слишкомъ силенъ, мои глаза не могутъ выносить сіяній крылышекъ херуви-
34
мовъ, — забормоталъ онъ, еще боле поблднвъ и тревожно озираясь на свчи, подъ темнымъ абажуромъ почти незамтныя. Я сдлалъ знакъ задуть ихъ, и въ наступившей темнот только слегка выдлились пятна оконъ сквозь занавски и лицо Виферта, вытянувшагося на высокой спинк стула и нкоторое время совершенно молчащаго.
— Спаси насъ, — началъ онъ какимъ-то новымъ, пвучимъ голосомъ, отъ котораго сразу сдлалось все странно, жутко и сладко. — Спаси насъ. Укрпи маловріе наше.
Онъ закрылъ глаза руками, какъ будто про себя продолжая начатую молитву, и че-резъ нсколько минутъ заговорилъ:
— Камни, камушки любитъ Пречистая. Цвточки сбираетъ въ пол. Въ внкахъ изумрудныхъ ангелы бесдуютъ съ нею и чудные сны и виднья посщаютъ ее. Смотрите, смотрите! Чудесны милости къ намъ Благодатной.
Сначала медленно, потомъ все быстрй и быстрй, въ тактъ словъ закружилъ онъ своими, какъ два мягкихъ крыла, длинными руками въ странныхъ зачаровывающихъ движеніяхъ.
Кто-то сдавленно-истерично вздохнулъ, но больше я уже не чувствовалъ окружающихъ.
— Ты услышишь наши молитвы. Ты укр-
35
пишь насъ посщеніемъ своимъ, Пречистая, — говорилъ Вифертъ и робко колебались тни, свтля тусклымъ свтомъ и расплываясь, будто тяжелый туманъ, разсиваясь, открывалъ скрытыя дали.
— Уже близко свершеніе, — воскликнулъ онъ. — Спаси насъ! Дай коснуться твоихъ одеждъ. Открой намъ тайны твои чудесныя.
— И вотъ ужъ тонкій ароматъ далекаго поля донесся до меня. И вотъ спала послдняя пелена и сіянье ослпило глаза, привыкшіе къ мраку.
— Ты уже съ нами, Всеблаженная? — спросилъ Вифертъ дрогнувшимъ голосомъ, ожидающимъ отвта. И въ тягостномъ молчаніи раздалося тихо, но явственно:
— Да.
— Ты откроешь намъ пути свои?
— Да.
— Ты поведешь насъ за собой?
— Да.
Въ смутномъ дрожаніи открылось желтое поле и солнце склоненное — сзади. Медленно, раздвигая мягко шелестящую рожь, съ опущеннымъ лицомъ, въ темномъ плать съ мелкимъ узоромъ, съ срой папкой для рисунковъ въ одной рук и блой ромашкой въ другой прошла та, которую, никогда не видавъ, я сразу узналъ.
36
По легкому трепету, опять напомнившему о присутствующихъ, я догадался, что не одному мн было виднымъ чудесное видніе.
Въ странномъ припадк Вифертъ застучалъ кулаками по столу, восклицая безсвязно: ‘Слава совершенію твоему. Вруйте, вруйте! Держите пророчество, братья, крпче, крпче. Скоро откроются вамъ послднія тайны’.
Затмъ онъ стихъ, какъ бы изнемогая въ страшной усталости, и, черезъ нсколько ми-нутъ совершенно спокойно попросивъ за-жечь свчку, прочелъ по вынутой тетради:
‘Милыя сестры и братья! Вотъ я прихожу къ вамъ, чтобы насытить ваши сердца сладкой любовью и. ненавистыо, еще боле сладкой.
‘Я пріхала въ Парижъ съ утреннимъ дилижансомъ изъ Каенны. Какіе-то толстые монтаньяры всю дорогу заставляли меня улыбаться про себя своими пошлыми, самодовольными разсужденіями, не допускающими возможности, что уже близокъ конецъ ихъ торжества.
‘Мой багажъ былъ перенесенъ въ гостиницу ‘Провидансъ’, гд я провела нсколько дней самыхъ счастливыхъ въ моей жизни. Сладко было медлить, зная, что уже отмчена роковымъ знакомъ участь того, кото-
рый, ничего не предполагая, окруженный друзьями, еще расточалъ свои кровожадные замыслы.
‘Въ день совершенія я встала такъ рано, что казалось — спали еще дома, лавки, камни мостовой, и мн долго пришлось дожидаться подъ сводами стараго рынка на желтой скамь у лавки ножевщика. Запоздалые гуляки, возвращаясь домой, прокричали мн какую-то грубую любезность, размахивая своими шляпами. Старый ножевщикъ, подавая узкій, соблазняюще — блестящій ножъ, — такой, какимъ мясники убиваютъ однимъ ударомъ въ голову своихъ быковъ, — сказалъ, улыбаясь:
— Барышня и безъ ножа можетъ зарзать.
‘Посл обда я наняла фіакръ и съ шумомъ подъхала къ дому ‘друга народа’ въ узкой Кордельерской улиц. Темная, крутая лстница вела во второй этажъ. Я дернула за металлическій прутъ, и посл третьяго звонка сердитая женщина открыла дверь. Мн понадобилось не мало усилій, чтобы побдить ея ворчливую подозрительность, но моя спокойная настойчивость, мой костюмъ и моя молодость разсяли, наконецъ, вс ея возраженія. Она провела меня въ узкую комнату съ высокимъ цвтнымъ окномъ и ванной на возвышень. Въ полумрак я раньше,
38
чмъ разглядть голову сидящаго въ ванн, услышала его голосъ: ‘Ну, скорй говори, что теб нужно’.
‘Я сказала, что имю сообщить ему важныя новости.
— Скоре, скоре! Чортъ возьми, — нетерпливо воскликнулъ онъ, ударяя руками по вод.
‘Достаточно приглядвшись, я разсмотрла его безобразную голову въ желтомъ платк. На подоконник стояло болыное блюдо съ мозгами — ужинъ, которымъ онъ не насла-дился.
‘Я начала разсказывать сбивчиво, какъ бы робя, а онъ, прерывая меня грубыми восклицаніями, нетерпливо хлопалъ по вод костлявыми кулаками.
‘Удушливый запахъ шелъ изъ ванны, но я ни на минуту не теряла самообладанія, хотя голова нсколько кружилась и было тяжело дышать.
— Имена, имена! Не болтай вздору, — закричалъ онъ, — и завтра же они будутъ казнены.
‘Я начала разстегивать лифъ, какъ будто доставая списокъ, но, къ счастью, ножъ запутался въ складкахъ и я нсколько помедлила, потому что въ эту же минуту дверь пріотворилась и женщина, впускавшая меня, выглянула въ щель.
— Двушка пригодится намъ, — съ гадкимъ смхомъ воскликнулъ сидвшій въ ванн. — Къ тому же она добрая санкюлотка.
‘Женщина еще разъ осмотрла насъ недовольнымъ, злымъ взглядомъ и притворила дверь.
‘Такъ какъ изъ-за высокихъ краевъ ванны была видна одна голова, то, только наклонившись, я разглядла его волосатую, впалую грудь и отвратительныя подробности дряблаго тла.
— Плутовка, а вдь ты недурна! — сказалъ онъ, улыбаясь улыбкой, отъ которой его лицо сдлалось еще страшне и пытаясь взять меня за подобородокъ.
— Сударь! — воскликнула я, отстраняясь и чувствуя тяжелый запахъ изъ его рта.
— Ты будешь слушаться меня, а не то…
‘Я высвободила, наконецъ, свой ножъ и, не давъ закончить начатыхъ словъ, всадила его въ сухое тло, какъ-то странно хрустнувшее и свободно принявшее узкое лезвее.
‘Оставивъ его громко кричащимъ, я распахнула дверь, и свжій воздухъ доставилъ мн огромное наслажденіе.
— Что случилось? — спросилъ маленькій человкъ, заклеивающій какія-то бандероли на полу передней.
40
— Я убила гражданйна Марата, — отвчала я. — Онъ бросился на меня’.
Вдругъ, прервавъ чтеніе, Вифертъ опять погасилъ свчу и заговорилъ быстро, нараспвъ:
— Слава теб. Слава теб, фіалъ утшенія сладостнаго. Слава теб. Слава теб, ангеловъ подруга свтлая. Роза, изъ. внка небеснаго оброненная. Жертва сладострастія непорочнаго. Слава теб!
Онъ замолчалъ и наступившее молчаніе показалось мн довольно продолжительнымъ. Наконецъ, Кюбэ спросилъ: ‘Ну, что же дальше?’
Никто не отвчалъ. Зажегши свчу, мы увидли, что Вифертъ сидитъ все въ той же поз съ закрытыми глазами. Лицо его съ капельками пота на вискахъ показывало полнйшее утомленіе.
Этотъ странный и непріятный вечеръ былъ единственной нашей встрчей съ Вифертомъ. Никакихъ сношеній я съ нимъ не имлъ и о его трагическомъ конц узналъ изъ газетъ.
Только черезъ годъ, когда намъ всмъ пришлось испытать много непріятностей въ связи съ неудачнымъ покушеніемъ на Робеспьера, мы вспомнили, что въ тотъ вечеръ, сейчасъ вслдъ , за Вифертомъ, ни съ кмъ
не прощаясь, быстро вышла изъ комнаты Цецилія Рено и, догнавъ его, — что мы ясно видли въ предразсвтныхъ сумеркахъ изъ окна, — она молча пошла рядомъ съ нимъ, и они вмст пропали въ тускломъ туман. Какъ извстно, она сдлалась злополучной жертвой этого неудавшагося предпріятія, навлекши своей неловкостью гибель на себя и многихъ нашихъ друзей, ни въ чемъ неповинныхъ.