Лист желтеет, Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович, Год: 1896 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 25 минут(ы)

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДЕВЯТЫЙ
ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ’ ПЕТРОГРАДЪ
Приложеніе къ журналу ‘Нива’ на 1917 г.

ЛИСТЪ ЖЕЛТЕТЪ.

Утро было великолпное, свтлое, тихое, съ бодрящимъ холодкомъ. Въ начал сентября, когда наступаетъ бабье лто, такія утра провертываются нердко, напоминая о быстрыхъ радостяхъ минувшей горячей поры. Варвара Ивановна особенно любила именно это бабье лто и не пропускала ни одного солнечнаго утра.

Было всего еще девять часовъ, когда она вышла на террасу, кутаясь въ теплый оренбургскій платокъ. Ее сразу охватилъ пріятный утренній холодокъ, и она пожалла мужа, который вставалъ такъ поздно и пропускалъ, благодаря лни, лучшее время дня. Да, все было хорошо… И этотъ запущенный старый садъ, и далекій видъ, открывавшійся съ конца главной аллеи, гд была устроена бесдка въ самомъ отчаянномъ русскомъ стил, и даже начинавшіе вянуть цвты. На всемъ лежалъ отпечатокъ начинавшагося увяданія, но это была здоровая и бодрая старость хорошо поработавшаго человка. Время не было потеряно напрасно, ни одной минуты не было потрачено даромъ. Природа точно подводила итоги сдланному, и Варвара Ивановна любила думать въ этомъ направленіи, гуляя по алле. Мысли неслись быстро, какъ перелетныя птицы, неслись въ какую-то безвстную даль, нагоняя тихую грусть и сладкое раздумье.

Съ террасы она спустилась на небольшую круглую площадку, гд были разбиты цвточныя клумбы по всмъ правиламъ садовой геометріи. Увы, половина цвтовъ уже покончила свое существованіе естественнымъ путемъ, а другая половина была захвачена недавнимъ утренникомъ. Красавицы-георгины умирали въ полномъ цвту. Жаль было на нихъ смотрть. Вдь это несправедливо — умирать въ разгаръ жизни. Варвара Ивановна была уврена, что растенія могутъ чувствовать, конечно, по-своему. Вдь каждое растеніе тянется къ свту, слдовательно оно должно страдать, если лишить его свта. То же самое и съ тепломъ. Другое, что бросалось ей въ глаза, были куры, которыя теперь преспокойно разгуливали въ садик, составлявшемъ для нихъ въ теченіе лта запретный плодъ. Да, он уже завладли умиравшими цвтниками, и садовникъ не выгонялъ ихъ. Калитка во дворъ стояла открытой. Все равно вопросъ заключался въ нсколькихъ дняхъ. Варвара Ивановна остановилась и наблюдала, какъ хлопотливо рылись въ грядахъ молодые цыплята, недавніе любимцы дтей. Вонъ ходить и maman, очень почтенная матрона, которую дти прозвали почему-то ‘тещей’. ‘Теща’ закончила воспитаніе своего выводка и сердито отгоняла отъ себя недавнихъ любимцевъ, за которыхъ готова была еще недавно отдать жизнь. Варвара Ивановна изо дня въ день наблюдала эту маленькую куриную драму и жалла цыплятъ, которые въ первое время не хотли понять счастья наступившей самостоятельности и жались одной кучкой, какъ одинаково обиженные люди. Отъ этого куринаго выводка мысли Варвары Ивановны незамтно скользнули на свое собственное гнздо. Неужели она когда-нибудь почувствуетъ материнскую холодность къ своимъ собственнымъ дтямъ, какъ ‘теща’? Нтъ, человческая натура въ этомъ случа справедливе… Правда, что нкоторая разница уже чувствовалась. Ей казалось, что она всхъ дтей любитъ одинаково, а отецъ отдавалъ явное преимущество Сон.

— Мальчишки — это твоя забота, а дочь моя,— объяснялъ онъ.

— Меня это удивляетъ, Павелъ Васильичъ…

— Нечему тутъ удивляться… Законъ природы, что мать любитъ больше сыновей, въ которыхъ видитъ будущихъ мужчинъ. А я люблю свою маленькую женщину…

— Тоже законъ природы? Это ужъ глупости.

Провряя себя, Варвара Ивановна нашла, что она поступаетъ тоже какъ будто ‘теща’, хотя и съ другими цлями. Два мальчика учились въ гимназіи, а ‘маленькая женщина’ въ пансіон. Варвара Ивановна отправляла дтей въ Москву раньше, а сама оставалась на дач еще недли дв, чтобы воспользоваться бабьимъ лтомъ въ деревн. Павелъ Васильичъ не протестовалъ, но, кажется, немного завидовалъ дтямъ. Его тоже тянуло въ Москву, гд начинался създъ знакомыхъ съ разныхъ концовъ Россіи.

— Ничего, пусть поживутъ одни,— говорила Варвара Ивановна.— Зато какъ они вс обрадуются, когда мы вернемся. Маленькая разлука оживляетъ семейныя чувства, а затмъ придаетъ самостоятельность. Гриша выглядитъ уже совсмъ большимъ, когда остается одинъ.

Гуляя по алле, Варвара Ивановна невольно пожалла свое ‘маленькое человчество’, какъ называлъ Павелъ Васильичъ дтей. Какъ бы они бгали и веселились, а теперь бдняжки томятся въ класс, еще полные деревенскихъ лтнихъ впечатлній. Это первый житейскій холодокъ, который служитъ только предвстникомъ послдующихъ испытаній.

Варвара Ивановна зашла въ бесдку и долго любовалась открывавшимся отсюда видомъ. Дача стояла на гор, а сейчасъ подъ ней, на берегу рки, разсыпались деревенскія избы, за ркой поднимался уступами крутой берегъ. Благодаря свтлому осеннему воздуху, вс мелочи широкой картины вырзывались особенно отчетливо. Варвара Ивановна не была въ бесдк уже съ недлю и съ грустью замтила, что за это время березы на гор уже пожелтли.

‘Да, вотъ и листъ желтетъ’,— подумала про себя Варвара Ивановна и вздохнула по неизвстной причин.

II.

‘Собственная дача’ была мечтой всей жизни для Говоровыхъ, и эта мечта наконецъ осуществилась. Они гордились этой собственной дачей и даже какъ будто стснялись немного передъ знакомыми, у которыхъ не было собственной дачи. Вдь это такое счастье, а всякое счастье эгоистично по своей природ.

Раздумавшись на эту тему, Варвара Ивановна припомнила одно обстоятельство, которое время отъ времени отравляло ей чувство собственности. Дло въ томъ, что ‘собственная дача’ была пріобртена по случаю. Говоровы ужо нсколько лтъ откладывали понемногу деньги на ‘монрепо’, прицнивались и составляли планы будущаго уютнаго уголка, а кстати просмотривали появлявшіяся въ газетахъ объявленія о продававшихся имніяхъ, гд ихъ вниманіе особенно привлекали такія ремарки, какъ ‘случайно’, ‘за отъздомъ’, ‘быстро’ и т. д. Между прочимъ, они наткнулись на таинственное объявленіе, гласившее, что продается отличная барская дача ‘совершенно случайно’. Послдняя фраза ихъ заинтриговала. Будущіе собственники уже испытывали припадки легкой наживы, въ чемъ не сознавались даже самимъ себ.

— Ого, совершенно случайно,— вслухъ думалъ Павелъ Васильичъ.— Нужно будетъ посмотрть. Какой-нибудь прогорвшій баринъ или замотавшійся маменькинъ сынокъ. Бываетъ… Сейчасъ видно по фразировк: совершенно случайно.

Не теряя дорогого времени, Говоровъ отправился по газетному адресу навести необходимыя справки. Оказалось, что авторъ публикаціи, Владимиръ Гаврилычъ Чащинъ, проживаетъ у себя въ имніи, т.-е. на той собственной дач, отъ которой хотлъ избавиться. Пришлось хать прямо на дачу. Дйствительность превзошла самые смлые планы, какими только задавались когда-нибудь Говоровы. Прекрасная дача, устроенная для себя, продавалась въ буквальномъ смысл за полцны, такъ что Говорову сдлалось даже немного совстно.

— Мн кажется, что этотъ господинъ не совсмъ того…— объяснялъ онъ жен, вернувшись изъ поздки.

— Именно?

— Да такъ… Представь себ, онъ точно ненавидитъ свою дачу, какъ можно ненавидть только живое существо.

— А кто онъ такой?

— Бывшій помщикъ… А теперь гд-то служитъ. По всему видно, что человкъ получилъ прекрасное воспитаніе, вс привычки порядочнаго человка,— однимъ словомъ, баринъ.

— Семейный?

— Кажется… А впрочемъ, ничего не могу сказать.

На этомъ пункт объясненія Говорова совершенно прекратились. Онъ ничего не могъ отвтить толкомъ, и Варвар Ивановн приходилось, догадываться уже самой. Ну, конечно, женатый — какъ же иначе? Разв холостые устраиваютъ для себя дачи? Само собой понятно, а Павелъ Васильичъ просто рохля, какъ вс мужчины. Впрочемъ, могла быть и не жена, а какая-нибудь ‘особа’, что при ныншней испорченности встрчается нердко.

— А намъ-то какое дло?!— разсердился Говоровъ заднимъ числомъ.— Ну какое мн дло, была у Чащина жена или любовница, или чортъ знаетъ кто?

— Все-таки…

— Ахъ, отстань, ради Бога!..

Супруги даже немного поссорились по этому поводу, причемъ Павелъ Васильичъ, по необъяснимой логик, оказался неисправимымъ эгоистомъ. Варвара Ивановна серьезно обидлась на него.

Дло съ покупкой дачи совершилось необыкновенно быстро, такъ что первое время Говоровы даже удивлялись, что у нихъ есть собственная дача. Всю жизнь прожили по чужимъ угламъ, а тутъ сразу собственники. Въ теченіе перваго лта это чувство не оставляло ихъ, и они любили разговаривать на эту тему.

Лично для Варвары Ивановны пріобртеніе дачи было связано съ однимъ непріятнымъ эпизодомъ, о которомъ она вспомнила именно сегодня. Когда они заканчивали устройство новаго гнзда по своему вкусу, въ одно прекрасное утро къ дач подъхалъ дорожный экипажъ, изъ котораго выскочилъ полный мужчина съ великолпной окладистой русой бородой. Онъ позвонилъ у калитки и долго о чемъ-то разговаривалъ съ садовникомъ, замнявшимъ дворишка. Варвара Ивановна случайно выглянула въ окно и обомлла отъ ужаса. Это былъ онъ, Аркадій Степанычъ Мухинъ, котораго она считала уже несуществующимъ. Это была ужасная минута…

На бду Павелъ Васильичъ гулялъ въ саду и тоже вышелъ на звонокъ.

Произошелъ приблизительно такой діалогъ.

— Какъ жаль, что я опоздалъ,— говорилъ прізжій.— Я летлъ изъ-за границы, чтобы купить эту дачу… да. А этотъ сумасшедшій уже усплъ ее продать. Не могъ подождать какого-нибудь мсяца, а еще пріятель. Совершенно сумасшедшій…

Повинуясь безотчетному движенію, Варвара Ивановна вышла тоже къ калитк. Мухинъ посмотрлъ на нее прищуренными глазами и проговорилъ:

— Если не ошибаюсь, мы съ вами встрчались, Варвара… Варвара Ивановна.

— Да… Бываютъ пріятныя неожиданности…

Она отвтила съ спокойной улыбкой, не измнивъ себ ни однимъ звукомъ, ни однимъ движеніемъ. Павелъ Васильичъ въ качеств новаго пропріетера счелъ долгомъ пригласить гостя позавтракать, а тотъ имлъ нахальство принять это приглашеніе. Боже мой, какихъ ужасныхъ два часа провела Варвара Ивановна… Она все время была какъ на иголкахъ и прибгла къ самому ршительному средству, къ которому женщины иногда обращаются въ критическую минуту. На сцену появились дти. Они смотрли на гостя своими удивленными дтскими глазками и ничего не понимали, а Варвара Ивановна точно защищалась ими. Гость, кажется, понялъ это и нсколько разъ повторилъ:

— Какія милыя дтки…

— А вы попрежнему живете бобылемъ?

— О, да… Семейное счастье — удлъ избранниковъ, а я давно уже вышелъ въ тиражъ.

III.

До завтрака оставался цлый часъ. Успли перебрать всхъ старыхъ общихъ знакомыхъ, а время точно остановилось. Гость иногда отвчалъ разсянно, занятый какими-то своими мыслями. Наконецъ онъ проговорился.

— Знаете, на этой дач разыгралась тяжелая семейная драма… Теперь дло прошлое, и я могу говорить. У вашего предшественника была премилая жена… Ее звали Врой едоровной. Это была совсмъ особенная женщина… какъ сказать… со стороны она могла показаться даже странной. Да… Я ее называлъ экзальтированной идеалисткой. Знаете, есть такія особенныя натуры, не умющія приспособляться… Чащины слыли за счастливую парочку, хотя… Кто можетъ проникнуть въ глубину женской души и сказать, что вотъ эта женщина меня любитъ? Я бы, по крайней мр, изъ чувства самосохраненія никогда не позволилъ себ этого сказать… Вра едоровна очень мило играла на роял… пла… вообще обладала цлымъ рядомъ тхъ маленькихъ женскихъ талантовъ, какіе скрашиваютъ жизнь. Я думаю, что ея главное несчастье заключалось въ томъ, что у нея не было дтей. Можетъ-быть, поэтому она скучала, иногда даже плакала… Ея страстью были цвты, Это было что-то болзненное… Она даже разговаривала со своими любимцами… Потомъ… Въ жизни каждаго бываютъ роковые катаклизмы… да. Потомъ она встртилась съ человкомъ, который имлъ на нее какое-то непонятное и ничмъ необъяснимое вліяніе. Она и любила его и ненавидла въ одно и то же время, что тоже случается съ такими натурами. Онъ, этотъ избранникъ сердца, увлекъ ее… да… Но она была вся чистая и все разсказала мужу, а этотъ негодяй, бывшій другъ дома, свой человкъ, самимъ позорнымъ образомъ скрылся. Да, бжалъ, какъ мерзавецъ…

На послдней фраз гость сдлалъ особенное удареніе и посмотрлъ своими красивыми глазами на Варвару Ивановну, у которой на лиц выступили красныя пятна. О, она отлично понимала, о какомъ негодя шла рчь, и инстинктивно схватилась за своего старшаго мальчика.

— Что же онъ, мужъ?— спрашивалъ Навалъ Васильичъ.

— Онъ? Представьте себ, онъ безумно ее любилъ и поэтому… Однимъ словомъ, между ними разыгралась довольно бурная сцена, и онъ все-таки нашелъ въ себ силы простить ее, но она не нашла въ себ силы принять этого прощенія. Она отравилась.

— Вотъ вамъ и идеальная женщина!— удивился Павелъ Васильичъ.

Увлекшись разсказомъ, гость хотлъ показать даже комнату, гд разыгрался финалъ драмы, но Варвара Ивановна протестовала.

— Ради Бога, не нужно… Тнь этой отравившейся несчастной женщины будетъ преслдовать меня, и я не войду въ эту комнату, гд…

— Виноватъ, это было даже не въ комнат, а на террас, на которой мы сейчасъ сидимъ. Да, да…

Варвара Ивановна быстро поднялась и еще быстре ушла.

— Да, дйствительно…— точно жевалъ слова Павелъ Васильичъ и въ оправданіе жены прибавилъ:— Она у меня, знаете, нервная… Да и дтямъ это не слдуетъ знать.

— Простите, просто сорвалось съ языка. Я человкъ безъ предубжденій и, какъ видите, даже хотлъ купить эту отравленную воспоминаніями дачу.

Варвара Ивановна, нсколько успокоившись, вернулась и проговорила, обращаясь къ мужу:

— Я теб говорила, что здсь что-нибудь было… Вотъ теб и совершенно случайно.

— Да, да,— виновато бормоталъ Павелъ Васильевичъ.— Но кто бы могъ это предвидть? Случайность, душа моя…

Почему-то Варвар Ивановн мужъ показался сейчасъ тмъ, что называютъ колпакомъ, точно онъ сдлался ниже ростомъ и какъ-то весь распустился. Она готова была почти возненавидть его. А гость казался рядомъ съ нимъ такимъ молодцомъ, хотя уже былъ въ годахъ.

— Если бы вы позволили мн взглянуть на вашъ садъ…— просилъ Мухинъ, когда кончился завтракъ.

Это было уже возмутительно, тмъ боле, что по деревенскому этикету пришлось итти съ нимъ хозяйк.

— Вы не можете представить себ, Варвара Ивановна, какъ я радъ, что встртилъ васъ,— говорилъ онъ, когда они вдвоемъ шли по алле.

— А вы не можете представить, какъ я удивляюсь вашему… вашему…

— Нахальству?— поправилъ Мухинъ съ улыбкой.

Въ тон его голоса послышались уже фамильярныя ноты, которыя заставили Варвару Ивановну вздрогнуть. Она даже оглянулась на террасу, гд оставался мужъ. Это инстинктивное движеніе заставило гостя улыбнуться.

— Несчастный, это вы про себя изволили разсказывать?— уже вполголоса спросила она.— Какъ я васъ знаю… Вы мн во второй разъ отравляете жизнь…

— Поврьте, что противъ всякаго желанія…

— Вы ее любили?— спросила Варвара Ивановна посл паузы.

Теперь онъ вздрогнулъ и посмотрлъ на нее какъ-то испуганно, точно она подслушала его тайныя мысли.

— Не знаю… Мн начинало казаться, что любилъ, то-есть уже посл ея смерти.

— Знаете, что я вамъ скажу: вы гадкій… нахальный… Въ довершеніе всего вы настолько утратили всякое нравственное чувство, что способны ломаться тамъ, гд эта несчастная жертва вашего эгоизма покончила самоубійствомъ. Вообще я васъ ненавижу и презираю, какъ гадину… Вы даже не стоите того, чтобы васъ убить.

Онъ слушалъ молча, опустивъ голову, и это еще больше возмущало ее.

— Вы сегодня совершили двойное преступленіе, гадкій человкъ… Это мсто только не кричитъ противъ васъ. Здсь страдала и мучилась ваша жертва, здсь наконецъ живу я… Какъ вамъ не стыдно было перешагивать порогъ нашего дома и вторгаться въ семью? Боже мой, сколько слезъ, сколько горя, мукъ и раскаянія принесли вы мн…

Она въ отчаяніи ломала руки.

— Сядемте…— предложилъ онъ какимъ-то упавшимъ голосомъ.

Ей показалось, что онъ пошатнулся, какъ пьяный. Опустившись на скамью, онъ закрылъ лицо руками и зарыдалъ. Плачущій мужчина вообще не возбуждаетъ сожалнія, и Варвар Ивановн хотлось просто ногой оттолкнуть эту гадину.

— Вра… Врочка…— шепталъ онъ сквозь слезы.— Я знаю, что она простила меня… у меня есть даже письмо…

— Значитъ, все въ исправности, до оправдательнаго документа включительно?

— А если я ее любилъ?!— какъ-то застоналъ онъ.

— Вы? любили?..

— Да, я… Любилъ и сознавалъ, что недостоинъ ея взгляда, одного ея слова… Вы совершенно правы, считая меня гадиной. Но я не хотлъ губить ея душу… не хотлъ, чтобы она презирала самоё себя.

IV.

Это была самая жалкая сцена, какую только приходилось когда-нибудь испытать Варвар Ивановн. Ей пришлось чуть не утшать этого отвратительнаго человка…

— Ради Бога, только выслушайте меня!— молилъ онъ, хватая ее за руку.— Меня замучила совсть… я плохо кончу… я ненавижу самого себя въ тысячу разъ больше, чмъ ненавидите сейчасъ меня вы. Вдь вы такъ мало меня знаете, а я… Боже мой! Мн кажется, что я заражаю самый воздухъ, которымъ дышу… Но вдь и я человкъ, и меня что-то создало именно такимъ, какимъ я есть. Въ жизни есть обстоятельства, которыя сильне насъ… Я не врю ни въ добродтель ни въ порокъ — все это исключительно дло одного темперамента, за который обвинять человка нельзя. Знаете, съ какими мыслями я халъ сюда?..

Онъ съ улыбкой досталъ изъ кармана маленькій револьверъ.

— Перестаньте, такіе люди не стрляются,— спокойно замтила она и даже засмялась.— Все это слова, слова и слова…

— Вы ошибаетесь, Варвара Ивановна,— отвтилъ онъ, не обижаясь.— Именно такіе люди и стрляются… Я даже выбралъ мсто… вашу бесдку… Подъзжаю — и вдругъ кого же встрчаю!..

— Совсмъ трогательная картина…

— Нтъ, серьезно… Нужно же было такъ случиться, и это могло случиться только со мной… Мн даже умереть по-человчески не удается.

— Вотъ что, Аркадій Степановичъ… Вамъ пора хать.

— Вы меня гоните?

— Да…

Онъ покорно поднялся и пошелъ за ней, какъ провинившійся ребенокъ. У клумбы съ цвтами онъ остановился и сорвалъ на память блую маргаритку. Этотъ человкъ не могъ ничего длать безъ театральнаго эффекта. О, какъ Варвара Ивановна презирала его сейчасъ!

Когда нежданный гость ухалъ, Павелъ Васильичъ замтилъ:

— А этотъ гость того… гм…

— Именно?

— Зачмъ онъ прізжалъ сюда?.. Какъ мн кажется, онъ, то-есть у него что-то здсь таки-было. Очень ужъ сладко распространялся объ этой несчастной идеальной женщин.

Варвара Ивановна только презрительно пожала плечами, припомнивъ фразу, которую ей сказалъ на прощанье Мухинъ:

— Мы видимся въ послдній разъ… Я знаю, что это васъ радуетъ. Да, въ послдній… Признайтесь, что вы побаивались меня?.. Ну, да я не злопамятенъ… Прощайте.

Даже добродушный Павелъ Васильичъ догадался, что странный гость прізжалъ не спроста. Онъ обыкновенно ошибался въ людяхъ, какъ вс очень добрые люди, судящіе о другихъ по себ. Эта догадливость не къ мсту разсердила Варвару Ивановну. Она слишкомъ много пережила за эти часы и чувствовала непреодолимую потребность выплакаться. Да, теперь собственная дача была отравлена навсегда, и Варвара Ивановна возненавидла ее. Нужно же было пріхать этому несчастному человку! Какое счастье иногда не знать что-нибудь, какъ сейчасъ ничего не подозрваетъ Павелъ Васильичъ. Недоставало только, чтобы онъ догадался окончательно…

Какую ужасную ночь пережила Варвара Ивановна посл этого визита! То прошлое, которое казалось позабытымъ и похороненнымъ навсегда, поднялось съ новой силой. Кром того, ей казалось, что по комнатамъ кто-то ходитъ, и даже различала легкіе женскіе шаги. Да, это была она, потревоженная тнь той женщины, которая заплатила жизнью за свою роковую ошибку. Варвара Ивановна нсколько разъ садилась на своей постели и слышала, какъ билось ея собственное сердце, какъ стучала кровь въ вискахъ, и опять этотъ таинственный шорохъ, заставлявшій ее дрожать. Она думала, что сходитъ съ ума… Ее неудержимо тянуло обойти вс комнаты и осмотрть вс углы, чтобы убдиться въ собственной галлюцинаціи. Потомъ ей начало казаться, что это бродитъ она сама, что она точно раздлилась и ея двойникъ не находитъ себ покоя. Она едва дождалась разсвта, когда таинственные шаги прекратились.

Эта мука продолжалась сряду нсколько ночей, и Варвара Ивановна не ршилась ничего сказать мужу, чтобы не показаться смшной въ его глазахъ. Невидимая тнь преслдовала ее и днемъ. Ей казалось, что кто-то невидимый стоитъ за ея стуломъ, и, гуляя въ саду, она слышала шаги за собой. Этотъ проклятый домъ былъ наполненъ этой женщиной. Разъ она ясно слышала чей-то шопотъ въ саду. Кто-то назвалъ ее во имени, и она опрометью бросилась на террасу, какъ ребенокъ, испугавшійся собственной тни. Вмст съ тмъ Варвар Ивановн страстно хотлось увидть эту таинственную женщину, по крайней мр узнать, какая она была: высокая, тонкая, брюнетка или блондинка? Оставшійся посл Чащина садовникъ хорошо ее зналъ, но отличался неразговорчивостью и на разспросы барыни отвтилъ довольно сурово:

— Что тутъ разсказывать… Извстно: грхъ.

Старую барыню помнила старуха, которая приходила полы мыть, но при всемъ желаніи не умла ничего разсказать.

— Хорошая была барыня… Великатная… Плакала часто, потому какъ Господь обидлъ дтками… Придетъ къ намъ на деревню и съ нашими ребятишками возится… Добрая была душенька, а только Богъ вку не далъ.

Варвара Ивановна настойчиво искала хоть какихъ-нибудь слдовъ своей таинственной предшественницы и только въ бесдк, на колонн, нашла дв переплетенныхъ между собой буквы, вырзанныхъ ножикомъ,— И и А. Она поняла, почему Мухинъ хотлъ застрлиться именно въ бесдк. Да, у нихъ здсь были свиданія, можетъ-быть, здсь они обмнялись первымъ поцлуемъ, сюда она торопливо шла вечеромъ, скрываясь отъ собственной тни, и здсь же мечтала о немъ, объ этомъ недостойномъ и низкомъ человк. Варвар Ивановн начинало казаться, что все это длала она сама, и что ея уже нтъ на свт, и что въ бесдку приходитъ уже только ея печальная тнь. Она по цлымъ часамъ сидла въ бесдк, ожидая чего-то и чувствуя, что поступаетъ нехорошо. Ей длалось совстно, но она не имла силъ уйти отсюда, съ этого проклятаго мста, и снова переживала собственное прошлое, которое неразрывно было связано съ настоящимъ.

Она была двадцатилтней двушкой, когда познакомилась съ нимъ на морскомъ берегу, въ Финляндіи. Тогда ему было за тридцать. Это былъ левъ курорта, беззаботный, веселый, жизнерадостный. Ему все улыбалось, и вс ему улыбались. Одно его присутствіе, какъ солнечный лучъ, вносило какую-то радость, и вс точно чувствовали себя легче. Курортъ былъ до невозможности скучный, и такой кавалеръ, какъ Мухинъ, являлся для дамскаго общества настоящей находкой. Онъ, кстати, умлъ и ухаживать какъ-то безобидно,— ухаживалъ сразу за всми. Между прочимъ, и Варвара Ивановна не избгла общей участи. Этотъ дамскій баловень то ухаживалъ за ней, то не замчалъ, то начиналъ преслдовать своими безконечными шутками. Она даже нсколько разъ плакала потихоньку, проклиная собственную ненаходчивость.

— Я васъ ненавижу,— сказала она ему однажды вполн откровенно.

Онъ съ удивленіемъ посмотрлъ на нее и улыбнулся одними глазами, какъ умлъ это длать онъ одинъ.

— Очень ненавидите?— спросилъ онъ потомъ съ фамильярностью избалованнаго человка.

— Да, какъ умю. За что вы меня преслдуете?

Онъ опять засмялся и ничего не отвтилъ. Посл этой мимолетной сцены Варвар Ивановн начало казаться, что онъ потихоньку наблюдаетъ ее и относится съ уваженіемъ. О, она чувствовала на себ теплоту этихъ чудныхъ глазъ и переживала сладкое волненіе просыпавшейся женщины. Вроятно, такъ же смутно волнуется похороненное въ земл зерно, когда его согретъ первый весенній солнечный лучъ. Она не отдавала себ отчета, что съ ней длается, и только чувствовала, что ей хорошо, чудно хорошо, какъ еще никогда не бывало. Другія водяныя дамы замтили ея счастливое на строеніе и завидовали ей, какъ счастливой избранниц,— вдь любовь заразительна, какъ всякая другая болзнь, и для всхъ было ясно, что Мухинъ въ конц концовъ сдлаетъ Варвар Ивановн предложеніе.

Поощренная этими маленькими успхами, двушка быстро пошла впередъ, тмъ боле, что водяной левъ въ ея присутствіи началъ теряться и не разъ попадалъ въ очень смшное положеніе. Роли перемнились. Теперь уже Варвара Ивановна преслдовала зазнавшагося баловня.

Но эта опасная игра закончилась совершенно неожиданно. На одномъ изъ пикниковъ, которые такъ мило умлъ устраивать Аркадій Степанычъ, Варвара Ивановна находилась въ особенно счастливомъ настроеніи. Пикникъ закончился прогулкой въ сосновомъ лсу, гд ‘не было дорожекъ’, что составляло особенную прелесть. Компанія разбилась сама собой на парочки, и Варвара Ивановна осталась съ глазу на глазъ съ Мухинымъ. Они шли подъруку по сосновой чащ, гд такъ и обдавало смолистымъ застоявшимся ароматомъ.

— Вы не боитесь?— спрашивалъ Мухинъ, прижимая къ себ руку двушки.

— Я? Вотъ это мило…

Ей вдругъ сдлалось какъ-то особенно легко. Голова чуть-чуть кружилась. А онъ говорилъ о своей любви, о своихъ страданіяхъ, о томъ, что не узнаётъ самого себя, что ему жизнь опостылла, что онъ покончитъ съ собой, если не встртитъ сочувствія. Она молчала, чувствуя, какъ вся дрожитъ и какъ у нея захватываетъ духъ. Какая чудная минута, сколько поэзіи…

— Всего одно слово, Варвара Ивановна… Варя…

И это послднее слово было сказано.

На другой день Мухинъ исчезъ, оставивъ посл себя письмо, жалкое, унизительное, обидное. Онъ писалъ, что узжаетъ по неотложнымъ дламъ всего на нсколько дней, но это была жалкая ложь, сквозившая въ каждой букв. Варвара Ивановна поняла, что весь расчетъ построенъ только на томъ, чтобы выиграть время и дать ей срокъ прійти въ себя и одуматься. Она не плакала и наружно ничмъ не выдала себя, продолжая прежній образъ жизни. Привозившая ее на морскія купанья тетка ничего не подозрвала, какъ и вс другіе, хотя дамы, участвовавшія въ пикник, поглядывали на нее съ загадочными улыбками, и каждый такой взглядъ кололъ и рзалъ ее. Но приходилось все переносить и длать видъ, что ничего не замчаешь. Всякая мысль о счасть въ будущемъ была закрыта навсегда. Двичьи гордыя мечты разлетлись дымомъ. На общепринятомъ жаргон это называлось ‘двушкой съ прошлымъ’.

Да, это было проклятіе, нчто въ род первороднаго грха. Съ морского берега Варвара Ивановна вернулась домой совершенно другимъ человкомъ. Приходилось начинать новую жизнь, чтобы искупить свою невольную ошибку. Но разв для женщины есть искупленіе? Разв женщин что-нибудь прощается? Мужчина длаетъ, что хочетъ, и ему все сходитъ съ рукъ. У Варвары Ивановны было нсколько жениховъ, но раньше она медлила выборомъ, потому что не любила ни одного. Они бывали въ дом, говорили приторныя любезности, позволяли себ почтительно ухаживать за ней, насколько это позволялось приличіями. А теперь? Боже мой, если бы они узнали, что она такое, съ какимъ презрніемъ вс они отвернулись бы отъ нея. О, она теперь въ каждомъ мужчин начала видть своего злйшаго врага, человка, который по праву и безъ сожалнія броситъ въ нее первый камень…

И за всмъ тмъ ей приходилось разыгрывать роль двушки-невсты, вызжать въ концерты, на балы, вообще продлывать тотъ обязательный кругъ удовольствій, который полагается двушкамъ въ ея положеніи. Тогда они жили въ Петербург, у отца былъ большой кругъ знакомства, и жизнь катилась быстро. Но она не могла такъ продолжаться вчно, и Варвара Ивановна начала чувствовать себя лишней въ родной семь. Это было гнетущее сознаніе.

— Отчего ты не хочешь выходить замужъ?— ласково допытывался отецъ.

— Такъ, папа… Мн никто не нравится.

— Гм… да… Прежде это длалось иначе, а нынче двушки иногда требуютъ невозможнаго. Нельзя для каждой найти героя… А время идетъ да идетъ, Варя. Не успешь оглянуться, какъ… Впрочемъ, я это такъ говорю, къ слову. Всякое принужденіе я считаю безнравственнымъ…

Какъ ей хотлось броситься къ отцу на шею и разсказать ему все, выплакать свое двичье горе и вымолить прощеніе, но какая-то неопреодолимая сила удерживала ее отъ такого объясненія. Ей длалось страшно жаль отца.

Зимой она встртила случайно Мухина въ концерт. У нея заходили круги предъ глазами. Онъ подошелъ къ ней съ улыбкой, какъ добрый старый знакомый.

— Какъ странно, что мы до сихъ поръ не встрчались нигд…

Она молчала и только смотрла на него глазами, полными отчаянія.

Онъ былъ красивъ попрежнему и попрежнему жизнерадостенъ. Можетъ-быть, онъ былъ счастливъ, и за нимъ ревниво слдила не одна пара женскихъ глазъ. А она даже не могла отойти отъ него, чтобы не выдать себя головой. Это его даже заинтриговало, и его красивые глаза затеплились предательской теплотой. Она что-то такое болтала и даже смялась, такъ что онъ наконецъ проговорилъ:

— А вы умненькая…

Это замчаніе для нея было ударомъ хлыста, и она почувствовала даже физическую боль, какъ отъ удара. Но въ этотъ же моментъ ей сдлалось все понятнымъ. Господи, вдь она человкъ, живой человкъ, и еще цлая жизнь впереди… О, она будетъ жить и будетъ давать жизнь другимъ и въ этой повторенной жизни найдетъ свое оправданіе. Кому нужно ея горе, ея отчаяніе, ея слезы?

Въ теченіе двухъ сезоновъ она отыскивала себ мужа. Иллюзій больше уже не существовало, золотые сны юности погасли, и приходилось обратиться къ проз. Разв одна она такая несчастная? Разв вс двушки, которыя выходятъ по любви, счастливы? Разв одна ошибка губитъ всего человка? Въ Варвар Ивановн съ томительной жаждой проснулась женщина, та женщина, которая вся уходитъ въ свое гнздо, въ свои маленькія семейныя радости. О, она будетъ чудной женой, матерью и другомъ того человка, который смло протянетъ ей руку.

И такой человкъ нашелся. Это былъ Павелъ Васильевичъ Говоровъ, тогда скромный чиновникъ, который бывалъ у нихъ въ дом и оставался всегда въ тни, какъ въ пьесахъ лица безъ рчей. Варвара Ивановна и раньше чувствовала, что нравится ему. Онъ такъ хорошо смотрлъ на нее. Какъ партія, Говоровъ не представлялъ собой ничего завиднаго, но его можно было вытащить въ люди, какъ человка вполн честнаго и труженика. Онъ не смлъ даже ухаживать за ней, какъ это длали другіе, и Варвар Ивановн нравилось это молчаливое обожаніе. Она чувствовала, что именно этому человку можетъ сказать все, какъ никому другому. Объясненіе произошло совершенно неожиданно. Какъ-то они остались въ гостиной вдвоемъ, и онъ проговорилъ:

— Варвара Ивановна, мн кажется, что у васъ что-то есть на душ… Простите, я не имю права на такой вопросъ, но…

— Вы угадали…

Она смотрла прямо ему въ глаза, точно хотла видть въ нихъ все свое будущее. Да, онъ былъ тотъ хорошій человкъ, котораго ей недоставало. Она даже помогла ему выговорить роковое признаніе.

— Я не скажу, что могу вамъ отвтить той же монетой,— отвтила она, еще разъ наблюдая его.— Но скажу одну вещь, которую никто больше отъ меня и никогда не услышитъ. Я слишкомъ много пережила и мучилась, чтобы повторяться…

Она съ полной откровенностью разсказала ему про свои неудавшійся романъ, продолжая его наблюдать.

Онъ выслушалъ ее терпливо до конца и проговорилъ:

— Если только въ этомъ дло, Варвара Ивановна… О, Боже мой, если бы вы знали, что у меня сейчасъ на душ!..

Это не было даже великодушіемъ. Павелъ Васильичъ былъ просто по натур глубоко честнымъ человкомъ, а любовь освящала все. Онъ отнесся къ Варвар Ивановн, какъ къ больному ребенку, и успокаивалъ ее такъ просто и хорошо

— О прошломъ никогда не будетъ сказано ни одного слова: оно умерло,— ршилъ онъ.— Я только простой и любящій человкъ… Вы не раскаетесь, что пойдете со мной по одной дорог.

И онъ сдержалъ свое слово. Первое, что сдлали молодые, это ухали въ Москву, чтобы навсегда покончить съ тяжелыми петербургскими воспоминаніями. Говоровъ отказался отъ всякой протекціи своей вліятельной жениной родни и остался такимъ же труженикомъ, какимъ былъ до женитьбы. Появленіе перваго ребенка окончательно изгладило вс слды прошлаго.

Варвара Ивановпа была счастлива въ своей семейной жизни, и новыя заботы, интересы и стремленія затушевали прошлое. Мужа она глубоко уважала, хотя и не любила его такъ, какъ описываютъ въ романахъ. Она была довольна своимъ тихимъ семейнымъ счастьемъ и ничего лучшаго не желала. Жизнь текла въ маленькомъ масштаб, и какое-нибудь пріобртеніе собственной дачи являлось уже крупнымъ событіемъ.

И вдругъ это мирное существованіе нарушилось неожиданнымъ появленіемъ Аркадія Степаныча, появленіемъ въ такой момента, когда этого никто бы не могъ предвидть. Варвара Ивановна еще разъ пережила страшную пытку, и ей казалось, что она обманываетъ мужа, скрывъ отъ него, что такое этотъ Мухинъ. Но зачмъ было тревожить Павла Васильича? А тутъ еще тнь этой Вры едоровны, которая преслдовала Варвару Ивановну по пятамъ.

Вотъ о чемъ раздумалась Варвара Ивановна, сидя сегодня въ своей бесдк. Сколько было пережито… Мухинъ опять пропалъ безъ всти. Она не знала ничего о его существованіи уже лтъ десять. Жизнь шла своей колеей, и буквы, вырзанныя на колонк, скоро исчезнутъ. Варвара Ивановна больше не волновалась. Все понемногу было забыто, до скорбной тни безвременно погибшей идеальной женщины включительно. Развалилась и самая бесдка, гд желалъ застрлиться Мухинъ,— ее даже нельзя было ремонтировать, а приходилось строить новую. На сгнившихъ деревянныхъ ступенькахъ прорастала зеленая трава, крыша покрылась бурыми пятнами мха, а изъ водосточной трубы росла молоденькая березка. Время длало свое дло.

А сколько затаенной ласки въ этомъ осеннемъ солнц, точно оно не вритъ уже самому себ, сколько какой-то больной поэзіи въ блекнущихъ тонахъ умирающей зелени, въ этой прозрачности ненасыщеннаго испареніями воздуха, въ каждой линіи точно просвтленнаго пейзажа. По аналогіи Варвар Ивановн припомнилось свое собственное лицо, на которое она сегодня обратила особенное вниманіе въ зеркал. У ней уже давно появились морщинки вокругъ глазъ, тонъ кожи сдлался дряблымъ, въ волосахъ сквозила сдина, зубы потеряли прежнюю свжесть — куда что двалось… Старухой она еще не была, но уже перешагнула за роковую черту своего критическаго возраста. Ей по пути припомнились строфы безвременно погибшаго поэта:

Гроза умчалась въ даль, минувшее забыто,

И голосъ внутренній мн говоритъ порой:

Да ужъ не сонъ ли все, что было пережито

И передумано тобой?

VI.

Изъ своей бесдки Варвара Ивановна могла видть почти всю деревню, теперь безмолвную и точно заснувшую… Страда кончилась, и большинство мужиковъ отправилось на заработки въ Москву. Дома остались только бабы., старики и дти. Но спокойствіе деревушки было только кажущееся. Тамъ свои драмы и даже слишкомъ много драмъ для такого захолустья. Возвращавшіеся съ заработковъ мужики часто до полусмерти били провинившихся женъ. Одинъ садовникъ Иванъ Никитичъ чего стоилъ. Степенный и разсудительный мужикъ по наружному виду, онъ страдалъ неизлчимымъ порокомъ сердца и постоянно мнялъ свои привязанности. Главнымъ образомъ онъ наслаждался жизнью зимней порой, когда мужиковъ не было дома, и, кажется, пользовался большимъ успхомъ у деревенскихъ скучающихъ дамъ, несмотря на свои за-пятьдесятъ лтъ. Мужики грозились его убить и не разъ приходили жаловаться ‘барину’ Павлу Васильичу на змя. Ничего комичне нельзя было представить себ, какъ Павелъ Васильичъ въ такіе моменты. ‘Баринъ’, во-первыхъ, конфузился самъ, а потомъ виновато повторялъ:

— Хорошо, я поговорю съ нимъ…

Это былъ стереотипный отвтъ, и мужики впередъ знали, что ничего другого не получатъ, и все-таки шли жаловаться. Еще было хуже, когда являлась какая-нибудь баба, которая начинала причитать и голосить. Тутъ ужъ Павелъ Васильичъ окончательно терялся. Вообще Иванъ Никитичъ доставлялъ немало непріятныхъ минутъ, и его все-таки держали, потому что никто не могъ себ представить дачи безъ Ивана Никитича.

Раздумье Варвары Ивановны было нарушено тяжелыми шагами. Къ бесдк медленно шелъ Иванъ Никитичъ, о которомъ она сейчасъ только думала, и несъ въ рукахъ письмо.

‘Это отъ Гриши’,— съ радостью подумала Варвара Ивановна.

— А я васъ, значитъ, по всему дому обыскивалъ,— грубовато проворчалъ Иванъ Никитичъ, снимая шапку и подавая письмо.

Письмо было довольно полновсное, и по адресу Варвара Ивановна не могла догадаться, отъ кого оно могло быть. Нетерпливо разорвавъ конвертъ, она прочла сначала подпись и торопливо спрятала письмо. Это было письмо отъ Аркадія Степаныча. О, она отлично знала его почеркъ, но теперь онъ измнился,— буквы точно похудли и высохли. Это былъ типичный старческій почеркъ.

— Иванъ Никитичъ, вы можете уходить,— замтила Варвара Ивановна, чувствуя, какъ начинаетъ краснть.

— Слушаю-съ…

Онъ еще постоялъ немного, повертлъ шапку и зашагалъ назадъ.

‘Что можетъ писать этотъ ужасный человкъ?’ — съ тревогой думала Варвара Ивановна, повертывая въ рукахъ желтый конвертъ и такого же цвта кругомъ исписанные листы почтовой бумаги, они напоминали feuille morte.

Одно мгновеній она пожалла, что распечатала это несчастное письмо, которое нужно было просто разорвать и бросить, не читая. Но женское любопытство превозмогло, да и письмо было необыкновенное, цлыхъ четыре листа. Она оглянулась и принялась за чтеніе.

‘Дорогая Варвара Ивановна, простите, что я такъ васъ называю, не имя на это ни малйшаго права… Но есть вещи, которыя возвращаютъ вс права. Представьте себ, что вы читаете письмо мертваго человка, а смерть даетъ право сказать послднее предсмертное слово. Когда вы съ негодованіемъ разорвете конвертъ моего посланія, его авторъ будетъ представлять собой только эссенцію праха. Завтра вы прочтете въ газетахъ извстіе, что вашъ покорный слуга покончилъ свое существованіе и оставилъ стереотипную записку: ‘Въ смерти моей прошу никого не обвинять’. Мн нравится эта фраза, превратившаяся въ математическую формулу, а для меня она является общимъ знаменателемъ всей моей безпутной жизни. Я могъ бы прибавить къ ней кое-что, въ род того, что въ самомъ себ убиваю своего злйшаго врага, который испортилъ самому себ всю жизнь. Мн даже не на что оглянуться, некому сказать своего послдняго слова, кром васъ, васъ, которая проклинала меня цлую жизнь. Знаете, вс друзья пристрастны и только враги справедливы — вотъ причина, по которой я пишу именно вамъ. Мн кажется, что вы ошибались относительно меня и будете теперь вполн безпристрастны уже по одному тому, что мертвые лишены возможности защищаться.

‘Я вижу негодованіе на вашемъ лиц, я читаю ваши мысли: ‘человкъ не можетъ даже умереть безъ театральнаго эффекта’. Можетъ-быть, вы и правы. Во всякомъ случа, не желаю спорить, тмъ боле, что каждый изъ насъ актеръ и, къ несчастію, довольно неудачный. Я все длаю отступленія и не говорю главнаго. Знаете, что меня навело на мысль о самоубійств? Она бывала у меня и раньше, въ моменты, когда я хотлъ быть порядочнымъ человкомъ, но какъ-то все не выходило, до послдняго раза включительно, когда такъ неожиданно помшали вы. Да, вы… Но и это прошло, а сейчась я хочу позволять себ уже настоящую роскошь, именно, убить себя только для самого себя. Никакой другой посторонней причины… Да, такъ возвращаюсь къ току моменту, какъ это случилось. Дло было за обдомъ. Въ послднее время я любилъ покушать,— первый признакъ наступающей старости. Я тщательно выбиралъ и обдумывалъ каждое кушанье, впередъ его смаковалъ и увлекался этими плодоядными соображеніями. Что можетъ быть хуже человка, который уже думаетъ объ д? Такъ дло было за обдомъ… Мн подали рябчика, приготовленнаго поваромъ но моему спеціальному заказу. Я сталъ обгладывать косточку и вдругъ… у меня выпадаетъ передній зубъ. Кажется, обстоятельство по существу дла самое ничтожное, но меня оно повергло въ отчаяніе, доказательство котораго — отодвинутый въ сторону несчастный рябчикъ. Вдь это была первая повстка наступающей старости… Вывалится и второй зубъ, глаза помутнютъ,— лысина, говоря между нами, у меня уже давненько,— ноги будутъ дрожать, на лиц появятся старческія морщины… Бррр!.. У меня что-то протестовало внутри противъ такого позорнаго уничтоженія. Да. Не хочу, не хочу, но хочу…

‘Васъ удивляетъ, что такіе пустяки, какъ выпавшій зубъ, нагнали на меня смертельный страхъ. Я скажу вамъ больше: я плакалъ… Меня ужаснула та пропасть, по краю которой я столько лтъ ходилъ, какъ лунатикъ или загипнотизированный. Вдь надъ каждымъ изъ насъ виситъ Дамокловъ мечъ: сегодня есть человкъ, а завтра его не стало. Прибавьте къ этому, что каждый именно себя одного считаетъ по преимуществу порядочнымъ человкомъ, безъ котораго весь міръ потеряетъ свое равновсіе. Я имлъ общую слабость тоже считать себя порядочнымъ человкомъ, больше — хорошимъ. Не улыбайтесь горько надъ этимъ скромнымъ признаніемъ, а терпливо дочитайте мое посланіе до конца. Итакъ, я хорошій человкъ, т.-е. хорошій въ собственныхъ глазахъ, а если иногда отступалъ отъ прописной морали, то виной всему проклятый темпераментъ. Меня всю жизнь преслдовала боязнь жизни, и я поэтому не умлъ ни любить по-настоящему, ни ненавидть, ни пристроиться къ чему-нибудь. Это не байронизмъ, когда люди считали себя разочарованными во всемъ,— нтъ, просто боязнь жизни, вчное ожиданіе чего-то лучшаго, настоящаго, что придетъ само собой и захватитъ васъ.

‘Вы даже не можете сказать, что я злой человкъ, а между тмъ у меня на совсти цлый рядъ такихъ проступковъ, которые впору закоренлому злодю или дикому зврю. Я выходилъ на ловитву съ улыбкой и губилъ свою жертву съ поцлуями… Лучшія, самыя святыя чувства втаптывались въ грязь и — что самое скверное — оставляли въ душ даже пріятное впечатлніе. Удовлетворялся самый низкій сортъ эгоизма, а душа спала глубокимъ сномъ… Въ этомъ смысл я совершенно согласенъ съ афоризмомъ, что жизнь есть глубокій сонъ. Низость надъ женщиной мы называемъ побдой, человкъ, который одержалъ цлый рядъ такихъ побдъ, пользуется чуть не общественнымъ почетомъ. Да, душа спала, и я, собственно говоря, былъ не хуже и не лучше другихъ… И вотъ теперь, когда душа проснулась, мн страшно даже оглянуться назадъ. Вроятно, то же самое испытываетъ человкъ, убгающій отъ хищнаго звря и чувствующій, какъ онъ обезсиливаетъ и вотъ-вотъ падетъ… Но я имлъ ршимость и твердость оглянуться — и въ этомъ моя погибель, т.-а не въ этомъ, а во всемъ прошломъ. Вдь я жилъ звремъ и умираю звремъ…’

VII.

Чтеніе этого посланія было прервано появленіемъ Павла Васильича. Онъ вошелъ въ бесдку своей лнивой, развалистой походкой, лниво посмотрлъ на открывавшійся изъ бесдки видъ и лниво проговорилъ:

— Ршительно не понимаю, что хорошаго ты находишь сейчасъ въ этой милой природ… Вода въ рк какого-то деревяннаго цвта, трава пожелтла, деревья скоро будутъ голыя, да еще, того гляди, дождь пойдетъ.

Павелъ Васильичъ даже звнулъ и только теперь замтилъ письмо, которое держала жена въ рук.

— Это отъ кого столько написано? О, какъ много… Сочинитель какой-то.

— Сумасшедшій сочинитель…

— Я терпть не могу писемъ, да кстати и людей, которые теряютъ на нихъ время. Можно и на словахъ сказать, если ужъ такъ нужно…

— Нтъ, бываютъ очень интересныя письма…

— Вотъ что, Варвара Ивановна… Ты дочитаешь письмо и придешь, а то кухарка нападетъ на меня относительно завтрака.

— Хорошо, я сейчасъ…

Варвару Ивановну немного кольнуло, что мужъ даже не поинтересовался, отъ кого было письмо. Правда, что онъ вообще изъ принципа никогда не касался ея корреспонденціи, но сейчасъ ей почему-то хотлось, чтобы онъ спросилъ. Другіе мужья выслживаютъ и ловятъ каждое письмо, ревнуютъ женъ къ каждому почтовому конверту, а этотъ даже и не взглянулъ. Потомъ Варвара Ивановна по непонятной ассоціаціи идей вздохнула. Вдь слдятъ мужья за молодыми женами, а она…

Она принялась за письмо. Оставалось читать еще цлую половину.

‘Мои мысли, дорогая Варвара Ивановна, не совсмъ въ порядк и немного путаются, и я все время пишу какъ будто предисловіе къ чему-то, а главное остается впереди. Вдь и вся наша жизнь походитъ тоже на какое-то неудачное предисловіе къ чему-то… за которымъ прямо ‘начинается конецъ’. Средины, настоящаго, главнаго и нтъ… Но перехожу наконецъ къ главному. Я уже признался, что имю нахальство считать себя хорошимъ человкомъ, хотя и реализованнымъ не совсмъ удачно. Теперь дальше. Мужчины длятся, по-моему, на два сорта: т, для которыхъ женщина составляетъ все, цль и смыслъ жизни, и т, для которыхъ женщина только одна сторона жизни и иногда очень маленькая сторона, какъ примчаніе къ ученому сочиненію. Я отношу себя къ первому разряду, съ тмъ дополненіемъ, что всегда уважалъ женщину, любилъ ее, боготворилъ… Васъ это удивляетъ, а между тмъ это такъ. Боже мой, сколько доказательствъ я могъ бы представить! Цлая литература женскихъ упрековъ, жалобъ, слезъ, угрозъ, проклятій и еще проклятій…

‘Говоря откровенно, я до сихъ поръ не могу понять того психологическаго процесса, при помощи котораго любовь превращается въ ненависть. Подозрваю, что это такъ же неизбжно, какъ превращеніе свта въ тьму. Если только была любовь, она должна превратиться въ ненависть, и только за ея отсутствіемъ возможно то сренькое и безцвтное существованіе, которое люди привыкли почему-то называть счастьемъ. Прибавьте къ этому, что любовь слишкомъ интенсивное чувство, чтобы продолжаться,— она одинъ моментъ, мигъ, какъ блескъ молніи. Весь вопросъ только въ томъ, какой міръ, какую картину освтитъ эта молнія. Мои молніи блистали въ пустот… Между тмъ только въ этотъ моментъ душа мужчины поднимается во весь ростъ, и каждый мужчина есть то, какъ онъ умлъ любить. Сильную любовь называютъ еще страстью, но такъ какъ я не признаю ни маленькой ни средней любви, то не буду спорить о тонкостяхъ номенклатуры. Любовь одна, какъ одна жизнь у человка и какъ самъ онъ одинъ. И я тащилъ по грязи единственное святое чувство, оставляя посл себя заразу… Мой послдній опытъ была Вра едоровна. Какое это было чистое, идеальное и глубоко честное существо!.. Наша любовь походила на т зарницы, которыя въ лтніе душные вечера сверкаютъ на далекомъ горизонт и не даютъ грома. Это поддлка подъ настоящій громъ, который убиваетъ, разряжая атмосферу. Вра едоровна глубоко ошиблась, принявъ мои зарницы за молнію… Но предъ ея глазами раскрылся такой необъятный міръ, такая необъятная неправда, что она не пожелала больше жить. Все равно такого другого момента не будетъ, значитъ, не стоитъ жить. Логика самая неопровержимая…’

Варвара Ивановна задумалась и вздохнула. Она вдь тоже не любила, напуганная первымъ опытомъ… Вся жизнь прошла какъ-то изъ милости, съ вчнымъ страхомъ вызвать тнь рокового прошлаго, Она долго сидла, опустивъ руку съ письмомъ. На глазахъ у нея выступили слезы, но это были уже холодныя слезы, какъ осенній иней.

‘Еще нсколько словъ… Въ послднее время меня какъ-то особенно часто посщали тни моего прошлаго. За что меня любили эти женщины, если каждый любитъ въ другомъ только самого себя? Значитъ, ошибка была уже въ ихъ натур, а я являлся только фатальнымъ исполнителемъ предначертаній судьбы. Боже мой, до какихъ софизмовъ можетъ дойти человкъ, когда онъ боится старости! Нтъ, я ничего не боюсь, и въ этомъ мое оправданіе, если какое-нибудь оправданіе возможно и нужно вообще. Я, какъ человкъ, совершившій тяжелое уголовное преступленіе (моя жизнь уже есть преступленіе), по тысяч тысячъ разъ возвращался къ отдльнымъ эпизодамъ этого преступленія. Вдь это ужасно… А теперь у меня явилась роковая мысль, что слдовало жить совершенно не такъ, и слдовательно необходимо передлать себя, измнить весь образъ жизни и жить по-новому. Боже мой, сколько жесточайшей ироніи въ этой простой мысли… Разв я могу вернуться назадъ? И кому какая польза въ моемъ раскаяніи, когда мое время ушло? Я только теперь, какъ очнувшійся лунатикъ, понялъ, что стою на краю пропасти и что вернуться назадъ не могу, слдовательно…

‘Послднее слово. Меня поразила мысль, что самая добродтель существуетъ только для сильныхъ, молодыхъ, красивыхъ, равно какъ и порокъ. Есть роковой предльный возрастъ, который въ жизни наступаетъ гораздо раньше, чмъ по Уложенію о наказаніяхъ. Разв я, вашъ покорный слуга, въ настоящемъ своемъ вид представляю хоть какую-нибудь малйшую опасность, способную нарушить спокойствіе общества? Нимало. Недавно я встртилъ на улиц хорошенькую женщину, которая шла прямо на меня. Я инстинктивно прибодрялся и посмотрлъ ей съ своимъ обычнымъ нахальствомъ, но она взглянула на меня такими равнодушными глазами, какими смотрятъ на могильную плиту съ полустертой надписью. Въ этомъ взгляд былъ мой смертный приговоръ… Мн сдлалось совстно до слезъ. Боже! Теперь хорошенькія женщины улыбаются уже другимъ счастливцамъ, любятъ, боятся потерять, проклинаютъ и ненавидятъ. Меня даже и ненавидть теперь не стоитъ… Не правда ли? А впереди остается медленное разложеніе и еще большій позоръ. Я нахожу это несправедливымъ и желаю раскланяться съ здшнимъ міромъ, какъ говорятъ китайцы. О, довольно, довольно… Моя осень наступила, и я не хочу дожидаться зимы. Прощайте, нтъ — до свиданія.

‘Аркадій Мухинъ’.

‘Р. S. Мн кажется, что когда-то вы немножко любили, и мн хочется немножко вашей жалости, чудной женской жалости,— вдь жалютъ только дурныхъ людей’.

Дальше слдовала еще приписка:

‘Р. P. S. А вдь я могъ бы быть совсмъ хорошимъ человкомъ… Мн страстно кому-то хочется сказать, чтобы онъ не повторялъ моихъ ошибокъ. Я даже чувствую какой-то зудъ проповдничества и поученій. А впрочемъ, не стоитъ говорить о такихъ деликатныхъ матеріяхъ. Еще разъ: до свиданія. Я даже тороплюсь потерять время, котораго у меня осталось такъ немного… Могшій, но не умвшій васъ любить Аркадій Мухинъ’.

——

На этотъ разъ Мухинъ сдержалъ слово. На другой день за завтракомъ садовникъ Иванъ Никитичъ подалъ свжую газету съ извстіемъ о самоубійств Мухина. Это была та послдняя волна, которую оставляетъ посл себя упавшій въ воду камень. Варвара Ивановна вышла изъ-за стола, чтобы скрыть выступившія на глазахъ слезы. Она плакала о самой себ…

1896.

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙСЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ЛИСТЪ ЖЕЛТЕТЪ.

Читайте также:

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ
ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА