Лифт, Бобрищев-Пушкин Александр Владимирович, Год: 1926 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Александр Бобрищев-Пушкин.
Лифт

0x01 graphic

— Нюра, опомнись!

— А вот посидишь за решёткою, так сам опомнишься!

— Нюра, ведь ты губишь меня самым бессмысленным образом!

— И не думаю. Едем со мною, и я буду тебе по-прежнему самой верной и преданной женой. Но другой я тебя не уступлю! Не уступлю никогда!

Портреты Линкольна и Вильсона слушали со стены, не понимая этот резкий диалог, происходивший на чистейшем русском языке на третьем этаже нью-йоркского небоскрёба, в кабинете его владельца, того самого ротмистра Варецкого, которому судьба улыбнулась так, что это вызвало зависть всей эмиграции. Ведь Вадим Николаевич Варецкий ещё три месяца назад был чернорабочим. Но неисповедимы превратности эмигрантской судьбы. Катастрофа в копях, стоившая жизни сорока его товарищам, привела его в больницу, где за спасёнными ухаживала дочь хозяина этих копий, миллиардера Виллиамса Броттера. Интеллигентный красивый офицер, превосходно владевший английским языком, воспламенил сердце американской мисс. С его стороны брак был не по любви, да и мудрено было увлечься лошадиной физиономией и костлявыми формами дочери стального короля. Но для изголодавшегося эмигранта это было неожиданно свалившимся, громадным счастьем. Свадебную мессу служил сам монсеньор Перелли, эмиссар святейшего отца (Броттеры были правовернейшими и набожными католиками). На бракосочетании присутствовал весь Нью-Йорк, то есть та небольшая кучка, которую стальной король считал в Нью-Йорке за людей в соответствии с их капиталом и влиянием. На другой же день после роскошного бала для Варецкого началась жизнь далеко не праздная, но, впрочем, привольная: ему было поручено управление несколькими заводами тестя. Получивший утончённое воспитание русский аристократ мог блистать в любом обществе, а его деловая смётка и трудоспособность быстро завоевали ему уважение новой среды во главе с самим мистером Броттером. Тот в нём души не чаял, а о жене нечего и говорить. Шла идиллия медового месяца… Но тут-то и появилось чёрное, таившее в себе не грозу, а целый смерч облачко. Варецкий совсем позабыл про одну незначительную деталь: у него есть русская жена.

Когда он был ранен весною 1920 года при защите Перекопа, его вынесла из боя поручик полка Надежда Туркина. Благодарность за спасение жизни довершила остальное, и 15 июня 1920 года в церкви села Никитовки, в Крыму, Варецкий обвенчался с той, приезд которой теперь поверг его не только в смущение, но и в страх.

Совместная жизнь их была недолга, как недолго было Крымское сидение. В Болгарии, после эвакуации, в мирной, томительно скучной и нищенской беженской жизни скоро выяснилось, что они не пара. Дочь крестьянина, Надежда Васильевна не обладала ни образованием, ни какими-либо женскими чарами, могущими удержать избалованного Варецкого, и ему скоро наскучила её простая красота, раздражали её большие, грубые, красные руки, те самые руки, что спасли ему жизнь. Варецкий попросту бросил жену. Решив попытать счастья в далёкой Америке, он устроился в команду отходившего из Варны парохода. Но когда он приехал, то митрополит Платон, на покровительство которого он надеялся и благодаря которому достал визу, оказался смещённым. Никакой помощи не оказали Варецкому и прежние петербургские знакомые, тщетно он обивал их пороги. Страшно нуждаясь, был и статистом в маленьком театрике и, наконец, даже обрадовался месту рабочего в копях Броттера, где можно было надеяться на постоянный заработок. Затем — чудесная метаморфоза его судьбы. И вдруг как снег на голову появилась первая жена!

Как нашла она его? Это было более чем просто: о чудесной удаче Варецкого были сообщения в эмигрантской печати. Прочитав в ‘Новом времени’ перепечатку из нью-йоркского ‘Утра’, Надежда Васильевна живо собралась в Нью-Йорк. За три года, прошедших после его исчезновения, она сколотила себе небольшие деньги: открыла в Софии русскую столовую-булочную. Труднее всего было с визой, но и её удалось получить через американский Красный Крест. Надежда Васильевна по-прежнему любила своего мужа и ехала с целью его вернуть. Это она высказала растерявшемуся Варецкому, появившись перед ним без всяких предупреждений в десять часов вечера 19 августа 1924 года. Жена его уехала в театр, а сам он вернулся с делового заседания. Разговор обострился сразу. Надежда Васильевна потребовала, чтобы Варецкий бросил свою вторую жену. Деньги она отвергла с негодованием, хотя

Варецкий, постепенно набавляя, дошёл до двух миллионов долларов. Скандал был бы ужасен. Все здание только что воздвигнутого благополучия могло разлететься, как воздушный замок. Недействительность брака… тюрьма… и нужда, окончательная, безысходная. Варецкий заговорил мягко, как только мог.

— Нюра, ну, я виноват перед тобой, я не выдержал нужды. я оставил тебя. Но неужели мстить мне так жестоко — христианское дело? Ведь ты всегда была такой верующей, Нюра, так молилась. И вдруг теперь.

— Да не мстить я к тебе приехала, пойми! Истосковалась я без тебя.

— Но ты же мне готовишь уголовное дело!

— Скроемся, переменим фамилию, уедем в Европу.

— Броттер со своими миллиардами всюду достанет.

— Достанет или нет, это мы ещё посмотрим, а уж тут ты наверняка завтра же будешь в тюрьме. Или ты уедешь со мною, или твоей жене через час всё будет известно!

На побледневших тонких губах Варецкого появилась ироническая усмешка.

— И что, вам очень нужен, Надежда Васильевна, муж из-под палки? Что это за жизнь будет?!

— Будь что будет. Стерпится — слюбится. А другой я тебя не уступлю! Не могу я без тебя, Вадя, голубчик! Ночи ни одной спать спокойно не могу! Вернись, родной мой, ради Бога, вернись! Что я тебе сделала? Люблю. Люблю, Вадя. Сил моих нет! Люблю!

И она бросилась ему на шею.

Варецкий высвободился резким движением.

— Осторожнее, могут войти.

0x01 graphic

Нет, Верецкий схватил жену за горло, но у его виска оказался браунинг.

— Жене донесут? — зло спросила она, потемнев в лице. — Трусишь, голубчик? А каково было мне, когда ты меня бросил? Я за себя постоять сумею. Документы-то все у меня…

Быстрым движением Варецкий схватил её за горло. Пальцы сжались, но тут же у его виска оказался браунинг. Он с ругательством выпустил её. А она только усмехнулась.

Голубчик, я знала, на что иду. Голыми руками меня не возьмёшь. Ну, я вижу, с тобой разговаривать нечего. Пойду к твоей наречённой жене. Небось, вернулась уже на свой девятнадцатый этаж. Видишь, я полную разведку произвела — всё знаю.

— Постой!

Надежда Васильевна остановилась у самой двери.

— Ну?

— Ну. хорошо. Я согласен на твои условия. Мне больше делать нечего. Я вернусь к тебе.

— Вадя! Милый!

— Да, вернусь. Это все же лучше тюрьмы. Но сейчас уехать невозможно. Дай мне собраться, приготовить деньги. Сейчас нельзя — одиннадцать часов вечера. Я завтра возьму из банка.

Ироническая улыбка появилась на толстых губах Надежды Васильевны.

— Подлец ты, подлец! Да завтра ты от меня десятью способами отделаешься. У вас тут наёмных убийц сколько угодно. Что ж, ты думаешь, я последний разум потеряла? Попадусь в твою западню? Никогда дурою не была, насквозь тебя вижу.

— Ну, делай что хочешь. Устал.

Варецкий безнадёжно опустился в кресло. Вдруг зазвонил телефон.

— Это вы, дорогая моя? — спросил он по-английски, с преувеличенною нежностью. — Да, да, сейчас освобожусь. Кто эта женщина? Так, просительница… одна из этих несчастных русских эмигранток. Да, да, я сейчас подымусь к вам.

Женщина слушала с потемневшим лицом.

— Будет! — вдруг крикнула она, вырывая трубку. — Довольно с меня этого издевательства! Ты мой — пойми это! Хочешь не хочешь — мой, только мой! Сейчас ты уедешь со мной, а ей письмо оставишь, что не жена она тебе. Мы уедем из Нью-Йорка ночным поездом.

— Но ведь это безумие, Нюра. Будут телеграфировать, догонят…

— Пусть безумие, но ты не будешь ночевать тут!

Варецкий продолжал сидеть в кресле, беспомощно стиснув виски руками. Она стояла у двери в ожидании.

— Ну, что же? Решился?

— Нюра, в последний раз прошу, кончим всё по-доброму.

— Нет. Я иду к ней. Прощай.

Она с силой хлопнула дверью и поспешно вышла через приёмную на освещённую лестницу.

— Что делать? — размышляла она.

Идти наверх? Шестнадцать этажей! Но тут внизу народ, а там, на пустой лестнице, сразу уложит одним выстрелом. Документы отбёрет, судей подкупит. Нет, по лестнице мне идти нельзя. Там никого не встретишь — пусто, тут все на лифте ездят. Лифт! В лифте он со мною ничего не сделает, пока не доеду. Я там в безопасности буду.

Сжимая револьвер за спиной, поминутно оглядываясь, она медленно спустилась на три этажа.

Между тем Варецкий телефонировал швейцару из своего кабинета.

— Джо, сейчас в лифт сядет дама, бывшая у меня, и прикажет поднять её на девятнадцатый этаж, к моей жене. Это шантажистка. Вы подымите лифт до самого верха и выключите ток. Затем идите к себе спать. Ключ от кабинки оставьте мне, я сам выпущу эту даму.

— Все будет исполнено, сэр, — послышалось в ответ. Варецкий усмехнулся.

‘Все обойдется в несколько тысяч долларов швейцару за молчание. Ясно, что он подумал: меня шантажирует дама сердца. Вещь весьма обыкновенная, вполне в нравах добродетельного Нью-Йорка. А затем, когда эта дама исчезнет совсем, Джон не станет особенно беспокоиться. А она должна исчезнуть!’

Лифт между тем подымался с Надеждой Васильевной, всё ещё сжимавшей свой браунинг. Вот уже пятнадцатый этаж, шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый…

Что такое? Лифт не остановился.

Двадцатый, двадцать первый, тридцатый!

Надежда Васильевна нажала кнопку сигнала. Лифт продолжал подыматься. Она стала кричать, но вокруг никого не было. Теперь лифт подымался уже среди темноты. На последних этажах тридцатипятиэтажного небоскрёба были не жилые помещения, а склады бакалеи фирмы ‘Томпсон и сын’. Наконец, лифт миновал последний этаж и упёрся в потолок небоскрёба. За дверцами была глухая стена.

— Так. Поймал-таки в мышеловку. Ну, хорошо. Я не растеряюсь. Как-то возьмёшь теперь?

Этот самый вопрос мучил теперь и Варецкого, убедившегося, что лифт поднят согласно его приказанию. Ночь выгадана, но на утро лифт необходимо будет спустить. В тридцатипятиэтажном доме нельзя сказать, что подъёмная машина испортилась, починка должна быть сделана моментально. Итак, есть только ночь. К утру незваная гостья должна перестать существовать, исчезнуть бесследно.

Что такое? Лифт не остановился.

Двадцатый, двадцать первый, тридцатый!

— Так. Поймал-таки в мышеловку. Ну хорошо. Я не растеряюсь. Как-то возьмёшь теперь?

Этот самый вопрос мучил теперь и Варецкого, убедившегося, что лифт поднят согласно его приказанию. Ночь выгадана, но на утро лифт необходимо будет спустить. В тридцатипяти-этажном доме нельзя сказать, что подъёмная ма-шина испортилась, починка должна быть сдела-на моментально. Итак, есть только ночь. К утру незваная гостья должна перестать существовать, исчезнуть бесследно.

— Дорогой мой, скоро вы? — послышалось в телефоне.

— Сейчас, сердце моё, сейчас.

Да, лучше всего пока пойти к жене. Времени сколько угодно, западня прочна. А потом…

В три часа ночи Варецкий неслышными шага-ми направился вниз.

‘Пилка… напильник… плоскогубцы… полчаса времени — и всё готово. Взять документы у трупа среди развалин лифта нетрудно, о причинах катастрофы наша юстиция слишком доискиваться не будет. Об этом уж позаботится моя чековая книжка. И больше ничто не сможет омрачить мою дальнейшую жизнь’, — размышлял он, отпирая французский замок швейцарской.

Щёлкнул в замке ключ от комнаты с проводами. На стене спокойно дремал ряд кнопок, рубильник был в углу на мраморной доске. Руко-ятка его отклонена назад — Джо исполнил приказ своего хозяина, выключил ток. Значит, пленнице суждено сидеть в клетке там, наверху, до тех пор, пока чья-нибудь сострадательная рука не включит ток и не вернёт её с поднебесья вновь на землю.

— Ну нет, этого не дождёшься! — усмехнулся Варецкий, ставя ящик с инструментами на стол у мраморной доски, и, откинув крышку длинно-го, продолговатого, как гроб, ящика, Варецкий стал отбирать нужные инструменты. Вдруг он вздрогнул и поспешно выключил свет.

— Меня могут увидеть с улицы в окно. Пожалуй, тот же Джо подглядывает откуда-нибудь. Света от уличного фонаря совершенно достаточно. Вот и напильник.

0x01 graphic

Над площадкой тридцать пятого этажа, поднятый к самому потолку, чернел лифт, зажатый в каменные стены.

Теперь весь арсенал в комплекте.

Он вышел из комнаты и тщательно запер за собой обе двери, чтобы кто-нибудь не включил ток, пока дело не будет кончено, и стал подыматься по лестнице на тридцать пятый этаж небоскрёба.

Через полчаса он был на самом верху безлюдной лестницы. Над верхней площадкой, поднятый к самому потолку, чернел четырехугольный лифт, зажатый в каменные стены со всех сторон. Если узница была ещё там, то не могла даже ничего видеть, кроме освещённой электрической лампочкой внутренности своей тюрьмы, тем более не могла принять какие бы то ни было меры к своему спасению.

Но там ли она? Ведь он пробыл у жены больше двух часов. Варецкий затих, затаив дыхание. Сначала всё было тихо, затем до него из лифта донёсся стон, другой… Наконец, он явственно расслышал:

— Злодей! Предатель! Будь проклят! Проклят! Проклят!

— Кричи, голубушка. Ты же совершенно бессильна. Эй, Надежда Васильевна!

Из лифта глухо донёсся не то стон, не то ругательство. Варецкий не разобрал и крикнул как можно громче:

— Надежда Васильевна, я всё ещё хочу обой-тись без крови. Бросьте мне в пролёт из лифта документы, и я спущу лифт.

0x01 graphic

Варецкий взялся щипцами за клему…

— Нет, — послышалось в ответ.

— Берегитесь! Я не злой человек, но мне надо отстоять свою жизнь. Я даю вам на размышление десять минут. Если документы не будут у меня — вы погибли. Подумайте!

Вадим Николаевич вынул свои золотые часы. В лифте царило безмолвие.

Двадцать минут вместо десяти ждал Варецкий, затем резко захлопнул крышку часов.

— Ну, пора кончать. Иначе скоро рассвет. Я сделал всё, что мог. Прощайте, Надежда Васильевна!

‘Молчит… Не удостаивает ответом… Клеймит презрением… Хорошо, посмотрим, что ты теперь запоёшь’.

Бледная струя света карманного электрического фонарика осветила пыльные своды мансарды. Варецкий подошёл к пыльному ящику, одиноко покоившемуся среди чердачной пусты-ни. Под этим ящиком помещался мотор, приводивший в движение пассажирский лифт. Варецкий смахнул пыль с боков ящика и нащупал два крючка, прикреплявшие его крышку к полу. Лёгкий скрип. Поднятая крышка обнаружила мотор, резким чёрным пятном выделяющийся на сером пыльном фоне чердака.

Варецкий нагнулся и при свете фонарика нашёл среди множества зубчатых колёс валик, по которому проходил проволочный канат, подымающий лифт. С одной стороны висел груз, с другой — лифт с Надеждой Васильевной. Он поставил фонарь на пол и вынул инструменты. Послышался скрип перепиливаемого железа…

Надежда Васильевна услышала этот скрип. После судорожных попыток спустить лифт или как-нибудь выбраться из него она давно поняла безвыходность своего положения и лишь не знала одного: что он предпримет? Как доберётся до неё? Вдруг прорезавший тишину скрип разрушил эту последнюю надежду. Вся кабинка задрожала. Звук слышался над самой головой.

Варецкий между тем приводил свой план в исполнение. Когда перепиленный канат не выдержал тяжести лифта и лопнул, издавая пронзительный свист, он замер, ожидая треска разбившейся машины. Бесконечно долгая секунда, другая, третья — и ничего. Внизу всё было тихо. Варецкий провёл похолодевшей рукой по влажному лбу.

‘Что это значит? Канат перерезан, она должна упасть. Ток выключен — значит, автоматические зацепы не действуют и ничего не может остановить крушение. Или с этой высоты ничего не слышно?’

Однако оглушительный треск выстрелов, донёсшийся до него, рассеял эту иллюзию. Они трещали на весь дом, отдаваясь многоголосным эхом по всем переходам громадной лестницы.

— Она жива! — простонал Варецкий. — Зацепы спасли её! Но кто же включил ток, кто мог его включить, когда ключи у меня в кармане?

Подбежав к мотору, он осветил его тусклым светом фонаря. Три провода одними концами были присоединены к клеммам мотора, а другие три сходились вместе и уходили сквозь пол в фарфоровую трубочку. Варецкий быстро отвинтил одну из клейм и бросил провод в сторону. Как бы в ответ на это раздался ещё один выстрел.

‘Не тот провод! Зацепы держат! Она жива! Скорее, скорее! Своей стрельбой она созовёт весь дом’, — не помня себя от ужаса, он бросился к мотору и взялся щипцами за следующую клемму. Однако дрожь пробежала по его телу. Голова закинулась назад, руки дрогнули и беспомощно опустились. Варецкий в конвульсиях свалился на пыльный пол чердака. Луч фонарика осветил оскал улыбки, исказившей его лицо, и остекленевшие, широко раскрытые глаза. Изредка по всему телу ещё пробегала лёгкая дрожь. В правой руке он судорожно сжимал щипцы, а левая нога лежала на конце отвинченного провода: он и не заметил, как наступил на него и, прикоснувшись рукой к положительной клемме, пропустил через себя ток.

Когда после долгих усилий полиции и жильцам удалось проникнуть в лифт, то среди изрешечённых пулями стенок они нашли женщину в глубоком обмороке.

Но кто же включил ток? Кто мог это сделать, когда обе двери были заперты Варецким? Никто никогда не мог этого понять. А набожная Надежда Васильевна объясняла своё спасение небесным вмешательством. Ответить на этот неразрешимый вопрос могла бы лишь крышка ящика с инструментами, которую Варецкий откинул на рукоятку рубильника. Так он сам спас свою жертву.

———————————————————————-

Текст издания: журнал ‘Мир приключений’, 1926 г., No 6.

Александр Бобрищев-Пушкин. Лифт

Читайте также:

Александр Бобрищев-Пушкин.
Лифт