В сознании важности своей миссии мы отправились к нему. Он сидел с сигарой во рту, на диване и рассматривал какие-то бумаги, выпуская ароматные клубы дыма. Вежливым движением руки он попросил нас сесть.
— Чем могу служить? обратился к нам Лидваль.
— Пожалуйста, пожалуйста, спрашивайте о чем хотите.
— Успеете ли вы с доставкою хлеба?
— Как вам сказать, это не от меня зависит. Если только не встретится никаких препятствий, то к 1-му января успею все сдать.
— Много ли вы уже успели закупить хлеба?
— Около 2-х миллионов пудов, а осталось закупить еще около 8 миллионов пудов.
— Где именно вы сконцентрировли ваши закупки?
— Скажите, обратился он к сидящему у противоположного стола старику с гладко выбритым подюородком?
— Где собственно центр закупок?
— Преимущественно в южном крае, по харьково-николаевской ж.д., по киево-воронежской ж.д.
— Куда вы намереваетесь отсюда ехать?
— Отсюда я поеду в Голту, там у меня обширная хлебная торговля, а затем я на Кавказе.
— Скажите, пожалуйста. — спросили мы, осторожно подходя к самому важному вопросу, — кроме хлебной торговли, вы не имеете никаких предприятий?
— Решительно никаких!
— Ну а… (тут мы пришли в затруднение) … а в Петербурге?
— В Петербурге у меня есть техническая контора, скромно заметил Лидваль.
— Что имеет г-жа Эстер общего с вашим делом?
— Ничего общего не имеет, серьезно заметил наш гость.
— Что заставило прессу с таким редким единодушием сплотиться против вас?
— Право, не знаю, но собственно говоря, это не против меня поднялся поход, а против г. Гурко.
— Да, но вас лично за что преследуют? Наш собеседник развел руками.
— Не могу вам сказать. Разве лишь за то, что я получил крупный аванс. Но, помилуйте, никто на моем месте не поступил бы иначе.
— Думаете ли вы, как и г. Гурко, привлечь к ответственности журналистов?
— Да, я этого не пропущу, сказал Лидваль важно. Такой оборот речи привел нас в дрожь, и мы не на шутку перепугавшись, поспешили откланяться, а Лидваль вечером же выехал в Голту.