Литература.
К. Бестужев-Рюмин.
Летописи (русские), Бестужев-Рюмин Константин Николаевич, Год: 1896
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Летописи (русские). — Л. называется погодный, более или менее подробный рассказ о событиях. Летописи сохранились в большом количестве списков XIV—XVIII вв. Списки эти по местности составления или по местности изображаемых событий исключительно или преимущественно делятся на разряды (первоначальная киевская, новгородские, псковские и т. д.). Списки одного разряда различаются между собой не только в выражениях, но даже в подборе известий, вследствие чего списки делятся на редакции (изводы). Так, можно сказать: Л. первоначальная южного извода (список Ипатский и с ним сходные), Л. первоначальная суздальского извода (список Лаврентьевский и с ним сходные). Такие различия в списках наводят на мысль, что Л. наши суть сборники и что их первоначальные источники не дошли до нас вполне. Мысль эта, впервые высказанная П. М. Строевым, ныне составляет, можно сказать, общее мнение. Существование в отдельном виде многих подробных летописных сказаний, а также возможность указать на то, что в одном и том же рассказе ясно обозначаются сшивки из разных источников (преимущественно проявляющиеся в сочувствии то к одной, то к другой из борющихся сторон) — еще более подтверждают это мнение. Первыми по времени считаются дошедший до нас в многочисленных списках (самые древние — XIV в.) свод Лаврентьевский, названный так по имени монаха Лаврентия, списавшего его, как видно из его приписки, в 1377 г., и Ипатский, названный так по костромскому Ипатскому (Ипатьевскому) м-рю, где он хранился. Этот последний ученые относят к концу XIV или началу XV в. Оба эти списка сопровождаются различными продолжениями: Лаврентьевский — сводом суздальским, Ипатский — киевским и волынско-галицким. Составление первоначального свода относят к началу XII в., на основании приписки (в Лаврентьевском списке и в Никоновском) после 1110 г., в которой читаем: ‘Игумен Селивестр св. Михаила написах книгы си летописец, надеяся от Бога милость прияти, при кн. Володимире, княжащю ему Кыеве, а мне в то время игумянящю у св. Михаила, в 6624, индикта 9 лета’ (1116). Таким образом ясно, что в начале XII в. Селивестр, игумен Михайловского Выдубецкого м-ря в Киеве, был составителем первого летописного свода. Слово ‘написах’ никак нельзя понимать, как думали некоторые ученые, в значении переписал: игумен Выдубецкого монастыря был слишком большим лицом для простого переписчика. Свод этот отличается особым заглавием: ‘се повести временных лет (в иных списках прибавлено: черноризца Федосьева м-ря Печерского), откуда пошла есть Русская земля, кто первое в Киеве нача княжити и откуда Русская земля стала есть’. Слова ‘черноризца Федосьева м-ря Печерского’ заставили многих считать первым летописцем Нестора, которого имя, по уверению Татищева, стояло в заголовках некоторых известных ему, но теперь утраченных списков, в настоящее же время мы находим его в одном, и то очень позднем, списке (Хлебниковском). Нестор известен по другим своим сочинениям: ‘Сказания о Борисе и Глебе’, ‘Житие Феодосия’. Сочинения эти представляют противоречия с Л., указанные П. С. Казанским. Так, автор сочинения, вошедшего в Л., говорит, что он пришел к Феодосию, а Нестор, по собственным словам его, пришел при преемнике Феодосия, Стефане, и о Феодосии повествует по преданию. Рассказ о Борисе и Глебе в Л. принадлежит не Нестору, а Иакову Черноризцу. Повествования того и другого сохранились в отдельном виде, и сличение их произвести легко. Вследствие этого приходится отказаться от мысли, что составителем первого свода был Нестор. Впрочем, имя составителя не важно, гораздо важнее то обстоятельство, что свод есть произведение XII в. и что в нем встречаются материалы еще более древние. Некоторые из его источников дошли до нас в отдельном виде. Так, мы знаем ‘Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глеба’ Иакова Черноризца, ‘Житие Владимира’, приписываемое тому же Иакову, ‘Хронику Георгия Амартола’, известную в старинных славянских переводах, Жития св. первоучителей славянских, известные под именем паннонских. Сверх того, сохранились ясные следы того, что составитель пользовался чужими трудами: так, в рассказе об ослеплении Василька Ростиславича какой-то Василий повествует, как кн. Давид Игоревич, державший в плену Василька, посылал его с поручением к своему пленнику. Следовательно, этот рассказ составлял отдельное сказание, подобно сказаниям о Борисе и Глебе, сохранившимся, к счастью для науки, в отдельном виде. Из этих сохранившихся произведений видно, что у нас рано начали записывать подробности событий, поразивших современников, и черты жизни отдельных лиц, особенно таких, которые прославились своей святостью. Такому отдельному сказанию мог (по домыслу Соловьева) принадлежать заголовок, ныне приписываемый всей Л.: ‘се повести и т. д.’. Первоначальная повесть, составленная частью из греческой хроники Амартола, частью, может быть, из источников паннонских (напр. предание о первоначальной жизни славян на Дунае и нашествии волохов), частью из местных известий и преданий, могла доходить до начала княжения Олега в Киеве. Эта повесть имеет очевидной целью связать Север с Югом, оттого, может быть, и самое имя Руси перенесено на север, тогда как это название всегда было принадлежностью юга, а северных руссов мы знаем только из повести. Любопытно и сближение Аскольда и Дира с Рюриком, сделанное с целью объяснить завоеванием Киева Олегом право династии Рюрика на южные области. Повесть писана без годов, что служит признаком ее отдельности. Составитель свода говорит: отселе почнем и числа положим. Эти слова сопровождают указание на начало царствования Михаила, при котором был поход на Царьград. Другим источником послужили для составителя краткие, погодные записки происшествий, которые непременно должны были существовать, ибо иначе откуда бы знал летописец годы смерти князей, походов, небесных явлений и т. п. Между этими датами есть такие, достоверность которых может быть проверена (напр. комета 911 г.). Такие записки велись по крайней мере с того времени, как Олег занял Киев: в краткой хронологической табличке, включенной в Л., счет начинается прямо с ‘первого года Ольгова, понеже седе в Киеве’. Счет велся, как можно заключить из этой таблицы и отчасти из других источников (‘похвала Володимиру’, Иакова) по годам княжений. Этот счет был переложен на годы от сотв. мира составителем свода, а может быть, и раньше, другим сводчиком. Из народных преданий иные могли быть записаны, другие сохранялись, может быть, в песнях. Из всего этого материала составилось целое, теперь мудрено сказать, насколько в этом целом участвовал труд одного лица. Свод XII в. составлен преимущественно из источников киевских, но и в нем видны следы Л., веденных в других местностях России, особенно новгородских. Новгородские своды дошли до нас в списках не ранее XIV в., к которому принадлежит харатейный, так назыв. синодальный список. Есть, однако, следы свода XIII в.: в так наз. Софийском Временнике и некоторых других летописных сборниках встречается общее заглавие ‘Софийский Временник’ и предисловие, заканчивающееся обещанием рассказать ‘все по ряду от Михаила царя до Александра (т. е. Алексея) и Исакия’. Алексей и Исаак Ангелы царствовали в 1204 г., когда Царьград взяли латины, особое сказание об этом вошло во многие летописные сборники и, очевидно, составляло часть свода XIII в. Летописи в Новгороде начались рано: в рассказе о крещении Новгорода видны следы записывания современников, еще важнее известие: ‘преставися архиепископ Аким новгородский и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше’. Это мог сказать только современник. До нас дошло несколько новгородских летописных сборников — так наз. Л. I, II, III, IV, софийская Л., супрасльская Л. и сходная с нею, вошедшая в так назыв. Л. Абрамки, в этой последней драгоценны сведения о последнем времени независимости, прерываемые незадолго до падения Новгорода, а также Л. архангелогородская. Большая часть новгородских известий записаны при церквах и монастырях, в одном из летописных новгородских сборников (Новг. II) есть указание, что ‘игумен смотрел в мон-ре на Лисей Горе летописец’. Есть также несколько известий, принадлежащих, очевидно, частным лицам, которые могли быть занесены в списки готовых Л. или с полей рукописи, куда вносились в виде календарных заметок, или могли быть перенесены из каких-нибудь частных записок. Новгородские Л. отличаются (по замечанию С. М. Соловьева) особой сжатостью, слогом как бы деловым. Составители так дорожат временем (а может быть, и пергаментом), что пропускают слова, ‘а вы братия, в посадничестве и в князех’, говорит в Л. Твердислав, не добавляя ‘вольны’ — и так поймут. Ни поэтических красок, ни драматических разговоров, ни обильных благочестивых размышлений — отличительных черт киевской Л. — нет в новгородских сводах, событий неновгородских в них мало, и те попали случайно. Л. псковские начались позднее новгородских: их начало можно отнести к XIII в., когда сочинена повесть о Довмонте, легшая в основу всех псковских сборников. Псковские Л. (особенно вторая) богаты живыми подробностями об общественном быте Пскова, мало только известий о временах до Довмонта, да и те заимствованы. К Л. новгородским по происхождению долго относили ‘Повесть о граде Вятке’, касающуюся только первых времен вятской общины, но подлинность ее подвергнута в последнее время основательным сомнениям: рукописи ее слишком поздни, а потому лучше не считать ее в числе достоверных источников. Л. киевская сохранилась в нескольких очень близких между собою списках, в которых она непосредственно следует за Л. первоначальной (Повестью Временных лет). Этот киевский свод оканчивается во всех своих списках 1199-м г. Он состоит, по большей части, из подробных рассказов, по своему изложению имеющих много общего с рассказами, вошедшими в состав Л. первоначальной. В настоящем своем виде свод заключает в себе много следов Л. разных русских земель: Смоленска, Чернигова, Суздаля. Есть и отдельные сказания: сказание об убиении Андрея Боголюбского, писанное его приверженцем (вероятно упоминаемым в нем Кузьмищем Киянином), таким же отдельным сказанием должен был быть рассказ о подвигах Изяслава Мстиславича, в одном месте этого рассказа мы читаем: ‘рече слово то, яко же и пережде слышахом, не идет место к голове, но голова к месту’. Отсюда можно заключить, что рассказ об этом князе заимствован из записок его соратника и перебит известиями из других источников, к счастью, сшивка так неискусна, что части легко отделить. Следующая за смертью Изяслава часть посвящена, главным образом, князьям из рода смоленских, княжившим в Киеве, может быть, источник, которым главным образом пользовался сводчик, не лишен связи с этим родом. Изложение очень близко к ‘Слову о Полку Игореве’ — как будто тогда выработалась целая литературная школа. Известия киевские позднее 1199 г. встречаются в других летописных сборниках (преимущественно северо-восточной Руси), а также в так называемой Густынской Л. (позднейшая компиляция). В Супрасльской рукописи (издан. кн. Оболенским) есть краткая киевская Л., принадлежащая XIV в. С киевской Л. тесно связана волынская (или, как основательно предлагает называть ее Н. И. Костомаров, — галицко-волынская), еще более киевской отличающаяся поэтическим колоритом. Она, как можно предположить, была писана сначала без годов, а годы расставлены после и расставлены весьма неискусно, так, мы читаем: ‘Данилови же приехавшю с Володимера, в лето 6722 бысть тишина. В лето 6723 Божиим повелением прислаша князи литовстии’. Ясно, что последнее предложение должно быть соединено с первым, на что указывает и форма дательного самостоятельного и отсутствие в некоторых списках предложения ‘бысть тишина’, стало быть, и два года, и это предложение вставлены после. Хронология перепутана и применена к хронологии киевской Л. Роман убит в 1205 г., а волынская Л. относит его смерть к 1200 г., так как киевская оканчивается 1199 г. Соединены эти Л. последним сводчиком, не он ли расставил и года? В некоторых местах встречается обещание рассказать то или другое, но ничего не рассказывается, стало быть, есть выпуски. Л. начинается неясными намеками на подвиги Романа Мстиславича — очевидно, обрывками поэтического сказания о нем. Оканчивается она началом ХIV в. и не доводится до падения самостоятельности Галича. Для исследователя Л. эта по своей сбивчивости представляет важные затруднения, но по подробности изложения служит драгоценным материалом для изучения быта Галича. Любопытно в волынской Л. указание на существование Л. официальной: Мстислав Данилович, победив мятежный Брест, наложил на жителей тяжкую пеню и в грамоте прибавляет: ‘а описал есть в летописец коромолу их’.
Л. Руси северо-восточной начались, вероятно, довольно рано: от XIII в., в ‘Послании Симона к Поликарпу’ (одной из составных частей Патерика печерского), мы имеем свидетельство о ‘старом летописце Ростовском’. Первый сохранившийся до нас свод северо-восточной (суздальской) редакции относится к тому же времени. Списки его до начала XIII в. — радзивилловский, переяславский-суздальский, лаврентьевский и троицкий. В начале ХIII в. первые два прекращаются, остальные разнятся между собой. Сходство до известного пункта и различие далее свидетельствуют об общем источнике, который, стало быть, простирался до начала ХIII в. Известия суздальские встречаются и ранее (особенно в первоначальной Л.), поэтому следует признать, что записывание событий в земле суздальской началось рано. Чисто суздальских Л. до татар мы не имеем, как не имеем и чисто киевских, сборники, дошедшие до нас, характера смешанного и обозначаются по преобладанию событий той или другой местности. Л. велись во многих городах земли Суздальской (Владимире, Ростове, Переяславле), но по многим признакам следует признать, что большинство известий записано в Ростове, долго бывшем центром просвещения сев.-вост. Руси. После нашествия татар Троицкий список делается почти исключительно ростовским. После татар вообще следы местных Л. становятся яснее: в Лаврентьевском списке встречаем много тверских известий, в так наз. Тверской Л. — тверских и рязанских, в Софийском Временнике и Воскресенской Л. — новгородских и тверских, в Никоновской — тверских, рязанских, нижегородских и т. д. Все эти сборники — московского происхождения (или, по крайней мере, бо льшей частью), источники их — местные летописи — не сохранились. Относительно перехода известий в татарскую эпоху из одной местности в другую И. И. Срезневский сделал любопытную находку: в рукописи Ефрема Сирина 1377 г. он встретил приписку писца, который рассказывает о нападении Арапши (Араб-шаха), бывшем в год написания. Рассказ не окончен, но начало его буквально сходно с началом летописного рассказа, из чего И. И. Срезневский правильно заключает, что перед писцом было то же сказание, которое послужило материалом для летописца. Л. сев.-вост. Руси отличается отсутствием поэтических элементов и редко делает заимствования из поэтических сказаний. ‘Сказание о Мамаевом побоище’ — особое сочинение, только внесенное в некоторые своды. С первой половины XIV в. в большей части сводов северно-русских начинают преобладать московские известия. По замечанию И. А. Тихомирова, началом Л. собственно московской, легшей в основание сводов, надо считать известие о построении храма Успения в Москве. Главные своды, заключающие в себе московские известия, — ‘Софийский Временник’ (в последней своей части), Воскресенская и Никоновская Л. (тоже начинающиеся сводами, основанными на древних сводах). В последнее время усердно занимаются изучением Л. этой поры (И. А. Тихомиров, А. Е. Пресняков), но вопрос о них может считаться открытым, потому что постоянно находятся новые рукописи (так, напр., изданная А. Н. Лебедевым московская Л.) и еще не изданы некоторые уже известные (Никоновская с рисунками, введенная в исследование г. Преснякова). Кое-что, впрочем, уже сделано для разъяснения взаимного отношения этих сборников (в исследовании г. Преснякова определено отношение к ним царственной книги, а в исследовании г. Тихомирова — отношение так называемой новгородской IV), но кое-что еще только затронуто, например так назыв. Львовская Л., летопись изданная под названием: ‘Продолжение Несторовой Л.’, а также ‘Рус. Врем.’ или костромская Л. Сохранившиеся рукописи еще далеко не все осмотрены, а многие не сохранились. Л. в Московском государстве все более и более получала значение официального документа: уже в начале XV в. летописец, выхваляя времена ‘оного великого Селиверста Выдобужского, неукрашая пишущего’, говорит: ‘первии наши властодержцы без гнева повелевающа вся добрая и недобрая прилучившаяся написывать’. Князь Юрий Димитриевич в своих исканиях великокняжеского стола опирался в орде на старые летописи, вел. князь Иоанн Васильевич послал в Новгород дьяка Брадатого доказывать новгородцам старыми летописцами их неправду, в описи царского архива времен Грозного читаем: ‘списки черныи что писать в летописец времен новых’, в переговорах бояр с поляками при царе Михаиле говорится: ‘а в летописец будем это для будущих родов писать’. Лучшим примером того, как осторожно надо относиться к сказаниям летописи того времени, может служить известие о пострижении Саломонии, первой жены вел. кн. Василия Иоановича, сохранившееся в одной Л. По этому известию, Саломония сама пожелала постричься, а вел. кн. не соглашался, в другом рассказе, тоже, судя по торжественному тону, официальном, читаем, что великий князь, видя птиц попарно, задумался о неплодии Саломонии и, посоветовавшись с боярами, развелся с нею. Между тем, из повествования Герберштейна мы знаем, что развод был насильственный. Из дошедших до нас Л. не все, однако, представляют типы официальной Л.: во многих изредка встречается смесь повествования официального с частными заметками. Такую смесь — по справедливому замечанию Г. Ф. Карпова — встречаем в рассказе о походе вел. кн. Иоанна Васильевича на Угру, соединенном с знаменитым письмом Васиана. Становясь все более и более официальными, Л., наконец, окончательно перешли в разрядные книги (см.), в Л. вносились те же факты, только с пропуском мелких подробностей, рассказы о походах XVI в. взяты из разрядных книг, прибавлялись только известия о чудесах, знамениях и т. п., вставлялись документы, речи, письма. Были разрядные книги частные, в которых родовитые люди отмечали службу своих предков для целей местничества, появились и такие Л., образчик которых мы имеем в Л. Нормантских. Увеличилось также число отд. сказаний, которые переходят в частные записки. Другим способом передачи является дополнение хронографов русскими событиями и местные Л. Таково, напр., сказание кн. Кавтырева-Ростовского, помещенное в хронограф, в нескольких хронографах встречаем дополнительные статьи, писанные сторонниками разных партий. Так, в одном из хронографов Румянцевского музея есть голоса недовольных патриархом Филаретом. В Л. новгородских и псковских встречаются любопытные выражения неудовольствия Москвой. От первых годов Петра Великого имеется интересный протест против его нововведений под заглавием ‘Л. 1700 г.’. Уже в XVI в. появляются попытки прагматизировать: сюда относятся степенная книга и отчасти никоновская Л. Рядом с общими Л. велись местные: архангелогородская, двинская, вологодская, устюжская, нижегородская и др., в особенности монастырские, в которые вносились местные известия, в кратком виде. Из ряда этих Л. выдаются особенно сибирские. Начало летописания сибирского приписывается Киприану, митрополиту Тобольскому (пр. Филарет, ‘Обзор русск. духов. лит.’). До нас дошло несколько сибирских Л., более или менее отклоняющихся одна от другой: Строгоновская, Есиповская, Ремезовская. Вопрос о степени их достоверности и о взаимных их отношениях до сих пор еще нельзя считать решенным (Соловьев и Небольсин различно смотрят на Строгоновскую Л. и потому различно определяют значение Строгоновых в завоевании Сибири). Важное место в русском летописании занимают так называемые литовские (скорее белорусские) Л., существующие в двух редакциях: краткой, начинающейся со смерти Гедимина или, скорее, Ольгерда и оканчивающейся 1446 г. и подробной, от баснословных времен до 1505 г. Источник Л. краткой — сказания современников. Так, по случаю смерти Скиргайлы автор говорит от себя: ‘аз того не вем занеже бых тогда мал’. Местом записи известий можно считать Киев и Смоленск, в изложении их не заметно тенденциозности. Подробная Л. (так называемая Л. Быховца) представляет в начале ряд баснословных сказаний, затем повторяет краткую Л. и, наконец, заключается мемуарами начала XVI в. В текст ее вставлено много тенденциозных рассказов о разных знатных литовских фамилиях. Малорусские (собственно казацкие) Л. относятся к XVII и XVIII в. Такое позднее их появление В. Б. Антонович объясняет тем, что это скорее частные записки или иногда даже попытки прагматической истории, а не то, что мы теперь разумеем под именем Л. Казацкие Л., по замечанию того же ученого, имеют своим содержанием, главным образом, дела Богдана Хмельницкого и его современников. Из Л. более замечательны: львовская, начатая в половине XVI в., доведенная до 1649 г. и излагающая события Червонной Руси, Л. самовидца (от 1648 по 1702), по заключению пр. Антоновича, — первая казацкая Л., отличающаяся полнотой и живостью рассказа, а также достоверностью, обширная Л. Самуила Велички, который, служа в войсковой канцелярии, мог многое знать, труд его хотя и расположен по годам, но имеет отчасти вид ученого сочинения, недостатком его считают отсутствие критики и витиеватость изложения. Летопись гадячского полковника Грабянки начинается 1648 г. и доведена до 1709 г., ей предпослано исследование о казаках, которых автор производит от хазар. Источниками служили частью Л., а частью, как предполагают, иностранцы. Кроме этих обстоятельных компиляций, существует много кратких, преимущественно местных Л. (черниговские и т. п.), существуют попытки прагматической истории (напр. ‘История руссов’) и есть общерусские компиляции: Густынская Л., основанная на Ипатской и продолженная до XVI века, ‘Хроника’ Сафоновича, ‘Синопсис’. Вся эта литература завершается ‘Историею Руссов’, автор которой известен только по домыслам. Это сочинение ярче других выразило взгляды интеллигенции малорусской XVIII в. и заключает в себе очень сомнительные рассказы.
Из летописей изданы ‘Библ. росс. ист.’ (I, 1767, кенигсбергский или Радзивиловский список): ‘Русск. Л. по Никоновскому списку’ (СПб., 1762—1792), ‘Царств. Л.’ (СПб., 1772), ‘Др. Л.’ (СПб., 1774—1775, эти два сборника варианты Никоновской), ‘Царств. книга’ (СПб. 1769, то же), ‘Русск. врем.’ (СПб., 1790), ‘Русская Л. по списку Софийскому’ (СПб., 1795), ‘Русск. Л. по Воскр. списку’ (СПб., 1793—94), ‘Л., содержащая Росс. ист. от 852 по 1598’ (Архангелогородская, М., 1781), ‘Л. Новг.’ (синодальная харатейная, М., 1781, другой список. этой Л. помещен в ‘Прод. древн. росс. вивлиофики’, II) ‘Л. содерж. росс. ист. от 1206 по 1534’ (так называемое продолжение Несторовой Л., близка к Никон., М., 1784), ‘Л. русская’ (изд. Львовым, близка к Никоновск., СПб., 1792), ‘Софийский врем.’ (1821, изд. П. М. Строева), ‘Супрасльская Л.’ (М., 1836, изд. кн. Оболенского, сокращ. киевская и новгор.), ‘Псковская Л.’ (М., 1837, изд. Погодина). ‘Лаврентьевский список’ начат изд. Моск. общ. истор. и древн., но напечатанные листы сгорели в московском пожаре, в 1824 г., по поручению того же общества, проф. Тимковский издал начало этого списка, издание остановилось за его смертью. С 1841 г. начинается издание ‘Полного собр. русских Л.’, в I т. которого помещены Лавр. и Тр., во II — Ипатская и Густынская, в III — три Новгородские, в IV — четвертая Новгородская и Псковская, в V — Псковская и Софийская, в VI — Софийская, в VII и VIII — Воскр., в IX и Х — Никоновская, в XV — Тверская, в XVI — так назыв. Л. Абрамки. В 1871 г. комиссия издала Ипатский список и тогда же — фотолитографическое издание начальной Л. по этому списку, в 1872 г. издан список Лаврентьевский и сделано фотолитографическое издание начального летописца по этому списку, в 1875 г. вышел фотолитографический снимок новг. синод. Л. (Новг. 1), а затем вышло издание этого списка, а также Новг. II и III. Во ‘Врем. Общ. ист.’ (IX) кн. Оболенский напечатал ‘Л. Переяславля Суздальского’, им же в 1853 г. изд. во ‘Врем.’ и отдельно ‘Новый Летописец’ (сходный с ‘Ник.’ и изданной в XVIII в. ‘Летописью о мятежах’). В ‘Русск. ист. библиот.’, III, арх. комиссией издан летописный отрывок о времени Иоанна Вас. Грозного под названием ‘Александро-Невская Л.’. А. И. Лебедев напечатал в ‘Чт. Общ. ист.’ (1895, кн. 8), под названием ‘Моск. Л.’, изложение событий в царствование Грозного, следующее за ‘Ник. Л.’. Строгоновская Сибирская Л. изд. Спаским (СПб., 1821), Строгоновская и Есиповская Л., по двум спискам — Небольсиным (‘Отеч. зап.’, 1849), Ремезовская (лицевая в фотолитографическом снимке) издана археографической комиссией п. загл. ‘Краткая Сибирская Л.’ (СПб., 1880), ‘Нижегородский летописец’, изданный и раньше, лучше всего издан А. С. Гациским (Н. Н., 1880), Двинская Л. издана в ‘Др. росс. вивл.’ XVIII, переиздана А. А. Титовым (М., 1889), им же издана ‘Л. Великоустюжская’ (М., 1889), в Вологде в 1874 г. издан ‘Вологодский летописец’. Литовские Л. изданы: краткая — Даниловичем, ‘Letop. Litwy’ (В., 1827), перепечатана русскими буквами в ‘Воспоминаниях’ Руссова (1832), и А. Н. Поповым (‘Уч. зап. II отд. Акд. наук’), подробная — Нарбутом (‘Pomn. do dziejow Litew.’). ‘Л. Самовидца’ издана Бодянским (в ‘Чт. Общ. ист.’, год 2, кн. 1) и в Киеве, в 1878 г., с исследованием, Д. Велички издана в Киеве (1848—64), Л. Грабянки — в Киеве, 1854, мелкие Л. появлялись в разных изданиях (у Кулиша в ‘Мат. к ист. восс. Руси’ и т. д.) и в сборниках В. М. Белозерского, ‘Южно-русские Л.’ (I К., 1856), и комм. Для разб. актов: ‘Сборник Л., относ. к ист. южн. и зап. Руси’ (К., 1888, редактировал В. Б. Антонович). Соображения и заметки о Л. встречаются в соч. Татищева, Карамзина, Полевого, Соловьева, Иловайского, а также в ‘Историях русск. лит.’ (Шевырев, Срезневский в ‘Обозр. памятн.’, Галахов, Порфирьев). См. еще Миллер, ‘О первых Л. российских’ (‘Ежем. сочин.’, изд. 1755), ‘Нестор’, Шлецера (есть русский перевод Языкова), П. М. Строева предисл. к ‘Софийск. врем.’, ‘О Визант. источнике Нестора’ (‘Труды Общ. ист.’, IV), Оленин, ‘Краткие рассуждения об издании полного собр. руских дееписателей’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, т. XIV), С. М. Строев, ‘О мнимой древн. русск. Л.’ (СПб., 1835) и ‘О недостоверности русской истории’ (СПб., 1835), М. Т. Каченовский, ‘О баснословном времени в русск. ист.’ (‘Уч. зап. Моск. унив.’, год III, NoNo 2 и 3), М. Погодин, ‘Исслед., лекции и замеч.’ (т. I и IV), его же, ‘О Новг. Л.’ (в ‘Изв. 2-го отд. Акд. Н.’, VI), кн. Оболенский, ‘Предисловие к супрасльской Л. и к Л. Переяславля’, а также ‘Сборник’ (No 9), его же, ‘О первоначальной русской Л.’ (М., 1875), П. Г. Бутков, ‘Оборона Нест. Л.’ (СПб., 1840), А. М. Кубарев, ‘Нестор’ (‘Русский ист. сборн.’, IV), его же, ‘О патерике’ (‘Чт. в Общ. ист.’, год 2, No 9), В. М. Перевощиков, ‘О русской Л. и летописцах’ (‘Труды Росс. акд.’, IV и отдельно СПб., 1836), Н. А. Иванов, ‘Краткий обз. русск. Врем.’ и ‘Общее понятие о хронографах’ (‘Уч. зап. Каз. унив.’, 1843, No 2 и 3), И. Д. Беляев, ‘О Нест. Л.’ (‘Чт. в Общ. ист.’, год 2, No 5), П. С. Казанский, (‘Врем.’, I, III, X, XIII, ‘От. зап.’, 1851, т. LXXIV, ср. замечания Буткова на мнения Казанского в ‘Совр.’, 1856, No 9), M. И. Сухомлинов, ‘Древн. русск. Л.’ (‘Зап. II отд. Акд. наук’, III), его же, ‘О преданиях в древн. русск. Л.’ (‘Основа’, 1861, No 4), Д. В. Поленов, ‘Библ. обозр. Л.’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, ч. LXIV), его же, ‘Обозр. Л. Переясл.’ (‘Зап. II отд. Акд. наук’), И. И. Срезневский, ‘Чт. о древних русск. Л.’ (‘Зап. Акд. наук’, т. II), его же, ‘Иссл. о Новг. Л.’ (‘Изв. Акд. наук’, II), П. А. Лавровский, ‘О языке север. Л.’ (СПб., 1850), Д. И. Прозоровский, ‘Кто был первым писателем Новг. Л.’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, ч. XXXV), Костомаров, ‘Лекции’ (СПб., 1861), А. Белевский, ‘Monumenta’ I (предисловие), Бестужев-Рюмин, ‘О составе русских Л.’ (‘Лет. Зан. Арх. Комм.’, IV), Рассудов, (‘Изв. Моск. унив.’, 1868, 9), И. В. Лашнюков, ‘Очерк русск. историографии’ (‘Киев. унив. изв.’, 1869), Lger, ‘De Nestore’ (П., 1868), его же, предисловие к французскому переводу Нестора, И. П. Хрущов, ‘О древнерусских историч. повестях’ (Киев, 1878), А. И. Маркевич, ‘О Л.’ (Од. I, 1883, II, 1885, первоначально в ‘Изв. Новор. унив.’), Н. И. Яниш, ‘Новг. Л. и их московские переделки’ (‘Чт. в Общ. ист.’, 1874, II), О. П. Сенигов, ‘О древнейш. лет. своде Вел. Новгорода’ (в ‘Лет. зап. Арх. комиссии’, VIII), его же, ‘О первон. Л. Вел. Новгорода’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, 1884, No 6 — оба впоследствии соединены в его магистерской диссертации), И. А. Тихомиров, ‘О лавр. Л.’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, 1884, No 10), его же, ‘О псковской Л.’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, 1889, No 10), его же, ‘О сборнике, именуемом тверской Л.’ (‘Ж. М. Н. Пр.’, 1876, No 12), его же, ‘Обозр. состава моск. лет. сводов’ (‘Лет. занятия Арх. ком.’, X, дополненное и исправленное издание статей из ‘Ж. М. Н. Пр.’ 1894—95 гг.), А. Е. Пресняков, ‘Царств. книга’ (СПб., 1893), его же, ‘О московских летописях’ (‘Журн. М. Н. Пр.’, 1895), о ростовских Л. заметка в соч. Д. А. Корсакова ‘Меря и Рост. княжество’ (Казань, 1872), о сибирских Л. в книге Небольсина ‘Покорение Сибири’ и в ‘Ист. России’ Соловьева, есть также несколько заметок в ‘Лет. зан. Арх. ком.’. О литовской Л. — статья Даниловича в издании Стрыйковского (по-русски переведена в ‘Журн. М. Н. Пр.’, т. XXVIII), предисловие Попова, литографированное издание В. Б. Антоновича, Смолка, ‘Najdawnejsze Pomniki dziejopisarstwa Rusko-Litewskiego’ (‘Pamitniki Akademii’, Краков, 1890), Прохаска, ‘Letopis Litewski. Rosbor kryt.’ (Львов, 1890). О Л. малорусских — В. Б. Антонович, литогр. лекции и предисловие к ‘Сборнику Л.’, Карпов, ‘Крит. разбор главных русских ист., до ист. Малороссии относящихся’ (М., 1870), его же, ‘Начало ист. деят. Богдана Хмельницкого’ (М., 1873). О хронографах существует классическое сочинение А. Н. Попова, ‘Обзор хронографов’ (М., 1866—69) и его же, ‘Изборник’ (М., 1869). Об отношении Л. к разрядам см. Карпов, ‘Ист. борьбы Москвы с Литвою’ (1866).
Источник текста: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, т. XVIII (1896): Лопари — Малолетние преступники, с. 192—197.