1 Речь на заседании расширенного пленума Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала 20 июня 1923 г.
Мы выслушали важный доклад т. Цеткин о международном фашизме, об этом молоте, сокрушительный удар которого должен был опуститься на голову пролетариата, но в первую очередь поразил как раз те мелкобуржуазные слои, которые подняли этот молот во имя интересов крупного капитала. Мне нечего прибавить к речи нашего престарелого вождя. Когда я слушал ее, перед моими глазами все время стоял труп германского фашиста, нашего классового врага, который был присужден к смертной казни и расстрелян сторожевыми псами французского империализма, этой сильной организации другой части наших классовых врагов. Во время речи т. Цеткин о противоречиях фашизма имя Шлагетера и его трагическая судьба все время кружилась в моей голове. Нам необходимо вспомнить его, когда мы хотим выяснить наше политическое отношение к фашизму. Мы не должны замалчивать судьбу этого мученика германского национализма и не должны отделываться какой-нибудь легкой фразой. Имя его много говорит немецкому народу.
Мы не сентиментальные романтики, которые над трупом забывают вражду, и не дипломаты, которые говорят: над гробом надо говорить хорошее или молчать. Шлагетер, мужественный солдат контр-революции, заслуживает того, чтобы мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его. Его единомышленник Фрекса написал в 1920 г. роман, в котором он рисует жизнь офицера, павшего в борьбе со спартаковцами. Фрекса назвал роман: ‘Бредущий в ничто’. Если круги германских фашистов, которые хотят честно служить германскому народу, не поймут смысла судьбы Шлагетера, то Шлагетер погиб даром, и тогда они должны написать на его памятнике: ‘Бредущий в ничто’.
Германия была совершенно разбита, только глупцы думали, что победоносная капиталистическая Антанта будет с Германией обращаться иначе, чем обращался победоносный германский капитал с русским и румынским народами. Только глупцы или трусы, которые боятся правды, могли верить в обещания Вильсона, в заявление, что только кайзер, а не немецкий народ, будет платить за поражение.
На Востоке народ стоял в огне борьбы. Голодная, мерзнущая Советская Россия противостояла Антанте на четырнадцати фронтах. Один из этих фронтов образовали германские офицеры и солдаты. Шлагетер боролся в корпусе Медема, который наступал на Ригу. Мы не знаем, понимал ли молодой офицер смысл своих поступков. Тогдашний германский правительственный комиссар, с.-д. Винниг, и генерал фон-дер Гольц, руководитель балтийцев, знали, что они делают. Они хотели своей полицейской, собачьей службой, направленной против русского народа, оказать услугу Антанте. Для того чтобы побежденной германской буржуазии не пришлось платить военной контрибуции победителям, она, в качестве наемника Антанты, проливала кровь немецкой молодежи, пощаженной пулями мировой войны, в борьбе против русского народа. Мы не знаем, что думал Шлагетер в этот период. Его вождь. Медем, позднее убедился, что через Балтику он ‘бредет в ничто’. Поняли ли это все немецкие националисты?
В Мюнхене по поводу смерти Шлагетера произнес речь генерал Людендорф, тот самый Людендорф, который еще и теперь предлагает свои услуги Англии и Франции в качестве главнокомандующего в крестовом походе против Страны советов. Шлагетера оплакивает вся печать Стиннеса. Господин Стиннес только-что стал в обществе ‘Альпина Монтана’ компаньоном Шнейдер-Крезо, этих поставщиков оружия для убийц Шлагетера. Против кого хотят бороться германские националисты? Против капитала Антанты или против русского народа? С кем они хотят объединиться? С русскими рабочими и крестьянами для совместного свержения ига антантовского капитала, или с капиталом Антанты для порабощения немецкого и русского народов?
Шлагетера нет в живых. Он не может ответить на этот вопрос. Его товарищи по оружию поклялись над его гробом продолжать дальше его борьбу, и они должны ответить: против кого, на чьей стороне.
Из Балтики Шлагетер переехал в Рурскую область. Не в 1923 г., но еще в 1920 г. Знаете вы, что это означает? Он принимал участие в нападении германского капитала на германских рабочих в Руре. Он боролся в рядах тех войск, которые должны были подчинить рурских горнорабочих угольным и железным королям. Войска Ватерса, в рядах которого он боролся, стреляли такими же пулями, с помощью каких генерал Дегут усмиряет рурских рабочих. У нас нет никакого основания предполагать, что Шлагетер помогал расправиться с голодающими горнорабочими из эгоистических целей. Путь смертельной опасности, который он избрал, ясно говорит нам: он был убежден в том, что служит немецкому народу. Но Шлагетер думал, что он лучше всего послужит народу в том случае, если поможет восстановить господство классов, которые до сих пор руководили немецким народом и которые привели его к этому неслыханному несчастью. Шлагетер видел в рабочем классе чернь, которой надо управлять, и он наверно был согласен с графом Ревентловым, спокойно заявлявшим, что никакая борьба против Антанты невозможна, пока не будет разбит внутренний враг. Внутренним же врагом для Шлагетера был революционный рабочий класс. Шлагетер мог видеть последствия этой политики своими собственными глазами, когда он прибыл в 1923 г. в Рурскую область во время оккупации Рура. Он мог видеть, что, пока рурские рабочие стоят одни против французского империализма, в Руре нет и не может быть борьбы единого народа. Он мог видеть то глубокое недоверие, которое питает рабочий класс к германскому правительству, к германской буржуазии. Он мог наблюдать, как глубокий раскол в народе парализует его силу обороны. Он мог видеть и то, как его единомышленники жалуются на пассивность немецкого народа. Каким образом может быть активным разбитый рабочий класс? Каким образом может быть активным обезоруженный рабочий класс, от которого требуют, чтобы он дал себя эксплоатировать шиберам и спекулянтам? Или может активность рабочего класса Германии быть заменена активностью германской буржуазии? Шлагетер читал в газетах, как те же люди, которые выступают в качестве доброжелателей националистического движения, шлют ценные бумаги за границу, чтобы разорить государство и разбогатеть самим. Шлагетер наверное никаких надежд не возлагал на этих паразитов, хотя ему уже не пришлось читать в газетах, как представители германской буржуазии, как д-р Люттербек обратился к его палачам с просьбой позволить угольным и железным королям пустить в ход пулеметы против голодающих сынов немецкого народа, против людей, которые оказывают сопротивление в Руре.
Теперь, когда германское сопротивление превращено в насмешку благодаря мошенничеству д-ра Люттербека и, еще больше, благодаря экономической политике имущих классов, мы спрашиваем честные патриотические массы, которые хотят бороться против французского империалистического нашествия: как вы хотите бороться, на кого вы хотите опереться? Борьба против антантовского империализма есть война, если даже пушки молчат. Нельзя вести войну на фронте, если тыл не спокоен. Можно усмирить в тылу меньшинство немецкого народа, состоящее из рабочих, борющихся против нужды и нищеты, которую им несет германская буржуазия. Но если патриотические круги Германии не решаются сделать дело большинства народа своим делом и создать, таким образом, фронт против антантовского и германского капитала, тогда путь Шлагетера был дорогой в ничто, тогда Германия будет под постоянной угрозой иностранного нашествия, тогда Германия станет молем для кровавых внутренних боев и врагу легко будет разбить и расчленить ее.
Когда после Иены Гнейзенау и Шарнхорст спрашивали себя, как вывести немецкий народ из его униженного состояния, то они отвечали на этот вопрос: только посредством освобождения крестьянина от закрепощенности и рабства, заявляя, что только свободная спина германского крестьянина может быть фундаментом освобождения Германии. То, что представлял собою немецкий крестьянин в начале XIX века, тем для судьбы немецкого народа в начале XX века является немецкий пролетариат. Только в союзе с ним, а не в борьбе против него, можно освободить Германию от оков рабства.
Товарищи Шлагетера говорили над его гробом о борьбе. Продолжать борьбу клялись они. Борьба направлена против врага, который вооружен до зубов в то время, как Германия обезоружена, в то время, как Германия раздавлена. Если это слово ‘борьба’ не пустое слово, она должна заключаться не в действиях подрывных отрядов, которые разрушают мосты, но не взрывают врага, отрядов, которые устраивают железнодорожные крушения, но не могут задержать победоносное шествие антантовского капитала. Борьба требует выполнения целого ряда условий. Она требует от немецкого народа, чтобы он порвал с теми, кто не только привел его к поражению, но кто увековечивает, это поражение, усиливает безоружность немецкого народа тем, что обращается с большинством его, как с врагом. Эта борьба требует разрыва с теми людьми и партиями, физиономия которых действует на другие народы, как лицо Медузы, и мобилизует их против немецкого народа. Только в том случае, если национальное дело Германии станет делом его народа и будет начата борьба за права немецкого народа, только тогда оно привлечет на сторону немецкого народа активных друзей. Самый сильный народ не может жить без друзей, тем более не может так жить народ, разбитый и окруженный врагами.
Если Германия хочет иметь возможность бороться, то должен быть образован единый фронт всех трудящихся,— работники умственного труда должны объединиться в одну фалангу с работниками физического труда. Положение работников умственного труда требует этого объединения. Помехой этому являются только старые предрассудки. Объединенная в один победоносный трудящийся народ Германия будет в состоянии найти великие источники силы и сопротивления, которые преодолевают всякие препятствия. Национальное дело, направленное на благо народа, превращается в дело общенародное. Народ, сплачивающий в борьбе воедино всех трудящихся, сможет найти помощь других народов, борющихся за свое существование. Кто не готовится к борьбе, тот способен на отчаянные поступки, но не на действительную борьбу.
Вот что может сказать коммунистическая партия Германии, Коммунистический Интернационал над гробом Шлагетера. Им нечего скрывать, так как только полная правда в состоянии проложить дорогу к глубоко страдающим, раздираемым внутренней борьбой, ищущим выхода национальным массам Германии. Германская коммунистическая партия должна откровенно сказать мелкобуржуазным националистическим массам: кто хочет попытаться на службе у спекулянтов, железных и угольных магнатов закабалить немецкий народ и втянуть его в авантюру, тот натолкнется на сопротивление коммунистических рабочих Германии. Они ответят на насилие насилием. Кто, вследствие непонимания, объединится с наемниками капитала’ против того мы будем бороться всеми средствами. Но мы думаем, что громадное большинство национально мыслящих масс принадлежит к лагерю труда, а не капитала. Мы хотим и будем искать пути к этим массам и найдем этот путь. Мы будет делать все, чтобы люди, подобные Шлагетеру, которые готовы итти на смерть за общее дело, становились не бредущими в ничто, а шагающими в лучшее будущее всего человечества, чтобы они проливали свою горячую кровь не даром, не во имя барышей угольных и железных магнатов, а за дело великого трудящегося немецкого народа, являющегося членом семьи народов, борющихся за свое освобождение. Коммунистическая партия будет говорить эти истину широким массам немецкого народа, так как она не только партия борьбы за кусок хлеба для промышленных рабочих, она партия пролетариев, которые борются за свое освобождение,— освобождение, совпадающее с освобождением всего народа, с освобождением всех тех, которые страдают в Германии. Шлагетер не может уже больше слышать этой истины. Мы уверены, что сотни Шлагетеров ее услышат, и поймут.