‘Тан’ заявляет. ‘Матэн’ полагает. По мнению ‘Журналь де Деба’… Почтенные и внушительные формулы. Редакции европейских газет. Напряженное сознание ответственности. На самом деле шапоклякные газеты попросту мошенники, притом нередко мелкие жулики, готовые на все за 5 тысяч франков.
На этих днях в русском переводе (в Ленгизе) выйдет книга ‘Кулисы французской печати’, где французским журналистом рассказаны замечательные вещи о чудесах французской газетной кухни.
Во Франции эта книга не выйдет. Автор книги — человек бывалый и знающий больше, чем ему полагается знать, очевидно, не успел еще купить виллу на Тунском озере и только собирается приступить к разведению кроликов и культуре роз — обычному эллински-мудрому закату парижского журналиста.
Книга охватывает период от русско-японской войны и эпохи русских займов до 23-го, приблизительно, года.
В конце своей громадной и великолепно документированной книги анонимный автор совершенно серьезно предлагает повесить всех французских буржуазных журналистов или же ввести в уголовный кодекс каторжные работы за то, что пишется каждый день в современной парижской газете.
Во Франции сделать политическую карьеру, не имея своей газеты, своей в буквальном смысле слова, т. е. собственной, совершенно немыслимо. Все крупнейшие политические деятели ‘ковали свою монету’ с помощью собственных газет. Сенатор Бертула — собственник ‘Либертэ’, депутат Тардье, позже министр, один из авторов Версальского договора, — акционер множества больших газет, собственник ‘Эко Насьональ’, депутат Леон Додэ — директор ‘Аксион Франсэз’, Клемансо — собственник ‘Л’Ом Либр’, сенатор Беранже — собственник ‘Журналь’ и т. д.
История большинства парижских газет стоит хорошего уголовно-авантюрного романа. В ‘Кулисах французской печати’ дан ряд таких ‘газетных биографий’ с портретами владельцев газет.
Подход автора — деловой. Иначе быть не может. Экономическая организация французской газеты, ее внутренний строй не похожи ни на английскую, ни на немецкую, ни на американскую. Большая газета в Париже, как это ни странно, убыточна. Газета распространяется путем розницы. Подписки почти не существует. В Париже 70 ежедневных газет: в 7 раз больше, чем в Лондоне и в 5 раз больше, чем в Нью-Йорке. Газета издается не ради прямой прибыли, а ради косвенных извлекаемых из нее выгод.
Газеты всего мира питаются доходом с объявлений, но во Франции ни одной торговой фирме не придет в голову добровольно рекламировать себя в газете. Объявления даются только в порядке принуждения и всегда под шантажной угрозой. Слово ‘вымогательство’ с первой до последней строчки не сходит со страниц ‘Кулис французской печати’.
Тайный советник Артур Рафалович, финансовый агент царского правительства в Париже, долгие года был кормильцем французской прессы.
Письма к Рафаловичу и Рафаловича, переписка с Извольским, Коковцевым, счета и реестры, особые кредитные канцелярии министерства финансов, благодарственные вымогательские письма директоров ‘Тан’, ‘Матэн’, ‘Журналь’, ‘Эко де Пари’, ‘Фигаро’ и др. пестрят на страницах книги. Распределение денег на подкуп французских газет вплоть до правительства Керенского (здесь карты перепутались и действовали частью по инерции, частью не успели еще начать действовать) шло через крупные банки и носило самый упорядоченный и систематический характер. В переписке Рафаловича и Извольского черным по белому сказано, что Пуанкаре вызывал к себе Извольского и давал ему инструкции о распределении денег на предмет пропаганды займов и поддержки русской политики незадолго до войны. Пуанкаре изъявлял неудовольствие по поводу недостаточного внимания, которым пользовались те или иные газеты. Рафалович все время проявляет искреннюю брезгливость к своей клиентуре и своеобразную чиновничью скупость и бережливость.
Суммы, получаемые парижскими газетами от царского правительства, колебались от 30 до 300 тыс. франков в год. Впереди всех шли ‘Матэн’ и ‘Тан’. Особую назойливость проявлял ‘Тан’, командировавший в Петербург специального представителя Шарля Риве для получения перед самой революцией заказа на иллюстрированное приложение, посвященное России. За это приложение ‘Тан’ должен был получать полтораста тысяч франков в год и успел получить от министерства финансов за 2 года вперед 300 тыс. франков. После февральской революции, чтобы не потерять русских денег, ‘Тан’ резко переменил фронт. Шарль Риве обивал пороги приемных временного правительства и писал лакейски угодливые письма. Что же касается иллюстрированного приложения — набор был спешно рассыпан, и вместо портретов царской семьи и министров появились с новым текстом портреты февральских героев.
Типографии за небольшую плату продают желающим готовые оттиски газет с текущим материалом, хроникой и т. д., но без названия и с пустым местом для передовицы и подписи ответственного редактора. Газетные бандиты финансовой прессы, сделав соответственную заявку и допечатав оттиск, орудуют нередко единичным экземпляром таких газет.
Нервами больших парижских газет являются так называемые ‘газетные походы’, иначе — ‘кампании’. Например: кампания против комнатных печей системы Шуберского, кампания против общества бульонных кубиков ‘Магги’ (в защиту парижских молочников — фальсификаторов молока), знаменитые в свое время кампании за и против русского займа, кампании против различных банков, игорных домов, клубов, монакского казино, реже — министров и частных лиц. Для крупных кампаний газеты организуются в картели и действуют согласованно.
Обычный исход кампании — получение отступного, почти всегда в благовидной форме крупной платы за объявление.
Над всем газетным сбродом, над мелкими карьеристами и жуликами, над коммерсантами, финансирующими газету ради красной ленточки Почетного Легиона, возвышается ‘каменный человек’, по сегодняшний день владелец крупнейшей французской газеты, собственник ‘Матэн’, непроницаемый Бюно-Барилла.
Бюно-Барилла скупил все акции ‘Матэн’. Он — самодержец. Во время войны он раздавал ордена имени ‘Матэн’. Бюно-Барилла в жизни не написал ни одной строчки и, кажется, не произнес ни одного слова. Его присутствие в здании ‘Матэн’ возвещается гордореющим штандартом. В героическую пору своей карьеры Бюно-Барилла был заинтересован возобновлением работ на Панамском канале. Маленький штат Колумбии отказывался продлить срок концессии сев. -ам. правительству. Бюно-Барилла, друг Рузвельта, отправляется в Нью-Йорк и зафрахтовывает пароход. На пароход сажает 300 вооруженных ковбоев и бывших полисменов. Причалив к Панамскому берегу и высадив всю орду, он заставляет насмерть перепуганных местных политиканов провозгласить себя ‘временным правительством независимого штата Колумбия’. Первым актом нового правительства было согласие на концессию. Во время ‘переворота’ в Панаме Бюно-Барилла повесил 40 человек оригинальным способом: люди с петлей на шее, закинутой на перекладины, были поставлены на открытые вагоны платформы, а поезду был дан сигнал к отправлению.
‘Вот это человек!’, — восклицает восхищенный автор ‘Кулис французской печати’, умеющий ценить сильный характер и волю во всех ее проявлениях.
Собственника ‘Аксион Франсэз’, Леона Додэ, анонимный автор характеризует как национального мерзавца Франции. На совести этого выродка (сын писателя, специализировавшийся во время войны на подыскивании жертв для военно-полевых судов по обвинению, почти всегда лживому, в шпионаже) больше смертных приговоров, чем на душе у любого командующего армией.
Немедленно после объявления войны французским правительством было отпущено на первое время 25 миллионов франков на организацию ‘Дома печати’. Громадный особняк с типографиями, аудиториями, салонами и проч. То была величайшая мастерская заведомой лжи, какую знал мир. Здесь служили банкиры в мундирах простых солдат. Сюда ходили все. Здесь Эдмон Ростан получал по несколько тысяч франков за дрянной патриотический сонет. Отсюда щупальцы лжи протягивались на весь мир, и зловонный фонтан бил на шестидесяти языках. В верхнем этаже ‘Дома печати’, под стеклянной крышей, помещалась художественная мастерская немецких зверств — настоящее ателье. Декораторы Большой Оперы расписывали кулисы. Изготовлялись модели вырезанных грудей, проколотых языков, разможженных черепов и т. д. Со всего этого снимались фотографии.
Картина французской печати превосходит ожидания даже подготовленных, хотя бы последним процессом ‘Матэн’, читателей. Помимо отдельных крупных выступлений, то обстоятельство, что всякая строчка газеты — политическая и биржевая информация, хроника, театральная и литературная критика, одним словом, все, за исключением бюллетеня погоды, должно быть оплачено со стороны, — является всеобщим и непреложным правилом. Газеты держатся чем угодно, только не обычными доходами, и все они сходятся в одном — в бесконечном презрении к читателю.
Теперь мы знаем, что означают сакраментальные фразы: ‘Матэн’ полагает, по мнению ‘Тан’ и т. д.
1925
Примечания
Ленинград, 1925, No 26, 18 июля, с. 12-13. Подпись: Колобов.
Разыскано А. Г. Мецем. Атрибутируется на основании стилистических особенностей и псевдонима ‘Колобов’, уже однажды использованного Мандельштамом (см.: II, No 224).
Статья является своего рода анонсом и ‘рекламой’ книге, переведенной О. Э. Мандельштамом: [Гартман]. За кулисами французской печати. Пер. О. Э. Мандельштама с предисловием К. Радека. М.—Л.: ГИЗ, 1926. Договор на перевод был заключен 18 мая 1925 г., срок сдачи рукописи — 1 июля 1925 г. Глава ‘Правительство и печать во Франции’ была опубликована в журн. ‘Звезда’ (1925, No 6, ноябрь-декабрь), но сама книга вышла лишь в марте 1926 г. Приводим имеющуюся в тексте книги (с. 145) анонимную стихотворную эпитафию французскому газетному дельцу А. Мейеру в пер. О. Мандельштама: