Ксенія и Темиръ. Трагедія въ пяти, дйствіяхъ (*).
(*) Въ С. Петербург, въ Морской Типографіи 1810 года.
‘Встник Европы’, т. LVI, 1811
Ксения и Темир. Трагедия в пяти действиях, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1811
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Очинивши перо свое, я сидлъ часа два надъ блою бумагою и надъ Ксеніею и Teмиромъ, тщетно ожидая вдохновенія. Что длать? Раскрываю одну книгу, другую, третью, все напрасно! На конецъ Муза смилосердилась надъ моимъ тупоуміемъ, и направила руку мою къ ближней полк, на которой помщается Театръ Вольтеровъ. Снимаю шестой томикъ, нахожу приложенное къ Оресту разсужденіе, пробгаю дв послднія страницы, и ршаюсь перевести ихъ для своихъ читателей, вмсто вступленія къ критик на Ксенію и Темира.
Очень справедливо, и въ етомъ должно признаться къ стыду нашей литературы, что въ большей части нашихъ трагическихъ стихотворцовъ рдко найдется сряду шесть стиховъ, кои неимли бы подобныхъ недостатковъ, и сіе происходитъ отъ того, что они по гордости своей ни съ кмъ не совтуются, или по упрямству не пользуются ни чьими совтами. По малому знанію ученыхъ языковъ, благородной простоты древнихъ и гармоніи Греческой Трагедіи, они все сіе презираютъ. Поспшность и лнь суть другіе недостатки, которые губятъ ихъ безвозвратно. Тщетно Ксенофонтъ вопіетъ къ нимъ, что работа есть пища мудраго , упоены будучи минутнымъ успхомъ, они почитаютъ Себя превыше величайшихъ учителей, и древнихъ, которые извстны имъ почти только по имени. Хорошая трагедія и хорошая поема есть дло высокаго разума, magnae mentis opus, говоритъ Ювеналъ. успхи въ нихъ приобртаются не умреннымъ трудомъ и не слабымъ усиліемъ.
‘Знаменитый Расинъ съ безпредльнымъ трудомъ соединялъ глубокія свднія въ Греческой трагедіи, безпрерывное изученіе красотъ ея и обоихъ языковъ, то есть Греческаго и нашего, онъ прашивалъ совтовъ у судей самыхъ строгихъ, самыхъ просвщенныхъ и искренно ему преданныхъ, охотно слушался ихъ, и равно какъ Депрео гордился получаемыми отъ древнихъ добычами, онъ усовершенствовалъ слогъ свой по образцамъ ихъ слога: вотъ какъ стяжалъ онъ себ имя безсмертное! Никогда, не достигнутъ сего т, кои идутъ другою дорогою. Можно превзойти его въ составленіи развязокъ, можно возбудить боле ужаса, проникнуть глубже въ чувства, ускорить ходъ въ завязкахъ: но кто не образуетъ себя, какъ Расинъ, по древнимъ, а особливо кто не будетъ подражать имъ и Расину въ чистот слога, тотъ никогда не будетъ славиться въ потомств.
‘Уже нсколько лтъ представляютъ у насъ варварскіе романы, подъ названіемъ трагедій, наконецъ глаза откроются, сколько бы ни были хвалимы сіи сочиненія, однакожъ кончится тмъ, что просвщенные люди станутъ почитать ихъ памятниками худаго вкуса.
….Vos exemplaria Graeca
Nocturna verfate manu, verfate diurna (*).
Horat.’
(*) Т. е. читайте Греческіе образцы и днемъ и ночью.
Такъ заключилъ Вольтеръ сужденіе свое о Кребильоновой Електр, которую надобно ему было унизить передъ своимъ Орестомъ, и на которую нападалъ онъ подъ именемъ какого-то Дюмолара. Намъ нужды нтъ въ соперничествъ между Вольтеромъ и Кребильономъ, но есть нужда въ мысляхъ опытнаго критика, когда он основательны и справедливы. Литтература наша въ такомъ состояніи, что мы написанное Вольтеромъ смло можемъ принаровить къ своимъ трагедіямъ. Оставимъ неумстную скромность, и пересчитавши извстнйшія Русскія трагедіи, спросимъ у самихъ себя: многіе ли наши стихотворцы слдуютъ путемъ прославляемыхъ ими трагиковъ иностранныхъ, многіе ли учатся по образцамъ и правиламъ древнихъ? многіе ли даже почитаютъ за нужное разумть т языки, посредствомъ которыхъ приіобртаются съ первыхъ рукъ свднія, необходимыя для писателя, и съ помощію коихъ Корнели, Расины и Вольтеры обработали Французскую Трагедію? Увы! число ихъ весьма не велико! Къ стыду нашему справедливо даже и то, что нкоторые умышленно остерегаются отъ піитики Аристотелевой, какъ отъ заразительной болзни, и почитать ее школою педантства! Чтожъ отъ того происходитъ? Въ каждой мсяцъ видимъ новыя трагедіи, только числомъ актовъ и раздленіемъ сценъ похожія на Расиновы.
Однимъ изъ самыхъ несчастнйшихъ почитаю нын усиливающееся обыкновеніе украшать историческими лицами произшествія совсмъ неисторическія. Можно подумать, что сочинители трагедій предполагаютъ всхъ зрителей своихъ или невждами, или надмру уже чувствительными, которыхъ всякая небылица удобно заставитъ проливать слезы. Такой способъ сочинять трагедіи доказываетъ крайнее небреженіе о правилахъ искусства и о самыхъ источникахъ, откуда почерпаются трагическія басни. Первые стихотворцы, говоритъ Аристотель, пользовались безъ разбора всякою баснею, какая имъ попадалась: ныншнія же наилучшія трагедіи составлены изъ событій, относящихся къ немногимъ фамиліямъ, какъ-то Алкмеона, Едипа, Ореста, Мелеагра, Телефа, къ фамиліямъ, въ которыхъ случились ужасныя произшествія. Такова и должна быть наилучшая трагедія, сочиненная по правиламъ искусства {Піит. XII. 3.}. Въ комедіяхъ, говоритъ тотъ же писатель, стихотворецъ сперва изобртаетъ вроятное произшествіе, а потомъ уже придумываетъ къ нему названія лицъ по своему произволу: но въ трагедіи употребляются лица историческія, ибо зритель охотне вритъ тому, что дйствительно случилось {Тамъ же IX. 1. 2}. Были и у древнихъ трагедіи, въ которыхъ все отъ начала до конца состояло изъ вымысловъ, были и такія, въ которыхъ при историческихъ главныхъ лицахъ являлись вымышленныя: но ни въ одной хорошей трагедіи не переиначено главное историческое произшествіе, ни одинъ хорошій стихотворецъ не отваживался возставать противъ общей увренности и противъ преданій всмъ извстныхъ. Въ Електр Софокловой и въ Електр Еврипидовой ходъ дйствія не одинаковъ, не смотря на то, въ обихъ трагедіяхъ дйствіе направляется къ одной и той же цли. Расинъ не назвалъ своего Митридата Царемъ Сирскимъ или Египетскимъ. Дйствующія лица въ Британик изобразилъ онъ такими, какими нашелъ ихъ у Тацита. Великодушной поступокъ Августа сохраненъ въ Корнелевомъ Цинн, какъ онъ описанъ Сенекою. Слдствіе сраженія Гораціевъ съ Куріаціами почти во всемъ сходно съ описаніемъ Тита Ливія въ Римской его исторіи. Что я говорю? Корнели и Расины, столько уважали событія историческія, что въ самыхъ необходимыхъ и едва замтныхъ несходствахъ старались оправдываться передъ своими читателями, и показывали причины, для которыхъ они были принуждены отступить отъ исторической точности. Заира и Альзира суть трагедіи вымышленныя, ни содержанія ихъ, ни лицъ не должно сврять съ исторіею.
Ищу главнаго дйствія въ Темир и Ксеніи. Вотъ оно: Михаилъ Князь Переяславскій, находящійся въ плну у Taтаръ съ племянникомъ своимъ Всеславомъ, съ племянницею Ксеніею и съ воинами Россійскими, исполняетъ заговоръ, и освобождаетъ всхъ плнныхъ изъ неволи. Когда ето случилось? При нашествіи Батыя на Россію. Гд происходитъ дйствіе? Въ стан брата Батыева Темира, при втеченіи Казанки въ Волгу. Казанка впадаетъ точно въ Волгу, чтожъ касается до главнаго дйствія и до лицъ, то вы напрасно стали бы искать ихъ въ Русской исторіи. Михаилъ Князь Переяславскій есть братъ Мстислава Галицскаго, убитаго будто бы Темиромъ! Kceнiя захвачена Татарами въ плнъ у вратъ Рязани и досталась Темиру, которой полюбилъ ее, и къ которому сама Княжна пылаетъ любовію! Баснословный Темиръ сей очарованъ Ксеніей до такой степени, что согласился освободить изъ подъ стражи всхъ Россіянъ, вопреки повелнію Батыя, которой отъ береговъ Клязьмы прислалъ плнниковъ своихъ въ станъ къ Темиру, для того, чтобъ здсь всхъ ихъ предать мучительной смерти. Русскіе плнники вооружаются, нападаютъ въ расплохъ на Таьаръ и побждаютъ ихъ. Самъ Темиръ содлался жертвою своего слабоумій. Повторяю, что ни главнаго дйствія, ни епизодическій любви Татарина и Россіянки, любви несбыточной, неправдоподобной и противной обычаямъ тогдашняго времени, совсмъ нтъ въ Русской Исторіи. Quodcunque ostendis mihi sic incredulus odi.
Выхваляя иностранныхъ писателей хорошихъ, а по несчастію иногда и худыхъ, мы рдко слдуемъ ученію первыхъ. Боало говоритъ трагическому писателю въ своей Піитик:
Des siecles, des pays etudiez les, moeurs
(т. e. Обычаи вковъ и странъ узнать старайся.)
Господинъ сочинитель Ксеніи и Темира неисполнилъ сего важнаго правила. Дйствіе у него предполагается во время Батыева нашествія на Россію, слдственно не позже 1240 года. Прилично ли же влагать въ уста Темира такія слова, которыхъ ни онъ, ни Батый, ни сотрудники ихъ не могли произносить:
(Се, сквозь завсу звздну
Пророкъ таинственный, великій Магометъ
Со огненнымъ мечемъ, въ сіяніи планетъ
Ты мн мечтаешься. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Клянуся надъ луной, клянусь своимъ пророкомъ…
Пойду въ мечеть свершить раскаянья обтъ.
Батыевъ братъ магометанинъ!…. Здсь неболе правдоподобія какъ и въ Сорен, гд господинъ трагикъ представилъ дйствія въ городъ Полоцкъ, а Полоцкъ, по его мннію находится въ земл Половецкой!
Другое замчаніе. Въ пятомъ акт представляется Татарское кладбище. Театръ увдомленъ о неврности Ксеніи, онъ садится на камень и говоритъ:
Я здсь, среди богинь безмолвныхъ и священныхъ
Гд прахъ моихъ отцевъ, въ гробахъ уединенныхъ
Лежитъ, скрываемый таинственною мглой.
и проч.
Песчаные курганы гробницъ Татарскихъ, дремучій лсъ, ночь — все сіе подобрано для увеличенія ужаса. Мстоположеніе отвчаетъ состоянію Темирова сердца, раздираемаго ревностію и бшенствомъ. Но г. сочинитель забылъ, что Татары не давно и въ первой только разъ явилась на берегахъ Казанки, что войско Батыево тогда не имло постояннаго становища, и что прахъ отцовъ Темировыхъ долженъ бы лежать не въ Булгаріи, а близь предловъ Китайскихъ.
Разговоръ дйствующихъ лицъ необходимо долженъ происходитъ на одномъ язык. Предположить надобно бы, что Русскіе и Татары говорятъ или по Русски или по Татарски, но сего предполагать нельзя, когда дло идетъ о двухъ народахъ, но которые до того времени совсмъ незнали одинъ другаго, сіе обстоятельство не могло быть выгодно для взаимной страстной любви Темира и Ксеніи. Особливо замтно оказывается вольность стихотворческая тамъ, гд Темиръ читаетъ перехваченное письмо отъ Всеслава ко Ксеніи, писанное безъ сомннія на природномъ Русскомъ язык, непонятномъ для Татарина. Зритель самъ готовъ даваться въ обманъ, доставляющій ему удовольствіе, но ему ненравится, когда слишкомъ уже полагаются на его легковріе, простирая стихотворческую вольность далеко за предлы вроятности.
Посмотримъ на слогъ трагедіи. Первый актъ начинается словами Ксеніи,
О братъ родителя! почтенный Михаилъ!
Всещедрый рокъ меня съ тобой соединилъ,
Теперь внезапною отрадой оживленно.
Ксенія не назвала бы рока всещедрымъ, и даже не обратилась бы къ нему съ своимъ восклицаніемъ, рокъ и Богъ на язык благоговйныхъ Россіянъ тринадцатаго вка не были словами однозначительными. О соединеніи сказано здсь не къ стати, вмсто свиданія, Михаилъ и Ксенія соединены были узами родства и находясь въ разлук. Глаголъ оживлено (есть) не можетъ быть рифмою къ усченному причастію утомленно.
На стран. 10 Темиръ предлагаетъ дружбу свою Михаилу. Слдуетъ отвтъ Князя:
Чего Темиръ желаетъ?
Чье сердце у меня? чья въ жидахъ кровь течетъ,
Татаринъ ты — я Россъ! межь нами дружбы нтъ,
Тем. Къ ордынцамъ месть всегда отъ Россовъ я внимаю
Ты знаешь, жизнію твоей я обладаю.
Теб ли дружество Темира отвергать?
Михаилъ, ни на что невзирая, сулитъ Татарину злобу и презрніе, а упрямый Театръ продолжаетъ добиваться дружбы Русскаго Князя. Оба они другъ друга непонимаютъ. Темиръ оканчиваетъ рчь свою:
Вотъ правила мои … ихъ свято сохраняю,
Безчеловчія въ душ я не вмщаю….
Онъ хотлъ сказать, что сердцу его чуждо безчеловчіе, и сказалъ совсмъ тому противное. Какъ бы то ни было, Князь Михаилъ услышавши, что привели отъ мстъ сопредльныхъ Россіи, то есть отъ береговъ Клязьмы, побжденныхъ Батыемъ Россовъ (которые чувствами, какъ бы окаменя, ршилися на смерть), для свиданія съ ними уходитъ со сцены, противъ воли своей осненный дружбою Темира.
Сократимъ наши замчанія и вообще скажемъ, что въ сей трагедіи маловажные грамматическія погршности довольно часто попадаются: на стр. 18 усченное причастіе приведенны употреблено за рифму къ глаголу осужденны (суть), на стр. 21 й у имени достоинъ испорчено окончаніе для рифмы къ слову спокоенъ, на стр. 50 й omкpoеmъ … успокоетъ, на стр. 47 й и 49 говорятъ, что Ксенія съ однимъ плнникомъ вмст путь свершала, на стр. 50 й Ксенія признается, что она съ плнникомъ Россійскимъ вщала, т. е. разговаривала, на стр. 52 й Ксенія увряетъ Темира, что если голосъ ея ночь гробну пролетитъ, то онъ и тогда любовь къ нему провозгласитъ и т. д.
Нжные любовники превращаются въ лютыхъ тигровъ, узнавши, что ихъ обманываютъ. Темиръ увдомленъ объ измн Ксеніи и о заговор плнниковъ. Надобно вспомнить, что онъ на кладбищ:
Сгущайся ночи тьма…. бушуйте втры злобны,
Скрыпите древеса…. мелькайте тни гробны!
О громы ярые!…. и вы должны спшить
Кровава торжества участниками быть,
Сверкайте молніи…. во грудь мою разите
И пламенемъ своимъ свой пламень потушите,
О смерть! злощастныхъ другъ!…. спши ко мн…. предстань,
И хладною рукой въ горяще сердце грянь!…
Я слышу остовы отцевъ моихъ трясутся,
Унылы тни ихъ прострясь надъ мной несутся…..
Ужасно! ужасно! отъ страха я чуть было не забылъ замтить, что трагедія напечатана весьма неисправно, и что съ бднымъ правописаніемъ поступлено безъ всякаго милосердія. Г.