Кризис английского социального романа в 50-60-х годах XIX века, Кузьмин Борис Аркадьевич, Год: 1953

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Б. А. Кузьмин

Кризис английского социального романа в 50-60-х годах XIX века
Элиот. Троллоп. Рид. Коллинз

История английской литературы. Том II. Выпуск второй
М., Издательство Академии Наук СССР, 1953
Академия наук Союза ССР.
Институт мировой литературы имени А.М.Горького
Под редакцией
И. И. Анисимова, А. А. Елистратовой, А. Ф. Иващенко, Ю.М. Кондратьева
В 50-60-х годах прошлого века английский социальный роман вступает в период кризиса. Измельчание реалистической проблематики, засилие ложных позитивистских представлений об ‘органичности’ общественного развития особенно наглядно проявляются в творчестве писателей, только в 50-х годах вошедших в литературу. Элиот, Троллоп, Рид сами считали себя одни — последователями Диккенса, другие — продолжателями Теккерея. Но в действительности никто из них не поднялся до силы разоблачения, достигнутой создателями таких классических, резко критических и глубоко правдивых произведений, как ‘Ярмарка тщеславия’ и ‘Домби и сын’, ‘Джен Эйр’ и ‘Мэри Бартон’.

1
Джордж Элиот

Джордж Элиот []

Для нового этапа в развитии английского реалистического романа наиболее типично творчество Джордж Элиот (George Eliot — псевдоним Мэри Энн Ивенс (Mary Anne Evans), 1819-1880).
В ‘Сценах из жизни духовенства’, в романах ‘Адам Вид’, ‘Сайлас Марнер’ и других Элиот обличает представителей дворянства, она критически изображает быт и нравы зажиточного мещанства (‘Мельница на Флоссе’), писательница берет под сомнение буржуазную законность, политику, денежные отношения (‘Ромола’, ‘Феликс Холт’, ‘Миддлмарч’). Положительных героев она ищет среди крестьян и ремесленников, а также среди людей, отдающих свои силы служению обществу (Ромола, Холт, Доротея Брук, Деронда) Но в реалистических обобщениях Элиот нет воинствующей страстности романистов ‘блестящей плеяды’, которые, смеясь и негодуя, активно вмешивались в жизнь в надежде изменить ее. Традиции большого реалистического искусства в Англии XVIII и XIX веков всегда были связаны с юмором и сатирой. Достаточно назвать Свифта, Фильдинга, Стерна, позднего Байрона, Диккенса, Теккерея. ‘Адам Вид’ и ‘Мельница на Флоссе’ не лишены юмора, в ‘Миддлмарче’ прорываются иногда сатирические нотки, но не этим определяется своеобразие художественной манеры Элиот. Избегая гротеска, преувеличения, шаржа, так успешно служивших Диккенсу и Теккерею для типического обобщения жизненных явлений, Элиот создает свою эстетику ‘умеренного’ реализма, в котором объективистская позитивистская описательность вытесняет стремление к глубокому познанию и смелому решению жизненных конфликтов. Она гордится тем, что преодолевает элементы романтической ‘условности’, свойственные будто бы ее предшественникам, но ее реализм оказывается плоским по сравнению с реализмом Диккенса, Теккерея, Ш. Бронте и Гаскелл.
Умеренность Элиот как мыслителя и художника сказывается и в ее трактовке демократической тематики. Демократизм Элиот имеет свои, в конечном счете довольно тесные границы. В ранней повести ‘Невзгоды его преподобия Амоса Бартона’, входящей в цикл ‘Сцен из жизни духовенства’, Элиот писала: ‘Я хочу возбудить в вас сочувствие к будничным заботам вызвать слезы на ваших глазах описанием настоящего горя, того горя, которое, может быть, живет по соседству с вами, которое проходит мимо вас не в лохмотьях, не в бархате, а в очень обычной, вполне приличной одежде’. Эта ‘вполне приличная одежда’, противопоставленная и бархату и лохмотьям, очень характерна для Элиот. Ее демократический герой всегда должен оставаться респектабельным. Общественное ‘дно’ — вне поля ее зрения, так же, как и острые противоречия между всемогущим богатством и подавляющей нищетой. А между тем и для революционных романтиков и для критических реалистов эти общественные темы были вдохновляющим материалом. Обращаясь к ним, можно было резче поставить вопрос о несправедливости собственнического строя создать образные обобщения, воплощающие в себе протест против капитализма.
Убежденная, что типичны только полутона, а не резкие контрасты, Элиот ведет теоретическую борьбу с изображением в литературе всего необычного — выдающихся людей, исключительных событий. Ведь в ее представлении типично только то, с чем встречаешься в жизни на каждом шагу. Естественно, что первым ее врагом оказывается романтизм. Она находит героев Байрона отвратительными, а самого Байрона обвиняет в вульгарности. Элиот осуждает как романтическую неправду и все то, что выходит за рамки обычного, повседневного в произведениях создателей английского реалистического романа XIX века, в частности Диккенса. Ей чуждо и непонятно заострение типичных образов и положений, свойственное истинному реализму.
Элиот выступала против возникавших в ее время эстетических неоромантических течений в лице прерафаэлитов. Она с полным основанием иронизировала над их изображениями ангелов ‘в развевающемся фиолетовом одеянии, с бледным ликом, осиянным светом небесным’. Но этому антиреалистическому искусству она противопоставляла лишь бытописание, она призывала воспроизводить явления ‘однообразной будничной жизни’ — только среднее, заурядное, количественно преобладающее казалось ей действительно типичным, выражающим подлинную правду действительности.
‘По крайней мере восемьдесят из ста ваших взрослых соотечественников, — обращается Элиот к воображаемой читательнице, — не отличаются ни особенной глупостью, ни особенными пороками, ни особенной мудростью, взгляд их ни особенно глубокомысленен, ни особенно выразителен, их жизнь, по всей вероятности, никогда не подвергалась смертельной опасности и не было в их жизни волнующих приключений, способности их далеко не гениальны, и в них не клокочут разрушительные страсти… И тем не менее многие из этих незначительных людей чувствуют возвышающее душу стремление выполнить свой трудный долг, как подсказывает им совесть. У них есть свои не высказанные другим печали и свои священные радости… Да и сама незначительность их — не трогательна ли она, если сравнить невзрачность и стесненные условия их существования с блестящими задатками, лежащими в человеческой природе?..’ — так говорит Элиот в ‘Сценах из жизни духовенства’.
Однако Элиот не воспринимает серость и банальность жизни как нечто само собой разумеющееся, и приведенные слова вовсе не означают безоговорочной апологии буржуазной обыденности. Незначительность ее героев трогает писательницу прежде всего контрастом с теми возможностями, которые заложены в человеческой природе. В этом гуманистический смысл лучших произведений Элиот, с этим связан ее протест против общества, основанного на классовом неравенстве, против действительности, которая уродует и принижает людей, делает их мелкими и серыми. Недаром один из лучших женских образов Элиот — Мэгги Телливер (‘Мельница на Флоссе’), трагедия которой именно в том, что она не такая, какими бывают восемьдесят из ста девушек ее круга.
В начале второй части ‘Адама Бида’ писательница в своеобразной эстетической декларации уточняет социальную характеристику своих излюбленных героев: это люди, исполняющие ‘черную работу мира’, простые крестьяне, ‘добывающие свой хлеб честным трудом’.
Роман ‘Адам Бид’, как говорила Элиот, это — деревенская история, овеянная дыханием коров и запахом сена. Замечательные деревенские пейзажи Элиот, почти всегда переходящие в бытовые жанровые сцены, проникнуты любовью к сельской Англии. Что бы ни происходило с героями Элиот, однообразный быт деревни или местечка продолжает идти своим чередом, в те же сроки производятся нужные работы, в те же часы собираются старожилы, чтобы поговорить о местных делах за стойкой в трактире.
Своих положительных героев Элиот всегда наделяет особой привязанностью к родным местам, к родной среде. Образы Адама Вида и Мэгги Телливер неотделимы от холмистых просторов Ломшира, от реки Флосс.
Однако в этом любовном изображении народного быта есть и консервативная сторона, связанная не только с идеализацией патриархального прошлого, но с проповедью компромисса, с консервативным принципом, характерным для буржуазной позитивистской социологии: каждый класс должен быть доволен, выполняя свою особую работу ради процветания нации в целом.
Элиот хорошо знает жизнь и нравы тех, о ком чаще всего пишет. Она родилась и выросла в деревне, в Уорикшире, в семье фермера, который стал затем управляющим имением. В юности Элиот была очень религиозна, правда, она сочувствовала не столько официальной англиканской церкви, сколько методизму, который пытался использовать накопившееся в народе недовольство общественными условиями жизни. Элиот наблюдала (и позже отметила это в ‘Адаме Биде’), что методизм имел тем больше успеха, чем беднее было местное население.
Джордж Элиот, подобно ее героине Мэгги из романа ‘Мельница на Флоссе’, обладала пытливым умом и решительным характером. Зародившиеся сомнения быстро привели ее к разрыву с религией. Первые семена религиозного скептицизма в ее сознании посеяли еще романы Скотта, которыми она зачитывалась в ранней юности: в них действовала земная, а не небесная логика, успех или поражение того или иного исторического движения нисколько не зависели от религиозных убеждений его участников. Большое влияние оказал также на Элиот переезд в индустриальный город Ковентри в 1841 г. Здесь она сблизилась с кружком радикальной интеллигенции, члены которого следили за передовой европейской мыслью, переводили с иностранных языков новейшие философские работы, писали сами. Этот кружок сочувствовал левым гегельянцам в Германии, представлял прогрессивную, для того времени философию и доходил до революционных и атеистических выводов. В 1841 г. Элиот отходит от религии. Она перестает посещать церковь, что приводит к тяжелому конфликту с отцом.
К середине 40-х годов относится начало ее переводческой деятельности. Она участвует в переводе ‘Жизни Иисуса’ Штрауса, переводит ‘Сущность христианства’ Фейербаха и ‘Теолого-политический трактат’ Спинозы. Ее литературные симпатии в это время принадлежат Руссо и Жорж Санд, что вполне гармонирует с ее радикально-демократическими убеждениями. Шесть страниц Жорж Санд, по ее словам, внушают больше, чем может узнать человек со средними способностями, прожив целое столетие. Элиот утверждает, что подлинные духовные интересы человека лежат в этом, посюстороннем, мире и что основой нравственности должны быть не божеские законы, а законы земной человеческой реальности.
Элиот испытывает не только влияние левого гегельянства, и фейербахианства, но также и французского утопического социализма. Для характеристики ее тогдашних политических взглядов интересно ее письмо к Джону Сибри (февраль 1848 г.) о только что разразившейся революции во Франции. Элиот приветствует выступление Сибри в защиту революции. ‘Я думала, — пишет она, — что мы переживаем теперь такие тяжелые дни, когда немыслимо никакое великое народное движение, что, по выражению Сен-Симона, наступил ‘критический’ исторический период… но теперь я начинаю гордиться нашим временем. Я с радостью отдала бы несколько лет жизни, чтобы быть теперь там и посмотреть на людей, сражающихся на баррикадах, которые преклоняются перед образом Христа, первого, кто научил людей братству’. Как ни наивна эта оценка революции с позиции ‘христианского социализма’, само по себе отношение Элиот к ‘людям с баррикады’ свидетельствует об определенной демократичности и прогрессивности ее взглядов.
Но даже в это время, в 1848 г., Элиот полна иллюзий о возможности братства богатых и бедных, эксплуатируемых и эксплуататоров. За проблемами моральными, этическими она не видит подлинной, экономической и социальной основы человеческих отношений. Для нее характерно также убеждение в том, что в Англии опыт революционного 1848 г. неповторим и нежелателен.
Не удивительно, что в дальнейшем Элиот сравнительно легко отказалась от того, что она сама именовала ‘революционной метафизикой’, и в конце концов перешла на позиции позитивистской философии, которая нашла именно в Англии в пору спада чартизма самую благоприятную почву. В этот период английская социология охотно пропагандировала позитивистское учение Конта, провозгласившего, что для социального равновесия важны не столько права человека, сколько его обязанности. В конечном счете это означало оправдание эксплуатации и неравенства. Однако далеко не всем была ясна эта реакционная сущность, зато многих подкупало именно прекраснодушие нравственных категорий, которыми оперировал Конт. Философия Конта привлекла и Элиот. В это время она стала соредактором журнала ‘Вестминстер ревью’ (1851) и сблизилась с позитивистским кружком Гаррисона, Конгрива и Льюиса, вскоре ставшего ее мужем. К этому периоду относятся начало художественного творчества Элиот. Она понимала, что для тех, кто знал ее прежде, ее новые взгляды будут неожиданностью. 6 декабря 1859 г. она пишет д’Альберу: ‘Я понимаю, что в ‘Адаме Биде’ есть много страниц, в которых Вы не узнаете Марианну… старых женевских дней… Я находилась тогда в переходной фазе моего духовного развития… Когда я была в Женеве, я еще не утратила агрессивности, которая присуща отречению от всякой веры, к тому же я была очень несчастлива, была в разладе с собой, восставала против своей судьбы. Десять лет опыта многое изменили в моем внутреннем я. Я не враждую более ни с какими верованиями, в которых выражает себя человеческое горе и человеческое стремление к чистоте…’.
Таким образом, Элиот как бы возвращается к религии, но теперь она рассматривает религию не как форму общения с потусторонним миром. Ей кажется, что это — явление того же общечеловеческого психологического порядка, как и любовь, милосердие и другие гуманные чувства.
Энгельс указывал, что из некоторых принципов фейербахианства могут быть сделаны реакционные общественно-политические выводы. Цитируя слова Фейербаха: ‘Только там, где Твое сердце, находишься Ты. Но все вещи — за исключением противоестественных случаев — охотно находятся там, где они есть, и охотно являются тем, что они есть’, Энгельс замечает: ‘Превосходная апология существующего. За исключением противоестественных случаев, немногих ненормальных случаев, ты охотно становишься на седьмом году жизни сторожем в угольной шахте, проводя один по четырнадцати часов в темноте, и раз таково твое бытие, то такова же и твоя сущность’ {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. IV, стр. 596.}.
Консервативные политические идеи Элиот об обязанности каждого класса довольствоваться своим местом в обществе близки этому положению Фейербаха. И в своих художественных произведениях она обычно изображает человека в гармонии с его средой: герои более или менее довольны своим местом в обществе, достигают успеха и счастья, а те, кто пытается порвать со своей родной средой, как правило, заслуживают не только сожаления, но и осуждения, и гибнут, как героиня ‘Мельницы на Флоссе’.

* * *

Проблематика творчества Элиот в целом имеет по преимуществу этический характер. В этом отношении писательница примыкает к традиции, укоренившейся в английском романе еще со времен Просвещения, но в особенности усилившейся в 50-60-е годы, в период, когда стала особенно сильна проповедь сглаживания и примирения социальных противоречий. И Джордж Элиот нередко переносит социальные и политические вопросы своего времени в область отвлеченной морали, однако требовательное внимание писательницы к этическим проблемам долга и совести, эгоизма и самопожертвования позволяет ей критически оценивать окружающую общественную действительность. Таким образом, с этическим пафосом связаны и сильные и слабые стороны ее произведений. В лучших книгах Элиот нравственные категории наполняются реальным жизненным смыслом, облекаются в плоть и кровь полноценных убедительных образов.
Творчество Джордж Элиот делится на два периода, гранью между которыми служит ее исторический роман ‘Ромола’. К первому периоду относятся ‘Сцены из жизни духовенства’ (Scenes of Clerical Life, 1858), ‘Адам Бид’ (Adam Bede, 1859), ‘Мельница на Флоссе’ (The Mill on the Floss, I860) и ‘Сайлас Марнер’ (Silas Marner, 1861). Ко второму периоду принадлежат романы ‘Ромола’ (Romola, 1863), ‘Феликс Холт — радикал’ (Felix Holt the Radical, 1866), ‘Миддлмарч’ (Middlemarch, 1871-1872) и ‘Даниэль Деронда’ (Daniel Deronda, 1876), а также стихотворная драма ‘Испанская цыганка’ (The Spanish Gypsy, 1868), сборник стихов (1874) и книга очерков ‘Теофраст такой-то’ (Impressions of Theophrastus Such, 1879).
В первый период Элиот пишет главным образом о простых людях, о жителях английской деревни. Материалом для этих ее произведений служили воспоминания детства — жизнь родных и односельчан и слышанные от них рассказы. Все эти романы рисуют сельский быт одной и той же местности, герои их говорят на одном и том же диалекте. Если бы Элиот, подобно Троллопу в его ‘Барсетширских хрониках’, сохранила за героями разных романов одни те же имена, эти произведения можно было бы воспринять как законченный цикл. Быстрота появления этих романов (по одному в год) свидетельствовала, что материал их уже оформился в сознании и легко ложился на бумагу. В историю литературы Джордж Элиот вошла главным образом благодаря произведениям первого периода. Из всего написанного ею в дальнейшем только роман ‘Миддлмарч’ имеет серьезное литературное значение.
Во второй период, начинающийся с ‘Ромолы’, тематический кругозор Элиот значительно расширяется. Она уже не ограничивается изображением крестьян и ремесленников, а рисует и высший свет и буржуазию, в ее романах находят отражение проблемы политики, избирательной борьбы, науки и искусства. Работа над каждой книгой занимает от трех до пяти лет и требует изучения обширной специальной литературы. Но в них нет уже свежести, красочности и самобытности ее первых произведений.
Первая книга Джордж Элиот ‘Сцены из жизни духовенства’ была сочувственно встречена литературными кругами, в частности Диккенсом и Теккереем. Диккенс писал автору: ‘Я никогда не встречал такой правды и такого изящества, какими дышат юмористические и патетические сцены этих повестей’. Большое впечатление, произведенное книгой Элиот, объясняется прежде всего новизной и свежестью ее сельской тематики.
В поисках положительного героя и достойных уважения нравов, пытаясь разрешить волнующие ее моральные проблемы, Элиот обращается к сельской Англии конца XVIII — начала XIX века. Она возрождает отчасти тематику и сюжетные коллизии произведений Гольдсмита. ‘Милый старый Гольди, — писала она, — одно из моих самых ранних горячих пристрастий, и я не желаю лучшей судьбы, чем жить рядом с ним в народной памяти’.
В предисловии к ‘Векфильдскому священнику’ Гольдсмит говорит, что изображает ‘скромный деревенский домашний очаг’. Семья сельского священника и весь деревенский быт как патриархальное нравственное начало противопоставлены испорченности дворянина, который преследует пастора и соблазняет его дочь. Сходная коллизия лежит в основе нескольких ранних произведений Элиот.
Однако тут есть и существенное отличие от Гольдсмита. В XVIII веке до промышленного переворота борьба против помещичьего произвола была одной из основных задач передовых сил английского общества. Во второй половине XIX века это была уже побочная тема, и, выдвигая ее на первый план, Элиот делала шаг назад по сравнению с Диккенсом, Ш. Бронте, Гаскелл, которые резко ставили вопрос о более актуальных социальных противоречиях. Не случайно эта тема, не затрагивающая сущности отношений в капиталистическом обществе, снова выдвинулась в английском социальном романе и стала популярной в период спада чартистского движения.
Но поскольку реформа 1832 г. еще оставила большую долю власти за английским дворянством, демократическая тематика Элиот все же была в известной мере жизненной. Явственная демократическая направленность, антидворянский протест, звучащий в произведениях Элиот, были остро восприняты в России, где эти проблемы в то время были основными. То, чего царская цензура часто не позволяла говорить русским писателям, предлагалось читателям в более невинной форме — в переводах из Элиот. Но при этом русская демократическая критика справедливо указывала, что Элиот половинчато, компромиссно разрешает поставленные ею вопросы.
Уже ранние ‘Сцены из жизни духовенства’ построены на социальных противопоставлениях: жена сельского священника, скромная миссис Бартон, и великосветская ‘львица’, графиня Черлацкая, омрачившая мирное существование Бартонов, священник Гилфил и светский повеса капитан Уайброу, которые так по-разному относятся к героине — бедной сироте (‘Невзгоды его преподобия Амоса Бартона’ и ‘Любовь мистера Гилфила’).
Более полное развитие демократическая социальная тема Элиот получает в следующих книгах, где положительными: героями становятся столяр Адам Бид и ткач Сайлас Марнер. В качестве их противников — носителей зла — выступают попрежнему представители дворянства.
В центре романа ‘Адам Бид’ — соперничество столяра Бида и помещика Артура Донниторна из-за Хетти Сорел, работницы с фермы. Любовь Адама нравственна. Любовь Артура — волокитство, приводящее девушку к гибели: Хетти стала любовницей Артура, а затем, брошенная им, убила своего ребенка, и ее присудили к каторге.
Одним из самых напряженных моментов повествования в этом романе является драматическое столкновение между Адамом Бидом, вступившимся за честь Хетти, и ее соблазнителем Артуром Донниторном. В сцене драки между помещиком и деревенским столяром помещик оказывается побежденным не только физически, но и морально. Характерно, что, по словам самой Элиот, она представила себе эту сцену, слушая оперу на сюжет ‘Вильгельма Телля’.
Развитию основной демократической темы служат и побочные эпизоды романа. Таково, например, столкновение фермерши миссис Пойзер со сквайром Донниторном, дедом Артура. Эта бойкая на язык женщина, когда сквайр посещает ее ферму, не может удержаться и выкладывает ему свое недовольство арендованным участком. Пойзеры понимают, что после такого разговора им придется уйти с насиженного места, и готовятся к этому, только неожиданная смерть сквайра и переход имения к Артуру спасают их от изгнания.
Миссис Пойзер — один из лучших народных типов, созданных писательницей, сама Элиот говорила, что по окончании ‘Адама Бида’ ей больше всего было жаль расставаться с миссис Пойзер. Очень хорош живой, меткий язык миссис Пойзер. Речь ее соответствует строю и духу английских народных пословиц, хотя все ее поговорки и изречения сочинены самой Элиот.
Противопоставление деревенского ремесленника помещику лежит и в основе романа ‘Сайлас Марнер’.
Сын помещика Касса, беспутный кутила Дэнстан, ограбил деревенского ткача Сайласа Марнера, украл его многолетние сбережения. Другой сын Касса, Годфри, оставил на произвол судьбы своего незаконного ребенка. Марнер, сжалившись над девочкой, взял ее на воспитание.
Много лет спустя бездетный Годфри Касс решил вернуть свою дочь, воспитанную ткачом. Но та привыкла к простой, бедной жизни, отказалась признать своим отцом бросившего ее помещика и осталась у Марнера, а затем вышла замуж за такого же, как он, скромного ремесленника.
Простые люди, крестьяне, бедняки вызывают уважение и сочувствие Элиот, она показывает, что они честны, искренни, великодушны, что их внутренний мир чист и чувства благородны, тогда как помещики — персонажи ее книг — часто злы и безнравственны. Но одновременно Джордж Элиот проводит в этих романах и обычную для проповедников социального компромисса мысль о том, что бедняк может и должен быть доволен своей участью.
Некоторые социальные иллюзии автора проявились в том, что ее герой Адам Бид чувствует себя в ладу с окружающей средой и уверен, что может собственными трудами обеспечить свое благосостояние, хотя в те годы, к которым относится действие романа (1799-1807), проблема бедности стояла очень остро. В этом источник его душевной силы и стойкости. К концу романа он из простого столяра становится управляющим имением, и в этом заключена недвусмысленная мораль, вытекающая из взглядов Элиот: не следует пытаться перестраивать общество, в пределах обычной трудовой жизни простому человеку открыты достаточно широкие перспективы.
Демократическая тематика и резкое противопоставление трудового народа дворянству восходят к былым радикальным увлечениям Элиот. Но в ее стремлении сгладить и примирить противоречия чувствуется развращающее влияние периода компромисса, влияние философии позитивизма, проповедующего равновесие и гармонию социальных сил.
Через все творчество Элиот проходят религиозно-моралистические мотивы. В ‘Адаме Биде’ религиозная тема также занимает далеко не последнее место, она связана с образом методистской проповедницы Дины Моррис. Сцену в тюрьме, где Дина религиозными увещаниями убеждает Хетти признаться и раскаяться в детоубийстве, сама Элиот считала кульминационным пунктом произведения. В действительности это — далеко не самое сильное место романа.
Лесли Стивен в своей монографии об Элиот убедительно противопоставляет ‘Адаму Биду’ роман Скотта ‘Эдинбургская темница’. В сюжете обоих романов много общего. Как и Хетти Сорел в романе Элиот, Эффи Динс у Скотта — легкомысленная девушка, производящая на свет незаконного ребенка. У нее есть сестра, обладающая сильным характером, непоколебымими нравственными и религиозными принципами, эта сестра, как и Дина Моррис у Элиот, тоже проникает в тюрьму к осужденной и морально поддерживает ее. Но у Элиот сила характера Дины обнаруживается лишь в том, что она побуждает Хетти раскаяться и доставляет ей религиозное утешение, — это, по выражению Лесли Стивена, мог бы сделать и ‘самый заурядный тюремный капеллан’, у Скотта же Дженни Динс развивает кипучую деятельность, чтобы спасти жизнь сестры.
У Скотта все основано на напряженных, драматических и в то же время реальных человеческих поступках, его герои не столько переживают, сколько действуют, а главное, в его романах действует сам народ, и судьба индивидуальных героев неразрывно связана с судьбами народа, определяющимися в переломные узловые моменты национально-исторического развития. Этого нет у Элиот. Ложные позитивистские идеи мешают ей проникать вглубь законов, определяющих развитие общественной жизни, исходить в своих произведениях из типических социальных конфликтов, которые могли бы лечь в основу увлекательного реалистического сюжета. А потому в ее романах действие слишком часто заменяется то бытописательством, то самодовлеющим психологическим анализом. Это снижает драматичность, фабульность ее произведений, делает их скучными. Этот недостаток у Элиот — общий со многими ее современниками. Позитивистская эстетика, кладущая в основу искусства изображение так называемой ‘обыденной жизни’, закономерно порождает произведения, бедные событиями. Если для прежнего романа был характерен заголовок ‘Жизнь и приключения…’, то роман второй половины XIX века можно было бы озаглавить ‘Жизнь без приключений’. В этих условиях некоторые авторы пытаются возместить недостаток драматизма нарочито детальной, самодовлеющей психологизацией.
В творчестве самой Элиот эта тенденция не становится еще преобладающей, изображение действия и психологический анализ находятся в известном равновесии. Но, анализируя мысли, чувства, поведение своих героев, Элиот неизменно навязывает читателю нравоучение, скучную пуританскую мораль. Это приводит к известной искусственности самого сюжета. Так, Годфри Касс, подкинувший ткачу Марнеру своего незаконного ребенка, наказан тем, что его законный брак оказывается бездетным, хотя для этого нет никаких причин, кроме морального негодования автора, чья цель — заставить Касса на склоне лет пожалеть о своем ребенке. Таких примеров можно привести немало.
В романах Элиот счастливый или несчастный конец неотделим от того или иного морального вывода. Женитьба героев означает признание их нравственных достоинств, смерть героя — признак неразрешимости его нравственных противоречий. Моральные кризисы играют роль сюжетных узлов.
Все эти особенности творчества Элиот, его сильные и слабые стороны, особенно наглядно проявляются в ‘Мельнице на Флоссе’. Этот роман занимает особое положение в раннем творчестве Элиот. Хотя ‘Адам Бид’ считается программным романом Элиот, ‘Мельница на Флоссе’ остается ее лучшим произведением (так оценивал эту книгу, в частности, Тургенев). Это наиболее автобиографическая книга Элиот, она подкупает свежестью и яркостью первых впечатлений детства и юности. Но у нее есть и иные достоинства. В других произведениях Элиот ‘зло’, ‘безнравственность’, всякое отрицательное начало всегда приходит в фермерский мир откуда-то со стороны, в ‘Мельнице на Флоссе’ впервые в ее творчестве показано, что мелкий собственник — это потенциальный буржуа, что под влиянием материального успеха в человеке, вышедшем из трудовой среды, могут развиться черты эгоизма, скупости, тщеславия, корысти и бессердечия. Короче говоря, если в других произведениях Элиот зло выступало в дворянском обличии, то здесь оно предстает в обличии буржуазном.
Разрыв героини со средой в этом романе естественен и неизбежен: автор показывает, что умная и страстная девушка Мэгги Телливер (напоминающая отчасти Джен Эйр из романа Ш. Бронте) интеллектуально перерастает свою среду, чувствует ограниченность ее интересов и идеалов. И все же ограниченность самой Элиот, присущее ей пуританское морализирование заставляют ее в конце концов осудить Мэгги — самую обаятельную из всех ее героинь, и в этом осуждении — главный идейный и художественный недостаток романа.
‘Научная проблема’ романа заключается в противопоставлении двух типов людей из мещанской среды, которые воплощены в Телливерах и Додсонах — родственниках Мэгги по отцу и по матери. Вчерашние фермеры, которым удалось подняться ступенькой выше, расчетливые, прижимистые торгаши и накопители, Додсоны неизменно практичны, они никогда не совершают неразумных и невыгодных поступков. Не бывало случая, чтобы кто-нибудь из Додсонов разорился. Заповедь: ‘будь беден и честен’ они заменили заповедью: ‘будь честен и богат’. Конечная цель жизни Додсонов — иметь приличное количество факельщиков на похоронах и оставить строго продуманное завещание. Телливеры, напротив, непрактичны. У них в крови безрассудная щедрость, опрометчивость и горячность. Сестра мельника Телливера выходит замуж за бедняка Мосса и живет впроголодь. Сам Телливер однажды дал денежное поручительство за друга и потерял на этом значительную сумму, сгоряча затеял сомнительный процесс из-за плотины, проиграл его, разорился, и имущество его пошло с торгов.
Эти черты Додсонов и Телливеров своеобразно преломились в младшем поколении, — здесь в творчестве Элиот нашла свое отражение натуралистически понятая теория наследственности. Том пошел в родню матери. Он ограничен, даже туповат, неспособен к отвлеченным наукам, но очень практичен. Упорной работой он восстанавливает состояние отца и возвращает семье мельницу. Образцом для него служит муж тетки Дин. Дядюшка Дин весьма преуспел в жизни благодаря практическим способностям и примерному поведению. В шестнадцать лет его куртка пахла дегтем, зато к концу жизни он носил только самое тонкое сукно! Том во всем следует примеру дядюшки, он полон чувства респектабельности и сурово осуждает всякое отклонение от нее.
Прямая противоположность Тому — его сестра Мэгги, которая унаследовала горячность Телливеров. Ото умная и талантливая девочка. Но она постоянно изумляет окружающих странными выходками, например убегает из дому в цыганский табор (как это сделала в детстве сама Элиот).
Став взрослой, Мэгги не научилась респектабельности. К негодованию своих родных, она влюбляется сначала в сына дельца-адвоката, который разорил ее отца, затем увлекается женихом своей двоюродной сестры и едва де расстраивает их брак, но в последнюю минуту, одумавшись, подавляет в себе любовь из чувства долга. Общественное мление не слишком осуждало бы Мэгги, если бы она и в самом деле отбила у кузины богатого жениха. Но она скомпрометировала себя тем, что, проведя наедине с молодым человеком целые сутки, все же отказалась от брака. За это на все ополчается все общество, и брат отказывается оставить ее под крышей своего дома. Мэгги, всегда любившая брата, мучится разрывом с ним. Они примиряются во время наводнения и вместе гибнут в волнах реки.
Отречение Мэгги от своей любви и старание во что бы то ни стало примириться с братом — знак того, что, Элиот не решилась до конца защищать созданный ею образ цельной и страстной натуры. Она оказалась как бы ниже
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека