Критик народничества, Водовозов Василий Васильевич, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 37 минут(ы)

Критикъ народничества.

(Теоріи народничества. А. В—нъ. ‘Встн. Евр.’ 1892 г., No 10. Еще о теоріяхъ народничества. ‘Встн. Евр.’ 1893 г., No 3).

Первыя наши статьи о народничеств въ ‘Рус. Бог.’ за прошлый годъ подверглись въ ‘Встн. Евр.’ (1892 г., No 10) разбору г. А. В—на, писателя, давно интересующагося вопросомъ о названномъ направленіи нашей общественной мысли и единолично написавшаго въ его опроверженіе чуть ли не больше, чмъ написали вс народники въ совокупности, въ свою защиту. Мы не считали нужнымъ тотчасъ же отвчать критику, намреваясь обратиться къ нему въ общемъ отвт на замчанія, которыя, какъ мы ожидали, будутъ намъ сдланы въ различныхъ изданіяхъ. Въ февральской книжк ‘Встн. Евр.’ за текущій годъ помщена другая статья автора, посвященная тому же предмету, и въ этой стать г. А. В—нъ выражаетъ удивленіе, что я до сихъ поръ не откликнулся на его замчанія и не предпринимаю ничего для разсянія недоумній, естественно будто бы вызываемыхъ моими взглядами и указанныхъ авторомъ въ его первомъ разбор. Въ виду этого я считаю нужнымъ измнить свое первоначальное намреніе и отвтить критику ‘Встника Европы’.

Кто имлъ терпніе внимательно прочесть мои статьи, тотъ не затруднится указать исходныя точки защищаемой мною системы воззрній и выводныя заключенія, а кто пожелалъ бы подвергнуть систему моихъ взглядовъ раціональной критик, тотъ долженъ былъ слдовать за мною въ логическомъ переход отъ первыхъ ко вторымъ. Такимъ образомъ, критика, стремящаяся къ разъясненію спорнаго вопроса или даже только къ опроверженію (дйствительному, а не фиктивному) взглядовъ противника, должна бы прежде всего сдлать оцнку исходныхъ положеній разбираемой системы, устранить т изъ нихъ, которыя не выдержатъ испытанія, ввести новыя, упущенныя авторомъ, а затмъ разобрать логическія звенья, связывающія окончательныя заключенія съ исходными посылками, найти прорхи въ этой цпи, замнить негодныя звенья настоящими. Идя такимъ путемъ, одновременно съ разрушеніемъ ложной системы происходило бы и созданіе истинной, и критика достигла бы не только отрицательной цли — опроверженія чужихъ взглядовъ, но и положительной — систематическаго обоснованія истинной системы воззрній, которая, по всей вроятности, заключалась бы въ нкоемъ среднемъ между борящимися мнніями. Не всякій критикъ достигъ бы на этомъ пути столь плодотворныхъ результатовъ, но это не ослабляетъ силы положенія, что раціональная критика должна слдовать именно указанному методу, что она должна разбирать логическую систему своего противника, а не ограничиваться возраженіями, какія можно сдлать на отдльныя ея положенія, исходя изъ новыхъ точекъ зрнія, не имвшихся въ виду у автора. Пусть эти новыя точки фигурируютъ въ критик, но не какъ безмолвно устраняющія посылки противника, а какъ открыто становящіяся рядомъ съ ними или на ихъ мсто по праву доказаннаго логическаго надъ ними преимущества. Къ сожалнію, г. А. В—нъ не слдовалъ этому методу по отношенію къ нашимъ статьямъ, главной цлью которыхъ было не систематическое изложеніе матерьяльнаго содержанія всей совокупности соціально-политическихъ воззрній извстнаго направленія нашей общественной мысли (какъ мы его понимаемъ) и не обоснованіе всего этого содержанія (которое было длаемо очень многими русскими писателями за послднія пятьдесятъ лтъ), а выясненіе и обоснованіе той черточки, того штриха, какой новйшая исторія нашего общественнаго развитія прибавила къ картин извстнаго міросозерцанія, постепенно слагавшагося мыслящими русскими людьми втеченіе того столтія боле или мене сознательной интеллектуальной работы, какимъ можно измрять возрастъ русской интеллигенціи, какъ самостоятельнаго агента въ нашемъ общественномъ развитіи. Благодаря указанному игнорированію со стороны автора правильнаго критическаго пріема, онъ недостаточно вникъ въ систему нашей аргументаціи, послдствіемъ чего было возникновеніе въ его ум цлаго ряда недоумній и усмотрніе противорчій тамъ, гд они на самомъ дл отсутствовали. Сказанное сдлается яснымъ посл того, какъ мы прослдимъ шагъ за шагомъ ходъ мыслей г. А. В—на.

Уже вступительныя замчанія автора не предвщаютъ ничего хорошаго въ смысл ясности положеній и безпристрастія послдующаго разбора. Послушаешь г. А. В—на, такъ подумаешь, что у насъ существуетъ богатая литература, систематически развивающая и защищающая взгляды народничества. Въ самомъ дл, по словамъ г. А. В—на, народничество ‘спшило иногда обособиться въ совершенно отдльную, независимую группу’, ‘это обособленіе доходило въ нкоторыхъ случаяхъ до геркулесовыхъ столповъ’, народничество ‘не однажды заявляло о себ, какъ о новомъ откровеніи’, ‘народническое произведеніе, особенно публицистика, поражало иной разъ своими односторонностями’ и т. д. (с. 705—6). Принявъ во вниманіе, что перечисленныя преступленія народническая литература совершала ‘иногда’, ‘въ нкоторыхъ случаяхъ’, ‘иной разъ’, откуда слдуетъ, что обыкновенно она этого не длала, нужно полагать, что г. А. В—ну извстна богатая народническая литература, ‘особенно публицистика’, и что онъ не затруднился бы указать цлый рядъ какъ безпристрастныхъ, такъ и одностороннихъ изложеній соотвтствующаго ученія. Однако, если бы вы обратились къ автору за такими указаніями, то убдились бы, что кром двухъ-трехъ беллетристовъ, онъ вамъ назвалъ бы еще г. Юзова и П. Ч., какъ пытавшихся обосновать разсматриваемое направленіе нашей общественной мысли и, такъ сказать, добровольно выкинувшихъ знамя народничества, а затмъ съ нкоторой растерянностью сталъ бы указывать и на гр. Толстого (въ его позднйшихъ твореніяхъ), и на Данилевскаго, и чуть ли не на Страхова,— т. е. на авторовъ, никогда не заявлявшихъ своей солидарности съ народничествомъ, образующихъ отдльныя отъ него теченія, быть можетъ, даже относящихся къ нему скоре враждебно, чмъ дружелюбно,— а въ конц концовъ сдлалъ бы заявленіе, что ‘съ трудомъ можно было бы указать съ полною опредленностью даже группу писателей, которые должны бы быть причислены къ этому направленію и категорически представляли бы его особенное содержаніе’ (‘В. Е.’ 1892 г., с. 706). Къ сказанному прибавлю съ своей стороны, что выраженіе ‘народники’, ‘народничество’ мы встрчаемъ всего чаще именно на страницахъ ‘Встника Европы’, оттуда же, главнымъ образомъ, узнаемъ и о стремленіи народничества ‘выдлиться въ особую секту’, и о заявленіи его ‘о себ, какъ о новомъ откровеніи’, и о разныхъ другихъ прегршеніяхъ разсматриваемаго направленія нашей общественной мысли. Сказаннымъ мы желаемъ выразить только одно: если вы видите, что какое либо направленіе общественной мысли, несомннно существующее въ дйствительности, не получило опредленнаго литературнаго выраженія. Если вы не имете увренности въ томъ, что немногіе заявившіе о себ, какъ о представителяхъ этого направленія, авторы, являются полными его выразителями, если вы не чувствуете себя въ силахъ составить опредленное представленіе о разсматриваемомъ ученіи, собирая крупицами отдльныя его черты, если, тмъ боле, вы даже хорошо не знаете, у какихъ именно авторовъ, не называющихъ себя специфическимъ терминомъ, искать этихъ черточекъ, а извлекать ихъ изъ личныхъ житейскихъ столкновеній съ представителями даннаго ученія вы не имете возможности,— то вы поступите и благоразумно, и справедливо, если откажетесь отъ характеристики неизвстнаго вамъ икса, какъ цльной системы воззрній, предоставивъ длать это лицамъ, имющимъ надлежащій для этого матеріалъ (литературнаго и не литературнаго характера), и будете считать непріятно поразившія васъ черты этого икса принадлежностью не направленія, а тхъ авторовъ, которые ихъ проявили. Поступая же иначе, — составивъ себ на основаніи, очевидно, недостаточнаго матеріала опредленное, но неправильное представленіе о предмет, и встрчаясь съ новымъ, выраженіемъ того же явленія, къ которому вы невольно будете примнять имющуюся у васъ фальшивую мрку, вы рискуете неврно оцнить это выраженіе, т. е. поступить одновременно и несправедливо, и ошибочно. Г. А. В—нъ не выполнилъ высказаннаго нами, казалось бы, совершенно элементарнаго требованія раціональной критики въ примненіи къ нашей попытк обоснованія народничества и результатомъ этого явилась неправильная оцнка нкоторыхъ сторонъ нашихъ воззрній и непониманіе центра тяжести нашей аргументаціи.

Составивъ себ представленіе о народничеств, какъ о направленіи, отрицающемъ свою преемственную связь съ идеями предшествующихъ дятелей русской мысли, чуть ли не отрицающемъ и самую плодотворность работы этихъ дятелей, г. А. В—нъ никакъ не можетъ примириться и признать несомнннымъ то положеніе, что я считаю новйшее народничество продуктомъ общей работы интеллигенціи предшествующихъ и настоящаго поколній, и хотя эту мысль я развиваю въ первой, третьей (и двухъ послднихъ) статьяхъ, и мой критикъ нсколько слдитъ за этимъ развитіемъ, тмъ не мене по всей его стать разброшены то порицающія, то поучающія замчанія (не всегда, правда, по совершенно опредленному адресу, но, вроятно, назначенныя для меня, такъ какъ статья г. А. В—на посвящена разбору моихъ взглядовъ) врод, напр., того, что народники какъ будто считаютъ себ принадлежащей заслугу ‘правильной постановки народныхъ изученій, тогда какъ прежде въ нашей литератур безраздльно господствовали западныя теоріи’ (ib. 707), ‘новйшіе теоретики народничества не должны бы забывать того труда, который былъ нкогда положенъ’ въ направленіи образованія здоровыхъ отношеній интеллигенціи къ народу (с. 709), что народники считаютъ, что до нихъ русскую жизнь ‘объясняли будто бы только по западнымъ экономическимъ ученіямъ’ (с. 717), что по взглядамъ народничества русская ‘интеллигенція, по ея принадлежности къ культурному классу, полагается на сторон капитала’ (с. 720) и т. д.

Будучи увренъ затмъ, что народничество, считая себя явившимся въ міръ какъ-бы съ новаго свта, должно и въ отношеніи содержанія своихъ воззрній — представлять нчто совершенно необыкновенное, на нашей русской земл неслыханное, должна выдлиться въ особую ‘секту’, г. А. В—нъ крайне удивленъ тмъ, что высказанная на стр. 44 нашей первой статьи формула практической стороны воззрнія народничества (народные интересы — какъ цль, свободно принятыя народомъ формы — какъ средство и его самодятельность, какъ рычагъ общественной эволюціи) не иметъ ничего похожаго на откровеніе, что отдльные члены этой формулы давно составляли предметъ обсужденія нашей интеллигенціи, и на этомъ основаніи заключаетъ, что народничество присваиваетъ себ то, что ему не принадлежитъ. Правда, авторъ ссылается на то, что содержаніе вышеприведенной формулы ‘давно было предметомъ размышленій, изученій и идеалистическихъ построеній’ мыслящихъ русскихъ людей, а у насъ оно фигурируетъ въ качеств практической задачи, онъ не объясняетъ затмъ, насколько вс эти отдльныя положенія формулы признавались нашими предшественниками въ качеств практическихъ требованій и въ какой перспектив располагались они тми или другими фракціями, въ зависимости отъ представленій, составленныхъ ими относительно условій переживаемаго момента: ставились-ли заботы о приближеніи осуществленія третьяго положенія, какъ главная задача момента или дятельности группы, и понималась ли эта задача такъ, какъ она понимается въ настоящее время. Ничего этого г. А. В—нъ не разъяснилъ, равно какъ игнорировалъ и вопросъ о томъ, что если бы въ прежнее время и были отдльныя лица и группы, подобнымъ-же образомъ формулировавшія задачу въ теоріи, но не сдлавшія ничего для ея примненія на практик, такъ какъ въ то время эта задача слишкомъ противорчила условіямъ переживаемаго момента, т. е. была выставлена преждевременно, почему и была затерта другими положеніями практической политики,— то можетъ-ли это обстоятельство служить препятствіемъ къ постановк той-же задачи втеченіе какого либо момента дальнйшей жизни общества, а если такая постановка позволительна, то не будетъ-ли этимъ самымъ извстное направленіе отмчено, какъ отличающееся отъ направленій, иначе формулирующихъ свои практическія задачи, какъ направленіе новое (не подъ луною, а въ текущемъ поток русской дйствительности, насколько таковая сознательно воспринимается интеллигенціей и получаетъ отъ нея извстное воздйствіе), почему сходство содержанія его воззрній съ содержаніемъ воззрній другихъ направленій, сущихъ и бывшихъ, не можетъ служить доказательствомъ, что оно ограбило послднія и выдаетъ за свое откровеніе чужое достояніе?

Указанное нами упорство г. А. В—на въ его предвзятомъ воззрніи на народничество, какъ на секту, не признающую ничего вн себя ни въ прошедшемъ, ни въ настоящемъ, но за то очень гордящуюся своими откровеніями, отразилось на всей его критик и ршительно помшало ему понять паши воззрнія, а слдовательно, и сдлать что нибудь для ихъ опроверженія. Встрчаясь съ положеніями, рзко противорчащими тому, что, по его мннію, должно заключаться въ работ подобнаго рода, и видя, что эти положенія какъ будто-бы и не совсмъ нелпы, г. А. В—нъ уже не считаетъ ихъ имющими важное значеніе для опровергаемой имъ теоріи, не старается вдуматься въ нихъ, дать имъ опредленную оцнку, а ограничивается на ихъ счетъ нсколькими словами недоумнія, вызываемаго въ немъ замченными имъ яко-бы противорчіями. И наоборотъ, боле подробному разбору подвергаются имъ мннія, въ теоретическомъ отношеніи не представляющія особенной важности, по за то не вызывающія и недоумній. Въ результат оказалось, что сколько нибудь тщательному критическому разбору подверглись не т наши положенія, которыя представляются важными исходными пунктами въ процесс обоснованія защищаемыхъ нами взглядовъ, а т, которыя наиболе уязвимы, вслдствіе чего, съ одной стороны, авторъ не согласился, кажется, ни съ одной изъ нашихъ мыслей, а съ другой — ‘теорія народничества’ такъ и осталась неопровергнутой.

Для большей ясности послдующаго изложенія напомнимъ, что общей цлью г. А. В—на и моей является объясненіе происхожденія и оцнка (критическій разборъ) руководящей практической идеи направленія, несомннно обнаружившагося среди нашего общества втеченіе послднихъ 20 лтъ и принявшаго въ 70-хъ гг. наименованіе народничества. Моей задачей въ дл достиженія этой общей цли является какъ-бы доставленіе матеріала, въ форм системы обоснованія идеи, которое вмст съ тмъ было-бы и нкоторымъ объясненіемъ происхожденія этого направленія, и изъ котораго можно было-бы усмотрть, насколько послднее явилось своевременно и иметъ право претендовать на видную роль въ ближайшемъ будущемъ. Задача г. А. В—на въ позиціи, имъ занятой, должна-бы, мн кажется, заключаться въ объясненіи происхожденія интересующаго насъ направленія общественной мысли, насколько таковое представляется въ моей работ, но какъ направленія ошибочнаго, указаніе пробловъ въ моей систем обоснованія главной его идеи (прибавимъ, кстати, что разбираемыя г. А. В—номъ статьи имютъ цлью теоретическое обоснованіе извстныхъ положеній, такъ сказать, практической политики) и построеніе истинной системы воззрній, долженствующей занять мсто системы, мною защищаемой. Результатомъ такой совокупной работы было-бы или полное между нами, соглашеніе по предмету спора, или представленіе читателямъ двухъ систематически обоснованныхъ воззрній, или, по крайней мр, дополненіе системы моихъ взглядовъ систематической критикой основной практической идеи защищаемаго мною направленія, въ которой (критик) это направленіе объяснялось-бы, какъ эпизодическое въ исторіи нашего общества. Систематическая критика и исправленіе моихъ выводовъ и еще, быть можетъ, въ большей степени, исходныхъ положеній, и систематическое-же обоснованіе общихъ принциповъ другой системы воззрній было-бы далеко не лишнее, въ виду признаваемой всми спутанности взглядовъ, господствующей въ обществ, явно обнаружившагося стремленія къ ихъ выясненію и отчужденнаго положенія, занятаго современной литературою по отношенію къ процессу этого выясненія, результатомъ каковаго отчужденія, естественно, является недодуманность, а подчасъ и прямая дикость новыхъ взглядовъ, идущихъ на смну старыхъ.

Если помнитъ читатель, мы начинаемъ свою работу общимъ и, пожалуй, нсколько схематическимъ очеркомъ историческаго развитія взглядовъ русскаго общества на задачи и орудія внутренней, такъ сказать, политики, причемъ развивалась мысль, что, насколько эти задачи касались интересовъ народа — искомые взгляды могутъ быть сведены къ тремъ положеніямъ, составляющимъ нашу формулу народничества, послдовательность въ преобладаніи которыхъ во времени соотвтствуетъ тому порядку, въ какомъ они идутъ другъ за другомъ въ названной формул {Интересно, что къ такому-же почти заключенію, независимо отъ насъ, пришелъ и г. Ан—скій, см. первую главу его труда ‘Очерки народной литературы’, ‘Р. Бог.’, 1892 г., No 7.}, и что положеніе, составляющее содержаніе третьяго члена формулы, выдвинуто на первый планъ, (а не открыто, какъ толкуетъ нашу мысль г. А. В—нъ) въ 70-хъ годахъ. Этимъ мы устанавливаемъ связь новйшаго направленія общественной мысли съ ему предшествующими и заявляемъ признаніе, что современное народничеству явилось не съ бухту-барахту, а выросло постепенно, было результатомъ совокупной работы теоретической и практической мысли многихъ поколній, причемъ послднее изъ нихъ не внесло въ постановку вопроса чего либо новаго, а лишь перемстило центръ его тяжести, заявляя этимъ, что главная работа текущаго момента должна идти въ томъ направленіи, которое въ предшествующее время отступало на задній планъ.

Задача критика въ отношеніи къ этому очерку ясна: если онъ находитъ наше обобщеніе неврнымъ въ корн — онъ долженъ его опровергнуть, указывая другой порядокъ въ развитіи вопроса о задачахъ и орудіяхъ практической политики, если-же въ общемъ онъ признаетъ обобщеніе правильнымъ и только не соглашается съ его подробностями, въ такомъ случа онъ могъ внести соотвтствующія поправки, причемъ, очевидно, что эти поправки, какъ не касающіяся существа вопроса, только лучше выяснили-бы нашу мысль, т. е. придали-бы ей больше солидности, сдлали ее въ глазахъ читателя боле авторитетной. Во всякомъ случа, намъ кажется несомнннымъ, что г. А. В—нъ долженъ былъ высказаться по этому вопросу совершенно опредленно, такъ какъ онъ касается весьма важнаго обстоятельства въ нашемъ спор — историческаго происхожденія оцниваемаго направленія нашей общественной мысли. Вмсто такого отношенія къ вопросу г. А. В—нъ ограничился выраженіемъ своего полунедоумнія и такимъ образомъ упустилъ первый представившійся ему случай — дать разъясненіе по спорному вопросу. Именно, сдлавъ соотвтствующую выписку изъ моей статьи, г. А. В—нъ сопровождаетъ ее слдующими замчаніями:

‘Все это, однако, очень неопредленно. Выше мы указывали, что, по хронологіи автора, народничество возникаетъ въ 70-хъ гг., между тмъ черты содержанія, которыя ему приписываются, восходятъ гораздо дальше, а съ другой стороны, по собственнымъ словамъ автора, такъ называемое имъ ‘западническое’ направленіе, которое будто-бы всего боле ‘надялось’ на западъ и тамъ искало путей, по которымъ можетъ слдовать Россія, это-же направленіе приходитъ и къ мысли, что масса населенія не только выскажетъ свои потребности, но и средства ихъ удовлетворенія. Другими словами, ‘западническое’ направленіе приходило уже къ идеямъ народничества. Наконецъ, мысль о доставленіи народу большаго умственнаго развитія возникаетъ гораздо раньше самаго народничества’ (стр. 714—5).

Посл этого авторъ приводитъ нашу, какъ онъ называетъ, ‘программу’ (формулу) и длаетъ относительно нея т замчанія, о которыхъ мы говорили выше.

Оставивъ въ неопредленномъ положеніи одинъ изъ тезисовъ интересующей его системы воззрній, г. А. В—нъ посвящаетъ довольно много мста нашему разбору взглядовъ г. В. Пругавина, разбору, не играющему важной роли въ вопрос, почему, безъ вреда для дла, онъ могъ-бы быть пропущенъ критикомъ, тмъ боле, что все существенно важное, высказанное мною здсь, подробне развивается въ послдующемъ изложеніи предмета и что возраженія г. А. В—на относятся боле къ тому, что говоритъ г. Пругавинъ, а не я. По высказанной причин и желая прослдить отношеніе критика къ существеннымъ частямъ моей аргументаціи, эту часть статьи г. А. В—на я оставляю безъ разсмотрнія.

Покончивъ съ первой моей статьей, г. А. В—нъ переходитъ прямо къ третьей, минуя вторую, несмотря на то, что она заключаетъ нсколько мыслей, играющихъ очень важную роль въ систем обоснованія защищаемаго мною воззрнія. Онъ не обратился къ этимъ мыслямъ и впослдствіи, хотя он имютъ прямое отношеніе къ предмету, остановившему на себ вниманіе критика.

Въ третьей стать мы обращаемся къ тем, затронутой въ первой,— историческому происхожденію разсматриваемаго направленія нашей общественной мысли, причемъ сопоставляемъ процессы, имвшіе мсто въ исторіи русской прогрессивной мысли, съ тмъ, что совершалось на запад, для чего даемъ и общій абрисъ основного теченія прогрессивнаго развитія европейскаго общества. Мы обращаемъ вниманіе читателя на то общеизвстное обстоятельство, что процессъ развитія европейскихъ обществъ совершался въ направленіи нарушенія первобытной однородности ихъ состава, что руководителями развитія длались отдльные, привиллегированные классы, стремившіеся направлять ходъ развитія въ дух своихъ интересовъ, причемъ, по причин неразработанности соціальной науки и образовавшейся разобщенности сословій, даже часть интеллигенціи, руководившаяся въ своей работ безкорыстнымъ стремленіемъ къ истин,— переводя абстрактныя идеи правды и справедливости въ конкретныя формулы, освщавшія текущую дйствительность,— весьма часто совершенно невольно давала имъ выраженіе, соотвтствующее интересамъ или предразсудкамъ именно того класса, къ которому она сама принадлежала. Мы поясняемъ затмъ, что накопляемое передовыми классами знаніе ведетъ постепенно къ освобожденію выдвигаемыхъ лучшей частью интеллигенціи идей отъ сословной оболочки, но что еще въ большей степени въ томъ-же направленіи дйствуетъ сближеніе высшихъ классовъ съ низшими, каковое сближеніе совершалось на Запад выступленіемъ послднихъ на поле сознательнаго активнаго участія въ процесс историческаго развитія. Въ дл лучшаго уясненія этой идеи важное значеніе иметъ наша вторая статья, въ которой выше развитое положеніе иллюстрируется фактами новйшей европейской исторіи.

Читатель понимаетъ, какое важное значеніе въ систем обоснованія защищаемыхъ нами воззрній принадлежитъ этимъ частямъ нашихъ статей и, конечно, согласится съ тмъ, что моему критику надлежало или опровергнуть проводимую мною мысль и съ исторической, и съ соціально-психологической стороны, выставивъ взамнъ ея другую, или признать ее имющею лишь извстную долю истины, въ каковомъ случа надлежало-бы и указать границы этой доли. Во всякомъ случа, эта идея требовала совершенно опредленнаго къ себ отношенія. Какъ-же отнесся къ ней г. А. В—нъ?

Онъ посвящаетъ всего больше вниманія нашей (?) гипотез о свобод и равенств, господствующихъ будто-бы въ первобытныхъ обществахъ и нашей (?) субъективной квалификаціи историческаго процесса, какъ не нормальнаго, т. е. предметамъ, не имющимъ особеннаго значенія для выясненія мысли о томъ, какимъ процессомъ исторія приближается къ тому моменту, когда интересы большинства населенія сознательно ставятся, какъ главнйшая задача государственнаго управленія, и какую роль играли въ этомъ процесс работа мысли привиллегированной интеллигенціи, съ одной стороны и массы трудящагося народа — съ другой. По отношенію-же къ этому, главному предмету нашей рчи, вся критика г. А. В—на исчерпывается слдующими замчаніями: ‘Если съ его (моей) точки зрнія вся жизнь общества и народа объясняется только (?) экономическимъ интересомъ, привиллегіей, съ одной стороны, и притсненіемъ съ другой, если интеллигенція, которая могла зародиться только въ меньшинств, должна была спеціально служить только (?) интересамъ этого меньшинства, то становится непонятнымъ, съ какой стати эта интеллигенція станетъ вдругъ (?) принимать къ сердцу интересы того народа, къ которому до тхъ поръ (?) она была совершенно равнодушна (?), когда вообще она трудилась только (?) для того, чтобы удовлетворять вкусамъ, выгодамъ и удовольствіямъ меньшинства, къ которому сама принадлежала? Авторъ ссылается на то, что критическая способность обострилась на почв научнаго изслдованія и успла добыть нкоторыя этико-соціальныя истины, но во всякомъ случа зачмъ (!) было интеллигенціи добывать эти истины, когда въ конц концовъ он должны были подрывать значеніе высшаго культурнаго класса. Если этимъ послднимъ (какъ объясняетъ народническая (?) теорія) руководилъ прежде (?) чистый эгоизмъ, откуда явится (?) это совершенно противуположное настроеніе, которое будетъ стремиться къ поднятію народной массы въ ущербъ столь драгоцнной прежде (?) привиллегіи?’ (стр. 730).

На замну опровергнутой теоріи авторъ выставляетъ свое историческое обобщеніе слдующаго содержанія (скобки принадлежатъ намъ), ‘Нтъ сомннія, что раздвоеніе населенія совершалось, что привиллегія возникла (что мы именно и говорили!), но раздвоеніе не имло вовсе того исключительнаго характера (не совсмъ ясно), какъ приписываетъ ему теорія (народническая), и т жертвы, какія приносилъ народъ, вели не къ одному эгоистическому ‘ликованію’, но вмст съ тмъ давали возможность высшему классу становиться культурнымъ классомъ (мы это и утверждаемъ!), сосредоточеніе богатства давало возможность высшаго знанія (мы это и утверждаемъ), которое длалось не достояніемъ одного класса, а достояніемъ національнымъ (согласны) и въ естественномъ результат вело къ мысли о благ народа (мы это и утверждаемъ!). Культурный классъ (весь?) едвали когда нибудь оставался такой себялюбивой кастой, какъ изображаетъ теорія, напротивъ, въ немъ шла постоянно разнообразная умственная работа, которая шла на пользу всей національной массы, въ томъ числ и массы простонародной (повтореніе предыдущей мысли!). Если гд развивалось сознаніе потребностей цлаго народа, общественной несправедливости къ народной масс, стремленіе къ лучшему порядку вещей, то именно (!) въ этомъ культурномъ класс (а въ масс народа такъ и не развивалось?), и здсь историческое оправданіе (мы его не обвиняли!) его, будто-бы, ненормальнаго и противорчащаго свойствамъ человческой природы происхожденія: исторія показываетъ, что его усилія не были безплодны’ (съ чмъ мы вполн соглашаемся!) (стр. 731).

Какъ видитъ читатель, почти все, высказанное критикомъ, признается мною и даже находится въ критикуемомъ имъ изложеніи, уже но одному этому мы не можемъ признать, чтобы сказанное авторомъ вносило какія либо существенныя поправки въ развитую у меня мысль о классовомъ характер европейской исторіи и о проистекающемъ отсюда противорчіи между задачами интеллигенціи, какъ представителя всего народа, и характеромъ ея дятельности, обусловленнымъ принадлежностью ея къ одному классу, вслдствіе чего и выводы, длаемые изъ развитыхъ положеніи ‘народнической теоріей’, остаются пока нерушимыми.

Посл краткаго очерка общаго направленія прогрессивнаго движенія въ Западной Европ, мы переходимъ къ характеристик нашей прогрессивной интеллигенціи въ прошедшемъ и настоящемъ, пытаемся объяснить рзко выраженную безсословность направленія ея мысли до реформы 19 февраля и раздленіе на два крайнихъ теченія (со многими промежуточными) посл этой реформы, указываемъ на то, что,— и по причин этого раздвоенія, и вслдствіе усложненія соціальныхъ отношеній, и отсутствія авторитетнаго указанія съ Запада на характеръ возможнаго ихъ преобразованія,— интеллигенція потеряла и прежнюю увренность въ своей сил (умственной) разршить важнйшія задачи современности, и возможность авторитетно вліять на общественное мнніе, и приходимъ къ заключенію, что все это служитъ признакомъ приближенія момента необходимости расширенія сферы вліянія прогрессивныхъ идей на новые слои общества. Въ этой части статьи мы опять связываемъ современное народничество съ предшествующими ему направленіями общественной мысли и этимъ, если не оправдываемъ, то объясняемъ историческое его происхожденіе.

Такимъ образомъ, г. А. В—ну предстоялъ второй случай высказаться относительно нашего историческаго обобщенія, и прослдивъ его шагъ за шагомъ, признать или отвергнуть и сдланныя нами заключенія относительно настоящаго состоянія интеллигенціи и желательнаго направленія ея дятельности въ ближайшемъ будущемъ. Вмсто этого, критикъ, совершенно игнорируя мою историческую экскурсію, — которая вмст съ тмъ была въ значительной степени и процессомъ логическаго обоснованія защищаемыхъ мною воззрній,— перешелъ прямо къ заключеніямъ, изъ нея вытекавшимъ, по поводу которыхъ, по своему обычаю, высказываетъ не то возраженія, не то недоумнія, весьма естественно возникающія въ томъ случа, когда, по примру г. А. В—на, эти заключенія будутъ взяты вн ихъ связи съ исходными посылками.

Такъ, наше утвержденіе, что извстная часть русской интеллигенціи, вопреки настоятельнымъ требованіямъ жизни, не считаетъ нужнымъ измнить прежняго метода проведенія реформъ, находя, ‘что крестьянинъ продолжаетъ оставаться взрослымъ ребенкомъ, котораго нужно оберегать, учить, водить на помочахъ, но который не способенъ къ самостоятельному шагу, и потому эта часть интеллигенціи готова взять на себя обязанность и оберегать его, и учить, но не стать въ его ряды и не идти съ нимъ рука объ руку, она ршается, какъ въ эпоху рабства народа, все бремя прогресса держать на своихъ рукахъ’ (въ другомъ мст статьи ту же мысль мы выразили такимъ образомъ: вс культурные успхи въ Россіи въ ближайшемъ будущемъ ставятся частью интеллигенціи въ зависимость только отъ дятельности привиллегированныхъ слоевъ, которые дадутъ народу и образованіе, и высокоразвитую технику, и интензивное хозяйство, и даже свободу),— это наше утвержденіе вызываетъ со стороны критика слдующія замчанія. Прежде всего онъ не понимаетъ, о какой интеллигенціи идетъ у насъ рчь: о либеральной, реакціонной или бюрократической. Если мы имемъ въ виду интеллигенцію либеральную, то ‘объ ней несправедливо сказать, что она не желаетъ признавать крестьянина свободнымъ гражданиномъ, потому что, напротивъ, она всегда сочувственно относилась и къ правительственнымъ мропріятіямъ, поддерживающимъ народную самодятельность, и къ тмъ бытовымъ явленіямъ, въ которыхъ выражаются лучшія стороны народнаго быта’ (с. 732). Сила этого аргумента въ опроверженіе нашего утвержденія можетъ быть измрена тмъ обстоятельствомъ, что черезъ одну страницу авторъ говоритъ уже слдующее: желаніе стать въ ряды народа ‘весьма почтенно, но, увы, оно трудно выполнимо. Нельзя скрыть, что народная масса находится въ настоящую минуту относительно образованія въ положеніи поистин жалкомъ… Народъ самъ еще такъ мало сознаетъ пользу школы, что, къ сожалнію, на него во многихъ случаяхъ и нельзя смотрть иначе, какъ на взрослаго ребенка’ (с. 734). Такимъ образомъ, наше утвержденіе, что часть русской интеллигенціи не думаетъ о томъ, чтобы стать въ ряды народа, а разсчитываетъ бремя прогресса держать на своихъ плечахъ, считая, что масса еще на неопредленное время будетъ представляться пассивнымъ элементомъ исторической жизни, это утвержденіе скоре признается, чмъ отвергается авторомъ.

Дальнйшія замчанія моего критика такого характера, который обнаруживаетъ или полнйшее нежеланіе его усмотрть центръ тяжести разбираемыхъ имъ воззрній, или противорчіе настоящей мысли автора тому, что составляетъ общее мсто въ нашей литератур.

Я говорилъ, что солидарность практическихъ требованій, выставленныхъ на знамени нашей прогрессивной интеллигенціи дореформеннаго періода, сдлала возможнымъ то, что когда наступила эпоха реформъ,— въ какіе нибудь 6—8 лтъ юридическая физіономія страны была совершенно преобразована. Въ противуположность этому, содержаніе практическихъ программъ современной интеллигенціи такъ разнообразно и взаимно противорчиво, а общественныя силы, стоящія за каждой изъ нихъ, столь ничтожны, что реформаторъ, если бы таковой явился въ наши дни, былъ бы поставленъ въ величайшее затрудненіе относительно свойства требующихся преобразованіи, и ему бы оставалось ‘или принимать взаимно противорчивыя мры, или, игнорируя общественное мнніе, повести дло по собственному разуму, или отдаться боле или мене случайно какому либо одному направленію общественной мысли. Во всхъ этихъ случаяхъ результаты будутъ весьма сомнительны’. Измненіе такого, невыгоднаго для правильнаго развитія страны, положенія послдовало бы, по нашему мннію, въ томъ случа, если бы пропасть, раздляющая ваши классы, была нсколько заполнена, для достиженія каковой цли современнымъ поколніямъ и надлежитъ стремиться къ сближенію съ массою населенія.

Г. А. В—нъ, въ противность основному нашему воззрнію на матеріальныя силы интеллигенціи, повидимому, толкуетъ вышеизложенное мнніе о вліяніи прогрессивной интеллигенціи на осуществленіе реформъ прошлаго царствованія, не въ томъ смысл, что эта интеллигенція дала готовое содержаніе реформамъ, посл того какъ своевременность таковыхъ была признана правительствомъ, а въ томъ, какъ будто бы она вынудила эти реформы, и совершенно справедливо опровергаетъ такое мнніе, присовокупляя, что ‘авторъ опять нсколько забылъ исторію’ (с. 735). Впрочемъ, выраженія г. А. В—на, по обыкновенію, такъ неопредленны, а мой взглядъ на этотъ предметъ выраженъ настолько ясно, что его мнніе можно, пожалуй, толковать такимъ образомъ, что и безъ интеллектуальной помощи интеллигенціи, правительство одинаково быстро и успшно проэктировало бы великія реформы, каковое мнніе врядъ ли мой критикъ взялъ бы подъ свою защиту въ другое время, а не въ пылу полемики.

Такъ же успшно авторъ поршаетъ и съ затрудненіями, проистекающими отъ взаимной противоположности мнній современной прогрессивной интеллигенціи. Онъ думаетъ, что реформаторъ, если бы онъ былъ серьезный человкъ, ‘нашелъ бы возможность удостовриться въ положеніи вещей, не смущаясь этими разнорчіями, и нашелъ бы путь къ широкому ознакомленію съ дломъ, если не прямымъ опросомъ свдущихъ людей (по примру Екатерины), то, по крайней мр, предоставленіемъ большей свободы печатному слову по вопросамъ внутренней политики и народной жизни’ (с. 736). Указывая этотъ выходъ, авторъ, однако, ничего не говоритъ о томъ, почему свобода печати приведетъ къ устраненію разногласій, происходящихъ вовсе не отъ ея стсненнаго положенія, или гд гарантія, что единогласіе свдущихъ людей, не продиктуетъ разршенія намченныхъ вопросовъ въ дух интересовъ одного сословія.

Чмъ дальше въ лсъ, тмъ больше дровъ! Чмъ боле мысль моя разъясняется, тмъ авторъ мене ее понимаетъ, отчего мсто, предназначенное, нужно полагать, для опроверженій, боле и боле занимается недоумніями, для разъясненія которыхъ мн пришлось бы повторить массу выдержекъ изъ тхъ же, разбираемыхъ авторомъ, статей.

Приведя то мсто моей статьи (‘Р. Б.’ No 6, с. 139), гд я констатирую фактъ, что, въ противоположность Западу, гд за мнніями, высказываемыми интеллигенціей, стоятъ общественныя силы, ее поддерживающія — у насъ разноообразныя мннія не опираются на реальныя силы, почему въ общественномъ смысл и не имютъ должнаго авторитета и, указавъ на мой выводъ, что значитъ ‘дйствующія у насъ соціальныя культурныя силы недостаточны для обезпеченія правильно-прогрессивнаго развитія страны, почему представляется необходимость въ привлеченіи къ активному участію въ культурномъ процесс новыхъ слоевъ населенія’, г. А. В—нъ поражается противорчіемъ этихъ словъ тому, что я говорю въ другихъ случаяхъ о роли интеллигенціи. ‘Если онъ (т. е. я {Скобки принадлежатъ намъ.}) такъ пренебрежительно цнитъ ея (не ‘ея’, а за нею стоящія!) ‘силенки’, то можно ли разсчитывать на нихъ (нтъ, нельзя!) для будущей организаціи народнаго быта, стоитъ ли и разумно ли предъявлять къ интеллигенціи т требованія (т. е. требованіе расширенія ея интеллектуальнаго вліянія?— думаю, что стоитъ!), какія авторъ столько разъ повторяетъ. Вмст съ тмъ можно предполагать, что авторъ не отдаетъ себ отчета (отдаетъ и не только себ, но и другимъ!) о томъ, на чемъ же основывается и положеніе нашей интеллигенціи (на отсутствіи точки опоры!) и ‘общественныхъ силъ’ на Запад (на существованіи у интеллигенціи твердой, такъ сказать, матерьяльной опоры!), т. е. не отдаетъ себ отчета въ положительномъ различіи ихъ положенія (не только отдаетъ себ, но и указываетъ другимъ, что таковое есть результатъ различія ихъ соціальнаго положенія!)’ (с. 737). Вышеприведенное мое заключеніе вызываетъ у г. А. В—на ‘снова недоумнія’: ‘наличныя культурныя (соціальныя культурныя!) {Скобки принадлежатъ намъ.} силы слабы, повторяетъ критикъ мою мысль, поэтому надо привлечь къ культурному (въ вышеуказанномъ смысл) процессу новые слои (а разв не надо, если старыхъ недостаточно?) — еще боле слабые (въ культурномъ — да, а въ соціальномъ — нтъ, а потому привлеченіе ихъ къ культурному процессу дастъ стран новыя силы!), кто будетъ привлекать (между прочимъ, интеллигенція — своимъ интеллектуальнымъ вліяніемъ!) и что значитъ активное участіе въ культурномъ процесс? И о какой культур идетъ рчь (о знаніи, идеяхъ!), когда данная культура (т. е., формы жизни) неудовлетворительна — когда авторъ постоянно говорилъ о нашихъ ‘культурныхъ силахъ’ такъ называемаго общества (но не о знаніи и не объ идеяхъ, представляемыхъ интеллигенціей!) только въ отрицательномъ дух’ (с. 738).

Обращаясь на слдующей страниц опять къ нашей мысли о томъ, что вмсто стремленія къ перенесенію къ намъ формъ западно-европейской жизни надлежитъ озаботиться о немедленномъ распространеніи вліянія просвтительныхъ идей на мысль и жизнь народной массы, г. А. И — въ сначала какъ будто соглашается съ нею, говоря, что ‘народничеству присвоивается и считается его великой заслугой и открытіемъ (!) то, о чемъ издавна думали и къ чему стремились лучшіе умы русскаго общества (не ясно, въ присвоеніи чего обвиняется народничество — въ присвоеніи мысли о необходимости просвтительнаго вліянія на народъ, составляющей, дйствительно, достояніе всей прогрессивной интеллигенціи, прошедшей и настоящей,— или въ присвоеніи мысли о необходимости немедленнаго распространенія этого вліянія, каковая идея признается народничествомъ главнйшей изъ практическихъ, но о первенств открытія которой изслдованія не производилось). ‘Жаль только,— такъ начинаетъ вслдъ затмъ г. А. В—нъ брать назадъ свое только что данное согласіе,— что народническая теорія не даетъ указанія о томъ, какъ достигнуть этого немедленнаго распространенія вліянія просвтительныхъ идей на мысль и жизнь народной массы’ (такъ же просто, какъ открывался ларчикъ, надъ которымъ мудрилъ философъ!). Этому требованію народничества г. А. В—нъ противополагаетъ требованіе другой фракціи интеллигенціи, которая ‘давно и хорошо видла, что при извстныхъ историческихъ унаслдованныхъ обстоятельствахъ и свойствахъ русской жизни это немедленное (?) пріобртеніе тхъ или другихъ благъ (?) народной жизни немыслимо безъ пріобртенія нкоторыхъ предварительныхъ условій и правъ общественной жизни и что только при обладаніи ими возможна нсколько успшная работа на пользу народныхъ массъ’ (с. 740). Такъ какъ по прямому смыслу вышеприведеннаго противуположенія слдуетъ признать, что, по мннію г. А. В—на, задача, выставляемая другой фракціей интеллигенціи, представляетъ преимущества своевременности и, слдовательно, большей практической достижимости, то, чтобы не отрываться отъ этого предмета, мы тоже обратимся къ автору съ вопросомъ, какимъ образомъ будетъ достигнуто ‘пріобртеніе нкоторыхъ предварительныхъ условій и правъ общественной жизни’, которое должно будто бы предшествовать распространенію вліянія просвтительныхъ идей на мысль и жизнь народной массы? Отвтъ на этотъ вопросъ дается въ новой стать автора, и онъ состоитъ въ слдующемъ.

‘Намъ казалось, что простыя, хотя самыя усердныя и продолжительныя умствованія на тему ‘народа’ не приведутъ ни къ чему, если не будетъ расширена область предметовъ, доступныхъ свободному критическому изслдованію, и во-вторыхъ, если не будетъ расширена область общественной иниціативы, которая могла бы сближать общество съ народомъ въ непосредственномъ реальномъ дл. Ни то, ни другое не находится въ распоряженіи лицъ, которыхъ въ настоящую минуту занимаетъ этотъ вопросъ: измненіе условій литературы и измненіе условій общественной иниціативы составляютъ вопросъ цлой нашей общественной и государственной жизни, добрыя пожеланія небольшого круга просвщенныхъ людей, къ сожалнію, недостаточны для того, чтобы достигнуть этого измненія. Мы не сомнваемся, что съ теченіемъ времени эти условія (формы общественности) улучшатся, но когда а какими путями это произойдетъ,— этого, конечно, не скажетъ никто’ (‘В. Е.’, 1893 г., No 2, с. 766).

Не правда ли, сколь практично требованіе, относительно котораго приходится сказать, что ‘когда и какими путями’ оно будетъ осуществлено ‘конечно, не скажетъ никто’! И какую комическую фигуру представляла бы носительница просвщенія, если бы, согласно предложенію г. А. В—на, она подождала съ распространеніемъ вліянія просвтительныхъ идей на мысль и жизнь народной массы до тхъ поръ, пока, никому нын невдомыми силами, будетъ разршенъ вопросъ ‘цлой нашей общественной и государственной жизни’, каковое разршеніе, замтимъ кстати, ставится, такимъ образомъ, вн зависимости отъ широкаго распространенія просвтительныхъ идей.

Какъ бы то ни было, а посл сдланнаго моимъ критикомъ признанія, онъ, наконецъ, согласится съ тмъ, что если бы народничество и устранило политическій вопросъ изъ своей практической программы, то этимъ оно только заявило бы свою солидарность съ г. А. В—номъ, ибо, какъ же ставить вопросомъ текущей практики положеніе, относительно котораго ‘никто не скажетъ’, какъ его осуществить. Но въ такомъ случа, почему онъ такъ часто и недоброжелательно подчеркиваетъ предполагаемое имъ отрицательное отношеніе народничества къ политик (въ узкомъ смысл этого слова)? Въ одномъ изъ такихъ подчеркиваній (возвращаемся къ первой стать критика), г. А. В—нъ какъ бы умышленно старается не понять противника и мое замчаніе, что ‘новыя политическія формы непосредственно и прежде всего были бы утилизированы привиллегированными культурными классами и лишь впослдствіи отразились бьт такъ или иначе на народныхъ массахъ’, онъ комментируетъ такимъ образомъ, какъ будто бы терминомъ ‘политическій’ я обнимаю и земскія учрежденія, и положеніе печати, и даже освобожденіе крестьянъ, которое ‘было тмъ же измненіемъ политической формы’ (с. 741).

Свою первую статью г. А. В—нъ заканчиваетъ нсколькими замчаніями, имющими тотъ же характеръ непониманія взглядовъ противника. Здсь мы встрчаемъ опять обвиненіе меня въ неточномъ опредленіи (скобки принадлежатъ намъ) ‘того историческаго пункта, съ какого народничество считаетъ свое существованіе и свою дятельность. Можно полагать, что этимъ пунктомъ онъ (т. е. я) считаетъ семидесятые годы (къ этой дат я отношу возникновеніе современнаго народничества, какъ практическаго направленія общественной мысли!), но мы указали, что по теоретическому существу тхъ идей о народномъ экономическомъ быт, какой г. В. В. считаетъ основнымъ содержаніемъ народничества, эта хронологія неврна и должна быть отодвинута къ пятидесятымъ годамъ и даже раньше’ (съ чмъ мы вполн соглашаемся), встрчаемъ обвиненіе въ томъ, что, ‘если г. В. В. укоряетъ (?) нашу интеллигенцію прежнихъ временъ, что она изучала экономическія явленія по западнымъ системамъ {Насколько основательно обращать ко мн такой укоръ, можно видть изъ слдующей выдержки изъ моей статьи, помщенной въ No 6 ‘Р. Б.’: ‘пока крпостное право было господствующимъ факторомъ въ нашей жизни, общія просвтительныя идеи, заимствованныя съ Запада, естественно и неизбжно претворяясь въ практическое міросозерцаніе, приводили къ борьб съ рабствомъ и его естественными проявленіями въ различныхъ областяхъ жизни. Конкретныя же общественныя буржуазныя формулы Западной Европы не имли большого вліянія, какъ, очевидно, неприложимыя къ переживаемому моменту’ (с. 128). О теоретическомъ же изученіи предмета въ эту эпоху я совсмъ умалчивалъ, что можетъ быть и дало моему критику поводъ (но не основаніе) обвинять меня въ исторической ошибк.} и не выставляла особенностей нашей экономической организаціи, онъ просто ошибается въ историческихъ періодахъ’ (с. 747), обвиненіе, что въ ‘народнической теоріи’ слову ‘интеллигенція’ ‘въ большинств случаевъ дается огульный смыслъ какихъ-то привиллегированныхъ классовъ общества, именно враждебныхъ народному интересу’, въ чемъ я лично неповиненъ и постоянно имлъ въ виду употреблять это слово въ приложеніи не къ цлому общественному классу, а къ извстной его части, которая могла распадаться на группы враждебныя и группы дружественныя народному интересу, обвиненіе, что ‘теорія,— сколько можно полагать по не вполн яснымъ указаніямъ — относится отрицательно къ заботамъ ‘привиллегированныхъ’ классовъ объ улучшеніи политическихъ формъ, въ предположеніи, что такія улучшенія будутъ служить будто бы только интересамъ этихъ классовъ. Мы указывали выше, что въ подобномъ мнніи заключается вопіющая ошибка’ (с. 749). И указывали ниже, — дополнимъ мысль автора,— что такое отрицательное отношеніе, если оно существуетъ, съ практической точки зрнія, вполн основательно.

Внцомъ непониманія авторомъ защищаемой мною системы воззрній является его заключеніе, что я ‘повидимому’ приписываю ныншнему народничеству одно только стремленіе ‘разъяснить исключительныя черты экономической организаціи русскаго народа и дать этимъ чертамъ практическую силу въ противность, западнымъ экономическимъ ученіямъ, ошибочно прилагаемымъ къ русской жизни’. Г. А. И — въ поясняетъ, что народничество ‘заключается также вообще въ стремленіи лицъ привиллегированнаго круга сблизиться съ народомъ (с. 746), и не только поясняетъ это, но и прибавляетъ, что и это сближеніе, на почв просвщенія и практической пользы народу, не должно бы быть дломъ случайной иниціативы, а, напротивъ, правильнымъ и постояннымъ общеніемъ боле образованныхъ классовъ съ народной массой, не исключеніемъ, а обыкновеннымъ дломъ’ (с. 746). Такъ какъ основной смыслъ моихъ статей заключается именно въ доказательств своевременности стремленій осуществить эту задачу организаціи постояннаго общенія лицъ образованнаго класса съ населеніемъ, то здсь я опять вижу признаніе со стороны критика жизненнаго смысла за направленіемъ общественной мысли, которое онъ такъ упорно преслдуетъ своими неосновательными нападками.

Въ No 2 ‘Встника Европы’ за текущій годъ г. А. В—нъ посвящаетъ мн половину новой своей статьи о ‘теоріяхъ народничества’, въ которой частью продолжаетъ разборъ нашихъ положительныхъ взглядовъ, частью отвчаетъ на наши упреки литературнымъ противникамъ народничества. Остановимся сначала на первомъ.

Въ третьей стать о народничеств мы обращали вниманіе на тотъ фактъ, что въ своемъ историческомъ развитіи прогрессивная русская интеллигенція обнаружила меньше сословнаго характера и больше общечеловческой широты воззрній (въ предлахъ своего общаго развитія, конечно), нежели западно-европейская. Соціальныя прогрессивныя идеи въ своемъ историческомъ развитіи на Запад принимали, говорили мы, форму, подъ которой они могли служить знаменемъ для борьбы одного класса съ другимъ. Иначе говоря, ‘идеи, служащія выраженіемъ общечеловческой правды и справедливости, идеи, по сущности освободительныя, въ самомъ широкомъ смысл этого слова, въ историческомъ облаченіи, въ какомъ он получали господство въ Западной Европ, выражали правду и справедливость относительныя, служили непосредственно и, главнымъ образомъ, для освобожденія и возвышенія отдльныхъ классовъ, отдльныхъ общественныхъ элементовъ, послдовательно выступавшихъ въ роли активныхъ агентовъ всемірной исторіи’ (‘Р. Б.’ No 6, с. 136). Русская же интеллигенція, по условіямъ своего соціально-историческаго развитія, ‘могла принимать съ Запада прогрессивныя идеи во всей ихъ общечеловческой чистот, а, переводя въ практическія формулы, могла и должна была дать имъ выраженіе, обнимающее всю массу народа, а не какой либо привиллегированный классъ’ (с. 126).

Главныхъ причинъ этого различія между интеллигенціей русской и европейской — три. Одна изъ нихъ заключается въ томъ, что ‘русская интеллигенція образовывалась въ такой періодъ исторіи человчества, когда абстрактныя положенія общечеловческой правды и справедливости могли быть поняты достаточно ясно и не смшиваемы съ формулами, въ отвлеченномъ выраженіи имющими общій характеръ, а фактически представляющими интересы привиллегированнаго класса’ (‘Р. Б.’, No 10, с. 8). Другой причиной указаннаго явленія было то обстоятельство, что русская интеллигенція усваивала прогрессивныя идеи въ періодъ господства крпостного права, института, находящагося въ такомъ противорчіи съ этими идеями, что почти не представлялось возможности эксплуатировать ихъ въ интересахъ поддерживающаго его господствующаго класса, въ то же время отсутствовала и буржуазія, на Запад, такъ сказать, перехватывавшая абстрактную общечеловческую идею на ея пути къ конкретному выраженію и облачавшая ее въ классовую одежду. Третьей причиной была слабость нашихъ привиллегированныхъ классовъ, какъ самостоятельнаго соціально культурнаго агента, ихъ ‘неспособность выставить руководящее начало общественнаго развитія, если таковаго нельзя позаимствовать извн, т. е. отсутствіе въ нихъ соціальнаго творчества и безсиліе въ дл проведенія выставленнаго начала въ жизнь’, каковыя свойства являются результатомъ ихъ несамостоятельной соціально-политической роли въ нашей исторіи (с. 8—10).

Указанное здсь вкратц воззрніе получило въ нашихъ статьяхъ, логически, кажется, довольно стройное развитіе (хотя пространственно оно разбросано въ трехъ статьяхъ — второй, третьей и четвертой), съ ссылкой, при этомъ, на крупныя явленія европейской исторіи, что обязывало и нашего критика, въ случа несогласія съ высказаннымъ мнніемъ, противопоставить ему другое, которое было бы одновременно и опроверженіемъ моихъ взглядовъ, и построеніемъ новой характеристики русской и западно-европейской интеллигенціи. Вмсто этого г. А. В—нъ поступилъ слдующимъ образомъ. Выписавъ изъ моей четвертой статьи строки, въ которыхъ я формулирую мысль, развивавшуюся въ предшествующихъ статьяхъ, мысль о томъ, что ‘русская прогрессивная интеллигенція въ отличіе отъ западно-европейской (прошлаго времени, когда народъ еще не выступалъ въ роли активнаго агента исторіи, характеризуется особеннымъ демократизмомъ, большимъ вниманіемъ къ нуждамъ народа и проявляющимся въ ней стремленіемъ отнестись къ народной стихіи, какъ къ основному началу нашего развитія, стремленіемъ искать опорную точку развитія не въ привиллегированныхъ классахъ, а въ масс трудящагося народа’,— г. А. В—нъ сопровождаетъ ее слдующимъ замчаніемъ (скобки принадлежатъ намъ). ‘Намъ кажется, что въ этомъ есть большое недоразумніе: едва ли можно найти то отличіе русской интеллигенціи отъ западно-европейской, которое представляется нашему автору. Указаніе такъ неопредленно (въ послдней цитат — дйствительно, но въ предшествующихъ статьяхъ — нтъ!), что проврить его нельзя, но вообще (!) мысль о народ есть такая давняя въ западной интеллигенціи, и выражалась такъ характерно и въ области литературы, и въ практической жизни, что понижать ее, въ сравненіи съ небольшой относительно группой русскихъ идеалистовъ, нтъ никакого основанія. Дальше, (и, еще боле, раньше!) самъ авторъ признаетъ, что т самыя идеи, какими питалась въ этомъ отношеніи наша интеллигенція, бывали (не только ‘бывали’, но прямо ‘были’!) результатомъ вліяній западно-европейской образованности’ (с. 770). Относительно заявленія автора о характер европейской интеллигенціи мы скажемъ его же словами: ‘указаніе такъ неопредленно, что его проврить нельзя’. Что же касается ссылки на ‘небольшую относительно группу русскихъ идеалистовъ’, мы зададимъ вопросъ,— хотлъ ли авторъ этимъ выраженіемъ указать на абсолютную малочисленность русской прогрессивной интеллигенціи вообще или же имлъ намреніе высказать, что указаннымъ нами народолюбивымъ характеромъ отличалась не вся почти прогрессивная интеллигенція, а лишь ничтожная группа, большая же и притомъ интеллектуально самая вліятельная часть таковой носила другой характеръ, и въ этомъ послднемъ случа интересно знать, какой это былъ характеръ (особенно это представляется интереснымъ по отношенію къ интеллигенціи дореформеннаго періода, такъ какъ, согласно изложенному раньше, въ новйшее время явились обстоятельства, вносящія разложеніе въ воззрнія прогрессивной интеллигенціи)?

Сдлавъ затмъ выписку изъ моей четвертой статьи, объясняющую, что народостремительный, такъ сказать, характеръ нашей интеллигенціи былъ результатомъ, между прочимъ, соціально-культурной слабости привиллегированныхъ классовъ, проявившихъ огромную склонность къ подражанію и весьма небольшую способность къ соціальному творчеству, каковую слабость я объясняю въ свою очередь ихъ исторической судьбой, г. А. В—нъ продолжаетъ (скобки принадлежатъ намъ): ‘Въ этихъ замчаніяхъ есть доля правды только въ томъ, что русскіе привиллегированные классы, дйствительно, не создали себ (!) никакого прочнаго общественно-политическаго положенія (а кому же они создали его?), но есть и большія историческія неточности. ‘Культура’, о которой говоритъ авторъ, заключается не въ одномъ только пріобртеніи соціально-политическаго положенія, но и просто въ образованіи, источникомъ и средствомъ котораго бываютъ наука, искусства и всякаго рода прикладныя знанія (а какова цль образованія — не освщеніе ли пути, ведущаго къ ‘прочному соціально-политическому положенію’?). Въ этомъ отношеніи русскій народъ цликомъ, а не одни привиллегированные классы, вслдствіе своей старой исторіи, такъ отсталъ отъ европейскаго Запада, что заимствованіе было неизбжно для всхъ привиллегированныхъ и не привиллегированныхъ (будто мы это отрицаемъ!)… Притомъ эта необходимость заимствованія вовсе не была только нашей принадлежностью: вся исторія европейскаго образованія переполнена фактами образовательныхъ и культурныхъ взаимодйствій и подражаній одного народа другому’ (с. 772).

Какъ видитъ читатель, авторъ ни мало не колеблетъ положенія о соціально-культурной слабости нашихъ привиллегированныхъ классовъ, а потому вс вышеизложенныя его замчанія не опровергаютъ той посылки, которою объясняется и широкій потокъ стремленія къ народу и народному среди вашей интеллигенціи вообще, и особая форма этого потока, именующаяся народничествомъ, въ частности. Впрочемъ, авторъ и не могъ браться за опроверженіе этого положенія, такъ какъ въ ‘Встник Европы’ весьма энергично самъ настаивалъ на соціально-культурной слабости русскаго общества. Дло стоитъ, поэтому, лишь за тмъ, чтобы вывести изъ этого положенія логически правильныя заключенія. Каково же должно быть содержаніе послднихъ?

Если русское общество,— этотъ представитель нашего просвщенія и культуры — ‘своими собственными силами неспособно выполнить сколько нибудь серьезную задачу общенароднаго характера’, и если причины этого явленія кроются, какъ мы отчасти пытались разъяснить, въ историческихъ условіяхъ его образованія и соціально-экономической его организаціи, радикальное измненіе которой представляется мало вроятнымъ, въ такомъ случа слдуетъ ожидать, что, до пріобщенія къ просвщенію новыхъ слоевъ населенія, ходъ нашего общественнаго развитія будетъ зависть отъ различныхъ историческихъ случайностей, стихійный процессъ этого развитія мало будетъ регулироваться сознательно цлесообразнымъ направляющимъ вліяніемъ интеллекта. Если-же позволительно стремиться къ сокращенію этого періода стихійнаго развитія, то необходимо принимать рядъ мръ, способствующихъ образованію новой культурной силы. Этотъ выводъ не есть одно, оторванное отъ жизни, умствованіе. Вопросъ о просвщеніи народа — есть старый вопросъ русской интеллигенціи, ‘широкая постановка котораго уже въ 60-хъ г. считалась необходимйшей помощью для освобождаемаго народа,— она должна была на будущее время дать народу возможность, какъ понять правильно свое новое гражданское положеніе, такъ и врне осмотрться въ новыхъ условіяхъ хозяйства’ (А. В—нъ, ‘В. Евр.’ 1892 г., 10, с. 708). Нтъ поэтому ничего удивительнаго въ томъ, если въ послдующее время вопросъ о расширеніи просвтительнаго вліянія интеллигенціи поднимался снова и снова, и если явилось направленіе общественной мысли, считающее этотъ вопросъ важнйшимъ изъ вопросовъ современной жизни. Навстрчу этому движенію среди культурнаго общества идутъ процессы, совершающіеся въ глубин народной жизни.

Вс реформы предшествующаго царствованія, а также и рядъ событій послдующаго времени, расшатываютъ міросозерцаніе массы населенія, образовавшееся въ крпостную эпоху, возбуждаютъ въ немъ новые процессы мысли и стремленіе къ знанію, къ полученію пособія науки. Такимъ образомъ, всякій шагъ со стороны просвтительной мысли по направленію къ масс является удовлетвореніемъ одновременно и требованіямъ логическаго процесса мысли и запроса со стороны жизни. Въ силу сказаннаго, ни одинъ такой шагъ не пропадетъ даромъ, всякое усиліе оставитъ свой слдъ. Такая задача нисколько не мшаетъ выполненію другихъ очередныхъ задачъ жизни и вполн соотвтствуетъ условіямъ переживаемаго момента, когда масса лицъ, не находя приложенія своихъ силъ на поприщ общественной дятельности, томится въ бездйствіи и безплодно теряется, какъ культурная сила. За такую постановку вопроса о ближайшихъ задачахъ русской интеллигенціи въ особенности долженъ бы былъ ратовать г. А. В—нъ, такъ какъ, по его мннію, для выполненія важнйшихъ задачъ непосредственно-общественнаго характера,— достиженія большей свободы критическаго изслдованія и расширенія области общественной иниціативы,— не только ‘добрыя пожеланія небольшого круга просвщенныхъ людей, къ сожалнію, недостаточны’, но и никому еще неизвстно ‘когда и какими путями’ будетъ это достигнуто. Какъ же посл высказаннаго отнесся г. А. В—нъ къ нашему заключенію?

Сдлавъ цитату изъ нашей статьи, объясняющую, что мы считаемъ необходимымъ стремиться къ тому, чтобы ‘живая вода знанія могла оказать оплодотворяющее вліяніе на ниву народной жизни, независимо отъ того съорганизуется ли привпллегированный классъ’… при каковомъ образ дйствія можно надяться, что ‘въ недалекомъ будущемъ нашъ народъ выступитъ на путь сознательнаго прогрессивнаго развитія, подобно тому, какъ выступили на этотъ путь другіе европейскіе народы’, г. А. В—нъ сопровождаетъ эти мысли слдующими комментаріями (скобки принадлежатъ намъ). ‘То есть: мы жалемъ, что условія нашего просвщенія трудны, что и въ томъ небольшомъ круг, гд оно существуетъ, оно не иметъ возможности твердо установиться и распространиться (это — результатъ двухсотлтнихъ заботъ о водвореніи просвщенія въ сред привиллегированнаго общества!),— намъ отвчаютъ, что его надо распространить на весь (?) народъ (значитъ, мнніе г. А. В—на таково, что его не нужно распространять на доступную воздйствію часть народа?). Мы говоримъ, что живой воды мало,— намъ отвчаютъ: разлейте ее по всей (?) Россійской имперіи (значитъ г. В—нъ думаетъ, что ‘стремиться къ тому, чтобы живая вода знанія могла оказывать оплодотворяющее вліяніе на ниву народной жизни г. излишне, и слдуетъ ждать еще столтія, пока наука ‘твердо установится и распространится,’ въ томъ небольшомъ круг, въ которомъ, если онъ будетъ единственнымъ представителемъ просвщенія,— она можетъ быть никогда твердо и не установится?),— и объясняютъ, что отъ этого даже ‘въ недалекомъ будущемъ’ нашъ народъ выступитъ на поприще просвщенія подобно тому, какъ выступили на этотъ путь другіе европейскіе народы (значитъ ли это, что, по мннію г. А. И — на, онъ скоре выступитъ на этотъ путь въ томъ случа, когда мы отложимъ заботы о разлитіи живой воды знанія на доступную нашему вліянію часть Россійской имперіи?). Это послднее было бы (а не есть?), конечно, желаніемъ всхъ просвщенныхъ людей нашего отечества, думается только, что европейскимъ народамъ нужны были для этого цлые вка энергической работы (чьей?— всего народа и притомъ невжественнаго, или главнйшимъ образомъ привиллегированной и въ то же время просвщенной и достаточно сильной его части, и, если врно второе, то слдуетъ ли примру Европы Россія, а если не слдуетъ, то правильно ли будетъ обнадеживать наше общество возможностью полнаго у насъ повторенія пути развитія Запада?) не только на поприщ мысли, но и на поприщ общественной борьбы, потому что самое право науки есть политическое право. Нашъ авторъ не предполагаетъ ничего подобнаго (?). Ему дло представляется совершенно простымъ, трудностей не представляется никакихъ (?): ‘задача текущаго момента — связать знаніе съ народной жизнью и освободить такимъ образомъ послднюю отъ полнаго подчиненія въ дл культурнаго развитія привиллегированному обществу’ (вашъ авторъ, г. А. В—нъ, по первому предмету не высказывался, и его ‘предположенія’ вамъ неизвстны, что касается нашего автора, то онъ категорически заявилъ, что осуществленіе вышеназваннаго ‘политическаго права’ ‘не находится въ распоряженіи лицъ, которыхъ въ настоящую минуту занимаетъ этотъ вопросъ’ и ‘когда и какими путями это произойдетъ — этого, конечно, не скажетъ никто’, иначе говоря, осуществленіе этого права, съ точки зрнія нашего автора, не можетъ быть поставлено очередной задачей текущаго момента, а если такъ, то что можетъ служить препятствіемъ къ привлеченію возможно большаго количества культурныхъ силъ къ труду установленія связи знанія съ народной жизнью?) (с. 777—8).

Выразивъ недоумніе, ‘какъ можетъ произойти освобожденіе народной жизни отъ подчиненія привиллегированному обществу въ дл культурнаго развитія’, имя въ виду, что безъ науки освободиться отъ подчиненія нельзя, а наука и образовательныя средства находятся въ рукахъ привиллегированнаго класса,— позабывъ при этомъ о томъ, что мы говоримъ о желательности и необходимости освобожденія отъ полнаго подчиненія, и что наши статьи трактуютъ о соціально, а не духовно-культурныхъ процессахъ, г. А. В—нъ останавливается на высказанныхъ нами основаніяхъ для надежды на то, что указываемая нами задача соотвтствуетъ условіямъ мста и времени, основаніяхъ, заключающихся въ двухъ положеніяхъ: 1) что культурные классы даютъ большое количество лицъ, готовыхъ посвятить свою дятельность народу, 2) что въ самомъ народ возникаютъ процессы измненія формъ жизни и запросъ на пособіе науки, и затмъ восклицаетъ: ‘каково должно быть количество лицъ, о которыхъ здсь говорится, чтобы работать на пространств Россійской имперіи (а если работа будетъ идти на части пространства — то это уже минусъ, а не плюсъ?). На этихъ-то двухъ положеніяхъ,— заключаетъ г. В. В.— ‘и основывается надежда, что культурное безсиліе нашего привиллегированнаго общества не сдлается фатальнымъ для судьбы Россіи, что русскій народъ и при культурной дезорганизаціи верхнихъ слоевъ общества найдетъ себ путь къ прогрессивному развитію’. Мы говорили прежде, замчаетъ г. А. В—нъ, что въ своей высшей ступени народничество есть какъ бы религія. Дйствительно, въ приведенныхъ сейчасъ словахъ передъ нами уже не логическое или историческое сужденіе, а вра, исполненная, конечно, самыхъ лучшихъ пожеланій. Спорить съ врой безполезно (но опровергать неврную аргументацію, оправдывающую вру, обязательно!), мы хотли бы, по крайней мр, чтобы ея энтузіазмъ не истратился въ стремленіяхъ неосуществимыхъ, чтобы онъ увидлъ ближе обстановку своихъ предпріятій и боле цлесообразно направилъ свои усилія (с. 778—9).

Приведенная тирада автора интересна и въ логическомъ, и въ принципіальномъ отношеніяхъ. Подумайте только, что ему кажется высшей нелпостью мысль о томъ, что если интеллигенція главныя свои силы направитъ на просвщеніе народа, то намъ не страшно безсиліе, обнаруженное привиллегированнымъ обществомъ въ соціально-культурномъ отношеніи! Какимъ нужно обладать безвріемъ въ свой народъ, свою интеллигенцію, въ силу науки, чтобы высказать такое мнніе, какая запутанность въ принципахъ должна отличать взгляды лица, принадлежащаго къ виднйшимъ сотрудникамъ виднйшаго либеральнаго органа, и считающаго, что человкъ, врующій въ силу просвтительнаго вліянія знанія на массы простого народа, тмъ самымъ изъемлется изъ числа лицъ, способныхъ мыслить логически и исторически, и что по отношенію къ нему необходимы спеціальныя мры, чтобы его ‘энтузіазмъ не истратился въ стремленіяхъ неосуществимыхъ’!

Посмотримъ, каковы логическія основанія мысли автора. Высказанная нами надежда, вызвавшая патетическую тираду г. А. В—на, не явилась передъ нимъ неожиданно, а находится въ неразрывной связи со всмъ тмъ, что мы развивали въ своихъ статьяхъ, она есть выраженіе извстнаго душевнаго состоянія, находящагося въ полномъ соотвтствіи съ логическими построеніями относительно дйствительнаго хода вещей. Степень раціональности этой надежды поэтому вполн зависитъ отъ раціональности логическаго построенія, и на эту то именно область и долженъ направить свои удары критикъ, если желаетъ разрушить ‘вру’. Настоящая замтка иметъ цлью показать, что сдлано г. А. В—нымъ въ дл опроверженія нашихъ ‘логическихъ и историческихъ’ сужденій, и мы видли, что исходныя наши сужденія и историческаго, и логическаго характера оставлены въ большинств случаевъ безъ разсмотрнія, а нкоторыя изъ нихъ вполн подтверждаются самимъ критикомъ, и другими писателями ‘Встника Европы’. Къ числу этихъ положеній относится мысль о соціально-культурномъ безсиліи нашего передового класса. Мы старались выяснить и ‘логически, и исторически’ основы этого безсилія, кроющіяся по нашему мннію и въ условіяхъ переживаемаго человчествомъ момента развитіи, и въ условіяхъ какъ историческаго прошлаго нашей страны, такъ и современной соціальной организаціи ея привиллегированныхъ классовъ. Мои противникъ не опровергъ этихъ послднихъ положеній, но защищаетъ, повидимому, мысль, что причины вышеуказаннаго безсилія заключаются въ слабомъ распространеніи просвщенія и въ наличности вншнихъ условій, затрудняющихъ свободу критическихъ изслдованій и проявленіе общественной иниціативы. Съ нашей точки зрнія это — не причины, а историческія условія, общія всмъ народамъ, находящимся на извстной ступени развитія и подлежащія измненію въ тхъ случаяхъ, когда весь народъ или передовой его классъ доразовьется до пріобртенія извстнаго соціально культурнаго значенія. Сохраненіе этихъ условій въ современной Россіи служитъ поэтому лишь свидтельствомъ того, что это доразвитіе еще не произошло, т. е. служитъ признакомъ соціально-культурной слабости русскаго народа. Эта слабость въ верхнемъ сло обусловливается, какъ мы пытались выяснить, соціальными обстоятельствами, въ нижнемъ-же, съ чмъ, вроятно, согласится всякій, слабымъ распространеніемъ культуры. Отсюда слдуетъ, что радикальныя средства борьбы съ соціально культурнымъ безсиліемъ нашей страны должны-бы заключаться или въ измненіи соціальнаго положенія привиллегированнаго класса или въ распространеніи вліянія культуры на невжественную массу населенія. Первый путь не находится въ рукахъ какой либо человческой силы, второй — есть обычнйшій путь развитія цивилизованныхъ обществъ. Такимъ образомъ, логическія основанія для смутившей г. А. В—на моей ‘вры’ находятся на лицо. Что-же касается историческихъ оправданій своевременности постановки задачи о преимущественномъ обращеніи вниманіи на просвщеніе (не только путемъ школы, но и посредствомъ вн школьныхъ вліяній) народныхъ массъ, таковые читатель найдетъ какъ въ многочисленныхъ трудахъ г. Пыпина по исторіи русской общественной мысли, доказывающихъ, что идея просвщенія народа есть основная идея нашей интеллигенціи, къ осуществленію которой она непрестанно стремилась, и въ протестахъ г. А. В—на противъ того, что народничество поступаетъ ‘не исторически’, забывая заслуги въ этомъ дл своихъ предшественниковъ, такъ и въ событіяхъ послднихъ двухъ лтъ, убдившихъ самихъ индифферентныхъ лицъ въ настоятельной необходимости заботъ о просвщеніи народа и въ засвидтельствованныхъ сотнями наблюдателей фактахъ проснувшагося стремленіи массы къ знанію. Таковы логическія и историческія основанія одного ученія и соотвтствующей ему ‘вры’ въ то, что ‘культурное безсиліе нашего привиллегированнаго класса не сдлается фатальнымъ для судьбы Россіи, что русскій народъ и при культурной дезорганизаціи верхнихъ слоевъ найдетъ себ путь къ прогрессивному развитію’.

Другое ученіе, повидимому, должно-бы полагать, что соціально-культурное безсиліе высшаго класса будетъ имть фатальное значеніе для судьбы цлой страны, почему главная забота интеллигенціи должна быть направлена на приданіе этому обществу необходимой силы. Не знаемъ, таково-ли въ дйствительности мнніе г. А. В—на и если таково, то какими средствами можетъ интеллигенція достигнуть поставленной цли. Во всхъ своихъ статьяхъ, и прежнихъ, и настоящихъ, г. А. В—нъ, (да и другія лица, критиковавшія народничество), къ сожалнію, не позаботились о выясненіи своихъ взглядовъ на задачи современнаго момента, путемъ обоснованія ихъ въ стройную систему ‘логическихъ и историческихъ сужденій’. Судя-же по неоднократнымъ обращеніямъ его, при всякомъ удобномъ и неудобномъ случа, къ вопросу о важности пріобртенія извстныхъ условіи правильнаго развитія общества, безъ которыхъ онъ считаетъ, повидимому, невозможнымъ какія либо преуспянія на пути прогресса, и ‘только при обладаніи которыми возможна нсколько успшная работа на пользу народныхъ массъ’,— слдуетъ полагать, что забота объ этомъ предмет и должна составлять важнйшую задачу современныхъ поколній. Длая такое предположеніе, мы, однако, встрчаемся съ другимъ, уже категорически выраженнымъ, мнніемъ автора о томъ, что достиженіе поставленной цли не находится въ распоряженіи лицъ, которыхъ въ настоящую минуту занимаетъ этотъ вопросъ, и что когда и какими путями будетъ достигнута эта цль — не скажетъ, конечно, никто. ‘Мы, однако, не сомнваемся, прибавляетъ г. А. В—нъ, что съ теченіемъ времени эти условія (форма общественности) улучшатся’, т. е. онъ считаетъ себя вправ высказать и не логическое или историческое сужденіе, а ‘вру, исполненную, конечно, самыхъ лучшихъ пожеланій’. ‘Спорить съ врой безполезно, скажемъ мы ему его собственными словами, мы хотли бы по крайней мр, чтобы ея энтузіазмъ не истратился въ стремленіяхъ неосуществимыхъ’, что представляется весьма вроятнымъ, если вренъ взглядъ г. А. В—на на соціальныя силы привиллегированнаго общества.

На этомъ мы закончимъ разборъ критики г. А. В—на. Читатель видитъ, что серьезнаго опроверженія авторомъ моихъ взглядовъ и нельзя было ожидать при томъ ихъ непониманіи, какое обнаруживаетъ г. А. В—нъ, отчасти по причин составленныхъ имъ ложныхъ предвзятыхъ мнній о предмет, отчасти благодаря незнакомству его съ разсматриваемымъ направленіемъ нашей общественной мысли, происходящему въ свою очередь оттого, что онъ изучалъ его только въ своемъ кабинет и по немногимъ книжкамъ, снабженнымъ надлежащей вывской.

Теперь слдовало-бы разсмотрть жалобы г. А. В—на на неосновательность обвиненія его въ пристрастномъ отношеніи къ разсматриваемому направленію общественной мысли. Но такъ какъ наша статья и безъ того вышла слишкомъ длинной, и въ ней имется не мало данныхъ для сужденія о томъ, правы-ли мы въ своемъ обвиненіи или нтъ, то мы не станемъ поднимать опять этотъ вопросъ, а вмсто того выскажемъ нсколько замчаній, способныхъ объяснить фактъ неврнаго изображенія разсматриваемаго теченія его критиками.

Въ своихъ статьяхъ въ ‘Русскомъ Богатств’ мы старались показать, какъ согласно мыслящіе русскіе люди послдняго столтія, отъ Карамзина до г. Пыпина и Вл. Соловьева включительно, признавали слабость соціально-культурныхъ силъ нашего привиллегированнаго общества и пытались указать нкоторыя причины этого безсилія. Этотъ фактъ (слабость) иметъ весьма важныя послдствія какъ для нашего общественнаго развитія, такъ и для направленія работы мысли русской интеллигенціи. Соціально-культурное безсиліе привиллегированнаго класса служитъ причиною того, что чуткія или мыслящія лица изъ среды русской интеллигенціи не находили возможности основываться въ своихъ построеніяхъ теоретическаго или практическаго характера на идеяхъ и формахъ, органически вырабатывавшихся этимъ классомъ, и обнаруживали стремленіе искать опорную точку для своихъ построеній вн его. При этомъ часть интеллигенціи обращала свои взоры на идеи и формы, выработанныя Западомъ, другая искала опоры въ народ. Такъ объясняется, по нашему мннію, то особенное, такъ сказать, народо-стремительное настроеніе значительной части русской интеллигенціи, отличающее ее отъ интеллигенціи западно-европейской, которое мы характеризовали въ послднихъ своихъ статьяхъ словами двухъ извстныхъ историковъ нашей литературы. ‘Народныя стремленія въ нашей литератур, скажемъ словами г. А. В—на, заключали въ себ не только потребность научнаго изслдованія народнаго преданія (гд мы были учениками европейской науки), не только потребность найти для литературы боле реальное содержаніе и боле живую естественную форму (гд опять наша литература находила опору въ европейскомъ движеніи), но и нчто другое: глубокій соціальный вопросъ и національную вру (‘В.Е.’ 1892, II, с. 659).Мы уже упоминали о томъ, что г. А. В—нъ считаетъ такое направленіе мысли русской интеллигенціи результатомъ вліянія нашего общественно-политическаго строя, препятствующаго тому, чтобы мысли о народ и народномъ получили должное выясненіе.

Врнаго въ этомъ мнніи то, что тяготніе русской интеллигенціи къ народу и сосуществующіе общественные порядки являются результатомъ одной и той же причины — соціальнаго безсилія русскаго общества. При противуположномъ условіи,— если-бы русскій привиллегированный классъ проявилъ способность отвчать на возникающія потребности соотвтствующими измненіями общественнаго характера,— въ такомъ случа активные элементы интеллигенціи чувствовали-бы подъ собой твердую почву для проявленія своей интеллектуальной и практической энергіи, и ихъ тяготніе и къ Западу, и къ народу были выражены слабе. Такимъ образомъ, и условія нашей общественности, и тяга къ народу являются (въ значительной степени) результатомъ одной и той-же причины, связаны другъ съ другомъ отношеніемъ соподчиненности третьему фактору. Это отношеніе г. А. В—нъ обратилъ въ причинное, признавъ одно изъ сосуществующихъ явленій за производящее, другое за его слдствіе.

Итакъ, по нашему мннію, народостремительная тенденція нашей интеллигенціи, между прочимъ, есть естественный результатъ соціально-культурныхъ свойствъ русскаго общества, какимъ его сдлала исторія, есть стихійное стремленіе въ такой-же мр, какъ и сознательное. Но, обративъ ликъ къ народу, человкъ только доказываетъ извстную свою чуткость въ отношеніи воспріятія вліяній, оказываемыхъ средою, но не гарантируетъ достоинства извлеченнаго оттуда содержанія. Дабы обращеніе къ народу и народному, направляемое соціально бытовыми условіями нашего интеллектуальнаго развитія, дало результаты, способные служить прочнымъ основаніемъ для прогрессивнаго развитія страны, необходимо, кром прочаго, чтобы мотивы этого обращенія были освщены сознаніемъ, чтобы народное было поставлено въ надлежащее отношеніе къ общечеловческому, словомъ, чтобы это обращеніе совершалось при свт знанія. Соблюденіе этого условія въ должной мр можетъ быть достигнуто только постепенно, а такъ какъ тяга къ народу, какъ явленіе стихійное, обнаруживалась давно, причемъ подвергались ей лица, сходныя между собою лишь въ отношеніи чуткости къ извстнымъ отрицательнымъ вліяніямъ среды,— то и неудивительно, если, не будучи подготовленными къ роли, налагаемой на нихъ соціально-бытовыми условіями нашего общественнаго развитія, многія изъ этихъ лицъ оказывались неспособными понять ни причинъ явленія, толкающаго ихъ въ извстномъ направленіи, ни пути, которому нужно при этомъ слдовать, каковое обстоятельство — въ совокупности съ неблагопріятной для воспріятія впечатлній изъ народной жизни обстановкой — было причиной полнаго субъективизма добытаго на этомъ пути идейнаго содержанія. Консерваторъ приходилъ къ заключеніямъ одного рода, славянофилъ — къ заключеніямъ другого, прогрессистъ — къ третьяго рода и т. д. Словомъ, каждый молодецъ сохранялъ свой образецъ, міросозерцаніе одного могло радикально отличаться отъ содержанія понятій другого.

По своимъ мотивамъ стихійнаго характера, разсматриваемая тенденція въ нашемъ обществ есть тенденція народническая, и только въ этомъ смысл общественно-психическаго происхожденія мотивовъ, обращающихъ духовное око интеллигента къ народу — можно объединять всхъ лицъ данной категоріи подъ флагомъ народничества. Но это будетъ объединеніе только флагомъ, а не знаменемъ, объединеніе въ интерес удобства изученія явленія — не больше.

Народническія теченія имютъ и другое происхожденіе. Какъ мы развивали въ своихъ статьяхъ, усвоеніе общечеловческихъ идей правды и справедливости, получаемыхъ нами съ Запада, въ дух, благопріятномъ народному интересу, было результатомъ того обстоятельства, что съ этими идеями мы знакомились во время существованія у насъ крпостного права и что въ нашей стран не было класса (подобнаго западно-европейской буржуазіи), который былъ бы способенъ дать этимъ идеямъ облаченіе въ дух своихъ интересовъ. Народничество такого происхожденія было уже идейнымъ явленіемъ и могло характеризоваться извстной системой міросозерцанія.

По мр лучшаго уясненія русской интеллигенціей воспринимаемыхъ съ Запада общечеловческихъ идей и ознакомленія съ широкой областью европейской науки, стихійное влеченіе къ народу и народному постепенно освщалось свтомъ идеи и знанія, но этотъ процессъ обращенія вполн стихійнаго тяготнія въ совершенно сознательное и построеніе соотвтствующей ему логически обоснованной системы міросозерцанія совершался весьма медленно, продолжается еще на нашихъ глазахъ и при этомъ наполовину путемъ вн литературнымъ, а слдовательно, путемъ недостаточно систематическимъ и не вполн доступнымъ ни для проврки, ни для наблюденія.

Въ 70-хъ гг. описываемое народостремительное теченіе не только усилилось (или, быть можетъ, только объединилось), но и вступило въ новый фазисъ практической его реализаціи и вскор приняло наименованіе народничества. Объединяясь на почв основныхъ идеальныхъ представленій, ближайшихъ задачъ, подлежащихъ осуществленію и, въ общемъ, практическихъ пріемовъ послдняго, различныя фракціи этого теченія, по высказаннымъ выше и другимъ причинамъ, далеко неодинаково обосновывали систему своего міросозерцанія, не стремились къ возможно полному обоснованію послдняго и почти, не длали попытокъ излагать эти системы въ общедоступной литератур. Процессъ систематическаго обоснованія удобне могъ бы совершаться въ послдующее, боле спокойное десятилтіе, если бы не наступившіе въ это время упадокъ умственной энергіи, апатія и разочарованіе. Указанная атмосфера была причиной того явленія, что прежде ясно поставленная задача затемнилась, рзкая сознательность народостремительной идеи ослабла, но такъ какъ вмст съ тмъ условія, стихійно вызывающія это теченіе, оставались дйствовать по прежнему или даже усилились, матеріальное содержаніе разсматриваемаго направленія общественной мысли боле или мене сохранилось, стремленіе къ фактическому сближенію съ народомъ опредлялось, какъ очередная задача и сдлалось въ большей или меньшей степени потребностью, то и неудивительно, если это давнишнее народостремительное теченіе,— раньше развивавшееся въ отношеніи установленія основныхъ его принциповъ и вытекавшихъ изъ нихъ общественныхъ формъ быта, а затмъ ставшее на почву фактическаго сближенія съ народомъ, — продолжало стремиться къ осуществленію этого послдняго, не обладая уже той ясностью и опредленностью воззрнія на постановку вопроса объ этомъ сближеніи, какая характеризовала предшествующую эпоху, ощупью отыскивая форму единенія съ народомъ.

При этомъ намъ сдлались извстны два главныхъ типа интеллигента-народника. Представители одного изъ нихъ, повинуясь стихійному влеченію къ масс, имвшему въ ихъ глазахъ и логическое оправданіе, слдовали, не мудрствуя лукаво, этому влеченію, ставили своей задачей дать ему реальное осуществленіе, проявляя при этомъ самыя разнообразныя степени сознательнаго отношенія къ длу. Лица другой категоріи подчинялись рефлектирующей мысли, стремились подвергать анализу и свои собственныя влеченія, и среду, вызывающую послднія, и среду, ихъ привлекающую, значительная часть лицъ этой категоріи не успвала достигнуть, при помощи этого анализа, примиренія противорчій, являющихся результатомъ труднаго, нужно сознаться, положенія, когда человкъ чувствуетъ и можетъ быть даже преувеличиваетъ необходимость личнаго разрыва со строемъ, его родившимъ и воспитавшимъ, потребность единенія съ слоемъ, ему чуждымъ и невжественнымъ, пытается осуществить это единеніе, встрчаетъ на пути непредвиднныя препятствія, съ которыми не хочетъ примириться и которыхъ не можетъ обойти, вчно колеблется между Сцилой и Харибдой, не умя ни ограничить свои идеальныя требованія, ни преобороть встрчающіяся затрудненія! Наиболе талантливыми бытописателями этихъ двухъ типовъ явились Златовратскій и Гл. Успенскій. Златовратскій бралъ своихъ героевъ по преимуществу изъ лицъ первой категоріи (за что подвергался казни со стороны проницательныхъ критиковъ, понимавшихъ его такимъ образомъ, что онъ изображаетъ этихъ лицъ въ качеств идеала), Гл. Успенскій — изъ разряда второй.

Итакъ, мы имемъ дло съ тмъ моментомъ въ процесс развитія извстнаго направленія нашей общественной мысли, когда это направленіе, опредлившись въ основныхъ теоретическихъ и практическихъ принципахъ, занято отыскиваніемъ пути реализаціи послднихъ. Это направленіе, какъ и многія другія, не вполн выражалось въ литератур, не вполн и пользовалось литературными средствами для теоретическаго обоснованія системы своихъ воззрній. Благодаря указаннымъ выше особенностямъ прошлаго десятилтія, процессъ этого обоснованія не могъ идти особенно успшно, одно изъ препятствій этому лежало въ дятеляхъ литературы, не отвчавшихъ на запросы со стороны формирующейся интеллигенціи и не оказывавшихъ ей пособія разработкою вопросовъ, имющихъ важное принципіальное значеніе. Такое отношеніе между литературою и жизнью сохраняется и въ настоящее время, чмъ отчасти и объясняется господствующій у насъ разбродъ общественной мысли. Всего меньше пособій получало отъ литературы народничество, такъ какъ писатели, знакомые съ этимъ направленіемъ по личнымъ столкновеніямъ съ его представителями, не подавали голоса, а его характеристикой и критикой занялись лица, судившія о немъ лишь на основаніи литературнаго и притомъ весьма и весьма неполнаго матеріала. Результатомъ этого недостаточнаго знакомства съ предметомъ критиковъ народничества была масса недоразумній, возникшихъ относительно этого направленія въ обществ, а когда была сдлана попытка свести главнйшія его основанія въ систему, оказалось, что присяжный, такъ сказать, критикъ народничества такъ мало подготовленъ къ вопросу, что не можетъ освоиться съ цлой массой мыслей, вполн ясныхъ для тхъ, кто не жилъ это время только съ книгами и журналами, кто наблюдалъ жизнь и въ тхъ ея проявленіяхъ, которыя не нашли достаточнаго выраженія въ литератур.

Пожелаемъ, чтобы этого разъединеніе литературы и жизни исчезло, а для это нужно, чтобы дятели литературы присматривались къ жизни и въ особенности чутко относились къ требованіямъ, предъявляемымъ еще лишь формирующеюся мыслью, памятуя, что воспособленіе росту молодой поросли составляетъ гораздо боле важную и плодотворную задачу, чмъ малопроизводительныя попытки исправленія кривыхъ втвей и стволовъ {Въ одной изъ своихъ прошлогоднихъ статей г. В. В. самъ заявилъ уже, что редакція ‘Русскаго Богатства’ раздляетъ не вс его взгляды. Тмъ не мене статьи его печатались въ ‘Русскомъ Богатств’, и потому мы сочли справедливымъ предоставить ему мсто для сведенія его старыхъ счетовъ съ критикомъ ‘Встника Европы’. Но затмъ считаемъ весь полемическій эпизодъ, связанный съ теоріей народничества г. В. В., исчерпаннымъ. Собственные же свои взгляды на вопросы, затрогиваемые статьями г. В. В., редакція будетъ имть случаи высказать, вроятно, въ непродолжительномъ времени. Ред. }.

В. В.

‘Русское Богатство’, No 4, 1893

Критикъ народничества.

Читайте также: