Критический разбор: опыта исторической грамматики русского языка, Ф. Буслаева. Москва, 1858 года. 2 части, Аксаков Константин Сергеевич, Год: 1858 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 246 минут(ы)

Полное собраніе сочиненій Константина Сергевича Аксакова. Томъ II.

Москва. Въ Университетской типографіи (Катковъ и К^о), на Страстномъ бульвар. 1875.

Критическій разборъ: опыта исторической грамматики русскаго языка, . Буслаева. Москва, 1858 года. 2 части.

(Напечатано въ ‘Русской Бесд’ въ V и VI томахъ, въ 1869 г.)

Въ конц прошлаго года вышло сочиненіе г. Буслаева: ‘Опытъ исторической грамматики Русскаго языка’. Сочиненія этого давно ждали, и вотъ наконецъ оно явилось.

Относительно самой грамматики вообще, новаго ничего не представляетъ намъ грамматика г. Буслаева. Слдовательно, здсь намъ нечего ему длать замчаній, онъ взялъ ту систему, какая выработалась до него. Мы могли бы надяться, что онъ скажетъ что-нибудь боле живое и свжее, напримръ въ синтаксис, гд пришлось намъ вновь натолкнуться на ‘сокращеніе’, ‘опущеніе’, ‘сліяніе’, на ‘тропы’ и проч. и проч. Если мы и будемъ говорить о самой теоріи грамматики, о синтаксис и проч’, то слова наши будутъ относиться не прямо къ г. Буслаеву, а къ понятію о грамматик, какъ она у насъ существуетъ. Мы могли надяться, что онъ скажетъ что нибудь новое, но требовать отъ него мы этого не можемъ.

Итакъ, оставя пока самую теорію грамматики вообще, обратимся къ частнымъ грамматическимъ объясненіямъ и замткамъ г. Буслаева, и позволимъ себ, кром критическаго, высказывать иногда и теоретическое наше мнніе {Наша критика представляетъ такимъ образомъ рядъ замтокъ, которыя ни длали по мр того, какъ прочитывали грамматику г. Буслаева. Замчанія наши иногда мелки, но книга г. Буслаева сама содержитъ въ себ множество мелкихъ замчаній, мелкихъ правилъ, эти мелкія замтки въ ней, какъ въ справочной книг, уже важны. Притомъ иногда мелочи показываютъ цлый взглядъ надло. Наше вращеніе къ частностямъ тмъ боле кстати, что въ Отечеств. Запискахъ готовятся разсмотрть г. Буслаева съ общей стороны, впрочемъ тоже не со стороны теоріи самой грамматики, ея построенія и раздленія, а со стороны метода.}

На стр. 24 г. Буслаевъ говоритъ:

‘Звуки, составляющіе языкъ, называются членораздльными, по тому что могутъ раздляться на члены или мельчайшія части извстныя подъ именемъ звуковъ гласныхъ и согласныхъ’.

Членораздльные звуки (по мннію автора) могутъ раздляться на члены: слдовательно членораздльные звуки состоятъ изъ членовъ. Что же такое членораздльный звукъ? Очевидно: слово или слогъ, а члены или мельчайшія части, изъ которыхъ состоитъ членораздльный звукъ, суть, очевидно, буквы, ибо самъ авторъ называстъ эти мельчайшія части согласными и гласными, Кажете такъ, но выходитъ не такъ, ибо вслдъ за вышеприведенный словами авторъ говоритъ:

‘Такъ напримръ, въ слов громъ, собственно слышится одни звукъ, произнесенный мгновенно, однако этотъ одинъ звукъ можемъ раздлить на его простйшія, уже недлимыя, составныя части, т. е. членораздльные звуки: г, р, о, м.’

Итакъ членораздльный звукъ выходитъ — буква, здсь примръ (громъ) и выводъ изъ него противорчатъ опредленію. Въ опредленіи сказано, что членораздльный звукъ раздляется на части: на какія же части длится буква, длится г, р, о, м? Тамъ сказано прямо, что членораздльные звуки длятся на мельчайшія части на гласныя и согласныя, то-есть, буквы. А здсь буи на названа членораздльнымъ звукомъ.

Такимъ образомъ выходитъ неясность, сбивчивость, которая всего мене должна допускаться въ опредленіи, и въ опредленіи основномъ.

Изъ дальнйшихъ словъ автора можно усмотрть, что онъ подъ членораздльными звуками разуметъ буквы, т.-е. гласные и с(гласные звуки (удерживая собственно названіе ‘буквы’, за самый начертаніемъ, изображающимъ гласный или согласный звукъ сущности смысла это не измняетъ). Авторъ говоритъ:

‘Каждый членораздльный звукъ въ азбук означается особыя начертаніемъ. Такъ какъ въ чтеніи произносимъ слова не буки въ букву, какъ он написаны, то грамматика полагаетъ строго различіе между буквами и членораздльными звуками, которыя ими выражаются. Звуки, въ теченіе времени, измняются отъ произвола въ произношеніи гораздо свободне, нежели буквы и письм’. (Стр. 24).

Итакъ членораздльный звукъ — это буква, или (что все равно звукъ означенный буквою. Но странно посл этого выраженіе, что членораздльные звуки составляютъ языкъ. Въ этомъ выраженіи совершенно теряется значеніе слова, и языкъ является неопредленною массою звуковъ гласныхъ и согласныхъ, ели просто буквъ (понимая подъ этимъ словомъ не только начертаніе, но и звукъ).— Подобное выраженіе встрчается у г. Буслаева во 2-й части его грамматики, онъ говоритъ:

‘Языкъ есть выраженіе мысли помощію членораздльныхъ звуковъ, потому, сверхъ законовъ мысли, опредляемыхъ въ логик, подчиняется онъ еще законамъ самаго выраженія, т.-е. законамъ сочетанія членораздльныхъ звуковъ’ (ч. II, стр. 14—15). Но логика начинаетъ тогда дйствовать, когда являются не только членораздльные звуки, но слово, но цлое, изъ нихъ составленное.— Не должно ли здсь опять почитать подъ членораздльнымъ звуковъ слово? Можетъ быть. Ибо авторъ вслдъ за тмъ говоритъ: ‘языкъ выражаетъ мысль словами’ и проч. ‘Языкъ, какъ врожденное человку искусство выражать мысль въ словахъ’ и проч. ‘Какъ художественное произведеніе, языкъ, посредствомъ членораздльныхъ звуковъ, рисуетъ нашему воображенію предметы’ и проч. Наконецъ авторъ говоритъ:

‘Самое сочетаніе членораздльныхъ звуковъ, подчиняясь своимъ собственнымъ звуковымъ законамъ, весьма часто требуетъ уступокъ со стороны логики. Такъ напримръ, въ согласованіи словъ иногда беретъ перевсъ созвучіе надъ внутреннимъ смысломъ согласусмыхъ словъ: такъ сложное хлбъ-соль согласуется, то въ женскомъ род, по слову соль: ‘или хлбъ-соль моя вамъ надола’…) то въ мужескомъ, по слову хлбъ: ‘моего хлба-соли не кушаешь….’ (стр. 15 ч. II).

Мсто это кажется намъ нсколько темнымъ. Отъ чего сочетаніе членораздльныхъ звуковъ (если это не слова, а буквы, то есть звуки гласные и согласные) можетъ требовать уступокъ со стороны логики?— Какое можетъ быть дло логик, напримръ, до того, что б, сочетаясь съ ю, принимаетъ посл себя л? лю-б-лю, и до прочихъ сочетаній гласныхъ и согласныхъ? Но если подъ членораздльными звуками надобно опять разумть слова, а не буквы, тогда эти строки получаютъ смыслъ, усиливая за то шаткость самого опредленія: что такое членораздльный звукъ,— Потомъ, намъ кажутся очень темными и слдующія за тмъ, также выписанныя нами, строки, авторъ говорить: ‘въ согласованіи словъ беретъ перевсъ созвучіе кодъ внутреннемъ смысломъ согласуемыхъ словъ’ и приводитъ въ примръ сложное слово: хлбъ-соль, которое согласуется то въ женскомъ, то въ мужескомъ род. Гд же созвучіе беретъ здсь перевсъ надъ внутреннимъ смысломъ? Если это слово сложное (а не два слова отдльныхъ), то оно должно быть въ одномъ какомъ-нибудь род, оно и бываетъ то въ томъ, то въ другомъ (какъ показываетъ и самъ авторъ). Въ какомъ же изъ двухъ приведенныхъ случаевъ преобладаетъ созвучіе, въ какомъ внутренній смыслъ? или если въ обоихъ случаяхъ преобладаетъ созвучіе (хотя опять по видать, какое и въ чемъ), то что бы было съ словомъ хлбъ-соль, еслибъ взялъ перевсъ внутренній смыслъ? Все это загадки.

Мы потому такъ подробно говорили объ ‘членораздльныхъ звукахъ’ и о прочемъ, что твердость опредленія (дефиниціи) считаемъ необходимой принадлежностью науки, а ясность — такою же необходимостью въ книг, писанной не съ философскою цлью, но учебной, практической {Скажутъ: кто же не знаетъ, что значитъ членораздльный звукъ. Но тогда, зачмъ его опредлять. А если его опредлять, то слдовательно, предполагается кто-нибудь, для кого это опредленіе нужно, который будетъ на немъ основываться, ему повритъ и его приметъ.}.

Да позволено будетъ намъ сказать здсь кстати свое замчаніе о слов хлбъ-соль. Это слово не можетъ, по нашему мннію, быть названо сложнымъ: ни по собственному, ни по несобственному сложенію.— Это слово двойное, или лучше это два слова, употребляющіяся за одно какъ бы вслдствіе скороговорки. Связь между ними такъ слаба, что сейчасъ можетъ исчезнуть въ рчи, такъ говорится, напримръ: спасибо за хлбъ-соль, и: за хлбъ за соль, можно сказать: на твоемъ хлб, на твоей соли — спасибо. Во второмъ реченіи это уже отдльный два слова. Отсюда объясняется и это двойное согласованіе, то въ мужескомъ, то въ женскомъ род. Въ нашемъ язык часто прилагательное, относящееся къ двумъ существительнымъ, согласуется съ однимъ изъ нихъ, а при другомъ подразумвается. Примровъ такому употребленію можно найти довольно въ грамматик г. Буслаева (ч. II, 270), напримръ: Русской, умъ и сердце. Точно тоже видимъ и здсь: хлбъ-соль моя (подразумвается: хлбъ мой), моего хлба-соли (подразумвается моей соли). Вотъ законная и простая причина такого употребленія. ‘Перевса же созвучія надъ внутреннимъ смысломъ’ мы никакого не видимъ.

Г. Буслаевъ говорить, что ‘звуки человческой рчи отличаются отъ крика животныхъ, отъ пнья птицъ и вообще отъ всякого звука въ окружающей природ особеннымъ свойствомъ, извстнымъ подъ именемъ членораздльности. Звуки, составляющіе языкъ, называются членораздльными, потому что могутъ раздляться на члены или мельчайшія части, извстныя подъ именемъ звуковъ гласныхъ и согласныхъ’ (Ч. I стр. 23—24.) — Ну, а эти звуки гласные и согласные (или буквы), напримръ: о или м — вдь они не имютъ этого свойства раздляться на члены: что же, различаются ли они отъ звуковъ природы или нтъ?— На это отвта у г. Буслаева мы не находимъ.

Огвчаемъ сами: различаются. Природа не дошла до буквы (подразумвая здсь конечно не начертаніе, но звукъ, имъ выражаемый). Въ чемъ же различіе буквы отъ звуковъ природы? На это дадимъ вроятно въ непродолжительномъ времени обстоятельный отвтъ.

На стр. 26 г. Буслаевъ говоритъ, что звуки и, а, у — первоначальные, звуки же е и о составляютъ переходъ: е отъ а къ и, о отъ а къ у.

Не споримъ, знаемъ, что исторія языковъ ясно показываетъ, какъ изъ а-и образовалось е, какъ изъ а-у образовалось о, но считаемъ нужнымъ прибавить, что о и е произнеслись въ одно время съ а, и, у (что нисколько не противорчитъ ихъ образованію): исторія показываетъ лишь позднйшее, повторительное, возникновеніе буквъ: о и е, и процессъ ихъ образованія.

На той же страниц, г. авторъ говоритъ:

‘Второстепенное значеніе звуковъ: о и е, явствуетъ изъ слдующаго:

а) въ нкоторыхъ словахъ происходятъ они отъ первоначальныхъ гласныхъ, преимущественно отъ а. А именно: о отъ а: а) въ словахъ иностранныхъ, вошедшихъ уже въ древнйшія Церковно-Славянскія книги, напримръ ольтарь, т. е. олтарь (вм. алтарь, какъ въ О. Е., altare). (дале идутъ другіе примры).

б) въ предлогахъ по и роз вм. на и раз, напримръ въ словахъ: память и по-мню, па-сынокъ, падчерица (отъ словъ: сынъ, дочь, съ предлогомъ на вм. по), раз-умъ, раз-доръ и розъ-искъ, роз-вальни.’

Мы не оспориваемъ второстепеннаго значенія звуковъ о и е, но доказательства тому, нами выписанныя, весьма неудовлетворительны. Что касается до перваго замчанія, то это свойство Русскаго языка: а обращать въ о, а съ другой стороны Московское нарчіе произноситъ о, если не какъ а, то какъ нчто среднее между о и а. Кром того мы видимъ, что о, наоборотъ, переходитъ въ а, и если говорится плотишь, содишь, то говорится и: растъ, причемъ ростъ получаетъ особое значеніе, говорится: выработываютъ вм. вырабатываютъ, промотываютъ вм. проматываютъ..— Что касается до предлоговъ по и роз, то и здсь не можемъ мы согласиться, раз можно бы признать точно за первоначальное, если принять, что это собственно не предлогъ, а слово: разъ, откуда разить, вспомнимъ слово: разразить. Но мы не можемъ принять это предположеніе, ибо предлогъ: роз, скоре сближается съ словомъ: розь (врозь, въ-розь), которое очевидно коренное и не замняется словомъ: разъ. Слдовательно и здсь форму роз мы принимаемъ за первоначальную. Предлогъ же по мы не видимъ причины принимать за позднйшую форму, вмсто будтобы древнйшей: въ Мы видимъ напротивъ, что здсь о переходитъ въ а, подобно какъ въ слов ростъ (вмсто ростъ),— конечно въ тхъ случаяхъ, гд предлогъ, сложный съ другимъ словомъ и стоя въ начал онаго, составляетъ главный смыслъ слова, принимаетъ на себя удареніе и крпнетъ, т. е. въ произношеніи. Сокъ — nа-сока (вм. подсока), вода — па-водокъ (вм. по-водокъ), глина — па-глинокъ (вм. по-глинокъ), песокъ — па-песокъ (вм. по-песокъ) и проч. и проч. Вообще здсь на (по) показываетъ вторую, послдующую степень или разрядъ, то, что и выражается предлогомъ по.

Въ примръ перехода а въ о, авторъ приводитъ между прочимъ заря и зоря, не наоборотъ ли? не о ли переходитъ въ а? Заря очевидно одного происхожденія съ зрть, которое по Церковно-Славянски пишется зьрти, а ъ въ ь, какъ извстно, замняются средними о и е, поэтому мы предполагаемъ здсь о, которое переходитъ потомъ въ а, что и видно изъ словъ: зоркій взоръ, и: зариться, зоря (зорюшка, зоринька), и: зарево, зарево впрочемъ происходитъ отъ глагола зарить (озарить) и есть причастіе прошедшее, какъ курево, хлебово и проч.— Наконецъ прямо отъ зьрть происходитъ слово народное: зорить (т. е. наблюдать, напр. я теб буду зорить клубнику, т. е. для тебя смотрть за клубникой, наблюдать, и пр.). Здсь первоначальчальность звука о — очевидна.

На той же страниц (27) авторъ говоритъ, что ‘по употребленію въ образованіи словъ, звукъ ы есть не что иное, какъ видоизмненіе звука у, что явствуетъ изъ многихъ словъ, напр. духъ, душа и (вз) дыхатъ, дышатъ,’ (идутъ примры). Что звукъ у часто замняетъ ы, особенно въ тхъ языкахъ, гд онъ измнился (було) — это такъ, что звукъ у тоже переходитъ въ ы, это также справедливо. Но это все разныя стороны этого звука ы, разные его переходы. Сказать же, что и есть не что иное, какъ видоизмненіе звука у (хотя бы были и многіе примры такого видоизмненія) — сказать нельзя. Составъ ы (ъ — і) такъ ясенъ и понятенъ, такъ необходимъ въ язык, гд еще ъ не потерялъ своего значенія, что и смыслъ и самостоятельность этого звука очевидны. Какое, напримръ, видоизмненіе звука у представляетъ и въ слов: обыматъ, гд такъ ясно образованіе слова изъ объ и имать. Здсь нтъ мста у, разв въ томъ случа, когда произносящій это слово не могъ бы выговорить м. Какое видоизмненіе звука у представляетъ и въ форм, образованной изъ спать: сыпалъ? Можемъ привести другіе примры, гд ы, при образованіи словъ, остается тмъ же у, напримръ: другъ, дружитъ, глухъ, глушитъ, шумъ, шумть, и проч. и проч. Съ другой стороны можемъ указать на слова, гд и остается неизмняемымъ, проходя сквозь все образованіе словъ отъ одного корня, напримръ сынъ, сыплю, высыпаю и проч., сытъ, насытитъ, насыщатъ и проч.— Мало того, мы можемъ привести случаи, гд и является, если угодно, видоизмненіемъ, только не у, а напримръ: а, именно: длаю — подлываю, такъ же стать — стытъ, происходящее, какъ думаемъ, отъ стать: стытъ означаетъ неподвижное установленіе на одномъ мст, причиняемое холодомъ,— неподвижное установленіе подвижнаго по природ: рка становится, вода застыла, ‘но прудъ уже застылъ’.— Наконецъ ы соотвтствуютъ и о, вою — выть, рою — рытъ. Г. авторъ говоритъ, что ‘такъ какъ у сокращается въ в, то и ы, соотвтствуя звуку у, можетъ сокращаться также въ в, напримръ: кыс-нути, квасъ, бы-mu, (за)быть, (за)бвеніе, четыре, четверо.’ Но точно также и можетъ сокращаться въ в, хотя и, я думаю, не соотвтствуетъ у, а именно: шить, швецъ, швальня, не-швенный. Намъ кажется, мы также мало можемъ сказать, что, по употребленію въ образованіи словъ, и есть не что иное какъ видоизмненіе звука у, какъ мало можемъ сказать, что въ образованіи словъ звукъ: а, положимъ, есть видоизмненіе о, напримръ: стою — настаиваю, пою — спаиваю, и тому под.

Скажемъ здсь кстати, что хотя законы исключительною перехода буквъ дйствительно существуютъ, но только въ нкоторыхъ случаяхъ. Въ этомъ отношеніи надобно быть очень осторожнымъ, особенно относительно буквъ гласныхъ, и не выводить положительнаго закона изъ случая и изъ примра, противъ которыхъ языкъ какъ разъ представитъ другой противоположный случай и другой противоположный примръ, такъ что общій выводъ изъ примровъ и случаевъ будетъ тотъ, что чуть ли не всякая буква можетъ перейти во всякую букву, если не непосредственно, то посредственно?

На стр. 37 авторъ говоритъ о гласныхъ, облеченныхъ звукомъ і.— Приводя іа, іе, ю, онъ упоминаетъ о звук ё или іо. Прибавимъ, что этотъ звукъ — весьма существенный въ Русскомъ язык, для котораго даже пробовали въ прошломъ столтіи сочинить особое начертаніе: іо, довольно соотвтствующее самому звуку. Замчательно, что въ Остроміровомъ Евангеліи уже существуетъ буква ю, которая начертаніемъ своимъ должна бы соотвтствовать именно звуку іо (сравнимъ съ іа, съ іе). Образовалась же.эта буква вроятно изъ юу, потому что у писалось чрезъ оу. Впослдствіи вроятно у было отброшено и явилось ю, но это измненіе юу въ ю совершилось конечно въ промежутокъ времени отъ изобртеніе Славянской азбуки до написанія Остромірова Евангелія.— Отсутствіе знака для ё (всё) показываетъ только, что въ Церковно-Славянскомъ язык не было этого звука, Въ Русскомъ же онъ существенный, какъ мы сказали, и дополняетъ іотированіе, столь важное и своеобразное въ нашемъ язык.— Русской языкъ иметъ еще и пятую іотированную гласную, такъ что іотированіе длается совершенно полнымъ, это само и, въ слов: имъ, ихъ, ими. Въ народномъ произношеніи это и слышится не только здсь, но и въ другихъ словахъ, напр.: иглы. Употребленіе въ Церковно-Славянскомъ язык не указываетъ на разницу въ произношеніи буквъ і, и и, а между тмъ начертаніе и: И, могло бы указывать на іотированіе, въ Греческомъ язык впрочемъ такое же начертаніе: H (). Во всякомъ случа іотировавіе и у насъ существуетъ. Правописнвіе наше могло бы довольствоваться буквою і, употребляя и въ тхъ немногихъ словахъ, гд слышно іотированіе, Начертаніе ю мы могли бы принять для звука: to, образовавъ для звука, изображаемаго теперь начертаніемъ ю, — начертаніе: і-у. Но мы вовсе не думаемъ вводить новую орографію, и указываемъ только, какъ бы, по нашему мннію, слдовало правильно изображать дотированные звуки.— Буква , при существованіи іе, вроятно имла еще особое произношеніе. Въ настоящей нашей азбук она могла бы занимать мсто іотированнаго е. Мы вовсе не имемъ открытаго Малороссійскаго е, при которомъ точно нужно было бы три буквы для выраженія оттнковъ звука е.

На стр. 38. ‘При мягкомъ гласномъ, смягчается и согласный звукъ, потому формы пул-я, пул-ю, произносятся какъ бы: пуль-а, пуль-у и проч.’

Нтъ, по нашему мннію, именно не такъ. Въ томъ-то и разница нашего произношенія отъ иностраннаго, что у насъ смягчена гласная, а тамъ согласная. Напишите Русское ля и Французское la. Разв это одно произношеніе? Въ Русскомъ и слышите вы, что смягчена сама гласная, подчиняющая себ, разумется, и согласную. Во Французскомъ la (произносящемся открыто) вы хорошо слышите достаточно-звучную букву а на конц, лишь стоящую посл смягченнаго л, а потому иностранное произношеніе, точно, можетъ передаваться чрезъ ъ при согласной, напримръ: ль-а (la).

Что касается до звуковъ ъ н ь, безспорно имющихъ величайшую важность въ фонетик Славянскаго языка, то мы прибавимъ отъ себя нкоторое замчаніе къ словамъ г. Буслаева.— Сказавъ, что ‘въ древнемъ Церковно-Славянскомъ язык буквы ъ и і были въ большемъ употребленіи, нежели въ Русскомъ и въ позднйшемъ Церковно-Славянскомъ, въ которыхъ имъ соотвтствуютъ: о — букв ъ, и е — букв ь‘ (стр. 39), г. Буслаевъ говоритъ чрезъ страницу: ‘Употребленіе полугласныхъ ъ и ь посл согласныхъ, на конц словъ, въ Русскомъ язык, принадлежитъ къ остаткамъ глубокой древности, свидтельствуя намъ, что Славянскій языкъ не могъ ни одного слова оканчивать только на согласный звукъ, но непремнно требовалъ, чтобы къ согласному непремнно присовокуплялся, если не гласный, то полугласный, либо твердый ъ, либо мягкій ь.’ — (стр. 40 — 41).

Прибавимъ съ своей стороны, что буква ъ (говоримъ о настоящемъ вид согласныхъ, о несмягченномъ) находится не только на конц словъ, не только въ корняхъ словъ, но посл всякой согласной буквы, хотя бы и не всегда выражался этотъ’ начертаніемъ въ Церковно-Славянскомъ язык. Конечно только древни чуткость слуха могла замтить букву ъ, а такою чуткостью отличается нашъ языкъ. Въ доказательство того, что ъ находится посл каждой согласной, даже тамъ, гд начертаніемъ не выражается, приведемъ примры: гласъ, здсь посл’ нтъ буквы’, между тмъ существуетъ другая форма того же слова, которая обличаетъ присутствіе ъ посл г, черезъ обыкновенную его замну о, именно: голосъ. Не есть ли это даже древнйшая полногласная форма рядомъ съ Церковно-Славянской: гласъ и Польской: глосъ? Еще примръ: огнь — здсь также посл г не пишется въ Церковно-Славянскомъ ъ, но присутствіе буквы ъ обличаетъ Русская форма ог(о)въ.— Въ примръ такого же присутствія ъ посл согласной приводомъ слдующія формы: стегнулъ — стегонулъ, толкнулъ — толконулъ, сморкнулъ — сморконулъ и пр. Какъ произносился первоначально’, мы не знаемъ, во всякомъ случа, гласною полною — онъ не былъ, но произношеніе его вроятно измнялось, такъ что могло и переходить въ полную гласную о, и приближаться къ безгласности, до того, что правописаніе не отмчало его, среднее же или собственное сто произношеніе всегда вроятно было таково, какъ у Сербовъ въ слов: Сърбъ, или въ причастіи прошедшаго купно (купну — кути). О томъ, что ъ находится посл каждой буквы согласной, надемся скоро поговорить попространне. Во всякомъ случа ‘— буква, а не придыханіе.

На страниц 41 и слд., авторъ говоритъ, что присутствіе (нкогда бывшее) носовыхъ звуковъ въ Русскомъ язык явствуетъ изъ многихъ грамматическихъ формъ, которыя объясняются только этими звуками, такъ присутствіе и въ косвенныхъ падежахъ словъ, какъ знамя, пламя (знамени, пламени) объясняется тмъ, что слова эти писались знамя, пламя, т. е. оканчивались на носовой звукъ. Но отъ чего же, посл этого, слова теля, ягня, оканчивающіяся также на носовой звукъ, не имютъ и въ косвенныхъ падежахъ, а имютъ т именно: теляти, ягняти? Не слдуетъ также забывать еще третій разрядъ словъ, имющій нарощеніе е въ косвенныхъ падежахъ: небо — небеси, коло — колеси и проч. Здсь носовой звукъ безполезенъ для объясненія прибавляющихся: т и с, но эти слова указываютъ на возможность суффикса при склоненіи, какъ е, такъ т, почему же и звуку и не быть такимъ же суффиксомъ?— На стр. 43 авторъ указываетъ на форму: теленокъ, какъ бы происшедшую отъ носоваго звука. Но эта уменьшительная форма образуется при словахъ, не оканчивающихся на носовой звукъ, напримръ: рученка, мазенокъ и др.

На той же страниц и слд., авторъ говоритъ, ‘что буква ы иногда употребляется въ древнемъ Церковно-Славянскомъ язык въ замнъ носовыхъ, а именно: 1) въ образованіи существительныхъ, напр. камы (камен), т. е. ныншнее камень, іачмы (іачмен) — ныншнее ячмень, пламы и пламя — пламень (ень — ы — а), 2) въ окончаніи причастій, напр. пекы (пекущій), въ соотвтствіе кончащимся на я, какъ напр. любя. Такое же соотвтствіе буквы и букв я оказывается въ винительномъ падеж мн. числа, напр. сыны и мужя. То же должно сказать о соотвтствіи и букв и въ измненіи причастій, напр. могы и могящи и проч.’

Мы не можемъ согласиться съ этими словами. Прежде всего напомнимъ автору, что если звукъ ы употребляется въ замнъ носовыхъ въ образованіи существительныхъ, то онъ не можетъ быть ‘ни чмъ инымъ, какъ видоизмненіемъ звука у‘ (стр. 27). Здсь есть маленькое противорчіе.— Потомъ мы спросимъ автора, какъ произносилось ы, когда оно замняло а и я? Какъ а и какъ я? Тогда слдовательно тутъ просто не было звука ы, а было только начертаніе ы, и слдовательно дло теряетъ свою важность. Если же и произносилась какъ ы, то мы не видимъ, почему и замняетъ носовые звуки?— форма съ ы могла быть самостоятельною сама по себ, а форма съ носовымъ звукомъ сама по себ, какъ это и видимъ въ словахъ: пламя и пламы {Какъ произносилось ы, мняющее носовой звукъ, г. Буслаевъ не говоритъ.}. Еслибы даже камы и не имло другой формы, то камень могло бы образоваться совершенно помимо окончанія ы — камы, съ помощію суффикса y, какъ видимъ это въ словахъ: коло (коле-си), колесо. Не видимъ также причины, что если на носовой звукъ оканчивается одна форма причастія, то и другая ‘л соотвтсіміеі должна имть носовой звукъ.— Но соотвтствіе, находимое авторомъ, въ вин. над. мн. ч. между ы и я, напр. сыны и мужя, кажется намъ еще странне. Здсь именно можно и должно допустить равность въ окончаніяхъ, ибо она условливается равностью буквъ предшествующихъ окончанію. Извстно, какое дйствіе оказываютъ въ склоненіи буквы ж, жд, з, ц, ч, ш, щ, находящіяся предъ окончаніемъ именъ. Конечно г. Буслаевъ знаетъ лучше кого бы то ни было, что въ Церковно-Славянскомъ язык имена мужескаго рода, оканчивающіяся, на ъ посл этихъ буквъ (также оканчивающіяся, кром нкоторыхъ, на ь посл л, р, я, а также оканчивающіяся на имютъ въ вин. мн. ч.— я (мужя).— И такъ здсь понятна разница окончанія.— А потомъ, если и соотвтствуетъ а въ вин. пад. мн. ч., то почему же не сказано, что и соотвтствуетъ а, въ томъ же падеж и числ и въ именахъ того же рода, какъ напримръ: пути — мужя. Наконецъ, если видть такое соотвтствіе между и и а въ вин. мн. ч., то почему не видать его въ род. ея. ч. въ именахъ женскаго рода, напр. рукы и одеждя? Мы соотвтствія между ы и я опять никакого не видимъ, разница объясняется для насъ опять самимъ окончаніемъ слова: буквами х, жд, и проч., предшествующими окончанію а, окончаніемъ на я (гд звуку а предшествуетъ тоже смягчающая буква и или й), на ни и на ыни (вмсто которыхъ точно поздне ставилось я), вс слова, имющія такое окончаніе, имютъ въ род. ея. ч.— а. Не называетъ ли г. Буслаевъ вс какія бы то ни было различныя окончательныя буквы одного и того же падежа соотвтствующими между собою? Тогда не стоило бы и возражать, но г. Буслаевъ не говоритъ такого положенія,— и возраженія наши остаются въ прежнемъ вид.

Не подумаютъ ли изъ нашихъ словъ, что мы отрицаемъ носовые звуки въ Славянскихъ языкахъ? Конечно нтъ. Они очевидно находятся въ Церковно-Славянскомъ язык, несомннны они въ Польскомъ, и хотя слабо, но существуютъ въ Болгарскомъ. Мы не говоримъ даже, что ихъ не было въ язык Русскомъ.— Мы говоримъ только, что т формы, которыми хотятъ доказать, бывшее нкогда, присутствіе носовыхъ звуковъ въ нашемъ язык, вовсе того не доказываютъ, и что предполагаемые слды, теперь находящіеся, носовыхъ звуковъ у насъ — вовсе не слды ихъ, а просто опредленный звукъ н, возникшій самъ по себ.— Всего сильне противъ васъ говорятъ, приводимые г. Буслаевымъ, примра глаголовъ начатъ, мять, жать, которые въ настоящемъ имютъ начьну, мну, жну и жму. Явленіе здсь н, въ изъявительномъ наклоненіи, точно не можетъ не быть въ связи съ цлымъ составомъ глагола (ибо требованіе благозвучія здсь не иметъ мста), между тмъ въ неопредленномъ и въ причастіяхъ прошедшаго у насъ въ Русскомъ язык буквы и нтъ (жну, жалъ, жать).— Но это опять-таки еще ничего не доказываетъ: у насъ часто бываетъ изъявительное наклоненіе отъ одной формы, а неопредленное отъ другой. Наши глаголы требуютъ тщательной разработки, въ особенности отношеніе неопредленнаго наклоненія къ изъявительному. Мы поговоримъ еще объ этомъ, когда рчь пойдетъ о глаголахъ.— Указаніе на на — меня, столь же мало говоритъ въ пользу носоваго звука, какъ знамя, и проч., ибо рядомъ съ нимъ стоитъ однородное и современное ему, тя и ся, и не иметъ другой формы на н (напр. теня или сеня), на: тебя и себя. Очевидно это не носовой звукъ, а просто суффиксъ н при я (азъ, аземъ), какъ суффиксъ б при ты и ся.

Любопытна очень орографія памятниковъ нашей древней письменности, въ особенности тамъ, гд они представляютъ не списокъ, а оригинальное сочиненіе, какъ лтописи или грамоты, гд — собственно въ грамотахъ — является Русская рчь. Попадая на бумагу, Русская рчь встрчала Церковно-Славянскія буквы и Церковно-Славянскую орографію, не совсмъ-то ей соотвтствующую, отсюда происходили ошибки въ правописаніи, которыя очень любопытны и важны, ибо по нимъ можно угадывать, что именно несвойственно Русской рчи, угадывать собственныя ея формы. По этому очень любопытно, какъ именно обращалась наша рчь съ носовыми звуками, въ особенности съ д., и какъ она замняла буквы, ихъ изображающія, какъ выходила она изъ этой трудности, особенно когда Русской хотлъ и выражаться по церковно-славянски, и, можетъ быть, соблюсти, иногда чуждыя ему, формы этого языка. Въ разсужденіи нашемъ о Ломоносов, мы обратили вниманіе на рядъ такихъ ошибокъ въ Церковно-Славянской грамотности, именно съ этой точки зрнія, думая, что въ этихъ ошибкахъ письменности заявляла себя тогдашняя живая Русская рчь.—

Г. Буслаевъ думаетъ, что формы краткія: гласъ, владть, и проч.— Формы Церковно-Славянскія, а формы полногласныя: голосъ, володть, и проч.— формы Русскія. Это справедливо: Русской языкъ отличается отъ Церковно-Славянскаго полногласіемъ, но въ то же время ему принадлежатъ и краткія формы, и вовсе не ‘какъ остатки старины’ (какъ выражается. г. Буслаевъ, изъ чего можно заключить, что формы полногласныя онъ считаетъ позднйшими, тогда какъ мы думаемъ на оборотъ), а просто какъ его всегдашняя собственность. Слово: главный, напримръ, вполн Русское, а происходитъ отъ краткой формы: глава. Замчательно, что об формы подучаютъ особые оттнки, какъ указываетъ и г. Буслаевъ, что также, по нашему мннію, удостовряетъ въ самобытности этихъ формъ у насъ, ибо он не совершенно однозначущи, стало-быть и та и другая нужны (кром нкоторыхъ однозначущихъ, но такія не находятся въ разговорной Русской рчи, напр. борода — брада). Подобно тому, и перемна ударенія не рдко измняетъ у насъ смыслъ, напр. шелковый, шелкивой, шелковой, между тмъ вс три слова вполн Русскія.

На стр. 51, говоря, что ы переходитъ въ ов, г. Буслаевъ прибавляетъ: ‘равномрно и ов (или ев) можетъ перейти въ ы (или и), напр. книжныя формы: Иван-ов-ичъ, Серг-ев-ичъ, произносятся Иван-ы-чъ, Серг-и-чъ’. Это просто выпускъ ов и ев, оттуда сокращенная форма, въ которой тотъ же ичъ придается прямо къ собственному имени, доказательствомъ служатъ отчества, произведенныя отъ именъ на а, напр. Кузм-ин-ичъ, Кузм-ичъ, Очевидно, что здсь выпускается ин. Не скажетъ же г. Буслаевъ, что здсь ин переходитъ въ и. Повторяемъ, надобно быть очень осторожнымъ съ этими переходами буквъ.

Г. Буслаевъ на стр. 52 видитъ опущеніе гласныхъ въ словахъ: ‘чуть вм. чуять (почулъ — почуялъ), чать вм. чаять (чала — думала, чато — думано’. Это просто дв формы, и об законны, и об имютъ оттнокъ, первая форма даже боле первоначальная, или коренная. Это не то, что: ‘му, за зеромъ’ или ‘крутыми берегами’, съ чмъ равняетъ г. Буслаевъ чать и чуть. Это тоже, что дать и даять, стать и стоять. Неужели же и эти формы (дать, стать) приравниваетъ г. Буслаевъ къ формамъ, гд просто выпущены гласныя, какъ: му?— {Авторъ впрочемъ противорчитъ себ, на стр. 167, онъ говоритъ: ‘3) Нкоторые глагола изъ первообразныхъ перешла въ производные. Напр. влад—влас-ти, владъ, а у насъ со вставнымъ : влад—ть, влад-а-ю, точно также при древней форм изъявит. наклоненіи в-мь, позднйшая неопредленнаго наклоненія: вд-ами. Сюда относятся нкоторые глаголы, перешедшіе изъ 1-го различія во 2-е. Напр. цс. чоути и наше чу-я-ть, старин. и областн. ча-ти, ча-ть и общеупотреб. ча-я-ть.’ И такъ чу-ть и чать не представляютъ въ себ опущенія гласныхъ, не образовались изъ чуять и чаять (какъ гов. авт. на стр. 52), но чуять и чать суть напротивъ формы древнйшія, изъ которыхъ образовались позднйшія: чуять и чаять какъ говоритъ авторъ на стр. 167), слдовательно здсь видимъ, не опущеніе, возникновеніе гласныхъ.}

На стр. 54 авторъ говоритъ: ‘1. Самое обширное значеніе въ Церковно-Славянскомъ и Русскомъ получило придыханіе і (j). Оно иметъ способность смягчать, какъ гласные звуки, приставляясь передъ ними. напр. а въ я (а, і + а, см. 26), такъ я согласные, слдуя за ними, напр. Богъ, Божій. Смягчительная сила этого звука оказывается и въ сокращеніяхъ его:’ и й, изъ которыхъ первое смягчаетъ согласные, за которыми слдуетъ, напр. богъ, ц.-с. божъ-ство, рус. бо-же-ство, а второе — гласные, передъ которыми оказывается, напр. поко-й, род. пад. поко-я (вм. поко-й+а), дат. поко-ю (вм. поко-й+у).’

Мы не согласны съ этими строками и сверхъ того находимъ противорчіе, какъ въ нихъ самихъ, такъ и съ прежде сказаннымъ. На стр. 24, исчисляя гласные звуки, авторъ говоритъ: ‘ 24. Все разнообразіе гласныхъ звуковъ подводится къ слдующимъ основнымъ: и, е, а, о, у. Изъ нихъ и, а, у первоначальные, звуки же е и о составляютъ переходъ: е отъ а къ и, о отъ а къ у. Тутъ же, черезъ нсколько строкъ: ‘А есть самый чистый гласный звукъ. Крайніе же звуки, т.-е. и, у переходятъ уже къ согласнымъ. Звукъ и, какъ Латинскій и Нмецкій j, приставляясь къ твердымъ гласнымъ а, у и проч., образуетъ я, ю и проч. (какъ бы ja, jy)’.— И такъ ясно, что здсь говорится о первоначальномъ гласномъ звук (букв)’. ‘и’, который образуетъ с.южныя или мягкія гласныя: я, ю, и проч. Это и совершенно справедливо въ сущности. А на стр. 54 авторъ говоритъ о придыханіи і (j) и имъ объясняетъ образованіе я и проч.— Разв это одно и тоже? Разв придыханіе тоже, что гласный первоначальный звукъ? Я думаю, нтъ. Въ такомъ случа выходитъ противорчіе.

Но здсь есть и другое противорчіе. Авторъ говоритъ, что придыханіе і иметъ способность смягчать гласные звуки, напр. я, что, сверхъ того, смягчительная сила і является и въ сокращеніяхъ его: ь и й, и что я образуется изъ й+а: напр. поко-я (выше мы привели все это мсто). Теперь любопытно знать, какъ произносится самое придыханіе і, если ь и й суть сокращенія придыханія? Вроятно произносится оно просто, какъ гласная и, тогда почему же это придыханіе? Потомъ выходитъ, что я образуется изъ і+а и что такое же я образуется изъ й+а. Все ли это равно или нтъ? Что вс эти смягченія есть дйствіе одной и той же гласной буквы и — въ этомъ нтъ никакого сомннія, но составъ самаго звука я (и прочихъ подобныхъ буквъ) — одинаковъ, а не двуличенъ. Конечно, передъ всми сложными гласными становится и, но при ближайшемъ разсмотрніи мы увидимъ, что и передъ гласною сокращается въ й, и только тогда сливается въ одно вмст съ гласною (й + а = я), такъ что въ сущности это сокращеніе даетъ возможность составиться гласнымъ сложнымъ или мягкимъ, а безъ этого все было бы іа, іу, и только. Выходитъ такимъ образомъ, что я, и проч. точно образуется изъ и и а, но что при этомъ и сокращается въ й. О смягченныхъ гласныхъ Востоковъ справедливо выражается ‘облеченныя гласною і (собственно полугласною й, j)’, звукъ й точно соотвтствуетъ j. Смягченныя гласныя являются самостоятельно въ язык и, въ свою очередь, образуютъ слоги бя, дя, тя и проч. Впрочемъ о букв и поговоримъ, можетъ быть, скоро подробне.

Мы совершенно согласны съ авторомъ (стр. 55), что нашъ языкъ иметъ и г (g) и г (h), хотя это второе гораздо рже, и что наше доброво, моево и проч. образовалось изъ придыхательнаго г, но мы не видимъ связи между г (h) и і, и не находимъ никакого доказательства въ приводимыхъ авторомъ примрахъ, что г переходитъ въ і. Георгій, переходя въ Русскую форму, принимаетъ разные виды, и Дюрги, и Гюрги, и Дюрди, и Гюрга, наконецъ г просто отбрасывается, и является Юрга, а потомъ Юрій. Вотъ если бы было Гурга (а не Гюрга) и перешло бы въ Юрга, это давало бы нкоторое основаніе думать, что г переходитъ въ і. Но этого нтъ.— Другой примръ: Генварь и Январь, приведенъ, чтобы показать, какъ, наоборотъ, і переходятъ въ г (что слдовало бы оговорить, впрочемъ это бездлица). И этотъ примръ по нашему мннію ничего не доказываетъ. Въ Остроміровомъ Евангеліи пишется Еноуара, къ этому просто прибавилось придыхательное г, точно также какъ прибавилось оно къ острый — гострый (самъ авторъ приводить это слово), а въ Русскомъ это придыхательное г окрпло въ твердое г. Кстати, напрасно авторъ говорить, что ‘неострый иметъ значеніе вещественное, а острый — нравственное’ (стр. 54). А выраженіе: вострый мальчикъ? Оно составляетъ нравственный оттнокъ къ выраженію: острый мальчикъ. Выраженія: онъ остеръ и онъ востеръ, — и то и другое, имютъ значеніе нравственное, но неодинаковое.

На стр. 64, въ примръ соотвтствія мягкихъ окончаній цъ, ца, не, твердымъ къ, къ ко, авторъ приводитъ и не совершенно соотвтственныя формы: солн-це и солныш-ко, первая форма (солнце) очевидно двойная, ибо конечно была форма соло или солно (посолонь), вторая же форма — тройная: солн-ыш-ко, посл второй формы съ ш, не могло стать не. Потомъ примръ къ-то и чь-то ил къ и чь, сюда нейдетъ, здсь смягченіе произошло грамматически такъ сказать, т.-е. черезъ флексію, выражающую извстный смыслъ. Мы знаемъ, что слово производное, выражающее принадлежность, на вопросъ чей, образуется черезъ ъ, который замняетъ ъ. Такъ Ярославъ — Ярослав(л)ь, Владиміръ — Владимірь. Точно также отъ мстоименнаго прилагательнаго: къ, образовалось черезъ ь (смягчающій к въ ч) мстоименное прилагательное, выражающее принадлежность, чь. Такимъ образомъ: къ, и: чь, или въ полногласномъ вид: кій, кой и: чій, чей. Чей именно иметъ у насъ теперь исключительное значеніе: кому принадлежащій?— значеніе притяжательное.

На стр. 65 авторъ говоритъ, что ‘х смяхчается: а) въ е, напр. хмуриться, хмурный (напр. у Жуковскаго): па-смур-ный, трухнуть, тру-ситъ, трях-нуть: тря-сти.’ Говоря о переход буквъ одна въ другую, надобно, кажется, руководствоваться тмъ, какая буква принадлежитъ корню слова и какая производнымъ формамъ. Авторъ говоритъ дале, что х переходитъ въ ш и приводитъ примръ: дух-ъ, душ-ный. Справедливо, нельзя сказать, что и переходитъ здсь въ х, ибо духъ — слово коренное, а душный — производное. Но въ строкахъ, выписанныхъ нами, мы этого не видимъ. Слово смурый, означающее цвтъ близкій къ срому, мы не имемъ причинъ считать производнымъ отъ хмурый. Въ слдующихъ же примрахъ видимъ мы коренную форму скоре въ трясъ и трусъ, нежели въ трух-нуть и трях-нуть. Правда, есть формы тряхъ и трухъ, но это звукоподражательныя слова, равняющіяся междометію или жесту, какъ бухъ, бацъ и проч. Очевидно, что 1-ое лицо трушу образовалось изъ е передъ ю, по общему правилу, 2-ое лицо отъ трушу будетъ трусишь, какъ напр. возвышу — возвысишь, наконецъ, однозначительное съ трушу, трясу иметъ е въ 1-мъ лиц, ибо оканчивается на у: трясу — трясешь.

На стр. 67-й авторъ говоритъ: ‘ни Церковно-Славянскій, ни Русскій языкъ не терпитъ стеченія одинаковыхъ согласныхъ въ одномъ и томъ же слог, ни въ корняхъ словъ, ни въ окончаніяхъ.’ Удвоенныя согласныя остались у насъ только въ словахъ иностранныхъ, каковы: суббота, граммата и др.’ Черезъ нсколько строкъ: ‘даже при стеченіи двухъ одинаковыхъ согласныхъ: одного кореннаго и одного принадлежащаго къ окончанію, въ старину пользовались только однимъ звукомъ, потому постоянно писали: Руськый или Рускій вм. Рус-скій.’ Что же посл этого сказать о словахъ истинный, временный, бранный, гд есть стеченіе одинаковыхъ согласныхъ, именно двухъ н. Въ самыхъ этихъ строкахъ г. Буслаева встрчаются три слова: удвоенный, иностранный и постоянный. Слдовало бы хоть оговорить. Если нкоторыя изъ такихъ словъ г. Буслаевъ назоветъ причастіями, то это во первыхъ дла не измняетъ, а во вторыхъ — не вс же причастія, на примръ: временный, сонный. Въ Остром. Ев. встрчается многоцнный, буква ь едва ли составляетъ здсь достаточное раздленіе согласныхъ. Кстати о причастіяхъ, замтимъ, что настоящая форма страдательныхъ причастій иметъ одно и, а когда причастіе переходитъ въ прилагательное и получаетъ качественный оттнокъ, тогда и удвояется, напр: это возлюбленый мною человкъ, или: мой возлюбленный, еще примръ: вотъ человкъ ни кмъ неоцнёный или: это неоцненный человкъ, во второмъ примр смыслъ очень даже разнится и произношеніе измняется: въ первомъ случа, е произносится каке ё, а во второмъ — просто какъ е.— Странно было г. Буслаеву сдлать такой пропускъ. Ужъ такъ ли мы поняли слова его? (О причастіяхъ см. ниже).

На стр. 69 авторъ говоритъ: ‘звуки в, б, и п, выпадаютъ передъ т, напр. жив-у, жи-ть вм. жис-ть (отъ корня жив).’ Намъ кажется это несправедливо. Глаголъ живу вовсе не иметъ корня жив. Онъ въ этомъ отношеніи можетъ быть сравненъ съ глаголами слыть, плыть, и пожалуй быть, гд конечно авторъ не найдетъ корня слыв и плыв, и даже слав и плав, и не признаетъ возможнымъ написать неопредленное наклоненіе, слыв-ть, плыв-ть.— Г. Буслаевъ скажетъ: здсь другое дло: здсь у, здсь ы, изъ которыхъ развивается ов. Номы видли какъ это в является и при и, въ глагол: шью — именъ. Впрочемъ сила не въ томъ, если и тамъ могло возникнуть изъ у и ы, то здсь оно могло быть просто вставкой ради благозвучія, къ форм жію. Всего лучше обратиться къ флексіямъ: къ склоненіямъ и спряженіямъ. Будь въ глагол жить корень жив, тогда не могло бы быть прошедшаго причастія: живъ, ибо причастное окончаніе есть само: въ.— Точно тоже видимъ и въ другихъ сюда подходящихъ глаголахъ: слы-въ, плы-въ, бы-въ. Въ глагол же напр., гд в исключительно принадлежитъ къ корню слова, напр. реву, мы имемъ причастіе прошедшее: реввъ. И такъ причастіе прошедшее живъ кажется показываетъ, что в въ слов живу не принадлежитъ къ корню, а вставное, ради благозвучія вроятно, форма же настоящая вроятно: жію, при сокращеніи і въ ь, она неудобна въ произношеніи (жъю), и допустила вставку в: живу {Мы знаемъ, на что укажетъ намъ г. Буслаевъ,— онъ укажетъ намъ на Бонна: нf то, что въ Санскр. язык корень g’fv., но есть и другая форма: g’i, именно та, которую мы предполагаемъ. (Vergl. gram. 856 Ч. I, стр. 127).}.

На стр. 78 авторъ говоритъ: ‘ 41. Между окончаніями должно отличать окончанія образующія, или суффиксы, отъ измненій или флексій. Флексіями называются измненія, которыя претерпваетъ слово въ синтаксическомъ его употребленіи въ рчи, именно измненія по склоненіямъ и спряженіямъ. Суффиксами же называются т окончанія, помощію которыхъ слово причисляется къ тому или другому разряду словъ. Такъ отъ корня лом, помощію суффиксовъ: чіть-гъ^кій, образовались: глаголъ лом-ать, существительное.юло-з, прилагательное по.ч-кій.’ — Сказавъ это опредленіе, авторъ, прямо вслдъ за этимъ, продолжаетъ: ‘Суффиксы частей рчи склоняемыхъ остаются неизмнными, при склоненіи, напр. суффиксъ иц въ слов вод-иц-а: вод-иц-ы, водиц-ею и пр.’

Противорчіе рзкое. Авторъ сказалъ, что суффиксы — т окончанія, помощію которыхъ слово причисляется къ тому или другому разряду елозь, и привелъ примры этихъ окончаній, т.-е. суффиксовъ, въ словахъ: лом-атъ, лом-ъ, лом-кій. И вслдъ за этимъ говоритъ, что суффиксы частей рчи склоняемыхъ остаются неизмнными при склоненіи, и приводитъ въ примръ слово: вод-ица, при чемъ онъ находитъ суффиксъ только въ иц, а не въ ица, какъ слдовало бы полагать, основываясь на опредленіи суффикса.— Если въ самомъ дл суффиксы суть окончанія, по которымъ слово причисляется къ тому или другому разряду (къ существительнымъ, къ прилагательнымъ, и проч.), то суффиксы не могутъ быть неизмняемыми.— И точно, беремъ слова, приводимыя самимъ авторомъ: лом-кій, лом-ъ, нтъ спору: мы узнаемъ по суффиксамъ, т.-е. по окончаніямъ, къ какому разряду принадлежатъ эти слова: суффиксъ (окончаніе) кій образуетъ прилагательное, суффиксъ (окончаніе) ъ — существительное. Но эти суффиксы измняются, мы говоримъ: лом-каго, мы говоримъ лом-а. Если же принять противное мнніе автора, что суффиксъ напротивъ при склоненіи не измняется, и видть въ слов: вод-иц-а, приводимомъ опять самимъ же авторомъ (оно и написано уже иначе: -иц-а), суффиксъ не въ ица (какъ бы слдовало по первому мннію, согласно съ: кій, ъ, ать), а въ иц (какъ слдуетъ по второму мннію).— тогда понятіе о суффикс совершенно измняется. Окончанія: кій нъ, приводимыя самимъ авторомъ какъ суффиксы, — являются на основаніи словъ того же автора — не суффиксами. И опредленіе, что суффиксъ есть окончаніе, помощію котораго слово становится въ тотъ или другой разрядъ, — уже совершенно сюда не подходитъ. Ибо изъ суффикса, напр. иц, вод-иц, никакъ не узнаешь, какой это разрядъ. Да, выходитъ рзкое противорчіе, которое согласить очень трудно, примры еще рзче выставляютъ это противорчіе. Передъ нами приведенныя самимъ авторомъ суффиксы: ъ,— кій {Примръ глагола приводить намъ не для чего, ибо толкъ идетъ, о частяхъ рчи склоняемыхъ.}, по нимъ можно узнать, куда принадлежитъ слово — къ существительному ли, къ прилагательному ли, но за то они измняются въ склоненіи, Передъ нами, также приведенный самимъ авторомъ, суффиксъ иц —, онъ не измняется въ склоненіи, но за то по венъ не узнаешь, куда принадлежитъ слово. И написаны-то суффиксы не такъ, первые написаны -ъ, -кій, а второй: -иц, и въ слов: вoд-иц-а, какъ видите, отдленъ отъ окончанія (а), по которому можно узнать, куда принадлежитъ слово.— Если держаться какого-нибудь одного понятія, то надо или второй суффиксъ писать: ица (вод-ица, согласно съ лом-ъ, лом-кій), или первые суффиксы писать: кій (лом-кiй, согласно съ вод-иц-а), а ъ (лом-ъ) и совсмъ не писать, какъ суффиксъ.

Подобное противорчіе, и въ опредленіи важномъ при словообразованіи,— не должно бы находиться въ грамматик, въ книг, которая писалась не на скорую руку, и отъ которой кажется можно бы требовать обдуманности и твердости въ опредленіи.

Очевидно, что опредленіе суффикса, высказанное авторомъ однако весьма положительно, по которому въ суффиксы попалъ и ъ (лом-ъ) — ошибочно и устоять не можетъ, оно опровергнуто тутъ же самимъ авторомъ, противорчащимъ самому себ, но новаго опредленія однако не сказано.— Ошибка состоитъ въ томъ, что г. авторъ смшалъ, кажется, суффиксъ съ образовательнымъ окончаніемъ и даже съ флексіей. Окончанія ъ, а, о, хотя принадлежатъ и именительному падежу, въ которомъ слово находится въ своемъ нормальномъ вид, но всё могутъ быть названы флексіями, ибо именно эти окончанія измняются. По нимъ точно вы узнаете, къ какому разряду словъ принадлежитъ слово, но эти окончанія не суффиксы, они именно флексіи именительнаго падежа.— Суффиксъ есть то нарощеніе, т буквы, которыя принимаетъ слово въ своемъ развитіи, въ своемъ дальнйшемъ образованіи, собственно между корнемъ и окончательной флексіей, напр. лом-ъ, лом-о-ть, лап-а, лап-о-ть: здсь суффиксъ: т.— Суффиксъ не надо смшивать съ образовательнымъ окончаніемъ, состоящимъ обыкновенно изъ нсколькихъ буквъ, цлаго слога, а иногда и двухъ, съ заключительной флексіей,— имющимъ постоянно свой извстный смыслъ и придающимъ этотъ смыслъ слову, къ которому примыкаетъ, таково окончаніе напр. ство, іе, щина: божество, желан-іе, Нтов-щина и проч. Какъ образовались сами эти окончанія, — это другой вопросъ. Иногда, собственно въ коренныхъ словахъ, вмсто образовательнаго окончанія являете ея одна флексія, или же флексія вмст съ суффиксомъ, которые, взятые вмст, нераздльно, могутъ назваться образовательнымъ окончаніемъ.

На стр. 75, говоря справедливо, что для правописанія ученіе объ образованіи словъ необходимо, авторъ думаетъ, что было бы неправильно раздлить такимъ образомъ: жат-ва, жерт-ва, пас-тва, онъ думаетъ, что тва есть окончаніе я что должно раздлить такъ жа-тва (ц.-с. жа-тва, отъ глагола жа-ти, откуда рус. жн-у), жер-тва (отъ глагола жьр-я и жр-я — приношу жертву), пас-тва (отъ глагола пас-у)’.— Что па-ства было бы раздлить неправильно — въ этомъ нтъ спора, но почему же, по мннію автора, неправильно: жат-ва, жерт-ва, и паст-ва? Авторъ ссылается на 56. Тамъ сказано. ‘Въ связи съ окончаніемъ достигательнаго наклоненія — тъ состоитъ суффиксъ шв, употребляющійся съ указателями: или женск. рода а, въ окончаніи — тва, или средн. рода о, въ окончаніи — тво, со вставнымъ звукомъ с: — ство. а) Съ окончаніемъ — тва, напр. моли-ть — моли-тва, жр-ти — жер-тва, жа-ть — жа-тва.’ — Ниже на той же стр. прим. 4 ‘Суффиксъ тв (въ окончаніяхъ тва, и ство) сближается съ окончаніемъ достигательнаго наклоненія —тъ, потому что тъ, разлагаясь на ту, ибо ъ = у, есть не что иное, какъ тв (в = у).’ стр. 100.

Не можемъ согласиться съ авторомъ. Онъ говоритъ, что здсь суффиксъ ти (и въ тва и въ ство) который въ связи съ т. Но почему же это такъ?— Примчаніе 4, выписанное нами, объясняетъ это: такъ какъ ъ = у, а у = в, то и выходитъ, что тъ есть не что иное какъ тв. Но почему же ъ = у? На стр. 40 г. Буслаевъ говоритъ, что ‘ь и ъ въ образованіи словъ соотвтствуютъ: ъ гласнымъ твердымъ, напр., дъхну и духъ, съяну и сухъ, бъдръ (бодръ) бд-ти и буд-ити.’ — Конечно ъ соотвтствуетъ вообще твердымъ гласнымъ, но собственно соотвтствуетъ онъ о. Слово дъхну, по Русски произносится дохну, при которомъ есть и слово духъ, здсь о соотвтствуетъ у, кром этого соотвтствія Церковно-Славянскаго ъ (тамъ гд мы произносимъ о) съ у — примровъ найти мы не можемъ, потому что единственный примръ, приводимый авторомъ, нту вм. нтъ, — просто протяженіе голоса, — едва ли можетъ быть призванъ за основательный. Ъ въ родств со всякой гласной буквой, и всякой гласной можетъ соотвтствовать, какъ и всякая гласная со всякой. Такое соотвтствіе — шаткая опора, на которую опираться нельзя, но есть между гласными особое прямое соотвтствіе, на которое можно опираться, таково напр., соотвтствіе буквы ъ съ о или съ ы, добр-ь добр-о-й и добр-ы-й, ь также соотвтствуетъ собственно е и и. У тоже соотвтствуетъ всякой гласной, но настоящее его соотвтствіе съ придыханіемъ и, это такъ. Это соотвтствія характеристическія, прямыя.— И такъ мы не думаемъ, чтобы тождество тъ и mв можно принять на основаніи того общаго отвлеченнаго соотвтствія, которое иногда встрчается между Церк.-Сл. ъ (о) и у, а потому и объясненіе кажется намъ неудовлетворительнымъ, да и вообще отысканіе суффикса тв — произвольнымъ и выисканнымъ. Неужели же везд, гд встртится на конц слово тва, тамъ и надо предполагать суффиксъ ти? Дло объясняется гораздо проще. Какъ напишетъ г. Буслаевъ: бо-тва, лис-тва? Я думаю, что и онъ раздлитъ: бот-ва, лист-ва (а не бо-тва, лис-тва), и такимъ образомъ приметъ за окончаніе ва, а не тва. Отъ чего же? Отъ того вроятно, что здсь т принадлежитъ къ коренной части слова лист, бот.— Такъ, но не то ли видимъ и въ словахъ: молитва, жатва, битва и проч.? они просто образовались изъ неопредленнаго наклоненія: молить, жать, бить, чрезъ приложеніе окончанія ва (Окончанія, дйствительности котораго г. Буслаевъ не отвергаетъ.) Намъ могутъ возразить, что здсь уже является не одинъ корень глагола, но и форма неопредленнаго наклоненія: ть или пожалуй т (впрочемъ ь — при образованіи словъ иногда выбрасывается: государство)’. Жат-ва молит-ва бит-ва.— Но почему же и не такъ? Дальнйшее образованіе слова иногда происходитъ не при корн слова, но при цломъ полномъ слов, съ корнемъ и формою, напр.: быт-ностъ образовалось если не отъ быть, то отъ бытъ, или отъ: быть (бытный, житный), слдовательно тоже не отъ корня глагола, или напр. бытіе по Цашему мннію образовалось изъ быть, и конечно раздляя слово, должно написать быть-e или быти-е (бытіе), а оно образовалось тоже изъ формы неопредленнаго наклоненія, какъ напр. з.iobo бится, которое въ соотвтствіе и иметъ битье или бити-е (битіе).— Намъ кажется, что ошибочное, по нашему мннію, воззрніе здсь г. Буслаева происходитъ отъ того, что онъ не придаетъ никакого значенія образовательному окончанію, какъ чему-то цлому, которымъ очень многое и просто объясняется. Мы возражали г. Буслаеву на мнніе его объ окончаніи тва, но возраженіе наше идетъ отчасти и къ мннію его объ окончаніи ство, съ тою разницей, что мы тоже, какъ и онъ, отдляемъ ство, какъ окончаніе, но не видимъ только, тутъ никакого суффикса то, къ которому здсь (при ство) еще мене подходитъ сближеніе, длаемое авторомъ, съ окончаніемъ достигат. наклоненія: тз, ибо по словамъ самого автора, имена съ окончаніемъ ство происходятъ не только отъ глаголовъ, но и отъ другихъ частей рчи, а къ другимъ окончаніе достигат. наклоненія тъ — не прилагается. Мы принимаемъ ство за образовательное окончаніе самостоятельное (какъ составилось оно, мы въ изслдованіе объ этомъ не входимъ). Оно не то, что на при глаголахъ (жатва и проч.), которое принимаетъ г. Буслаевъ за тва: способъ образованія не тотъ, иначе придается ство, чмъ ва: ва придается только къ нкоторымъ глаголамъ въ ихъ неопредленномъ наклоненіи (на въ словахъ мордва, ботва, иметъ иное значеніе и объясненіе), а ство придается свободно чуть ли не ко всмъ существительнымъ и прилагательнымъ, разумя тутъ же и мстоименія, въ полномъ вид съ корнемъ и окончаніемъ. Очевидно, что ство есть формація позднйшая, ибо образованіе слова здсь происходитъ такъ сказать на виду, а не то, что эти первобытные составы словъ, гд сочетаніе формы трудно узнать, или по крайней мр живо теперь чувствовать и себ представить. Примры окончанія ство: государъ-государ(ъ)-ство, братъ брат(ъ)ство, богатъ богатство, и пр. и пр. Замчательно, что къ глаголамъ придается ство не прямо, а къ его причастной форм, разумется первобытной (сокращенной), напр. чув-ство. Иногда в замняетъ й: чувство ц.-с., г. Буслаевъ также приводитъ въ примръ убійство вм. котораго говорилось убивство. Это и замна благозвучія, по можетъ быть в и й вставныя? Едва ли. Слово злодйство произошло не отъ глагола, а отъ существительнаго злодй, какъ Еврейство, Манихейство, Фарисейство.— Но ство придается иногда и къ неполнымъ словамъ, какъ будто не давая слову договориться, напр. лихоим-ство, впрочемъ очевидно, что это не употреб. форма: лихоимъ — лихоим-е-цъ, такъ ство придается къ глаголамъ на ую, напр. балу-ю (у которыхъ у обыкновенно образуетъ ов — баловать), не давая сказаться форм окончательной атъ: напр. балов-ство — если только это не прилагательное, какъ это видне въ подобныхъ словахъ, напр: воровъ, воров-атый, воров-ство, плутов-атый, плутов-ство, мотов—атый, мотов-ство, — Во всякомъ случа, емко em самостоятельное образовательное окончаніе, и отъ ta (по г. Буслаеву: тва) совершенно различно.

На стр. 100-ой же, г. авторъ говоритъ: ‘Прим. 5. Въ древнемъ Церковно-Славянскомъ язык звукъ с вставлялся и передъ окончаніемъ тва (какъ теперь вставляется передъ -тво, въ окончаніи ство), напр. въ слов Иларіона: гостивс-тва вм. гости-тва (пиршество, угощеніе).

Это было бы возраженіе довольно сильное, еслибъ это было такъ, но примръ, приводимый авторомъ (другихъ примровъ мы не знаемъ), его слабо поддерживаетъ. Онъ, кажется, не обратилъ вниманія, что вставлено не одно с, а и в передъ е, тогда это измняетъ все дло, это в именно встрчается передъ ство, обыкновенно въ глаголахъ, гд, по нашему мннію, оно есть причастная или отглагольная прилагательная форма. Напр. чув-ство, учтив-ство, такъ и гостив-ство. И такъ вставлено не е, а в-с. Отсюда мы заключаемъ, что здсь вставки е нтъ, а окончаніе просто: ство, передъ которымъ (какъ обыкновенно въ глагольныхъ словахъ) является причастная или отглагольная прилагательная форма на в.— При этомъ, окончаніе а вм. о становится очевидной опиской.

На стр. 80 авторъ говоритъ: ‘Въ старину не только ясно понимались эти окончанія (атый, истый), но и легко прилагались къ корнямъ словъ (отъ чего же къ корнямъ? просто къ словамъ, напр. борода, бородатый) для выраженія точнйшаго понятія. Такъ напр. отъ слова берегъ, съ окончаніемъ-стый, въ старину возможно было прилагательное бережистый, бережистая, напр. о рк, текущей въ крутыхъ берегахъ, Ипат. Лт. 123. Пользуясь языкомъ древнихъ памятниковъ, Карамзинъ употребляетъ прилагательное пчелистый въ значеніи обильнаго пчелами.’ На это мы скажемъ, что въ нашемъ язык и теперь еще есть жизнь употребленія. Такъ именно окончанія: атый, истый, не утратили живости употребленія и легко прилагаются къ словамъ, почему не сказать напр.: льдинистое море, хотя едва ли у насъ это слово въ употребленіи.— Здсь, мн кажется, надобно отличать три окончанія: атый, которое, точно, какъ говоритъ г. Буслаевъ, значитъ принадлежность, хотя иногда бросающуюся въ глаза, окончаніе атый тогда выражаетъ замтность, когда придается къ необходимой принадлежности, напр. носъ, нос-атый, борода-тый же значатъ просто съ бородою, ибо борода не есть необходимая принадлежность, ибо борода зависитъ отъ условій возраста и пола, да и не у всякого взрослаго мужчины есть борода. Потомъ: астый, которое именно значитъ величину, замтность, наконецъ: истый, означающій множество, обиліе, частость. Это видне въ одномъ и томъ же слов. Напримръ: волосатый — съ волосами, покрытый волосами, волосастый — съ большими волосами, волосистый — со множествомъ волосъ, съ обиліемъ волосъ.— Иногда истый тоже показываетъ высокую степень иди, пожалуй, обиліе тамъ, гд не показываетъ множества: голосистый. Золотистый, серебристый, и проч. иметъ уже другой смыслъ, здсь истый показываетъ не множество, не обиліе, а жизнь и подобіе означеннаго предмета, соотвтствуя съ глаголомъ: золотиться, серебриться.— Но довольно. Мы хотли только замтить, что эти окончанія и теперь не только ясно понимаются, ко и живо употребляются.

Въ числ словъ, образовавшихся черезъ сокращеніе въ теченіи времени, авторъ приводитъ (стр. 81): ‘мать, дочь (Ц. С. мати, дъщи), имя, смя (Ц. С. имя, смя 28) — изъ формъ: мат-ерь, доч-ерь (Ц. С. дъщерь), им-ен, см-ен, сохранившихся въ косвенныхъ падежахъ: мат-ери, доч-ери, им-ен-и, см-ей-и и проч. Для насъ важно то, что авторъ считаетъ формы матерь, дочерь, имен, смен, древнйшими, а мать, дочъ, имя, смя позднйшими, и что, по его мннію, эти вторыя формы образовались черезъ сокращеніе изъ первыхъ. Это намъ нужно запомнить, ибо объ этихъ формахъ не разъ будетъ идти рчь. Теперь сдлаемъ мы только одинъ вопросъ: почему авторъ не привелъ сюда еще соотвтствующія слова въ примръ образованія черезъ сокращеніе, почему именно: небо, око, коло, ухо и проч. не образовались, черезъ сокращеніе, изъ формъ неб-ес, оч-ес, кол-ес (колесо), уш-ес и проч.? На той же страниц, въ примч. 1, авторъ приводитъ разные примры сокращеній: дай, споди, небось, хоть и проч., которыя кажется надобно отличать отъ настоящихъ сокращеній, совершившихся въ теченіи времени, ибо эти послднія сокращенія являются какъ скороговорки (напр. пра), а сказать медленно, такъ произнесется и все слово: Дай Господи, хочешь, право, небоися. Впрочемъ скороговорки эти боле или мене кристаллизировались, а небось получило уже значеніе нарчія.

Авторъ полагаетъ (таже страница), что конъ образовалось изъ комонь. Не можемъ согласиться, и думаемъ, что это два отдльныя слова, случайно созвучныя, хотя и означающія одинъ и тотъ хе предметъ.— Прежде всего, сократиться слову коломъ въ кокъ трудно, надо, чтобъ изъ середины выпалъ цлый слогъ по, произносящійся свободно, не составляющій никакого неблагозвучія въ слов. Комонь (конь) не изъ такихъ словъ, которыя въ рчи повторяются то и дло, какъ напр. видишь (вишь), хочешь (хошь) и проч.,— и потому, цлому слогу: по, выпасть цликомъ трудно, а переходнаго сокращенія, напр: формы кмонь — сколько мн извстно — не встрчается.— Потомъ, противорчитъ образованію формы: конь изъ: колонъ,— значеніе самаго слова: конъ, значеніе совершенно самостоятельное. Слово конь есть основное слово. Если мы обратимъ вниманіе, то въ слов конь увидимъ слово: конъ, слово коренное. Конъ, означая край, конецъ (кон-е-цъ), значитъ въ тоже время начало (ио-кони). Таково первоначальное его значеніе, отсюда вытекаетъ значеніе верха (ибо верхъ — есть конецъ, но конецъ главный, начальный), въ этомъ смысл, кои? употребляется въ народ, когда говорится о крыш дома, о самой верхней ея части, гд сходятся ея стропила, она называется: коникъ. Если конъ означаетъ верхъ, какъ это мы видимъ, то (мы это хорошо знаемъ) въ нашемъ язык понятіе верха сходится съ понятіемъ коня, слова: верхомъ, верховой, вершникъ значить: на кон. Если же понятіе верха, выражаемаго словомъ конъ, сходится съ понятіемъ коня, то естественно, что отъ этого слова произошло и самое слово: конь, произошло же оно очень свойственнымъ нашему языку порядкомъ: черезъ букву ъ, которая отдаляетъ слово отъ первоначальнаго, нагляднаго его значенія и длаетъ его отвлеченнымъ (среда, средь) или метафорическимъ (конъ, конь). Въ большее доказательство нашей мысли, можемъ указать, что у крестьянъ, не рдко, на самомъ верху крыши утверждается вырзанный изъ дерева конь, какъ гіероглифическое изображеніе верха. Понятіе верха потому еще вытекаетъ изъ слова конъ, что верхъ тоже иметъ значеніе начальства, главности, напр.: верховный, замтимъ между прочимъ, что князь по Лужицки — верхъ.— И такъ, верхъ прямо соотвтствуетъ: конъ, а понятіе верха,— мы уже знаемъ,— близко, и можно сказать, исключительно сходится съ понятіемъ коня. Верхомъ, вершникъ,— формы старинныя, образовавшіяся давно въ своемъ значеніи,— не значатъ: на высот (какъ бы высоко ни взобрались люди), а значатъ именно — на кон.

И такъ слово конь прямо образуется, во нашему мннію. изъ слова кома, черезъ смягченіе ъ въ т. Ходъ понятій очень важенъ въ словопроизводств: мы прослдили его, и именно ходъ понятій, думаемъ мы, доказываетъ это.

На стр. 84: ‘Производные глаголы образуются изъ первообразныхъ весьма часто при посредств именъ, напр. ду-ть, ду-хъ, ду-шитъ, д-я-ть, д-ло, д-латъ, вез-ти, возъ, воз-итъ’. Замтимъ, что дло происходитъ отъ д-ть, а не отъ д-я-ть, отъ котораго было бы дя-ло (одя-ло), д-я-ть предполагаетъ неупотребительную форму: д-я-ло.

На стр. 84 авторъ говоритъ: ‘ 51. Важнйшія формы въ образованіи глагола суть залоги, виды, причастія съ депричастіями и неопредленное наклоненіе. Что эти принадлежности глагола относится не къ спряженіямъ, а къ словопроизводству, явствуетъ изъ участія ихъ въ образованіи словъ. А именно: залоги и виды могутъ происходить отъ первообразныхъ формъ черезъ существительныя отглагольныя, напр. сл-ытъ, слово, слов-ить (благо-словить), вез-ти, возъ, воз-итъ.’

Залоги, виды, причастія, депричастія и неопредленное наклоненіе относятся не къ спряженію, а къ словопроизводству, говоритъ авторъ, но что называть спряженіемъ? ‘Если измненіе по лицамъ и при нихъ по числамъ — тогда, нтъ слова, всякой видъ будетъ спряженіемъ отдльнаго глагола, но правильно ли такое воззрніе? Въ Русскомъ язык у насъ нтъ временъ, ихъ замняютъ виды. Вдь придется исключить такимъ образомъ о самое понятіе времени.— Почему же за спряженіемъ остается одно какое нибудь голое измненіе по тремъ лицамъ ея. и мн. числа и каждое новое измненіе будетъ представлять уже во, вый глаголъ? На это не дано удовлетворительнаго объясненія. Если же подъ спряженіемъ понимать рядъ тхъ измненій, которыя предстоитъ проходить каждому глаголу,— тогда, если не залоги, то виды, причастія, депричастія и неопредленное наклоненіе должны относиться къ спряженію. Авторъ подкрпляетъ свое мнніе тмъ, что залоги и виды могутъ происходить отъ первообразныхъ формъ черезъ существительныя отглагольныя, о приводитъ Примры (нами выписанные). Словитъ точно происходитъ отъ слово, но и длать происходитъ отъ дло’, чтожъ это доказываетъ? Это глаголы (какъ самъ авторъ сказалъ выше) — производные, особые, и только.— Что глаголъ можетъ произойти отъ имени, и отъ имени отглагольнаго,— его извстно, а ужъ каждый глаголь (какъ скоро онъ образовался) не можетъ не быть въ какомъ-нибудь залог и вид, — Но авторъ конечно не то хотлъ доказать. Онъ хотлъ доказать, что залогъ,— напримръ дйствительный отъ средняго,— можетъ-образоваться, въ одномъ и томъ же глагол, черезъ существительное отглагольное, это несправедливо, и примръ слыть (приводимый авторомъ) этого не доказываетъ. Залогъ дйствительный отъ слыть есть славить, какъ быть — бавить, плыть — плавитъ, очевидно, что здсь залогъ образуется прямо, а не черезъ имя существительное. Намъ скажутъ можетъ быть: а. слава? по слава уже выдлилась изъ формы славитъ, которая иметъ въ подкрпленіе себ формы: бавить и плавить, при которыхъ нтъ именъ отглагольныхъ (бава, плана), въ сложныхъ съ глаголомъ бавить, оно иногда встрчается (напр. забава, выдляющаяся изъ глагола забавить, какъ слава), а иногда нтъ (сбытъ — сбавить). Это самое, что при сложныхъ глаголахъ отъ глагола: бавить, имя отглагольное иногда есть, иногда же не находится, а залогъ (дйствительный) образуется постоянно,— доказываетъ, въ свою очередь, что залогъ образуется прямо изъ глагола (глагола средняго), а не черезъ имя. Другой примръ, приводимый авторомъ, говоритъ въ его пользу еще меньше. Здсь уже совершается измненіе прямо внутри глагола черезъ подъемъ звука: вез-ти — воз-ить, какъ сидть — садить, ужели же скажетъ г. Буслаевъ, что садить образовалось отъ садъ, какъ возить отъ возъ? Еще примръ: течь — точитъ, зр-ть — зор-ить, пы-лать — па-лить и проч. и проч.— Здсь кстати скажемъ, что если словитъ (блаw-словить) должно быть отнесено къ глаголамъ производнымъ, то ‘везти, возъ, возить’ неправильно помщено (см. выше) г. Буслаевымъ въ примрахъ между производными, при чемъ произошло кажется и маленькое противорчіе, ибо иное дло — образующійся въ самомъ глагол, другой залогъ, иное дло — производный глаголъ. Если производить вожу отъ возъ, то и бгу надо производить отъ бгъ.— Говоря вообще, мы стоимъ за первоначальность имени, а не глагола, при осуществленіи же подробномъ, и глаголъ образуется отъ имени, и имя отъ глагола, смотря по ходу мысли, выражающейся въ язык, при подробною частномъ своемъ раскрытіи.— Такъ и здсь мы проня димъ имя отъ глагола, производить же глаголъ отъ имени: во отъ возъ, бгу отъ бгъ,— противорчитъ логическому ходу мыели. Бгъ не есть предметъ: бгъ есть отвлеченное представленіе о дйствіи (бгу), выраженное именемъ, слдовательно здсь дйствіе (глаголъ) должно предшествовать отвлеченному о немъ представленію (имени). То же самое относится и къ возъ — возитъ, принимая тотъ смыслъ, въ какомъ возъ употреблялось первоначально, что видно изъ сложнаго: по-возъ (повозъ возить Лт. Нест.), и даже обозъ (об-возъ). Если же думать, что возить произошло отъ возъ, какъ мы и теперь понимаемъ это слово, т. е. какъ навьюченную телгу (возъ сна, возъ сноповъ и т. д.), еще мене могъ произойти отсюда залогъ: возить, ибо тогда онъ уже не имлъ общаго значенія, въ соотвтствіе везу (какъ конечно видитъ въ немъ и самъ г. Буслаевъ), а опредленно частное, значеніе: приводить въ движеніе воза, возитъ, при чемъ ужъ возить никакъ не было бы видомъ къ везу, и удареніе должно было бы стать тогда надъ о, то есть возить. Примры такого рода глаголовъ, произшедшихъ отъ именъ, у насъ есть, но глаголы эти рзко отличаются отъ прочихъ — своимъ частнымъ значеніемъ, и ихъ узнать можно легко, напримръ навозъ (въ частномъ его значеніи), и отсюда навозить, это не то что навозить (на-возить). И такъ мы не можемъ признать, что возить происходитъ отъ имени возъ, также какъ бегъ отъ бгу напротивъ возъ образовалось или лучше выдлилось изъ возить какъ бгъ изъ бгу. Видъ же возить образовался прямо, въ самомъ глагол, изъ вида везти, черезъ подъемъ гласныхъ, ка изъ сидть образовалось садить, изъ течь — точить и проч.

Замчательно, что на стр. 87 авторъ говоритъ слдующее 53. Б. Видъ. Въ образованіи видовъ глагола языкъ пользуеі слдующими важнйшими способами: 1) усиленіемъ звуковъ 30), напр. вед-у, вод-ить, вез-у, воз-ить, бред-у, бро-дить, нес-ти нос-ить.’ Кажется авторъ не видитъ здсь (судя по этимъ е словамъ) надобности въ посредств имени для образованія ни, но не выходитъ ли въ такомъ случа противорчіе у автора самимъ собою?

Продолжаемъ. Стр. 85. Что свитокъ произошло отъ свитъ, любимецъ отъ любимъ (какъ говоритъ авторъ),— въ этомъ нтъ сомннія, хотя надобно замтить, что въ этихъ и подобныхъ щ мрахъ словопроизводства, причастія занимаютъ мсто жмемъ, слово: любимъ, употребляется какъ собственное имя. Но что принятіе происходитъ отъ принятъ — съ этимъ не можемъ согласиться, намъ кажется гораздо пряме произвести эти и подобныя слова отъ неопредленнаго наклоненія, къ которому приставляется среднее: е, приняти — принятіе, быти — бытіе и принятъ — принятье, быть — бытье, еще примръ:, чести — честіе, честь — честье (благочестіе, благо-честъе). Здсь уже нельзя отвергать неопредленнаго наклоненія, ибо причастіе (отъ честь) иначе образуется.

На той же страниц. ‘Такъ какъ посл шипящихъ переходитъ въ а ( 25 и 37), то къ глаголамъ съ примтою должно отнести дрож-а-ть, молч-а-тт, слыш-а-ть и проч.’ — Что переходитъ въ а посл шипящихъ, такъ изъ этого еще не слдуетъ чтобы а не могло стоять посл шипящихъ, и чтобы везд, гд а посл шипящихъ встрчается, тамъ надо предполагать , перешедшее въ а.— Самъ же авторъ говоритъ, что (стр. 63) ‘въ смягченныхъ слогахъ: жа, чу, ша, на, цу, и проч., твердые, гласные а, у и друг. очевидно суть остатки мягкихъ я, ю (т.-е. і + а, і + у)’. Въ глаголахъ: кружить, бжать, орошать, прощать — нельзя предположить . Да къ тому же можетъ становиться и посл шипящихъ, дат. пад.: душ, сравн. ст.: дюжье. Мы можемъ тамъ признать эту замну, гд являются увеличительные, или, если можно такъ выразиться, сравнительные глаголы, которые имютъ , какъ самъ авторъ говоритъ (богатть и проч.), напр.: дорожатъ (м. б. вм. дорожть), но и здсь можетъ оставаться очень свободно и посл шипящихъ, нисколько не замняясь а, напр.: хорошть, дюжтъ. Такимъ образомъ мнніе г. Буслаева — какъ о невозможности посл шипящихъ и замн въ этомъ случа черезъ а, такъ и о предположеніи въ а, въ глаголахъ: дрожать, молчать, слышать — какъ неимющее достаточно основанія и недоказанное, мы принять не можемъ.

На стр. 87, въ 53, говоря о способахъ, какими пользуется языкъ въ образованіи видовъ и сказавъ, что ‘1) усиленіемъ звуковъ’, авторъ продолжаетъ: ‘2) продолженіемъ окончанія глагола, помощію звука а или я и на (т.-е. а съ придыханіями j и в для благозвучія ( 32), напр. пад-у, пад-ать, пад-аю, да-ть, да-на-ть, да-я-ти (т.-е. да-а-ти), бы-ть, бы-ва-ть. Въ этомъ случа звукъ а для большей силы принимаетъ на себя удареніе, напр. брсо-ить, брос-ать, кон-чить кон-чать. Такое продолженное окончаніе можетъ вновь продолжиться помощію звуковъ ы и и, которые, соединяясь съ а, образуютъ звуки ыва, и -ива, напр. кида-ть, кид-ыва-ть, гул-я-ть, гул-ива-ть. При этомъ удареніе обыкновенно переносится на коренной гласный звукъ, а если онъ будетъ о, то при удареніи поднимается до а, напр. ход-ить, хаж-ива-ть, нос-ить, наш-ива-ть, вод-ить, важ-ива-ть.’

Точность и опредленность — важныя условія въ ученой книг. Противъ этихъ условій нсколько погршаютъ выписанныя нами строки.— Авторъ говоритъ, что продолженное помощію звука а, окончаніе (напр. пад-у, пад-а-ю) можетъ вновь продолжаться помощію звуковъ и и и, которые, соединяясь съ а, образуютъ звуки ыва и ива. Такъ объясняетъ авторъ кид-ать, кидывать и т. д. И такъ многократное: мва и ива образовалось изъ (продолженнаго окончанія): а (или я и на), и (еще вновь продолженнаго): и или и. Какимъ же образомъ возникаетъ эта форма тамъ, гд нтъ продолженнаго окончанія а, какъ напр. въ глаголахъ, тутъ же приводимыхъ авторомъ, ход-ить — хаж-ива-ть, нос-ить — нашивать и проч.?.. Если мва, ива суть результатъ двухъ продолженныхъ окончаній а (я) и и или и, то какъ же он (ыва, ива) явились здсь, гд а (я и на) нтъ?— И такъ опредленіе, сдланное авторомъ, стало быть не довольно точно.— Наконецъ странно, что авторъ не упомянулъ еще о перемн внутри самого глагола, объ усиленіи звуковъ особенномъ, именно: о вставленіи и иди и въ первомъ слог глагола и объ окончаніи на аль, изъ чего выходитъ не та форма, которая у него обозначена чрезъ продолженное окончаніе а (напр. пад-а-ю). Буква и является тамъ, гд въ начал глагола е, или подразумваемый ь, буква ы — гд ъ (въ Ц. С.), гд этого нтъ, тамъ является и одно а въ окончаніи. Примры: беру (братъ) — биралъ, деру (драть) — диралъ, с(ъ)плю, (спать) — сыпалъ, также: мъ, живу — далъ, живалъ и проч. Странно, что авторъ не говоритъ объ этихъ формахъ,— собственно о первыхъ, въ которыхъ усиленіе звуковъ является особеннымъ образомъ. Правда, авторъ говоритъ объ усиленіи звуковъ и ссылается на 30, гд говорится о нихъ подробно, но необходимо указать, какого усиленія звуковъ требуетъ тотъ или другой видъ. Вообще, если уже говорить о видахъ и образованіи ихъ, то слдовало бы опредлить каждый видъ, отдливъ одинъ отъ другаго, и указать образованіе каждаго, этого не сдлано, а сказано о видахъ очень вообще и отвлеченно.

Жизнь нашего глагола съ его видами и всми оттнками до того повидимому произвольна, такъ своеобразна, такъ разнообразна, что очень трудно поддается установленію правилъ и вообще объясненію. Нашъ глаголъ, самъ по себ, требуетъ отдльнаго полнаго сочиненія, полной монографіи {Мы напечатали брошюрку о глаголахъ, которая представляла только одинъ легкія очеркъ, небольшую попытку объясненія глаголовъ, г. Буслаевъ написалъ разборъ, но мы не могли ему отвчать немедленно по особеннымъ личнымъ отношеніямъ нашимъ къ тогдашней цензур.— Отвтъ же нашъ, по прошествіи довольно долгаго времени, казалось намъ, не могъ имть большой занимательности для читателей.

}. Къ сожалнію, г. Буслаевъ мало обратилъ вниманія на глаголъ, по крайней мр сравнительно съ тмъ, чего можно было бы ожидать отъ него. Дале мы думаемъ поговорить о глаголахъ нсколько подробне.

На стр. 92 г. Буслаевъ говоритъ: забудущій. т. е. незабвенный (напр. въ псн Архангел. губ. ‘съ житьемъ двичьимъ безпечальнымъ, забудущимъ)’.

На основаніи какого словообразованія, авторъ понимаетъ забудущій какъ незабвенный? Ршительно нельзя объяснить. Если забудущій значитъ незабвенный, то заблудящій или заблудущій значитъ: незаблудный, залетящій — незалетный.— Странно.— Смыслъ причастій этого рода тотъ, что он дйствіе, ими выражаемое, обращаютъ въ свойство, какъ же забудущій можетъ значить — незабвенный?— Забудущій значитъ: забывающій, и такъ какъ здсь конкретная форма: забуду,— ta здсь значитъ: быстро, какъ разъ, забывающій. Отъ забуду образуется форма: забудущій (кто забудетъ). Вспомнимъ, что у насъ причастіе не употребляется въ такомъ вид, т. е. въ однократномъ (или, если угодно, въ будущемъ времени), поэтому причастіе сейчасъ и получаетъ особый смыслъ, дйствіе обращается въ свойство, удареніе при этомъ переходить на второй слогъ, если оно на третьемъ, и на послдній, если оно на второмъ, слово забудущій получаетъ значеніе легко забывающій, имющій способность забывать, и прекрасно характеризуетъ молодость и мимолетность ея впечатлній.— Таково наше объясненіе. Во всякомъ случа забудущій нельзя никакъ, по нашему мннію, объяснить словомъ: незабвенный.

На стр. 94, г. Буслаевъ весьма справедливо замчаетъ (хотя безъ всякихъ объясненій), что причастія настоящаго времени стрддательнаго залога образуются иногда и отъ глаголовъ среднихъ, какъ: бызалмыб, неизсякаемый.— На стр. 95 авторъ говоритъ очень врно, что существительное бытъ есть не что иное, какъ причастіе прошедшаго времени страдательнаго залога отъ глагола бытъ, мы удерживаемся здсь отъ объясненій этихъ страдательныхъ причастій, происходящихъ отъ глаголовъ среднихъ (явленіе весьма важное). Эти причастія можно назвать самостоятельными] эти самостоятельныя причастія образуются не только отъ средняго, но и отъ всхъ залоговъ, и даже отъ дйствительнаго, рядомъ съ обыкновенными страдательными причастіями, при чемъ образованіе ихъ совершается часто особымъ, неупотребительнымъ способомъ. Но объ этомъ когда-нибудь посл. Я теперь укажемъ на глаголъ, употребляющійся у насъ лишь съ однократной формой, и то вмст съ предлогомъ, именно: свну, разсвну, У насъ однократную форму ну принимаютъ за самостоятельную коренную въ нныхъ глаголахъ, но она — всегда производная, однократная, при ней всегда должна быть простая форма глагола, которая могла быть забыта употребленіемъ, измнившимъ при томъ нердко и смыслъ однократной формы.— Глаголъ свну доказываетъ это съ своей стороны. При однократной: св-ну, должна быть простая форма: св-ю. Это доказывается причастіемъ, прямо отъ нея происходящимъ: свлъ (разсвлъ), также страдательнымъ причастіемъ: св-т (какъ бы-т), которое переходитъ въ существительное свтъ (бытъ). Производство это еще видне въ слов: разсвтъ {Причастіе на ть, та, то, чаще, чмъ на нъ, на, но, переходитъ въ имя существительное и не вдругъ бываетъ замтно, особенно когда выходитъ изъ употребленія, какъ причастіе, напр. отъ сю — сто, и существ. сито.}.

На страниц 95—96 авторъ говоритъ: ‘Для образованія полнаго окончанія причастій, съ суффиксомъ -н, къ этому звуку присовокупляется еще я, какъ знакъ имени прилагательнаго, напр. данъ, дан-ный (какъ въ формахъ: скрыт-ный, знат-ный). Нкоторыя причастія на нный, переходя въ прилагательныя, удерживаютъ и послднее и, въ усченномъ вид, т. е. оканчиваются въ муж. р. на ененъ вм. нъ, въ женскомъ на нна и т. д. Напр. отъ глагола крытъ съ предлогами по и от — причастіе по-кровенъ и прилагательное от-кровененъ.’

Полное окончаніе причастій на нъ образуется просто, какъ въ прилагательныхъ, чрезъ наращеніе окончанія (добр-з, доб-рый) и безъ всякого удвоенія н. Въ древ. Ц. С. языкъ именно такъ образуются причастія полнаго окончанія (зъ-ванъ, зъ-ваный). Чрезъ удвоеніе же н,— точно, авторъ правъ,— причастіе получаетъ значеніе прилагательнаго, напр. возлюбленый — это причастіе, и возлюбленный — это уже прилагательное.— Только уже позднйшая неосмотрительность употребленія допустила двойное я въ причастіи. Странно, сказавъ въ начал, что второе и присоединяется къ причастіямъ, какъ знакъ имени прилагательнаго, авторъ вслдъ за тмъ говоритъ: ‘нкоторыя причастія на нный (слд. съ знакомъ прилагательнаго), переходя въ прилагательныя’ и проч. И такъ стало быть, по мннію автора, знакъ имени прилагательнаго (второе я) еще недостаточенъ, и причастіе на нный еще не есть прилагательное, ибо оно еще (и то нкоторыя) можетъ переходить въ прилагательное. Это маленькая неточность и неопредленность выраженія.

На той же страниц (96) авторъ говоритъ: ‘Помощію окончаній причастія прошедшаго времени страдат. залога образовались: 1) прилагательныя, напр. бс-итъ, бш-е-ный, смысл-итъ, смышл-е-ный, уч-ить, уч-е-ный. Отъ причастій зна-ть, скрытъ происходятъ прилагательныя: знат-ный, скры-т-ный. Нкоторыя прилагательныя отличаются только удареніемъ, напр. приближенный, положенный, униженный суть причастія, а приближённый, положенный, унижённый — прилагательныя. Такое же различіе въ удареніи находимъ въ словахъ приданъ и приданое.

Не точнымъ намъ кажется выраженіе, чтобы помощію окончаній причастія — образовались прилагательныя. Но, думаемъ, причастія (иныя по крайней мр) стали употребляться, какъ прилагательныя (напр. ученый: это почти уже существительное). Мы думаемъ, чти приближенный, приближённый (авторъ въ обоихъ случаяхъ пишетъ двойное я), и т. п. отличаются не только удареніемъ, но именно удвоеніемъ и (приближеный, приближённый, и. т. п.), чрезъ что причастіе становится прилагательнымъ: хотя, какъ мы сказали, новйшее употребленіе не строго соблюдаетъ это различіе, да и такъ легко удвоить и въ произношеніи.— Теперь любопытно обратить вниманіе на совершенно особаго рода причастіе, употребляющееся, какъ прилагательное,— часто съ однимъ я. Имя форму причастія страдательнаго, слова эти употребляются, какъ прилагательныя, скоре въ смысл дйствительнаго, напр. смышленый (слово, приводимое г. Буслаевымъ, см. выше),— это тотъ, кто самъ смыслитъ, кто иметъ способность смыслить, а не тотъ (или то), кого (или что) смыслятъ, такъ моленное, благословенное перстосложеніе — то, которое для молитвы, для благословенія,— молящееся, благословящее,— которымъ молятся, которымъ благословляютъ, но ни какъ не то, которое благословляютъ или которому молятся. Такъ останый отъ остаться (или даже: остать), вмсто остающійся, остальной, останый день (святокъ напр.) — остальной день.— Это показываетъ, что значеніе причастій страдательныхъ было гораздо шире, было и при глаголахъ среднихъ (на что указываетъ справедливо г.— Буслаевъ), и получало иногда особый смыслъ, при переход причастія въ прилагательное. Подробное объясненіе этого явленія надемся когда нибудь представить.— Скажемъ здсь только, что въ язык нашемъ встрчается замчательное обстоятельство: является употребленіе, повидимому неправильное (напр. здсь: причастіе страдательное, образующееся при глаголахъ средняго рода),— и становится, изъ нагляднаго и дйствительнаго, отвлеченнымъ представленіемъ дйствія, или качества, обращающимся въ общую характеристику и въ изображеніе общаго свойства, въ понятіе переносное.— Мы увидимъ это при прилагательныхъ притяжательныхъ.

На стр. 97 авторъ говоритъ: ‘V. Сверхъ означенныхъ выше, у насъ есть еще суффиксъ, первоначально принадлежавшій причастіямъ, но сохранившійся только въ именахъ, именно суффиксъ тр, въ окончаніяхъ —тръ, напр. в-яти, втръ, — тырь, напр. пас-ти пас-тырь, или, съ измненіемъ р на л ( 33), въ окончаніяхъ тель, -телу, напр. да-ть, да-тель, учи-ть, учи-тель, вид-ть, свид-тель, утши-ть, утши-тель, зр-ть, зри-телъ, п-ть, п-телъ, удиви-ть, удиви-тельно, живи-ть, живи-тельно и проч. Сюда же относятся суффиксы —тухъ и —тай, какъ видоизмненіе первоначальныхъ —тырь, -тель, напр. пас-тухъ (при слов пас-тырь), п-тухъ (при слов п-телъ), ход-ить, ход-а-тай, ора-ть (пахать), ора-тай и ра-тай, глаша-ть, глаша-тай и проч. Вс эти суффиксы означаютъ лице дйствующее: учитель — тотъ, кто учитъ, пастухъ — кто пасетъ, втеръ — тотъ, кто ветъ (олицетвореніе втра).’

Прежде всего опять замтимъ неточность въ употребленіи слова: суффиксъ, авторъ сперва говоритъ о суффикс тр (оставаясь по прежнему въ противорчіе съ самимъ собою. См. выше). По нашему мннію суффиксъ обыкновенно бываетъ одна буква, къ которой можетъ непосредственно присоединяться другой суффиксъ — другая буква, но это мимоходомъ.— Дале авторъ говоритъ: ‘сюда же относятся суффиксы тухъ и —тай, какъ видоизмненіе первоначальныхъ -тырь, -тель‘. Не думаемъ, чтобъ суффиксомъ могъ быть цлый слогъ, и даже два слога, ибо хъ, рь и проч. тоже могутъ назваться слогами.— Здсь уже авторъ смшиваетъ суффиксъ съ образовательнымъ окончаніемъ. Замчаніе наше могутъ назвать не важнымъ, но повторяемъ: точность и опредленность въ наук не бездлица, а здсь авторъ гршитъ противъ нея.— Оставивъ въ сторон неточность, мы должны сказать, что опять не можемъ согласиться съ авторомъ въ его объясненіи образованія словъ (см. выписку). Мы видимъ не суффиксъ тр съ формами: теръ, тырь и проч., а суффиксъ р, предшествуемый, какъ часто бываетъ, связующею гласною,— суффиксъ, который прямо придается къ неопредленному наклоненію, которое само — есть отглагольное имя и иметъ образовательное окончаніе ти или ть. Мы очень хорошо знаемъ и имемъ много примровъ, какъ къ полнымъ именамъ (съ ихъ образовательнымъ окончаніемъ даже) придаются образовательныя окончанія и съ ними суффиксы (братъ — братство, баранъ — баранина, тесъ — тесина, лоскъ — лощина, и проч.). Точно также и здсь къ неопредленному наклоненію, или къ отглагольному имени, напр.: (вять) в-ть (вспомнимъ народное: внутъ), пасти или пасть, и проч. придается суффиксъ р, какъ окончаніе ръ, прямо къ ть, въ слов: втръ (втьръ) — или предшествуемое соединительною гласною, въ которую облекается ь (ть), въ слов: вт-е-ръ, {Намъ скажутъ, что въ Церк. Слав. язык (въ Остр. Ев.) ожжется втръ. Но мы уже говорили, что тамъ не всегда замчаются полугласные (ъ, ь), которые замчаетъ и обращаетъ въ гласные (о, е) нашъ языкъ.— Форма втеръ доказываетъ, мы думаемъ, ршаясь противорчить Боппу (стр. 141), что въ нашемъ язык форма втръ есть втьръ. Петръ у насъ и осталось Петръ, Пётръ, и же перешло въ Петеръ.} или гласною, въ которую переходитъ, или лучше, которой уступаетъ и (ти), въ слов напр. паст-ы-рь: такъ что образовательное окончаніе съ суффиксомъ р, во второмъ случа, является, какъ мрь, напримръ въ приведенномъ слов. Это образовательное окончаніе (ырь) извстно. Оно самостоятельно и занимаетъ свое мсто въ словопроизводств Русскаго языка такъ что нельзя никакъ принять его за тырь, напримръ пластъ, пласт-ырь, кос-а и кос-ырь (не то, что коса-ръ), коз-ыръ и пр. Окончаніе: е-ль и е-лъ еще скоре объясняется, ибо е есть посредствующая средняя буква, въ которую переходитъ ь и даже ы, при образованіи словъ: дaт-ь, дать-лъ, дат-е-ль, учи-ть, учит-ьлъ, учит-е-лъ и проч. Точно также, какъ мрь, придается и образовательное окончаніе ухъ: пастъ, паст-ухъ. Оно хорошо извстно, какъ и ырь, въ словопроизводств Русскаго языка, гд несомннно является оно не въ вид: тухъ. Напр. лап-а, лап-ухъ, кож-а, кож-ухъ, и проч.— Прибавимъ, что суффиксъ р, столь важный, встрчается съ другою соединительною: а, напр. врат-арь, рыб-аръ, пек-арь, отъ причастія пекъ (ср. хлбопекъ) и проч.— Мы должны сказать, что собственно въ окончаніи ръ (е-рь), тоже: лъ, ль (е-лъ, е-ль), видимъ мы суффиксы р и л придающимися прямо, лишь съ одною флексіею ъ и ь (ръ, лъ, ль), къ неопредленному наклоненію, другія же окончанія: ыръ, ухъ, аръ, считаемъ мы уже готовыми образовательными окончаніями, въ которыхъ (въ ыръ, аръ) заключается и суффиксъ р, и которыя придаются точно также къ неопредленному наклоненію, какъ придаются он къ именамъ существительнымъ, и другимъ, напр.: кож-а, кож-ухъ, паст-и, паст-ухъ. Что же касается до окончанія: ай, а не: тай, какъ мы думаемъ, не согласно съ г. Буслаевымъ, то оно требуетъ особеннаго объясненія. Допустить, что эта форма образовалась изъ формы аръ или алъ, кажется намъ, трудно (хотя въ Областномъ Словар есть форма ходатель). Этой формы на ай ходатай) нельзя причислить къ несомннно повелительнымъ формамъ (напр. урожай), перешедшимъ въ имена, или къ словамъ кореннымъ, какъ напр. рай, край, или иностраннымъ — сарай, малахай. Въ особенности замчательно здсь исключительное глагольное образованіе этой формы. Кром глаголовъ, нтъ словъ, къ которымъ бы ай приставлялось, какъ отдльное образовательное окончаніе, въ такомъ род: слово — словарь, звонъ — звонарь, и т. п. Рядомъ съ словомъ: ходатай, есть и слово: хожатай, въ смысл ходящаго за кмъ-нибудь, пстуна, дядьки, есть и еще слова, напр. вожатай и провожатай. Если мы обратимъ вниманіе, то увидимъ, что кром слова: ходатай, остальныя слова склоняются трудно и не привычно для уха, по склоненію именъ существительныхъ, а вожатай и провожатай склоняются уже прямо, какъ причастія полныя. Слово: вожатай, еще можетъ быть съ трудомъ употреблено, какъ имя существительное въ нкоторыхъ падежахъ единственнаго числа (но во множ. употребляется вожатыхъ, и проч.), а провожатай даже и въ именительномъ падеж ед. числа пишется: провожатый, такъ что уже безъ всякого сомннія является причастіемъ. Между тмъ, значеніе этихъ словъ: вожатай и провожатый, и др. под., совершенно однородно съ значеніемъ словъ: соглядатай, и хожатай и ходатай. Это все наводитъ насъ на мысль, что форма эта не что иное, какъ причастіе прошедшаго страдательнаго залога на атый отъ глаголовъ на а-ю, какъ соглядаю, вожаю (провожаю) и проч. Дйствительный, а не страдательный, смыслъ этого причастія образовался здсь вроятно точно также, какъ образовался онъ при другой форм причастія страдательнаго — на ный. Мы уже замтили эту особенность и сказали, что видимая неправильность употребленія даетъ возможность слову получить отвлеченный смыслъ, значеніе свойства — значеніе метафорическое. Видимая неправильность бываетъ разнородная: въ причастіи страдательномъ — становится: или глаголъ средній, напр. смыслитъ, смышленый, или возвратный, въ смысл почти средняго, такъ напр.: возиться — воженый, воженый (про ребенка напр.) есть не тотъ, кого возятъ, но кто возится (т. е. въ смысл почти переносномъ: не посидитъ на мст). То же самое видимъ и здсь: хожать (хождать) — хожатый (хожатай) — глаголъ средній, а причастіе — залога страдательнаго. Но надо замтить, что, какъ съ причастіемъ на ный, такъ съ причастіемъ на атый, встрчаются въ объясненномъ нами смысл и дйствительные глаголы, напр. благоименный, провожатый, гд уже это значеніе дается чисто метафорою, и гд метафора является еще ярче, напр. благословенный крестъ — не тотъ, который благословляютъ, но тотъ, который благословляетъ (или которымъ благословляютъ), провожатый — не тотъ, кого провожаютъ, по тотъ, который провожаетъ. Замтимъ еще, что причастія, употребляемыя какъ прилагательныя въ этомъ смысл, оканчивающіяся на ный, образуются при коренныхъ глаголахъ, гд окончаніе: у (ю) непосредственно слдуетъ за корнемъ: вож-у, смысл-ю, и т. д., причастія же на тый образуются при глаголахъ, гд предъ окончаніемъ: у (ю) вставляется посредствующая гласная: а, и по этому вс причастія эти оканчиваются на: а-тый. Скажутъ, можетъ быть: гд же посредственная глагольная форма (на а-ю) при словахъ: хожатый, вожатый? Укажемъ на то, что существуютъ форма: хожд-а-ть, вож-а-ть (провожать), хотя он не употребительны. Замчательно, что именно при этихъ глаголахъ, т. е. имющихъ посредственную форму на а-ю, не употребительны (въ обыкновенномъ употребленіи) причастія на тый, то есть атый (было летано, плавано, лежано), такъ что здсь, въ причастіяхъ на атый, является эта видимая неправильность употребленія, о которой мы говорили. Точно также при иныхъ глаголахъ непосредственной формы не употребительно причастіе на ный, напр.: останый. {Надобно замтить, что иногда является страдательное причастіе въ среднемъ залог, и безъ этого особеннаго значенія.} Это употребленіе причастій составляетъ особенность Русскаго языка.

И такъ мы думаемъ, что слова: ходатай, глашатай и др.— не что иное, какъ причастія на атый отъ глаголовъ формы посредственной,— которыя причастія, получая значеніе самостоятельныхъ прилагательныхъ и даже существительныхъ, перемнили въ употребленіи и самое окончаніе на боле самостоятельное, на ай вмсто ый (хотя впрочемъ не везд). Вспомнимъ, что подобныя измненія бываютъ съ причастіями, переходящими въ прилагательныя, напр. неоцненый — неоцненный, текущій — текучій. Иные же причастія на: атый и остались въ своей причастной форм, сохраняя свое значеніе особаго рода существительныхъ, напр.: провожатый, вожатый, какъ этому видимъ и другіе подобные примры, напр.: ученый.— Въ уставной грамот (Акты Арх. I. стр. 179) встрчается слово попрошатый, въ дат. пад. мн. ч. оно написано: попротатаемъ, а въ имен. мн. попрошатые.

На стр. 99 авторъ говоритъ: ‘Въ связи съ окончаніями неопредленнаго наклоненія -ти и шти, щи, чь, состоятъ суффиксы существительныхъ жен. рода -ть и шть, -шь, чь, напр. чьс-ти, чьс-ть, чесать, по-че-сть (почему не просто: честь?), ста-ти, стая-ть, и проч.: идутъ примры. ‘Существительныя, произведенныя отъ прилагательныхъ, къ этому окончанію -ть приставляютъ е, образуя суффиксъ (?) -сть, напр.: молодъ, молодость, свжъ, свж-е-сть.’

Г. авторъ думаетъ, что въ связи съ окончаніями неопредлеинаго наклоненія находятся суффиксы существительныхъ жен. рода: ть и проч. Мы думаемъ, чти не въ связи, а что просто это тоже самое окончаніе ть, и что напр. честь, стать и проч. суть не что иное, какъ неопредленныя наклоненія, употребляются, какъ существительныя, единственная перемна есть та, что и сократилось въ ъ. Да и въ этомъ, въ древнія времена по крайней мр, могло не настоять необходимой надобности, мы знаемъ форму женск. рода на и, напр. мати. Окончаніе и есть именно окончаніе именъ ж. р. Замчательно, что вс эти существительныя, въ которыя перешли неопредленныя наклоненія на ти, суть женскаго рода. Если уже авторъ считаетъ неопредленное наклоненіе — отглагольнымъ именемъ, то въ чемъ же видитъ онъ это отглагольное существительное имя? Вроятно въ окончаніи имени существительнаго женскаго рода: ти, могущемъ сократиться въ ть — Странно посл этого отдлять ne-чь (неопред. наклои.) отъ (сущести.) и отличать одно чь отъ другаго чь, думая, что второе чь — суффиксъ, находящійся въ связи съ окончаніемъ неопредленнаго наклоненія.-А г. авторъ точно различаетъ, ибо это же окончаніе (этотъ суффиксъ) ть видитъ онъ въ существительныхъ, произведенныхъ отъ прилагательныхъ, съ тою разницею, что здсь (по его мннію) приставляется е и образуется суффиксъ: сть. Укажемъ однако автору на существительныя чернеть (чернота), синеть (синета), гд нтъ вставки с.— Если бы авторъ сказалъ, что неопредленное наклоненіе, или отглагольное имя, оканчивается на ти и ть, окончаніе именъ существительныхъ женскаго рода.— то же самое окончаніе, которое иметъ большой кругъ приложенія и большое значеніе въ образованіи существительныхъ именъ, окончаніе, передъ которымъ становится въ извстныхъ случаяхъ е,— все это было бы справедливо. Но ошибка автора, по нашему мннію, заключается въ томъ, что онъ отдляетъ ть, этотъ суффиксъ (по его выраженію) именъ существительныхъ, отъ окончанія ти и ть неопредленнаго наклоненія (стати и стать и т. д.), находя, что они состоятъ въ связи.— Такимъ образомъ онъ находитъ связь, но видитъ.различныя образованія въ словахъ: печь неопредленное наклоненіе) и печь (имя существительное), между тмъ какъ это одно и то же слово, это — неопредленное наклопевіе, употребляющееся какъ существительное.

Мы не согласны съ авторомъ въ томъ, какъ понимаетъ онъ мстоименіе, но это уже общій вопросъ, о которомъ, теперь по крайней мр, мы говорить не будемъ. Здсь выражается уже общій взглядъ на грамматику, на ея построеніе.— Будемъ пока продолжать наши замчанія на отдльныя правила и положенія г. Буслаева, которыя однако необходимо состоятъ въ связи съ общими понятіями, съ теоретическими воззрніями на предметъ

На стр. 102 авторъ говоритъ: ‘Отъ стариннаго и областнаго соб происходятъ о-соба (древн. ‘особ’ 45), собитъ (областн. въ значеніи готовить), оттуда общепринятое по-собить. Объясненіе собить кажется намъ неврнымъ. Авторъ, какъ видно, основывается на опыт Областнаго Великорусскаго Словаря. Книга весьма нужная, но которою должно пользоваться съ осторожностью. Въ Областномъ Словар вы найдете напримръ на ст. 195, что рычать значитъ быстро, стремительно течь, и что въ такомъ значеніи говорится это слово въ Московской губерніи. Будучи давно жителемъ Москвы и ея губерніи, мы изумились такому значенію слова, хорошо намъ извстнаго, и не умли разршить своего недоумнія. Къ счастію въ Областномъ Слова, приведенъ въ подкрпленіе слдующій примръ: вода съ крыну такъ и рычитъ. Дло сейчасъ объясняется, и вы видите, что здсь: рычать, нисколько не пріобртаетъ новаго значенія, а остается при своемъ коренномъ, что въ этомъ смысл могутъ они употреблены и: ревть и свистать, и др. (вода съ крышъ такъ и реветъ такъ и свиститъ), и что такимъ образомъ кругъ глаголовъ, значущихъ: быстро, стремительно течь, значительно расширится. Хорошо, что здсь приведенъ примръ, который (не я всхъ впрочемъ, какъ видно) объясняетъ дло, ну а еслибы примра не было — все бы осталось сомнніе, что можетъ быть и въ самомъ дл, гд нибудь рычать значитъ: быстро течь.— Подобныхъ неудачныхъ объясненій — не одно въ Областномъ Словар, но это особенно ярко {Нельзя однако не указать еще на одно объясненіе, которое тоже хорошо. На стр. 121 Обл. Словаря сказано: ‘порма поротъ: скоро читать или говорить. ‘Ты порма и порешъ.’ — Почему не прибавить еще: чесать — скоро читать, или говорить, такъ и чешетъ. Глаголы: лупить, драть, тоже могутъ здсь пригодиться.}.— Въ настоящемъ случа въ Облай немъ Словар сказано: ‘собить — заготовлять, собирать что либо лтомъ на зиму. Кур. Тамб.’ (стр. 210). Примра не приведено. Мы сомнваемся въ врности этого значенія, потому еще, что сами знаемъ значеніе, только вовсе не областное, слова: собить, которое употребляется въ разговор, если только не на письм. Собить значитъ собственно: прочитъ себ (стараться пріобрсти себ, присвоить). Онъ собитъ эту вещь.

Hа стр. 103 авторъ говоритъ: ‘производныя мстоименія образуются окончаніями: а) ак, напр. якъ (і-ак-ъ, какой), к-ак-ой, т-ак-ой, вс-як-ой, ак-ов, напр. к-ак-овой, т-ак-ов-ой, в) лик, напр. ве-ликъ, ве-лико (сколько), колик-ій, и нк. др.

Такое словопроизводство кажется намъ страннымъ, что за формы: ак, аков и лик? Авторъ видитъ въ нихъ окончанія, но какія не это окончанія,— образовательныя, какъ въ именахъ существительныхъ, напр. прост-акъ, чуд-акъ? Ихъ удобоприставляемость и прилагаемость по родамъ показываетъ, что это не такія окончанія. Можетъ быть, это образовательныя окончанія именъ прилаательныхъ, но окончанія именъ прилагательныхъ имютъ вс особый смыслъ: итый, истый, ской. Есть окончаніе, кой — пыл-кой, зяб-кой, лег-кой, это кой (къ) — извстное образовательное окончаніе, имющее весьма обширную приложимость: но акой мы не находимъ въ образовательныхъ окончаніяхъ прилагательныхъ, между тмъ какъ мстоименія находятся въ ближайшемъ родств съ прилагательными. Дале, если обратимъ вниманіе на составъ всхъ нихъ словъ (какой, такой и проч.), то онъ намъ объяснится гораздо проще. Не забудемъ, что рядомъ съ полною находится краткая (по нашему мннію первообразная) форма, напр.: какъ — какой, и пр. Первыя мстоименія состоятъ изъ одного слога, изъ одной буквы, или гласной: и (я, е), или согласной съ ъ (а, о), напр. къ (ка, ко). Эти первоначальныя мстоименія сочетаются другъ съ другомъ иногда для возможности произношенія, напр.: т — тотъ, (та, то), съ — се-сь, къ — къ-mo, иногда же образуютъ особый смыслъ: ка-къ, кадкой, ma-къ, та-кой, (съ) ся-къ, ся-кой, (весь) вся-къ, вся-кой. Составъ словъ такъ простъ и очевиденъ, что, кажется, не оставляетъ ни малйшаго о себ сомннія. Можно сдлать одинъ вопросъ: почему въ этихъ сложныхъ словахъ является не о, но а? почему та-кой, кадкой, а не то-кой, ко-кой?— Мы знаемъ, что иныя сложныя слова представляютъ намъ подобные примры, напримръ: па-водокъ вмсто по-водокъ. Г. же Буслаевъ могъ бы видть здсь древнюю форму мстоименій, опираясь на Санскрит. языкъ, именно: ka-s и ta (sa-). Во всякомъ случа сложность этихъ мстоименій (ка-кой, и проч.) для насъ несомннна. Надобно замтить также, что г. авторъ противорчитъ самъ себ. На стр. 103 онъ говоритъ, что ‘производныя мстоименія образуются окончаніями: ак’ и проч. и пишетъ: якъ (і-акъ) к-ак-ой, т-ак-ой, и на стр. 102 говоритъ, что ‘мстоименный звукъ к встрчаемъ въ приставкахъ: къ-гда’ и проч., ‘въ окончаніяхъ…. та-ко, та-къ, ин-а-ко, ин-а-че’ и проч. Г. авторъ знаетъ, что мстоименія и прилагательныя имютъ дв формы, краткую и полную, онъ знаетъ, что краткая форма отъ та-кой, та-кая, ma-кое есть: та-ка, та-къ, та-ко (изъ котораго образовалось такъ). Отъ чего же одно и то же слово объясняетъ и пишетъ онъ на одной страниц однимъ образомъ: т-ак-ой, а на другой другимъ: та-къ. Что такъ и такой — одно мстоименіе, и что составъ его одинъ и тотъ же — и этомъ, я думаю, никто не усумнится. На стр. же 102 авторъ говоритъ: ‘въ Церковно-Славянскомъ язык, сверхъ звука к, относительныя и вопросительныя частицы пользуются звукомъ и (і) приставляемымъ къ гласнымъ, напр. якъ (ка-кой), я-ко (ка-къ), іе-гда (ко-гда), іе-ликъ (ко-ликій) вм. j-акъ, j-егда, и проч.— Начертаніе ка-кой, составляетъ ршительное противорчіе къ тому, какъ это самое мстоименіе объясняется и пишется на стр. 103, именно к-а-кой. Если же: какой, такой должно понимать и писать: ка-кой, ma-кой (какъ пишетъ авторъ на стр. 102), то это должно относиться и къ другимъ подобнымъ мстоименіямъ (вся-кой, ся-кой и проч.).

Что же касается до окончанія акой (каковой и проч.), очевидно, что оно не есть какое нибудь новое цльное окончаніе, а это окончаніе онъ, оный, придаваемое къ приданному уже окончанію: къ (кой). Это дальнйшее развитіе, дальнйшее образованіе мстоименій: тъ, съ, къ, и проч., сперва съ помощію окончанія: къ, кой (здсь это мстоименіе же, какъ думаемъ мы). Такимъ образомъ мстоименія: т, съ, къ, принимаютъ форму: такъ — такой, сякъ — сяцой, какъ — какой, съ приданіемъ: онъ, овой, они принимаютъ еще новую форму: таковъ, сяковъ, каковъ — таковой, сяковой каковой. Форма эта на: ов, весьма извстна, это форма притяжательная. которая впрочемъ измняетъ свое значеніе и переходитъ въ качественную, напр. слоновый (принадлежащій къ слону, такой, какъ у слона), или: грошовый (стоющій гроша). Точно также образовались формы: таковой (принадлежащій къ такому, относящійся къ такому, подобный такому), каковой и пр.— Что же касается до третьяго окончанія: лик (ко-ликій, и пр.), то и здсь мы согласны быть не можемъ съ авторомъ. Не лик придается къ ко, къ іе, къ то, и пр. Для этого стоитъ обратить вниманіе на составъ этихъ словъ. Мы знаемъ, что есть мстоименія краткія: толь, коль, и проч., отъ которыхъ, почти не употребительныя, полныя формы суть: толій, колій, (talis, qualie) и проч. Какъ скоро признается, что существуютъ формы: коль, толь и проч., сами по себ, тогда въ формахъ: коликій (ой), толикій (ой), и проч., видимъ, что къ формамъ: коль, толь пироч., придается окончаніе образовательное: кой (или кій) — почему и раздляемъ: ко-л-и-кій, тол-и-кій (а не ко-лик-кій и проч.). Не признать же самостоятельности мстоименныхъ формъ: коль, толь, и проч.— нельзя, ибо он сохранились въ форм (древней) творительнаго, напр.: колма. Намъ могутъ указать, что при елико не имется формы: елій, ель. Въ отвтъ, не станемъ производить отсюда форму: еле, а укажемъ на форму творительнаго: елма, встрчающуюся въ нашихъ памятникахъ. Есть еще слово: селико и селько (толико, только), отъ этого мстоименія, скажутъ намъ, нтъ формы: селій и сель, отвчаемъ: есть, въ формахъ нарчій: досел (доселя) и досель, отсел (отселя, какъ и говорится) и отсель. Этою же формой: селъ, селій,— объясняются слова: доселева, отселева, это ничто иное, какъ родительный падежъ отъ селій, написанный согласно съ произношеніемъ (напр. еслибы написать: до синева моря).— Точно также употребляются и доказываютъ самостоятельность формъ: доколя (), оотоля (),— слова: докелева, дотолева и проч.— Наконецъ, подобнымъ образомъ придается кій къ прилагательному велій, вели-кій, вроятно здсь и г. Буслаевъ не найдетъ, чтобъ окончаніе было лик и не напишетъ ве-лик-ій, а вел-и-кій.

Авторъ думаетъ, что мужескій род, ‘вмст съ утратою гласнаго произношенія буквъ ъ и ь, собственно говоря, потерялъ и отличительный свой признакъ: такъ что для насъ корень слова воз и существительное возъ звучатъ одинаково. Слдовательно Русскій языкъ отличаетъ мужескій родъ наз₍(или смягченно на -ь, -й) не потому, чтобы соединялъ съ этою буквою какое-либо значеніе, а единственно съ тмъ, чтобы противопоставить формамъ женскаго и средняго рода форму рода мужескаго, собственно отличающуюся отсутствіемъ родоваго признака’ (стр. 109).

Мы согласны, что произношеніе ъ могло быть прежде явственне, не переходя при томъ въ другую гласную, подобно какъ въ слов: Сърб.— Но ъ не утратилъ своего смысла и теперь: ъ звучитъ посл каждой согласной. (Даже нельзя отрицать, чтобъ иногда въ произношеніи онъ не былъ замтенъ въ окончаніи слова). Если угодно, можно сказать, что имена мужескаго рода оканчиваются на согласныя, слдовательно окончаніе сдлается крайне разнообразныхъ: чуть не вся азбука, но единство окончанію муж. р. даетъ именно ъ,— смягченно ь, который и самъ по себ боле замтенъ въ окончаніяхъ, и й, который еще замтне. Въ сущности же это все одно окончанісъ (й есть: ta, ибо и — полусогласная). Присутствіе этого ъ сейчасъ обнаруживается при присоединеніи мстоименія (въ другихъ языкахъ обращающагося въ суффиксъ), напр. градъ—град-о-съ, град-о-отъ, домъ — дом-о-сь, дом-о-тгость—гост-е-сь, гост-e-ть, и проч. Но скажутъ намъ, если находится при каждой согласной, то онъ долженъ находиться не въ одномъ Славянскомъ, но и въ другихъ языкахъ. Онъ и находится, только тамъ, въ другихъ языкахъ, онъ не замтенъ, и е былъ замченъ. Здсь одно изъ преимуществъ нашего языка передъ другими, Св. Кириллъ и Меодій могли замтить, и замтили ъ въ Славянскомъ язык, обозначивъ его особымъ начертаніемъ. Это очень важно. Сильнымъ заявленіемъ звука: ъ, служитъ у насъ гласный звукъ: ы.— Но, хотя не замтный и незамченный, ъ существуетъ и въ другихъ языкахъ, и (по нашему мнніи обнаруживаетъ подобнымъ образомъ, какъ и у насъ, свое присутствіе,— именно, при соединеніи съ мстоименіями. Разница въ томъ, что мстоименія обратились здсь (въ другихъ языкахъ въ суффиксъ, употребленіе кристаллизировалось и не представляетъ свободы, которая и досел дйствуетъ въ Русскомъ язык и которая здсь въ связи съ гласностью ъ,— Мы привели примръ въ нашемъ язык, обнаруженія ъ при присоединеніи мстоменій къ имени: град-о-сь, град-о-тъ, гост-е-сь, гост-е-ть. To же самое видимъ и въ другихъ языкахъ, но кристаллизовавшими какъ мы сказали: въ Латинскомъ напр., гд ъ, по нашему мннію, обнаруживается переходя (преимущественно) не въ о, а въ и, напр. dom-u-s, grad-us, con-u-s, ь въ е и въ і. напр. vat-e-mil-es, hosp-e-s, host-i-s.— Въ Латинскомъ язык есть слова, оканчивающіяся, и безъ этого мстоименія-суффикса: s, просто на согласную (или на: ь), напр. vir, frater. Всего ясне это явленіе въ слов, имющемъ об формы: puer, puer-u-s. Въ Греческомъ язык видимъ тоже явленіе, тамъ ъ обнаруживается (преимущественно) черезъ о: — и проч. Въ Санскритскомъ этотъ ъ обнаруживается черезъ краткое а: vrk-a-s, это а является и у насъ черезъ произношеніе: мост-а-тъ (вм. мост-о-ть) {Замчательно, что эти суффиксно-мстоименныя формы въ нкоторыхъ словахъ кристаллизированы и у насъ, и что въ иныхъ ъ обнаружился черезъ у, а въ другихъ черезъ о, напр. пар-у-съ, коревное слово очевидно: паръ (пру), пря у Нестора, вол-о-съ (Лат. vil-u-s), коренное: волъ — волка, и друг. нк.}. Едвали краткое Санскритское а не соотвтствуетъ нашему Московскому а или лучше о, произносимому приблизительно къ а.— Но объ этомъ надобно говорить много, А мы и такъ уклонялись въ сторону. Надемся въ скоромъ времени представить наше мнніе объ этомъ подробне.

Г. авторъ говоритъ на той же страниц: ‘Нкоторыя имена мужескаго рода происходятъ отъ именъ рода женскаго, напр. Ловецъ отъ слова вдов-а, другія въ женскомъ род сохраняли древнйшую форму, напр: свекровъ, ц. с. свекры, при муж. свекоръ.’ Не можемъ согласиться ни съ тмъ, ни съ другимъ. Вдомцъ происходитъ не отъ вдова, а отъ вдовъ, отъ того же слова мужескаго рода происходить слово женскаго рода: вдова. Это въ сущности прилагательное краткое: вдовъ, вдова, которое иметъ и полную форму: вдовый, вдовая. Отъ муж. вдовецъ происходитъ жен. вдовица. Итакъ не видимъ, чтобъ здсь имя мужескаго рода происходило отъ женскаго, а на оборотъ. Слова относятся другъ къ другу такъ, м. вдов-ъ, ж. вдов-а, м. вдов-ецъ, ж. вдов-ица.— Не видимъ также, почему свекоръ или свекръ — форма позднйшая, чмъ свекры. Мы знаемъ’, что, кром а, буква и есть знакъ именъ женскаго рода, и въ настоящемъ случа мы видимъ, весьма древнее можетъ быть, согласованіе по родамъ черезъ и. Такъ въ м.: текръ, въ жен. приставляется и: свекръ — і, свекры.

Грамматика г. Буслаева содержитъ въ себ много правилъ, замтокъ и указаній, понятно, что и наши замчанія многочисленны, тмъ боле, что кром возраженія, мы предлагаемъ и свое собственное мнніе. Замчанія наши иногда обращаются на межи, но если эти мелочи вошли въ грамматику, почему имъ не занять мсто въ разбор?— Всему однако есть мра. Мы пишемъ разборъ грамматики г. Буслаева съ такою подробностію, что пожалуй, разборъ будетъ не мене его грамматики. Поэтому будемъ не такъ подробны поставимъ въ сторон не столь важныя замчанія, которыя мы могли бы ему сдлать.

Въ стать: имя прилагательное, г. авторъ, перечисляя суффиксы. между прочимъ говорить: ‘2. Суффиксы —ов или -ев, въ прилагательныхъ, произведенныхъ отъ существительныхъ на -ъ или -ь и на -о или -е, и суффиксъ -ик или -ын (-н), въ прилагательныхъ отъ существительныхъ на -а или -я, напр. Иванъ — ивановъ, конъ — коневъ, самецъ — самцевъ, матушка — матушкинъ, батюшка — батюшкинъ, царица — царицынъ и проч.’ На той же страниц (въ примчанія I): ‘Имена на ь, принадлежащія и къ мужескому и къ женскому роду, производятъ отъ себя прилагательныя и на-ее и на-ни, напр. зврь — звревъ и звринъ, лебедь — лебединый ‘и проч. (стр. 120).

Не совсмъ такъ. Не только имена на ь, но и имена на а производятъ отъ себя прилагательныя на имъ, иный, напр. левъ — львиный, орелъ — орлиный, и мн. др. Съ другой стороны имена на а производятъ прилагательныя на овъ, овый, напр. береза — березовый, липа — липовый, и мн. др.— Здсь является очень замчательная особенность Русскаго языка. Мы уже говорили о томъ, какое значеніе получаетъ иногда, повидимому, неправильное употребленіе, о томъ, что при такомъ употребленіи, слово изъ нагляднаго осязательнаго переходитъ въ отвлеченное качественное. Это общее основаніе, врное само въ себ, встрчается, при осуществленіи своемъ, не во всхъ словахъ, ибо въ отдльномъ слов могутъ случиться совершенно частныя тому препятствія, не рдко основанныя на требованіяхъ звуковыхъ (фонетическихъ), употребленіе обойдетъ это препятствіе и изворотится какъ-нибудь иначе. Это видли мы и при употребленіи причастій. Тмъ не мене общее правило или основаніе остается врнымъ.— Въ настоящемъ случа видимъ боле правильное и явственное примненіе этого общаго основанія, или начала. Какъ скоро прилагательное, производное отъ имени мужескаго, показываетъ просто принадлежность, оно оканчивается на овъ, отъ женскаго на ину, полной, или производной, формы оно не иметъ. Какъ скоро здсь является не понятіе принадлежности, не одно именованіе предмета (на вопросъ: чей), во качество предмета,— такъ, наоборотъ, отъ именъ мужскаго рода производится прилагательное на инъ, а отъ женскаго на онъ, при чемъ, наоборотъ, существуетъ только полная форма, а краткой не существуетъ. Напр. имена муж. рода: левъ, оселъ, отъ нихъ прилагательныя, означающія принадлежность (чей? чья? чье?): лвовъ, ословъ (послушали ослы ослово, хитро-красно-сплетенно слово). Отъ нихъ же прилагательныя, означающія качество или подобіе: львиный (львиная сила), ослиный (ослиное терпніе). Съ другой стороны, вотъ имена жен. рода: норка, береза, отъ нихъ прилагательныя, означающія принадлежность: норкинъ (норкинъ слдъ), березинъ. Отъ тхъ же именъ прилагательный, означающія качество или подобіе, и т. п.: норковый (мхъ норковый, норковаго достоинства, изъ порокъ), березовый (березовая лопата — изъ березы). Не везд можно равнымъ образомъ провести это замчательное соотношеніе окончаній, тмъ не мене имющее несомннную дйствительность, но мы должны здсь прибавить два замчанія. 1) Кром этихъ окончаній, является еще окончаніе, состоящее въ смягченіи окончанія имени: ь,— это ь.— Напримръ: волкъ — волнъ, волчій и т. д. Это окончаніе иметъ значеніе принадлежности (но въ то же время потомственное, родовое, означаетъ рожденіе), и однако часто употребляется, какъ прилагательное качественное, иногда и въ томъ и въ другомъ смысл, такъ съ трудомъ скажемъ: кунинъ слдъ, не говоримъ: куновая шуба, а: куній слдъ, кунья шуба. Точно также, сказавъ: блкины зубы, скажемъ: бличій мхъ. Эта форма можетъ находиться при обихъ формахъ на онъ и инъ, напр. гусевъ, іусиный, гусій {Мы сказали, что прилагательная форма на ъ, ій (волкъ, волчій и проч.) происходятъ отъ смягченія именнаго окончанія ь, слдовательно отъ именъ мужескаго рода, но какъ же, могутъ насъ спросить, эта форма образуется отъ словъ женскаго рода: напр. лиса и др., и какимъ образомъ могло явиться окончаніе ь, ій, изъ окончанія а? На это отвчаемъ, что при каждомъ такомъ родовомъ названія, какъ лиса, кура и проч., мы предполагаемъ форму и мужескаго рода, вышедшую изъ употребленія. Иногда употребляются об форма, иногда одна преимущественно передъ другою для означенія породы, а иногда просто одна какая нибудь. Языкъ счелъ почему нибудь приличне удержать иногда одну только форму рода (или мужескую или женскую) для названія породы, считая можетъ быть или ту или другую соотвтственне съ характеромъ самой породы (напр. горностай, норка и т. д.). Но форма мужескаго рода непремнно должна существовать, и могла разв только выйдти изъ употребленія. Такъ въ приводимыхъ примрахъ: лиса, кура, об формы существуютъ. Народъ употребляетъ форму куръ, въ смысл птухъ. Формально встрчается въ Церковно-Славянскомъ язык: лисъ, дат. лисовомъ. Сверхъ того, надобно сказать, что это прилагательное на ъ, образующееся отъ именъ, есть отчество (совершенно особенное впрочемъ), а потому здсь мужескій родъ необходимъ.} 2) Тамъ, гд форма на онъ образована естественно, т. е. отъ именъ мужескаго р., и означаетъ, какъ обыкновенно, принадлежность, тамъ она иметъ только краткую форму. Какъ же скоро она означаетъ качество, подобіе и т.д., тогда является уже полная форма: овый, которая, при своемъ значеніи, не допускаетъ уже форму: онъ (если она встрчается, то это бываетъ настоящее сокращеніе или усченіе полной формы, а не первоначально краткая форма). Эта форма на: овый, обыкновенно бываетъ при предметахъ неодушевленныхъ, при которыхъ трудно представляется понятіе собственности и принадлежности, и при которыхъ является или понятіе подобія или матеріала и т. п.— Напр. чей экипажъ’! Этотъ экипажъ Ивановъ. Нельзя сказать: Ивановый экипажъ.— Какой столбъ? Дубовый. Нельзя сказать: этотъ столъ — дубовъ, — имена средняго рода, по значенію своему, также какъ и имена неодушевленныя, не допускаютъ прямаго понятія собственности, а потому и понятіе принадлежности представляется при нихъ съ трудомъ, поэтому онъ, какъ притяжательное, является весьма рдко (солнцеоы дти), овый же, какъ прилагательное отвлеченное, качественное, является чаще, но тоже рдко, напр. дловой и проч.

На стр. 123 авторъ говоритъ, что: ‘отъ прилагательныхъ: бловатъ, блехонекъ, блешенекъ, нельзя произвести сравнительной степени: бловате и пр.’ — Отъ блехонекъ, блешенекъ точно нельзя произвести сравнительной степени, а отъ бловатъ можно, и можно сказать: бловате. Это понятно: блехонекъ и бллешенекъ не допускаютъ сравнительной степени по смыслу своему, оба слова значатъ: кругомъ блъ, совершенно блъ, придавая въ то же время особый оттнокъ этому качеству, или, въ этомъ случа, скоре состоянію, и такъ здсь само значеніе слова не допускаетъ понятія: боле. Но бловатъ значитъ именно не совсмъ блъ, слегка блъ, иметъ оттнокъ близны, смыслъ слова вполн допускаетъ сравнительную степень, допускаетъ понятіе: боле. Нельзя сказать: боле блехонекъ, блешенекъ, можно сказать: боле бловатъ, а потому возможна и сравнительная степень. Еслибъ даже само слово не имло формы сравнительной степени, то она была бы возможна съ помощію слова: боле, а здсь слово иметъ и свою форму: бловате. Точно также и по тому же, можно произвести сравнительную степень отъ блесоватъ, блесовате. Сверхъ того, здсь есть и другая причина. Блехонекъ, блешенекъ, и проч. выражаютъ личное впечатлніе говорящаго, по этому сравнительная степень здсь-не возможна, ибо здсь является не качество: блъ, само по себ, а особое впечатлніе, имъ производимое.— Слово: бленекъ, не иметъ значенія: совершенно блъ, а скоре: слегка блъ, по выражая личное ощущеніе, не можетъ имть сравнительной степени. Бловатъ, блесоватъ, не выражаютъ личнаго впечатлнія, а обозначаютъ само качество, и потому могутъ имть сравнительную степень.

Мы не будемъ говорить о томъ, что авторъ видитъ суффиксъ превосходной степени сохранившимся въ окончаніи — стъ (а-стъ, и-стъ: рогастъ, плечистъ), въ существительномъ: староста (старйшина), (стр. 123—124). Теперь у насъ этотъ суффиксъ не придаетъ прилагательному значенія превосходной степени, слдовательно это вопросъ историческій, который мы на сей разъ не разсматриваемъ. Но авторъ говоритъ (стр. 124), что Церковно-Славянскій и Русской языкъ, ‘возвышая прилагательныя по степенямъ, пользуются суффиксомъ только сравнительной степени, для превосходной же степени употребляютъ приставки пре и наи, напр.: пре~умный, пре-добрый, пре-умнйшій, пре-добрйшій’ и что ‘сверхъ того въ просторчіи превосходная степень выражается приставкою частицъ: раз- и на-, напр. раз-удалый, раз-прекрасный (откуда: раз-прекраснйшій, наибольшій, (мелко) на-мелко.’ — Съ этимъ мы согласиться на можемъ, мы думаемъ, что этими частицами опредляется различнымъ образомъ положительная степень самаго качества, выражаемаго прилагательнымъ, что въ этихъ случаяхъ качество опредляется такимъ образомъ, что уже не допускаетъ сравненія: пожалуй, въ этихъ приставкахъ выражается степень качества, но не степень сравненія, эти приставки тоже, что и нарчія: очень, совершенно и т. д. Какая степень выражается словами: очень добрый, сравнительная или превосходная? Ни та, ни другая, это просто степень положительная’ опредленная (или описанная) нарчіемъ очень. Если же видть тутъ степени сравненія, то должно видть ихъ и въ формахъ: бловатъ, бленекъ, блехонекъ, блешенекъ, изъ которыхъ дв, или даже три, не допускаютъ степеней сравненія и значатъ (дв): совершенно блъ (съ особеннымъ оттнкомъ личнаго при этомъ впечатлнія). Эти дв имютъ по крайней мр такое же право назваться превосходною степенью, какъ и прилагательныя съ приставкою пре, наи, раз, на.— Повторяемъ наше мнніе, что это все опредленіе различныхъ оттнковъ, впечатлній, даже силы качества,— но это не степени сравненія {Формы: прилаг. блесоватъ, бловатъ и пр., а также прилаг. съ приставками: пре, раз пр., и также съ приданными къ нимъ нарчіями могутъ назваться формами описательными.}.

Скажемъ здсь свое собственное опредленіе степеней сравненія вообще и постараемся объяснить формы ихъ въ нашемъ язык, но сперва два замчанія:

1) Не только въ древне-Русскомъ, какъ думаетъ авторъ (стр. 126), но и теперь въ народномъ язык употребляются формы: дале, боле, мене. Даже есть поговорка: (чмъ дальше, тмъ больше).

Авторъ на стр. 128 говоритъ: ‘къ особенностямъ Русскаго языка принадлежитъ приставка предлога по къ форм сравнительной степени для того, чтобы поднять качество нсколько выше: напр. потоньше, получше, подальше, побольше.‘ — Наобороті, по нашему мннію: чтобы уменьшить качество, понизить его. Когда вы спросите: ‘что, отсюда дальше, чмъ оттуда?’ и вамъ отвтятъ: ‘подальше’ — это не значитъ: очень дальше, гораздо дальше, а это значитъ: нсколько дальше, или даже: не много дальше. Качество не только не поднимается, но понижается, если такъ выразиться.’ Отвть въ такомъ случа меньше даетъ, нежели сколько вопросъ предполагаетъ: подальше — меньше, чмъ дальше, потоньше — меньше, чмъ тоньше, и т. д. Это совершенно согласуется съ значеніемъ здсь являющагося предлога но, который показываетъ послдованіе за чмъ-нибудь, второстепенность: па-водокъ, па-песокъ, па-сынокъ и проч.

Понятіе качества есть само по себ понятіе отвлеченное. Проявляясь, качество разнится въ своихъ осуществленіяхъ, можетъ быть сильне, слабе, можетъ проходить разныя степени своего развитія. Этотъ ходъ его развитія называется въ грамматик: степенями сравненія. Качество само по себ взятое — отвлеченно и неопредленно, напр. добрый, есть общее понятіе, взятое само въ себ, вн его осуществленія. Это степень т. наз. положительная (названіе, по нашему мннію, не совсмъ соотвтственное). Переходя въ осуществленіе, изъ отвлеченнаго становясь дйствительнымъ, качество вдругъ предается въ добычу случайности, въ добычу безконечнаго ряда проявленій, напр. онъ добре, но тотъ еще добре, а этотъ можетъ быть еще добре,— и такъ до безконечности. Это степень сравнительная, такъ вполн соотвтствующая своимъ названіемъ своему назначенію.— Переходя изъ отвлеченнаго общаго въ міръ особенностей и разбгаясь въ безчисленныхъ проявленіяхъ, качество само, какъ понятіе, исчезаетъ, и видно только, что о немъ рчь идетъ. Такъ напр. выраженіе: этотъ добре того, еще не значитъ, чтобъ этотъ былъ добръ, этотъ — добръ только относительно того, по сравненію съ нимъ, а это еще ничего не значитъ. И такъ качество, вышедши изъ области отвлеченной въ міръ безконечныхъ особенностей, теряется какъ общее повитіе, тамъ было оно отвлеченнымъ, а здсь, сдлавшись дйствительнымъ, оно за то само исчезаетъ въ безконечномъ сравненіи проявленій. Но эта общая идея качества какъ понятія, качества отвлеченнаго, устраненнаго сравнительностью, которое однако утратиться не можетъ уже потому, что оно отвлеченно здсь присутствуетъ при всемъ ход своего развитія,— эта общая идея качества вновь возникаетъ среди безконечнаго міра особенностей, какъ скоро качество находитъ себ достойное осуществленіе вн всякого сравненія. Такимъ образомъ, качество, пройдя чрезъ осуществленіе, возвращается къ самому себ, къ своей исходной точк, вновь находитъ себя, какъ понятіе положительное (первоначальное), но уже осуществленнымъ, но въ мір дйствительныхъ проявленій: изъ безконечнаго множества явленій возникаетъ одно, среди безконечнаго сравненія является полное осуществленіе качества, какъ общаго понятія, это степень превосходная. Языкъ Русской, который вообще такъ разумна изображаетъ въ себ самомъ движеніе мысли въ слов, выражаетъ явственно значеніе этой степени тою формою, какую она въ немъ иметъ, именно: самый, напр. самый добрый. Привычка употребленія затемнила для насъ смыслъ этой формы, но скажите это на другомъ язык, и непривычное тамъ, въ этомъ смысл, употребленіе, освжаясь, возвратитъ слову его значеніе, напр. dir flute selbst, ipse bonus, или скажите по Русски съ именемъ существительнымъ: сама доброта. Смыслъ длается ясенъ, слово самый, именно показываетъ возвратъ качества къ самому себ, осуществившимся, оно вовсе не значитъ: добре веляя,— это было бы все же сравненіе, и общее значеніе качества не выступало бы при этомъ,— оно значитъ: добрый самый, т.:е сама доброта, здсь уже нтъ и рчи о сравненіи. Обратите вниманіе, и вы увидете, что въ превосходной степени прилагательное не созидаетъ новой формы: это таже степень положительная, но къ ней придается слово: самый, лишь утверждающее ее, увряющее въ ней, показывающее, что она прошла сквозь осуществленіе и сравненіе, и нашла себя вновь, уже обогащенною этимъ осуществленіемъ: добрый самый.

Такова, по нашему мннію, теорія степеней сравненія, и такова осуществленіе этихъ степеней въ Русскомъ язык: 1) добрый, 2) добре (добрйшій), 3) самый добрый, или добрый самый. Другой превосходной степени у насъ нтъ и быть не можетъ.— Но что же это за окончаніе превосходной степени въ другихъ языкахъ? Не опровергается ли эта теорія формами превосходной степени другихъ языковъ, или языки эти иначе поняли степени сравненія и ходъ развитія качества? На этотъ вопросъ здсь отвчать было бы не у мста, это повело бы насъ слишкомъ далеко, въ область сравнительной грамматики. Подробно поговорить объ этомъ мы предоставляемъ себ впослдствіи, а теперь только скажемъ, что въ язык Санскритскомъ превосходная степень оканчивается на tama, а въ язык Латинскомъ, въ большой части словъ, на simus.

Воздерживаясь на сей разъ отъ сравнительнаго словоизслдованія, обращаемся къ родному языку.— Обратимъ вниманіе на самыя формы степеней. Форма превосходной степени такъ ясна, что не нуждается и въ объясненіи. Форма же степени сравнительной напротивъ требуетъ внимательнаго разсмотрнія и весьма нуждается въ объясненіи форма сравнительной степени двоякая. Первая форма почти не употребляется, или лучше, употребляется въ смысл нарчія, это форма: е, е, напр. онъ добре, строже ею и т. д. Другая форма употребляется очень рдко въ сравнительной, а скоре въ сравнительно-превосходной, эта форма на йшій, айшій, напр. добрйшій (какъ бы добре всхъ, или: изъ всхъ). Въ этомъ же своемъ смысл — степ. сравнительно-превосходной — становясь какъ бы новымъ качествомъ, эта форма, въ употребленіи, можетъ переходить уже въ настоящую самостоятельную превосходную степень, и допускаетъ тогда подл себя форму превосходной степени, напр., самый добрйшій.— Какъ видно, сравнительная степень существуетъ у насъ въ самомъ бдномъ вид. Тмъ не мене об означенныя нами формы — формы степени сравнительной, постараемся разобрать ихъ.

Первая форма (добре) находится въ вашемъ язык въ вид нарчія, сказали мы, но изъ исторіи языка, и изъ языка Церковно-Славянскаго, мы видимъ, что она имла форму прилагательнаго и измнялась по родамъ. Мы видимъ, что въ Церковно-Славянскомъ язык въ мужескомъ род сравнительная степень оканчивалась на ій, въ женскомъ род на ьши, въ среднемъ род на е, что есть и другая форма сравнительной степени (въ сущности та же) — въ мужескомъ род й, въ женскомъ: йши, въ среднемъ: е. Нужно обратить хотя не много вниманія, чтобы увядать соотвтствіе измненія прилагательнаго сравнительной степени по родамъ съ такимъ же измненіемъ Церковно-Славянскаго причастія. Причастіе настоящее оканчивается въ мужескомъ род на я — яй (іа — іай), на ы — ый, въ женскомъ род на ящи (ящія),ящи (ящія), въ среднемъ род также какъ и въ мужескомъ, т.-е я. Причастіе прошедшее оканчивается въ мужескомъ род на въ — вый, ъ — ый, ь — ій, въ женскомъ род на ши (шія), въ среднемъ род, также какъ и въ мужескомъ, т.-е. ъ, и сверхъ того: шее. Изъ однаго этого сравненія можно видть сходство, окончанія сравнительной степени мужескаго рода: ій, й (ай) имютъ сходство съ ый, яй (яй), окончаніями причастія настоящаго, и еще боле съ окончаніемъ прошедшаго причастія: ій. Въ особенности замтно сходство въ томъ, что наращеніе является, — какъ въ сравнительной степени, такъ и въ причастіи, — при форм женскаго рода: въ сравнительной степени ши, въ причастіи ущи, ящи и ши. Прибавимъ, что такое точно наращеніе, какъ при форм женскаго рода, — является въ косвенныхъ падежахъ при формахъ мужескаго и средняго рода, какъ въ прилагательныхъ сравнительной степени, такъ и въ причастіяхъ. Въ доказательство сходства можемъ привести, что точно также какъ въ причастіяхъ, женская форма распространилась впослдствіи на мужескую среднюю, даже въ им. падеж ея. числа, а мужеская или лучше средняя форма приняла видъ нарчія (депричастіе: напр. идя) Такъ точно и женская форма сравнительной степени перешла въ имен. падежъ мужескаго и средняго рода (краснйшій, краснйшая, краснйшее), а средняя форма приняла видъ нарчія (мене, меке).— Можно замтить, какъ разницу, то, что прилагательное сравнительной степени мужескаго рода не иметъ краткой формы, а только полную: ій. Вспомнимъ однако прежде всего, что мы имемъ дло не съ полными формами, какъ были он нкогда, а съ остатками, какъ бы ни былъ древенъ языкъ, въ которомъ ихъ находимъ. Но по остаткамъ наука можетъ заключать о бывшей полнот формъ, можетъ догадываться о томъ, что утрачено, и нкоторымъ образомъ даже возсозидать, по своимъ законамъ, изчезнувшія формы.— И такъ, не признавая того, что мы имемъ передъ глазами, хотя бы и въ самомъ древнйшемъ вид,— за совершенное и полное, за непреложно-истинное, изначала такъ существовавшее, будь оно стройно или нестройно, — обратимъ вниманіе на то, что мы видимъ передъ собою, и поищемъ, нтъ ли указаній. чтобы возстановить по возможности образованіе и склоненіе’ какъ сравнительной степени, такъ и причастій.—

Прежде всего мы можемъ предположить, что сравнительная степень на ій (болій) имла первоначальную или краткую форму,— какъ по общей аналогіи прилагательныхъ, такъ и потому, что въ среднемъ род краткая форма существуетъ, именно на: е (боле). Эта краткая форма въ мужескомъ род должна быть ь: боль. Это доказывается еще и тмъ, что въ женской напр. форм не болйши, а боль-ши.— Потомъ, обративъ вниманіе на склоненіе, какъ прилагательнаго сравнительной степени, такъ и причастія, мы не можемъ не видать, что это склоненіе не естественное, что передъ нами дв разныя формы (можетъ быть даже разновременныя), что имен. падежъ въ прилагательномъ сравнительномъ и въ причастіяхъ мужескаго и средняго рода взятъ изъ одной формы, а остальные падежи изъ другой формы, изъ той, которая является исключительно въ прилагательныхъ сравнительныхъ женскаго рода и въ причастіяхъ женскаго рода. Однимъ словомъ: передъ вами склоненіе составное, чему примровъ довольно представляютъ какъ Русской, такъ и другіе языки. Должно понимать не такъ, что окончаніе падежа именит.: (я) я, ы (гряды), иметъ наращеніе, напр. (яща) яща, (яща) уща (грядуща) въ родит., а напротивъ: окончаніе ы, ый, только и существуетъ, только и осталось, въ одномъ вменит. падеж, другихъ падежей оно не иметъ. За то, въ свою очередь, нарощеніе род. и проч. падежей: ящ, ящ, не употребляется въ именительномъ, въ которомъ помнится и употребляется форма безъ наращенія. Форма безъ наращенія имла, кром именительнаго, и вс другіе падежи, а форма съ наращеніемъ существовала и въ именительномъ падеж, но ни та, ни другая форма не употреблялась въ означенныхъ падежахъ въ древнемъ Церковно-Славянскомъ язык, ибо такъ составилось, сложилось въ немъ нкогда склоненіе, и въ томъ вид такъ и оставалось. Въ позднйшіе же время явилась эта форма съ наращеніемъ: ущ, ящ, ш, и въ именительномъ падеж. Тоже самое видимъ мы и въ прилагательныхъ сравнительныхъ, гд выступаетъ наращеніе ш (большій, краснй-шій).— И такъ передъ вами дв формы (и въ причастіяхъ и въ сравнительныхъ прилагательныхъ), мы сказали ‘можетъ быть разновременныя’: во этого мы нисколько не утверждаемъ, очень можетъ быть, что это современныя, но лишь разнообразныя формы, изъ которыхъ каждая имла свое склоненіе и свое значеніе въ эпоху богатства формъ и живаго ощущенія всхъ оттнковъ слова, а поздне, во время оскуднія языка, изъ двухъ формъ составилось одно составное склоненіе. Первая форма безъ наращенія, если и современная, то очевидно, первоначальная, отъ нея уцллъ одинъ имен. падежъ въ един. числ, въ прилагательныхъ и причастіяхъ мужескаго и средняго рода.— Конечно та эпоха была еще древне, когда каждая изъ формъ пользовалась собственнымъ полнымъ склоненіемъ, но и самое это составное склоненіе принадлежитъ древней эпох, ибо мы уже въ самыхъ древнйшихъ памятникахъ находимъ это склоненіе составленнымъ, и такъ образованіе этого составнаго склоненія скрывается во мрак древности. Эта древность придаетъ еще боле значенія и важности той аналогіи, которая находится между сравнительными прилагательными и причастіями, какъ относительно образованія по родамъ, такъ и относительно склоненія (равно тамъ и здсь составнаго). Эта аналогія наводитъ насъ на простую мысль, что прилагательныя сравнительной степени суть не что иное, какъ причастія, и именно тхъ глаголовъ, которые значеніемъ своимъ могутъ выразить степень сравненія. Для этого обратимъ вниманіе на формы, положимъ нсколько позднйшія, но въ которыхъ дйствуетъ однако тотъ же духъ: добрйшій, краснйшій напримръ, очевидно находятся въ связи, по значенію, съ глаголами: добрю, красню, которые могутъ быть и названы глаголами сравнительными. Прибавимъ, что всякое качество можетъ получить характеръ дйствія, всякое прилагательное можетъ принять форму глагола и дйствительнаго и средняго, но не всегда и въ равной степени употребительную. Иногда употребительны об формы: блый — блить, блть, иногда форма только средняго: умный — (умнить) умнть, дорогой — дорожить, дорожать, и проч. Иногда боле употребительна форма дйствительная: низ(кій) — низить, нижать, выс(окій) — высить, вышать, тихой — тишить, тишать и проч. {Впрочемъ неупотребительность формы ничего не значитъ, она часто тмъ не мене находится въ язык и обнаруживаетъ себя въ формахъ производныхъ ли въ какихъ нибудь окаменлостяхъ языка, иногда существуетъ неупотребляющаяся форма въ возможности, (in der Potenx, сказалъ бы Нмецъ, нердко бываетъ довольно предлога, приставки какой нибудь, чтобы вызвать ее въ дйствительность и дать ей проявиться.} Сравнительную степень на ій, а также и на й-ай, которыя мы считаемъ совершенно за одновременныя однородныя формы {Г. Буслаевъ форму сравнительной степени на (добрй) считаетъ формою позднйшею, относя сюда и форму на: ай, какъ измненіе формы на: й. Но почему позднйшею? онъ не привелъ доказательствъ. Покрайней мр мы встрчаемъ въ Остроміровомъ Евангеліи и форму на: й (старй) и форму на ай (маожае).} сближаемъ мы съ причастіемъ настоящимъ на ый и на яй (беремъ Русскія буквы, а не я, идяй напр). Другую форму сравнительной степени, на шій, сближаемъ мы съ причастіемъ на щій. Можно сближать первую форму: ій, й, ай, съ причастіемъ прошедшаго времени на ый и ій, а вторую: шій, съ причастіемъ пришедшаго времени на шій: окончаніе еще сходне. Но думаемъ, что смыслъ прошедшаго времени едва ли можетъ допускать сравнительную степень, хотя напримръ: пущій (прошедшее причастіе отъ пущу: см. Остромірово Евангеліе: отъпоушь) совершенно, повидимому, одно съ сравнительнымъ прилагательнымъ: пущій. Мы думаемъ скоре, что причастныя формы настоящаго времени, черезъ нкоторое измненіе, перешли въ формы прилагательнаго сравнительнаго.— Если краткая форма отъ причастія на яй есть я, то трудно вообразить себ склоненіе при такомъ окончаніи, и для насъ остается пока загадкой, какъ поступалъ здсь языкъ. При форм на яй вопросъ становится немного легче, по крайней мр есть возможность предположить что й могло склоняться, какъ при существительномъ (край), но это склоненіе въ такомъ случа не соотвтствовало бы извстному склоненію прилагательныхъ полныхъ. При форм на ы, которая есть собственно протяжный ъ, склоненіе возможне, хотя и все же не можетъ быть чистою замною ъ, но ый — уже допускаетъ аго (ого). Причастіе прошедшее на ъ и ь, ый и ій, вполн допускаетъ возможность склоненія прилагательныхъ краткихъ на: ъ и ь, и полныхъ на: ый и ій. Возможность измненія по родамъ, затруднительная при причастіи настоящемъ (хотя во второй форм можно предположить отъ гл. множить, муж. форму: множай, жен. множая и сред. множае), при причастіи прошедшемъ становится доступна.— Прилагательное сравнительной степени съ своимъ окончаніемъ ій (ь) не представляетъ такой трудности для склоненія (имя возможность измняться и какъ: ь, и какъ: ій). Но другія окончанія на: й и ай, могутъ допустить склоненіе только при полной форм. Измненіе по родамъ трудности не представляетъ, можно свободно сказать: болій (боляя) более, и даже (боль, боля) боле. Можно, хотя не такъ свободно, образовать окончанія по родамъ и при окончаніяхъ на й и ай.— Об наши формы сравнительной степени происходятъ, кажется намъ, и какъ формы, отъ глагола, черезъ причастія. Форма напр. добре или добряе иметъ себ соотвтствіе въ глагол добрть — по значенію, но причастіе отъ добрть было бы добря-й, между тмъ какъ сравнительное прилагательное — добрй или добряй (добре, добряе). Мы думаемъ, что причастіе происходитъ не отъ глагола добрть, а отъ глагола добрить, который — какъ это бываетъ въ нашемъ язык — употребляется въ смысл глагола средняго, отъ глагола: добрить, причастіе будетъ: добряй, и прямо уже будетъ соотвтствовать сравнительной степени добряй, добряе. Точно также: легчить — летай, легчае, сравнительное же легче, принадлежитъ къ разряду сравнительныхъ на ь (ій), здсь средняя форма: е (ее).— Формы сравнительной степени на йшій. айшій, формы, которыя считаемъ мы независимыми отъ формъ на ій, й. яй (ай) и не отъ нихъ произведенными, соотвтствуютъ причастіямъ на: ющій, ающій. Надо помнить, что мы вовсе подумаемъ, чтобъ эти причастія съ нарощеніемъ образовались отъ причастій безъ нарощенія, он независимо отъ нихъ возникли изъ самаго глагола, но конечно при извстномъ соотношеніи между собою. На этотъ разъ, эти причастія происходятъ отъ глагола сравнительно средняго, напримръ: добрть, дорожать,— добрйшій, дорожайшій, мы думаемъ, что въ эти-то формы произношеніе измнило формы причастныя: добрющій, дорожающій? Намъ скажутъ, что это образованіе случилось поздне, хотя бы и такъ — это дла неизмняетъ, явленіе остается все тмъ же. Въ доказательство того, что добрйшій, дорожайшій суть причастія, приведемъ простонародное употребленіе: добрющій, дорожающій, а простонародное употребленіе всегда важно и заслуживаетъ вниманія. Въ доказательство, что глаголы дйствительные сравнительные могутъ имть во-первыхъ: среднее значеніе, во вторыхъ: черезъ причастіе образовать сравнительное прилагательное, даже прямо употребляя или, лучше, удерживая: щ,— можемъ привести простонародную форму: злющій. Намъ могутъ сказать: какъ же объясняется сравнительная степень: выс-шій, низшій?— Ниже объясняется первою формою (какъ: боле) отъ низ-ить (ниже), такъ точно объясняется: выше, краше и др. под.— но какъ объясняется въ слов выс-шій и другихъ, окончаніе шій? Вроятно сокращеніемъ, или даже, можетъ быть, причастіемъ времени прошедшаго.— Слово пущій мы производимъ отъ пущу, при чемъ черезъ Причастіе образовалась сравнительная степень: пущъ, пуща, пуще, пущій, пущая, пущее.— Объясненіе наше далеко не полно и требуетъ гораздо большихъ изслдованій и доказательствъ. Мы имемъ дло съ обломками и искаженіями нкогда богатыхъ и подробныхъ формъ. Но главная мысль, что прилагательныя сравнительныя, вообще, суть не что иное, какъ причастія сравнительныхъ глаголовъ, означающихъ возрастаніе дйствія, — по нашему мннію, несомннна.

То, что сравнительная степень прилагательнаго есть причастіе, слдовательно форма отглагольная, — кажется намъ весьма понятнымъ и имющимъ глубокое основаніе, явленіемъ. Сравненіе есть уже дйствіе, качество здсь исчезаетъ или отодвигается на второй планъ, на первомъ план вопросъ: сколько этого качества сравнительно съ другимъ предметомъ? какъ скоро качество отодвигается въ сторону, такъ вмст съ нимъ отступаетъ и слово качества — прилагательное. Необходимо выдвигается здсь, съ мыслію дйствія, и слово дйствія — именно глаголъ, который (такъ какъ удерживается тнь качества и слд. прилагательнаго) является здсь своимъ причастіемъ (прилагательнымъ отглагольнымъ). Русской же языкъ, — вообще неохотно употребляющій причастія, въ ихъ глагольномъ смысл, я обращающій ихъ въ прилагательныя, и, какъ видно (это уже собственно взглядъ Русскаго языка), считающій и здсь причастіе слишкомъ качественнымъ для дйствія сравненія,— удержалъ причастіе сравнительнаго глагола (или прилагательное сравнительной степени) только въ форм средняго рода, обративъ ее притомъ въ нарчіе и не согласуй съ именемъ, ни въ род, ни въ числ. Напр. онъ умне ея, она умне его и проч. Форма же на: йшій, айшій (съ ея видоизмненіями на: ющій, ающій и даже: ущій, ющій), напр. добрйшій, дражайшій, не иметъ значенія сравнительной степени, а сравнительно-превосходной (или же вообще значеніе усиленнаго качествами въ тако’ случа значеніе степени положительной). Въ доказательство того, что сравнительная степень прилагательнаго есть причастіе, можно привести ту, замчаемую г. Буслаевымъ, особенность древняго и простонароднаго язык, что сравнительная степень можетъ быть образована отъ имени существительнаго. Г. Буслаевъ приводитъ два примра: скотье, береже. Понятно, что здсь эта сравнительная степей образуется черезъ сравнительный глаголъ, форму же сравнительнаго глагола можетъ принять всякое ими существительное, какъ скоро только смыслъ это допустить можетъ, таквжъ образомъ эти сравнительныя прилагательныя отъ именъ существительныхъ, скоте (яе), береже (ае) — суть причастія отъ сравнительныхъ глаголовъ дйствительныхъ: скотить (сред. скотть), бережить (сред. бережть).— Мы уже говорили, что глаголы дйствительные часто употребляются какъ средніе, напримръ: кружитъ вм. кружиться, пикетъ вм. пишется.— Отъ скоттъ можно образовать скотйшій, отъ бережть — бережйшій.

Намъ скажутъ, можетъ быть, какъ возраженіе, что этого отношенія сравнительныхъ прилагательныхъ къ причастіямъ другіе языки не представляютъ. Но это не измняетъ дла для Славянскаго языка. За каждымъ выдляющимся языкомъ, мы, сверхъ общей словесной, признаемъ еще личную словесную работу, могущую измнить прежнія, создать новыя формы. Въ доказательство приводимъ языкъ Русской, который личнымъ взглядомъ своимъ отдляется ужъ отъ языка Церковно-Славянскаго и сравнительную степень допускаетъ только въ вид нарчія (добре). Форма же, напр. добрйшій, не иметъ въ Русскомъ язык смысла сравнительнаго, а означаетъ степень сравнительно-превосходную, что уже совсмъ другое. (Выше мы говорили объ этомъ.) — Сверхъ того, нужно еще внимательно разсмотрть составъ сравнительныхъ прилагательныхъ и причастій въ другихъ языкахъ, разсмотрть свободно и самостоятельно, принимая въ разсужденіе авторитеты ученыхъ, но не подчиняясь имъ слпо. Быть можетъ, внимательное изслдованіе откроетъ намъ, что и въ другихъ языкахъ то же соотвтствіе, какъ и въ Славянскомъ, между сравнительными прилагательными и причастіями, лишь затемннное большею въ тхъ языкахъ кристаллизаціею, ибо въ Русскомъ язык, скажемъ мимоходомъ, кристаллизаціи гораздо мене, чмъ во всхъ другихъ Индо-Европейскихъ языкахъ, не исключая Санскритскаго и Зендскаго, что конечно предлежитъ еще доказать, какъ — надемся — и будетъ со временемъ.

Мы распространились о степеняхъ сравненія слишкомъ подробно для критической статьи, и все-таки не сказали всего, откладывая это до другаго случая.

На стр. 132 авторъ говоритъ: ‘Примч. Самый составъ нарчій свидтельствуетъ о ихъ древности въ язык. Другія слова мн’ ‘можемъ по своей вол склонять и слагать съ приставками. Нарчія же просклонялись и сложились съ приставками уже до насъ, оставшись навсегда съ неподвижными флексіями.’ — Это справедливо относительно только нкоторыхъ нарчій, какъ напримръ зэ приводимыхъ авторомъ: намедни, втпоры, и проч. Но вдь говоримъ же мы и теперь, склоняя и слагая: тмъ временемъ, днями (днями веселъ), тою порою, на ту пору, а это точно такія же нарчія. Въ особенности это видно при выраженіяхъ: въ т-поры и на-my пору.— Авторъ приводитъ еще нарчіе вн (пад. мстн.) и вонъ (пад. вин.) Это такъ. Укажемъ, кром общеизвстнаго извн, на извонъ (‘извонъ божественныхъ правилъ и Съборъ.’ Ак. Ист. Ч. I. стр. 523). Здсь предлогъ изъ, потерялъ, какъ кажется, значеніе предлога управляющаго, принявъ самъ какъ бы значеніе нарчія или частицы.

‘На стр. 134 авторъ въ числ нарчій, образовавшихся помощію творительнаго падежа, помщаетъ ‘древнерусское полма т.-е. ‘на полы’ или ‘по поламъ’), весь-ма (отъ слова весь) вель-ми, коль-ми (отъ словъ велій, коль).’ Черезъ нсколько строкъ авторъ прибавляетъ (стр. 135): ‘Примчаніе 5. Что окончачаніями — —ію, (Ц. С. ны) -ма, и —ми, означается одинъ и тотъ же падежъ, именно творительный, явствуетъ изъ Церковно-Славянскихъ формъ: бъхъ, или бшь (совсмъ), откуда бъх-ма или бъш-ны (тоже совсмъ), вель-ми, и вель-ма, боль-ми и боль-ма, или большь-ми, и даже больш-и-ми (боле). Окончаніе —ма, или —мя, принадлежитъ творительному падежу двойств. числа, ми творительному множ. числа.’.

Мы согласны съ этимъ и мудрено намъ не согласиться. (Объ этомъ сказали мы еще въ 1846 году, въ стать: ‘Нсколько словъ о нашемъ правописаніи’, помщенной въ ‘Московскомъ Сборник’ 1846, стр. 319—320. Въ этой стать стараемся мы объяснить двойственный падежъ, потому что въ самомъ дл появленіе его здсь странно (кром слова: полма) {Вотъ наши слова: ‘Дадимъ здсь объяснеіеніе на нкоторыя (нарчія) которыя кажутся составяющими особый разрядъ. Напр. весьма, ясно происходитъ отъ весь соотвтствуетъ словамъ ревма, стоймя и т. д., употребляющимся, какъ творительный падежъ. Но откуда явился этотъ творительный падежъ? Мы знаемъ что такъ оканчивается творительный двойственнаго числа. Какъ же явился онъ здсь?— Мы можемъ сказать, что во всякомъ случа здсь можетъ быть творительный множественнаго, напр. колни. Мы знаемъ также, что этотъ творительный множественнаго перешелъ въ окончаніе двойственнаго въ словахъ: тремя, четырьмя. Въ этомъ смысл употребляется слово, въ которомъ правильно и понятно является двойственный падежъ: полма, подходящее совершенно подъ категорію ревма, стоймя и проч. Но здсь понятенъ двойственный, ибо полы могутъ быть только доп. (Замтимъ теперь, что полма есть падежъ не отъ пола, а отъ ноль, ошибка въ которую впадаетъ и г. Буслаевъ. См. выше нашу выписку). Какъ же явился здсь двойственный падежъ въ другихъ случаяхъ, гд этой необходимости нтъ? Намъ кажется, что онъ явился здсь также или подобно, какъ явился въ словахъ тремя и проч.,— какъ падежъ не настоящій потому боле скрывающій значеніе падежа и боле могущій выразить характеръ нарчія. Двойственное, какъ число опредленное, боле иметъ въ себ замкнутости, нежели множественное, к могло, особенно когда перестало употребляться въ язык, явиться въ словахъ, употребляемыхъ въ смысл нами объясненномъ, какъ нарчіе.— Прежде вроятно говорилось ревли и т. д., какъ кольми, потомъ когда падежъ забывался какъ падежъ: ревмя, какъ стоймя, и наконецо ревма, какъ полма и проч. Сверхъ того, сама буква а иметъ въ себ что-то замкнутое, что (и безъ изложенныхъ выше причинъ) согласно съ значеніемъ употребленія, и буква а могла здсь кстати явиться, дабы опредлить характеръ нарчія.’ — Моск. Сборн. 1846, стр. 319—820.— Мы привели вполн все мсто изъ статьи, признана творительный множеств. кольми) и форму двойств. ревма, мы старались тамъ объяснить появленіе двойствен. формы. Поздне, ни измнили нсколько, нашъ взглядъ на творительный съ формою на ма (мя). Въ Молв 1857. No 37. въ ‘Замтк’ мы сказали…. ‘Такъ весьма есть тоже особый творительный народный отъ весь — и вроятно древнйшій. Творительному весьма соотвтствуетъ тоже древняя форма: болма, а также досел употребительныя въ народ формы, какъ ревма реветъ, валма валитъ и проч. Это все, думаемъ мы, форма, и форма древняя, творительнаго падежа’.— Объясненіе древнихъ нарчій важно для исторіи флексій. Въ разсужденіи своемъ ‘Ломоносовъ въ исторіи Русской литературы’ (1846 г.) мы объясняемъ нарчіе, долой, какъ образовавшееся изъ долови чрезъ доловъ, и (Молва. 1857 No 37.) нарчіе: намедни, какъ оными-дни.— Совершенно также объясняетъ ихъ и г. Буслаевъ.}

На той же страниц авторъ говорятъ: ‘Нарчія отглагольный, въ выраженіяхъ: ‘гор-мя горитъ’, ‘руг-мя ругать’, ‘пой-ма ныть,’ соотвтствуютъ явственному творительному падежу, въ выраженіяхъ: корпомъ корпть’, ‘нойкомъ ныть и проч.’ — А выше, на стр. 132, авторъ говорить: ‘Отглагольныя рченія стоймя, лив-мя и др. стоятъ между депричастіями и нарчіями въ творительномъ падеж, каковы: весь-ма, вель-ми. ( 32)’.— Что думаетъ авторъ объ этихъ рченіяхъ — не совсмъ понятно, ибо выражается онъ довольно неясно: говоритъ, что эти отглагольныя рченія стоятъ между депричастіями и нарчіями (находящимися) въ творительномъ падеж, и что эти же отглагольныя рченія (или нарчія) соотвтствуютъ явственному творительному падежу.— И такъ, чтожъ это за формы: валма валитъ, ревмя реветъ, и т. д.? Это (какъ кажется выходитъ изъ словъ автора) неявственный творительный падежъ, въ тоже время нчто среднее между депричастіемъ и нарчіемъ въ творительномъ падеж (весьма, вельми и проч.)? Во всякомъ случа авторъ, кажется, не видитъ въ этихъ отглагольныхъ рченіяхъ прямо творительнаго падежа.— Мы несогласны съ авторомъ: мы видимъ здсь настоящій творительный падежъ един. числа, и сверхъ того въ его древнйшей форм, на что, между прочимъ, служитъ указаніемъ древность самого оборота и древность нарчій,въ этомъ падеж (весьма, болма и проч.). Окончаніе же на мы конечно есть падежъ множ. числа (смотри предъидущую выноску).

На стр. 139 авторъ говоритъ: ‘Нын употребительное сложное покамстъ, съ родит. надеженъ мн. числа: мстъ, въ древнемъ язык имло винит. падежъ мн. числа: мста, въ форм: покамста,’ Что въ слов: пока-мста, видитъ авторъ винительный падежъ — это совершенно справедливо, но какимъ образомъ видитъ авторъ въ слов: пока-мстъ, родительный мн. числа — этого мы никакъ понять не можемъ. Родительному возникнуть тутъ было нельзя, а просто: въ слов: пока-мста падежъ винительный забылся, и слово сократилось изъ покамста въ покамстъ — какъ ея (учуся) сократилось въ сь (учусь) — безъ всякого возникновенія родит. падежа, которое и невозможно.

На той же страниц, авторъ говоритъ: ‘Въ значеніи пространства и времени употребляется суффиксъ —л съ мстоименными корнями: к-, т-, о-, ко-л, то-л, се-л, съ предлогами: до-кол, от-ко-л, до-се-л, и проч.’ — Эти строки можетъ быть противорчатъ нсколько тому, что сказано авторомъ на стр. 103, гд въ мстоименіяхъ: еликъ, коликій, и нкоторыхъ другихъ, онъ находить суффиксъ лик, и пишетъ эти мстоименія: е-лик-ъ, е-лик-о, ко-лик-iй. Кажется очевидно, что здсь суффиксъ: л, образовалъ коль и проч., къ которымъ очень естественно прибавилось одно изъ общихъ образовательныхъ окончаній именъ прилагательныхъ, кій: кол-и-кій, какъ вел-и-кій, и проч. Мы не можемъ согласиться, чтобъ суффиксъ: л прибавился къ мстоименнымъ корнямъ: к-, т-, с-: Если бъ это было такъ, то формы могли бы быть и: кл, тл, сл. Мы думаемъ, что л прибавился къ самимъ мстоименіямъ: къ, тъ, съ, заключительный ъ огласился въ о (какъ въ: кой, той), и образовалось: ко-ль, то-ьъ. Слово: се-л (се-ль), всего лучше доказываетъ нашу мысль. Въ самомъ дл, отъ чего этому слову быть се-л, а не сo-л (какъ: ко-л, то-л), если суффиксъ л прибавляется къ мстоименнымъ корнямъ: к-, т-, с-? Вдь эти корни (к, т, с,) одинаково звучатъ. Но въ томъ-то и дло, что здсь л прибавляется къ мстоименіямъ къ (кой), тъ (той), съ (сей), и тамъ, гд мстоименіе оканчивается на ъ (къ, тъ), является о (ко-ль, то-ль, ко-л, то-л), а тамъ, гд мстоименіе оканчивается на ь (сь), является е (се-л).

Но откуда явилось это на конц: докол, откол и проч. Мы думаемъ, что въ перешло окончаніе родит. падежа краткой формы: я, которое досел слышится въ народномъ выговор: до-коля? от-коля? Такъ какъ это рченіе образовалось и утвердилось весьма давно, то этотъ переходъ я въ совершился во времена очень древнія, такъ что ужъ мы встрчаемъ въ Остроміровомъ Евангеліи (досел). Употребленіе: доколева, дотолева, доселева (также отколева, и пр.) подтверждаетъ нашу мысль. До-коля, до-толя, до-селя (до синя моря) — это род. пад. формы краткой (коль, толь, сель), до-колева, до-толева, до-селева (до-колею, до-толего, до-селею) (до синею моря, до синева моря) — это род. падежъ формы полной (отъ малоупотребительныхъ: колій, толій, и неупотребительнаго: селій).

Говоря о предлогахъ, состоящихъ въ связи съ образованіемъ нарчій, на стр. 142, авторъ высказываетъ мнніе, что ‘чрезъ — отъ крозъ, откуда скрозъ и сквозь ( 37 и 33). Потому въ древнерусскомъ язык чрезъ или черезъ употреблялось въ вид нарчія. Напр. въ пословиц XVII в. ‘журавль межи не знаетъ, и черезъ ступаетъ.’ — Это употребленіе: черезъ удержалъ и современный Русской языкъ, и даже не только простонародный.

Выскажемъ здсь кстати наше мнніе о чрезъ, предлог весьма любопытномъ.

Нтъ сомннія, что чрезъ есть форма смягченная и что рядомъ съ нею существовала другая форма, въ которой вмсто ч стояло к, но мы не думаемъ, чтобъ эта форма — была крозъ. Всего проще предположить, что это было: крезъ. Замтимъ сперва, что чрез, или лучше: черезъ, само употребляется въ этомъ своемъ вид, какъ имя существительное, и значитъ поясъ, разница заключается въ томъ только, что вмсто з употребляется с (чересъ). Такой переходъ весьма обыкновененъ. Самое значеніе пояса близко съ значеніемъ предлога чрезъ (т. е. нчто, проходящее по чему нибудь или поперекъ чего нибудь). И такъ мы можемъ принять, что чрезъ могло писаться и чресъ.— То, что предлогъ: чрезъ, черезъ, является какъ имя существительное (чересъ), не мшаетъ ему однако быть и предлогомъ (какъ: передъ, подъ,— подъ у печки).— Если обратимъ вниманіе, то увидимъ этотъ же предлогъ въ имени существительномъ: крес-тъ, сложившемся изъ того же, только не смягченнаго, предлога: кресъ (чресъ), и образовательнаго окончанія: т. Слово: крестъ, конечно существовало и до христіанства. Первоначальный смыслъ его видимъ мы въ выраженіи: крестъ-на-крестъ. Выраженіе это показываетъ, что крестъ еще не имлъ здсь своего настоящаго значенія. Крестъ-накрестъ — значитъ просто крестомъ, крестообразно (напр. повязался крестъ-на-крестъ, то есть: повязался крестомъ, а не двумя крестами), а между тмъ въ выраженіи: крестъ-на-крестъ (если понимать современно), видно какъ бы два креста, что противорчить смыслу выраженія.— Вопросъ разршается тмъ, что здсь крестъ имлъ первоначальное значеніе просто полосы поперекъ проходящей, черезъ которую поперекъ проходящая, другая полоса образуетъ крестъ, въ настоящемъ его смысл. По это’ му и говорится: крестъ-на-крестъ.— И такъ, въ этомъ выраженія, значеніе слова крестъ одинаково съ значеніемъ предлога чрезъ (черезъ), чмъ и подтверждается происхожденіе или образованіе слова: крестъ отъ предлога: чрезъ, — именно отъ другой древнйшей его формы: кресъ (крезъ). Даже можно сказать, что крестъ есть самъ предлогъ: кресъ, лишь съ формою имени существительнаго: крес-тъ.— Крестъ-на-крестъ: это какъ бы если сказать, употребляя предлогъ чресъ въ смысл имени: чрезъ-на-чрезъ или черезъ-ші-черезъ.— Впрочемъ: крестъ, въ смысл предлога, нигд не встрчается.— Что кресъ соотвтствуетъ: чрезъ (чресъ), это доказывается еще словами: чрес-ла и крес-ла, которыя употребленіе въ послдствіи раздлило и, можетъ быть изъ одного, въ начал, слова, образовало, посредствомъ метафоры, два слова, соединенныя переноснымъ смысломъ.— Съ понятіемъ: чресла, сближается и понятіе череса, какъ пояса, напр. въ выраженія: препоясалъ чресла.— И такъ, мы думаемъ, что чрезъ-чресъ, черезъ-чересъ имло въ начал форму кресъ. Форма же крозь, скрозь, сквозь, кажется намъ особою формою, какъ и по смыслу, — ибо чрезъ значитъ вообще поперекъ, дйствіе на поверхности, а сквозь значитъ дйствіе, проникающее предметъ внутренно и выходящее наружу, дйствіе пронзающее: что совсмъ не одно и тоже,— такъ и по составу самихъ буквъ.— Что е можетъ быть окончаніемъ предлога, какъ у насъ въ: чре-съ— это доказываетъ древне-чешская форма: пре-съ (пресъ три рки), очевидно произшедшая отъ пре, къ которому присоединяется: съ, и имющая смыслъ: чрезъ, извстно, что пре у насъ не употребляется какъ предлогъ и замняется чрезъ, напр. перешелъ чрезъ три рки {Не иметъ ли и пре этимологической связи съ чре-съ и кре-съ? но это изслдованіе повело бы насъ далеко. Скажемъ здсь только, что въ такомъ случа стала бы уже ясна первоначальная форма чре-съ и пре-съ, какъ: чре и пре. Впрочемъ к безъ сравненія съ пре, естественно представляется эта первоначальная форма, тогда окончаніе съ будетъ или образоват. окончаніе имени, изъ суффикса е и флексіи ъ — съ, или даже это будетъ мстоименіе съ и предлогъ чре. Чре-съ, пре-съ будетъ тогда предлогомъ сложнымъ, какъ подъ, надъ, Греческое: , Русское: чрево… Но довольно. Мы сами говоримъ ниже о воздержности въ словопроизводств, и потому нарушать ее не должны.}.

Ни стр. 145 авторъ говорятъ: ‘Примеч. 2. Частица де, употребляемая для означенія чужой рчи, въ старину произносилась деи, напр., въ Юрид. актахъ, подъ 1587 г’: ‘а бывалъ деи тотъ лсъ искони вкъ Кусскіе волости.’ Эта частица иметъ при себ глаголъ дять, въ древнемъ значеніи его — говорить, которое удержано, напр., въ слдующемъ мст Ипат. сп. лт. 57: ‘бога еси почестилъ, аже деши: ты мой еси отецъ.’ Первоначально въ значенія ныншняго союза де употреблялось 2-е лицо един. числа наст. времени, отъ глагола дяти, именно: дши (вм. діеши), встрчающееся въ Супр. рукописи.’

Что частица де произносилась или писалась прежде: деи — это такъ. Но что значатъ слова автора: ‘эта частица иметъ при себ глаголъ дятъ’? Значить ли это, что эта частица происходитъ отъ глагола дять, или что глаголъ отъ нея происходитъ, или что глаголъ и частица встртились въ своемъ значеніи?— Отвчать трудно. Авторъ говоритъ, что первоначально въ значеніи де употреблялось второе лицо: деши. Этими словами онъ опять не говоритъ, чтобы де происходило отъ дятъ. Какъ думаетъ авторъ — мы не знаемъ. Скажемъ же съ своей стороны наше мнніе, что де и ди (де) — просто не что иное, какъ: дмтъ,которое въ теченіи времени сократилось сперва въ дле (ди), и потомъ въ дп’ (де), точно также какъ сократилось, по своему: молвилъ въ молылъ и молъ.— Слово: говоритъ употребляется у насъ досел несокращенно въ томъ же смысл. Авторъ утверждаетъ, что въ значеніи де употреблено второе лицо: деши. Жалемъ, что онъ не привелъ примра или не указалъ страница Любопытно именно знать, какъ употреблено: деши.— Частица де могла образоваться отъ всхъ трехъ лицъ обоихъ чиселъ: дю, дешъ, детъ и т. д., точно также, какъ во всхъ трехъ лицахъ обоихъ чиселъ употребляется, въ этомъ же смысл, глаголъ: говорить. Приводя слова лица перваго (т. е. свои собственныя), приводя слова втораго и третьяго лица, мы можемъ сказать: говорю, говоришь, говоритъ, также и во множ. ч.— Мы можемъ указать на употребленіе этого глагола: дятъ, въ смысл де, въ третьемъ лиц. Именно: въ Лаврентьевскомъ списк Нестора, Владиміръ, пересказывая слова философа о вр христіанской, говоритъ: ‘да аще кто, деть, въ нашю вру ступить’ (стр. 45). Намъ могутъ возразить, что Владиміръ сказалъ въ на чал, что къ нему приходили Греки, и что по этому должно бы по бы стоять: дятъ (мн.), а не детъ. Но ко Владиміру приходилъ отъ Грековъ одинъ философъ, и Владиміръ, начавъ приводить собственныя его слова, естественно могъ разумть его одного и употребить глаголъ въ единственномъ числ, именно детъ. Такъ мы это объясняемъ, хотя можно предположить, что уже выраженіе это: детъ, начинало въ то время кристаллизироваться, въ другихъ спискахъ: деи (діи).

На стр. 147 авторъ говоритъ: ‘Къ союзамъ относятся частицы —ко или —ка и —ста, напр. дай-ка, пожалуй-ста, мы-ста, знаемъ-ста’. Отчегоже относятся къ союзамъ: ко и ста? Что связываютъ они или соединяютъ? Думаемъ, что уже это скоре частицы-нарчія, или лучше: присловья. Жаль, что авторъ не объясняетъ весьма тонкаго значенія ко (ка), значеніе ста объяснить легче. Ко (ка), употребляемое съ повелительнымъ значеніемъ придаетъ глаголу, во первыхъ, тотъ смыслъ — предостерегательный или предупредительный — что изъ него возникнетъ какое-нибудь послдствіе: стань-ко — я на тебя погляжу, и пр., такимъ образомъ, что тотъ, кому скажутъ глаголъ съ частицею ко (въ этомъ смысл), будетъ ждать, что изъ этого будетъ, — такъ что одно уже ко заключаетъ часто въ себ угрозу: поди-ко сюда. Употребленіе въ такомъ же смысл возможно и съ первымъ лицомъ даже един. числа, но съ ослабленіемъ этого оттнка (посмотрю-ко я, что будетъ).— Потомъ, ко придаетъ глаголу смыслъ дружескаго обращенія къ себ или къ другому, и тоже имющая какую нибудь цль: сядь-ко, да отдохни. Наконецъ, ко иметъ значеніе дружескаго увщанія: походи-ка по саду, побереги-ка себя, при чемъ употребляется и съ первымъ лицемъ един. числа, когда человкъ обращается къ себ самому и какъ бы совтуется съ собою: пойду-ка я къ нему. Ко употребляется съ перв. и втор. лиц. обоихъ чиселъ. Съ третьимъ лицомъ ко не употребляется, или же употребляется трудно и насильственно и иметъ уже иной смыслъ.— Что такое это ко? Есть ли это предлогъ: къ, ко, въ соотвтствіе Нмецкому: ги, или же это мстоименіе: къ, ка, ко, собственно въ среднемъ род ко, образовавшееся въ присловье? Второе весьма возможно. Мстоименіе (разумется въ среднемъ род) могло употребляться даже и не въ краткой форм, но въ сокращенномъ смысл и рченіи, или лучше, какъ рченіе не договоренное, напримръ: сядемъ-кое-здсь, то есть, приблизительно, какъ бы въ смысл: сядемъ-кое-за чмъ, кое-за-что, кое-для чего, поди-кое-зачмъ, или недоговоренно: поди-кое {Мы ршительно думаемъ, что это вовсе не сокращенное рченіе, составившееся изъ приведенныхъ нами въ примръ (единственно для уясненія), и тому подобныхъ рченій,— а рченіе недоговоренное не только по языку, но и по значенію, и не отъ того, что договорить не удалось, а отъ того, что договорить намренія не было. Это употребленіе общее, неопредленное употребленіе подробное, опредленное изъ общаго, неопредленнаго можетъ образоваться, но не общее, опредленное образуется изъ частнаго, опредленнаго. Вообще мы противъ этихъ иглахъ и мелкихъ объясненій чрезъ сокращеніе, опущеніе, и пр. и пр.}. Мы беремъ форму полную: кое, форма же краткая могла, вроятно, тоже употребляться и, еще удобне, обратиться наконецъ въ присловье: ко. Это второе объясненіе (чрезъ мстоименіе, а не предлогъ) кажется вамъ вроятне.

Авторъ говоритъ (продолжаемъ выписку): ‘Частица:ста оказывается какъ бы отдльнымъ окончаніемъ глаголовъ двойств. числа 2-го и 3-го лица. Ей соотвтствуетъ областнаястъе (какъ бы окончаніе 2-го и 3-го лица множ. числа), напр. кушай-стье.’ — Мы не думаемъ, чтобы ста было отдльнымъ окончаніемъ двойственнаго, почему именно двойственнаго? Намъ кажется, что должно искать происхожденіе ста между мстоименіями. Это, по нашему мннію, также присловье. Есть мстоименія, о которыхъ и не упоминаетъ г. Буслаевъ, но которыя однако имютъ право быть упомянутыми подъ этимъ названіемъ. Это: эв-тотъ, эн-тотъ, эс-тотъ (срав. съ Лат. iste). Мы знаемъ какъ теперь у насъ въ народномъ язык придается это, какъ присловье, напр. прихожу это я къ нему поутру… Отдохни это здсь (употребленіе соотвтствующее также употребленію кое, напр. отдохни кое здсь).— Примровъ этой особенности можно много найти у нашихъ писателей, описывающихъ купцовъ, крестьянъ, и гоняющихся за частными особенностями простонародной рчи, тогда какъ общая особенность этой рчи есть та, что она истинная Русская народная рчь, въ отличіе отъ нашего блднаго разговорнаго языка. Мы думаемъ, что точно также, какъ это, могла употребляться эсто, и потомъ кристаллизироваться, какъ присловье, въ вид: сто, или даже: ста (точно также какъ вмсто это, этто, говорится и этта).— Какъ возможно выраженіе: пошелъ это я къ нему, такъ точно возможно выраженія: пошелъ эвто, энто, я къ нему, пошелъ эсто (эста) я къ нему, пошелъ ста я къ нему, или: пожалуй эста мн, пожалуйста мн, или на вопросъ: ходилъ ты?— Ходилъ эста, ходилъ-ста.— Авторъ говоритъ на той же страниц, что частиц: ста соотвтствуетъ областная —стье (какъ бы окончаніе 2-го лица множ. числа), напр. кушай-стье’. Намъ кажется страннымъ видть здсь второе лицо множественнаго, второе лицо множественнаго — me, и существуетъ извстная форма: кушай-те. Что же это? есте? Еще трудне сочетать: есте съ кушай. Къ тому же авторъ, кажется основывается на Областномъ Словар и оттуда приводитъ этой примръ, но тамъ есть и другой примръ, который къ объясненію автора никакъ не подходитъ, именно: очень стье довольны по милости вашей.

Укажемъ еще на одно присловье семъ или семъ, которое означаетъ совтъ съ кмъ нибудь и составляетъ нкоторый оттнокъ къ ко, но, кажется, употребляется только съ первымъ лицомъ: Семъ пойдемъ къ нему, семъ скажу ему.

На стр. 149 авторъ говоритъ, что ‘существительное без-дна предполагаетъ прилагательную форму без-дный (т. е. без-донный), которая и употребляется въ просторчіи со звукомъ о: безо-дный (вм. безъ-дный).’ — Намъ кажется, что бездна прямо образовалась изъ рченія безъ-дна, рченіе сказалось и сомкнулось въ одно цлое отъ употребленія, на конц рченія оказалась буква, весьма удобная для окончанія имени существительнаго, и рченіе перешло въ существительное имя: бездна.— Въ соотвтствіе слову бездна, приводимъ слово, которому трудне было образоваться именно слово: подуха, происходящее, если мы не ошибаемся, отъ рченія: подъ-ухо (Фр. oreiller), въ этомъ рченіи, когда оно сомкнулось въ одно цлое, о перешло въ а, и вышло имя существительное: подуха. Есть другія въ этомъ же род, которыхъ мы теперь не припомнимъ. Впрочемъ такихъ рченій очень мало.

На стр. 151 авторъ говоритъ, что между прочимъ числительное: три прилагается къ именамъ въ родит. падеж, напр. ‘трехъугольникъ’, что впрочемъ принято употреблять сокращенно: ‘треугольникъ.’ На той же страниц, въ примръ употребленія числительныхъ количественныхъ въ такъ называемомъ собственномъ сложеніи, авторъ приводитъ: трезубецъ, треножникъ, треножить’, слова, которыя авторъ раздляетъ иначе, какъ видитъ читатель. Но какая разница между треугольникъ и трезубецъ! Почему первое есть ‘сложеніе не собственное’: трехъ-угольникъ, и только вслдствіе сокращенія: тре-угольникъ, а второе есть ‘собственное сложеніе’, такъ что е выходитъ здсь соединительная буква: тр-е-зубецъ! Причины на это мы никакой не видимъ, могло быть сказано нкогда и: трехъ-зубецъ, а потомъ сокращенно: тре-зубецъ, могло быть сказано и прямо, и не ради сокращенія: тре-угольникъ. Еще-таки, еслибъ шла рчь объ отдаленномъ смысл, какъ тре-звонъ, или объ отвлеченномъ: какъ тре-волненіе, но рчь просто идетъ о трехъ углахъ, трехъ зубцахъ, трехъ ногахъ,— и разницы здсь между словами мы никакой не видимъ. Есть разница между однимъ и тмъ же словомъ прехъ-угольникъ и треугольникъ, но это дло иное, — это дв особыя формы, съ особымъ оттнкомъ, сокращенія же никакого мы опять тугъ не видимъ. Тамъ, гд въ сложеніи является не трехъ, и не тре, а три, какъ три-дневный, три-святый, — эта форма получаетъ опять особый свой смыслъ.— Замчательно это слово: три, въ сложеніи съ другими словами, соотвтствуя смыслу: трижды, трикраты, оно значить: очень, и вообще иметъ свойство великаго усиленія, напр.: треблаженный, треволненіе. Въ этомъ смысл употребляется Латинское: ter (трикраты, въ словахъ сложныхъ въ Лат. яз. употребляется tre и tri). Отсюда, кажется, образовалось Французское: tr&egrave,s, случайно встртившись въ произношеніи съ нашимъ: тре.

Г. авторъ думаетъ (стр. 156), что слова: я, меня, насъ — отъ различныхъ корней. Ему конечно хорошо извстно, что я (азъ) по Санскритски: ahm, а по Зендски: asm, мы думаемъ, что буквы м (мя, меня, мы) и (ны, насъ) образовались изъ окончанія того же слова: ahm, asm, изъ начала котораго образовалося я (язъ, азъ), а изъ окончанія — меня, насъ. Мы знаемъ, что мнніе ваше противорчитъ принятому воззрнію, но не смотря на это, остаемся при немъ, предполагая представить свои основанія.

На стр. 163 авторъ говорить, что позднйшій Церковно-Славянскій языкъ измнилъ между прочимъ ‘въ глаголахъ поправилъ пыхъ окончаніе 1-го лица мнои, числа наст. (и будущ.) времени: лз на мы, напр. ес-мы, в-мы, да-мы, я-мы, вм. древнйшихъ: ес-мъ, в-мъ, да-мъ, я-мъ (т. е. мы есмы, мы вдаемъ, дадимъ, димъ).’ — Да, точно письменность Церковно-Славянскаго ньыка представляетъ такую послдовательность, но тмъ не мене древнйшая форма, думаемъ мы, была мы, а не мъ. Въ этой форм перваго лица множественнаго (ма, мы) нельзя не видть родства съ мстоименіемъ: мы, и нельзя предположить, чтобъ древнйшая форма этого мстоименія была: мъ, а не мы. Въ язык Санскритскомъ, въ древнйшемъ его вид, въ языка. Ведъ, мы находимъ: asmё, окончаніе этого слова соотвтствуетъ съ нашимъ: мы. Припомнимъ единственное: aham, и ршимся сказать, что asme (мы) есть имен. пад. множественнаго числа отъ aham (я), чрезъ оконч. множ.: e, по аналогіи съ множ. формою Санскрит.: te.— (Съ объясненіемъ этой формы у Боппа — мы не согласны).— Вроятно и у насъ было нкогда аземъ или азмъ₎откуда образовалось множ.: азмы, въ послдствіи: мы.— Но объ этомъ въ скоромъ времени подробне.

На стр. 164 авторъ говорить: ‘ 65. Въ образованіи глагола должно отличать тему, или основу, настоящаго (и будущаго) времени отъ темы неопредленнаго наклоненія, напр. отъ корня бр- тема настоящаго времени бер-, откуда съ присовокупленіемъ личныхъ окончаній: бер-у, бер-е-шъ и проч., тема же неопредленнаго наклоненія бр-а-, откуда, съ присовокупленіемъ окончаніи ть, неопредленное наклоненіе бр-а-ть.‘

Мы не согласны съ авторомъ и думаемъ, что тема, и неопредленнаго наклоненія, и настоящаго времени глагола,— одинакова, а эта видимая разница составилась изъ того, что спряженіе разныхъ формъ глагола является намъ не въ полномъ вид: такимъ образомъ, что въ одномъ наклоненіи удержалась только одна, а въ другомъ только другая форма,— такъ что спряженіе часто является (какъ иногда и склоненіе) составнымъ. Это ясне видно изъ тхъ глаголовъ, въ которыхъ разныя формы удержались.— Напр. глаголъ: пад-у, тема пад, въ неопредленномъ наклоненіи таже тема: пад-ть (пастъ). Но этотъ глаголъ иметъ и другую форму: пад-а-ю, форма эта является и въ неопредленномъ: пад-а-ть. Если бы форма: пасть, утратилась, и сохранилась только форма: падатъ, а во времени настоящемъ утратилась форма: падаю, и сохранилась только форма: паду,— то г. Буслаевъ увидалъ бы можетъ быть, въ неопредленномъ наклоненіи, отличную отъ времени настоящаго тему, между тмъ какъ тутъ нтъ различія собственно между темою неопредленнаго наклоненія и темою настоящаго времени: темы у нихъ одинаковы. И дло въ томъ, что изъ двухъ, общихъ, каждая, для всхъ наклоненій и прочихъ измненій своего глагола, темъ — одна сохранилась въ неопредленномъ наклоненіи, а другая — во времени настоящемъ. Тоже самое видимъ мы и въ приводимомъ г. Буслаевымъ, глагол: беру — братъ. Для большей ясности укажемъ на извстный глаголъ: пру — прать, который иметъ въ неопредленномъ наклоненіи, и п(е)р(е)ть {Г. Буслаевъ едвали станетъ утверждать, что переть не была одна тема съ пру, прешь, ибо если онъ причисляетъ къ одной тем глаголы: цвту — цвсть, живу — жить, пою — пть (что и справедливо), то, допустивъ здсь такое видоизмненіе можетъ онъ допустить и гласныя, какъ е, вставлявшіяся для благозвучія. Если бы къ беру было береть, это была бы одна тема.} (е очевидно вставлено для благозвучія), и прать, отъ неупотребительной формы: праю. Глаголы большею частію представляютъ намъ, изъ обломковъ многихъ формъ составленное, спряженіе.— Впрочемъ г. Буслаевъ признаетъ тутъ же, что иногда тема настоящаго времени совпадетъ съ темою неопредленнаго наклоненія. Мы же думаемъ, что всегда, а разница, нын часто встрчающаяся, объясняется вообще такъ, какъ мы выше уже сказали, но многіе частные случаи того и другаго глагола требуютъ, сверхъ того, отдльныхъ объясненій, которыя представить можно разв въ полномъ и подобномъ изслдованіи о Русскихъ глаголахъ.

На стр. 165—168 авторъ говоритъ объ отношеніи неопредленнаго наклоненія къ настоящему времени и о подраздленіи спряженій на различія.— Возражать автору можно уже цлымъ сочиненіемъ о глаголахъ, въ которомъ представить свой взглядъ а глаголы и на ихъ спряженія. Мы представили нсколько лтъ ему назадъ небольшой очеркъ о Русскихъ глаголахъ. Цль наша была заявить главныя наши мысли: но он далеко не представлены въ надлежащей полнот и ясности. Если мн удастся, то я не отказываюсь еще отъ полнаго сочиненія о глаголахъ, при чемъ конечно не могутъ остаться безъ отвта критическія замчанія г. Буслаева. Глаголы — эта часть всего трудне и сложне въ Русскомъ язык. Здсь ограничимся мы отдльными замчаніями.

Г. Буслаевъ говорить (стр. 166): ‘б) да-ва-тъ, (у)знавать, (в)ста-вать, со вставнымъ придыханіемъ о ( 32), вмсто да-а-ть, узна-а-тъ, вста-а-ть, откуда настоящее время: да-ю, узна-ю, вста-ю.’

Что и здсь вставное между двухъ а, объ этомъ спорить мы не будемъ, но чтобы настоящее: даю, узнаю, встаю, было настоящее этихъ формъ: давать, узнавать, вставать — этого мы допустить не можемъ.— При форм: да-ю есть своя форма неопредленнаго наклоненія: да-ть, связь ихъ такъ проста, какъ зна-ю, зна-ть и т. п. Намъ возразятъ, что форма неопредленниго: дать, относится къ форм настоящаго времени: дамъ, но мы знаемъ, что первоначальный составъ этой формы настоящ. врем. есть: дадмъ,— составъ, который проявляется въ спряженіи, именно: дадимъ и проч. Форма неопредленнаго отъ: дамъ, должна быть: дасти (дад-ти), какъ сии (д-ти), всти (вд-ти Русской языкъ удержалъ форму боле древнюю (всти, всть, не всть, какъ не знать), чмъ языкъ церковно-Славянскій: (вдти).— Въ глагол: дать, можно и теперь отличить разныя формы спряженій. Повелительное напр. наклоненіе: даждь, даете, отъ: дамъ (дасть)] дай, дай-те отъ: даю, да-ть: давай-те, отъ давать (даваю).— Даже давйте (даяніе) отъ даять, если давайте, даваніе и давать не одно и тоже.— Очевидно, что дая относится къ: да-ть (а не къ: давать) и составляетъ вмст съ нимъ особое спряженіе.— Глаголъ (у)знавать иметъ соотвтственную себ форму: узна-ю, думаетъ авторъ, но перемна ударенія есть явленіе исключительное, а отнюдь не общее, и въ сущности оно вовсе дла не измняетъ. Въ доказательство, что узнаю вовсе не есть настоящее глагола (у)знавать, стоитъ обратиться къ этому же самому глаголу, вдь глаголъ: знавать существуетъ: какъ же будетъ настоящее къ глаголу: знавать?

Но знаю есть настоящее къ знать, а знаю — не говорится, слдовательно не можетъ даже подать и ошибочнаго повода отнести его къ знавать.— Что же касается до глагола (в)стаю и вставать, то объ этомъ глагол, въ равныхъ его видахъ, авторъ говоритъ нсколько разъ, и мы поговоримъ объ немъ тоже въ равныхъ его видахъ. Г. авторъ думаетъ, что встаю иметъ при себ (в)ставать, встану — стать, а стою — стоять. Прежде всего скажемъ, что мы не видимъ соотношенія между: встаю и вставать.— Но обратимся къ самому глаголу и постараемся разсмотрть его спряженіе. Мы уже выписали формы этого глагола, намъ должно разсмотрть и привести ихъ теперь въ порядокъ.

Въ глагол: стоятъ, и проч. можно различить нсколько формъ. Именно: стою, стой, стойте, куда относимъ формы стыдъ, стыть (какъ сокращеніе первоначальныхъ: стойлъ, стоить, какъ: поилъ, поить). Сто-я-ю, стони, стояй-те, сто-я-лъ, сто-я-ть {Сто-и-тъ — совершенно тоже слово: стоять, лишь съ переноснымъ смысломъ было перенесено и удареніе, при чемъ я могло, а и самомъ дл стало, произноситься, какъ бы и, а правописаніе закрпило за произношеніемъ эту букву.— Припомнимъ выраженіе: во что бы теб стало.}. Стану, станъ, станьте, станулъ, станутъ. Это просто однократное, какъ: дви-ну, двинь, и проч.— (Вставаю), (в)ставай, (вставай-me, (в)ставалъ, вставать. Наконецъ еще форма: (в)стаю (стай стайте неупотреб.), сталъ, стать. Не думаемъ, чтобы эта форма: стать, была корей паи, напротивъ, это множество формъ глагола: стать, заставляетъ насъ думать, что ста съ своею гласною а — не есть корень _і особенно какъ скоро есть оно(стою), приближающееся ближе къ краткому корню, ради легкости улетучиванія своего о.— Слдовательно а есть буква посредствующая, въ род а въ: лет-а-ю (лечу). Но гд же эта форма, при которой стаю есть форма производная, съ буквой посредствующей? Обратимъ вниманіе, и мы найдемъ эту форму въ сложномъ глагол: защу или за-стю, за-стишь, залетитъ и т. д., повелительное (не)за-сти, неопредленное за-стить, стало быть здсь форма: стю (sto). Отъ стать происходитъ кажется ст-на и ст-нъ. Ложно предположить, что первоначальная форма была сту, сте-шь (вм. стю, стушь), и что корень не сть, а стъ. Изъ этой-то формы, думаемъ, образовалась производная форма: ст-а-ю, ст-а-ть. При такомъ множеств, богатств глагольныхъ формъ стать, когда языкъ началъ забывать ихъ значеніе,— (понятію, что многія формы стали выходить изъ употребленія, одна въ одномъ, другая въ другомъ наклоненіи, и изъ смшенія сохранившихся и полузабытыхъ не цльныхъ спряженій этихъ формъ глагола — составилось настоящее наше спряженіе глагола: стать, при чемъ, при этомъ составленіи спряженія и забываніи иныхъ формъ, нкоторыя изъ нихъ получила особенныя собственныя значенія. Такъ выдлились формы: стылъ, стыть, съ особымъ значеніемъ, и образовали новый глаголъ, собственно уже отъ темы: сты, именно: сты-ну, сты-нулъ, при которомъ он теперь и состоитъ, такъ сказать {Это бываетъ не рдко, что одна изъ формъ, выходя изъ употребленія, получаетъ особенное значеніе и въ немъ удерживается, уже какъ особый глаголъ, такъ что даже и образованіе его кажется особымъ. Напр. отъ глагола пру, переть выдлялась (еще существующая въ древнемъ язык, но теперь уже не употребляющаяся безъ предлога) форма прать, въ особомъ значеніи: мыть, стирать, которое Малороссійскій языкъ удержалъ въ причастіи прошед.: пралъ, прала. У насъ сохранялся смыслъ этой формы въ словахъ: прачка и пральникъ (валокъ. Обл. Сл.)}. Возможность такого образованія представляетъ намъ глаголъ умыть, который въ Малороссійскомъ язык образуетъ плыну (заплынетъ). Кстати скажемъ, что очень часто богатство формъ сберегается не однимъ языкомъ отдльно, но вмст съ другими Славянскими языками, такъ что одна форма употребляется въ одномъ, а другая въ другомъ язык.— Такъ понимаемъ мы формы и спряженія глагола стати {Впрочемъ мы должны сказать, что фирмы: сты-лъ, сты-ть, и оттуда сты-ну, могли образоваться отъ особой темы: стыд, при чемъ д выброшено, какъ въ формахъ: вя-лъ, вя-ть, вя-ну, тема которыхъ есть вяд, и обнаруживается въ формахъ увя-д-а-ю, конкретная-же отъ этой темы форма, вяду, не употребляется (какъ и сты-ду). На это предположеніе наводитъ насъ, соотвтственный къ сред. глаголу: стынуть,— глаголъ дств.: студить (буквы ы и у замняютъ въ этомъ слов легко другъ друга). Мы знаемъ, какъ часто дйствіе является въ нашемъ язык и двухъ видахъ: въ дйствительномъ и среднемъ,— обнаруживаясь при томъ въ формахъ самаго слова.— Замчательно, что въ неопредлен. является вять, стыть, а вясть, стысть. Но тема (не корень, а тема): вяд, по крайней мр по нашему мннію, несомннна.}.

На стр. 173 авторъ думаетъ, что всть есть третье лицо, какъ дастъ, стъ, это и справедливо, но въ выраженіи ‘не всть’, употребляемомъ какъ нарчіе, и въ примр, приводимъ авторомъ изъ Грибодова ‘попробуй говорить, и не всть что на, скажетъ’ — всть есть неопредленное наклоненіе.— ‘Не всть’ употребляется какъ ‘не знать’, напр. въ выраженіи: ‘не знать (не замтно, не извстно), куда ушелъ’.

На стр. 181 авторъ говоритъ, что форма: калываю, двигиваю вышли изъ употребленія. Не вышли, думаемъ мы, а никогда не были и не могли быть, ибо многократная форма въ настоящемъ времени быть не можетъ. Настоящее время длается для нея возможно, когда къ ней придается предлогъ, напр. длывалъ, подмываю, но тогда она перестаетъ быть многократной формой, эту многократность предлогъ собираетъ въ одно цлое и придаетъ ей одинъ общій характеръ, одно общее качество. Если встрчается употребленіе многократной формы бел предлога, то это тогда, когда она теряетъ свое значеніе многократной формы, да сверхъ того это бываетъ не чистая, или лучше сомнительная многократная форма.— Соглашаясь съ авторомъ, что давать, знавать, бывать образовались изъ да-а-ть, зна-а-ть, быа-а-ать, мы не можемъ признать, чтобы давалъ, знавалъ, бывалъ, были чистыя многократныя формы, все что можетъ быть — он употребляются въ смысл многократныхъ. Въ приведенныхъ глаголахъ знаю, даю, буква а, принадлежитъ къ корню или составляетъ часть темы, а не посредствующую букву а, какъ въ лет-а-ю, по этому я, соглашаясь съ г. Буслаевымъ, признаю формы: зна-а-ю, да-а-ю, бы-а-ю (откуда знаваю, даваю, бываю), полагая, съ своей стороны, что второе: а, есть это посредствующее и, которое видимъ въ извстныхъ посредствующихъ формахъ (напр. лет-а-ю). Вмсто давать есть равносильная, какъ справедливо опять думаетъ г. Буслаевъ, форма даять. Формы эти лжемногократныя, какъ можно назвать ихъ, образуютъ отъ себя настоящія многократныя формы, напр. давывалъ, бывывалъ и зназывалъ (послдняя мало употребляется). Боле подробное объясненіе многократныхъ формъ будетъ сдлано въ своемъ мст.

На стр. 183 авторъ совершенно согласно съ нашею мыслію, высказанною въ нашей брошюрк о глаголахъ, говоритъ: ‘Такъ какъ виды измняются и помощію предлоговъ ( 53), то въ значеніи нашихъ глаголовъ оказывается перестановка видовъ и временъ, зависящая отъ приставки предлога къ глаголу: продолженный видъ переходитъ въ совершенный, многократный же въ продолженный’.

Черезъ нсколько строкъ:

‘1) форма настоящаго времени принимаетъ смыслъ будущаго: хвалю — похвалю, и тогда уже становится невозможнымъ причастіе похвалящій,’

‘2. Многократный видъ получаетъ способность принять на бя форму и смыслъ настоящаго, напр. отъ неупотребительныхъ: хваливаю, калываю, ворачиваю, шаливаю, происходятъ съ предлогами: похваливаю, расхваливаю, покалываю, раскалываю, поворачиваю, отворачиваю, пошаливаю {Мы приводимъ выписку изъ нашей брошюрки (о Русскихъ глаголахъ 1839). Предупреждаемъ, что то, что мы называемъ неопредленнымъ, у г. Буслаева назвавъ продолженнымъ, то, что мы называемъ однократнымъ, у г. Буслаева названо совершеннымъ. Слово видъ замняемъ мы въ нашей брошюр словомъ степень., — и такъ разница въ однихъ названіяхъ, въ терминахъ: ‘Значеніе предлога, осуществлялясь и утверждаясь на глагол, приноситъ ему свое опредленіе, отъ чего проистекали измненія, смотря по тому, къ какой форм глагола присоединяется предлогъ. Какъ скоро предлогъ присоединяется къ многократной форм, то, проникая весь. глаголъ новымъ единымъ оттнкомъ, онъ сливаетъ въ немъ моменты въ одно цлое и образуетъ въ немъ новое дйствіе: вмст съ тмъ онъ освобождаетъ въ немъ понятіе дйствія вообще, слдовательно понятіе дйствія неопредленнаго, поэтому изъ многократной степени возводитъ онъ глаголъ въ степень не опредленную, изъ въ глагольной формы въ глагольную, изъ прошедшаго въ настоящее, напримръ прыгивалъ — степень многократная,— присоединяется къ глаголу предлогъ при, вмигъ глаголъ проникается однимъ цльнымъ значеніемъ, и образуетъ новое понятіе дйствія, именно: дйствіе неопредленное: припрыгивалъ. Дале, какъ скоро предлогъ присоединяется къ форм неопредленной, въ которой дйствіе все же есть не то что въ многократной), то, проникая глаголъ своимъ извстнымъ, частнымъ значеніемъ, онъ обращаетъ дйствіе въ моментъ и возводить глаголъ изъ степени неопредленной въ однократную изъ времени настоящаго въ будущее, напримръ:прыгаю — степень неопредленная,— присоединяется къ глаголу предлогъ за — глаголъ вмигъ опредляется частнымъ значеніемъ и обращается въ моментъ: запрыгиваю. Присоединяясь къ форм однократной, предлогъ придаетъ глаголу только новую опредленность и ускоренность, напр.: прыгну, присоединяется къ глаголу съ с и образуется: спрыгну. Значеніе предлога при глагол, сейчасъ нами разсмотрнное очень замчательно, и едвали можетъ быть найдено въ другомъ какомъ нибудь язык (мы не говоримъ о языкахъ соплеменныхъ). Оно ясно и несомннно доказываетъ что въ Русскомъ глагол взято въ разсчетъ не опредленіе временъ, а качество или лучше сущность самого дйствія’ стр. 37, З8.

Мысль эта, о томъ, что въ основ Русскаго глагола лежитъ качество дйствія, выражаемое преимущественно такъ называемыми видами, и уже отъ качества дйствія заключается о времени, такъ что времена въ Русскомъ глагол суть только выводъ отъ качества дйствія, выражаемаго собственно видами, — подробне развита во всей брошюр.}.’

На стр. 186 авторъ говоритъ, что ‘б) Въ церковно-Славянскомъ и древне-Русскомъ язык употребляются безъ предлоговъ слова съ окончаніями предложнаго падежа.’ — Повторяемъ здсь замчаніе, сказанное нами еще въ разсужденіи нашемъ ‘Ломоносовъ’ (стр. 120, 121, 122), что въ Остроміровомъ Евангеліи предложный безъ предлога или мстный именно при собственныхъ именахъ (при названіи мстъ) почти не встрчается, это особенно ярко видно при святцахъ, списанныхъ вмст съ Евангеліемъ, гд такъ часто употребляются названія мстностей и гд предложный безъ предлога (или мстный) встрчается только два раза: между тмъ какъ въ лтописи Нестора и въ другихъ памятникахъ, гд имли вліяніе Русская рчь, мстный падежъ встрчается часто. Даже здсь, въ приписк переписчика къ Евангелію, гд переписчикъ заговорилъ самъ, два раза встрчается мстный падежъ (при названіи мстности). Изъ всего этого мы заключаемъ, что этотъ падежъ въ т времена былъ боле свойственъ нашему языку, чмъ языку церковно-Славянскому.

На стр. 188 авторъ говорить: ‘особенная неправильность въ склоненіи вопросительнаго что оказывается въ церковно-Славянской форм родит. падежа чьсо или чесо, вм. чего.

Это точно крайне замчательная форма родительнаго. Позволимъ себ объяснить ее. Мы думаемъ, что эта форма принадлежитъ къ древнйшей кристаллизаціи и состоитъ изъ первообразной (или краткой, формы мстоименія: чь, родит. чя (чего), и другаго мстоименія: съ, сь, которое сопровождало чъ въ родительномъ падеж, обратилось въ суффиксъ, срослось съ нимъ и кристаллизовалось въ одну форму. Это окончаніе находится въ родств съ окончаніемъ родительнаго падежа въ Санскритскомъ языкъ, окончаніемъ, въ которомъ также видимъ s (нкогда sa, ccu) кристаллизовавшійся, какъ и у насъ въ чесо. У насъ кристаллизація является отдльно, въ томъ или другомъ слов, напр. чесо Но въ язык Санскритскомъ и другихъ, кристаллизація сдлалась принадлежностію самаго склоненія, самаго падежа (sya и s). Къ такаго же рода древней кристаллизаціи принадлежитъ родительный и мстный падежи множ. числа мстоименій насъ, васъ.— Впрочемъ объ этихъ формахъ стоить сказать поподробне.— Мы знаемъ, что х переходитъ въ с, что въ язык Санскритскомъ нашему х, въ окончаніи падежей множ. числа: родительнаго (въ именахъ прилагательныхъ) и мстнаго, соотвтствуетъ s. Мы знаемъ, что часто языкъ Зендскій и Санскритскій взаимно обмниваются буквами s и h. О соотвтствіи нашего х Санскритскому s говорить Боппъ на стр. 144 и 489 своей Сравнительной Грамматики 1856—1857). Основываясь на этомъ соотвтствіи, мы предполагаемъ, что здсь с является вмсто х, окончаніе: съ — вмсто окончанія: хъ, и притомъ еще окончанія прилагательнаго. Именно на это наводитъ васъ то, что въ: насъ, васъ является таже одинаковость падежей родительнаго и мстнаго, какая является въ именахъ прилагательныхъ, разумется полныхъ, или второобразныхъ (добрыхъ людей, о добрыхъ людяхъ). И такъ формамъ: насъ, васъ соотвтствуютъ формы: нахъ, вахъ. Бетъ ли это простая замна буквы х буквою с? Значитъ ли это, что, можетъ быть, здсь въ личномъ мстоименіи, въ этомъ древнемъ слов, удержалась древняя первоначальная буква окончанія падежей родительнаго з мстнаго множ. числа?— Объ этомъ мы теперь не разсуждаемъ. Мы предполагаемъ только здсь эту замну (х посредствомъ с). Весьма замчательное явленіе есть то, что въ Санскритскомъ язык, рядомъ съ другими формами, первое и второе лицо имютъ въ винительномъ, родительномъ и дательномъ падежахъ множ. числа, форму: nas, ras, совершенно соотвтствующую нашей насъ, васъ {Не есть и въ свою очередь: чесо замна: чего? Ибо въ с (s) переходитъ и х (h).— Не думаемъ, но боле не распространяемся на сей разъ, считая это неумстнымъ.}. Оставляемъ въ сторон вс объясненія, ибо он возможны только при объясненіи всего личнаго мстоименія.

О склоненіи мстоименій авторъ говоритъ весьма не полно. Ему слдовало сказать, покрайней мр, что он склоняются, какъ и прилагательныя, по двойному склоненію, разумется съ различными неполнотами. вслдствіе того, что многія краткія фор мы вышли изъ употребленія. Авторъ упоминаетъ о краткихъ формахъ вскользь, въ примчаніи, на стр. 191.— Авторъ говоритъ (стр 189), что по образцу мстоименія и склоняются: сей, сія, сіе (цс. съ, см, се)’ и проч. Но, во 1) и иметъ въ и. р.: я, въ среднемъ е,— формы краткія, слдовательно несогласныя съ еей, еія, сіе, въ винит. ж. р. я иметъ ю — опять краткую форму., опять несогласную съ сію. Во 2) слдовало бы сказать тутъ же., а не въ примчаніи вскользь, и о томъ, что сей, сія, сіе иметъ: и въ Русскомъ язык краткую форму: съ, ся. се, и въ этомъ случа соотвтствуетъ краткимъ формамъ склоненія и-жс. Имя въ именит. ж. р. един. ч. краткую форму ея, Русской языкъ образуетъ родит. падежъ краткой же формы совершенно правильно: си (си ночи. Лт.), какъ напр.: бабуся, бабуси.— О форм: см, о которой въ исторической грамматик упомянуть бы можно было,— авторъ не упоминаетъ. Вообще, повторяемъ, о склоненіи мстоименій сказано весьма мало и небрежно.

На стр. 191. Примч. 6. Экой въ родит. падеж иметъ’нова: экова питуха у васъ не было’. Псн. Чулк. 1, No 163. Точно, также можно сказать, что добрый иметъ: доброва, какой — какова, и т. д. Другихъ основаній нтъ.

На стр. 194 и слд, авторъ разсматриваетъ склоненія древнйшія, онъ думаетъ, что слова, какъ имя(а), теля(а), небо, мати, а также и ирькы представляютъ въ этомъ вид форму не полную, сокращеніе первоначальной темы, которая оказывается въ косвенныхъ падежахъ (имен, телят. небес, матер, цркъв) и которая слдовательно древне той формы, какая въ именительномъ падеж. Мы ршительно несогласны, и вроятно въ непродолжительномъ времени выскажемъ объ этомъ наше мнніе.

Вообще весь отдлъ о склоненіи именъ существительныхъ оставляемъ мы почти безъ возраженія, потому что въ скоромъ времени думаемъ представить читателямъ подробное изложеніе склоненій имени существительнаго.

На стр. 202 авторъ говоритъ: ‘Примч. 1. Родительный и предложный падежи на у или ю принимаютъ существительныя, употребляющіяся въ смысл нарчія, съ предлогомъ, на вопросы: откуда или гд? Напр. изъ лсу, въ лсу. Впрочемъ мстный падежъ на вопросъ: гд? употребляется и на , вм. у или ю, и проч.— Что окончаніе родительнаго и предложнаго у или ю, придаютъ имени характеръ нарчія — это сказали мы еще въ ‘Московскомъ Сборник’, гд подробно разсмотрли это употребленіе (стр. 314—319), чего оно вполн заслуживаетъ, и чего, къ сожалнію авторъ не исполнилъ.

Въ числ особенностей языка (на стр. 206) авторъ приводитъ: ‘дат. п. кумонямъ, гозяямъ (вм. кумовьямъ, хозяевамъ): ‘кума шла пша, кумонямъ лехче’, посл. XVII в.’ — Такъ ли должно понимать эту пословицу? Должно ли въ слов: кумонямъ видть: кумовьямъ? Есть пословица (хотя мы сами ее такъ не слыхали): кума съ воза, куму легче, но есть и пословица, которую мы сами знаемъ: баба съ воза, кобыл легче, — Въ самомъ дл, отъ чего же легче куму? Вдь не кумъ везетъ возъ. Легче лошади — это такъ. Намъ скажутъ: если кумовой лошади легче, то и куму легче, но такой непрямой смыслъ здсь былъ бы неумстнымъ. Въ пословиц же, приводимой авторомъ, удивляетъ множественвое число, почему кума одна, а кумовей много? Это тоже безъ основанія, а потому неумстно, неумстнаго же не бываетъ въ пословицахъ.— Намъ кажется врне понять, что дло идетъ о лошади (какъ и показываетъ приведенная нами пословица) и что въ пословиц XVII вка подъ словомъ: кумонямъ, надо разумть: конямъ, то есть: комонямъ (конямъ) легче. Такъ что пословица XVII вка нами читается такъ: кума шла пша, комонямъ (кумонямъ) легче’. А: кума — кумонямъ, является какъ игра созвучія, потерявшая потомъ смыслъ въ пословиц позднйшей: кума съ возу — куму легче.

На стр. 209 авторъ говорить, что ‘множественное число на а соотвтствуетъ собирательному на іе и -ья’.

Что множественное на а (домы — дома) есть собирательное — объ этомъ говоримъ мы въ ‘Ломоносов’: но окончанія: іе и ья (ія) объясняемъ не совсмъ такъ, какъ г. Буслаевъ. Онъ говоритъ на той же страниц, что ‘формы же единственнаго числа: сучье, деревъе, теперь уже вышли, изъ употребленія.’ — Сучье, деревъе, и пр. употребляется и теперь, ни съ удареніемъ на послднемъ слог и съ произношеніемъ е какъ с: сучье, деревьё.

Говоря о неправильностяхъ склоненія, авторъ указываетъ (стр. 212) на нкоторыя имена средняго рода, которыя въ родительномъ падеж множ. числа имютъ овъ: очки, очковъ, утки, утковъ, яблоки, яблоковъ. Но мы можемъ сказать, что у этихъ именъ есть и мужеская форма, именно: очекъ, яблокъ, не знаемъ, есть ли: ушокъ. Въ такомъ же род слово облако и облакъ.

Приводя примры изъ Державина, Батюшкова, Жуконскаго, авторъ иногда, основываясь на нихъ, признаетъ употребленіе, очевидно ошибочное. Такъ у Державина употреблено: бурей вмсто буръ. У Батюшкова — логовищей, дтищей, вм. логовищъ, дтищъ (стр. 213).— Авторъ приводить изъ комедіи Грибодова примръ употребленія свчей вмсто совчъ: ‘млъ, щетокъ и свчей’, ‘свчей побольше, фонарей’.— Но когда писатель приводитъ обыкновенную разговорную рчь, такъ онъ приводитъ ее и со всми ея ошибками, и она становится уже не рчью самого писателя, а потому и не можетъ быть взята въ примръ, какъ его рчь.

На стр. 217 ‘Смшивая законы склоненія, просторчіе употребляетъ родительный падежъ множ. числа: рублевъ вм. рублей, коневъ вм. коней’. Просторчіе вовсе не смшиваетъ законовъ склоненія, и рублевъ точно такая же правильная форма родительнаго падежа, какъ и рублей. Даже и у самаго автора въ грамматик нтъ такого правила, которое бы не дозволяло употребленія: рублемъ.

На той же стр. въ числ уклоненій въ областномъ просторчіи отъ общепринятыхъ надежныхъ окончаній, авторъ указываетъ: ‘в) употребленіе дательнаго падежа множ. числа вмсто творительнаго и наоборотъ, напр. у Чулк.: ‘с’ краямъ равны’, ‘за ворогамъ’, у Прач. ‘залилась двка горючимъ слезамъ, съ подружкамъ’. (Для употребленія ‘наоборотъ’ примровъ не приведено). Неужели авторъ думаетъ, что это дательный вмсто творительнаго? Это чисто вншнее сходство вслдствіе сокращенія формы творительнаго падежа, а не падежъ дательный, тоже просторчіе скажетъ вамъ съ подружкою, а не съ подружк.— Дале на стр. 231 самъ авторъ приводить примръ: ‘заросла моя деревня… крутымъ берегами’, примрь, ясно доказывающій, что эта форма — сокращеніе творительнаго, и только, а не дательный падежъ.

На стр. 218 авторъ говорить, что въ тхъ существительныхъ, ‘которыя, утративъ единственное, употребляются только во множественномъ, родъ узнается по окончаніямъ именительнаго и родительнаго падежа, отличающимъ склоненія именъ по родамъ. А именно: 1) Имена мужескаго рода имютъ родительный на —овъ или —евъ при именительномъ на -ы или -и. 2) Имена женскаго рода имютъ родительный на -ь или -ей при именительномъ на -ы или -и‘.

Напомнимъ автору, что и въ именахъ мужескаго рода родительный падежъ можетъ оканчиваться на ъ при именительномъ на ы или и, посл к, х, г). И такъ, это еще недостаточное ручательство. Слово: сливки, приводимое, авторомъ, иметъ въ родительномъ сливокъ. Почему же думать, что предполагаемое единственное будетъ сливки, а не сливокъ? Первая форма, женская: къ присоединяемая къ глаголу, изображаетъ, кажется, скоре самое дйствіе, а вторая, мужеская къ, — предметъ, результатъ дйствія, по крайней мр большею частію такъ, если об формы встрчаются въ одномъ слов, напр. окурка — окурокъ. Наконецъ употребляется слово: сливъ.— Какъ бы то ни было, родительный на ъ не есть еще достаточное основаніе.

Стр. 219. ‘Слово пяльца и пяльцы (родит. падежъ палецъ и пяльцевъ) рода средняго, потому что происходитъ отъ пяло (какъ кольцо отъ коло)’. Но вдь говорятъ: крыльцо и крылецъ, а это слово очевидно происходитъ отъ крыло.

Впрочемъ авторъ говоритъ: ‘Такъ какъ окончанія падежей въ множ. числ у насъ переходятъ изъ одного склоненія въ другое, то изложенныя здсь правила о грамматическомъ род именъ, употребляющихся только во множ. числ, подвержены многимъ исключеніямъ’ (стр. 219).

Авторъ говоритъ о склоненіи именъ прилагательныхъ, и (что необходимо) о двойной форм имени прилагательнаго краткой и полной. Мы думаемъ, что форма краткая есть форма первообразная, коренная, а полная — есть форма второобразная, производная.— Эта особенность, являющаяся такъ явственно въ Славянскомъ семейств языковъ, составляетъ его преимущество и право на древность. Особенность эта, т. е. двойная форма прилагательныхъ, находится и въ язык Литовскомъ, но тамъ прилагательное производное иметъ почти видъ сложнаго слова, а это много измняетъ дло. Остатки, слабые слды этой двойной формы, можно найти и въ другихъ языкахъ,

Мы предположили себ высказать наши мысли о грамматик вообще и о нкоторыхъ частяхъ рчи, между прочимъ о словахъ прилагательныхъ въ отдльной цлой стать, а потому не распространяемся здсь боле.

На стр. 226, говоря, что рядомъ съ краткими формами употребляются, безъ всякого отъ нихъ отличія, и формы полныя, авторъ приводитъ въ примръ: ‘напущается онъ на стараго, на стара козака Илью Муромца.’ — Но здсь разница одной формы отъ другой очевидна, об отдлены: вдь здсь не тотъ смыслъ: ‘напущается онъ на стираю стара козака Илью Муромца’. Здсь не старый старъ козакъ, напротивъ здсь старый употреблено отдльно, самостоятельно, почти какъ имя существительное, а старъ является эпитетомъ слова козакъ: старъ козакъ. Вспомнимъ, что въ древне-Русскихъ стихотвореніяхъ говорится о Иль Муромц просто: старый. Въ той же самой псн: ‘И нахалъ я въ пол стараго’. ‘Почто ты папущался на сяіорак)?’ Стр. 364. ‘Нахали на стараго станишники’. ‘Стрляетъ онъ старый по сыру дубу’. Стр. 419. Такой же смыслъ иметъ старый и въ приведенномъ авторомъ выраженіи. Разница можетъ быть между формами прилагательнаго, краткою и производною, даже и тогда, когда об формы являются эпитетами, но въ такомъ случа, если при этомъ языкъ разнообразитъ самое выраженіе, напримръ:

А и здятъ въ пол старъ матеръ человкъ.

Старой ли козакъ Илья Муромецъ (стр. 418) ¹).

¹) Даже об формы могутъ быть эпитетами слдовать непосредственно одна другой, сохраняя нкоторый оттнокъ, но въ такомъ случа краткая форма предшествуетъ полной.

Примръ: ‘битъ — небитова на рукахъ носитъ’, приводимый, съ тою же цлію, авторомъ, представляетъ также не столь явственную, но ощутительную и весьма топкую разницу между тою я другою формою прилагательнаго. Питъ — то есть, тотъ, кто битъ,— носитъ на рукахъ небитова — не тою, кто не битъ случайно, а кого не бивали, не бьютъ, у кого это является уже особенною принадлежностью. Еслибъ было: битъ не бита на рукахъ носитъ, пословица имла бы смыслъ чистой случайности: тотъ, кого побили, носитъ того, кого не побили. Но если бъ не побитаго вдругъ побили: лишился ли бы онъ отъ этого причины быть носимымъ на рукахъ?— Пословица, повторяемъ, имла бы смыслъ чистой случайности, слдовательно не была бы пословицей. Но въ томъ вид, въ какомъ она сказалась (битъ не битова на рукахъ носитъ) _t она показываетъ намъ отношеніе людскихъ положеній между собою (тотъ, кого побили, носитъ на рукахъ, кого не бьютъ). Случайность перваго выраженія получаетъ не случайный смыслъ отъ значенія втораго выраженія, и сообщаетъ только живость рчи. Пословица, конечно, является здсь какъ бы и загадкой въ то же время.— Во всякомъ случа производная (собственно качественная) форма: не битова, отнимаетъ, по нашему мннію, у пословицы именно значеніе случайности, которое бы не допускало дальнйшаго смысла.

Мы распространились по видимому о мелочныхъ оттнкахъ, но эти тонкости нашего языка, при употребленіи столь важной двойной формы прилагательнаго, мы не считаемъ мелочами, и думаемъ, что надобно беречь ихъ и пользоваться ими.

Авторъ говоритъ (стр. 227): ‘Прилагательныя спрягаемыя отличаются отъ краткихъ склоняемыхъ удареніемъ. Напр. ‘солнце красно и ‘красно солнце,’ ‘мсяцъ свтелъ’ и ‘свтёлъ мсяцъ,’ ‘море синё’ и сине море’ и проч.’ Это не справедливо. Употребленіе, весьма свободное въ этомъ случа, опровергаетъ слова автора, а другаго основанія, кажется, здсь нтъ. Самъ авторъ приводить, на стр. 229. изъ Пушкина: ‘явился мужъ необычайно свтелъ, а не свтелъ. Также говорите!: сим^ лорі и сйне море и т. д.

Авторъ думаетъ (на стр. 227), что предложный падежъ при лагятельныхъ относительныхъ единственнаго числа вышелъ изъ употребленія, и приводитъ въ примръ: ‘объ отцовомъ (а не объ отцев).’ — Намъ странно это. Этотъ предложный именно не вц’ шелъ изъ употребленія, очень свободно говорится, напр’: ‘я хлопоталъ объ отцев дл’.—

Сказавши объ измненіи окончанія родит. падежа единственнаго числа: ыя, и ая, иа на oй и ей, на стр. 231, авторъ говоритъ Примч. 3. Въ древне-Русскомъ язык виденъ переходъ отъ формы древнйшей къ ныншней: ибо въ немъ употребляются и та и другая, а также и среднія между обими, оканчивающіяся на -ые, -іе, -о, —ое. А именно: святыя (вм. сватыа), свято, святые, святое и святой — Дале идутъ примры.— Мы здсь объясняемъ это многорязличіе окончаній, какъ борьбу Русскаго языка съ Церковно-Славянскимъ, или лучше: Русскаго произношенія съ церковно Славянскою письменностью (чуждою для Русскаго произношеніе не въ одномъ этомъ случа, которяя. спутывала произношеніе ваше установленнымъ правописаніемъ, отъ этого-то происходили эти неврныя шаткія формы или окончанія, которыя напримръ мы видимъ въ вышеприведенномъ слов. Въ разсужденіи нашелъ ‘Ломоносовъ’ мы слдили исторически довольно подробно за измненіемъ, въ нашей древней словесности, этого окончанія л. какъ въ именахъ существительныхъ, такъ и въ прилагательныхъ. Тамъ же, не мене, если не боле подробно, слдили мы исторически за измненіемъ двойственнаго числа, въ особенности въ числительномъ два, и за страннымъ сообщеніемъ двойственности числительнымъ: три и четыре. Указываемъ на это для тхъ, кого это занимаетъ.

Въ этомъ же примчаніи авторъ говорить: ‘Въ древне-Русскихъ стихотвореніяхъ окончаніе -ыя или -ія употребляется не только для родительнаго, но и для дательнаго и предложнаго единств. числа женскаго рода. А именно: а) родит. ‘загонъ земли не паханыя и неораныя’. б) Дательн. ‘ко матушк родима своей’, ‘пріхалъ ко церкви соборныя’, в) Предложн. ‘сидючи въ бесд смиренныя’, ‘стоятъ на пристани корабельныя’.

Мы не думаемъ, чтобы въ самомъ дл окончанія —ыя или -іе употреблялись для дательнаго и предложнаго именъ прилагательныхъ, это опять борьба произношенія съ письменностью, это неумнье выразить свое произношеніе на письм. Вспомнимъ также, что рукопись древнихъ стихотвореній принадлежитъ прошедшему столтію, и что тутъ много можетъ быть условій для неправильности правописанія.— Мы думаетъ, что въ этихъ начертаніяхъ -ыя или —ія (для втораго примровъ не приведено, замтимъ) является не что иное, какъ правильное окончаніе дательнаго и предложнаго имени прилагательнаго: ой, но только окончаніе продолженное, ou. Не находя въ письменности церковно-Славянской і и привыкнувъ,— въ окончаніяхъ: ou, см, и друг.— выражать и съ краткой (й) черезъ и безъ краткой, — Русской не могъ выразить тмъ же и и продолженное произношеніе, а потому прибгалъ къ другимъ гласнымъ, которыя не могли сокращаться подобно и. (Здсь, между прочимъ, могла легко придти въ голову, памятная ему по трудности, форма -ыя, ія,— которою и старался выразить онъ продолженный звукъ: —ои, -еи).—

На той же страниц, въ примчаніи 4, авторъ говоритъ: ‘Къ замчательнйшимъ областнымъ уклоненіямъ принадлежатъ: 1) род. и дат. падежи един. числа женскаго рода на —ею или —ою, вм. -ей или —ой: напр. въ псн. ‘до вашею да до милости’, ‘прізжалъ вдь онъ да ко Дунай рк, ко широкою да ко глубокою.’

Примры, приведенные авторомъ изъ этой замчательной псни (помщенной въ Москвитянин, если на ошибаемся), еще боле подтверждаютъ наше объясненіе. Очевидно, что это продолженное окончаніе родительнаго и дательнаго падежей имени прилагательнаго, то есть: ои, си, выражающееся здсь уже черезъ ю.— именно: ею, ою.— Намъ скажутъ, что по крайней мр это окончаніе нельзя объяснить трудностью выразиться на письм, потому что псня эта записана въ наше время, конечно съ цлію врно сохранить произношеніе. Но сохранить произношеніе на письм часто не легкое дло, (‘охранитъ ли произношеніе тотъ, кто желая передать Московскій выговоръ, напишетъ: Масква, бальшой. Не только не сохранить, но ршительно исказить. Точно также могло быть и здсь.— Произношеніе, при продолженіи звука, можетъ легко становиться неврнымъ, особенно въ псн, и можетъ, по наружности такъ сказать, приближаться то къ той, то къ другой гласной, между тмъ какъ основаніе его и постоянно присутствующая буква — все та же настоящая гласная законнаго надежнаго окончанія.

Говоря о склоненіи числительныхъ (стр. 233), авторъ говорить: ‘1) числительныя: пятъ, шестъ, десять и проч., измняясь по склоненію существительныхъ, могли имть не только единственное, но и множественное число, а въ церковно-Славянскомъ язык и двойственное.’ И вслдъ за тмъ продолжаетъ: ‘Примч. 1. Напр. числительное пять, во мнои, числ, имло родительный и предложный: пятихъ, дательный: пятимъ, творит.: пятьми.’ — Странно, авторъ говоритъ, что пять, шестъ и проч. измняются по склоненію существительныхъ, а приводитъ въ примръ измненіе по склоненію прилагательныхъ: въ падежахъ родительномъ и предложномъ, и также дательномъ, ибо эта форма: имъ скоре могла сократиться изъ нимъ (дат. падежъ именъ прилагательныхъ), нежели образоваться изъ ьмъ, или емъ (дательный падежъ именъ существительныхъ).

Въ приложеніяхъ (въ приложеніи къ 56-му) авторъ говоритъ: ‘На сродств именъ съ неопредленнымъ наклоненіемъ, по образованію, основывается въ нкоторыхъ языкахъ переходъ неопредленнаго наклоненія въ существительное имя, напр въ Нмецкомъ: essen и das Essen.’

Отношеніе неопредленнаго наклоненія къ имени въ язык Нмецкомъ — совсмъ не то, что въ нашемъ. Въ Русскомъ, окончаніе именъ женскаго рода ти или т. основное и явственное, образуетъ имя отглагольное или неопредленное наклоненіе, которое и переходитъ (въ огромномъ количеств глаголовъ) въ имя существительное женскаго рода. А окончаніе en, въ Нмецкомъ, вовсе не такое основное и конкретное, къ тому же здсь является не женскій, самый дйствительный, а средній, неопредленный родъ и — das, а чего, съ помощію das, Нмецъ не обратитъ въ имя существительное?

Авторъ говорить въ приложеніяхъ (стр. 243), что Французское le, la образуется отъ ille. Прибавимъ, что ille какъ бы распалось на il и lе.

Мы подробно разобрали 1-ю часть и длали даже много мелкихъ замчаній.— Мы касались и общихъ вопросовъ грамматики, но на нихъ по нашему мннію лучше отвчать въ цломъ сочиненіи, а потому мы воздерживались отъ полнаго ихъ разсмотрнія. Замчанія наши подъ часъ, повидимому, мелки, во большая часть этихъ мелкихъ замчаній заключаютъ въ себ требованія весьма существенныя для книги такого содержанія, какова грамматика г. Буслаева: это не рдко требованія: ясности, точности и опредленности понятій и выраженій, и также непротиворчія съ самимъ собою.— Общаго сужденія говорить мы не считаемъ нужнымъ. Скажемъ еще одно замчаніе. Авторъ очень хорошо сдлалъ, что отвелъ такое значительное мсто церковно-Славянскому языку въ своей грамматик, во тутъ есть свои неудобства, именно: Русской языкъ становится у него слишкомъ въ тнь. Напримръ, говоря о склоненіи именъ существительныхъ, авторъ говоритъ о склоненіяхъ языка церковно-Славянскаго и приводитъ примры этихъ склоненій, а о Русскихъ склоненіяхъ говоритъ только въ томъ отношеніи, въ какомъ они сходствуютъ или различаются отъ склоненій церковно-Славянскихъ, такъ что тутъ выходитъ, можно сказать, только рядъ замтокъ. Русскія склоненія представлены, по нашему. мннію, неявственно и не полно, да и церковно-Славянскія представлены не во всей полнот.

Есть въ книг г. Буслаева несомннное достоинство, — это выборъ примровъ, имъ приводимыхъ. Выборъ этотъ показываетъ большую начитанность въ автор, и самъ по себ иметъ замчательность и важность. Это, таю. сказать, грамматическая хрестоматія, которая, какъ скоро составлена при обширномъ знаніи и изученіи памятниковъ, — заключаетъ въ себ заслугу немаловажную.

Оканчиваемъ разборъ первой части сочиненія г. профессора небольшимъ послсловіемъ, которое могло бы быть и предисловіемъ.

Грамматика г. Буслаева есть опытъ грамматики исторической. Въ предисловіи своемъ, онъ доказываетъ пользу исторической грамматики. Мудрено себ представить, чтобы кто нибудь вздумалъ отвергать ея важность. Важность грамматики сравнительно-исторической (какъ полнйшей) — еще очевидне. Но надо замтить, что сравнительный способъ, самъ по себ, можетъ легко производить увлеченіе въ ученомъ, даже и тогда, когда способъ этотъ въ связи съ историческимъ способомъ. Возможность этого увлеченія весьма опасна въ дл науки. Сравнительный же способъ представляетъ такое обширное поприще для догадки и остроумія, для легкаго добыванія результатовъ и поверхностной учености, что при немъ должно наложить на себя строгое воздержаніе и оградиться трезвымъ, истинно научнымъ воззрніемъ отъ искушеній и соблазновъ, представляющихся на каждомъ шагу и развращающихъ ученую дятельность. Словообразованіе — съ корнями, окончаніями и равными приставками слова — въ особенности можетъ заманить въ сторону, сбить съ пути и избаловать легкостью умственной работы пытливую мысль.

Но тамъ, гд является уже дятельность самаго слова, его измненія: склоненія, спряженія, и проч., — тамъ уже нтъ такого разгула для мысли, тамъ сравнительный способъ входитъ въ свои предлы и, теряя свою легкость увлеченія, тамъ онъ непремнно и существенно важенъ. И такъ сравнительный способъ, въ особенности, долженъ имть дло съ флексіями слова и при сравненіи ихъ руководствоваться не только вншнею стороною флексіи, но столько же, или еще боле, смысломъ самого употребленія, (‘лоно есть духъ, воплотившійся въ звуковую плоть. Сходство, основанное на сходств флексіи и на сходств смысла ея употребленія — едва ли можетъ быть ошибочно.

Не только посредствомъ языка человкъ выражаетъ мысль свою, но въ языки’ самомъ, въ его созданіи и построеніи — отъ образованія словъ, до малйшихъ его измненій — выразилась мысль, или лучше, мышленіе человка.— Однако, было бы очень ошибочно строить и распредлять языкъ по отвлеченнымъ законамъ логики. Вспомнимъ, что языкъ, въ состав своемъ, есть воплотившаяся мысль, языкъ есть разумный міръ. А потому мы должны понять языкъ и построить его на основаніи, въ немъ выразившейся, мысли. О томъ, что въ язык не получило особеннаго своею язичнаю выраженіи, своей словесной формы, — о томъ говорить нечего. Напримръ: имя собственное, какая существуетъ особая словесная форма для собственныхъ именъ? Ея нтъ, а слдовательно въ грамматик не нужно составлять особаго отдла собственныхъ именъ.— Имя уменьшительное: для этого имени существуютъ въ язык особыя словесныя формы, слдовательно оно можетъ составить отдлъ въ язык.— Языкъ самъ мыслитъ своими формами, флексіями, словоизмненіями, и пр. Это-то мышленіе самого языка, выражающееся въ различныхъ формахъ, необходимо должна слдить грамматика.

Въ грамматик Русской (да и всякой) всего важне — древніе памятники языка и языкъ простонародный. Изученіе же древней Руси и простаго народа необходимо намъ, не только для языка, но для всенародной жизни вообще, для движенія нашего впередъ и для всякой плодотворной дятельности.

II.

Приступаемъ ко второй части грамматики г. Буслаева — къ синтаксису.— Вся постройка синтаксиса — давно извстная и, осмливаемся сказать, большею частію совершенно ошибочная: здсь именно прилагаются къ языку такія понятія, которыя въ язык выраженія язычнаго не находятъ. Сверхъ того, въ синтаксисъ входятъ разсужденія и опредленія, вовсе до синтаксиса не относящіяся: напр.: синонимы, синонимы — предметъ особаго отдла грамматики, содержаніе которого: словообразованіе и вмст словоопредленіе,— отдлъ, который долженъ завершиться полнйшимъ словаремъ языка. Словоопредленіе не есть дло синтаксиса, предметъ синтаксиса есть рчь, по этому все, что выражается, какъ рчь, будь это хотя самое короткое рченіе,— есть предметъ синтаксиса.

Въ области синтаксиса, языкъ не созидаетъ новыхъ формъ: здсь является онъ уже съ готовыми формами и только приводитъ ихъ въ движеніе, пользуется всми формами, флексіями, всмъ, во вншности выражающимся,— тмъ дломъ, которое совершилъ языкъ еще въ области творенія и измненія формъ, въ области Имени и Глагола.— Здсь является,льчь, выражается чисто внутренняя, психическая, такъ сказать, сторона дятельности въ язык, здсь выражается духъ въ разумномъ рченіи самомъ, вполн цло и достойно себя.— И такъ рчь, со всми ея оттнками, есть предметъ синтаксиса. Въ рчи выражается мысль человческая. Но не забудемъ: для насъ именно важно то, что нашло себ свое выраженіе въ рчи самой. Къ какой кстати, напримръ, въ синтаксис говорить о метафор? Разв метафора выражается особымъ значеніемъ?— У г. Буслаева есть примръ метафоры: берегъ всплываетъ, но если бъ это не была метафора, и берегъ точно бы всплылъ,— измнилось ли бы сколько нибудь рченіе? Конечно нтъ. А если такъ, то синтаксису и дла нтъ до того, что на самое рченіе имть дйствія не можетъ. Это дло реторики (которая также нуждается въ преобразованіи).— Точно также пть дла синтаксису и до отличительнаго значенія словъ-синонимовъ, до того, напримръ, чмъ разнится слово: мужество отъ слова: храбрость. Это дло словоопредленія, дло этимологическаго отдла.-И такъ вотъ, между прочимъ, два рода опредленій, которыя мы встрчаемъ въ синтаксис, изъ которыхъ одно должно быть отнесено къ реторик, а другое къ этимологіи. Но напримръ: рченіе относительное, отрицательное — это законный предметъ синтаксиса, одно обозначается относительнымъ словомъ, напримръ: что, другое — отрицательнымъ, напримръ: не. Такія выраженія мысли суть явленія самой рчи, въ ней самой находящія осуществленіе, и потому составляютъ предметъ синтаксиса.

Мы бы должны сами въ свою очередь построить все зданіе синтаксиса, но думаемъ, что это удобне сдлать въ особенной стать, а здсь обратимся опять къ труду г. Буслаева. Также какъ и въ первой половин нашего разбора, мы, и въ этой второй, обратимся къ частностямъ, по причинамъ, уже высказаннымъ въ самомъ начал нашей критики.— И такъ, предоставляя себ говорить иногда о томъ или другомъ теоретическомъ воззрніи въ особенности, мы оставляемъ въ сторон общее теоретическое построеніе, ибо во 1) это взглядъ современной грамматики вообще, а мы на сей разъ желаемъ преимущественно разсматривать собственно трудъ г. Буслаева, но 2) опровергая общую теорію синтаксиса, мы уже должны сдлать это со всею должною подробностію и полнотою, и построить вмст съ тмъ нашу собственную теорію, а это одно потребовало и очень обширной статьи, и конечно отвлекло бы насъ черезъ чуръ далеко отъ труда г. Буслаева.

И такъ обратимся къ его труду.

На стр. 4. г. Буслаевъ говорить: 108. Разбирая представленія, мы замчаемъ между ними сходство и различіе: представленія сходныя слагаемъ вмст: различныя же отбрасываемъ. Напримръ, приводя себ на намять представленіе о той роз, которая стоить въ горшк на окн нашей комнаты, о той, которую видли въ сяду, въ оранжере и пр., составляемъ себ общее представленіе о роз. Это общее представленіи образовалось вслдствіе соединенія въ одно цлое всего того, что оказалось общаго во всхъ розахъ, виднныхъ нами, а именно: представленія о форм цвтка, о множеств лепестковъ, о пріятномъ запах, объ извстной форм листа, о шипахъ. Соединивъ во одно вс эти сходныя представленія подъ однимъ общимъ именемъ розы, мы отбросили все то, чмъ каждая изъ видимыхъ нами отдльныхъ розъ отличается отъ всхъ прочихъ. Такое соединеніе представленій сходныхъ и отстраненіе несходныхъ именуется отвлеченіемъ. Общее представленіе, составленное въ ух нашемъ по мощію отвлеченія, именуется понятіемъ. Въ приведенномъ примр, роза есть понятіе или общее представленіе, отдльная же экземпляры этого цвтка, въ разныя времена нами виднныя, называются особенными (или индивидуальными, т.-е. недлимыми представленіями.’

Изъ этихъ словъ г. Буслаева должно заключить, что понятіе или общее представленіе образуется изъ особенныхъ представленій однаго и того же предмета, посредствомъ соединенія въ одно цлое всего того, что оказалось общаго въ особенныхъ представленіяхъ, или въ отдльныхъ, виднныхъ нами экземплярахъ того-же предмета.— А еслибы я видлъ всего одинъ экземпляръ предмета, положимъ хоть розы, которую въ примръ приводить авторъ: что составилось бы въ моей голов? Только особенное представленіе?— И потомъ остался ли бы я при этомъ представленіи, или могъ бы дойти,ю понятія? Вдь общее представленіе (по словамъ автора) образуется посредствомъ отвлеченія, изъ отдльныхъ особенныхъ представленій: а тутъ всего одно особенное представленіе, не съ чмъ сравнивать, нечего соединять въ одно цлое. Можетъ ли одно частное представленіе дойти до понятія? По г. Буслаеву — не можетъ. Но, можетъ быть, скажутъ: трудно вообразить, чтобы кто видлъ одинъ экземпляръ розы. Вообразить совсмъ не трудно, и подобное можетъ часто случаться съ ботаниками и вообще съ естествоиспытателями, которые могутъ открыть и невиданный цвтокъ, въ одномъ экземпляр, и назвать его особымъ именемъ. Неужели же они не могутъ имть общаго представленія объ этомъ цвтк, какъ объ особой пород цвтковъ? Конечно могутъ, вмст съ тмъ могутъ представить себ безконечное множество подобныхъ цвтковъ со всми возможными видоизмненіями въ отдльности. И это непредставленіе цвтка вообще, а именно такого-то цвтка, невиданнаго прежде, ну хотя опять розы, напримръ.— И такъ прямо отъ одного, особеннаго впечатлнія или представленія, произведеннаго однимъ экземпляромъ предмета (такъ что не съ чмъ и сравнить этого представленіи),— можетъ произойти представленіе общее или понятіе. Таково дйствіе ума человческаго, всякой предметъ — какъ осуществленіе идеи — постигается умомъ человческимъ: какъ осуществленіе, и какъ идея, какъ явленіе частное и какъ идея общая, или: какъ образъ и какъ первообразъ. Поэтому нтъ никакой надобности во многихъ представленіяхъ, во многихъ виднныхъ экземплярахъ дли образованія понятія.— Понятіе возбуждается въ ум человка всякимъ частникъ явленіемъ.

На стр. 6—7. авторъ говоритъ: ‘Всякимъ словомъ выражаемъ мы понятіе общее, заключающее въ объем своемъ другія понятія. Напр. въ предложеніи: ‘этотъ столъ окрашенъ’ три слова и три общихъ понятія: этотъ, столъ и окрашенъ. Даже имена собственныя, которыми мы обозначаемъ недлимое представленіе, суть такія же общія понятія, какъ и имена нарицательныя: что явствуетъ, какъ 1) изъ значенія именъ собственныхъ, такъ и 2) изъ происхожденія ихъ въ язык. По значенію имена собственныя суть понятія общія, содержащія въ своемъ объем другія понятія и представленія, такъ напр., имена: Петръ, Иванъ, Василій и друг. относятся къ множеству лицъ, которыя называются этими именами. По происхожденію вс собственныя имена были первоначально нарицательными, потому что происходятъ они отъ корней словъ, имющихъ значеніе общихъ понятій, напр. Свято-славъ, Нав-городъ, Царъ-градъ и проч.’

Имена собственныя суть такія же общія понятія, какъ и имена нарицательныя,— ¹Очень странно. Изъ чего же это слдуетъ? Изъ значенія именъ собственныхъ, говорить авторъ, ибо они, какъ понятія общія, содержатъ въ своемъ объем другія понятія и представленія.— Дло нисколько не уяснилось. Какое же общее понятіе является въ особенномъ имени, и какія другія понятія и представленія оно въ себ содержитъ? Авторъ поясняетъ: ‘такъ напр., имена: Петръ, Иванъ, Василій, и друг. относятся къ множеству лицъ, которыя называются этими именами’. Такъ вотъ объясненіе.— И такъ, имя собственное, Петръ напр., содержитъ въ себ понятіе о всхъ другихъ Петрахъ, обо всемъ множеств Петровъ (и Петра 1-го, и Петра пустынника, и Петра Басманова, и пр.) и, такъ какъ понятіе общее, должно совокупить всхъ Петровъ въ понятіи общаго Петра?… А любопытно имя собственное: Петръ какъ понятіе общее.— Когда мн скажутъ: роза, у меня образуется общее представленіе или понятіе, я знаю, что роза не гвоздика, и когда мн скажутъ: гвоздика, я опять получаю общее представленіе, которое разнится отъ общаго представленія розы. Ну, а когда мн скажутъ: Петръ,— какое общее представленіе образуется во мн? и произойдетъ ли какая нибудь разница въ представленіи, когда мн скажутъ: Иванъ? Смемъ думать, что вс попытки ума возвести Петра или Ивана въ общее понятіе, заключающее въ себ, всхъ Петровъ и всхъ Ивановъ,— останутся безплодными. Какое общее понятіе соединено съ собственнымъ именемъ? Въ томъ то и дло, что никакого. Онъ просто личный знакъ безъ мысли.— Вторая причина, приводимая авторомъ, почему имена собственныя суть общія понятія, — это происхожденія ихъ въ язык отъ корней слова, имющихъ значеніе общихъ понятій. Но именно это-то значеніе уже не соединяется съ именами собственными, какъ скоро он становятся собственными именами, длаются знакомъ: такъ Людмила, напр., можетъ быть вовсе не мила людямъ, и т. д. А потомъ значеніе просто забывается и наконецъ часто становится неизвстнымъ. Не говоримъ уже о именахъ иностранныхъ.— Авторъ и самъ замчаетъ эти два обстоятельства {Вслдъ за вышеприведенными словами, авторъ говоритъ: ‘Многимъ собственнымъ имнамъ не находимъ нарицательнаго значенія, или потому, что въ язык затерялось ихъ происхожденіе и первоначальное значеніе: напр Москва, Волю, Днпръ, и проч. или же потому, что они заимствованы изъ чужихъ языковъ, гд первоначально имли нарицательное значеніе’. Идутъ примры (стр. 7).}. — и такъ, и второй его аргументъ, въ доказательство того, что имена собственныя суть такія же общія понятія, какъ и имена нарицательныя (потому что по происхожденію вс собственныя имена были первоначально нарицательными), оказывается, по нашему мннію, несостоятельнымъ.

На стр. 29—30, авторъ говорить о нарчіи: ‘косвенные падежи, помощію которыхъ образовался этотъ разрядъ словъ, явно указываютъ на то, что онъ составленъ изъ словъ дополнительныхъ, нкогда принявшихъ падежъ по требованію глагола, и потомъ навсегда оставшихся съ неподвижнымъ окончаніемъ’.— Отчего же требованію глагола? Почему въ словахъ: днемъ, сегодня, падежъ принятъ по требованію глагола? Падежъ явился, по нашему мннію, самостоятельно.

На стр. 30, авторъ говорить: ‘ 126. Разбирая предложеніе, состоящее изъ главныхъ и второстепенныхъ членовъ, должно отличать логическій составъ его отъ грамматическаго. Въ логическомъ отношеніи, второстепенные члены не отдляются отъ главныхъ, и вмст съ ними составляютъ логическое подлежащее или логическое сказуемое. Напр. въ предложеніи: ‘церковно-Славянская литература съ древнйшихъ временъ стала оказывать вліянія на Русской языкъ’ — церковнославянская литература есть логическое подлежащее, и вс остальныя слова вмст взятыя — логическое сказуемое. Что же касается до грамматическаго разбора, то въ немъ строго отдляются члены второстепенные on главныхъ. Напр. въ приведенномъ примр, литература есть подлежащее, стала оказывать — сказуемое ( 164), церковнославянская — опредленіе къ подлежащему литература, съ древнйшихъ временъ — обстоятельство времени при сказуемомъ, и сверхъ того: древнйшихъ — опредленіе къ слову временъ, вліяніе есть дополненіе къ сказуемому: а на Русской языкъ — дополненіе къ дополненію вліяніе’.

Какое странное раздленіе логики отъ грамматики. Мы сами говоримъ, что въ язык только то движеніе мысли важно для грамматики, которое получило язычное выраженіе, но все, что въ язык получило выраженіе — уже непремнно относится къ логик. Языкъ мыслитъ, сказали мы, мыслить самъ въ себ, но если мыслитъ, то логически.— Въ язык находятся не вс. какія есть, логическія понятія, но вс понятія, какія есть въ язык — непремнно логическія. Такъ точно и здсь, въ приведенномъ г.авторомъ предложеніи. И для языка, какъ для логики, длится все предложеніе на дв главныя части: на подлежащее и сказуемое, и для логики, какъ для языка, и подлежащее и сказуемое заключаетъ въ себ соединеніе объясняющихъ и опредляющихъ понятій, по мр того, что хочетъ выразить человкъ. Раздленіе логики отъ грамматики, выраженное авторомъ, кажется намъ ршительно ошибочнымъ.

На стр. 36—39, авторъ говоритъ о ‘сокращеніи’ и приводитъ много примровъ сокращенія, напр. кто сетъ = сятель, когда восходитъ солнце = при восход солнца, и пр. и пр. На стр. 38, авторъ говоритъ: ‘3) Большая часть предложеній, употребляемыхъ, въ рчи, составлены изъ другихъ, сократившихся. Такъ напр. выраженія ‘на случай отъзда’… ‘истинная любовь къ отечеству’… сократилось изъ предложеній: ‘если случится, что подешь’, ‘когда истинно любишь отечество’ и т. п.

Можно бы спросить автора, почему, изъ приведенныхъ имъ предложеній, первыя предложенія сократились изъ вторыхъ, а не вторыя распространились изъ первыхъ? Но на это авторъ намъ, вроятно, скажетъ, что вторыя потому считаетъ онъ первоначальными, что он наглядне, живописне. Авторъ говоритъ дале:

‘4) Вс эти сокращенныя формы выражаютъ мися отвлеченно, тогда какъ предложенія, изъ которыхъ он образуются, наглядне живописуютъ, помощію глагола, дйствія событія. Напр.: ‘когда восходитъ солнце и ‘при восход солнца’, ‘какъ вскроется рка’ и ‘при вскрытіи рки’ и проч.’ — Положимъ такъ, во изъ этого еще не слдуетъ, чтобы глаголъ былъ, такъ сказать, первоначалане имени, мы знаемъ, что имя и глаголъ появились вмст въ отношеніи ко времени, но одно можетъ предшествовать другому въ отношеніи къ значенію внутреннему, къ иде. Въ этомъ отношеніи имя (говоря вообще) кажется намъ первоначальне и въ тоже время непосредственне, живе: при вид солнца напр., видимъ не одно дйствіе его, не одно испущеніе лучей, но непремнно и то, что испускаетъ лучи, т.-е. этотъ самый блестящій шаръ: солнце.— Но, какъ уже сказали мы. отъ глаголя въ свою очередь можетъ образоваться имя, и это отглагольное имя, образовавшись отъ глагола, является, само собою разумется, поздне глаголя по значенію и образованію, и отвлеченне по представленію (бгу и бгъ). Такого рода имена приводитъ въ примрахъ своихъ авторъ: сятель конечно есть тотъ, кто смеж’. и смя — то. что семо, здсь можно принять образованіе имени отъ глагола: но къ чему сокращеніе? Обратимъ вниманіе и увидимъ, что это вовсе не сокращеніе, и что: сятель и кто стъ — еще не одно и тоже, такъ что это два понятія объ одной и той же вещи.— Кто ссть, что сется’, здсь дло является случайнымъ, сятель и смя: здсь является уже постоянное понятіе, образуется понятіе о новомъ лиц но новой вещи, съ которыми связывается способность и возможность извстнаго дйствія, являющееся какъ ихъ неотъемлемая принадлежность.— И такъ, здсь не только выражаются съ одной стороны наглядность и съ другой — отвлеченность, здсь выражаются случайность явленія и — постоянность идеальнаго образа.— Сверхъ того, иныя существительныя, образованныя отъ глагола, являются съ особою кивостью въ Русской рчи, и народъ любитъ къ нимъ прибгать. Такъ на вопросъ: ‘что эти острова, пловучіе?’ крестьянинъ отвтитъ: ‘на плаву’. Вмсто того, чтобъ сказать: ‘эту вещь бросить ститъ. вы услышите: ‘эта вещь броска стоитъ’. Вмсто того, чтобъ сказать: ‘эти грибы растутъ, отскоча (на отдаленіи) отъ дерева’, въ Русскомъ язык говорится (какъ мы сами слышали): ‘эти грибы растутъ на отскочихъ‘.— Преобладающая любовь къ имени существительному составляетъ, кажется, особенность Русскаго языка.

На стр. 40, говоря объ опущеніи глагола семь, авторъ видитъ оное въ предложеніяхъ безличныхъ, составленныхъ изъ вспомогательнаго есть:

‘) Съ прилагательнымъ въ среднемъ род, напр. можно, должно, полезно, пріятно и проч. (вм. есть можно, есть пріятно и проч.). Въ прошедшемъ: можно было, было пріятно и проч:, въ будущемъ: можно будетъ, будетъ пріятно и проч.’

‘ Съ существительнымъ, напр. Жалъ, лнь, охота и проч: (вм. есть лнь, есть охота). Въ прошедшемъ и въ будущемъ: быы лнь, будетъ жаль и проч.’

‘Сюда же принадлежитъ употребленіе существительныхъ: правда, дло и другихъ, замняющихъ цлое предложеніе’, и пр.—

Въ какой мр можемъ признать мы здсь опущеніе глагола есмь — это еще для насъ вопросъ. Здсь весьма легко придается восклицательный характеръ, который но смыслу своему (также какъ и звательный), устраняетъ глаголъ есть. Скажутъ, отчего же нельзя воскликнуть: есть весело! — Воскликнуть всегда можно, хоть цлымъ рченіемъ (какой прекрасный садъ! люблю гулять!): но это будетъ уже восклицаніе произвольное, восклицаніе голоса, такъ сказать (при чемъ і.д письм можно поставить и знакъ восклицанія), а не смыслъ восклицанія, въ рчи выражающійся. Но отстранимъ восклицательный (произвольный) характеръ отъ этихъ безличныхъ выраженій. Почему напримръ, это не есть просто именованіе ощущенія, мннія, свойства, и пр.: напр.: можно, пріятно, полезно, лнь? Для чего тутъ предполагать: есть? Если глаголъ есть тутъ подразумевается, то, пожалуй, настолько, на сколько при каждомъ предмет подразумвается бытіе, но идея бытія здсь включается въ самое понятіе предмета, не выдляется до него, слдовательно слово: подразумвается, въ этомъ случа будетъ не врно.— Эти безличныя предложенія — особенный родъ рченій. Это все равно, какъ если бы взглянувъ въ окно и увидавъ падающій дождь, вы бы сказали просто: дождь. Что, подразумвается здсь глаголъ: есть, — или нтъ? Мы думаемъ, что нтъ. Это просто названіе вещи своимъ именемъ.— Но про вчерашній день (про прошедшее) вы можете и даже должны употребить глаголь, и скажете: былъ дождь, про завтрашній (про будущее): будетъ дождь. Потому что здсь вы не просто называете предметъ своимъ именемъ — ибо самого предмета нтъ передъ вами — а хотите указать на отношенія существованія предмета къ той минут, въ которой вы находитесь: вы въ одномъ случа вспоминаете, въ другомъ воображаете его. Глаголъ здсь, очевидно, становится необходимымъ.— Точно такое же значеніе имютъ слова: пріятно, можно, жаль, лнь и проч. и проч. Опущенія никакого мы здсь не видимъ.

Не видимъ мы также никакого опущенія и въ причастіяхъ, напр.: я, ты, онъ — сдлалъ, сдланъ. Точно также не видимъ, какъ въ сраженіяхъ: я, ты, онъ — добръ. Въ первомъ и второмъ лиц, глагольное значеніе личныхъ именъ: я, ты, мы, вы — достаточно для предложенія, а въ третьемъ лиц связь основывается на единств окончанія: напр: он-ъ добр-ъ, он-а добр-а, он-о добр-о, а опущенія глагола здсь никакого нтъ.

На стр. 42. и слд., авторъ говорить о такъ называемомъ слитіи, которое принимается въ синтаксисахъ. Не будемъ здсь говорить о самомъ сліяніи и о томъ, есть ли основаніе признавать то въ синтаксис, какъ особое состояніе предложенія.— Укажемъ однако, что на стр. 42, авторъ безличные глаголы: было и бывало, ставитъ на одной доск.— Это два совершенно разныя (по употребленію синтаксическому) слова, первое (было), приданное глаголу, можетъ, напротивъ, быть поставлено рядомъ съ бы, а второе (бывало) — точно есть вводное рченіе, состоящее изъ безличнаго глагола.— Я было пошелъ, я было сдлалъ: это совсмъ не то, что ‘несовершенное дйствіе’, напротивъ: дйствіе, о которомъ говорится, совершено, но должно быть опять, или превращено (напр.: я было сталъ читать… да печать очень мелка), или уничтожено (напр.: я было заснулъ, да меня разбудили), или обращено назадъ, т.-е. тоже уничтожено (напр.: я было воротился съ прогулки… да васъ увидлъ въ саду и пошелъ къ вамъ). Было, сказали мы, стоитъ наравн съ бы, прибавимъ, что если бы обязуетъ наклоненіе, именно условное, то и было точно также обязуетъ наклоненіе, и тоже, можно сказать, условное, но совершенно съ особеннымъ оттнкомъ, котораго нтъ, кажется, въ другихъ языкахъ.— Рченіе съ было, также какъ и съ бы, предполагаетъ другое отвтствующее рченіе, Вотъ примры обоихъ: ‘Я бы заснулъ… еслибъ мн не мшали’ и ‘я было заснулъ…. но мн помшали’. Въ первомъ случа дйствіе не начиналось еще и встртило препятствіе, во второмъ, оно уже началось встртило препятствіе, или совершилось и было уничтожено, напр.: я было написалъ письмо, да опять изорвалъ.— Слдовательно, условность опредляетъ и то и другое рченіе съ бы и было, но, какъ мы сказали, здсь есть свой очень выразительный оттнокъ у было, здсь не только разница въ однихъ временахъ: да и вообще времена въ Русскомъ язык немного значатъ. Нтъ, здсь разница въ дух самого рченія. О бывало и о рченіи съ нимъ надемся поговорить еще ниже, когда рчь будетъ о глаголахъ.

На стр. 44 и слд., авторъ опредляетъ значеніе частей рчи: онъ ихъ полагаетъ девять: ‘глаголъ, мстоименіе, имя существительное, имя прилагательное, имя числительное, нарчіе, предлогъ, союзъ и междометіе.’

Опредлять значенія частей рчи здсь мы не будемъ, а укажемъ вновь на общія основанія въ этомъ случа, на которыя мы уже не разъ указывали. Именно: въ язык для насъ важно то что въ язык же самомъ получило форму, форму язычную. На основанія самаго языка, самой рчи — можемъ мы означить и опредлить части рчи. По этому: Имя существительное и Глаголъ прежде всего длятъ рчь на дв половины, какъ рзко различающіяся своими формами и жизнію своею — жизнію, выражающеюся язычно въ измненіи самихъ словесныхъ формъ.— Имя прилагательное также обозначилось въ язык, особаго рода формою и особой своею жизнію формъ.— Предлогъ: это особыя слова, неизмняемыя по за то измняющія и составляющія особый извстный отдлъ въ язык. Союзъ: это также особыя слова, неизмняющіяся, не выражающія отношенія между рченіями, имющія уже синтаксическое значеніе, но выраженныя въ особыхъ словахъ, составляющій особый извстный отдлъ, какъ и Предлогъ.— Вотъ и вс части рчи. Имя числительное выражается или формою прилагательнаго: одинъ, два, три, четыре (и четыре), или формою существительнаго: пять, шесть и т. д. Мстоименіе (къ, тъ — кой, той, и пр. и пр.) должно войти въ составъ прилагательнаго, ибо выражается общею съ нимъ формою, оно составляетъ особый отдлъ прилагательныхъ отвлеченныхъ первоначальныхъ, по значенію и удержавшихъ точно, во всхъ языкахъ, относительно перво начальную форму, уже много утратившуюся въ прилагательныя Нарчіе не есть особая часть рчи, это понятіе синтаксическое которое можетъ быть выражено цлымъ предложеніемъ. Междометіе — это тоже не есть особая часть рчи, оно можетъ выразиться и буквой и цлымъ предложеніемъ. Значеніе его заключается въ томъ, что оно есть восклицаніе, крикъ, жестъ, движеніе, оно выражаетъ непосредственное ощущеніе, но никакъ не понятіе, не мысль, не значеніе разумное, высказываемое словомъ. Междометіемъ можетъ быть и цлое предложеніе, но именно тогда. когда оно теряетъ свой смыслъ и становится восклицаніемъ, когда человкъ не думаетъ, не знаетъ, что говоритъ. Какъ же скоро рченіе становится сознательнымъ, такъ оно перестаетъ быть междометіемъ. Напримръ, выраженіе: вотъ теб разъ! Никто не думаетъ, восклицая эти слова, о смысл ихъ, ими выражается ощущеніе, а не мысль, въ такомъ случа: вотъ теб разъ!— междометіе. Но когда слова эти произносятся со смысломъ, положимъ хоть при расплат, когда вы должны заплатить, положимъ, три пятака, и говорите: ‘вотъ теб разъ, вотъ теб два, вотъ теб три,’ — тогда это уже не междометіе.

И такъ мы думаемъ, что остальныя четыре части рчи не могутъ носить этого названія и, отчасти, входятъ въ составъ поименованныхъ частей рчи и должны разсматриваться съ ними вмст (какъ мстоименіе и имя числительное), отчасти, не имя даже тождественной опредленной формы и выражая лишь отношенія самого рченія, должны быть отнесены къ синтаксису и ямъ разсматриваться (какъ нарчіе и междометіе).

За всмъ тмъ, у насъ, остается одно мстоименіе, которое не подходитъ подъ эти объясненія и стоить совершеннымъ особнякомъ, это мстоименіе личное: я, ты (мн. мы, вы). И первое и второе лицо выражаютъ личное сознающее существо.— Такъ называемое третье лицо: онъ, она, оно,— есть обыкновенное мстоименіе и обозначаетъ вообще предметъ, слдовательно здсь нтъ вопроса объ одушевленности, о сознательности, это не личное мстоименіе. За то, такъ называемое, третье лицо — это мстоименіе въ собственномъ смысл, ибо оно одно только, въ настоящемъ смысл, употребляется вмсто имени. Напротивъ того: даже слово — мстоименіе, нейдетъ къ словамъ: я, ты. Вмсто какого имени они употребляются? Они просто выражаютъ сознаніе, первое выражаетъ сознаніе въ себ самомъ: я, а второе — сознаніе такого же сознанія въ другомъ: ты.— Впрочемъ, хотя желательно, чтобъ и номенклатура соотвтствовала мысли, по крайней мр не спутывала ея,— она однакоже не составляетъ главнаго дла, здсь, и стать, мы объ ней говорить и нэы пять ее пока не будемъ.

На стр. 44, авторъ говоритъ: ‘Разсматривая отдльныя слои, составляющія рчь, замчаемъ между ними слдующее различія одними говорящій выражаетъ все разнообразное содержаніе рчи другими же этотъ разрозненный матеріалъ связываетъ въ строгое цлое для передачи своей мысли лицу слушающему: первый означаетъ предметы, ихъ свойства и дйствія, послдними — логическіе пріемы, употребляемые въ состав предложенія, и отношенія къ себ, какъ къ лицу говорящему,— къ лицу слушающему и къ предмету рчи. Слова перваго разряда именуются части) рчи знаменательными, кои суть: имя существительное, имя прилагательное и глаголъ (за исключеніемъ вспомогательнаго), послдняго — служебными, а именно мстоименіе, имя числительное, предлогъ, союзъ и глаголъ вспомогательный.’ — Нарчіе, по мннію, автора принадлежитъ и къ знаменательнымъ и къ служебныя, смотря потому, откуда произведено.

Мы не согласны съ такимъ дленіемъ и сверхъ того признаемъ его излишнимъ. Дленіе это принадлежитъ не г. Буслаеву, онъ только онъ удержалъ его, и напрасно сдлалъ.— Если основываться на томъ, какъ опредлены у. г. Буслаева части рчи знаменательныя и служебныя (‘одними говорящій выражаетъ и разнообразное содержаніе рчи, другими же — этотъ разрозненъ матеріалъ связываетъ въ стройное цлое для передачи своей мысли лицу слушающему’ и т. д. см. выше), то слдовало бы думать, что предложеніе можетъ образоваться только помощи частей рчи служебныхъ, между тмъ можно обойтись безъ нихъ и сказать полное предложеніе, напримръ: дерево сосна любитъ почву песчаную. Человкъ разумною мыслію постигаетъ природу и пр. и пр. И такъ не всегда бываетъ нужна служба служебныхъ частей рчи.— Очевидно, что самая возможность предложенію обойтись безъ служебныхъ частей рчи, одними знаменательными,— разрушаетъ самое ихъ опредленіе, а вмст показываетъ неудовлетворительность основанія, на которомъ построено раздленіе частей рчи на знаменательныя и служебныя. Знаменательныя слова, какъ видимъ, могутъ связываться въ стройно цлое безъ помощи словъ служебныхъ. Слдовательно, сила не и служебныхъ словахъ.— И конечно нтъ. Вся сила въ жизни самого слова, во флексіяхъ и вообще въ словоизмненіи: но окончанія флексіи — особыхъ частей рчи не составляютъ. Авторъ говоритъ стр. 45), что ‘служебныя слова соотвтствуютъ окончаніямъ знаменательныхъ частей рчи (т. е. флексіямъ и суффиксамъ 166—168)’.— Это уже совершенно другое дло, соотвтствовать они могутъ и являться дополненіемъ къ главнымъ частямъ рчи, которыя, и безъ нихъ, съ помощію своихъ собственныхъ флексій, могутъ свободно составлять стройное цлое. Притомъ, какъ справедливо показываетъ г. Буслаевъ въ 166—168, и соотвтствіе это является на дл въ употребленіи во время позднйшее, при оскудніи богатства языка.

Изъ сказаннаго видимъ, какъ неврно, шатко и незначительно основаніе для дленія частей рчи на знаменательныя и служебныя. Авторъ, сверхъ выше выписаннаго нами опредленія, приводитъ еще параллель, большою частію по примтамъ, такъ сказать, между частями рчи знаменательными и служебными. Слдить за нимъ мы не станемъ, ибо мы вообще не налегаемъ на теоретическую часть въ нашей критик, въ особенности на ту, которая не принадлежитъ самому г. Буслаеву.

На ст. 49, авторъ говоритъ: ‘Примъч. Постоянные эпитеты употребляются въ народной поэзіи, даже тамъ, гд, по смыслу, имъ не слдовало бы быть. Такъ напр. въ древне-русскихъ стихотвореніяхъ мужики Новгородскіе говорятъ о Василь Буслаев, который съ своею дружиною ихъ избилъ: ‘а уйми свое чадо милое, молода Василья со дружиною’, въ народныхъ стихахъ сказано о палачахъ: ‘у мастеровъ руки опущалися, ясныя очи помрачалися’, о двицахъ: ‘да и хочетъ онъ главы ихъ рубити, по ихъ плеча моіучш’, — Почему: ‘не слдовало бы быть’? Мы не можемъ согласиться съ авторомъ, и находимъ, что во всхъ примрахъ, имъ приведенныхъ, эпитеты совершенно у мста. Новгородцы говорятъ ччтери Насилья Буслаева (слдовало бы упомянуть объ этомъ): ‘уйми свое чадо милое’. Для матери, онъ все остается милымъ іадомъ, хоть и избилъ Новгородцевъ.— Говорится: ясныя очи у палачей, но ясный является здсь эпитетомъ очей, безъ вниманія No то. чыі эти очи, да и почему же палачи не могли имть ясныхъ очей? О двицахъ говорится по ихъ плеча липучій: здсь опять могучій есть эпитетъ плечъ, показывая тмъ, что въ, плечахъ главное мсто силы. Могучія плеча не значатъ богатыря, ни скорыя ноги — скорохода, и т. д., эти эпитеты показываютъ только, гд у человка пребываетъ и откуда является сила, скорость, и т. д.— Напротивъ, вмсто неумстности, въ этихъ эпитетахъ по нашему мннію выражается безпристрастіе народнаго художественнаго воззрнія (пожалуй эпическаго), которое, не обинуясь, употребитъ, напр.: ясныя очи, и о разбойник, и овраг, и о ненавистномъ, даже о низкомъ душою человк. Подобныхъ эпитетовъ довольно у Гомера, но едва ли ихъ кто назоветъ неумстными. Это эпитеты — не случайные того или другаго человка, но эпитеты неизмнные человка вообще: иногда членовъ человческихъ, какъ выраженія той и другой способности, силы, скорости и проч., иногда всего человка — и съ его, также общими, различіями: пола, возраста, союза семейнаго и разныхъ общественныхъ отношеній,

Разсуждая о причинахъ грамматическаго эпитета, авторъ говоритъ на стр. 63: ‘Наскомыя, ради ихъ слабости и малости, по большей части женскаго рода: однако также съ исключеніями.’ Едвали эти слова могутъ быть примнены къ нашему языку: у насъ много наскомыхъ муж. рода: напримръ коромыселъ, жуки, мотылекъ, кузнечикъ, сверчокъ, тараканъ, шмель, шерстень, комаръ, муравей, паукъ и проч.

На стр. 69. ‘Есть языки (какъ напр. Англійскій), которые отличаютъ мужескимъ и женскимъ родомъ только названія людей и животныхъ, предоставляя на долю именъ предметовъ неодушевленныхъ и отвлеченныхъ — родъ средній. Другіе языки (какъ Французскій) не имютъ средняго. Первые, будучи правильне въ логическомъ отношеніи, уступаютъ прочимъ въ живости представленій.’— Выходитъ, что Англійскій языкъ иметъ вс три рода, а Французскій языкъ два. Это несправедливо. Англійскій языкъ не иметъ ни одного рода, ни одного не отличаетъ никакою формою. А отличаетъ роды не языкъ, а грамматика, которая распоряжается безъ помхи (ибо формъ рода въ язык не существуеть въ настоящее время). Напр. мстоименіе: my — для всхъ родовъ одно, прилагательное: good,— тоже, такъ что рчь Англійская прибгаетъ къ особеннымъ хитростямъ, чтобъ обозначить родъ, напр.: my cousin: вы не знаете о комъ идетъ рчь: о двоюродномъ брат или о двоюродной сестр, о кузен или о кузин? Чтобы обозначить о комъ именно, для этого Англичанинъ долженъ прибавить особое слово, напр.: my female cousin (cousine femalie), когда рчь идетъ о двоюродной сестр, о кузин. Французскій языкъ — другое дло. Французскій языкъ, не имя средняго, иметъ родъ мужеской и женской: le, la, ban, bonne, а у Англичанъ все: the, у Англичанъ осталась едва слдъ рода, въ иныхъ мстоименіяхъ, напр.: he, she, it/ — Мы распространилась объ этомъ, съ цлію покивать, что не надобно смшивать грамматику съ языкомъ. Надобно сказать: въ Англійскомъ язык роды исчезли, и грамматическое употребленіе признаетъ за одушевленными — мужеской и женской родъ, а за неодушевленными — средній, — грамматическое употребленіе только, а впрочемъ въ язык родъ ничмъ не обозначается.—

На стран. 79. ‘Французы соединяютъ съ понятіемъ о счастія представленіе о хорошемъ или добромъ час (bonheur): а Русскіе представленіе объ удл, дол или части (счастіе).’ — Этому объясненію соотвтствуетъ и слово: доля, бездольный, но съ другой стороны слово счастіе можетъ быть произведено отъ часъ: счасье, безчасный, соотвтственно слову: время, безвременный (въ древ. псн: ‘безвременный молодецъ’). Въ древнихъ гранатахъ есть выраженіе: неверемя.

На стр. 90, членъ опредленный и неопредленный объясненъ, кажется, не такъ. ‘L’homme, der Mann — этотъ человкъ, тотъ человкъ, un homme, ein Mann — человкъ вообще’.— Это неврно, мы думаемъ, что отчасти даже на оборотъ. Конечно и ‘l’homme,’ и ‘der Mann’ могутъ имть значеніе извстнаго человка (а не: ‘этого, или того’), но кром того, членъ опредленный именно обозначаетъ человка (какъ и всякой предметъ) вообще. Напр. стихъ Шиллера: ‘Der Mann muss hinaus.’ или: ‘Ehret die Frauen’ ‘Здсь рчь идетъ не объ ‘этомъ’ или ‘томъ’, а вообще о человк, или лучше: о муж, о мужчин, точно также, какъ въ другомъ стих Шиллеръ говоритъ не о ‘тхъ’ или ‘этихъ’ женщинахъ, а о женщинахъ вообще.— ‘Un homme, ein Mann’: здсь неопредленный членъ, означая неопредленность, значитъ въ сущности: одинъ изъ, какой нибудь, какой бы то ни было, отсюда и — всякой, но не значитъ: человкъ вообще.—

Мы не согласны также съ слдующими строками автора: ‘означая отношеніе говорящаго къ предмету рчи, членъ придаетъ выраженію нкоторую свжесть разговорнаго начала, а мысли — точность.’ Членъ есть слово (пожалуй, мстоименіе и числительное), потерявшее свой смыслъ, переставшее быть словомъ, явленіемъ сознательнымъ, и употребляющееся какъ знакъ. Такого рода знакъ, среди разумныхъ словъ, не можетъ придавать рчи человческой, in разумныхъ словъ состоящей, проникнутой сознаніемъ, — свжесть, а, скоре перебиваетъ, перехватываетъ я, такъ сказать, засоряетъ ее. Мысли также не придаетъ этотъ знакъ точности, а скоре ограниченность.— У васъ, въ Славянскомъ семейств, только одинъ языкъ, падая, пріобрлъ явственно это достояніе — Болгарскій, но, кажется, и здсь членъ не проченъ, к когда Болгаре будутъ освобождены, и начнется свободное, живое умственное сообщеніе между Славянскими народами, тогда вроятно членъ въ Болгарскомъ язык выйдетъ изъ употребленія, и станетъ употребляться мстоименіе опять съ разумнымъ своимъ смысломъ.

На стр. 95, авторъ говоритъ: ‘Примч. I. Что, какъ нарчіе, есть остатокъ сократившагося предложенія, въ которомъ эта частица была мстоименіемъ: ‘что это за причина, что онъ нейдетъ = что онъ нейдетъ.’ — Мы уже говорили, какъ мы противъ объясненія черезъ сокращенія, въ особенности противъ такого объясненія при тхъ оборотахъ рчи, которые не только не представляютъ сокращенія изъ полнаго рченія, но предваряютъ, такъ сказать, полноту рченія. Сокращеніе же, предполагаемое авторомъ и представленное имъ въ примр, — въ особенности странно. Почему посл этого не предполагать сокращенія (хотя не въ такомъ род) и въ другихъ нарчіяхъ? напр.: отчего: ‘Что это за причина, отчего онъ нейдетъ — отчего онъ нейдетъ’.— Что, въ вопрос (что онъ нейдетъ?), показываетъ чрезвычайную сжатость выраженія, ту первоначальную сжатость, какая находится въ зерн,— зерн, которое не есть сокращенное, но не развившееся дерево. Это выраженіе можно приблизительно объяснить такимъ образомъ: Что? Онъ нейдетъ? Рченіе: онъ нейдетъ. выражаетъ обстоятельство, которое принимается какъ положительный факта., слово же: что, является здсь, какъ уже сказали мы, сосредоточеннымъ, сжатымъ, отвлеченнымъ оборотомъ рчи, и придается, какъ общій вопросъ, къ рченію.—

На стр. 123, авторъ говоритъ, что ‘1. Многіе глаголы, имющіе въ ныншнемъ книжномъ язык значеніе только, средняго залога, въ старину употреблялись, а въ народной рчи и нын употребляются въ значеніи дйствительнаго’.— Въ числ глаголовъ такъ употребляемыхъ, авторъ приводитъ такіе, которые находятся и теперь во всеобщемъ употребленіи, напримръ: сидть смолу, деготь, вино. Употребленіе здсь понятно: это переходъ мысли, метафора. Авторъ приводитъ еще выраженіе: плясать казачка. Здсь является одинъ изъ такихъ глаголовъ среднихъ, которые употребляются въ смысл дйствительныхъ, когда относятся къ существительному одного съ ними значенія и образованному отъ того же корня, на прим.: думаетъ-думу, пляшетъ-пляску.

Казачекъ — пляска, а потому и можно сказать: плясать казачка.

На стр. 124, авторъ говоритъ: ‘3. Когда дйствительный глаголъ, теряя при себ дополненіе въ винительномъ падеж, употребляется съ творительнымъ орудія, тогда получаетъ смыслъ средняго: напр.: бросать камнемъ, махнуть рукою.’ Указываемъ на эти строки, какъ на замчаніе очень врное, зачмъ только сказано такъ темно: ‘теряя при себ дополненіе въ винительномъ падеж’?—

На стр. 127, авторъ говоритъ: ‘4. Окончательно теряетъ свой смыслъ винительный падежъ ея, ся, когда соединяется съ глаголомъ средняго залога: стать, статься, (о)статься, свтить, свтиться, синть, синться.’ —

Въ самомъ дл, трудно объяснить появленіе ея при этихъ глаголахъ. Это не есть прямой, опредленный, винительный падежъ.— Не есть ли это падежъ дательный: си (себ), смыслъ котораго весьма былъ бы здсь умстенъ? Не есть ли это: блться, блть себ? Мы весьма готовы бы допустить это предположеніе, но нужно, чтобъ было на то боле доказательствъ. Замчая, на стр. 126, что ея теряетъ свое значеніе винительнаго падежа, авторъ говоритъ: ‘на этомъ основаніи въ древнйшихъ Ц. С. памятникахъ вм. ся употребляется си, напр. въ списк Упиря: съжалиси вм. съжалися.’ Что хотлъ сказать авторъ: хотлъ ли онъ сказать, что, теряя свое значеніе, ея произносилось и писалось иначе, что см есть только искаженное измненіе ея, или же, что см есть просто дательный падежъ того же мстоименія?— Кажется, авторъ предполагаетъ первое, впрочемъ не говоритъ утвердительно. Мы же готовы принять, что это падежъ дательный.— Народъ, котораго свидтельство всего важне въ этомъ дл, народъ употребляетъ иногда си, но кажется употребляетъ си и въ чисто-возвратныхъ глаголахъ (хотя и это опять возможно), нельзя не допустить, что си можетъ быть, въ то же время, и звуковымъ измненіемъ ся. Впрочемъ, ламъ кажется, что и ея въ этомъ своемъ вид, какъ падежъ винительный, можетъ быть понято при вышеозначенныхъ глаголахъ.— Поговоримъ здсь кстати объ этомъ приглагольномъ: ся. Скажемъ прежде, что вообще залогъ возвратный, съ частицею ея, изложенъ у автора довольно подробно, замчена оттнки его употребленія, но оттнки эти не опредлены и не объяснены. Опредленіе, что: ‘только по употребленію въ предложеніи, форма возвратнаго глагола получаетъ различное значеніе: или собственно возвратнаго залога, или взаимнаго, или средняго, или страдательнаго’ — но можетъ быть удовлетворительно. Возвратный глаголъ остается при всякомъ подобномъ употребленіи все возвратнымъ глаголомъ. Любопытно знать, какъ могъ онъ, въ употребленіи, принять оттнокъ страдательнаго и средняго, какъ могло образоваться изъ него значеніе этихъ залоговъ?

Само собою разумется, что самое прямое и простое употребленіе ся есть падежъ винительный, напр., мажуся (мажусь), мажу себя.— Отсюда легко возникаетъ и образуется отвлеченное представленіе въ глагол: или тамъ, гд дйствіе не такъ очевидно, напр., я стремлюсь, или тамъ, гд понятіе о дйствіи прямомъ, непремнно случайномъ, переходитъ въ понятіе о дйствіи общемъ, боле или мене постоянномъ, составляющемъ иногда необходимую принадлежность или состояніе того или другаго существованія,— о дйствіи обычномъ, причемъ въ понятіи является своего рода постепенность. Напримръ, дйствіе прямое: я учу себя (я учусь) быть прилежнымъ, терпливымъ {Конечно это выраженіе можетъ быть понято отвлеченно, какъ постоянное обычное, во это будетъ уже произволъ мысли, а не выраженіе, утвержденное въ язык-самомъ. Это такое же произвольное обобщеніе силою мысли, какое возможно и въ выраженія напримръ: ‘я вяжу чулокъ, ибо: ‘я вяжу чулокъ’ можетъ быть сказано въ такомъ смысл: ‘я всю жизнь свою вяжу чулокъ.’ — }, дйствіе обычное: я учусь Французскому языку (съ помощію учителя). И тамъ и здсь еще глаголъ возвратный. Конечно, это все же я учу себя Французскому языку, ибо я хочу, чтобъ меня учили Французскому языку, моя воля, мое дйствіе выражается здсь — также, какъ и тогда, когда я говорю напримръ: я строю домъ, хотя домъ строютъ плотники, исполняя мою волю.— Но тмъ не мене моя воля является здсь уже отвлеченно, она осуществляется — это главное, но я ли самъ ее осуществляю или другіе, это становится все равно. Въ дйствіи прямомъ, случайномъ — волю свою осуществляю я самъ, въ дйствіи обычномъ отвлеченномъ — воля моя осуществляется, и только. Дйствіе отвлеченное легко переходитъ въ состояніе, съ участіемъ моей воли на такое состояніе, напримръ: я наслаждаюсь. Такимъ образомъ отсюда легко возникаетъ значеніе глагола средняго, которое отличается отъ настоящаго средняго тмъ, что здсь есть въ глагол участіе собственной воли, или подобіе собственной воли. Напримръ: человкъ смущается — здсь все есть участіе собственной воли, причина смущенія находится вн человка, но этою-то причиною — онъ себя смущаетъ, мы можемъ сказать: не смущай себя, не смущайся, связь воли съ состояніемъ видна. Но вотъ еще примръ: онъ теряется) здсь является только подобіе воли.— Переходъ возвратнаго глагола въ разрядъ среднихъ становится понятнымъ.—

Т возвратные глаголы, которые принимаютъ значеніе состоянія, но въ тоже время удерживаютъ дйствительный оттнокъ,— переходятъ въ значеніе залога страдательнаго, напримръ: онъ уважаетъ себя — глаголъ возвратный, онъ уважается — состояніе, глаголъ средній, но такъ какъ дйствительный элементъ опредлительно лежитъ въ смысл глагола: уважать — надо чтобъ кто-нибудь непремнно былъ уважающій — то естественно возникаетъ отсюда представленіе, что уважается — кмъ нибудь, и глаголъ получаетъ оттнокъ залога страдательнаго, напр.: онъ уважается всми.— Переходъ и связь мыслей слышится въ употребленіи слова, и поэтому возвратный глаголъ съ оттнкомъ страдательнаго иметъ свою особенность и отличается отъ чисто страдательнаго оборота, какъ напримръ: онъ уважаемъ всми.

Образованіе, при глагол возвратномъ, оттнковъ средняго и страдательнаго, а поэтому употребленіе возвратнаго глагола въ дух средняго и страдательнаго — понятны. Про залогъ взаимный мы даже и не говоримъ. Образованіе его весьма понятно: здсь мое дйствіе падаетъ не на меня самаго, а на другаго, но за то дйствіе другаго (мною же возбужденное) падаетъ на меня, напр.: они бьются. Мое дйстіе падаетъ на меня какъ бы по отраженію, такъ что я все таки причина того, что дйствіе падаетъ на меня, а противникъ мой — причина, что дйствіе падаетъ на Neto’, дйствія перекрещиваются и падаютъ взаимно на тхъ же самыхъ, отъ кого они (дйствія) исходятъ. Напр. онъ бьется со мною, онъ бьетъ меня, а я бью его, поэтому онъ бьетъ себя, а я бью себя: мы другъ друга взаимно — слдовательно мы, вмст съ нимъ, себя бьемъ.—

Гораздо трудне объяснить употребленіе ея и глаголомъ другаго рода, на которые указываетъ и г. Буслаевъ, напр.: слушаться, ругаться, драться (напр.: ‘онъ никого не слушается’, ‘онъ сильно ругается’, ‘онъ дерется’), когда здсь нтъ значенія ни возвратнаго, ни страдательнаго, ни взаимнаго.— Конечно глаголы эти относятся къ разряду среднихъ, но это не то, что: учиться, гд сейчасъ видите всю законность ея.— Сюда же относится глаголы: жжется, щиплется, бросается, плюется и проч. и проч.— Эти-то именно глаголы, въ которыхъ ея, какъ винительный падежъ, кажется неумстнымъ,— въ особенности показываютъ свойство предмета, постоянную его принадлежность (чего не имютъ, въ этой степени и въ этомъ вид, глаголы средніе, гд ея съ перваго взгляда понятно). Напр: хорошъ староста, да дерется (иметъ обычай, порокъ драться), крапива жжется (иметъ свойство жечь), волкъ кусается (иметъ свойство кусать), онъ слушается (онъ послушливъ), иногда это показываетъ и состояніе, опять съ особымъ оттнкомъ, которое легко готово перейти въ свойство, напр., онъ цлый день ругается, онъ кидается грязью.— Мы думаемъ, что здсь является особенный оборотъ мысли (преимущественно въ иныхъ глаголахъ), такъ что здсь дйствіе получаетъ особое значеніе, падая на другіе предметы, оно относится къ самому себ, какъ огражденіе, какъ защита, или даже какъ выраженіе себя, напримръ: крапива жжется, крапива себя (чмъ охраняетъ, чмъ даетъ знать?) жжетъ, собака кусается, собака себя… кусаетъ, онъ бранится, онъ себя…, бранитъ. (Также глаголъ нсколько иного оттнка: онъ слушается: онъ себя (чмъ выражаетъ, даетъ знать?) слушаетъ. Это какъ бы сказать: крапива за себя жжетъ, собака за себя кусаетъ, онъ за себя бранитъ (даже: онъ за себя (а не за другаго) слушаетъ {Припомнимъ кстати для соображенія выраженіе у Нестора: ‘мстите своихъ’ (П. С. P. T. I. стр. 73) а не: ‘за своихъ’.}. Это приблизительное объясненіе, и только. Въ выраженіи (жжется и проч.) мы не находимъ никакого сокращенія, это употребленіе самостоятельное, но въ немъ видимъ мы особенный оборотъ мысли. Такъ объясняются глаголы съ ея, выражающіе свойство, принадлежность. Такъ же объясняемъ мы и подобные глаголы, въ которыхъ выражается состояніе, уже легко переходящее въ постоянную принадлежность, или просто дйствіе какъ состояніе, въ которомъ опять-таки есть возможность перейти въ принадлежность. Напримръ она ругается. Выраженіе: она сейчасъ возбуждаетъ вопросъ: кого именно? Выраженіе: онъ ругается, не возбуждаетъ этого вопроса, оно значитъ: онъ ругаетъ кого-нибудь, кого бы то ни было, находится въ состояніи ругать.— Мы много разъ говорили, что нельзя въ язык, особенно для гіаголовъ, начертать опредленныя правила, такъ и здсь, глаголъ: ругаться, отчасти иметъ значеніе: ругать за себя, отъ себя, но въ тоже время по своей вол и желанію: показываетъ, что источникъ ругательства не столько въ постороннихъ предметахъ, сколько въ самомъ человк, слдовательно нсколько видоизмняетъ сказанное нами сейчасъ, съ другой стороны, глаголъ: ругаться, какъ бы подразумваетъ возможность возвратнаго глагола (‘ругается со всми’).— Глаголъ этотъ легко переходить въ свойство. Въ другихъ подобныхъ глаголахъ дйствіе является какъ состояніе, напр.: онъ кидается грязью. Выраженіе: онъ кидаетъ грязью, не возбуждаетъ, конечно, прямаго вопроса: въ кого? Мы видимъ самое дйствіе киданья, являющееся мамъ въ дух средняго глагола (какъ справедливо замтилъ г. Буслаевъ, о чемъ мы уже и сказали). Но дйствіе однако является намъ въ данную минуту, гд-нибудь, когда нибудь и притомъ никому, можетъ быть, необидное.— Онъ кидается грязью: здсь дйствіе получаетъ уже значеніе общее: или значеніе свойства, или также — если говорится про дйствіе, какъ про случайное — значеніе особаго отношенія къ производящему оное лицу, значеніе характеристической черты въ этомъ лиц, это значеніе придается именно этимъ ея, имющимъ въ тоже время значеніе: за себя, отъ себя. Онъ кидаетъ грязью… ся (себя, то есть: отъ себя, за себя, себя ограждая, себя выражая), и непремнно противъ кого-нибудь. Дйствіе, такимъ образомъ, предполагаетъ здсь повторительность проявленія, продолженность — и потому можетъ перейти въ значеніе свойства. Напримръ: ‘посмотрите: онъ кидаетъ грязью’,— здсь просто дйствіе, которое можетъ сейчасъ прекратиться,’посмотрите: онъ кидается грязью’ — здсь уже другое, здсь не только вы видите дйствіе, но и отношеніе къ нему лица дйствующаго, такъ что источникъ (не только причина) дйствія — въ самомъ лиц дйствующемъ, а дйствіе не извн возбуждено, видно сочувствіе дйствующаго лица, видно, что по этому самому дйствіе повторяется и будетъ повторяться и возобновляться.— Сюда относятся глаголы: плеваться, щипаться, и др. п. {Надемся, что никто не смшаетъ здсь предложныхъ формъ, который такъ ршительно измняютъ залогъ и значеніе (напр.: откусаться).— Мы о предложныхъ формахъ здсь не говоримъ.}, напр.: ‘онъ плюетъ’: одно дйствіе плеванья, безобидное’, ‘онъ плюется’: онъ плюетъ за себя, отъ себя, стало бить непремнно противъ кого-нибудь, и съ сочувствіемъ. Или: ‘онъ щиплетъ’: одно дйствіе щипанья, которое можетъ быть и безобидно (онъ щиплетъ пухъ, корпію), ‘онъ щиплется». онъ щиплетъ за себя, отъ себя, непремнно противъ кого-нибудь и съ сочувствіемъ {Есть глаголы, которые, по смыслу своему, ни представляютъ въ своемъ первоначальномъ вид безобидности, т.-е., дйствія, но если есть какая нибудь возможность явиться этому дйствію съ безобидной стороны — такъ возможность эта существуетъ при глаголахъ въ ихъ первоначальномъ вид. Напримръ: кусать, можетъ получить и безобидное значеніе: кусать ногти, кусаться же — непремнно за себя и противъ кого нибудь. Кусать, при выдляющемся въ немъ особенномъ значеніи, перешло въ кушать, с перешло въ ш: образованіе это весьма очевидно.}. Объясненіе, сказаное нами, — именно то, что дйствіе, падая на другіе предметы, относится къ самому дйствующему лицу, какъ защита его, какъ выраженіе его, какъ свойство его, и касается такимъ образомъ его, косвенно,— это объясненіе подходитъ вообще къ этому разряду глаголовъ. Мы думаемъ, что здсь въ слов: ся, себя, является не винительный, а родительный падежъ. Хотя въ одушевленныхъ именахъ муж. р., въ винительномъ падеж употребляется родительный, и слдовательно ея (въ этомъ отношеніи) — везд падежъ родительный, но мы думаемъ, что здсь выдвинулся родительный падежъ больше съ своей стороны, больше какъ падежъ именно родительный, Здсь (при ся, форм рода мужескаго) разница можетъ выразиться только въ употребленіи, въ именахъ женскаго рода это выражается и формою. Вотъ примры: ‘онъ ходилъ смотрть себ невсты, и ‘онъ ходилъ смотрть невсту’, ‘она ходила смотрть себ жениха’ и ‘она ходила смотрть жениха (своей сестры)’. Въ первомъ случа — разница въ формахъ самихъ, во второмъ — форма одинакова, разница только въ дух употребленія.— Въ первомъ случа, въ именахъ женск. р., родительный падежъ является и формою своею, во второмъ случа, въ именахъ мужс. р., форма одна и гаже, и родительный падежъ выдвигаете? преимущественно, какъ родительный,— только по духу употребленія. Въ ея при означенныхъ глаголахъ видимъ мы тоже (что во второмъ случа въ именахъ м. р.): это родительный, употребляющійся въ первоначально разсмотрнныхъ нами глаголахъ на мст винительнаго, а здсь — являющійся больше, какъ падежъ родительный.— Намъ могутъ возразить, что ся (ся) есть только винительный. Такъ, но если мы видимъ сходство между родительнымъ и винительнымъ въ форм суффиксной (по вашему мннію), именно: себе, себя, — почему не предположить такого же сходства и въ форм тематической (по нашему мннію), то есть, въ ся? Дательный иметъ и суффиксную и тематическую форму, и себ и си. Почему бы не имть ее и родительному? Скажутъ, ся есть ся, звукъ носовой, звукъ падежа винительнаго, отвчаемъ: мы готовы допустить, что въ родительномъ было не ся, а ся, или даже се. Но въ язык Церковно-Славянскомъ, скажутъ намъ, пишется: молитися, а это глаголъ того разряда, гд мы предполагаемъ падежъ родительный.— Положимъ: но это очень могло быть для единства правописанія, ибо такихъ глаголовъ весьма мало. Во всякомъ случа съжалиси (см. выше) показываетъ возможность другаго начертанія.— Какъ бы то ни было, объясняя значеніе ея при этихъ глаголахъ, мы думаемъ, что здсь является падежъ родительный, если не особою формою, то значеніемъ своимъ. Вопросъ же склоненія личныхъ мстоименій, прямо сюда относящійся, есть вопросъ очень важный и не легко ршаемый {Естественно является вопросъ: почему ся рода мужескаго?— Ся есть имя личное, есть голосъ сознанія, сознаніе не иметъ рода, поэтому, я добръ, я добра, ты добръ, ты добра. Но такъ какъ сознающій духъ, въ дальнйшихъ проявленіяхъ, сражается въ язык преимуцественно въ мужескомъ элемент и въ мужеской форм, то и здсь является преобладаніе мужескаго элемента и мужеской формы.}. Теперь пока мы оставляемъ его въ сторон.

Есть еще особый разрядъ глаголовъ, о которыхъ мы уже упомянули, это глаголы средняго залога. Напримръ: статься, синться, синтися, пастися.— Мы сказали, что здсь вроятно дательный падежъ: см. Дательный падежъ предполагаемъ мы собственно при сравнительныхъ среднихъ глаголахъ (краснть, блеть и проч.), въ которыхъ уже не возможно дйствительное значеніе (возможное при другихъ среднихъ глаголахъ), потому что при нихъ уже находятся, или возможны, собственные дйствительные сравнительные глаголы (блить, краснить, и проч.). Здсь дательный падежъ совпадаетъ со смысломъ самаго глагола и объясняетъ его. Блть, напр., значитъ: возрастать въ бломъ цвт, значитъ также: быть виднымъ своимъ блымъ цвтомъ, и къ блть въ этомъ-то второмъ значеніи присоединяется ся: блться. Блться значитъ тоже (какъ блть): быть виднымъ своимъ блымъ цвтомъ, но не столь постоянно и положительно дйствію придается какой-то живой, зыблящійся, даже неврный оттнокъ, даже какъ бы произволъ какой-то,— что все сообщается глаголу этимъ ся (или си, какъ мы думаемъ), напр.: что-то блетъ вдали, и что-то блется вдали. Блется, то есть блетъ себ. Дательный падежъ, по нашему мннію, удовлетворительно объясняетъ смыслъ глагола, припомнимъ, что дательный въ блется соединяется съ глаголомъ и слдовательно, сливаяся съ нимъ, придаетъ ему боле цльное значеніе, блется (блется), иметъ отличіе отъ блетъ себ. Вспомнимъ, что точно также есть разница между: купаетъ себя и купается. Мы уже говоримъ о слов: сжалиси, и о томъ, что народъ вмсто ея часто выговариваетъ си, а си есть форма дательнаго падежа: слдовательно она здсь по произношенію и даже по начертанію возможна. Укажемъ кстати на то, что въ лтописи, въ Новгородской, встрчается съжаливси (Т. 4. стр. 9). И такъ здсь при этихъ глаголахъ (блться, синться) — и по смыслу и даже по употребленію, или по возможности употребленія,— мы допускаемъ падежъ дательный.

Намъ остается сказать о глаголахъ, какъ: статься, свтитъся, и проч. Значеніе, а вмст и падежъ приглагольнаго ся, за виситъ отъ значенія самаго глагола.— Во первыхъ большая часть глаголовъ среднихъ и даже вс вообще средніе глаголы (съ нкоторыми исключеніями) могутъ употребляться въ смысл дйствительныхъ, тогда при нихъ можетъ являться ся и въ падеж винительномъ, и глаголъ получаетъ характеръ глагола возвратнаго средняго, напримръ: не падеся храмина. У насъ это выраженіе неупотребительно, вамъ понятенъ будетъ тотъ же глаголъ съ предлогомъ, напримръ: попасть, попасть есть тоже глаголъ средній {Попасть можетъ, но рдко трудно, употребляться какъ дйствительный напр.: попалъ его вм. попалъ въ него.}, но при немъ употребляется и ся напримръ: попалъ въ сть, попался въ сть, оттнокъ понятенъ: попалъ въ стъ, можно попасть ногою, можно попасть и выдти какъ нибудь, попался (попалъ себя въ сть) — значитъ: попасться самому, быть пойману, такъ что здсь сей-часъ переносится мысль на подлежащее этого глагола, на то, что попалось и что является пойманнымъ. Это отношеніе между глаголами, какъ напр. попасть, поасться, еще видне въ слов оссть: ‘берегъ ослъ, берегъ слся’.— Такого же рода глаголъ видимъ мы и въ статься, статься, и подобнымъ.— Въ глаголахъ: свтиться, блистаться проч. видимъ мы скоре падежъ дательный по смыслу этихъ глаголовъ, сближающемуся съ смысломъ глаголовъ: краснться, блться. Дательный падежъ можно предположить и въ приводимыхъ г. Буслаевымъ глаголахъ: ‘постоялся Турецкой царь, отойдись ты прочь гуменья съ сестрами’.— И такъ въ этомъ разряд глаголовъ среднихъ въ ся: при глаголахъ сравнительныхъ, предполагаемъ мы падежъ дательный (си), а при другихъ среднихъ глаголахъ (нами выше означенныхъ) предполагаемъ мы, смотря по значенію глагола, или падежъ винительный, или опять падежъ дательный. Таимъ образомъ, по нашему мннію, ся при глаголахъ является жъ падежъ родительный, винительный: ся (разница по употребленію), и какъ дательный: си.

Мы представили довольно полное объясненіе глаголовъ, сложеніяхъ съ мстоименіемъ ся, боле полное должно имть мсто въ цломъ сочиненіи о глаголахъ.

На стр. 130, авторъ говоритъ: ‘Взаимный залогъ можетъ быть выраженъ въ форм не только возвратнаго, но и дйствительнаго глагола, напримръ: ‘сражаться съ кмъ, разговаривать съ кмъ’. Дале на той же страниц: ‘Дйствительный или средній глаголъ тогда только получаетъ значеніе возвратнаго, когда по самому смыслу своему показываетъ взаимное дйствіе двухъ или нсколькихъ предметовъ, напр. воевать, спорить.’ — Съ этимъ мы не можемъ согласиться, на основаніи того, что мы признаемъ только то въ язык, что въ язык же самомъ нашло выраженіе. Мы признаемъ глаголъ возвратный, ибо видимъ въ немъ глаголъ сложный, или лучше сросшійся съ частицею ся (взаимный есть тотъ же возвратный), въ глаголахъ: спорить, воевать, мы частицы ся не видимъ, и за взаимные глаголы ихъ не признаемъ, до ихъ чисто внутреннаго личнаго значенія, въ грамматик, мы нужды не имемъ. Да и оно мн кажется не даетъ еще права называться этимъ глаголамъ взаимными. Воевать есть глаголъ дйствительной (воевать страну), и средній: воевать съ кмъ, притомъ къ воевать, какъ говорить и самъ авторъ, можно присовокупить мстоимніе ся: воеваться.— Спорить есть глаголъ средній.— Если принять вышесказанное мнніе автора, то почти всякой средній глаголъ будетъ взаимнымъ, напримръ: разсуждать, думать, играть — все это будутъ взаимные возвратные глаголы, прибавьте только: съ кмъ.— Въ такомъ случа не будетъ границъ между залогами. Это очевидно несправедливо: ибо опредлены основывается тогда не на язык самомъ, не на формахъ его {Намъ скажутъ: какая же разница въ самой форм напримръ между среднимъ и дйствительнымъ глаголомъ?— Эта разница живется въ опредленномъ управленій въ томъ, что дйствительный требуетъ винительнаго падежа, котораго средній не требуетъ.}, и на значеніи внутреннемъ, отвлеченномъ, какое можно придать слову, безъ всякого съ его стороны измненія. Тогда это будетъ уже не грамматика, не наука языка.

Дале авторъ, держась той же мысли, приводитъ (стр. 131), въ примръ возвратныхъ глаголовъ съ мстоименіемъ себя и предлогомъ: между, межъ (между собой, промежъ себя и также другъ съ другомъ),— глаголы: говорить {Вотъ собственныя слова автора:, при возвратномъ глагол предметы, постановленные во взаимное дйствіе, обозначаютъ двоякимъ образомъ: или 1) предлогомъ съ, навр. драться съ кмъ, или 2) возвратнымъ мстоименіемъ себя съ предмтомъ между или межъ: между собою, межъ собою, между себя, межъ себя, напр.: перекликаться между собою, говорить между собою. Вмсто между собою употребляется также: другъ съ другомъ.’ Стр. 181.— Если выраженіе: другъ съ другомъ придаетъ этотъ возвратный (взаимный) характеръ, то точно также придаютъ его и другіе виды того же выраженія, то есть другъ друга, и другъ другу, и другъ на друга, и пр. и пр.— }, враждовать, играть, даже сидть: ‘промежду собой сидятъ’ (та же страница). Если уже сидть возвратный (взаимный) глаголъ, то какой же глаголъ не будетъ возвратнымъ (взаимнымъ)?— Глядть, наблюдать, читать, гулять тоже будутъ возвратные, напр.: глядятъ другъ на друга, наблюдаютъ другъ друга, читаютъ другъ другу, гуляютъ другъ съ другомъ.

Авторъ говоритъ дале (стр. 131—132): ‘Примч. 5. Равномрно имена и нарчія, означающія средство или различіе сочиняются съ предлогомъ съ или между. Напр. ‘не скажетъ что люди вс межъ собою сходны’, ‘всякой ученый есть гонитель всхъ тхъ, кои розно съ нимъ думаютъ’ и прочіе примра

Что же это такое? рчь здсь идетъ уже не о глаголахъ, а между тмъ о взаимности. Такъ о чемъ же говоритъ авторъ?-Авторъ говоритъ о предлогахъ съ и между, выражающихъ взаимность при словахъ, означающихъ сходство или различіе. И такъ авторъ говоритъ уже не о разряд словъ, не о вид, принятомъ частью рчи, не о залог, а о выраженіи взаимности. объ оборот рчи. Это совсмъ другое. Этому мсто при разсматриваніи оборотовъ рчи, да и тамъ по настоящему не стоитъ говорить объ этомъ, ибо что это за оборотъ рчи — взаимный? Залогъ взаимный (возвратный) — другое дло: онъ, выраженный въ язык особеннымъ образомъ, иметъ все право на вниманіе и опредленіе науки. Но оборотъ рчи взаимный ничмъ военнымъ не отличается. Скажутъ: онъ выражается особыми своими предлогами и словами. Да вдь каждая мысль выражается какимъ-нибудь особеннымъ своимъ словомъ, или хоть разрядомъ словъ: не пересчитывать же отъ этого вс мысли, въ грамматик. И потомъ, авторъ приводитъ для выраженія взаимности предлоги: съ и между, а почему же не говоритъ онъ напримръ о выраженіи: одинъ другаго, одинъ на другаго, и т. д. Они любятъ одинъ другаго, похожи одинъ на другаго? Чмъ же это не взаимность? Или еще оборотъ: онъ любитъ ее, а она любитъ его, онъ похожъ на нее, а она похожа на него… Чмъ же опять это не взаимность? Въ томъ-то и дло, что авторъ, вышедши изъ предловъ языка, перешелъ въ самостоятельную область понятій, независимыхъ отъ слова, для которыхъ слова служатъ только средствомъ, и которыя, потому, выражаясь словами разными, и не могутъ образовать особаго разряда словъ.—

На стр. 133 авторъ говоритъ, что ‘лицо дйствующее поставляется, или въ творительномъ падеж, напр. ‘и встрченъ Вечеръ птухомъ, ‘или съ предлогомъ отъ, напр. ‘облеченный властію отъ самозванца’.— Здсь есть оттнокъ, который, кажется намъ, слдовало бы обозначить въ синтаксис. Оттнокъ этотъ лается ясне, когда мы выразимъ его вопросомъ, именно: кмъ, чмъ? и отчего? Въ первомъ случа — это средство, орудіе, на первый планъ выступаетъ совершитель и исполнитель, во второмъ — это причина, источникъ, на первомъ план — замыслитель повелитель. Такова разница вообще, она видоизмняется, притаясь, напр.: погибнутъ мечемъ, здсь мечъ — орудіе, способъ, какимъ погибнутъ, погибнутъ отъ меча: здсь мечъ — причина, отвлеченный образъ, сила, а не орудіе собственно.

На стр. 136 авторъ говоритъ: ‘3. Такъ какъ форма возвратно залога можетъ имть значеніе и средняго, и страдательнаго, напр. спастися, то, по сближенію залоговъ страдательнаго съ среднимъ: послдній можетъ употребиться въ значеніи перваго при лиц дйствующемъ, означенномъ: или творительнымъ падежомъ, или предлогомъ отъ, напр.: ‘вся поднебесная осія молніею’, ‘залегла та дорога тридцать лтъ отъ того Соловья разбойника.’ — Мы не думаемъ, чтобы средній глаголъ получаетъ въ употребленіи значеніе страдательнаго, когда при немъ дйствующее лицо въ творительномъ падеж, или съ предлогомъ отъ. Въ такомъ случа почти всякой средній глаголъ можетъ получать значеніе страдательнаго, напр.: ‘Огонь запылалъ отъ руки зажигателя.’ — ‘Трава ростетъ хорошо отъ дождя’.— ‘Небо пылаетъ заревомъ’, и т. д.— При такого рода опредленіяхъ, опять покидается область слова и переносится дло въ область отвлеченныхъ понятій, которыя могутъ розниться между собою, между тмъ какъ самое слово все остается тмъ же и не измняется. Конечно оборотъ рчи долженъ быть разсматриваемъ, но только непремнно (чего не надо забывать), какъ оборотъ рчи (напр. онъ уважается всми). А здсь къ тому же и оборотъ рчи не представляетъ въ себ ничего особеннаго. Всякое явленіе, выражаемое глаголомъ среднимъ, иметъ же причину своего бытія, а и этому можетъ допустить при себ эту причину, выраженную если не въ вид творительнаго падежа. то въ вид предлога. Неужели же всякой средній глаголъ, такъ употребляемый, получаетъ значеніе страдательнаго? Тогда бы не было собственно-среднихъ глаголовъ. Нтъ, средній глаголъ остается все среднимъ глаголомъ, и то, что дйствіе среднее, имъ выражаемое, иметъ причину своего явленія, не мшаетъ ему быть глаголомъ среднимъ хотя бы при немъ была выражена это причина въ вид творительнаго падежа или посредствомъ предлога: отъ (напр.: ‘я спалъ отъ скучнаго гостя’).

На той же страниц, говоря о видахъ и сказавъ о томъ, что по видамъ глаголы длятся на три отдла, авторъ, переходя ко второму отдлу, говоритъ: ‘2. Другіе означаютъ совершеніе, однократность и мгновенность дйствія, напр. дуну, стану, приду. Сюда же принадлежатъ краткія формы: хватъ, глядъ, и друг.’

На стр. 137: ‘Краткія неизмняемыя формы, напр. бацъ, глянь, хвать, составляя сказуемое въ предложеніи и выражая залогъ дйствительный или средній, вовсе не означаютъ времени, а и называютъ только мгновенность дйствія, въ какое бы время не совершалось оно, въ настоящее, прошедшее или будущее.’

На той же страниц: ‘Глаголы совершеннаго однократнаго, а также и многократнаго вида означаютъ дйствіе только наглядно. Также наглядно означаютъ дйствіе и краткія формы: глядь, хватъ, и друг.’

Въ 1-ой части своей грамматики на стр. 88, г. Буслаевъ говоритъ: ‘2. Русской языкъ усвоилъ себ особенныя усченныя формы, которыя даже вншнимъ видомъ своимъ соотвтствуютъ мгновенности дйствія, ими выражаемаго, напр. глядь-еть: глядь, хватитъ: хватъ {Хвать соотвтствуетъ, мы думаемъ, скоре: хватить, а не: хватать.}. Такія краткія формы, за исключеніемъ немногихъ, принадлежатъ также боле исторіи языка, нежели современному его состоянію въ образованной рчи. И въ этомъ отношеніи областное просторчіе ближе къ старинному Русскому языку.’

Изъ приведенныхъ словъ автора видимъ, что онъ слова, какъ: хвать, глядъ и проч., называетъ формами краткими неизмняемыми, а также усченными, и что онъ, какъ слдуетъ заключить изъ его словъ, причисляетъ эти формы къ формамъ глагольнымъ. Но что же это за формы? откуда? Какъ видно, авторъ думаетъ, что эти формы образовались или сократились, чрезъ усченіе, отъ глагола.— Такое объясненіе автора не можетъ выдержать приложенія къ длу. Авторъ самъ приводитъ слово: бацъ, вмст съ глядь, хвать. Что же это: бацъ, — усченная форма отъ глагола: бацнуть? Не на оборотъ ли? Бацъ — звукоподражательное восклицаніе, и вовсе не нуждается въ глагол для своего существованія, а, напротивъ, отъ него произведенъ глаголъ: бацнутъ. Глаголъ можетъ быть произведенъ и отъ другихъ восклицательныхъ междометій, какъ: ахъ, охъ, ухъ, бухъ (что бухъ, бацъ — все равно), и проч., глаголы отъ нихъ: ахнуть, охнуть, ухнуть, бухнуть) неужели же восклицаніе: ахъ, охъ, ухъ, бухъ — будутъ краткія усченныя формы глагола?— Конечно нтъ. Такихъ восклицательныхъ междометій можно сочинить не мало, и тутъ же произвести отъ нихъ глаголъ, лишь была бы на корн согласная, напр.: онъ пафъ, или пуфъ изъ ружья, онъ пафнулъ, или пуфнулъ изъ ружья.— Щелкъ, скокъ, и проч., такого же рода слова.— Впрочемъ самъ авторъ противорчивъ себ нсколько. Онъ говоритъ (ч. I. стр. 148): ‘3). отъ междометій звукоподражательныхъ произошли нкоторые глаголы, напр мяу-кать, бац-нутъ.’ — И такъ бацъ есть просто звукоподражательное междометіе, что и справедливо, а не краткая, неизмняемая или усченная форма глагола.— Объясненіе автора, сказали мы, не выдерживаетъ приложенія. Что же однако это за формы? Мы думаемъ, что формы эти вообще не что иное, какъ корни словъ или темы, лишенныя образовательнаго окончанія, не сокращенныя и не усченныя, точно также, какъ корень не есть сокращеніе, равно какъ и тема слова,— а напротивъ: корень и тема есть предварительный основной видъ слова. Если разбирать въ частности, тогда слова эти, съ одной стороны, являются корнями или темами глаголовъ, имющими опредленный смыслъ, и употребляются въ рчи, для краткости и живости, не какъ какая-нибудь опредленная форма, а какъ указаніе, какъ намекъ, какъ знакъ, въ род междометія, это пожалуй слова недоговоренныя, а это совсмъ не то, что сокращенныя, ихъ точно можно приблизительно сравнить съ недоговоренными словами въ разговор. Напримръ, если бы кто началъ говорить, обращаясь къ кому нибудь: ты скоре ступ…’, а тотъ понявъ изъ этого, чего хотятъ, ужъ побжалъ бы: тогда ступъ явилось бы словомъ недоговоренннымъ, темою глагола, тмъ не мене позволяющею угадывать свой смыслъ.— Съ другой стороны, кром корней и словъ прямо глагольныхъ (какъ глядь, верть, толкъ, прыгъ и пр.), слова эти являются (тоже въ вид корней и темъ), какъ слова звукоподражательныя, которыя должны быть причислены къ разряду междометій, таковы: хлопъ, шлепъ, бацъ, щелкъ, и проч. и проч.— Надо обратить вниманіе на то, что здсь является краткость рчи, и что эта краткость достигается разными средствами, напр.: ‘Онъ ему поклонъ, да и вонъ’.— Онъ за перо и пошелъ строчить.’ — Такимъ образомъ могутъ здсь употребляться я имена: ‘онъ прыжокъ черезъ заборъ, и бжать’.— Мы могли бы предположить, что формы прыгъ, скокъ и проч., — тоже имена (оставляемъ въ сторон звукоподражательныя междометія, до нихъ слова наши не относятся), но однако не думаемъ этого, изъ нихъ точно образуются имена, но сами эти формы, относительно мста, занимаемаго ими въ язык, не суть имена, употребленіи это показываетъ: прыгъ черезъ заборъ не то что: прыжокъ черезъ заборъ.— Въ слов: прыгъ, нтъ опредленности имени, и въ тоже время, при неопредленности слышно именно дйствіе, элементъ глагольный. Сверхъ того, другія формы, какъ напримръ: толкъ, даже управляютъ винительнымъ падежомъ, что окончательно убждаетъ, что это не имя.— Намъ скажутъ: какъ же корень управляетъ падежомъ?— Во первыхъ это глагольный корень, а во вторыхъ, чтожъ такое предюгъ по составу своему и по существу своему, какъ не корень,— а онъ управляетъ падежами.— И такъ мы остаемся при своемъ объясненіи.— Можетъ возникнуть особое объясненіе, весьма правдоподобное, формъ, собственно какъ: глядь, хвать, верть, и проч. Именно: объясненіе этихъ формъ — наклоненіемъ повелительнымъ, напр.: ‘А волкъ глядь, и убжалъ’.— Здсь, вмсто глядь, можетъ быть легко поставлено гляди. Или еще примръ: ‘Онъ хвать его за руку (онъ хвати его за руку)’.— Но это не длается такъ удобно при измненныхъ нсколько оборотахъ, напр.: ‘онъ глядь, а птица улетла’, здсь гляди не очень соотвтствуетъ глядь, или напримръ: ‘хвать, хвать, анъ въ кошельк ничего’, здсь: хвати, хвати, даже просто не иметъ значенія.— Посмотрвъ внимательно, мы не можемъ не видть явственной разницы между словами этими (хвать, глядь) — и повелительнымъ. Въ повелительномъ видна опредленность извстнаго наклоненія, которой нтъ при словахъ ілядь, хвать, и проч., имющихъ характеръ не повелительнаго, но характеръ намека, указанія, эта разница чувствуется даже и въ тхъ случаяхъ, гд повелительное наиболе подходитъ своимъ смысломъ къ сказаннымъ словамъ. Это и понятно, какъ скоро слова эти, имя глагольное значеніе, являются, какъ голые корни и темы глагольныя.— Сверхъ того, утверждаетъ въ этой мысли и присутствіе другихъ подобныхъ словъ (скокъ, толкъ и проч.), которыя такимъ же образомъ объясняются.— И такъ мы и здсь остаемся опять при своемъ первомъ объясненіи.—

На стр. 139—140 авторъ говоритъ: ‘ 183. Такъ какъ глаголъ получаетъ значеніе настоящаго или будущаго времени по различію вида продолженнаго или совершеннаго и однократнаго: то употребленіе одного времени вмсто другаго объясняется употребленіемъ одного вида вмсто другаго.’

На стр. 143 авторъ говоритъ: ‘ 184. Замна настоящаго времени будущимъ и на оборотъ будущаго настоящимъ объясняется тмъ что языкъ, въ этомъ случа, отличаетъ не времена, а виды’ и проч.

На стр. 144. ‘На свойств видовъ основывается въ нашемъ язык сопоставленіе не только настоящаго съ будущимъ (т.-е. продолженнаго настоящаго съ совершеннымъ и однократнымъ), но и настоящаго и будущаго съ нашимъ прошедшимъ, при чемъ обращается вниманіе не на различіе во временахъ, а на соотвтствіе въ видахъ.’

Съ авторомъ спорить мы не будемъ, ибо мы сами и думаемъ также, и высказали уже мысль нашу въ нашей брошюр о глаголахъ, вышедшей въ 1855 году.

Намъ длали упрекъ, что мы въ брошюр нашей приводимъ примры изъ запаса общей разговорной рчи, а не изъ писателей нашихъ, не изъ псенъ, грамотъ, и проч. (по крайней мр очень мало). Упрекъ весьма справедливый, но однакожъ неважный, сущности дла онъ не измняетъ. Мы благодарны были бы тмъ, которые бы привели примры изъ этихъ источниковъ, и такимъ образомъ еще лучше бы подтвердили самую мысль. Еслибъ мы писали цлое сочиненіе о глаголахъ, то вроятно позаботились бы и о лучшемъ выбор примровъ.— Тотъ же упрекъ сдлаютъ вроятно намъ и по поводу нашего разбора грамматики г. Буслаева. Упрекъ будетъ также справедливъ и также не важенъ: мы согласны, что лучше выбранные примры еще лучше подкрпили бы сказанную мысль: но самое дло все же отъ этого не измняется. Разборъ же не есть положительное сочиненіе.— Между прочимъ, на стр. 142 г. Буслаевъ приводить много примровъ, собственно для глагола дать, примровъ, превосходно подтверждающихъ нашу мысль (высказанную въ означенней брошюрк) о томъ, что въ нашемъ глагол существуетъ опредленіе не времени, а качества дйствія, и что время есть выводное понятіе изъ качества дйствія, такъ что время является, относительно степеней или видовъ, какъ соотвтствующій выводъ.— Приводимъ эти примры въ выноск {Тажъ какъ по этимологическому составу будущее даль ничмъ не отличается отъ настоящихъ: вмь, ямь и др., то ясно, почему часто употреблялось оно въ смысл настоящаго.— Примч. 3. Напр. въ Юрид. памятникахъ съ XIV в. въ позднйшихъ: въ Новгородскихъ данныхъ XIV и XV в.: ‘се дасть (вм. даетъ) Иванъ Михайловичъ и жена его’… ‘се дасть (вм. даетъ) Посадникъ Великаго Новагорода’, въ правой грамот 1483 г.: ‘Игуменъ Лаврентей и старцы Кузьмодемьянскіе насъ шестой части въ Перерв рки лишаютъ, и прозду намъ не дадутъ’ (вм. не даютъ), ‘отвчайте, почему вы Игумена Тарасья и старцовъ Снтогорскихъ въ Перерв рки лишаете шестой доли, а прозда имъ не дадите’ (вм. не даете) И даже предложный глаголъ отдать — въ смысл нестоящаго, напр. въ Юрид. Акт. подъ 1511 и ‘азъ у нихъ ту деревню выкупаю, и они мн,Господина, тое деревни не отдадутъ (вм. не отдаютъ), а денегъ не возмутъ’ (не берутъ).’— Ч. II стр. 142

Вс эти примры, приведенные г. Буслаевымъ, показываютъ ясно, что въ Русскомъ языкъ, на первомъ план — не время, а качество дйствія, не: когда? а какъ?— }

На стр. 148 авторъ, между прочимъ, въ примч. 1) говоритъ: ‘эти описательныя формы (т.-е. далъ есмы, еси, и проч.) удержались въ нашемъ язык до позднйшаго времени, потому что 1-е и 2-е лицо ея. и мн. чиселъ вспомогательнаго глагола, потерявъ силу глагола, означали лица и употреблялись, такимъ образомъ, вмсто мстоименій 1-го и 2-го лица, т.-е. есмь вм. я, ecu вм. ты. Потому въ позднйшихъ памятникахъ, при вспомогательномъ глагол 1-го и 2-го лица, рже употребляется личное мстоименіе, нежели въ древнйшихъ, слич. напр., слдующіе отрывки изъ Домостроя: ‘дала есмь’, ‘ночевала есми,’ ‘была есми у тое и у тое жены добрые’ — съ отрывками изъ Слова о полку Игорев: ‘ты пробилъ ecu каменныя горы сквоз землю Половецкую, ты лелялъ ecu на себ Святославли посады’.—

Въ своемъ разсужденіи ‘Ломоносовъ’, мы также замтили, что есмь, ecu, являются замною я и ты, но мы не думаемъ, чтобъ это было явленіе позднйшее. Мы не думаемъ также, чтобъ личное мстоименіе при есмь и ecu, употреблялось въ позднйшихъ памятникахъ рже, чмъ въ древнйшихъ, приводимые авторомъ примры этого не доказываютъ. Рченія, взятыя изъ Домостроя,— рченія обыкновенныя, поэтому здсь при глагол вспомогательномъ и нтъ соотвтствующаго личнаго мстоименія. Рченія же, взятыя изъ Слова о полку Игорев — рченія усиленныя, здсь смыслъ тяготетъ къ слову ты, и поэтому второе лицо является усиленнымъ: ‘ты пробилъ еси каменныя горы… ты лелялъ еси.’ — И такъ здсь разница не во времени древнйшемъ или позднйшемъ, а разница въ смысл самихъ рченій, разница всегда существовавшая. Какъ есмь, ecu (безъ личныхъ мстоименій) не показываетъ позднйшаго времени, такъ азъ есмь, ты ecu, не показываетъ времени древнйшаго: это обороты, между собою современные, оба встрчающіеся въ отдаленной древности, имющіе, каждый, свой оттнокъ и употребляющіеся съ соблюденіемъ этого оттнка. Такъ въ Остроміровомъ Евангеліи встрчаются оба оборота. Когда Спаситель говоритъ про Себя: ‘Азъ есмь путь и истина и животъ’ (Остр. Ев. 45 г.), понятно, что здсь при есмь употреблено азъ: ибо здсь смыслъ опирается на это слово. Точно также понятно такое же употребленіе, когда Спаситель говоритъ пришедшимъ на него съ оружіемъ: ‘кого ищете?— отвщаша Ему: Іисуса Назарея. Глагола имъ Іисусъ: Аи есмь.’ (Тамъ же 177 а.). Здсь понятенъ смыслъ: азъ, по Русски мы бы сказали: это я.— Понятно такое же употребленіе въ словахъ Іоанна Крестителя ‘нсмь азъ Христосъ, въ посланъ есмь’ (тамъ же 10, а.), по Русски мы бы сказали: не я Христосъ. Мы видимъ, что второе семь употреблено безъ азъ, потому что здсь уже не на первое лицо опирается смыслъ, и потому что сейчасъ было сказано азъ, къ которому относится и второе есмь,— Это же самое различіе видимъ и поздне, въ княжихъ грамотахъ (какъ замчаемъ мы въ нашемъ разсужденіи: Ломоносовъ, гд и приводимъ примры).— Безъ азъ тоже видимъ употребленіе въ Остром. Еванг. (кром указаннаго примра), напр. когда Петръ на вопросъ: ‘и ты отъ нихъ оси’, отвчаетъ: ‘человче, нсмъ’ (293. г.). Здсь смыслъ опирается на отрицаніи, и потому употребленъ нсмь безъ азъ, и сверхъ того, ты уже сказано въ вопрос.— Точно то же встрчаемъ и въ употребленіи втораго лица. Когда на вопросъ Спасителя ученикамъ своимъ: ‘вы же кого глаголете Мя быти’, отвчаетъ Петръ: ‘Ты еси Христосъ, Сынъ Бога живаго’ (281 б.): понятно что употреблено ты при ecu_t ибо смыслъ опирается на второе лицо. Когда спрашиваютъ Петра въ приведенномъ выше примр: ‘и ты отъ нихъ еси’ — опять понятно употребленіе ты при ecu, ибо смыслъ тяготетъ къ мстоименію лица втораго.— Но на отвтъ Симона Спаситель говоритъ: ‘блаженъ еси, Симоне,’ — здсь ecu употреблено безъ ты, ибо смыслъ не на второе лицо опирается, а на слово: блаженъ. Или въ обращеніи Спасителя къ Отцу: дло свьрьшихъ, юже далъ юси мн, да сътворю’ (47 б. г.), здсь ecu употреблено безъ мстоименія втораго лица, ибо смыслъ рчи не на немъ тяготетъ.— Или когда Спаситель говоритъ Петру: ‘право судилъ еси’ (223. б.): понятно, что не употреблено ты, ибо не во второмъ лиц сила, а въ томъ, что право судилъ, — Боле примровъ не приводимъ, хотя ихъ можно привести великое множество.— И такъ, въ Остроміровомъ Евангеліи мы видимъ оба оборота, оба употребляемые согласно съ оттнкомъ своего значенія, оба — законные. Этому употребленію азъ, ты, при есмь, ecu, соотвтствуетъ употребленіе этихъ мстоименій при глагол не вспомогательномъ для усиленія значенія того и другаго мстоименія. Вотъ примры употребленія съ личнымъ мстоименіемъ 1-го лица: ‘якоже посла мя Отецъ, и Азъ посылаю вы’ (10. г.), или: ‘Азъ прославихъ Тя на земли, дло свьрьшихъ, еже далъ еси мн, да створю: нын прослави Мя Отче’ (47. б. в.). Въ этомъ же примр употреблено безъ личнаго мстоименія 1-го лица: ‘дло свьрьшихъ’. Также на вопросъ исцленному слпому: ‘то Іисусъ?’ онъ отвчаетъ: ‘ме злясь’.— Вотъ примрыу потребленія съ личнымъ мстоименіемъ 2-го лица: столико връмя съ ваіи есмь и не повналъ еси Мене, Филиппе, видвый Меве вид Отца, и како ты гляголеши: покажи намъ Отца’ (46. а). Здсь потому употреблено ты, что рчь отъ третьяго отвлеченнаго лица (видвый Мене вид Отца) прямо переходитъ ко второму, соединяя оба предложенія посредствомъ а (и како ты глголеши).— Употребленіе безъ личнаго мстоименія: ‘не вмь, еже глаголеши’ (294. а.).— Не къ чему приводить боле примровъ. Это употребленіе глагола 1-го и 2-го лица съ личнымъ мстоименіемъ, и безъ онаго,— совершенно просто и понятно, и находится у насъ въ полной сил досел. Объяснить оное нтъ надобности Русскимъ людямъ, но на него нужно было намъ указать, чтобы еще понятне объяснить соотвтственное ему употребленіе: или личнаго мстоименія при вспомогательномъ глагол 1-го и 2-го лица, или одного вспомогательнаго глагола 1-го и 2-го лица.

И такъ мы думаемъ, что оба оборота (т.-е. употребленіе вспомогательнаго глагола 1-го и 2-го лица съ личнымъ мстоименіемъ а безъ личнаго мстоименія) вполн законны и современны, оба были въ древности, и оба существовали до позднйшихъ временъ и сохраняли свои оттнки.— А что въ позднйшее время сталь вообще выходить изъ употребленія самый глаголъ вспомогательный: есмь, еси, и личное мстоименіе стало употребляться безъ него — это дло извстное.

На стр. 15 авторъ говоритъ: ‘1. Прошедшее время, какъ причастіе прошедшее, можетъ сочетаться съ глаголомъ настоящаго (или будущаго) времени. Въ такомъ случа должно отличать предложеніе главное, обозначенное глаголомъ, отъ предложенія придаточнаго, т.-е. прошедшаго времени, которое есть не что иное, какъ причастіе.’ ‘Примч, 1. Напр. ‘истокъ заросъ хвощемъ, стоитъ тихо’ (т.-е. заросшій хвощемъ, стоитъ — )… ‘сскочилъ съ коня самъ бьетъ челомъ’ (т.-е. соскочивъ съ коня, бьетъ челомъ), и другіе примры.— Не можемъ согласиться, чтобъ это было причастіе. Въ приводимомъ оборот есть опять свой оттнокъ. Мы готовы, пожалуй, допустить, что прошедшее время здсь соотвтствуетъ первообразному прилагательному, но оно иметъ въ себ боле элемента спрягательнаго, чмъ причастіе. Еслибъ сочинить фразу такъ: ‘истокъ мелокъ, стоить тихо,’ этотъ оборотъ боле соотвтствовалъ бы, приведенному въ примръ, обороту, нежели:’ заросшій хвощемъ, стоитъ тихо’. Тмъ боле мы не можемъ согласиться что у насъ встрчается подобный оборотъ и съ такимъ же оттнкомъ’, при чемъ, вмсто прошедшаго, находится глаголъ настоящаго же времени: такъ изъ псни…. ‘бжитъ онъ, самъ подпрыгиваетъ’. Такихъ оборотовъ довольно.— И такъ объясненіе автора мы принять не можемъ, здсь есть особенный свой оттнокъ, который слдовало бы опредлить. Рдко одинъ оборотъ (и форма даже) употребляется вмсто другаго, каждый, при возможномъ соотвтствіи съ другимъ, употребляется самъ за себя.

Говоря о ‘наклоненіи желательномъ, или повелительномъ’, авторъ опять впадаетъ въ неточность выраженія: онъ говоритъ (стр. 155): ‘2. Это наклоненіе собственно означаетъ желаніе и есть по преимуществу наклоненіе желательное, употребляется же у насъ двояко: или въ смысл повелительнаго, напр. ‘иди сюда’, или сослагательнаго, напр. ‘какъ мсяцъ ни свти, во все не солнца свтъ.’ — (Вслдъ за тмъ примч. 2, въ которомъ примры сослагательнаго).

Если наклоненіе желательное (какъ говоритъ авторъ) употребляется двояко: какъ повелительное и сослагательное, то гд же будетъ само желательное? Желательному уже нтъ мста, какъ скоро употребленіе двоякое. Если же сверхъ повелительнаго или сослагательнаго есть еще желательное,— тогда употребленіе не двоякое, а троякое. Бездлица! скажутъ нкоторые. Еслибы и такъ,— зачмъ говорить такъ неточно, зачмъ допускать въ выраженіяхъ своихъ противорчіе. А притомъ, неточность въ опредленіяхъ, въ наук — не бездлица. Наконецъ, здсь не одна неточность выраженія, здсь не ясна и сама мысль автора, мы не знаемъ: признаетъ ли онъ, по употребленію, рядомъ съ повелительнымъ и сослагательнымъ, еще желательное? Кажется признаетъ, но это можно заключить только изъ послдующихъ словъ автора. Именно, на той же стр.: ‘3. Желательное наклоненіе можетъ стоять и въ зависимости отъ изъявительнаго (какъ это видно изъ примровъ въ примч. 2), и тогда оно иметъ смыслъ сослагательнаго, или же можетъ стоять независимо.’ Выходитъ, что здсь рядомъ съ сослагательнымъ — не повелительное, а желательное.— Что же скажутъ, вдь это разница только въ названіяхъ: подъ желательнымъ разумй повелительное,— Нтъ это не такъ. Вотъ что, вслдъ за тмъ, говоритъ авторъ: ‘Въ послднемъ случа (т.-е… когда независимо, — см. выше) оно, или а) означаетъ необходимость и возможность вообще, впрочемъ не отвлеченно, а какъ бы съ обращеніемъ къ лицу слушающему. ‘Напр. того и жди,’ т.-е. должно ждать, ‘хоть шаромъ покати,‘ т.-е. можно покатить шаромъ.’ (Идутъ примры).— ‘Или б) оно употребляется вмсто изъявительнаго, для обозначенія быстроты дйствія и для живости разсказа. Примч. 4. У Фонъ Визина: ‘Теперь Игнатій Андреевичъ напади (т.-е. какъ нападетъ) на меня ни за что ни про что.’ — И такъ дале, идутъ примры.

Нтъ, изъ приведенныхъ словъ и примровъ видно, что подъ желательнымъ нельзя разумть здсь повелительнаго, мы знаемъ примръ повелительнаго, приведенный авторомъ: ‘иди сюда’ — примръ ясный. Здсь же, напротивъ, опредленіе самое и приводимые примры показываютъ, что здсь не то движеніе рчи, а есть свой весьма явственный оттнокъ: ни повелительнаго, ни сослагательнаго, а — какъ видно: желательнаго.— Это противорчивъ словамъ самого автора, приведеннымъ выше, но что же длать: это такъ.— Употребленіе наклоненія, о которомъ идетъ рчь (желательнаго, положимъ), выходитъ не двоякое, а троякое: какъ повелительное, какъ сослагательное и какъ собственно желательное.

На стр. 154 авторъ говоритъ про наклоненіе ‘желательное или повелительное:’ ‘1. Означая своимъ окончаніемъ не лицо, а только наклоненіе ( 84), можетъ употребляться оно во всхъ лицахъ обоихъ чиселъ безъ измненія своей флексіи.’

Вопервыхъ.— За цлымъ наклоненіемъ, употребляющимся различно (различіе употребленій показано авторомъ),— слдуетъ удержать названіе не желательнаго, а повелительнаго, ибо первоначальный прямой смыслъ этого наклоненія есть повелительный, оно въ сущности — повелительное. Если уже признавать сослагательное и желательное, то они суть не что иное, какъ оттнки къ собственно-повелительному, и вмст съ нимъ составляютъ три вида одного и того же наклоненія. Первый смыслъ наклоненія, сказали мы, есть повелительный, напр.: скажи, возьми и проч., таково прямое его употребленіе Это только употребленіе косвенное даетъ ему второй смыслъ, напр.: ‘скажи я ему хоть слово, такъ онъ’… или ‘онъ ему и скажи, что’… А возьмите повелительное, какъ оно есть, безъ сопровождающихъ словъ въ первоначальномъ его вид,— и оно будетъ повелительное, и только.

Во вторахъ.— Мы совершенно не согласна съ авторомъ въ томъ, чтобы повелительное своимъ окончаніемъ означало не лицо, а только наклоненіе.— Нтъ. Повелительное именно означаетъ своимъ окончаніемъ лицо, и именно лицо второе. Повелительное есть восклицаніе, оно соотвтствуетъ звательному падежу, и потому непремнно относится къ лицу второму (ты), точно такъ же, какъ и въ падеж звательномъ заключается лицо второе (ты). Напр.: ‘Ты брате!’, ‘Ты слушай!’ — Повелительное иметъ только 2-е лицо. Это лишь одно употребленіе переноситъ эту форму въ первое и третье лицо. Повелительное, формою своею, всего боле приближается къ корню глагола, на конц его всего одна буква, общая характеристическая буква повелительнаго наклоненія: И такъ, повелительное иметъ только одно 2-е лицо, и одну форму 2-го лица, единственнаго и множественнаго числа (и двойственнаго) {Намъ могутъ весьма основательно возразить, что въ язык Церковно-Славянскомъ повелительное иметъ форму во множественномъ и для 1-го лица, потому что она, хотя также, что форма множественнаго 1-го лица изъявительнаго наклоненія, но отличается начертаніемъ, такъ напр.: идмъ (вм. идемъ).— Но здсь разница, кажется намъ, собственно въ выговор, если только начертаніе это не придумано грамматиками. Впрочемъ объ этомъ распространяться, думаемъ, здсь не мсто, ибо это требуетъ обстоятельнаго разсмотрнія. Намъ укажутъ между прочимъ на языкъ Санскритскія, въ которомъ повелительное иметъ вс 3 лица. Пространное но этому случаи объясненіе мы отлагаемъ до другаго раза.}. Вс остальныя формы въ смысл повелительнаго суть не что иное, какъ дло употребленія.

Замчательно, что именно форма повелительнаго единственнаго числа длается предметомъ разнообразнаго употребленія (что, какъ кажется, и заставило г. автора принять ошибочную мысль, что повелительное не обозначаетъ лица), а не форма множественная, которая употребляется только во 2-мъ лиц множественнаго (что доказываетъ, вопреки автору, что повелительное обозначаетъ своимъ окончаніемъ именно лицо). Это объясняется, какъ намъ кажется, тмъ, что въ единственномъ числ, въ которомъ форма повелительнаго такъ близка къ корню, прикрытому лишь окончаніемъ: и (ид-и) — смыслъ повелительнаго, сущность его, выступаетъ сильне и явственне, чмъ во множественномъ, гд форма такъ сказать, гуще и плотне, гд это просто почти опредленная форма изъявительнаго наклоненія 2-го лица (ид-и-те). Кром того, не только и повелительномъ, но и везд единственное число общіе, неопредленне, боле иметъ въ себ родоваго, такъ смазать, характера, поэтому боле можетъ переноситься въ другія отношенія, между тмъ, какъ множественное иметь боле частный характеръ. Напримръ: ‘ничего не подлаешь’, т.-е. ничего нельзя сдлать. Намъ возразятъ, что можно сказать и: ‘ничего не подлаете’, но это выраженіе уже не будетъ имть такого общаго значенія, его можно сказать, или когда человкъ обращается въ самомъ дл ко многимъ, или когда, вслдствіе иностраннаго вліянія и взгляда на учтивость, вы употребляется вмсто ты, какъ въ языкахъ иностранныхъ, Также, напр., можно сказать: ‘что, какъ идетъ?’ — а не: ‘идутъ’.— Вообще безличные глаголы употребляются въ единственномъ. ‘Говорятъ, толкуютъ’ и т. под., употребляются во множественномъ, но множественное показываетъ здсь только то, что рчь идетъ о многихъ.

На этомъ-то основаніи, какъ намъ кажется, повелительное единственнаго числа употребляется съ первымъ и третьимъ единственнаго числа и со всми тремя лицами множественнаго числа.— Оттнки употребленія обозначены авторомъ довольно врно. Смыслъ повелительнаго, какъ повелительнаго, легко открывается и понимается во всхъ разнообразныхъ его употребленіяхъ: общій смыслъ его — это драматичность, одна изъ яркихъ чертъ Русской рчи, и отъ этого необыкновенная, непередаваемая другою формою, живость.

Въ примчаніи 5, на стр. 156, авторъ говоритъ: ‘Нибуди, вм. нибудь, весьма употребительно въ старинномъ язык, и притомъ отдльно отъ мстоименія’. Если не: нибуди, то: нибудь, употребляется у насъ и теперь отдльно, и весьма свободно, напр.: ‘какой человкъ нибудь’: это тоже, что ‘какой товаръ нибуди’,— Напрасно авторъ думаетъ, что это рченіе прибавляется для означенія неопредленности. Это не то: нельзя сказать напримръ: ‘я сочинилъ какую нибудь книгу,’ а: ‘одну книгу,’ можно даже сказать: ‘какую-то книгу’ — въ томъ случа когда я не помню, какая это книга — но не: какую нибудь. Рченіе: какой нибудь, то есть: какой бы то ни было, — сближается со словомъ: всякой.— Въ томъ же примчаніи, авторъ говоритъ: ‘Сюда же относятся: знай, въ значеніи продолженія и непрестанности.’ — Опредленіе, по нашему мннію, неврное. Знай не это собственно значатъ Это выраженіе значатъ, что ни до чего другаго дла нтъ, ни о чемъ другомъ не безпокоятся. Вмсто знай можетъ быть употреблено и знаетъ. напр.: ‘Около него и шумъ и крикъ, а онъ знаетъ себ пишетъ (знай себ пишетъ), и только’ (т.-е. пишетъ, какъ бы оградясь отъ всего остальнаго, какъ бы ничего не замчая).

На стр. 157. ‘Примч. 8. Повелительная частица ну иногда употребляется для означенія вида глагола, въ смысл началъ, напр. ну кричать (= сталъ, началъ или принялся кричать)’ — Нтъ, мы думаемъ, что здсь характеръ повелительнаго удерживается, а причастіе прошедшее (началъ) не передаетъ его смысла. Ну кричатъ соотвтствуетъ (если искать соотвтствія) повелительному же: стань, начни, примись кричатъ, напр.: ‘мы — ну кричать: мы — примись кричать.’

На той же страниц авторъ говоритъ объ особенномъ употребленіи повелительнаго наклоненія: дай, давай и проч. съ неопредленнымъ наклоненіемъ или съ изъявительнымъ. Здсь есть особенность, которую слдуетъ замтить. Дай, давай, употребляясь вмст съ изъявительнымъ, иметъ почти одинаковой смыслъ, различаясь, на сколько дать различается отъ: давать, напр.: ‘дай взгляну, давай — взгляну.’ — Но какъ скоро дай и давай употребляется съ неопредленнымъ, такъ между ними является яркая разница. Дай удерживаетъ характеръ чисто повелительнаго, обращеннаго ко второму лицу, и употребляется преимущественно съ глаголами непосредственными, конкретными, напр.: дай (мн, ему) идти, дай (мн, ему) летть.— Давай получаетъ значеніе повелительнаго, обращеннаго, часто не только ко второму лицу, но вмст и къ себ самому, и употребляется преимущественно съ глаголами посредственными, отвлеченными, напр: ‘давай летать, давай ходить’.— Это не исключаетъ возможности употребленія напр.: ‘дай ходить, летать (полчаса)’. Употребленія эти впрочемъ не такъ-то удобны. Надавай постоянно употребляется съ глаголами отвлеченными общими, что происходитъ отъ того, что давать есть также глаголъ отвлеченный, посредственный (да-а-ть).— Употребленіе: дай и давай, ощутительно въ слдующемъ, напримръ, выраженіи: дай отдохнуть людямъ (случайное, дйствительное явленіе) и: давай отдыхать людямъ (общій образъ дйствія, понятый отвлеченно, какъ обычай,— правило).

Авторъ говорятъ (стр. 157) о замчательной форм повелительнаго именно: пойдемте, и проч.— Что касается до самаго образованія, то авторъ говоритъ (ч. 1. стр. 154): ‘Въ формахъ буд-е-м-те, пой-де-м-те и проч. соединяются два личные указателя множественнаго числа: 1-го л.— мъ и 2-го л.— те.’ Это совершенно справедливо. Авторъ выражается здсь (во II ч. стр. 157): ‘частица me’, невроятно, онъ не перемнилъ своего мннія, сказаннаго имъ въ 1 части. Въ то же время, кажется, онъ видитъ въ этой форм повелительнаго (будемте) просто 2-ое лицо множественнаго. Это мы можемъ заключить изъ словъ его на стр. 154, гд онъ говоритъ, что повелительное означается между прочимъ: ‘для перваго лица множественнаго числа, — настоящимъ или будущимъ временемъ изъявительнаго наклоненія: идемъ, скажемъ, или для 2-го лица съ прибавкою къ этимъ формамъ частицы — те: идем-те, будем-те’. Также на стр. 157, что ‘для означенія 2-го лица, къ форм 1-го лица присовокупляется частица — те: идемъ-те, пойдемъ-те’. Но эта форма: идем-те вовсе не есть 2-ое лицо. Это не то, что иди-те.— Конечно и въ этой форм: идемте, есть элементъ 2-го лица, но въ форм 1-го лица: идемъ есть тоже элементъ 2-го лица, между тмъ здсь есть чувствительный оттнокъ, который слдовало бы показать и объяснить. Сказавъ справедливо, что me есть указатель 2-го лица, авторъ не объяснилъ дальнйшаго смысла его, между тмъ какъ отсюда легко опредляется и оттнокъ этихъ формъ: пойдемъ и пойдемте. Скажемъ напередъ, что пойдемъ, идемъ, и проч. не есть собственно форма повелительнаго, это повелительное по употребленію, но на прим.: пойдемъ-те есть повелительное не только по употребленію, но и по оригинальному составу своему, по приданію отвлеченнаго окончанія 2-го лица множественнаго числа къ форм 1-го лица множественнаго числа (идемъ-те).— Какое значеніе иметъ здсь это окончаніе: те? Мы думаемъ, что это: /не, просто иметъ значеніе: вы, такъ что напр., пойдемъ-те: значитъ, пойдемъ-вы.— Такой оттнокъ и иметъ эта форма, по смыслу. Пойдемъ можетъ быть Сказано и ко многимъ и къ одному лицу, одинъ другому можетъ сказать: пойдемъ (авторъ ошибочно думаетъ, что только къ одному, стр. 186), но пойдемъ-те (говоримъ это согласно съ г. Буслаевымъ, стр. 186) — непремнно быть сказано ко многимъ лицамъ, одинъ другому не можетъ сказать пойдемъ-те (если опять не вмшается — какъ замчаетъ и г. Буслаевъ, стр. 186 — новйшій завомъ учтивости, требующіе употребленія вы вмсто ты). Окончаніе те придаетъ особенную выразительность повелительному значенію, въ немъ заключающемуся. Напримръ: идемъ-те, братцы. Это не то, что ршительное повелительное: идите, но и не то, что отвлеченное, не прямое повелительное, или лучше увщательное: идемъ. Въ первою случа исключительно является 2-ое лицо, во второмъ случай преобладаетъ 1-ое, и слышимъ переходъ изъ изъявительнаго г повелительное, которое слдовательно является нершительно больше вслдствіе способа произношенія, больше голосомъ.— Форма: идемъ-те скажемъ-те, и проч., находится какъ сказали мы, среди указанныхъ двухъ формъ. Это какъ бы значитъ: идите со мной, братцы и: идемъ вмст съ вами, братцы — Здсь повелительное иметъ совершенно особенный свой оттнокъ, вслдствіе сочетанія перваго лица со вторымъ, вслдствіе соединенія элемента перваго лица и втораго.

На стр. 158 авторъ говоритъ: ‘Примч. 2. Въ привтствіи ‘здорово живешь’ (откуда сокращено ‘здорово’ — т. е. живешь или живете) обозначено повелительное настоящимъ временемъ изъявительнаго’.— Такое объясненіе кажется намъ совершенно неврнымъ. Здорово живешь совсмъ не значитъ: здорово живи₎точно также какъ и сокращенное: здорово, не значитъ повелительнаго.— Это вопросъ, обратившійся просто въ привтствіе. На ‘здорово’ крестьянинъ часто отвтитъ: ‘слаяа Богу’, а на ‘здорово живешь’ — и подавно.— Есть еще подобное привтствіе, въ которомъ уже ясенъ вопросъ, именно: ‘все ли здорово?’ Скажутъ можетъ быть: но выраженіе ‘здравствуй’ есть повелительное.— Но ‘здравствуй’ есть ясно сокращеніе изъ ‘здравствую’, точно также, какъ и ‘благодарствуй’ изъ ‘благодарствую’.

Дале, на этой же стр. авторъ говоритъ: ‘Примч. 5. Привствіе: ‘добро пожаловать’ обозначаетъ повелительное наклоненіе неокончательнымъ.’ — Опять не можемъ согласиться.— Почему же здсь обозначается повелительное? здсь цлое предложеніе: добро (есть) пожаловать. Это такое же повелительное, какъ и привтствіе: ‘милости просимъ!’ Значеніе совершенно одно и тоже. Если же и это привтствіе: ‘милости просимъ’, авторъ найдетъ повелительнымъ, то повелительнымъ будетъ и привтствіе: ‘какъ мы рады васъ видть!’ — А такимъ образою всякое привтствіе и всякое восклицательное рченіе можетъ быть повелительнымъ.— Надобно быть очень осмотрительну, когда, оставляя область опредленныхъ формъ, переходишь въ область рчи, въ область употребленія, въ область синтаксиса. Да позволено будетъ намъ подать слдующій общій совтъ. Не надо забывать,— даже и тамъ, гд употребленіе кажется очевиднымъ,— что употребленіе одной формы въ смысл другой никогда еще же превращаетъ одной формы въ другую, и что какъ ни употребился явственно одна форма въ смысл другой, въ-основ всегда, остается собственный ея, коренной, ей принадлежащій смыслъ.

Говоря объ условномъ наклоненіи (наклоненіи синтаксическомъ), авторъ говоритъ о бы и буде. Онъ не говоритъ о было (я пошелъ было). Было — сообщаетъ выраженію характеръ условности, было по синтаксическому употребленію) совсмъ не то, что бывало.— Но мы говорили уже объ этомъ выше, повторять здсь нашихъ словъ нтъ надобности.— Говоря о союз бы и находя вроятно, что употребленіе этого союза при неопредленномъ наклоненіи не соотвтствуетъ объясненію этого союза черезъ прошедшее быхъ и т. д., — авторъ говоритъ (стр. 159): ‘Употребленіе бы при неопредленномъ наклоненіи есть уже дальнйшее развитіе первоначальнаго прошедшаго условнаго времени, объясняемое отношеніемъ вспомогательнаго глагола, съ которымъ бы составляло описательную форму. Напр. ‘пойти бы’ (т.-е. можно бы было,.хотлось бы и т. п.). Равномрно опущеніемъ объясняется сочетаніе союзовъ чтобы, дабы съ неопредленнымъ наклоненіемъ: напр. чтобы узнать — чтобы я могъ узнать, чтобы я узналъ.’ — Мы уже говорили, до какой степени кажутся намъ ошибочными предположенія подобныхъ опущеній, какъ они спутываютъ употребленіе, затемняютъ смыслъ и противорчатъ жизни языка: здсь мы находимъ то же самое. Можно ли предположить, чтобы живое рченіе: пойти бы, первоначально было: можно бы было пойти или хотлось бы пойти? Посл этого почему же и выраженіе, напр: ‘пойти къ нему!— не считать сокращеннымъ изъ: мн хочется, мн думается пойти къ нему?— Ужъ одно то противорчитъ мысли о всмъ этихъ опущеніяхъ, что опущеній этихъ придумать можно много, между тмъ какъ рченіе, предъ вами находящееся, — одно и цльное. Предполагаемыя опущенія растягиваютъ рчь и длаютъ ее крайне вялою, а рченіе, передъ вами находящееся,— живо и сильно. Это также заставляетъ думать, что вс эти опущенія существуютъ только въ предположенія {Если при сочетаніи: чтобы, дабы, съ неопредленнымъ, надо предполагать опущеніе, то, вроятно, тоже при если бы, напр.: если бы узнать‘, а между тмъ мы видимъ, что неопредленное можно употребить и при одномъ если, напр.: ‘если узнать’ здсь нтъ бы, и нтъ уже такой надобности предполагать опущеніе. Здсь въ этомъ употребленіи выступаетъ особенное свойство неопредленнаго наклоненія.}. Но какже объяснить выраженія: пойти бы, или: чтобы узнать Намъ кажется, что они объясняются очень просто тмъ же союзомъ бы (который есть третье лицо отъ быхъ, какъ говоритъ г. Буслаевъ). Возьмемъ сходственное выраженіе: пойти было — къ нему! оно объясняетъ: пойти бы! Точно также объясняется и употребленіе неопредленнаго съ чтобы, дабы. Напр.: ‘я пошелъ чтобы узнать’, разлагается на: ‘я пошелъ что узнать бы’ смыслъ удерживается тотъ же. Мы объясняемъ здсь это выраженіе также черезъ сходственное было: ‘я пошелъ, что узнать было‘. Смыслъ для Русскаго человка понятный и въ сущности тотъ же, какъ и ‘я пошелъ, чтобы узнать» — Это бы можно про изводить отъ было, потомъ утратившее свое окончаніе, но это самаго дла не измняетъ. Бы можно объяснять пожалуй и иначе.— Во всякомъ случа, предполагать вышесказанныхъ опущеніи по нашему мннію, невозможно.

На стр. 163 авторъ говоритъ: ‘ 196. Означая необходимости или возможность дйствія, неопредленное наклоненіе употребляется какъ сказуемое безличное, при которомъ подразумвается льзя, нельзя, должно и т. п.— 1. Ставится оно во всхъ трехъ временахъ, съ явнымъ или подразумваемымъ глаголомъ.’ (Идутъ примры).— Опять встрчаемся мы съ подразумваемыми словами или даже выраженіями, и опять скажемъ, что можно подразумвать ихъ сколько угодно и даже распространять ихъ.— Въ самомъ же дл подразумваніе здсь совсмъ не у мста. Мы имемъ предъ собою неопредленное наклоненіе или отглагольное имя, которое, съ одной стороны, будучи явленіемъ глагольнымъ,— съ другой стороны, пользуется выгодами имени существительнаго. Что подразумваете вы, когда смотря на тучу говорите: ‘туча’? Ничего не подразумваете’ Единственное, что мои но подразумвать — это глаголъ есть. Этотъ же только глаголъ и можетъ подразумваться при наклоненіи неопредленномъ — и то не всегда. Оно удобне употребляется безъ глагола, чмъ даже имя существительное, ибо какъ мы сказали, въ немъ есть глагольный элементъ, который длаетъ излишнимъ особенный глаголъ, во это — сочетаніе отвлеченное: сочетается тнь имени съ тнью глагола, тмъ не мене это сочетаніе даетъ возможность неопредленному наклоненію употребляться одному. Такъ (беремъ тже примры, что у автора): ‘быти грому великому, ‘итти’ дождю стрлами съ Дону великаго, не устать-то мн во Новгородъ сходить.’ — Здсь нтъ и не подразумвается никакого глагола, неопредленное наклоненіе есть само глаголъ, форма глагольная. Но въ тоже время, какъ имя (отглагольное), неопредленное наклоненіе можетъ употребляться и съ глаголомъ есть во всхъ трехъ временахъ (какъ тутъ справедливо замчаетъ авторъ).

На стр. 164, авторъ говоритъ: ‘Иногда употребляется неопредленное наклоненіе дйствительнаго глагола въ смысл причастія страдательнаго, но съ обозначеніемъ необходимости или возможности, напр. въ Др. Рус. ст. ‘днемъ-то стрлочекъ не видти (т. е. не видно, но собственно ‘нельзя видть’)’.— Признаемся, это для насъ даже непонятно. Отчего тутъ смыслъ причастія страдательнаго залога? Вдь неопредленное наклоненіе дйствительнаго залога управляетъ падежомъ винительнымъ (или родительнымъ въ извстныхъ случаяхъ). Вдь можно сказать напримръ: ‘можно видть стрлы, нельзя видть стрлъ’. Отчего а.е здсь (въ выраженіи: не видать стрлъ) непремнно нужно. винительный падежъ обращать (по смыслу) въ именительный, а неопредленное наклоненіе (по смыслу) въ причастіе страдательное? Быть можетъ, скажетъ авторъ, что только неопредленное наклоненіе обращается въ причастіе страдательное, а падежъ остается тотъ же. Но за чмъ это? почему предпочтительне сказать: ‘не видно стрлъ’, чмъ: ‘не видать стрлъ?’ Одну и туже мысль можно выразить разными оборотами, но отчего одинъ оборотъ не признавать, а считать, что онъ употребленъ въ смысл другаго? Еслибъ рчь шла о достоинств оборотовъ — другое дло, а здсь авторъ не признаетъ самостоятельности оборота, между тмъ какъ оба оборота самостоятельные. Было бы очень странно въ оборот, хотя и старинномъ: ‘видть дымъ и огонь’ {Можетъ быть авторъ думаетъ, что здсь неопредленное наклоненіе не управляетъ падежомъ, какъ напр.: ‘знать де полетка соколиная’ и проч., но онъ самъ хорошо знаетъ и дале говорятъ, что употребленіе именительнаго въ винительномъ есть древнее замчательное употребленіе.}, считать неопредленное наклоненіе употребленнымъ въ смысл причастія страдательнаго, тогда какъ неопредленное наклоненіе является здсь совершенно самостоятельно и со всею своею оригинальностью. Это все равно, какъ если бы думать, что въ оборот: ‘я тебя люблю’, изъявительное наклоненіе: люблю употреблено въ смысл причастія страдательнаго: любимъ, и оборотъ представлять себ, вмсто находящагося подъ рукою: ‘я тебя люблю’, — воображаемымъ оборотомъ: ‘ты мною любимъ’.—

На стр. 165 авторъ говоритъ: ‘Примч. 3. Особенно замчательно въ древнемъ и народномъ язык употребленіе именительнаго падежа вмсто винительнаго, при неопредленномъ наклоненіи дйствительнаго залога.’ — Точно, весьма замчательное употребленіе, мы говоримъ о немъ въ нашемъ разсужденіи о Ломоносов, и считаемъ это употребленіе однимъ изъ признаковъ Русскаго языка въ отличіе отъ языка Церковно-Славянскаго. Мы указали тамъ же на употребленіе этой формы именительнаго не только съ неопредленнымъ наклоненіемъ, но и съ другими: съ причастіемъ и изъявительнымъ, именно: вземше одна потиръ, и: а Ординцы и делюи, а т знаютъ своя служба. Мы не полагали тогда, чтобы употребленіе этой формы именительнаго въ винительномъ — соединялось только исключительно съ неопредленнымъ наклоненіемъ: но теперь мы почти готовы принять это исключеній такъ мало (мы знаемъ всего два), и притомъ: въ первомъ случа (вземше одна потиръ) — хотя конечно это могло явиться какъ дйствіе Русской рчи среди рчи Церковно-Славянской (явленіе не рдкое), но такъ какъ падежъ обозначается здсь одною буквою — то могла быть и описка. Что касается до другаго примра, то рядомъ съ приведеннымъ выраженіемъ, встртившимся только однажды: ‘а т знаютъ своя служба’! (здсь очевидно описки нтъ) — встрчается постоянно другое выраженіе: ‘Ордынци и дюлеи, тмъ знати своя служба.’ — Но если это такъ, и форма именительнаго въ винительномъ употребляется только съ неопредленнымъ наклоненіемъ, то такое исключительное употребленіе требуетъ объясненія. Не значитъ ли это, что неопредленное наклоненіе, какъ отглагольное имя, не иметъ довольно силы глагольной для управленія падежомъ, а съ другой стороны не иметъ и опредленности имени существительнаго, чтобъ ставить здсь находящееся, зависимое, имя въ родительный падежъ?— Это объясненіе не удовлетворяетъ насъ. И мы готовы драть, что это одно въ весьма древихъ доисторическихъ употребленій, явившихся еще до развитія формъ и уцлвшихъ случайно, какъ допотопная окаменлость.— Но мы оставляемъ до другаго времени настоящее изслдованіе этого употребленія.

На стр. 165 авторъ говоритъ: ‘4. Сверхъ того неопредленное наклоненіе употребляется въ смысл условнаго, напр. въ Др. Рус. Ст. говорится объ Ермак съ дружиною:

На Волг явишь — ворами слыть,

На Яикъ идти — переходъ великъ’ — и проч.

Условнаго въ самомъ выраженіи здсь мы не видимъ, это уже произвольно придаваемый смыслъ. Очень легко и гораздо свободне придается простой положительный смыслъ, то есть: ‘на Волг жить — (есть, значитъ,) ворами слыть.’ — ‘На Яикъ идти — (есть) переходъ великъ.’ — Это смыслъ, кажется намъ, прямой, естественный, здсь условности нтъ. А то, пожалуй, условность можно найти и въ такомъ выраженіи: ‘Жизнь на Волг — худая слава’ и ‘путь на Яикъ — переходъ великъ’. Въ.такомъ случа здсь пришлось бы измнить грамматическое положеніе, пришлось бы сказать: имя существительное употребляется иногда въ смысл наклоненія условнаго’.— Но въ томъ то и дло, что здсь смыслъ придается, не выражаясь въ самомъ оборот. Прямой же естественный смыслъ есть положительный, а не условный.— А если слдовать своему, ничмъ нестсняемому произволу, то почему не открыть условности еще и въ такомъ выраженіи: ‘на Волг — беззаботное житье’ (въ такомъ смысл напр.: если житье будетъ на Волг, то будетъ это житье беззаботное)? Между тмъ тутъ условности нтъ никакой.— Это показываетъ только, что изъ одного оборота можно извлечь смыслъ другаго оборота, точно такъ же, какъ изъ дйствительнаго: я тебя люблю (на что мы уже указали), вы можете извлечь смыслъ страдательнаго: ты мною любимъ, я наоборотъ, но тмъ не мене оба оборота остаются сами но себ, и оба самостоятельны {Можно, если угодно, сказать, что условность выражается и изъявительнымъ наклоненіемъ, напр.: ‘пойду къ нему — онъ радъ будетъ’, но такая условность выражается уже голосомъ, или даже жестами, ни то ни другое не входятъ въ область грамматики.}.—

На стр. 167 авторъ говоритъ: ‘Примч. 2. Старинные писатели удачно употребляли прошедшее причастіе на -лъ вмсто несвойственнаго нашей рчи на -шій, напр. въ пс. ох.: ‘гонъ (т.-е. хвостъ) крпкой, прямой, короткой и не повислой, и никуда на сторону не скинулся (вм. не скинувшійся), или на спину кольцомъ не завернулся (вм. не завернувшійся). Слич. 189.’ — Почему же это причастіе? Это прошедшее время глагола, выражаемое у насъ конечно причастіемъ, по съ подразумваемымъ глаголомъ есть, что даетъ другой смыслъ этому причастію,— именно смыслъ спряженія, въ отличіе отъ сходнаго первообразнаго прилагательнаго, и даже причастія какъ прилагательнаго, напр.: онъ — унылъ и грустенъ, или онъ унылъ, а не унывалъ прежде. Во второмъ случа — это своего рода спряженіе. Такое спряженіе видимъ мы и здсь въ примрахъ, приводимыхъ авторомъ. Это употребленіе иметъ особенный, живой, выразительный, свойственный Русскому языку, оттнокъ.— Вмсто этой при частной формы прошедшаго, можетъ быть употреблена и собственно глагольная форма, въ настоящемъ или будущемъ (по употребленію) времени.— Напр.: ‘добръ, вжливъ, привтливъ, ни на кого косо не взглянетъ’, ‘грива густая, длинная, до земли достанетъ’. можно сказать и: достаетъ, достала, также, вмсто: не скинулся, можно сказать: не скидывается, не скинется. Это все особенности Русской рчи.— Мы уже касались этого предмета, см. выше.—

На стр. 173 авторъ, говоря о безличномъ глагол, приводитъ въ числ формъ, употребляемыхъ въ нашемъ язык для означенія безличнаго глагола: ‘3. Средній родъ причастій и именъ прилагательныхъ, съ явственнымъ или подразумваемымъ вспомогательнымъ глаголомъ въ 3-мъ лиц ея. числа. Напр. разсвло, снилось, можно, должно и пр. Сюда относятся употребительныя въ смысл нарчій: вроятно, врно, и т. п.’ — Разсвло, снилось,— спряженіе, выражаемое причастіемъ: эти рченія могутъ быть причислены къ формамъ, означающимъ безличный глаголъ.-Но странно намъ, что сюда же причисляются: вроятно, врно и т. п. Слдовательно сюда же могутъ быть причислены: хорошо, славно, прекрасна, и прочія вс возможныя прилагательныя краткой (первообразной) формы средняго рода?— Слдовательно могутъ быть отнесены сюда и существительныя: дло, напр.?— Авторъ и относитъ сюда (стр. 175): ‘ 5. Существительныя и нарчія съ вспомогательнымъ глаголомъ, явнымъ или подразумваемымъ, въ 3-мъ лиц ея. числа, напр.: пора идти, лнь работать, льзя, нельзя длать. Сюда же принадлежитъ рченіе: правда (Фр. il est vrai. Ит. egli &egrave, vero), употребляемое въ смысл союза’.— Не можемъ согласиться. Что же посл этого не будетъ формою для означенія безличнаго глагола?— Вс слова и рченія могутъ быть сюда причислены. Напр.: страшная лнь работать, великая скука работать, обязанность заниматься, доли моей жизни быть признательнымъ, и т. д. и т. д.— Чмъ вс это не формы, означающія безличный глаголъ?— При опредленіи синтаксическихъ употребленій должны быть врно и твердо проводимы границы и обозначены предлы.

На 175 же страниц, къ формамъ, обозначающимъ безличный глаголъ, причисляетъ авторъ и: ‘4. Неопредленное наклоненіе, съ явнымъ или подразумваемымъ вспомогательнымъ глаголомъ, напр. ему хать (было, будетъ должно), идти дождю стрлами’. ‘Въ этомъ случа (продолжаетъ Авторъ) неопредленное наклоненіе, собственно говоря, есть только дополненіе къ безличному, точно такъ, какъ и въ слдующихъ выраженіяхъ: хочу длать, могу длать, можно длать, должно длать.’ — Опять встрчаемся мы съ этимъ способомъ искусственнаго и расхолаживающаго объясненія посредствомъ подразумваній и опущеній. При неопредленномъ наклоненіи, какъ напр: ему хать, и проч.— ничто не подразумвается и ничто не опускается: это выраженіе живое и цльное, первичное, если можно такъ выразиться. Оно конечно не послдуетъ, а предшествуетъ, въ рчи, нсколько вялому и отвлеченному выраженію: ему должно хать.. И опять повторяемъ: этихъ подразумваемыхъ вы можете придумать много, и каждое дастъ свой особый смыслъ или оттнокъ (‘ему должно хать’— одно значеніе, ‘ему можно хать — другое, ‘ему нужно хать’ — третье, и т. д. и т. д.), между тмъ какъ само это выраженіе: ему хать — одно, цльно, живо, иметъ свою особенную физіономію, и не то что не опускаетъ, а не допускаетъ никакихъ подразумваемыхъ, каждое подразумваемое измнило бы смыслъ его, и лишило бы его краткости и силы, уничтожило бы всю его физіономію, оно ужъ было бы, не то выраженіе, не было бы собою.— Не можемъ согласиться въ томъ, чтобъ неопредленное наклоненіе причислить къ формамъ, употребляющимся. для обозначенія безличнаго глагола. Оно на столько принадлежитъ къ нимъ, на сколько и имя существительное въ выраженіи, напр.: ему дорога, ему путь. А если это будетъ ‘форма для означенія безличнаго глагола’, то ее же мы должны признать и въ выраженіяхъ: ему дорога предстоитъ, ему муть лежитъ. Неужели же и это будутъ ‘формы для означенія безличнаго глагола’?— Мы ужо говорили, что съ этимъ мы согласиться не можемъ.

Выраженіе: мы съ тобой (вм. я и ты), о которомъ говоритъ авторъ (стр. 185—186), образовано совершенно разумно. Если подлежащее: я и ты, то, разумется, является не единственное, а множественное число, но какое?— Въ рчи должно быть обозначено, изъ кого состоитъ подлежащее, это обозначается выраженіемъ: мы съ тобой, съ тобой показываетъ, кто участникъ въ этомъ подлежащемъ, а въ мы является 1-е лицо: я,— и является во множественномъ, ибо я не одно, а: съ тобой. Отсюда выраженіе: мы съ тобой.

Авторъ (на стр. 186—187) справедливо говоритъ о вставномъ дательномъ: ти, видя въ немъ особенную искренность и наивность разговорнаго начала. Онъ видитъ ‘остатокъ такого употребленія’ въ выраженіи: ‘вотъ теб разъ’. Подобныхъ выраженіи довольно, он даже могутъ вновь образоваться, напримръ: ‘вотъ теб и създилъ!’, ‘а вотъ теб и гулянье!’ — Но кром этого оборота, теб и т употребляется въ рчи, въ такомъ же смысл, довольно свободно. Напримръ: ‘какъ часто я на него нападаю: и чтожъ? никогда онъ теб виду не подастъ’. Здсъ теб вовсе не значитъ именно: теб.— Въ рчи народной употребленіе это еще свободне.

На стр. 190 авторъ, замчая, что себя относится у насъ ко всмъ тремъ лицамъ, говоритъ, что это правило наблюдается уже въ древнйшихъ Церковно-Славянскихъ памятникахъ. Мы думаемъ, что это правило и есть древнйшее коренное, первоначальное. Себя и должно принадлежатъ всмъ тремъ лицамъ, это возвратъ сознанія на самого себя, всякое лицо (1-е, 2-е, 3-е), относительно его самого — есть себя (по этому себя и не можетъ имть именительнаго падежа). Меня, тебя соотвтствуютъ: ею, и могутъ быть предметомъ дятельности посторонней, но себя — есть непремнно предметъ собственной дятельности, по этому-то себя относится ко всмъ тремъ лицамъ, ибо каждое изъ нихъ можетъ обращать дятельность свою на него самого, то-есть на… себя: иначе даже и выразиться точно — нельзя. Не различая родовъ, себя не различаетъ и чиселъ, — оставаясь только въ первоначальномъ, т.-е. единственномъ. Понятно. Себя выражаетъ чистый актъ сознанія, возвращающагося на себя — самосознаніе: какіе тутъ рода и числа?— Это употребленіе себя въ Русскомъ язык показываетъ чрезвычайную его логичность и мыслительную силу. Впрочемъ оно принадлежитъ не ему одному.— Случается, что себ употребляется въ томъ же смысл, какъ и ти (теб), иногда въ смысл почти притяжательномъ: такъ объясняемъ мы выраженія, приводимыя авторомъ (стр. 192): ‘сами есми себ два браты’. ‘Мертвый Донецъ… палъ въ мор себ устьемъ’ (своимъ устьемъ).— Себ принимаетъ тогда охотно форму си, какъ теб — ти.

На стр. 192 и слд. авторъ говоритъ объ употребленіи притяжательныхъ: мой, твой, нашъ и вашъ, и съ другой стороны: свой, и замчаетъ, что у насъ употребляется всегда свой тамъ, гд слово это относится къ подлежащему (я взялъ свою книгу, и проч.), но что иногда встрчается употребленіе вмсто свой — мой, твой, нашъ, вашъ.— Авторъ видитъ въ этомъ вліяніе иностранныхъ языковъ.— Едвали одно это. Мы думаемъ, что здсь есть свой оттнокъ, а потому свое собственное основаніе въ язык. Вообще можно сказать, что употребленіе притяжательнаго возвратнаго: свой, есть употребленіе прямое, естественное, законное (я взялъ свою книгу), а употребленіе притяжательныхъ: мой, твой, нашъ, вашъ, — на мсто: свой — замтне, сообщаетъ усиленіе, какъ бы удвоеніе, а де простое отношеніе липа или притяжаніе (я взялъ мою книгу).

На стр. 193 авторъ говоритъ: ‘Необходимо замнять и въ нашемъ язык мстоименіе свой прочими притяжательными въ томъ случа, когда мой и твой, нашъ и вашъ, противополагаются, при этомъ иногда одно изъ противополагаемыхъ мстоименій замняется мстоименіемъ свой. Напр.: я взялъ мою книгу, а ты свою’.— Можно сказать и: я взялъ свою книгу, а ты свою. Необходимости тутъ никакой нтъ. Напротивъ: полная свобода употребленія. Все зависитъ отъ того, какой оттнокъ хотите вы дать словамъ вашимъ.

На стр. 194. ‘Примч. 3. Въ старинномъ и народномъ язык при мстоименіяхъ притяжательныхъ иногда ставится прилагательное притяжательное, для означенія уваженія къ лицу, которому что принадлежитъ, напр… ‘образъ твой Государевъ красенъ’ и проч. и проч.— Вамъ кажется страннымъ такое объясненіе. Подобную полноту выраженія найдемъ мы въ обращеніи не только къ лицамъ знатнымъ и сильнымъ, но и ко всякимъ людямъ. Здсь отчасти иметъ вліяніе точность судебнаго слога. Вотъ примръ такого же употребленія: ‘и по нашему, Великихъ государей, указу, т недоборныя деньги… велно доправить… на людяхъ ево, Васильевыхъ, и на крестьянхъ, и новопостроенную вышеписанную ево, васильеву, мельницу, сломать евожъ, Васильевыми, людьми и крестьянъ!’ и т. д. (Шуйскіе акты 374). Здсь особеннаго уваженія не можетъ выражаться къ Василью, о которомъ идетъ рчь.

На стр. 194 авторъ говоритъ (о мстоименіяхъ): ‘1) Принадлежность 3-му лицу когда оно не стоитъ подлежащимъ, означается у насъ личными въ родительномъ падеж: его, ея, изъ, вм. свой. Напр.: его (ея, ихъ) дло проиграно. Такая замна необходима, потому что мстоименіе свой, собственно относящееся къ 3-му лицу, иметъ у насъ значеніе принадлежности вообще, т.-е. значеніе прилагательнаго собственный, когда употреблено безъ отношенія къ извстному лицу. Напр.: своя ноша не тянетъ.’ — Мы не можемъ согласиться съ авторомъ. Во первыхъ не можемъ согласиться съ тмъ, чтобъ принадлежность 3-му лицу означалась мстоименіями: его, ея, ихъ — вмсто: свой. Здсь нтъ ‘вмсто’, здсь нтъ никакой замны (какъ вслдъ за тмъ выражается авторъ). Можно сказать двояко: ‘они проиграли ихъ дло’, ‘они проиграли свое дло’, — это такъ: но въ выраженіи: ‘ихъ дло проиграно’ — нтъ просто мста для: свой, свой здсь и въ голову придти не можетъ. Авторъ говоритъ: ‘мстоименіе свой, собствено относящееся къ 3-му лицу’.— Ршительно несогласны. Свой есть мстоименіе притяжательное возвратное и относящееся ко всмъ 3-мъ лицамъ. По этимъ-то причинамъ, оно не можетъ стоять вмсто: его, ея, ихъ, значеніе мстоименія: свой, не допускаетъ и мысли о томъ. Свой соотвтствуетъ себя (происходитъ отъ него) и иметъ то же возвратное значеніе, и такъ же относится ко всмъ 3-мъ лицамъ. Въ выраженіи напр.: ‘своя ноша не тянетъ’, — свой является не третьяго лица, а всхъ лицъ: своя ноша не значитъ: его ноша, а: ноша — моя, твоя, его, но, въ тоже время, своя. Свой ближе всего въ слову собственный, которое, такъ же какъ и свой, происходитъ отъ себя (себя), но свой иметъ еще особый, возвратный оттнокъ. Такъ же объясняемъ мы и употребленіе, приводимое авторомъ: ‘посла къ нему жена своя’ (не чужая), совершенно можно сказать, вмсто: къ нему, — и: ко мн, къ теб.— Употребляется и такая форма: ‘своя ему жена’. Говорится также: ‘свой человкъ’ (не чужой).

На той же стран.: ‘Примч. 2. Вмсто свой, въ значеніи собственнаго, иногда употребляется въ народной рчи свойскій, напр. въ Др. Рус. Ст.: ‘не за свойскій кусъ ты хватаешься’.— По нашему мннію это не такъ. Свойскій не значитъ собственный, а значитъ: по себ, по своимъ силамъ, свойственный. Выраженіе: по свойски, значитъ: свойственнымъ себ образомъ.

На стр. 196 авторъ говоритъ: ‘Примч. 3. Въ народномъ язык самъ употребляется иногда вмсто личнаго мстоименія, при одномъ изъ глаголовъ, когда два или нсколько приписываются одному подлежащему. Напр… ‘прочитала письмо матера вдова, сама заплакала’… ‘что пошла ли красна двица, сама заплакала’.— Мы не видимъ, чтобъ здсь самъ употреблялся вмсто личнаго мстоименія, здсь онъ иметъ особенный свой смыслъ. Самъ принадлежитъ къ особенному отдлу возвратныхъ личныхъ (сознательныхъ) мстоименій: себя, самъ, свой. Въ слов самъ заключается увреніе, утвержденіе, удвоенное значеніе предмета, напр.: ‘это онъ, это онъ соло’.— Слово это иметъ, вмст съ этимъ’ характеръ сосредоточенности. Это-то значеніе сосредоточенной личности видимъ мы въ употребленіи самъ, въ приведенныхъ примрахъ. Это не то, что личное мстоименіе, здсь не только обозначено лицо, здсь взято оно въ усиленномъ сосредоточенномъ значеніи, какъ утвержденная, обрисованная, самостоятельная личность. Здсь именно не только обозначается, но и выдвигается лицо: ‘онъ идетъ, самъ плачетъ’: ‘онъ подвигается впередъ, а самъ все смотритъ на него.’ —

На той же стр. авторъ говоритъ: ‘Въ старинномъ язык даже названія лицъ, именно существительныя, производимыя отъ словъ, означающихъ качество, могли употребляться въ превосходной степени, при помощи мстоименія самый, напр.: самый мудрецъ, самый обманщикъ.’ — Употребленіе это возможно и теперь. Употребленіе весьма понятно, вытекающее изъ значенія слова: самый.— Мы уже говорили объ этомъ значеніи, объясняя употребленіе: самый, при степени превосходной.— Самый не придаетъ здсь смысла превосходнаго, какъ обыкновенно мы привыкли понимать его (напр. наилучшій, le plus). Самый значитъ настоящій, истинный, все равно какъ если бы мы сказали: ‘это сама мудрость.’— Впрочемъ мы уже высказали машу мысль объ этомъ въ перво! половин нашей критики и отсылаемъ туда тхъ читателей нашихъ, для кого это занимательно. Употребленія/ какъ: самый мудрецъ, самый обманщикъ, становятся не только совершенно понятны, но еще боле подтверждаютъ нашу мысль о превосходной степени и о значеніи самый.

На стр. 197 авторъ говоритъ: ‘ 209. Въ старинномъ и народномъ язык, преимущественно поэтическомъ, мстоименіе тотъ иногда употребляется въ вид члена, т.-е. не указываетъ на предметъ, о которомъ говорится, а просто прилагается къ названію его, для большей опредленности и живости рчи. Примч. 1. Напр. ‘и слъ на палаты блокаменны, на т на палаты царскія, къ тому царю Индйскому и на то окотечко косящатое’, ‘несутъ Тугарина Змевича на той доск красна золота’.— Употребленіе это замчательно, и чисто Русское. Не забудьте, что оно принадлежность поэтическаго Русскаго слога, слога псенъ, сказокъ.— Тотъ — здсь все-таки вовсе не членъ, онъ, напротивъ, именно указываетъ на предметъ, дополняетъ его означеніе. Въ выраженіи: ‘на палаты блокаменныя, на т на палаты царскія’ — рчь идетъ вс о тхъ же палатахъ.— Въ такомъ употребленіи, тотъ является однимъ изъ тхъ плеоназмовъ, которые такъ любитъ наша поэтическая рчь (вотъ все тотъ же, и проч.). Тотъ означаетъ въ то же время здсь извстность самаго предмета, замчательность его, придаетъ рчи мрность, неспшность, задерживаетъ ее, чего требуетъ иногда поэтическая рчь, особенно псня, поющаяся, или на распвъ говорящаяся. Попробуйте эти же стихи сказать безъ тотъ, и разница будетъ ощутительна, а употребленіе: тотъ — понятне, именно: ‘и слъ на палаты блокаменны, на палаты царскія, къ царю Индйскому и на окотечко косящатое’.— Рчь какъ будто заспшила и потеряла псенный строй, и оттнокъ выраженій уже не тотъ.— Сверхъ того и въ нашей рчи разговорной употребляется тотъ, какъ придаточное слово — но не какъ членъ — имя оттнокъ легкаго указанія, легкаго опредленія, напр.: люди-т, дламъ-тмъ, Примры беремъ у автора, который говоритъ (стр. 198): ‘Въ народномъ язык то измняется на та, ту, т, напр., мать-та, матъ-ту, люди-т, а по сверному, или Новгородскому нарчію въ такомъ случа употребляется и мужское тотъ, равно какъ и та, то и т и притомъ съ склоненіемъ по всмъ падежамъ обоихъ чиселъ, напр. отецъ-тотъ, отца-тово, больной-той жен, людей-тхъ, дламъ-тмъ’.—

Дале, на той же 197 стр.: ‘Средній родъ то и это, дхх живости рчи, иногда безъ измненій приставляется не только къ именительному, но и къ косвеннымъ падежамъ именъ и мстоименій всхъ трехъ родовъ, а также и къ нарчіямъ. Напр. ‘отецъ-то, отцу-то’, ‘куда это вы идете?’ ‘кому это приготовленъ подарокъ?’ ‘какъ стали это они длить добычу’.’ и проч.

Все это оттнки и оттнки. Опредлить ихъ не легко, но ихъ необходимо опредлить. Къ сожалнію, авторъ мало обратилъ на это вниманіе.— Слова ‘для живости рчи’ очень общи и мало опредляютъ.—

Прежде всего: то и это имютъ, въ этомъ своемъ особенномъ употребленіи, не одно значеніе — какъ всякой Русской увидитъ уже изъ примровъ, приведенныхъ авторомъ. Поэтому и то и это требуетъ особенныхъ опредленій. То значитъ здсь не только указаніе, то заставляетъ обратить вниманіе на слово, къ которому придается, и заключаетъ въ себ смыслъ цлаго предложенія, которое оно какъ въ зерн высказываетъ (здсь сокращеній и опущеній конечно никакихъ быть не можетъ). То иметъ часто смыслъ выраженія: что касается до. Напр.: ‘Отецъ-то меня любитъ… да мачиха-то зла’ или: ‘работать-то я люблю… да времени нтъ.’ Также и съ вопросомъ: ‘отецъ-то?’... ‘работатъ-то’?…— Иногда однимъ словомъ съ то высказызывается цлое недоговоренное указательное (и, такъ сказать, сообщительное) предложеніе, безъ всякого вопроса, напр. ‘отецъ-то’… т.-е. въ томъ смысл: посмотри-ка на отца, что онъ длаетъ. Или въ предложеніи, боле обстоятельномъ: ‘отецъ-то какъ радъ’, т.-е. посмотри-ка на отца, какъ онъ радъ. Иногда то, удерживая основной свой смыслъ (что касается до). присоединяется къ словамъ, высказывая этотъ смыслъ не такъ ярко, но налегая на слово, при которомъ находится, я опредляя его въ томъ же дух, напр.: ‘я бы сталъ работать, да здоровье-то мое плохое’, или: ‘брата-то побереги’.—

Это иметъ значеніе вставочнаго или придаточнаго рченія, предложенія цлаго, и въ тоже время безличнаго оборота, не надо здсь смшивать это, когда просто значитъ оно указаніе, такъ напр., увидя какую нибудь вещь, для кого-нибудь приготовленную, можно спросить: ‘это — кому?’ — Но тоже это можетъ означать первый, вышесказанный, смыслъ — смыслъ цлаго предложенія — даже и въ этомъ самомъ рченія, тогда обыкновенне оно ставятся позади: ‘кому — это?’ (разумя не вещь какую нибудь, а цлое дйствіе). Это, въ первомъ своемъ, вышесказанномъ смысл, при рченіяхъ, выраженныхъ опредленно, иметъ значеніе именно того предложенія, къ которому придается, сосредоточенное и сжатое подъ словомъ это, предложеніе придается такъ сказать къ себ самому, удвоивается и отражается въ этомъ слов, какъ бы повторенное въ быстромъ сознаніи, и, принимая отъ этого особенный видъ, — особеннымъ образомъ возбуждаетъ вниманіе. ‘Куда вы идете?’ — вотъ предложеніе. Выраженное словомъ: это (сосредоточенно заключающемъ въ себ именно все то, что является и выражается въ этомъ предложеніи), оно придается въ себ и, отражаясь, повторяется въ слов это: это куда вы идете?’ — Это относится здсь не къ куда и не къ вы и не къ идете, а къ цлому предложенію. Чтобы видне было значеніе это, примемъ такой порядокъ словъ: ‘идете вы куда?’ — ‘это идете вы куда?’ — Но въ особенности видно такое значеніе слова: это, въ предложеніи не вопросительномъ, напр.: ‘какъ стали это они длить добычу’… Здсь это очевидно относится къ цлому предложенію, быстро сознанному и отраженному въ слов: это.

Такое-то значеніе, по нашему мннію, иметъ слово: это, въ данномъ оборот рчи.

На той же стр. авторъ говоритъ: ‘Удвоенная форма то-то, употребляется для усиленія рчи, напр.: ‘то-то человкъ!’ (т.-е. очень хорошій), ‘то-то повеселились’ (т.-е. очень много и хорошо), ‘то-то.’ (да, дйствительно).’ — Конечно здсь удвоеніе утверждаетъ и пожалуй усиливаетъ рчь. Всякое удвоеніе иметъ значеніе утвержденія,, слово разъ сказанное, вылетвшее изъ устъ, можетъ подвергнуться сомннію, отрицанію, слово повторенное, тоже слово, возвратившееся къ себ, — есть уже утвержденіе, здсь является (въ безразличіи еще, въ зародыш) вопросъ и отвтъ (то?— то!). Такъ объясняемъ мы, даже по образованію его, значеніе слова: то-то.— Ему соотвтствуетъ слово: то-ужъ, но между ними есть своя разница. То-то, согласно съ своимъ значеніемъ и образованіемъ, значитъ: настоящимъ образомъ, напр.: ‘то-то повеселились,’ т.-е. вотъ что называется повеселились.— ‘То-ужъ повеселились’ значитъ: повеселились до-нельзя, такъ что больше ужъ и вообразить нельзя.— Что касается до отдльнаго употребленія выраженія: то-то, то оно иметъ свой особый смыслъ, который не только значитъ: ‘да, дйствительно’. То-то иметъ разные оттнки въ употребленіи. Показывай утвержденіе само по себ, же-же, возникшее изъ повтореніи слова же, значитъ прежде всего: оно самое и есть (и, если угодно, въ этомъ смысл: да, дйствительно). Потомъ въ разговор, когда напримръ одинъ соглашается съ другимъ, то этотъ другой, говоря: то-то, высказываетъ этимъ: ну вотъ — самъ видишь, какъ бы торжествуя, что истина взяла свое. Напр.: ‘Да, я вижу теперь, что грамотность необходима’. ‘То-то’.— Иногда въ подобномъ же случа, когда напримръ одинъ высказываетъ мнніе, согласное съ другомъ, въ особенности когда обвиняетъ самъ себя въ чемъ нибудь и расклепается — Тогда этотъ другой, если хочетъ выразить опасеніе, то говоритъ, какъ бы остерегая: то-то, высказывая здсь: смотри-же, или: ну хорошо теперь, а то у меня смотри. (Напр. ‘Да! ты правъ, я никогда не позволю себ такъ рзко выражаться.— То-то!’). Вс эти разнообразныя подробности значенія вытекаютъ изъ основнаго значенія: то-то, вами выше означеннаго. Мы считаемъ излишнимъ разсматривать ихъ дале.

На стр. 198, авторъ, опредляя различіе между всякой и каждый, говоритъ: ‘ 218. Различіе въ употребленіи мстоименій всякой и каждый основывается на ихъ производств: всякой (отъ весь) употребляется тогда, какъ говорится о всхъ, напр.: ‘всякой. человкъ смертенъ’ т.-е. вс смертны, каждый (кый-ждо, къжьдо) означаетъ: тотъ и другой въ особенности, самъ по себ, напр. у Пушкина: ‘оба мы замолчали, погрузясь каждый въ свои размышленія.’ Это послднее мстоименіе собственно обозначаетъ раздленіе дйствія между многими (не всми ли, о которыхъ рчь идетъ?) лицами, и употребляется въ объяснительномъ придаточномъ предложеніи при главномъ, и, также какъ самъ ( 209), можетъ стоять въ именительномъ падеж при депричастіи, какъ это видно изъ приведеннаго примра.’

Намъ кажется, что слова: всякой и каждый не довольно объяснены. Всякой конечно происходить отъ весь, но множественное вс различается явственно отъ всякой. Всякой не иметъ уже значенія количественнаго, онъ собственно значитъ: какой бы то ни было, напр.: ‘всякой человкъ хочетъ наслаждаться’ т.-е. какой бы то ни было: и бдный и богатый, и глупый и умный, и сильный и слабый, и проч. Конечно при слов: всякой, — никто не изъятъ(слдовательно разумются вс), — но со стороны качественной. Выраженіе: ‘всяко бываетъ,’ еще ясне показываетъ качественное значеніе этого слова.— Слово же: каждый, иметъ значеніе количественное, числительное, оно обозначаетъ всхъ по единому, и, оставаясь само въ единственномъ числ, какъ бы пересчитываетъ по одиночк всхъ, изъ даннаго количества, нисколько не обращая вниманія на качественное значеніе предмета. Напр.: ‘пришли ко мн сто человкъ, каждый съ ружьемъ.’

Авторъ приводитъ примры (стр. 200) употребленія словъ: всякой и каждый,! безъ различія въ значеніи.— Мы согласны, что различіе часто не соблюдается и слова эти смшиваются, но далеко не вс примры, для слова: всякой, авторомъ приведенные, представляютъ употребленіе неправильное, и слдовательно обвиненіе падаетъ на нихъ напрасно и приведены они неудачно’ Напр.: ‘всякая невста для своего жениха родится’ — употребленіе вполн правильное, ибо здсь ршительно взглянуто съ качественной стороны, т.-е. какая бы то ни была невста: дурная, красивая, злая, добрая, умная, глупая, и проч.— Такъ точно съ качественной стороны взять предметъ въ выраженіи: ‘всякое слово его (какое бы то ни было, о чемъ бы то ни было) впечатлвается въ душу зрителя,’ или: ‘кажется будто всякая травка (какая бы ни была), всякой листокъ (какой бы ни былъ) выбраны изъ тысячи. Такимъ образомъ многія выраженія, приведенныя авто? ромъ въ примръ неправильнаго употребленія слова: всякой, могутъ и не представлять этой неправильности, ибо предметъ легко могъ быть взятъ народною рчью или писателемъ съ качественной стороны, а какъ скоро это возможно, то мы не имемъ права понимать иначе, — понимать именно такъ, чтобы выходила тутъ неправильность.— Примры же (приведенные авторомъ) неправильнаго употребленія слова: каждый, и потомъ вмст: всякой и каждый, — ршительно мы не имемъ права назвать неправильными, напр. хоть въ этомъ выраженіи: ‘тамъ каждый мраморъ — богъ, лсочикъ всякой храмъ.’ — Здсь слова каждый и всякой, выражаютъ и то, и другое,— свое собственное значеніе и прекрасно оттняютъ рчь.— Но можетъ ли посл этого быть неправильное употребленіе этихъ словъ, опросятъ насъ. Конечно можетъ. Когда, напримръ, вы обозначаете опредленно и даже называете поименно самые предметы, то употребленіе слова всякой уже сюда нейдетъ, напримръ, ‘я скажу вамъ два слова: свобода и разумъ, каждое изъ нихъ — благотворно.’ Сказать всякой, — здсь было бы ошибочно, ибо предметъ уже названъ я опредленно обозначенъ, слово: какой бы то ни было, употребить здсь было бы нельзя. Еще примръ: ‘Французъ, Англичанинъ, Нмецъ и Итальянецъ спорили между собою, каждый изъ нихъ утверждалъ’…— Здсь нельзя сказать всякой, на томъ же самомъ основаніи — Вообще при употребленіи словъ: всякой и каждый, должно руководствоваться смысломъ, какой хочешь дать. Впрочемъ можно принять, какъ за указаніе, что тамъ, гд можно сказать: какой бы то ни было, тамъ можно употребить: всякой, гд нельзя сказать: какой бы то ни было, тамъ нельзя сказать: всякой.— Что касается до каждый, то такого прямаго указанія мы не находимъ, здсь самый смыслъ одинъ ужъ долженъ дать почувствовать неправильность употребленія. Впрочемъ и здсь, въ нкоторое руководство можно принять, что если легко и удобно измнить отношеніе имени при: каждый, поставивъ его въ родительный падежъ множественнаго съ предлогомъ: изъ, — тогда можно употребить: каждый, если же трудно и неудобно такъ измнить отношеніе имени, то нельзя употребить: каждый. Напри ‘на всякого мудреца бываетъ (или живетъ) простота.’ Ужъ самый смыслъ выраженія даетъ вамъ чувствовать, что здсь не мсто слову: каждый (на каждаго мудреца бываетъ простота), что здсь главная мысль о качественной сторон, о томъ, что какой бы великій ни былъ мудрецъ, а все на него простота бываетъ. Но если вы измните оборотъ сказаннымъ образомъ, то смыслъ выраженія станетъ еще ощутительне и не оставитъ сомннія, какое слово должно употребить, если вы скажете именно: ‘на каждаго изъ мудрецовъ бываетъ простота’, тогда дло становится яснымъ, и является все неудобство, вся ошибочность употребленія каждый. Очевидно, что вы въ этомъ выраженіи не имете намренія пересчитывать всхъ мудрецовъ до единаго, и не хотите заявить, какъ фактъ совершающійся, что на каждаго изъ нихъ бываетъ простота (какъ бываетъ оспа, корь и проч.). Такимъ образомъ видно, что слово: каждый, сюда нейдетъ. Здсь мсто слову: всякой (какой бы то ни было).

На стр. 202 авторъ говоритъ: ‘Примч. 3. въ старинномъ язык, Вм. другъ друга, другъ другу, иногда употребляется: своего брата, своему брату, напр… ‘того лта бысть моръ въ Новгород отъ глада, иніи люди рзаху своего брата и ядяху.’ — Здсь выраженіе: своего брата, употреблено вовсе не вмсто: другъ дома. Здсь: другъ друга, придало бы другой смыслъ: какой-то взаимности. Выраженіе же: своею брата, значитъ здсь скоре: себя подобныхъ. За чмъ (скажемъ опять) думать, какъ это часто бываетъ въ грамматикахъ, что одинъ оборотъ употребляется вмёто другаго, каждый употребляется самъ, за себя, и имя свое особое значеніе. Прибавимъ, что выраженіе: одинъ другаго, иметь свой оттнокъ отъ выраженія: другъ друга. Въ немъ мене характера нарчія, оно мене слито между собою. Употребляется же, по нашему мннію, равно: и о предметахъ одушевленныхъ, и о неодушевленныхъ.

На стр. 207 авторъ говоритъ: ‘Никоторый собственно значить ни тотъ ни другой, въ старинномъ и народномъ язык употребляется въ смысл рченій: никакой, ни одинъ, которыми теперь обыкновенно замняется это мстоименіе не только въ книжной рчи, но и въ разговор.’ Во первыхъ: никоторый не значитъ: ни тотъ, ни другой, онъ можетъ это значитъ только тогда, котда рчь идетъ о двухъ, а никоторый можетъ относиться къ какому угодно числу. Если это у автора только неточность выраженія, то зачмъ же неточность?— Во вторыхъ: никоторый не значитъ никакой, значеніе никоторый есть значеніе не качественное, но количественное, слово: никоторый, соотвтствуетъ — только отрицательно — слову: каждый, ибо оно точно также — только отрицательно — пересчитываетъ всхъ до единаго, изъ даннаго количества, — съ тою разницею, что слово: никоторый можетъ быть само во множественномъ числ, въ которомъ каждый, при такомъ же употребленіи, не ставится. {Напримръ (беремъ примръ у автора) ‘въ т ему льготные въ два года никоторыхъ Государевыхъ податей не давать, ни дани, ни оброку, ни мирскихъ разрубовъ.— Нельзя измнить отрицательное рченіе въ утвердительное, поставите вмсто никоторыхъ, слово каждыя, во мн. числ нельзя сказать: ‘а посл тхъ льготныхъ лтъ, каждыя ему Государевы подати давать’. Должно сказать въ единственномъ числ: ‘каждую ему Государеву подать давать.’} Слову: никоторый, равнозначительно, во многихъ случаяхъ, слово: ни одинъ (которое употребляется, какъ и каждый, только въ единственномъ числ), но ужъ никакъ ни слово: никакой. Слово: никакой, соотвтствуетъ — только отрицательно — слову: всякой.— Сверхъ того, примръ, приводимый авторомъ, нисколько не подтверждаетъ его словъ, именно: ‘въ т ему льготные въ два года николторыхъ Государевыхъ податей не давать, ни дани, ни оброку, ни мирскихъ разрубовъ.’ Здсь именно отрицательно пересчитываются разныя подати, въ томъ смысл, что ни одну изъ нихъ давать не должно: значеніе числительное, а не качественное, не: никакихъ (какъ между прочимъ полагаетъ авторъ).— Другой примръ приводить авторъ (на той же стр.). чтобы показать уже и въ старинномъ язык употребленіе: ни одинъ, иногда вмсто никоторый: ‘до розъзда намъ тхъ лсовъ ни одному не счи’ (т.-е. никому, ни тому, ни другому).— Объясненіе автора: никому, ни тому, ни другому, скоре затемняетъ дло, какъ скоро рчь идетъ не о двухъ, смыслъ выраженія въ приведенномъ рченіи ясенъ: ни одному изъ насъ {Выраженіе ни тому, ни другому говорится и о неопредленномъ количеств, но это уже будетъ наша искусственно-образованная, и притомъ еще неправильная рчь, а не народный языкъ.}.

На стр. 209, говоря о собирательныхъ формахъ, авторъ полагаетъ, что нкоторыя изъ нихъ ‘вошли въ разрядъ формъ множественнаго числа: господа дядья.’ — Мы думаемъ на оборотъ, Множественное собирательное перешло въ имя существительное единственнаго числа.

На стр. 212—215 авторъ говоритъ о винительномъ предметовъ одушевленныхъ и неодушевленныхъ. Мы могли бы поговорить объ употребленія формы именительнаго и родительнаго въ падеж винительномъ, но мы уже говорили объ этомъ подробно въ нашемъ разсужденіи: ‘Ломоносовъ,’ и вроятно будемъ вскор опять говорить объ этомъ.

На стр. 219 авторъ говоритъ: ‘Нкоторыя существительныя употребляются въ ея. числ вмсто множественнаго, именно существительныя собирательныя и сплошныя. Напр.: березникъ, бисеръ, мука, ягода и др.’ — Не нкоторыя существительныя, а всякое существительное можетъ быть употреблено въ этомъ смысл, не въ собирательномъ и не въ сплошномъ, а въ общемъ, отвлеченномъ, генерическомъ (родовомъ). Можно сказать: мною оленя, много слпня, какой слпень! много Жида (на ярмарк), сколько рыбы, сколько птицы.— При такихъ именахъ множественное совершенно возможно, и такое ихъ употребленіе въ единственномъ (родовое) получаетъ отъ этого еще боле выразительности. Кром того, есть и собирательныя, и сплошныя имена, напримръ собирательныя: вишенье, оршенье, березникъ, оршникъ, при такихъ собирательныхъ множественное число не употребляется. При другихъ собирательныхъ: лсъ, толпа, и проч., употребляется и множественное число, когда собирательное берется (и можетъ быть взято), какъ единица, относительно другихъ такихъ же собирательныхъ единицъ.— Сплошныя имена: мука, мыло, составляютъ, относительно употребленія, третій оттнокъ. Къ имени общему, генерическому, придается имъ (одинъ) и сообщаетъ ему единичное личное значеніе, такъ Нмчинъ, купчинъ и купчина, рыбина, днина (journee), и проч. Этого окончанія нельзя придать ни къ собирательному, ни еще мене къ сплошному, ибо въ нихъ именно нтъ генерическаго значенія Вы можете придать собственно форму: ина, но ужъ это сообщаетъ сейчасъ увеличительное значеніе или измняетъ значеніе совершенно: напр. лсъ — лсина (большой лсъ) и лсина. Не ко всмъ именамъ генерическимъ можете вы придать: инъ и ина, но потому только, что это не находится въ общемъ употребленіи, а возможность и право на то полное есть: между тмъ, какъ самый смыслъ именъ собирательныхъ, а особенно сплошныхъ, не дозволяетъ этого окончанія: имъ, ина.— Къ именамъ общимъ отвлеченнымъ, родовымъ (а не къ собирательнымъ, какъ думаетъ авторъ), относятся и названія народовъ: Шведъ, Турокъ, и пр. (ходилъ подъ Шведа, подъ Турку), въ этомъ же смысл, какъ общее генерическое имя (а вовсе не какъ собирательное, — какъ опять, ошибочно, думаетъ авторъ), употребляется и гость въ старинномъ язык: ‘гость многъ’ (стр. 220) — употребляется въ томъ же смысл, какъ: ‘какой слпень!’ ‘много слпня.’

На стр. 220 авторъ говоритъ: ‘2. Хотя имена сплошныя и въ единственномъ числ означаютъ множество, напр.: золото, мыло, мясо, серебро, и т. п.’… Какъ множество? Множество здсь означено быть не можетъ. Понятіе сплошности самой отстраняетъ понятіе множества, ибо для множества нужна раздльности. нужно соединеніе одинакихъ и раздльныхъ частей, что и является въ именахъ собирательныхъ (толпа — собраніе людей, лсъ — собраніе деревьевъ), но имена сплошныя, не имя раздльности, не могутъ означать множества’, какое множество представляетъ мука, масло, мыло, сахаръ?— Количество можетъ быть, но не множество. (Надемся, что авторъ не примнитъ здсь, при научномъ опредленіи, неправильнаго употребленія (хотя оно и въ ходу въ обыкновенной рчи) множества въ смысл количества, напр.: ‘какое множество мыла.’ — Кажется, что г. автора выразился не точно.— Замчаніе же о употребленіи этихъ сплошныхъ во множественномъ — совершенно справедливо. Хлбъ, конечно, принадлежитъ къ сплошнымъ, и даже вообще названія хлобвъ могутъ быть отнесены сюда: множественное отъ этихъ названій пшеницы, овсы, и проч., иметъ свой оттнокъ очень живой.

На стр. 225, авторъ говоритъ: ‘Примч. Въ древней и народной рчи такъ распространено было употребленіе именъ уменьшительныхъ, унизительныхъ и увеличительныхъ, что они ставились даже тамъ, гд имъ не слдовало быть. Такъ напр. въ Др. Рус. Ст. на стр. 349, пвецъ, говоря о дтяхъ чародя змія, выражается такъ: ‘засталъ въ гнзд его малыхъ дтушекъ, а всхъ прибилъ.’ — Не думаемъ, чтобъ народная рчь могла ставить та’ имена уменьшительныя и другія, — гд имъ не слдовало быть, а потомъ, примръ, приведенный авторомъ, нисколько не говоритъ въ его пользу, здсь слово: дтушекъ, говорится по отношенію къ змю, отцу ихъ, для котораго они — хоть и змята, а всё милыя дтушки.— Въ этомъ выражается, какъ мы уже замтили/безпристрастіе народной рчи, народной поэзіи.

На той же стр. авторъ говоритъ: ‘Выразительность рчи усиливается смягчительными прилагательными, которыя имютъ то же назначеніе, какъ и ласкательныя существительныя, напр. блёхонекъ, здоровёхонекъ.’ — Думаемъ, что прилагательныя этой формы — не только смягчительныя или ласкательныя, это уже ихъ второе, придаточное, и едва замтное значеніе. Сами же эти прилагательныя выражаютъ полнйшее присутствіе того качества, которое ими обозначается. Такъ здоровёхонекъ значитъ: совершенно здоровъ, блёхонекъ — весь блый.— ‘Ну что онъ, здоровъ?’ ‘Здоровёхонекъ.’ — ‘Былъ морозъ?’ ‘Лугъ и теперь блёхонекъ.’ — Можетъ быть, сюда присоединяется, но не всегда, весьма легкій оттнокъ сочувствія. Здоровёшенекъ, блёшенекъ это другое дло. Впроче’ опредленіе этихъ формъ повело бы насъ слишкомъ далеко. Мы только хотли сказать, какъ мы понимаемъ т формы, на которыя указываетъ авторъ.— О прилагательныхъ поговоримъ можетъ быть когда нибудь особо.

На стр. 226 авторъ говорить: ‘Тамъ, гд согласованіе не нужно, полная форма прилагательнаго измняется на краткую, именно: въ переход прилагательныхъ 1) въ существительныя, напр. добро, зло, и 2) въ нарчія, напр. направо, наскоро, вскор ( 100.)’ — Почему же полная форма измняется на краткую. Стало быть авторъ считаетъ полную форму первообразною, онъ думаетъ, слдовательно, что напр. прилагательное: доброе, форма полная, измнилась на добро, форму краткую, — при переход въ существительное. Скажемъ по этому случаю нсколько словъ.

Двойственность формы: форма краткая, форма полная — составляетъ отличительную черту нашего прилагательнаго. Въ первой форм (такъ наз. краткой) прилагательное является совершеннымъ подобіемъ существительнаго, съ основными его (существительнаго) окончаніями трехъ родовъ: ъ, а, о, но, разумется, окончательная форма эта, согласно съ отвлеченнымъ значеніемъ самаго прилагательнаго (какъ части рчи), является отвлеченною во всхъ трехъ родахъ: ъ, а, о, а поэтому одно и то же понятіе можетъ проходить по всмъ тремъ формамъ (добр-ъ, добр-а, добр-о). Это называется: измненіемъ по родамъ.— Одно содержаніе добр, переливается такъ сказать по всмъ этимъ отвлеченнымъ формамъ имени: ъ, а, о, какъ по пустымъ сосудамъ. Можно изобразить наглядне это такъ добр/ъ, а, о: — Понятно, что имя существительное, конкретное и дйствительное, не можетъ — по иде своей, которую оно выражаетъ, какъ имя, часть рчи, — измняться по родамъ (дом-ъ, дом-а, дом-о).— И такъ прилагательное, въ первомъ своемъ вид, есть только — одно окончаніе, одна форма существительнаго (з, а, о), наполняющаяся свободно отвлеченнымъ содержаніемъ, т. е. понятіемъ качества (въ обширномъ смысл этого слова, разумя тутъ всякое отвлеченное опредленіе: величину, количество, и проч.). Вся разница прилагательнаго отъ существительнаго состоитъ собственно въ измненіи по родамъ.— Въ этомъ первомъ своемъ вид, подобномъ существительному, прилагательное склоняется совершенно какъ существительное, а въ среднемъ род своемъ легко даже и употребляется какъ существительное отвлеченнаго значенія. {Въ другихъ родахъ рдко, да и то не надо принимать за существительныя — отдльно употробляемыя прилагательныя, иногда окрпшія въ употребленіи и получившія значенія нарчія. Напр.: ‘отъ мала до велика’ ‘на ветху’, ‘на молоду’, приводимыя авторомъ.} — Поставленное рядомъ съ существительнымъ, прилагательное — однимъ единствомъ окончанія составляетъ связь, не нуждаясь въ глагол, образуетъ предложеніе. Человк-ъ добр-ъ: единство окончанія есть единственная и полная связь: никакого глагола есть не подразумвается, да и не нужно его, какъ не нужно его при имени существительномъ, когда оно одно, напр.: человкъ. — Прилагательное, такимъ образомъ, уподобляется имени существительному: это уподобленіе и есть согласованіе по родамъ. Говоря языкомъ математическимъ, можно сказать, что прилагательное подводится съ существительнымъ — къ одному знаменателю, или лучше прилагательное подводится къ знаменателю существительнаго (ибо знаменатель прилагательнаго — подвижный, а существительнаго — неподвижный) — и потому можетъ быть изображено такъ: ум…чистъ…/ъ, вод…чистъ…/а, поб…чистъ…/о. Въ этомъ вид главное, что выступаетъ на первый планъ, нераздльно съ единствомъ окончанія, — это согласованіе по родамъ, а слдовательно является уже дйствіе мысли, умозаключеніе. {Есть повидимому нкоторыя уклоненія отъ указаннаго нами начала, же но это нисколько дла не измняетъ. Въ подробности вдаваться было бы здсь не у мста.} Именно этотъ актъ мысленнаго отвлеченія, необходимаго при образованіи прилагательнаго, выступаетъ тутъ, въ этой первой его, снятой съ имени существительнаго, форм. Качество здсь (первый моментъ) отвлекается и придается предмету, прилагательное — имени существительному. Разъ приданное, качество остается при предмет, какъ его качество, и тогда (второй моментъ) на первый планъ выступаетъ уже само качество, какъ присущее предмету, — а не (бывшій предъ симъ) самый актъ отвлеченія и приданія качества предмету, или уподобленіе прилагательнаго имени существительному (согласованіе по родамъ).— Какъ скоро теперь на первый планъ выступаетъ качество, какъ уже присущее предмету, такъ и въ окончаніи прилагательнаго происходитъ измненіе: окончаніе это удвояется, укрпляется, такъ сказать, на имени существительномъ, именно: ъ-ъ, а-а, о-о, при чемъ, въ окончаніи: ъ-ъ,— первый ъ получаетъ или лучше проявляетъ свою гласность (оглашается), а второй ъ смягчается ради выговора, и переходитъ въ й: о-й (ы-й), въ окончаніи: а-а, второе а смягчается ради удобства выговора: а-я (впрочемъ въ старинныхъ рукописяхъ иногда встрчается и форма а-а), въ окончаніи: о-о, второе о смягчается ради выговора ё: о-ё (о-е). Образуется, такимъ способомъ, вторая форма прилагательнаго (такъ называемая полная), очевидно, что вторая эта форма (илы полная) образуется изъ первой (или краткой). Вторая форма (тоже выражая качество, будучи прилагательнымъ) въ свою очередь тоже необходимо согласуется по родамъ, но согласованіе по родамъ не выдается здсь впередъ, какъ въ первой форм. Возможность употребленія первой формы въ вид существительнаго — становится понятна сама собою, какъ само же имя существительное отвлеченное, употребляется первая форма именно въ среднемъ род (добро, зло, и пр.), — что опять весьма понятно. (Иногда употребленіе первой, я даже второй, формы прилагательнаго и въ другихъ родахъ, окрпаетъ, такъ сказать, и она употребляется, какъ имя существительное).

Замчательно, что языкъ вашъ представляетъ намъ даже одну чистую форму, одно чистое окончаніе имени существительнаго: ъ, а, о, являющееся (какъ и должно быть) общею замною имени, или личнымъ мстоименіемъ третьяго лица, — окончаніе, которое, измняясь по родамъ, и, — какъ одно отвлеченное окончаніе, или форма, — не представляя никакого понятія, представляетъ только, такъ сказать, мсто имени для всхъ трехъ родовъ его.— Къ сожалнію это древнйшее, первое прилагательное (мстоименіе), это ъ, а, о, — является у насъ, во первыхъ: въ смягченномъ вид: ь, я, е, во вторыхъ: не въ полномъ своемъ склоненіи, а въ составномъ, составленномъ изъ первой и изъ второй его формы.— Это первое прилагательное, которое одно можетъ назваться въ полномъ смысл слова: мстоименіемъ, — сохранилось и въ другихъ языкахъ, но далеко не въ столь древнемъ первообразномъ вид. А такъ какъ образованіе прилагательныхъ и существительныхъ именъ является въ нашемъ язык ясне (уже по одной двойственности формъ), чмъ гд-нибудь, то и отношеніе этого прилагательнаго или мстоименія къ именамъ существительнымъ, и значеніе его въ ряду именъ прилагательныхъ, — ясне у въ%, чмъ въ другихъ языкахъ (не исключая я Литовскаго).

Вотъ видъ, въ какомъ осталось мстоименіе: ъ, а, о, являющееся у насъ, какъ: ь, я, е.— Буква: ь, сама по себ одна выговориться не могла и (по необходимости) перешла въ родственную: и, сверхъ того все мстоименіе въ именительномъ падеж оперлось на частицу: же.— И такъ:

0x01 graphic

Въ винительномъ падеж мужескаго рода первоначальная форма: ь (а не и) выступаетъ, какъ скоро является возможность ей выговориться, заявить себя: что и совершается здсь при помощи предлога и вставочной благозвучной буквы, именно: во-(н)ь, на-(н)ъ.— Въ именительномъ же средняго рода уцлла даже самая древняя несмягченная форма: о, иногда встрчающаяся, все-таки съ помощію же, именно: о-же.

Другихъ чиселъ не приводимъ. Въ двойственномъ и во множественномъ первая форма сохранилась только въ падежахъ именительномъ и винительномъ. О формахъ падежей творительнаго и мстнаго, какъ спорныхъ еще, мы не говоримъ.

Оставляемъ дальнйшее разсмотрніе прилагательныхъ, ихъ хода и развитія. Не говоримъ также о значеніи, какое имютъ въ рчи первая и вторая формы прилагательнаго. Мы и такъ распространились слишкомъ много. Возвращаемся къ предмету нашего разбора.

Авторъ говоритъ на стр. 227: ‘Существительному: два, соотвтствуетъ прилагательное двый, двая.’ — Не то, что соотвтствуетъ, а существительное: два есть не что иное, какъ первая (или краткая) форма и. р. отъ прилагательнаго: двый. Первая форма: двъ, два и дво.— Легко открывается связь этого слова съ другимъ, которое есть то же самое, лишь съ перемною на и: дивъ, дива, диво (divus, diva, divum). диво,— это первая, первообразная, форма прилагательнаго, женскаго и средняго рода. Два — то есть: божественная. Многіе обряды указываютъ на священное значеніе двы въ Славянскомъ, еще языческомъ мір.— Но здсь говорить объ этомъ не мсто.

На стр. 232 авторъ приводитъ въ примръ выраженіе: ‘перехватить чего въ плотную.’ — Не скажутъ: перехватитъ въ плотную, ибо одно понятіе другому противорчитъ: постъ въ плотную — другое дло, а перехватить — обыкновенно говорится — на скорую руку, или на лету.

На стр. 235 — 236 авторъ говоритъ: ‘Формы больше, меньше, дольше, и т. д., употребляются у насъ двояко: въ значеніи прилагательнаго и нарчія. Формы же боле, мене, дале, и т. д., собственно нарчія, и принадлежатъ рчи книжной, но образцовыми писателями употребляются и въ смысл прилагательныхъ (слич. 69).’ — Какъ-же понять эти слова? вдь книжная рчь создается образцовыми писателями. Отчего же эти формы (боле и проч.) — собственно нарчія и принадлежатъ рчи книжной, когда образцовые писатели употребляютъ ихъ и въ смысл прилагательныхъ? А если они употребляются и въ томъ и въ другомъ смысл, то стало быть употребляются он одинаково, какъ и формы: больше и проч. Мы указываемъ на это мсто, какъ на неточность выраженія, которая не должна быть въ ученой книг’

На стр. 238 авторъ говоритъ объ обоюдномъ переход прилагательныхъ и нарчій.— Мы не видимъ этого перехода, по крайней мр въ иныхъ случаяхъ, напр.: прилагательныя: радъ, добръ, нтъ и т. п., по мннію автора, употребляются вмсто нарчій: радостно, добро, пшкомъ.— Мы этого вовсе не находимъ, напротивъ, здсь является прилагательное первой формы, нисколько, не переходя въ нарчіе и придавая въ этомъ случа употребленію свой особый оттнокъ. Авторъ приводитъ примры: ‘и хотхомъ съ ними ради битися,’ ‘добро здорово,’ ‘пшъ ходя,’ ‘радъ бы, осударь, женился, да негд взять’ и проч. Прибавимъ еще: ‘и я раоа бы гадала’ (Русская псня), ‘послушаю, радъ’ (лтопись). Это все прилагательныя первой формы, они употребляются сами за себя, а не за нарчія, посл этого, напр., и въ стих: ‘и бодръ и веселъ выбгаю’ можно видть употребленіе прилагательнаго бодръ и веселъ, вмсто нарчія: бодро и весело, — Конечно, въ большей части приведенныхъ примровъ употребленіе утвердилось и окрпло, слдовательно не иметъ того живаго оттнка, какъ въ другихъ случаяхъ, но тмъ не мене это все-таки употребленіе (особое) первой формы прилагательнаго, а не нарчіе.

На стр. 241, между особенностями Русскаго языка въ способ счисленія, авторъ приводитъ: ‘5) мстоименіе самъ, сама, само, для означенія одного между многими извстнаго числа: самъ-пять, самъ-шостъ, самъ-семъ.’ — Признаться, опредленіе очень темно, если бы не знать самому, что значитъ самъ-пять и т. д., то никакъ бы не узнать изъ этого опредленія.— Конечно, Русской человкъ и безъ опредленія знаетъ и правильно употребляетъ это рченіе, да вдь цль науки — приводить къ сознанію то, что человкъ знаетъ непосредственно. А здсь опредленіе г. Буслаева слишкомъ темно для этой цли.— Выраженія: самъ-другъ, самъ-третей, самъ-пять, самъ-шостъ и проч., представляютъ особеннаго рода счисленіе, при которомъ главное лицо (или предметъ) выражается словомъ: самъ, присчитывается, какъ отдльное, къ общему числу, почему заключительное числительное, относящееся къ слову: самъ, ставится въ форм прилагательнаго (порядковаго). Напр.: ‘велика ли твоя семья?— Не велика: всего двое, самъ третій.’ Приводимъ этотъ примръ, чтобы показать, какъ образуется рченіе.— Когда же остальное число подразумвается, и рченіе принимаетъ видъ утвердившійся, неизмняемый, въ род нарчія, — то удареніе переносится на послдній слогъ, и і (согласно съ духомъ Славянскаго языка) переходитъ въ е: самъ-третей. Другія числительныя принимаютъ въ этомъ случа первую форму прилагательнаго: самъ-другъ, самъ-четвертъ, и проч. Любопытно это, совершенно самостоятельное, наше счисленіе, при счет урожая хлбовъ, напримръ: ‘овесъ уродился самъ-десятъ’, здсь подъ самъ разумется посянное зерно (какъ главное), къ которому присоединилось девять лишнихъ, т. е. которое дало, кром себя самого, еще девять лишнихъ. Въ счет уродившихся зеренъ, одно зерно, какъ соотвтствующее посянному, не считается: въ немъ возвращается только посянное, а потому оно, при счет, соединяется съ посяннымъ въ одно.— Когда зерно дало на себя только одно зерно (кром себя), тогда говорится, что хлбъ такой-то уродился самъ-другъ,, когда же зерно дало на себя только себя, тогда говорится, что хлбъ далъ только одни смена.

На стр. 242 авторъ говоритъ, что для означенія числа приблизительнаго, числительное, между прочимъ, полагается позади существительнаго: ‘напр. человкъ пять. Въ послднемъ случа подразумвается еще слдующее за тмъ числительное: человкъ пять, шесть, что также употребляется.’ — Это не совсмъ такъ, когда говорится: человкъ пять, то конечно число обозначается примрно, но ничего не подразумвается, кром приблизительности этого именно числа, и только, не подразумвается слдующее за тмъ число уже потому, что вы, примрно говоря число, можете ошибиться, какъ въ ту такъ и въ другую сторону, можете сказать, какъ меньше такъ и больше настоящаго. Вы можете сказать — не подразумвать, а сказать — напр.: ‘человкъ пять, шесть’, когда хотите именно высказать, что есть вроятность не только пяти, но и шести. Но одно число, напр.: пять, поставленное позади, — ни сказать, ни подразумвать слдующаго за тмъ числа васъ еще не обязываетъ.— Кром означенныхъ выраженій, ставится также иногда — для означенія приблизительнаго же числа — два, слдующихъ одно за другимъ, числительныхъ, которыя произносятся соединительно, почти какъ сложное слово, даже съ утвержденіемъ ударенія на первомъ, какъ скоро числительныя — односложныя, напр.: ‘человка два-три‘, ‘человкъ пять-шесть’ и проч.— Не вс числительныя впрочемъ удобны для такого соединительнаго произношенія.

Статья наша о грамматик г. Буслаева есть въ то же время изложеніе нашихъ собственныхъ мнній, а въ такомъ случа слишкомъ подробный разборъ грозитъ достигнуть слишкомъ большихъ размровъ.— И такъ, будемъ мене подробны.

На стр. 262 авторъ говоритъ: ‘Если сказуемое относится вообще къ понятію, выражаемому существительнымъ въ подлежащемъ, то ставится въ среднемъ род единственнаго числа, какъ въ форм, наиболе соотвтствующей отвлеченному понятію. Напр.: въ пословицахъ XVII вка: ‘грхъ сладко, а человкъ падко’, ‘медъ сладко, а муха падко’, ‘левъ страшно — обезьяна смшно.’ — Объясненіе очень хорошее и вполн удовлетворительное, но потомъ вдругъ авторъ прибгаетъ, въ примчаніи 2 (262 — 263), къ объясненію черезъ опущеніе, черезъ замну существительнаго прилагательнымъ средняго рода. Мы уже не разъ указывали на неправду и искусственность такого объясненія, совершенно удаляющагося отъ жизни языка и прибгающаго къ грамматическимъ вншнимъ плоскимъ рамкамъ, не распространяемся здсь боле, хотя здсь поверхностный способъ объясненія, достойный Готшедовскаго воззрнія, является ярче, чмъ гд-нибудь.— Желающіе прочтутъ сами это мсто въ грамматик автора.

На 263 стр. авторъ говоритъ: ‘ 238. Слитное подлежащее можетъ состоять изъ двухъ или нсколькихъ членовъ, соединенныхъ союзами, показывающими совокупность или раздльность. Въ первомъ случа самый смыслъ рчи требуетъ сказуемаго во множественномъ числ, напр. ‘Грамматика и Ариметика преподаются въ одно и то же время’, во второмъ — въ единственномъ числ, напр. ‘Грамматика или Ариметика будетъ преподаваться въ ныншнемъ году?’.Само собою разумется, что въ послднемъ случа бываетъ необходимо отступленіе въ такихъ предложеніяхъ, въ которыхъ при подлежащихъ разныхъ родовъ стоитъ сказуемое, измняемое по родамъ. Тогда оно ставится во множественномъ числ, напр. у Бат. ‘огнь небесный, или неутомимая рука пахаря, зажгли сей боръ?’ Впрочемъ сказуемое во множественномъ числ допускается образцовыми писателями и безъ этой причины. въ примръ: ‘Когда бы старой Дорошенко, ‘Иль Самойловичъ молодой, ‘Иль нашъ Палй, иль Горденко ‘Владли силой войсковой.’ —

Чмъ же посл этого становится правило, сказанное авторомъ? Онъ говоритъ: слдуетъ употреблять такъ-то, впрочемъ встрчается причина, по которой можно и отступать отъ употребленія, впрочемъ можно, и безъ этой причины, не соблюдать употребленія. Такого рода неточность, неосмотрительность не должны быть въ ученой книг.— Позволимъ сказать себ свое мнніе объ этомъ употребленіи. Съ однимъ и тмъ же раздлительнымъ союзомъ: или, можетъ стоять глаголъ въ единственномъ и во множественномъ числ, какъ это видно даже изъ словъ самого автора.— Когда употребляется единственное число, когда множественное?— Единственное число употребляется тогда, когда посредствомъ этого союза: или, выражается опредленная замну одного подлежащаго другимъ, такъ что выходитъ одно подлежащее, а не два, или боле, напр.: ‘грамматика, или ариметика будетъ преподаваться?’ — Намъ скажутъ, что такая же замна выражается въ рченіи Батюшкова: ‘огнь небесный или неутомимая рука пахаря зажгли сей боръ?’ — Но здсь является не только вопросъ, а неврное предположеніе, которое допускаетъ и то и другое, не зная, чему отдать предпочтеніе. Рченіе здсь неопредленно.— Авторъ приводитъ примръ изъ Пушкина: ‘когда бы старый Дорошенко, иль Самойловичъ молодой, иль нашъ Палй, иль Горденко, владли силой войсковой.’ — Но здсь является желаніе, относящееся ко всмъ этимъ гетманамъ, и потомъ желаніе, еще не переходящее въ исполненіе, рченіе здсь опять неопредленно, гадательно, условно.— Придайте только неврный, неопредленный оттнокъ, и вы можете сказать вышеприведенное первое рченіе въ такомъ же вид, именно: ‘о, если бы грамматика или ариметика преподавались!’— И такъ, въ случа опредленной замны, при или употребляется глаголъ въ единственномъ числ, такъ какъ подлежащее тогда образуется одно, какъ же скоро этой опредленной замны нтъ, тогда глаголъ можетъ быть и во множественномъ числ.

На стр. 266 авторъ говоритъ: ‘3. Вмсто союза, иногда соединяются два или нсколько подлежащихъ совокупительнымъ предлогомъ съ. Тогда сказуемое ставится во множественномъ числ и при подлежащемъ въ единственномъ числ, напр. ‘отецъ съ матерью пришли’, вм. ‘отецъ и мать пришли’ или ‘отецъ пришелъ съ матерью.’ — Трудное дло ставить правила, особенно въ Русскомъ язык. Такъ и здсь: очень можно сказать, напр.: ‘отецъ съ матерью пришелъ, а братъ съ сестрой пришелъ,’ тутъ уже будетъ особый оттнокъ, а значеніе подлежащаго сосредоточивается на падеж именительномъ. Оттнки чрезвычайно имютъ большое значеніе, особенно въ Русскомъ, язык. Ихъ необходимо опредлять, величайшая рдкость, чтобы одинъ оборотъ или одно рченіе замнялось другимъ, было съ другимъ однозначительно, каждый оборотъ, каждое рченіе значитъ само за себя и употребляется само за себя.— Мы старались, сколько умли, и сколько было можно въ критической стать, опредлить иные оттнки, но не вс, о которыхъ можно было бы сказать: иначе статья наша вышла бы изъ своихъ предловъ.

Авторъ видитъ опущенное сказуемое, между прочимъ, въ слдующемъ предложеніи (стр. 268): ‘цвты покрыли землю, какъ коверъ’ (т.-е. покрываетъ).’ — Мы никакого здсь опущеннаго сказуемаго не видимъ. Это все равно, если бы сказать: цвты, какъ коверъ. Какое тутъ сказуемое? Это сравненіе. Нельзя же сравненіе принимать за сказуемое, а объясненіе въ скобкахъ (покрываетъ) даже нейдетъ сюда: что покрываетъ? Землю?— ‘Коверъ покрываетъ землю’ — это несоразмрное отношеніе. Очевидно, что здсь выраженіе: какъ коверъ, относится преимущественно къ слову: цвты, — какъ сравненіе.

На стр. 272 авторъ говоритъ: ‘3. Эпитетъ, выраженный существительнымъ съ прилагательнымъ, также не согласуется съ своимъ опредляемымъ, напр. ‘Дмитрій грозныя очи,’ ‘Дмитрія грозныя очи’ и проч.— Замтимъ мимоходомъ, что здсь должно разумть не только эпитетъ, выраженный существительнымъ съ прилагательнымъ: это видно изъ примра, приведеннаго. самимъ авторомъ, гд эпитетъ выраженъ существительнымъ съ числительнымъ: ‘меринъ соврасъ десять лтъ.’ — Авторъ приводитъ множество примровъ (стр. 272—273), но едва ли можно ко всмъ этимъ примрамъ примнить слово: эпитетъ. Къ эпитетамъ могутъ быть, отнесены: Дмитрій грозныя очи, Туръ золотые рога’ Но тамъ, гд придаточныя слова объясняютъ не отличительное свойство или характерную черту самой вещи, а то, изъ чего эта вещь сдлана, — тамъ едва, ли можетъ быть употреблено слово: эпитетъ. Такъ напр.: зипунъ — камка вишнева, исподъ — черева лисьи, шапка — сукно вишнево съ пухомъ, и проч. и проч. Также нельзя назвать эпитетомъ и означеніе возраста въ приведенномъ нами примр. меринъ соврасъ — десять лтъ.— Это особеннаго рода придаточное (которое по нашему мннію не можетъ назваться эпитетомъ) — необыкновенно живо и ярко.— Авторъ говоритъ (стр. 273): ‘словосочиненіе этихъ эпитетовъ объясняется выпускомъ соединенныхъ словъ, составляющихъ предложеніе придаточное: ‘шуба сшитая изъ сукна красно-малиноваго, башмаки сшитые изъ червчатаго сафьяна, туромъ (туръ?), который иметъ золотые рога’ или ‘у котораго рога’ и т. п.’ — Нтъ, по нашему мннію, употребленіе это вовсе не объясняется выпускомъ соединительныхъ словъ: никакого выпуска тутъ нтъ. Все рченіе совершенно полно, придаточное выраженіе соединяется съ главнымъ — однимъ сопоставленіемъ, однимъ сближеніемъ, тмъ боле живымъ и рзкимъ, что придаточное даже не измняетъ здсь падежа своего, а является въ именительномъ, безъ всякого измненія, напр.: сапоги — зеленъ сафьянъ.. Съ этимъ, какъ мы уже сказали, не надобно смшивать рченій, гд въ придаточномъ тоуно является эпитетъ, напр.: туръ-золотые рога (но оборотъ самый — здсь тотъ же). Употребленіе нсколько измняется и получаетъ особый оттнокъ, когда придаточное выраженіе соединяется съ главнымъ, измняя свой падежъ, именно принимая падежъ родительный, напр.: ‘потолокъ черныхъ соболей,’ ‘брови черна соболя.’ — Авторъ, вслдъ за вышеприведенными словами, говоритъ дале: ‘Потому эти эпитеты состоятъ въ ближайшей связи съ придаточными предложеніями, не соединенными ничмъ въ предложеніемъ главнымъ, и употребляющимися въ смысл словъ опредлительныхъ. Напр. въ Юрид. Акт. ‘къ берез да къ осин — изъ одного корени — стоятъ-свилися вмст’ (вм. которыя, свившись вмст, стоятъ на одномъ корню), ‘на дв березы изъ одного корени, промежъ ими ива’ (вм. между которыми ива), и пр.— Опять живое употребленіе языка, и опять расхолаживавшее, ошибочное объясненіе грамматики.— То, что мы говорили сейчасъ о придаточномъ выраженіи, то повторяемъ здсь и о придаточномъ предложеніи. Авторъ называетъ эти предложенія сокращенными. Нтъ: эта жизнь сопоставленія, обходящаяся безъ мстоименій относительныхъ, безъ причастій, — является самостоятельно. первоначально, скоре какъ зерно, какъ зародышъ, а не какъ плодъ, и не какъ сокращеніе пространныхъ, книжныхъ, нсколько вялыхъ рченій.

Говоря о падеж родительномъ и о томъ, что имъ обозначались фамиліи (стр. 282), авторъ не дурно бы сдлалъ, еслибъ, не ограничась приведеніемъ примровъ, объяснилъ: какъ образовалось такое обозначеніе фамиліи. Мы думаемъ, что указаніемъ на это можетъ отчасти служить употребленіе отчества, напр. ‘Петръ Ивановъ Григорьевича’, т.-е. Петръ (сынъ) Ивана Григорьевича.— Имя отца является притяжательнымъ, а отчество отца (имя дда) становится въ родительномъ падеж. Такъ прозвище, напр. Дурной — при имени сына становится въ родительномъ падеж: Дурного (напр. Иванъ Петровъ сынъ Дурного), по Русскому произношенію: Дурново, и потомъ переходитъ въ Дурновъ. Вотъ почему думаемъ мы правильне писать: Долгоруковъ.— Формы: Живаго, Благо и проч., считаемъ мы искусственными, взятыми и произнесенными на основаніи принятаго правописанія.— Множественное родительнаго (Косыхъ) образовалось уже по отношенію къ множеству лицъ одного происхожденія, носящихъ общее прозвище.

Употребленіе падежей — вопросъ весьма важный: онъ долженъ быть разсмотрнъ въ синтаксис подробно, вмст съ тмъ желательно было бы, чтобы взглядъ на падежъ былъ вполн свободенъ отъ данныхъ впередъ и уже извстныхъ грамматическихъ рамокъ и формочекъ. Жаль, что авторъ не такъ и не столько обработалъ этотъ предметъ, какъ и сколько бы можно было ожидать отъ его обширнаго практическаго знакомства съ памятниками Русскаго языка всхъ временъ.— Такъ, говоря о родительномъ количества (стр. 283—284), онъ весьма неврно подъ рубрику эту подводитъ такія употребленія родительныхъ, которыя подъ нее никакъ не подходятъ. Подходятъ подъ нее весьма немного употребленій.— Такъ, сюда нейдетъ примръ, приводимый авторомъ (стр. 283): ‘А на Государ было платье: зипунъ, атласа рудожелтъ’. Здсь смыслъ такой: а на Государ было ‘изъ платья — зипунъ’, или: что касается до платья, то на Государ былъ зипунъ — Понятія количества тутъ нтъ, не сказано напр. ‘платья довольно’ или ‘мало’ или ‘много’.— Исчисляя случаи употребленія родительнаго количества, авторъ говоритъ между прочимъ (стр. 283), что родительный употребляется: ‘в) При глаголахъ дйствительнаго залога, обращающихъ свое дйствіе на часть предмета, или на весь предметъ, но на извстное время’.— Второе обстоятельство кажется совсмъ не подходитъ подъ рубрику количества: одолжите пера, одолжите вашей шапки, одолжите лошади и т. п.— Сюда же авторъ подводитъ выраженія (стр 284): датъ стрчка, датъ тягу, датъ тумака, и т. п.— Гд же опять тутъ понятіе количества? Датъ тягу — даже и не родительный, а винительный женскаго рода, ибо именительный — тяга, а не тягъ. Этому выраженію соотвтствуетъ выраженіе: угонку дать, гд винительный несомнненъ.

Авторъ говоритъ, на стр. 284: ‘Такъ какъ продолженный видъ, по самому своему значенію, иметъ смыслъ постояннаго теченія дйствія, и сверхъ того, такъ какъ иногда даетъ дйствію значеніе отвлеченное, то, вмсто родительнаго, требуетъ въ этомъ случа падежа винительнаго. Напр. спятъ пшеницу, занимать деньги.’ — А какъ выраженіе: ‘сея грамоты слушалъ, и выслушавъ его грамоту’? Въ первомъ случа — продолженный видъ, и падежъ родительный, а во второмъ — совершенный, и падежъ винительный: это, кажется, не согласно съ мнніемъ автора. Начто же это за родительный: ‘сея грамоты слушалъ’?— ‘Учтивостью’ тутъ никакъ объяснить нельзя, ибо тутъ же ‘грамота’ становится и въ винительномъ падеж {Въ Примчаніи 7, на стр. 284, авторъ говоритъ: ‘сверхъ того на старинномъ язык родительнымъ при глагол дйствительномъ означалась учтивость: покажи свою книгу, сказано какъ бы со властію, покажи своей книги, рчь учтиве (Ломон. Грам. I 608. Барс.).’ Автора признаетъ это объясненіе, которое мы, несмотря на все наше уваженіе къ Ломоносову, принять не можемъ.}

На стр. 284—285 авторъ говоритъ: ‘Такъ какъ родительный сравненія можетъ быть причисленъ къ одному разряду съ родительнымъ количества, ибо сравнительная степень означаетъ качество въ большей мр, то въ нкоторыхъ формахъ можно видть родительный, сравненія, и количества вмст: и именно въ старинномъ и народномъ язык, посл мстоименій: ‘кто, что, кой, который, весь, одинъ, тотъ, напр. кто людей, что городовъ, который ихъ, одинъ ихъ.‘ — Если и можно здсь видть родительный количества, то гд же родительный сравненія, напр. въ словахъ: кто людей, что городовъ, и пр.? Примры, приводимые авторомъ (стр. 285), тоже не показываютъ сравненія, напр.: ‘а иныхъ людей съ нимъ не было никого,’ или: ‘и что городовъ русскихъ, и изъ тхъ людье хаша (т.-е. люди хали изъ всхъ русскихъ городовъ, сколько ихъ есть).’— Гд же тутъ сравненіе?

Мы указываемъ здсь только вкратц на то, что кажется намъ неудовлетворительнымъ у автора въ объясненіи родительнаго падежа, но сами своихъ объясненій не предлагаемъ, оставляя это до другаго времени.

Говоря о винительномъ времени, мста, и приводя примры, авторъ говоритъ, въ Примч. I. (стр. 292): ‘Здсь должно отличать винительный при опущенномъ предлог, напр. въ Др. Рус. Ст. встрчу имъ гости корабельщики’ (вм. на стрчу) въ Псн. первый ровъ его Богъ перенесъ’ (т.-е. черезъ первый ровъ)’.— Объясненіе кажется намъ неудовлетворительнымъ. Если можно предполагать: на стрчу, то не проще ли было предположить: въ стрчу? Потомъ, въ другомъ примр, мы не видимъ выпущеннаго предлога, а напротивъ особенный оборотъ рчи, въ которомъ сперва просто выдвигается предметъ, безотносительно, въ именительномъ падеж, — а потомъ говорится о томъ, что иметъ отношеніе къ означенному предмету. Такъ, напр., здсь: первый ровъ — его Богъ перенесъ.’ Смыслъ тотъ: что касается до перваго рва, то его Богъ перенесъ, — смыслъ, а не выраженіе, которое будто бы потомъ сократилось. Или напр. слдующее выраженіе: ‘первая псня — на нее голоса хватило, вторая псня — горло осипло.’ — Этотъ оборотъ вполн Русской, живой, выразительный.

Говоря о ‘творительномъ обстоятельствъ,’ г. авторъ между прочимъ говоритъ о творительномъ (стр. 297—298): ‘б) Орудія, напр. писать перомъ, длать руками. Собственно сюда принадлежитъ (продолжаетъ авторъ) при глагол страдательномъ творительный лица дйствующаго, которое боле принимается за орудіе дйствія, нежели за самостоятельнаго дйствователя. Потому у насъ оборотъ дйствительный наглядне выдвигаетъ на первый планъ дйствователя нежели оборотъ страдательный. Напр. ‘Я написалъ письмо,’ ‘письмо написано мною’. Грамматически отличается отъ этого значенія творительный орудія только тмъ, что можетъ стоить при глаголахъ и прочихъ залогахъ, и даже при именахъ прилагательныхъ. Примч. 7. Примры: ‘головою повалю за Новъ-городъ’ и пр. — Неужели же авторъ видитъ здсь орудіе? Это то же что выраженіе: ‘онъ упалъ лицомъ на землю’: неужели и здсь, по мннію автора, лицомъ означаетъ: орудіе? Здсь творительный отвчаетъ на вопросъ: какимъ образомъ?— Примръ также приводимый авторомъ: ‘луче есть на своей земл костью лечи’… тоже не соотвтствуетъ понятію орудія, и опять скоре отвчаетъ на вопросъ: какимъ образомъ? И тотъ и другой примръ должны быть отнесены скоре къ слдующему разряду: ‘в) Образа дйствія, напр. ‘идти шагомъ’.—

Говоря о творительномъ и о различномъ его употребленіи, г. авторъ не сказалъ объ одномъ употребленіи, весьма замчательномъ и особенномъ, именно, когда творительный иметъ смыслъ: смотря по. Напр.: ‘Это бываетъ человкомъ’, или просто: ‘это человкомъ, лошадью, годомъ’, т.-е. смотря по человку, по лошади, по году (не одинаково со всякимъ человкомъ, со всякою лошадью, всякимъ годомъ).

На стр. 308 — 309, говоря о предлог въ, авторъ говоритъ, что этотъ предлогъ: ‘б) въ значеніи времени, на вопросъ когда, употребляется и въ предложномъ, и въ винительномъ. Первый падежъ показываетъ вмстимость (гд = когда), а второй — продолженіе. Напр. ‘въ древнемъ період Русской исторіи’, ‘в’ 1812 году’, ‘во время войны’, ‘в’ теченіе, въ продолженіе первыхъ столтій Русской Исторіи’.— Второе опредленіе неврно. Выраженія съ винительнымъ, напр. въ это мгновеніе, въ одну минуту, въ это время (напр.: въ это время онъ ударилъ съ полкомъ своимъ), — вовсе не показываютъ продолженія, а напротивъ быстроту. Можно сказать также, вмсто: въ теченіе, — въ теченіи: ‘въ теченіи первыхъ столтій Русской Исторіи’, но конечно тутъ уже будетъ свой оттнокъ.

На стр. 311, авторъ говоритъ: ‘3. Для, Ц.-С. для.— Иметъ значеніе только переносное. Теперь употребляется въ смысл цли, для чего или для кого что происходитъ. Это послднее значеніе встрчаемъ не только въ древнйшихъ памятникахъ, но и у образцовыхъ писателей, отъ Ломоносова и до Карамзина включительно. Напр. ‘для страху добавь огня, зажигалъ свчи воску яраго’ (идутъ примры).— Но какая же здсь цль?— страхъ? для страху?— авторъ, какъ кажется, выражается не точно, вс примры, имъ приводимые, цли не показываютъ. Вотъ одинъ изъ нихъ: ‘разсказывая сказки, забываютъ они (ямщики) погонять лошадей, и для того (для чего: чтобъ погонять лошадей?— Конечно такъ: если цль. Пріхалъ я сюда изъ Петербурга не прежде, какъ на пятый день’. И потомъ, самъ же авторъ говоритъ: ‘Такое употребленіе для вмсто по и отъ (стало быть по и отъ тоже показываютъ цль?) объясняется тмъ, что это предложное нарчіе принималось въ значеніи ради, имвшаго смыслъ и цли, и причины или основанія’ (стр. 311).— Здсь является, кром цли, уже и причина и основаніе, а это не одно и то же.— На стр. 28, II части, авторъ различаетъ причину отъ цли, онъ признаетъ причину вообще, при чемъ причина собственно и цль являются, какъ одни изъ подраздленій причины вообще. Если уже авторъ принялъ и высказалъ опредленіе, отъ котораго самъ еще не отказался, то нужно, чтобъ онъ былъ ему вренъ и не противорчилъ себ.

На стр. 313 авторъ говоритъ: ‘Сверхъ винительнаго и предложнаго, за управлялъ и родительнымъ, какъ это видно изъ нарчія завтра, Ц.-С. заутра.’ — Но едва ли это родительный собственный, это родительный вмсто винительнаго, какъ ‘покажи мн своего ведра’. Можемъ привести еще примръ ‘за добра ума’ (напр. ‘убраться за добра ума’ въ смысл: во время, или: заблаговременно и благоразумно). Еслибъ родительный падежъ былъ употребленъ въ именахъ женскаго рода, которыя имютъ и особую форму винительнаго, тогда сомннія не было бы, но у насъ говорится: за одну зорю (въ смысл: въ одну зорю, въ теченіи одной зори), а не говорится: за одной зори, или т. п.

Авторъ говоритъ, что предлогъ на въ отвлеченномъ смысл означаетъ съ винительнымъ, между прочимъ (стр. 318): ‘вв) Образъ дйствія и орудія (вм. творительнаго падежа), особенно въ народномъ язык, напр. въ Псн. ‘онъ пьетъ ее (чашу) да на одинъ духъ’, ‘у тя (тебя) нтъ врно на кулакъ бойца? на кулакъ бойца, на ногу борца?’ Сюда же принадлежатъ: а) выраженія: драться на кулачки (т.-е. кулаками), и съ предложи, пад. на рапирахъ (рапирами), — и б) дополненія къ прилагательнымъ: не чистъ на руку, легокъ на помин и т. п.’

Объясненіе кажется вамъ не вполн и не во всемъ врныхъ, на врно примненнымъ.— Предлогъ на съ винительнымъ точно значатъ иногда образъ дйствія (если уже принять такое опредленіе, которое все однако больше приблизительно), сюда подходятъ выраженія: выпить на одинъ духъ, драться на кулачки (это не значить: кулаками, ибо здсь обозначено: какъ драться, а не чмъ драться). Но въ выраженіи: на кулакъ бойца, на жму борца, здсь просто обозначена характеристическая черта боя (кулачнаго), гд дйствуетъ кулакъ, и борьбы, гд дйствуетъ нога, вмст съ тмъ конечно здсь обозначается: какого рода — бой, какого рода — борьба.— Во всхъ этихъ приведенныхъ примрахъ, мы ‘орудія’ не видимъ.— Въ выраженіяхъ же: не чисть на руку, легокъ на помин, мы не видимъ: ни ‘образа дйствія,’ ни ‘орудія’.— Мы спросимъ: въ выраженіи напр.: не чистъ сердцемъ, — есть тутъ образъ дйствія или орудія?— Ни того на другаго: выраженіе указываетъ только, гд нечистота въ человк.— Подобное видимъ и здсь, въ выраженіи: не чистъ на руку, здсь предлогъ показываетъ, какое направленіе беретъ нечистота (нравственная) въ человк. Выраженіе: ‘легокъ на помин’ — падежъ предложный — показываетъ, гд легокъ. Легокъ иметъ здсь особый смыслъ, смыслъ такой: ‘Его назвали, а онъ и тутъ.’

На той же страниц: ‘Выраженія: ‘пить что нибудь на молоко, на капусту’ и т. п. (т.-е. посл молока, капусты), ‘сть на тощакъ, на тощій желудокъ’, объясняется нагляднымъ значеніемъ этого предлога, т.-е. положеніемъ чего нибудь на что нибудь.’ — Первыя два выраженія подходятъ подъ это объясненіе, но сюда не подходятъ выраженія: на тощакъ, на тощій желудокъ, уже потому что на молоко и на капусту (находящіяся въ желудк) можно положить, въ желудокъ же, что нибудь, а на желудокъ, И еще тощій положить можно только сверху, ‘наруже, какъ напр. на мшокъ. Потомъ, есть выраженія, къ которымъ уже это объясненіе никакъ найдетъ, напр.: ‘выхалъ на тощакъ, на тощій желудокъ.’ Здсь обозначается: въ какомъ состояніи находясь, человкъ выхалъ, сталъ что нибудь длать. Этотъ-то собственно смыслъ и иметъ выраженіе: на тощакъ, на нищій желудокъ.

Говоря на стр. 324, что подъ въ переносномъ смысл между прочимъ означаетъ: ‘б) подчиненіе,’ авторъ присовокупляетъ: ‘сюда же принадлежатъ выраженія: ‘отдыхать подъ говоръ, или говоромъ деревьевъ, листьевъ, волнъ’, ‘пть подъ звуки органа’ и т. п.’ — Здсь разница падежа производитъ разницу нкоторую и въ значеніи, которую слдовало бы опредлить. Въ первомъ случа съ винительнымъ, напр’: подъ говоръ, — отношеніе взято боле со стороны дйствія: ‘подъ говоръ волнъ онъ думаетъ думу’, подъ говоръ волнъ заснулъ’.— Здсь говоръ дйствуетъ: содйствуетъ дум, содйствуетъ засыпанію. Во второмъ случа, съ творительнымъ, отношеніе взято боле со стороны состоянія, это скоре обстановка, нежели дятельное участіе, творительный употребляется больше съ глаголами, изображающими бездйственное состояніе: ‘дремлющей подъ говоромъ валовъ,’ ‘отдыхаетъ подъ говоромъ древесъ.’

О предлог съ (стр. 326) авторъ говоритъ, что онъ съ родительнымъ между прочимъ означаетъ: ‘б) Причину и другія обстоятельства.’ Выраженіе ‘другія обстоятельства’ очень неопредленно.— Дале авторъ говоритъ: ‘в) Въ выраженіяхъ: будетъ съ меня, довольно съ меня, вм. для’.— Нтъ, не можемъ согласиться. Предлогъ: съ, выражаетъ въ то же время мру соотвтственную: чего совсмъ не выражаетъ для, Поэтому нельзя сказать: мало съ меня, мною съ меня. Отрицаніе самого дла (какъ и везд) допущено быть можетъ и при предлог: съ (напр. съ меня недовольно), но положительное несоразмрное количество при предлог: съ — немыслимо.— Это употребленіе: съ, — въ связи съ такимъ употребленіемъ, какъ напр.: ростомъ съ меня, или, въ народномъ выраженіи: хлба съ брюхо, здсь съ также показываетъ соразмрность, удовлетворительное соотвтствіе.

На стр. 328, авторъ говоритъ, что предлогъ у ‘отличается отъ при тмъ, что показываетъ большую зависимость и даже принадлежность, напр. ‘служить у кого’ и ‘служить при комъ,’ ‘жить у кого’ и ‘жить при комъ,’ ‘ручка у креселъ’ (= принадлежитъ) и ‘ручка при креслахъ’ (отломленная лежитъ около)’ Но почему же такъ?— Можно пожалуй подумать, что авторъ выдаетъ приведенные имъ примры употребленія за правило.— Мы не хотимъ этого думать. Но если это такъ, то не значитъ ли это стснять Русской языкъ, сковывать свободное употребленіе и впадать въ ошибку того же Готшеда?— А здсь же еще употребленіе Русской рчи не согласуется съ примрами автора (если принимать ихъ заправило): очень можно сказать наоборотъ: ‘отломленная ручка лежатъ у креселъ‘ и ‘ручка при креслахъ находится въ исправности’.

Предлоги разсмотрны г. авторомъ, по нашему мннію, бгло и поверхностно. Опредлены иногда неврны и неопредленные Даны правила, стсняющія свободное употребленіе. О предлог при неупомянуто отдльно вовсе.— По нашему мннію, предлоги опредляются не только падежами, которыхъ они требуютъ: по крайней мр столько же выражаютъ они себя, въ соединеніи съ глаголами. Мы думаемъ, что предлоги должны быть опредлены въ нихъ самихъ, должно быть опредлено общее значеніе каждаго предлога, и отсюда должность, которую отправляетъ онъ въ язык, въ разнообразныхъ приложеніяхъ, иногда повидимому вовсе между собою несходныхъ.

Авторъ переходитъ къ управляющимъ частямъ рчи, говоря о глагол, онъ приводитъ выраженіе: пить на кого (стр. 341), которое заслуживаетъ вниманія, оно объясняется значеніемъ самого предлога: но, который значитъ здсь почти тоже, что во имя. Такъ въ народ, восклицаніе: подымай на царя!— значитъ: во имя царя. Такъ же кажется, можно объяснить и выраженіе въ поученіи Владиміра Мономаха: ‘на Богъ идохомъ… на Боняка’. Съ восклицаніемъ: на царя! сходно восклицаніе: на шабашъ!— восклицаніе, съ которымъ, наканун Воскресенья, обращаются къ работникамъ, желая, чтобъ работа кипла.

На стр. 342, авторъ говоритъ: ‘Глаголы свататися, сватитися, въ смысл совщаться, сочиняются, какъ и другіе взаимные, съ предлогомъ съ: ‘Изяславъ сватится со Всеславомъ, мысля на него’.— Здсь употреблено сватится не въ смысл: совщается: а въ Смысл: сносится (сводится, сходится).— Дале авторъ говоритъ: ‘Совщатися, въ смысл помолвки между женихомъ и невстою, употребляется у Нестора при описаніи языческихъ обрядовъ Славянскаго брака: ‘схожахуся на игрища, на плясанье, и на вся бсовская игрища и ту умыкаху жены соб, съ нею же кто съвщашеся’.— Мы не видимъ здсь того смысла въ этомъ слов, какой видитъ авторъ, съвщашеся значитъ здсь просто: сговорился. Бопланъ, въ описаніи Украйны, описываетъ подобный обычай и говоритъ, что молодые люди и двушки заране уговаривались, кому кого похитить.

На стр. 343, авторъ говоритъ: ‘Дивитъ, подивитъ, въ смысл смотрть, глядть съ предлогомъ на: ‘ты, мой батюшка не диви на братца’. ‘А въ семью не включатъ, на васъ не подиви’.— Дивитъ, думаемъ мы, значитъ не: смотрть, или глядть, а: дивиться (дивитъ — длать изъ чего нибудь диво). Иначе второй примръ, изъ Грибодова, былъ бы не понятенъ: что значило бы: ‘а въ семью не включатъ, на насъ не смотри, не гляди’? — Если же такъ: ‘а въ семью не включатъ, на насъ неподивись, не удивляйся’ — то выраженіе понятно. Значеніе: дивить, въ смысл: длать изъ чего нибудь диво, длать дивнымъ,— ясно въ Церковно-Славянскомъ слог, напр.: удивить милость, то-есть дивною сдлать милость..

На стр. 346, авторъ говоритъ: ‘Презирать, пренебрегать — кто, что и кмъ, чмъ (т.-е. гнушаться): ‘чужой ты земли, Государь, ищешь, свою пренебрегая’. ‘Не презирайте днесь пвцами’. ‘Когда бы ты не презрлъ мною’.— По нашему мннію это не справедливо, скоре на оборотъ: презирать, съ творительнымъ — именно не значитъ: гнушаться. ‘Когда бы ты не презрлъ мною’ не значить: ‘когда бы ти не погнушался мною’, но: ‘когда бы ты не счелъ меня слишкомъ мелкимъ, ничтожнымъ, безполезнымъ.’ — Презирать кмъ не значить: имть къ кому чувство отвращенія, чувство соединенное съ понятіемъ гнушаться, но значитъ: по уважать кмъ, считать ничтожнымъ, не обращать вниманія.— Презирать, съ винительнымъ — скоре значитъ: гнушаться. Я сю презираю: считаю его, самого но себ, презрннымъ и заслуживающимъ презрнія, человкомъ дурнымъ. Я умъ презираю: считаю его ничтожнымъ, не стоющимъ вниманія, не считаю его презрннымъ самого по себ, но слишкомъ мелкимъ, и въ этомъ только смысл, сравнительно со мной самимъ, презрннымъ. Въ этомъ второмъ случа, презирать — высказываетъ чувство гордости.

На стр. 347. ‘Проникнутъ — во что и что: то и другое употребляется, какъ въ вещественномъ, такъ и въ умственномъ значеніи’.— Авторъ приводитъ примры для этого втораго (умственнаго) значенія, но разности употребленій во что и что) не опредляетъ.— А слдовало бы сказать: какая разница между тмъ я другимъ употребленіемъ. Мы понимаемъ эту разницу такъ: проникнутъ во что — значить проникнуть, найти дорогу внутрь, во глубину чего нибудь. Проникнуть что — значитъ проникнуть, прохватить насквозь (а не только внутрь), и вмст значитъ: какъ-бы напитать собою весь предметъ (вещественный или духовный) извнутри и снаружи, съ одного края до другаго. Проникнутъ что — употребляется боле въ такъ называемомъ отвлеченномъ смысл.

На той же стр. авторъ говоритъ о второмъ значеніи: ‘руководствовать’. Руководствовать: ‘2) кмъ, чмъ, для показанія орудія: ‘руководствуете сердцемъ моимъ’.— Орудія? Отъ чего же сердце здсь — орудіе, а не предметъ дйствія? Разв: ‘руководствовать сердцемъ* значитъ посредствомъ сердца?— Вотъ если бы было сказано: вашими совтами руководствуйте мое сердце’ или даже: ‘моимъ сердцемъ’, — то совтами точно показало бы орудіе (посредствомъ чего). Слова наши точно также относятся и ко второму примру, приводимому авторомъ для показанія орудія: ‘скажите, что руководствуетъ ихъ мыслями и длами’, — Если въ этихъ примрахъ слова: ‘сердцемъ,’ ‘мыслями,’ ‘длами’, показываютъ орудіе, то посл этого всякой творительный падежъ при глагол будетъ означать орудіе: ‘не презирайте мною’, ‘упивайтесь ею’. Значеніе совершенно одинаково.

На той же страниц: смяться, посмяться (засмяться), обыкновенно употребляются съ предлогомъ надъ. Сверхъ того встрчаются съ предлогомъ о: ‘и посмяться кой о чемъ’, и особенно съ дательнымъ, преимущественно въ переносномъ значеніи, какъ въ старинной, такъ и въ новйшей литератур’.— Авторъ не объясняетъ разницы между: смяться, посмяться: надъ чмъ и о чемъ. Смяться надъ чмъ — значитъ: длать изъ чего нибудь предметъ, цль смха, смяться о чемъ — значитъ: длать изъ чего нибудь поводъ въ смху, смяться ради чего.— Въ первомъ случа смяться дйствуетъ на предметъ прямо, во второмъ косвенно.

Авторъ совершенно справедливо замтилъ (стр. 359, 261), что нашъ языкъ любитъ преимущественно форму существительнаго. Мы говорили уже объ этомъ выше. Авторъ приводитъ много примровъ.— Припомнимъ здсь кстати два, столь общеизвстныя выраженія, что они, потому самому, могутъ не придти въ голову: ‘спуску нтъ (никому)’, ‘на побгушкахъ’.

Замтимъ, что на стр. 360, приводя подобные примры, авторъ неврно объясняетъ пословицу XVII в.: ‘гд ково покрали, а къ намъ съ выемкою’ (а съ насъ ищутъ, у насъ берутъ)’.— Выемка есть юридическій терминъ, онъ значитъ: вынутая часть: или взятый, въ подозрваемомъ дом, образецъ такогоже предмета, какой украденъ. Напримръ: въ лсу порубка, дутъ въ подозрваемый дворъ, находятъ срубленное дерево и отпиливаютъ часть, чтобы прикинуть къ оставшемуся пню. Подобные образцы бываютъ разнородны, смотря по тому, что. украдено. Это дйствіе, т.-е., когда берутъ въ дом признакъ или образецъ чего нибудь для улики, называется выемкою,—

Авторъ (на стр. 363) говоритъ: ‘Къ независимымъ же обстоятельственнымъ словамъ относятся вс т, которыхъ нельзя объяснить управленіемъ стоящаго при нихъ глагола, прилагательнаго или существительнаго’.— Изъ числа случаевъ, когда это бываетъ, авторъ приводитъ (стр. 364): ‘3) Когда обстоятельственное слово бываетъ остаткомъ цлаго предложенія, для возстановленія котораго нужно подразумвать опущенный глаголъ. Напр. обстоятельство: часъ отъ часу, въ предложеніи: ‘часъ отъ часу становится темне’, предполагаетъ глаголъ, означающій движеніе отъ одного пункта къ другому, и, вмст съ предполагаемымъ и подразумваемымъ глаголомъ, составляетъ свое особенное предложеніе (напр. въ род слдующихъ: ‘по мр того какъ идетъ часъ за Часомъ’ или ‘какъ отходитъ одинъ часъ отъ другаго (?), одна минута отъ другой (?) и т. п.). Но такія предложенія говорящій не находитъ нужды высказывать, потому что они послужили бы къ отягощенію рчи многословіемъ’.—

Не можемъ согласиться. Мы уже говорили не разъ о томъ, какъ часто неумстны бываютъ предположенія и подразумванія выпущенныхъ словъ и даже предложеній, особенно тамъ, гд является ~иное, сильное выраженіе въ язык.— Здсь тоже видимъ неумстность, и никакъ не видимъ, чтобы ‘часъ отъ часу’ было остаткомъ предложенія, и чтобы ‘для возстановленія его’ было ‘нужно подразумвать опущенный глаголъ’.— Самъ авторъ въ послднихъ строкахъ думаетъ, кажется, что это предложеніе никогда не высказывалось, а оставалось въ ум. Какой же посл того ‘остатокъ предложенія’? Эти послднія строки противорчатъ первымъ. Въ самомъ дл: остатокъ предложенія — выраженъ словомъ, а само предложеніе — и выговорено не было.— Да и ‘предложеніе’, которое примрно приводитъ авторъ, само но себ странно: какъ это ‘отходитъ одинъ часъ отъ другаго’? Этого сказать нельзя, можно сказать: ‘часъ идетъ за часомъ’, потому что здсь есть послдовательность, подвигающаяся впередъ, движеніе изъ неопредленности — въ опредленность, часъ и минута образуются по мр появленія, и грядущемъ, и непроявившемся еще, въ безразличномъ времени — нтъ запаса готовыхъ часовъ и минутъ, образовался часъ, я прошелъ, на нимъ образовался другой, и тоже прошелъ, и такъ дале. По этому и можно сказать: ‘идетъ часъ за часомъ’.— Но выраженіе: ‘отходитъ одинъ часъ отъ другаго’ — невозможно, ибо здсь въ выраженіи нтъ этой послдовательности, подвигающейся впереди, здсь является не вопросъ: худа? а вопросъ: откуда?— Вмст съ этимъ здсь нтъ движенія времени изъ неопредленности въ опредленность.— Напротивъ, здсь часъ (идя минута), отъ котораго отходитъ другой часъ, представляется уже совсмъ готовымъ, образовавшимся, оконченнымъ, а такъ какъ здсь движеніе представляется безконечнымъ, то является слдовательно на готов безконечный запасъ совсмъ оконченныхъ часовъ и минутъ. Это выраженіе противорчитъ самому понятію времени, а потому оно и невозможно.— Возьмемъ другой примръ, и это будетъ еще ясне. Жидкость сама по себ представляетъ безразличную массу, и можетъ довольно удобно быть здсь примнена. Вы можете сказать: капля падаетъ за каплей, но не скажете: одна капля отходитъ отъ другой, ибо у васъ въ запас безразличная жидкая масса, которая образуетъ капли, а не запасъ готовыхъ образовавшихся капель.— Требованіе точности языка, опредленности выраженія — особенно въ наук языка — заставили насъ распространиться объ этомъ выраженіи такъ подробно.

Но какое бы ни было ‘предложеніе’,— предположить, что оно нкогда говорилось и что отъ него осталось только: часъ отъ часу — было-бы странно, да а самъ авторъ (какъ мы замнили уже), кажется, думаетъ, что предположенье никогда не выражалось въ слов, а ставилось въ уже, и что слдовательно: часъ отъ часу, есть высказанный остатокъ невысказаннаго предложенія (?)…. Авторъ прибавляетъ, что говорящій не нашелъ нужды высказывать предложенія, чтобъ избжать многословія.— Но впрочемъ, если говорящій не произнесъ только вслухъ этого предложенія, а въ ум сказалъ его себ: тогда это все равно, и является такимъ же ‘многословіемъ’, если не для слушающаго, то для самого говорящаго: это было бы какое то утаиваніе словъ, это была бы таже, только не произнесенная, или лучше, мысленно произнесенная рчь, это почти тоже, что сказать шопотомъ. Если же авторъ допускаетъ, что говорящій и самъ себ не говоритъ предполагаемаго предложеніе, что онъ смутно его чувствуетъ, или лучше, что въ выраженіи: часъ отъ часу, — предложеніе лежатъ въ зародыш (съ чмъ не согласно понятіе автора объ остатк), что предложеніе, можетъ быть раскрыто изъ этого выраженія (часъ отъ часу): тогда другое дло, но такъ ли думаетъ авторъ? Слова его даютъ поводъ сомнваться.— По нашему же мннію: во всякомъ почти слов, такъ или иначе, лежитъ предложеніе въ безразличіи, въ зародыш, изъ всякого почти слова, какъ изъ зерна, можетъ оно боле или мене удобно возникнуть и раскрыться. Мы, впрочемъ, уже говорили объ этомъ.—

Постараемся объяснить сами это выраженіе: часъ отъ часу. Авторъ думаетъ, что обстоятельство ‘часъ отъ часу’ предполагаетъ глаголъ, означающій движеніе отъ одного пункта къ другому. Почему же движеніе, и именно такое? Вроятно предлогъ: отъ, заставляетъ автора такъ думать. Но отъ не всегда значить движеніе, напр.: ‘онъ отличается отъ другаго, онъ отстоитъ отъ него’, здсь отъ не показываетъ никакого движенія.— И такъ въ самомъ выраженіи: часъ отъ часу, мы не имемъ причины предполагать движеніе. Вся сила заключается въ глагол, въ сказуемомъ: напр.: ‘человкъ отъ человка… отличается’, человкъ отъ человка…. отошелъ.’ Одно же выраженіе: человкъ отъ человка, еще не означаетъ движенія, и вообще ничего опредленнаго. Такъ и здсь: часъ отъ часу — еще ничего не значитъ, вся сила заключается въ сказуемомъ. Если будетъ сказано: часъ отъ часу темне, тогда другое дло, въ слов: темне, выражается усиленіе. Часъ отъ часу будетъ здсь только опредленіемъ къ слову: темне, а само по себ не значитъ усиленія. Выраженіе, напр.: съ каждымъ часомъ, или просто: каждый часъ — вдь не показываетъ же движенія, само по себ, а между тмъ, и то и другое соотвтствуютъ выраженію: часъ отъ часу, напр.: съ каждымъ часомъ темне, каждый часъ темне.— Не знаемъ, предполагаетъ ли и подразумваетъ ли авторъ и здсь, въ этихъ выраженіяхъ, глаголъ и цлое предложеніе.—

И такъ мы думаемъ, что часъ отъ часу выраженіе самостоятельное, первичное, вовсе никакого при себ опущеннаго глагола и предложенія не иметъ и не предполагаетъ, что само по себ оно иметъ значеніе неопредленное, сообщаемое общимъ смысломъ предлога: отъ, и не показываетъ усиленія (точно какъ и выраженіе: съ каждымъ часомъ), но что смыслъ этотъ дается ему сказуемымъ, показывающимъ усиленіе, именно, напр., темне (въ выраженіи: часъ отъ часу темне): сказуемое придаетъ смыслъ, придаетъ выраженію извстное направленіе, извстное значеніе, и само опредляется тмъ, что лежитъ въ выраженіи: часъ отъ часу. Такимъ образомъ выраженіе: часъ отъ часу, получаетъ значеніе градаціи, возрастанія по часамъ, а сказуемое: темне, означающее усиленіе (темноты) вообще, получаетъ смыслъ усиленія по часамъ, ежечасно.— Тоже самое является и при выраженіяхъ: каждый часъ, съ каждымъ часомъ, и при другихъ, тому подобныхъ’ Напримръ, выраженіе: каждый часъ, съ каждымъ часомъ, — еще ничего но означаетъ опредленнаго, но присоедините къ нему слово, напр., темне, и въ одну минуту: каждый часъ и съ каждымъ часомъ — будетъ означать постепенность (ибо слово: темне, вноситъ эту идею постепенности), — и именно постепенность ежечасную.

На стр. 364—365, авторъ говоритъ: ‘Какъ зависимыя, такъ и независимыя обстоятельственныя слова употребляются въ рчи безъ вниманія къ ихъ окончаніямъ, нкогда выражавшимъ дополненія. Потому падежи многихъ нарчій ( 71) теперь уже намъ непонятны. Съ другой стороны самыя имена и мстоименія, входя въ составъ нарчій, сокращаютъ свои окончанія, отказываясь тмъ отъ прямого указанія на свою зависимость отъ глагола. Примч. 4. Такъ нарчіе особ, еще ясно означающее окончаніемъ свою зависимость, напр. въ Лавр. сп. ‘Полиномъ же живущемъ особ’, уже сокращается въ Кенигсб. списк: ‘Поляномъ же живущемъ особъ’, въ Новг. также особъ. Впрочемъ эта сокращенная форма встрчается уже весьма рано’ и пр.— Авторъ приводить примры, говоритъ еще о формахъ: прямъ, засобъ, ележачъ, вручъ, до поясъ, по плечъ.— Мы не думаемъ, чтобъ эти формы представляли собственно сокращеніе, нтъ, это не сокращеніе, не, въ теченіи позднйшаго времени, образовавшаяся форма, но это живая форма, придающая слову характеръ нарчія. Буква, которая образуетъ эту форму и придаетъ этотъ характеръ, — есть ъ, не въ одномъ этомъ случа являющійся, какъ измненіе окончанія и Смысла слова.— Онъ обращаетъ въ нарчіе имена существительныя и прилагательныя (конечно первообразныя или т. н. краткія), съ предлогомъ и безъ предлога. Такъ, напримръ, имена существительныя, перешедшія черезъ ь, въ нарчіе: средь, устъ (Усть-сысольскъ, Усть-угъ), прочь, усторонь, вручь, наизусть, имена прилагательныя: прямь, исполнь, свободь, близъ, различъ, влежачъ.— Этихъ формъ много, мы далеко ихъ не вс высчитываемъ, он образуются черезъ ь, иногда сокращающій, иногда только смягчающій, — смотря потому, какую гласную онъ замняетъ {Любопытны здсь формы: искони, безпрестани. Здсь является и, а не ь. Образовались ли он изъ женской формы: конь, престань, въ свою очередь образовавшейся: конь изъ имени: конъ, какъ варъ — варь (не надобно смшивать этой женской фирмы съ мужеской: конь, это совершенно другое),— престань изъ прилагательнаго: престанъ (какъ погань — погань)? Или же это есть ь, получившій гласность, огласившійся, такъ что первообразныя форны будутъ: исконь, безпрестань? Въ такомъ случа эти формы могли образоваться или отъ инмни существительнаго или отъ прилагательнаго, первообразнаго разумется. Вроятно скоре отъ прилагательнаго и даже отъ причастія: по крайней мр, второе слово. Въ пользу перваго предположенія, собственно касательно слова безперестани, то есть въ пользу того что здсь является имя ж. р.: престань, — говорить слово встань, встрчающееся въ лтописи Новг. (Т. 3, стр. 5) — Выраженіе: испоконь, соотвтствуетъ выраженію: допоясъ, приводимому авторомъ. Въ этихъ двухъ случаяхъ точно можно признать сокращеніе: до-поясъ могло удобно сократиться изъ до пояса, вслдствіе перенесенія ударенія, а испоконъ могло сократиться изъ испокона (изъ покона), потому что говорится не одно, а въ соединеніи съ слдующимъ словомъ (испоконь вку) Выраженіе приводимое также авторомъ: но-плечь, можетъ быть сокращеніе тоже, а можетъ быть и форма нарчія съ ь, какъ: вручь.}, Вспомнимъ, какъ также черезъ ь, образуется притяжательная форма: Владиміръ — Владимірь.

На стр. 366: ‘Такимъ образомъ составленныя обстоятельственныя слова должно отличать въ нашей книжной рчи отъ введенныхъ въ позднйшее время изъ чужихъ языковъ. Первыя принадлежатъ къ особенностямъ древнйшаго Словосочиненія, напр. на роду вм. однажды: ‘да съ нимъ на роду вотъ что случилося’.— Черезъ нсколько строкъ:,‘ Прим’. 2. Народныя формы обстоятельственныхъ словъ имютъ то преимущество передъ нарчіями, общеупотребительными въ книжной рчи, что выражаютъ мысль наглядне, какъ напр. въ приведенномъ примр отвлеченное понятіе однажды замнено боле нагляднымъ на роду, или у Пушкина во сн, вм. никогда: ‘а меня и во сн не проси’ — Народныя формы точно наглядне и живе: въ этомъ мы согласны совершенно съ авторомъ, но объясненія его кажутся намъ неврными. Выраженіе: на роду, не соотвтствуетъ: однаэк^ ды, на/юду — это тоже, что: въ жизни. Здсь рисуется все протяженіе времени, все поприще человка, и среди поприща — тотъ или другой случай. Этому представленію не соотвтствуетъ слово: однажды, — ибо обозначаетъ только одну точку времени, одинъ моментъ, а это совершенно другое. Кром того, одинакихъ случаевъ въ теченіи жизни можетъ быть не одинъ, но два, три, и т. д. Можно сказать: ‘съ нимъ на роду это три раза случалось’. Слово: однажды, здсь уже ршительно употребить нельзя, нельзя сказать: съ нимъ однажды это три раза случилось. Въ противномъ случа было бы возможно извстное выраженіе: ‘однажды шелъ дожжикъ дважды.’ — Точно такъ же выраженію: во сн, не соотвтствуетъ слово: никогда. Выраженіе: во сн, вовсе не показываетъ времени просьбы (когда?), и показываетъ обстановку, способъ просьбы (какъ?). Этому выраженію: во сн, соотвтствуетъ не: никогда, а: никакъ.— Это видно отчасти и изъ того, что при выраженіи: во сн, можно совершенно свободно употребить: никогда, какъ прямо относящееся къ выраженію: во сн, напр.: ‘а меня никогда и во сн не проси’ Между тмъ, какъ слово: никакъ, сюда нейдетъ, употребленіе слова: никакъ, при выраженіи, во сн — въ особенности, какъ прямо относящееся къ нему — становится насильственнымъ, напр.: ‘а меня никакъ и во сн не проси’. Или же здсь это употребленіе совершенно можетъ измнить оборотъ рчи, въ томъ смысл: ‘а меня никакъ — даже и во сн — не проси.’ —

На стр. 367 авторъ говоритъ: ‘Довольный, довольно, вм. древнйшаго довьла: въ сп. Упиря: ‘не довьла ли вамъ’ (въ испр.: ‘не доволно ли вамъ)’.— Образованіе прилагательныхъ: довольный, довольно, можетъ быть образованіемъ и независящимъ отъ: довьла. Довольный, довольно, происходитъ кажется отъ рченія: до воли, то есть: до того, сколько хочешь (напр.: ‘лъ довольно’: до воли, до того, сколько хотлъ). Это выраженіе: доволи, въ смысл довольно, существуетъ въ народномъ язык (Обл. слов. стр. 48). Есть похожее выраженіе въ древи. Рус. стих.: ‘до люби тебя пожалую’ (стр. 194). Мы думаемъ здсь это значитъ: сколько любишь, сколько желаешь, столько тебя пожалую.—

На стр. 368, авторъ говоритъ: ‘Примч. 2. Вмсто двойнаго отрицанія ^ничего не возьмешь, не сдлаешь’, въ народномъ язык говорится: ‘не что возьмешь’, ‘не что сдлаешь’, напр. у Ф. Виз. ‘посл и спохватится, да не что сдлаешь’.— Здсь мы не видимъ: одного выраженія вмсто другаго, это не одно и то же, здсь въ каждомъ выраженіи есть свой особый смыслъ. Двойное отрицаніе является въ Русскомъ язык съ отрицаніемъ: ни (ни-какой, ни-когда, ни-что), ни не есть простое отрицаніе, какъ не, ни есть, союзъ соединительный: и (напр. ‘я люблю: и тебя и его’), союзъ, который, въ особенности соединяясь съ отрицаніемъ, придаетъ характеръ самостоятельнаго оборота словамъ, передъ которыми стоитъ, какъ бы предполагая или самъ выражая двоеточіе (:), напримръ: ‘я не люблю: ни его, ни тебя’. Или же онъ избавляетъ отъ повторенія предложеніе отрицательное, при чемъ иногда иметъ значеніе даже, напримръ: ‘я не люблю тебя, ни его’, ‘я не пилъ ни капли’. Только при словахъ, сложенныхъ съ этимъ ни и принимающихъ особенный его, союзно-отрицательный, смыслъ, образуется двойное отрицаніе.— Уже по одному этому, выраженіе: не что возьмешь, не можетъ быть поставлено на одну доску съ выраженіемъ: ничего не возьмешь. Отсюда уже можно видть, что смыслъ этихъ выраженій — не одинъ и тотъ же. Потомъ, надобно обратить вниманіе на отрицаніе, на то, къ чему придается оно въ рчи. Если отрицаніе придается къ глаголу, тогда является собственно отрицательное рченіе, отрицаніе здсь распространяется и на предметъ дйствія, и, такъ какъ предметъ отрицается только косвенно, то онъ представляется отвлеченнымъ, съ своей неопредленной общей стороны, а потому имя, его означающее, становится въ родительномъ падеж (я не вижу дома, я не вижу башни). Когда отрицаніе придается къ предмету дйствія, тогда дйствіе является въ простомъ утвердительномъ своемъ вид, а предметъ дйствія не косвенно, а прямо, на-чисто отрицается: поэтому имя, его означающее, становится не въ родительномъ, а въ винительномъ падеж, ибо глаголъ сохраняетъ всю свою прямую, положительную силу (не домъ я вижу, не башню я вижу). Разница этихъ выраженій совершенно ясна. Такую же точно разницу видимъ мы и въ выраженіяхъ: ничего не сдлаешь, и: не что сдлаешь, эта разница усиливается здсь особеннымъ значеніемъ, сложнаго со словомъ: что, отрицательнаго:, ни (ничто).— Замтьте, что: не что, — падежъ винительный (не домъ я вижу).— Не что сдлаешь значитъ приблизительно: не что нибудь сдлаешь. Для большей ясности приведемъ напр. выраженія: ‘средства никакого не найдешь’ и ‘не средство какое найдешь’: соотвтствіе рченій совершенно такое же, какъ рченій: ‘ничего не возьмешь’ и ‘не что возьмешь’. Оба выраженія, конечно, соотвтствуютъ другъ съ другомъ, но между ними есть положительная разница. Разница кажется намъ столь очевидна, что не требуетъ большаго поясненія.

На стр. 370 авторъ говорить, какъ о старинномъ, объ употребленіи кто со множественнымъ: ‘кто косятъ?’ — Но теперь вы, очень естественно и очень свободно, выразитесь также, если вы видите передъ собою много косцовъ. Мы вполн признаемъ: современность этого употребленія. Также совершенно современномъ мы признаемъ соотвтствіе множественнаго: т, единственному: кто, какъ въ примр, приводимомъ авторомъ:

У насъ кто на мор не бывалъ,

Морской воды не видалъ,

Не видалъ дла ратнаго, человка кроваваго,—

Отъ желанья т Богу не наливались.

Признаемъ такую же современность и въ выраженіяхъ, какъ напр. (приводимое авторомъ): ‘или кто по мн въ томъ монастыр иныя строительницы и сестры будутъ’. Возьмемъ тоже самое употребленіе, только въ выраженіи современномъ, и увидимъ, что это употребленіе намъ близко, совершенно наше и теперь. Напр. ‘Кто иные прикащики у васъ посл меня наймутся, сколько бы ихъ ни было, вс меня одобрятъ’.

На стр. 372. авторъ, разсуждая о мстоименіи: что, между прочимъ говоритъ: ‘г) Наконецъ что и то, употребляясь въ преложеніяхъ независимо, служатъ какъ союзы, только связью между ими. напр. ‘что ужинъ, то расправа’ (въ смысл частицъ какъ-такъ, какъ скоро-такъ, когда-тогда). ‘И что звзда, то ясное веленье’.— Нельзя по нашему мннію сказать, чтобы здсь что были союзы, первоначальное значеніе что и то какъ мстоименій, чувствуется здсь явственно (по крайней мр какъ оттнокъ) и легко можетъ быть возстановлено. ‘Что ужинъ — то расправа’, напримръ, можетъ быть понято въ смысл: ‘что есть ужинъ — то (самое) есть расправа’ (то есть: ‘ужинъ — это расправа’, ‘ужинъ есть расправа’, ‘ужинъ — расправа’). Здсь при самомъ употребленіи какъ-бы слышится, какъ употребленіемъ придается этотъ союзный смыслъ мстоименія’: что и то,— какъ бы слышится переходъ отъ мстоименія къ союзу, и только переходь.

Вслдъ за тмъ, въ примчаніи 3-мъ, авторъ приводитъ примры употребленія: что — то, въ старинной литератур. Если авторъ хотлъ сказать, что это особенность старинной литературы, тогда онъ совершенно не.правъ, по нашему мннію, ибо вс обороты, имъ приводимые, вполн свойственны Русскому языку, какъ старинному, такъ и современному. Вотъ собственныя слова самого автора: ‘Примч. 3. Въ старинной литератур: ‘что ни вложитъ кусокъ въ ротъ, то цну считаетъ’. ‘Что боле зашиваетъ (кафтанъ), то боле дерется’. ‘Что ко лбу перстъ, то мысль родится’. ‘Что ночь, то Домовой пугать его ходилъ’. Частица что объясняется въ этихъ случаяхъ, какъ нарчіе, въ вид союза употребленное, потому иногда можетъ соотвтствовать слитному нарчію еже: что день, то = еже-дневно, что минута, то = еже-минутно. Въ Яренск. Столбц. ежесуботъ (=что субота).’ —

Въ примрахъ употребленія, приведенныхъ авторомъ, гд что — то относится къ цлому рченію, мы все не видимъ въ что — то ршительнаго союза, все можемъ узнать мстоименія, но ставшія еще боле отвлеченными, ибо относятся къ цлому рченію, напр.: ‘что ко лбу перстъ, то мысль родится’. Съ этимъ выраженіемъ можетъ быть сравнено, и вмст объясняетъ его — выраженіе, напримръ:это: честь имю быть вашимъ покорнйшимъ слугою,— то же (самое), что: знать васъ не хочу’. (Даже и приведенное выраженіе можетъ быть сказано такимъ образомъ: ко лбу перстъто же самое, что: мысль родится).— Точно тоже видимъ мы въ выраженіи: что ночь, то..’, что день, то…. и пр., и даже здсь мстоименіе опять явственне, ибо относится къ имени.— Положимъ, что въ подобномъ выраженіи мстоименіе: что, соотвтствуетъ нарчію: еже, но въ то же время ршительно отличается своимъ особымъ оттнкомъ, именно: живостью, дйствительностью въ выраженіи: ‘что день, то’, тогда какъ еже придаетъ выраженію отвлеченный общій оттнокъ: ‘еже-дневно (каждо-дневно)’.

Скажемъ при этомъ мимоходомъ, что сложное мстоименіе: еже соотвтствуетъ еще иначе мстоименіямъ: что-то, именно самимъ составомъ своимъ.— Въ язык Церковно-Славянскомъ: иже (яже, еже) иметъ, какъ извстно, значеніе который, какъ же возникло это значеніе, и что такое — это и-же?— И, какъ извстно, иметъ значеніе: онъ, и получаетъ значеніе: который, только въ состав съ же. Что же такое это: же, и какое слово нужно придать къ онъ, чтобы изъ онъ образовалось — который? Это же (говоря приблизительно) есть что, въ язык Польскомъ оно прямо это значитъ. И именно: что — вотъ слово, которое нужно придать къ онъ, чтобы изъ онъ образовалось который, то есть такимъ образомъ: онъ, что.— Мстоименіе: же, является у насъ кристаллизовавшимся, но прежде, конечно, оно измнялось по всмъ измненіямъ мстоименія. Въ такомъ случа, е-же (оно-что) совершенно соотвтствуетъ мстоименіямъ: что-то, только съ обратною перестановкою, ибо е-же значить: оно-что, или иначе: то-что.

Но что же такое это же?— Говоря о переходахъ буквъ, г. Буслаевъ въ первой части своей грамматики (стр. 58—61) справедливо замтилъ, что Славянское же отвчаетъ Русскому и, и что основная буква этихъ звуковъ есть д. Такъ при словахъ: нужда, нужа, коренная основа: нуд (нуда). Соглашаясь въ томъ, что говоритъ г. Буслаевъ о соотвтствіи между собою и о переходахъ: жд, ж и д, мы не согласны въ томъ, чтобы жд былъ исключительно звукъ Церковно-Славянскій, и ж — Русской. Г. Буслаевъ самъ приводитъ примры употребленія и вмсто жд, еще въ Остроміровомъ Евангеліи, и видитъ въ этомъ вліяніе выговора писца. Не станемъ теперь оспоривать, что это было по вншнему вліянію: для насъ важно то, что и изъ древности является въ язык Ц.-Славянскомъ.— Въ язык Русскомъ въ свою очередь есть употребленіе не только и, но и жд, примровъ много. Замчательно, что жд является у насъ преимущественно въ посредствующей форм глагола на: а-ю: напр.: гожу — угождаю, тружу — утруждаю, и пр. А самое то, что жд является въ извстной глагольной форм, доказываетъ, что это жд — свойственно нашему языку.— Но самый переходъ д въ ж и въ жд, и преобладаніе и въ язык Русскомъ, а жд — въ языкъ Церковно-Славянскомъ: это не подлежитъ никакому сомннію.— Обратимся опять къ мстоименію: же. Рядомъ съ этою, формою, встрчаемъ мы въ язык Ц.-Славянскомъ другую форму:* жд, въ слов напр. кыйждо, форму эту ждо признаемъ мы тождественною съ же, какъ по близости значенія, такъ и по соотвтствію ж и жд. Форма мстоименія: ждо, есть также форма кристаллизовавшаяся. Въ значеніи же и ждо, несмотря на ихъ близость, есть и разница. Языкъ представляетъ часто примры, что одно и то же слово, кристаллизуясь, или даже оставаясь, такъ сказать, въ разныхъ своихъ формахъ, получаетъ разныя значенія: напримръ хотя бы: голова и глава, это одно и тоже слово, но при одномъ особомъ значеніи утвердилась одна его форма, а при другомъ особомъ значеніи — другая, такъ говоря о деревенской должности, вы скажете непремнно: голова, а не глава, а о церкви скажете: глава (у этой церкви пять главъ), а не: голова.— Сюда же относятся, напримръ: по/юхь и прахъ (одинаково принадлежащіе языку Русскому), и проч. и проч.— На томъ же самомъ основаніи возникшую разницу, при основномъ явственномъ сходств, видимъ мы между мстоименіями: же и ждо. (Опредлять этотъ оттнокъ мы теперь не считаемъ нужнымъ). Въ мстоименіи: ждо, кром этой средней формы ед. числа (ждо),— видимъ мы уцлвшій, но тоже кристаллизовавшійся, падежъ именительный (или творительный) множественнаго числа, въ рченіяхъ: однажды {Слово однажды было, можетъ быть, нкогда: однажда или (однаждо), но сюда, при кристаллизованіи, вроятно перенесено окончаніе множ. числа: жды, какъ это нердко бывваетъ въ язык, и какъ это видимъ напримръ при кристаллизованіи двойственнаго числа (‘четыре человка,’ а не ‘человки’).}, дважды. трижды, многажды. Въ Русскомъ язык мы имемъ полное склоненіе: каждый, но такъ какъ, вполн народною формою, мы слово: кажный, признать не можемъ (народъ охотно употребляетъ кажный: здсь и, вставленное для благозвучія, совершенно измняетъ древнюю форму кажь или кажъ: кажій, и образуетъ форму новйшую: кажный, подобно какъ изъ аже образовалось ажно): то и думаемъ, что, усвоивъ себ форму Церковно-Славянскую, Руской языкъ, столь чуждый кристаллизаціи, подчинилъ ее общимъ формамъ склоненія.— Нашъ языкъ впрочемъ иметъ и другую форму, соотвтствующую Ц.-Славянской, гд точно также вмсто жд является ж, уцлвшее въ этомъ простомъ своемъ вид безъ примси и, именно нарчіе трожжи (трожды. трижды), напр. въ пословиц: ‘про одни дрожжи, говорить трожжи’. — И такъ у насъ есть не только же, но и жи: вроятно именительный (или творительный) мн. ч.— Такимъ образомъ мы думаемъ, что настоящая форма мстоименія же и ждо, является передъ нами въ кристаллизованномъ вид: же, ждо,— именительный падежъ первообразной формы: (какъ: добръ), средняго рода единственнаго числа, и: жи, жды,— падежъ творительный, той же первообразной формы, множественнаго числа. Но кром этого соотвтствія между же и ждо, мы видимъ въ язык Церковно-Славянскомъ соотвтствіе самое прямое, именно: же и жде, здсь уже вся разница въ отношеніи между собою звуковъ ж и жд.— Это соотвтствіе встрчается въ такихъ словахъ, въ которыхъ же (какъ прибавка) — несомннно: именно: тако-жде и тако-же, а также: то-жде — той-жде.— Очевидно, что здсь жде совершенно соотвтствуетъ же: тому же, которое употребляется и въ язык Ц.-Славянскомъ, прилагаясь и къ именамъ, и къ прилагательнымъ, и къ мстоименіямъ, напр.: никто-же, ничто-же, ничесо-же, этимъ словамъ совершенно отвчаетъ: то-же, которое пишется по Ц.-Славянски: тожде.— Очевидно, что въ сложныхъ: ничто-же и то-жде (оба употребительны въ Ц.-Славян. язык), же и жде — совершенно одно и то же слово (какъ нужда и нужа): вся разница въ измненіи буквъ.— Тождество здсь же и жде — несомннно. Это тождество въ свою очередь доказываетъ, что Ц-Славянскій языкъ допускаетъ и ж и жд. Что касается до формы ждо, то здсь видимъ рядомъ ту же, только несмягченную форму (чему примровъ много). Но на этотъ разъ мы предпочитаемъ форму смягченную: жде, какъ несоотвтствію съ же, такъ и потому, что здсь смягченіе, вслдствіе тождества съ же, должно быть естественне и первоначальне, ибо же и жде стоятъ совершенно на одной доск. Ждо есть, думаемъ, скоре огрубніе звука.— И такъ мы беремъ дв формы одного и того же слова: же, жде,— об, какъ видимъ, употребляющіяся и въ Ц.-Славян. язык.— Но наконецъ, что же такое это: же, жде? Кореннымъ звукомъ ж и жд быть не можетъ, въ ж и жд переходитъ, какъ извстно уже, буква д слдовательно настоящій коренной звукъ и первоначальная форма этого мстоименія — не жде и не же, а де. Въ такомъ случа, намъ сейчасъ открывается сродство этого нашего мстоименія съ такими же мстоименіями въ другихъ языкахъ, опирающимися также на букву д.— Наше де соотвтствуетъ съ Латинскимъ: dem, и Греческимъ , а наше и-же или (въ первоначальномъ своемъ вид) и-де, соотвтствуетъ Латинскому i-dem, Санскритскому: idаm. Боппъ совершенно справедливо видитъ {Vergl. Gram. 2. Band. 1858, стр. 142—143.} въ Греческомъ мстоименное происхожденіе, и указываетъ на то, что еще у Гомера это заявило дательный множественный: , . Это какъ разъ совпадаетъ съ нашими словами о кристаллизаціи этого мстоименія, нкогда имвшаго склоненіе. Есть ли это мстоименіе де — смягченіе мстоименія то, или образовалось оно самостоятельно, сохраняя, конечно, естественное сходство между буквами т и д?— въ разсмотрніе этого вопроса, а равно и другихъ соприкосновенныхъ, мы теперь не вдаемся и откладываемъ это до другаго раза, до боле подробнаго разсмотрнія мстоименій. Скажемъ здсь только, что второе предположеніе кажется намъ вроятне {Замчательно, что, при семь преобладаніи же въ язык Церковно-Славянскомъ,— въ немъ однако это жд встрчается весьма мало въ форм мстоименія, очевидно древней, именно въ же (жде). Не говорится: ничесо-жде, никто-жде, наконецъ не говорится: и-жде, но иже: а это несомннно крайне древняя форма. Между тмъ языкъ Церковно-Славянскій въ другихъ случаяхъ предпочитаетъ жд: въ формахъ же, несомннно древнихъ, какъ мы сказали,— употребляетъ ж. Это доказываетъ, по нашему мннію, что ж — древне, чмъ жд. Конечно, еще древне само д, но первое его прямое смягченіе, думаемъ мы, есть ж,— съ чмъ согласуется и употребленіе и въ формахъ, несомннно боле древнихъ.— И такъ Церковно-Славянское: жд, есть относительно позднйшее явленіе, а Русское ж,— древнйшее.}.

Авторъ продолжаетъ (на той же стр.): ‘д) Изъ сказаннаго явствуетъ, что во всхъ случаяхъ надобно подразумвать указательную частицу то, гд бы ни стоялъ союзъ что, напр. ‘говоритъ, что придетъ’ (т. е. говоритъ то, что), ‘что-бы работать прилежно, надобно любить трудъ (т. е. то надобно любить трудъ).’ — Во первыхъ, мы совсмъ не видимъ необходимости подразумвать непремнно: то, гд употреблено: что. Возьмемъ примръ, приводимый авторомъ: ‘говоритъ, что придетъ’. Здсь непремнно подразумвать то,— надобности мы не видимъ. То, пожалуй, можетъ быть употреблено и здсь, и тогда, сдлавъ рченіе полне, подробне (говоритъ то, что придетъ)’ придастъ ему особый оттнокъ: смыслъ фразы опирается тогда на то. Но и безъ то, оборотъ рченія правиленъ и цлъ. Вопросительный оборотъ объясняетъ дло достаточно: ‘что говоритъ?’ — ‘Придетъ’ (‘говоритъ, что придетъ’).— Во вторыхъ, примры, приводимые авторомъ, далеко не одинаковы. Въ первомъ примр, мы видимъ въ что и въ ‘подразумваемомъ’ то — все еще мстоименіе, переходящее въ союзъ (подобно какъ въ вышеразсмотрнныхъ употребленіяхъ). Самая возможность употребленія: ‘говоритъ то, что придетъ’, показываетъ ощутительно значеніе мстоименія, особенно въ то {Можно для большей ясности привести въ примръ еще выраженіе ‘знаю кто’. Можно, если угодно, и здсь подразумвать тотъ, именно: знаю того, кто…. смыслъ фразы опирается тогда на: тою, и она получаетъ особый оттнокъ. Но безъ того,— оборотъ совершенно полонъ, и въ немъ нтъ подразумваемаго. онъ тоже объясняется вопросомъ: ‘кто?’— ‘Знаю’ (знаю, кто).}.— А въ другомъ примр видимъ мы въ то мстоименіе, не переходящее, а уже перешедшее въ союзъ, и относящееся не къ: что, а къ: чтобы, а это разница.

На той же стр.,въ примч. 4, авторъ говоритъ: ‘Впрочемъ могла мстоименіе то бываетъ необходимо, именно тогда, когда употреблено въ форм мстоименіи, напр. ‘я самъ безъ тою глазъ не сведу, чтобы выборный не разсказывалъ мн исторій?.. ‘Не безъ того, чтобъ не вздохнуть.’ — Мы уже довольно подробно возражали автору касательно употребленія мстоименія мю (то, что). Употребленіе мстоименія: то, на которое указываетъ авторъ, и въ которомъ онъ признаетъ мстоименіе,— доказываетъ еще боле, высказанное выше, наше мнніе, (т. е. то, что мы находимъ въ подобныхъ употребленіяхъ все же мстоименіе, а не совершенный союзъ). Ибо въ употребленіи этомъ мы видимъ, по мстоименіе то — прознаваемое и г. Буслаевымъ за мстоименіе (‘безъ того, чтобъ’) — относится къ цлому предложенію, оставаясь однако мстоименіемъ: стало быть это возможно, слдовательно возможно значеніе мстоименія и при такихъ рченіяхъ какъ: ‘что: ко лбу перстъ, то: мысль родится’, здсь мстоименіе: что и то, относится подобнымъ же образомъ къ цлому предложенію,— Но мы, какъ сказали, видимъ въ этомъ выраженіи не просто мстоименіе, а мстоименіе, не перешедшее, но переходящее къ союзъ, мы видимъ здсь мстоименіе въ его значеніи переходномъ къ союзу.

На стр. 377 авторъ говоритъ: ‘При частиц какъ подразумвается не только такъ (напр. ‘блъ, какъ лунь’), но и то, напр. ‘видишь, какъ много сдлано (= видишь то, какъ —)’.— Мы уже говорили, что намъ очень странными кажутся вс эти подразумванія то при что, такъ при какъ, и проч. Здсь мы должны повторить тоже самое. Самъ авторъ, какъ кажется, чувствовалъ, что такое подразумваніе (такъ при какъ) иногда неудобно, неумстно, и даже просто невозможно, но такъ какъ, по его мннію, при какъ что нибудь необходимо должно подразумваться, то авторъ и думаетъ, что при какъ подразумвается то, и приводитъ примръ (‘видишь, какъ много сдлано = видишь то, какъ много сдлано’), примръ, въ которомъ является вся несообразность такого подразумванія. Какое же можетъ быть здсь соотношеніе между то и какъ? Разв можно сказать: видишь то, какъ много сдлано? Это выраженіе насильственное, натянутое: отъ того именно, что при какъ здсь ничего не подразумвается, и ужъ никакъ не то. Если же подразумвать, то (придавая рченію подробную обстановку) скоре ужъ можно и здсь подразумвать такъ, именно: ‘видишь такъ (много), какъ много сдлано (столько, сколько сдлано)’. Это еще съ натяжкою возможно, но авторъ этого-то, какъ видно, не находить. Намъ сдается, что автора сбиваетъ, Слегка вопросительный, или лучше восклицательный оттнокъ, который онъ, кажется, здсь придаетъ рченію. Но въ такомъ случа, при восклицательномъ или вопросительномъ оттнк, нельзя составлять уже подробнаго, или лучше обстоятельнаго рченія (то, что, такъ, какъ) и потому ршительно ничего подразумвать нельзя. Напримръ: ‘посмотри: каковъ молодецъ.’ Иди короче: ‘каковъ молодецъ!’ — Здсь, просто, не возможно подразумвать ни: таковъ, ни: то.

Авторъ тутъ же говоритъ (на той же стр.): ‘Иногда на мст опущенныхъ указательныхъ частицъ въ соотвтствіе вопросительнымъ какъ скоро’ куда, когда, ставится то’ (дале идутъ примры).— Опять ‘опущеніе’!— Но самое это, что посл этихъ вопросительныхъ ставится то, показываетъ, что нтъ никакихъ опущеній, и что такъ и слдуетъ. И точно: какъ скоро,— такъ скоро: одинъ смыслъ, какъ скоро — то: другой смыслъ, когда — тогда: одинъ смыслъ, когда — то: другой смыслъ. Во второмъ случа такъ же мало опущено: такъ скоро, тогда, какъ въ первомъ случа — то, — Приводимые на слдующей страниц авторомъ примры, въ которыхъ то соотвтствуетъ который, кой часъ, и нк. др.,— намъ кажутся понятны, ибо такое употребленіе совершенно совпадаетъ съ значеніемъ то, которое, имя боле общій оттнокъ и широкой смыслъ, можетъ относиться и къ другимъ ко многимъ, относительнымъ (или вопросительнымъ) мстоименіямъ и нарчіямъ.

На стр. 379 авторъ говоритъ: ‘б) Будущее условное употребляется только въ придаточномъ, напр. въ Лавр. сп. ‘аще ли купилъ буде Грьчинъ, подъ хрестомъ, достоить ему, да возметь цну свою, елико же далъ будетъ на немъ.’ Потому и происшедшій отъ этой формы союзъ буде служитъ указателемъ придаточнаго предложенія: ‘буде купилъ что нибудь, пусть продастъ за свою цну’ — ‘пусть продастъ за свою цну, что бы ни купилъ.’ — Сравненіе этихъ двухъ предложеній, которыя авторъ соединяетъ знакомъ =, кажется намъ не врнымъ: ‘буде купилъ что нибудь’ вовсе не значитъ: ‘что бы ни купилъ’, потому во первыхъ, что отрицательная частица ни перешла во второмъ предложеніи къ глаголу, а это измняетъ весь смыслъ, и, во вторыхъ, потому, что вмсто буди поставлено бы, а это совершенно не одно и тоже (о темъ было уже говорено).— Однимъ словомъ мы не понимаемъ причины сопоставленіи и сравненіи этихъ предложеній.

Но мы должны опять напомнить себ, что разборъ нашъ становится слишкомъ обширенъ и подробенъ, и хотя мы конечно можемъ въ разбор нашемъ касаться до всего, до чего коснулся авторъ въ своей грамматик, какъ бы мелко это ни было, но разборъ нашъ все же иметъ критическое значеніе, которое должно ограничить его предлы и не позволить ему вырости объемомъ своимъ въ книгу. Поэтому оставимъ въ сторон не столь существенныя замчанія наши г. Буслаеву, равно какъ и изложеніе, по поводу оныхъ, нашихъ собственныхъ мыслей, и укажемъ только на боле важныя, по нашему понятію, его замтки и мннія.

На стр. 383 авторъ говоритъ о союз: будто: ‘ 273. Этотъ союзъ собственно означаетъ предположеніе и составляетъ самъ собою цлое предложеніе: будто (будь-то), какъ и есть ли ( 192): но когда употребляется въ придаточномъ, тогда соотвтствуетъ указательной частиц то, напр. ‘я видлъ во сн, будто плыву по морю’ (= видлъ — то, что плыву, = видлъ то, что будто).’ — Прежде всего скажемъ, что объяснительныя выраженія, въ скобкахъ, очень разнятся другъ отъ друга, а второе выраженіе даже и не подходитъ къ высказанному мннію автора, что будто соотвтствуетъ то, ибо во второмъ удержано будто, помимо соотвтствія съ то, которому тутъ соотвтствуетъ что (то, что): видлъ то, что, будто…. Мы думаемъ однако, что отъ мннія своего авторъ не отказался, а поэтому и возражаемъ ему.— Здсь будто совсмъ не соотвтствуетъ то (какъ говоритъ авторъ), здсь, въ приведенномъ примр, словомъ: будто, именно высказывается, что мое плаваніе по морю не имло въ себ никакого дйствительнаго основанія, а было дломъ одного воображенія, было сномъ.— Мы не согласны съ авторомъ въ самомъ опредленіи союза. Будто совсмъ не значитъ: предположеніе, а уподобленіе, воображеніе чего нибудь, мечтаніе, вообще представленіе умственное, съ которымъ соединяется въ тоже время почти увренность, что оно можетъ существовать только въ ум, а не на дл, или по крайней мр сюда примшивается сомнніе въ дйствительномъ его осуществленіи: поэтому — представленіе умственное неврное, шаткое. Смыслъ этотъ со всми своими оттнками совершенно вытекаетъ изъ первоначальнаго повелительнаго: будь-то. Напр. ‘говорятъ, будто я васъ люблю’, ‘я видлъ во сн, будто я плыву по морю’, ‘ты всхъ учишь, будто наставникъ’.— Везд здсь выражается невріе или сомнніе’ чтобы существовало, или могло существовать, на дл, то дйствіе или явленіе, передъ которымъ стоитъ: будто.— Это не то, что предположеніе, во первыхъ предположеніе можетъ соотвтствовать только одной изъ сторонъ значенія будто, а потомъ, предположеніе не заключаетъ въ себ никакого сомннія въ возможности существованія на дл того, что предполагается, напримръ: ‘предполагаютъ, что вы любите пышность’ — здсь нтъ никакого сомннія въ возможности предполагаемаго, ‘вс предполагаютъ, будто вы любите пышность’ — здсь является сомнніе въ возможности существованія того, что предполагается. Говорящій съ вами даетъ чувствовать какъ будто несообразность предположенія (о томъ, что вы любите пышность), — несообразность, которая не видна всмъ другимъ, но которую онъ, говорящій, понимаетъ. Такимъ образомъ, будто нельзя употребить тамъ, гд нтъ сомннія, напримръ можно сказать: ‘я всегда предполагалъ, что вы служите’, по нельзя сказать: ‘я всегда предполагалъ, будто вы служите’ (разв этому придать опять особенный мечтательный оттнокъ, оттнокъ воображенія). Значеніе будто, значеніе сомннія, видне въ вопросительномъ предположеніи: ‘будто это онъ?’ ‘Будто вы примете сторону этого господина?’ — или въ вопросительно-восклицательномъ, гд является не только сомнніе, но и отрицаніе того, что выражается при слов будто. Напр.: ‘Будто я соглашусь на это!’ ‘Будто мы тебя оставимъ!’ — или наконецъ просто: ‘Будто?’ — въ смысл: неужели, съ оттнкомъ сомннія.

Говоря, на стр. 387, 388, 389 и 390 о неопредленномъ наклоненіи, авторъ находитъ, что: ‘ 276. Полное придаточное предложеніе, состоящее изъ глагола съ частицами что, чтобы, дабы, можетъ сокращаться въ форму неопредленнаго наклоненія На примръ: ‘Крестьянина Червякъ просилъ его пустить въ свой садъ’ (= чтобы, пустилъ въ свой садъ)’.— Мы уже много разъ говорили о подобныхъ сокращеніяхъ, существующихъ только въ ошибочныхъ толкованіяхъ грамматикъ, толкованіяхъ, противорчащихъ жизни, дйствительности языка, уничтожающихъ разнообразность и самостоятельность его оборотовъ, изъ которыхъ каждый стоить независимо другъ подл друга, не сокращаясь и не распространяясь одинъ изъ другаго, а имя дло прямо съ мыслію человка, въ рчи выражающеюся {Мы не разъ возражали, не перестанемъ возражать, противъ этихъ сокращенія, на которыя опираются наши грамматики при своихъ объясненіяхъ рчи.— А почему однако — можно спросить грамматиковъ — этотъ оборотъ изъ того сокращаемся, а не тотъ изъ этого распространяется? Распространеніе, кажется, скоре можно допустить. Мы вовсе не думаемъ принимать ни сокращенія, ни распространенія, а предлагаемъ только этотъ вопросъ грамматикамъ: почему не признать напримръ распространенія, хотя также, какъ признается сокращеніе? Почему напр. оборотъ съ придаточнымъ: ‘прошу, чтобъ вы гуляли,’ не образуется, посредствомъ распространенія изъ оборота съ неопредленнымъ: ‘прошу васъ гулятъ’?— }. Авторъ дале (стр. 888) говоритъ: ‘Такое сокращеніе придаточнаго можетъ быть какъ при глагол, напр. думаю идти (= о томъ, чтобъ идти), такъ и при имени: пора идти (= чтобъ идти), охотникъ кататься (= до катанья, до того, чтобы его катали)’.— Если принять мнніе г. Буслаева’ то посл этого всякое неопредленное наклоненіе есть — сокращеніе. Въ самомъ дл, напр: хочу писать: (= то, чтобы писать). Вели подать (== то, чтобы подать). Охота скакать (= чтобы скакать). Надется пріхать (=на то, что бы пріхать). Наконецъ даже неопредленное, отдльно употребленное, будетъ опять сокращеніе, напр.: заниматься хорошо (= то, чтобы заниматься хорошо).— И такъ, вообще, неопредленное наклоненіе выходитъ — сокращеніе. Такимъ образомъ уничтожается одно изъ самостоятельныхъ видоизмненій глагола — не только самостоятельное синтаксическое употребленіе, но самостоятельное видоизмненіе, нашедшее себ опредленное свое выраженіе, свою особую форму, въ язык самомъ. Но этого допустить нельзя. Нельзя допустить, чтобы языкъ создалъ цлую особую форму, съ предварительнымъ разсчетомъ употреблять ее, какъ сокращеніе при оборотахъ.— Нтъ, вся ошибка со стороны грамматикъ, ошибка, которая самаго дла не измняетъ. Всякая самостоятельная форма языка, выразившаяся въ язык самомъ, иметъ непремнно самостоятельное, органическое (а не составленное, химическое) значеніе и существованіе.

Въ подробности мы не вдаемся. Скажемъ только одно замчаніе. Мы не имемъ Латинскаго оборота: accusations cum infinitive, но думаемъ, что у насъ отчасти есть соотвтственный оборотъ, только при другомъ падеж, при томъ, который по вашему мннію есть самый разнообразно-употребительный, самый многозначительный падежъ въ Русскомъ язык, именно: падежъ дательный. Выраженія, приводимыя самимъ авторомъ, тоже между прочимъ подкрпляютъ эту мысль, напр.: ‘молили прити ему’, или: ‘ждутъ ому, чаютъ быть уму’, и проч. и проч. Неопредленное при другихъ падежахъ совершенно не иметъ (мы не говоримъ объ оборотахъ заимствованныхъ изъ другихъ языковъ) того значенія, какое иметъ въ Латинскомъ accusativus cum infinitive. У насъ же существуетъ, хотя далеко не такъ распространенный, dativus cum infinitive.— Подробное изслдованіе и разсмотрніе дательнаго падежа представимъ, можетъ быть, отдльно.

Въ примръ неточности, шаткости и даже противорчія въ выраженіи можемъ привести слова автора на стр. 392, о союзахъ однако и впрочемъ. Авторъ говоритъ: ‘Хотя употребленіе этихъ союзовъ въ подчиненіи предложеній вообще не допускается въ книжной рчи, но оно весьма обыкновенно, не только въ разговор, но и у образцовыхъ писателей.’ — Какъ же понять: въ книжной рчи вообще не допускается, но у образцовыхъ писателей весьма обыкновенно? Образцовые писатели — вдь это тоже книжная, кажется, рчь, да еще образцовая книжная рчь, какъ скоро здсь, въ образцовой книжной рчи, допускается, да еще весьма обыкновенно, — гд же, въ какой книжной рчи, и кмъ не допускается?.

Нельзя не замтить также слдующихъ словъ автора на стр. 394: ‘Союзами иди, либо, соединяются уже только равносильныя предложенія или ихъ члены, напр. ‘Многое происходитъ, или отъ случая, или отъ судьбы’. Впрочемъ при этомъ постоянно подразумвается главное предложеніе, которому подчиняются раздлительныя: = многое происходитъ неизвстно отъ чего, отъ случая ли, или отъ судьбы.’ — Странно. Отъ чего здсь постоянно педразумвается, главное предложеніе? Какое это тутъ можетъ быть главное подразумваемое предложеніе? Въ приведенномъ примр, авторъ обнаруживаетъ оное: это — ‘неизвстно отъ чего’ ‘Но, при выраженіи: ‘многое происходитъ или отъ случая, или отъ судьбы, — вовсе не подразумвается: ‘неизвстно отъ чего’, вмст съ ‘неизвстно отъ чего’, въ выраженіе вносится новый, особый смыслъ, не находящійся нисколько въ выраженіи безъ ‘неизвстно отъ чего’. При отокъ же самокъ выраженія томно также могло подразумваться: ‘извстно отъ чего’, и само вираженіе нисколько отъ такого подразумванія не измняется: ‘многое происходитъ (извстно отъ чего): или отъ случая, или отъ судьбы’. Можно подразумвать также и не предложеніе, а приложеніе, такъ сказать, напр.: ‘отъ двухъ вещей’: ‘многое происходитъ отъ двухъ вещей: или отъ случая, или отъ судьбы’. А говоря настоящимъ образомъ, здсь ничего не подразумвается: по крайней мр мы, основываясь на оборот рчи, какъ и слдуетъ въ наук языка, — а не пускаясь въ догадки о томъ, что на ум у говорящаго, — не имемъ никакого права предполагать подразумваніе. Оборотъ такъ простъ и ясенъ. Возьмемъ тотъ же примръ: ‘Многое происходитъ: или отъ случая, или отъ судьбы.’ Здсь нечему подразумваться въ оборот (до тайныхъ мыслей говорящаго, Повторяемъ, грамматик, наук слова, — нтъ дла). Авторъ однако, говоритъ, что подразумвается, и именно: ‘неизвстно отъ чего.’ (Мы уже говорили объ этомъ).— А если оборотъ нсколько измнить и сказать: ‘многое происходитъ: и отъ случая и отъ судьбы’, — что же, здсь есть тоже подразумваемое главное предложеніе? Не знаемъ, что скажетъ авторъ, а сами мы не видимъ даже никакихъ основаній, чтобы отвчать такъ или иначе, ибо признаемъ здсь, въ этихъ подразумваніяхъ, совершенный произволъ — Конечно, по крайней мр авторъ не станетъ здсь подразумвать выраженія: ‘неизвстно отъ чего’, оно сюда ужъ никакъ не подходитъ.— А если ска_tзать: ‘многое происходитъ отъ случая и отъ судьбы!’ Что, здсь, одрадумвается что-нибудь?— Если будетъ жому угодно подразумвать, то отъ чего же нтъ: дло произвольное.— А если такъ скажемъ: ‘многое происходитъ отъ случая’ — здсь какъ? подразумвается?— Почему же нтъ, — можно и здсь, если угодно. Это какъ кто хочетъ. Можно пожалуй подразумвать: ‘извстно отъ чего’ и оборотъ будетъ такой: ‘многое происходитъ, извстно отъ чего — отъ случая’.— Какъ видите, подразумвать можно, можно подразумвать здсь: ‘извстно отъ чего’, а чмъ ‘извстно отъ чего’ хуже, нежели ‘неизвстно отъ чего’?

Мы распространились и говорили довольно подробно здсь для того, чтобы показать всю произвольность и поверхность и такъ сказать школярность такихъ грамматическихъ толкованій, и особенно потому, что большая часть синтаксическихъ правилъ и объясненій — въ такомъ род. Здсь обвиненіе падаетъ не на г. Буслаева собственно, а на состояніе у насъ синтаксиса вообще, съ которымъ сообразовался и г. Буслаевъ.

Укажемъ на противорчіе, по нашему мннію. На стр. 393 авторъ говорить (выписываемъ все мсто цликомъ): ‘а) Раздлительное предложеніе состоитъ въ тсной связи съ вопросительнымъ. Напр. ‘не знаю пойдетъ ли’ = пойдетъ ли?— не знаю. Если вопросительное предложеніе слагается съ отвтомъ, то оно подчиняется ему, какъ придаточное: такъ въ приведенномъ примр пойдетъ ли есть дополненіе къ не знаю. Здсь должно отличать союзъ ли отъ или, либо. Ли есть собственно вопросительный, но въ частиц или прилагается уже къ нему соединительный, и. Либо (любо) означаетъ тоже что или. — И такъ, либо объясняетъ авторъ черезъ любо, о союз: бо, онъ вовсе и не говоритъ здсь, и пишетъ: ‘либо (любо)‘.— Кажется ясно.— На стр. 402, авторъ говорятъ: ‘Соединяясь съ и и ли, союзъ бо образуетъ ибо и либо’.— Объясненіе либо, какъ видимъ, совершенно другое. Отсюда выходитъ противорчіе, котораго авторъ намъ не разршаетъ.—

На стр. 405, авторъ говоритъ, что посл союзовъ: чмъ и нежели ‘не терпится неопредленное наклопеніе, когда въ главномъ предложеніи сказуемое выражено изъявительнымъ. Напр. ‘долго ты по свту долженъ былъ странствовать прежде, нежели къ намъ дорогу найти’ (вм. нежели нашелъ)’.— У Жуковскаго, точно, встрчаются иногда выраженія и не въ дух Русскаго языка, но въ этомъ случа, употребленіе неопредленнаго наклоненія духу Русскаго языка нисколько не противорчитъ, если только придать обороту нсколько другой, весьма здсь приличный оттнокъ. Переставьте слова на этомъ рченіи, и это станетъ ясно, именно: ‘прежде нежели къ наръ дорогу найти, долго ты долженъ былъ странствовать по свту’. Пли напримръ: ‘прежде, чмъ къ вамъ придти, я исколесилъ всю Москву’.— Здсь является особенно значеніе неопредленнаго наклоненія, значеніе чрезвычайно важное, выразительное и живое.—

На стр. 406, авторъ приводитъ: ‘4) Отрицательное уподобленіе, весьма употребительное въ народномъ язык, и частію у образцовыхъ писателей. Сближая въ уподобленіи одинъ предметъ съ другимъ (продолжаетъ авторъ), эта форма въ то же самое время и противополагаетъ ихъ отрицательною частицею не, поставляемою обыкновенно въ томъ предложеніи’ которымъ выражается уподобленіе.

Не злы вороны налетли,

Злы разбойники нахали.

Не дожжичкомъ блое лицо смочило,

Смочило бло личико слезами.’ —

Совершенно справедливо и ясно, и приведенные примры этого прекраснаго оборота вполн подтверждаютъ слова автора на стр. 406.— по какъ посл этого понять слдующія слова автора на стр. 407?

‘Для того, чтобы усилить дйствіе или качество уподобляемаго предмета, частица не иногда ставится не въ сравнительномъ предложеніи, а въ соотвтствующемъ ему. (??) Напр. въ Псн:

Изъ за лсу, лсу темнова,

Изъ за горъ, да горъ высокіихъ,

Не красно солнце выкатилося,

Выкатился блъ горючь камень,

Выкатившись, самъ разсыпался

По мелкому зерну, да по маковому^—

Непонятно. Въ особенности замчательно то, что примръ не только не подтверждаетъ, но ршительно противорчитъ словамъ автора. Спрашивается: гд въ приведенномъ примр сравнительное предложеніе?— Оти. ‘Красно солнце выкатилося’.— Частица: не, гд поставлена?— При ‘красно солнце выкатилося (не красно солнце выкатилося)’. Слдовательно: при сравнительномъ предложеніи.— Какимъ же образомъ этотъ самый примръ приводится авторомъ’ чтобы показать, что ‘частица не иногда ставится не въ сравнительномъ предложеніи’?— Да и чмъ (по мннію автора) разнится примръ употребленія не, на 407 стр.: ‘не красно солнце выкатилося’ выкатился блъ горючь камень’ — отъ примра употребленія не, на 406 стр.: ‘не дожжичкомъ блое лицо смочило, смочило блое личико слезами’?— Разв тмъ, что тутъ говорится о солнц, а тамъ о дожжичк?… Это все загадки, разршить которыя мы не беремся.

На стр. 411, авторъ говоритъ: ‘Важнйшія особенности въ сочетаніи предложеній древне-Русскаго и народнаго языка суть слдующія: 1. Употребленіе союзовъ тамъ, гд по связи предложенія они оказываются теперь ненужными, а именно: а) Въ сочетаніи придаточнаго съ главнымъ.’ — Авторъ приводитъ примры употребленія союзовъ: да и что. ‘Искрась да братъ его Дроздъ пріхавши се весны да т деревни и починки учали пахати и косити сплно на себя’, и проч. Также: ‘Смотритъ Царь Государь, что кому будетъ Божья помочь’.— Мы не думаемъ, чтобъ такое употребленіе теперь намъ стало чуждо.— Первый союзъ: да, употребляется и теперь совершенно такъ же, какъ въ приведенныхъ примрахъ, и такъ же легко и свободно. Напр. ‘онъ, пріхавши въ деревню, да завелъ псовую охоту, да настроилъ конюшенъ.’ — Второй союзъ: что, такъ же можетъ употребляться и теперь, какъ въ приведенномъ примр, мы даже еще не знаемъ хорошенько, какъ употреблено что и въ этомъ примр, употреблено ли оно какъ союзъ или какъ мстоименіе, то есть такъ: ‘смотритъ: что, кому будетъ Божья помочь.’ —

Авторъ продолжаетъ (та же страница): ‘б) Вставка союза между членами предложенія’ (идутъ примры).— Здсь подъ этою рубрикою, авторъ указываетъ на очень характеристическія особенности Русской рчи, которыя происходятъ не отъ того, что союзъ ставится между членами предложенія (какъ думаетъ авторъ), а отъ того, думаемъ мы, что союзъ является, повидимому, или излишнимъ, или неумстнымъ.— Таковы напримръ выраженія: ‘онъ будетъ въ город Кіев, что у ласкова князя Владиміра.’ Въ самомъ дл, какъ объяснить это что?— Мы думаемъ, что это что, подобно какъ разсмотрнное нами это (см. выше), сосредоточиваетъ въ себ весь смыслъ говоримаго предложенія и, являясь среди него, удвонваетъ и усиливаетъ его.— Но здсь есть разница между это и что.— Что бываетъ, по значенію своему: и вопросомъ и отвтомъ, и положительнымъ и относительнымъ вмст.— (Напр.: Что сказать — и самъ не знаю’, ‘угощу, чмъ Богъ послалъ’). Такое значеніе что является и здсь, и поэтому рчи придается еще больше живости. Съ этимъ: что, въ говоримую рчь какъ бы вторгается еще другая сжатая рчь, отражая ее въ себ и внося разговорный драматическій элементъ, но не переходя въ явственный, грубый, такъ сказать, разговоръ, а удерживаясь все въ предлахъ повствовательной рчи.— Обратимся къ примрамъ: ‘Онъ будетъ въ город Кіев: у кого будетъ въ город Кіев?— у ласковаго князя Владиміра.’ Это была бы уже чистая разговорная рчь. Но что, сосредоточивая въ себ предложеніе, вслдствіе своего вопросительнаго и относительнаго значенія, вносятъ только элементъ разговорный, драмматическій, не уничтожая повствовательной рчи, и этимъ самымъ придаетъ рчи совершенно особенный, необыкновенно живой оттнокъ. Такимъ образомъ, напримръ: ‘онъ будетъ въ город Кіев, что у ласкова князя Владиміра’.— Оттнокъ этотъ видоизмняется и получаетъ еще боле ощутительное выраженіе, когда вопросительный или разговорный элементъ выступаетъ ярче, когда къ что придается ли: напримръ: ‘вы раздайтесь, разступитесь добрые люди, что на вс ли на четыре на сторонки’.— То же самое внесеніе рчи въ рчь, и слдовательно разговорный элементъ, видимъ и въ рченіи: ‘какъ бы’, съ тою разницею, что здсь нтъ сосредоточенія цлаго предложенія, и что здсь въ рченіи: какъ бы, выражается сравнительный собственно смыслъ, и даже съ неврнымъ, гадательнымъ оттнкомъ, съ оттнкомъ сомннія, который съ намреніемъ часто тогда именно употребляется (какъ бы иронически), когда нтъ никакого сомннія: это придаетъ еще боле живости рчи. Напр.: ‘а во Кіев былъ счастливъ добр ‘какъ бы молодой Чюрила сынъ Пленковичь.’ Усиливая разговорный элементъ и доводя его до ршительнаго явственнаго обнаруженія, вмст съ тмъ обращая рчь повствовательную въ чисто разговорную, мы получаемъ то же рченіе въ такомъ вид: ‘А во Кіев былъ счастливъ добр… Кто?… А какъ бы (будто бы или даже: хоть бы) молодой Чюрила Пленковичь’.— Повторяемъ, что нтъ ни сокращеній, ни опущеній, вс здсь разсмагриваемые обороты самостоятельны и каждый употребляется не вмсто другаго, а въ свое мсто. Мы уже впрочемъ не разъ говорили объ этомъ.— Другіе два союза, приводимые авторомъ, имютъ другое значеніе, напр.: ‘положилъ его да на сыру земно’, здсь да раздляетъ на дв части предложеніе, заставляетъ обратить особое вниманіе и на ту и на другую, и придаетъ каждой самостоятельность, такъ что являются дв стороны рчи сами по себ, во первыхъ: положилъ, во вторыхъ: на сыру землю. Это употребленіе вполн современно. Вотъ напримръ хоть бы слдующія выраженія, въ которыхъ это употребленіе весьма естественно и въ то же время весьма замтно: ‘онъ разчесалъ себ волосы, да золотымъ гребнемъ’, ‘онъ надлъ шубу, да соболью’, ‘онъ упалъ, да въ грязь.’ — Употребленіе ‘сходно съ употребленіемъ да, и также вполн понятно и современно, оно, отдляя одну часть предложенія отъ другой, придаетъ каждой самостоятельность и усиливаетъ ту, передъ которой находится. Напр.: ‘онъ веллъ накормить его, и прекрасными блюдами’ или: ‘онъ заваленъ работою, и прескучною’.

Такъ объясняемъ мы эти выраженія (подъ рубрикой б). Авторъ почти ихъ не объясняетъ. Онъ говоритъ о нихъ, относя свои слова, кажется, ко всмъ этимъ выраженіямъ, слова, которыя идутъ. собственно къ нкоторымъ лишь союзамъ и опредляютъ ихъ, по нашему мннію, довольно поверхностно. Вотъ слова автора: ‘Такая вставка союза, разская одно предложеніе какъ бы на два, частію придаетъ рчи плавность, частію же сосредоточиваетъ вниманіе на т слова, передъ которыми вставляются союзы.’ (стр. 411).

Авторъ указываетъ дале на: ‘в) Многосоюзіе, т. е. повтореніе одного и того же союза, и преимущественно союза а’.— Примровъ такого употребленія а — множество въ грамотахъ,— въ грамотахъ, писанныхъ почти разговорною рчью. Въ лтописи это употребленіе встрчается собственно тамъ, гд приводится чья-нибудь рчь. По нашему мннію, въ этомъ употребленьи выражается именно рчь разговорная, только что перешедшая на бумагу, рчь отрывистая, предложенія слдуютъ рзко одно за другимъ, безъ всякой синтаксической письменной плавности, и для того, чтобы составить изъ этихъ предложеній цлое, они такъ сказать свинчиваются собственно этимъ союзомъ а, который, гораздо боле, чмъ и, соотвтствуетъ этому характеру рчи, ибо а, въ устномъ вщаніи, выражаетъ именно: добавленіе, рченіе какъ бы неожиданное, нечаянное, вдругъ при шедшее въ голову, которое и соотвтствуетъ характеру разговорной рчи, перешедшей, въ своемъ разговорномъ первоначальномъ вид, на бумагу.— Есть примры, въ которыхъ употребленіе: а, обозначается ощутительне. Вотъ примръ изъ Новогородской грамоты, 1270 года: ‘а въ Ладогу, Княже, слати осетрьникъ и медовара, по грамоте Отца своего Ярослава: а ту грамоту, Княже, отялъ еси, а та грамота, Княже, дати ти на задъ, а въ Ладогу, Княже, ездити на третнее лто’ и т. д.— Такъ понимаемъ мы употребленіе а въ этомъ случа.

Авторъ говоритъ дале (стр. 412): ‘г) Употребленіе союзовъ: а, да, ино, что, какъ, какъ бы, а и, въ начал рчи, и ли въ средин предложенія, преимущественно въ псняхъ, частію для музыкальнаго размра, частію же и для того, чтобы указать этими союзами на отношеніе къ предыдущему, впрочемъ не высказанному словами, — войти въ самую средину предмета, о которомъ идетъ рчь.’ — Объясненіе автора кажется намъ весьма справедливымъ относительно а, ино, а и, и даже отчасти: да.— Какъ бы, по нашему мннію, не составляетъ той особенности, какъ другія приводимыя употребленія. Какъ бы просто значитъ: около, примрно, удерживаетъ, однимъ словомъ, обыкновенный свой смыслъ сомнительнаго сравненія или предположенія, такой смыслъ — и въ примр, приведенномъ авторомъ: ‘какъ бы во сто двадцать седьмомъ году’ (можно пожалуй сказать: ‘эдакъ во сто двадцать седьмомъ году’).— Но употребленіе: какъ, и: что,— требуетъ особаго объясненія. Какъ, по нашему мннію, есть слово вступительное, приготовляющее слушателя къ разсказу. Сперва говорится: какъ, а потомъ слдуетъ разсказъ, какъ (какимъ образомъ). Такъ что весь разсказъ есть только развитіе слова: какъ, которое есть начало, заголовокъ, такъ сказать, разсказа. Мы вспоминаемъ при этомъ случа слово одного кандидата Московскаго Университета, Толмачева, который удачно сравнивалъ это начальное: какъ, съ начальнымъ ударомъ смычка по струнамъ. Въ самомъ дл, если переводить на музыкальный языкъ, ‘то это: какъ, — похоже на первый аккордъ. Но не надо забывать, что самый смыслъ слова: какъ, совпадаетъ съ тмъ значеніемъ, которое оно иметъ здсь въ начал рчи.— Что не иметъ такого опредленнаго значенія, которое иметъ какъ. Здсь что сосредоточиваетъ въ себ предложеніе и заране придаётся ему (какъ можетъ придано быть и: это), а его вопросительный и относительный характеръ придаетъ оттнокъ неизвстности (а не подтвержденія, какъ было бы съ это или то), такъ напр. ‘что во свтлой было свтлиц’ (не то что: ‘это во свтлой было свтлиц’).

Въ выраженіяхъ, приводимыхъ авторомъ на стр. 413: ‘Вы къ чему на дворъ идете, что хозяина въ дому нтъ’ и ‘не попала ему палица желзная, что попала ему ось-то телжная’, — видимъ тоже значеніе что, какъ сосредоточеніе говоримаго предложенія (которое является и въ это, о чемъ мы уже говорили выше), cъ тмъ оттнкомъ, который придается вопросительно-относительнымъ характеромъ слова: что. Полный смыслъ является и безъ что, а что, какъ сосредоточеніе говоримаго предложенія, придаетъ особенный оттнокъ: вопроса и отвта въ одно и тоже время, или оттнокъ, тутъ же разршающейся, неизвстности, — оттнокъ чрезвычайно живой.

На той же стр. авторъ говоритъ: ‘4. Развитіе двухъ предложеній изъ одного помощію союза ди, при чемъ развиваемая часть предложенія повторяется съ отрицательною частицею, напр. ‘ушло ли, не ушло съ десятокъ человкъ’, ‘что летитъ ли, не летитъ ясенъ соколъ’.— Выраженія эти, по нашему мннію, показываютъ неувренность, сомнительность самаго дйствія, выраженную весьма драмматически, сомнительность, касающуюся лишь самаго дйствія, лишь сказуемаго, а не подлежащаго.

На стр. 415 и слдующихъ, авторъ говоритъ о ‘порядк словъ,’ чмъ и заключаетъ свою грамматику.— Онъ замчаетъ ‘значительную’ свободу въ расположеніи словъ въ Русскомъ язык.— Мы видимъ въ Русскомъ язык не только значительную, но полную, совершенную свободу въ порядк словъ. Правилъ для порядка словъ въ Русскомъ язык постановлять нельзя, должно вникать въ самый языкъ, опредлять духъ употребленія, изслдовать оттнки различнаго перемщенія въ порядк словъ — и только. Можно указать лишь на основанія, на которыхъ зиждется эта свобода употребленія, и за тмъ предоставить самому говорящему или пишущему размщать слова, какъ ему угодно. Чмъ мене можно постановлять правилъ, тмъ боле должно изслдовать самое употребленіе въ порядк словъ, и оттнки его.— Въ разсужденіи нашемъ ‘Ломоносовъ’ коснулись мы Русскаго синтаксиса (собственно относительно порядка словъ) съ исторической стороны.— Здсь ограничимся только нкоторыми указаніями на т особенности, какія принимаетъ иногда порядокъ словъ въ Русской рчи. Скажемъ вмст съ тмъ о нкоторыхъ. замчаніяхъ автора.

На стр. 418 авторъ говоритъ: ‘а) Изъ двухъ прилагательныхъ ближе ставится къ существительному то, которое означаетъ его ближайшій признакъ, напр. ‘тихій лтній вечеръ’. Впрочемъ народная рчь отступаетъ иногда отъ этого правила, напр. ‘ночка темная, осенняя.’ — Но это не отступленіе, это два рченія разныя, между ними есть ощутительный оттнокъ. Въ первомъ случа ‘лтній’ употреблено въ смысл: ‘принадлежащій лту’, для означенія, о какомъ времени года говорится, тихій вечеръ можетъ быть и весною, и даже зимою. Во второмъ случа слово: осенняя, указываетъ собственно нее на время, осени, но, главное, на характеръ осени, на вс свойства, всю обстановку осенней ночи, такъ что передъ вами ясно рисуются вс особенности ночи осенней. Разница сообщается здсь порядкомъ словъ. Это будетъ видне, если перемните порядокъ словъ наоборотъ и въ томъ и въ другомъ рченіи. Скажите первое рченіе: ‘вечеръ тихій, лтній’, а рченіе второе: ‘темная, осенняя ночь’, — и оба рченія взаимно обмняются оттнками: первое получитъ оттнокъ втораго, а второе получитъ оттнокъ перваго.— И такъ не рчь народная отступаетъ отъ правила, а правила-то такого въ язык не находится. Да и вообще, какъ мы сказали, правилъ здсь постановить нельзя, а нужно только опредлять смыслъ и оттнки употребленія порядка словъ.

На стр. 419 авторъ говоритъ: ‘б) Изъ нсколькихъ дополнительныхъ, означенныхъ различными падежами, дательный отношенія къ лицу обыкновенно ставится тотчасъ посл глагола и потомъ уже падежъ, зависящій отъ глагола, напр. ‘дай мн книгу’, ‘дай мн воды’, ‘разскажите мн о дл’. Этотъ порядокъ измняется тогда, когда на дательномъ падеж нужно сдлать удареніе, и слдовательно постановить на конц, напр. ‘дай книгу мн’ (а не кому другому.)

Странно. Если авторъ въ синтаксическій порядокъ словъ вводитъ голосъ, тогда пожалуй можно признать, что удареніе обозначается и на конц. Но въ такомъ случа тотъ же голосъ можетъ выразить удареніе и въ средин и въ начал рченія, напр.: ‘дай мн (а не кому другому) книгу’.— Но голосъ (съ его случайнымъ, произвольнымъ выраженіемъ) вводить въ синтаксисъ нельзя, какъ нельзя вводить и тлодвиженія.— Надобно обратить вниманіе на то, какъ языкъ самъ управляется и выражаетъ оттнки, — своими средствами, — въ настоящемъ случа: порядкомъ, расположеніемъ словъ.— При такомъ воззрніи, мы наоборотъ видимъ, что смыслъ опирается на то слово, которое выдвигается первое, ставится впереди, которое на этомъ мст удобно для повторенія, которое даже можетъ быть употреблено и одно. Въ особенности чувствуется это значеніе (т. е. усиленіе на слов, стоящемъ впереди) тогда, когда этотъ порядокъ выходитъ изъ рядового порядка словъ, именно: ‘мн дай книгу (мн, мн дай книгу! или просто: мн!)’, или: ‘книгу дай мн (книгу, книгу дай мн! или просто: книгу!)’.— Въ выраженіи: дай мн книгу,— это усиленіе смысла на: дай, не такъ замтно, ибо здсь порядокъ словъ — рядовой. Примръ, о которомъ говоримъ, состоящій изъ трехъ словъ, можетъ принять вс перестановки, именно: 1. дай мн книгу, 2. книгу мн дай, 3. мн дай книгу, 4. дай книгу мн, 5. книгу дай мн, 6. мн книгу дай. Вотъ шесть оборотовъ: вс возможны, вс вполн употребительны, и вс имютъ свой оттнокъ.—

Дале авторъ говоритъ на той же страниц: ‘в) Падежи, означающіе обстоятельства, ставятся или передъ глаголомъ или посл дополненія, зависящаго отъ глагола. Напр. ‘чужими руками жаръ загребать’, ‘писать письмо карандашомъ — на блой бумаг’.— Не можемъ согласиться. Мы видимъ полнйшую законную возможность сказать, вопреки г. автору: ‘Жаръ загребать чужими руками’, ‘писать карандашомъ письмо’ или: ‘письмо писать карандашомъ — на блой бумаг’. Кром того, здсь возможна совершенно свободная перестановка словъ. Такую свободную перестановку вы услышите въ разговорной Русской рчи и прочтете у нашихъ писателей.

На стр. 421 авторъ говоритъ, что ‘писатели иногда позволяютъ себ ставить отрицательную частицу и не при томъ слов, къ которому она относится, напр. у Пушкина: ‘путешествіе не показалось ему столь ужасно’ (вм. показалось не столь ужасно).’ — Но это два совершенно разные оттнка, можно сказать и такъ, и этакъ. Напрасно авторъ видитъ тутъ ошибочное употребленіе и говоритъ’ вмсто. И то и другое употребленіе совершенно правильно.— Не, становясь передъ глаголомъ, тяготетъ прямо къ нему, и только косвенно дйствуетъ на дополненіе (примемъ на сей разъ этотъ терминъ), при чемъ глаголъ и дополненіе какъ бы сливаются между собою, въ общемъ отрицательномъ значеніи, если же: не, ставится передъ дополненіемъ, то глаголъ является въ утвердительномъ смысл, а отрицаніе всею силою падаетъ на дополненіе, при чемъ оно понимается раздльно отъ глагола. То же самое видимъ и здсь. Пушкинъ былъ совершенно правъ, употребивъ этотъ оборотъ и воспользовавшись живымъ богатствомъ свободы въ Русскомъ язык, которую пробуетъ стснить грамматика. Возьмемъ другой совершенно такой же примръ, гд употребленіе это видне: ‘онъ не показался мн такъ дуренъ’, или: ‘онъ показался мн не такъ дуренъ’. Разв это одно и тоже? Это два разные, весьма ощутительные оттнка, которыхъ Русской человкъ не смшаетъ. Еще примръ: ‘онъ не показался мн хорошимъ человкомъ’, или: ‘онъ показался мн не хорошимъ человкомъ’.— Надемся, что разница очевидна.— Больше примровъ приводить, кажется, нтъ надобности.—

Вслдъ затмъ, на той же стр., авторъ говорятъ: ‘Примч. 9. Въ старинномъ и народномъ язык нкоторыя выраженія отступаютъ отъ логическаго порядка словъ въ помщеніи частицы не, напр. ‘теб меня убить, не корысть получить’ (вм. не получитъ ни какой корысти), ‘поклоны чуть ему земные не кладутъ’ (вм. чуть не земные).

Опять напраслина на старинный и народный, да и просто на Русской языкъ. Нтъ, выраженія его, приводимыя авторомъ, не отступаютъ отъ логическаго порядка словъ. Это ужъ вина грамматики, которая видитъ тутъ какое-то отступленіе.— Рченія, о которыхъ идетъ рчь, сродны съ разсмотрнными сейчасъ выраженіями, обвиненіе ихъ въ ошибочности, произносимое авторомъ, — опять совершенно несправедливо, и его ‘вмсто’ — опять совершенно напрасно.— Рченія, обвиненныя авторомъ, представляютъ весьма выразительные, живые оттнки. Разсмотримъ ихъ. Вопервыхъ: выраженіе ‘не корысть получить’. Въ этомъ выраженіи, не, будучи поставлено передъ предметомъ, тяготетъ къ предмету, а не къ дйствію, отрицаніе падаетъ только косвенно на глаголъ, такъ что въ рченіи вовсе не сказано, х нтъ намренія сказать: не получить, поэтому рченіе: ‘не корысть получить’, иметъ приблизительно смыслъ: ‘не какую-нибудь корысть получить’. Но такъ какъ не, поставленное впереди, и именно передъ дополненіемъ — тогда какъ само дополненіе находится передъ глаголомъ (не корысть получить) — падаетъ на глаголъ, его касается, хотя косвенно, и въ такомъ случа (что мы уже Выше замтили) сливаетъ глаголъ съ дополненіемъ вмст, — то: ‘не корысть получить’ значитъ еще ближе: ‘не то, что корысть получить’ (‘вамъ меня убить — не то, что корысть получить’). Выраженіе же, книжное и нсколько вялое: ‘не получить никакой корысти’,— иметъ совсмъ иной оттнокъ, ибо начинаетъ съ отрицанія глагола ‘получить’. (‘Не получить’. Чего не получить? ‘Никакой корысти’). Оттнокъ весьма замтный.— Другое рченіе, обвиненное авторомъ: ‘поклоны чуть ему земные не кладутъ’, представляетъ свой, можетъ быть еще боле явственный, оттнокъ. Не, находясь передъ глаголомъ, тяготетъ къ глаголу и отрицаетъ самое дйствіе (кладутъ), совокупляя здсь (какъ скоро становится передъ глаголомъ и отрицаетъ дйствіе) глаголъ съ предметомъ дйствія, или съ его дополненіемъ: ^поклоны чуть ему земные не кладутъ’. Въ другомъ же оборот, который вмсто этого приводитъ авторъ, какъ правильный (чуть не земные), не становится передъ дополненіемъ, тяготетъ къ нему отрицаніемъ, а глаголъ является въ утвердительномъ вид: ‘поклоны ему, чуть не земные,— кладутъ!’. Разница очевидна и разница рзкая. Въ первомъ случа говорится о томъ, что ему чуть земныхъ поклоновъ не кладутъ, но ни о какихъ другихъ поклонахъ не говорится, ибо отрицается самое дйствіе: ‘кладутъ’. Во второмъ случа рченіе выражаетъ, что ему поклоны, чуть не земные, кладутъ: слдовательно: земныхъ поклоновъ не кладутъ, но другіе, не земные, поклоны кладутъ.— Итакъ, въ первомъ случа: не кладутъ земныхъ и никакихъ поклоновъ, во второмъ случа: кладутъ поклоны, только не земные.— Явственная разница, которую такъ живо выражаетъ языкъ своими оборотами.

Какъ ни скучно, въ грамматическомъ объясненіи, со всею подробностію доказывать осязательно эту разницу, но въ свободномъ употребленіи рчи, такія различія, мелькая быстро, разнообразятъ, украшаютъ, длаютъ выразительною рчь, придавая ей разнообразные оттнки.— Какъ не видать тутъ живаго богатства языка, разновидной жизни его рченій! И это-то живое богатство оборотовъ отвергаетъ грамматика, видитъ въ нихъ ошибочность, отступленіе отъ логики (?) и накладываетъ на жизнь языка свои узкія рамки.— Чмъ же это не Готшедова система?— Правда, авторъ возстаетъ въ предисловіи противъ Готшедовой системы, но эта-то самая система не рдко и проявляется въ его грамматик.—

На стр. 422 авторъ говоритъ: ‘2) Непринято ставить главное предложеніе среди придаточнаго, какъ напр. у Крылова: ‘и птицамъ, грхъ сказать, чтобы давалъ потачку’ (вм. грхъ сказать, чтобы давалъ птицамъ потачку). Въ такомъ случа оказывается странное подчиненіе главнаго придаточному.’ — Опять живой, выразительный оборотъ — и узкая учебная рамка! Опять языкъ и грамматика — какъ два врага!— Авторъ говоритъ: ‘не принято’. Кмъ не принято, какъ скоро принято самою рчью? Готшедовской системой?— Авторъ говоритъ: ‘странное подчиненіе главнаго придаточному’.— Но что до того за дло, что ‘подчиненіе странное’, какъ скоро это ‘подчиненіе’ является въ язык самомъ, какъ его характеристическое, живое употребленіе? Дло грамматики, дло науки,— понять и объяснить явленія, которыя предстоятъ ей, какъ данныя, образовавшіяся самостоятельно, выросшія на своемъ корню, а не осуждать ихъ и называть странными. Однимъ словомъ: дло науки (а слдовательно и грамматики): признать весь предметъ своего изученія, какъ онъ есть, и изъ него самого извлечь его разумъ.

Мы хотли высказать подробно наши мысли о порядк словъ — явленіи весьма важномъ въ рчи. Но критика наша я такъ велика, а потому отлагаемъ разсмотрніе порядка словъ до другаго случая. Скажемъ здсь только, что въ порядк словъ выражается наиболе сущность рчи, сущность языка. Такимъ образомъ и здсь: изъ самого Русскаго языка, въ особенности изъ порядка словъ, мы можемъ видть и понять сущность Русскаго языка. Сущность, разумъ, духъ Русскаго языка есть — свобода.—

Мы разобрали подробно грамматику г. Буслаева. Выводить ли о ней общее заключеніе?… Зачмъ.— Пусть выведетъ это заключеніе самъ читатель.—

ПРИМЧАНІЯ

КЪ ПЕРВОЙ ПОЛОВИН КРИТИЧЕСКАГО РАЗБОРА ГРАММАТИКИ Г. БУСЛАЕВА.

Къ стр. 446.— Кром паводокъ, существуетъ и форма областная: по-водокъ. Къ такого же рода словамъ относится и областное слово: по-крестень — перекрещенецъ, оно еще боле объясняетъ значеніе предлога: по, то есть: послдованіе, второстепенность, и отсюда повтореніе. Здсь сближаемъ мы и слово: паки (см. Молву 1867 г. No 87). {Замтка, напечатанная въ ‘Молв’, помщена ниже, вслдъ за ‘Примчаніями’. Изд.}

Къ стр. 462.— Въ примръ соотвтствія’ ну, могутъ быть приведены: съ и су (су-сдъ), противъ и противу (противуположный). Но здсь нтъ собственно прямаго соотвтствія’ и у, — уже потому, что сказанные предлоги пишутся троякимъ образомъ: съ, со (со-сдъ) и су, противъ, противо (противоположный) и противу. Являющееся же здсь соотвтствіе’ и о (съ — со, противъ — противо) есть собственное, прямое соотвтствіе, возникающее не въ одномъ этомъ случа, доказанное постоянствомъ и множествомъ проявленій.— Когда противъ употребляется одно, какъ нарчіе, тогда предпочитается: у, какъ буква, боле опредленная: противу. (‘Самъ Богъ ведетъ, и кто противу?’).

Къ стр. 474, къ выноск.— Къ формамъ отъ с-ю, кром причастія: с-то (оттуда си-то), и неупотребительнаго неопредленнаго наклоненія: с-ть (а не с-я-ть, при с-я-т, есть свое неупотребительное изъявительное: с-я-ю),— принадлежитъ: с — мо (смя) и с-въ.— Скажемъ при этомъ, что точно такъ же, какъ другія причастія имютъ окончаніями своими прямо: лъ, въ, тъ, въ (напр. зна-лъ, зна-въ, зна-тъ, зна-въ), такъ и причастіе на: мъ, иметъ своимъ окончаніемъ прямо мъ, напр. зна-мъ. Поэтому форма, напримръ, зна-мо (знамя), есть правильная форма отъ зна-ю. Причастіе же на: е-мо, является, какъ намъ кажется, при глаголахъ съ посредствующею буквою а, напр. чита-е-мо, броса-е-мо, прибира-е-мо, возвраща-е-мо и пр. Гдже а относится къ тем глагола, тамъ просто присоединяется это окончаніе причастія: мъ (ма, мо), какъ напр.: знамо, пламо (знамя, пламя).— Впрочемъ это одно предположеніе, требующее еще разсмотрнія и поврки.— Можемъ сказать положительно только одно, что окончаніе причастія прямо на: мъ,— по крайней мр столько же самостоятельно и правильно, какъ и окончаніе на: е-мъ.—

Къ стр. 485.— Въ самомъ нашемъ язык можно видть, какъ въ слов коль,— о переходитъ въ а (каль), Это видимъ въ слов: по-кали-ча (Обл. слов., стр. 166). Слово — очевидно сложное. На конц его является частица ча (быть можетъ соотвтствующее Зендской са), какъ въ словахъ: тепер-ча, дав-чя, нын-ча (нынче). Откинемъ частицу ча, вообще не плотно приростающую въ слову. За тмъ у насъ останется: покали, слово, въ которомъ предлогъ очевиденъ: по-кали. Покали образовалось, какъ: по-кол (до-кол, от-кол).— Откинемъ предлогъ, и у насъ останется слово кали, соотвтственное, или даже тождественное съ словомъ: кол, кали очевидно образовалось отъ каль, какъ кол отъ коль.— И такъ, рядомъ съ коль, мы имемъ въ нашемъ язык и каль. Каль уже очевидно сближается съ Латинскимъ: qualis.

Въ стр. 489, къ выноск.— Просимъ не забывать, что мы говоримъ здсь о именахъ родовыхъ, отъ которыхъ, чрезъ прилагательное притяжательное или отчественное (бтчество), происходящее посредствомъ смягченія мужеской формы родоваго имени на ъ,— образуются имена потомственные. Именно, напримръ: волкъ, волчъ,— волчата, орелъ, орлъ — орлята, и проч. и проч.— При родовыхъ именахъ, именахъ породы, необходимо слдуетъ предполагать (не исключающую формы женской) форму мужескаго рода даже и тогда, когда она вовсе вышла изъ употребленія, отъ нея-то образуется и отчественное прилагательное, и потомственное существительное имя.— Но что касается до другихъ именъ, не родовыхъ, то тутъ окончаніе: ъ, ій, можетъ возникнуть, и прилагательное, съ помощію его, можетъ образоваться — и при именахъ женскаго рода. Но тогда означаетъ оно не принадлежность, а свойственность. Напримръ: бабій толкъ, красота двичья.— Что касается, не до прилагательныхъ отчественныхъ: волчъ, орлъ, и пр., но до именъ, какъ: волчата, орлята, и пр.,— то он, и по форм своей, ршительно образуются лишь отъ именъ родовыхъ, а поэтому и можно назвать ихъ потомственными, щритомъ уменьшительными. Признаемся, что слово: потомственный все же, неудовлетворительно, ибо здсь въ именахъ (волчата, орлята, и пр.) обозначается собственно: рожденіе, дти, или еще лучше: чада, потому что это слово: чада соединяетъ въ себ и понятіе рожденія, происхожденія — понятіе родовое — и понятіе дитяти — понятіе уменьшительное. Впрочемъ названіе не составляетъ важности: смыслъ остается тотъ же. Намъ кажется, что можно за такими именами удержать названіе потомственныхъ уменьшительныхъ.— приблизительно довольно врно выражающее ихъ значеніе.— И такъ понятно, что на основаніи самаго этого значенія, вы не можете образовать отъ сынъ — сынята, отъ ддъ — ддята, отъ отецъ — отчата. Ибо ддъ, отецъ, сынъ — не представляютъ породы, а извстныя семейныя отношенія. Отъ отца родится — еммк Не можетъ быть породы ддовъ, ни отцовъ, ни сыновъ.— Но, могутъ меня спросить, какъ же могло образоваться слово: внучата?— Вдь это слово потомственное уменьшительное?— Слово: внучата могло образоваться потому, что слово: внукъ не значитъ собственно семейнаго отношенія. Происходя отъ унъ, юнъ, оно значитъ молодецъ, юнакъ: можно вообразить себ, и можетъ въ самомъ дл явиться цлый потомственный рядъ молодцевъ, юнаковъ, унуковъ (или внуковъ), а потому могло образоваться и слово: внучатр. Но слово это забылось въ своемъ первоначальномъ значеніи, и стало употребляться въ значенія частномъ,— чему примровъ въ язык довольно много. Подобно сему объясняются другія, видимыя только противорчія, или неправильности.

Къ стр. 492.— Авторъ (Ч. II. стр. 286—288), говоря объ описательныхъ формахъ для превосходной степени, и упоминая о выраженіи ужасъ и пр., наконецъ говоритъ: ‘въ малорус. нарчіи, при сильнйшемъ движеніи души, превосходная степень описывается словами: изъ чортоваго сына, изъ бисоваго сына и т. п., напр. изъ бисоваго сына дужій.’ — Но если такъ, то конца нтъ такимъ формамъ. И какихъ словъ и выраженій сюда не взойдетъ! Укажемъ между прочимъ, хоть на слдующія слова: ‘Глядитъ соколомъ’. ‘Такой медвдь!’ или на цлыя выраженія: ‘просто мое почтеніе!’ ‘Такой молодецъ, что я вамъ скажу…’ Или даже напр. на цлое предложеніе: ‘Романъ такъ интересенъ, что я готовъ не пить, не сть и всю ночь не спать: лишь бы читать его’.— Выходитъ, что всми этими выраженіями — такъ должно быть по мннію автора — описывается превосходная степень. Наконецъ, она же будетъ описываться междометіемъ (напр.: ‘Ай-ай!’ ‘Ну-ну!’), наконецъ просто восклицаніемъ, свистомъ, наконецъ тлодвиженіемъ.— Все это отъ того, что авторъ оставилъ область языка, область опредленную, и перешелъ въ область душевныхъ ощущеній, внутреннихъ движеній, а эта особая самостоятельная область, въ которую авторъ вошелъ притомъ нершительно, какъ-то неопредленно, вошелъ одной ногою, оставаясь еще другою въ области языка, авторъ собственно лишь заглянулъ въ эту особую область на столько, чтобъ помшать ясности созерцанія въ области словеснаго міра. Отъ того, что такимъ образомъ упущено изъ виду само слово, — вышелъ совершенный произволъ въ опредленіяхъ и построеніяхъ: чему примры и представляетъ нердко грамматика автора.

Къ стр. 510.— На стр. 147, авторъ, въ числ междометій, именуетъ: на, но не объясняя его.— Междометіе: на, объясняется, по нашему мннію, мстоименною коренною темою: на, являющеюся у насъ, также какъ и въ Санкритскомъ язык, въ вид сложномъ она, Санкритское: na. Другихъ сложныхъ формъ (о-ный, и-ной, а-на и пр.) теперь не касаемся: ибо находимъ достаточнымъ указать на эту форму: эна, na, по нашему мннію, самую ближайшую къ значенію междометія: на.

Къ стр. 512.— Кром указанной формы множественнаго въ Санкритскомъ язык на : t (наше: т), есть еще сходная, или лучше одинаковая съ нею форма на , именно: ат (наше: они) отъ am. Но съ Бойномъ, въ объясненіяхъ его этихъ формъ множественнаго, — мы согласиться не можемъ. (См. Бонна Wegl. Gram. 1858. 2. В. стр. 138).

Къ стр. 515 и 516.— Къ словопроизводству глагола: стать, и собственно къ словопроизводству, стыть, возможность происхожденія котораго мы допускаемъ и отъ темы стыд (студ, студить), — мы должны прибавить слдующее:

Мы думаемъ, что съ формою стыть отъ стыд, могла встртиться, сходная по составу буквъ и по значенію, форма стыть отъ стою, которая могла образоваться и существовать сама по себ.— Одна форма другой не мшаетъ. Форма же стыть, какъ происходящая отъ стою, доказывается дйствительнымъ глаголомъ: ставить, по аналогіи: слыть — славить, плыть — плавить, быть — бывать. Въ такомъ случа стылъ, стыть, уже не можетъ объясняться, какъ сокращеніе первоначальныхъ: стоилъ, стоить. Объясненіе, здсь предлагаемое, мы готовы были бы признать за окончательное, но ему противорчмтъ только одно, именно что въ глагол стою къ тем относится само и, именно: стою, стои-шь, а не: сто-е-шь {Стоешm соотвтствовало бы: слы-в-ешь, плы-ве-ешь. Здсь (въ глаголахъ: слыву, плыву) окончательная гласная теми, не принадлежа къ корню (сл, пл) — не врна: такъ что тема можетъ быть и слу, плу: слу-ю, плу-ю, слу-ти, плу-ти, — и сли, пли (слы-ю, плы-ю) слы-в-у, плы-в-у, слы-ть, плы-ть, слы-лъ, плы-лъ, — и наконецъ сло, пло (сло-ю, пло-ю) слов-у. Слово могло произойти, какъ причастная форма, от сло-ю: сло-во.— Отъ темы: пло, можетъ быть, произошло областное плотивый, въ смысл: нетвердый (flottant).}.— Но весьма возможно, что существовала и форма: стою, стоешь.— Быть можетъ, форма эта: стою, стоешь, отвчая формамъ: плыву, плову, слыву, слову, хотя не переходя въ стыву, стову,— могла быть даже: стую (сты-ю), какъ слу-ю. Присутствіе этой формы доказывается, можетъ быть, словомъ сту-лъ: могло образоваться: сту-ю — сту-лъ, какъ слу-ю — слу-хъ. Слово: столъ, по нашеху мннію, относится, какъ причастіе (перешедшее потомъ въ имя), къ предполагаемой форм ст-у или (ст-ю), ст-е-шь: ст-о-лъ, какъ: бор-ю (бор-у), бор-е-шь: бор-о-лъ. Буква о здсь вставлена для благозвучія: ст-о-лъ (пол-о-лъ, мол-о-лъ)

Въ стр. 522.— Считаемъ нужнымъ прибавить нсколько словъ о форм на іе. Она иметъ, по нашему мннію, четыре разряда. Или лучше, это особыя четыре формы на іе, тождественныя только вншнимъ образомъ, буквенно.— 1) Множественное собирательное на іе, напримръ: мужіе, каменіе, и, отсюда образовавшееся имя собирательное на ье, или лучше ьё, напр.: мужіе, мужьё, каменіе, каменье.— 2) Форма на ье, какъ напримръ, бабьё, отъ прилагательнаго: бабій,— прилагательнаго, чрезъ средній родъ, перешедшаго въ имя средняго рода, встртившееся съ собирательнымъ множественнымъ, которое въ свою очередь перешло въ имя собирательное средняго же рода (каменье, уголье). Сюда же вроятно относится форма: тряпье, березье, деревье, и пр.— 3) Слова, какъ: зарядье, заморье, запорожье, поднебесье, гд іе является уже образовательною формою, все же имющее характеръ собирательный. (Между прочимъ, зарядье противорчитъ мысли г. Буслаева на на стр. III ч. I.). Сюда же, думаемъ, можно отнести и слова, какъ: живье, сырье, блье, гд ье является, кажется, тоже образовательною формою.— Наконецъ, 4) слова, какъ: знан-іе, длан-іе, пристраст-іе, и пр., гд іе является уже чисто отвлеченною, образовательною формою.

Скажемъ еще нсколько замчаній.

1. Мы вовсе не думаемъ, чтобъ прилагательныя краткія были сокращенныя или усченныя (какъ думаетъ, кажется, г. Буслаевъ, см. ч. II. стр. 201).— Напротивъ того, мы считаемъ прилагательныя краткія — первообразными, первоначальными, а прилагательныя полныя — втоднообразными, производными. Мысль свою объ этомъ мы высказали во второй половин критики нашей.— Но мы должны сказать, что есть точно сокращенныя или усченныя прилагательныя: это явленіе искусственное, насильственное. Они показались со времени знаменитаго преобразованія, когда образовался у насъ языкъ публики и слогъ высокій: въ немъ-то они и появились, въ особенности стали жжіяться они въ стихотворномъ язык, напр.: ‘Геройско рвеніе, досада, гнвъ и жаль’ (жалость). Или: ‘поднявъ сды верхи, стренились волны яры’.— Примровъ множество.— Это все прилагательныя полныя, точно сокращенныя или усченныя, вслдствіе требованія стихотворнаго размра, или даже пожатія о высокомъ слог {Намъ могутъ указать, что и въ народной рчи встрчаются не только прилагательныя краткія, первоначальныя, но полныя сокращенныя.— Справедливо. Но это совсмъ другое, это есть сокращеніе вслдствіе быстроты, спшности разговорной рчи: такъ — всякое слово можетъ сократиться, но образуя при томъ особаго разряда. Это, лучше сказать, слова собственно недоговоренныя, какъ пра вмсто право, какъ ля вмсто глядь, и проч. и проч.— Точно тмъ же путемъ сокращенными или лучше недоговоренными являются и прилагательныя полныя въ рчи народной, а поэтому и не составляютъ въ ней особаго разряда. Совсмъ другое — сокращенныя прилагательныя полныя, въ книжной рчи. Въ книжной рчи получили они свое особое право гражданства, въ ней составили они особенный разрядъ прилагательныхъ сокращенныхъ, запечатлнныхъ особеннымъ выраженіемъ, отпечаткомъ высокаго слога.}. Стихи считались въ XVIII вк — ‘языкомъ боговъ’, и усченныя прилагательныя приняли на себя отпечатокъ рчи напыщенной.— Но рядомъ съ этими прилагательными, сокращенными или усченными, употреблялись и употребляются, даже въ нашей литературной рчи и въ стихахъ, прилагательныя краткія, первообразныя, съ соблюденіемъ своего оттнка и придаютъ рчи особую живость и выразительность. Такъ у Пушкина ‘въ долгу ночь въ втк дремлетъ’, у Хомякова: ‘въ долгу ночь и мракъ глубокъ’.— Приблизительно оттнокъ тотъ: въ ночь, которая дома, и мракъ, который глубокъ.

2. При пользованіи, въ грамматическихъ разработкахъ, языкомъ Церковно-Славянскимъ, надо обратить вниманіе на то, что Церковно-Славянскій языкъ, съ самаго начала азбуки, попалъ въ руки людей ученыхъ, литераторовъ, грамотевъ, — и тогда же могъ испытать на себ вліяніе досужихъ грамматиковъ. Отсюда, можетъ быть, такая правильность (признаться, подозрительная, при изобиліи разныхъ грамматическихъ оттнковъ и тонкостей) письменнаго Церковно-Славянскаго языка, — правильность, въ такомъ случа, искусственная.— А рядомъ съ этимъ письменнымъ и правильнымъ Церковно-Славянскимъ языкомъ.— Русскій языкъ можетъ представлять боле настоящія, боле свободныя и боле древнія формы.

3. Г. Буслаевъ, въ грамматик своей, выбираетъ примры тщательно изъ древнихъ и новыхъ источниковъ, но мы, въ выпискахъ нашихъ изъ его грамматики, длая ихъ со всею точностью, — считали не нужнымъ удерживать обозначенія, откуда примръ взятъ именно.— Мы уже сказали, что эта часть, то есть: примры,— обработана у автора прекрасно.

4. Брошюрка моя о Русскихъ глаголахъ вызвала, со стороны г. Буслаева, весьма неблагорасположенный разборъ. Было объяснено, почему я не могъ ему отвчать тогда же. Но въ то же время, я получилъ другой, на оборотъ весьма сочувственный, разборъ моей брошюрки, съ весьма основательнымизамчаніями, написанный, въ вид письма ко мн, П. А. Безсоновымъ. Иакъ какъ разборъ этотъ, при всей своей сочувственности, вызывалъ съ моей стороны необходимыя объясненія за длаемыя мн въ немъ замчанія, а отвчать я, по той же вышесказанной причин, тогда же не могъ,— то и разборъ самый, по желанію автора, знавшаго это мое затрудненіе, напечатанъ не былъ.

ПРИЛОЖЕНІЯ КЪ КРИТИЧЕСКОМУ РАЗБОРУ ГРАММАТИКИ Г. БУСЛАЕВА.

I.
Замтка*).

*) Напечатана, безъ имени автора, въ 37 No ‘Молв’ 1857 года. На нее ссылается K. С. выше (стр. 646.), въ примчаніи къ 446 страт. Изд.

Есть въ вашемъ разговор много употребительныхъ словъ, образованіе которыхъ не совсмъ ясно, напримръ: намедни или иначе: онамедни, слово, вроятно образовавшееся изъ: оными дни и указывающее на древній творительный падежъ множественнаго числа.— Такъ, весьма есть тоже особый творительный народный отъ весь — и вроятно древнйшій. Творительному весьма соотвтствуетъ тоже древняя форма: болма, а также досел употребительныя въ народ формы, какъ: ревма реветъ, валма валитъ и пр. Это все, думаемъ мы, форма, и форма древняя, творительнаго падежа.— Слово: паки, тоже не очень ясно. Вроятно оно образовалось изъ кой, кіи и повторительнаго предлога: по, переходящаго часто въ на (сокъ — пасока, токъ — патока): кіи — пакій (какъ всл-кій, ка-кой, та-кой) — и пр., но пакій неупотребительно. Форм паки соотвтствуетъ форма таки, кром этой формы встрчается и форма: пакъ соотвтственно форм: такъ. Здсь аналогія подтверждаетъ предположеніе, что паки, пакъ, произошло отъ пакій (покой), какъ таки, такъ, произошло отъ такой (такій). Есть еще форма: паче и хотя, рдко встрчающаяся соотвтственная ей форма: таче. Форма: паче еще боле утверждаетъ наше мнніе, что паки происходитъ отъ мстоименнаго прилагательнаго: пакій, ибо эта форма сравнительная, какъ: прытче, слаще, сюда же относится: иначе, при которомъ впрочемъ сравнительный оттнокъ слабо сохраняется. Но чтоже такое: пает? Паки, равно и таки, образовались изъ пакій, такой (или лучше изъ первообразнаго: какъ, такъ, соотвтствующаго напр. первообразному добръ), какъ напр. молодецки, дтски, образовалось отъ молодецкъ, дтскъ. Но что же это. за форма? Думаемъ, что это древній предложный безъ предлога или мстный, какъ: яв, добр (добр) и пр. Буква въ и легко переходитъ, особенно когда она въ конц и не на ней удареніе. Замчательно, что иногда при этихъ формахъ употребляется предлогъ: по, напр.: по дтски, по молодецки. Впрочемъ здсь можно возразить, что въ этомъ случа скоре приличенъ дательный, ибо говорится напр. по добру, по здорову, однако возможенъ и предложный, и есть подобное употребленіе: говорится напр. онъ пошелъ по брат и по брату. Быть можетъ, что въ этомъ разсматриваемомъ случа удержалось употребленіе предложнаго. По крайней мр,— вотъ наши догадки.

II.
ПИСЬМО КЪ П. А. БЕЗСОНОВУ *).

*) Это письмо служитъ отвтомъ П. А. Безсонову на разборъ брошюры ‘о глаголахъ’, написанныхъ въ вид письма въ автору о которомъ К. Сергевичъ отзывается съ такимъ сочувствіемъ въ примчаніи, п. 4, на 651 стр. Къ сожалнію мы не могли отыскать ни рукописи г. Безсонова, ни недлиннаго письма K. С—ча, и воспроизводимъ послднее по черновому, найденному въ его бумагахъ наброску, который легко можетъ быть, при переписк набло былъ значительно пополненъ, отдланъ или даже измненъ авторомъ. Въ нкоторыхъ мстахъ, для насъ сомнительныхъ, мы поставили въ скобкахъ вопросительные знаки. Изд.

Петръ Алексевичъ благодарный вамъ, какъ нельзя боле, за дльныя возраженія, имющія цлью одну истину, отвчаю вамъ немедленно, на каждое отдльно.

Вы сомнваетесь, чтобы форма маялъ, таялъ была настоящая форма (не говорю: первообразная, ибо это всегда почти вопросъ), а талый — сокращенная. Хотя я сказалъ свое мнніе о талый нершительно, но вотъ однако мои соображенія. Нигд, ни въ сложныхъ формахъ, ни въ производныхъ словахъ не находится, сколько мн извстно, форма отъ таю безъ этого й: и это кажется мн достаточной причиной, чтобъ усомниться въ самостоятельности формы: талый и производныхъ отсюда. Но если талый сокращеніе, то кажется мн отсюда нельзя вывести, что бы во всхъ другихъ словахъ, представляющихъ краткую и долгую форму, краткая была сокращенная. Пасъ, бацъ сен (ba si) могутъ точно быть первоначальными формами, если найдемъ къ тому основанія, а талый можетъ быть позднйшею. Согласитесь, что сравненіе здсь не доказательство, очень можетъ быть, что при наружномъ сходств могутъ существовать разныя и несходныя причины, которыя разстанавливаютъ по разнымъ отдламъ и слова самыя. Наконецъ, надо прибавить, что пасъ и баться можно считать формами сокращенными тоже, я могъ бы, пожалуй, привести для сравненія: бояринъ и баринъ, но, какъ я сказалъ, сравненіе здсь ничего не доказываетъ. Мн кажется, впрочемъ, что поясъ форма самостоятельная, а насъ, со всми своими производными, форма самостоятельная тоже. Я думаю, что она соотвтствуетъ словамъ: бичъ, палъ, и относится также къ глаголу пасу, какъ эти слова къ глаголамъ бичу, палю. Вспомните, что пасу иметъ чрезвычайно разнообразныя значенія, для отдльнаго значенія которыхъ языкъ добровольно прибгаетъ (конечно въ позднйшее время) къ помощи ближайшихъ переходовъ буквъ и къ словоударенію (напр. мука и мука — слово совершенно одно: мука, много мучима, добръ хлбъ даетъ). Пасу иметъ теперь исключительное значеніе паствы,— между тмъ какъ въ сложныхъ: запасти, спасти, опасно, оно еще-сохраняетъ боле широкое значеніе, другія же значенія, изъ него вытекшія и опредлившіяся въ частныя, измнили е въ ш, напр. пашу (землю) и пашу (машу чмъ: пашетъ втеръ). И такъ пасу — вотъ настоящее исходное слово всхъ другихъ: отсюда и насъ, отсюда и опасъ и опашень и запаска, вспомните, что здсь высказывается понятіе и опахнутыя, запахнуться (впрочемъ позднйшее). Пашу (землю) выдвигаетъ понятіе правильнаго движенія одною полосою (линіею): отсюда выдвинулось понятіе полосы, которое высказалось въ пояс (такъ что онъ относится собственно къ разряду пашу), отсюда и пасмо (пасомо), тоже извстный рядъ нитокъ. Слово же поясъ стоитъ особнякомъ, не иметъ развитія и втвей, и произведено, кажется, отъ слова объя-ть. (?) — Вы скажете: не можетъ быть, чтобы пашу образовалось изъ пасу, ибо здсь сейчасъ является корень пах: можно ли, чтобъ ш перешло въ х, тогда какъ это бываетъ на оборотъ? Примры языка показываютъ однако иное, напр. прос — прошу — прохать, или полоснуть — полошить — полохнутъ, трус — трушу — трухнуть. И такъ, пасъ и поясъ кажутся мн разными словами, но сходясь по смыслу и по звукамъ, они какъ бы смшиваются и кажутся видоизмненіями самого слова, такъ что наконецъ и самое употребленіе начинаетъ съ ними такъ обращаться.

Что же касается до ba si, признаюсь’—думаю, что оно просто сокращеніе изъ boja si, никакихъ нтъ доказательствъ противнаго. Къ тому же слово боятъ ся есть слово весьма древнее, но позднйшей, не эпохи, а формаціи (образованія). Оно очевидно происходитъ отъ бить, какъ отъ пить (пть) — пою, но когда множество и богатство формъ стало наконецъ въ тягость языку, принужденному слдовать за заспшившимъ человчествомъ, то одни формы оставлялись, другія откидывались, и длалось это неровно, при нкоторыхъ, конечно, основаніяхъ: осталось бію, бою исчезло, сохранившись въ слов бой, осталось пою: пю (пію) исчезло, сохранившись въ нтъ. Хотя несовсмъ подходитъ сюда, однако можетъ быть приведено, какъ аналогія: гнію и гною. И такъ, если бью форма настоящая, то и бою точно также, бою-ся, бью-ся: мучу-сь, трясу-сь. Мы говоримъ: птица бьется у окна, онъ бьется въ трудахъ. Оттнокъ бою отъ бью сообщилъ особенный смыслъ, окрпшій, опредлившійся въ теперешнемъ смысл: боюсь. Не знаю, удовлетворительны ли для васъ мои соображенія.

Примръ: стать, стоятъ совсмъ ужъ нейдетъ сюда. Вы конечно считаете, что маю, таю подходитъ къ категоріи знаю, т. е. что къ тем слова относится а безъ й, съ нуждою можно допустить, что та-ю могло имть та-ть (тать?), а ма-ю — ма-ть: во всякомъ случа таялъ или талъ была первоначальная форма и здсь вопросъ объ одномъ и томъ же слов,— но стоятъ, и стать — это слова различающіяся по значенію и сюда нейдутъ. Форма стою къ стать не относится, къ стожь относится форма, сту (stо), которая неупотребительна въ этомъ простомъ вид, но. которая въ сложномъ употребляется, напр. за-стишь, за-ститъ, и т. д. И такъ сту, стишь, ститъ — это особый глаголъ, въ первомъ лиц употребляется теперь ю: застю, что не измняетъ дла. Это, какъ видите, степень неопредленная существенная, отглагольное имя отсюда: ститъ, застить (чту, чтить), ста-ть есть форма степени неопредленной, отвлеченной. (Неупотребительно ста-ю, какъ въ беру — брать, неупотребительно беретъ, или сплю — спать, неупотреб. спитъ).— Стоять — это особая выводная самостоятельная форма и потому особой глаголъ: здсь опять языкъ, отдляя въ глагол частное значеніе, прибгаетъ къ измненіямъ букв, изъ слова стоять развилось частное понятіе стоимости (онъ противъ него постоитъ, онъ его стоитъ) и языкъ прибгнулъ къ измненію буквы и ударенія: стою, стоишь, стоять и пр., стою, стоишь, стоить и пр. И такъ глаголъ стою иметъ особое значеніе: къ нему относится стоять, а стать къ сту. Мн кажется, что глаголъ стаю существуетъ въ сложномъ на-ста-ю, на-стать, настою иметъ другой смыслъ. Признавая сто-ю за особый глаголъ, я думаю, что здсь и стало также частью темы и что его отглагольное имя есть собственно стои-ть, сто-я-ть же относится къ неупотребительной форм: сто-яло, подобно какъ въ пою — поить: на-пояю, на-поятъ, или строю, стро-итъ: у-строяю, у-строятъ. Отъ сту происходить прямо: сту-па, сто-na, сто-гъ и пр.

Что касается до словъ маю и таю, то едва ли можно предположить формы: му, ту, какъ сту, поэтому а ость часть темы ма-ю, та-ю. Въ такомъ случа, соображаясь съ примрами, я предполагаю здсь й: май, тай, ибо малъ ршительно не говорится, если слово малъ (малецъ) не производить отсюда, не говорится и ма-ть, таль говорится, но ма-ть не говорится. Впрочемъ талецъ указываетъ на особое значеніе этого глагола въ смысл течь, если откроемъ какъ нибудь формы: ту, въ смысл теку и му въ смысл уменьшаюсь, тогда можно допустить ршительно, что й не принадлежитъ къ тем.

На первыя строки ваши я отвчалъ такъ пространно что и не знаю, до какихъ размровъ долженъ достигнуть мой отвтъ. Я пишу неразборчиво и долженъ переписывать, но труда бояться не должно. Я невольно заговорилъ о глаголахъ, которые являются мн въ отдаленіи и манятъ къ себ. Въ моихъ строкахъ вы видите обращикъ того труда, на который намекнулъ я въ стать своей, т. е. опредленіе и объясненіе каждаго глагола. Что прикажете съ ними длать? Глаголы — это народъ вольница, Новгородцы, не уважишь кого-нибудь, такъ онъ и знать васъ не захочетъ. Совершенная противоположность имени. Продолжаю отвчать.

Вамъ кажется страннымъ, что у замняетъ ъ, а, о. Вы говорите, что у — долгое, что оно оу, но въ такомъ случа краткаго у вовсе не существуетъ, ибо въ Остромировомъ Евангліи вы постоянно встрчаете оу, въ токъ то и дло, что это начертаніе — грецизмъ и смущаться имъ не надо. Вы скажете, что долгота у доказывается возникающимъ изъ него: ов, но это происходитъ именно отъ того что здсь у не составляетъ части темы, что оно здсь глагольное окончаніе, слдовательно подвижная сторона слова, уступающая свое мсто другимъ окончаніямъ. Вы видите, что дую иметъ дулъ, сую — сулъ, кую — кулъ и пр. Въ настоящемъ случа форма отглагольнаго прилагательнаго не можетъ прямо присоединиться къ глагольному окончанію, которое обращаетъ имя въ глаголъ, но не сливается съ нимъ какъ его часть, и однако не иметъ значенія чисто глагольнаго окончанія, ибо посл себя принимаетъ второе глагольное окончаніе: иже у, і-у (ю), которое (второе) откидывается, какъ обыкновенно при другой форм. При отглагольныхъ прилагательномъ и имени, гд является форма на ашъ и алз, какъ совмстная съ значеніемъ этихъ глаголовъ, это у обращается въ ов, почему? потому что или у обращается въ ов, какъ буква зыбкая, и вставляется между имъ и а — в, или же это у, будучи не крпко присоединено къ тем, даетъ возможность окончательной гласной букв принять обыкновенный видъ, принимаемый ею въ средин слова и при подчиненномъ значеніи: о (е), а само обращается въ в. Что въ о или е переходятъ вс гласныя при производств словъ, становясь въ среднее положеніе, въ этомъ имется примровъ много: слонъ— слоновый, жено-любецъ, береза — березовый и т. д. Вотъ вамъ и ъ и а, переходящія въ о, а объ о и говорить нечего. Значеніе окончанія важно, оно господствуетъ надъ буквою, которую должно измнить, и я не вижу ничего удивительнаго въ томъ, что ъ, а, о уступаютъ мсто или сливаются съ у: положимъ, что сперва было оу и ау, но сила окончанія, ибо оно обозначаетъ положеніе слова, одолла и явилось у. Напрасно называете вы о звукомъ позднйшимъ, образовавшимся на глазахъ исторіи, я знаю это мнніе, но вижу его несправедливость. Начертаніе точно образовалось на глазахъ исторіи, но я прошу васъ указать мн хоть одинъ языкъ, гд бы о не существовало, а то, что оно выходитъ изъ оу иногда, — это не доказываетъ, чтобъ оно было звукомъ позднйшимъ, оно выходитъ изъ устъ человка вмст съ другими звуками, до того же, что оно состоитъ изъ а и у, намъ здсь нтъ дла. Вы хотите, чтобъ я объяснилъ, какъ оу и ов замняютъ собою о и ъ. Или я вамъ объяснилъ уже, или мы другъ друга не понимаемъ. Скажу вамъ еще: дятельныя окончанія, неужели думаете вы, возникаютъ изъ окончанія слова? неужели изъ ъ возникаетъ а, когда вы говорите: человкъ, человка и т. д.? Если же нтъ, если вы признаете за ними самостоятельную силу, то въ чемъ же затрудненіе, еслибъ и оу и ов стали посл ъ, о, а и замнили ихъ? Одинъ тутъ только вопросъ: отбрасывается ли одно предыдущее окончаніе передъ другимъ являющимся, или же второе присоединяется къ первому, но во второмъ случа поглощеніе перваго окончанія вторымъ допустить необходимо, ибо это очевидно. Къ тому же это у просто у, а не оу. Я не вижу ни въ у, ни въ ов никакого затрудненія. Окончаніе на ов я уже объяснилъ.

Что касается съ того, что въ однократной степени прибавляется ну, а не н, то я сказалъ, что нельзя утверждать ни того ни другаго ршительно: это подлежитъ еще изслдованію основательному. Если предположить, что у перваго лица сливается или выпускается при второмъ и пр., то почему же не предположить, что это у сливается или выпускается и во всхъ глаголахъ? Прошедшее на нуль конечно говоритъ въ пользу ну, хотя съ другой стороны надобно вспомнить, что у является въ причастіяхъ и при другихъ глаголахъ, напр. идущій, текущій. Это еще вопросъ.

Я никакъ не могу признавать, что отглагольное прилагательное алъ, а не — лъ. Это было бы очень странно, еслибъ я признавалъ это, приводя въ тоже время разные примры, изъ которыхъ очевидно, что окончаніе отглагольнаго есть лъ. Я, говоря только о многократной степени, выразился, что прибавляется отглагольное окончаніе олз, но это алъ есть отглагольное окончаніе только здсь и намекаетъ на отвлеченную форму на аю, скрытую еще въ многократности и присущую только какъ возможность (по-длываю). Я виноватъ, что не объяснилъ этого и не написалъ а—лъ.

Что касается до мннія вашего о глаголахъ лгать и подобныхъ, то долженъ я думать, что вы лгать не признаете здсь за отвлеченную степень, подобно лежать, и а не является здсь посредствующею буквою, возводящею глаголъ въ извстную, отвлеченную степень: а здсь должно занимать тоже мсто, какое занимаетъ о напр. въ глаголахъ: молоть, полоть и пр., т. е. оно есть часть темы, оглашеніе находящагося ъ. Если я такъ васъ понялъ, то я почти готовъ допустить это.— Тоже а является какъ является оно въ брада, гласъ и пр., а вовсе не потому что бя здсь переставлялись буквы, корень пр, бр, ль и т.д., и посл первой и посл второй согласной (какъ посл каждой) стоитъ ъ, и выступаетъ самъ, гд этого требуетъ музыкальный законъ слова. (Буквы, гд легче слышится голосъ, удобне звучатъ и будто бы полугласныя: здсь ъ легче обнаруживаетъ свою гласную природу: р, л и проч.) — Я вполн согласенъ съ вами, что эвфоніи плохо врится, но здсь не одна эвфонія.— Такимъ образомъ изъ леготъ вышло лгать, изъ боротъ вышло брать, изъ поротъ вышло пратъ. Замчу, что сказалъ я выше: когда въ словахъ зачали выдляться изъ общаго частныя понятія, то языкъ воспользовался разнообразіемъ произношенія и приурочилъ это разнообразіе къ разнообразію самихъ понятій.— Такъ бороть и брать. Бороть въ сущности то же, что брать, но здсь это дйствіе является лишь въ частномъ приложеніи, пороть тоже самое. Не считаю нужнымъ доказывать это еще боле. Въ такомъ случа и форма малъ и бралъ только иной видъ формы: леголъ, боролъ,— Я не забылъ, что лгать есть лъ-га-ти. Мало того: я скажу вамъ, что первоначально нтъ ни тройныхъ, ни другихъ слоговъ, а всегда двойные, но двойные потому, что сзади стоитъ ъ:, бъратъ, съръдъце и пр. При дальнйшемъ ход, точно, или ъ исчезалъ, или оглашался (я позволилъ себ принять въ грамматик этотъ терминъ). Позвольте вамъ напомнить кстати, что если ъ исчезъ въ слов обнимать, огласился въ слов обнимать(?), то онъ сохранился въ слов объиматъ (обыматъ).

Допуская возможность, что ать въ иныхъ глаголахъ является какъ о-ть, и-ть и пр. я однако допускаю возможность и перваго объясненія, какъ напримръ: сплю, спать, такъ форма отъ гоню есть гонилъ, гонитъ, какъ вамъ конечно извстно, а между тмъ есть и гнать.— Повторяю, что только частное изслдованіе о каждомъ глагол можетъ ршать вопросъ, что такое форма на ать и алъ, встрчающаяся въ немъ, когда неопредленная форма этого а не представляетъ, а является лишь въ своемъ существенномъ вид, въ тематическомъ образованіи.— Слова мои, приводимыя вами, отнюдь не значатъ, что бъ форма была прежде произношенія: это равносильно тому, что форма прежде формы. Я именно сказалъ совершенно противное. Форма является какъ возможность и является въ дйствительности вмст съ произношеніемъ. Форму прть я не привожу, какъ существующую, а какъ именно не существующую, вмсто которой является другая форма, не предполагаю, чтобъ говорилось сперва прть, но что языкъ, какъ скоро онъ зазвучалъ, зазвучалъ свободно и благозвучно. Я вообразилъ, что кто-нибудь, написавъ форму, какъ бы мы теперь ее написали, скажетъ, что она не произносима, указалъ на то, что языкъ съуметъ произнести: другими словами, форма написанная не врна въ извстномъ смысл.

Вообще скажу, что моя теорія буквъ, мой взглядъ на звучность языка, кажется иной, чмъ вашъ. Изъ примра о пра и прать, вижу что вы не то хотли сказать о глагол лгать, какъ объяснилъ я.— Я не вхожу въ подробныя разсужденія о фонетик языка, ибо надо было бы высказать цлый взглядъ, который, Богъ дастъ, лично сообщу вамъ.

Что касается до глаголовъ, какъ сохну и вяну, то сомннія ваши по этому случаю, кажется мн, легко разршаются. Прочтите мое опредленіе и вы увидите, что эти глаголы однократные не по одной форм, а и по значенію, ибо они выражаютъ нетолько простую длительность, но ежемгновенное измненіе въ дйствіе, которое является crescendo, и не только длится, но растетъ, слдовательно всякій моментъ его разнится, и отъ предъидущаго и отъ послдующаго. Вы говорите, что въ первомъ случа — дйствіе прйроды, а во второмъ — воззрніе человка, нтъ, и въ первомъ и во второмъ дйствіе природы (или пожалуй воззрніе человка, ибо мышленіе отъ бытія вы не отдлите), только дйствіе природы является не одно и тоже, или лучше, разными сторонами своими. Любопытно именно то, какая сторона была замчена воззрніемъ человка, какъ понято, такъ и выражено, отвчаю я на ваши вопросы. Отчего же именно это дйствіе понято такъ, а другое иначе? Но это уже психологія языка — предметъ чрезвычайно интересный: на этой-то психологической причин основывается и разница формъ у народовъ. Русскій Славянинъ въ цвтеніи видитъ постоянное состояніе, и въ самомъ дл трудно вообразить цвтеніе какъ наращеніе: подъ цвтомъ разумется цлость жизни и съ каждымъ мгновеніемъ боле цвсти трудно, къ тому же, цвту есть предлъ, слдовательно странно вообразить неопредленное, безконечное и безпрестанное возвышеніе этого дйствія. Но другіе Славяне взглянули съ другой стороны и потому иначе выразились, хотя русское воззрніе кажется мн боле логическимъ, но то можетъ быть живописне. Впрочемъ надобно бы узнать хорошенько употребленіе цвну. Иногда об форма употребляются: липлю и липну. Но какъ бы то ни было, разрядъ глаголовъ какъ вяну и пр. выражаетъ именно тотъ смыслъ, какой я говорю, и объясняется по моему удовлетворительно моимъ объясненіемъ.— У насъ есть форма свну: разсвнешь. Формы навыккулъ и навыкъ происходятъ отъ разныхъ степеней по моему, точно также, какъ меркъ и свлъ, я предполагаю неупотребительныя формы: мерку, свту (цвту), мерклъ, свтлъ, и затрудненія въ произношеніи. Бгохъ (?) относится къ бгу, и бгнулъ къ бгну. Вы мимоходомъ длаете много занимательныхъ сближеній, но я отвчаю только на то, что опровергаетъ мою статью.

Вы говорите, что если д выпущено въ палъ, то слдовательно надо признать д выпущеннымъ въ мылъ. Почему такъ? Вы увлекаетесь сравненіями. Въ палъ точно выпущено д, обнаруживающееся въ слов падаю, но въ мылъ не выпущено, ибо вы не скажете ни мыду, ни мыдалъ. У другихъ Славянъ это вставка. Не вижу также, отъ чего, если это такъ, то и слово земля должно признать корнемъ для слова земя и т. д.— отъ чего, если въ одномъ слов такая-то буква не вставка, то вставки уже и вообще быть не можетъ, то ужъ и везд корень, а не вставка, признаюсь, достаточнаго основанія я здсь не вижу. Отличить вставку отъ корня не трудно: словопроизводство даетъ ясныя указанія… Здсь точно есть эвфоническая причина. Нашъ народъ до сихъ поръ прибгаетъ къ эвфоніи: онъ говоритъ пондравилось, учавствовать и т. д. Нельзя сомнваться, что здсь вставка, а не корень. Въ словахъ же вялъ, палъ и даже цвлъ выкинута произношеніемъ часть темы д, т. Впрочемъ о развитіи словъ — это особая статья. Не вдаюсь, чтобы не увлечься и не исписать листы цлые.

Критическій разборъ: опыта исторической грамматики русскаго языка, . Буслаева. Москва, 1858 года. 2 части.

ПРИМЧАНІЯ

ПРИЛОЖЕНІЯ КЪ КРИТИЧЕСКОМУ РАЗБОРУ ГРАММАТИКИ Г. БУСЛАЕВА.

I.Замтка*).

II.ПИСЬМО КЪ П. А. БЕЗСОНОВУ *).

Читайте также:

I.
Замтка*).

II.
ПИСЬМО КЪ П. А. БЕЗСОНОВУ *).