Критические заметки, Богданович Ангел Иванович, Год: 1895

Время на прочтение: 22 минут(ы)

КРИТИЧЕСКІЯ ЗАМТКИ.

Оживленіе интереса къ книг.— Удовлетвореніе этого интереса.— Новая книга о книгахъ: ‘Мннія русскихъ людей о лучшихъ книгахъ для чтенія’.— Различныя мннія о вліяніи книги.— Что сильне — книга или жизнь?— Изъ общественной жизни за границей: ‘Нкоторыя изъ учрежденій общественнаго благоустройства въ Западной Европ’, изъ отчета г. Сперанскаго.— Пародія на такія же учрежденія у насъ.— Рдкій у насъ типъ ученаго: Я. К. Гротъ по даннымъ его автобіографіи.— Нкоторыя изъ его ‘мыслей, посвященныхъ покойному наслднику Николаю Александровичу’.

Оживленіе интереса къ книг въ сред нашего общества составляетъ фактъ, не подлежащій сомннію. Не говоря о масс новыхъ изданій, выходящихъ то цлыми серіями, посвященными тому или иному отдлу знаній, то отдльными книгами по удешевленной цн, на оживленіе этого интереса указываетъ также рядъ попытокъ дать отвтъ на вопросъ, что читать и какъ читать. Послднюю новинку въ этомъ род представляетъ интересная книга, изданная г. Ледерле, въ которой собраны мннія нкоторыхъ русскихъ писателей, ученыхъ, педагоговъ и художниковъ, о лучшихъ книгахъ и о ихъ вліяніи на читателя. Г. Ледерле, какъ извстно нашимъ читателямъ, нсколько уже лтъ издаетъ подъ общимъ заглавіемъ ‘Моя библіотека’ массу переводовъ лучшихъ иностранныхъ писателей, выбирая такихъ, за которыми установилась незыблемо слава какъ классическихъ авторовъ, и тхъ изъ мене извстныхъ, которые почему-либо мало знакомы русскому читателю, но заслуживаютъ полнаго вниманія. Съ цлью выяснить, какія же книги могутъ быть боле полезны и необходимы, онъ разослалъ къ ‘выдающимся людямъ своей родины’ особый циркуляръ, въ количеств 2.000 экземпляровъ, въ которомъ обращается къ нимъ съ просьбой составить: ‘1) списокъ тхъ книгъ, какъ художественныхъ, такъ и по всмъ отраслямъ знанія, которыя въ вашей жизни, отъ самыхъ юныхъ лтъ, произвели на васъ наиболе сильное впечатлніе и, по вашему мннію, способствовали вашему нравственному и умственному развитію, 2) списокъ книгъ, съ которыми считаете вы необходимымъ познакомить молодежь и читающую публику’. Къ сожалнію, на этотъ призывъ откликнулось очень немного лицъ,— всего 86, и изъ тхъ многіе уклонились отъ отвта.
Любопытная, между прочимъ, черта нашей жизни — эта боязнь высказывать свое мнніе. Даже и ‘выдающіеся люди своей родины’ не ршаются ‘смть свое сужденіе имть’, а тмъ боле — его высказать, хотя бы и по такому вопросу, какія книги, по ихъ мннію, лучшія. Русскій человкъ ужасно запуганъ и робокъ во всемъ, что касается сужденія. Онъ всегда ждетъ, что скажетъ начальство, будетъ ли это прямое и непосредственное начальство, отъ котораго зависитъ его благополучіе, или же т или иные ‘взгляды’, которые приняты въ его кружк. Современный русскій интеллигентъ всегда находится въ трусливомъ подчиненіи у того или иного ‘варяга’, которому и поклоняется нелицепріятно.
Можетъ быть, въ этомъ сказалась и другая національная наша черта — лнь, отсутствіе интереса ко всему, что выходитъ за предлы нашихъ оффиціальныхъ обязанностей. На это указываетъ отчасти полное почти отсутствіе отвтовъ отъ учителей и профессоровъ. Какъ бы то ни было, а полезное и важное предпріятіе г. Ледерле почти-что потерпло крахъ, такъ какъ 86 отвтовъ маловато на 2.000 циркуляровъ.
Но и это незначительное число отвтовъ все же даетъ матеріалъ любопытный и поучительный. Осмысленно читаютъ у насъ немногіе, еще меньше людей, способныхъ дать себ отчетъ, что произвело на нихъ при чтеніи наибольшее впечатлніе. Число Петрушекъ врядъ ли уменьшилось со временъ Гоголя, въ особенности въ восьмидесятые годы, когда было закрыто много библіотекъ, вслдствіе изъятія массы книгъ изъ обращенія, что не могло пройти безслдно для общей массы читателей.
Среди разнообразныхъ мнній о воспитательномъ значеніи книги выдляются два своей противоположностью. Первое, представителемъ котораго выступаетъ г. Тихомировъ, извстный педагогъ, отрицаетъ почти цликомъ такое значеніе книги. Жизнь и живое слово подавляютъ книгу, которая въ сравненіи съ ними умаляется почтеннымъ педагогомъ до полнаго ничтожества. ‘Въ дтств моемъ я ничего не читалъ или почти ничего. Но передо мной постепенно раскрывалась и неотразимо влекла и захватывала меня великая книга жизни,— жизни людей, жизни природы въ неразрывной связи съ жизнью людей’… Это для огромнаго большинства совершенно врно, пока дло касается дтскаго возраста, которому свойственно вполн естественное отвращеніе къ книг.
Врно также и то, что ‘первыя смена симпатіи и антипатіи къ людямъ’ закладываетъ въ душу жизнь, а не книга. Но вдь не о дтскомъ же возраст рчь идетъ и картина совершенно мняется, когда отъ дтства перейдемъ къ тому возрасту, когда складывается будущій человкъ. Тогда-то и выступаетъ огромное значеніе книги, о которомъ говоритъ другой, извстный педагогъ, В. П. Острогорскій, являющійся представителемъ противоположнаго мннія.
‘Независимо, а иногда и зависимо отъ непосредственнаго, самостоятельнаго наблюденія надъ природой и человческой жизнью, отъ того, что даетъ человку съ ранняго возраста среда, обстановка, такъ сильно дйствующія на образованіе внутренняго міра, — послдній складывается подъ вліяніемъ двухъ фактовъ: во-1-хъ, школы (понимая подъ нею и низшую, и среднюю, и высшую, а также всякіе публичные курсы и лекціи), во-2-хъ, чтенія самостоятельнаго, главнымъ образомъ, по собственному выбору, сообразно характеру, вкусу, наклонности, словомъ, чтенія, вызваннаго любознательностью Это-то чтеніе, какъ расширяющее постепенно кругозоръ человка, дополняющее образованіе и доставляющее человку наслажденіе, отраду, разумное и пріятное наполненіе досуга, безъ сомннія, есть одинъ изъ могущественнйшихъ рычаговъ самообразованія и самовоспитанія. Но, можетъ быть, нигд въ боле или мене культурномъ мір, это чтеніе не иметъ такого важнаго особеннаго значенія, какъ именно у насъ, въ Россіи’.
Странность мннія г. Тихомирова просто поражаетъ, когда вдумаешься въ дйствительную жизнь, т. е. ту, которая выпадаетъ на долю огромнаго большинства русскихъ обывателей. Бдность впечатлній, какъ результатъ ничтожности этой жизни, ея однообразія, мелочности, пустоты и безцвтности, ведетъ къ полному упадку умственныхъ интересовъ, къ исчезновенію благородныхъ порывовъ, къ тому, что принято называть опошлніемъ. Только книга и выручаетъ наше молодое поколніе, такъ какъ изъ нея только оно и узнаетъ и о возвышенныхъ мысляхъ, и о благородныхъ дйствіяхъ, о чести и добр. Въ одной изъ сказокъ Щедрина неразумной помщикъ, которому надолъ мужичій духъ, просилъ боговъ избавить его отъ этого духа, что въ назиданіе потомства и было ими исполнено. Мужикъ снялся съ мста и улетлъ. Что произошло затмъ, читатели, конечно, помнятъ: неразумный помщикъ одичалъ, и становому пришлось его отправить въ сумасшедшій домъ. Думаемъ, что если бы книга также улетла изъ Россіи, то результатъ былъ бы приблизительно такой же, и, наврное, пришлось бы обратиться къ новымъ варягамъ, которые прежде всего принесли бы съ собой книгу.
Рзче всего и категоричне высказывается въ пользу вліянія книги на умственное развитіе сельскій учитель А. М. Шмелевъ, по словамъ котораго только книга имла ршающее вліяніе на его развитіе. ‘Каково бы ни было мое развитіе, я обязанъ имъ только книгамъ и никому боле’, говоритъ онъ, и очень многіе могли бы сказать тоже самое, если подъ развитіемъ понимать совершенствованіе силъ, данныхъ каждому изъ насъ природою.
Припомнимъ то отчаяніе, о которомъ говорятъ юные авторы упомянутыхъ нами въ прошлый разъ брошюръ. Отъ удручающаго настроенія они ищутъ спасенія въ книг, которая если не всмъ, то избраннымъ помогаетъ выбраться изъ мрака къ свту.
Длается это безпорядочно, ощупью, безъ системы и руководства, въ чемъ сходятся вс, приводимые г. Ледерле, авторы, и почти вс они сходятся въ томъ, что вреда отъ такого безпорядочнаго чтенія они для себя, по крайней мр, не видятъ. Это не значитъ, однако, чтобы они отрицали пользу системы и руководства, но изъ двухъ золъ — отсутствіе книгъ или руководителя — лучше послднее. За то съ какой благоговйной благодарностью вспоминаютъ они о такомъ руководств, выпавшемъ на долю немногихъ счастливцевъ, какъ, напримръ, того же педагога Д. И. Тихомирова, который разсказываетъ о вліяніи руководства въ чтеніи на него и его сверстниковъ.
‘Мн посчастливилось,— говоритъ онъ,— попасть подъ конецъ школьнаго ученія въ руки хорошихъ учителей. Въ урок по русскому языку, сверхъ выполненія положенной программы, входило художественное чтеніе, всего боле нами любимое. Чтобы имть возможность чаще и больше слушать чтеніе, мы, взрослые уже юноши, такъ хорошо приготовляли уроки, что учителю мало приходилось толковать намъ эти уроки, мало тратилось времени и на переспросъ уроковъ. Мы пріучились заниматься почти самостоятельно, и занимались вполн добросовстно, такимъ образомъ, большая часть класснаго времени посвящалась чтенію. Учитель читалъ самъ, и читалъ мастерски. Уже одно художественное чтеніе само по себ многое разъясняетъ слушателю, къ этому учитель прибавлялъ еще и свои толкованія, и мы пріучались понимать литературныя произведенія — видть, воспринимать и усвоивать ихъ содержаніе. Время отъ времени, взамнъ своихъ толкованій, учитель прочитывалъ подходящую художественно-критическую статью, вполн раскрывающую идею произведенія, разъясняющую художественные образцы и значеніе произведеній (критическія статьи Блинскаго, Добролюбова и нкоторыхъ другихъ). Мн и теперь памятно неотразимо-сильное впечатлніе статей Добролюбова ‘Темное царство’ и ‘Лучъ свта въ темномъ царств’ въ связи съ чтеніемъ прозы, ‘Свои люди сочтемся’ и другихъ произведеній Островскаго. Такъ прочитаны были въ цломъ и по частямъ лучшія произведенія Пушкина, Гоголя, Тургенева, Островскаго… Произведенія, которыя прочитывались въ класс въ отрывкахъ, перечитывались потомъ съ величайшимъ вниманіемъ въ цломъ самостоятельно, и мы часто, по собственному побужденію, писали отчеты о прочитанномъ, разборъ (посильное пониманіе) прочитаннаго, статьи по поводу прочитаннаго. Чтеніе художественно-литературныхъ произведеній и критическихъ къ нимъ статей, кром воспитывающаго умъ и сердце воздйствія, выработало въ васъ вкусъ, научило и пріучило насъ читать толково, воспитало въ насъ любовь къ серьезному чтенію. Для насъ ужъ не казались теперь скучными и популярно-научныя произведенія историческія, географическія, естественно-историческія,— и серьезныя книги мы читали съ истиннымъ удовольствіемъ и умли найти въ нихъ интересное.
Но такихъ счастливцевъ было немного, и большинство руководствовалось скоре инстинктомъ, выбирая чутьемъ все хорошее изъ общей массы книгъ и отталкивая дурное или равнодушно проходя мимо. Почти вс авторы, которые по времени развитія относятся къ шестидесятымъ годамъ, указываютъ на важное значеніе въ ихъ развитіи текущей литературы, именно журналистики. Въ ней, въ сущности, они имли руководителя, направлявшаго и задававшаго тонъ чтенію. Почти вс отмчаютъ огромное вліяніе критики и публицистики того времени, журналовъ ‘Современникъ’, ‘Русское Слово’. Извстный писатель-беллетристъ А. И. Эртель такъ распредляетъ вліяніе чтенія по возростямъ: ‘Въ раннемъ дтств преобладало вліяніе глупой и вредной книги о Наполеона. Въ 9 — 12 лтъ образовывались эстетическіе вкусы на Пушкин, Гогол, Тургенев и вмст съ тмъ фантазія была напоена дяніями героевъ Дюма-отца. Въ. 13—16 лтъ вліяла церковная литература, умряемая сенсаціонными романами и лирическимъ настроеніемъ отъ степей и стиховъ. Въ 16—19 лтъ господствовалъ Дарвинъ съ ‘естественно-научнымъ’ направленіемъ ‘Русскаго Слова’. Въ 19—21 года опредлилось вліяніе ‘Отечественныя Записокъ’, и міровоззрніе начало складываться боле или мене самостоятельно’.
Схема г. Эртеля, приблизительно, обычная для средняго нашего читателя, который начинаетъ съ чтенія сказочно-героическаго характера, переходитъ фазисъ мистицизма въ юношескіе годы, затмъ увлеченія естествознаніемъ и заканчиваетъ общественными вопросами. Мистическій періодъ переживали въ большей или меньшей степени вс приводимые г. Ледерле авторы, причемъ вс выдвигаютъ по значенію на первый планъ Евангеліе. Такимъ образомъ, склонность къ мистицизму, въ чемъ иные хотятъ видть отличительную черту современной молодежи, представляется явленіемъ обычнымъ въ извстномъ возраст, когда начинается исканіе незыблемыхъ истинъ, на которыхъ юноша думаетъ построить свое міросозерцаніе. Очень любопытно такое указаніе со стороны лицъ, развитіе которыхъ совпало съ шестидесятыми годами, когда преобладало вообще матеріалистическое направленіе, какъ увряютъ теперь. Повидимому, это было не совсмъ такъ, и мистическая струнка звучала тогда, какъ и теперь, хотя боле сдержанно, безъ нарочитой назойливости и того подчеркиванія ея значенія, которое заставляетъ заподозрить ея искренность въ современныхъ намъ проповдникахъ мистико-декадентскаго направленія.
Подводя итогъ мнніямъ, г. Ледерле приходить къ нкоторымъ общимъ выводамъ о руководств ‘чтеніемъ и желательномъ характер его. Лица, юношеское развитіе которыхъ совпадаетъ съ сороковыми и шестидесятыми годами, читали все, что попадало подъ руку. Книгъ было мало, и выбирать было не изъ чего. Въ иномъ положеніи находится юный читатель нашего времени, и необходимость руководства становится очевидной. Вопросъ лишь въ томъ, кто долженъ взять его на себя? Прямой отвть напрашивается самъ собой — школа, но такой отвтъ мыслимъ лишь въ теоріи, учительскій персоналъ современной школы совершенно не подготовленъ къ такой роли — руководителя чтеніемъ, — роли, требующей большихъ библіографическихъ познаній и опытности, и г. Ледерле полагаетъ, что ‘обязанность слдить за вновь выходящими книгами, указывать имъ мсто въ ряду книгъ, уже существующихъ и составлять систематическіе каталоги должно быть дломъ особой отрасли литературы спеціально педагогической’,— что, по его словамъ, отчасти уже и длается. Современемъ необходимость въ такихъ каталогахъ и указаніяхъ должна еще боле возрасти, а вмст съ тмъ, при нормальномъ порядк вещей, должна бы увеличиться и спеціальная литература по этому вопросу. Попытку въ этомъ род представляетъ особый журналъ, существующій уже второй годъ, ‘Книговдніе’, издаваемый московскимъ библіографическимъ кружкомъ. Въ немъ помщается систематическій указатель новыхъ книгъ и рецензій на нихъ въ журналахъ и газетахъ. Это очень полезное изданіе, необходимое для всякаго, кто желаетъ слдить за современной литературой. Но журналъ еще не установился, и программа его требуетъ многихъ дополненій, а главное, большей системы, безъ чего онъ не можетъ имть того значенія, какое должно принадлежатъ ему по праву. Къ сожалнію, онъ далеко не всмъ извстенъ, а распространеніе его весьма желательно, такъ какъ даже и въ настоящемъ своемъ вид онъ даетъ массу матеріала для выбора и безпристрастную его оцнку.
Въ заключеніе своей книги г. Ледерле сводитъ мннія о лучшихъ и необходимйшихъ книгахъ. Первое мсто въ этомъ списк отведено нашимъ великимъ художникамъ и поэтамъ — Пушкину, Лермонтову, Гоголю, Грибодову, Тургеневу, Л. Толстому, Достоевскому, Гончарову, Островскому и Щедрину. Нсколько страннымъ представляется отсутствіе Некрасова, о которомъ только г. Кони упоминаетъ, какъ о писател, имвшемъ на ряду съ Тургеневымъ огромное вліяніе ‘на городскую молодежь, воспитывавшуюся въ каменныхъ и деревянныхъ корридорахъ петербургскихъ и московскихъ переулковъ и звавшую не русскую, а дачную псевдо-природу, не зная притомъ вовсе и, поэтому, не любя и не понимая русскаго народа’. Именно Некрасовъ познакомилъ юношество съ природой и народомъ, вдохнувъ въ сердца любовь, жалость и близость къ народу. Въ списк западно-европейскихъ писателей тоже поражаетъ отсутствіе Гейне, Верне и Шпильгагена, имвшихъ въ то время, да и теперь имющихъ, несравненно большее значеніе въ развитіи молодежи, чмъ, напримръ, Данте или Мольеръ, фигурирующіе въ этомъ списк. Для пониманія Данте требуется детальнйшее знакомство съ его временемъ, иначе чтеніе его ничмъ не уступитъ чтенію Петрушки. Данте обыкновенно не читаютъ, а изучаютъ, для огромнаго большинства онъ не можетъ представлять теперь большаго интереса. Иное дло — трое выше названныхъ писателей, принадлежавшихъ и тогда, и теперь принадлежащихъ къ числу любимцевъ именно молодежи, а не взрослыхъ людей. Лица, мннія которыхъ приведены у г. Ледерле, очень часто упоминаютъ о нихъ.
Въ книг г. Ледерле приведено нсколько полныхъ списковъ книгъ, которыя авторы списковъ считаютъ необходимыми для каждаго, стремящагося къ самообразованію. Вс эти списки очень поучительны и могутъ быть весьма полезны для систематическаго чтенія, какъ, впрочемъ, и вся интересная книга г. Ледерле.

——

Если стремленіе къ знанію замчается у насъ, гд вс проявленія жизни сказываются въ микроскопическомъ, часто изуродованномъ вид, то еще сильне оно на Запад, гд вс условія жизни помогаютъ ему проявиться въ полномъ размр. Нсколько данныхъ о ход этого дла у нашихъ ближайшихъ сосдей — австрійцевъ и германцевъ — даетъ отчетъ г. Сперанскаго о ‘нкоторыхъ изъ учрежденій общественнаго благоустройства въ Западной Европ’. Въ Западной Европ это стремленіе выросло органически, шагъ за шагомъ, не спша и не сбиваясь то въ сторону, то назадъ. Оно лишь дальнйшее развитіе освобожденія личности, которая стремится быть сама собой, вн зависимости отъ временныхъ условій, подчинить ихъ себ и выработать нчто прочное, незыблемое, создать тотъ камень, на которомъ она воздвигнетъ зданіе будущаго.
При существованіи всеобщаго обученія, которое лежитъ на обязанности государства, задачи общественной и частной иниціативы въ дл народнаго просвщенія тамъ представляются въ значительной степени иными, нежели у насъ, въ Россіи. Русскимъ обществамъ распространенія образованія прежде всего приходится заботиться о насажденіи грамотности, тогда какъ наши западные сосди уже прошли эту первую ступень, и дятельность ихъ направлена на распространеніе званій высшаго порядка, какихъ народная школа не даетъ. Въ Германіи и Австріи извстны два типа такихъ обществъ. Къ первому принадлежатъ общества, которыя содйствуютъ самообразованію только своихъ членовъ и распространенію знаній среди лицъ своего класса, таковы рабочія общества для распространенія знаній. Второй типъ обществъ намъ ближе по цлямъ и организаціи,— это такія, которыя преслдуютъ исключительно образовательныя цли и распространяютъ свою дятельность на вс слои населенія. Г. Сперанскій приводитъ, какъ примръ, Внское общество распространенія образованія, съ которымъ онъ ближе познакомился. Общество это существуетъ самостоятельно очень недавно — съ 1893 года, когда оно отдлилось отъ Нижне-австрійскаго общества распространенія образованія. Дятельность его ограничивается городомъ и заключается въ устройств библіотекъ, общедоступныхъ курсовъ и въ изданіи произведеній образовательнаго содержанія. Въ первый же годъ оно имло 2.877 членовъ, годовые взносы которыхъ составили около 4.050 р. Въ 1892 г., оно устроило 7 библіотекъ, а въ 1893 г. ихъ уже было 17, изъ которыхъ было выдано 246.788 названій, а круглымъ счетомъ вс 17 библіотекъ имли около 30.000 томовъ. Когда общество открыло первую библіотеку въ рабочемъ квартал города, то за 5 мсяцевъ было выдано 94.000 названій. Съ цлью опыта была введена незначительная плата, отъ 3 до 4 к. въ мсяцъ, и опытъ оказался очень удаченъ: плата поступаетъ исправно и число подписчиковъ нисколько не уменьшилось. Эта библіотека открыта только въ т часы дня, когда рабочіе не заняты, и наплывъ публики, особенно по вечерамъ, бываетъ громаденъ, не хватаетъ мста стоять. ‘Сидя въ эти часы въ библіотек,— разсказываетъ г. Сперанскій,— я присматривался къ публик и мн казалось, что я могъ читать на лицахъ приходящихъ ту жажду мысли, которая привела ихъ за книгами. Помню такую картину: на улиц дождь, сыро, холодновато, мальчикъ, только-что вышедшій изъ библіотеки съ книгою, остановился у открытаго окна и при падающемъ изъ библіотеки свт внимательно читаетъ, не обращая вниманія, что и книга, и самъ онъ мокнутъ подъ дождемъ: у него, очевидно, не хватаетъ терпнія донести ее до дому’.
Не меньшій успхъ имютъ чтенія, въ вид боле или мене правильныхъ курсовъ. Такъ, въ 1892 г. ихъ было 235 съ числомъ слушателей 60.000, въ 1893 г.— 270, число слушателей — 63.000. Изъ 235 чтеній было: по естественной исторіи — 41, исторіи — 30, медицин и гигіен — 26, исторіи искусства и культуры — 24, политической экономіи — 23, географіи — 22, литератур — 13, образцовое чтеніе произведеній литературы — 37. Какъ далеки эти чтенія отъ того, что принято у насъ называть народными чтеніями, показываютъ имена лекторовъ и содержаніе лекцій. Такъ, по естествознанію читали: инженеръ Лоссъ (хранитель-адъюнктъ королевскаго технологическаго музея) — о превращенія теплоты въ механическую работу, приватъ-доцентъ Бендорфъ — ‘Микроскопъ и телефонъ’, профессоръ Вейнбергъ — о разрывныхъ и взрывчатыхъ веществахъ. По исторіи: приватъ-доцентъ Меклеръ — о Солон, профессоръ Бассъ — ‘Исторія крестовыхъ походовъ’ (нсколько чтеній) и т. д. Преимущественными чтецами выступаютъ профессора и приватъ-доценты внскаго университета, при содйствіи которыхъ общество устроило настоящій народный университетъ, по образцу англійскихъ университетскихъ курсовъ для широкой публики. Курсы были безплатны и разсчитаны на четыре триместра (3 мсяца), т. е. на два года, читались древняя исторія (греческая и римская), зоологія, физика (механика), исторія искусствъ и культуры въ Австріи, нмецкая литература. Слушателей записалось 315 человкъ, въ числ которыхъ рабочіе, ремесленники и мелкіе служащіе составляли около половины. Курсы существовали 5 триместровъ, такъ что учебный планъ былъ разъ выполненъ, но затмъ, вслдствіе недостатка средствъ, ихъ пришлось закрыть. Общество обратилось въ ландтагъ съ просьбой о пособіи, въ чемъ было отказано. Тогда, въ виду того, что изъ 13 преподавателей, читавшихъ на курсахъ, 6 были доцентами внскаго университета, университетскому сенату была подана петиція о томъ, чтобы сенатъ образовалъ коммиссію для разработки вопроса объ устройств при университет общедоступныхъ научныхъ курсовъ, въ которыхъ были бы лекторами доценты университета, и чтобы сенатъ ходатайствовалъ передъ министерствомъ народнаго просвщенія о назначеніи для этой цли университету субсидіи. Петиція была подписана всми доцентами и половиною профессоровъ и увнчалась успхомъ. Ландтагъ ассигновалъ въ 1895 г. 5.000 гульденовъ на ‘организацію при внскомъ университет общедоступныхъ научныхъ чтеній’.
Такова эта просвтительная дятельность, развитая однимъ только обществомъ въ теченіи трехъ послднихъ лтъ. Представимъ на ряду съ нимъ десятки и сотни такихъ обществъ, объединенныхъ общей цлью, дружно поддерживаемыхъ и обществомъ, и государствомъ, и мы поймемъ, какую великую будущность готовятъ они народу, устраняя величайшую опасность, которую создаетъ разобщеніе народа и интеллигенціи. Эту опасность давно уже поняли въ Западной Европ, гд лучшіе люди создали движеніе, все возрастающее теперь, цль котораго — поднять уровень знаній въ народныхъ массахъ настолько, чтобы исчезла рзкая разница между человкомъ изъ народа и человкомъ изъ университета. Движеніе это пока въ начал, но уже теперь послдствія его сказываются въ упорядоченіи нравовъ, въ сокращеніи пьянства и боле серьезномъ отношеніи къ своимъ правамъ, на что въ особенности упираютъ руководители этого движенія въ Англіи. Безсознательная масса всегда является простымъ орудіемъ въ рукахъ боле или мене беззастнчивыхъ вожаковъ. Тогда какъ просвщенная, она руководствуется своими взглядами и интересами, которые отлично понимаетъ, и является самымъ стойкимъ оплотомъ государства. Интересно, между прочимъ, что анархизмъ въ Западной Европ иметъ наибольшее число послдователей въ наимене просвщенныхъ странахъ, именно въ Италіи и Испаніи, онъ очень слабъ въ Германіи и совершенно отсутствуетъ въ Англіи, хотя здсь ему, какъ и всякому ученію, открыть свободный доступъ. Съ распространеніемъ знаній въ массахъ, анархизмъ исчезнетъ, какъ и всякое проявленіе невжества и порождаемаго имъ отчаянія.
При знакомств съ успхами просвщенія на Запад, смыслъ невольно обращается къ себ, на родину, и самъ собой напрашивается вопросъ, почему у насъ оно развивается такъ медленно? Чмъ мы хуже нмцевъ? Почему петербургскій рабочій иметъ къ своимъ услугамъ только кабакъ, а внскій — народный университетъ? Обычнымъ отвтомъ на эти вопросы служитъ ссылка на нашу сравнительную съ Западной Европой бдность. Но этотъ отвтъ давно уже пора бы оставить, сдавъ въ архивъ вмст съ прочими яко бы присущими исключительно намъ особенностями. Изъ всхъ орудій прогресса просвщеніе оказывается самымъ дешевымъ, и то же Внское общество развиваетъ свою блестящую дятельность буквально на гроши. По даннымъ за 1893 г., оно располагало 17.000 гульденовъ (около 12.000 р.) дохода, изъ которыхъ израсходовано на чтенія, концерты, библіотеки и курсы около 18.500 гульденовъ (почти 9.000 руб.). Многія изъ нашихъ обществъ располагаютъ неменьшими средствами и могли бы располагать несравненно большими, если бы не тотъ роковой кругъ, изъ котораго не можетъ выйти у насъ всякая общественная дятельность. При малйшей попытк расширить его, кругъ сжимается и живая работа общества смняется апатичнымъ прозябаніемъ.
‘Поразительно видть,— говоритъ ‘Недля’, — какъ далеко подвинулась озаренная знаніемъ народная жизнь въ культурныхъ странахъ. И тмъ грустне бываетъ возвращаться къ нашей отечественной отсталое! и — отсталости всесторонней и застарлой, вс формы которой имютъ одинъ корень — недостатокъ образованія. Точно невидимыми чарами скована энергія величайшаго народа въ мір, блуждая во тьм, эта энергія разсевается, не выполняя и малой доли возможной работы. Народное наше невжество, безпримрное въ свт, оставляетъ нашу націю, больше трехъ четвертей всей славянской расы — въ хвост народовъ, въ разстояніи нсколькихъ столтій до того совершенства жизни, какое теперь возможно. Мы еще доживаемъ средніе вка въ то время, какъ Европа вступила въ новый — загадочный еще историческій періодъ, съ совершенно новыми условіями международной жизни и міровой конкурренціи. Европа видимо стремятся къ тому, чтобы нарождающіяся поколнія были вооружены всми средствами цивилизаціи, чтобы каждый гражданинъ, какъ въ античныя времена, былъ физически и духовно развитъ въ уровень съ своимъ вкомъ. Уже и теперь отмчается въ равныхъ странахъ расовое возрожденіе — нарожденіе новой, боле сильной и красивой породы (въ Скандинавскихъ странахъ, Англіи и Германіи), въ то время, какъ по свидтельству статистики (профессоръ Янсонъ) коренное русское населеніе во многихъ мстностяхъ вырождается отъ крайней бдности и невжества (что именно невжество — одна изъ ближайшихъ причинъ вырожденія, доказываетъ страшная дтская смертность и развитіе заразныхъ болзней). Тяжело становится на душ, когда сопоставишь эти два столь противоположные процесса — въ Европ и у насъ. Какую будущность мы готовимъ темному, все еще полудикому (передъ XX вкомъ) народу въ сосдств съ просвщенными, могучими, оздоровленными расами Запада’?
Какъ сорокъ лтъ тому назадъ, передъ уничтоженіемъ крпостного права, каждая реформа наталкивалась на непреодолимое препятствіе въ вид крпостной зависимости народа, такъ и теперь на каждомъ шагу въ общественной или государственной жизни у насъ является тормазъ — народное невжество. Излюбленнымъ современнымъ вопросомъ служитъ, напр., подъемъ сельскаго хозяйства, но какъ его поднять, когда самъ хозяинъ стоитъ на ступени развитія среднихъ вковъ? Въ отчет г. Сперанскаго говорится о мрахъ къ подъему этого хозяйства въ Германіи и мы ихъ приведемъ, какъ иллюстрацію того, что у насъ невозможно. Г. Сперанскій касается дятельности одного только общества рейнскихъ сельскихъ хозяевъ, представляющаго грандіозную организацію, число членовъ которой въ 1888 г. достигало 18.000 слишкомъ. Дятельность его выражается, главнымъ образомъ, въ распространеніи сельскохозяйственныхъ знаній. Еще въ 1856 г. оно назначило премію за составленіе учебника естественныхъ наукъ, пригоднаго для крестьянскихъ дтей, и ходатайствовало о введеніи въ народной школ преподаванія земледлія. Министерство народнаго просвщенія отклонило это ходатайство на томъ основаніи, что это противоречило бы принципу народной школы, цль которой сообщать лишь общеобразовательныя свднія. Обществу было разршено содйствовать распространенію сельскохозяйственныхъ знаній, оказывая поддержку тмъ среднимъ школамъ, которыя ввели у себя преподаваніе сельскаго хозяйства, и общество выдавало преміи тмъ преподавателямъ среднихъ школъ, которые занимались со своими учениками сельскохозяйственными предметами.
На этомъ общество, конечно, не остановилось и въ 1860 г. стало приглашать странствующихъ учителей, которые читали въ данной мстности курсы по земледлію, преимущественно посвященные мстнымъ нуждамъ. Увидвъ на опыт, какой успхъ имли такія чтенія, общество сдлало еще шагъ впередъ и въ 1879 г. открыло 15 школъ, съ двухгодичнымъ зимнимъ курсомъ для преподаванія спеціально сельскаго хозяйства, куда принимались ученики, окончившіе уже курсъ начальной школы. Въ 1892 г. такихъ школъ общество имло 21. Программа школъ показываетъ, какъ высоко поставлена тамъ научная часть. Такъ, по химіи первую зиму читаются важнйшіе для земледлія отдлы ея, неорганическія соединенія, вторую зиму — органическія соединенія, ученіе о почв, естественная исторія, физика, политическая экономія, бухгалтерія и проч., — словомъ, курсъ, дающій такія солидныя знанія, которымъ едва ли удовлетворяетъ и наша средняя школа. И сдлало это одно частное общество, пользуясь, съ одной стороны, подготовкой населенія, прошедшаго хорошую школу, и, съ другой стороны, не стсняемое правительствомъ и опираясь на содйствіе мстныхъ учрежденій самоуправленія. Въ этомъ и заключается главная прерогатива культурныхъ странъ — въ возможности работать на общую пользу безъ помхи, не опасаясь, что завтра же вся эта работа сведется къ толченію на мст, а то и совсмъ прекратится.
Г. Сперанскій указываетъ на массу такихъ учрежденій общественнаго благоустройства, какъ музеи, выставки, ремесленныя школы, союзы рабочихъ, бюро для отысканія работы и тому подобное. Вс вмст они составляютъ стройное цлое, свидтельствующее о высот общественнаго развитія, открывающей такія широкія перспективы будущаго, о которыхъ русскому человку и во сн не снилось. Пока мы стоимъ на мст, Западъ идетъ впередъ, и разстояніе между нами увеличивается съ поразительной быстротой. Хотя мы не особенно довряемъ цифрамъ, съ помощію которыхъ можно доказывать, что угодно, но не можемъ не привести нсколькихъ данныхъ, поясняющихъ ростъ этого движенія въ одной Германіи. По свдніямъ за 1894 г., въ Германской имперіи было 56.568 публичныхъ народныхъ школъ съ преподавательскимъ составомъ въ 120.032 штатныя должности, т. е. не считая сверхштатныхъ учителей и практикующихъ. Обучалось въ народныхъ школахъ 7.925.688 дтей обоего пола, при численности населенія имперіи въ 49.428.470 человкъ, или на каждыхъ 100 жителей было 16 школьниковъ и на каждые 874 жителя одна школа. Стоимость содержанія этого громаднаго народнаго ‘учебнаго заведенія’, не считая высшей школьной администраціи и педагогическаго надзора, достигаетъ 242.400.000 марокъ (почти 120 мил. руб.), изъ коихъ около 70 мил. ложатся на общегосударственныя средства, остальное — мстныхъ органовъ самоуправленія. Какъ-то неловко и стыдно становится, когда на ряду съ этими грандіозными цифрами поставить наши 500.000 школьниковъ и т 6 мил. рублей, которые затрачиваютъ земства, плюсъ 8 мил. отъ казны. Въ этихъ цифрахъ выражаются просвтительныя усилія стодвадцатимилліонной имперіи.

——

Недавно вышла въ свтъ книга, посвященная памяти ученаго дятеля, мало извстнаго среднему читателю, хотя какъ личность ученаго, такъ и общій характеръ его дятельности заслуживаютъ иного къ себ отношенія. Это — Яковъ Карловичъ Гротъ, филологъ и талантливый переводчикъ съ шведскаго и финскаго языковъ, бывшій въ числ учителей и воспитателей покойнаго наслдника цесаревича Николая Александровича. Книга начинается автобіографіей Грота, интересной не только для характеристики автора, но и того времени, къ которому относится главная ея часть. Гротъ воспитывался въ знаменитомъ Царскосельскомъ лице, въ которомъ учился Пушкинъ и куда онъ поступилъ спустя девять лтъ посл выхода оттуда великаго поэта. Память о немъ была еще жива въ стнахъ лицея, и хотя порядки были уже не т, но преданіе о Пушкин имло огромное вліяніе на воспитанниковъ. Этимъ вліяніемъ Гротъ объясняетъ любовь къ поэзіи и чтенію, отличавшую учениковъ лицея, не смотря на казарменные порядки, заведенные въ немъ, какъ и во всхъ учебныхъ заведеніяхъ того времени. Гротъ, очень способный и прилежный, поступилъ въ лицей хорошо подготовленнымъ, во вынесъ оттуда немного, какъ видно изъ его замчанія по поводу выхода изъ лицея: ‘Чего не могли бы сдлать изъ меня въ лице съ такими началами, при моей любознательности и стремленіи впередъ! Но надобно отдать справедливость тамошнимъ моимъ наставникамъ, вс они, за исключеніемъ двухъ или трехъ, очень плохо понимали и цль свою, и средства, которыя надобно было употреблять при обученіи’. Цль эта заключалась въ приготовленіи чиновниковъ для высшихъ государственныхъ учрежденій, въ одно изъ которыхъ, именно въ канцелярію Государствевмаго Совта, Гротъ и поступилъ. Здсь ему очень повезло съ точки зрнія чиновника, но было очень тяжело для него, такъ какъ вс его стремленія шли въ совершенно противную сторону. Онъ былъ сразу отмченъ и взысканъ начальствомъ. Почеркъ его очень понравился императору Николаю, и съ тхъ поръ большую часть ‘меморій’ пришлось переписывать будущему академику и составителю русскаго словаря. Бдный Гротъ изнывалъ за этой работой. ‘Дни уходятъ,— пишетъ онъ въ дневник,— не оставляя ни въ ум, ни въ сердц прочныхъ слдовъ, за то они оставляютъ по себ толстыя кипы исписанной веленевой бумаги, будетъ мн чмъ похвастать, показывая внуку или сыну шкапы государственной канцеляріи, съ какой гордостью скажу: ‘сочинять не сочинялъ, а писывалъ!’ Невольно приходитъ на мысль: ужели на 24-мъ году отъ роду, въ лто служенія нашего 4-е, воспитавшись въ одномъ изъ первыхъ заведеній, я не могъ бы лучше быть употребленъ на службу?’ Наконецъ, онъ не выдержалъ такого ‘государственнаго служенія’ и сбжалъ оттуда. Литература и наука давно уже тянули его къ себ. Онъ зналъ тогда уже почти вс главные европейскіе языки и былъ извстенъ сначала своими небольшими изящными переводами съ англійскаго, а потомъ какъ переводчикъ знаменитой поэмы Тегнера ‘Фритіофъ’. Благодаря этому переводу, у него завязались литературныя знакомства съ Плетневымъ, Жуковскимъ, со шведами и финляндскими писателями, что и побудило его бросить государственное ‘служеніе’ въ вид переписки веленевыхъ фоліантовъ. Любопытно отношеніе тогдашняго общества къ его ршенію сдлаться ученымъ и литераторомъ. ‘Вс были поражены, не могли никакъ понять, какъ я ршаюсь жертвовать своею карьерою, находили, что я поступаю опрометчиво, а иные считали меня просто сумасшедшимъ. Впослдствіи я узналъ, что до одного изъ моихъ товарищей дошелъ слухъ, что я помшался. Мн было тяжело являться въ обществ, везд меня допрашивали о моемъ намреніи, выражали свое недоумніе. Тогдашній директоръ департамента народнаго просвщенія замтилъ мн, что онъ меня не понимаетъ, что въ нашемъ обществ званіе ученаго еще не пользуется достаточнымъ уваженіемъ и что, конечно, я современенъ раскаюсь въ томъ, что длаю’. Но Гроту не пришлось раскаяться, къ великому огорченію чиновнаго міра. Онъ ухалъ въ Финляндію и вскор получилъ въ гельсингфорскомъ университет каедру русской исторіи. Съ тхъ поръ его ученая и литературная дятельность больше не прерывалась перепиской бумагъ, продолжаясь почти 50 лтъ. Слдить за ней мы не будемъ. Замтимъ только, что ему, главнымъ образомъ, общество обязано иниціативой возобновленія подписки на памятникъ Пушкина и сооруженіемъ его, въ чемъ онъ принималъ самое дятельное участіе. Кром русскаго словаря, самой капитальной его работы, и массы филологическихъ изысканій (онъ зналъ вс европейскія нарчія и древніе языки), уже глубокимъ старикомъ онъ обработалъ извстную грамматику русскаго языка, по которой вс теперь обучаются.
Гротъ первый содйствовалъ сближенію финляндцевъ съ русскими, явившись въ тридцатыхъ и сороковыхъ годахъ посредникомъ между финской литературой и наукой и русской. Это сближеніе ознаменовалось горячимъ участіемъ, какое приняли русскіе ученые и литераторы въ празднованіи 200-лтней годовщины основанія гельсингфорскаго университета въ 1840 г. То было еще блаженное время, когда не народился нововременекій патріотъ съ его бдительнымъ сыскомъ измны, и оба народа, въ лиц лучшихъ своихъ представителей, сошлись на веселый праздникъ науки, который такъ описываетъ финляндецъ Авг. Шауманъ,
‘Самымъ значительнымъ и знаменательнымъ эпизодомъ этихъ праздниковъ было дружеское сближеніе между гостившими у насъ русскими и финскими учеными и литераторами. Здсь первое мсто посредника и соединители принадлежитъ безспорно Я. Гроту. Совсмъ еще молодой человкъ, не достигшій и тридцати лтъ, тонко образованный и въ полномъ смысл джентльменъ во всемъ своемъ существ, онъ рано познакомился съ шведскимъ языкомъ и литературой и былъ извстенъ какъ переводчикъ на русскій языкъ саги Фритіофа. Уже въ 1838 г. постилъ онъ впервые Финляндію и, между прочимъ, въ Борго завязалъ знакомство съ Рунебергомъ (знаменитйшій изъ финскихъ поэтовъ), котораго изобразилъ съ восторженной теплотой въ одномъ русскомъ журнал (‘Отечественныхъ Запискахъ’). Въ то же время познакомившись съ Цигнеусомъ, Ленротомъ (открывшимъ финскую народную Поэму ‘Калевала’), Нервендеромъ — онъ всмъ имъ умлъ внушить въ себ уваженіе и сердечную пріязнь. Личными связями своими и языкознаніемъ онъ приготовилъ себ положеніе, какое тогда невозможно было и предполагать: въ занятію каедры прй нашемъ университет. И такъ какъ онъ вполовину былъ у насъ какъ дома, то и былъ особенно способенъ сблизить нашихъ финскихъ литераторовъ съ своими соотечественниками. Съ обихъ сторонъ наилучшія и самыя теплыя отношенія оживляли всхъ на этихъ праздникахъ, сгладившихъ вс неровности и братски соединившихъ финновъ съ русскими. Высшаго пункта достигли эти сердечныя отношенія, когда въ свободный отъ промоціонныхъ торжествъ день, часть русскихъ литераторовъ, между которыми были Плетневъ, кн. Одоевскій, гр. Сологубъ, Я. Гротъ и другіе, пригласили на обдъ Францена, Рунеберга и Ленрота и многихъ другихъ финскихъ ученыхъ. На этомъ обд произнесено было Я. Гротомъ теплое стихотвореніе и состоялось соглашеніе, чтобы въ намять юбилея изданъ былъ международный альманахъ, съ участіемъ русскихъ и финскихъ писателей. Редакція Сборника, который долженъ былъ выйти на двухъ языкахъ — шведскомъ и русскомъ, поручена была Гроту. И дйствительно, альманахъ вышелъ на обоихъ языкахъ весною 1842 г.’.
Вотъ это стихотвореніе, изъ котораго приводимъ дв начальныхъ и заключительную строфу:
Сыны племенъ, когда-то враждовавшихъ,
Мы встртились, какъ старые друзья,
На празднествахъ наукъ, толпы созвавшихъ
Въ гостепріимные сіи края,
И не давно-ль божественная муза
Насъ подлинно сравнила межъ собой?
Привтъ же вамъ! скрпимъ святыя узы:
Кто чувствами возвышенъ, тотъ намъ свой.
Здсь, на конц Россіи исполинской,
Мы руку жмемъ вамъ нын отъ души,
Вамъ, украшенье старой втви финской,
Развившей сладкіе плоды втиши.
Межъ сихъ плодовъ сіяетъ цвтъ душистый:
То псенъ даръ, излитый въ вашъ народъ,
Чтобъ радостнй являлся брегъ скалистый
И черный боръ, и блдный неба сводъ.
Друзья! нальемъ огнистой влагой чаши
И весело подымемъ ихъ къ устамъ.
‘Да здравствуютъ’, воскликнемъ, ‘братья наш
По сверу и девяти сестрамъ’.
Отнын намъ миле финновъ скалы,
Да будетъ ввкъ сей край благословенъ!
Ура! осушимъ полные бокалы
За дружество полуночныхъ Каменъ.
Вспоминая объ этомъ дн черезъ 50 лтъ, Авг. Шауманъ съ грустью замчаетъ: ‘Казалось, тогда наступило время настоящаго братскаго единенія въ будущемъ и сближенія между русскими и нашими литературными силами, или, скоре пріобщеніе нашей литературы къ русской. Но вотъ протекло съ тхъ поръ пятьдесятъ лтъ и альманахъ Грота остался одинокимъ явленіемъ, которому не замтно ни малйшихъ слдовъ подражанія!’ Вмсто сближенія, мы видимъ теперь вражду и взаимное заподозриваніе, явившіяся какъ результатъ той беззастнчивой травли, которую ведутъ противъ финляндцевъ наши самозванные охранители во имя имъ однимъ извстныхъ интересовъ. Отвтить ясно и опредленно на вопросъ ‘зачмъ?’ — едва ли они и сами съумютъ,— если только отвтъ не заключается въ нихъ самихъ: ‘затмъ,— какъ говоритъ Гротъ въ своемъ стихотвореніи ‘Сонъ’,
Затмъ,— что злоба,
Коварство, зависть, клевета
Грызутъ, какъ червь добычу гроба,
Ихъ грудь, гд хладъ и темнота.’
Въ теченіе двнадцати лтъ Гротъ былъ профессоромъ гельсингфорскаго университета, продолжая знакомить русскихъ читателей съ лучшими представителями финской литературы въ переводахъ, помщаемыхъ имъ въ ‘Современник’, ‘Отечественныхъ Запискахъ’ и въ ‘Журнал Министерства Народнаго Просвщенія’ Такъ, онъ перевелъ лучшія вещи Рунеберга — ‘Вечеръ на Рождество’, ‘Надежда’, ‘Стрлки оленей’, а также впервые познакомилъ русскую литературу съ ‘Калевалой’, сначала въ отрывкахъ, а потомъ въ полномъ пересказ. Какъ дорожили этой дятельностью и цнили финляндцы своего молодого друга ипрофее сора, показываетъ слдующій.оригинальный случай. Въ 1841 г. кто-то наканун Рождества таинственно подкинулъ Гроту изящный и затйливый подарокъ: перо изъ слоновой кости, въ оправ изъ стали и серебра, съ надписью изъ переведеннаго Гротомъ стихотворенія Рунеберга: ‘Такъ было весело, свтло!’ — какъ бы намекая на бывшія годъ передъ тмъ празднества въ Гельсингфорс. На этотъ символическій подарокъ Гротъ отвтилъ стихотвореніемъ, въ которомъ съ юношескимъ жаромъ высказалъ свое profession de foi:
Добру и правд общаю
Всегда служить перомъ моимъ!
И если я обтъ нарушу,
И если низости змя
Когда-нибудь вползетъ мн въ душу
И развратится рчь моя —
Пускай мой блый гость обратно
Къ теб умчится, помрачась,
И стихъ исчезнетъ благодатный!
И этому обту Гротъ не измнялъ никогда, въ какое бы положеніе ни ставила его жизнь. Такъ, призванный ко двору сначала въ качеств учителя, а потомъ и воспитателя покойнаго наслдника цесаревича Николая Александровича, онъ, закончивъ свою отвтственную обязанность въ 1859 г., поднесъ въ день совершеннолтія наслдника альбомъ, дающій ясное понятіе о дух и направленіи его преподаванія. Такъ какъ этотъ альбомъ впервые появился въ печати теперь, то мы считаемъ нелишнимъ познакомить нашихъ читателей съ его содержаніемъ.
Альбомъ начинается посвященіемъ, въ которомъ Гротъ говоритъ своему бывшему ученику о важности переживаемаго имъ дня (совершеннолтія). Затмъ, онъ переходитъ къ поясненію обязанностей, налагаемыхъ высокимъ положеніемъ его бывшаго воспитанника. Во глав второй ‘Особенности вашего положенія’ онъ говоритъ:
‘Слава ждетъ Васъ, ао помните, что рядомъ съ нею стоитъ и безславіе. Въ этомъ отношеніи Ваше мсто гораздо опасне, нежели положеніе всякаго частнаго лица. Если молодой человкъ, съ которымъ я сравнивалъ Васъ, измнитъ впослдствіи своимъ благороднымъ стремленіямъ, онъ останется въ неизвстности, онъ исчезнетъ въ тысячахъ ему подобныхъ, не оставивъ по себ слда… Но Ваше имя уже заране занесено на страницы исторіи. Вы должны либо прославить, либо обезславить его, тутъ нтъ середины: Вы или оправдаете мсто, которое опредлено Вамъ самимъ рожденіемъ,— тогда Вы прославитесь, или Вы покажете себя недостойнымъ этого мста,— тогда Вы унизите свое имя, для Васъ будутъ позоромъ не одни темныя дла и ошибки для Васъ самое отсутствіе великихъ дяній будетъ уже безславіемъ’.
Дале, въ глав о ‘Правдивости’ онъ говоритъ о значеніи правды для государей:_
‘Свтелъ щитъ ея какъ солнце, ясный ликъ ея открытъ. Поэтому, чмъ кто выше по своему положенію и власти, тмъ дороже должна ему бытъ истина. Въ самомъ дл, кто, если не сильные міра въ особенности, обязаны блюсти правду и распространять ея царство на земл? Какъ высоко должны они цнить счастье быть поборниками того, въ чемъ выражается воля Провиднія, быть на земл представителями этой воли! Какъ должны они покровительствовать и поддерживать тхъ, которые любовью къ правд становятся ихъ естественными, надежнйшими помощниками и сотрудниками! Какъ должны они ненавидть и чуждаться тхъ, которые посредствомъ лжи, козней и лести заявляютъ себя врагами ихъ чести и славы, врагами отечества, общаго блага и самого Провиднія, ибо вооружаться противъ правды влачитъ дйствовать противъ вчныхъ цлей Божьихъ! Но если неправда презрительна и ненавистна въ подданномъ, который, чувствуя свою немощь, ищетъ въ обман беззаконнаго оружья силы,— что сказать о вожд народовъ, который бы отъ юности не возлюбилъ правды со всмъ жаромъ чистой души? Для внценосца нтъ тхъ побужденій, которыя заставляютъ частное лицо прибгать ко лжи. Чтобы говорить правду, ему не нужно даже ршимости. Кого трепетать ему, кром Бога? Предъ кмъ не посметъ онъ высказать правдиваго слова, совершить правдиваго дла? Но для него нужно другого рода мужество: онъ долженъ умть выслушивать правду, искать ее, узнавать и принимать безъ гнва, даже и тогда, когда бы въ ней заключалось противорчье его собственнымъ мыслямъ и желаніямъ. Могущественный примръ Государя долженъ ршить торжество правды или лжи въ цлой стран, ибо если знамя его — правда и щитъ его свтелъ, какъ солнце, то невжество и коварство не смютъ выползать изъ темныхъ убжищъ своихъ, а если въ тни престола его гнздится мракъ лжи, то и нигд въ его царств не восходитъ солнце правды и все царство его есть царство тьмы’.
Наконецъ, въ заключительной глав ‘Какъ узнавать правду’, Гротъ снова возвращается къ тому же вопросу:
‘Отчего правда легко затмвается передъ людьми высоко стоящими? Оттого, что они по большей части сносятся только съ такими лицами, которыя на лстниц общественныхъ знаній и должностей стоятъ всего ближе къ нимъ. Такъ какъ не вс эти избранные побуждаются въ своихъ дйствіяхъ однимъ стремленіемъ къ правд, и нкоторые изъ нихъ, напротивъ, бываютъ движимы своими страстями, личными видами, заботою о собственной своей польз, то естественно, что эти нкоторые стараются скрыть или представить въ ложномъ свт все то, что не согласно съ ихъ собственной выгодой. И такъ человкъ высоко стоящій находится безпрестанно въ опасности быть обманутымъ, часто даже касательно самыхъ важныхъ и близкихъ для него интересовъ, и это тмъ боле, что между окружающими его есть люди, всячески старающіеся удалять отъ него тхъ, которые могли бы открыть ему глаза. Отсюда ясно, что главное средствъ узнавать истину заключается въ правил: не гнушаться общенія съ людьми, гораздо ниже насъ стоящими. Часто немногія слова, обмненныя съ такимъ человкомъ, могутъ озарить нашъ умъ внезапнымъ свтомъ и вывести насъ изъ долговременнаго заблужденія’.
Такова свтлая личность рдкаго у насъ типа ученаго, не терявшаго среди научныхъ изысканій главной цли науки — служенія добру и правд, завтамъ которыхъ онъ остался вренъ до конца, не измнивъ юношескому обту. Теперь такъ рдко приходится слышать обращенія къ этимъ завтамъ, что тмъ дороже должна быть память людей, служившихъ имъ на дл въ мру своихъ силъ.

А. Б.

Міръ Божій‘, No 9, 1895

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека