Польскій вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Крестьянскою реформой введено въ Польшу новое славянское начало.
Москва, 5 марта 1864 г.
Развитію Польской народности положено на дняхъ Россіей такое новое широкое основаніе, котораго до сихъ поръ не могла выработать вся тысячелтняя исторія Польши. Четыре указа, изданные 19 минувшаго февраля и вроятно извстные всмъ нашимъ читателямъ, объ устройств крестьянъ въ Царств Польскомъ, вносятъ новую историческую идею, вводятъ новый элементъ въ политическую и общественную жизнь Польши, досел не дйствовавшій въ ея исторіи,— элементъ простонародный или крестьянскій.— Если Россія въ 1815 году, по собственному сознанію Поляковъ, воскресила имя ‘Польши’, уже обреченное забвенію, уже исчезнувшее съ географическихъ картъ Европы, если, 50 лтъ тому назадъ,— знаменитый Костюшко съ горячею благодарностью привтствовалъ императора Александра І-то названіемъ ‘воскресителя’,— то Россія въ настоящее время иметъ не мене права на признательность Польскихъ ‘патріотовъ’, хотя теперь и отказываетъ ей въ этомъ прав недальновидность современнаго Польскаго патріотизма,— хотя признательность ‘патріотовъ’ вовсе, вроятно, и не входила въ соображенія Русскаго правительства при изданіи четырехъ указовъ. Не имя только Польскаго народа воскрешаетъ теперь Россія, но разчищая отъ наносныхъ слоевъ непочатые, глубоко сокрытые въ почв, свжіе родники Польскаго народнаго духа, упрочиваетъ самое бытіе Польской народности, которому безумная, выродившаяся Польская шляхта грозила искаженіемъ и извращеніемъ, гибелью и смертью — не одною вещественною и политическою, но я духовною…
Можетъ-быть, въ настоящую минуту, не только Поляки, но многіе изъ насъ, Русскихъ, склонны обсуживать указы 19 февраля единственно съ точки зрнія ближайшихъ современныхъ выгодъ и интересовъ, можетъ-быть ни т, ни другіе не согласятся съ нашимъ мнніемъ и не захотятъ признать въ благодтельномъ устройств Польскаго простонародья какого-нибудь благодянія для Польской народности. Можетъ-быть даже, напротивъ, и т и другіе,— одни — т. е. Поляки — съ упрекомъ, другіе не безъ нкотораго чувства самодовольства,— станутъ усматривать въ новой соціальной реформ, совершающейся въ Польш,— дйствіе чисто-государственныхъ эгоистическихъ побужденій, строгій разсчетъ государственной пользы, и уподоблять новую государственную мру искуснйшимъ и мудрйшимъ мрамъ Пруссіи и Австріи въ отношеніи къ Познани и Галиціи. Иностранныя газеты уже готовы провозгласить новыя распоряженія — своекорыстнымъ политическимъ маневромъ, прибгающимъ къ демократизму, какъ къ врнйшему средству — возбудить въ кра соціальную вражду, возстановить сословія другъ противъ друга, и съ помощью Польскаго крестьянства сломить Польскую шляхту, а вмст съ нею и Польскую народность…
Мы желали бы защитить Россію и отъ этихъ несправедливыхъ упрековъ, и отъ этихъ недостойныхъ похвалъ. Намъ кажется, что для врной оцнки историческаго событія — оно должно быть разсматриваемо само въ себ, совершенно независимо (во сколько это возможно) отъ какихъ бы то ни было толкованій современниковъ, непосредственно въ немъ заинтересованныхъ. Поставленное мысленно въ перспектив исторической дали, озираемое мысленно съ высоты исторической, освобожденное отъ всхъ вншнихъ современныхъ случайностей, оно нердко представится взору совершенно инымъ, чмъ вблизи, въ живой исторической ежедневности,— и откроетъ въ себ присутствіе такой исторической идеи, которой и не подозрвали въ немъ современные дятели, и которой они, невдомо для себя, служили орудіемъ и выраженіемъ. Конечно, трудно предусмотрть съ точностью вс возможныя послдствія данной мры, или событія, въ отдаленномъ будущемъ, конечно, вс подобныя соображенія боле или мене гадательны и потому подвержены обману и ошибк,— но съ другой стороны, при сужденіи объ историческихъ явленіяхъ, совершающихся предъ нашими глазами, чувствуется невольная потребность поставить свою мысль вн потока страстей и случайностей,— стряхнуть съ нея соръ и пыль современной дйствительности, насколько это дано человку.
Кажется, едвали уже можно отрицать въ наше время, что виною гибели Польши было неправильное развитіе ея общественнаго организма и уклоненіе ея отъ основныхъ Славянскихъ бытовыхъ и духовныхъ началъ. Не говоря уже о латинств, подчинившемъ ее вліянію латинскаго — слдовательно не Славянскаго — міра, латинскихъ просвтительныхъ началъ, латинской цивилизаціи,— внутренняя исторія Польши (отчасти благодаря тому же латинству) представляетъ уродливое непомрное развитіе одного органа на счетъ всхъ другихъ,— общества — на счетъ государства и простаго народа. Государство расплылось въ общество — въ шляхту, простой народъ, который во всхъ Славянскихъ земляхъ составлялъ и составляетъ необходимое условіе полноты общественнаго развитія, именно какъ простой народъ, какъ живая, непосредственная, самородная сила, подобная сил зерна или корня въ организм растеній,— простой народъ былъ лишенъ всякаго политическаго значенія, духовно презрнъ и низведенъ на степень вещественнаго матеріала. Польская шляхта не только не удостоивала признавать въ немъ присутствіе какой-либо органической силы,— не только отвергала въ крестьянин его значеніе, какъ Поляка, но и его достоинство, какъ человка. Польская шляхта не только именовала себя ‘Польскими государями’ (историческое выраженіе), но и ‘Польскимъ народомъ’, ‘Польскою націей’,— и дйствительно, слово ‘Польша’ — и въ исторіи, и въ жизни было тождественно съ словомъ: ‘Польская шляхта’. Развитіе пошло въ древесину и листву, въ ущербъ кор и корню, вытянувшійся и почти обнаженный стволъ едва держался на отощавшемъ корню… Польш грозила смерть не только политическаго бытія, но и Польской народности, и смерть эта давно уже бы совершилась, если бы въ числ орудій исторической кары — не было Славянской державы — Россіи. Намъ нтъ дла до того, какъ относились къ историческимъ событіямъ современники,— думали ли они или не думали объ исполненіи своего Славянскаго призванія. Мы знаемъ и видимъ только одно: что Польша давно бы перестала существовать, давно бы и помину о ней не было, еслибъ она досталась единственно Пруссіи и Австріи, еслибъ Россія не возстановила — сначала ея политическаго бытія, а въ настоящее время — цльности ея расколотаго организма чрезъ оживленіе Польскаго корня, чрезъ подъемъ Польскаго простонародья. Отнын Польское крестьянство является новымъ жизненнымъ агентомъ, новымъ дятелемъ въ историческихъ судьбахъ Польши. Польскому общественному судну, воплощенному въ образ легкомысленной Польской шляхты, недоставало,— говорили мы не разъ,— того груза, того упора, который не даетъ судну носиться по прихоти волнъ и втровъ,— и этотъ грузъ и упоръ, этотъ сдерживающій и вмст охранительный элементъ видимъ мы въ Польскомъ крестьянств. Отнын отъ самихъ Поляковъ, отъ самой Польской шляхты по преимуществу, будетъ зависитъ дать стройное развитіе Польскому общественному организму. Но для этого ей необходимо признать новый соціальный элементъ не какъ враждебное, чуждое Польской жизни начало, а какъ необходимое условіе истиннаго прогрессивнаго движенія Польской народности — въ той полнот и на томъ новомъ пути какіе указываются измнившей Славянству Польш — боле ея врною Славянскимъ началамъ — Россіей.
‘Но,— возразятъ нкоторые Польскіе патріоты,— мы и сами готовы были бы сдлать для Польскаго народа то, что длается нын Русскимъ правительствомъ. Мы охотно обошлись бы безъ благодянія, приносимаго намъ рукою иноплеменниковъ, благодянія, имющаго цлью привлечь на сторону нашихъ враговъ наше сельское населеніе. Вы имете въ виду не благо нашей страны, а пользу вашего государства. Изъ чуждыхъ намъ интересовъ вы возбуждаете антагонизмъ между нами, выгодами и льготами матеріальными вы подрываете духовную силу народности, вы подражаете примру Австріи, которая, облагодтельствовавъ крестьянъ, сумла тмъ самымъ заглушить въ нихъ чувство народности до такой степени, что Галиційскіе Польскіе крестьяне уже не хотятъ именоваться Поляками, а называютъ себя имперцами‘… Мы глубоко сожалемъ о послднемъ факт, нашему Славянскому чувству возмутительно видть ослабленіе Славянской народности въ какомъ бы то ни было Славянскомъ племени, тмъ боле — онмеченіе нашихъ ближайшихъ Славянскихъ братьевъ,— и еще боле — превращеніе ихъ въ Австрійцевъ — не по вншней только зависимости, но по мысли и сердцу: такого нравственнаго паденія Славянъ не желали бы мы никакихъ пользъ государственныхъ ради, да и ошибочны вс соображенія государственной пользы, какъ скоро они основаны на подобномъ извращеніи нравственнаго достоинства подданныхъ! Но совсмъ не то — уже явила и явитъ Россія въ своихъ отношеніяхъ къ Польш, и вншнее сходство дйствій и мръ въ Россіи и Австріи или Пруссіи приводило и приводитъ къ результатамъ совершенно противоположнымъ.
Какой бы оцнк ни подвергалось наше право, но врно то, что историческія судьбы въ настоящее время вручили Россіи власть надъ Польшей, т. е. надъ тою частью Польши, которая только у насъ однихъ и благодаря намъ однимъ — и называется этимъ дорогимъ для Поляковъ именемъ. Что ожидаетъ Россію и Польшу въ будущемъ, намъ неизвстно,— но то намъ извстно, что только въ Русской Польш сохранились живучесть, энергія, сила Польской народности,— что Россія не обезнародила Поляковъ въ Польш, благодаря высокому нравственному достоинству своего неумнья, своей неспособности къ тому темному государственному искусству, которымъ такъ славятся Нмцы, и которое помогло Пруссіи обратить Познань въ Нмецкую провинцію… Оно же разршило и Австріи воспользоваться Галиційской рзней 1847 г, какъ законнымъ раціональнымъ средствомъ, оправдываемымъ Нмецкою штатснаукой. Новйшія мры принятыя Россіей, полныя энергіи и разума, существенно отличаются, по нашему мннію, отъ мръ Австрійскихъ и Прусскихъ. Россія вноситъ нын въ бытіе Польши тотъ Славянскій элементъ, которымъ она сама такъ богата, который нигд не получилъ такого развитія и примненія въ жизни, какъ въ Россіи,— элементъ простонародный, элементъ по преимуществу земскій,— элементъ недостававшій Польш. Мы сильно сомнваемся, чтобы надленіе крестьянъ землею и правами могло быть когда-либо совершено Польскою шляхтою съ тмъ Славянскимъ радикализмомъ, съ какимъ оно совершено у насъ самою Россіей,— и если такъ-называемый Польскій Народовой Жондъ и объявилъ въ прошломъ году рядъ распоряженій, дарующихъ крестьянамъ льготы, впрочемъ только экономическія, и все же меньшія, чмъ указы 19 февраля, то эти дйствія Польской шляхты являлись до такой степени вынужденными, неискренними, до такой степени противорчащими всему духу, всмъ преданіямъ Польской шляхты, что неспособны были внушить и не внушили ни малйшаго доврія Польскому крестьянству, да и ни въ какомъ случа не могли получить правильнаго и здороваго развитія. Эти мры со стороны Жонда носили на себ характеръ демократически-революціонный, пытались возбудить и возбудили бы, можетъ быть, такія демократическія страсти въ народ, съ которыми Жондъ никогда бы и не справился и которыя окончательно погубили бы Польшу. Въ этихъ мрахъ, принятыхъ Жондомъ, не чувствовалось присутствія той Славянской идеи, которая, признавая и упрочивая права сельскаго населенія, давая широкое мсто его значенію и участію въ общественной жизни, иметъ характеръ по преимуществу бытовой, а не политическій, и совершенно чужда того искусственнаго и насильственнаго равенства, того грубаго, принудительнаго единообразія, котораго такъ чаютъ Французскіе деспоты-соціалисты.— Мы можемъ съ гордостью сказать, что наша крестьянская реформа 19 февраля есть продуктъ коренныхъ Славянскихъ началъ, глубоко лежащихъ въ нашемъ народномъ дух, что она явилась дломъ не только правительственнымъ, но и общественнымъ, и что она, давая новую жизнь нашему простонародному элементу и обновляя ею жизнь всего нашего общественнаго организма, въ то же время не иметъ ничего общаго съ началами Французскаго демократизма или соціализма. Мы сами, во сколько мы привыкли смотрть на явленія нашей собственной жизни сквозь призму иностранныхъ понятій, мы сами, въ этомъ отношеніи, можетъ-быть еще не довольно строго цнимъ и разумемъ смыслъ нашего крестьянскаго освобожденія. Но несмотря на всю нашу подражательность иностраннымъ теоріямъ, это освобожденіе, благодаря пребывающему въ насъ историческому и бытовому инстинкту, совершилось самымъ своеобразнымъ образомъ — до такой степени, что иностранные политико-экономы до сихъ поръ не могутъ вмстить правду нашего соціальнаго переворота въ своемъ ученомъ сознаніи и подвести подъ него раціональныя основанія Западной науки. Крестьянское освобожденіе 19 февраля — это наша всенародная, всемірно-историческая проповдь, это наше знамя,— то знамя, которое мы можемъ высоко предносить предъ всми иноплеменными народами, которое мы призваны внести, можетъ быть, во вс ближайшія къ намъ, и по преимуществу Славявскія страны. И мы вносимъ его въ Польшу. Силою вещей, напоромъ внутренней исторической идеи, живущей и дйствующей въ насъ, мы являемся съ этою проповдью и къ Полякамъ,— мы не можемъ не проповдывать.— мы возвращаемъ Поляковъ къ тмъ Славянскимъ экономическимъ и бытовымъ началамъ, отъ которыхъ уже давно уклонилась Польша.
Такимъ образомъ реформа въ быту Польскихъ крестьянъ, производимая Россіей, не иметъ ничего общаго съ тми реформами, которыя произведены Австріей или Пруссіей. Она есть неизбжное послдствіе, такъ сказать эманація нашей собственной Русской реформы, и на эту связь какъ бы указываетъ и самое число 19 февраля, одинаково знаменующее свободу крестьянства въ Россіи и Польш. Такъ разумемъ мы новыя мры, принятыя Россіею въ Царств Польскомъ, разсматривая ихъ совершенно независимо отъ тхъ случайныхъ и временныхъ соображеній, можетъ-быть и несогласныхъ съ нашими, которыми въ данную минуту могли отчасти руководиться наши государственные дятели. . Эти соображенія никакъ не могутъ для насъ заслонять истиннаго историческаго смысла, лежащаго въ явленіи, ни ослабить, ни исказить его значенія. Мы убждены впрочемъ, что т, которымъ выпало на долю приводить указы 19 февраля въ исполненіе, постараются сохранить за этою мрою все высокое нравственное значеніе, на которое мы указывали, и будутъ съ полною искренностью имть въ виду благо самой страны, поставляя именно въ этомъ — пользу, честь и достоинство Россіи. Слдовательно и въ этомъ отношеніи мы считаемъ упрекъ, длаемый новой государственной мр, несправедливымъ и во всякомъ случа преждевременнымъ. Ослабленіе Польской шляхты въ ея политическомъ и матеріальномъ значеніи, безъ сомннія, полезно въ настоящее время для Россіи, но оно еще боле полезно для самой Польши и для Польской народности. Оно способствуетъ прекращенію мятежа, оно не уничтожаетъ, но укрощаетъ Польскую общественную силу и возвращаетъ ее въ должныя границы, ставитъ ее въ боле правильныя отношенія къ Польскому народу. Простой народъ перестаетъ быть отнын игрушкою, слпымъ орудіемъ въ рукахъ шляхты и призывается къ проявленію и развитію тхъ силъ Польской народности, которыя въ немъ сохранились въ большей чистот и свжести, чмъ въ шляхт, а шляхт приходится отнын уже считаться съ простымъ народомъ, относиться къ нему уже не какъ къ матеріалу, не какъ къ средству, а какъ къ живой части самого Польскаго организма. Польская шляхта, лишаясь возможности помыкать Польскимъ простонародьемъ по собственному произволу, не лишается возможности сближаться съ нимъ въ правильномъ органическомъ совмстномъ развитіи. Польша простонародная и Славянская, т. е. та, въ которой будутъ преобладать Славянскіе элементы и народъ будетъ класть на всы свое народное изволеніе,— такая Польша можетъ быть очень непріятна Австріи я Пруссіи, во гораздо мене опасна для Славянской Россіи, чмъ ныншняя. въ этомъ, конечно, есть прямая и законная польза Россіи, которая будетъ тмъ сильне и выше, чмъ искренне будетъ совершено исполненіе распоряженій 19 февраля, чмъ свободне оно будетъ отъ всякой подражательности нашимъ сосдямъ — Нмцамъ.
И такъ, крестьянская реформа въ Польш обновляетъ Польшу новыми силами, давая просторъ развитію коренныхъ началъ Славянской, слдовательно и Польской народности,— освобождая крестьянство изъ-подъ матеріальнаго, политическаго и духовнаго гнета — искаженнаго и развращеннаго іезуитствомъ Польскаго шляхетства,— лишая это шляхетство его исключительно привилегированнаго положенія, а слдовательно и способовъ къ погубленію Польши и Польскаго народа, и указывая Польш на необходимость стать вполн цльнымъ народнымъ организмомъ. Междусословный антагонизмъ такъ давно подготовленъ всей исторіею Польши, что было бы совершенно несправедливо длать Русскую власть отвтственною. за вс возможныя его проявленія. Напротивъ: указами 19 февраля, чрезъ удовлетвореніе справедливыхъ требованій крестьянъ, устраняется поводъ ко взаимной вражд между помщиками и крестьянами, а съ устраненіемъ вражды укрпляется Польская простонародная и общественная почва. Поймутъ ли это Поляки? Или ихъ горькое безуміе увлечетъ ихъ къ новой борьб и сдлаетъ ихъ противниками крестьянской реформы? Но въ такомъ случа, кто же, какъ не они, будутъ виноваты во всхъ послдствіяхъ разжигаемаго ими самими антагонизма?.. Мы не раздляемъ мннія, что прекращеніе антагонизма между сословіями послужитъ во вредъ Россіи: мы уже выразили нашу мысль, что Россіи несравненно вредне сосдство Польши исключительно шляхетской, нежели такой Польши, въ политическую жизнь которой вошелъ въ дйствіе новый элементъ — простонародный. Мы надемся, что новыя дйствія Русскаго правительства, несмотря даже на возможныя ошибки, не только не сдлаютъ Россію солидарною съ Австріей и Пруссіей, но coвременемъ, въ отдаленныхъ своихъ послдствіяхъ, освободятъ ее отъ всякой солидарности въ Польскомъ дл съ нашими Нмецкими сосдями. Мы вримъ, что намъ никогда не удастся тотъ способъ политики, которымъ такъ послдовательно руководилась Пруссія въ онмеченіи Познани, и что окончательнымъ результатомъ мръ, принимаемыхъ нын Россіей) въ Польш, будетъ не уничтоженіе въ Польш Польской народности, какъ хотятъ думать нкоторые,— но возрожденіе Польской народности, въ правильномъ и стройномъ развитіи, чрезъ призваніе къ жизни трехъ съ половиною милліоновъ Польскихъ крестьянъ — Польскою шляхтою заживо погребенныхъ, но къ счастію Полыни еще не задохнувшихся въ своемъ политическомъ гроб…