Крестовый поход на 'Эксцельсиоре', Брет-Гарт Фрэнсис, Год: 1887 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 115 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
БРЕТЪ-ГАРТА

Томъ пятый.

Крестовый походъ на ‘Эксцельсіор‘.

РОМАНЪ.

ЧАСТЬ I.

I.
Первое предзнаменованіе.

4-го августа 1854 г. около мыса Корріентесъ взошедшее солнце освтило бурливое, волнующееся море и на немъ шедшій къ Мексиканскому берегу корабль. На восток возвышалась снговая вершина Колимы, похожая на привидніе. Вздуваясь и наростая, вливался Тихій океанъ широчайшей полосой въ открытый Калифорнскій заливъ.

При свт утра было видно, что корабль сдлалъ дальній и трудный путь. Потерялась одна стеньга, правый баканецъ свсился и бездйствовалъ. Но корабль — это былъ клиперъ — шелъ все-таки молодцомъ, и палуба его была поразительной чистоты. Хотя было еще довольно темно, но, кром двухъ неизбжныхъ вахтенныхъ у руля, на палуб стояла еще третья фигура, чистившая шканцы, стулья и диванчики, предоставленные въ распоряженіе пассажировъ корабля. ‘Эксцельсіоръ’, какъ назывался клиперъ, сдалъ свои грузъ въ Кальяо и везъ съ собой пассажировъ въ Калифорнію — въ вид матеріала для мстной золотой горячки, только что передъ тмъ открывшейся.

Вдругъ на палуб произошло движеніе. Изъ невидимой каюты послышалось какое-то неожиданное приказаніе, въ первый разъ оно не произвело никакого дйствія, но затмъ оно было повторено, и на палубу выбжало два, три человка, которые взялись за руль, оттснивъ вахтенныхъ. ‘Эксцельсіоръ’ сталъ держать курсъ на сверо-западъ и, плавно повернувъ, словно распростился съ виднвшимся берегомъ, чтобы снова спуститься въ открытое море.

— Что бы это значило?— спросилъ одинъ изъ рулевыхъ своего товарища, возвращаясь на мсто.

— Это не шкиперъ приказалъ, онъ вдребезги пьянъ и его не сдвинешь съ мста рычагомъ Архимеда. Это наврное выдумка помощника.

— Стало-быть, къ чорту Мазатланъ?

— Попадешь къ чорту, но не въ Мазатланъ,— сказалъ третій подошедшій къ нимъ матросъ.

— Почему?

Подошедшій не отвчалъ. Онъ смотрлъ на удалявшійся берегъ. На горизонт виднлись легкіе клубы дыма

— Пароходы?

— Тс!..

Онъ приложилъ палецъ къ губамъ, хотя и безъ того разговоръ велся шопотомъ. На палуб появился человкъ, очевидно, пассажиръ. Два, три негра, исполнявшихъ обязанности матросовъ, тотчасъ же отошли въ сторону отъ вахтенныхъ.

Пассажиръ этотъ былъ человкъ чистенькій, аккуратный, благообразный. Онъ, повидимому, еще не усплъ привыкнуть къ жизни на корабл и ходилъ очень неумло. Девятый валъ заставилъ его даже ухватиться за канатъ. При всемъ томъ онъ замтилъ съ большимъ безпокойствомъ, что корабль перемнилъ курсъ.

— Позвольте узнать, что это значитъ?— воскликнулъ онъ.— Зачмъ мы повернули? Мы удаляемся отъ берега! Разв мы не задемъ въ Мазатланъ?

Оба кормчихъ невозмутимо смотрли впередъ, словно не разслышали вопросовъ пассажира. Они имли видъ людей, интересующихся только тмъ, что длается на вод, а палуба и все на ней находящееся ихъ какъ будто совершенно не интересовало. Пассажиръ нетерпливо обратился къ третьему матросу:

— Что за притча? Было ршено, что задемъ въ Мазатланъ. Вдь у меня тамъ дла.

— Такъ приказано, сэръ,— лаконически отвтилъ матросъ, отворачиваясь отъ пассажира.

Пассажиръ былъ человкъ опытный, онъ понялъ, что дальнйшіе разспросы ни къ чему не поведутъ, онъ зналъ также, что въ такихъ случаяхъ не добьешься никакого толка и отъ капитана, даже если онъ и не пьянъ. Поэтому онъ благоразумно вернулся въ каюту.

— Вы разстроены, дорогой Банксъ?— спросилъ его чей-то голосъ.— Должно-быть, не выспались какъ слдуетъ. Или, быть-можетъ, вамъ не нравится, что корабль повернулъ? Вы боитесь сильной качки, которая въ открытомъ мор всегда сильне?

— Понятно, я взбшенъ!— рзко отвтилъ Банксъ.— Мы повернули, не угодно ли!.. Мы совсмъ не задемъ въ Мазатланъ! Просто свинство! Я хочу поговорить съ капитаномъ… Я буду жаловаться!.. Помилуйте, у меня дла въ Мазатлан… Я жду писемъ…

— Дла, мой дорогой другъ?— продолжалъ голосъ, слегка иронизируя.— Успете покончить свои дла, когда прибудете въ Санъ-Франциско, а письма не пропадутъ, вы ихъ получите въ свое время. Лучше поднимемся на палубу и пошлемъ прощальный привтъ мексиканскому берегу — стран Монтецумы и Пизарро. Пойдемте! Посмотримъ на горы, съ которыхъ Бальбоа взиралъ на берега Тихаго океана. Пойдемте!

Собесдникъ Банкса, человкъ, очевидно, боле привычный къ морскимъ путешествіямъ, былъ, однако, одтъ въ столь же неподходящій для морского путешествія костюмъ. Блые штаны въ обтяжку, кожаные узкіе сапоги и застегнутый на вс пуговицы сюртукъ длали его похожимъ на военнаго, но въ разрзъ съ этимъ шли отложной воротникъ рубашки, небрежно завязанный шелковый галстукъ и гладко выбритая добродушная физіономія. Его гладкіе черные волосы, лоснящіеся словно посл купанья, были тщательно зачесаны назадъ. Шляпа на затылк придавала ему щеголеватый, ухарскій видъ и вмст съ тмъ обнажала его высокій блый лобъ.

Онъ взошелъ на ‘Эксцельсіоръ’ въ Кальяо, и пассажиры сразу ршили, что это военный. Когда же они разсмотрли его за завтракомъ и обдомъ поближе, то пришли къ заключенію, что это духовная особа, и попросили его прочитать молитву. Въ довершеніе всего его стали называть ‘сеніоръ’ Перкинсъ, на томъ только основаніи, что онъ отлично говорилъ по-испански.

Прислонившись къ мачт и показывая правою рукою на удаляющійся берегъ, онъ произнесъ:

— Посмотрите, сэръ! Что за чудесная страна! Страна, въ которой текутъ молочныя и медовыя рки. На ея горахъ произрастаетъ флора трехъ климатическихъ поясовъ. А между тмъ народъ… подавленный, угнетенный! Это страна угнетеній, заговоровъ, насилія, тираніи, политическихъ смутъ!

— Ну, и чортъ съ ними!— раздражительно воскликнулъ Банксъ.— Но вдь поймите, что Мазатланъ — обширный коммерческій портъ, имющій коммерческихъ агентовъ изъ Англіи и всей Америки. Тамъ отдленіе бостонской фирмы Поттеръ, Поттсъ и Поттеръ. Ни одна пароходная компанія не можетъ его миновать.

Сеніоръ Перкинсъ задумчиво посмотрлъ своими кроткими черными глазами на третьяго матроса, но спустя минуту громко разсмялся и, поднявъ голову, вдохнулъ съ видимымъ наслажденіемъ полною грудью свжій, морской воздухъ.

— О,— воскликнулъ онъ съ восторгомъ,— это лучше всякихъ длъ, которыя васъ ожидаютъ на зловредномъ берегу, гд свирпствуетъ болотная лихорадка! Откройте ротъ и вдыхайте полною грудью чудный тихоокеанскій воздухъ. Разв это не восхитительно?

— Гд капитанъ?— спросилъ Банксъ, все больше и больше раздражаясь.— Мн нужно его повидать.

— Капитанъ,— отвтилъ мистеръ Перкинсъ, улыбаясь и понижая голосъ,— страдаетъ отъ послдствій угощенія и пребываетъ въ своей кают. Прекрасный человкъ,— добавилъ онъ,— хорошій опытный морякъ и человкъ въ высшей степени внимательный къ пассажирамъ. Я непремнно предложу поднести ему благодарственный адресъ.

— Но если онъ валяется въ кают, то кто же за него распоряжается?— сердито спросилъ Банксъ.

— Я полагаю, мой другъ, что капитанъ не обязанъ быть вездсущимъ. Нкоторая власть непремнно должна быть предоставлена и другимъ офицерамъ экипажа. Имъ, вроятно, лучше насъ извстны его намренія. Вы, дловые люди, всегда слишкомъ безпокоитесь попустому. Отнеситесь къ длу философски. Я съ своей стороны вполн полагаюсь на этихъ людей. Я сажусь на пароходъ или въ вагонъ съ глубокою врою. Я говорю: ‘Этотъ капитанъ или этотъ кондукторъ лицо отвтственное, назначенное для охраны моей безопасности и моего спокойствія, онъ прекрасно знаетъ, что нужно сдлать для моей безопасности и для моего спокойствія. Онъ мучится изъ-за насъ, онъ бодрствуетъ днемъ и ночью, чтобы охранять меня и доставить меня туда, куда я ду. Зачмъ же я еще самъ буду мучиться, чмъ инымъ я могу помочь ему, какъ только полнйшимъ подчиненіемъ? Почему…

Но тутъ ораторъ былъ прерванъ сильнымъ толчкомъ. ‘Эксцельсіоръ’ покачнулся. Вслдъ за тмъ послышался женскій крикъ, очень похожій на громкій смхъ, чьи-то маленькія ножки затопали по скользкой палуб, и внезапно предъ собесдниками предстала прелестная фигурка.

Въ тотъ же мигъ были забыты и дла и философія. Оба бросились на помощь милйшей особ, которая чуть не упала отъ качки, но она уже успла добраться до перилъ и была въ безопасности.

— Миссъ Кинъ!— воскликнули они.

— Извините!— сказала молодая двушка, красня и простодушно улыбаясь въ смущеніи.— Въ кают такая духота и мн казалось такимъ наслажденіемъ подышать свжимъ морскимъ воздухомъ. Я поплатилась за свое легкомысліе, очутившись словно на покатой крыш дома.

— Ваша ршимость будетъ вознагражднна, — сказалъ Перкинсъ, любезно приглашая ее ссть на придвинутый имъ стулъ.— Теперь вы въ полнйшей безопасности, — добавилъ онъ, хватаясь рукою за конецъ каната, чтобы самому не упасть.

— Посмотрите, какое чудное зрлище: солнце только-что начинаетъ появляться на горизонт!

Молодая двушка посмотрла широко раскрытыми глазами на необъятное водное пространство, и вмсто улыбки на ея смущенномъ личик изобразилось удивленіе, она даже немного открыла ротикъ. Лучи восходящаго солнца освщали гребни волнъ, окрашивая ихъ багрянцемъ и пурпуромъ. Блескъ ихъ напоминалъ блескъ огромныхъ стеклянныхъ глыбъ, казалось, что ударяясь о корабль, они должны со звономъ распадаться, вдребезги. Море какъ будто превратилось въ огромную массу окрашеннаго стекла. Переливы цвтовъ ласкали взоръ и никакая кисть не могла бы изобразить ихъ на холст.

— Алмазная долина Синбада!— прошептала съ какимъ-то благоговніемъ миссъ Кинъ.

— Приливъ въ Калифорнскомъ залив, какъ говорятъ моряки, — сказалъ хладнокровно Банксъ.— Но я ршительно не понимаю, почему мы…

— Калифорнскій заливъ?— спросила миссъ Кинъ съ выраженіемъ разочарованія на лип.— Слдовательно, мы ужъ недалеко!..

— Но не отъ Калифорніи, милйшая миссъ Кинъ, — сказалъ Перкинсъ, — а отъ полуострова Калифорнія, который представляетъ собою часть Мексики. Онъ оканчивается мысомъ св. Луки, въ ста миляхъ отсюда, до Санъ-Франциско — главнаго города Верхней Калифорніи — намъ еще очень далеко. Мн кажется, что вы съ меньшимъ нетерпніемъ ожидаете конца путешествія, чмъ нашъ другъ, мистеръ Банксъ.

Улыбка, появившаяся было на лиц миссъ Кинъ, снова исчезла и оно приняло озабоченное выраженіе.

— Путешествіе не показалось мн скучнымъ, — съ живостью сказала она и затмъ, видимо желая перемнить разговоръ, спросила: — Какой это полуостровъ? Когда-то я знала, когда училась въ школ.

— Это полуостровъ, не представляющій никакого интереса, — рзко замтилъ Банксъ,— эти мста — пустыни, тамъ нтъ никакой торговли.

— Не могу согласиться съ вами, — сказалъ Перкинсъ.— Насколько мн извстно, вдоль берега расположено нсколько старинныхъ мексиканскихъ поселковъ, а это доказываетъ, что почва здсь плодородная. Впрочемъ, быть-можетъ, намъ удастся поближе ознакомиться съ этой страной, такъ какъ, не постивъ Мазатлана, намъ придется остановиться въ этихъ мстахъ, чтобы запастись водой. Вс они намъ по пути, тогда какъ, если бы мы постили Мазатланъ, то потеряли бы три дня.— Замтивъ недовольную мину Банкса, Перкинсъ продолжалъ: — Вроятно, такъ и ршилъ нашъ капитанъ. Но къ чему загадывать впередъ? Быть-можетъ, капитанъ готовитъ намъ неожиданный сюрпризъ. Миссъ Кинъ, я старался успокоить этого длового человка моею философіею, но это мн ршительно не удалось. Онъ неисправимъ. Въ настоящую минуту онъ безутшенъ, потому что не можетъ получить изъ Мазатлана новйшихъ извстій о томъ, какъ стоитъ курсъ, тогда какъ ему слдовало бы быть благодарнымъ судьб, что она послала ему такой денекъ, когда онъ можетъ подышать чуднымъ морскимъ воздухомъ и хоть немного позабыть о своихъ длахъ.

Шутливымъ актерскимъ жестомъ онъ совершенно развязалъ свой, и безъ того слабо повязанный, галстукъ, еще боле вытянулъ концы байроновскаго не накрахмаленнаго воротничка и сталъ жадно вдыхать дйствительно чудный утренній морской воздухъ полною грудью, повернувшись лицомъ къ втру. Его собесдниковъ это нисколько не удивило, такъ какъ они уже привыкли къ выходкамъ Перкинса.

Море шумло, озаряемое утреннимъ солнцемъ, пробуждавшимъ его къ новой жизни, казалось, словно минувшая ночь была навки погребена въ бушующихъ волнахъ. Вдали показались коралловые рифы. Постепенно все было охвачено живительнымъ свтомъ взошедшаго дневного свтила.

Тмъ не мене, взоры миссъ Кинъ отъ времени до времени обращались къ лстниц, ведущей въ каюты. Спустя нсколько минутъ тамъ дйствительно показалась голова, а затмъ плечи и туловище поднимавшагося на палубу пассажира, какъ разъ въ это время миссъ Кинъ пристально смотрла на золотимыя солнечными лучами волны съ ихъ колоссальными золотистыми гребнями. Пассажиръ, появившійся на палуб, былъ молодой человкъ, онъ очень удивился, увидя миссъ Кинъ въ столь ранній часъ, а миссъ Кинъ была не мене удивлена его неожиданнымъ появленіемъ. Нужно, однако, замтить, что это взаимное изумленіе ежедневно повторялось ровно въ теченіе трехъ недль. Оба постороннихъ свидтеля этой милой комедіи, притворившись ничего не понимающими, удалились подъ какимъ-то пустымъ предлогомъ, оставивъ молодыхъ людей вдвоемъ.

Смущеніе и неловкость, которыя послдніе испытывали при каждой встрч, на этотъ разъ были продолжительне обыкновеннаго.

— Повидимому, мы не задемъ въ Мазатланъ,— сказала миссъ Кинъ, желая нарушить продолжительное молчаніе и не отрывая взоровъ отъ моря.

— Нтъ, — робко отвтилъ молодой человкъ.— Объ этомъ я слышалъ уже внизу, вс негодуютъ. Мн кажется, миссисъ Маркгемъ организуетъ депутацію къ капитану. Повидимому, помощникъ капитана или кто-либо другой изъ начальствующихъ на корабл ршилъ, что и безъ того потеряно слишкомъ много времени и потому слдуетъ прямымъ путемъ итти къ мысу св. Луки. Этимъ выгадывается четыре дня. А Мазатланъ остается въ сторон. Мн кажется, вамъ это совершенно безразлично, миссъ Кинъ?

— Мн? Конечно!— поспшно отвтила двушка.

— Очень сожалю объ этомъ!— задумчиво воскликнулъ онъ.

— Неужели? Стало-быть, вамъ еще не надоло пребываніе на корабл?

— О, нтъ!— откровенно отвтилъ онъ.— Мн было бы очень пріятно отстрочить нашу разлуку хотя бы на четыре дня.

Онъ покраснлъ и умолкъ. Наступило неловкое молчаніе. До нихъ съ другого конца палубы доносился шумный споръ Перкинса и Банкса о политик. Миссъ Кинъ засмялась.

— Мы еще такъ далеко отъ Санъ-Франциско, что вы, пожалуй, успете перемнить свои мысли.

— Никогда!— многозначительно воскликнулъ онъ.

Онъ подошелъ къ ней поближе, словно желая подтвердить свои слова. Она мелькомъ взглянула на спорившихъ о политик и осторожно отодвинулась.

— Знаете ли, — сказала она неожиданно, смягчая ласковой улыбкой свое движеніе, — мн порою просто не врится, что я дйствительно ду въ Санъ-Франциско. Сама не знаю, что это значитъ, но я ршительно не могу представить себя тамъ.

— Я бы очень желалъ, чтобы вы могли представить себ это, потому что я ду туда.

Какъ будто не разслышавъ или не понявъ этого намека, она серьезно продолжала:

— По временамъ эта мысль становится во мн настолько преобладающей, что я поневол становлюсь суеврной. Во время страшной бури, перенесенной нами посл того, какъ мы покинули Кальяо, я такъ и думала, что это было предчувствіемъ нашей гибели.

— Если бы мы погибли вмст, то я не счелъ бы это для себя худшимъ изъ всхъ бдствій, которыя могутъ меня постигнуть. Я помню эту бурю, миссъ Кинъ!.. Я помню…

Онъ робко замолчалъ.

— Что помните?— спросила она, ласково улыбаясь и въ первый разъ посмотрвъ ему въ лицо.

— Я помню, что просидлъ всю ночь у дверей вашей каюты съ пробковой курткой и съ разными спасательными снарядами, которые приготовилъ для васъ. Я твердо ршилъ скоре погибнуть, чмъ предоставить васъ этимъ разбойникамъ, чмъ ставить вашу жизнь въ зависимость…

— Но какъ же вы хотли предотвратить это?— спросила миссъ Кинъ полушутя, полуснисходительно.

— Я и самъ хорошенько не зналъ, — отвтилъ онъ, снова покраснвъ.— По всей вроятности, я привязалъ бы васъ къ какому-нибудь бревну и поплылъ бы рядомъ съ вами. Быть-можетъ, волны выбросили бы насъ на берегъ или на какой-нибудь островъ.

— А бдныя миссисъ Маркгемъ и миссисъ Бриммеръ? Ихъ бы вы предоставили власти ‘этихъ разбойниковъ’ матросовъ, я полагаю?— улыбаясь произнесла миссъ Кинъ.

— Ну, о миссисъ Маркгемъ нашлось бы кому позаботиться! А миссисъ Бриммеръ ни за что не согласилась бы быть спасенной человкомъ, ей мало знакомымъ. Впрочемъ, что объ этомъ говорить!— съ досадой воскликнулъ онъ.— Ничего не случилось и, надо полагать, не случится. Вы будете въ Санъ-Франциско и увидите тамъ сами себя, хотя, быть-можетъ, не увидите тамъ меня. Вы дете къ богачу-брату, миссъ Кинъ, у котораго много друзей и знакомыхъ, онъ и вниманія не обратитъ на бдняка, къ которому вы были снисходительны во время путешествія, но который не иметъ счастья принадлежать къ кругу знакомыхъ миссисъ Бриммеръ и не ведетъ торговыхъ длъ съ мистеромъ Банксомъ.

— Вы не знакомы съ моимъ братомъ, мистеръ Бресъ?

— Не больше васъ, миссъ Кинъ. Вы, кажется, говорили не дале какъ вчера, что едва помните его.

Молодая двушка вздохнула.

— Я была еще ребенкомъ, когда онъ отправился въ Калифорнію. Но все-таки я его помню. Я не сомнваюсь, онъ будетъ очень радъ, узнавъ, что я была такъ счастлива здсь, и онъ будетъ признателенъ всмъ тмъ, кому я этимъ обязана.

— Такъ вы говорите, вы были счастливы здсь?

— О, да, очень!

Она отвела взоры свои въ сторону и стала смотрть на дверь, ведущую въ каюты.

— Вс здсь были такъ ласковы со мной!— добавила миссъ Кинъ.

— И вы всмъ одинаково признательны?

— Да.

— Одинаково?

Корабль внезапно покачнулся впередъ. Миссъ Кинъ невольно подняла свою маленькую ручку, словно желая удержаться за что-нибудь. Молодой человкъ поспшно схватилъ ее.

— Одинаково?— повторилъ онъ, горько и въ то же время недоврчиво посмиваясь.— Одинаково, какъ его преподобію сладкогласному мистеру Перкинсу, такъ и мрачному мистеру Чарльстону, который никогда не улыбается?

Она быстро отдернула руку и встала.

— Я слышу запахъ кушанья, — смясь, сказала она.— Не ужасайтесь, мистеръ Бресъ, я страшно голодна.— Она взяла его подъ руку: — Помогите мн сойти въ каюту.

Только къ полудню боковая качка прекратилась и пассажиры высыпали наверхъ. Даже м-ссъ Бриммеръ и миссъ Чебъ вышли изъ своихъ каютъ и были торжественно усажены на импровизированный диванъ изъ подушекъ и пледовъ. М-ссъ Бриммеръ, какъ дочь богатаго бостонца, сестра знаменитаго адвоката и жена счастливаго санъ-францисскаго купца, имвшаго паи на владніе ‘Эксцельсіоромъ’, была признана первой особой, и въ качеств первой особы пользовалась то особымъ вниманіемъ, то ненавистью. Пассажиры другого пола смотрли на миссисъ Бриммеръ, какъ на хорошенькую женщину, умвшую при случа пускать въ ходъ свои темные, съ длинными рсницами, глаза. Такой же хорошенькой считали миссъ Чебъ, ея пріятельницу и спутницу.

Между миссисъ Маркгемъ, миссъ Кинъ и двумя пріятельницами не было открытой ненависти, но положительно существовало соперничество. Миссъ Кинъ была единогласно признана красавицей ‘Эксцельсіора’, точно такъ же всми единогласно было признано умственное превосходство миссисъ Маркгемъ.

Въ это утро миссисъ Бриммеръ раздляла неудовольствіе Банкса, что ‘Эксцельсіоръ’ не зашелъ въ Мазатланъ. Она дала ему даже мсто около себя на подушкахъ и задумчиво высказала предположеніе, что мужъ ея будетъ огорченъ еще больше, чмъ она.

— Что это?— сказала вдругъ миссъ Чебъ, указывая на нсколько пассажировъ, о чемъ-то горячо разсуждавшихъ съ помощникомъ капитана.— О чемъ они толкуютъ? Пойдите, узнайте!— обратилась она къ пассажиру м-ру Кросби.

Не усплъ онъ отвтить, какъ къ нимъ подошелъ м-ръ Винслоу.

— Вотъ такъ штука!— сказалъ онъ.— Чарльстонъ пропалъ. Нигд его не найдутъ! Онъ, должно-быть, свалился за бортъ.

Крики ужаса, вырвавшіеся изъ груди Бриммеръ и Чебъ, отвлекли всеобщее вниманіе отъ внезапной блдности, покрывшей лицо миссъ Кинъ, невольно подошедшей къ нимъ.

— Какъ ужасно, что никто этого не зналъ,— дрожа всмъ тломъ, сказала она:— Мы сидли тутъ, смялись, болтали, а онъ, можетъ-быть… Господи! что это?

Послышалась грубая команда, нсколько матросовъ бросились къ шлюпк.

— Спускаютъ шлюпку, вотъ и все, только это безполезно,— сказалъ Бресъ.— Несчастіе, должно-быть, случилось до зари, иначе вахтенный замтилъ бы. Вроятно, это было задолго до того, какъ мы вышли наверхъ,— тихо прибавилъ онъ,— поэтому успокойтесь, миссъ Кинъ, вы не могли этого видть.

— Не ужасно ли,— прошептала двушка,— что его даже не хватились. Но вдь вы-то,— вдругъ прибавила она, поднявъ на Бреса свои кроткіе глаза,— должны были замтить его отсутствіе, и отчего это я…

Она остановилась въ смущеніи, котораго, однако, никто не замтилъ вслдствіе возгласа Винслоу:

— Капитана, наконецъ, откуда-то выудили, и онъ отдаетъ приказанія. Однако онъ и сегодня не похожъ на человка, сознательно управляющаго кораблемъ,— прибавилъ онъ при вид коренастаго, сдоватаго господина съ припухшимъ лицомъ и глазами, и сиплымъ пьянымъ голосомъ.— Кажется, онъ проклинаетъ свою судьбу, что ему приходится остановиться и не воспользоваться попутнымъ втромъ.

— Но вдь это ради спасенія жизни человческой!— вскричала Маркгемъ.

— Онъ очень хорошо знаетъ, что, спустивъ теперь лодку, ничьей жизни не спасешь. Онъ длаетъ это для виду, чтобы успокоить васъ, дамъ.

— Такъ вы уврены, что онъ потонулъ?— со слезами на глазахъ спросила миссъ Кинъ.

— Въ этомъ не можетъ быть никакого сомннья,— отвчалъ Винслоу.

— Я съ вами не могу согласиться,— проговорилъ сладкозвучный голосъ.

Вс быстро обернулись.

— Я не согласенъ съ моимъ молодымъ другомъ,— любезно продолжалъ сеніоръ Перкинсъ:— несчастье, вроятно, произошло на разсвт, когда мы были у самаго берега. Хорошій пловецъ могъ вплавь достигнуть берега, или же,— прибавилъ онъ, видя что глаза миссъ Кинъ засіяли надеждой:— его могли принять на проходившее мимо судно. Въ это время между нами и берегомъ виднлся дымъ большого парохода.

— Парохода!— съ жаромъ вскричалъ Банксъ, — это наврное былъ почтовый пароходъ. Какъ досадно!

Онъ жаллъ о неполученныхъ имъ письмахъ! Миссъ Кинъ отвернулась. Ей былъ противенъ этотъ эгоизмъ.

— Мн кажется, что сеніоръ правъ, миссъ Кипъ, — сказалъ Бресъ,— отходя съ нею въ сторону,— и знаете, почему я такъ думаю? Если бы онъ хотлъ лишить себя жизни, онъ оставилъ бы письмо. Онъ, просто, должно-быть, бросился, чтобы вплавь достигнуть берега.

— Но зачмъ же онъ хотлъ непремнно сойти съ корабля?— спросила двушка.

Молодой человкъ многозначительно посмотрлъ на нее.

— Можетъ-быть, у него были причины не хать въ Санъ-Франциско, гд наши законы очень строги. Предположите, что онъ совершилъ какое-нибудь преступленіе?

Двушка съ негодованіемъ приподнялась.

— Это просто позоръ! Кто ршается говорить такимъ образомъ?

Бресъ весь вспыхнулъ.

— Какъ кто? Вс,— возразилъ онъ,— весь корабль говоритъ это.

— Такъ ли? И, не зная хорошенько, живъ онъ или нтъ, или борется еще со смертью, люди не находятъ ничего лучшаго, какъ марать его репутацію?— вскричала она, сверкая глазами.

— Я поступилъ хуже этихъ людей,— красня отъ негодованія, отвчалъ онъ.— Мн слдовало помнить, что я говорю съ его защитницей. Извините, пожалуйста.

Онъ повернулся, а миссъ Кинъ молча отошла на другую сторону палубы и начала говорить съ Маркгемъ.

Она скоро убдилась, что весь корабль раздлялъ мнніе Бреса. По приказанію капитана, каюта несчастнаго пассажира была заперта, и дверь запечатана. Одинъ только Перкинсъ оставался попрежнему спокоенъ.

— Какъ мы вс были счастливы до этой минуты,— сказала миссъ Кинъ, поднимая на него свои кроткіе глаза,— и какъ жестоко пробудились отъ нашего блаженнаго покоя. Теперь я не могу отдлаться отъ мысли, что это — начало нашихъ бдствій. Господи! что это?

Она вздрогнула, увидавъ черное лицо одного изъ матросовъ, внезапно выросшаго точно изъ-подъ земли.

— Сеніоръ Перкинсъ,— сказалъ онъ, прикладывая руку къ непокрытой голов.

— Вы спрашиваете меня, мой милый?— отеческимъ голосомъ сказалъ Перкинсъ.

— Si, сеніоръ, помощникъ капитана желаетъ видть патрона.

— Сейчасъ приду.

Матросъ не уходилъ. Перкинсъ подошелъ къ нему ближе. Матросъ поднялъ на него глаза и произнесъ испанское слово:

— Вигилансія.

— Хорошо,— ласково отвчалъ сеніоръ.— Извините меня, я сейчасъ вернусь,— обратился онъ къ дамамъ.

— Можетъ-быть, вы узнаете что-нибудь о бдномъ Чарльстон?— сказала миссъ Кинъ, инстинктивно начиная надяться.

— Почемъ знать?— отвчалъ Перкинсъ, длая жестъ рукой и уходя за своимъ провожатымъ.— Слдуетъ всегда надяться на хорошее.

II.
Второе предзнаменованіе.

Не сказавъ больше ни слова со своимъ спутникомъ, Перкинсъ дошелъ до главнаго люка, въ который оба они спустились и пошли по полутемной второй палуб. Тутъ имъ попались навстрчу два или три человка, узнавъ сеніора, они смутились и отошли, какъ испуганныя животныя при вид своего укротителя. У носового люка стоялъ караульный, и за нимъ группа, освщенная фонаремъ. Группа состояла изъ помощника капитана, штурмана, злобнаго матроса-перувіанца и пропавшаго Чарльстона, который сидлъ на полу, закованный въ цпи.

— Разсказывай все, какъ было, Іотто, — сказалъ помощникъ капитана перувіанпу.

— Это было, патронъ, на зар, еще раньше, чмъ мы повернули,— началъ матросъ по-испански,— мн показалось, точно кто-то пробирался къ носовому люку, но я не обратилъ на это вниманія. Потомъ я услыхалъ здсь шорохъ, спустился и нашелъ его. Онъ хотлъ тутъ спрятаться. Около него лежалъ вотъ этотъ свертокъ. Я схватилъ его, патронъ, а онъ сталъ отбиваться и ударилъ меня вотъ сюда — онъ указалъ на свою еще влажную перевязку — и непремнно бросился бы за бортъ, если бы штурманъ не услыхалъ тутъ возни и какъ разъ во-время не подосплъ сюда.

— Какъ же онъ объясняетъ это?

— Онъ отказывается говорить.

— Снимите съ него кандалы — сказалъ по-англійски Перкинсъ.

— Однако…— возразилъ штурманъ.

— Я сказалъ: снимите кандалы,— сухимъ, строгимъ голосомъ повторилъ сеніоръ.

Матросъ и штурманъ сняли кандалы. Арестантъ поднялъ глаза на Перкинса. Это былъ худощавый мужчина лтъ тридцати, съ блокурыми волосами и впалыми щеками. Его короткая верхняя губа не закрывала вполн зубовъ, но черты лица были правильны, а большіе голубые глаза выражали смлость и кротость.

— Хорошо,— тмъ же тономъ сказалъ сеніоръ.— Теперь оставьте меня съ нимъ.

Моряки посмотрли другъ на друга, не зная, что длать, но, взглянувъ на Перкинса, тотчасъ же направились къ лстниц. Не поднялся только перувіанець.

— Отправляйтесь!— рзко сказалъ сеніоръ.

Матросъ злобно посмотрлъ на арестанта и вышелъ ворча.

— Сказалъ ли онъ вамъ,— началъ молодой человкъ, печально глядя вслдъ за матросомъ:— что я хотлъ подкупить его, чтобы онъ меня отпустилъ, но не могъ? Онъ просилъ слишкомъ много. Онъ думалъ, что у меня тутъ краденыя деньги или вещи,— прибавилъ онъ, горько усмхаясь и указывая на свертокъ, лежавшій подл него.

— А у васъ нтъ денегъ?— просто сказалъ Перкинсъ

— Нтъ.

— Я вамъ врю. А теперь, милый другъ мой, такъ какъ помощникъ капитана, матросъ и штурманъ ушли, не скажете ли вы мн, почему вы хотли спрятаться?

Молодой человкъ поднялъ глаза на сеніора. Онъ жилъ въ продолженіе трехъ недль въ тсномъ кружк, замтнымъ членомъ котораго былъ Перкинсъ, но теперь едва узналъ его.

— А если я откажусь?

Сеніоръ пожалъ плечами.

— Помощникъ капитана и штурманъ сочтутъ своимъ долгомъ свести перувіанца къ капитану и меня позовутъ въ качеств переводчика.

— А я при первой же возможности брошусь за бортъ. Я сдлалъ бы это десять минутъ тому назадъ, но меня удержали.

Глаза его сверкнули такъ ршительно, что нельзя было сомнваться въ истин его словъ.

— Я увренъ, что вы сдлали бы это,— снисходительно сказалъ Перкинсъ,— но не вижу въ томъ ни малйшей надобности, въ особенности, если вы будете такъ добры и научите меня, какъ говорить?

Молодой человкъ потупилъ глаза.

— Я хотлъ спрятаться въ этомъ люк,— вымолвилъ онъ,— и думалъ остаться тутъ, пока ‘Эксцельсіоръ’ стоялъ бы въ Мазатлан. Я не зналъ, что корабль перемнилъ направленіе.

— А какъ, по-вашему мннію, объяснили бы ваше отсутствіе?— ласково спросилъ Перкинсъ.

— Вроятно, подумали бы, что я свалился за бортъ до прибытія нашего въ Мазатланъ.

— Такъ что лицо, которое стало бы васъ искать, не нашло бы васъ тамъ, и васъ сочли бы погибшимъ?

— Да.— Онъ быстро поднялъ глаза на Перкинса.— Я не воръ и не убійца,— почти вн себя сказалъ онъ,— но не хочу, чтобы меня узнали люди, которые знали меня прежде.

Перкинсъ посмотрлъ на него пристально, точно хотлъ проникнуть въ его мысли.

— Другъ мой,— весело сказалъ онъ, посл нкотораго молчанія, — васъ спасла сама судьба. Повторяю — васъ спасла судьба. Будь я склоненъ къ пророчествамъ, я сказалъ бы, что вы предназначены для какого-нибудь исключительно счастливаго положенія въ жизни

Молодой человкъ невольно съ недоумніемъ посмотрлъ на него.

— Вы просто лунатикъ. Извините меня,— продолжалъ Перкинсъ, подавая ему руку,— вы, конечно, сами этого не знаете — люди, страдающіе этимъ недугомъ, по большей части не знаютъ объ этомъ или, по крайней мр, не знаютъ размровъ своей болзни. У васъ она проявляется глубокой меланхоліей и боязнью общества. Въ припадк лунатизма вы встали ночью, одлись и пошли ходить безсознательно по палуб, въ это время вы встртили матроса, только что вышедшаго отсюда, который принялъ васъ за привидніе и хотлъ закричать, но корабль въ эту минуту сильно качнуло, и вы свалились въ открытый люкъ: отъ паденія вы лишились чувствъ и пролежали, пока васъ не нашли.

— Кто же повритъ такой исторіи?

— Матросъ, который васъ нашелъ и разсказалъ это мн на своемъ животномъ нарчіи, въ свою очередь разскажетъ это капитану и пассажирамъ.

— А двое служащихъ, бывшихъ здсь?

— Это хорошіе служаки, усердно исполняющіе приказанія начальства и слишкомъ хорошо понимающіе свои обязанности, чтобы оспаривать слова своего товарища. Бруксъ, помощникъ капитана, очень умный и начитанный господинъ, но плохо знаетъ по-испански, Макъ-Карти знаетъ только нсколько испанскихъ фразъ, и не можетъ слдить за разсказомъ на этомъ язык.

— А вы-то кто же такой?— боле спокойно сказалъ Чарльстонъ,— съ какой стати вы сдлаете это для чужого вамъ человка?

— Я другъ, какъ вашъ, такъ и капитана, и другихъ пассажировъ,— весело отвчалъ Перкинсъ.— Я врю вамъ, сэръ, да если бы и не врилъ, то все-таки не нахожу причины нарушать гармонію, установившуюся въ нашемъ маленькомъ обществ во время плаванія. Случись какой-нибудь скандалъ, не говоря уже о моемъ личномъ сожалніи, это произвело бы только большое разстройство и никому не принесло бы пользы. Теперь же тайна ваша будетъ сохранена, я даже не спрашиваю, въ чемъ она состоитъ, мы сдлались хорошими знакомыми, почему бы намъ и не разстаться въ хорошихъ отношеніяхъ?

Чарльстонъ посмотрлъ на Перкинса, на его добродушное лицо, съ минуту поколебался, и затмъ въ смущеніи протянулъ руку.

— Благодарю васъ,— сказалъ онъ,— благодарю, по крайней мр, за то, что вы не спрашиваете моей тайны. Можетъ-быть, если бы это была только…

— Ваша тайна… вы могли бы открыть ее,— живо перебилъ Перкинсъ.— Вамъ нтъ никакой надобности принуждать себя къ откровенности. А теперь, мой другъ, время не терпитъ. Я распоряжусь, чтобы васъ незамтно перевели въ вашу каюту, покуда вс пассажиры на верхней палуб. Если бы вы позволили прислуг перенести васъ, какъ человка обезсиленнаго, это было бы еще лучше. Позвольте мн замтить вамъ, что три часа, проведенные въ безсознательномъ состояніи, конечно, могли лишить васъ силъ.

Перкинсъ вышелъ и вскор снова появился въ сопровожденіи двухъ человкъ прислуги.

— Обопритесь на этихъ людей,— многозначительно сказалъ онъ Чарльстону,— и не надйтесь особенно на свои силы. Слава Богу, кости у васъ вс цлы, и вы только ошеломлены паденіемъ. Отдыхъ, я думаю, вамъ поможетъ настолько, что не придется прибгать къ аптек. Вы можете теперь не замченнымъ добраться до своей каюты.

Перкинсъ пожалъ Чарльстону руку, остался немного позади и съ обычнымъ добродушіемъ смотрлъ ему вслдъ Вдругъ кто-то грубо схватилъ его за руку. Онъ обернулся и глаза его встртились со злобнымъ взоромъ перувіанца.

— А какъ же вы вознаградите меня?— по-испански сказалъ матросъ.

— Васъ?

— Да, меня. Кто мн заплатитъ за это?— онъ указалъ на свою перевязанную голову.

Не измняя ласковаго выраженія своего лица, Перкинсъ пристально посмотрлъ на перувіанца. Глаза матроса опустились.

— Дорогой мой Іото,— кротко сказалъ Перкинсъ,— я не думаю, чтобы вопросъ о личной непріятности могъ разбираться капитаномъ юридически. Впрочемъ, я объ этомъ подумаю. А пока позволь теб посовтовать сдерживать свои порывы. Лишнее усердіе въ подчиненномъ хуже лни. Вообще же, сынъ мой, будь насторож… и будь покоенъ. Намреніе у тебя было хорошее — это многое искупаетъ. До свиданія…

III.
Въ туман.

Къ полудню слдующаго дня съ подвтренной стороны отчетливо показался полуостровъ Калифорнія. Пониженная температура и сверо-западный втеръ заставили миссисъ Бриммеръ и миссъ Чебъ сойти внизъ и подумать о замн легкихъ костюмовъ чмъ-нибудь боле теплымъ. Этотъ животрепещущій вопросъ на время заслонилъ вс другіе и даже миссисъ Маркгемъ и миссъ Кинъ, оставшіяся въ платкахъ и шаляхъ на палуб, вздыхали о жаркомъ лт. Мужчины тоже надли сюртуки и пальто, только Перкинсъ попрежнему подставлялъ подъ струи свжаго втра свою открытую шею въ байроновскихъ воротничкахъ и непокрытую голову.

Надъ горизонтомъ чуть замтно поднималось нсколько куполообразныхъ холмовъ, желтыхъ и лишенныхъ растительности, въ род песчаныхъ дюнъ. Воздухъ сталъ суше, солнце начало палить. Миссъ Кинъ подняла глаза на Перкинса съ нетерпніемъ балованнаго ребенка.

— Не нравится мн вашъ полуостровъ,— сказала она.— Онъ такой плоскій и неинтересный. На другомъ берегу и даже въ мор было гораздо лучше.

— Вы нсколько поторопились высказать ваше мнніе, мой юный другъ,— возразилъ Перкинсъ.— За этими холмами спрятаны настоящіе эдемы по климату и плодородію. Эти поселки можно сравнить съ горячими углями, покрытыми пепломъ, сохраняющимъ жаръ ихъ незамтнымъ и неприкосновеннымъ.

— Какъ это поэтично!— съ восторгомъ сказала Маркгемъ.— Вамъ слдовало бы выразить это стихами.

— Что я и сдлалъ,— скромно отвчалъ Перкинсъ.— Если вы позволите сегодня вечеромъ прочесть ихъ вамъ, то очень меня обяжете. Кром того, я желалъ бы воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы показать вамъ стихи одной очень даровитой, но до сихъ поръ не прославившейся женщины: миссъ Эфеміи Макъ-Коркль, изъ Пеоріи въ Иллинойс.

Маркгемъ слегка кашлянула. Талантливая Макъ-Коркль была ей извстна: однажды вс пассажиры разбжались изъ общей каюты при вид принесенной Перкинсомъ объемистой рукописи прелестной иллинойки. Миссъ Кинъ не могла также забыть, что была тронута дрожащимъ голосомъ и влажными отъ слезъ глазами чтеца. Она хотя и не всегда понимала Перкинса, но настолько его любила, что не желала видть смшнымъ, и потому кокетливо возразила:

— Вы забыли, что сначала общали прочесть рукопись мн съ глазу на глазъ, и что сегодня вечеромъ обязаны дать мн возможность отыграться въ шахматы. Впрочемъ, какъ знаете. Странно,— вдругъ прибавила она,— я стала ужасно нервной, и безпрестанно прислушиваюсь къ команд, точно боюсь, что опять что-нибудь случится. Прежде со мной ничего подобнаго не бывало, а теперь — и ея веселый голосъ принялъ серьезный оттнокъ — посмотрите на штурмана и матросовъ. Тамъ, несомннно, что-то происходитъ или что-то готовится. На что это они смотрятъ?

Одинъ изъ матросовъ влзъ на мачту и пристально смотрлъ куда-то. Трое другихъ на палуб тоже смотрли въ ту сторону. Пассажиры стали также смотрть и увидали что-то въ род отлогаго берега.

— Что это? тутъ еще берегъ!— вскричала Маркгемъ.

— Это туманъ,— серьезно вымолвилъ Перкинсъ.

Онъ былъ правъ. Въ нсколько минутъ блестящая синяя поверхность моря потускнла, какъ бы подъ вліяніемъ разъдающей кислоты, далекая линія горизонта была видна совершенно ясно, но все морское пространство до горизонта закрылось срымъ туманомъ. Туманная полоса вдругъ утратила сходство съ берегомъ и, какъ завса, стала подниматься вокругъ корабля. Втеръ совершенно упалъ, и влажная стна точно отдлила ‘Эксцельсіоръ’ отъ всего живущаго.

На корабл была полная тишина. Повисшіе паруса не хлопали, и скрипнувшій наверху блокъ заставилъ всхъ поднять глаза. Глухія приказанія невидимыхъ лицъ исполнялись привидніями, беззвучно двигавшимися по срому морю, точно залившему палубу. Даже пассажиры говорили шопотомъ и задерживали дыханіе, точно боясь нарушить страшное безмолвіе. Нельзя было не замтить, что корабль куда-то уносится теченіемъ, онъ пересталъ разрзать волны, и характеръ качки измнился настолько, что присутствующимъ иногда казалось, будто корабль несется куда-то съ неимоврной быстротой.

Капитанъ Бенкеръ стоялъ у мачты, откуда распоряженія его передавались человку, стоявшему у безполезнаго колеса. Перкинсъ, стоя рядомъ съ нимъ, улыбался съ невозмутимымъ равнодушіемъ и одобрительно отвчалъ на полуувренные, полутревожные вопросы капитана.

— По карт мы должны быть на востокъ отъ острова Лосъ-Лобосъ, — говорилъ онъ.— Вы не помните направленія теченія у берега?

— Мн помнится, что тутъ было сильное сверо-западное теченіе въ заливъ Балленосъ.

— Далеко оно отъ Сенъ-Рока?

— За одну или за дв мили. Я бы держалъ больше къ западу,— сказалъ Перкинсъ,— и пошелъ бы…

— Я не прошу васъ потопить мой корабль,— рзко перебилъ капитанъ.— Каковъ ходъ, Бруксъ?

Моряки, стоявшіе неподалеку, быстро взглянули на Перкинса, но онъ не показалъ и вида, что замтилъ оскорбленіе. Экипажъ въ эту минуту восхищался своимъ капитаномъ. Опасность вернула ему зрніе, голосъ и соображеніе, обратила его опять въ смлаго и ловкаго моряка, и заставила команду корабля забыть несчастную слабость, ронявшую капитана въ ея глазахъ.

Даже для неопытныхъ пассажировъ стало замтно, что ‘Эксцельсіоръ’ повинуется новому и энергичному управленію. Неровное покачиваніе прекратилось и смнилось таинственными, правильными колебаніями, въ которыхъ, повидимому, принималъ участіе окружающій туманъ. Тщетно спущенная лодка старалась опредлить направленіе корабля, тщетно капитанъ Бенкеръ, призвавъ на помощь всю свою морскую опытность, боролся противъ невидимаго врага,— закутанный въ густой туманъ ‘Эксцельсіоръ’ двигался, какъ тнь, быть-можетъ, прямо къ гибели.

Тревога моряковъ не сообщилась однако пассажирамъ. Миссъ Кинъ туманъ вовсе не безпокоилъ, ей даже нравилось находиться среди облаковъ. Укачиваемая равномрнымъ движеніемъ корабля, она предалась пріятнымъ мечтамъ.

— Вы не боитесь, миссъ Кинъ?— вдругъ произнесъ подл нея чей-то голосъ.

Она слегка вздрогнула — это былъ голосъ Чарльстона. Не отвчая на вопросъ, она быстро проговорила:

— Такъ вамъ лучше? Мы такъ испугались за васъ.

По его худому лицу промелькнула тнь негодованія, но онъ овладлъ собою и сказалъ:

— Мн говорили, что вы вс были спокойны. Я не думаю, чтобы опасность была особенно велика. И если мы тутъ пристанемъ къ берегу…

— Что же тогда?— спросила она, удивляясь его тревог.

— Тогда мы только разстанемся нсколькими днями раньше, вотъ и все…

Испугавшись больше его страннаго голоса, чмъ сознанія опасности, она хотла подойти къ кучк пассажировъ, но ее остановилъ рзкій голосъ.

Молодая двушка осмотрлась кругомъ и въ первый разъ увидала, что пассажиры, повинуясь отданному, но непонятому ею приказанію удалились вс въ одинъ уголъ, въ то время какъ она и собесдникъ ея остались незамченнымъ.

Нсколько матросовъ, занявшихъ мста около шлюпокъ, окончательно отдлили ихъ отъ общества..

— Кто позаботится о васъ?— нершительно спросилъ онъ: Бресъ… Перкинсъ… или…

— Никто не позаботится, — живо отвчала она, — да и зачмъ?

— Въ случа крайности, мы недалеко отъ шлюпки, и вы позволите мн остаться подл васъ и посадить васъ въ шлюпку.

— А какъ же другія дамы?

— Съ ними успется, — мрачно сказалъ онъ, набрасывая ей на плечи платокъ.

— Право… я не понимаю,— пробормотала она, боле смущенная, чмъ испуганная.

— Мн кажется, опасности большой нтъ,— прибавилъ онъ.— Тутъ не открытое море, корабль идетъ очень тихо и буруны не разбиваются о скалы. Слушайте!

Она стала прислушиваться. Сначала она не слышала ничего, кром низкаго голоса, отдающаго приказанія около колеса. Потомъ, черезъ туманъ, къ ней стали доноситься съ правой стороны звуки легкаго журчанія. Она слыхала такое журчаніе въ Нью-Порт въ лтніе вечера. Звуки эти не пугали ея, а только усиливали смущеніе.

— А вы?— сказала она, ласково поднявъ на него глаза.

— Если вы вс удете въ лодкахъ, то я думаю, мн лучше будетъ остаться на корабл,— отвчалъ онъ.

Миссъ Кинъ молчала. Корабль тихо двигался впередъ, и безмолвіе нарушалось только лязгомъ цпей. Лотовой выкрикивалъ, что вода не глубока, чуть-чуть потемнвшій туманъ доказывалъ, что ‘Эксцельсіоръ’ вошелъ въ проходъ, окруженный землею. Вдругъ корабль обдало теплой волной налетвшаго воздуха. Наступило гробовое молчаніе и затмъ примчалась новая воздушная волна, принесшая съ собой отраженные звуки колоколовъ.

‘Эксцельсіоръ’ закачался и остановился на якор, брошенномъ въ тихомъ залив.

Миссъ Кинъ такъ внимательно вслушивалась въ звонъ колоколовъ, что совершенно забыла о присутствіи молодаго человка, и теперь обернулась къ нему. Но его уже не было.

Съ невидимаго берега доносились стройные звуки звонкихъ дискантовъ и грустно замирали въ туман. Казалось, эти звуки дрожали въ густомъ, влажномъ воздух. Два, три матроса набожно перекрестились, другіе пассажиры не ршались нарушить молчаніе и только смотрли другъ на друга. Но скоро опять наступила полная тишина.

Вдругъ послышался плескъ воды и удары веселъ возвращавшейся лодки. Туманъ сталъ отдляться отъ воды, и лодку ясно было видно уже за нсколько саженей отъ корабля: въ ней сидло, кром помощника капитана и Перкинса, еще двое незнакомцевъ. Вс бросились къ тому мсту, гд должна была пристать лодка. Гребцы подняли весла и ждали. Раздалась команда, затмъ неожиданный гулъ выстрла изъ осьмифунтовой корабельной пушки, капитанъ Бенкеръ и штурманъ по дошли къ боковой лстниц, и пассажиры въ первый разъ услыхали, что ‘Эксцельсіоръ’ принимаетъ важныхъ гостей.

IV.
Тодосъ-Сантосъ.

Одинъ изъ новоприбывшихъ былъ, очевидно, представитель военной власти, другой — духовной. Это видно было по ихъ одежд — давно забытымъ, старомоднымъ костюмамъ, напоминавшимъ маскарадъ и нисколько не со отвтствовавшимъ настоящему таинственному посщенію. На гост, который вступилъ первымъ на палубу, была надта мягкая шляпа съ широкими полями, отдланная золотымъ кружевомъ и съ длиннымъ перомъ. Коротенькій плащъ изъ чернаго тонкаго сукна, накинутый на одно плечо, не прикрывалъ полукафтана изъ буйволовой кожи и короткихъ брюкъ, съ нашитыми на лампасахъ крупными серебряными пуговицами, вправленныхъ въ высокіе, доходившіе до бедръ, желтые сапоги. На широкой зеленой шелковой перевязи висла длинная шпага съ плетенымъ эфесомъ, изъ котораго кокетливо выглядывалъ кружевной носовой платокъ. Волосы и усы были сдоватые, но фигура стройная и прямая. По морщинистому лицу, этому человку можно было дать лтъ шестьдесятъ. Поднявшись на палубу, онъ вдругъ остановился, выпрямился и звякнулъ громадными шпорами. За нимъ слдовалъ священникъ такихъ же лтъ, но чисто выбритый и одтый въ черную шелковую сутану, съ такимъ же поясомъ, и въ старомодную шляпу съ полями, совершенно загнутыми съ боковъ,— въ классическую шляпу опернаго ‘Дона Базиліо’. За нимъ показалось веселое лицо Перкинса, сіявшее любезностью, какъ и подобало лицу церемоніймейстера.

— Если эта парочка явилась изъ берегового цирка, то я возьму два билета на ея представленія, — прошепталъ Кросби, отличавшійся смлостью сужденій.

— Мн выпала несказанная честь,— сказалъ Перкинсъ, обращаясь къ капитану Бенкеру и граціознымъ движеніемъ руки указывая на странныя фигуры,— представить васъ знаменитому дону Мигуэлю Бріонесъ, коменданту президіи Тодосъ-Сантосъ, въ настоящую минуту закрытой туманомъ, и высокопреподобному и благочестивому падре Эстебану, изъ духовной миссіи въ Тодосъ-Сантос. Если я скажу вамъ, — продолжалъ Перкинсъ, слегка возвысивъ голосъ, для того чтобы его могли слышать и пассажиры,— что за весьма немногими исключеніями, туманъ закрываетъ постоянно входъ въ миссію и президію, и что послдній разъ корабль могъ войти сюда тридцать пять лтъ тому назадъ, то вы поймете, почему эти высокопоставленные господа согласились пренебречь формальностями, въ силу которыхъ вы бы должны были сдлать имъ первый визитъ, и пріхали сами. Знаменитый комендантъ былъ настолько любезенъ, что ради насъ отмнилъ портовыя правила и позволилъ намъ запастись топливомъ и водою…

— О какихъ портовыхъ правилахъ онъ говоритъ?— съ раздраженіемъ спросилъ капитанъ.

— Мексиканскіе уставы запрещаютъ иностраннымъ кораблямъ имть сношенія съ берегомъ,— любезно отвчалъ Перкинсъ.

— Никогда я объ нихъ не слыхалъ. Когда же они были обнародованы?

Перкинсъ повернулся и сказалъ нсколько словъ коменданту, стоявшему поодаль.

— Въ 1792 году.

— Въ какомъ?… Да что онъ рехнулся, что ли?— проговорилъ Бенкеръ.— Знаетъ ли онъ, какой теперь годъ?

— Знаменитый комендантъ не нуждается въ указаніяхъ по этому вопросу,— спокойно отвчалъ Перкинсъ.— Такъ какъ съ 1792 года сюда заходили только два корабля, и то мексиканскіе — то уставъ этотъ и не былъ примненъ. Знаменитый комендантъ говоритъ, что правило, о которомъ онъ упоминалъ, ему было приказано особенно строго соблюдать относительно корабля ‘Колумбія’, принадлежавшаго генералу Вашингтону.

— Генералу Вашингтону!— вскричалъ Бенкеръ, сердито глядя на Перкинса.— Что это за штуки? Не хотите ли вы сказать, что имъ совершенно неизвстна исторія посл нашей старой революціонной войны? Неужели они ни отъ кого не слыхали о Соединенныхъ Штатахъ? Не слыхали и о Калифорніи, которую мы отобрали отъ нихъ въ послднюю войну?

— Когда мы разбили ихъ на-голову,— прошепталъ Кросби, глядя на коменданта.

Перкинсъ примиряющимъ образомъ поднялъ руку.

— Въ продолженіе пятидесяти лтъ, президія и миссія Тодосъ-Сантосъ не имли сношеній съ вншнимъ міромъ,— улыбаясь, сказалъ онъ.— Отдленныя вчнымъ туманомъ отъ океана и съ другой стороны отъ всего свта голой, непроходимой степью, он полюбили свое невольное, но не несчастное отчужденіе отъ остальнаго міра. Войны, поражавшія родъ людской, смуты, нарушившія благоденствіе ихъ собственнаго народа на материк, не коснулись ихъ. Предоставленныя самимъ себ, он создали идеальную Аркадію на протяженіе двадцати квадратныхъ миль. Зачмъ намъ разстраивать ихъ невинное довольство разоблаченіями, которыя не улучшатъ, а только ухудшатъ ахъ настоящее блаженное состояніе? Зачмъ мы станемъ разсказывать имъ о послднемъ политическомъ и международномъ эпизод, послужившемъ намъ на пользу, а имъ въ позоръ? Сообщеніе это можетъ не только испортить наше положеніе, какъ гостей, но и помшать намъ запастись топливомъ и водой.

Онъ остановился и, не давъ капитану ничего сказать, обернулся къ коменданту и, проговоривъ нсколько фразъ по-испански, снова обратился къ капитану Бенкеру:

— Я сказалъ ему, что вы до глубины души тронуты его любезностью, какъ представителя великой мексиканской націи. Онъ тмъ же отвчаетъ на наши братскія чувства, и предлагаетъ президію и всхъ ея обитателей къ услугамъ вашимъ и вашихъ друзей — пассажировъ, въ особенности этихъ,— сказалъ Перкинсъ, быстро повернувшись къ дамамъ и приподнимаясь на кончикахъ своихъ изящныхъ сапогъ,— блыя ручки ихъ онъ цлуетъ, и къ ногамъ ихъ кладетъ преданность мексиканскаго кабаллеро и офицера.

Комендантъ выступилъ впередъ и провелъ перомъ своей шляпы по полу передъ каждой дамой поочередно. Затмъ онъ съ большей чопорностью поклонился мужчинамъ, выдернулъ изъ эфеса шпаги свой носовой платокъ, граціозно отеръ себ ротъ, покрутилъ кончикъ длиннаго сдаго уса и снова принялъ гордый видъ.

— Его преподобіе, — продолжалъ Перкинсъ, поворачиваясь къ священнику,— очень сожалетъ, что правила его ордена не дозволяютъ ему предложить этимъ дамамъ свою миссію. Но онъ надется встртить ихъ въ президіи и предлагаетъ имъ свои совты и услуги, когда бы они ни понадобились.

Отецъ Эстебанъ сопровождалъ слова оратора любезной улыбкой и, подойдя къ пассажирамъ, сталъ предлагать мужчинамъ старинную табакерку, а, проходя мимо дамъ, благочестиво улыбался и немного приподнималъ руку, сложенную какъ бы для благословенія. Миссисъ Бриммеръ пришла въ восторгъ, получивъ отъ священника отвтъ на составленную ею французскую фразу, и тотчасъ же имъ завладла, по комендантъ позвалъ его съ собою — вернуться на берегъ.

— Какой милый человкъ,— сказала миссисъ Бриммеръ въ ту минуту, какъ пушка снова загрохотала въ честь отъзжавшихъ гостей,— милый, какъ и вообще вс духовныя лица. Онъ говоритъ, что донъ Мигуэль не знаетъ французскаго языка, но секретарь его говоритъ по-французски, и намъ не будетъ затруднительно объясняться.

— Такъ вы въ самомъ дл хотите сойти на берегъ?— спросила миссъ Кинъ.

— Непремнно,— важно отвчала миссисъ Бриммеръ,— было бы въ высшей степени невжливо и даже обидно не принять приглашенія. Вы представить себ не можете, до какой степени строго испанцы держатся этикета. Кром того, онъ, можетъ-быть, слышалъ о мистер Бриммер.

— Такъ какъ послднія извстія имъ были получены въ 1792 году, то съ тхъ поръ онъ могъ о немъ и забыть,— серьезно отвтилъ Кросби.

— Предки Бриммера прибыли въ Америку задолго до 1792 года, поэтому ничего нтъ удивительнаго, что эти господа о нихъ слышали,— сказала миссисъ Бриммеръ,— я это говорю на тотъ случай, если вы не шутите, Кросби. Говоря съ вами, никогда нельзя быть увренной въ этомъ.

— Миссисъ Бриммеръ совершенно права: намъ всмъ надо будетъ отправиться. Это не одна только формальность,— сказалъ Перкинсъ, вернувшійся къ дамамъ,— я съ своей стороны общалъ коменданту привезти васъ,— прибавилъ онъ, обращаясь къ миссъ Кинъ,— если только вы позволите мн васъ сопровождать. Донъ Мигуэль особенно просилъ объ этомъ.

Легкая краска польщенной гордости покрыла щеки молодой двушки, но она тотчасъ же обратилась къ миссисъ Бриммеръ:

— Намъ лучше отправиться всмъ вмст, не правда ли?— сказала она.

— Какъ видите, побды ваши начались,— сказалъ Бресъ и конвульсивно, нервно улыбнулся. Теперь вамъ нечего смяться надъ моимъ предсказаніемъ относительно того, что васъ ожидаетъ въ Санъ-Франциско.

Миссъ Кинъ, сама не зная почему, оглянулась быстрымъ взоромъ вокругъ себя, съ слабой надеждой, что Чарльстонъ слышалъ приглашеніе, и, не видя его, огорчилась. Во время присутствія странныхъ гостей, онъ не выходилъ на палубу, не было его и въ лодк, въ которой она хала черезъ полчаса посл того на берегъ. Или онъ ухалъ въ другой лодк или исполнилъ свое намреніе и остался на корабл?

Лодки пошли къ невидимому берегу, управляемыя капитаномъ Бенкеромъ, его помощникомъ и Перкинсомъ. Воздухъ сталъ гораздо тепле, и поднимавшійся туманъ пріятно прохлаждалъ лица. Мстами туманъ становился до того непроницаемымъ, что они теряли изъ вида передовую лодку и шли, ничего не видя кругомъ. Войдя въ слой густого тумана, они вдругъ врзались килемъ въ песокъ и увидали ровную полосу берега, по которой шагали ноги съ туловищами, закрытыми непроницаемымъ туманомъ. Ихъ высадили изъ лодокъ и они пройдя нсколько шаговъ, вышли изъ области тумана и увидали передъ собою живописно одтыхъ людей, съ факелами въ рукахъ. Въ гору поднималась узкая улица, какъ сводомъ, прикрытая туманомъ.

Какой-то человкъ въ зеленой куртк, очевидно — изъ начальствующихъ липъ, подошелъ къ гостямъ и, перекинувшись съ Перкинсомъ нсколькими словами, любезно пошелъ впередъ, указывая дорогу вдоль стнъ укрпленій. Вскор они дошли до низенькой двери, у которой стояли часовые, тоже въ зеленыхъ курткахъ, и проводникъ сказалъ ей пароль: ‘Богъ и свобода’. Пароль этотъ повторился внутри темнаго двора, окруженнаго низенькими галлереями, по которымъ стояла, въ вид почетной стражи, дюжина туземцевъ мстнаго типа въ зеленыхъ курткахъ, со старинными кремневыми ружьями въ рукахъ.

— Комендантъ,— сказалъ Перкинсъ, — просилъ меня передать капитану Бенкеру свои извиненія, что онъ не встрчаетъ его и его спутниковъ пушечными выстрлами, но пятидесятилтній безмятежный миръ и постоянные туманы привели единственную пушку крпости въ такое состояніе, что онъ не ршается салютовать ею своимъ почтеннымъ гостямъ. Онъ представляетъ президію въ ваше распоряженіе, чтобы вы осмотрли ее, пока еще свтло, а самъ будетъ ждать васъ въ замк.

Всюду виднлись живописныя развалины, все было запущено, но не лишено нкоторей своеобразной прелести и красоты, углы зданій закруглились, трещины заросли зеленью. Со стнъ крпости висли ползучія растенія, а въ самой цитадели восторжествовавшая природа подняла, какъ знамя, роскошную пальму. Бронзовая, давно забытая и оставленная безъ употребленія пушка скатилась внизъ, и одно колесо ея красовалось наверху, а другое уперлось въ камень. Зато надъ крпостью и кругомъ ея природа устроила боле надежное укрпленіе изъ тумана.

— Однако, когда же намъ дадутъ обдать?— замтилъ Кросби.— Надо надяться также, что старый Донъ-Кихотъ выведетъ къ намъ одну изъ своихъ сеніоритъ. Хотлось бы увидать кого-нибудь изъ хористокъ, которыя такъ мило пли.

— Вы врно хотите сказать: изъ мальчиковъ, замтила м-рсъ Брюммеръ,— въ католическихъ церквахъ хоры составляются изъ мальчиковъ… Впрочемъ, вы, можетъ-быть, опять шутите?..— И, обратившись къ Перкинсу, она прибавила:— если донъ Мигуэль вдовецъ, то, конечно, у него должны быть дочери или своячиницы, которыя могутъ принять насъ. Въ самомъ дл, вдь это вопросъ серьезный… можемъ ли мы принять его гостепріимство? Спросите вотъ у него,— прибавила она, указывая на сопровождавшаго ихъ человка въ зеленой куртк.

Перкинсъ немного сконфузился и сказалъ:

— Повторите вашъ вопросъ, и я переведу его.

— Спросите у него, есть ли въ президіи женщины?

Перкинсъ отвелъ солдата въ сторону и затмъ повернулся къ миссисъ Бриммеръ.

— Онъ говоритъ, что у нихъ четыре женщины: жена булочника, жена сдельнаго мастера, дочь трубача и племянница повара.

— Но вдь не можемъ же мы длать имъ визиты!

— Можетъ-быть,— нершительно началъ Перкинсъ,— мн слдовало предупредить васъ, что старинныя испанскія понятія объ этикет очень строги. Жены чиновниковъ и особъ высшаго класса не показываются первыя иностранцамъ.

— Дло вовсе не въ томъ,— сказалъ Винслоу.— Я узналъ всю исторію. Это просто курьезъ. Банксъ, болтая о насъ всякую всячину, сказалъ, что мужья этихъ дамъ крупные купцы, а такъ какъ здшняя аристократія считаетъ торговлю чмъ-то унизительнымъ, то и находитъ, что жены ихъ не могутъ быть съ нами знакомы, ни съ кмъ изъ насъ, кром миссъ Кинъ. Ее считаютъ особой порядочной. Она будетъ познакомлена съ дамами коменданта и съ сестрами алькада.

— Ничего подобнаго не случится,— съ негодованіемъ вскричала миссъ Кинъ.— Если эти дамы не могутъ быть приняты вмст со мною, то мы вс вернемся на корабль.

Она проговорила это такъ горячо и съ такой ршительностью, что вс присутствующіе были удивлены. Перкинсъ посмотрлъ на нее задумчиво, Брессъ, Кросби и Винслоу съ восхищеніемъ, дамы же выразили сомнніе и безпокойство.

— Тутъ, вроятно, какое-нибудь недоразумніе,— кротко сказалъ Перкинсъ,— я справлюсь.

Отсутствіе его длилось лишь нсколько минутъ. Онъ вернулся съ сіяющимъ лицомъ.

— Это совсмъ курьезное недоразумніе. Нашъ практичный другъ, Банксъ, стараясь произвести хорошее впечатлніе на секретаря коменданта, немного понимающаго по-англійски, разсказалъ, что Бриммеръ занимается крупными комиссіонными длами, изъ чего тотъ заключилъ, что онъ просто ростовщикъ, разсказы о кожевенной торговл Маркгема онъ понялъ такъ, что Маркгемъ — скорнякъ, а Банксъ, гордившійся своей хлбной торговлей, не больше какъ булочникъ.

— А что же онъ думаетъ о васъ?— спросилъ Кросби,— намъ было бы всмъ любопытно знать это.

— Боюсь, что они не сдлали мн чести и не спрашивали обо мн, съ невозмутимымъ добродушіемъ сказалъ Перкинсъ,— бываютъ люди, которыхъ, какъ открытую книгу, могутъ читать вс. Я изъ числа такихъ людей. Назовите меня всемірнымъ гражданиномъ, привязаннымъ къ молодымъ народамъ, путешественникомъ, всюду чувствующимъ себя дома, восторженнымъ наблюдателемъ и сторонникомъ смлыхъ мужчинъ, преданнымъ рабомъ прелестныхъ женщинъ, и вы однимъ словомъ опредлите вашего покорнаго слугу.

Въ первый разъ миссъ Кинъ замтила легкую иронію въ живой рчи Перкинса. Приближеніе дона Мигуэля и падре Эстебана съ дамами быстро измнило направленіе ея мыслей. Подошедшія дамы показались ей слишкомъ просто и неряшливо одтыми, какъ показались и ея спутницамъ. Но, при дальнйшемъ наблюденіи, она нашла ихъ боле женственными, чмъ ея соотечественницы, о чемъ, конечно, никому не сообщила. Ихъ статныя фигуры были одты въ широкія, блыя, довольно короткія юбки, а на плечи и на голову накинуты легкія покрывала. Миссисъ Бриммеръ тотчасъ же замтила ихъ туалеты и прошептала:

— Могли бы и лучше одться.

— Право, он, кажется, даже безъ корсетовъ, — отвтила миссисъ Маркгемъ.

Посл представленія, начался разговоръ: по-французски между падре и миссисъ Бриммеръ, и на ломаномъ англійскомъ между миссъ Чебъ, миссъ Кинъ и секретаремъ коменданта, съ примсью латинскихъ фразъ Кросби и съ помощью, въ крайнихъ случаяхъ, Перкинса. Съ наступленіемъ сумерекъ на веранду былъ поданъ шоколадъ и маленькія печенья съ пряностями, въ ожиданіи офиціальнаго обда. Миссъ Кинъ, къ немалому ея смущенію, пользовалась особеннымъ вниманіемъ хозяевъ, какъ дамъ, такъ и мужчинъ. Донна Изабелла, сестра алькада, отвела ее даже въ сторону и съ большимъ простодушіемъ начала предлагать ей вопросы на ломаномъ англійскомъ язык:

— Вдь миссъ Кинъ не имя. Донна Кинъ тоже ничего не значитъ?

— Вы можете звать меня Элеонорой, если хотите, улыбаясь, сказала миссъ Кинъ.

— Донна Элеонора… такъ… это хорошо!— какъ ребенокъ, всплеснувъ руками, сказала донна Изабелла.— Но кто вы такія?

— Извините, пожалуйста,— съ удивленіемъ сказала миссъ Кинъ, — я васъ не понимаю.

Видя, что гостья смотритъ на нее съ удивленіемъ, донна продолжала:

— Ахъ, Пресвятая Богородица! Отчего друзья ваши съ вами такъ вжливы? Отчего вс васъ любятъ?

— Вы находите?— проговорила миссъ Кинъ, покраснвъ отъ смущенія.— Я думаю, потому, что они считаютъ меня хорошенькой.

— Хорошенькой? Ахъ, да, вы хорошенькая!— серьезно глядя на нее, сказала донна Изабелла.— Но это еще не все, этого мало.

— Что же я еще?— спросила миссъ Кинъ.

— Вы… вы, очевидно, знатная особа!..

V.
Добрый путь.

Обдъ былъ поданъ въ комнат, выходившей на галлерею и освщенной висячими фонарями изъ полированнаго рога и дюжиной восковыхъ церковныхъ свчей. Комната была велика, но низка, и походила на пещеру. Дв печи согрвали ее, но топились изъ другихъ комнатъ.

Когда все общество собралось къ столу, то, при таинственномъ полумрак странной комнаты, бархатные кафтаны, золотыя кружева, серебряныя пуговицы и красные пояса хозяевъ казались гораздо умстне модныхъ, новйшихъ туалетовъ гостей, и потеряли свой театральный характеръ. Въ этой обстановк настала очередь быть смшными для пассажировъ ‘Эксцельсіора’. Парижскій туалетъ миссисъ Бриммеръ показался миссъ Кинъ провинціальной претензіей, ея собственная хорошенькая зуавка и черная шелковая юбка пугали ее своей эксцентричностью, а костюмы миссисъ Маркгемъ и миссъ Чебъ непріятно выдлялись своей вычурностью и пестротой среди атласныхъ мантилій и черныхъ кружевъ сеніоритъ. Простые туалеты мужчинъ очень проигрывали при сравненіи съ живописными костюмами хозяевъ-испанцевъ. Капитанъ Бенкеръ, рядомъ съ дономъ Мигу элемъ былъ невозможенъ въ своей короткой суконной морской жакетк и высокихъ крахмальныхъ воротничкахъ.

Подъ впечатлніемъ хорошаго вина изъ мстнаго винограда и шампанскаго, привезеннаго капитаномъ съ корабля, пассажиры стали разговорчиве, а комендантъ и его друзья слушали ихъ съ большой симпатіей. Соблазнъ разсказать о прогресс послднихъ пятидесяти лтъ былъ слишкомъ великъ для того, чтобы пассажиры ‘Эксцельсіора’ могли устоять противъ него. Само собою разумется, что въ пылу разговора американцы близко касались послдней войны и завоеваній Соединенныхъ Штатовъ у Мексики, и Кросби позволилъ себ нсколько непозволительныхъ шутокъ, но такъ какъ переводъ на испанскій языкъ лежалъ на обязанности миролюбиваго Перкинса, а на французскій — миссисъ Бриммеръ и миссъ Кинъ, то всякая опасность недружелюбной вспышки была устранена. Донъ Рамонъ Рамиресъ, алькадъ, человкъ еще молодой и очень благовоспитанный, сидлъ рядомъ съ миссъ Кинъ и говорилъ съ нею съ серьезнымъ и ребяческимъ любопытствомъ, трогательнымъ по своему чистосердечію. Онъ предлагалъ иногда вопросы до такой степени наивные и непонятные при его очевидномъ ум, что, отвчая, она старалась понизить голосъ изъ боязни, что соотечественники ея разсмются. Ей невольно представлялось, что все населеніе Тодосъ-Сантоса не что иное, какъ кучка затерявшихся, забытыхъ родителями дтей, выросшихъ въ полномъ незнаніи свта.

Не вставая съ мста, комендантъ полуофиціально выпилъ за здоровье капитана Бенкера.

Въ отвтъ на этотъ тостъ, капитанъ, къ немалому ужасу миссъ Кинъ, поднялся съ мста. Онъ, по обыкновенію, уже выпилъ лишнее, и теперь хотлъ непремнно вознаградить себя за долгое молчаніе на корабл. Онъ говорилъ неясно, безтолково и безтактно, и на долю Перкинса досталось перевести рчь такъ, чтобы никто не былъ задтъ. Онъ исполнилъ свою задачу съ такимъ совершенствомъ, что вызвалъ рукоплесканія не только иностранцевъ, не понимавшихъ по-англійски, но и своихъ соотечественниковъ, не понимавшихъ по-испански.

— Я чувствую,— прибавилъ Перкинсъ,— что неумло передалъ краснорчіе храбраго мореплавателя. Мой несчастный переводъ не могъ передать выраженіе его голоса, порой дрожавшаго отъ волненія, а порой замиравшаго отъ смущенія передъ лицомъ такихъ знаменитыхъ хозяевъ, не могъ передать его жестовъ и покачиванія всего тла, когда онъ, высказывая свои чувства, невольно переносился мысленно на волны океана, съ которымъ ему приходилось такъ много бороться въ продолженіе своей жизни.

Когда подали кофе и десертъ, Перкинсъ обратился къ своимъ соотечественникамъ съ длинной и цвтистой рчью, въ которой отдалъ дань восторга и поклоненія какъ дамамъ, такъ и мужчинамъ, и, какъ ораторъ, превзошелъ самого себя.

За этой рчью послдовали рукоплесканія и тосты, во время которыхъ Перкинсъ незамтно выскользнулъ изъ комнаты. Простоявъ нсколько минутъ съ другими гостями, курившими на галлере, онъ прошелъ въ укрпленіе. Дойдя до того мста, гд обвалившаяся стна образовала спускъ въ ровъ, онъ повернулъ за уголъ и вышелъ на морской берегъ. Съ моря донесся шумъ веселъ. Услыхавъ свистъ Перкинса, лодка тотчасъ же подошла къ нему, онъ, не говоря ни слова, слъ въ нее, и лодка отчалила. Туманъ былъ не очень густъ, вскор сталъ виденъ зеленый огонь отъ корабельнаго фонаря. Черезъ десять минутъ Перкинсъ уже стоялъ на палуб, гд его ждалъ помощникъ капитана, окруженный встревоженнымъ экипажемъ.

— Все выгружено?— спросилъ Перкинсъ.

— Остается только еще одна лодка,— отвчалъ штурманъ. Матросы хмурятся,— шопотомъ прибавилъ онъ.— Повидимому, имъ не хочется выпустить изъ рукъ добычу.

Перкинсъ загадочно улыбнулся.

— Очень жаль, что имъ придется разочароваться. А кто тамъ въ лодк?— вдругъ спросилъ онъ.

Помощникъ капитана взглянулъ по указанію Перкинса.

— Это Іото. Онъ хочетъ хать на берегъ, и говоритъ, что вамъ его не удержать.

Перкинсъ подошелъ къ борту.

— Иди сюда!— сказалъ онъ матросу.

Перувіанецъ привсталъ, но не поднялся совсмъ.

— Такъ ты говоришь, что подешь на берегъ?— ласково сказалъ Перкинсъ.

— Да, патронъ.

— Зачмъ?

— За нимъ… за этимъ воромъ… за убійцей, который ударилъ меня сюда, — сказалъ онъ, указывая на голову.— Онъ ускользнулъ опять… съ своимъ сокровищемъ.

— Ты глупъ, милйшій Іото. Онъ не воръ, и у него нтъ никакого сокровища. Въ тюрьму здсь посадятъ тебя, а не его.

— Это вы такъ говорите,— сердито сказалъ матросъ.— Можетъ-быть, тутъ меня выслушаютъ… ради чего-нибудь другого,— многозначительно прибавилъ онъ.

— И ради этого ты готовъ бросить наше дло?

Матросъ пожалъ плечами.

— А почему бы и не такъ?— Онъ посмотрлъ на двухъ своихъ товарищей, тоже подошедшихъ къ лстниц.— Moжетъ-быть, и другіе подутъ со мною, т кто не хочетъ, чтобы добычу отправляли на берегъ.

— Выходи сюда,— сказалъ Перкинсъ, наклоняясь черезъ перила и пристально глядя на перувіанца.

Матросъ не тронулся съ мста. Но рука Перкинса вдругъ ухватила его за шиворотъ, приподняла и въ тотъ же мигъ около его горла что-то блеснуло.

Страшный ножъ до рукоятки вошелъ въ горло.

Матросъ, даже не вскрикнувъ, пошатнулся, развелъ руками и упалъ между лодкой и кораблемъ.

— Ребята!— сказалъ Перкинсъ съ милой улыбкой, обращаясь къ людямъ, стоявшимъ вокругъ него и, при свт фонаря, казавшимся мертвецами,— когда я садился на этотъ корабль, доставившій помощь нашимъ угнетателямъ въ Кальяо, я ршилъ захватить его мирнымъ путемъ, не нарушая тишины, не отнимая имущества у ни въ чемъ неповинныхъ пассажировъ, вврившихъ себя кораблю, и не подвергая опасности вашу жизнь и свободу. Но я не имлъ въ виду измнниковъ! Кровь, пролитая сейчасъ, пролилась помимо моего желанія и по необходимости. Никто, кром самого убитаго, въ этомъ не виноватъ.

Онъ замолчалъ и отошелъ отъ трапа, какъ бы давая дорогу желающимъ.

— Я не прошу,— спокойно продолжалъ онъ,— смотрть на то, что я сдлалъ, какъ на угрозу и на предостереженіе. Вы можете поступать такъ же, какъ хотлъ поступить онъ,— прибавилъ Перкинсъ, указывая рукою на трапъ и на пустую лодку.— Вы можете нарушить наше условіе и сойти съ корабля, и я даю слово, что не пошевельнусь, чтобы остановить васъ. Но если вы останетесь со мною,— сказалъ онъ, вдругъ, повернувъ къ нимъ лицо, такое же блдное, какъ и ихъ лица,— то клянусь вамъ всемогущимъ Богомъ, что всякій, кто вздумаетъ не исполнить отданнаго мной приказанія, умретъ такой же смертью, какъ сейчасъ умеръ этотъ песъ! Ршайтесь… но только скоре!

Помощникъ капитана подошелъ первый. Не говоря ни слова, онъ сталъ рядомъ съ Перкинсомъ. Матросы въ продолженіе нсколькихъ минутъ не знали, на что ршиться, наконецъ одинъ изъ нихъ, что-то крикнувъ на непонятномъ язык, бросился передъ Перкинсомъ на колни и прошепталъ: ‘простите!’ За нимъ послдовали другіе, многіе ловили руку, только что пролившую кровь, и покрывали ее поцлуями.

— Простите, патронъ! мы принадлежимъ вамъ.

— Не мн, а государству!— холодно отвчалъ Перкинсъ, безъ малйшихъ слдовъ прежней веселости на мертвенномъ лиц.— Довольно! Идите по мстамъ — Онъ проводилъ матросовъ глазами и обратился къ помощнику капитана:— Загружайте послднюю лодку вещами пассажировъ и доложите мн, когда будетъ готово.

Съ этой минуты корабль преобразился. Матросовъ охватила лихорадочная энергія. Лодка была скоро нагружена и тотчасъ же отошла къ берегу. Въ туманномъ мрак иногда слышался звонъ цпей, поскрипываніе блоковъ и равномрные взмахи веселъ. Потомъ звуки стали мене явственны и, наконецъ, совсмъ затихли.

А на берегу, во двор президіи, виднлся свтъ, слышался смхъ, потомъ звуки гитары и хлопанье въ тактъ ладонями, въ заключеніе пира танцовали характерный фанданго. Капитанъ Бенкеръ не могъ уже стоять на ногахъ, такъ что его пришлось уложить въ постель, въ комнат коменданта, которому онъ клялся въ вчной дружб. Другіе гости далеко заполночь разошлись по разнымъ угламъ президіи. Дамы приняли предложеніе алькада и помстились у него. Стны его вычурной гаціенды выходили одной стороной на площадь, а другой — въ садъ миссіи.

Изъ глубокой амбразуры окна гаціенды миссъ Кинъ смотрла въ окутанный мракомъ садъ. Ей были видны вершины персиковыхъ и оливковыхъ деревьевъ. Слабый свтъ подернутой туманомъ луны придавалъ всему какой-то покойный, кроткій характеръ. Вдругъ она вздрогнула, замтивъ тнь у стны… то была тнь мужчины. Онъ тихо пробирался къ церкви, точно искалъ въ ней убжища, и, посмотрвъ во вс стороны, поднялъ глаза на ея окно. Она невольно откинулась назадъ, забывъ, что свча ея потушена, и что ее нельзя было видть. Но зато она увидла его и въ ту же минуту узнала Чарльстона.

Стало-быть, и онъ сошелъ на берегъ, и сошелъ потихоньку, вс другіе пассажиры думали, что онъ на корабл. Но что онъ тутъ длалъ?.. и зачмъ не явился съ другими къ ужину? Ей вдругъ пришла мысль, что онъ отправился бродить въ припадк своей несчастной болзни, и она хотла уже разбудить всхъ и бжать къ нему на помощь. Но его движенія не были похожи на сонныя движенія лунатика. Еще другая мысль удержала ее — онъ взглянулъ на ея окно. Разв онъ зналъ, что она тутъ? Чувство смутнаго стыда заставило ея покраснть. Онъ дошелъ въ это время до угла зданія и скрылся изъ вида. Она отошла отъ окна. Что-то въ род материнскаго чувства жалости вызвало слезы на ея глаза, когда она, наконецъ, легла на постель и забылась крпкимъ сномъ…

VI.
Тюрьма въ саду.

Миссъ Кинъ разбудили торопливые толчки въ плечо. Открывъ глаза, она была ослплена яркимъ дневнымъ свтомъ и увидала около своей постели блдную миссисъ Бриммеръ, въ испанскомъ дезабилье.

— Вставайте и одвайтесь скоре, милая,— торопливо проговорила она, въ то же самое время внимательно осматривая лежавшую на стул одежду миссъ Кинъ,— и благодарите Бога, что вамъ есть во что одться: у васъ простое платье, а не то, что мое бальное. Случилось что-то ужасное, и одинъ Богъ вдаетъ, увидимъ ли мы когда-нибудь хоть одну тряпку изъ своихъ туалетовъ.

— Что же такое случилось?— съ нетерпніемъ вскричала Кинъ, садясь на постель и пугаясь больше непривычнаго туалета миссисъ Бриммеръ, чмъ ея непонятныхъ рчей.

— Да! Вотъ именно — что случилось? Никто не знаетъ этого въ точности, но случилось что-то ужасное… рзня, или кораблекрушеніе, или разбой. Слышите, другъ вашъ комендантъ собираетъ войско. Алькадъ созываетъ совтъ, Банксъ бснуется и бгаетъ, отыскивая какой-нибудь пароходъ — точно здшніе обитатели слыхали когда-нибудь о пароходахъ!.. а капитанъ Бенкеръ, обезумвъ отъ ярости и вина, заболлъ блой горячкой и сидитъ запертый въ своей комнат! ‘Эксцельсіоръ’ ушелъ одинъ Богъ знаетъ куда.

— Ушелъ!— повторила миссъ Кинъ, поспшно одваясь.— Не можетъ быть! Что сказалъ вамъ отецъ Эстебанъ? Что говоритъ донна Изабелла?

— Въ томъ-то и весь ужасъ нашего положенія! Эти дураки воображаютъ, будто все это произошло вслдствіе какой-то революціи между нами, какъ бываетъ у нихъ. Этотъ младенецъ Изабелла воображаетъ, что тутъ замшаны король Георгъ и Вашингтонъ, и они желаютъ знать, чью сторону вы примете. Ради Бога, успокойте ихъ, скажите, что мы вс заодно… я хочу сказать, чтобы они не воображали, что вы и миссисъ Маркгемъ пойдете противъ миссъ Чебъ и меня.

Не зная, смяться ей или плакать надъ несвязными рчами миссисъ Бриммеръ, миссъ Кинъ поспшно кончала свой туалетъ, какъ вдругъ дверь распахнулась и въ комнату вбжали донна Изабелла и сестра ея Хуанита. Об мексиканки бросились на шею миссъ Кинъ и потомъ вдругъ отступили, съ видомъ смущенія и глубокой почтительности.

— Пожалуйста, спросите у нихъ, потому что я не смю,— прошептала миссисъ Бриммеръ, стараясь запахнуть свою мантилью.— Господи, какое это старье, неужели они не одолжатъ мн дня на два чего-нибудь поприличне?

— Разв сеніора не слыхала, что вс вещи ея и другихъ сеніоръ и сеніоровъ найдены на берегу въ цлости и сохранности?

— Нтъ,— живо отвтила Брюммеръ.

— Да, да,— подтвердила Изабелла.— Вдь вы не изъ революціонной партіи?

Миссисъ Бриммеръ бросила умоляющій взоръ на миссъ Кинъ, и поспшно вышла изъ комнаты. Миссъ Кинъ хотла тоже послдовать за нею, но донны Рамиресъ трагически бросились къ ней на грудь и, сдлавъ таинственный жестъ, прошептали:

— Не бойтесь ничего, ваше высочество! Мы ваши… мы готовы умереть за васъ… что бы ни ршили донъ Рамонъ, или комендантъ, или ахунтаміенто! Доврьтесь намъ, ваше высочество.

— Что случилось?— вскричала миссъ Кинъ, начиная серьезно тревожиться. Вырвавшись изъ объятій двушекъ, она хотла итти.— Ради Бога, пустите меня! Мн надо кого-нибудь видть! Гд же… гд Маркгемъ?

— Маркгемъ? Это такая суровая?.. вотъ такая?— проговорила донна Изабелла, длая ужасное лицо.

— Ну, да,— невольно улыбаясь, сказала Кинъ.

— Она арестована.

— Арестована!— вспыхнувъ отъ негодованія, вскричала Кинъ.— За что? Кто же смлъ арестовать ее?

— Комендантъ. Она везетъ посланіе… депешу отъ инсургентовъ.

Чувствуя, что она не можетъ доле выносить неизвстности, миссъ Кинъ вырвалась изъ рукъ доннъ и, несмотря на ихъ крики и мольбы, побжала въ другія комнаты. Миссисъ Бриммеръ уже ушла. Съ пылающими щеками и сверкающими глазами двушка пробжала по двору и вышла на площадь. Ею руководила одна только мысль — увидть коменданта и просить его освободить ея друга. Она не размышляла, какъ она это сдлаетъ и какіе приведетъ аргументы. Она даже не подумала обратиться за содйствіемъ къ Бресу, Кросби или къ кому-нибудь изъ пассажировъ. Она почему-то вполн была уврена, что теперь происходитъ кризисъ, побороть который можетъ только она одна.

На площади кишла странная толпа солдатъ и туземцевъ, все это были люди темно-бронзоваго цвта, вооруженные стариннымъ оружіемъ и одтые въ давно забытые костюмы. Никого изъ пассажировъ ‘Эксцельсіора’ не было между ними, но это нисколько не удивляло ее: она понимала, что произошла какая-то катастрофа, гораздо боле важная, чмъ представляла ее себ миссисъ Бриммеръ. Высоко поднявъ голову и сверкая глазами, ршительно пошла она по площади. Толпа разступалась, пропуская хорошенькую двушку. Кое-кто пошелъ за нею, а когда она подошла къ караулу, стоявшему у воротъ, солдаты не только не остановили ея, но даже отдали ей честь, она прошла, сопровождаемая толпой народа, и остановилась передъ изумленнымъ комендантомъ.

— Я желаю видть миссисъ Маркгемъ и узнать, по какому праву она арестована,— смло сказала миссъ Кинъ.

— Сеніоръ комендантъ не можетъ говорить съ вами до тхъ поръ, пока вы не распустите вашихъ сторонниковъ,— перевелъ ей секретарь слова коменданта.

Она хотла уже сказать, что толпы этой она не знаетъ и не собирала ея, но инстинктивно остановилась.

— Почемъ я знаю, можетъ-быть, и меня арестуютъ, какъ арестовали моего друга,— быстро проговорила она.— Она такъ же невинна, какъ и я.

— Комендантъ даетъ слово гидальго, что вы не будете арестованы.

Она была уже готова подойти къ двери и просить толпу разойтись, но ее удержалъ дипломатическій тактъ.

— Можете сами просить ихъ удалиться, я не могу отвчать за нихъ,— сказала она.

Секретарь вышелъ въ галлерею и перекинулся нсколькими словами съ людьми, стоявшими впереди. Миссъ Кинъ, стоя за секретаремъ, очаровательно улыбнулась имъ и дружески махнула рукой. Толпа выразила свой восторгъ, испугавъ ее криками: ‘да здравствуетъ королева американская!’, посл чего комендантъ увелъ ее въ комнату.

— Вы желаете знать, въ чемъ обвиняется сеніора Маркгемъ?— любезно спросилъ комендантъ.— Она получила письмо отъ пирата… Перкинса.

— Пирата Перкинса!?— съ негодованіемъ повторила миссъ Кинъ.

— Отъ морскаго разбойника, написавшаго это письмо. Прочтите его, Мануэль.

Секретарь отвелъ свои глаза отъ пылавшаго личика молодой двушки, слегка откашлялся и прочелъ слдующее:

‘Съ корабля флота независимаго штата Квинквинамбо ‘Эксцельсіоръ’, августа 8-го 1854 г. капитану Бенкеру.— Милостивый государь’…

— Но вдь это письмо адресовано не къ вамъ?— съ негодованіемъ остановила его миссъ Кинъ.

— Капитанъ Бенкеръ сошелъ съ ума,— серьезно сказалъ комендантъ.— Читайте!

Краска сбгала съ лица двушки, по мр того какъ секретарь монотоннымъ голосомъ читалъ:

‘Имю честь увдомить васъ, что 8-го іюля 1854 г., въ первый годъ независимости Квинквинамбо, корабль ‘Эксцельсіоръ’ былъ присужденъ федеральнымъ совтомъ Квинквинамбо къ секвестру за то, что онъ помогалъ врагамъ, доставляя имъ снаряды и продовольствіе, и дйствовалъ противъ народныхъ законовъ. Въ силу этого секвестра, вышеупомянутый корабль былъ захваченъ мною вчера. Товары и вещи, принадлежащіе вамъ и пассажирамъ, по моему распоряженію, благополучно сложены на берегу пристани Тодосъ-Сантосъ. По законамъ федеральнаго совта, имущество частныхъ лицъ не можетъ быть конфисковано.

‘Беру на себя смлость просить васъ передать прилагаемый при семъ документъ въ казначейство конфедеративнаго штата Квинквинамбо, дону Мигуэлю Бріонесу, въ уплату за продовольствіе, кое-какіе припасы и за орудіе, которое служило для торжественныхъ салютовъ въ Тодосъ-Сантос. Вигилансія!

‘Вашъ покорный слуга
‘Леонидъ Боливаръ Перкинсъ

‘Главнокомандующій сухопутными и морскими силами независимаго штата Квинквинамбо’.

— Но какое же отношеніе можетъ имть ко всему этому миссисъ Маркгемъ?

— Она отказывается выдать намъ свою переписку съ пиратомъ Перкинсомъ,— возразилъ секретарь.

Миссъ Кинъ смутилась. Неужели Маркгемъ и прежде знала, кто такой въ дйствительности Перкинсъ?

— Отчего же, въ такомъ случа, вы не арестовали мужчинъ?— гнвно вскричала она,— тутъ есть и Банксъ, и Кросби, и Винслоу, и Бресъ.

— Они уже арестованы и препровождены въ Санъ-Антоніо, за милю отсюда,— отвчалъ секретарь — Для ихъ обвиненія достаточно факта сознанія, что ихъ правительство захватило мексиканскую провинцію Калифорнію, и что они хали туда, чтобы вступить во владніе ею.

Сердце миссъ Кинъ упало.

— Но все это вы знали уже вчера,— проговорила она,— а война наша съ Мексикой кончилась много лтъ тому назадъ.

— Мы узнали это только вчера вечеромъ на пиршеств, и совсмъ не узнали бы, если бы въ вашей партіи не произошло раскола.

Миссъ Кинъ теперь поняла слова Изабеллы. Какъ это ни было безсмысленно, но испанцы, очевидно, думали, что въ Соединенныхъ Штатахъ произошла революція, что пассажиры ‘Эксцельсіора’ принадлежали къ двумъ различнымъ партіямъ, и что во глав одной изъ нихъ стоялъ неукротимый Перкинсъ. Благоразумно ли было разуврять ихъ въ этомъ? Она вспомнила о просьб миссисъ Бриммеръ быть съ нею заодно и тотчасъ же сообразила, что изъ этого можно извлечь пользу для своихъ соотечественниковъ.

— Комендантъ готовъ исполнить требованіе донны Элеоноры,— сказалъ секретарь,— если она отвтитъ на одинъ вопросъ.

— Что такое?— со страхомъ вымолвила она.

— Можетъ-быть, сеніоръ Перкинсъ возлюбленный сеніоры Маркгемъ?

Несмотря на опасность, миссъ Кинъ съ трудомъ удержалась отъ покушенія расхохотаться. Однако подергиванія лица ея не укрылись отъ вниманія коменданта и его секретаря.

— Можетъ-быть,— тихо отвчала она.

Этого было совершенно достаточно. Темные глаза коменданта прищурились, придавъ лукавое выраженіе лицу, секретарь сладко осклабился.

— Что прикажете длать?.. таковъ ужъ свтъ,— сказалъ комендантъ.— Мы это понимаемъ… Идемте!

Онъ повелъ ее по галлере, и вдругъ открылъ маленькую окованную дверь. Миссъ Кинъ сразу успокоилась. Маркгемъ была заперта въ прелестнйшемъ саду, спускавшемся прямо къ морю. Посреди сада стояла бесдка, и плнница, сидя подъ растеніями, висвшими съ бастіона, спокойно писала, положивъ свой дорожный бюваръ на колни и поставивъ у ногъ дорожный мшокъ. Посреди роскошныхъ тропическихъ растеній стоялъ внушительныхъ размровъ сундукъ. Единственнымъ доказательствомъ лишенія свободы могъ служить краснокожій солдатъ, но и тотъ, положивъ ружье около миссисъ Маркгемъ, расчищалъ мотыкой дорожки сада.

Съ крикомъ радости Кинъ бросилась въ объятія подруги. Комендантъ и секретарь деликатно отошли въ сторону.

— Я нашла все, моя милая, въ томъ вид, въ какомъ оставила, даже туфли,— сказала Маркгемъ.— Они ничего не забыли

— Но вы арестованы!— вскричала двушка.— Что это значитъ?

— Ничего не значитъ, душа моя. Я высказала имъ свой образъ мыслей,— сказала миссисъ Маркгемъ,— написала шести страницъ губернатору Мазатлана и полный отчетъ Маркгемъ обо всемъ, что случилось.

— И они получатъ это черезъ тридцать лтъ!— съ жаромъ вскричала миссъ Кинъ.— Гд письмо отъ Перкинса? И, ради Бога, скажите мн: подозрвали ли вы о томъ, что съ нами произошло?

— Нисколько. Это сумасшедшій, душа моя. И я уврена что до сумасшествія довела его эта женщина изъ Иллинойса своими стихотвореніями. Можетъ ли быть что-нибудь смшне… и позорне, чмъ это воззваніе къ Ульрикардо? Я не удивилась, что онъ такъ покраснлъ.

Кинъ нахмурила брови отъ досады. Или вс съ ума сошли или послдняя катастрофа помутила разсудокъ ея соотечественницъ. Передъ нею стояла умная Маркгемъ и въ такую страшную минуту думала, какъ и Бриммеръ, о пустякахъ повидимому, не понимая факта, что они брошены на берегъ къ враждебнымъ имъ людямъ и отрзаны полувкомъ отъ всего міра.

— А что касается письма,— спокойно сказала миссисъ Маркгемъ, — такъ вотъ оно. Это письмо самаго дружескаге характера.

Миссъ Кинъ взяла письмо. Оно было написано мелкимъ, почти женскимъ почеркомъ.

‘Полночь, на ‘Эксцельсіор’.

‘Другъ мой. Когда вы получите это письмо, я, вроятно, опять буду посреди величественной стихіи, такъ много восхищавшей насъ. Я отправляюсь освобождать одинъ изъ тхъ народовъ, исторію котораго такъ часто разсказывалъ вамъ, и къ судьб котораго вы не разъ выражали сочувствіе. Чтобы мотивы, въ силу которыхъ мн пришлось такъ неожиданно васъ покинуть, не были перетолкованы въ дурную сторону, я принужденъ объясниться. Позвольте мн вкратц заявить вамъ, что мысль выгрузить васъ и ваши вещи и покинуть ваше милое общество — явилась у меня вслдствіе нашего неожиданнаго или, лучше сказать, Богомъ опредленнаго прибытія въ президію. Необходимость дйствовать, не теряя времени, лишила меня возможности довриться вамъ или просить вашего содйствія. ‘Умъ — хорошо, а два — еще лучше’, говоритъ пословица, и почемъ знать? можетъ-быть, вдвоемъ мы сумли бы сдлать все гораздо лучше. Сначала я хотлъ высадить васъ въ Мазатлан, далеко уступающемъ по климату и мстности Тодосъ-Сантосу, хотя боле доступномъ для всего, но присутствіе тамъ американскаго парохода придало бы дйствіямъ моимъ непріятную всмъ намъ гласность. Пользуясь своимъ знаніемъ береговыхъ условій полуострова и полнымъ извинительнымъ незнаніемъ капитана Бенкера, я усплъ черезъ своихъ врныхъ приверженцевъ направить корабль въ незнакомый портъ, на мало посщаемый, вслдствіе постоянныхъ тумановъ, берегъ. Тутъ помогъ случай, о которомъ мы такъ часто съ вами говорили, дорогой другъ. Мы попали въ неизвстное теченіе и были приведены въ заливъ Тодосъ-Сантосъ. На этомъ берегу, интересномъ въ историческомъ отношеніи, съ превосходнымъ климатомъ, съ гостепріимными жителями, замкнутомъ отъ вншнихъ тлетворныхъ вліяній, вы можете быть счастливы съ вашими юными соотечественницами. Изъ разсыпающихся развалинъ прошлаго вы можете создать новую колонію, цлую Аркадію, съ зачатками новйшей цивилизаціи. Деньги ваши, которыя, несмотря на сопротивленіе нкоторыхъ изъ моихъ матросовъ, мн удалось спасти, помогутъ вамъ прожить безъ нужды въ продолженіе многихъ лтъ. Если бы я не посвятилъ себя всего на освобожденіе Квинквинамбо, я охотно раздлилъ бы съ вами жизнь въ этомъ раю. Но, говоря блестящимъ стихомъ миссъ Макъ-Коркль, я скажу:

Нтъ, не держи меня! душою возрожденной

Я унесусь туда, въ тотъ край освобожденный!

‘Осмливаюсь поручить вашему вниманію дв напечатанныя рукописи этой даровитой женщины. Опасность, сопряженная съ моей настоящей миссіей, превратности морскихъ и сухопутныхъ битвъ, запрещаютъ мн рисковать и лишать потомство такихъ геніальныхъ произведеній.

‘Прощайте, другъ мой. Смотрю кругомъ себя въ знакомой кают и чувствую, что въ ней недостаетъ вашего милаго образа. Я, какъ Язонъ, чувствую себя одинокимъ на Аргос, когда товарищи его остались на берегу. Я увренъ только, что никакія Цирцеи ихъ не погубятъ. Осматривая каюты, для того чтобы увриться, что приказанія мои исполнены и что вс вещи перевезены, я нашелъ въ вашей кают шпильку изъ каменнаго угля, одну изъ тхъ, которыми вы всегда зашпиливали ваши волосы. Позвольте мн оставить ее у себя, въ знакъ памяти о той, чью милую головку она украшала! Прощайте, мой другъ.

‘Преданный вамъ Леонидъ Боливаръ Перкинсъ’.

— Ну, что?— съ нетерпніемъ спросила миссисъ Маркгемъ, видя, что миссъ Кинъ, какъ статуя, стоитъ съ письмомъ въ рукахъ.

— Это какой-то кошмаръ!.. Я тутъ ничего не понимаю. Человкъ, написавшій это письмо, должно-быть, помшанный… но онъ не пиратъ, не воръ… хотя…

— Онъ-то пиратъ!— съ негодованіемъ вскричала Маркгемъ:— тутъ ничего подобнаго нтъ! Это не его вина!

— Не его вина?— повторила Кинъ:— неужели и вы помшались?

— Нтъ… не помшалась. Разв вы не понимаете, что корабль скомпрометированъ по милости Банкса и Бриммера и по милости пьянаго капитана, допустившаго овладть своимъ судномъ. Перкинсъ — освободитель, патріотъ — рисковалъ и собою и своимъ дломъ, желая поступить съ нами великодушно. Разв вы этого не видите? Пусть Банксъ и Бриммеръ называютъ его пиратомъ! Мн очень хочется высказать коменданту мое мнніе о нихъ!

— Полноте!— проговорила Кинъ, вдругъ вспомнивъ подозрнія коменданта,— ради Бога оставьте, вы сами не знаете, что говорите! Смотрите! они разговариваютъ съ человкомъ, который только что пришелъ.

Комендантъ и его секретарь подошли къ нимъ.

Оба они стали еще серьезне прежняго, но на дамъ не смотрли уже прежнимъ подозрительнымъ взглядомъ.

— Сеніоръ комендантъ говоритъ, что вы свободны, сеніоры, и проситъ васъ только ршить: желаете ли вы быть его гостями, или поселиться у алькада. Кром того, въ настоящее время онъ не можетъ позволить вамъ имть какія-либо сношенія съ арестованными въ Санъ-Антоніо.

— Есть какія-нибудь новости?— тихо спросила миссъ Кинъ, предчувствуя что-то дурное.

— Есть! Къ берегу прибито мертвое тло, сброшенное съ ‘Эксцельсіора’.

Об женщины поблднли.

— Въ карман убитаго человка найдено обвиненіе противъ какого-то сеніора Чарльстона, который спрятался на корабл и не сошелъ на берегъ вмст съ другими пассажирами, а бжалъ потихоньку и прячется теперь гд-то на Тодосъ-Сантос.

— И вы его подозрваете въ этомъ гадкомъ преступленіи?— вскричала миссъ Кинъ, забывъ отъ негодованія всякое благоразуміе.— Вы ошибаетесь. Онъ такъ же невиненъ какъ и я.

Комендантъ и секретарь улыбнулись.

— Сеніоръ комендантъ вритъ вамъ, сеніора Элеонора, сеніоръ Чарльстонъ неповиненъ въ пиратств. Но онъ, несомннно, стоитъ во глав оппозиціи!..

VII.
Въ святомъ мст.

Джемсъ Чарльстонъ, войдя въ кусты, въ изнеможеніи прислонился къ стн. Спокойствіе и безмолвіе заглохшаго сада благодтельно подйствовали на него и успокоили его тревогу. Онъ пошелъ дальше вдоль стны, нащупалъ рукою дверь и вошелъ. Коридоръ круто поворачивалъ въ сторону. Онъ повернулъ и вступилъ въ церковь миссіи. Неугасимая лампада, висвшая передъ образомъ Божіей Матери, слабо освщала единственное окно за высокимъ алтаремъ, другая лампада висла въ арк и освщала проходъ въ домъ священника. При свт этихъ лампадокъ Чарльстонъ могъ разсмотрть грубую отдлку и полинялую позолоту украшеній. Стны были расписаны не то въ мавританскомъ, не то въ индйскомъ вкус. Живопись носила отпечатокъ далекой старины. Въ церкви пахло ладаномъ, и Чарльстонъ ощутилъ такое блаженное чувство покоя, что невольно слъ на грубую скамью и облокотился на перила. Долго ли онъ сидлъ тутъ, онъ сказать не могъ. Его разбудило тихое щебетанье птицъ. Онъ поднялъ глаза и увидалъ, что птички летали надъ нимъ въ купол, освщаемомъ розоватымъ свтомъ утренней зари.

Въ коридор послышался шорохъ и тихіе, но тяжелые шаги. Въ церковь вошелъ священникъ, тотъ самый, котораго онъ видлъ на ‘Эксцельсіор’. Падре былъ одинъ. При вид незнакомца, оборваннаго и растрепаннаго, онъ невольно остановился и поспшно взглянулъ на тяжелыя серебряныя украшенія алтаря. Чарльстонъ замтилъ это и горько улыбнулся.

— Не безпокойтесь. Я искалъ тутъ только пріюта.— Онъ говорилъ по-французски, такъ какъ слышалъ, что падре говорилъ на этомъ язык съ миссисъ Бриммеръ. Священникъ быстро понялъ свою ошибку. Онъ торжественно протянулъ руку къ алтарю.

— Вы правы. Гд же вамъ его искать, какъ не здсь?

Отвтъ былъ неожиданный.

Чарльстонъ нершительно посмотрлъ на него, и затмъ сказалъ съ безнадежнымъ отчаяніемъ человка, ршившагося на все:

— Я пассажиръ съ корабля, на которомъ вы вчера были. Я сошелъ на берегъ съ намреніемъ спрятаться тутъ гд-нибудь до выхода судна въ море. Если я скажу вамъ, что не скрываюсь отъ правосудія, что я не виновенъ ни въ чемъ передъ пассажирами и не намренъ сдлать что-нибудь дурное, а желаю только спрятаться отъ нихъ на двадцать четыре часа,— то вы изъ этого поймете, что ничмъ не рискуете, давъ мн пріютъ. Больше ничего я сказать не могу.

— Но я не видлъ васъ съ другими пассажирами ни на корабл ни на берегу. Какимъ же образомъ вы попали сюда?

— Я приплылъ до ихъ прізда. Я не зналъ, что они намрены выйти на берегъ и думалъ, что мн незачмъ будетъ прятаться. Но мн не везетъ, — прибавилъ онъ съ горькой усмшкой.

Священникъ взглянулъ на его одежду, очевидно, побывавшую въ вод, и промолчалъ.

— Вы думаете, я лгу?

Старикъ поднялъ голову и руку.

— Богу, не мн.

Молодой человкъ тоже поднялъ голову и бросилъ на него гнвный взоръ. Но тишина и покой подйствовали на него благотворно, и онъ серьезно сказалъ:

— И Богу не лгу.

— Такъ зачмъ же таить что бы то ни было отъ него здсь?— ласково молвилъ священникъ.

— Я вдь не католикъ, и не врю въ исповдь,— мрачно сказалъ Чарльстонъ.

Падре Эстебанъ положилъ свою большую смуглую руку ему на плечо.

— Вдь вы ищете пріюта въ этомъ святилищ, а оно прежде всего требуетъ открытой души. Куда бы вы ни пошли: въ домъ ли алькада или въ хижину туземца, вы должны были бы разсказать какую-нибудь исторію. Передъ врачомъ, котораго вы просили бы исцлить васъ, вы не стали бы скрывать ни своей раны, ни симптомовъ, ни причины болзни,— ласково прибавилъ онъ, видя, что Чарльстонъ хочетъ возражать.— Ваше желаніе будетъ исполнено. Вы останетесь здсь. Я буду вашимъ врачомъ, и залчу ваши раны, можетъ-быть, я не сумю найти средства противъ неизвстнаго мн яда, но въ такомъ случа вы простите меня, сынъ мой, и поможете мн отыскать его. Я дамъ вамъ отдльную келью, въ которой вы можете пробыть до отхода корабля. А потомъ…

Онъ поспшно опустился на скамейку рядомъ съ молодымъ человкомъ и, взявъ его за руку, заглянулъ ему въ лицо, точно читая въ его глазахъ.

— А потомъ… Ну, да… что же потомъ?

Чарльстонъ еще разъ осмотрлся кругомъ. Онъ припомнилъ тихій садъ, навявшій покой на его душу, вспомнилъ, какъ далекъ отъ всего свта этотъ чудный уголокъ, вспомнилъ о своемъ горькомъ прошедшемъ и подумалъ о томъ, что произойдетъ, если его забудутъ и онъ все забудетъ и начнетъ новую жизнь среди незнакомыхъ ему людей, тоже забытыхъ всми. Поднявъ опять глаза на падре Эстебана, онъ, вставая, спросилъ:

— Мы одни?

— Одни. До обдни еще полчаса,— отвчалъ священникъ.

— Исторія моя не длинна,— поспшно началъ молодой человкъ, точно боясь измнить свое ршеніе:— Такъ вотъ, выслушайте меня… я не совершилъ никакого преступленія и никому не сдлалъ зла, больше того: это касается только меня и…

— Одной женщины,— кротко добавилъ священникъ.— Садитесь, сынъ мой!

Онъ успокоительно поднялъ руку, какъ врачъ, удачно отгадавшій болзнь. Чарльстонъ помолчалъ немного, потомъ продолжалъ:

— И одной женщины, отравившей мн всю жизнь, разбившей мое будущее, испортившей мою молодость, женщины, добившейся моей любви только для того, чтобы втоптать ее въ грязь, женщины, которая должна бы быть мн самымъ близкимъ человкомъ въ мір и которая между тмъ далека отъ меня, какъ преисподняя ада, женщина, отъ которой я бжалъ, готовый перенести позоръ и даже смерть, только бы не встрчаться съ нею боле,— моей жены!

Онъ остановился, задыхаясь, глаза его горли, зубы сжимались. Падре Эстебанъ вынулъ изъ кармана табакерку и большой носовой платокъ. Понюхавъ табаку, онъ спряталъ табакерку.

— Пять лтъ тому назадъ я въ первый разъ встртилъ ее женою другого. Не осуждайте меня, это не была преступная страсть, мн это чувство казалось простой дружбой къ женщин красивой и умной. Я былъ тогда еще студентомъ и жилъ съ нею въ одномъ дом. Прежде чмъ я заговорилъ съ нею о любви, она поврила мн тайну своей брачной жизни, разсказала о грубости, даже жестокости своего мужа. Человкъ и мене меня влюбленный могъ убдиться въ справедливости ея словъ, могъ видть контрастъ между грубымъ, чувственнымъ, неделикатнымъ человкомъ и изящной и умной женщиной. Я поврилъ. Уже гораздо позже узналъ я, что бракъ ея не былъ результатомъ ошибки молодости, а заключенъ по обоюдному согласію, чтобы спасти ея репутацію. Но я безумно любилъ ее, и когда она получила, наконецъ, разводъ съ нелюбимымъ мужемъ, я думалъ, что она устроила это изъ любви ко мн. Въ то время я не зналъ, что они устроили разводъ, точно такъ же какъ и бракъ, съ обоюднаго согласія.

…Я былъ единственнымъ сыномъ матери-вдовы, которая инстинктивно съ первой же минуты, возстала противъ моей любви къ этой женщин. Все, что она тогда предсказывала, дйствительно случилось. Къ несчастью, какъ она, такъ и знакомые мои были настолько безтактны, что прямо высказывали, будто разводъ устроенъ исключительно съ цлью поддть меня, какъ богатаго жениха. Этотъ аргументъ заставилъ меня защитить любимую женщину. Однимъ словомъ, я женился, не только вопреки противодйствію моихъ родныхъ, но даже вслдствіе его.

…Мать моя, вроятно, примирилась бы съ этимъ бракомъ, но жена никогда не могла простить ей того, что она не соглашалась на мою женитьбу и, боясь, чтобы мать не одержала верхъ, навки поссорила насъ. Владя небольшимъ капиталомъ, оставленнымъ мн отцомъ, я увезъ жену въ одинъ изъ западныхъ городовъ. Капиталъ нашъ скоро истощился отъ долговъ ея прежняго мужа которые она приняла на себя, чтобы получить разводъ. Я же, получивъ хорошее воспитаніе, началъ давать уроки музыки, языковъ и писать въ журналахъ. Жена моя сначала помогала мн, но скоро я убдился, что она добивалась только извстности, не обладая ни малйшимъ дарованіемъ. Она довольно легко писала сентиментальные стихи и помщала ихъ въ журналахъ, но вовсе не пользовалась успхомъ. Это, однако, не мшало ей продолжать, и она не обращала на малйшаго вниманія, даже когда надъ ней смялись прямо въ глаза. Наконецъ я дошелъ до того, что не могъ заплатить одного долга ея мужа и получилъ анонимное письмо съ угрозой. Я далъ это письмо ей, и оно вызвало сцену, показавшую мою глупость. Жена обвинила меня въ своемъ развод и говорила, что я обманулъ ее, выдавая себя за богатаго человка. Въ пылу гнва, выказавшаго мн ея настоящій характеръ, она предложила мн развестись съ нею, какъ она развелась съ первымъ мужемъ. Тутъ я въ первый разъ узналъ, что она любила другого, и думала, что громкій бракоразводный процессъ обратитъ на нее вниманіе общества и заставитъ о ней говорить…

…Она въ то же время и лгала… Она клялась, что я ударилъ ее! Можетъ-быть… Богъ знаетъ! Но ей не удалось передъ судомъ обвинить меня въ жестокомъ обращеніи. Судья вынесъ убжденіе, что я помшанъ, но никакъ не грубъ, и ей было отказано въ просьб о развод.

…Нечего разсказывать вамъ, что друзья мои, такъ сильно возстававшіе противъ моего брака, умоляли меня теперь позволить ей разорвать его. Но я отказалъ. Клянусь вамъ, что я отказалъ не изъ любви къ ней, такъ какъ присутствіе ея доводило меня до бшенства, не изъ чувства мести или ревности, потому что я благословилъ бы того человка, который избавилъ бы меня отъ нея. Но я не могъ вынести мысли занять роль ея перваго мужа въ этой отвратительной комедіи. Я не хотлъ купить свою свободу такой цной. Мн говорили, что я могъ получить разводъ и снова сдлаться свободнымъ человкомъ. Но вдь въ своихъ собственныхъ глазахъ я не сдлался бы свободнымъ. Я чувствовалъ, что кандалы, которыя я добровольно надлъ на себя, могутъ быть разбиты только смертью, я зналъ, что жена всегда будетъ камнемъ висть у меня на ше.

…Узнавъ о моемъ ршеніи, она стала таскать изъ мести имя мое по грязи, въ которую сама окунулась. Подъ тмъ предлогомъ, что ей недостаетъ тхъ денегъ, которыя я могъ удлять ей, она, пользуясь своей красивой вншностью и довольно сомнительнымъ талантомъ, начала играть на любительскихъ спектакляхъ и, наконецъ, поступила на сцену. Она открыто появлялась всюду въ сопровожденіи своего любовника, который хотлъ заставить меня дать ей разводъ. Вдругъ она исчезла, и я уже думалъ, что она меня забыла. Въ это время я досталъ себ мсто въ Нью-Йорк. Однажды вечеромъ я отправился въ театръ, гд давалась комическая опера и гд появилась какая-то новая актриса, прозванная западной Таліей, о красот и эксцентричныхъ костюмахъ которой говорилъ весь городъ. Въ этой звзд безстыдной наготы я узналъ свою жену, и, мало того, она узнала меня. На слдующій же день, кром обыкновеннаго объявленія о спектакл, была сообщена ‘настоящая’ фамилія актрисы, а въ газетахъ появилась сочувственная статья и разсказъ о ея несчастномъ брак. Я отказался отъ своего мста и, воспользовавшись предложеніемъ одного стараго друга, потихоньку ухалъ къ нему въ Калифорнію. Мать моя умерла съ горя, я былъ одинъ на свт. Но жена моя какъ-то узнала о моемъ намреніи, и въ Кальяо я услыхалъ, что она похала за мною черезъ Панамскій перешеекъ, чтобы встртить меня въ Мазатлан, гд мы должны были остановиться. Мысль о самоубійств преслдовала меня въ продолженіе всего этого несчастнаго пути, и меня остановило только соображеніе, что самоубійство мое она выставитъ, какъ доказательство моей виновности.

Падре Эстебанъ снова положилъ свою руку ему на плечо.

— Самъ Богъ спасъ васъ отъ гибели души и тла,— кротко сказалъ онъ.

— Когда мы подошли къ Мазатлану, я задумалъ спрятаться гд-нибудь на ‘Эксцельсіор’, до выхода корабля изъ порта, въ надежд, что исчезновеніе мое объяснятъ случайнымъ паденіемъ въ море. Мн дйствительно удалось спрятаться, но меня нашли въ ту самую минуту, когда корабль измнилъ свой курсъ, и скрываться мн было не для чего. Никто ничего не заподозрилъ, и все объяснили тмъ, что я лунатикъ. Я избавился отъ встрчи съ этой женщиной въ Мазатлан, но зналъ, что она станетъ преслдовать меня и въ Санъ-Франциско. Судьба, случайно закинувшая насъ въ никому неизвстный портъ, снова затеплила во мн надежду. Въ то время, какъ вы съ комендантомъ поднимались на ‘Эксцельсіоръ’, вылзъ изъ окна каюты въ воду и, умя хорошо плавать, благополучно доплылъ до берега. Я сидлъ, спрятавшись, у берега, пока не увидалъ подошедшихъ лодокъ съ пассажирами, и посл этого пробрался въ миссію. Въ садъ къ вамъ я перелзъ черезъ изгородь и лежалъ подъ деревьями до тхъ поръ, пока не стихли вс голоса. Ночью я прошелъ по тропинк до какой-то стны, а въ этой стн оказалась дверь, которая отворилась, какъ только я ее толкнулъ. Я вошелъ и очутился здсь. Остальное вамъ извстно.

Онъ говорилъ съ жаромъ и торопливостью человка, который старается не столько произвести впечатлніе, сколько, высказавшись, облегчить свое сердце. Разсказъ на чужомъ язык не могъ отличаться краснорчіемъ, но тмъ не мене онъ тронулъ священника. Падре Эстебанъ всталъ и, протягивая об руки, сказалъ:

— Сынъ мой! Церковь, къ которой вы обратились за пріютомъ, не допускаетъ развода. Женщина, сдлавшая жизнь вашу несчастною, не могла быть вашей женой. До тхъ поръ, пока живъ ея первый мужъ, она его жена, связанная съ нимъ узами, нерасторжимыми людскимъ закономъ.

VIII.
Разоблаченіе тайны.

Миссисъ Бриммеръ въ красивомъ утреннемъ туалет полулежала въ индійскомъ гамак, въ галлере, гд сидла и миссъ Чебъ. При появленіи патера она вздрогнула. Вздрогнулъ и алькадъ, сидвшій возл нея. Падре Эстебанъ самъ смутился, но миссисъ Бриммеръ быстро пришла въ себя и съ обычной наивностью заговорила:

— Я знала, что вы придете, а если бы не пришли, я бы собралась съ духомъ и сама пошла бы съ миссъ Чебъ къ вамъ въ миссію.— Донъ Рамонъ былъ ко мн въ высшей степени добръ и внимателенъ, но, знаете, трудно обойтись безъ духовнаго утшенія, хотя между нами несомннно должно существовать разногласіе въ мнніяхъ. Надюсь, что съ вами я могу говорить совершенно свободно, какъ говорила бы съ своимъ другомъ. Скажите мн прямо, что такое случилось? Разскажите все. Боюсь, что донъ Рамонъ по своей доброт сообщилъ не все. Я, съ своей стороны, откровенно разсказала всю правду. Разсказала, кто такой мистеръ Бриммеръ, но думаю, что здсь о немъ никто не слыхивалъ, хотя въ вашей библіотек должны быть справочныя книги и въ нихъ вы наврное прочтете о немъ. О другихъ пассажирахъ ничего сказать не могу, разв только, что Бриммеръ не позволилъ бы мн хать съ непорядочными людьми. Конечно… я должна сознаться… во мн являлось сомнніе насчетъ способности капитана Бенкера длать выборъ пассажировъ. Онъ, можетъ-быть, очень хорошій морякъ, но мало знаетъ свтъ… Я никакъ не могу допустить, чтобы Кросби вступилъ въ какую-нибудь сдлку съ своей совстью. А относительно миссъ Кинъ скажу, что никакъ не ожидала отъ нея, чтобы она до такой степени могла забыться, чтобы произносить рчи къ уличной толп, хотя другъ ея, миссисъ Маркгемъ, о чемъ я уже говорила дону Рамону, открытая сторонница женскихъ правъ и привыкла обращаться къ публик съ подмостковъ, на которыхъ читаются лекціи.

— Можетъ ли это быть?— съ ужасомъ вскричалъ донъ Рамонъ, не скрывая своего отвращенія къ миссисъ Маркгемъ и восхищенія къ очаровательной миссисъ Бриммеръ.— Разв женщина можетъ быть ораторомъ?

— Разумется, только не въ свтскомъ обществ,— вздохнувъ, отвчала Бриммеръ.— Я не припомню, чтобы когда-нибудь встрчала эту даму. Она не бываетъ въ нашемъ обществ… въ высшемъ кругу.

— Позвольте,— вжливо замтилъ падре,— вы говорите о вашихъ спутникахъ по кораблю. Не знали ли вы нкоего Чарльстона?

— Чарльстона?.. очень можетъ быть, но о немъ я право ничего не знаю, небрежно отвтила миссисъ Бриммеръ,— даже во время невольной совмстной жизни на мор, намъ приходилось быть разборчивыми, и мы съ нимъ не знались. Онъ былъ знакомъ только съ одной Кинъ.

— А она теперь здсь?— живо спросилъ падре.

— Нтъ, она въ президіи вмст со своей подругой Маркгемъ. Комендантъ отдалъ въ ихъ распоряженіе свой домъ,— сказалъ донъ Рамонъ, быстро взглянувъ на миссисъ Бриммеръ.— Неизвстно, кмъ онъ плненъ боле: очаровательной ли ораторшей, или восхитительной предводительницей толпы?

— Маркгемъ — замужняя женщина, — строго замтила Бриммеръ:— и, конечно, свободна поступать, какъ ей угодно, но про миссъ Кинъ нельзя этого сказать. Я не нашла бы приличнымъ позволить миссъ Чебъ принять гостепріимство холостого человка, и не могу понять, какъ она отказалась отъ общества и покровительства вашихъ очаровательныхъ сестеръ.

Падре откланялся дамамъ и отправился въ президію. Никакого караула нигд не стояло, и на гауптвахт не было никого, но, выйдя на галлерею, священникъ вдругъ остановился. Издали доносились звуки гитары и монотонный речитативъ.

Падре поспшно открылъ дверь въ садикъ. Тутъ удивленнымъ глазамъ его представилась поразительная группа. Миссисъ Маркгемъ сидла подъ тнью пальмы, на своемъ сундук, какъ на трон, и ласково смотрла на серьезное лицо коменданта, который помстился у ея ногъ съ гитарой и очевидно разучивалъ какой-то романсъ. Его адъютантъ сидлъ подл него и раздлялъ восторгъ своего начальника передъ прелестной гостьей. На нкоторомъ разстояніи отъ нихъ миссъ Кинъ и секретарь вели оживленный разговоръ съ низенькимъ, коренастымъ человкомъ, въ которомъ падре узналъ мстнаго доктора.

При появленіи священника, комендантъ вздрогнулъ, офицеръ всталъ и даже секретарь и докторъ смутились.

‘Я положительно всюду являюсь сегодня лишнимъ’, подумалъ духовный отецъ, но миссъ Кинъ прервала его размышленія, добродушно протянувъ ему руку.

— Какъ я рада, что вы пришли,— сказала она съ очаровательной улыбкой,— вы поможете мн убдить этихъ господъ, что капитанъ Бенкеръ боленъ отъ волненія, и что кровопусканіе не только не поможетъ ему, но даже повредитъ.

— Въ жилы больного проникъ горячечный жаръ,— пылко заговорилъ маленькій докторъ, — и кровопусканіемъ надо выпустить эту кровь изъ его жилъ.

— Онъ просто бснуется отъ досады, что по собственной вин потерялъ корабль,— возразила миссъ Кинъ.

— Онъ помшанный и лишитъ себя жизни, если горячка продолжится,— настаивалъ докторъ.

— Вы только убьете его, — смло возражала молодая двушка.— Ему, какъ несчастному, но честному человку, легче убить самого себя, чмъ потерять послднія силы отъ вашего кровопусканія. Будь я на его мст, я сорвала бы повязку.

Она энергично махнула своей маленькой красивой рукой, глаза ея сверкали, щеки раскраснлись, ноздри раздулись, ротъ былъ полуоткрытъ. Мужчины смотрли на нее съ неподдльнымъ восторгомъ. По ихъ простому разумнію, это была олицетворенная прелестная и торжествующая анархія.

— Ахъ, это правда,— сказалъ по-испански секретарь падре Эстебану,— она не знаетъ страха! Она оставалась съ сумасшедшимъ одна въ комнат, когда никто не ршался войти къ нему! Она отняла у него ножъ… чтобы больной не нанесъ себ раны

— И онъ узналъ ее! А власть ея извстна — прибавилъ комендантъ, подходя къ разговаривающимъ.

— Отецъ Эстебанъ!— сказала двушка, кроткими умоляющими глазами глядя на старика,— вы поможете мн спасти капитана! Его убиваетъ и доводитъ до безумія отчаяніе. Подумайте, онъ опозоренъ и къ довершенію всего запертъ на замокъ, слдовательно, лишенъ всякой возможности возстановить свое доброе имя, лишенъ средствъ преслдовать человка, который отнялъ у него все.

— Да онъ вдь и не можетъ ничего сдлать! Корабль ушелъ,— возразилъ комендантъ.

— Корабль ушелъ, но океанъ остался.

— Но вдь у него нтъ даже лодки.

— Онъ можетъ найти или сдлать лодку.

— А туманъ скрываетъ пароходъ.

— Онъ можетъ пройти тамъ, гд прошелъ ‘Эксцельсіоръ’, или погибнуть. Вы не знаете моихъ соотечественниковъ, сеніоръ комендантъ,— съ гордостью добавила она.

— Нтъ… извините! Они теперь съ Санъ-Антоніо… булочникъ, шутникъ и оба молодыхъ человка. Они уже принялись тамъ копать землю. Я знаю это отъ офицера, который только что вернулся оттуда.

Миссъ Кинъ прикусила свои хорошенькія губки.

— Они думаютъ, что тутъ произошло какое-нибудь недоразумніе. Могутъ ли они поврить, что ихъ умышленно оскорбляютъ, — спокойно сказала она.— Можетъ-быть, и къ лучшему, что они не врятъ.

— Они просили меня засвидтельствовать вамъ ихъ почтеніе, сеніора,— любезно проговорилъ падре,— они значительно успокоились, когда я уврилъ ихъ, что вы не будете терпть ни въ чемъ недостатка, находясь у этихъ господъ.

Миссъ Кинъ подняла глаза на священника.

— Такъ, значитъ, вы видли ихъ?

— Я видлъ не всхъ ихъ. Между ними нтъ одного — Чарльстона. Не правда ли?

При правдивомъ характер миссъ Кинъ нельзя было не покраснть, отвчая. Она никому не говорила еще о томъ, что видла молодого человка въ саду миссіи.

— Мн говорили, что только вы одн пользовались довріемъ этого человка.

— Кто сметъ это говорить?— вскричала миссъ Кинъ по-англійски, совершенно забываясь отъ негодованія.

— Такую вещь могла сказать только Бриммеръ. Я готова побиться объ закладъ,— замтила Маркгемъ.

— Я васъ прошу только,— продолжалъ священникъ, не обращая вниманія на перерывъ,— сказать мн, что вы знаете о планахъ этого Чарльстона… о его сообществ съ сеніоромъ Перкинсомъ, или,— онъ многозначительно прибавилъ,— или о его оппозиціи. Этого необходимо для справедливаго отношенія ко всмъ.

Миссъ Кинъ хотла уже сказать, что она ничего не знаетъ о сношеніяхъ Чарльстона съ Перкинсомъ, но остановилась, сконфузившись.

— Я не стану торопить васъ отвтомъ, — ласково проговорилъ священникъ.— Но я увренъ, что вы не утаите ничего, что могло бы бросить свтъ на эту печальную исторію и возстановить доброе имя вашего друга Чарльстона.

— Если вы спрашиваете, думаю ли я, что Чарльстонъ принималъ участіе въ заговор, я, не задумавшись, скажу, что нтъ. Больше того, я думаю, что онъ скоре спрыгнулъ бы съ корабля въ море, чмъ согласился бы на такое позорное дло,— громко сказала она.

— Такъ вы думаете, что у него не было другихъ причинъ покинуть корабль?— тихо спросилъ священникъ.

— Положительно, нтъ.— Она остановилась, но, встртивъ пристальный взглядъ священника, почувствовала догаду.— Какіе же могутъ быть у него причины?— холодно прибавила она.

Лицо отца Эстебана просіяло.

— Я спрашиваю только, предполагая, что вамъ причины эти должны быть извстны. Благодарю васъ и за то, что вы мн сказали, а взамнъ общаю вамъ поговорить съ комендантомъ относительно капитана Бенкера. Прощайте, дочь моя!— сказалъ онъ, беря подъ руку дона Мигуэля и направляясь съ нимъ въ караульную. Секретарь на минуту остановился.

— Не бойтесь, — прошепталъ онъ миссъ Кинъ по-англійски.— Я, Рей Санчецъ, выпущу вашего капитана.

Съ этими словами онъ вышелъ.

Падре Эстебанъ, выйдя изъ президіи, поспшилъ къ себ въ миссію съ смутнымъ опасеніемъ, что его странный гость могъ исчезнуть. Пройдя по тихому коридору и отворивъ дверь въ келью, онъ успокоился, увидавъ, что молодой человкъ спитъ крпкимъ сномъ.

Падре съ чувствомъ сожалнія посмотрлъ на голыя стны кельи и на красивое лицо спящаго, но вслдъ затмъ разбудилъ молодого человка, и быстро, даже рзко началъ разсказывать ему о томъ, что случилось въ это утро

Молодой человкъ горько засмялся.

— Какъ видите, — сказалъ онъ, — Самъ Богъ противъ меня, хотя нсколько часовъ тому назадъ я осмлился надяться, что онъ привелъ меня въ лоно забвенія и покоя.

— Да сказали ли вы правду Ему и мн?— сурово спросилъ священникъ, — или вы, какъ политическій изгнанникъ, воспользовались слабостью старика и сочинили ему цлую исторію о какой-то сентиментальной страсти?

— Что вы хотите сказать?— съ негодованіемъ спросилъ Чарльстонъ.

Священникъ вынулъ изъ кармана сложенную бумагу и развернулъ ее передъ глазами разгнваннаго гостя.

— Припомните, что вы говорили мн сегодня ночью, въ церкви, и выслушайте, кто вы такой въ дйствительности, — выслушайте изъ устъ правителей Тадосъ-Сантоса.

Разгладивъ бумагу, онъ прочелъ слдующее:

‘Совту, экстраординарно созванному въ президіи Тодосъ-Сантосъ, было доложено, что иностранное судно ‘Эксцельсіоръ’, взбунтовавшись, высадило своего капитана и пассажировъ и ушло изъ бухты. Произведеннымъ дознаніемъ установлено, что вышеупомянутое судно, принадлежавшее иностранной держав, участвовало не разъ въ воин съ Мексикой и было послано для занятія одной изъ ея сверныхъ провинцій. Но Богъ свободы и справедливости заговорилъ въ сердцахъ нкоторыхъ патріотовъ — а именно, героя сеніора Діего Чарльстона и несравненной донны Элеоноры — и придалъ имъ силу и смлость возстать противъ тираніи и несправедливости своихъ притснителей, и лучше умереть или покинуть судно, чмъ сдлаться сообщниками злодевъ вмст съ нейтральными и безразличными лицами, какъ ремесленники: Бресъ, Пэанксъ, Винслоу и Кросби, и аристократки, по фамиліи: сеніора Бриммеръ и сеніора Чебъ. Въ силу этихъ соображеній, Совтъ Тодосъ-Сантоса постановилъ, что патріоты: сеніоръ Гріего Чарльстонъ, донна Элеонора и дуэнья Сюзанна Марксомъ, особенно привязанная къ особ донны Элеоноры,— должны пользоваться въ Тодосъ-Сантос пріютомъ, помщеніемъ, гостепріимствомъ, покровительствомъ, дружбой и Союзомъ. Противъ сеніора Перкинса и его, неизвстныхъ намъ, соумышленниковъ объявляются война, преслдованіе и смерть. Сторонники же нейтралитета, Бресъ, Банксъ, Кросби и Винслоу — помщаются на испытаніе въ лазаретъ Санъ-Антоніо, съ воспрещеніемъ выходить изъ предловъ его, пока Совтъ не присмотрится къ нимъ. Дале совтъ постановилъ, что капитанъ Бенкеръ, командовавшій прежде ‘Эксцельсіоромъ’, а нын сошедшій съ ума, какъ человкъ невмняемый и обиженный Богомъ, долженъ быть оставленъ въ поко до тхъ поръ, пока къ нему не вернется разсудокъ,— и подвергнутъ обыкновенному лченію и гуманному уходу.

‘По распоряженію совта, слдуютъ подписи:

‘Донъ Мигуэль Бріонесъ, комендантъ.

‘Падре Эстебанъ, изъ францисканскаго ордена.

‘Донъ Рамонъ Рамиресъ, алькадъ поселенія Тодосъ-Сантосъ’.

IX.
Побгъ капитана.

Кончивъ читать, Эстебанъ отложилъ бумагу въ сторону и устремилъ пристальный взглядъ на молодого человка. Чарльстонъ съ презрительной досадой встртилъ этотъ взглядъ.

— Что вы скажете на это?— спросилъ священникъ.

— Скажу, что это замчательная нелпость, по крайней мр, все, касающееся меня. Если бы я былъ тмъ, чмъ меня тутъ представляютъ, то зачмъ бы я обратился къ вамъ съ моимъ лживымъ разсказомъ о ‘сентиментальной страсти’? Я могъ бы вмст съ своей сестрой-патріоткой открыто просить вашего покровительства, — прибавилъ онъ съ горькимъ смхомъ.

— А затмъ, что тогда вы еще не знали ршенія совта,— сказалъ священникъ.

— Но теперь я знаю и отказываюсь отъ вашего гостепріимства.

— Отказываетесь?— повторилъ падре.

— Да, отказываюсь.— Онъ направился къ двери.— Прежде, однако, чмъ уйти, позвольте мн поблагодарить васъ за нсколько часовъ отдыха и пріюта, данныхъ вами человку, который, можетъ-быть, несетъ на себ проклятіе, но никогда не былъ обманщикомъ. Я нисколько не порицаю васъ за то, что вы усомнились въ человк, говорящемъ, какъ сумасшедшій. Прощайте!

— Куда же вы идете?

— Не все ли равно? Существуютъ покровительства и пріюты боле надежные, чмъ т, которые предлагаетъ совтъ Тодосъ-Сантоса.

Онъ отвернулся, но Эстебанъ усплъ замтить въ его глазахъ то же выраженіе безнадежности, которое поразило его ночью въ церкви. Падре сдлалъ нсколько шаговъ и положилъ свою мягкую руку на плечо Чарльстона.

— Посмотрите на меня. Не отворачивайтесь: я врю вашему разсказу.

Не поднимая глазъ, молодой человкъ снялъ руку священника съ своего плеча, слегка пожалъ ее и опустилъ.

— Благодарю,— сказалъ онъ.— Но теперь ужъ мн все равно. Прощайте.

Онъ взялся за ручку двери, священникъ снова удержалъ его.

— Если я говорю вамъ, что врю вашему разсказу, то говорю для того, чтобы сказать вамъ больше. Я думаю, что Самъ Богъ направилъ сюда ваши стопы. Я предлагаю вамъ Его именемъ пріютъ не на одинъ день или одну ночь, но навсегда, предлагаю вамъ мсто, гд бы вы могли укрыться не отъ мужчины или женщины, а отъ самого себя, отъ вашего слабаго я, боле для васъ опаснаго, чмъ все другое. Вы будете раздлять жизнь со мною, будете однимъ изъ моихъ помощниковъ, будете помогать мн успокаивать души близкихъ, какъ я успокаиваю теперь вашу душу. Если вы желаете быть забытымъ, вы можете спрятаться отъ всхъ, живя со мною. Вы будете моимъ сыномъ, товарищемъ, другомъ, пока я живъ, я всмъ буду длиться съ вами, а посл меня вы можете занять мое мсто и продолжать мою работу.

— Вы ошибаетесь,— холодно сказалъ молодой человкъ.— Я обратился къ вамъ за земной помощью и благодарю васъ за то, что вы для меня сдлали, но я не настолько смлъ, чтобы просить большаго. Забудьте и простите меня, отецъ Эстебанъ.

— Стойте! Если вы не хотите выслушать меня во имя Всемогущаго и Вездсущаго Отца, то во имя вашего покойнаго отца я приказываю вамъ остаться. Я заступаю мсто человка, котораго никогда не зналъ, чтобы остановить сына его отъ безумія и преступленія. Взгляните на меня, какъ на того, кого вы любили, и позвольте старику, у котораго могъ бы быть сынъ вашихъ лтъ, воспользоваться правомъ поддержать васъ отеческой рукой.

Наступила минута молчанія.

— Чего вы отъ меня хотите?— сказалъ Чарльстонъ, вдругъ поднявъ на старика глаза, влажные отъ слезъ.

— Дайте мн честное слово, что въ продолженіе двадцати четырехъ часовъ вы не примете никакого ршенія, не посовтовавшись со мною.

— Даю,— сказалъ Чарльстонъ.

Онъ повернулся и протянулъ Эстебану об руки, но старикъ не взялъ ихъ, а раскрылъ свои объятія, и въ продолженіе нсколькихъ секундъ голова молодого человка лежала на груди падре.. Священникъ ласково поднялъ его голову.

— Подите, прогуляйтесь по саду, пока я буду служить вечерню, — воздухъ теперь такъ хорошъ. Подумайте о томъ, что я говорилъ вамъ. Я приду за вами къ вечерней трапез.

Чарльстонъ, поникнувъ головой, пошелъ нетвердыми шагами въ верхнюю часть сада. Тутъ за стною шелъ спускъ къ морю. Заглянувъ въ узенькую улицу и убдившись, что тамъ никого нтъ, онъ быстро двинулся по берегу, между стнами укрпленій и моремъ.

Какъ спокойно было море, полузакрытое туманомъ! Какъ хорошо было бы броситься въ его объятія и успокоиться навки!

Что это такое?.. чьи-то шаги по камнямъ! Онъ быстро оглянулся. Какая-то фигура, крадучись, пробиралась къ морю. Чарльстонъ въ одинъ мигъ узналъ капитана Бенкера.

При появленіи капитана Чарльстонъ забылъ, на какой мысли остановился и бросился къ нему, но въ эту минуту капитанъ дошелъ уже до самаго моря, спустился въ какой-то ровъ и пропалъ изъ виду. Неподалеку, въ крошечномъ залив, качалась рыбацкая лодка, и одинокій рыбакъ чинилъ на грязномъ берегу сти.

Чарльстонъ ужъ хотлъ повернуться и пойти обратно, какъ увидалъ капитана, пробиравшагося на четверенькахъ къ беззаботному рыбаку. Не усплъ Чарльстонъ крикомъ предупредить несчастнаго, какъ Бенкеръ бросился на рыбака, опрокинулъ его на землю, быстро завернулъ въ сти и совершенно запуталъ. Оттолкнувъ онмвшую отъ страха жертву въ сторону, онъ побжалъ къ лодк, но Чарльстонъ однимъ прыжкомъ очутился возл него и схватилъ его за плечи.

— Капитанъ Бенкеръ, что вы длаете?— Бенкеръ тихо и безъ особеннаго испуга повернулся къ нему. Чарльстонъ отступилъ при вид стеклянныхъ безсмысленныхъ глазъ капитана.

— Да, меня зовутъ капитаномъ Бенкеромъ,— шопотомъ проговорилъ сумасшедшій.— Лемьюэлемъ Бенкеромъ изъ Нантукетта. Тише! не будите его!— прибавилъ онъ, указывая на рыбака:— я усыпилъ его! Я — капитанъ Бенкеръ, старый пьяница Бенкеръ… укравшій судно у своихъ хозяевъ… я хочу украсть теперь лодку… ха! ха! ха!.. Пустите меня!

— Капитанъ Бенкеръ,— сказалъ Чарльстонъ.— Посмотрите на меня. Разв вы меня не знаете?

— Знаю, знаю! Вы одна изъ собакъ старика Бенкера, выброшенныхъ на берегъ Перкинсомъ, я же одна изъ взбсившихся собакъ Перкинса,— потому онъ меня и заперъ. Но мн удалось ускользнуть! Знаете? Вдь это она меня выпустила. Она думала, что я отправлюсь навстить молодыхъ людей въ Санъ-Антоніо, а я иду искать въ туман корабль. Я выброшу за бортъ Перкинса, помощника и штурмана. Пустите же меня!

Онъ отбивался что было мочи. Чарльстонъ, боясь выпустить капитана, могъ только предоставить рыбака его собственнымъ силамъ. Но, парализованный отъ страха, несчастный не смлъ шевельнуться, и только смотрлъ на борющихся. Наконецъ Чарльстону удалось поставить капитана на колни.

— Слушайте, капитанъ! Мы отправимся вмст, понимаете. Я помогу вамъ… но намъ надо достать лодку покрупне этой!..

— Они не дадутъ,— таинственнымъ шопотомъ проговорилъ капитанъ.— Разв вы не слыхали, что говорили въ совт… судохозяева?.. Они говорили, что я потерялъ корабль, и навки обезчещенъ изъ-за рома!.. всему виною ромъ! а вдь ромъ необходимъ, и тамъ у насъ на ‘Эксцельсіор’ его нтъ.

— Да, да,— успокоительно говорилъ Чарльстонъ,— но въ большой лодк и ромъ есть. Пойдемте со мной. Распутаемъ этого человка, и онъ проводитъ насъ къ своей большой лодк.

Предложеніе было крайне неудачное: капитанъ вдругъ вспомнилъ о рыбак, вскрикнулъ и впалъ въ прежнее безумное состояніе.

— Измна! Вс на палубу!— крикнулъ онъ и, оттолкнувъ Чарльстона, бросился въ воду.

— Помогите!— закричалъ молодой человкъ, бросаясь за нимъ.— Онъ сумасшедшій! Онъ убьетъ себя!

Вода была не глубока, оба въ одно время достигли лодки, но капитанъ усплъ уже занять мсто на корм и отвязать веревку, когда Чарльстонъ опять схватилъ его.

— Послушайте, капитанъ. Я поду съ вами. Я знаю дорогу. Понимаете? я проведу васъ.

Чарльстонъ приходилъ теперь въ отчаяніе не за себя, а за другого, онъ во что бы то ни стало хотлъ спасти сумасшедшаго отъ несчастія.

Бенкеръ, повидимому, началъ сдаваться.

— Идите впередъ,— тихо сказалъ онъ.

Чарльстонъ выпустилъ его и, держась за лодку, выплывшую на боле глубокое мсто, пошелъ къ носу. Онъ только что хотлъ взобраться на лодку, какъ отчаянной крикъ съ берега заставилъ его обернуться, но не такъ скоро, чтобы уберечь себя. Сумасшедшій со всего размаха хватилъ его весломъ, но попалъ не въ голову, а въ плечо, и опрокинулъ его.

Падая, онъ слышалъ хохотъ сумасшедшаго, и затмъ, какъ ключъ, пошелъ ко дну, но тотчасъ же вынырнулъ. Капитанъ былъ уже такъ далеко, что догнать его было трудно. Тмъ не мене, Чарльстонъ хотлъ броситься за нимъ, но застоналъ отъ боли въ безсильно повиснувшей рук. Теряя чувства, онъ сознавалъ, что тонетъ.

Тогда онъ началъ бороться за спасеніе своей жизни, и тотъ самый человкъ, который такъ искалъ смерти, теперь боле всего желалъ добраться до берега. Онъ длалъ отчаянныя усилія и раза два коснулся ногою дна, но потомъ его снова относило волной. Наконецъ, онъ всталъ на ноги и помогая себ руками, пошелъ къ берегу. Упавъ на брошенныя сти, онъ слышалъ бой барабана, звуки голосовъ, и затмъ лишился чувствъ.

Пришелъ онъ въ себя уже въ президіи на гауптвахт. Въ числ лицъ, окружавшихъ его, онъ узналъ чопорнаго коменданта, симпатичнаго Эстебана и пострадавшаго рыбака. Когда онъ открылъ глаза и хотлъ приподняться на локтяхъ, рыбакъ съ крикомъ благодарности бросился передъ нимъ на колни и, поцловавъ его безпомощно свсившуюся руку, вскричалъ:

— Онъ живъ! Слава всмъ святымъ! Живъ нашъ герой! нашъ славный американецъ… благородный рыцарь, который спасъ меня отъ сумасшедшаго!

— Кто вы такой и откуда явились?— строго спросилъ коммендантъ у Чарльстона.

Чарльстонъ не отвчалъ, священникъ наклонился впередъ и смотрлъ на него со страхомъ и съ тревогой. Въ эту минуту, въ дверяхъ послышался шумъ, и разступившаяся толпа пропустила миссъ Кинъ, въ сопровожденіи Маркгемъ. Глаза двушки встртились съ глазами молодого человка, и она, бросившись къ нему, невольно вскрикнула:

— Чарльстонъ!

— Чарльстонъ!— повторила толпа, выдвигаясь впередъ.

Комендантъ величественно поднялъ руку, какъ бы прося всхъ умолкнуть, и затмъ тихо снялъ свою шляпу. Вс присутствующіе тотчасъ же обнажили головы.

— Да здравствуетъ нашъ храбрый и благородный союзникъ, донъ Діего! Да здравствуетъ прелестная донна Элеонора!

Лицо священника приняло печальное выраженіе. Онъ посмотрлъ на Чарльстона, потомъ на миссъ Кинъ.

— Такъ вы согласны?— прошепталъ онъ.

Чарльстонъ бросилъ быстрый взглядъ на Элеонору Кинъ.— Я согласенъ!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.
Плакальщики въ Санъ-Франциско.

Телеграфъ Золотыхъ Воротъ въ Санъ-Франциско давно уже извстилъ, что найти ‘Эксцельсіоръ’ нтъ никакой надежды. Къ концу 1854 года, ‘Эксцельсіоръ’ сталъ преданіемъ, а къ концу января 1855 года о немъ вс забыли. Если отдльныя личности и хранили воспоминаніе о пропавшемъ корабл, то свтъ пересталъ имъ интересоваться.

Какими-то странными судьбами названіе погибшаго судна произносилось иногда въ уборной одной изъ звздъ Санъ-Францисскаго театра. Въ одно изъ представленій въ первомъ ряду театра, гд подвизалась эта звзда, сидлъ молодой еще человкъ, тщательно одтый, гладко выбритый и потому не похожій на бородатыхъ калифорицевъ. Рядомъ съ нимъ слъ господинъ немного постарше, и сосди очень удивились, увидавъ другъ друга. Только что пришедшій былъ на видъ немного старше перваго, и выбриты у него были только усы. Одтъ онъ былъ тоже очень хорошо, но съ меньшей щепетильностью.

— Сегодня я поздно кончилъ занятія въ контор,— сказалъ молодой человкъ, сконфуженно улыбаясь,— и по дорог зашелъ сюда. Погода отвратительная, не правда ли?

— Да, и дождь и втеръ, мн только не хотлось итти за извозчикомъ на площадь, поэтому я ршилъ дождаться здсь какого-нибудь экипажа, который довезетъ меня до отеля.

— Погодите немного, я поду съ вами, небрежно проговорилъ молодой человкъ.— Знаете, Бриммеръ, съ оживленіемъ прибавилъ онъ,— лучше этой Бэлы Монгомери я не встрчалъ женщины. Чортъ возьми, какъ очаровательна! не правда ли?

— Дйствительно, прелестная женщина!— серьезно отвчалъ Бриммеръ, взявъ бинокль у сосда.— Неужели, Маркгемъ, вы на всякій случай возите съ собою въ контору бинокль?

— Я забылъ его вынуть изъ кармана пальто,— сконфуженно улыбаясь, отвчалъ Маркгемъ.

— Забыли посл послдняго спектакля,— сказалъ Бриммеръ, поднимаясь съ мста.— Я ухожу и надюсь, что достану теперь извозчика.

— Погодите минуту. Она сейчасъ выйдетъ… вотъ и она!

Онъ замолчалъ, устремивъ глаза на сцену. Бриммеръ тоже обернулся въ эту минуту и съ неменьшимъ интересомъ смотрлъ на актрису. Говоръ пронесся по всей зал, когда царица Олимпа подошла къ рамп и обворожила зрителей очаровательной улыбкой.

— Знаете, Бриммеръ, это удивительная женщина,— заговорилъ Маркгемъ, когда богиня ушла со сцены.— Эти господа,— прибавилъ онъ, указывая на зрителей,— вовсе не знаютъ ея… они принимаютъ ее — чортъ знаетъ за кого… и приходятъ только смотрть на нее. Она высокообразованная женщина… даже писательница. Она пишетъ чертовски хорошіе стихи, но поступила на сцену по семейнымъ обстоятельствамъ… изъ-за пьяницы мужа, который билъ ее… это возмутительная исторія! Болваны калифорицы, конечно, не знаютъ этого. Да, это замчательная женщина! Знаете, Бриммеръ, я просто…

Онъ замолчалъ и затмъ, точно ршившись на что-то, прибавилъ:

— Куда вы отправляетесь сегодня вечеромъ?

Бриммеръ, задумавшійся о чемъ-то, вздрогнулъ и сказалъ:

— Я?… У меня назначено свиданіе съ Киномъ. Посл завтра онъ узжаетъ на пароход.

— Что? Неужели онъ не бросилъ еще этихъ дурацкихъ поисковъ? ‘Эксцельсіоръ’ съ ума свелъ этого человка.

Онъ замолчалъ, взглянувъ на холодное лицо Бриммера, и вдругъ покраснлъ:

— Я хочу сказать, что планы его и предположенія — мыльный пузырь…

— Я, конечно, не могу согласиться съ нимъ,— серьезно началъ Бриммеръ,— но…

— У него была мысль,— продолжалъ Маркгемъ,— обыскать кругомъ весь Калифорнскій заливъ, только на основаніи того, что какой-то портовый пароходъ видлъ въ прошломъ август около Мазатлана судно, похожее на ‘Эксцельсіоръ’. Точно корабль могъ не зайти въ Мазатланъ, если бы былъ около него! Дло, Бриммеръ, ясно, какъ день, хотя для насъ съ вами очень печально… Мы сдлали все, что могли, не говоря уже о потраченныхъ нами деньгахъ и о непріятныхъ разговорахъ съ молодымъ Киномъ, который вчно колетъ намъ глаза своей погибшей сестрой, точно у насъ души нтъ въ самомъ дл!

Собесдники посмотрли другъ на друга и сочли нужнымъ опустить глаза и вздохнуть… не изъ притворства, а отъ горя.

— Я считаю долгомъ замтить,— дловымъ тономъ сказалъ Бриммеръ,— что такъ какъ страховыя деньги за ‘Эксцельсіоръ’ уже уплачены, то потеря его стала несомнннымъ фактомъ, и съ этой точки зрнія планъ Кина гроша мднаго не стоитъ. Что же касается до нашихъ чувствъ, то мы не можемъ ему не симпатизировать, хотя онъ и не допускаетъ насъ раздлять съ нимъ затраты на поиски.

— Да, да,— поспшно прибавилъ Маркгемъ,— я просилъ его, при послднемъ разговор, принять отъ меня тысячу долларовъ, но онъ и слышать не хочетъ. Я нахожу такую щепетильность излишней. Онъ, вроятно, пришелъ бы въ неописанный ужасъ, если бы увидалъ насъ съ вами здсь, хотя мы зашли совершенно случайно…

— Не думаю,— сухо сказалъ Бриммеръ, — онъ самъ знакомъ съ миссъ Монгомери. Они дутъ на одномъ пароход.

Маркгемъ быстро поднялъ глаза.

— Не можетъ быть! Она детъ въ другую сторону, въ Панаму, я…— онъ замялся, — мн говорилъ это кто-то.

— Прощайте. Ждать тутъ извозчика — напрасный трудъ. Я иду.

— Постойте!— крикнулъ Маркгемъ, очевидно чмъ-то недовольный.— Я вотъ что хотлъ сказать, Бриммеръ, — продолжалъ онъ, стараясь пріятно улыбнуться: — вдь вашъ разговоръ съ Киномъ не задержитъ васъ слишкомъ долго? Что вы скажете насчетъ небольшого ужина съ миссъ Монгомери… А? самаго скромнаго и благопристойнаго… у насъ въ отел, съ нсколькими пріятелями?

Глаза и губы Бриммера слегка искривились.

— Я, кажется, уже приглашенъ,— спокойно сказалъ онъ.— Меня звалъ Кинъ именно на такой ужинъ. Странно, что онъ не упомянулъ о васъ.

— Мы условились потомъ,— съ притворной небрежностью прибавилъ Маркгемъ.— Разв вы съ нею знакомы?

— Немного.

— Вы мн этого не говорили.

— Вы меня не спрашивали,— отвчалъ Бриммеръ.— Она прізжала совтоваться со мною насчетъ южно-американскихъ длъ. Кажется, этотъ флибустьерскій генералъ Леонидъ, бывшій Перкинсъ, продлки котораго мы немного пріостановили нашимъ перувіанскимъ контрактомъ, высадился теперь въ Квинквинамбо и учредилъ тамъ правительство. Монгомери его знаетъ и очень уважаетъ ‘освободителя’, какъ она его зоветъ. Кажется, они даже переписываются.

— Что за удивительная женщина! не правда ли, Бриммеръ?

— Идете со мною?— спросилъ Бриммеръ, важно застегивая пальто.

— Я увижусь съ вами въ гостиниц. Тутъ въ партер есть личность, съ которой мн надо переговорить. Не ждите меня.

Ровно въ половин двнадцатаго Бриммеръ вышелъ изъ своей комнаты въ ‘Восточной гостиниц’ и пошелъ по коридору. Остановившись на минуту передъ однимъ изъ номеровъ, онъ быстро посмотрлъ направо и налво, и затмъ постучалъ въ дверь. Дверь сейчасъ же отворилась.

Въ гостиной полулежала на кушетк та самая женщина, которую Бриммеръ только что видлъ на сцен. Томно поднявъ глаза отъ книги, она сдлала гостю знакъ подойти. Это была женщина еще молодая и очень красивая, хотя безпорядочный образъ жизни, очевидно, повліялъ на нее и заставилъ уже прибгнуть къ косметическимъ средствамъ.

— Я до такой степени нервна,— сказала она, протягивая замчательной красоты руку, — что посл каждаго спектакля совершенно никуда не гожусь. Я уношусь, какъ видите, къ своей первой молодости, къ поэзіи… Не стану скрывать отъ васъ, что зачастую у меня недостаетъ силъ играть, и я прочитываю что-нибудь изъ своихъ любимыхъ авторовъ, чтобы возбудить въ себ энергію.

Бриммера вовсе не поразила пропасть, отдляющая поэзію Байрона отъ грубыхъ фарсовъ, въ которыхъ появлялась миссъ Монгомери, но зато его сильно смутила красота протянутой руки. Ему не пришло въ голову, что энергію она подогрвала въ себ шампанскимъ съ коньякомъ, и, тронутый томнымъ выраженіемъ ея лица, онъ сказалъ, что не замтилъ въ ея сегодняшней игр никакого утомленія.

— Такъ вы были на спектакл?— вскричала она, съ печальной благодарностью глядя на него.— Вы бросили ваши дла и общественныя обязанности, чтобы взглянуть на игру бдной комедіантки?

— Да, я былъ съ однимъ изъ вашихъ знакомыхъ,— отвчалъ Бриммеръ, — онъ звалъ меня на ужинъ, хотя Кинъ уже пригласилъ меня.

— Ахъ, я совсмъ забыла, небрежно выговорила Монгомери.— Вдь вы ничего не имете противъ нихъ?.. Знаете, я, по своему положенію, должна быть хороша со всми, и не всегда могу длать то, что хочу,— съ грустью прибавила она.— Бдный Маркгемъ! свтъ не цнитъ его доброй, впечатлительной души. Я глубоко сочувствую ему, мы оба съ нимъ испытали большія потери. Господи!— вскричала она, точно испугавшись, — что я надлала! Простите мн мою безтактность, дорогой другъ. Я совсмъ забыла, несчастная, что и вы тоже…

Она схватила обими руками его руку и поникла надъ нею головой, какъ будто была не въ силахъ произнести слова отъ волненія. Бриммеръ окончательно растаялъ.

— Какъ же я глупа,— продолжала миссъ Монгомери.— Можно ли было говорить о дтскихъ печаляхъ Маркгема и забыть о гор человка, только по наружности спокойнаго и холоднаго? Да,— продолжала она, нжно глядя на Бриммера, — мн слдовало бы знать, что и подо льдомъ можетъ скрываться вулканъ. Вы дали мн урокъ.

Отнявъ поспшно руку и прижавъ ее къ сердцу, она снова откинулась на спинку кушетки.

— Такъ вы до сихъ поръ не сочувствуете экспедиціи Кина?— томно спросила она.

— Я думаю: все, что надо было, уже сдлано,— нсколько рзко сказалъ Бриммеръ.— Всевозможныя справки наведены. Но Кину я завидую, потому что онъ будетъ имть возможность хать съ вами, — любезно прибавилъ онъ.

— Кинъ отыскиваетъ сестру,— сказала актриса,— и увренность въ ея гибели можетъ только огорчить его, но не дастъ ему ненужной свободы, такъ какъ онъ и безъ того свободенъ. Вдь онъ ищетъ сестру, а не жену.

Бриммеръ немного нахмурился. Онъ откинулся на спинку кресла и устремилъ на актрису пристальный взглядъ. Она сдлала видъ, что не замчаетъ этого, и задумчиво глядла на коверъ.

— Вы умете хранить тайну?— съ внезапной ршимостью спросила она.

— Умю.

— Вы знаете, я замужемъ. Вы слыхали уже о моемъ несчастіи?

— Слыхалъ,— сухо отвчалъ Бриммеръ.

— Мой мужъ, такъ жестоко обращавшійся со мною и потомъ бросившій меня, насколько мн извстно, былъ въ числ пассажировъ ‘Эксцельсіора’.

— Макъ-Коркль… нтъ! Въ списк не было такой фамиліи.

— Макъ-Коркль!— рзкимъ голосомъ и сверкнувъ глазами повторила Монгомери.— Да что вы? Никакого Макъ-Коркля и не было никогда, это псевдонимъ, подъ которымъ я писала. Фамилія моего мужа — Чарльстонъ.

— Въ списк пассажировъ не было и Чарльстона. Я зналъ всхъ, хавшихъ на ‘Эксцельсіор’.

— Вы знали всхъ, хавшихъ изъ Штатовъ, а онъ слъ въ Кальяо. Я знаю, что онъ слъ на ‘Эксцельсіоръ’.

Выраженіе лица Бриммера измнилось.

— И вы желаете его найти?

— Нтъ,— съ театральнымъ жестомъ отвтила она.— Но я хочу знать истину, хочу знать: связана ли я еще съ этимъ человкомъ, или свободно могу слдовать влеченію сердца… могу ли я снова начать жизнь и сдлаться — я не стыжусь этого — честной женой честнаго человка.

— Разводъ точно такъ же могъ бы освободить васъ, холодно сказалъ Бриммеръ.— Разводъ получить нетрудно.

— Разводъ! Да знаете ли, что это значитъ для женщины въ моемъ положеніи? Это позоръ… это клеймо, которое даетъ поводъ каждому негодяю преслдовать меня своими ухаживаніями.

Голосъ ея дрожалъ отъ волненія, глаза наполнились слезами.

— Вы знаете теперь мою тайну, — продолжала она, — знаете, чего я хочу, почему сочувствую,— она остановилась и презрительно махнула рукой, — этому Маркгему и Кину? Они этого не знаютъ.— Она замолчала и взглянула на часы.— Черезъ пять минутъ они будутъ здсь, хотите, чтобы они застали васъ у меня?

— Какъ вамъ будетъ угодно,— прошепталъ Бриммеръ, теряясь отъ волненія.

— У меня нтъ своей воли,— сказала она, восхитительно улыбаясь.— Если вы остаетесь, то можете занять ихъ, пока Розина однетъ меня. Мы будемъ ужинать въ большой зал по ту сторону коридора.

Посл ея ухода Бриммеръ съ лихорадочной поспшностью направился къ двери. Ему вовсе не хотлось афиширокать свое знакомство съ женщиной, пользовавшейся — справедливо или несправедливо — дурной славой. И вдругъ теперь его, Бриммера, могутъ застать въ ея гостиной, онъ принимаетъ ея гостей! И добро бы онъ былъ въ нее безумно влюбленъ! Даже Маркгемъ не ршился бы такъ компрометировать себя. Въ эту минуту въ дверь постучали, и самодовольное лицо Маркгема вытянулось отъ изумленія при вид Бриммера, который тотчасъ же принялъ холодный и насмшливый видъ.

— А я… я и не зналъ, что вы здсь,— пробормоталъ Маркгемъ.— Я оставилъ Кина у васъ въ комнат.

— Зачмъ же вы не привели его съ собой? Отправляйтесь за нимъ.

— Онъ сказалъ мн, что вы уговорились встртиться съ нимъ у себя,— продолжалъ Маркгемъ, окидывая глазами пустую комнату.

— Мои часы спшатъ на двадцать минутъ, и я потерялъ надежду на его приходъ,— смло сказалъ Бриммеръ.— Миссъ Монгомери одвается. Вы успете до ея прихода сходить за нимъ.

Маркгемъ съ недовольнымъ видомъ побжалъ по коридору и очень скоро вернулся съ красивымъ молодымъ человкомъ лтъ двадцати пяти, лицо котораго дышало юношеской энергіей.

— Говорили ли вы Бриммеру?— съ жаромъ вскричалъ онъ.

— Еще не усплъ,— отвчалъ Маркгемъ.— Знаете, Бриммеръ, я, можетъ-быть, отправлюсь въ экспедицію съ Киномъ.

— Въ самомъ дл?

— Да. Дло въ томъ, что мы получили хорошія извстія. Разскажи ему, Дикъ.

— Вчера пришелъ изъ Вальпарайзо корабль ‘Грозовая Туча’, и я, конечно, по обыкновенію, отправился посмотрть на него, сказалъ Кинъ.— Капитанъ разсказываетъ о какомъ-то сумасшедшемъ, найденномъ въ маленькой рыбацкой лодк и привезенномъ въ прошломъ август въ Санъ-Хуанскій госпиталь. Теперь онъ уже настолько поправился, что могъ разсказать свою исторію. Онъ говоритъ, что онъ капитанъ ‘Эксцельсіора’, экипажъ котораго взбунтовался и высадилъ его на берегъ во время тумана. Объ этомъ дл дано знать консулу.

— Какая странная исторія,— замтилъ Бриммеръ, глядя то на одного, то на другаго собесдника.— Если это правда,— тихо прибавилъ онъ, — то и я поду съ вами.

Ричардъ Кинъ порывисто протянулъ руку Бриммеру и Маркгему.

— Знаете что,— вскричалъ онъ,— я такъ и думалъ, что вы подете. Конечно, я нашелъ бы свою Нелли безъ вашей помощи, но мн было какъ-то неловко хлопотать о сестр больше, чмъ хлопотали мужья о своихъ женахъ! А теперь, когда дле ршено…

— Мы отправимся ужинать, — драматично прибавила появившаяся въ дверяхъ миссъ Монгомери.

II.
Плакальщики въ Тодосъ-Сантос.

Утренній воздухъ Тодосъ-Сантоса дышалъ весною, ароматной и чудной, онъ проникъ даже за туманную завсу залива и пахнулъ на палубу проходившаго парохода. Это была пароходъ ‘Ометенъ’, шедшій изъ Санъ-Франциско, съ четырьмя пассажирами, отыскивавшими ‘Эксцельсіоръ’.

Въ залив и надъ поселкомъ царило вчное лто, поля засянныя хлбомъ, волновались, какъ зеленое море.

Природа не измнилась за эти нсколько мсяцевъ, не въ город замчалось странное оживленіе. На берегу, около президіи, виднлся остовъ грубо сколоченнаго судна, на площади возвышалось высокое, новое деревянное зданіе, около пристани стояла недодланная печь, очевидно предназначавшаяся для фабрики. Костюмы жителей поселка тоже значительно измнились, на улицахъ виднлись зонтики, небольшія фуражки смнили широкополыя шляпы, а блыя панталоны и полотняныя жакетки побдоносно боролись съ бархатными куртками и широкими національными штанами.

Въ Санъ-Антоніо перемна была еще замтне. Подл открытой пасти заброшенныхъ серебряныхъ рудниковъ возвышалось странное зданіе съ грубыми орудіями внутри и съ ярко выкрашенной вывской слдующаго содержанія: ‘Эксцельсіорская серебряно-промысловая компанія. Управляющій Кросби’. Посреди же разрытой земли стоялъ крошечный домикъ, въ род караулки, съ надписью: ‘Контора Элеоноринской ртутной плавильни’.

Въ это жаркое лтнее утро Бресъ сидлъ на земл, прислонившись спиною къ стн конторы, и крутилъ папироску. Въ нсколькихъ шагахъ отъ него Кросби лежалъ, растянувшись на земл, и пускалъ вверхъ дымъ колечками.

Оба молодые джентльмена были одты въ необыкновенные мексиканскіе костюмы. Серебряныя пуговицы громадныхъ размровъ украшали панталоны Кросби, разрзанныя отъ колнъ донизу, гд виднлось чистое блье, а у Бреса, кром краснаго галстука, повязаннаго на ше, другимъ краснымъ платкомъ была обвязана голова подъ шляпой.

— Непріятный табакъ,— сказалъ Бресъ.— Надо будетъ взять другого.

— Ну, а каковъ урожай у Белекса? Вдь онъ хотлъ произвести въ этомъ дл переворотъ и посять что-то необыкновенное на нашемъ холм.

— Его преслдуетъ неудача. Онъ не могъ достать порядочныхъ рабочихъ, а индйцы не умютъ работать какъ люди. Надо будетъ попробовать взять кого-нибудь изъ комендантовыхъ солдатъ, только старикъ лишилъ меня своего расположенія, съ тхъ поръ какъ мы съ Винслоу разбили о скалы рыбацкую лодку. Онъ воображаетъ, что мы, подобно капитану Бенкеру, хотли бжать. Я думаю, что онъ, вслдствіе именно этого, остановилъ постройку нашего судна.

— Все равно намъ слдовало достроить его. Мы могли работать по ночамъ, безъ его вдома, и спустить судно въ какое-нибудь туманное утро…

— И никто изъ нашихъ дамъ не похалъ бы съ нами! Мы остались безъ судна, а дамы наши успокоились и пустили здсь корни. Во всемъ виновато вліяніе этой гадины Чарльстона! Онъ настроилъ противъ васъ коменданта. Какъ вамъ извстно, онъ, священникъ, комендантъ и Нелли Кинъ составляютъ, въ сущности, совтъ Тодосъ-Сантоса. Они совершенно оттерли бднаго алькада, вертятъ здсь всмъ и приписываютъ себ заслугу, что позволили намъ тратить свои деньги, разрабатывая эти рудники. Кто бы подумалъ, что этотъ Чарльстонъ такъ ловко поведетъ игру? Мн просто противно слушать, какъ его зовутъ ‘дономъ Діего’.

— Однако вамъ очень пріятно, когда черноглазая сестра алькада зоветъ васъ ‘дономъ Карлосомъ’, звая, возразилъ Кросби.

— Донна Изабелла — особа съ положеніемъ и, называя меня такъ, выказываетъ этимъ только свою вжливость.

— Она боготворитъ миссъ Кинъ, и я увренъ, что теперь ей уже извстно, какъ вы когда-то за нею ухаживали,— лукаво пошутилъ Кросби.

— Мое вниманіе къ миссъ Кинъ ничмъ не отличалось отъ вниманія простаго знакомаго и далеко не походило на ваше вниманіе къ миссисъ Бриммеръ.

— Которая отвернулась отъ меня, такъ же какъ отъ васъ отвернулась миссъ Кинъ,— отвчалъ Кросби.

Краска бросилась въ лицо Бреса, и онъ собирался уже сказать какую-то рзкость, какъ вдругъ услыхалъ бряцаніе шпоръ. Оба собесдника живо обернулись и увидали подходившаго Банкса. Онъ былъ одтъ довольно странно: при громадныхъ шпорахъ и шляп съ необъятными полями, онъ не бросилъ привычки носить накрахмаленные воротнички и туго затянутый галстукъ.

— Ну, что?— спросилъ онъ, подойдя къ нимъ.

— А что?— переспросили Бресъ и Кросби.

Поздоровавшись, наши три американца стали молча смотрть другъ на друга.

— Окончили посвъ?— спросилъ Кросби, снова скручивая папироску.

— Сегодня у здшнихъ какой-то праздникъ,— сказалъ Банксъ.— Четвертый въ дв недли. Собственно у нихъ два рабочихъ дня въ недлю, и такъ всегда. А живутъ. Знаете, сэръ, по моему, католическая религія не годится для современной цивилизаціи, основанной на промышленности, или надо передлать весь календарь и вычеркнуть добрую порцію праздниковъ, да кром того они празднуютъ еще какія-то идеи. Чистое разоренье! Остается одно,— продолжалъ Банксъ серьезно,— проложить путь черезъ пустыню и завести сношенія съ другими племенами. Я хочу сдлать предложеніе совту, что берусь пятьсотъ человкъ индйцевъ черезъ годъ обратить въ католичество. Нужно только заручиться согласіемъ Чарльстона и падре, его друга, тогда я добьюсь билля. Но я все откладываю это дло. Заразился лнью отъ здшнихъ. Ну, а вы что подлываете?

— Ждемъ вашего корабля,— саркастически отвтилъ Кросби.

— Да, вамъ хорошо смяться, милостивые государи! А мн-то каково? Но вамъ не придется долго ждать. По моимъ расчетамъ, мексиканскій корабль долженъ скоро прибыть. Не потому, чтобы мексиканское правительство отправило его въ интересахъ управленія страною, или съ коммерческою цлью. Нтъ, онъ долженъ прибыть въ интересахъ католической церкви.

Бресъ и Кросби лниво посмотрли на него. Банксъ съ серьезной миной продолжалъ:

— Я навелъ надлежащія справки, по коимъ оказалось, что запасъ четокъ, ладана, восковыхъ свчей и другихъ церковныхъ принадлежностей приходитъ къ концу. Я узналъ, что какъ разъ теперь ожидается присылка свжаго товара отъ епископа Гвадалахары вмст съ инструкціею. Поэтому, милостивые государи, я категорически утверждаю, что лишь церкви одной извстенъ тайный путь по туманному заливу, и эту тайну она свято хранитъ. Я смотрю на это дло съ чисто-коммерческой точки зрнія, это вопросъ предложенія и спроса. Да, милостивые государи, единственная настоящая торговая фирма въ Тодосъ-Сантос — это падре Эстебанъ.

— А вы, кажется, забываете о Бриммер, Маркгем и Кин,— сказалъ Бресъ.— Неужели вы думаете, что они ничего не предприняли.

— Я этого не говорю. Но между предпріятіемъ и достиженіемъ цли — громадная разница. У нихъ нтъ чутья и никогда имъ не найти этого поселенія. Они могутъ руководствоваться только слпымъ расчетомъ. Вникните въ дло поглубже. Стоило только этому флибустьеру, похитившему ‘Эксцельсіоръ’, перемнить названіе корабля, выкинуть другой флагъ и распустить о корабл ложный слухъ — и вотъ вамъ корабль исчезъ навки. Никто о немъ ничего не будетъ знать, пока онъ не прибудетъ въ Квиквинамбо. Затмъ, положимъ даже, что его найдутъ, и вся исторія разгласится, хотя это предположеніе крайне неправдоподобно,— ну, такъ что же? Объ этомъ, конечно, узнаютъ въ Санъ-Франциско и начнутся поиски. Единственный человкъ, который могъ бы указать, гд мы находимся и какъ къ намъ подобраться — это капитанъ Бенкеръ, и если только онъ не погибъ, если его принялъ какой-нибудь случайно проходившій корабль, вотъ тогда нтъ сомннія, что наши друзья въ Санъ-Франциско разыщутъ насъ, но опять при условіи, что капитанъ Бенкеръ снова пришелъ въ нормальное состояніе. Я былъ бы очень радъ этому, если бы не мои плантаціи и нашъ рудникъ. Но, повторяю, ближайшимъ образомъ мы должны разсчитывать только на церковь.

Онъ умолкъ. Кросби уснулъ. Бресъ лниво поднялся съ мста и заперъ на замокъ дверь конторы.

— Въ городъ собираетесь?— спросилъ Банксъ, звая.

— Я вотъ соображаю,— отвтилъ въ раздумьи Бресъ.— мн бы нужно въ городъ, да лошадь моя больна.

— Возьмите мою, а мы съ Кросби пшечкомъ добредемъ. Вы найдете ее подъ этимъ громаднымъ ‘мадронно’, если только она не поранила себя, гуляя вокругъ. Эти мексиканскія лошади не могутъ стоять на мст даже когда пасутся, он все ходятъ кругомъ. Она немножко горяча, будьте осторожны съ нею.

— Прекрасно! Я отправлюсь въ городъ посл сіесты.

— Охъ, ужъ эти ‘сіесты’!— вздохнулъ Банксъ, ложась на мсто, освобожденное Бресомъ.— Это тоже вотъ недурной обычай: проводить каждый день два часа (а вдь это значитъ цлый день въ недлю) въ гамак, и притомъ какъ разъ въ рабочую пору. Просто безсовстно!

Онъ повернулся и закрылъ глаза, словно не желая видть того, что, по его мннію, такъ безсовстно.

Бресъ безъ особыхъ затрудненій нашелъ лошадь Банкса, но взобраться на нее ему стоило нкоторыхъ усилій. Но, усвоивъ очень скоро, подобно всмъ своимъ сотоварищамъ, нравы и обычаи страны, онъ сталъ въ послднее время очень искуснымъ наздникомъ, такъ что упрямица, посл нсколькихъ брыканій и скачковъ, вполн подчинилась ему. Молодой человкъ поскакалъ крупной рысью по направленію къ президіи, но по мр того, какъ онъ приближался къ ней, онъ замедлялъ ходъ. По привтливымъ улыбкамъ и ласковымъ поклонамъ прозжихъ, попадавшихся ему навстрчу, можно было прямо сказать, что красивый чужеземецъ въ національно-мексиканскомъ костюм былъ всмъ хорошо извстенъ и всмъ очень нравился. Доскакавъ до угла холмистой улицы, онъ, чтобы еще боле поддлаться подъ мстные обычаи, пустилъ лошадь во всю прыть и потомъ сразу осадилъ у входа въ одинъ изъ домовъ, утопавшихъ въ зелени, какъ длаютъ настоящіе мексиканскіе ‘вакеросы’. Шумное появленіе всадника разбудило человка, исполнявшаго роль привратника, который вжливо поклонился ему и провелъ въ одинъ изъ внутреннихъ покоевъ, выходившій окнами въ поросшій густою травою дворъ. За простымъ столомъ посреди комнаты съ трубкою въ зубахъ сидли Винслоу и два мстныхъ торговца — Рюицъ и Мартинецъ. Они, очевидно, принадлежали къ числу тхъ обывателей президіи, которые усвоили американскія моды. Сеніоръ Рюицъ былъ одтъ въ полотняный жакетъ вмсто бархатной куртки съ позументами, а сеніоръ Мартинецъ носилъ американскую бороду безъ усовъ въ подражаніе мистеру Банксу. Воздухъ комнаты былъ пропитанъ табачнымъ дымомъ, сквозь который большіе глаза Винслоу смотрли очень пасмурно.

— Вотъ это,— сказалъ онъ обращаясь къ своему соотечественнику и указывая на подражателя Банксу,— человкъ, выдающійся по своимъ воззрніямъ, и сила въ Тодосъ-Сантос. Онъ знакомъ съ американскимъ политическимъ строемъ и хочетъ ввести здсь выборное право.

Винслоу совершенно бгло и даже изящно говорилъ по-испански.

Сеніоръ Мартинецъ поспшилъ сообщить мистеру Бресу, что онъ уже давно, хотя и втайн, благоговетъ предъ той великой націей, благородными представителями которой являются Бресъ и Винслоу, уваженіе это является въ немъ до нкоторой степени наслдственнымъ, такъ какъ еще ддъ его былъ другомъ американца, капитана Коффина.

— Относительно Мартинеца совершенно нечего сомнваться,— конфиденціально замтилъ Винслоу по-англійски.— Это длецъ и его девизомъ служитъ слово: ‘впередъ’. Не думайте, что это мексиканское изданіе нашего Банкса, ничего подобнаго. А вотъ это Рюицъ, онъ торгуетъ лошадьми и скотомъ, онъ могъ бы отлично сойтись съ Банксомъ, если бы въ послднемъ было чуточку поменьше этого дьявольскаго самомннія. Но вдь и Рюицъ тоже свое дло хорошо знаетъ. Онъ немножко маракуетъ по-англійски. Добрый изъ него выйдетъ американецъ, по-моему.

Сеніоръ Рюицъ улыбнулся въ знакъ того, что онъ понимаетъ, и затмъ съ разстановкой произнесъ:

— Я познакомился съ американцемъ двадцать четыре года тому назадъ. Американецъ покупалъ у меня шкуры и рогъ для корабля, здсь…

— Здсь?— спросилъ Бресъ.— А я думалъ, что сюда не заглядывалъ ни одинъ американскій и никакой другой корабль въ теченіе пятидесяти лтъ.

Рюицъ пожалъ плечами, взглянулъ на Мартинеца, понизилъ голосъ и въ то же время поднялъ брови, скрестилъ свои смуглыя руки и произнесъ:

— Корабль и теперь… въ двухъ миляхъ отъ берега. Винслоу вскочилъ на ноги и уставился на Бреса

— Вы слышали объ этомъ?— спросилъ онъ его.— Вотъ видите теперь, что комендантъ, алькадъ и священникъ врали намъ чепуху, утверждая, что этого мста не посщалъ ни одинъ корабль въ теченіе пятидесяти лтъ. Рюицъ говоритъ правду — за это я головой ручаюсь. У всхъ гвоздемъ засло въ голов, что Тодосъ-Сантосъ спящее царство и что здсь ничего не знаютъ о политическихъ событіяхъ послдняго полустолтія. А комендантъ поддерживаетъ это убжденіе,— старая лисица! Вотъ вамъ — фактъ на лицо. Спросите Рюица, спросите Мартинеца, они оба скажутъ вамъ, что Мексика стала независимой въ 1826 году, а совтъ скрываетъ это отъ населенія! Имъ даже извстно — прибавилъ онъ, понизивъ голосъ,— что полномочіе коменданта, подписанное вице-королемъ Мексики, не стоитъ даже той бумаги, на которой оно написано.

— А какъ же церковь?— спросилъ Бресъ, припоминая слышанное отъ Банкса.

— Нтъ, сеніоръ, я, знаете ли, не люблю духовенства! Я прочелъ книгу американца Тумпано.

— Это еще кто такой?— спросилъ Бресъ.

— Онъ хочетъ сказать Томъ Пенъ, онъ читалъ его сочиненіе ‘Вкъ разума’,— пояснилъ Винслоу, съ благосклонной и покровительственной улыбкой глядя на радикала изъ Тодосъ-Сантоса.— О, онъ не глупъ, этотъ Мартинецъ, да и Рюицъ также! Да, въ то время какъ вы любезничали съ донной Изабеллой, какъ Банксъ пытался провести падре Эстебана, а Кросби качался въ гамак цлыми днями,— я нашелъ этихъ людей, и еще найдутся такіе, если поискать. Не правда ли, Рюицъ?

Рюиць таинственно посмотрлъ на Бреса и, словно боясь говорить въ его присутствіи, раскрылъ свои десять пальцевъ и три раза провелъ руками по воздуху.

— Неужто столько? Богъ и свобода!

— Богъ и свобода!— повторили присутствующіе маленькимъ хоромъ, къ которому присоединилось нсколько звакъ, незамтно вошедшихъ.

Бресу это не понравилось. Въ немъ не было недостатка юношеской отваги. но его пугало только то, что это дло отнюдь не вязалось съ тми намреніями, которыя онъ имлъ относительно донны Изабеллы. Онъ отвелъ Винслоу въ сторону.

— Послушайте, вдь это по-нашему называется составить заговоръ,— сказалъ онъ ему шопотомъ,— но вы забываете, что мы связаны честнымъ словомъ.

— Мы дали слово ныншнему управленію президіи. А если его больше не существуетъ, то какимъ же словомъ мы будемъ связаны?

— Да, если… если только эти ребята согласятся выждать…

— Мы можемъ получить помощь извн, понимаете? Первый же американскій корабль, который пристанетъ сюда…

Бресъ почувствовалъ облегченіе. Что касается черноокой сестры алькада, то его отношенія къ ней не могутъ измниться и скомпрометировать его, наоборотъ, онъ до нкоторой степени можетъ оказаться ея покровителемъ.

Время сіесты еще не прошло, улицы были совершенно пусты, потому-то политиканы Тадосъ-Сантоса и выбрали этотъ часъ для своихъ таинственныхъ совщаній. На углу площади Бресъ спшился, привязалъ лошадь къ столбу, изъденному и исцарапанному цлыми поколніями червей, и свернулъ въ узкій переулокъ, по которому тянулась стна алькадова сада. Пройдя нсколько шаговъ, онъ остановился передъ небольшою брешью и осмотрлся по сторонамъ. Во всей тнистой длинной перспектив переулка не видно было ни одной души. Легкимъ прыжкомъ онъ вскочилъ на стну и тотчасъ же исчезъ по ту сторону.

III.
Международныя любезности.

Садъ, повидимому, былъ такъ же пустъ, какъ переулокъ и площадь кругомъ. Но пустота и безмолвіе его вдругъ были нарушены самымъ страннымъ образомъ. Верообразная пальма около ограды начала качаться изъ стороны въ сторону, махая, точно руками, своими листьями, и почти въ ту же самую минуту закачалась блая занавска на балкон алькада. Посл этого опять наступила тишина, и садъ точно замеръ. Безмолвіе было нарушено появленіемъ Бреса подъ балкономъ, а на балкон — смуглой головки, украшенной цвткомъ и черной вуалью: это была донна Изабелла.

— Безумный мальчикъ!

— Сеніорина!

— Тише! Я спущусь внизъ.

— Вы! А донна Урсула?

— Донны Урсулы больше нтъ.

— А гд же ваша дуэнья?

— У насъ нтъ больше дуэньи.

— Что?

— Молчите, глупый мальчикъ!

Черная головка съ розой исчезла. Бресъ подошелъ къ стн и сталъ ждать. Время тянулось безконечно. Вглядываясь съ нетерпніемъ въ кусты, онъ, наконецъ, увидалъ двушку, тихо пробиравшуюся между розъ, которыя она срывала. Въ одинъ мигъ онъ былъ уже около нея…

— Не помочь ли мн вамъ?— Гд же ваша дуэнья? И почему на мою долю выпало счастье видть васъ съ глазу на глазъ?

Донна Изабелла подняла на Бреса свои черные глаза.

— Неужели вы не понимаете? Разв у американцевъ такъ не длается? Разв неправда, что у васъ дома нтъ дуэній?

— Конечно, нтъ. Но кто же измнилъ обычай здсь?

— Разв неправда, что у васъ дома каждая замужняя женщина можетъ служить дуэньей молодой двушк?— не отвчая, продолжала Изабелла, — что молодой человкъ и двушка могутъ видться на галлере, а не только подъ балкономъ? Что они могутъ говорить языкомъ, а не только веромъ?

— Правда, — отвчалъ Бресъ.

— Ну, вотъ братъ мой устроилъ все такъ же и здсь. Онъ не пропускалъ мимо ушей того, что говорила донна Барбара Бриммеръ объ обычаяхъ своей родины. Онъ желаетъ, чтобы вы открыто являлись на галлерею, а не въ садъ, и чтобы мы видлись при донн Барбар. Это, кажется, васъ не радуетъ?

Дйствительно, это его не радовало. Мысль ухаживать за двушкой на опытныхъ глазахъ миссисъ Бриммеръ, а не на скромныхъ глазахъ дуэньи Урсулы, вовсе не улыбалась Бресу. Онъ, однако, отвтилъ:

— Я радъ, конечно. Пойдемте же на галлерею, по обычаю моей родины… но

— Но?— вопросительно повторила Изабелла.

— Но только посл того, какъ погуляемъ по саду, по обычаямъ вашей родины. Согласны?

— Еще бы! Это выйдетъ то, что комендантъ называетъ ‘международной’ любезностью, серьезно прибавила она.

Молодой человкъ обнялъ за талію прелестную дипломатку, и они пошли гулять подъ померанцевыми деревьями.

— Мн кажется,— сказалъ Бресъ, — миссисъ Бриммеръ намрена измнить вс ваши обычаи?

— Что же длать! Вдь братъ влюбленъ въ нее.

— Какъ?— вскричалъ Бресъ, останавливаясь,— разв онъ не знаетъ, что она замужняя женщина и что мужъ ея живъ?

Изабелла съ дтскимъ удивленіемъ подняла глаза.

— Вы все свое, глупый американскій мальчикъ. Господи, помилуй! Братъ мой — человкъ скромный. Онъ вдь не такой сумасшедшій, какъ вы. Да за такой простушкой, какъ я, онъ и не сталъ бы ухаживать.

Отвтъ, который далъ на это Бресъ, заставилъ Изабеллу ударить его.

— Скажите мн,— вдругъ вскричала она,— разв у васъ въ Америк нтъ такого обычая?

— Какого? за который вы меня ударили?

— Глупый! обычая — ухаживать за замужней женщиной?

— Открыто? Нтъ.

— Это очень дурно, — задумчиво проговорила донна, шаркая маленькой ножкой по песку, — значитъ, двушки видятся открыто, а замужнія дамы подъ балконами?

— Да.

— Прощайте!

Она быстро побжала къ маленькой калитк въ стн, повернулась и, пославъ Бресу веромъ воздушный поцлуй, исчезла. Онъ съ минуту постоялъ въ нершимости, потомъ быстро подошелъ къ стн, перепрыгнувъ въ переулокъ и направился къ подъзду, изъ котораго прошелъ въ галлерею. Время послобденной сіесты уже миновало, но миссъ Чебъ, алькадъ и Бриммеръ все еще лежали на диванахъ и въ гамакахъ. Человку незнакомому было бы трудно съ перваго взгляда узнать, къ какой національности принадлежали дамы. Миссисъ Бриммеръ и другъ ея миссъ Чебъ дошли до крайнихъ предловъ дезабилье испанскаго костюма. Конечно, костюмъ этотъ, сначала ужасавшій американокъ, былъ къ лицу и той и другой.

— Какъ пріятно видть васъ, Бресъ,— томно проговорила Бриммеръ, сквозь веръ глядя на молодого человка, — я говорила дону Рамону, что донна Урсула, пожалуй, совсмъ спугнула васъ. Я ему высказывала, что вы, по своимъ американскимъ воззрніямъ, могли неврно истолковать строгость дуэньи, продолжала она, — а я съ удовольствіемъ принимаю подъ свое покровительство молодыхъ двушекъ. Ну, какъ поживаютъ милйшій Банксъ и Кросби? Я ихъ нынче такъ рдко вижу. Надо думать, что въ длахъ есть какая-нибудь особенная привлекательность.

Донъ Рамонъ не допускалъ такого святотатства. Разв въ ея присутствіи можно было думать о длахъ?

— Вы не можете допустить этого, донъ Рамонъ, — грустно улыбаясь,— сказала миссисъ Бриммеръ,— но я думаю, что относительно американцевъ — это горькая истина. Они слишкомъ увлекаются длами.

— Врядъ ли можно примнить это къ вашему мужу. Онъ былъ не только счастливый спекулянтъ, но ему посчастливилось и въ отношеніяхъ къ прекрасному полу, или, по крайней мр, къ одной изъ лучшихъ представительницъ этого пола, — возразилъ Бресъ, лукаво посматривая на дона Рамона.

Миссисъ Бриммеръ точно не замтила намека.

— Къ счастью, я могу сказать, что Бриммеръ не длецъ. Онъ вступилъ въ нкоторыя спекуляціи съ цлью боле или мене политическою и сумлъ внести въ нихъ свой спекулятивный геній. Кром того, я считаю долгомъ просить васъ не говорить о немъ въ прошедшемъ времени. Это преждевременно и неделикатно.

Она завернулась въ кружевную мантилью съ такимъ презрительнымъ движеніемъ, которое смутило Бреса и совсмъ вскружило голову дону Рамону. Но, не въ примръ другимъ женщинамъ, побда не отуманила ея. Она посмотрла сначала на Бреса, а потомъ томно обратилась къ Изабелл:

— Бресу, несомннно, хочется выпить чего-нибудь посл верховой зды. Почему бы вамъ не провести его подъ тнь вашего сада, гд онъ могъ бы набрать самъ травъ для ужасной настойки, которую такъ любятъ американцы. Миссъ Чебъ и ваша сестра останутся со мною, чтобы принять секретаря коменданта и доктора, когда они придутъ.

— Да она совсмъ на моей сторон, — прошепталъ Бресъ Изабелл, когда они вышли изъ галлереи.— Я сдаюсь. Я не понимаю и боюсь ея.

— Надо думать, что вы лучше бы поняли донну Леонору… вашу милую миссъ Кинъ. Ахъ, молчите, глупый. Ваша донна Барбара такой же попугай, какъ и ваша милость. Ей хочется устроить, чтобы секретарь коменданта, Мануэль, женился на миссъ Чебъ, а нашъ докторъ на моей сестр. Но она не знаетъ, что этотъ Мануэль, — слушайте хорошенько и ломайте себ руки,— что этотъ Мануэль влюбленъ въ прелестную Леонору, а Леонора любитъ не его, а дона Діего, и что моя сестра терпть не можетъ карапузика доктора. Ну, идемте!

Прибытіе секретаря коменданта и доктора подало поводъ миссисъ Бриммеръ отправить въ садъ еще дв пары. Вслдствіе такого распредленія она оставалась съ дономъ на галлере, такъ какъ, по своей аристократической лни, не считала удобнымъ пройти тоже въ садъ. Наступило опасное молчаніе, голоса молодежи все удалялись. Въ тни вера глаза Бриммеръ горли фосфорическимъ блескомъ. Печальное лицо дона Рамона приблизилось къ ея лицу.

— Вы несчастны, донна Барбара. Приходъ вашего юнаго соотечественника пробудилъ въ васъ тоску по дому. Вы продолжаете думать о вашемъ муж? Не такъ ли?

— Я думаю вотъ о чемъ, — сухимъ дловымъ тономъ бостонки сказала Бриммеръ: — я думаю, что если мистеръ Бриммеръ скоро не прідетъ, то мы съ миссъ Чебъ должны будемъ оставить вашъ домъ, донъ Рамонъ. Изъ нсколькихъ словъ, сказанныхъ сегодня Бресомъ, мн ясно, какъ на этотъ вопросъ смотрятъ мои соотечественники. Какъ ни пріятно ваше гостепріимство — а я должна признаться, что мн оно было особенно пріятно — но я чувствую, что не могу принять его въ настоящемъ неловкомъ положеніи. Я надюсь, что говорю съ джентльменомъ, который сумлъ понять, почему я пришла, къ такому заключенію, и не воспользуется моимъ признаніемъ.

Если вспомнить, въ какомъ обольстительномъ костюм она была и какъ горли ея глаза, то легко себ представить, какъ долженъ былъ смутиться сидвшій передъ нею молодой человкъ.

— Вы хотите ухать отсюда… изъ этого дома?— выговорилъ онъ.

— Это необходимо.

— Но сначала вы меня выслушаете, донна Барбара!.. У меня есть тайна… я хочу вамъ ее открыть…

— Вамъ незачмъ говорить мн, — возразила миссисъ Бриммеръ, спуская съ гамака ноги, — то-есть, незачмъ говорить ничего такого, чего мн не слдуетъ слышать…

Алькадъ съ мольбой взглянулъ на нее.

— Вы все-таки выслушаете меня, — помолчавъ, сказалъ онъ.— Сюда идетъ корабль. Черезъ дв недли, онъ будетъ здсь. Никто, кром меня, коменданта и падре, не знаетъ объ этомъ. Это государственная тайна. Онъ придетъ ночью, а утромъ уйдетъ. На немъ въ Тодосъ-Сантосъ не прізжаетъ никто, и отсюда тоже никто не узжаетъ. Таковъ законъ. Но я клянусь вамъ, что на этотъ корабль возьмутъ васъ, вашихъ дтей и вашу спутницу, и свезутъ въ Акапулько, гд вы будете свободны. Вы подете къ вашему мужу, и будете счастливы. Я же останусь здсь и умру.

Другая женщина, конечно, отнеслась бы съ участіемъ къ печальной простот этого взрослаго ребенка. Миссисъ Бриммеръ соскочила съ гамака и вытянулась во весь ростъ.

— Конечно,— начала она,— предложеніе ваше въ высшей степени великодушно, можетъ-быть, мн не слдовало бы принимать его безъ позволенія Бриммера, но я переговорю объ этомъ съ миссъ Чебъ. Несмотря ни на что, я не соглашусь испортить будущность этой двушки, которую люблю, какъ сестру. Если что-нибудь съ нею случится, я никогда себ не прощу, если изъ-за меня она порветъ связь, которую могла бы заключить на всю жизнь, мн стыдно будетъ взглянуть ей въ лицо. Я надюсь, что упоминаемая вами жертва не настолько повредитъ вамъ посл нашего отъзда, какъ вамъ кажется.

Она сложила свой веръ, мяла обими руками мантилью, потомъ завернулась въ нее, какъ въ броню, унаслдованную отъ предковъ, и, слегка наклонивъ голову, тихо вышла изъ галлереи.

За восемь мсяцевъ ихъ невольной совмстной жизни, донъ Рамонъ полюбилъ эту женщину, которую считалъ такимъ же простымъ и наивнымъ существомъ, какимъ былъ онъ самъ. Онъ привыкъ думать объ отсутствующемъ муж, какъ о лиц вовсе не существующемъ. Онъ никогда не слыхалъ, чтобы она отзывалась о своемъ муж съ любовью, симпатіей, съ дружбой или сожалніемъ. Она вовсе о немъ не говорила и также мало думала, какъ и объ его дтяхъ. Съ какимъ вниманіемъ разспрашивала она о его жизни, прямо говоря, что не симпатизируетъ своему мужу, съ какой готовностью приняла обычаи его родины, не скрывая нерасположенія къ обычаямъ своей страны. И между тмъ одинъ только намекъ на его страсть и жертву заставилъ встрепенуться эту женщину. Не оскорбилъ ли онъ ея какъ-нибудь помимо своей воли? Можетъ-быть, она задта тмъ, что онъ не говорилъ ей о своей любви? Можетъ-быть, она даже сомнвается въ ней? Ему не слдовало отпускать ее, надо было броситься передъ нею на колни, просить, умолять ее. Неужели теперь слишкомъ поздно?

Онъ поспшно прошелъ въ маленькую гостиную, полутемную, вслдствіе опущенныхъ маркизъ. Тамъ ея не было. Онъ прошелъ мимо отворенной двери ея комнаты, но и тамъ не нашелъ ея. Въ конц коридора одна изъ дверей была открыта настежь. Онъ вышелъ черезъ эту дверь въ садъ. Голоса за старымъ фонтаномъ показали ему, что все общество находилось тутъ, но онъ сразу увидалъ, что ея не было. Тмъ лучше! онъ, значитъ, застанетъ ее одну. Незамтно пробрался алькадъ на главную аллею, но и тамъ ея не было. Неужели она вышла изъ сада черезъ брешь, проломанную въ стн? Съ этой мыслью онъ подошелъ къ стн и увидалъ подъ персиковымъ деревомъ мужчину и женщину. Жгучая ревность заставила его остановиться, но онъ тотчасъ услыхалъ голосъ коменданта, разговаривающаго съ миссисъ Маркгемъ. Серьезный и солидный комендантъ Тодосъ-Сантоса длалъ Маркгемъ то же самое предложеніе, какое алькадъ только что сдлалъ Бриммеръ.

— Никто, — внушительно говорилъ комендантъ, — кром меня, не будетъ этого знать. Вы высадитесь въ Акапулько, найдете вашего мужа и забудете старика, влачащаго свои грустные дни въ Тодосъ-Сантос!

Не помня себя, донъ Рамонъ наклонился впередъ, чтобы услыхать отвтъ Маркгемъ. Неужели она отвтитъ коменданту такъ, какъ донна Барбара отвтила ему!? Въ вечерней тиши голосъ ея слышался ясно:

— Вы настоящій джентльменъ, донъ Мигуэль, и уваженіе свое къ вамъ я всего лучше могу доказать, не длая вида, будто не понимаю, какую крупную жертву вы приносите. Эту жертву я никогда не забуду, и всегда буду помнить, что ни одинъ мужчина — за исключеніемъ, конечно, мужа — не въ состояніи былъ бы сдлать для меня того же. Такъ какъ мужа моего здсь нтъ, то позвольте мн за него поблагодарить васъ. Вотъ моя рука, донъ Мигуэль, пожмите ее или поцлуйте, если вамъ угодно. А теперь пойдемте къ миссъ Кинъ.

IV.
Лучъ свта.

Между тмъ, какъ различныя страсти волновали сердца ея соотечественниковъ, Элеонора Кинъ жила, вовсе даже не замчая ихъ. Ее не тянуло къ товарищамъ по изгнанію, она находила гораздо больше удовольствія въ обществ своихъ иностранныхъ хозяевъ. Наивность донны Изабеллы была ей гораздо симпатичне притворной простоты замужней ingnue Бриммеръ. Сама она довольно холодно принимала горячія ласки молодой двушки, но тмъ не мене была недовольна суровостью, съ какой Маркгемъ относилась къ вниманію коменданта, зная очень хорошо, какъ безнадежны его дтскія чувства. Она очень рдко встрчалась съ другими пассажирами ‘Эксцельсіора’ и удивлялась, что когда-нибудь могла быть съ ними близка.

Посл бгства капитана Бенкера прошло нсколько недль, и она начала чувствовать упадокъ энергіи, стала скучать о брат, котораго почти не знала, и о дом, котораго вовсе не видала. Уединеніе такъ пагубно на нее дйствовало, что Маркгемъ говорила ей:

— Милое дитя мое, вамъ непремнно надо чмъ-нибудь развлечься, хоть бы даже невиннымъ кокетствомъ съ секретаремъ.

По счастью, къ кокетству не пришлось прибгать. Въ вдніи коменданта находилась школа, въ которой воспитывались дти гарнизонныхъ солдатъ. Миссъ Кинъ предложила учить въ этой школ англійскому языку. Предложеніе сообщено Эстебану, и тотъ далъ ей позволеніе учить черноглазыхъ дтей. Къ урокамъ англійскаго языка прибавились уроки пнія, и скоро ученики донны Элеоноры не отставали отъ маленькихъ хористовъ миссіи. Отношенія ея къ Джемсу Чарльстону попрежнему отличались странной и непонятной сдержанностью. Она избгала его общества, что было не трудно, ибо и самъ онъ не навязывался со своими бесдами. Его нелюдимость двушка объяснила нежеланіемъ, чтобы ихъ отношенія носили характеръ заговора.

Ихъ встрчи были мимолетны и рдки, тмъ не мене он возбуждали въ миссъ Кинъ чувство симпатіи и интереса къ этому странному человку. Теперь, когда они рже видли другъ друга, она стала больше думать о немъ. Она постепенно пережила три фазиса своихъ чувствъ къ нему, и вс фазисы грозили лишить ее душевнаго спокойствія. Она начала тмъ, что глубоко заинтересовалась его таинственной замкнутостью.

Этотъ фазисъ смнился убжденіемъ, что причиною его горя — женщина. Съ инстинктивнымъ недовріемъ къ своему полу она ршила, что эта неизвстная ей женщина негодное существо, и, наконецъ, убдилась, что Чарльстонъ чувствуетъ къ ней, Кинъ, отвращеніе. Она почему-то была очень довольна, что онъ съ перваго взгляда возненавидлъ ее. Его отчужденность на корабл, въ сравненіи съ любезнымъ вниманіемъ другихъ пассажировъ, и его настоящее недовольство она объяснила тмъ, что ему противно было быть съ нею вмст. Она боролась между сильнымъ желаніемъ сказать ему, что ей извстно его чувство, и между такимъ же сильнымъ желаніемъ избгать его. Въ силу послдняго соображенія она не стала приглашать его вмст съ падре Эстебаномъ послушать своихъ учениковъ подъ тмъ предлогомъ, ‘что врядъ ли ему могутъ быть интересны ея труды’. Падре Эстебанъ понюхалъ табаку и пристально посмотрлъ на нее. На слдующій день онъ поручилъ Чарльстону отнести миссъ Кинъ ноты. Чарльстонъ понесъ ноты и почему-то постарался быть любезнымъ. На его просьбу прійти послушать хоръ, съ которымъ онъ занимался, она покраснла и отвчала, что врядъ ли у ней достанетъ на это времени. Но она все-таки пришла вмст съ миссисъ Маркгемъ.

Наконецъ почти безъ ея вдома наступилъ день, такой беззавтно-счастливый, такой отрадный, что ради его одного стоило жить тутъ. Въ дневник, который Маркгемъ писала для своего мужа, день этотъ описывался такъ:— ‘Ходила съ Кинъ въ индйскую деревню, встртили падре и Чарльстона, онъ выползъ изъ своей раковины и долго разговаривалъ съ миссъ Кинъ’.

День былъ необыкновенно тихій и хорошій. Кинъ и Маркгемъ вышли изъ президіи въ часъ отлива и шли по берегу вдоль стнъ миссіи. Черезъ дв, три мили они дошли до индйской деревни или, лучше сказать, до предмстья Тодосъ-Сантоса съ низенькими хижинами и весьма плохо обработанными полями. Падре Эстебанъ и Чарльстонъ ждали ихъ на веранд, покрытой пальмовыми листьями и служившей классной комнатой школы.

— Эта веранда выстроена самимъ Діего,— сказалъ падре, съ гордостью глядя на Чарльстона,— выстроена съ помощью еретиковъ, но, знаете, теперь онъ и этимъ недоволенъ, и желаетъ, чтобы стадо его ходило въ школу миссіи и смшалось бы съ боле чистой расой. Это — революціонное намреніе со стороны нашего реформатора,— продолжалъ святой отецъ, грозя Чарльстону желтыми пальцами.— Пожалуй, онъ взбунтуетъ нашъ Тодосъ-Сантосъ, если дамы не примутъ мръ противъ этого. Возьмите его, донна Элеонора, и побраните, а я пока поговорю съ миссисъ Маркгемъ о той работ, которую она по доброт своей начала для меня.

Кинъ подняла глаза на молодого человка, который немного покраснлъ. Она думала не о словахъ падре, а о той работ, какую этотъ мрачный субъектъ принялъ на себя, въ то время какъ его соотечественники ничего не длали и забавлялись, а сама она скучала отъ бездйствія.

— Я надюсь, что Бриммеръ и Чебъ также интересуются дломъ… вашимъ… или падре Эстебана?

Въ первый разъ, на губахъ Чарльстона она увидала улыбку.

— Надо думать, что мои варвары-мальчики, которыхъ я учу въ школ, слишкомъ низки для миссіонерскаго рвенія миссисъ Бриммеръ. И она и миссъ Чебъ покровительствуютъ мексиканской школ, дарятъ дтямъ старыя платья, старыя шляпки, фланелевыя юбки, старые романы и стихотворенія, которые Эстебанъ сжигаетъ, и въ праздничные дни счастливятъ ихъ своимъ присутствіемъ. Он почему-то убждены, что южныя расы подвержены проказ и другимъ накожнымъ болзнямъ, и потому любезно оставили меня одного съ туземцами.

— Мн хотлось бы, чтобы вы убдили падре позволить мн помогать вамъ,— опустивъ глаза, сказала миссъ Кинъ.

— У васъ довольно дла и съ цыплятами коменданта. Неужели вы бросите это гнздышко?

— Вы сметесь надо мною,— сказала миссъ Кинъ, очень довольная веселостью Чарльстона.— Нтъ, въ самомъ дл, дти президіи слишкомъ живописны, и я ихъ такъ люблю, что не могу приносить имъ большой пользы. Я точно забавляюсь ими.

Чарльстонъ засмялся, но, взглянувъ на нее, былъ пораженъ ея молодостью. Прежде она, по своей серьезности, всегда казалась ему не такой уже молоденькой. Онъ вдругъ ее спросилъ: есть ли у нея маленькіе братья и сестры? Въ отвтъ она разсказала ему свою жизнь говорила о своемъ раннемъ дтств, о брат, котораго едва помнила, о своихъ первыхъ шагахъ въ свт, такъ странно прерванныхъ прибытіемъ въ Тодосъ-Сантосъ. Чарльстонъ былъ тронутъ разсказомъ объ ея почти дтской жизни. Сама не зная почему, она откровенно разсказала ему о тысяч разныхъ мелочей, неизвстныхъ даже Маркгемъ.

— Я уврена, что была бы гораздо счастливе, если бы можно было съ кмъ-нибудь длиться мыслями,— прибавила она, съ наивнымъ упрекомъ, глядя ему прямо въ глаза.— Мужчины — совсмъ другое дло. Они могутъ развлечься чмъ угодно. Хотя, — нершительно продолжала она, — мн иногда казалось, что и вы были бы гораздо счастливе, если бы могли кому-нибудь разсказать о своемъ гор. Не говорю о падре, несмотря на всю свою доброту, онъ все-таки для насъ чужой, и на вещи смотритъ не такъ, какъ мы… Но неужели вамъ никто не сочувствуетъ?

Она остановилась, замтивъ, что лицо его измнилось. Щеки его вдругъ покрылись румянцемъ, онъ подозрительно посмотрлъ ей въ глаза. Но мысль поврить этой невинной двушк тайну своего несчастнаго брака и отчаянія показалась ему такой привлекательной, что онъ улыбнулся. Двушка отвтила ему улыбкой. Эта улыбка побдила его. Ему показалось, что миссъ Кинъ своимъ сочувствіемъ согнала мракъ съ его души. Опасный моментъ прошелъ незамтно. На откровенность миссъ Кинъ Чарльстонъ не отвчалъ откровенностью, не потому, что хотлъ обмануть ее, а просто потому, что не считалъ этого нужнымъ.

Блуждая по берегу, они наткнулись на большой каменный крестъ, глубоко ушедшій въ песокъ. Чарльстонъ высказалъ предположеніе, что христіанство давно уже было извстно въ этихъ мстахъ. Крестъ былъ обвшанъ раковинами и убранъ перьями, что, по мннію Чарльстона, служило доказательствомъ смси прежняго идолопоклонства съ новой религіей.

— Я не хочу огорчать стараго падре,— улыбаясь, продолжалъ Чарльстонъ, — но мн кажется, что этотъ крестъ они предпочитаютъ церкви. Я почти увренъ, что тутъ, передъ самымъ носомъ старика, они исполняютъ, какіе-нибудь языческіе обряды и поклоняются неизвстному божеству подъ видомъ поклоненія эмблемамъ нашей всемірной религіи.

— Да вдь это позоръ,— быстро вскричала миссъ Кинъ.

Къ ея удивленію, Чарльстонъ остался совершенно равнодушнымъ.

— Здшняя раса очень кроткая,— небрежно проговорилъ онъ.— Это мсто много посщается дтьми, въ особенности молодыми двушками, вс эти приношенія сдланы ими.

Чтобы хорошенько разсмотрть раковины, Кинъ стала у подножія креста, и Чарльстонъ очутился подл нея. Она находила, что къ нему очень идетъ испанскій костюмъ, а онъ удивлялся, что не замчалъ прежде, какъ она хорошо собой.

Чарльстонъ не могъ сказать: отъ моря ли, отъ цвтовъ ли, или отъ платья двушки распространялся такой ароматическій запахъ, что у него захватывало дыханіе. Она зачерпнула горсть песку и сквозь пальцы сыпала его на землю, а онъ смотрлъ на это со вниманіемъ, доходившимъ до глупости.

— Миссъ Кинъ! Позвольте…

— Извините, пожалуйста, я не слыхала, что вы сказали. Они заговорили почти въ одно время и улыбнулись другъ другу.

— Я думала… вы не разсердитесь?..

— Нтъ, могу васъ уврить, что нтъ.

— Я думала, что вы хотите сдлаться священникомъ.

— Почему вы это думали?

— Потому что… мн казалось, что вы ненавидите женщинъ!

— Эстебанъ — священникъ, — слабо улыбаясь, сказалъ Чарльстонъ, — но вы знаете, какъ онъ относится къ вашему полу.

— Да, но, можетъ-быть, жизнь его никогда не была испорчена какой-нибудь дурной женщиной… какъ… испорчена ваша.

Онъ съ минуту пристально глядлъ въ глаза.

— Кто вамъ это сказалъ?

— Никто.

Она, очевидно, говорила правду. Въ ея ясныхъ глазахъ не было притворства или обмана Его тщательно, ревниво оберегаемая тайна, несчастіе всей его жизни было отгадано этой двушкой и не вызвало въ ней ни ужаса ни порицанія.

— А что, если это врно?— опросилъ онъ.

— Я была очень огорчена за васъ и рада, что теперь все миновалось,— спокойно отвчала она. Щеки ея покрылись легкимъ румянцемъ. Къ своему успокоенію, она увидала, что къ нимъ подходитъ цлая толпа индйскихъ ребятишекъ. У дтей были полныя руки цвтовъ и раковинъ, они остановились возл креста.

— Это дти изъ школы,— сказалъ Чарльстонъ,— но я не понимаю, зачмъ они пришли сюда.

— Не браните ихъ, сдлайте видъ, будто ничего не замчаете.

Но въ ту минуту, какъ она хотла подняться, ребятишки, двинувшись всей толпой, высыпали ей на колни цвты и раковины. Она снова покраснла, взглянувъ на Чарльстона.

— Вы всегда подготовляете такой милый сюрпризъ вашимъ гостямъ?— спросила она.

— Увряю васъ, я тутъ ни при чемъ,— съ искреннимъ удивленіемъ отвчалъ онъ,— это совершенно для меня неожиданно. Да вы посмотрите… они украшаютъ и меня цвтами.

Дти дйствительно осыпали и Чарльстона цвтами, отбжали на нсколько шаговъ и остановились. Вдругъ, вскрикнувъ отъ ужаса, они бросились бжать со всхъ ногъ и исчезли въ кустахъ. Миссъ Кинъ и Чарльстонъ поднялись одновременно, но двушка, сдлавъ нсколько шаговъ, схватилась за крестъ, чтобы не упасть. Чарльстонъ бросился къ ней.

— Вамъ дурно?— спросилъ онъ.— Вы страшно блдны. Что съ вами?

Блдное лицо ея озарилось улыбкой.

— Я не знаю, что со мною, мн кажется, что все вокругъ меня дрожитъ.

— Можетъ-быть, это отъ цвтовъ,— заботливо вымолвилъ онъ.— Можетъ-быть, на васъ подйствовалъ сильный запахъ. Ради Бога, бросьте ихъ.

Но, держась за крестъ, она крпче прижала къ себ цвты.

— Нтъ, это не отъ того,— серьезно сказала она.— Испугъ дтей заразилъ и меня. Теперь все прошло.

Она позволила ему усадить себя. Вроятно, изъ сочувствія къ ней, онъ тоже чувствовалъ головокруженіе. Кругомъ было необыкновенно тихо, не слышно было даже плеска волнъ.

— Какъ море теперь далеко, — сказала миссъ Кинъ, упираясь локтемъ въ колно и рукою подпирая щеку.— Неужели это испугало ребятишекъ?

Море дйствительно совершенно отошло отъ берега. Чарльстонъ всталъ и спокойно сказалъ:

— Не пройтись ли намъ лучше? Обопритесь о мою руку и пойдемте въ садъ миссіи. Возьмите съ собой ваши цвты.

Румянецъ снова заигралъ на ея щекахъ, когда она взяла его руку. Она, дйствительно, была слабе, чмъ думала, потому что онъ чувствовалъ, какъ она опиралась на него, и самъ крпко прижималъ ее къ себ. Въ эту минуту, въ кустахъ показалось что-то цвтное, быстро подвигавшееся. Не прошло и минуты, какъ передъ ними очутилась донна Изабелла съ розами на голов. Миссъ Кинъ выдернула свою руку изъ руки Чарльстона.

— Мн сказали, что вы на берегу,— крикнула донна Изабелла,— и я поспшила къ вамъ, какъ птица. Скажите скоре, сейчасъ же,— прошептала она, подставляя смуглое ушко ко рту миссъ Кинъ, — вы очень счастливы?

— А гд же Бресъ?— вскричала миссъ Кинъ, желая избавиться отъ своей мучительницы.

— Гд же этотъ глупый мальчишка? Ну, конечно, его никогда нтъ тамъ, гд онъ нуженъ. Но когда его не спрашиваютъ, онъ вчно тутъ. Мн хотлось бы избавиться отъ него. Отдайте мн лучше вашего брата. Я предчувствую, что полюблю его!

— Хорошо! вы получите моего брата. Но разв вы за этимъ искали меня?— смясь, спросила миссъ Кинъ.

— Матерь Божья! Да разв вы не знаете, что случилось? Разв вы ослпли… оглохли… и въ это время ни на что вниманія не обращали?… Ахъ!— продолжала она, развертывая веръ и закрывая имъ лицо,— мн стыдно за васъ, миссъ Кинъ.

— Да что же случилось?— вмшался, наконецъ, Чарльстонъ.

— Да вдь было землетрясеніе! Земля тряслась! Смотрите! Она веромъ указала на море, которое со страшной силой, все вспнившись, неслось къ берегу и облило подножіе креста, гд они только что сидли.

Кинъ перевела духъ. Изабелла опять прикрылась веромъ и, наклонивъ другой рукой къ себ голову миссъ Кинъ, прошептала:

— Вы такъ были увлечены оба, что даже не замтили ничего особеннаго!

V.
Тучи и перемны.

Землетрясеніе (для американцевъ явленіе совершенно новое и исключительное) ежегодно повторялось въ Тодосъ-Сантос и было въ этотъ разъ настолько слабо, что даже не повредило низенькихъ хижинъ туземцевъ.

По прошествіи шести недль, оно было забыто всми, за исключеніемъ миссъ Кинъ, Чарльстона и падре Эстебана. Съ тхъ поръ, какъ Чарльстонъ простился съ Кинъ въ этотъ достопамятный день, онъ сталъ попрежнему сторониться ея. Не избгая замтно ея скромныхъ попытокъ къ сближенію, онъ рдко сходился съ нею, и то всегда въ присутствіи Эстебана или миссисъ Маркгемъ. Но теперь его дикость не пугала ея какъ прежде, потому что она знала, что это происходитъ не отъ равнодушія. Инстинктъ нашептывалъ двушк, что незамтно для нея онъ слдилъ за нею. Влюбленные,— если только можно было такъ назвать ихъ, — точно помнялись ролями. Кинъ искала вниманія Чарльстона, а онъ, какъ стыдливая двушка, избгалъ ея. Разъ она даже напомнила ему объ ихъ свиданіи у креста.

— Думаете ли вы, что мы находились въ опасности въ тотъ день, когда сидли у креста?— спросила она.

— Только не отъ моря,— отвчалъ онъ, глядя на нее.

— Такъ отъ чего же?— спросила она съ притворной наивностью.

— Помните вы, что ребятишки принесли вамъ цвты?

— Помню.

— Ну-съ, оказывается, здсь существуетъ обычай, что женихи и невсты ходятъ къ этому кресту и тамъ клянутся въ врности. Они приняли насъ за жениха и невсту и осыпали насъ цвтами.

Она спокойно подняла на него глаза.

— Какая печальная ошибка! Тмъ боле непростительная, что они ваши ученики. А вотъ и Эстебанъ,— прибавила она и пошла навстрчу подходившему священнику.

Падре Эстебанъ, вернувшись въ этотъ вечеръ домой, не нашелъ Чарльстона. Позднее отсутствіе молодого человка такъ встревожило патера, что онъ пошелъ искать его по саду. Въ конц аллеи изъ персиковыхъ деревьевъ въ стн былъ проломъ, и тутъ старикъ нашелъ Чарльстона, стоявшаго лицомъ къ морю. Падре Эстебанъ, подойдя неслышными шагами, положилъ ему руку на плечо. Тотъ слегка вздрогнулъ и опустилъ глаза.

— Сынъ мой,— серьезно сказалъ священникъ,— этого больше не должно быть.

— Я васъ не понимаю,— холодно возразилъ Чарльстонъ.

— Вы можете обмануть себя, но не меня. И зачмъ же обманывать ее? Или вы любите или не любите вашу соотечественницу. Если не любите, изъ уваженія къ ней и изъ дружбы къ вамъ мн слдуетъ спасти васъ обоихъ отъ глупой близости, которая можетъ обратиться въ любовь: если же вы ее любите…

— Я никогда не говорилъ ей ни слова о любви!— быстро перебилъ Чарльстонъ.— Я старался даже съ тхъ поръ удаляться отъ нея.

— Съ тхъ поръ, какъ увидали, что любите ее! И вы надетесь, что, зажавъ себ ротъ, вы заставите молчать страсть въ вашемъ сердц? Неужели вы думаете, что ваше молчаніе въ ея присутствіи не то же признаніе, которое она пойметъ, несмотря на всю свою молодость и неопытность?

— Но… если я люблю ее… что же изъ этого?— мрачно проговорилъ Чарльстонъ.— Разв преступленіе — любить чистую и хорошую двушку? Разв я не свободенъ? Вы сами въ церкви говорили мн…

— Молчите, Діего, — строго сказалъ священникъ.— Замолчите, пока не высказали того, чего не вамъ бы говорить, а не мн бы слушать.

— Простите меня, падре Эстебанъ,— сказалъ молодой человкъ, быстро схвативъ священника за руки.— Простите… я совсмъ схожу съ ума… не помню себя… но клянусь вамъ… я только полагалъ…

— Молчите,— ласково перебилъ его священникъ.— Не будемъ боле касаться этого предмета. Разсказали ли вы ей исторію вашей жизни?

— Нтъ, но разскажу. Она узнаетъ все, ршительно все, прежде чмъ услышитъ отъ меня слово любви.

— Хорошо.— Такъ вотъ какъ! когда мы выскажемъ ей, что не можемъ жениться, тогда начнемъ говорить о любви! Это, должно-быть, по-американски! Или я не такъ выразился? Когда вы скажете, что не можете, какъ протестантъ, жениться на ней, то начнете, какъ католикъ, говорить ей о любви. Такъ?

— Выслушайте меня!— съ жаромъ сказалъ Чарльстонъ.— Вы спасли меня отъ безумія, а, можетъ быть, и отъ смерти. Ваши заботы, ваша доброта, ваши наставленія возвратили меня къ жизни. Не порицайте меня, отецъ Эстебанъ. Вы, уничтоживъ во мн прежняго человка, возродили въ моемъ сердц новыя надежды, новую жизнь… и…

— И новую любовь, хотите вы сказать,— печально улыбаясь, вымолвилъ падре.— Будьте справедливы къ старому священнику: онъ никогда не настаивалъ, чтобы вы приняли обтъ, который положилъ бы вчную преграду между вами и любовью.

— Я знаю это,— сказалъ Чарльстонъ, взявъ старика за руку.— А вы, конечно, помните, что я былъ счастливъ и доволенъ, пока этого со мной не случилось. Научите же, что мн длать? Будьте моимъ руководителемъ, моимъ другомъ! Поставьте меня въ то положеніе, въ какомъ я находился нсколько мсяцевъ тому назадъ, когда еще не любилъ ея!

— Вы этого серьезно хотите, Діего?— сказалъ старикъ, крпко сжимая его руку и пристально глядя на него.

— Серьезно.

— Ну, такъ слушайте меня, потому что теперь наступилъ мой чередъ говорить. Восемь мсяцевъ тому назадъ, вы просили убжища подъ этой кровлей, потому что хотли скрыться отъ женщины, отравившей вамъ жизнь. Пріютъ вамъ былъ данъ. Теперь вы хотите покинуть его, чтобы совершить дло, которое заставитъ другую женщину, не мене васъ безумную, просить покровительства — уже противъ васъ. Вы были несчастны потому, что дурная женщина обманывала васъ, а теперь хотите сдлать несчастной женщину, которую,— какъ говорите, — вы любите. Вы хотите воспользоваться ея безпомощностью и одиночествомъ, чтобы побдить ее, хотите соблазнить ее сочувствіемъ.

— Довольно,— сказалъ Чарльстонъ, — ни слова больше! Только умоляю васъ: научите меня, какъ спасти ее. Я уду навсегда, если вы этого потребуете.

— Зачмъ вамъ узжать? Условія, которыя привели васъ сюда, не измнились. Вамъ попрежнему нуженъ пріютъ. Зачмъ же вамъ покидать его? А у двушки нтъ причинъ оставаться здсь, у нея есть братъ, котораго она любитъ и который иметъ на нее права. Она удетъ къ нему.

— Но какимъ образомъ?

— Это моя тайна. Я пожертвую этою двушкою для васъ, сынъ мой! Все это я предвидлъ, все понялъ въ тотъ день, когда вы отправились вмст гулять. Передъ этимъ я былъ слпъ и мечталъ кое о чемъ. У меня тоже есть свои слабости. Но Богу было угодно устроить все иначе.— Вотъ въ чемъ заключается моя тайна и моя жертва. Въ послднія два столтія, церковь посылала секретнаго и врнаго человка въ Гвадалахару на корабль, который заходитъ сюда каждые три года. Прибытіе этого корабля извстно только мн и другимъ членамъ совта. Когда онъ придетъ — а ждутъ его ежедневно,— я тайнымъ образомъ посажу на него миссъ Кинъ и ея спутницу, и дамъ объяснительное письмо архіепископу, который поможетъ ей прохать къ брату. Это будетъ, конечно, вопреки желанію совта, но эта моя воля есть воля церкви, руководящей всмъ.

Онъ говорилъ твердо, глаза его сверкали,

— Вы поймете,— продолжалъ онъ,— что я жертву приношу, говоря вамъ это, если сообразите, что я могъ бы сдлать все безъ вашего вдома. Да, Діего, мн стоило только протянуть руку, и предметъ вашей страсти исчезъ бы навки изъ Тодосъ-Сантоса.

— Вы поступили совершенно правильно, отецъ Эстебанъ,— сказалъ Чарльстонъ, обнимая старика,— клянусь вамъ свято сохранить вашу тайну. Можетъ-быть,— вздохнувъ, прибавилъ онъ,— я былъ бы счастливе, если бы она промелькнула въ моей жизни незамтно. Примите мою жертву взамнъ вашей: я постараюсь не встрчаться съ нею боле.

— Вы клянетесь мн въ этомъ?— съ жаромъ спросилъ священникъ.— Можете вы поклясться, что не будете стараться свидться съ нею даже для того, чтобы проститься? вдь въ эту минуту двушка можетъ поколебать ваше ршеніе.

— Я не увижусь съ нею больше,— тихо отвчалъ молодой человкъ.

— Но если она потребуетъ свиданія,— настаивалъ священникъ,— потребуетъ подъ видомъ желанія знать ваше мнніе?

— Она не потребуетъ,— отвчалъ Чарльстонъ, съ горечью вспоминая ихъ послднее прощаніе.— Вы знаете, какъ она горда.

— Можетъ-быть,— задумчиво молвилъ священникъ.— Такъ вы даете слово, Діего? А теперь идемте домой, намъ надо кое-что приготовить.

Время послобденной сіесты миновало, галлереи и садъ алькада были уже полны гостей, когда вошло общество изъ президіи. Миссисъ Бриммеръ, вроятно, уже побдившая чувство долга, недавно вспыхнувшее въ ея сердц, разыгрывала теперь роль хозяйки въ дом алькада, она попрежнему была одта въ черезчуръ легкій испанскій костюмъ, и даже ноги у нея были обуты только въ блые атласные башмачки безъ чулокъ. Алькадъ принялъ Маркгемъ и Кинъ съ изысканной любезностью и усадилъ на почетныя мста. При вид Элеоноры, дамы, за исключеніемъ Изабеллы, стали перешептываться. Элеонора не переставала одваться, какъ въ Бостон, и въ этотъ день ея блое платье съ голубымъ кушакомъ явилось рзкимъ контрастомъ съ небрежными туалетами миссисъ Бриммеръ и миссъ Чебъ.

Бресъ, вмст съ Кросби ухаживавшій за сестрами алькада, невольно почувствовалъ неловкость при встрч съ миссъ Кинъ. Неловкость его еще боле усилилась, когда Кросби вполголоса сказалъ ему:

— Нтъ, почтеннйшій, знаете: нашъ американскій костюмъ все-таки красиве всхъ этихъ мексиканскихъ яркихъ нарядовъ. Хотлось бы мн знать, что сказалъ бы Бриммеръ, если бы увидлъ въ такомъ полуобнаженномъ вид свою жену?

Но въ эту минуту протяжный лнивый голосъ миссисъ Бриммеръ ясно проговорилъ:

— Никогда не прощу я коменданту, что онъ сумлъ сдлать свою президію такою привлекательною для васъ, миссъ Кинъ, что вы не находите даже времени повидаться, съ вашими соотечественниками. Конечно, васъ нельзя порицать за то, что вы не находите удовольствія въ обществ такихъ особъ, какъ мы, не пріученныхъ длать себ туалеты, какъ умете длать вы. Мы могли только раздать наше старое тряпье бднякамъ миссіи. Вроятно, и наше доброе дло кажется вамъ такимъ же жалкимъ, какъ наши теперешніе туалеты, въ сравненіи съ вашимъ поистин добрымъ дломъ, за которое вы взялись съ Чарльстономъ… или съ Бресомъ — не знаю. Я постоянно путаю вашихъ поклонниковъ, душа моя.

Миссъ Кинъ ничего не отвтила, она безпрестанно смотрла на дверь и поджидала падре Эстебана, надясь услышать отъ него что-нибудь о Чарльстон, вслдствіе напряженнаго вниманія, она ране другихъ услышала топотъ и шумъ передъ крыльцомъ. Лошадиный топотъ умолкъ и раздалась команда на испанскомъ язык, затмъ въ дверь вошли три незнакомца.

Они были одты въ красныя рубашки, блыя панталоны, вправленныя въ сапоги, и въ мягкія шляпы. Пришедшіе были утомлены и запылены. Одинъ изъ нихъ, какъ предводитель, выступилъ впередъ и на бгломъ испанскомъ язык началъ точно заученную рчь, предварительно окинувъ взглядомъ галлерею:

— Мы привезли коменданту Тодосъ-Сантоса депешу отъ мазатланскаго губернатора. Офицеръ и отрядъ, служившій намъ конвоемъ, остались на улиц. Намъ сказали, что комендантъ здсь, въ этомъ дом. Не будь дло наше до такой степени важно, мы не ршились бы…

Его остановила Маркгемъ.

— Послушайте, я не понимаю по-испански… можетъ быть, я сошла съ ума… но я готова побиться объ закладъ, что это голосъ Джемса Маркгема…

Трое незнакомцевъ быстро обернулись. Самый младшій изъ нихъ бросился къ миссъ Кинъ, которая приподнялась съ испугомъ и радостью.— Да это ты, Нелли!— вскричалъ онъ.

Это былъ ея братъ Ричардъ Кинъ.

Третій мужчина подошелъ къ миссисъ Бриммеръ, которая поспшно выскользнула изъ гамака и стала на ноги.

— Господи, это моя Барбара!— прошепталъ подошедшій къ ней Бриммеръ,— да гд же у тебя чулки?

VI.
Боле важный пріздъ.

Комендантъ пришелъ въ себя прежде всхъ. Принявъ депешу изъ рукъ незнакомаго ему мужа женщины, которую онъ любилъ, онъ распечаталъ ее съ полнымъ спокойствіемъ и безстрастнымъ выраженіемъ лица, затмъ обернулся къ иностранцамъ, отдавъ имъ честь по-военному, и просилъ ихъ прійти къ нему въ президію черезъ полчаса. Серьезно раскланявшись съ обществомъ, онъ направился къ двери, но миссисъ Маркгемъ загородила ему дорогу.

— Джемсъ Маркгемъ, гд твоя рука?

Смущеный и побжденный Маркгемъ тихо отнялъ руку отъ таліи жены.

— Подай ее этому человку… потому что онъ съ головы до ногъ истый джентльменъ. Вотъ такъ! Пожми ее! Не каждый день человку выпадаетъ подобный случай. Ну, пока довольно.

Когда руки разъединились и комендантъ вышелъ, она снова обратилась къ мужу:— А теперь, Джемсъ, можешь все разсказать мн.

Наступило неловкое молчаніе. Докторъ и секретарь скромно удалились, алькадъ ушелъ блдный, какъ полотно. Донна Изабелла успла послать изъ-за своего вера воздушный поцлуй миссъ Кинъ, случайно обращенный къ ея брату. Американцы остались одни. Маркгемъ поспшно началъ разсказывать свою исторію. Въ его разсказ нельзя было не замтить какой-то путаницы. Онъ самъ себ противорчилъ. Кину и Бриммеру пришлось его останавливать и даже поправлять. Изъ несвязныхъ рчей Маркгема можно было заключить, что они давно замыслили эту экспедицію, а между тмъ вс затрудненія произошли отъ того, что они ршились на нее только наканун отправки парохода, что они направились къ мысу Никарагуа, а между тмъ остановились въ Мазатлан, что окончательныя свднія они получили въ Санъ-Франциско, а не въ Мазатлан, что лицо — о которомъ онъ говорилъ иногда въ мужскомъ, а иногда въ женскомъ род,— пользуясь сильнымъ вліяніемъ у мексиканскаго правительства, одно только и помогло имъ, но что всему виною — сеніоръ Перкинсъ, испортившій имъ отношенія съ мексиканскимъ правительствомъ.

— Вы хотите сказать, Маркгемъ, что видли Перкинса, и онъ вамъ сообщилъ, что мы здсь?

— Не совсмъ онъ.

— Позвольте мн объяснить, вмшался Бриммеръ.— Повидимому, Перкинсъ, высадивъ васъ здсь и захвативъ ‘Эксцельсіоръ’ въ пользу Квиквинамбо, устроилъ тамъ правительство и заставилъ Мексику и другія государства признать независимость страны. Правители Квинквинамбо не только заставили мексиканское правительство нарушить нейтралитеть Тодосъ-Сантоса, но заплатили половину стоимости захваченнаго ими корабля ‘Эксцельсіоръ’ и дали знать въ Мексику и Вашингтонъ о вашемъ пребываніи здсь. Мы являемся въ вид соединенной комиссіи отъ обихъ государствъ, чтобы ршить вопросъ о вашемъ возвращеніи.

— Я желаю знать прежде всего: неужели мы должны быть благодарны Перкинсу за то, что видимъ васъ здсь.— съ нетерпніемъ спросила Маркгемъ.

— Нтъ, не совсмъ ему, пробормоталъ Маркгемъ.— Однако довольно, Сусанна…

— Нтъ,— серьезно сказалъ Кинъ,— мы частью обязаны этимъ прелестной Монгомери…

Онъ вдругъ остановился въ смущеніи. Наступило неловкое молчаніе. Даже миссъ Кинъ съ тревогою посмотрла на брата, какъ вдругъ послышался голосъ миссисъ Бриммеръ:

— Позвольте намъ узнать, что эта за особа, которой мы такъ много обязаны?

— Извольте,— отвчалъ Бриммеръ.— Она была… какъ я уже имлъ честь говорить, хорошей знакомой… знаете…— прибавилъ онъ, обращаясь къ своимъ спутникамъ какъ бы съ просьбой подыскать подходящее выраженіе…— можетъ-быть, даже возлюбленной этого Перкинса.

— Почему же она интересовалась нами?— спросила Маркгемъ.

— Она забрала себ въ голову, что на ‘Эксцельсіор’ плылъ ея мужъ!

Онъ вдругъ остановился, понявъ по удивленнымъ лицамъ Кина и Маркгема, что тайна эта имъ извстна и что они готовы разсмяться, воображая, что Бриммеръ все это выдумалъ. Женщины, съ своей стороны, замтили всеобщее смущеніе и не поврили объясненію Бриммера.

— Такъ какъ никакого Монгомери на ‘Эксцельсіор’ не было, то она, конечно, ошиблась, ршительно сказала Маркгемъ,— и, мн кажется, что ей слдовало искать мужа своего на другомъ корабл. Ну, идемъ, Джемсъ, можетъ-быть, умывшись и переодвшись, ты немного придешь въ себя. Мн неизвстны ощущенія миссисъ Бриммеръ, но я чувствую, что теперь я знаю тебя меньше, чмъ знаетъ эта Монгомери. Во всякомъ случа, постарайся быть поприличне, когда пойдешь въ президію.

Съ этими словами она увела его къ себ. Бриммеръ, посл тщетной попытки отдлаться отъ своей неловкости, попытался самъ начать атаку.

— Господи!— съ неподдльнымъ негодованіемъ сказалъ онъ жен:— поди и однься поприличне. Неужели у тебя нтъ ни денегъ, ни кредита на покупку платья? Увряю тебя, что я даже не сразу узналъ тебя, а когда узналъ, то сконфузился, да еще при миссисъ Маркгемъ.

— У Маркгемъ, кажется, теперь и своихъ хлопотъ довольно,— рзко сказала Бриммеръ, отворачиваясь со слезами досады на глазахъ и направляясь, въ сопровожденіи мужа, къ себ въ комнату.

Не обращая вниманія на эту комедію, Ричардъ и Элеонора Кинъ ушли, держась за руки, какъ во дни дтства. Но къ радости видть брата въ душ двушки примшивалось какое-то странное чувство. Ей было совстно, что, посл перваго же радостнаго порыва, ей захотлось бжать къ Чарльстону и разсказать ему о своемъ счасть. Она не могла постичь, почему веселое здоровое лицо брата не вытснило изъ ея сердца грустнаго лица Чарльстона. Когда они въ третій разъ разсказали другъ другу свою прошлую исторію, Дикъ, обнявъ двушку за талію и улыбаясь, посмотрлъ ей прямо въ глаза:

— Итакъ, моя крошечная Нелли, вс къ теб хорошо относились, и ты была счастлива.

— Вс отлично ко мн относились, Дикъ, гораздо лучше, чмъ я заслуживала. Если бы я дйствительно была такой важной особой, какой меня считаетъ Изабелла, и тогда нельзя было бы лучше обращаться со мной. Кром уваженія и вниманія, я ничего не видала. Я была счастлива, очень счастлива.

Она бросилась на шею къ брату и разрыдалась, какъ ребенокъ.

Между тмъ извстіе о прибытіи иностранцевъ проникло въ миссію, и падре Эстебанъ второпяхъ былъ призванъ въ совтъ. Онъ вернулся къ Чарльстону, озабоченный. Разсказавъ обо всемъ, что случилось, патеръ прибавилъ:

— Какъ видите, сынъ мой, само Провидніе вмшалось, чтобы избавить меня отъ жертвы, которую я хотлъ принести. Я преклоняюсь передъ его неисповдимыми путями, а вы, Діего можете только радоваться, что двушка прямо перешла подъ покровительство своего брата. Вы молчите, сынъ мой?— тревожно продолжалъ священникъ:— разв вы недовольны тмъ, что случилось?

Молодой человкъ отвчалъ съ упрекомъ:

— Неужели вы считаете меня такимъ слабохарактернымъ? Нтъ, мн надо ухать отсюда, не медля ни минуты.

— Вамъ?— проговорилъ священникъ.— Но какъ это сдлать?

— Такъ же, какъ вы хотли устроить ея отъздъ. Я займу ея мсто на корабл, котораго вы ожидаете. Вы дадите мн письма къ вашимъ друзьямъ. Можетъ-быть, мн удастся даже вернуться, если я останусь живъ.

Падре Эстебанъ задумался.

— Согласны вы свезти отъ меня письмо архіепископу и отдаться подъ его покровительство?— посл долгаго молчанія спросилъ онъ наконецъ.— Общаете мн это?

— Общаю.

— Въ такомъ случа мы подумаемъ, что можно сдлать.

Повидимому, опасенія Чарльстона не имли основанія. Въ хлопотахъ послдующихъ дней отшельникъ былъ забытъ. Фамилія Монгомери только одинъ разъ была упомянута Элеонорою Кинъ. Когда Дикъ сталъ восхищаться кокетливой Изабеллой, Элеонора посмотрла прямо въ лицо брату и многозначительно проговорила:

— А кто же эта странная женщина Монгомери?

Дикъ засмялся искренно, весело:

— Удивительная особа! Жаль, что ты ее не видала!

— Я уврена, что она ужасна:

— Вовс нтъ… она далеко не ужасна. Не занимайся она поэзіей и всякой белибердой, которая ей вовсе не къ лицу… Хотя эти господа…— Онъ вдругъ остановился изъ чувства деликатности передъ Бриммеромъ и Маркгемомъ.— Дло въ томъ, что она до смшного восторгалась этимъ Перкинсомъ, котораго она, между прочимъ, никогда не видала.— Не смшно ли, когда женщина, какъ двчонка, обожаетъ пирата? Вы вс, женщины, любите таинственность.

— Я не люблю!— покраснвъ, рзко возразила миссъ Кинъ,— но я все-таки не понимаю, что общаго между тобою и ею.

— Очень много. Она была въ переписк съ Перкинсомъ, знала все, что длалось съ ‘Эксцельсіоромъ’ и, какъ видишь, хотла помочь ему выйти сухимъ изъ воды. Потому-то она къ намъ и обратилась. Конечно, Нелли, она совсмъ не въ такомъ род, какъ ты, но все-таки мы должны быть ей благодарными за то, что она сообщила намъ, гд вы. Теперь вс наши дла съ нею кончились. Она покинула насъ въ Мазатлан, и похала въ Никарагуа, чтобы видться съ Перкинсомъ, такъ какъ, повидимому, у этого господина всегда какая нибудь революція на рукахъ. Пока его не запрутъ или не разстрляютъ, онъ все будетъ заниматься освобожденіемъ угнетенныхъ.

— Такъ, значитъ, никакого мужа у Монгомери нтъ?

— Мужа? Я думаю, Нелли, что эта женщина, видя чопорность Бриммера, просто изобрла мужа, чтобы придать себ боле порядочный видъ.

— Какой позоръ!— съ негодованіемъ вскричала Нелли.

— Полно! Можно, право, подумать, что у тебя личная ненависть къ этой особ. Забудь ее… она не будетъ больше безпокоить тебя, да и врядъ ли будетъ вообще кого-нибудь безпокоить.

— Что ты хочешь сказать, Дикъ?

— Что она положительно истощила себя истерикой, волненіями и различными лкарствами, которыя вчно принимала… я ужъ не говорю о панамской лихорадк, схваченной ею весною. Если она не сойдетъ съ ума, то во всякомъ случа перезжая перешеекъ и дожидаясь Перкинса, опять заболетъ лихорадкой.

Между тмъ въ замкнутой отъ всякихъ вншнихъ волненій миссіи дни проходили совершенно спокойно. Но однажды подъ вечеръ, въ сумерки, легко одтый индецъ проскользнулъ въ ризницу и, выйдя обратно, исчезъ въ туман. Вслдъ за тмъ въ дверяхъ комнаты Чарльстона показалось взволнованное лицо священника.

— Сынъ мой, Господь Богъ былъ настолько милостивъ, что сразу прекратилъ вашъ искусъ. Корабль далъ условленный сигналъ. Черезъ часъ шлюпка будетъ ждать за дв мили отсюда. Готовы ли вы? И не измнили ли своего ршенія?

— Я готовъ,— сказалъ Чарльстонъ,— готовъ съ той самой минуты, какъ вы дали мн свое согласіе.

Губы старика слегка дрогнули, и большая смуглая рука затряслась, опираясь о столъ, но онъ заставилъ себя успокоиться и поспшно сказалъ:

— Внизу, въ саду, стоитъ осдланный для васъ мулъ. Вы подете вдоль берега до индйскаго креста. Въ лодк васъ будетъ ждать повренный церкви. Ему вы скажете: ‘Гвадалахара’, и отдадите эти письма. Одно изъ нихъ адресовано капитану. Никакихъ другихъ рекомендацій вамъ не потребуется. Онъ положилъ бумаги на столъ и, обратившись къ Чарльстону, поднялъ дрожащія руки.— А теперь, сынъ мой, дай Богъ…— Онъ остановился и уронилъ дрожащія руки на плечи Чарльстона.

Съ минуту молодой человкъ поддерживалъ въ своихъ объятіяхъ старика, потомъ осторожно посадилъ его въ кресло и въ первый разъ сталъ передъ нимъ на колни. Наступило молчаніе, губы падре Эстебана безмолвно шевелились, старикъ съ печальной улыбкой положилъ свои руки на голову молодому человку. Вдругъ Чарльстонъ вскочилъ, приложился къ рук старика и выбжалъ на улицу.

Луна бросала сквозь туманъ печальный, тусклый свтъ, совершенно такой же, какъ въ первую ночь его появленія въ Тодосъ-Сантос. Дохавъ до креста, онъ слзъ съ мула и, сорвавъ нсколько листочковъ растеній, обвивавшихъ крестъ, положилъ къ себ на грудь. Затмъ, онъ похалъ опять до мста, указаннаго патеромъ, гд, оставивъ мула, пошелъ пшкомъ по сырому песку, не спуская глазъ съ полосы воды, не совсмъ закрытой туманомъ. По временамъ ему казалось, что сзади него кто-то идетъ, а сбоку слышатся голоса. Съ негодованіемъ онъ направился къ преслдователю, но тотъ быстро скрылся въ туман. Вернувшись на прежнее мсто, онъ съ удивленіемъ увидалъ лодку съ двумя гребцами. При вид его, гребцы подошли ближе къ берегу. Онъ хотлъ сказать пароль, данный ему священникомъ, но увидалъ, что въ лодк сидли простые гребцы, а повреннаго церкви не было. Вроятно, его-то онъ и спугнулъ на берегу. Чарльстонъ въ нершимости остановился.

— Тутъ нтъ другой лодки?— спросилъ онъ.

Гребцы посмотрли другъ на друга, и одинъ изъ нихъ, пожавъ плечами, сказалъ:

— А кто же ее знаетъ?

Чарльстонъ, не колеблясь больше, слъ въ лодку.

Густой туманъ окружилъ его какъ и въ тотъ день, когда онъ вплавь перебирался на берегъ. Когда онъ поднялся на корабль и ступилъ на палубу, онъ увидалъ что-то знакомое. Какой-то офицеръ подошелъ къ нему и провелъ внизъ въ каюту. Осмотрвшись кругомъ, онъ увидалъ, что дверь въ каюту отворилась и затворилась за вчно улыбающимся, вчно услужливымъ Перкинсомъ. Лицо освободителя Квинквинамбо выражало удивленіе, тмъ не мене онъ подошелъ къ Чарльстону и протянулъ ему руку.

— Вотъ это сюрпризъ, такъ сюрпризъ, дорогой мой! Я не думалъ, чтобы въ этомъ дл были замшаны вы. А все-таки я очень радъ, что вижу васъ на ‘Эксцельсіор’.

VII.
Возвращеніе ‘Эксцельсіора’.

Несмотря на удивленіе и разочарованіе, Чарльстонъ, однако, не потерялъ присутствія духа.

— Тутъ произошла ошибка, — холодно сказалъ онъ.— Ждали вы, очевидно, не меня.

— Разв васъ послалъ не Винслоу?

— Нтъ. Ожидаемаго вами человка я, должно-быть, встртилъ на берегу. Онъ, несомннно, испугался меня и невольно уступилъ мн свое мсто въ лодк.

Перкинсъ пристально посмотрлъ на Чарльстона, вышелъ, отдалъ какое-то приказаніе и вернулся.

— Если честь вашего посщенія предназначалась не мн,— улыбаясь, началъ онъ,— то позвольте спросить васъ, дорогой мой, кого и на какомъ корабл надялись вы встртить? Въ Тодосъ-Сантос, сколько мн помнится, не бываетъ такого количества кораблей, чтобы легко можно было ссть на чужое судно.

— Я принужденъ отказаться отъ отвта,— рзко сказалъ Чарльстонъ.

Перкинсъ, по обыкновенію, вжливо улыбнулся.

— Мой дорогой другъ,— сказалъ онъ,— разв вы забыли, что при обстоятельствахъ, для васъ гораздо боле важныхъ, я не выказалъ ни малйшаго желанія узнать вашу тайну?— Чарльстонъ кивнулъ головой.— И теперь у меня нтъ этого желанія. Но, ради нашихъ будущихъ хорошихъ отношеній, позвольте мн отвтить за васъ. Вы пріхали сюда въ качеств делегата отъ миссіи Тодосъ-Сантоса, посланнаго въ духовную комисію Гвадалахары, корабль которой заходитъ сюда въ каждые три года разъ. Теперь онъ тутъ. Вы только ошиблись и попали не на тотъ корабль.

Чарльстонъ продолжалъ молчать.

— Это не тайна,— весело продолжалъ Перкинсъ,— и я, съ своей стороны тоже, не стану скрывать, зачмъ я здсь. Я пріхалъ по приглашенію нкоторыхъ недовольныхъ патріотовъ Тодосъ-Сантоса, чтобы помочь имъ избавиться отъ тираніи церкви и правительства. Мн посчастливилось опередить прибытіе вашего корабля, какъ вамъ посчастливилось опередить прибытіе моего посланнаго. Я вдвойн счастливъ, такъ какъ буду имть удовольствіе провести съ вами вечеръ, и затмъ мн останется только послать лодку за другимъ господиномъ, котораго вы, конечно, знаете.

— Позвольте мн снова замтить вамъ, сеніоръ Перкинсъ, — серьезно сказалъ Чарльстонъ,— что я не имю никакихъ сношеній съ какой-либо политической партіей и не могу сочувствовать вашимъ дйствіямъ противъ здшнихъ властей

— Я готовъ врить, что у васъ нтъ политическихъ мнній, дорогой мой, поэтому мы не станемъ разбирать, что за власти въ Тодосъ-Сантос. Можетъ-быть, завтра они очутятся здсь, на корабл, и вы отправитесь вмст съ ними.— А до тхъ поръ,— сухо сказалъ Чарльстонъ,— позвольте мн поправить мою ошибку и вернуться на берегъ.

— Въ настоящую минуту, я не нахожу этого удобнымъ,— вжливо отвчалъ Перкинсъ и вышелъ.

Свиданіе Перкинса съ нарочнымъ происходило въ сосдней кают и длилось очень долго. Чарльстонъ слышалъ, какъ нарочный горячился, возвышая голосъ, но Перкинсъ продолжалъ говорить совершенно спокойно. Отъ нечего длать молодой человкъ сталъ перебирать лежавшіе передъ. нимъ бумаги и отбросилъ первый листокъ, увидвъ, что это поэтическія упражненія Перкинса. Въ эту минуту дверь отворилась, и въ каюту вошелъ вчно улыбающійся и сіяющій Перкинсъ.

— Вы, кажется, пробгали эти стихотворенія,— сказалъ онъ, указывая на рукопись, брошенную Чарльстономъ.— Это я началъ небольшую вещицу въ честь одной даровитой женщины, теперь уже навки успокоившейся. Вы, можетъ-быть, слыхали объ Эвфиміи Коркль изъ Иллинойса?

Чарльстонъ смутно помнилъ, что гд-то слышалъ эту фамилію. Желая соблюсти вжливость, онъ спросилъ:

— Такъ эта особа уже умерла?

— Если это выраженіе можно употребить о безсмертномъ человк, то она умерла,— отвчалъ Перкинсъ.— Бренные останки этой талантливой женщины отправлены для погребенія въ Кеокукъ, на ея родину.

— Такъ она изъ Кеокука?— безъ особеннаго интереса спросилъ Чарльстонъ.

— Консулъ говорилъ, что она сказала такъ священнику.

— Вы, значитъ, не были при ея кончин?— разсянно спросилъ Чарльстонъ.

— Я никогда не видалъ ея ни прежде, ни посл,— серьезно отвчалъ Перкинсъ и, замтивъ удивленіе Чарльстона, продолжалъ.— Мы никогда не видались съ покойной и лично были незнакомы другъ съ другомъ.

— Вы никогда не видали особы, возбудившей въ васъ такія восторженныя чувства?

— Никогда. Это совершенно романическая исторія,— смущенно улыбнулся Перкинсъ.— Позвольте мн разсказать вамъ ее. Года три тому назадъ, я послалъ въ одну западную газету, редактируемую моимъ пріятелемъ, стихотвореніе на любимую мою тему: ‘Освобожденіе человчества’. Безъ хвастовства скажу, что стихотвореніе имло большой успхъ, можетъ-быть, потому, что оно было написано на животрепещущую тему. Но никакія похвалы не тронули меня такъ, какъ отвтное стихотвореніе, подписанное ‘Эвфимія’. Въ стихотвореніи этомъ говорилось объ освобожденіи женщинъ, несчастныхъ въ брак. Черезъ недлю я отвтилъ новымъ стихотвореніемъ о свобод женщинъ, на которое появилось второе стихотвореніе даровитой поэтессы. Затмъ редакторъ деликатно замтилъ намъ, что для поэтической переписки у него нтъ свободнаго мста въ газет, и намъ пришлось прекратить этотъ обмнъ мыслей. Посл того я досталъ адресъ прелестной Эвфиміи, и между нами началась горячая переписка, и въ Квинквинамбо я продолжалъ переписываться съ ней, такъ какъ чрезвычайно дорожилъ ея нравственной поддержкой. Она принимала горячее участіе въ судьб пассажировъ ‘Эксцельсіора’, и по ея просьб я сообщилъ мексиканскому правительству, куда высадилъ всхъ васъ. Если васъ интересуетъ литературная дятельность этой женщины и ея письма, вы на досуг можете просмотрть ихъ. Тутъ же приложенъ и ея дагерротипный портретъ.

Говоря это, онъ положилъ на столъ свертокъ.

— Извините меня, — отвчалъ сконфуженный Чарльстонъ,— но я чистосердечно признаюсь, что теперь голова моя занята совсмъ другимъ. Если вы оставите мн эти бумаги, то когда-нибудь, въ другой разъ, я ихъ просмотрю.

— Какъ хотите,— съ обычной любезностью сказалъ Перкинсъ.— Не желаете ли пойти на палубу?

Онъ вышелъ изъ каюты, а Чарльстонъ совершенно машинально посмотрлъ на свертокъ. Вдругъ щеки его вспыхнули, онъ быстро оглянулся на вышедшаго Перкинса и схватилъ рукопись. Она была написана рукою его жены. Въ голов у него мелькнула мысль, освтившая всю только-что разсказанную исторію. Онъ схватилъ ящичекъ чернаго дерева и дрожащими руками открылъ его. Тамъ былъ полинявшій дагерротипный портретъ, его жены.

VIII.
Заложникъ.

Революція въ Тодосъ-Сантос произошла такъ миролюбиво какъ только могъ пожелать того освободитель Квинквинамбо. Дв прокламаціи, грубо напечатанныя, были вывшены на площади и поддержаны отрядомъ въ сотню солдатъ, который тотчасъ же выбралъ главнокомандующимъ, при новомъ образ правленія, своего стараго коменданта. Толпа простонародья, видя, что происходитъ что-то небывалое, бросилась на площадь.

Нелли Кинъ, вмст съ другими дамами миссіи, волновалась гораздо боле предстоящимъ свиданіемъ, чмъ совершившимися событіями. Но Чарльстона тамъ не оказалось. Падре Эстебанъ принялъ ее такъ холодно, что она не могла приписать эту холодность исключительно сочувствію американцевъ инсургентамъ. Когда Ричардъ Кинъ, проводивъ сестру, спросилъ у священника объ американскомъ отшельник, старикъ отвчалъ, что Чарльстонъ, какъ истинный христіанинъ, одинъ только ршился похать на корабль къ Перкинсу, чтобы высказать ему свое негодованіе. Падре Эстебанъ уже зналъ ошибку Чарльстона и возненавидлъ Элеонору, какъ главную причину несчастія. Не будь ея, Діего остался бы съ нимъ въ президіи.

Вскор въ саду миссіи послышались шаги отряда, и въ отворенной двери появилась фигура Перкинса. Черезъ плечо у него шла зеленая лента, а на золотомъ пояс, за которымъ торчали пистолеты, висла легкая шпага. Одтъ онъ былъ въ свой вчный черный сюртукъ, круглая шляпа, по обыкновенію надтая на затылокъ, не прикрывала лба.

— Я думалъ, что хоть эта обитель застрахована отъ вторженія беззаконниковъ,— серьезно сказалъ священникъ.— Какъ вы смли войти сюда?

— Я вошелъ только изъ желанія предложить свои услуги красот, невинности, безпомощности, и… если вы позволите мн прибавить — изъ желанія засвидтельстовать вамъ свое почтеніе. Къ сожалнію, долженъ сказать, что нкоторыя индйскія племена, управляемыя этой миссіей, по неразумному внушенію кого-то изъ моихъ товарищей-патріотовъ, взбунтовались и грозятъ не пощадить даже этого святого убжища.

— Это неправда!— съ негодованіемъ вскричалъ Эстебанъ.— Даже подъ проклятымъ вліяніемъ вашихъ эмиссаровъ, бдные идолопоклонники не посмли бы поднять руку противъ церкви, которая служила имъ спасеніемъ.

Перкинсъ ласково, но печально улыбнулся.

— Ваша увренность длаетъ вамъ честь, святой отецъ. Но для того, чтобы не терять времени, позвольте мн представить вамъ человка, которому вы, кажется, врите безусловно. Онъ подтвердитъ мои слова.— Онъ отступилъ и пропустилъ впередъ стоявшаго за нимъ Чарльстона. Патеръ вскрикнулъ отъ радости. Миссъ Кинъ сильно покраснла. Чарльстонъ бросилъ на нее пристальный взглядъ, смутившій двушку, и затмъ съ протянутой рукой, подошелъ къ падре Эстебану.

— Это совершенно врно,— поспшно заговорилъ онъ.— Индйцевъ, безъ вдома сеніора Перкинса, предательски возстановили противъ церкви. Чтобы избавить васъ отъ печальныхъ послдствій, онъ предлагаетъ вамъ и этимъ дамамъ перебраться на ‘Эксцельсіоръ’.

— Во всякомъ случа я радъ буду предложить вамъ гостепріимство на ‘Эксцельсіор’,— любезно сказалъ Перкинсъ,— и настоятельно просилъ бы позволенія самому проводить васъ и дорогихъ дамъ, но мое присутствіе нужно въ другомъ мст. Оставляю вамъ,— прибавилъ онъ, обращаясь къ Чарльстону, занятому разговоромъ съ Эстебаномъ,— конвой, чтобы проводить дамъ до лодокъ, на которыхъ мы пріхали сюда. Свезите ихъ на ‘Эксцельсіоръ’ и завтра будьте съ кораблемъ въ Тодосъ-Сантос. Спокойной ночи, прощайте.

Священникъ хотлъ протестовать, но его остановилъ Чарльстонъ.

— Неужели онъ воображаетъ,— въ негодованіи вскричалъ священникъ,— что я, падре Эстебанъ, забуду свой долгъ и оставлю святую обитель на поруганіе? Пока я живъ, этого не будетъ, Діего. Кликните его и скажите это.

— Лучше послушайте меня, отецъ Эстебанъ,— серьезно сказалъ Чарльстонъ.— У меня есть планъ избгнуть опасности. Зная индйцевъ, я увренъ, что они кмъ-то обмануты, я твердо убжденъ, что ихъ можно уговорить,— убжденъ до такой степени, что готовъ отправиться къ нимъ и попытать счастья. Старый предводитель и часть его племени собрались на берегу, прозжая въ лодк, мы слышали ихъ разговоръ. Я отправлюсь къ нимъ. Если мн удастся убдить ихъ, я вернусь, если же они окажутся неподатливыми, я все-таки отвлеку ихъ вниманіе отъ миссіи, и вы успете отправить дамъ на корабль. Если черезъ два часа меня не будетъ, отправляйте ихъ.

— Два часа!— вмшалась миссисъ Бриммеръ.— Я положительно протестую. Приглашеніе Перкинса, какъ я поняла. было сдлано по приказанію мистера Бриммера, и поэтому я принимаю его безусловно, и вовсе не намрена подвергать миссъ Чебъ и себя безполезной опасности въ продолженіе двухъ часовъ, по прихоти человка, совершенно неизвстнаго мистеру Бриммеру.

— Я готова остаться съ отцомъ Эстебаномъ, если только онъ позволитъ,— спокойно заявила миссъ Кинъ,— такъ какъ врю въ смлость и вліяніе мистера Чарльстона, и убждена, что онъ будетъ имть успхъ.

Молодой человкъ поблагодарилъ ее пламеннымъ взоромъ, который вызвалъ краску на ея лицо.

— Если Нелли остается, — живо проговорила Маркгемъ,— то и мн слдуетъ остаться съ нею, даже не дожидаясь приказанія мужа.

— Я не вижу причинъ не исполнить желанія мистрисъ Бриммеръ,— сурово сказалъ Чарльстонъ.— Къ счастью, тутъ ждутъ дв лодки, мистрисъ Бриммеръ и миссъ Чебъ могутъ ссть въ одну изъ нихъ и тотчасъ же похать на ‘Эксцельсіоръ’. Я провожу ихъ до лодки. А теперь,— продолжалъ онъ, со сверкающими глазами обращаясь къ священнику, — мн остается только попросить вашего благословенія. Если я буду имть успхъ, вамъ придется согласиться, что и простой смертный, даже еретикъ, можетъ быть полезенъ церкви.— Въ ту минуту, какъ старикъ опустилъ свои руки ему на плечи, молодой человкъ воспользовался случаемъ и шепнулъ ему:— Помните ваше общаніе разсказать ей все.— Онъ бросилъ послдній взглядъ на миссъ Кинъ и вышелъ вслдъ за миссисъ Бриммеръ и миссъ Чебъ.

Миссъ Кинъ съ восторгомъ смотрла ему вслдъ, удивляясь происшедшей въ немъ перемн. Въ безопасности его она была уврена, какъ и въ успх. Поднявъ голову, она увидала, что Маркгемъ спитъ въ кресл, а Эстебанъ пристально смотритъ на нее. Онъ всталъ и пошелъ къ двери ризницы, куда позвалъ и ее. Молодая двушка тихо пошла вслдъ за нимъ. Черезъ полчаса Элеонора Кинъ, опершись на руку, продолжала сидть на томъ же мст, гд онъ ее оставилъ. Эстебанъ сказалъ ей все. Теперь она знала исторію, которую Чарльстонъ разсказалъ патеру въ той самой церкви, даже, можетъ-быть, на томъ самомъ мст. Она знала, что онъ искалъ въ этихъ стнахъ мира и покоя, и вмсто нихъ нашелъ страстную любовь къ ней. Она узнала, какъ онъ отчаянно боролся противъ своего чувства, какъ согласился на добровольное изгнаніе. Она знала, что теперь обстоятельства перемнились, такъ какъ въ рукахъ Перкинса оказались не только письма его покойной жены, но даже свидтельство о ея смерти. Она была такъ счастлива, она страстно желала и вмст боялась встрчи съ Чарльстономъ. Что если съ нимъ случится что-нибудь?.. Если онъ не вернется?.. Господи, что же это такое?

Она сидла около дверей ризницы и смотрла въ полуосвщенную церковь. Или она съ ума сошла или индйцы тихо приближались къ ней? Она въ невыразимомъ страх поднялась и бросилась къ открытому окну, спустившись съ него, она пробралась къ стн. Мсяцъ слабо свтилъ сквозь туманъ, но тмъ не мене она ясно видла всюду страшныя лица индйцевъ. Съ ужасомъ бросилась она къ калитк, но въ ту же минуту почувствовала, что голыя фигуры подняли ее и съ крикомъ понесли изъ сада. Несмотря на испугъ, она все-таки видла, что индйцы кричатъ не отъ ярости, а отъ удовольствія, и несутъ ее очень осторожно. Вскор она очутилась на спин мула. Ея крики и зовъ заглушались возгласами окружавшихъ ее индйцевъ. Она замтила, что ее везли въ ту же сторону, куда часъ тому назадъ ушелъ Чарльстонъ. Или онъ былъ не въ силахъ уговорить ихъ и просилъ привезти ее къ нему, ради безопасности, или же разсчитывалъ остановить ихъ дорогой. Она вдохнула въ себя морской втеръ, и поняла, что они дутъ по берегу.

Вдругъ шествіе остановилось. Общій говоръ былъ прерванъ голосомъ, его голосомъ! Она хотла обернуться къ нему, но была приподнята и посажена на что-то мягкое, въ род мха. Посмотрвъ хорошенько, она увидала, что передъ нею индйскій крестъ. Толпа отступила, она отъ слабости закрыла глаза, но все-таки чувствовала, что чья-то сильная рука обвилась вокругъ ея тальи.

— Скажите мн что-нибудь… миссъ Кинъ… Элеонора!— прошепталъ голосъ Чарльстона.— О Господи! Они убили ее!

Сдлавъ надъ собой страшное усиліе, она повернула голову и хотла улыбнуться. Глаза и уста ихъ встртились, и она лишилась чувствъ.

Она пришла въ себя въ лодк ‘Эксцельсіора’, гд сидла, прислонившись къ плечу миссисъ Маркгемъ. Поднявъ голову, она вскрикнула:— Чарльстонъ!

— Все обстоитъ благополучно,— успокоила ее Маркгемъ,— онъ на берегу съ падре. Я не могу прійти въ себя отъ изумленія! Эти дураки-индйцы не сумли выразить Чарльстону своего нежеланія причинить намъ какой-нибудь вредъ иначе, какъ потащивъ насъ въ свою миссію, какъ они называютъ этотъ крестъ! И представьте себ, что все это время мы съ падре хали за вами, и они ни за что не согласились пропустить насъ впередъ, потому что желали выразить,— она понизила голосъ и прошептала двушк на ухо,— свое особенное уваженіе вамъ, какъ будущей жен Чарльстона. Повидимому, они что-то замтили въ тотъ разъ, какъ вы сидли съ нимъ у креста. А мн вдь вы ни словомъ не намекнули объ этомъ.

Пріхавъ на ‘Эксцельсіоръ’, они увидали, что миссисъ Бриммеръ уже заняла лучшую каюту и, какъ хозяйка, любезно встртила новоприбывшихъ.

Такъ какъ большая часть ночи уже прошла, то Маркгемъ и Элеонора выразили желаніе ждать утра на палуб.

Разговоръ между пассажирами мало-по-малу замолкъ, и Маркгемъ задремала. Влюбленные сидли вмст. Они мало говорили о будущемъ. Элеонора была уврена, что братъ ея не станетъ противиться ихъ браку, онъ высказывалъ намреніе заняться длами въ Тодосъ-Сантос, и она думала, что они прекрасно могутъ устроиться вмст. Чарльстонъ еще не сказалъ ей, что, просмотрвъ бумаги жены, онъ убдился, что состояніе его не только не истрачено, а, напротивъ, увеличено, и что онъ богатый человкъ. Онъ только пожималъ ей руку и шепталъ, что ея желанія будутъ также и его желаніями. Они затмъ снова замолчали, а ‘Эксцельсіоръ’ тихо шелъ, выискивая мсто гд бы онъ могъ бросить якорь. Вдругъ послышался крикъ:

— Спускай паруса!

По палуб началась бготня. Шкиперъ съ проклятіями бросился на носъ. Въ ту же минуту сбоку обрисовались остовъ и мачты громаднаго корабля. Экипажъ растерялся и только кричалъ, размахивая руками. Не усплъ шкиперъ отдать приказаніе, какъ ‘Эксцельсіоръ’ ударился о бортъ другого корабля, съ котораго тотчасъ же соскочило нсколько человкъ на его палубу. Впереди чужихъ матросовъ шелъ человкъ, при вид котораго шкиперъ съ ужасомъ отшатнулся назадъ:

— Капитанъ Бенкеръ!

— Да,— насмшливо усмхаясь, сказалъ капитанъ,— онъ самый. Да, Бенкеръ, прежній капитанъ этого американскаго корабля ‘Экспельсіора’, а теперь капитанъ мексиканскаго корабля ‘Ла-Тринидадъ’. Капитанъ Бенкеръ, въ открытой лодк изучившій каждый футъ этого канала въ прошломъ август и не забывшій его и вчера, при провод большого корабля. Капитанъ Бенкеръ, только что высадившій отрядъ драгунъ, чтобы освободить президію. Ну, что вы скажете на это, Макъ-Карти, а?

— Я скажу,— отвчалъ Макъ-Карти, стараясь крикомъ побдить свое волненіе,— что Перкинсъ высадился вчера съ двойнымъ количествомъ солдатъ, и что черезъ полчаса онъ будетъ здсь и накажетъ васъ за оскорбленіе, нанесенное его кораблю и его правительству.

— Правительству!— съ хохотомъ повторилъ Бенкеръ.— Слышите: его правительству! Его правительство умерло сегодня: въ четыре часа утра, когда возбужденные имъ же мятежники выдали его властямъ. Революція ваша кончилась, и генералиссимусъ Леонидъ Перкинсъ сидитъ въ заточеніи, въ президіи.

IX.
Освобожденный.

Революція дйствительно кончилась. Неожиданное появленіе гарнизона въ Тодосъ-Сантос положило конецъ распрямъ, начавшимся среди возставшихъ, недовольные съ Бресомъ и Винслоу во глав отпали отъ Перкинса и его приверженцевъ и перешли на сторону прежняго правительства, которое, въ свою очередь, общало полную амнистію всмъ остальнымъ за предательскую выдачу самого освободителя. Роль, которую сыгралъ въ этомъ дл капитанъ Бенкеръ, появленіе котораго вызвало катастрофу и положило всему конецъ, была, однако, чисто случайная. Когда онъ выздоровлъ и послдующія событія подтвердили справедливость его показаній, то мексиканское правительство, примирившееся съ Квиникинамбо, сочло себя обязаннымъ внять его просьбамъ и предоставило его команд миссіонерскій корабль, разршивъ ему снова открыть морской каналъ для входа въ Тодосъ-Сантосъ, тайна этого пути была утеряна правительствомъ полстолтія тому назадъ. Онъ прибылъ какъ разъ въ тотъ счастливый для него моментъ, когда отрядъ Перкинса былъ разбросанъ вдоль берега, и драгуны Бенкера вступили въ Тодосъ-Сантосъ безъ сопротивленія.

Все это обстоятельство было сообщено Чарльстону, когда онъ вмст со всми дамами снова высадился на берегъ. ‘Эксцельсіоръ’ перешелъ въ руки мексиканскихъ властей. Чарльстонъ не преминулъ высказать падре Эстебану свое негодованіе по поводу предательскаго захвата сеніора Перкинса. Но, къ удивленію, осторожный священникъ только пожалъ плечами и сдлалъ усиленную понюшку табаку.

— Будьте осторожны, Діего, — сказалъ онъ.— Вы, конечно, по необходимости чувствуете благодарность къ этому человку за извстія, которыя онъ вамъ доставилъ, — нтъ, даже больше того: за то, что онъ, быть-можетъ, служилъ орудіемъ Провиднія, чтобы сократить дни постыдной жизни этой женщины, — но это не даетъ вамъ права закрывать глаза передъ его позорною политическою дятельностью. Я готовъ врить, что не онъ вызвалъ возстаніе язычниковъ противъ насъ, но его эмиссары и его лжеученія заразили ядомъ ереси т чистые источники, изъ которыхъ пили еще не совсмъ твердые въ вр индйцы. Довольно! Будьте благодарны, но не ждите отъ меня, чтобы я сталъ защитникомъ Ваала и Астарты!

— Защитникомъ!— воскликнулъ Чарльстонъ, встревоженный проповдническимъ тономъ и суровымъ выраженіемъ лица стараго священника.— Надюсь, что совтъ не отнесется слишкомъ строго къ человку, который выданъ людьми, такими же преступными, какъ онъ самъ?

Падре Эстебанъ отвелъ глаза въ сторону и произнесъ съ притворнымъ равнодушіемъ:

— Кто знаетъ? Безъ непріятностей для сеніора Перкинса дло, конечно, не обойдется. Безъ сомннія, ихъ всхъ отправятъ подъ конвоемъ въ Мексику на конфискованномъ ‘Эксцельсіор’.

— Мн нужно видть сеніора Перкинса!— неожиданно воскликнулъ Чарльстонъ.

Священникъ задумался.

— Когда?— спросилъ онъ предусмотрительно.

— Сейчасъ.

— Хорошо.

Онъ поспшно написалъ нсколько словъ на лист бумаги, сложилъ его, запечаталъ и вручилъ Чарльстону.

— Вручите это коменданту. Онъ васъ допуститъ къ заключенному.

Не прошло получаса, какъ Чарльстонъ стоялъ уже передъ комендантомъ. Событія послднихъ двадцати четырехъ часовъ замтно повліяли на дона Мигуэля, хотя онъ принялъ Чарльстона вжливо, но лицо его, какъ и лицо падре Эстебана, имло крайне суровое выраженіе. Онъ прочелъ записку падре.

— Я предоставляю въ ваше распоряженіе десять минутъ, донъ Діего. Больше не могу.

Немного изумленный обращеніемъ коменданта, Чарльстонъ поклонился и пошелъ вслдъ за нимъ черезъ дворъ. Дворъ былъ наполненъ солдатами, близъ воротъ былъ выстроенъ въ два ряда взводъ драгунъ съ заряженными винтовками. Около открытыхъ дверей, выходящихъ на дворъ, стояло двое часовыхъ. Передъ этою дверью комендантъ остановился и жестомъ пригласилъ Чарльстона войти. Они вступили въ обширную квадратную комнату, въ которую свтъ проникалъ только черезъ открытую дверь и ршетчатое окно надъ нею. За простымъ некрашенымъ столомъ сидлъ сеніоръ Перкинсъ и спокойно писалъ что-то, онъ былъ безъ сюртука. Тнь Чарльстона, упавшая на бумагу, заставила его поднять голову.

Вс тревоги и опасенія Чарльстона сразу разсялись отъ сердечнаго, веселаго, даже радостнаго привта, съ которымъ его встртилъ Перкинсъ.

— А, это вы, мой юный другъ Чарльстонъ! Снова вы доставляете мн неожиданное удовольствіе,— вскричалъ онъ, улыбаясь и протягивая свои блыя руки,— и снова вы застаете меня въ бесд съ музами, боюсь, слишкомъ длинной!— онъ указалъ на нсколько листовъ бумаги, сплошь исписанныхъ стихами.— Я долженъ сознаться, что испытываю истинное наслажденіе, когда предаюсь своимъ поэтическимъ упражненіямъ въ часы досуга, какъ теперь. Вы, какъ человкъ тоже отчасти живущій воображеніемъ, конечно, понимаете меня.

— Мн очень прискорбно, сеніоръ Перкинсъ, что я вижу васъ здсь,— откровенно сказалъ Чарльстонъ.— Но я надюсь, что ваше пребываніе здсь будетъ непродолжительнымъ.

— Я осмливаюсь думать то же самое,— сказалъ Перкинсъ, съ улыбкой посмотрвъ на стоявшаго поодаль коменданта.

— Я пришелъ сюда,— продолжалъ Чарльстонъ,— чтобы предложить вамъ свои услуги. Я готовъ (онъ сильно возвысилъ голосъ, чтобы слова его могли быть разслышаны комендантомъ), торжественно засвидтельствовать, что вы непричастны къ послднему возстанію, безсмысленному возстанію дикарей, и что вы съ своей стороны сдлали все, чтобы противодйствовать злу, при чемъ ради этого пожертвовали собою. Я имю право утверждать это, потому что самъ говорилъ съ индйцами, и они мн сознались во всемъ. Они дйствовали подъ вліяніемъ наущеній Мартинеца, Бреса и Винслоу.

— Позвольте, позвольте,— кротко возразилъ Перкинсъ.— Вы ошибаетесь, мой другъ. Молодые люди, имена которыхъ вы назвали, дйствовали на основаніи общихъ инструкцій, которыя я далъ имъ, они только зашли слишкомъ далеко и прибгли къ мрамъ, не скажу крайнимъ, но неблагоразумнымъ. Винить ихъ, однако, никоимъ образомъ нельзя (онъ задумчиво посмотрлъ на коменданта, желая дать понять Чарльстону, чтобы онъ былъ осторожне). Но оставимъ это, другъ мой, и поговоримъ о чемъ-нибудь другомъ. Благодарю васъ за ваше доброе намреніе, но вспомните, что не дале, какъ вчера, вы высказали мн, что не занимаетесь политикой и совершенно незнакомы съ нею. Не знаю, но мн кажется, что это очень благоразумно съ вашей стороны. Политика и наука самоуправленія хотя и имютъ дло съ общими принципами, но могутъ сдлать изъ человка чуткаго энтузіаста. То, что было бы благомъ для него, онъ слишкомъ часто считаетъ благомъ и для другихъ, и потому считаетъ возможнымъ примнить свои принципы къ благу общественному, твердо вря, что все, что хорошо для всхъ, должно быть неизбжно хорошо и для него. Этотъ индивидуализмъ — наше природное свойство. Но мы,— сказалъ Перкинсъ, весело улыбаясь,— опять уклонились въ сторону. Возьмемъ другую тему. Поговоримъ о васъ самихъ, мистеръ Чарльстонъ. У васъ отличный видъ, сэръ! Могу сказать, что я никогда еще не видалъ васъ такимъ молодцомъ. Позвольте мн поздравить васъ. Здоровье составляетъ законное право молодости. Сохраните же и здоровье и молодость!

Онъ снова съ особенною сердечностью пожалъ руку Чарльстону.

У дверей произошла какая-то суматоха, и вниманіе коменданта было отвлечено въ ту сторону. Чарльстонъ воспользовался этимъ и скороговоркой шепнулъ Перкинсу:

— Скажите мн… серьезно ли ваше дло?

Сеніоръ Перкинсъ пожалъ плечами и посмотрлъ съ благодарной улыбкой на Чарльстона.

— Вы уже общали мн просмотрть рукописи и вс бумаги вашей усопшей подруги, привести ихъ въ порядокъ и постараться разыскать ея родныхъ. Хотя и это не особенно важно.

— Я говорю совсмъ не о томъ,— сказалъ съ сильнымъ волненіемъ Чарльстонъ.— Я…

Но Перкинсъ остановилъ его жестомъ, такъ какъ въ это время возвратился комендантъ.

Донъ Мигуэль приблизился къ нимъ съ крайне встревоженнымъ видомъ.

— Я уступилъ просьбамъ двухъ дамъ, донны Элеоноры и сеніоры Маркгемъ, которыя желаютъ повидаться съ вами,— сказалъ онъ сеніору Перкинсу.— Желаете? Я сказалъ имъ, что время не терпитъ.

— Но вы, надюсь, не сказали имъ ничего больше?— шопотомъ спросилъ онъ коменданта такъ, чтобы Чарльстонъ не могъ его разслышать.

— Нтъ.

— Въ такомъ случа пусть он войдутъ.

Комендантъ подалъ знакъ страж, стоявшей у входа, и въ комнату вошли миссисъ Маркгемъ и миссъ Кинъ. Маленькая двочка, одна изъ ученицъ Элеоноры, увидя ее, побжала за нею и прошмыгнула въ комнату, но при вид коменданта испугалась и, повинуясь своему дтскому инстинкту, бросилась къ Перкинсу, ища защиты. Флибустьеръ улыбнулся, взялъ ее на руки и сталъ съ отеческою нжностью гладить ее рукою по плечу. Другую руку онъ протянулъ вошедшимъ.

— Комендантъ,— быстро заговорила миссисъ Маркгемъ,— говоритъ, что это противъ правилъ, что время, назначенное для посщеній, уже прошло, что у васъ теперь вашъ другъ и Богъ всть что еще. Но я объявила ему, что я непремнно должна повидать васъ, хотя бы для того, чтобы сказать вамъ, что если здсь и произошло что-нибудь скверное, то мы, Сусанна и Джемсъ Маркгемъ, знать этого не хотимъ! Мы васъ считаемъ порядочнымъ и честнымъ человкомъ — и больше ничего! Если мы здсь ничего не можемъ сдлать, то мы сдлаемъ все, что возможно, въ Мексик, куда мы будемъ сопровождалъ васъ! Вотъ!

— А я,— сказала Элеонора, протягивая сеніору Перкинсу руку,— знаю, что мой другъ, который находится теперь около васъ, поможетъ мн доказать вамъ на дл мою искреннюю симпатію.

Сеніоръ Перкинсъ выпрямился и, съ гордостью посмотрвъ на коменданта, произнесъ:

— Слышать такія рчи изъ столь прекрасныхъ и краснорчивыхъ устъ — слишкомъ большое счастье для меня! Я въ жизни своей уже неоднократно наслаждался симпатіями представительницъ вашего благороднаго пола. (Лицо Перкинса улыбалось, но глаза затуманились и приняли горестное выраженіе). Послднею моею нжною и безкорыстною привязанностью была миссисъ Эвфимія Макъ-Коркль изъ Пеоры въ Иллинойс, дама, о которой я часто имлъ удовольствіе бесдовать съ вами. Увы, ея ужъ нтъ! Нсколько строкъ, набросанныхъ ею и лежащихъ на этомъ стол, я преподношу вамъ, миссисъ Маркгемъ. Но поговоримъ о другомъ. Вы смотрите хорошо и вы также, миссъ Кинъ. Судя по розамъ, которыя цвтутъ на вашихъ щекахъ, сырой воздухъ Тодосъ-Сантоса не повредилъ вашему здоровью. Я счастливъ при мысли, что вы простили мн свое вынужденное пребываніе здсь.

По знаку коменданта онъ умолкъ, отступилъ назадъ, низко поклонился, и дамы поняли, что краткая аудіенція окончилась. Проходя черезъ ворота, он обернулись и еще разъ увидли Перкинса: онъ стоялъ, держа на рукахъ двочку и нжно улыбался имъ вслдъ. Затмъ массивныя двери закрылись съ визгомъ, засовы задвинулись, и входъ во дворъ сталъ недоступенъ. . . . . . . . . . . . . . . . .

Нсколько минутъ спустя наши три друга огибали крайній уголъ укрпленій, спускаясь къ морю. Они молча достигли песчанаго берега. Ихъ угнетали тяжелыя предчувствія.

Вдругъ за ними раздался какой-то громкій трескъ, словно что-то огромное упало и разбилось въ куски. Они остановились. Чарльстонъ быстро обернулся. Небольшой столбъ дыма поднимался со двора, смшиваясь съ туманомъ. Оттуда же послышался отдаленный крикъ: ‘Богъ и свобода!’

Поспшно извинившись передъ дамами, Чарльстонъ побжалъ обратно и достигъ воротъ какъ разъ въ то время, когда они раскрылись и изъ нихъ мрнымъ шагомъ выступилъ отрядъ солдатъ. Чарльстонъ вбжалъ во дворъ. Первый предметъ, который попался ему на глаза, была шляпа сеніора Перкинса, валявшаяся на земл у стны — ужасное и краснорчивое доказательство, что она больше не нужна своему владльцу, Въ нсколькихъ шагахъ отъ нея лежалъ и самъ онъ съ двадцатью мексиканскими пулями въ груди, съ кротко улыбающимся лицомъ, обращеннымъ къ небу, словно покорно принявшимъ ршеніе Верховнаго Судьи. Онъ былъ мертвъ! Душа освободителя Квинквинамбо и многихъ другихъ народовъ, боле или мене угнетенныхъ и боле или мене неблагодарныхъ, сама, наконецъ, освободилась!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Со смертью сеніора Перкинса окончился крестовый походъ на ‘Эксцельсіор’. Подъ командой капитана Бенкера корабль былъ отправленъ въ Мазатланъ, увозя изгнанныхъ и осужденныхъ американцевъ: Бенкса, Бреса, Винслоу и Кросби, а также съ разршенія совта — ихъ соотечественниковъ и друзей, Бриммера и Маркгема и дамъ: миссисъ Бриммеръ и Маркгемъ и миссъ Чеббъ. Только Чарльстонъ и миссъ Кинъ получили приглашеніе остаться, но въ силу нкоторыхъ соображеній, приглашеніе остаться въ Тодосъ-Сантос было любезно сдлано и Ричарду Кину, при чемъ ему было предоставлено право разрабатывать рудники и воздлывать земли, пріобртенныя Чарльстономъ и Киномъ отъ изгнанныхъ соотечественниковъ. Любезность совта Тодосъ-Сантоса пошла еще дальше — къ фирм ‘мистеръ и миссисъ Чарльстонъ’ онъ разршилъ присоединить фирму ‘мистеръ и миссисъ Кинъ’, такъ какъ алькадъ не отказалъ Ричарду Кину, попросившему руки пикантной донны Изабеллы. Такимъ образомъ образовалась просто фирма ‘Чарльстонъ и Кинъ’. Хотя портъ Тодосъ-Сантосъ былъ объявленъ открытымъ для коммерческихъ кораблей, но фирма эта долгое время монополизировала торговлю. Она пріобрла большую извстность и пользовалась прекрасной репутаціей, это былъ одинъ изъ разсадниковъ промышленнаго прогресса на побережь Тихаго океана. Немало содйствовала ея процвтанію умная, прелестная хозяйка Эксцельсіор-Лоджа, виллы Джемса Чарльстона, главы фирмы. Подъ навсомъ ея веранды онъ часто мирно бесдовалъ съ своимъ врнымъ другомъ падре Эстебаномъ, который жилъ въ полномъ мир и согласіи съ еретиками. Вс политическія дрязги были забыты.

— Я вдь вамъ говорила тогда, что вы знатная особа, — помните?— Такъ говоритъ иногда Элеонор миссисъ Изабелла Кинъ.— Вотъ видите, я была права!

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙБРЕТЪ-ГАРТА

Крестовый походъ на ‘Эксцельсіор‘.

ЧАСТЬ I.

I.Первое предзнаменованіе.

II.Второе предзнаменованіе.

III.Въ туман.

IV.Тодосъ-Сантосъ.

V.Добрый путь.

VI.Тюрьма въ саду.

VII.Въ святомъ мст.

VIII.Разоблаченіе тайны.

IX.Побгъ капитана.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.Плакальщики въ Санъ-Франциско.

II.Плакальщики въ Тодосъ-Сантос.

III.Международныя любезности.

IV.Лучъ свта.

V.Тучи и перемны.

VI.Боле важный пріздъ.

VII.Возвращеніе ‘Эксцельсіора’.

VIII.Заложникъ.

IX.Освобожденный.

Читайте также: