Краткая хроника жизни и творчества Сергея Клычкова, Клычков Сергей Антонович, Год: 1982

Время на прочтение: 20 минут(ы)
Сергей Антонович Клычков (Лешенков) (1889-1937).
Издание: Сергей Клычков, ‘Сахарный немец’, Роман. Изд-во: YMCA-PRESS, Париж, 1982.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 31 октября 2002.
Библиотека Александра Белоусенко — belousenkolib.narod.ru

КРАТКАЯ ХРОНИКА ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА СЕРГЕЯ КЛЫЧКОВА

1889
1 (13) июля в староверской семье родился Сергей Антонович Клычков (деревенское прозвище — Лешенков):
Родился я в 1889 году в июне месяце в деревне Дубровки, Тверской губернии, Калязинс-кого уезда — ныне Московской губернии, Ленинского уезда. Детство мое протекло с глазу на глаз с бабкой Авдотьей. Лес у нас в ту пору стоял почти у окон заповедный, мимо крыльца лоси ходили в метели, в лесу водилась разная диковина, и вообще было все, если теперь вспомнить, как выдуманное… Мать с отцом промышляли в городе (земля у нас не кормит, тверская скудная земля*) — сначала у хозяев, потом и своим кустом. Таким образом, семья наша не чисто крестьянская, а полупромышленного, кустарного типа, как и вся округа знаменитого б. Талдома, ныне города Ленинска (полторы версты от Дубровок), очень упорная, на редкость трудолюбивая, предприимчивая, чем и объясняется сравнительный достаток, к которому пробился отец сквозь вопиющую бедность: дедушка оставил после себя худую избу на выгоне, я хорошо еще помню ее — в ней всегда дождик шел гораздо дольше, чем на улице!
(С. Клычков, ‘Автобиография’, в кн. Серый барин, Харьков,1926).
* Из стихотворения А. Ахматовой ‘Ты знаешь, я томлюсь в неволе…’ (1913).
Я родился на постели
Колких игол, мхов,
Я качался в колыбели
Смоляных сучков (…)
Хмурый, дикий, в дымной хате
Я с шишигой рос.
Шел я в чаще, как в палате,
А вокруг толпились рати
Сосен-старцев величавых, и седых, как лунь, берез.
(‘Лесовик’, Белый камень, альманах первый, М., 1907)
Была над рекой долина,
В дремучем лесу у села,
Под вечер, сбирая малину,
На ней меня мать родила…
(Дубравна, М., 1918, стр. 11. См. наст. изд. стр. 184, 244).
1898
Родился брат Клычкова, Алексей Антонович (Сечинский).
1900
После земской школы в Талдоме, Клычков поступил в московское реальное училище И. И. Фидлера (в Лобковском пер.) и по милости его директора был освобожден от платы за обучение.
1903
Родилась сестра Клычкова, Вера Антоновна (Пелагушка в Сахарном немце).
1904
Погибла под поездом бабушка Клычкова — ‘лесная бабка Авдотья’. Познакомился в Москве с Евгенией Александровной Лобовой, которая в 1908 вышла замуж за купца Кузмина: ‘От несчастной любви вздумал я было наложить на себя руки’ (‘Автобиография’). Но война прибрала Кузмина в 1915 г., и Клычков повенчался с Е. А. в 1918 г. Эта первая любовь Клычкова отражена в Сахарном немце (история Клаши и Зайчика).
1905
Декабрь. Клычков участвовал в восстании:
‘В моей студии постоянно собиралась революционно настроенная молодежь (…) Володя и Митя Волнухины [эсеры] — сыновья Сергея Михайловича Волнухина, паровозный машинист Дмитрий Добролюбов [анархист], телеграфист Ваня Овсянников и его брат Александр — студент Инженер-ного училища, Георгий Ермолаев, поэт Сергей Клычков, бронзолитейщик Савинский [большевик] составили костяк будущей боевой дружины (…) Наша дружина решила забаррикадировать Арбат (…) Дружина охраняла выстроенные за один день баррикады от ресторана ‘Прага’ до Смоленского рынка. Ночевали у меня на чердаке (…) Десять дней держали мы в своих руках Арбат’.
(С. Т. Коненков, Мой век, М., 1972, стр. 136-137).
‘Сергея Антоновича Клычкова я знал как самого прогрессивного гражданина нашей великой Родины… Будучи в Москве, С. Клычков был активным проповедником освобождения рабочего класса из-под гнета эксплуататоров и даже с оружием в руках выступал против царизма… Эти несколько строк да будут воспоминанием о Клычкове, как о прекрасном поэте и стойком борце за права человека’.
(С. Т. Коненков, неизданная записка 1956 г., цитируемая в кн. А.В. Кулинича Новаторство и традиции в русской советской поэзии двадцатых годов, Киев, 1967, стр. 73).
1907
Литературные дебюты Клычкова: 3 стихотворения и два рассказа опубликованы в трех московских журналах и альманахах (Белый Камень, Двухнедельник литературы и искусства — Вестник Общества ‘Самообразование’ и Сполохи). 12 декабря: письмо В. Вересаева И. Бунину:
‘У меня был вчера молодой поэт Клычков, о котором я вам говорил… Если найдете стихи стоящими (мне они очень нравятся), то, может быть, посодействуете ему в их напечатании’.
(Литературное наследство, т. 84, кн. 2, стр. 461).
1908
Февраль: в сопровождении М. И. Чайковского (‘память о котором храню, как святыню’ — ‘Автобиография’) Клычков, после попытки самоубийства, поехал в Италию, на Капри, где познакомился с Горьким и Луначарским. Осенью Клычков поступил на историко-филологический факультет Московского университета, но курса не кончил.
Дружил с поэтами С. М. Соловьевым и П. А. Журовым.
1909
Клычков посещает символистский кружок Эллиса у скульптора К.Ф. Крахта.
1910
Пешее путешествие вверх по Волге от Савелова до Клина с П. А. Журовым.
Конец года: в книгоиздательстве ‘Альциона’ вышел первый поэтический сборник Клычкова (датированный 11-м годом) — Песни (Печаль—Радость—Лада—Бова) , 68 стр., 1 000 экз.
1911
Отзывы Гумилева, Брюсова, Городецкого, Волошина и др. о Песнях.
В Антологии книгоиздательства Мусагет напечатаны 7 новых стихотворений Клычкова, отмеченных в печати Гумилевым, Городецким, Брюсовым и Львовым-Рогачевским. Осенью: познако-мился и подружился с поэтессой Любовью Никитичной Столицей и с С. Городецким.
Из письма Клычкова П. А. Журову от 23 октября:
‘Слава Богу, я опять полон счастьем своим одиноким, как пруд наш весной, и стихи-рифмы в моей душе полощатся, как утки, зазывая с реки диких селезней!’
(П. А. Журов. ‘Две встречи с молодым Клычковым’, Русская литература, 1971, No 2, стр. 152).
1912
Я дурно кончу, не кончить нельзя, потому что не может век блаженство, блаженство в раю, — а я на земле! Все равно предадим жизнь свою мечте и снесем души наши, как цветы, на ее жертвен-ник! Ты, друг, никогда не чуял… обреченности! Поэт живет почти как наш добрый Миша-бычок: ест дуранду в охотку, а инстинктом чувствует, что долго ли, коротко придет Нил-пастух и ткнет ему в глотку ножиком!
(Из письма Клычкова П. А. Журову, ук. ст. стр. 153, см. наст. изд. стр. 374).
1913
Весной: совершил вместе с Г. Забежинским ‘паломничество в старинный монастырь около г. Дмитрова’ (Новый Журнал, 1952, No 29).
— В июне совершил паломничество на озеро Светлояр (Китеж) с П. А. Журовым.
‘Во все время пути он [Клычков] был бодр, ясен и весел. Он много пел. Любимый его репертуар: ‘Родила меня мать в гололедицу’ и ‘Думы мои за море летят’ (‘Талисман’ и ‘Самакан’ А. Н. Толстого), ‘Гармоника, гармоника’ (Ал. Блок), ‘Я надену черную рубашку’ (Н. Клюев) и духовные стихи: ‘Град пречудный на Востоке’ и стих о блудном сыне’.
(П. А. Журов, ук. ст. стр. 151).
— август: в книгоиздательстве ‘Альциона’ вышел в свет второй поэтический сборник Клычко-ва Потаенный сад (94 стр., 1 000 экз). Были положительные рецензии Вяч. Полонского, Львова-Рогачевского, Городецкого и др.
— Состоит сотрудником журналов Современный мир, Северные записки и Новое вино (журнал ‘голгофских христиан’).
— Из письма Клычкова П.А. Журову:
‘С осени: я не бродяга, я… конторщик! Поступаю на службу, надо денег, денег, братишка будет учиться, надо будет денег! Из дома едва ли будут давать — нету! Отец пьет напропа-лую, мать — хворая! (…) У меня нет зависти к богатым людям, но искренне страдаю, глядя, как мало для иных значит слово есть!’ (Ук. ст. стр. 151).
1914
Из письма Клычкова П.А. Журову начала года:
‘Канителюсь со своей хроникой [задуманная повесть о старой деревне], который раз начи-наю опять сначала, стихи же почти совсем не пишу (…) Хочется мне, милый друг, написать свою прозу так, чтобы от нее не оторваться, чтобы все было по-иному, не как теперь пишут’.
(Ук. ст. стр. 154).
Критически относится к акмеизму:
‘В наше же время если какой писатель и любит жизнь, так уж непременно с высоты какого-либо умозрения. Адамизм — вот тебе наиболее яркий пример (…) Жалко мне, что Городецкий спутался с их дикой компанией. Все они очень культурные люди — но вот, мой друг, пример еще того, что и культура изощренная иногда куда хуже открытого варварства. Господи поми-луй, недавно узнал, что и Клюев там, куда этого-то нелегкая несет? Я счастлив, что я до сих пор в стороне от этой литературной возни и маскарада культурных зверей. Бог с ней, с известнос-тью, если она в зависимости от этого пройдет мимо моего окошка. Черт с ней!’ (Там же).
— Стихотворения Клычкова напечатаны в Ежемесячном журнале, в Заветах No 6 (6 стихотворе-ний из цикла ‘Дубравна’), в антологии Избранные стихи русских поэтов (14 стихотворений).
— В июле он призван в армию (общая мобилизация произошла 18 июля по ст. ст.) и служит в 727-ом Зубовском полку, в Гельсингфорсе. — В Биржевых ведомостях от 14 сентября напечатана статья С. Городецкого ‘Воин-поэт’, посвященная Клычкову:
Он был курчав, носил длинные волосы и пел свои сладостные песни про Леля и Ладу, слагал небылицы про лешего и другую милую русскую нечисть.
Судьба его была красивая, крестьянская.
Самое рождение его было поэтично: родила его мать в малиновых кустах (…)
И вот, вдруг, вместо кудрявого поэта приходит солдат, в походной форме, остриженный, обученный всему военному искусству, с огнем войны в черных глазах.
Поэт стал воином, загорел, погрубел, поздоровел.
Поэт стал отличным воином.
Поэзия такое дело, после которого ко всему годишься (…)
На войну ушло немало поэтов.
На войне московский поэт Сергей Кречетов.
Воюет Гумилев.
В солдатах Сергей Клычков (…)
Но музе он остался верен.
И его песни уже распевают солдаты.
Наспех, при кратком свидании, он прочел две из них.
Была раньше солдатская песня такая:
‘Это верно, это, братцы, верно,
Что лежал я на скале…’
И вот, на мотив этой распространенной песни теперь поют новую, клычковскую, куда более поэтичную, чем прежняя:
‘Рано солнце из тумана встало
Провожать солдат на поход’ (…)
Песня солдатам понравилась и скоро привилась. [см. наст. изд. стр. 30]. (…)
Лихо голосили бабы на деревне, провожая Клычкова на войну. Деревня любит своих песенников.
С пожеланием победы и счастливого возвращения провожает русская литература своих детей на эту великую войну.
От всех солдат своих Россия ждет победы.
А от солдат-поэтов ждет победы и песен’.
1915
25 октября: стихи Клычкова прочтены на вечере крестьянских поэтов, организованном обществом ‘Краса’ и Городецким в петроградском Тенишевском училище (Моховая, 33).
1916
Служит младшим офицером в Гельсингфорсе. Во второй половине года был переведен на западный фронт. (См. начало Сахарного немца).
‘Провожая меня, мне говорил Клюев о Клычкове, он в Гельсингфорсе и ноет’. (Письмо Есенина Л.Н. Столице от 28 июня).
Написал прощальное письмо Е. А. Лобовой: он назначен в опасный десант, который был потом отменен (см. наст. изд. стр. 19, 27).
1917
Служит в батарее 4-го осадного артиллерийского полка, на западном фронте (см. письмо П. А. Журову от 1 января, наст, изд., стр. 427). Назначен в батарею в Балаклавской бухте (Крым).
В марте находится в Петрограде. Революционно настроен.
1918
Начало года: венчание с Е. А. Лобовой в церкви на Покровке. Шафером был С.Т. Коненков. Осенью: дружба с Есениным и работа в Пролеткульте: он поступил на службу в канцелярию Московского Пролеткульта (ныне Дом Дружбы на пр. Калинина) и жил в ванной комнате купцов Морозовых. Приехавший из Петрограда Есенин поселился у него:
‘Они были веселы и писали, как никогда’. (Н. Полетаев, ‘Есенин за 8 лет’, см. также воспоминания о Есенине М. Мурашева и Л. Повицкого).
‘Прав поэт, истинно прекрасный народный поэт, Сергей Клычков, говорящий нам, что
Уж несется предзорняя конница,
Утонувши в тумане по грудь.
И березки прощаются, клонятся,
Словно в дальний собралися путь.
Он первый увидел, что земля поехала, он видит, что эта предзорняя конница увозит ее к новым берегам, он видит, что березки, сидящие в телеге земли, прощаются с нашей старой орбитой, старым воздухом и старыми тучами’. (С. Есенин. ‘Ключи Марии’, Собрание сочинений в 6тт., т. 5, М., 1979, стр. 189 и первоначальная редакция стр. 276-276).
‘Одно время сблизился я с Сергеем Клычковым, поэтом очень близким мне по духу. Тогда я писал ‘Ключи Марии’ и собирался вместе с ним объявить себя приверженцем нового течения ‘Аггелизм’. (И. Розанов. Есенин о себе и других, М., 1926. Об ‘аггелизме’ см. Саhiers du Monde russe et sovietiquе, 1977, XVIII (1-2), стр. 33-60.
Сентябрь: совместно с Есениным, П. Орешиным, А. Белым и Л. Повицким организовал книгоиздательство ‘Московская Трудовая Артель Художников Слова’ (МТАХС), выпустившее в 1918 две книги стихов Клычкова: Потаенный сад (изд. 2-ое, цена 4 р.) и Дубравну. — Вместе с Есениным, Орешиным и Коненковым подписал ‘заявление инициативной группы крестьянских поэтов и писателей об образовании крестьянской секции при Московском Пролеткульте’. (Предложение принято не было).
— Октябрь: написал заявление в Отдел изобразительных искусств Наркомпроса о выдаче аванса в связи с работой, совместно с Есениным, над монографией о Коненкове.
— В сентябре-октябре журналы Рабочий мир и Вестник жизни напечатали стихотворения Клычкова.
— 7 ноября при открытии, в присутствии Ленина, мемориальной доски Коненкова ‘павшим в борьбе за мир и братство народов’ исполнялась ‘Кантата’, написанная Есениным, Клычковым и Герасимовым.
— Совместно с Герасимовым, Есениным и Н. Павлович написал киносценарий ‘Зовущие зори’.
— В журнале Московского Пролеткульта Горн (No 1) напечатаны статья Клычкова (под именем С. Лешенкова) ‘К скульптурам Коненкова’ и рецензия на сборник пролетарских поэтов Завод огнекрылый.
1919
Клычков находился в Крыму с женой:
‘Во время войны Клычков был 4 года в армии, два года у белых и был ими дважды приговорен к смертной казни’. (В. Тарсис, Современные русские писатели. Л., 1930, стр. 107).
Издательством МТАХС выпущены в свет книги Потаенный сад (цена 14 р.) и Кольцо Лады в количестве 5000 экз., с датой ‘второй год 1-го века’.
1921
[Клычков] ‘только что возвратился из Крыма. Там он был приговорен к расстрелу ‘белыми’ и благодаря случайности уцелел.
Вид у К. был ужаснейший, оборванный, грязный. Заросший волосами, босой, с большой суковатой палкой в руках. Хриплый говор на о. Все это меня тогда странно удивило (…) Я оставался с К. Он рассказал мне о своих злоключениях в Крыму, добавив:
— Вот пришел просить Серьгу [Есенина] о вспомоществовании. Православная душа в помощи не откажет.
‘Православная’ же душа в это время, как оказалось впоследствии, обедала в соседней комнате в обществе иностранца. А когда К. заикнулся по дружбе:
— Нет у тебя, Серьга, лишних сапог? — то Есенин безучастно посоветовал ему обратиться к Луначарскому, у которого действительно тот и нашел впоследствии поддержку.
Неожиданностью такого оборота дела К. настолько был поражен, что глаза у него налились слезами, руки задрожали, и он только сумел выговорить:
— Ну, я пойду. Прощай’.
(И. Старцев. ‘Мои встречи с Есениным’, в кн. С.А. Есенин. Воспоминания, под ред. И. В. Евдокимова, М.-Л., 1926, стр. 64-65).
1922
Первый квартал года: Клычков стал литературным секретарем отдела прозы в журнале Красная новь. Поселился в ‘Доме Герцена’.
— В феврале послал 2 миллиона рублей голодающему Клюеву.
— В апреле отредактировал повесть Либединского Неделя:
‘Почему ‘Неделя’ так хорошо была встречена? Потому что она хорошо написана? Нет. Написана она по-ученически, растянуто и бледно. Автор даже не развернул сюжета и не мог отчетливо разбить повесть на главы. Немало помощнику тов. Вороненого, Клычкову, пришлось поработать над ее разбивкой и над ее сокращением’. (Ю. Либединский. ‘К вопросу о личности художника’. На посту. 1924, No 1, стб. 66, см. также Современники. М., 1968, стр. 25-27. В 1949 Либединский радикально переработал свою повесть).
— Летом М. Пришвин с семьей поселился в Дубровках, в доме Клычковых (до весны 1924 г.).
— 30 октября в еженедельнике Новости (Московский понедельник) напечатана статья Клычкова об искусстве (за Пушкина против формализма, футуризма и имажинизма) под названием ‘Утверж-дение простоты’ (перепечатана с изменениями в Красной нови, 1923, No 3 под названием ‘Лысая гора’).
— Клычков — участник вечеров и собраний литературных объединений Дом Печати, Звено, Всероссийский союз писателей, Никитинские субботники, Союз поэтов. Он один из поэтов, ‘жививших литературные организации Москвы в 1922 г.’ (Корабль, 1922, No 5-6, стр. 37).
— В течение года следующие журналы, альманахи и газеты поместили стихотворения Клычкова: Красная новь, Красный журнал для всех, Новая жизнь, Наши дни, Московский понедельник, Новый быт и Начало (Иваново-Вознесенск), Эпопея и Сполохи (Берлин), Красная газета.
1923
Рождение дочери Клычкова Евгении Сергеевны.
В феврале издательством ‘Госиздат’ выпущена книга Гость чудесный (Избранные стихотворения) , 80 стр., 3000 экз. (5 рецензий), и издательством ‘Круг’ — Домашние песни (‘Пятая книга стихов’), 64 стр., 3000 экз.
— В октябре подписал заявление группы крестьянских поэтов и писателей ‘об уделении со стороны рабоче-крестьянской власти внимания к нашим творческим достижениям’ и возможности самостоятельно издавать свои книги. (См. Русская литература, 1972, No 3, стр. 167).
— 20 ноября Есенин, Орешин, Клычков и Ганин арестованы в нетрезвом виде по обвинению в разговорах о ‘жидовской власти’:
‘Очень интересно узнать, какие же литературные двери откроются перед этими советскими альфон-синами после их выхода из милиции, и как велико долготерпение тех, кто с ‘попутчиками’ этого сорта безуспешно возится в стремлении их переделать’.
(Л. Сосновский. ‘Испорченный праздник’, Рабочоя газета No 264, Рабочая Москва No 262 и Жизнь искусства No48).
— 12 декабря состоялся товарищеский суд по ‘делу 4-х поэтов’:
‘Писатель А. Эфрос указывал, что с поэтами Орешиным и Клычковым он встречается ежедневно в течение нескольких лет, и не заметил с их стороны никаких антисемитских выпадов, хотя, как еврей, он был бы к ним особенно чуток. Такое же показание сделал писатель Андрей Соболь’.
(Известия ВЦИК, 12 декабря, стр. 5).
‘Суд считает, что инцидент с четырьмя поэтами (…) не должен служить в дальнейшем поводом или аргументом для сведения литературных счетов, и что поэты Есенин, Клычков, Орешин и Ганин, ставшие в советские ряды в тяжелый период революции, должны иметь полную возможность по-прежнему продолжать свою литературную работу’. (Известия ВЦИК, 15 декабря) .
— В течение года следующие журналы, альманахи и газеты поместили стихотворения Клычко-ва: Красная новь, Красная нива, Красный журнал для всех, Огонек, Недра, Студенческая мысль (Саратов), Ткач (Иваново-Вознесенск), Литературное приложение газеты Накануне (Берлин).
1924
Март: ‘Готова к печати книга статей ‘Литературные мечтания’. (Зори, 1924, No 9, стр. 16. Издана не была).
— 31 марта: письмо Горького Клычкову по поводу Сахарного немца (см. наст. изд. стр. 443).
— В мае подписал письмо группы писателей-‘попутчиков’ в Отдел печати ЦК РКП(б) с протестом против ‘огульных нападок’ ‘На посту’.
— В Прожекторе от 31 июля напечатан отрывок из первой главы Сахарного немца (‘Из книги Живота и Смерти’).
— Составил вместе с Львовым-Рогачевским и Орешиным опись литературного наследства А.В. Ширяевца.
— Ответил на анкету о Пушкине:
‘Чувство влечения к Пушкину, любви к его поэзии — как чувство голода, жажды: почти физическое чувство. В разгар футуризма и поэтического атеизма, Пушкин для меня всегда был образом утешения, успокоения и надежды (…)’ (Книга о книгах, 1924, No 6-6, стр. 18).
— 25 октября Клычков прочел отрывок из романа Сахарный немец на вечере ‘Никитинских субботников’.
1925
В издательстве ‘Современные проблемы’ вышел в свет Сахарный немец (303 стр., 5000 экз.). Были рецензии Г. Якубовского, В. Правдухина, А. Лежнева, П. Медведева, Д. Горбова.
— В издательстве ‘Недра’ вышел рассказ Двенадцатая рота (часть первой главы и вторая глава Сахарного немца (тиражом 15000 экз.).
— Отрывки из романа Сорочье царство (Чертухинский балакирь) напечатаны в альманахе Круг No 5 и в Красной нови No 7.
— Письмо Воронского Горькому от 20 августа:
‘Клычков совсем расписался, у него готова вторая повесть ‘Чертухинский балакирь’, очень свежая и неплохая. Кажется, лучше ‘Сахарного немца’, который мне нравится’. (Архив Горького, т. X, кн. 2, М., 1965, стр.23).
— После перерыва, связанного с удалением Воровского из руководства Красной нови, Клычков вновь секретарь Красной нови (до середины 1927).
1926
Чертухинский балакирь напечатан в NoNo 1-9 Нового мира и вышел отдельным изданием в Госиздате с предисловием Г. Лелевича и портретом автора (тираж — 5000 экз.). Были рецензии А. Воронского, Г. Лелевича, Г. Мунблита, А. Лежнева, Н. Анциферова, Г. Адамовича и др.
‘С. А. Клычков находит, что его ‘Чертухинского балакиря’ можно было резать несколько меньше. В частности, он полагает, что купюры, сделанные в апрельской книжке [Нового мира], разрывают фабулу и сделают кое-что непонятным для читателей. Если Вы руководствуетесь при этом соображениями о том, что нас обвиняют в ‘содействии суевериям’ и т.п., я опять повторяю Вам: охотно возьму на себя полную ответственность перед партией за такую ‘религиозную пропаганду’, прямо заявлю всем и каждому, что я настаивал, что я давил на Вас в таком направлении. На всякий случай я делаю ‘подготовку’: заставил прочитать ‘Балакиря’ Калинина, надеюсь заставить прочитать Енукидзе и т.д. (…)’. (Письмо И. Сквор-цова-Степанова Вяч. Полонскому от 5 апреля 1926, Новый мир 1964,No5, стр. 212).
‘Читали вы роман Клычкова ‘Чертухинский балакирь’? Вот — неожиданная книга! Это 1926 г. в коммунистическом и материалистическом государстве! А того неожиданнее — предисловие Лелевича.
Да — ‘крепок татарин — не изломится!
А и жиловат, собака, — не изорвется!’
Это я цитирую Илью Муромца в качестве комплимента упрямому россиянину’. (Письмо Горького Пришвину от 17 октября 1926, Литературное наследство,т. 70, стр. 335).
‘Фантастика Клычкова смертельно ранена. Это — фантастика с ножом в сердце. Она еще смело глядит в лицо дня, но она истекает кровью и знает, что умирает’. (А. Лежнев. ‘Три книги’, Печать и революция, 1926, No8, стр.81).
— В Харькове, в издательстве ‘Пролетарий’, вышел сборник рассказов (из романов Клычкова) Серый барин с предисловием Д. Горбова, автобиографией и портретом автора (там перепечатана глава ‘Мокрые окопы’ из Сахарного немца).
Луначарский написал рецензию о (неизданной) пьесе Клычкова Доброе царство.
1927
Вышли книги Талисман (Стихи, рецензия М. Зенкевича) и, в Харькове, Последний Лель (Сахар-ный немец без первых двух глав, с добавлением последней главки ‘Первый снег’ и с небольшими изменениями).
— Отрывки из Князя мира напечатаны в Красной нови, и роман напечатан с купюрами в Молодой Гвардии (NoNo 9-12) под названием Темный корень.
1928
Издательством ‘Круг’ издан Князь мира (408 стр., 5000 экз., 4 рецензии).
‘И в художественном отношении, и по глубине анализа некоторых явлений нынешнего времени у Федина Братья, и прошлого — у Клычкова, эти романы мне кажутся самыми замечательными и такими, которые несомненно войдут прочно в нашу литературу’. (А. В. Луначарский. ‘Литературный год’, Красная панорама, 1919, No 1).
В издательстве ‘Круг’ вышел в свет вторым изданием Чертухинский балакирь. В Польше переведен Чертухинский балакирь (изд. АLFА, перевел Ян Барски).
‘Когда зайдет речь о крестьянской литературе, историк назовет не имя Деева-Хомяковского и даже не П. Замойского, а Сергея Клычкова — самого крупного и замечательного художника, выдвинутого русской деревней’. (Вяч. Полонский, Известия ВЦИК от 7 ноября).
В Революции и Культуре No 18 напечатана первая статья О. Бескина (‘прокуратура от литературы’, по выражению Луначарского) против Клычкова и ‘крестьянских поэтов’ (‘Россеяне’).
1929
В 1929-1931 на страницах Нового мира, с одной стороны, и Земли советской, Печати и революции, На литературном посту, Перелома, Литературной газеты, Правды и др. — с другой, развернулась полемика о том, ‘кого считать крестьянским писателем’. Вяч. Полонский, в Новом мире, защищал Клычкова от нападок О. Бескина и др. — В Литера-турной газете от 30 сентября в статье ‘О зайце, зажигающем спички’ (намек на ‘Злые заметки’ Бухарина), Клычков отвечал на статью О. Бескина ‘Бард кулацкой деревни’ (Печать и революция, 1929, No 7):
‘Защищаться от нападений критики — для писателя занятие малопроизводительное, дело муторное, спорить же с ней, что препираться со сварливой тещей, ибо, по мудрому изречению Пушкина, критика современников — слепая и близорукая старуха (…)
Должен со всей искренностью и прямотой заявить, что, несмотря на свою глубокую диверсию в прошлое, право на которую буду я отстаивать до последнего издыхания, я, как писатель, целиком обязан всем революции, перекроившей тихого лирика в романиста с планами, еще раз повторяю, может, увы, неосуществимыми, осуществленными пока что наполовину, а за такое рождение даже и неудачный художник редко когда не любит своей матери, даже и в тех случаях, когда становится для него мачехой (…)
Я спрашиваю сейчас прокуроров, зычно обвиняющих меня в проповеди кулачества, спрашиваю: кто так писал о крепостном праве, можно ли, честно ли образ жирнобрюхого чудища сопрячь с образом села Скудилища, центрального образа книги [Князя мира], неужели корни революции всего-навсего начинаются с забастовок пятого года (…)
Не толкайте в спину, литература — не хлебная очередь, а тем более не делайте из писателя прежде времени ‘литературного смертника’, на которых у нас в последнее время создается что-то вроде нездоровой моды, целой системы в критике, Бог весть откуда на двенадцатый год революции обревшей склонность не к строительству в литературе, а к дикой в ее области антропофагии (…)
Читатель, я думаю, не примет за позу, за простую фразу, что пишущему эти строки к нему становится от всего этого муторно, что он в праве не спешить с кораблем, стоящим в верфи, которому, помимо строителя, нужен еще и благодетельный ветер, попутный ветер человеческого внимания и доверия, часто и нежданно делающий с человеческой душой чудеса.
Читатель, надеюсь, поверит, что… страшно…
Мне все же хочется кончить, тем не менее, шуткой: известно, что если зайца долго бить по ушам, то его можно выучить зажигать спички. Охотникам до такой дрессировки я мог бы посоветовать, во время прохождения зайцем трудной науки, не бить по ушам этого зверя поленом, вненарок попадешь ему в темя, и заяц, вместо того, чтобы зажигать бурачок, то ли просто вытянет ноги, то ли, совсем уж, как в сказке, возьмет да и обернется в птицу-кукушку!
А это известная птица.
Ее никто не перекукует!’
В издательстве ‘Федерация’ вышло второе издание Сахарного немца, ‘исправленное и дополненное’ (= наст, переиздание). В его основе лежит Последний Лель 1927 г., с восстановле-нием обеих первых глав.
— Стихотворения Клычкова печатались в Красной нови, Красной ниве, Новом мире, Земле и Фабрике, Литературной газете.
1930
Развод с Евгенией Александровной. Женился на Варваре Николаевне Горбачевой.
— Вышла в издательстве ‘Федерация’ ‘седьмая книга стихотворений’ Клычкова: В гостях у журавлей. Было 7 рецензий (о ‘кулацкой поэзии’ Клычкова).
— 21 апреля была напечатана вторая статья Клычкова в Литературной газете ( в ‘Трибуне писателя’) ‘Свирепый недуг’:
‘Еще лесковский конэсэр советовал ‘не латошить’, приводя в поучение мудрое правило: ‘С первого взгляда глядеть умно на голову…’ И можно теперь уже от себя добавить — не запрягать с хвоста! (…)
На лошадином базаре современной критики (…) удалые ремонтеры нашей словесной армии с превеликой торопливостью и малоосторожностью в заключениях своих хватают, по словам того же лесковского героя, ‘за зашеину, за челку, за храпок, за обрез (не спутайте, пожалуйста, с кулацким!) и за грудной соколок’!
Доморощенный российский конь всех мастей и разных статей при таком осмотре пляшет на все четыре ноги, словно рвется с храбрым всадником на спине в жестокую атаку, храпит, как под бомбой, вскидывая при этом угодливо и ласково далеко не пышным хвостом: не беда, что потом этот конь идет в строю по снежному полю бумаги, еле-еле перебирая подставными ногами, воистину напоминающими подчас протезы идеологии! (…)
К отображению в образах искусства прошлого нашей страны, поскольку дело касается ее религиозной жизни, едва ли можно подходить с методами и мерками современного атеизма, являющего собой не столько философскую систему, сколько в гораздо большей мере практику антицерковности, сводящейся по большей части к попоедству, — у меня совершенно иная задача в той же плоскости: во всех мною изданных книгах, кто не слеп — разглядит отчетливо в них проведенную тему, составляющую одну из главных магистралей, тему богоборчества, чрезвычайно родственную складу и природе русского народа, в области духа очень одаренного и в особливицу беспокойного, как бы на землю пришедшего с одной извечной мыслью, с неотступным сокрушени-ем о том, что ‘и впрямь не перепутаны ль вечные, прекрасные строки о правде, добре и о человечес-кой справедливости здесь у нас, на земле, не перепутаны ль строки в той книге, которая, как верили деды, лежит на высоком облаке в небе, как на подставке, раскрытая перед очами создателя в часы восхода и заката на самой середке’, ибо и в самом-то деле ‘мир заделывал Бог, хорошо не подумав, почему его и пришлось доделывать… черту!’ (Князь мира). (…)
Самым торжественным, самым прекрасным праздником при социализме будет праздник… древонасаждения! Праздник Любви и Труда. Любовь к зверю, птице и … человеку!
Если мы разучились, так природа сама научит нас и беречь ее, и любить, ибо лгать в ней трудно, а разбойничать преступно, так же, как и в искусстве! (…)
‘Октябрьская революция’ есть ‘первый этап международной социальной революции’, и тем не менее Октябрьская революция все же русская, а не французская и не английская, которых мы только ждем и которые чем скорее произойдут, тем будет лучше потому, что тогда не будет необходимости ни палехов экспортировать, ни таким писателям, как я, писать защитительные письма, ибо с мировой революцией, мы в это твердо верим, исчезнет та порода критиков, которая сидит в прихожей литературы с вытаращенными глазами, психиатрически упертыми в одну точку, именуемую ‘точкой зрения’… Словом, скажем так: завтра произойдет мировая революция, капиталис-тический мир и национальные перегородки рухнут, но … русское искусство останется, ибо не может исчезнуть то, чем мы по справедливости пред миром гордились, и будем, любя революцию, страстно верить, что еще… будем, будем гордиться!’
Ответил на анкету Книги и революции (No 25) ‘о причинах отставания художественной литературы от соцстроительства’.
1931
Ответил на анкету журнала На литературном посту (No 20-21) ‘Какой нам нужен писатель?’
1. В чем вы видите различие между прежним и новым типом писателя?
Самое основное и роковое для современного писателя различие с прежним писателем заключается, по моему мнению, в том, что нашими писателями утеряна внутренняя, подчас, может быть, даже неосновательная и, может быть, даже беспочвенная необходимость не соглашаться (не фрондировать! — это совсем другое дело!), оставлять для себя и для своего творчества что-то такое в жизни, и своей собственной (глубоко интимной!), и в той ее части, которая имеет соприкосновение с так называемой жизнью в обществе и для общества, — оставлять для себя некую запретную зону для идей, чувств и мыслей, получив-ших в современности все общие права гражданства и вошедшие крепко и нерушимо в тот кодекс, который мы называем современностью.
Такого сопротивления современности у наших писателей теперь нет, или почти не осталось.
С моей точки зрения, это обедняет писателя.
Хотя материально, конечно, делает его богаче, но не об этом речь и не в том счастье!
Хочу, чтобы тут хорошо был понят! Что редко мне удается!
2. Что вы написали за последние два года?
За последние два года я почти ничего не написал: критика для меня имеет сокру-шительное значение, хотя я не мимоза. Но я глубоко убежден, что, при необходимости для писателя быть в некоторой протестующей позиции по отношению к общепринятым канонам, для него столь же необходимо внимание со стороны тех, по отношению к которым он, может, является еретиком и протестантом, — требование, может, нелогич-ное, малозаконное, но, тем не менее, правильное, ибо камушки на берегу моря потому так и круглы, потому так и блещут, что их всегда и немолчно окатывает заботливая морская волна, — человеческое справедливое внимание столь же необходимо писателю, как, положим, и всякому человеку!
3. Над чем работаете?
Пишу стихи и роман, делаю это больше с отчаяния и от мысли, что, пожалуй, не удастся напечатать.
4. Ваше место в практике рабочего класса (…)
Правлю рукописи начинающих пролетарских писателей, иногда получаю за это благодарность, больше же неприятности.(…)
А в общем, все сказанное прозой, без соблюдения параграфов и пунктов, хотел бы закончить стихами:
Ни избы нет, ни коровы,
Ни судьбы нет, ни угла,
И душа к чужому крову,
Как батрачка, прилегла.
Но, быть может, я готовлю,
Если в сердце глянет смерть,
Миру новому на кровлю
Небывалой крепи жердь.
1932
Родился сын Клычкова, Георгий Сергеевич (ныне языковед). Крестным отцом был Клюев.
— Дружба с Павлом Васильевым.
— ‘Я себя считал и считаю революционным писателем’. (Заявление Клычкова на заседании правления Всероссийского Союза советских писателей, в мае).
— 1-го ноября: речь Клычкова на 1 пленуме оргкомитета союза советских писателей (после роспуска всех литературных организаций):
‘Может быть, товарищи, никто с таким удовольствием, прямо сказать, с радостью не слушал всего того, что здесь говорилось, как я, ибо я слишком долго продышал спертым воздухом пустыни, в которой влачат свое бренное существование все наши, правда, немногочисленные, литературные отшельники и отщепенцы (…)
Искусство страшная штука, страшнее нет ничего на свете. Страшная не потому, что Вс. Иванов гуляет в нем, как по Зоологическому саду, в котором за решетками сидят дикие и страшные звери, а потому, что искусство от художника прежде всего требует ограничения, которое мне напоминает меловую черту философа Хомы Брута, отчитывающего в чертовом храме чудесную усопшую колдунью. Таков художник в творчестве, и таков он, пожалуй, и в жизни, — на этом самом базарном развале, по которому ходит такой человек, скажем, как Всеволод Иванов, с туго набитым кошельком дарований и талантов, и выбирает вещи, только ему нужные и необходимые.
Словом, я хочу сказать, что художник по своей природе есть прежде всего результат самого строгого самоограничения, если можно так выразиться, художник есть продукт ограниченности, в противоположность той дурной универсальности, которая порождает людей, подобных Авербаху и его соратникам. Тов. Авербах никогда не понимал и сейчас не понимает, а судя по вчерашнему выступлению — не поймет никогда, что такое художник (…)’
(Советская литература на новом этапе. Стенограмма 1-го пленума оргкомитета союза советских писателей (29 окт. — 3 нояб. 1932), М., 1933, стр. 159-160. Л. Авербах (1903-1939) — бывший генеральный секретарь РАПП, зять Ягоды).
— В Новом мире (No 7-8) напечатан перевод Клычкова из вогульского эпоса ‘Янгал-Маа’ с предисловием Клычкова.
1933
3 апреля в редакции Нового мира состоялся вечер, посвященный творчеству Павла Василье-ва. Спорили о влиянии Клычкова на Васильева (см. Новый мир, 1934, No 6).
— В издательстве Асаdеmiа вышла книга Мадур-Ваза победитель — вольная обработка поэмы ‘Янгал-Маа’, переведенной М. А. Плотниковым (616 стр., 10300 экз.).
1934
Вышло третье издание Сахарного немца (идентичное второму, за исключением качества бумаги и шрифта) в издательстве ‘Советский писатель’ (10000 экз.).
— Совместно с Викторином Поповым Клычков написал ‘политотдельский очерк’ — Зажиток. (Изд. Сов. Лит., 31 стр., 25000 экз.).
— В Новом мире (No 6) напечатан перевод начала Витязя в барсовой шкуре Руставели (с предисловием Клычкова).
— Написал статью о языке ‘О лягушках и устрицах’ (неизд.).
1935
Перевод из киргизской сказки XIV века ‘Эдыга богатырь’ (Литературный Узбекистан No 3), и переводы из поэмы башкирского поэта Булата Инженгулова.
1936
Вышли следующие книги:
Мадур-Ваза победитель. Вольная обработка поэмы М. Плотникова ‘Янгал-Маа’, с предисло- вием Д. Горбова (ГИХЛ, 334 стр., 15000 экз.).
Сараспан. Стихи. Обработка фольклора и переводы (ГИХЛ, 158 стр., 3000 экз., с рисунками А. П.Репникова).
Алмамбет и Алтынай (Вольная обработка киргизского эпоса ‘Манас’ — ГИЗ, 167 стр., 5000 экз.).
— В. Арбачева (псевдоним второй жены Клычкова): Чернышевский (Сов. Писатель, 272 стр.). Клычков заметно приложил руку к этому (единственному) роману своей жены.
— Переводы из Г. Леонидзе, В. Пшавелы, А. Церетели и др. в Новом мире, Литературной газете, Тридцати днях, Красной нови, Октябре.
Написал ‘Волчий цикл’ (утрачен: см. Н. Мандельштам, Воспоминания, Нью-Йорк, 1970, стр. 277-278).
— Материально помогал Клюеву, Кожебаткину и др.
1937
Смерть ‘речистой’ матери Клычкова Феклы Алексеевны (урожд. Кузнецовой).
— 31 июля: арест Клычкова на даче (Зеленый городок, под Москвой) у жены:
‘Жене сказали, что он получил десять лет без права переписки. Мы не сразу узнали, что это означает расстрел. Говорят, что он смело и независимо держался со следователем (…) После смерти Клычкова люди в Москве стали как-то мельче и менее выразительны’.
(Н. Мандельштам. Воспоминания, Нью-Йорк, 1970, стр. 278, в Архиве Горького, X, 2, стр. 24, дата смерти Клычкова —1937).
1940
21 января: официальная дата смерти Клычкова (это и годовщина смерти Ленина).
1943
Смерть отца Клычкова, Антона Никитича, нередко мудрого ‘в своих косноязычных построениях’.
1956
Реабилитация Клычкова.
1957
Два стихотворения Клычкова помещены в Антологии русской советской поэзии в двух томах.
1961
30 мая. Комиссия по литературной реабилитации Клычкова в составе Н.К. Гудзия (председа-тель), Вс. Иванова, Г. А.Санникова, В. Казина и В. Н. Горбачевой-Клычковой направила письмо председателю правления Союза советских писателей РСФСР Л. С. Соболеву с упоминанием вклада Клычкова в становление советской литературы и предложением переиздать Сахарного немца.
Новый польский перевод Чертухинского балакиря (пер. И. Петровска и С. Полляк).
1971
Публикация П.А.Журовым писем Клычкова и воспоминаний о нем (Русская литература, No 2).
1973
В Америке вышла монография М. Степаненко о Клычкове: Проза Сергея Клычкова. В. Камкин изд., Rockvillе, 1973, 173 стр. Биографическая часть содержит неточности.
1978
Кончина первой жены Клычкова, Евгении Александровны, за день до ее 90-летия. Вторая жена, Варвара Николаевна Горбачева, умерла незадолго до нее.
1979
Публикация фотографий Клычкова Г. Мак-Веем (Russian Literature Triquarterlу, No 16).
— Переиздание 7 стихотворений Клычкова в кн. Русская поэзия конца XIX — начала XX века (дооктябрьский период) под ред. А.Г. Соколова, изд. МГУ (биографическая справка и примечания изобилуют неточностями).
1981
В издательстве L’Аgе d’hommе вышел французский перевод выбранных глав из трех романов Клычкова под названием Le livre de la Vie et de la Моrt (Книга Живота и Смерти), со вступлением и примечаниями Мишеля Нике.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека