С.-ПЕТЕРБУРГЪ Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2 1880
КРАШЕНЫЕ АРАПЫ.
Ночь. По Строгонову мосту, по направленію къ Черной рчк двигаются лихачьскія сани съ медвжьей полостью, на концахъ которой виднются мельхіоровыя львиныя лапы. Упарившагося до мыла рысака лихачъ пустилъ шагомъ, ради легкой передышки, а самъ покуриваетъ папироску. Въ саняхъ баранья шубенка въ мерлушковой скуфейк и съ узломъ въ рукахъ, изъ котораго выглядываетъ испанская шляпа съ галуномъ и перомъ. Шубенка достала изъ саней бутылку и глотнувъ раза два изъ горла, передала лихачу.
— На-ко, пососи!
— Благодаримъ покорно. Въ дорогу это они вамъ изволили дать?
— Братцы-то? Да, въ дорогу. У нихъ ужъ такое положеніе. Какъ кому съ загула командировка — сейчасъ бутылкой коньяку благословляютъ. Хоть самъ пей, хоть людей спаивай. Хорошіе купцы, ласковые. Кажиную ночь чертятъ и чтобъ къ утру непремнно до радужныхъ чертей допиться. Это у нихъ положеніе. Посл этого мы ихъ и веземъ домой. Опять же въ ночной загулъ не меньше трехъ безобразіевъ сдлать, а то они не спокойны. Сегодня вотъ ужъ два безобразія они сдлали. За обдомъ въ ‘Медвд’ одному гостю рожу французской горчицей вымазали, а потомъ въ ‘Фоли-Бержер’ въ лож при всемъ народ завивались. Послали за паликмахтеромъ, и тотъ имъ капуль щипцами накаливалъ. Что смху-то было! Публика смотритъ, а они какъ ни въ чемъ ни бывало-только сидятъ въ блыхъ паликмахтерскихъ накидкахъ, да свое любимое слово вдругъ и крикнутъ: Ку-ку! Сегодня вотъ двумя первыми безобразіями недовольны: ‘чуднаго, говорятъ, ничего нтъ, такъ надо на загладку что нибудь почудне начудить’. Даве послали меня изъ ‘Бержера’ за шпанскими костюмами, а самихъ себя велли на Черной Рчк по ресторантамъ искать. Вотъ везу узелъ. Костюмы для третьяго безобразія, а какое такое оно будетъ, намъ неизвстно.
— Вы у нихъ на какомъ же положеніи? Въ артельщикахъ, что-ли? спросилъ лихачъ.
— Нтъ, въ адъютантахъ. Ихъ два брата, и они четырехъ адъютантовъ завсегда при себ на тройкахъ для командировокъ возятъ. Меня за гармонію выбрали. Я на гармоніи лихъ…
— Когда же они спятъ, коли кажиную ночь?
— Днемъ. Вдь у нихъ торговли никакой. Они седьмой мсяцъ папашинькину кончину за упокой поминаютъ — въ томъ ихъ и занятіе. У нихъ папинька въ Сибири почтовую гоньбу держали и постоялые дворы съ кабаками, а теперь пріяли кончину праведную и милліонъ денегъ имъ оставили, такъ ихъ душу кажиный день поминаютъ. У насъ меньше пятисотъ рублей въ вечеръ и пропою нтъ, а то они считаютъ за конфузъ.
— Въ адъютантахъ ты! протянулъ лихачъ.— А какое же жалованье?
— Жалованья никакого, а что у хмльнаго урвешь, тмъ и живъ. Пей, шь сколько влзетъ. Ну, теперь пошелъ! Дожидаются они. Надо по ресторанамъ искать. Зазжай въ первый, а тамъ во второй.
Лихачъ стегнулъ вожжами рысака и тотъ помчался. Пріхали на дворъ ресторана.
— Какъ никакъ нтъ-съ, коли троичникъ сигналъ подалъ, что здсь.
— Здсь-съ, да не велли сказывать. Пили, пили, да и започивали въ кабинет.
— Надо разбудить, потому я адъютантъ ихній изъ командировки.
Лакей осмотрлъ шубенку съ ногъ до головы.
— Словно какъ-будто-бы у нихъ адъютантъ-то другой былъ.
— Чудакъ! У нихъ четыре адъютанта. Чиновникъ съ краснымъ носомъ, актеръ, дьячокъ и я. Сейчасъ мы докажемъ. Куку! Куку!
— Куку! Куку! раздалось изъ кабинета.
— Вонъ они откликаются.
Дверь кабинета отворилась и на порог предсталъ одинъ изъ братцевъ Махаловыхъ. Лицо его было заспано и даже какъ-то перекошено отъ выпитаго вина. Онъ былъ въ одномъ жилет. Баранья шубенка вошла въ кабинетъ, ярко освщенный канделябрами. На стол стояли остатки ужина и раскупоренныя бутылки шампанскаго, на половину недопитыя. Другой братъ лежалъ на диван и спалъ.
— Привезъ? спросилъ проснувшійся Нахаловъ.
— Привезъ-съ, самые что ни-на-есть гиспанистые костюмы. Насилу досталъ.
— А шпаги?
— И дв шпаги есть, только изъ ноженъ не вынимаются. Заклепаны. А другихъ не было.
— Дуракъ, какъ-же я буду команду длать?
— А вы жезлъ изъ подсвчника сдлайте да имъ и командуйте.
— Молодецъ! за выдумку спасибо! сломай подсвчникъ. Ну, а какое намъ третье безобразіе сегодня длать — придумалъ?
— Никакъ нтъ-съ, Василій Васильичъ.
— Какой-же ты посл этого адъютантъ?
— Я адъютантъ для гармоній. Безобразіе вдь чиновникъ общался придумать. Онъ этимъ дломъ руководствуетъ.
— Его здсь нтъ. Я его за непочтеніе на Каменноостровскомъ проспект изъ саней вонъ выпихнулъ. Дьячокъ, вмсто того, чтобы меня охранять, пьянъ какъ собака, а актера я въ городъ на садокъ за стерлядью услалъ. Хотли мы съ братцемъ стерлядки пость и вдругъ здсь въ рестарантахъ ни одной аршинной стерляди не нашлось. Ну, а меньшей длины намъ жрать не по чину.
Баранья шубенка почесала затылокъ и что-то соображала.
— И то ужъ будетъ хорошее безобразіе, ежели вы съ братцемъ въ испанскіе костюмы однетесь и по корридору верхомъ на лакеяхъ будете здить, сказала шубенка.— Можно такимъ манеромъ буфетъ приступомъ взять, въ чужой кабинетъ по ошибк въхать и у гостей свчи потушить, а нтъ и канделябры похитить.
— Такъ теб здшніе лакеи въ чужой кабинетъ и подутъ!
— Пришпорить можно. Какіе-же вы посл этого рыцари въ своемъ состав! Да вотъ что: одвайтесь скорй гишпанцами, а тамъ придумаемъ. Цыганъ позвать можно и велть имъ войско изображать.
— Цыганъ! Каждый день цыгане, да цыгане ужъ надоли. Господи, хоть бы арапы какіе-нибудь пвчіе пріхали!
— Такъ можно цыганъ заставить вымазаться арапами. Сейчасъ это имъ сажи изъ кухни и пусть мажутся. Вотъ, вамъ и новая канифоль!
— Вавилка! Ты человкъ съ мозгами! Люблю! воскликнулъ Махаловъ.— Будь отнын старшимъ адъютантомъ. Зови цыганъ! Мишенька, одвайся шпанцемъ, костюмы привезли, и Вавилка самое новое безобразіе придумалъ! крикнулъ онъ брату.
Костюмы надты. Явились цыгане.
— Ребята, по сту рублей за часъ мы вашему хору акуратно платили за пніе, сказали братья цыганамъ.— Но цыгане намъ надоли — хотимъ араповъ слушать. Мажьтесь сажей вс до единаго. Только чтобъ и женщины. Ежели согласны, сейчасъ по двсти рублей за часъ получите. А нтъ, вонъ отсюда и чтобы духу вашего никогда не было около насъ! Кажется можете хорошимъ-то покупателямъ услужить.
Цыгане пошептались на своемъ гортанномъ нарчіи и согласились. Черезъ полъ-часа вымазанные сажей они изображали араповъ и пли ‘Вьюшки’. Братья Махаловы, одтые испанцами и верхомъ на лакеяхъ, разъзжали передъ цыганскимъ фронтомъ.