Пишут из армии, что несколько казаков, стоявших на часах при опушке леса, привязали на веревку барана, а сами притаились закустарником. Откуда ни взялись французские гусары, бросили оружие и начали делить барана. В ту же минуту казаки выскочили иззасады и забрали их в плен без всякого труда. При другом случае, когда казаки наши ударили на отряд французской конницы, один гусар соскочил с лошади и пустился бежать. Схватив его, начали спрашивать, по какой причине он оставил лошадь. Не удивляйтесь, — сказал он, — я более надеюсь на свои ноги, чем на ноги моего коня, уже давно наши лошади с места не двигаются, и я затем только на нее влез, чтобы, сидя повыше, издалече вас завидеть’.
(Сын отечества, 1812, No 3, ч. I)
Говорят, что во время пребывания французов в Москве небольшой их отряд с одной пушкой отправлен был на Калужскую дорогу для сожжения одной деревни. Солдаты заблагорассудили прежде исполнения сего приговора разграбить деревню и, оставив пушку на поле, бросились по домам за контрибуцией. Один крестьянин, выбежав из деревни, увидел, что при пушке нет никого, сел на нее верхом, ударил по всем по трем и прискакал с нею в русский лагерь. Главнокомандующий наградил его, сказывают, знаком отличия военного ордена.
(Сын отечества, 1812, No 5, ч. 1)
После дела при Дашковке{Где генерал-лейтенант Раевский отличился своим геройством, бросившись на батареи неприятельские с детьми своими (примеч. редактора ‘Сына отечества’)} вынесен был с места сражения гренадер, раненный в грудь пулей, оставшейся в нем. Когда лекарь, худо говоривший по-русски, стал его осматривать, то, разглядев рану в груди и желая знать, где пуля остановилась, стал щупать спину, воин, ослабленный, истекший кровью и едва дышащий, сказал бывшим тут офицерам: ‘Ваше благородие! скажите лекарю, к чему он щупает мне спину? ведь я шел грудью!’
(Сын отечества, 1812, No 8, ч. II, Сборник материалов к изучению истории русской журналистики, вып. I. M., 1952, с. 110)