Королева в трагедии, Лейкин Николай Александрович, Год: 1889

Время на прочтение: 5 минут(ы)

H. А. ЛЕЙКИНЪ.

ГОЛУБЧИКИ
РАЗСКАЗЫ
съ рисунками художника А. И. Лебедева.

Премія къ журналу ‘Осколки’ за 1889 годъ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типо-Литографія Р. Голике, Троицкая улица, No 18
1889.

 []

КОРОЛЕВА ВЪ ТРАГЕДІИ.

Онъ хмурилъ чело и брови, и перебиралъ у себя въ кабинет бумаги, сидя за большимъ дловымъ письменнымъ столомъ. Это былъ крупный породистый старикъ съ лысиной отъ лба до затылка и съ густыми сдыми бакенбардами, напоминающими рыбьи плавательныя перья. Одтъ онъ былъ въ темнозеленый шелковый халатъ и курилъ сигару. Вицмундиръ со звздой на борт лежалъ невдалек отъ него на стул. Распахнулась тяжелая портьера и вошла она. Такъ входятъ королевы въ трагедіяхъ: гордо, величественно. Это была тоже крупная женщина съ сильно развитой грудью, съ полнымъ станомъ, съ черными дугообразными бровями и носомъ съ легкой горбинкой. Шурча чернымъ шелковымъ платьемъ, она опустилась въ кресло около письменнаго стола. Онъ поднялъ на нее глаза и какъ-то сдлался ниже на своемъ стул. Строгость лица и осанистость пропали. Брови пришли въ нормальное положеніе. Онъ ждалъ грозы.
— Что, матушка? Ты мн сказать что-нибудь хочешь? спросилъ онъ заискивающимъ тономъ.
— Во-первыхъ, я вамъ не матушка. Сколько разъ я вамъ говорила, чтобы вы не смли меня такъ называть, отвчала она. Лицо ея сдлалось строго. Даже пушокъ на верхней губ почернлъ. Онъ молчалъ и только вопросительно смотрлъ на нее, отложивъ въ сторону карандашъ, которымъ до сихъ поръ длалъ какія-то помтки на бумагахъ.
— Я пришла вамъ сказать, что я въ Завитаевку на лто не поду, твердо и ршительно произнесла она.
Такъ говорятъ тоже королевы, вышедшія въ трагедіяхъ на сцену.
— Не подешь? Но наши обстоятельства, mon ange… попробовалъ онъ возразить.
— Какъ можно меньше возраженій… остановила она его.
— Нельзя же, другъ мой, безъ возраженій. Ну, посуди сама. Вдь я ршилъ отправить васъ въ Завитаевку, чтобы сколько-нибудь поправить наши обстоятельства. Тамъ жизнь дешевле. Мы можемъ убавить прислугу, теб и дочерямъ не потребуется такое количество модныхъ нарядовъ, можемъ отказать извозчику насчетъ лошадей. Повторяю, это длается ради поправленія обстоятельствъ.
— Вы все сказали? спросила она.
— Да — а…
— Обстоятельства поправляются не такъ.
— Какъ же, другъ мой?
— Умомъ, а не затворничествомъ жены и дочерей. Вы забываете, что у васъ старшая дочь невста. Ей нуженъ свтъ, приличное общество молодыхъ людей, а не затворничество въ старой развалившейся усадьб съ выбитыми стеклами въ окнахъ, гд по комнатамъ даже летучія мыши летаютъ.
— Ну, насчетъ летучихъ мышей ты, положимъ, преувеличиваешь, что же касается до разбитыхъ стеколъ, то ихъ по прізд на мсто сейчасъ же можно приказать вставить. Разбито очень немного. Тамъ вы отдохнете отъ суеты…

 []

— Поймите, что суета-то эта только и нужна вашей дочери. Въ сует свта только и составляются партіи, а не въ захолустной деревушк, гд все общество составляютъ только попъ Арсеній, кабатчикъ Иванъ Потаповъ и волостной старшина. Съ попадьей и поповнами намъ прикажете проводить время, что ли?
— Тамъ есть помщики… Вотъ, напримръ…
— Ну, довольно… Будетъ съ васъ… Вы уже поговорили, прервала она его тономъ не допускающимъ возраженій.— По разстроенному моему здоровью мн нужно бы было хать въ Крейцнахъ… Такъ мн доктора совтуютъ. Но я вамъ длала уступку. Я въ Крейцнахъ не ду.
— И безъ уступки въ Крейцнахъ было бы не съ чмъ хать.
— Довольно. Итакъ, вмсто Крейцнаха я ршила хать въ Павловскъ на дачу.
— Но вдь это опять полный штатъ прислуги, опять лошади, опять наряды! вырвались у него восклицанія.
— Молчать! Дайте мн сто рублей на задатокъ, я ду въ Павловскъ нанимать дачу.
— Но откуда я ихъ теб возьму? У насъ прислуг за три мсяца не плачено…
— Сто рублей у васъ есть? Вынимайте.
— Но не могу же я остаться безъ гроша.
— Вы и не останетесь, если сейчасъ пошлете за казенными подрядчиками и понажмете ихъ хорошенько.
— Катерина Львовна, ты мн предлагаешь сдлать подлость. Вдь это подлость.
— Умъ, умнье, а не подлость. Давайте сто рублей.
— Нельзя вамъ жить ныншнее лто въ Павловск. Это превыше нашихъ средствъ, это… Ты посуди сама: у насъ нынче сынъ выходитъ въ офицеры. Надо его поднять, обмундировать, дать ему на обстановку.
— И на все это у васъ найдется, если сумете приналечь на подрядчиковъ.
— Душечка…
— Пожалуйста безъ пошлыхъ эпитетовъ. Давайте сто рублей.
— Завряю тебя, что у меня въ настоящую минуту даже такой суммы нтъ.
— Посылайте за подрядчиками.
— Mon ange…
— Вы, должно быть, хотите, чтобъ я заложила что-нибудь и дала задатокъ за дачу?
— Что ты заложишь? Что ты заложишь? У насъ все цнное заложено.
— Заложу шубы, заложу серебряныя ложки и вмсто ихъ куплю мельхіоровыя.
— Мой другъ, пощади.
— Не пустословьте. Если бы вы меня дйствительно считали за своего друга, вы сейчасъ бы безпрекословно выдали мн денегъ на дачу.
Онъ всталъ изъ-за письменнаго стола и въ волненіи заходилъ по кабинету.
— Я былъ такъ увренъ, что ты переселяешься въ Завитаевку… произнесъ онъ.
— Не нужно было быть увреннымъ.
— Но вдь ты общалась мн принесть эту жертву.
— Много вы сами приносите мн жертвъ. Садитесь и пишите сейчасъ записку подрядчику Фалютину, чтобы онъ явился немедленно къ вамъ. Иванъ снесетъ записку.
— Ты требуешь невозможнаго.
— Пишите, говорятъ вамъ!
И она сдлала величественный жесть рукою, указывая на письменный столъ.
Такіе величественные жесты длаютъ опять-таки королевы въ трагедіяхъ.
Онъ повиновался, слъ въ кресло къ письменному столу, но не писалъ, а хрустлъ пальцами, ломая руки, и умоляюще смотрлъ на нее.
— Не длайте такого кислаго лица. Все равно не разжалобите меня. Я непреклонна.
— Знаю… со вздохомъ произнесъ онъ, и сталъ нервно затягиваться сигарой.
— Пишите же подрядчику.
— Я просто не знаю… Я не буду въ состояніи и разговаривать съ нимъ.
— Если вы такая тряпка, то я за васъ поговорю. Пишите.
Онъ взялъ перо.
— Что писать? Какъ писать? совсмъ растерявшись спрашивалъ онъ.
Руки его тряслись.
— Пишите учтиво, ласково… сказала она.— ‘Милйшій’, ‘добрйшій’…
Медленно вынулъ онъ изъ бювара листикъ почтовой бумажки съ вензелемъ подъ короной и сдлалъ нсколько строкъ, но тотчасъ же разорвалъ листикъ бумаги и опять вскинулъ умоляющій взоръ на-нее.
— Но вдь ты такъ твердо ршила хать въ Завитаевку, сказалъ онъ.
— Сначала ршила, а потомъ перершила.
— Ты была тогда такъ благоразумна…
— Я всегда благоразумна. Я не вы…
— Но теперь…
— И теперь благоразумна. Пишите.
— Мозгъ не работаетъ.
— Заставьте его работать. Ну, пишите. ‘Милйшій’… Какъ подрядчика звать?
— Петръ Михайлычъ.
— Ну… ‘Милйшій Петръ Михайлычъ, мн тебя необходимо видть сегодня же’. Вы какъ его называете: ты или вы?
— Вы. У него, душечка, у самого Станиславъ на ше, хоть онъ и купецъ.
— Ну, такъ ‘вы’. ‘Мн необходимо васъ видть по очень важному длу, а потому будьте добры пожаловать ко мн какъ можно скоре’. Написали? Ну, теперь подписывайтесь. Конвертъ и адресъ скорй…
Письмо готово.
— Давайте сюда письмо.
Она позвонила, нажавъ пуговку электрическаго звонка. Вошелъ лакей.
— Снесите это письмо сейчасъ же по адресу, отдала она приказъ.
— Я, Катерина Львовна, какъ ты тамъ хочешь, а разговаривать о такихъ предметахъ съ подрядчикомъ не могу, сказалъ онъ по уход лакея.
— И не надо. Я сама съ нимъ поговорю. Когда онъ придетъ, пошлите его ко мн.
Она поднялась съ кресла и стала опять въ позу королевы изъ трагедіи. Онъ сидлъ, весь съжившись, жалкій. Она посмотрла на него черезъ плечо и, сдлавъ гримасу, проговорила:
— Тряпка… Совсмъ тряпка.
Произнеся эти слова, она гордою поступью скрылась за портьерой. Такъ уходятъ со сцены королевы въ трагедіяхъ. Для полноты сходства не хватало только апплодисментовъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека