H. А. ЛЕЙКИНЪ.
ГОЛУБЧИКИ
РАЗСКАЗЫ
съ рисунками художника А. И. Лебедева.
Премія къ журналу ‘Осколки’ за 1889 годъ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типо-Литографія Р. Голике, Троицкая улица, No 18
1889.
![[]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/l01-40.jpg)
НА ТОНЯХЪ.
НА ТОНЯХЪ.
На тонях, Лейкин Николай Александрович, Год: 1889
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Къ помосту тоней на Нев, у Аптекарскаго острова подъзжаетъ перевозчицкій яликъ. Въ ялик купецъ въ картуз, въ пальто и съ зонтикомъ, на который онъ сидитъ опершись обими руками. Рядомъ съ нимъ жена въ бархатномъ пальто и ковровомъ платк на голов. Перевозчикъ сложилъ весла, поднялся и, зацпившись багромъ за помостъ, сталъ причаливаться. Находившійся на помост приказчикъ тоней въ пиджак поверхъ красной рубахи и въ фуражк съ необыкновенно глянцевымъ козыремъ кричалъ:
— Пожалуйте, ваше боголюбіе. Какъ будто только для васъ сейчасъ и ослобонилась тоня, а то все офицеры на счастье закидывали. Рыбы страсть, что съ собой увезли.
— Господа интенданты? спросилъ купецъ.
— Да-съ. Позвольте, супругу-то вашу мы какъ-нибудь подъ папоротки подхватимъ, а то грузны он очень и однмъ имъ вылзать несподручно.
— Постой. Прежде надо сторговаться, а то, можетъ статься, ей и вылзать не стоитъ. Сиди тамъ покуда, Мара Аверьяновна, грызи подсолнухи, какъ грызла.
— Зачмъ же сидть-то? Пущай ихъ у насъ по помосту потопчутся. Съ вашей милостью сойдемся. Съ кмъ другимъ не сойдемся, а съ купцомъ завсегда сойдемся.
— Сиде, сиди, Мара Аверьяновна. По чемъ воду-то цдите? обратился купецъ къ приказчику.
— Въ Петровки воду цдить, такъ что же это будетъ! Теперь у насъ лососиный ловъ начался.
— А лососина-то какая попадается? Не такая ли, что два десятка за одну голенищу упрятать можно.
— Полковникъ четыре лососка въ пяти тоняхъ вытащилъ, отецъ протоіерей назжалъ даве посл вечеренъ, такъ рыбину фунтовъ въ тридцать съ собой увезъ.
— Ну?! недоврчиво процдилъ сквозь зубы купецъ.
— Умереть на этомъ мст, ежели вру. Вонъ спросите ребятъ, кивнулъ приказчикъ на работниковъ, тянущихъ воротомъ тоню.— Имъ что врать! Они люди наемные.
— Тоней десятокъ, поди, прокидалъ, лососокъ-то въ тридцать фунтовъ вытащивши.
— Онъ, ваше степенство, десятокъ тоней кидать не станетъ, онъ и за одну-то тоню платитъ, такъ рубли-то по нскольку разъ въ рукахъ перевернетъ.
— Рубли! Неужто дороже рубля за тоню платилъ?
— Да мы теперь, въ полдень, въ жару, и то ежели заказная тоня, такъ меньше трешницы за воротъ не беремся.
— Ну, ну, ну! Ты тоже наскажешь!
— Да вотъ ребята-то воротъ вертятъ, такъ вдь они не истуканы, они скажутъ, если мн не врите.
— Такъ по чемъ же теперь-то воду неводомъ цдите?
— Крурнное войско платило по пяти, отецъ протоіерей сторговался за четыре рублика — то же и съ вашей милости возьмемъ.
— Ты хлебалъ ли щи-то сегодня?
— Щей не хлебалъ, потому нон Петровъ постъ, а ушицы пость трафилось.
— Ну, такъ съ ушицы-то ты и бредишь.
— Съ мста не сойти, четыре рубля платили.
— Можетъ статься, рубли-то были не настоящіе…
— Зачмъ не настоящіе? Мы не настоящихъ не возьмемъ.
— Гуслицкой работы нон есть отличные.
— Мы люди питерскіе, лвой ногой носъ не сморкаемъ.
— Нтъ, по чемъ же, въ самомъ дл, за тоню-то?
— Да ужь что съ духовнаго лица, то и съ вашей милости. Ошибся я, правда, въ цн-то, ну, да ужь гд наше не пропадало!
— Ты какой губерніи? Ярославской?
— Ярославской, Угличскаго узда.
— Ну, углицкій клей, стало быть, а я полушубнаго узда той же губерніи, стало быть, мы другъ дружку понимать должны. Очень я чудесно понимаю, что запросъ въ карманъ не лзетъ, а ты пожалй земляка-то.
— Я ужь и то жалючи цну беру. Тотъ-то закидывалъ сейчасъ посл вечеренъ, а теперь, люди говорятъ, десятый часъ вечера, а наше дло такое, что чмъ ближе къ ночи, тмъ дороже надо братъ.
— Само собой, въ потемкахъ-то отурять легче.
— Въ потемкахъ, купецъ, рыба ловится лучше. Она къ неводу ласкове.
— Толкуй слпой съ подлкаремъ! Будто я не знаю. Рыба на зар бываетъ къ неводу ласкове, а теперь рыба спитъ
— На кровать ложится, по вашему, подъ одяло? улыбнулся приказчикъ.
— Не на кровать, не подъ одяло, а на дн спитъ. Что ты меня учишь! Нешто я глупе тебя? Я очень чудесно понимаю, что она теперь на дн спитъ, а не ловится.
— А ежели не ловится, то зачмъ же тоню-то кидать хотите?
— А ужь это мое дло. Баловаться хочу, на счастье… Можетъ быть, какая-нибудь забулдылшая и попадется. Такъ по чемъ же крайняя-то цна?
— А вы вотъ что… Вы мн напередъ скажите, какое у васъ такое воображеніе есть, чтобы сколько тоней кидать. Сколько тоней по вашему воображенію вы закажете?
— Разгуляюсь, такъ, можетъ быть, и десять разъ воду процжу.
— А въ первой тон пятокъ лососковъ вытащите, да и разгуливаться перестанете, на томъ и забастуете, тогда какъ? Нтъ, вы ваше воображеніе скажите — сколько тоней вамъ требуется, — вотъ мы тогда и сообразимъ.
— Ну, три на первый разъ.
— Да вы ужь закидывайте на свое счастье, на супружницыно и на каждаго изъ дтокъ. Младенцы очень счастливы насчетъ тоней.
— А если Богъ меня младенцами-то не благословилъ?
— Этакой хорошей породы сожительница, да чтобы дтей не было!
— Анъ вотъ нтъ. Ну, по чемъ за три тони послдняя цна?
— Давайте румяную бумагу, да и будьте счастливы. Все ваше, кром осетра и стерляди.
— Хотлъ я теб дв зелененькія дать, да ужь, врно, надо рубль накинуть.
— Девять рублей, и будьте счастливы. Закинемъ и веревку отъ невода изъ полы въ полу вамъ передамъ.
— Семь.
— Купецъ! Подлимъ грхъ пополамъ. Восемь рублей за три тони.
— Ну, ладно. Вишь ты, клей углицкій! Выторговалъ-таки! Жена! Вылзай изъ ялика. Сторговались.