Король Родриго, Алмазов Борис Николаевич, Год: 1870 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 11 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОЧИНЕНІЯ Б. Н. АЛМАЗОВА.

ВЪ ТРЕХЪ ТОМАХЪ, СЪ ПОРТРЕТОМЪ, ГРАВИРОВАННЫМЪ НА СТАЛИ, И КРАТКИМЪ БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ.

Томъ II.

СТИХОТВОРЕНІЯ.

МОСКВА.
Университетская типографія, Страстн. бульв.
1892.

КОРОЛЬ РОДРИГО.

(Изъ испанскаго ‘Romancero’).

Изъ дворца съ толпою рзвой

Молодыхъ подругъ веселыхъ

Вышла въ садъ, красой блистая,

Донья Кава молодая,

И подъ снію густою

Виноградниковъ зеленыхъ,

Подъ втвями миртъ и лавровъ

И жасминовъ благовонныхъ

На трав въ кружокъ услись

Съ звонкимъ говоромъ и смхомъ

Двы-сверстницы, любуясь

Яркой зеленью весенней

И вдыхая ароматы

Разцвтающаго сада.

И кружокъ красавицъ тсный,

Какъ внокъ изъ розъ и лилій,

На лугу пестрлъ зеленомъ.

И сказала донья Бава

Дорогимъ своимъ подругамъ:

‘Кто изъ насъ, скажите, доньи,

Всхъ прекрасне? Ршите:

У кого коса всхъ гуще,

Грудь пышнй, нога стройне,

Кто изъ насъ бле тломъ,

Выше ростомъ, тоньше станомъ

И походкой величавй?

Вотъ возьмите эту ленту —

Пусть она намъ мркой будетъ…

Сбросимъ платья, станемъ мрять

Ноги, станъ и грудь, и плечи’.

Шумно, съ хохотомъ веселымъ

Принятъ былъ нежданный вызовъ

Хохотуньи доньи Кавы.

Стали мряться подруги,

Стали сравнивать другъ съ дружкой

Тла цвтъ и нжность кожи…

И ршили вс безъ спора,

Что синьйора донья Кава

Краше всхъ подругъ прекрасныхъ:

Любовалися вс двы

И ея косой тяжелой,

И лилейной бливною

Плечъ и рукъ, и ножкой стройной,

И воздушнымъ, дивнымъ станомъ.

И не знала донья Кава,

И не думали подруги.

Что зати ихъ двичьи

Кто-нибудь лукавымъ окомъ

Изъ чащи древесъ подсмотритъ.

Подсмотрлъ ихъ жаднымъ окомъ,

Окомъ зоркимъ и лукавымъ,

Подсмотрлъ король Родриго,

Властелинъ земли испанской.

Лишь взглянулъ онъ гршнымъ взоромъ

На красы невинной Кавы,

Какъ въ крови его и сердц

Вспыхнулъ пламень ярой страсти.

Съ той поры ни днемъ, ни ночью

‘Донъ Родригъ не зналъ покою:

Жегъ огнемъ ему всю душу

Милый образъ доньи Кавы,

Все съ тхъ поръ ему казалось,

Будто онъ повсюду слышитъ

-Звонкій смхъ ея невинный,

Шелестъ шелковаго платья,

И шаговъ чуть слышный шорохъ,

Всюду видлъ онъ, какъ въ грезахъ,

Блескъ очей ея веселыхъ,

Прелесть двственной усмшки,

Тонкій станъ, какъ стебель гибкій,

Близну ноги прекрасной.

Обнаженной полной — дивной,

И высокой, пышной груди

За прозрачной, тонкой тканью,

Колыханіе и трепетъ.

Истомленъ мученьемъ страсти,

Наконецъ король Родриго

Поддался своимъ желаньямъ.

И призвалъ онъ донью Каву

Въ свой покой уединенный

И сказалъ ей: ‘слушай, Кава,

Кава, цвтъ всхъ двъ испанскихъ!

Съ той поры, какъ я увидлъ

Блескъ красы твоей волшебной,

Будто съ жизнью я разстался:

Отняла ты жизнь и счастье

У могучаго Родриго!

Сжалься, Кава, надо мною —

Оживи любовью нжной

Душу жалкаго страдальца!..

Если жизнь мн возвратишь ты,

То, клянусь теб я честью,

Не пройдетъ одной недли,

Какъ великою наградой

Отплачу теб я, Кава,

За единый мигъ блаженства:

На глав твоей прекрасной

Возсіяетъ яркимъ блескомъ

Королевская корона, —

И одяна порфирой,

Ты со мной возсядешь рядомъ

На моемъ испанскомъ трон’.

Говорятъ, что донья Кава,

Рчь лукавую прослушавъ,

Гнвомъ вспыхнула и грозно

Засверкала гордымъ взоромъ,

Но потомъ, когда Родриго

Со смиреньемъ и слезами

Сталъ молить у ней прощенья,

Гнвъ утихъ ея, и взоры

Вновь потупились стыдливо

Предъ могучимъ властелиномъ,

Вслдъ за тмъ она безмолвно

И задумчиво внимала

Рчи вкрадчивой и льстивой…

Наконецъ, поддавшись лести,

Два втренная Кава

Подняла свои рсницы

И зардлась вся румянцемъ, —

И невольно взоромъ нжнымъ

Посмотрла на Родриго…

И молва людская быстро

Разнесла по всей столиц

Злую всть, что донья Кава

Честь утратила двичью.

Такъ король женолюбивый

Обольстилъ обманомъ низкимъ

Дочь могучаго вельможи,

Полководца Юліана.

II.

‘О презрнная, сдая,

Старость хилая, больная,

Для чего тяжелой ношей

Ты къ земл меня пригнула?

Для чего души отвага

Мертвымъ сномъ во мн уснула?

Для чего, о время злое,

Ты мн кровь оледенило,

Для чего рукой нещадной

Силу мышцъ моихъ разбило?

Ахъ зачмъ, старикъ отжившій,

Не могу я въ дряхлой длани

Удержать мой мечъ тяжелый,

Мечъ, прославленный во брани?

Ахъ, когда-бъ былое время.

Еслибъ, сила молодая, —

Я помчался бы въ Толеду,

Мщеньемъ яростнымъ сгарая, —

И моимъ булатомъ врнымъ

Я пронзилъ бы въ мигъ единый

Грудь того, кто обезчестилъ.

Поругалъ мои сдины:

Я отмстилъ бы донъ Родригу

За обманъ его лукавый,

Я-бъ отмстилъ за поруганье

Беззащитной бдной Кавы.

Но ужель во мн напрасно

Сердце жжетъ вражда и злоба,

И позоръ мой безъ отмщенья

Провлачу я вплоть до гроба?’

Такъ въ далекомъ, мрачномъ замк

На прибрежьи Гибральтара

Восклицалъ, стеня отъ гнва,

Юліанъ, отецъ несчастный

Обольщенной доньи Кавы, —

И съ отчаянья и скорби

Рвалъ онъ волосы сдые,

То, склонясь на длань главою,

Слезы лилъ, въ тоск безмолвной,

То въ свирпомъ изступленьи

Билъ въ лицо себя руками.

‘О король, о донъ Родриго’,

Возглашалъ старикъ согбенный,

‘О властитель малодушный,

Ты своимъ обманомъ чернымъ

Запятналъ свой санъ высокій!

Ты ршился безъ боязни

Обольстить простушку Каву:

Ты расчелъ умомъ коварнымъ,

Что отецъ ея далеко,

Что старикъ онъ хилый, слабый,

И не въ силахъ за обиду

Отомстить мечомъ булатнымъ.

Но ошибся ты, — и скоро

Я воздамъ теб сторицей

За обманъ и поруганье…

Хоть во мн убила старость

Тла мощь, но бодръ я духомъ,

Разумъ мой и здравъ, и свтелъ.

Какъ въ т дни, когда такъ хитро*

Я твоей державной волей

Управлялъ ко благу царства.

Знай же ты, неблагодарный,

Что теперь вс силы духа —

Весь свой умъ, всю крпость воли

Соберу и напрягу я,

Чтобъ теб придумать мщенье,

И клянусь, что мщенье это

Для тебя ужаснй будетъ

И удара острой стали,

И тлетворной силы яда,

И терзаній лютой пытки’.

III.

Мракъ ночной объемлетъ землю,

Ходитъ вихрь, крутясь и ноя,

Вдоль пустыннаго прибрежья,

Море грозное бушуетъ:

Поднимаются высоко

Злыя волны Гибральтара,

Бьются съ яростью о скалы,

Бьются съ яростью и воемъ,

Плещутъ въ мраморныя стны,

Въ стны замка вковаго.

Въ замк томъ но заламъ темнымъ

Бродитъ поступью тревожной

Юліанъ, унылый, мрачный,

Думой тяжкою терзаемъ.

Вс давно уснули въ замк,

Лишь не спится Юліану.

Что замыслилъ старецъ грозный?

Отчего онъ въ часъ полночный

Не сомкнулъ очей усталыхъ?..

Бродитъ онъ одинъ во мрак,

Темнымъ замысломъ томимый,

Отъ шаговъ его тревожныхъ

Гулъ зловщій раздается

По пустымъ высокимъ заламъ.

—‘Нтъ, я долженъ, я обязанъ

Отомстить за дочь родную’,

Говорить онъ самъ съ собою.

‘Отомстить, но какъ? Измной!

Измнить!!. Какое слово!

Какъ звучитъ оно ужасно!

Дикій звукъ!.. Могильнымъ хладомъ

Онъ мн въ сердце проникаетъ…

Измнить — сгубить отчизну,

Дать ее на расхищенье

Дикимъ полчищамъ Арабовъ,

Христіанъ предать неврнымъ!..

Я-ль ршусь на это дло,

Я — страны родной надежда,

Я — защитникъ неизмнный,

Грозный стражъ земли испанской.

Хоть король мн врагъ отнын,

На меня великимъ саномъ

Онъ облекъ — я здсь намстникъ

По его державной вол:

Онъ меня поставилъ стражемъ

На краю земли испанской,

Чтобъ слдилъ я зоркимъ окомъ

За врагомъ его могучимъ,

Чтобъ стерегъ я неусыпно

Здсь — въ твердын неприступной

Входъ въ Испанію родную.

Мн-ль ршиться на измну!

Мн-ль предательской рукою

Отворить врата твердыни

Предъ врагомъ моей отчизны,

Предъ врагомъ Христовой вры!

Нтъ? ужасно… я не въ силахъ

Быть предателемъ…

Но Боже!..

Чмъ же мн, какою местью

Смыть съ себя клеймо безчестья?

Я послдній, одинокій

Рода древняго потомокъ.

Мой отецъ и ддъ, и праддъ,

И вс предки безъ изъятья

Рядомъ подвиговъ воинскихъ

Озарили вчной славой

Наше имя родовое.

Какъ безцнное наслдство,

Мн досталось это имя

Чистымъ, свтлымъ, лучезарнымъ.

Будто камень самоцвтный.

И теперь на это имя

Налегло пятно позора!

Ахъ, ужель его оставлю

Я навки запятнаннымъ,

Ахъ, ужель отцу и предкамъ

За священное наслдье

Всей стяжанной ими славы

Отплачу я униженьемъ,

Посрамленіемъ ихъ рода.

Этотъ родъ со мной угаснетъ,

И никто по долгу крови,

По святому долгу мщенья,

Честь его не возстановитъ.

Нтъ, я долженъ местью страшной

На краю моей могилы,

Предъ лицомъ всего народа

Снять позоръ и поношенье

Съ рода праотцевъ великихъ!..

Но мн тягостно, мн больно,

Страшно мн, глядя въ могилу,

Въ сердц старческомъ лелять

Черный замыселъ измны!..

Въ ихъ ряды иль пасть въ сраженьи.

Но жестоко уязвленный

Въ руку правую стрлою,

Онъ отъ боли нестерпимой

Уронилъ изъ рукъ поводья

И пустилъ бжать по вол

Своего коня лихаго.

И понесъ его, какъ вихорь,

Врный конь изъ грозной счи,

И промчался съ нимъ далеко

По лсамъ, полямъ, болотамъ,

Нивамъ, пашнямъ и оврагамъ,

Но, измученъ быстрымъ бгомъ,

Наконецъ, скакунъ ретивый

Весь покрытый пылью, пной,

Задыхался отъ жара.

Прискакалъ къ гор высоко,

И мгновенно палъ съ разбга

Вмст съ всадникомъ на землю.

Всталъ съ земли король Родриго

И взошелъ тропинкой узкой

На утесистую гору,

Чтобъ взглянуть съ ея вершины

На равнину Гвадалетты.

(Жаждалъ онъ узнать скоре

Участь битвы восьмидневной).

И взглянулъ онъ вдаль, и слезы

Полились изъ глазъ потокомъ:

Видитъ онъ — полки Арабовъ

Гонятъ въ волны Гвадалетты,

Какъ оленей робкихъ стадо,

Королевскія дружины,

Гибнутъ, гибнутъ Христіане

Подъ мечомъ враговъ неврныхъ,

Гибнутъ въ тяжкихъ истязаньяхъ,

И покрыта ихъ тлами

Вся пространная равнина,

Видитъ онъ — пылаютъ села,

Замки пышные и церкви,

Видитъ онъ, какъ мусульмане

Въ плнъ влекутъ на поруганье

Христіанскихъ двъ толпами,

Видитъ, видитъ царь несчастный,

Что Испанія погибла:

Погубилъ ее Родриго,

Погубилъ своею страстью,

Страстью низкой и- преступной

Къ легковрной донь Кав.

— ‘Будь же проклятъ ты, предатель,

Юліанъ, злодй отчизны!’

Возгласилъ въ великой скорби

Съ громкимъ плачемъ донъ Родриго:

‘Я одинъ, одинъ виновенъ

Предъ тобой, безумный старецъ,

Я одинъ достоинъ кары

За обманъ и преступленье.

Для чего же покаралъ ты,

Погубилъ своею местью

За вину царя все царство, —

И народъ ни въ чемъ невинный,

Мощный, гордый и свободный

Предалъ въ рабство злымъ пришельцамъ…

Но къ чему на Юліана

Изливать мн гнвъ напрасный!

Тщетно я лукавой рчью

Усыпить стараюсь совсть.

Нтъ, ея немолчный шепотъ

Говоритъ мн ясно, внятно:

Ты преступнй Юліана.

Онъ пошелъ на злодянье

Не изъ прихоти любовной,

Не изъ жажды наслажденья.

Нтъ! глубоко пораженный

Милой дочери паденьемъ,

Онъ внезапно обезумлъ

Отъ отчаянья, позора

И безсильной жажды мести:

Думалъ онъ въ безумной злоб,

Что, свершая преступленье,

Онъ свершаетъ долгъ священный.

Но тебя, тебя, Родриго,

Что влекло на злое дло?

Долгъ святой иль жажда мщенья,

Иль отчаянье слпое?

Нтъ, лишь новая забава

Для души твоей холодной!

Избалованный властитель,

Нгой жизни пресыщенный,

Жаждалъ я, томяся скукой,

Вчно новыхъ наслажденій.

Пораженъ красою чистой

Двы съ дтскою душою,

Думалъ я, что пламя страсти

Овладло мной до гроба.

Но едва мои желанья

Я насытилъ наслажденьемъ,

Какъ опять мертвящій холодъ

Обхватилъ мою всю душу.

И для прихоти минутной

Погубилъ, затмилъ порокомъ

Я младенческую душу

Безпорочнаго созданья.

И Господь меня жестоко

Покаралъ за преступленье:

У меня на вкъ онъ отнялъ

И народъ мой, и державу,

И покой, покой душевный!

Обреченъ я вчнымъ мукамъ

И за гробомъ, и до гроба:

Неба вчное проклятье

Тяготетъ надо мною’.

Въ часъ, когда смолкаютъ птицы.

Притаясь въ чащ древесной,

И земля безмолвно, чутко

Шуму водъ бгущихъ внемлетъ,

Въ часъ, когда луна и звзды

Сводъ небесный озаряютъ,

Шелъ въ горахъ король Родриго

Скорбный, мрачный, утомленный,

И куда теперь ни кинетъ

Онъ свой взоръ печальный, робкій —

Всюду совстью язвимый,

Зритъ укоръ себ жестокій.

Возведетъ ли взоръ на небо,

И объятый страхомъ грознымъ,

Отвращаетъ быстро очи

Отъ разгнваннаго неба:

Тамъ надъ нимъ ужъ совершился

Приговоръ неумолимый, —

И его читаетъ ясно

Онъ въ зловщихъ сочетаньяхъ

Звздъ, сверкающихъ во мрак,

Устремитъ ли очи въ землю, —

Въ немъ стснится скорбью сердце’.

Вспомнитъ онъ, что эту землю,

Землю милую, родную,

Что звалась страной испанской,

Онъ чрезъ свой обманъ погорный

Отдалъ въ рабство мусульманамъ.

Но куда-жъ король несчастный

Путь далекій направляетъ?

Что ему осталось въ жизни,

Что онъ ищетъ въ этомъ мір?

И зачмъ во мрак ночи,

Раной тяжкой изнуренный.

Онъ межъ горъ ущельемъ узкимъ

Въ даль пустынную стремится?

Ужъ давно въ земл испанской

Шла молва во всемъ народ,

Что на берег пустынномъ

Знойной Африки — въ долин,

Между горъ высокихъ, мрачныхъ

Жилъ отшельникъ престарлый.

Съ юныхъ лтъ еще покинулъ

Онъ Испанію родную

И въ пустын поселился.

Славенъ жизнію высокой

И суровыми трудами,

Слылъ онъ мужемъ кроткимъ, мудрымъ

И подвижникомъ великимъ.

И къ нему изъ странъ далекихъ

Шли за помощью чудесной

Безнадежные страдальцы:

Онъ молитвами своими

Исцлялъ тлесъ недуги

И елеемъ утшенья

Утолялъ души страданья.

И къ нему-то за совтомъ

Шелъ теперь въ горахъ пустынныхъ

Скорбный царственный скиталецъ.

На разсвт донъ-Родриго

Изъ ущелій тсныхъ, темныхъ

Вышелъ къ берегу морскому.

Тамъ ужъ ждалъ его съ полночи

Молодой рыбакъ съ ладьею.

И въ рыбачьей утлой лодк

По равнин водъ бездонныхъ

Поплылъ въ путь король Родриго.

Былъ безоблаченъ и свтелъ

Сводъ небесъ, спокойно, тихо

Море синее струилось,

Дулъ слегка попутный втеръ,

И пловцы свой путь отважный

Совершили безопасно.

И король съ любовью братской

Съ бднымъ рыбаремъ простился.

Далъ ему на разставаньи

Онъ свой перстень драгоцнный,

И — наслдье предковъ славныхъ —

Цпь тяжелую златую.

И взглянувъ прощальнымъ взоромъ

На родной, прекрасный сверъ,

Вышелъ онъ съ тоскою въ сердц

На пустынный чуждый берегъ.

Десять дней блуждалъ Родриго

По горамъ безвстнымъ, мрачнымъ,

Наконецъ, тропой чуть видной

Вышелъ въ свтлую долину,

Тамъ межъ скалъ, покрытыхъ мохомъ,

Онъ обрлъ въ скал пещеру,

Гд спасался одиноко

Отъ суетъ тревожныхъ міра

Сорокъ лтъ смиренный старецъ.

И узрвъ передъ собою

Ликъ подвижника святаго,

Пораженъ онъ былъ глубоко

Видомъ кротко-величавымъ

Старца въ рубищ убогомъ

И его всевластнымъ взоромъ,

Взоромъ свыше вдохновеннымъ,

И небесною улыбкой,

На устахъ его сіявшей.

И Родриго долго, долго

Передъ нимъ, въ благоговнья,

Умиленъ, смущенъ, безмолвенъ,

Предстоялъ съ главой поникшей.

Наконецъ, сказалъ онъ старцу:

‘Старецъ — праведникъ великій!

На тебя я не дерзаю

Возвести очей смущенныхъ:

Я великій, тяжкій гршникъ…

Но не стану предъ тобою

Называть свой грхъ ужасный:

Назову теб лишь имя

Я свое, — и ты узнаешь,

Въ чемъ я гршенъ передъ Богомъ:

Я — развнчанный властитель,

Царь безъ царства: я Родриго!’

Но на гршника подвижникъ

Съ состраданьемъ и участьемъ

Посмотрлъ любовно, кротко

И сказалъ ему: ‘то правда,

Грхъ великій совершилъ ты,

Прогнвилъ небесъ Владыку,

Но молись, не падай духомъ:

Благъ Всевышній и во гнв!

Онъ лица не отвращаетъ

И отъ гршниковъ великихъ.’

Слово праведнаго мужа

Заронило лучъ надежды

Въ душу гршника-страдальца,

И поднявъ на старца взоры,

Онъ сказалъ: ‘блаженный старецъ!

Научи меня, прошу я,

Чмъ могу я грхъ мой тяжкій

Замолить передъ Всевышнимъ

Повели, какое хочешь,

Мн исполнить послушанье:

Все безропотно исполню,

Лишь бы грхъ мой искупился.’

Опустивъ въ молчаньи очи,

Погрузился въ размышленье

Старецъ праведный и тихо

Въ глубь пещеры удалился,

Тамъ, вознесшись въ мысляхъ къ Богу,

Предался онъ весь молитв.

И молился добрый старецъ

Съ теплой врой и слезами,

Да ему откроетъ небо,

Чмъ, какимъ лишеньемъ тяжкимъ

Или подвигомъ суровымъ

Божій рабъ король Родриго

Искупить предъ Богомъ можетъ

Тяжкій грхъ, имъ совершенный?

И три дня, три ночи къ ряду

Простоялъ подвижникъ-старецъ

На молитв передъ Богомъ.

И открыто было старцу:

‘Если гршникъ добровольно

Дастъ себя на растерзанье

Зврю хищному, и если

Онъ безропотно, съ терпньемъ

Кончитъ жизнь въ мученьяхъ тяжкихъ, —

То ему судомъ небеснымъ

Грхъ его отпущенъ будетъ.’

И повдалъ добрый старецъ

Королю, въ смущеньи робкомъ,

Что ему открыто было.

И мгновенно донъ Родриго

Просіялъ и ожилъ духомъ,

И въ слезахъ и умиленьи,

Къ небесамъ воздлъ они руки

И сказалъ: ‘Всесильный Боже!

Сколь ты благъ, любви источникъ —

Самъ мн гршнику, злодю

Путь къ спасенью указуешь!’

И тогда святой отшельникъ

Отыскалъ въ горахъ пещеру,

Гд скрывался въ жаръ полдневный:

Грозный барсъ. Въ пещер этой

Онъ оставилъ донъ Родриго

И поспшно грудой камней

Узкій входъ ея задвинулъ.

Самъ же снова на молитву

Старецъ сталъ: просилъ онъ Бога,

Да даруетъ онъ прощенье

Злополучному Родриго.

И три дня въ молитв жаркой

Онъ провелъ безъ сна и пищи,

На четвертый, на разсвт

Возвратился онъ къ пещер,

Гд томился осужденный,

И чрезъ скважину межъ камней

Вопросилъ его: ‘скажи мн,

Что съ тобой, мой сынъ послушный?

Отзовись на голосъ старца.’

Тихо, голосомъ унылымъ

Отвчалъ ему Родриго:

‘Горе мн, святой отшельникъ!

Видно я своею жизнью

До конца прогнвалъ Бога:

Вкругъ меня съ раскрытой пастью,.

И сверкая алчнымъ взоромъ,

Лютый зврь, терзаемъ гладомъ,

Ужъ три дня, три ночи бродитъ,

Но моей грховной плоти

Прикоснуться онъ не сметъ.

Вижу я, что Царь небесный

Мн не хочетъ дать прощены.:

Даже хищный зврь голодный

Мной гнушается несчастнымъ,

Мнится мн, что будто чуетъ

Онъ души моей растлнной

Весь грховный смрадъ, всю скверну!..’

Снова сталъ отшельникъ-старецъ

На молитву, снова три дня

Протекло, опять къ пещер

На четвертый день пришелъ онъ

И къ несчастному Родриго

Вновь съ вопросомъ обратился:

‘Государь, повдай старцу,

Что послалъ теб Всевышній?

Внялъ ли онъ твоимъ стенаньямъ,

Покаянію и плачу?

Внялъ ли онъ молитв слезной,

Что къ нему я неустанно

Возсылаю днемъ и ночью?’

Отвчалъ ему Родриго

Слабымъ голосомъ чуть слышно:

‘Слава Вышнему Владык:

Благъ ко мн и милосердъ Онъ,

Внялъ Онъ плачу покаянья,

Внялъ твоимъ молитвамъ чистымъ, —

И надеждой на прощенье

Падшій духъ мой воскрешаетъ —

Онъ, въ замну мукъ загробныхъ,

Мн послалъ земную кару:

Плоть мою уже терзаетъ

Лютый зврь: я мучусь, мучусь!..

Но чмъ больше я страдаю,

Чмъ больне гршной плоти.

Тмъ душ моей отраднй:

Мнится мн, что мой мучитель

Вырываетъ вмст съ тломъ

Изъ меня мой грхъ… Я стражду,

Но я чувствую, что близокъ

Мой конецъ — конецъ мученьямъ,

Близокъ — чувствую я сердцемъ —

Мигъ прощенія священный!’

Какъ небесному глаголу,

Притаивъ въ груди дыханье,

Королю внималъ пустынникъ.

И въ избытк чувствъ высокихъ,

Онъ хотлъ въ горячемъ слов

Все излить передъ страдальцемъ,

Что въ тотъ мигъ на сердц было

И воскликнулъ онъ въ вольненьи:

‘Подкрпи тебя Всевышній,

Дай теб…’ И былъ не въ силахъ

Рчь свою окончить старецъ:

Въ немъ стснилось вдругъ дыханье,

Запылалъ огнемъ румянца

Ликъ его безкровно-блдный,

Оборвался глухо голосъ,—

И по старческимъ ланитамъ

Слезы хлынули ручьями.

Подавивъ въ груди рыданья,

Онъ ушелъ въ свою долину,

Тамъ, бродя межъ скалъ пустынныхъ,.

Въ ожиданіи тревожномъ,

Онъ творилъ въ душ молитву:

‘Боже, дай ему терпнье’

(Повторялъ онъ непрестанно)

‘Дай ему ты силу духа,

Да безропотно снесетъ онъ

До конца свои страданья!’

На закат дня отшельникъ

Вновь приблизился къ пещер,

Но напрасно вопрошалъ онъ

Заключеннаго, напрасно

Звалъ по имени Родриго.

Безъ отвта отдавался

Громкій зовъ его въ пещер —

Все свершилось: ужъ страдалецъ

Въ міръ иной переселился.

И сказалъ тогда подвижникъ,

Полонъ чувствъ неизъяснимыхъ:

‘Конченъ судъ небесъ правдивый:

Гршникъ мукой добровольной,

Покаяньемъ и смиреньемъ

Искупилъ свой грхъ предъ Богомъ.’

4-го марта 1870 г.

Примчанie.

Въ 711 году по P. X. африканскіе Арабы (Мавры) напали на Испанію, которой владли въ то время Готы. Готскій король Родриго пошелъ на встрчу непріятелю: произошла упорная битва при город Хересъ-де-ла-Фронтера, на берегу рки Гвадалеты, Христіане были разбиты, — и магометане овладли Испаніей. Но не вс Готы покорились власти Мавровъ: храбрйшіе изъ нихъ удалились на сверъ — въ горныя области Испаніи — Галисію, Астурію и Бискаю, и въ продолженіе многихъ вковъ вели доблестную борьбу съ пришельцами за независимость своего отечества — борьбу, которая кончилась уничтоженіемъ владычества Арабовъ на Пиринейскомъ полуостров. Этотъ героическій періодъ испанской исторіи, ознаменованный рыцарскими подвигами Готовъ ярко отразился въ длинной верениц романсовъ, т. е. произведеній испанской народной поэзіи Среднихъ Вковъ. Собраніе этихъ романсовъ составляетъ книгу, извстную подъ названіемъ Romancero. Такъ какъ эти маленькія поэмы заключаютъ въ себ по большей части сказанія объ историческихъ лицахъ и событіяхъ,— то, расположенныя въ хронологическомъ порядк, он представляютъ какъ бы поэтическую лтопись Испаніи во время борьбы Христіанъ съ Маврами. Лтопись эта начинается романсами о корол Родриго.

Считаемъ нужнымъ извиниться въ одной умышленной неточности, которую мы себ позволили въ нашемъ стихотворенія. Въ немъ повторено нсколько разъ названіе Гибральтара въ моментъ, предшествующій вторженію Мавровъ въ Испанію, тогда какъ извстно, что проливъ отдляющій Европу отъ Африки, сталъ называться Гибральтарскимъ уже посл этого событія. Но мы преднамренно прибгли къ этому анахронизму, желая ныншнимъ общеизвстнымъ названіемъ пролива ясне обозначить стратегическое значеніе крпости, ввренной графу Юліану. (Названіе ея — Цейта — малоизвстно большинству читателей). Крпость эта, находясь за африканскомъ берегу испанскихъ владній, была ключемъ къ Испаніи, потому-то Юліану и было такъ удобно распорядиться по своему произволу судьбой своего отечества.

КОРОЛЬ РОДРИГО.

Читайте также: