ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
ВИЛЛЬЯМА ШЕКСПИРА
ВЪ РУССКОМЪ ПЕРЕВОД.
КОРОЛЬ РИЧАРДЪ II
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ХРОНИКА ВЪ 5 ДЙСТВІЯХЪ
ВЪ СТИХАХЪ.
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
В. Костомарова.
Король Ричардъ не узурпаторъ, какъ Макбетъ, или какъ король Іоаннъ. Чтобъ достигнуть до престола онъ никого не убилъ. Онъ царствуетъ не въ силу преступленія, а по праву своего рожденія. Единственный сынъ знаменитаго Чернаго принца, который былъ старшимъ сыномъ побдоноснаго Эдварда III, онъ по неоспоримому праву носитъ корону Плантагенетовъ. Преданіе о наслдственности престола сдлало его законнымъ государемъ. Помазанный съ одиннадцати лтъ, Ричардъ II еще молодой человкъ, но уже старый тиранъ. Расточительный, втренный, развратный, ненавидящій суровое ремесло войны по преданности къ чувственности, сладострастный и безжалостный, изобртательный на развратъ и жестокости, опытный во всякаго рода удовольствіяхъ и хитростяхъ, страстный любитель маскарадовъ, ужасный и веселый, Ричардъ, по превосходству, король произвола. Пользоваться безъ милосердія своимъ правомъ, безъ умренности своими прерогативами, извлекать вс возможныя выгоды изъ своихъ королевскихъ удловъ, такова была до сихъ поръ его политика. И если случайно эта политика встрчала противорчія, король умлъ очень искусно уничтожать ихъ. Ват-Тайлеръ, во глав 60 т. инсургентовъ требовалъ уменьшенія налоговъ и освобожденія рабовъ. Король согласился на вс требованія Ват-Тайлера, потомъ пригласилъ его на дружеское свиданіе, и веллъ своимъ людямъ умертвить его, уничтоживши вс сдланныя уступки.— Одинъ изъ дядей короля, Герцогъ Глостеръ, задумалъ подчинить дворъ контролю Парламента. Однажды Ричардъ отправился ужинать къ дяд, въ помстье Плэши и, такъ какъ ужь довольно стемнло, онъ пригласилъ его проводить себя до береговъ Темзы, тамъ сбиры, разставленные маршаломъ Норфолькомъ, схватили Герцога Глостера, насильно бросили его въ лодку и перевезли въ крпостцу Калэ. ‘Тогда, разсказываетъ Фруассаръ,— четыре человка, заране получивши приказаніе, накинули ему петлю на шею, и ставши по двое на сторон, такъ крпко стянули веревку, что повалили герцога на землю и задушили его, а потомъ выкололи глаза, и уже мертваго отнесли на постель, сняли съ него платье и обувь, прикрыли простыней, положили голову на подушку, одли его мховымъ плащемъ, потомъ вышли изъ комнаты и пришли въ залу, наученные напередъ что имъ говорить, и что длать: они сказали, что съ Герцогомъ Глостеромъ приключился апоплексическій ударъ, что они связали ему руки и насилу могли уложить его въ постель’.
На другой день этого убійства начинается драма Шекспира. Поэтъ въ патетической сцен показываетъ намъ горесть Элеоноры Богунъ, вдовы убитаго Герцога. Герцогиня умоляетъ своего деверя, Джона Гоунтъ, отмстить смерть Глостера, наказавши его убійцъ. Джонъ Гоунтъ противится ея мольбамъ: по его мннію, только король, единственный раздаватель правосудія, можетъ отмстить эту смерть, а накажетъ ли онъ преступленіе, имъ самимъ замышленное? Осудитъ-ли онъ убійцъ, сообщникомъ которыхъ былъ онъ самъ? И такъ должно смириться и ждать отъ Бога приговора, котораго люди не могутъ произнести.— ‘Возложимъ печаль нашу на Господа. Когда онъ увидитъ, что настало время на земл, онъ одождитъ огненнымъ мщеніемъ головы виновныхъ.’
Герцогиня настаиваетъ: что говорить о смиреніи во время отчаянія! терпніе Герцога Ланкастеръ кажется ей постыднымъ равнодушіемъ.
‘Тебя сильнй не возбуждаетъ братство?
Не ужели любовь воспламенить
Уже не можетъ крови устарвшей?
— — — — — — — — — — — — —
Гоунтъ! кровь его была твоею кровью:
— — — — — — — — — — — ты
Еще живешь, но ты ужь въ немъ убитъ,
Какъ будто ты согласенъ въ полной мр
На смерть отца,— взирая равнодушно,
На то, какъ былъ убитъ твой бдный братъ,—
Врнйшее подобіе Эдварда…
— — — — — — — — — — — — —
— — — — — — — Что въ низшихъ
Терпніемъ мы называемъ, въ высшихъ
Становится трусливостью холодной’.
Напрасный призывъ. Джонъ Гоунтъ не поколебался, ничто не можетъ заставить его отступить отъ того, что онъ считаетъ своимъ долгомъ, у короля нтъ судей на земл, онъ долженъ ждать суда свыше.
‘Нтъ,— эта тяжба Богу одному
Принадлежитъ: мой братъ былъ умерщвленъ
Намстникомъ, помазанникомъ Бога,
Пускай Онъ самъ наказываетъ, если
Убійство это было беззаконно,
Я-жь никогда руки своей во гнв
Не подниму на ставленника божья…
Герцогиня.
‘Когожь теперь просить мн?
Гоунтъ.
Небеса
Они — вдовицъ защита и опора.
Эта сцена между вдовой и братомъ убитаго Герцога Глостерскаго — прологъ настоящаго дйствія. Въ этомъ то разговор авторъ излагаетъ свой предметъ и показываетъ намъ весь его объемъ. ‘Эта тяжба божія тяжба: God’s is the quarrel.’
Едва Глостеръ умеръ, какъ подготовка катастрофы уже начинается: Болингброкъ, сынъ Джона Гоунта, вызываетъ на поединокъ герцога Норфолька, того самаго, который былъ во глав ловушки, разставленной Глостеру, не будучи въ силахъ добраться до короля, онъ принялся за его министра. Онъ обвиняетъ маршала въ убійств Глостера и по феодальному обычаю приглашаетъ его оправдаться торжественнымъ образомъ, посредствомъ суда Божія:
‘Онъ источилъ потокомъ крови душу
Невинную его. И эта кровь,
Подобно крови Авелевой,— даже
Изъ ндръ нмыхъ земли къ намъ вопіетъ
И требуетъ возмездія. Клянусь
Вамъ славой предковъ нашихъ — я отмщу
Вотъ этою рукой — иль самъ погибну.
Норфолькъ поднимаетъ перчатку и принимаетъ вызовъ…— Назначенъ день для поединка. Предстанимъ себ роскошную сценическую постановку, указанную намъ хроникой. Поле битвы было огорожено въ долин Госфорд-Гринъ, близь Ковентри, знамена развваются, герольды на своихъ постахъ. Стражи съ трудомъ расталкиваютъ толпу, собравшуюся со всхъ концовъ королевства. Звукъ трубъ возвщаетъ прибытіе Ричарда II, который какъ судья битвы, садится на возвышенной эстрад, устроенной надъ загородкой. Великіе вассалы, во глав которыхъ почтенный Герцогъ Ланкэстеръ, садятся въ качеств асессоровъ ниже короля. Герцогъ Омерль, какъ коннетабль, и Герцогъ Сёррей, какъ маршалъ, помщаются внутри загородки, какъ блюстители порядка. Трубы звучатъ, другія имъ отвчаютъ. Вскор появляются оба величественные противника, каждый предшествуемый своимъ герольдомъ. Томасъ Моубрэй, Герцогъ Норфолькъ на гндой лошади, покрытой краснымъ бархатнымъ чепракомъ, съ вышитыми серебромъ львами и шелковичными втками, его вооруженіе нарочно было заказано лучшему германскому мастеру. Генрихъ Болингброкъ, Герцогъ Гирфордъ, на бломъ аргамак, покрытомъ синимъ съ зеленымъ бархатнымъ чепракомъ, съ вышитыми золотомъ лебедями и антилопами, одтый въ дивное всеоружіе, которое, по Фруассару, прислано ему мессиромъ Галеаццо, Герцогомъ Миланскимъ. Вс обычныя формальности выполнены. Копья вымрены. Оба сражающіеся поочередно проговорили свои титулы и каждый подтвердилъ клятвой правоту своего дла. Сигналъ поданъ, противники устремились одинъ на другаго, съ копьемъ въ рук. Торжественная минута. За Болингброка — молитвы вдовы и трепетное сочувствіе цлой націи, за Норфолька — лицемрныя желанія короля. Вообразите безпокойство Ричарда въ эту минуту: что, если, небо судило побду Болингброку! что, если Богъ, опредлившій пораженіе Моубрэя, явно накажетъ преступленіе, тайно совершенное королемъ! Ричардъ затрепеталъ при мысли объ возможности видть себя осужденнымъ, въ лиц своего министра, приговоромъ свыше. Чего бы то-ни стоило, надо предупредить подобный конецъ, и вдругъ король бросаетъ свой жезлъ между двумя противниками. Судебный поединокъ остановленъ. Ричардъ ставитъ свою волю между вызывающимъ и защищающимся, и быстро переноситъ на свой судъ дло, которое обсуживалось судомъ небеснымъ и замняетъ небесное правосудіе королевскимъ судомъ…..
Фруассаръ со всмъ правдоподобіемъ современника разсказываетъ о дйствіи, произведенномъ въ Англіи изгнаніемъ Болингброка. Это былъ національный трауръ. Отечество плакало, какъ будто лишалось своего защитника. Изгнанника провожалъ при отъзд цлый народъ въ слезахъ. ‘Когда графъ Дерби (Болингброкъ) слъ на лошадь и выхалъ изъ Лондона, больше сорока тысячъ народу было на улицахъ, вс кричали и плакали объ немъ такъ горько, что жаль было смотрть, они говорили: Ахъ милый графъ Дерби, неужто ты насъ оставляешь! Во всей стран не будетъ ни добра ни радости, покуда ты не вернешься, но до возвращенья твоего такъ долго. Черезъ сплетни и измну тебя высылаютъ изъ королевства…’ Драматическій авторъ не могъ показать намъ такого зрлища, онъ не могъ показать огромную плачущую толпу, печально провожавшую изгнанника. Но онъ поставилъ на сцену изнанку картины. Едва только скрылся Болингброкъ, какъ Ричардъ обнаружилъ неумстную радость передъ своими приближенными. Онъ благосклонно выслушиваетъ циническій разсказъ Омерля, который хвалится тмъ, что проводилъ своего изгнаннаго кузена, не омочивши глазъ слезами. Онъ самъ видлъ, какъ узжалъ Болингброкъ и насмхается надъ его любезностями съ чернью:
Какое онъ оказывалъ вниманье
Рабамъ: — — — — —
Передъ старухой, устричной торговкой,
Онъ шляпу снялъ. Счастливаго пути
Извозчики Гирфорду пожелали —
Его колна гибкія согнулись,
И онъ сказалъ: ‘Спасибо, землячки!’
Между тмъ печальная новость прекратила на время эти насмшки: старый Джонъ Гоунтъ умираетъ, убитый горемъ отъ потери сына и прежде кончины выразилъ желаніе видть короля. Самая смерть не могла заставить умолкнуть дикую радость Ричарда. Печальному встнику онъ отвчалъ гнусной шуткой:
О, да внушитъ врачу его всевышній
Благую мысль спровадить поскоре
Его къ отцамъ!— — — —
Подемте къ нему, милорды, вмст.
О, дай-то Богъ, чтобъ мы ужь, не смотря
На всю поспшность нашу,— не поспли!
Въ эту минуту, Ричардъ II становится такимъ же чудовищемъ какъ и Ричардъ III.
Здсь слдуетъ та прекрасная сцена, гд геній поэта такъ ярко освтилъ разсказъ исторіи. ‘Около Рождества (1398) случилось, что Герц. Ланкэстеръ (который жилъ въ большихъ непріятностяхъ, причиненныхъ ему какъ разлукою съ сыномъ, такъ и правленіемъ племянника его, короля Ричарда: ибо онъ слишкомъ хорошо понималъ, что если такъ будетъ продолжаться, то королевство погибнетъ) занемогъ и умеръ, друзья очень жалли его. А король Ричардъ Англійскій (какъ было видно) немного заботился объ этомъ, да скоро и совсмъ забылъ объ немъ.’ Кончина Герцога Ланкастерскаго, бывшая слдствіемъ двойной раны: любви къ отечеству и къ сыну, трогательна даже въ короткомъ разсказ Фруассара. Но, чтобы впечатлніе стало на высоту драмы, нужно было, чтобъ жертва въ послднія минуты встртилась лицомъ къ лицу съ своимъ палачемъ. Нужно, чтобы страдалецъ излилъ передъ царственнымъ мучителемъ всю анаему своей агоніи.
Вотъ для чего поэтъ приводитъ Ричарда II къ смертному одру Джона Гоунта. Голосъ умирающаго принца становится нкоторымъ образомъ голосомъ самой націи. Страданія отечества находятъ послдній отголосокъ въ священныхъ словахъ, произнесенныхъ коснющимъ языкомъ умирающаго:
. . . . . . . . . . . .И царственно-прекрасный
Престолъ, и этотъ островъ внценосный,
Земля величья, царство мира,— этотъ
Другой эдемъ, нашъ полурай, твердыня
Которую природа создала
Самой себ въ защиту отъ войны
И отъ заразы, эти поколнья
Людей счастливыхъ, маленькій мірокъ,
Сокровище,— какъ камень самоцвтный,
Оправленный въ серебряное море,
— — — — — — — — — — — — —
И это царство, Англія святая,
— — — — — — — — — — — — —
И эта-то отчизна душъ великихъ,
— — — — — — — — — — — — —
— — — — — — — — — нын отдана —
(О, я умру отъ этого!) — въ аренду,
Какъ жалкое, ничтожное помстье!
— — — — — — — — — — — — —
Та Англія, которая привыкла
Порабощать другія Государства,—
Теперь сама себя поработила,
И какъ постыдно!….
Ричардъ II прерываетъ эту патріотическую рчь, спросивши герцога, какъ онъ чувствуетъ себя. Но старикъ не поддался на эту хитрую, ироническую заботливость. Лежа на смертномъ одр, онъ всматривается въ Ричарда умирающимъ взоромъ и, (какъ будто загробная жизнь придала ему двойное зрніе), замчаетъ въ чертахъ молодаго короля признаки убійственной болзни, грызущей его. Будущій конецъ тирана представляется ему во всемъ его неизбжномъ ужас. Боле больной здсь не Джонъ Гоунтъ: этотъ молодой король, гордый здоровьемъ, силою и могуществомъ — вотъ умирающій:
— — — — — — — — — я вижу,
Какъ боленъ ты, — — — —
Твой смертный одръ великъ какъ королевство,
Гд страждешь ты потерей доброй славы.
И ты, больной, настолько былъ безпеченъ,
Что царственно-помазанное тло
Доврилъ ты лечить тмъ самымъ людямъ,
Которые разстроили тебя.
— — — — — — — — — — — —
— — — О, когдабъ твой ддъ
Пророчески предугадалъ, что сынъ
Его роднаго сына — уничтожитъ
Его сыновъ,— тогда-бы отъ позора
Избавилъ онъ тебя, лишивъ наслдства
Еще тогда, когда ты не вступалъ
На тотъ престолъ, съ котораго себя
Ты свергнешь самъ.— — — —
— — — — — — — — — — — —
Ты не король ужь Англіи, — —
И власть твоя — раба закона, ты же —
Ричардъ.
А ты — глупецъ, лунатикъ слабоумный!
Ты, на права горячки полагаясь,
Осмлился своими ледяными
И дерзкими совтами заставить
— — — — — — — — — — — —
Отъ гнва наши щоки поблднть!
Не будь ты сыномъ брата Эдуарда
Великаго,— языкъ твой наглый скоро-бъ
Съ надменныхъ плечъ снесъ голову твою….
Гоунтъ.
О не щади меня…
— — — — Благородный Глостеръ,
Мой братъ,— прямая, честная душа,
— — — — — — — — — — — —
— — — — есть образецъ того,
Что проливать святую кровь Эдварда
Теб не значитъ ровно ничего.
Сойди въ союзъ съ болзнями моими
И пусть жестокосердіе твое,
Какъ сгорбленная старость, скоситъ цвтъ
Давно увядшій! ты живи въ позор,
Но твой позоръ да не умретъ съ тобою,—
И вс мои предсмертныя слова
Въ мучителей твоихъ да обратятся!
Торжественный приговоръ, который должно было выполнить будущее! Проклятіе Джона Гоунга имло на судьбу Ричарда II такое же дйствіе, какъ проклятіе королевы Маргериты на судьбы Ричарда III. Будущая катастрофа гремитъ въ каждомъ обвиненіи. Тутъ поэтъ сосредоточилъ, какъ въ небесной молніи, вс громы развязки. Чтобы ни длалъ съ этихъ поръ Ричардъ II, онъ не можетъ укрыться отъ роковаго удара. Проклятіе умирающаго поразило его, какъ громомъ.
Сильный своимъ всемогуществомъ, Ричардъ думаетъ, что можетъ необращать никакого вниманія на проклятіе, исходящее изъ могилы. Мало того:— онъ мститъ Джону Гоунту, лишая Болингброка наслдственнаго имнія. Подъ предлогомъ издержекъ на войну съ Ирландіей, онъ конфискуетъ въ казну вс владнія Ланкастера. Но этотъ указъ есть послднее дйствіе деспотизма. Онъ вызываетъ наконецъ сопротивленіе всей націи. Каждый почувствовалъ себя оскорбленнымъ въ своихъ личныхъ правахъ подобнымъ приговоромъ, лишающимъ наслдства Болингброка, каждый готовится отстаивать поруганный принципъ собственности. Въ томъ же самомъ дворц Эли, гд только что скончался Джонъ Гоунтъ, знаменитйшіе члены англійскаго дворянства составили тайное общество и объявили себя противъ деспотизма, сдлавшагося невыносимымъ. Элементы феодальнаго общества вступаютъ въ борьбу. Аристократія отказывается отъ повиновенія своей верховной властительниц, монархіи, выражаясь при этомъ съ удивительной смлостью:
Нортомбэрлэндъ.
Нтъ! стыдно намъ, что сносимъ мы такую
Неправосудность.— — — — —
— — — — — — — — — — — —
Король — не самъ король. Имъ управляютъ
Развратные и подлые льстецы,
И чтобъ они на каждаго изъ насъ
Не донесли: — — —
А ужъ Ричардъ готовъ карать и насъ,
И нашихъ женъ, наслдниковъ, дтей…
Россъ.
Тяжелыми налогами народъ
Онъ разорилъ,— и ужь совсмъ лишился
Его любви, дворянъ всхъ обложилъ
Онъ пенями за старыя ихъ распри
И навсегда утратилъ ихъ любовь.
Виллоуби.
И каждый день все новые поборы
Изобртаютъ — въ форм ассигнацій,
Пожертвованій, богъ знаетъ на что…
Чмъ, ради бога, кончится все это?
Нортомберлэндъ.
И все это не войны пожираютъ,
Онъ ни одной войны еще не велъ,
— — — — — — — — — — — —
Они (его предки) на войны меньше издержали,
Чмъ издержалъ во время мира онъ.
Виллоуби.
— — — Нашъ король банкрутъ.
Нортомберлэндъ.
Надъ нимъ отяготло разоренье.
Такое краснорчивое обвиненіе деспотизма всегда дйствительной всегда справедливо, но странно, что оно пришлось какъ разъ ко времени для слушателей Шекспира! Толпа, приходившая ежедневно рукоплескать своему поэту, приняла вс его слова за намеки на мщеніе. По странному совпаденію, въ которомъ не трудно впрочемъ видть преднамренность автора, это порицаніе правленія Ричарда II заключало, въ короткихъ словахъ, обвиненіе, носившееся въ народ противъ правленія Елизаветы. Перемнены только имена, а поводы къ жалобамъ тже: конфискаціи, щедрость къ любимцамъ, подозрительность и шпіонство, народъ, изнуренный налогами, дворянство систематически разоренное, придумываніе безпрерывныхъ поборовъ, насильственные займы, называемые какъ-бы въ насмшку добровольными пожертвованіями, мирное время, требующее больше издержекъ чмъ военное. Очень понятно, что королева Елизавета почувствовала, что личность ея задта въ этой драм. Понятно, что даже не задолго до смерти, она еще съ горечью говорила объ успх ‘этой трагедіи Ричардъ II, игранной сорокъ разъ въ публичныхъ театрахъ’……
Тотъ же втеръ, задержавшій по вол провиднія Ричарда II и его войско на берегахъ Ирландіи, принесъ суда Генриха Ланкэстера къ берегамъ Йоркшэйра. Изгнанный и лишенный наслдства герцогъ возвращается требовать обратно и свое наслдіе и свое отечество. Его торжественная высадка въ Равенспорг есть одно изъ удивительнйшихъ чудесъ, какимъ когда нибудь оскорбленное право проявляло свое могущество. Это право, которое изъ вка въ вкъ изумляло исторію своими чудесами, это право, которое должно будетъ низпровергнуть впослдствіи династіи Стюарта и Бурбона, возстаетъ нын противъ династіи Плантагенета. Противъ Ричарда, этого Іакова Втораго XIV вка, стоитъ Болингброкъ,— Вильгельмъ Оранскій. Передъ невидимой силой революціи падаютъ одна за другой бастиліи тиранніи. Обрадованныя цитадели опускаютъ свои подъемные мосты: восхищенные города сдаются. Войска, посланныя противъ мятежниковъ, обезоруживаются невдомо какой волшебной силой, вэлльзскія дружины, набранныя графомъ Сольсбёри, разбгаются, Англійская армія, подъ начальствомъ герцога Йоркскаго, переходитъ безъ боя подъ знамена мятежника. Между тмъ Ричардъ II возвратился изъ Ирландіи и высадился на берегъ Вэлльза. Королю извстна только часть истины, онъ знаетъ, что возстаніе разразилось, но не знаетъ, какіе оно приняло размры. Ктому же онъ ослпленъ своею властью, онъ убжденъ, что никакая человческая сила не въ состояніи вырвать у него скипетръ. Не помазанникъ ли онъ божій? Не принадлежитъ ли ему Англія по праву божественному? Не связана ли она съ нимъ таинственными узами, которыхъ никакія человческія усилія не могутъ разорвать? Эта земля, которую мы попираемъ ногами, какъ вещество безчувственное и неодушевленное — для короля существо живое, страстное, любящее, преданное ему по самой природ, по принципу монархической власти. Король владетъ не однимъ тломъ отечества, но и душой его. Въ этомъ-то убжденіи онъ такъ нжно заклинаетъ Англійскую землю и проситъ ее защитить его отъ мятежа:
‘О, не питай, прекрасная земля,
Моихъ враговъ,— и сладостью твоею
Не услаждай ихъ хищническихъ чувствъ!
Нтъ, но усй весь путь ихъ пауками,
Что изъ тебя высасываютъ ядъ,
И пусть неповоротливыя жабы
Кишатъ вокругъ измнническихъ ногъ….
— — — — — — — — — — — — —
Пусть на теб мой врагъ одну крапиву
Найдетъ, и если вздумаетъ сорвать
Съ твоей груди какой нибудь цвтокъ,—
Прошу тебя — укрой подъ нимъ эхидну…
— — — — — — — — — — — — —
Не смйтесь, лорды, надъ моимъ безумнымъ
Заклятіемъ: скорй проснется чувство
Въ сырой земл, и обратятся камни
Въ вооруженныхъ воиновъ,— чмъ я,
Ея король законный, покорю, ея
Преступному оружью мятежа.’
Напрасно немногіе придворные, оставшіеся врными королю, уговариваютъ его выйдти наконецъ изъ этой роковой безпечности. Ричардъ II упорно остается въ своемъ величественномъ бездйствіи. Онъ царствуетъ милостію божіею: дло милости божіей и хранить его. Не одна земля, но и само небо должно сражаться за короля:
Нтъ! всей водою бурныхъ океановъ
Не смыть съ чела помазаннаго — мра,
И смертнаго дыханіе — не свергнетъ
Намстника, поставленнаго Богомъ.
На каждаго — поврьте — человка,
Котораго измнникъ Болингброкъ
Поднять заставитъ злобное желзо
Противъ короны золотой —
Богъ, своего Ричарда защищая,
По свтлому Архангелу поставитъ!—
Но въ то время, какъ Ричардъ, ослпленный призракомъ своего божественнаго права, воображаетъ, что тамъ на небеси, собирается огненное войско ангеловъ,— дйствительность тяжело налагаетъ на него свою руку и указываетъ здсь на земл толпы бгущихъ людей. Сольсбёри весь запыхавшись прискакалъ съ извстіемъ, что вэлльзская армія разбжалась. Это извстіе смутило на минуту Ричарда: онъ поблднлъ. Но его замшательство было мгновенно.
‘— Да, я забылся. Разв не король я?
Величіе сонливое мое,
Ты спишь? Проснись! Иль имя короля
Не равносильно тысячамъ именъ?
Возстань, возстань-же царственное имя:
Ничтожный рабъ величью твоему
Теперь грозитъ!’
Между тмъ произшествія были еще упорне, чмъ легковріе Ричарда. Они не даютъ ему отдохнуть до тхъ поръ, покуда онъ не разуврится. Новый гонецъ наноситъ новый ударъ его суеврію: вся нація возстала, даже женщины и дти. Отпали отъ него, и ужь любимцы его величества — Вильтширъ, Бэготъ, Беши, Гринъ — схвачены и обезглавлены. На этотъ разъ ударъ былъ слишкомъ жестокъ……… Въ ясномъ, страшномъ видніи, передъ растерявшимся Ричардомъ совершаются вс династическія катастрофы, ускорявшія кончину королей:
‘Во имя неба — сядемте мы на-земь
И станемте разсказывать другъ другу