Кориолан, Шекспир Вильям, Год: 1607 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 90 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ДРАМАТИЧЕСКІЯ СОЧИНЕНІЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
Н. КЕТЧЕРА,

выправленный и пополненный по найденному Пэнъ Колльеромъ,
старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 4.

УКРОЩЕНІЕ СТРОПТИВОЙ.

КОРІОЛАНЪ.

ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧИТСЯ.

ОТЕЛЛО.

Изданіе К. Солдатенкова.

ЦНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.

МОСКВА.

ВЪ ТИПОГРАФІИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.

1864.

КОРІОЛАНЪ.

ДЙСТВУЮЩІЕ.

Кай Марцій Коріоланъ.

Титъ Ларцій, Коминій, римскіе полководцы.

Мененій Агриппа, другъ Коріолана.

Сициній Велютъ, Юній Брутъ, народные трибуны.

Марцій, маленькій сынъ Коріолана.

Туллъ Ауфидій, полководецъ Вольсковъ.

Волюмнія, мать Коріолана.

Виргилія, жена его.

Валерія, ея подруга.

Раба Виргиліи.

Римскіе и Вольсскіе Сенаторы, Военачальники, Воины, Граждане и Встники, Патриціи, Эдилы, Ликторы, Гражданки римскія и Рабы Ауфидія.

Мсто дйствія частію въ Рим, частію во владніяхъ Вольсковъ и Анціатовъ.

ДЙСТВІЕ I.

СЦЕНА 1.

Римъ. Улица.

Входитъ толпа возмутившихся Гражданъ, вооруженныхъ палками, вилами и другими орудіями.

1 гр. Прежде, однакожь, чмъ пойдемъ дале, выслушайте меня.

НСКОЛЬКО ГОЛОСОВЪ. Говори, говори.

1 гр. Вдь вы ршились лучше умереть, чмъ голодать?

ГРАЖДАНЕ. Ршились, ршились.

1 гр. Вы знаете, что главный врагъ народа Каій Марцій?

ГРАЖДАНЕ. Знаемъ, знаемъ.

1 гр. Такъ убьемте жь его, и у насъ будетъ хлбъ по цн, какую назначимъ сами. Согласны на это?

ГРАЖДАНЕ. Нечего боле и толковать — сказано и сдлано. Идемъ, идемъ!

2 гр. Еще одно слово, добрые граждане.

1 гр. Мы бдные граждане, добрые только патриціи {Good — добрые, принимается тутъ въ значеніи богатыхъ, зажиточныхъ.}. Насъ спасло бы и то, чмъ они переполняютъ желудки свои. Уступи они намъ хоть только этотъ излишекъ, тогда какъ онъ годенъ еще въ пищу — мы ужь и это почли бы человколюбивымъ пособіемъ, но они думаютъ, что мы и того не стоимъ. Бдность насъ удручающая, грязь нашей нищеты {Въ прежнихъ изданіяхъ: the object ofour misery… По Колльеру: the abjeciness of our misery…} — инвентарь ихъ преизбытковъ, наши страданія — доходъ ихъ. Выместимъ же это имъ вилами, пока не сдлались спичками {Ere we become rakes — прежде чмъ сдлаемся граблями.}, боги знаютъ, что это говоритъ голодъ, а не жажда мщенія.

2 гр. И вы хотите разразиться надъ Каіемъ Марціемъ въ особенности?

1 гр. Надъ нимъ прежде всхъ, съ народомъ онъ настоящая собака.

2 гр. По вспомните его услуги отечеству.

1 гр. Помнимъ очень хорошо, и поблагодарили бъ за нихъ, еслибъ онъ самъ не вознаграждалъ себя гордыней своей.

2 гр. Это просто злорчіе.

1 гр. Говорятъ теб, все что онъ сдлалъ славнаго, длалось съ этой цлью. Пусть добродушные простаки увряютъ, что онъ имлъ въ виду отечество — ему хотлось только угодить матери, да гордости своей, которая нисколько не меньше его достоинствъ.

2 гр. Ты ставишь ему въ преступленіе и врожденное, чего измнить невозможно. Покрайней мр ты ни въ какомъ случа не упрекнешь его корыстолюбіемъ.

1 гр. Не упрекну имъ — найдется довольно другихъ обвиненій, недостатковъ у него столько, что и не перечтешь. (Крики за сценой.) Это что за крики? И другой конецъ города поднялся, а мы стоимъ тутъ да болтаемъ, въ Капитолій!

ВС. Идемъ! идемъ!

1 гр. Постойте, кто это спшитъ сюда?

2 гр. Достойный Мененій Агриппа, человкъ всегда любившій народъ.

Входитъ Мененій Агриппа.

1 гр. Да, онъ довольно честенъ, хорошо, еслибъ и остальные походили на него.

МЕН. Что задумали вы, любезные сограждане? Куда это собрались съ дубьемъ и съ рычагами? Скажите пожалуйста, въ чемъ дло?

2 гр. Дло наше не безъизвстно и сенату, цлые четырнадцать дней намекали имъ на то, что задумываемъ, теперь мы имъ покажемъ, что съумемъ и выполнить задуманное. Они говорятъ, что у бдныхъ просителей горла сильныя — узнаютъ что у нихъ и руки не слабе.

МЕН. Но, добрые друзья мои, любезные сосди, неужели вамъ хочется погубить себя?

2 гр. Погубить себя мы не можемъ, мы погублены ужь.

МЕН. Послушайте, друзья мои, патриціи пекутся о васъ съ величайшей заботливостью. Что жь касается до вашихъ нуждъ, до вашихъ бдствій въ настоящее голодное время, такъ, право, все равно, что разить за это вашими палками небо, что заносить ихъ на римское правительство, которое, стремясь по однажды принятому пути, расторгнетъ и десятки тысячь уздъ изъ звеньевъ далеко крпчайшихъ тхъ, какія можетъ представить ваше возстаніе. Неурожаи посылаются богами, а не патриціями, тутъ можно помочь только склоненіемъ передъ ними колнъ, а не грозою рукъ. Отуманенные одной бдой, вы стремитесь еще къ большимъ, вы клевещете на правителей Рима, которые, тогда какъ вы проклинаете ихъ, какъ враговъ, пекутся о васъ, какъ отцы.

2 гр. Пекутся о насъ?— Какъ бы не такъ!— Они никогда не пеклись о насъ. Они оставляютъ насъ умирать съ голоду, тогда какъ амбары ихъ завалены хлбомъ, они издаютъ эдикты въ пользу лихоимства, для поддержки ростовщиковъ, они ежедневно отмняютъ какой-нибудь благодтельный законъ противъ богачей, и ежедневно придумываютъ новыя, строжайшія постановленія для угнетенія и порабощенія бдныхъ. Если насъ не пожрутъ войны, такъ пожрутъ они, вотъ вся ихъ любовь къ намъ.

МЕН. Ты или сознаешься въ страшной злорчивости, или заставишь признать себя безумнымъ. Я разскажу вамъ превосходную сказку, можетъ-быть вы ужь и слыхали ее, но она такъ приходится къ этому случаю, что я ршаюсь занять васъ ею и еще разъ.

2 гр. Послушаемъ. Ты не думай однакожь, что теб удастся заговорить наше негодованіе какой-нибудь сказкой. Разсказывай.

МЕН. Случилось однажды, что вс части тла возстали противъ живота, обвиняя его тмъ, что онъ, какъ бездна какая-нибудь, остается въ середин тла празднымъ и бездйственнымъ — только что принимаетъ въ себя пищу и никогда не раздляетъ трудовъ прочихъ членовъ, тогда какъ т видятъ, слышатъ, придумываютъ, научаютъ, движутъ, чувствуютъ и, взаимно помогая другъ другу, удовлетворяютъ такимъ образомъ всмъ нуждамъ и потребностямъ цлаго тла. Животъ отвчалъ —

2 гр. Прекрасно, что жь отвчалъ животъ?

МЕН. А вотъ я сейчасъ скажу вамъ.— Съ насмшливой улыбкой своего рода, какой никогда не появлялось на устахъ — потому что, видите ли, мн хочется заставить животъ не только что говорить, но и улыбаться,— животъ отвчалъ недовольнымъ членамъ, частямъ, возмутившимся только изъ зависти къ его положенію, точнехонько какъ и вы поносите нашихъ сенаторовъ только за то, что они не вы.

2 гр. Нтъ, это пустое — отвтъ живота! Какъ! когда и царственная голова, и бодрствующій глазъ, и совтникъ — сердце, и воинъ — рука, и конь — нога, и трубачь — языкъ, и вс другія орудія и меньшія подмоги нашего тла,— когда вс они —

МЕН. Что жь они?— Вотъ такъ языкъ у человка!— Ну что жь, что жь они?

2 гр. Стсненные обжорой животомъ, который все-таки отхожее мсто тла —

МЕН. Хорошо, да что жь они-то?

2 гр. Когда вс эти дятели начали бы жаловаться — что жь осталось бы и отвчать животу?

МЕН. Я скажу вамъ, вооружитесь только хоть на мгновеніе терпніемъ, котораго у васъ такъ мало, и вы услышите отвтъ живота.

2 гр. Да ты слишкомъ ужь тянешь.

МЕН. Замть, любезный другъ, что разсудительный животъ былъ не такъ опрометчивъ, какъ его обвинители, и вотъ какъ отвчалъ онъ имъ: ‘Правда, любезные друзья мои, что я принимаю общую вамъ пищу прежде васъ всхъ, и это такъ и должно, потому что я кладовая, складочное мсто всего тла, вспомните, однакожь, что я разсылаю ее по ркамъ вашей крови ко двору — сердцу, къ сенату — мозгу, и во вс члены и органы человка {Въ прежнихъ изданіяхъ: to the sent o’the train, And through tho cranks and offices of man… По Колльеру: the Senate, brain, And through the ranks and offices of man…}, что такимъ образомъ, и величайшій нервъ и малйшая жилка получаютъ отъ меня все требуемое природой для ихъ жизни. И хотя вс вы, друзья мои’ — прошу замтить, это говоритъ желудокъ —

2 гр. Хорошо, хорошо.

МЕН. ‘И хотя вс вы не замчаете что я удляю каждому, но я могу доказать, что я изъ всего передаю всмъ вамъ тончайшую муку, оставляя себ только мякину’.— Что вы на это скажете?

2 гр. Отвтъ хоть куда. Но какъ же примнишь ты его къ настоящему длу.

МЕН. Этотъ благоразумный животъ — сенаторы Рима, а вы — возмутившіеся члены. Обратите только вниманіе на ихъ труды и заботы, обсудите все, что касается до управленія, хорошенько, и вы увидите, что всякое общественное благо, которымъ вы пользуетесь, вытекаетъ отнюдь не изъ васъ самихъ, а переходитъ къ вамъ отъ нихъ. Ну, ты, большой палецъ этого собранія, что ты на это скажешь?

2 гр. Я большой палецъ? Почему жь я большой палецъ?

МЕН. Потому что ты, низшій, худшій, бднйшій изъ всего этого велемудраго возстанія, опереживаешь всхъ, потому что ты, негодяй, способный казать только пятки, идешь впереди въ надежд на какую-нибудь прибыль.— Что жь, поднимайте дубье и вилы! Римъ и его крысы готовы вступить въ борьбу, одной сторон не миновать гибели!

Входитъ Каій Марцій.

Да здравствуетъ, благородный Марцій!

МАРЦ. Благодарю.— Что у васъ, буйные бездльники, разчесывающіе жалкій зудъ вашихъ бредней до того, что обращаетесь въ чесотку?

2 гр. Мы вдь никогда не слыхали еще отъ тебя добраго слова.

МАРЦ. Доброе слово теб будетъ страшнйшей лестью. Чего хотите вы, псы, которымъ противны и миръ и война? одинъ длаетъ васъ дерзкими, другая — пугаетъ. Положись на васъ, и найдешь зайцевъ, гд хотлось найти львовъ, гусей, гд воображалъ лисицъ, вы такъ же надежны, какъ раскаленный уголь на льду, какъ градина на солнц. Ваша добродтель — превозносить караемое преступленіе и проклинать карающее правосудіе. Достойный славы — удостаивается вашей ненависти, ваша благосклонность — прихоть больного, который боле всего жаждетъ именно того, что только увеличиваетъ болзнь его. Нуждающійся въ вашемъ расположеніи плаваетъ свинцовыми перьями, рубитъ дубы соломенной. Къ черту васъ!— Какъ на васъ полагаться? вы перемняете мнніе свое ежеминутно: называете благороднйшимъ, кого сейчасъ ненавидли, презрннйшимъ, кого за мгновеніе превозносили до небесъ. Что вопите вы на всхъ площадяхъ противъ благороднаго сената, который, посл боговъ, одинъ только и держитъ васъ въ страх, безъ котораго вы давно пережрали бы другъ друга?— Чего хотятъ они?

МЕН. Хлба по цнамъ, которыя назначатъ сами, они говорятъ, что въ город его достаточно.

МАРЦ. Говорятъ? на вислицу ихъ! Они сидятъ себ у очага своего и воображаютъ знать, что длается въ Капитолі, кто возвышается, кто властвуетъ, кто падаетъ, составляютъ партіи, распускаютъ слухи о предполагаемыхъ бракахъ, возвышаютъ однихъ, становятъ другихъ, за то что они не по нраву имъ, ниже протоптанныхъ подметокъ своихъ. Они говорятъ что хлба довольно? Желалъ бы, чтобъ патриціи отказались отъ неумстнаго состраданія и дали полную волю моему мечу — и взгромоздилъ бы изъ изувченныхъ труповъ этихъ бездльниковъ груду выше копья моего.

МЕН. Эти и безъ того вполн убждены уже {Въ прежнихъ изданіяхъ: these are almost thoroughly persuaded… По Колльеру: these are all mosl thoroughly persuaded…}, потому что они сколько неразумны, столько же и трусливы. Но скажи, что другая толпа?

МАРЦ. Разошлась. Бездльники — чтобъ всмъ имъ передохнуть,— кричали: мы голодны, ревли пословицами, что голодъ ломаетъ и каменныя стны, что и собаки не могутъ обойтись безъ ды, что пища создана для рта, что боги посылаютъ хлбъ не однимъ богачамъ. Жалобы ихъ, выражавшіяся подобными прибаутками, были приняты, и когда уступили ихъ требованію — требованію чудовищному, способному надорвать сердце благородства, наблить щеки безстрашнаго мужества,— они, потрясая воздухъ громкими криками радости {Въ прежнихъ изданіяхъ: Shouting their emulation… По Колльеру: Shouting their exultation…}, начали бросать шапки къ небу, какъ будто бы хотли повсить ихъ на рога мсяца.

МЕН. Что жь уступили имъ?

МАРЦ. Выборъ пяти трибуновъ на защиту ихъ пошлыхъ мудрованій, и они выбрали Юнія Брута, Сицинія Велюта и — не знаю кого еще. Проклятіе! сволочь эта скорй сорвала бы крыши со всего города, чмъ вырвала у меня такую уступку, это дать ей пересилье надъ властью, возможность требовать, со временемъ, еще большаго, грозя возмущеніемъ.

МЕН. Да, странно это.

МАРЦ. Ну, что жь стоите?— убирайтесь по домамъ, негодяи!

Входитъ Посланецъ.

ПОСЛ. Гд Каій Марцій?

МАРЦ. Здсь. Что теб надо?

ПОСЛ. Получено извстіе, что Вольски идутъ на насъ войной.

МАРЦ. Очень радъ, это средство провтрить нашъ затхлый преизбытокъ. Да вотъ и доблестные отцы наши.

Входятъ Коминiй, Титъ Ларцій и другіе Сенаторы, Юній Брутъ и Сициній Велютъ.

1 сен. Марцій, сбылись слова твои — Вольски возстали.

МАРЦ. И подъ начальствомъ Тулла Ауфидія, съ которымъ не легко управиться. Я гршу, завидуя ему, будь я не то, что есть — я бы желалъ быть только имъ.

КОМ. Ты воевалъ уже съ нимъ?

МАРЦ. Еслибъ свтъ распался на дв враждующія половины, и Ауфидій очутился на моей сторон — я перешолъ бы на другую, единственно для того, чтобы сражаться противъ него, это левъ, охота за которымъ моя гордость.

1 сен. Такъ что жь, доблестный Марцій, почемужь бы и не отправиться теб на эту войну вмст съ Коминіемъ?

КОМ. Вдь ты и общалъ.

МАРЦ. Общалъ, и сдержу свое слово.— Титъ Ларцій, ты еще разъ увидишь мои удары прямо въ лице Тулла. Да, ты вдь болнъ — ты остаешься?

ТИТЪ. Нтъ, Марцій, скорй обопрусь я на одинъ костыль и стану драться другимъ, чмъ останусь.

МЕН. Истый Римлянинъ!

1 сен. Пойдемте жь въ Капитолій, я знаю, тамъ ждутъ уже насъ друзья наши.

ТИТЪ. Идемъ. Коминій, ты за ними, а мы за тобой, вполн достойнымъ предшествовать намъ.

КОМ. Благородный Ларцій!

1 сен. (Гражданамъ). А вы ступайте по домамъ.

МАРЦ. Нтъ, пусть они идутъ за нами. У Вольсковъ хлба много — возьмемъ этихъ крысъ съ собой, для опустошенія ихъ закормовъ. Благородные возмутители, ваше мужество процвтаетъ, прошу слдуйте за нами. (Уходитъ за сенаторами съ Коминіемъ, Титомъ и Мененіемъ. Граждане расходятся.)

СИЦ. Не знаю, бывалъ ли когда человкъ надменне этого Марція?

БРУТ. Врядъ сыщешь ли подобнаго.

СИЦ. Когда насъ избрали въ народные трибуны —

БРУТ. Замтилъ ты выраженіе его глазъ и губъ?

СИЦ. Скажи лучше — его насмшки.

БРУТ. Раздраженный, онъ насмется и надъ богами.

СИЦ. Наругается надъ смиренной луной.

БРУТ. Эта война пожретъ его, онъ слишкомъ ужь загордился своимъ мужествомъ.

СИЦ. Такія натуры, подстрекаемыя удачами, презираютъ и тнь, на которую наступаютъ въ полдень. Я дивлюсь одному, какъ, съ его высокомріемъ, онъ согласился состоять подъ начальствомъ Коминія?

БРУТ. Слава, къ которой онъ стремится и которой онъ украшенъ уже достаточно, ни на какомъ мст не сберегается и не увеличивается такъ, какъ на ближайшемъ къ первому. Всякая неудача будетъ виной главнокомандующаго, хотя бы онъ и сдлалъ все, что только въ силахъ человка, и перемнчивое сужденіе сейчасъ завопитъ: ‘о, еслибъ начальствовалъ Марцій!’

СИЦ. А пойдетъ все хорошо — общественное мнніе, такъ пристрастное къ Марцію, все-таки лишитъ Коминія всхъ заслугъ его.

БРУТ. Половина лавровъ Коминія перейдетъ къ Марцію, хотя бы Марцій и не пожиналъ ихъ, и вс погршности его обратятся въ честь Марцію, хотя бы, въ самомъ-то дл, Марцій и не заслуживалъ этого.

СИЦ. Пойдемъ однакожь, посмотримъ, какъ распорядятся отправленіемъ, и какъ онъ отправится на эту войну: не отличится ли, кром обычнаго, и еще чмъ-нибудь.

БРУТ. Пойдемъ.

СЦЕНА 2

Коріоли. Сенатъ.

Входятъ Туллъ Ауфидій и нсколько Сенаторовъ.

1 сен. Такъ ты, Ауфидій, думаешь, что Римляне провдали наши замыслы, знаютъ, что мы предпринимаемъ?

ТУЛЛ. А вы не думаете этого? Когда жь что-либо задуманное у насъ успвало осуществиться прежде, чмъ узнаетъ Римъ? Дня четыре назадъ меня извстили оттуда — кажется письмо со мною — да, вотъ оно. (Читаетъ) ‘Собрано войско, но куда: на востокъ, или на западъ — неизвстно. Голодъ сильный, народъ возмущается, носятся слухи, что Коминій, вашъ старый врагъ Марцій — котораго въ Рим ненавидятъ боле, чмъ у васъ,— и Титъ Ларцій, доблестнйшій изъ Римлянъ, назначены предводителями этого войска куда бы оно ни пошло, а очень можетъ быть, что оно пойдетъ и на васъ. Подумайте объ этомъ хорошенько’.

1 сен. Наше войско въ пол. Мы никогда не сомнвались во всегдашней готовности Рима дать намъ отпоръ.

ТУЛЛ. И не полагали безразсуднымъ скрывать ваши великіе замыслы до обнаруженія ихъ по невол, а Римъ, какъ кажется, извстился о нихъ еще во время самого высиживанія ихъ, и это уничтожаетъ наше первое предположеніе овладть нсколькими городами прежде, чмъ Римъ узнаетъ, что мы подняли оружіе.

2 сен. Когда такъ, благородный Ауфидій, вотъ теб полномочіе, (Подавая его ему) спши къ своему войску. Предоставь охраненіе Коріоли намъ, осадятъ они насъ — возвратись съ нимъ къ намъ на выручку. Но я все-таки никакъ не думаю, чтобъ они собирали войско противъ насъ.

ТУЛЛ. Не сомнвайся — всти мои врны. Но этого мало еще — часть войска выступила уже и идетъ именно сюда. Прощайте. Встрчусь съ Марціемъ — мы поклялись другъ другу не расходиться до тхъ поръ, пока одинъ изъ насъ не лишится всякой возможности драться.

ВС. Да помогутъ теб боги!

ТУЛЛ. И да не оставятъ они васъ, благородные сенаторы!

1 сен. Прощай.

2 сен. Прощай.

ВС. Прощай.

СЦЕНА 3.

Римъ Комната въ домъ Марція.

Волюмнія и Виргилія сидятъ на двухъ низенькихъ табуреткахъ и шьютъ.

ВОЛ. Прошу тебя, дочь моя, пой, или говори веселе. Еслибъ мой сынъ былъ моимъ мужемъ — покрывающее славой отсутствіе его радовало бы меня, право, боле, чмъ его объятія на брачномъ лож — высочайшія выраженія любви его. Тогда какъ онъ былъ еще нжнымъ ребенкомъ и единственнымъ сыномъ моей утробы, тогда какъ юность и красота влекли къ нему взоры всхъ, тогда какъ другую мать и просьбы царей, цлый день повторяемыя, не склонили бъ выпустить его изъ виду на какой-нибудь одинъ часъ, и тогда — соображая на сколько еще украсила бы его слава, и что, не оживотворяйся онъ ей, онъ, какъ картина, годился бы только для стны,— и тогда я съ радостью позволяла ему искать опасности тамъ, гд, по всмъ вроятіямъ, могъ найти славу. Я послала его на страшную войну, и онъ возвратился съ дубовымъ внкомъ на чел {Дубовымъ внкомъ у Римлянъ украшали того, кто спасъ жизнь гражданина.}. Скажу теб, дочь моя, и тогда, когда родивъ его, я въ первые услышала, что родила мальчика — восторгъ мой былъ далеко не такъ великъ, какъ тутъ, когда впервые увидала, что онъ мужъ.

ВИР. Но еслибъ онъ погибъ? что тогда?

ВОЛ. Тогда его слава сдлалась бы моимъ сыномъ, въ ней нашла бы я мое потомство.— Поврь, еслибъ у меня было двнадцать сыновъ, любимыхъ равно — ни боле, ни мене твоего и моего добраго Марція,— и благородную смерть за родину одиннадцати перенесла бы я гораздо легче, чмъ бездйственную жизнь одного въ роскоши и въ нг.

Входить Раба.

РАБ. Благородная госпожа, васъ желаетъ видть Валерія.

ВИР. Прошу тебя, позволь мн удалиться.

ВОЛ. Нтъ, ты останешься. Мн кажется, я и отсюда слышу звуки трубъ твоего мужа, вижу, какъ онъ, схвативъ за волосы, повергаетъ Ауфидія, какъ Вольски бгутъ отъ него, какъ дти отъ медвдя. Мн кажется, я вижу, какъ онъ топаетъ ногами, восклицая: ‘сюда, трусы, зачатые страхомъ, хоть и родились въ Рим!’ — и какъ, отерши за тмъ кровавое чело свое рукой, закованной въ желзо, идетъ дале, подобно жнецу, который долженъ или сжать все, или отказаться отъ условной платы.

ВИР. Его кровавое чело? О, нтъ, не кровавое, молю тебя, Юпитеръ!

ВОЛ. Глупая! кровь на чел воина краше позолоты на его трофеяхъ. И грудь Гекубы, когда она кормила ей Гектора, не была такъ прекрасна, какъ чело Гектора, когда въ битв оно съ презрніемъ плевало кровью на мечи Грековъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: when it spit forth blood At Grecian swords contending… По Колльеру: when it spit forth blood At Grecian swords contemning…}.— Скажи Валеріи, что мы рады видть ее. (Раба уходитъ).

ВИР. О, боги, сохраните моего мужа отъ свирпаго Ауфидія!

ВОЛ. Онъ пригнетъ голову Ауфидія къ земл, и наступитъ на выю его.

Входятъ Валерія и Раба.

ВАЛ. Здравствуйте, Волюмнія и Виргилія.

ВОЛ. Здравствуй, любезная Валерія!

ВИР. Я очень рада, что вижу тебя.

ВАЛ. Какъ вы поживаете? вы ршительно домосдки. Что вы это шьете? Нечего сказать, славное занятіе.— А что твой малютка?

ВИР. Благодарю — здоровъ.

ВОЛ. Любитъ только блескъ мечей и звукъ барабановъ боле, чмъ уроки наставника.

ВАЛ. Весь въ отца, чудесный ребенокъ. Въ прошедшую середу я любовалась имъ, я думаю, цлые полчаса, въ немъ что-то такое ршительное. Онъ гонялся за золотистой бабочкой, поймалъ ее, пустилъ опять, и снова за ней — упалъ, вскочилъ и поймалъ опять, разсердило ль его паденіе, или что другое, только онъ заскрежеталъ зубами и принялся рвать ее. Да вдь это надобно было видть, какъ онъ рвалъ ее!

ВОЛ. Отцовская вспышка.

ВАЛ. Въ самомъ дл? Превосходный ребенокъ!

ВИР. Шалунъ.

ВАЛ. Послушай, брось однакожь шитье свое, нынче ты должна разыграть со мной гульливую хозяйку.

ВИР. Нтъ, моя милая, я не выду изъ дома.

ВАЛ. Не выдешь?

ВОЛ. Выдетъ, выдетъ.

ВИР. Нтъ, вы извините меня, до возвращенія моего мужа я не переступлю черезъ порогъ моего дома.

ВАЛ. Помилуй! такое затворничество было бы ршительнымъ безуміемъ. Теб надо навстить нашу добрую сосдку, вдь она, посл родовъ, лежитъ еще въ постели.

ВИР. Я желаю ей скораго выздоровленія и навщу ее моими молитвами, но идти къ ней я не могу.

ВОЛ. Отчего жъ не можешь?

ВИР. Поврьте не отъ лности, не отъ недостатка любви.

ВАЛ. Теб хочется быть другой Пенелопой, но вдь говорятъ, что волна, напряденная ею въ отсутствіи Улисса, наполнила только всю Итаку молью. Знаешь ли что, я желала бы, чтобъ твое полотно было такъ же чувствительно, какъ твои пальцы, тогда ты врно, хоть изъ сожалнія, перестала бы прокалывать его.— Прошу, пойдемъ съ нами.

ВИР. Нтъ, Валерія, право я не пойду.

ВАЛ. Вздоръ, пойдешь, я сообщу теб превосходнйшія всти о твоемъ муж.

ВИР. Любезная Валерія, я знаю, что никакихъ не могли еще получить.

ВАЛ. Я не шучу, вчера ночью получены извстія.

ВИР. Въ самомъ дл?

ВАЛ. Право, я слышала, какъ одинъ сенаторъ разсказывалъ, что Вольски выступили въ поле, что Коминій съ частію войска пошолъ противъ нихъ, а твой мужъ и Титъ Ларцій осадили ихъ городъ Коріоли, и уврены, что возьмутъ его и кончатъ всю войну въ скоромъ времени. Клянусь теб честью, что это правда, неужели ты и посл этого не пойдешь съ нами?

ВИР. Извини, добрая Валерія, въ другой разъ я не откажу теб ни въ чемъ.

ВОЛ. Оставь ее, Валерія, она нынче въ такомъ расположеніи, что, пожалуй, разстроитъ еще и нашу веселость.

ВАЛ. Я сама то же думаю. Такъ прощай же.— Идемъ, благородная Волюмнія.— Еще разъ, Виргилія, вытолкни свою торжественную грусть за дверь, и пойдемъ съ нами.

ВИР. Право, не могу. Желаю вамъ всякаго веселья.

ВАЛ. Прощай.

СЦЕНА 4.

Передъ стнами Коріоли.

Входятъ съ барабаннымъ боемъ и съ знаменами Марцій, Титъ Ларцій, Военачальники и войско.

МАРЦ. Смотри, къ намъ спшитъ гонецъ съ встями, бьюсь объ закладъ — они сразились.

ТИТЪ. Держу моего коня противъ твоего, что нтъ.

МАРЦ. Согласенъ.

ТИТЪ. Ршено.

Входитъ Гонецъ.

МАРЦ. Скажи, встртилъ нашъ полководецъ непріятеля?

ГОН. Они стоятъ лицомъ къ лицу, но въ разговоръ не вступали еще.

ТИТЪ. Твой конь — мой.

МАРЦ. Я выкуплю его.

ТИТЪ. Да я не продамъ и не подарю его, а, если хочешь, ссужу тебя имъ, хоть на пятьдесятъ лтъ.— Вызывай же горожанъ.

МАРЦ. Какъ далеко отъ насъ оба войска?

ГОН. Не дале мили съ половиной.

МАРЦ. Такъ мы услышимъ гулъ ихъ схватки, а они — нашей. Теперь, Марсъ, молю тебя, дай намъ силу кончить здсь какъ можно скоре, чтобы, съ мечами дымящимися кровью, мы могли поспть къ друзьямъ нашимъ!— Трубите вызовъ. (Трубятъ вызовъ.)

На стны выходятъ два Сенатора и другіе.

Въ стнахъ вашего города Туллъ Ауфидій?

1 сен. Нтъ, и все-таки нтъ въ нихъ человка, который боялся бы тебя больше его, то есть: хоть сколько-нибудь.— (Трубные звуки въ город.) Слышишь, эти трубы собираютъ нашу молодежь, мы скорй сами разрушимъ эти стны, чмъ позволимъ имъ удержать насъ. Наши ворота только кажутся запертыми — они задвинуты соломенкой и растворятся сами собой. (Слышенъ отдаленный шумъ сраженія.) Слышишь, это Ауфидій, не говоритъ ли теб этотъ гулъ, какъ онъ свирпствуетъ въ разорванныхъ рядахъ вашихъ?

МАРЦ. Они сразились.

ТИТЪ. Гулъ этотъ говоритъ, что и намъ пора за дло. Давайте лстницы. (Вольски длаютъ вылазку.)

МАРЦ. Они не боятся насъ — высыпаютъ изъ города. Друзья, щиты на грудь, и докажите имъ, что сердца ваши тверже щитовъ.— Впередъ, храбрый Ларцій. Они пренебрегаютъ нами боле, чмъ можно было предполагать, и это заставляетъ меня потть яростью.— Впередъ, друзья! того, кто обратится въ бгство, я приму за Вольска, и онъ почувствуетъ остріе меча моего.

Римляне и Вольски уходятъ сражаясь. Римлянъ отбиваютъ назадъ къ ихъ окопамъ. Марцій возвращается.

МАРЦ. Вс заразы Юга да разразятся надъ вами, надъ вами, позоръ Рима! Неслыханные волдыри и язвы {Въ прежнихъ изданіяхъ: you herd of — Boils and plagues… По Колльepу: unheard of boils and plagues…} да покроютъ васъ отъ головы до ногъ, чтобъ вы возбуждали отвращеніе еще прежде, чмъ глазъ увидитъ васъ, чтобъ вы заражали другъ друга и противъ втра за цлую милю! Души гусиныя, только прикрытыя человческими формами, какъ бжали вы отъ рабовъ, которыхъ разбили бы и обезьяны! Адъ и проклятіе! вс съ израненнымъ тыломъ, съ спинами красными и съ лицами блыми отъ бгства и лихорадки страха! Назадъ, въ битву, или — клянусь громами неба — я оставлю враговъ и начну воевать съ вами. Опомнитесь, стойте только крпче, и мы прогонимъ Вольсковъ къ ихъ именамъ, такъ какъ они прогнали насъ къ нашимъ окопамъ.

Сраженіе возобновляется. Вольски отступаютъ въ городъ. Марцій гонится за ними къ воротамъ.

Ворота отперты, теперь покажите, что на васъ можно положиться. Счастіе отворило ихъ не для бгущихъ, а для преслдователей. За мной! (Вторгается въ ворота, и они затворяются за нимъ.)

1 сол. Безумная отвага, нтъ, я не такъ храбръ.

2 сол. Я тоже.

3 сол. Смотрите, они заперли его — (Шумъ битвы за стнами продолжается.)

ВС. Приперли непремнно къ воротамъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: To the pol, I warrant bim… По Колльеру: То the port I warrant him. }.

Входитъ Титъ Ларцій.

ТИТЪ. Гд Марцій?

ВС. Убитъ, убитъ наврное

1 сол. Гонясь за бгущими, онъ ворвался въ городъ вмст съ ними, а они и замкнули за нимъ ворота, онъ теперь тамъ одинъ противъ всего города.

ТИТЪ. О, другъ, смлйшій безчувственнаго меча своего, не склонимый ничмъ и тогда, какъ и онъ сгибался — ты покинутъ, Марцій! И алмазъ, съ тебя величиною, не былъ бы такъ драгоцненъ, какъ ты. Ты былъ именно такой воинъ, какого желалъ Катонъ {Въ этотъ анахронизмъ ввелъ Шекспира Плутархъ, который, описывая дла Коріолана передъ Коріоли, говоритъ: ‘онъ былъ именно таковъ, каковымъ Катонъ желалъ, чтобъ былъ и простой воинъ и полководецъ, онъ былъ страшенъ не только тмъ, что сражалъ все вокругъ себя: онъ ужасалъ враговъ и звуками голоса и грознымъ видомъ своимъ’.}, ты былъ могучъ и страшенъ не одними ударами меча — и ярый взоръ, и громоподобный голосъ твой приводили враговъ твоихъ въ трепетъ, и они дрожали, какъ будто бы весь міръ былъ въ лихорадк.

Ворота растворяются. Выходитъ Марцій, раненный и преслдуемый непріятелемъ.

1 сол. Смотрите!

ТИТЪ. Это Марцій! спасемъ его, или падемъ вмст. (Врываются, сражаясь, въ городъ.)

СЦЕНА 5.

Въ город. Улица.

Вдали шумъ битвы. Входятъ нсколько Римскихъ Солдатъ съ добычей.

1 сол. Я возьму это съ собой въ Римъ.

2 сол. А я это.

3 сол. Чертъ возьми! я думалъ, что это серебро.

Входятъ Млрцій и Титъ Ллгцій съ Трубачемъ.

МАРЦ. Посмотри, какъ эти негодяи убиваютъ время изъ-за какой-нибудь стертой драхмы! Подушки, оловянныя ложки, обломки желза, одежду, которую и палачъ зарылъ бы вмст съ носившими ее, все тащутъ эти бездльники прежде еще, чмъ кончилась битва.— Руби ихъ!— Слышишь ли, какъ грохочетъ нашъ полководецъ!— Къ нему! тамъ человкъ ненавистный душ моей — тамъ Ауфидій разитъ Римлянъ! Доблестный Ларцій, ты останешься здсь съ числомъ людей, какое почтешь нужнымъ для удержанія за собой города, а я, съ охотниками, поспшу на помощь Коминію.

ТИТЪ. Другъ, ты истекаешь кровью, ты достаточно поработалъ, чтобъ пускаться въ новую битву.

МАРЦ. Не хвали, моя работа даже и не разгорячила еще меня. Прощай. Кровотеченіе же это скорй полезно, чмъ вредно. Такъ предстану я передъ Ауфидія, и сражусь съ нимъ.

ТИТЪ. Да влюбится же въ тебя дивная красавица Фортуна, да отвратитъ отъ тебя мечи враговъ могучими чарами своими, да содлаетъ счастіе твоимъ приспшникомъ!

МАРЦ. Да будетъ она и теб другомъ такъ же врнымъ, какъ и первому изъ любимцевъ своихъ. Прощай. (Уходитъ.)

ТИТЪ. Прощай, благородный Марцій!— (Трубачу) Ступай на площадь и созови трубными звуками всхъ начальниковъ города — мы объявимъ имъ, чего хотимъ.

СЦЕНА 6.

Близь лагеря Коминія.

Входитъ Коминій съ войскомъ.

КОМ. Отдохните, друзья. Вы сражались превосходно, какъ настоящіе Римляне — не безумствуя при напорахъ, не труся при отступленіи, поврьте, на насъ нападутъ снова. Во время сраженія порывы попутнаго втра доносили до насъ воинственные клики друзей нашихъ — о, боги Рима, даруйте имъ побду, какъ и намъ, чтобы оба войска, встртившись съ веселыми лицами, могли принести вамъ благодарственную жертву!

Входите Гонецъ.

Что новаго?

ГОН. Граждане Коріоли сдлали вылазку и вступили въ битву съ Марціемъ и Титомъ Ларціемъ. Я видлъ, какъ они прогнали нашихъ къ окопамъ ихъ, и поскакалъ назадъ.

КОМ. Можетъ быть ты говоришь и правду, но мн кажется, что оно не совсмъ такъ. Какъ давно видлъ ты это?

ГОН. Съ часъ тому назадъ.

КОМ. Мы отъ нихъ не дальше мили, и недавно слышали барабаны ихъ. Какъ же могъ ты убить цлый часъ на одну милю и явиться съ встями такъ поздно?

ГОН. Меня преслдовали лазутчики Вольсковъ, и я сдлалъ три или четыре мили крюку, безъ этого я привезъ бы эту всть покрайней мр получасомъ раньше.

Входитъ Марцій.

КОМ. Это кто, весь въ крови, какъ освжеванный? О, боги! онъ такъ похожъ на Марція — я видалъ его такимъ.

МАРЦ. Неужели опоздалъ я?

КОМ. И пастухъ не отличитъ громъ отъ барабана такъ хорошо, какъ я голосъ Марція отъ всякаго другаго.

МАРЦ. Опоздалъ я?

КОМ. Опоздалъ, если облекся не въ кровь другихъ, а въ свою собственную.

МАРЦ. О, позволь же обнять тебя руками столь же мощными, какъ въ то время, когда былъ женихомъ, съ сердцемъ столь же радостнымъ, какъ въ день свадьбы, когда при блеск пламенниковъ, шолъ къ брачному ложу.

КОМ. Цвтъ героевъ, гд жь и что Титъ Ларцій?

МАРЦ. Осуждаетъ однихъ на смерть, другихъ въ ссылку, съ третьихъ беретъ выкупъ, одного жалетъ, другому грозитъ. Онъ держитъ Коріоли во имя Рима, какъ льстивую борзую на свор, послабляя и притягивая по усмотрнію.

КОМ. Гд жь рабъ, сказавшій, что они отбили васъ къ вашимъ окопамъ?— Гд онъ?— Позвать его.

МАРЦ. Оставь его, онъ сказалъ теб правду. За исключеніемъ благородныхъ, весь простой людъ — проклятіе! трибуновъ еще имъ!— и мышь не побжала бъ такъ отъ кошки, какъ они бжали отъ бездльниковъ еще худшихъ, чмъ они сами.

КОМ. Какъ же побдили вы?

МАРЦ. Время ли теперь разсказывать? не думаю. Гд врагъ? Овладли вы полемъ? нтъ — такъ зачмъ же перестали сражаться прежде, чмъ овладли имъ?

КОМ. Марцій, битва ршалась не совсмъ въ нашу пользу, и мы отступили, чтобъ побдить за тмъ врне.

МАРЦ. Какъ расположено ихъ войско? Не знаешь ли, гд стоятъ лучшіе отряды?

КОМ. Мн кажется, что впереди дерутся Анціаты, лучшіе ихъ воины, и что ими предводительствуетъ Ауфидій — сердце всхъ надеждъ ихъ.

МАРЦ. Умоляю тебя всми битвами, въ которыхъ сражались, всей кровью, которую проливали вмст, всми клятвами быть вчно друзьями — поставь меня противъ Ауфидія и его Анціатовъ, и, не теряя ни минуты — пусть сейчасъ же потрясется воздухъ поднятыми мечами и копьями.

КОМ. Я скорй желалъ бы свести тебя въ теплую баню, обложить твое тло бальзамами, но я никогда и ни въ чемъ не могъ отказать теб. Выбери самъ способнйшихъ для твоего предпріятія.

МАРЦ. Кто пойдетъ охотне, тотъ для меня и способне. Если есть между насъ — въ чемъ гршно и сомнваться — такіе, которымъ нравятся румяна меня покрывающія, которымъ дурная слава страшне смерти, для которыхъ славная смерть лучше дурной жизни, а родина дороже самого себя — будь такихъ хоть одинъ, хоть множество — подними руку, въ знакъ такого образа мыслей, (Поднимая руку) вотъ такъ, и слдуй за Марціемъ. (Вс съ кликами махаютъ мечами, поднимаютъ Марція на руки и бросаютъ вверхъ шлемы.) О, пустите! вы длаете меня мечемъ своимъ! Если это изъявленіе мужества не ложно — кто же изъ васъ не постоитъ четырехъ Вольсковъ? Каждый изъ васъ въ состояніи выступить противъ Ауфидія со щитомъ нисколько не легче его. Но, благодаря васъ всхъ, я долженъ избрать только нкоторыхъ, остальные отличатся, когда представится случай, въ другой битв. Впередъ, я сейчасъ выберу наиболе пригодныхъ мн {Въ прежнихъ изданіяхъ: Please you, to march, And four shall quirkly draw out my command… По Колльеру: Please you, march before, and I shall quickly draw out my command…}.

КОМ. Ступайте, оправдайте дломъ это проявленіе мужества, и вы все раздлите съ нами.

СЦЕНА 7.

У воротъ Коріоли.

Титъ Ларцій выходитъ изъ города съ Военачальникомъ, Проводникомъ и Солдатами.

ТИТЪ. Сторожи ворота, исполняй рачительно все, что наказалъ теб. Пришлю — отправь къ намъ на помощь назначенныя мной центуріи, остальныхъ будетъ достаточно для охраны города въ продолженіе этого короткаго времени. Проиграемъ сраженіе — удерживать его за собой не будетъ уже никакой возможности.

ВОЕН. Положись на меня вполн.

ТИТЪ. Такъ заприте жь ворота.— Проводникъ, впередъ, веди насъ въ станъ Римлянъ.

СЦЕНА 8.

Поле сраженія между лагерями Римлянъ и Вольсковъ.

Шумъ битвы. Входятъ Марцій и Ауфидій.

МАРЦ. Я не дерусь ни съ кмъ, кром тебя, потому что ненавижу тебя боле, чмъ измнника своему слову.

ТУЛЛ. Мы ненавидимъ другъ друга равно. Во всей Африк не найдется зми, такъ для меня отвратительной, какъ твоя слава, которой завидую {Въ прежнихъ изданіяхъ: More than thy fame and envy… По Колльеру: More than thy fame I envy…}. Защищайся.

МАРЦ. Кто отступитъ первый, тотъ да умретъ рабомъ другаго, а за тмъ, да судятъ его боги!

ТУЛЛ. Если я побгу — Марцій можетъ травить меня, какъ зайца.

МАРЦ. Ауфидій, часа три тому назадъ я одинъ дрался въ стнахъ вашего Коріоли, длалъ тамъ, что хотлъ. Кровь, покрывающая меня — не моя, напряги жь вс свои силы, чтобъ отомстить мн.

ТУЛЛ. Еслибъ ты былъ самъ Гекторъ, этотъ бичь, которымъ такъ гордились ваши пресловутые предки,— ты и тогда не ускользнулъ бы отъ меня. (Сражаются, на помощь къ Ауфидію подоспваютъ нсколько Вольсковв.) Услужливые, но не доблестные, вы только позорите меня вашей проклятой помощью.

СЦЕНА 9.

Римскій лагерь.

Шумъ битвы. Трубятъ отступленіе. Входятъ съ одной стороны Коминій съ Римлянами, съ другой Марцій съ подвязанной рукой и также съ Римлянами.

КОМ. Еслибъ я началъ разсказывать теб о подвигахъ этого дня, ты не поврилъ бы собственнымъ дламъ своимъ, но я перескажу ихъ тамъ, гд сенаторы сольютъ слезы съ радостной улыбкой, гд первйшіе патриціи, слушая, начнутъ пожимать плечами и потомъ остолбенютъ отъ изумленія, гд благородныя жены придутъ въ ужасъ, и въ радостномъ трепет все-таки не перестанутъ внимать разсказу, гд глупые трибуны — которымъ твоя слава такъ же ненавистна, какъ и вонючимъ плебеямъ,— поневол воскликнутъ ‘благодареніе богамъ, что Римъ иметъ такого воина!’

Входитъ Титъ Ларцій, возвратившійся съ преслдованія, съ войскомъ.

А ты пришелъ къ концу трапезы, но совершенно уже сытый.

ТИТЪ. О, полководецъ, вотъ конь, а мы только збруя. Еслибъ ты видлъ —

МАРЦ. Прошу, ни слова боле, мн непріятно, когда и мать моя, которой позволяется превозносить кровь свою, принимается хвалить меня. Увлеченный тмъ же, чмъ и вы — то ecть, любовью къ отечеству, я сдлалъ то же, что и вы — то есть, все что могъ, тотъ, кто вполн выполнилъ, чего желалъ — далеко превзошолъ меня.

КОМ. Нтъ, ты не будешь могилой заслугъ своихъ. Римъ долженъ знать настоящую цну сыновъ его, скрыть твои дла, умолчать о томъ, что и хвалу, доведенную до высочайшей степени, сдлало бы неумстной скромностью — будетъ утайкой, худшей воровства, равной клевет. И потому, прошу — это длается не изъ желанія наградить за дла твои, а только для обозначенія того, что ты есть,— выслушай меня въ присутствіи всего войска.

МАРЦ. У меня нсколько ранъ — он болятъ отъ напоминанія о нихъ.

КОМ. А безъ него, он загноятся отъ неблагодарности, перевяжутся смертью. Изъ всхъ лошадей — а мы добыли ихъ не мало и притомъ отличныхъ,— изъ всхъ сокровищъ, взятыхъ на этомъ пол и въ город, мы отдаемъ теб десятую часть, и выборъ этой части предоставляется теб самому до приступленія къ общему раздлу.

МАРЦ. Благодарю, полководецъ, но подарковъ за услуги меча моего я не могу принять. Я отказываюсь отъ твоего предложенія, и беру изъ общаго раздла долю равную той, какая придется и тмъ, которые только смотрли на то, что длалось.

Продолжительный шума. Вс кричатъ: ‘Марцій! Марцгій!’ и бросаютъ вверхъ копьи и шлемы. Коминій и Ларцій стоятъ также безъ шлемовъ.

МАРЦ. О, да не звучатъ же никогда эти опозоренные вами инструменты! Когда трубы и барабаны длаются льстецами на нол битвы, да содлаются же и дворы и города скопищами однихъ только лживыхъ лицемровъ, когда и желзо длается мягкимъ, какъ шелкъ прихлебателей, да будетъ же онъ защитой и въ военное время {Въ прежнихъ изданіяхъ: let him be made An overture for the wars… По Колльеру: let it be made А coverture for the wars…}. Перестаньте, говорю я вамъ. Что я не смылъ крови, вытекавшей изъ носа, что я сразилъ какого-нибудь ничтожнаго негодяя — что сдлали и многіе другіе, только незамтно,— такъ вы и превозносите меня чудовищно преувеличенными возгласами, воображая, что мое маленькое Я любитъ чтобъ его кормили похвалами, приправленными ложью.

КОМ. Ты слишкомъ ужь скроменъ. Ты жестокъ къ своей слав боле, чмъ благодаренъ намъ, отдающимъ теб должное. Но извини, если ты такъ возстановленъ противъ себя, мы закуемъ тебя въ цпи, какъ человка замышляющаго повредить себ, и потомъ поговоримъ съ тобой, безъ всякой уже опасности.— Да будетъ же извстно и всему міру, какъ намъ, что Каій Марцій заслужилъ внокъ побдный, и въ знакъ этого я отдаю ему моего благороднаго коня, извстнаго всему войску, со всей збруей, и отнын, за то, что онъ сдлалъ передъ Коріоли, провозглашаю его, согласно и вмст со всмъ войскомъ: Каіемъ Марціемъ Коріоланомъ. Носи жь это прозваніе всегда, и съ честью! (Трубы.)

ВС. Каій Марцій Коріоланъ!

КОР. Я пойду, омою лице мое, и тогда вы увидите, красню я, иль нтъ, какъ бы то ни было — благодарю васъ. Я стану здить на кон твоемъ, что жь до прозванія, которымъ вы почтили меня — употреблю вс силы, чтобъ быть всегда и вполн достойнымъ его.

КОМ. Пойдемте жь теперь въ нашу ставку. Прежде, чмъ предадимся отдохновенію, намъ надобно еще написать въ Римъ о нашей побд. Ты, Титъ Ларцій, отправишься назадъ въ Коріоли и пришлешь къ намъ, въ Римъ, главнйшихъ изъ caновниковъ города, чтобъ мы могли уладить съ ними какъ ихъ, такъ и наши выгоды.

ТИТЪ. Я вышлю ихъ тотчасъ же.

КОР. Боги начинаютъ издваться надо мной. Я только что отказался отъ дарственныхъ даровъ, и долженъ обратиться къ моему полководцу съ просьбой.

КОМ. Все, чего бы ни попросилъ ты, будетъ исполнено. Чего жь хочешь ты?

КОР. Нкогда я жилъ въ Коріоли у одного бднаго гражданина, который очень любилъ меня, въ пылу, сраженія я видлъ, что его взяли въ плнъ, онъ звалъ меня — но тутъ показался Ауфидій, и ярость преодолла состраданіе. Прошу даровать моему прежнему хозяину свободу.

КОМ. Благородная просьба!— еслибъ онъ убилъ даже сына моего — онъ былъ бы свободенъ, какъ втеръ. Титъ, освободи его.

ТИТЪ. Его имя, Марцій?

КОР. Клянусь Юпитеромъ, не помню.— Я такъ утомленъ — ослабла и память.— Нтъ ли вина?

КОМ. Идемъ въ нашу ставку. Кровь на твоемъ лиц засыхаетъ, пора перевязать твои раны. Идемъ!—

СЦЕНА 10.

Лагерь Вольсковъ.

Трубы. Входитъ Туллъ Ауфидій, весь окровавленный, въ сопровожденіи двухъ или трехъ Солдатъ.

ТУЛЛЪ. Городъ взятъ.

1 сол. Его общаютъ возвратить, и на хорошихъ условіяхъ.

ТУЛЛЪ. На условіяхъ?— Хотлъ бы я быть Римляниномъ, потому что, бывши Вольскомъ, я не могу быть тмъ, что я есть.— На условіяхъ! какъ ждать хорошихъ условій, когда сдались на милость?— Пять разъ сражался я съ тобой, Марцій, и вс пять разъ оставался побжденнымъ, сходись мы съ тобой и такъ часто, какъ димъ — я думаю, кончалось бы все тмъ же.— Но клянусь всми стихіями, встрчусь когда-нибудь съ нимъ бородой къ бород — его, или моя гибель непредотвратима уже ничмъ. Ненависть моя утратила прежнее благородство, прежде я думалъ превозмочь его равнымъ оружіемъ, противопоставляя силу — сил, теперь для меня все хорошо: и бшенство и хитрость — только бы уничтожить его.

1 сол. Онъ дьяволъ.

ТУЛЛЪ. Смлй, но не хитрй его. Мое мужество отравленное тмъ, что позволило ему опозорить себя, отречется для него и отъ всякаго достоинства, ни сонъ, ни нагота, ни болзнь, ни храмъ, ни Капитолій, ни молитвы жрецовъ, ни жертвенное время, смиряющія всякое бшенство — не остановятъ гнилыми правами своими ни меня, ни моей ненависти къ Марцію. Гд бы ни нашелъ я его — хотя бы въ моемъ собственномъ дом, подъ защитой брата моего,— даже и тамъ, въ противность всмъ законамъ гостепріимства, я омылъ бы свирпую руку мою въ его сердц. Ступай въ городъ и узнай какъ охраняютъ его, и кого назначили въ Римъ заложниками.

1 сол. А ты разв не пойдешь?

ТУЛЛЪ. Нтъ, меня ждутъ въ кипарисовой рощ. Туда, на югъ отъ мельницъ, принесешь ты мн всть о томъ, какъ идутъ дла, чтобы по ходу ихъ я могъ направить и собственный путь свой.

1 сол. Не замедлю.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ II.

СЦЕНА 1.

Римъ. Площадь.

Входятъ Мененій, Сициній и Брутъ.

МЕН. Авгуръ сказалъ, что нынче вечеромъ получимъ всти.

БРУТ. Хорошія, или дурныя?

МЕН. Да не совсмъ пріятныя для народа — вдь онъ не любитъ Марція.

СИЦ. Природа и животныхъ научаетъ знать друзей своихъ.

МЕН. Скажи пожалуйста, кого же любитъ волкъ?

СИЦ. Овцу.

МЕН. Онъ пожираетъ ее, какъ голодные плебеи пожрали бы благороднаго Марція.

БРУТ. Да, онъ въ самомъ дл овца, только блеющая, какъ медвдь.

МЕН. Онъ самомъ дл медвдь, только живущій какъ овца. Вы оба люди старые — отвтьте мн на одинъ только вопросъ.

ОБА. Спрашивай.

МЕН. Назовите мн недостатокъ, которымъ Марцій не былъ бы бденъ, а вы оба не были бъ богаты.

БРУТ. Нтъ недостатка, которымъ бы онъ былъ бденъ, онъ богатъ всми.

СИЦ. Особенно гордостью.

БРУТ. А хвастливостью и того боле.

МЕН. Это, право, странно. А знаете ли, чмъ васъ упрекаютъ въ город — я разумю мы, люди высшаго сословія? Не знаете?

ОБА. Чмъ же упрекаютъ насъ?

МЕН. Вы сейчасъ толковали о гордости — можетъ-быть вы разсердитесь?

ОБА. Говори, говори.

МЕН. А впрочемъ, что жь и за бда, ничтожнйшій воришка-случай всегда украдетъ у васъ и еще большую долю терпнія, пускайте жь поводья вашего норова, сердитесь сколько угодно — разумется, если это только угодно вамъ.— Вы хулили Марція за его гордость?

БРУТ. И не одни мы.

МЕН. Я знаю, одни-то вы ничего почти и не длаете, потому что помощниковъ у васъ множество, безъ нихъ ваши дла оказались бы даже удивительно ничтожными — ваши способности слишкомъ еще дтскія, чтобъ вы одни могли длать многое. Вы говорите о гордости — о, еслибъ вы могли углубить глаза въ мшки за вашими спинами {Намекъ на старое поврье, что каждый носитъ суму съ собственными недостатками за спиной, а суму съ недостатками другихъ на груди.— Джонсонъ.} и разсмотрть хорошенько свои дивныя личности! О, еслибъ вы могли!

БРУТ. Что жь тогда?

МЕН. Тогда вы увидли бы пару недостойнйшихъ, горделивйшихъ, заносливйшихъ, своенравнйшихъ сановниковъ — alias, глупцовъ Рима.

СИЦ. Вдь ты, Мененій, достаточно уже извстенъ.

МЕН. Я извстенъ за шутливаго патриція, за любителя чаши крпкаго вина, безъ капли разжижающаго Тибра. Говорятъ, что я черезъ-чуръ снисходителенъ къ жалобамъ на жажду {Въ прежнихъ изданіяхъ: with not а drop of allaying Tiber in’t, said to be something imperfect in favouring the first coinplaint. По Колльеру: without а drop of allaying Tiber in’t, said Io be something imperfect in favouring the thirst camplaint…}, что опрометчивъ, загораюсь, какъ трутъ, отъ всякаго ничтожнаго повода, что знакомъ боле съ задницей ночи, чмъ со лбомъ утра {То есть человкъ скоре поздно ложащійся, чмъ рано встающій.— Джонсонъ.}.— Я, что думаю, то и высказываю, и злоба моя разршается словами. Встртилъ двухъ государственныхъ мужей, подобныхъ вамъ — не могу же назвать васъ Ликургами, противно питье, подносимое вами моему горлу — и я сморщиваю лице мое. Не могу же сказать, что вы изложили дло превосходно, когда нашелъ, что оселъ сливался съ большей частью словъ вашихъ. Наконецъ, если я и не возражаю тмъ, которые говорятъ, что вы люди почтенные, солидные — такъ все-таки т, которые говорятъ, что у васъ отличныя лица, лгутъ безсовстнйшимъ образомъ. Теперь, если вы и видите это на карт моего микрокозма, слдуетъ ли изъ этого, что я достаточно уже извстенъ? Что жь дурнаго вычитала ваша слпая проницательность изъ этого характера, если я достаточно уже извстенъ вамъ?

БРУТ. Полно, мы знаемъ тебя.

МЕН. Вы не знаете ни меня, ни себя — да и ничего не знаете. Вы тщеславитесь поклонами бдныхъ бездльниковъ, вы убиваете цлое утро на слушаніе тяжбы торговки лимонами съ мелочнымъ винопродавцемъ, и откладываете еще этотъ споръ о трехъ пенсахъ до слдующаго засданія. Схватитъ у васъ, при разбор двухъ тяжущихся сторонъ, животъ — вы начинаете корчить рожи не хуже любаго шута, выставляете кровавое знамя противъ всякаго терпнія, и ревя о горшк, оставляете споръ нершеннымъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: dismiss the controversy bleeding... По Колльеру: dismiss the controversy pleading…}, еще боле запутаннымъ вашими разспросами, все ваше улаживаніе состоитъ только въ называніи и праваго и виноватаго бездльниками {Во всей этой рчи Шекспиръ смшиваетъ обязанности Praefectus urbi съ обязанностями трибуна.}. Пречудная вы пара.

БРУТ. Перестань пожалуйста, кто жь не знаетъ, что ты превосходнйшій забавникъ за столомъ и преплохой совтникъ въ Капитолі.

МЕН. Даже наши жрецы сдлались бы насмшниками, еслибъ встртились съ людьми, такъ смшными, какъ вы. И благоразумнйшая рчь ваша, право, не стоитъ колебанія вашихъ бородъ, а для вашихъ бородъ — еслибъ ихъ употребить въ набивку — и подушка ветошника и вьючное сдло осла были бы могилами слишкомъ почетными.— Вы говорите, что Марцій гордъ — да онъ и по самой дешевой оцнк, дороже всхъ вашихъ предковъ, начиная съ Девкаліона, хотя нкоторые изъ лучшихъ и были можетъ-быть даже потомственными палачами. Добраго вечера почтеннйшіе, дальнйшая бесда съ вами заразила бъ мой мозгъ — вдь вы пастыри скотскихъ плебеевъ. Осмлюсь раскланяться съ вами. (Брутъ и Сициній удаляются въ глубину сцены.)

Входятъ Волюмнія, Виргилія и Валерія.

Какъ поживаете, мои сколько прекрасныя, столько же и благородныя?— вдь и сама луна, еслибъ она блуждала по земл, не была бы благородне. Куда это стремятся ваши взоры съ такимъ нетерпніемъ?

ВОЛ. Почтенный Мененій, мой сынъ Марцій возвращается, ради самой Юноны, не задерживай насъ.

МЕН. (Бросая вверхъ свою шапку). Такъ прими жъ мою шапку и мои благодаренія, Юпитеръ. — Марцій возвращается?

ВАЛЕР. И ВИРГ. Это Врно.

ВОЛ. Вотъ его письмо ко мн, сенатъ получилъ другое, жена его также, да и къ теб есть письмо — его отослали къ теб въ домъ.

МЕН. И я заставлю плясать въ эту ночь самый домъ мой. Письмо ко мн?

ВИР. Да, къ теб, я сама видла его.

МЕН. Письмо ко мн! Да оно лтъ на семь сдлаетъ меня совершенно здоровымъ, и все это время мн можно будетъ корчить рожи врачамъ, и лучшее предписаніе Галена — пачкотня {Въ прежнихъ изданіяхъ: is but empiricritic… По Колльеру: is but empiric physic.}, лошадиное пойло въ сравненіи съ этимъ предохранительнымъ. Однакожь, не раненъ ли онъ? вдь безъ ранъ онъ никогда не возвращался.

ВИР. О, нтъ, нтъ.

ВОЛ. Наврное раненъ, и я благодарю за это боговъ,

МЕН. И я, если только не слишкомъ ужь сильно. — И онъ несетъ побду въ карман?— раны такъ идутъ къ нему.

ВОЛ. На чел, Мененій. Вотъ третій уже разъ возвращается онъ съ дубовымъ внкомъ.

МЕН. А порядкомъ проучилъ онъ Ауфидія?

ВОЛ. Титъ Ларцій пишетъ, что они сразились, но Ауфидій бжалъ.

МЕН. И какъ нельзя кстати, ручаюсь за это, останься онъ — быть на его мст я не согласился бъ и за вс ларцы Коріоли, за все золото ихъ. И все это извстно уже и сенату?

ВОЛ. Идемте, мои милыя!— Какъ же, какъ же, сенатъ получилъ донесеніе отъ Коминія, въ которомъ онъ приписываетъ всю славу этого похода моему сыну. Въ этомъ поход онъ вдвойн превзошолъ вс прежніе подвиги свои.

ВАЛ. Въ самомъ дл разсказываютъ чудеса.

МЕН. И ручаюсь, безъ малйшей прикрасы.

ВИР. О, еслибъ все это было справедливо!

ВОЛ. Еслибъ? какъ это смшно.

МЕН. Еслибъ?— я готовъ поклясться, что все справедливо.— А во что жь онъ раненъ?— (Трибунамъ, которые приближаются.) Здравствуйте, почтеннйшіе! Марцій возвращается, и еще съ большимъ правомъ гордиться.— Во что жь раненъ онъ?

ВОЛ. Въ плечо и въ лвую руку, ему можно будетъ показать народу довольно рубцовъ, когда вздумаетъ требовать слдующаго ему сана. Онъ получилъ семь ранъ, когда изгоняли Тарквинія.

МЕН. Одну въ выю и дв въ бедро — десять, сколько мн извстно.

ВОЛ. До этого похода у него было двадцать пять.

МЕН. А теперь двадцать семь, и каждая была могилой врага. (Трубы.) Слышите! трубы.

ВОЛ. Это предвстники Марція, передъ нимъ радостные клики, за нимъ — слезы. Смерть, черный духъ этотъ, живетъ въ мощной рук его,— занесъ и опустилъ ее, и человкъ умираетъ.

Трубы. Входятъ Герольдъ, Коминій и Титъ Ларцій, въ середин ихъ Коріоланъ съ дубовымъ внкомъ на голов, за ними Военачальники и Солдаты.

ГЕР. Да будетъ вдомо Риму, что Марцій одинъ сражался въ стнахъ Коріоли, что, въ придатокъ къ именамъ Каій и Марцій, онъ пріобрлъ тамъ, вмст со славой, еще третье, почетнйшее имя — имя Коріолана. Да привтствуетъ же Римъ славнаго Коріолана! (Трубы.)

ВС. Да здравствуетъ славный Коріоланъ!

КОР. Довольно, мн непріятно это, прошу васъ, кончите.

КОМ. Посмотри, вотъ твоя мать —

КОР. (Преклоняя передъ ней колна). О, я знаю, ты молила всхъ боговъ, чтобъ они даровали мн счастіе.

ВОЛ. Нтъ, встань! встань, мой храбрый воинъ, мой милый Марцій, мой доблестный Каій — и какъ еще это новое, подвигами пріобртенное имя? Да, Коріоланомъ должна я еще звать тебя!— Вотъ и жена твоя —

КОР. Здравствуй, прелестное безмолвіе! Ты плачешь, видя торжество мое — стало быть смялась бы, еслибъ я возвратился въ гроб? Перестань, моя милая, предоставь слезы вдовамъ Коріоли, матерямъ лишеннымъ сыновъ.

МЕН. Да увнчаютъ тебя боги!

КОР. И ты живъ еще?— (Валері) Ахъ, извини, благородная Валерія.

ВОЛ. Я не знаю, куда и обратиться.— О, привтствую съ возвратомъ! привтствую и тебя, полководецъ! привтствую и всхъ васъ!

МЕН. Тысяча тысячь привтствій!— Мн хочется и смяться и плакать, мн и легко и тяжело. Привтствую!— Проклятіе тому, кто не обрадуется теб! Васъ троихъ, Риму слдовало бы боготворить, но есть у насъ, клянусь честью, нсколько старыхъ дичковъ, къ которымъ никакъ не привьешь расположенія къ вамъ. И все-таки привтствуемъ васъ воители! Крапивой же мы называемъ крапиву, а ошибки глупцовъ — глупостью.

КОМ. Все тотъ же.

КОР. Все прежній, Мененій.

ГЕР. Дорогу! впередъ!

КОР. Руку, матушка, и твою, жена. Прежде, чмъ голова моя оснится кровомъ нашего дома, мн надобно еще постить добрыхъ патриціевъ, они осыпали меня не только привтствіями, но и почестями.

ВОЛ. И я дожила до исполненія высочайшаго изъ желаній, до осуществленія смлйшей изъ фантазій моихъ! Одного только не достаетъ еще, но и это, я уврена, Римъ предложитъ теб.

КОР. Добрая матушка, для меня лучше быть ихъ служителемъ по своему, чмъ править вмст съ ними по ихнему.

КОМ. Въ Капитолій! (Трубы. Вс, за исключеніемъ Трибуновъ, уходятъ.)

БРУТ. Вс уста говорятъ только о немъ, и слпые вооружаются очками, чтобъ только увидать его, и болтливая кормилица, въ восторг, не слыша крика малютки, оретъ привтъ ему {Въ прежнихъ изданіяхъ: While she chats him… Но Колльеру: While she cheers him…}, и кухонная отымалка, накинувъ на закопченную шею лучшую дерюгу, карабкается на стну, чтобъ взглянуть на него. Изъ всхъ дверей и оконъ торчатъ головы, вс крыши заставлены, вс выступы осдланы разнообразнйшими фигурами, и все слито въ одно — въ жажду видть его, даже рдко показывающіеся жрецы пробираются сквозь толпы, толкаются, чтобъ занять невидное мсто между народомъ, жены, обыкновенно закутанныя въ покрывала, отдаютъ и близну и румянецъ, ратующіе на нжныхъ щекахъ ихъ, на жертву огненнымъ поцлуямъ Феба,— такая сумятица, какъ будто какой-нибудь богъ воплотился въ него и передалъ ему свою обаятельную силу.

СИЦ. Ручаюсь, онъ какъ разъ будетъ консуломъ.

БРУТ. И тогда наши обязанности могутъ опочить на все время его властвованія.

СИЦ. Но вдь онъ неспособенъ пользоваться почестями съ должной умренностью, такъ какъ бы слдовало и начать и кончить, онъ утратитъ и т, которыя пріобрлъ.

БРУТ. Хоть это утшительно.

СИЦ. И народъ, за который мы стоимъ, поврь, забудетъ, по старой ненависти, всю эту новую славу при малйшемъ повод. А что онъ не замедлитъ подать поводъ — я такъ увренъ, какъ и въ томъ, что онъ будетъ еще гордиться этимъ.

БРУТ. Я слышалъ, какъ онъ клялся, что если и вздумаетъ искать консульства, такъ все-таки никогда не выдетъ на площадь, никогда не облечется въ протертую одежду смиренія, никогда не станетъ вымаливать вонючее согласіе народа, показывая ему свои раны, какъ требуетъ обычай.

СИЦ. И прекрасно.

БРУТ. Онъ говорилъ, что скорй откажется отъ консульства, или будетъ консуломъ помимо народа, только по просьб благородныхъ, по желанію патриціевъ.

СИЦ. Одного только и желаю: чтобъ онъ не измнилъ своей клятв, сдержалъ ее.

БРУТ. Весьма вроятно, что онъ и сдержитъ ее.

СИЦ. И это будетъ, согласно нашимъ желаніямъ, его врной гибелью.

БРУТ. Да, что-нибудь должно погибнуть — или онъ, или наше значеніе. Поэтому намъ необходимо внушить народу какъ онъ всегда ненавидлъ его, какъ его властолюбіе хотло бы сдлать плебеевъ мулами, обезгласить ихъ защитниковъ, уничтожить ихъ свободу, потому что, въ отношеніи человческихъ способностей и дйствій, онъ почитаетъ ихъ не выше и не полезне верблюдовъ на войн, которымъ отпускаютъ кормъ за переносы тяжестей, а за паденіе подъ ихъ бременемъ — жестокіе удары.

СИЦ. То, что ты сказалъ, переданное въ свое время, когда его вздымающаяся дерзость раздражитъ народъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Shall reath the реорlе. По Колльеру: Shell touch the реорlе…} — а за этимъ дло не станетъ, надо только подстрекнуть его, что такъ же легко, какъ натравить собаку на овцу,— будетъ огнемъ, который воспламенитъ тощій хворостъ плебеевъ, и дымъ отъ него закоптитъ его навсегда.

Входить Посланецъ.

БРУТ. Что теб?

ПОС. Васъ требуютъ въ Капитолій. Полагаютъ, что Марцій будетъ консуломъ. Я видлъ, какъ протснились глухіе, чтобъ увидать, а слпые, чтобъ услыхать его, по пути, матроны бросали ему перчатки, юныя жены и двы — платки и повязки, благородные преклонялись передъ нимъ, какъ передъ изваяніемъ Юпитера, а чернь дождила шапками, рокотала громомъ кликовъ радости. Никогда не видывалъ я ничего подобнаго.

БРУТ. Идемъ въ Капитолій, и не съ одними только глазами, да ушами для настоящаго, и съ готовностью ко всему, что можетъ случиться.

СИЦ. Идемъ.

СЦЕНА 2.

Капитолій.

Входятъ два Служителя и раскладываютъ подушки.

1 сл. Скорй, скорй, они сейчасъ будутъ здсь. А не знаешь, сколькіе ищутъ консульства?

2 сл. Говорятъ, трое, вс думаютъ однакожь, что оно наврное достанется Коріолану.

1 сл. Нечего сказать молодецъ, страшно только гордъ, да и простои народъ не любитъ.

2 сл. Что жь такое! сколько было великихъ людей, которые льстили народу, и народъ все-таки не любитъ ихъ, сколько было и такихъ, которыхъ онъ любилъ, самъ не зная за что? А если онъ любилъ, самъ не зная за что, такъ и ненавидитъ нисколько не основательне. Поэтому и Коріоланъ, не заботясь ни о любви, ни о ненависти народа, доказываетъ этимъ, что очень хорошо знаетъ, что такое его расположеніе, и прямо высказываетъ ему это своей благородной безпечностью.

1 сл. Нтъ, еслибъ ему въ самомъ дл было все равно, любитъ или не любитъ его народъ, онъ оставался бъ совершенно равнодушнымъ къ нему — не длалъ бы ему ни добра, ни зла, но вдь онъ ищетъ его ненависти съ такимъ рвеніемъ, что народъ не можетъ даже и отвчать ему такой, какой бы слдовало. Онъ всячески старается выказать себя открытымъ противникомъ ему, а выказывать, что желаешь непріязни, ненависти народа, такъ же дурно, какъ и добиваться его любви, столь противнымъ для него, ухаживаніемъ за нимъ.

2 сл. Онъ оказалъ большія услуги отечеству, онъ возвысился не такъ легко, какъ т, которые, не сдлавъ ничего, пріобрли и славу и общее уваженіе только лестью, поклонами и угожденіями народу, онъ такъ вндрилъ свою славу въ глаза, а дла — въ сердца народа, что безмолвіе языковъ его, его умолчаніе объ этомъ было бъ неблагодарнйшимъ оскорбленіемъ. И говорить иначе — злорчіе, которое, само изобличая себя во лжи, чьего бы уха ни коснулось, вызвало бы упрекъ и порицаніе.

1 сл. Довольно о немъ — онъ достойный человкъ. Дорогу, идутъ.

Трубы Входятъ, предшествуемые Ликторами, Консулъ Коминій, Мененій, Коріоланъ, Сенаторы, Сициній и Брутъ. Сенаторы и Трибуны занимаютъ свои мста.

МЕН. Такъ какъ мы ршили уже все, касающееся до Вольсковъ, опредлили послать за Ларціемъ, то намъ я остается — и это главный предметъ настоящаго собранія,— вознаградить благородныя заслуги того, кто такъ славно стоялъ за родину. Поэтому, не угодно ли будетъ вамъ, почтенные и мудрые отцы, предложить присутствующему здсь консулу и бывшему полководцу въ послднемъ побдоносномъ поход, разсказать хотя немногое изъ свершеннаго Каіемъ Марціемъ Коріоланомъ, котораго мы собрались возблагодарить и увнчать почестями его достойными.

1 сен. Говори, благородный Коминій. Не опускай ничего изъ опасенія утомить слишкомъ длиннымъ разсказомъ, заставь насъ усомниться не въ нашей готовности, а разв въ средствахъ самой республики вознаградить его по заслугамъ. А васъ, представители народа, мы просимъ о благосклонномъ вниманіи и о дружественной замолвк въ пользу того, что будетъ ршено здсь.

СИЦ. Мы приглашены на весьма пріятное совщаніе {Въ прежнихъ изданіяхъ: Upon а pleesing treaty… По Колльеру: Upon а pleasing treatise…}, и готовы почтить и увнчать виновника этого собранія.

БРУТ. И эта готовность была бы еще больше {Въ прежнихъ изданіяхъ: We shall be blest to do… По Колльеру: We shall be prest to do…}, еслибъ онъ не пренебрегалъ народомъ такъ, какъ пренебрегалъ имъ до сихъ поръ.

МЕН. Вотъ ужь это совсмъ не кстати. Лучше бъ ты молчалъ.— Угодно теб послушать Коминія?

БРУТ. Съ удовольствіемъ, но мой намёкъ былъ гораздо умстне твоего охужденія его.

МЕН. Да онъ любитъ вашъ народъ, но не требуйте жь, чтобъ онъ сдлалъ его своимъ сопостельникомъ.— Говори, благородный Коминій. (Коріоланъ встаетъ и хочетъ уйти.) Нтъ, останься.

1 сен. Останься, Коріоланъ, не стыдись разсказа о благородныхъ длахъ твоихъ.

КОР. Извините, почтенные отцы, для меня пріятне снова залчивать мои раны, чмъ слушать разсказы о томъ, какъ получилъ ихъ.

БРУТ. Надюсь, не мои слова подняли тебя со скамьи?

КОР. О, нтъ, впрочемъ, отъ словъ я бгалъ не рдко, тогда какъ удары остановили бъ меня. Ты не льстишь мн, и потому не оскорбляешь. Нашъ народъ — я люблю его на столько, на сколько онъ этого стоитъ.

МЕН. Прошу, садись.

КОР. Скорй соглашусь я сидть на солнышк, заставивъ почесывать мн голову, въ то время какъ протрубили тревогу, чмъ слушать, сложа руки, чудовищныя преувеличенія моихъ ничтожныхъ длъ. (Уходитъ.)

МЕН. Видите ли, представители народа, можетъ ли онъ льстить вашему все-размножающемуся клёку — въ которомъ на тысячу разв только одинъ хорошій,— когда, отваживая вс свои члены на дла чести, онъ не отваживаетъ даже и одного уха на то, чтобъ послушать о нихъ?— Разсказывай, Коминій,

КОМ. У меня недостанетъ голоса, дла Коріолана требуютъ мощной рчи. Говорятъ, что храбрость величайшая изъ добродтелей и что одареннаго ею она возвеличиваетъ боле всего, если это справедливо, то мужу, о которомъ я говорю, нтъ равнаго въ цломъ мір. Шестнадцати еще лтъ, когда изгнанный Тарквиній подступилъ къ Риму, онъ превзошолъ уже всхъ, тогдашній диктаторъ нашъ, о которомъ я упоминаю съ глубочайшимъ уваженіемъ, видлъ какъ онъ сражался, видлъ какъ онъ, съ подбородкомъ Амазонки, гналъ передъ собою и щетинистыя губы. Онъ переступилъ ногой черезъ повергнутаго Римлянина, и въ глазахъ консула, сразилъ трехъ противниковъ. Онъ встртился съ самимъ Тарквиніемъ — повергъ и его. Въ этотъ достопамятный день, тогда какъ на сцен онъ могъ играть женщину — на пол битвы онъ показалъ себя доблестнйшимъ изъ мужей, за что и былъ увнчанъ дубовымъ внкомъ. Возмужавъ такимъ образомъ еще въ юношескомъ возраст, онъ росъ, какъ море, лишилъ за симъ вс мечи внка побды еще въ семнадцати битвахъ. Что жь касается до его послднихъ подвиговъ, сперва передъ стнами, а потомъ въ самыхъ стнахъ Коріоли — признаюсь, я не нахожу словъ, чтобъ передать ихъ достойно, онъ остановилъ показавшихъ тылъ, и собственнымъ, дивнымъ примромъ заставилъ трусовъ обратить страхъ въ шутку. Какъ морскія растенія передъ кораблемъ, летящимъ на всхъ парусахъ, такъ люди разступались или изчезали отъ его напора, его мечь — печать смерти — сражалъ все, чего касался, облитый кровью отъ лица до пятъ, исторгая каждымъ движеніемъ крики смерти {Въ прежнихъ изданіяхъ: whose every motion was tim’d with dying cries… По Колльеру: whose every motion was tun’d with dying cries…}, онъ ворвался одинъ въ смертоносныя врата Коріоли, расписалъ ихъ неотвратимымъ рокомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: With shunless defamy… По Колльеру: With shunless destiny…}, пробился безъ всякой помощи назадъ и тотчасъ же, какъ комета, снова влетлъ въ нихъ съ подоспвшимъ подкрпленіемъ. Городъ его, но вотъ, отдаленные звуки битвы поражаютъ его чуткое ухо, и онъ, укрпивъ удвоеннымъ мужествомъ то, что въ тл его ослабло, является на новую битву, и дымясь кровью, проносится по жизни людей, какъ будто ей суждено уже быть постояной добычей его. До тхъ поръ, пока мы не назвали и города и поля сраженія нашими, онъ ни разу не остановился, чтобъ перевести духъ.

МЕН. Доблестнйшій изъ смертныхъ!

1 сен. Вполн достойный предназначаемыхъ ему почестей.

КОМ. Онъ отказался отъ нашей добычи, на драгоцннйшія вещи онъ смотрлъ, какъ на грязь міра, а чего желалъ, то было меньше даже и того, что даровала бы сама скупость. Онъ видлъ награду въ самихъ длахъ своихъ, доволенъ и тмъ, что свершилъ ихъ.

МЕН. Истинно благородный мужъ, — прикажите позвать его.

1 сен. Позвать Коріолана

СЛУЖ. Онъ самъ идетъ сюда.

Входитъ Коріоланъ.

МЕН. Коріоланъ, сенатъ съ удовольствіемъ длаетъ тебя консуломъ.

КОР. И жизнь и служба моя были и будутъ посвящены ему.

МЕН. Теперь теб остается только поговорить съ народомъ.

КОР. Прошу васъ, позвольте мн перескочить черезъ этотъ обычай. Я не могу надть рубище, стоять полунагимъ и вымаливать голоса ихъ моими ранами, увольте меня отъ этого обряда

СИЦ. Народъ долженъ имть свой голосъ, онъ не допуститъ ни малйшаго уклоненія отъ обычнаго обряда.

МЕН. Не раздражай его. Покорись обычаю и добудь консульство такъ, какъ добывали его твои предшественники.

КОР. Это роль, которой я не могу играть не красня, а потому и можно бы лишить народъ этого зрлища.

БРУТ. (Сицинію). Слышишь?

КОР. И я буду передъ нимъ хвастаться,— говорить, что я сдлалъ то и то,— показывать зажившія уже раны, которыя слдовало бъ скрывать, какъ будто я добылъ ихъ только для того, чтобъ купить голоса его.

МЕН. Не упорствуй.— Трибуны, мы поручаемъ вамъ передать народу наше намреніе, — желаемъ ему и нашему благородному консулу всхъ возможныхъ благъ и почестей.

СЕНАТОРЫ. Всхъ благъ и почестей Коріолану! (Трубы. Сенаторы уходятъ.)

БРУТ. Ты видишь, какъ онъ намренъ обращаться съ народомъ?

СИЦ. О, еслибъ они догадались! Онъ будетъ просить ихъ, какъ бы презирая тмъ, чего проситъ, потому что оно можетъ быть даровано только народомъ.

БРУТ. Пойдемъ, передадимъ ему, что здсь было, я знаю, онъ ждетъ насъ на площади.

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Площадь.

Входятъ нсколько Гражданъ.

1 гр. Да что тутъ говорить: если онъ потребуетъ нашихъ голосовъ, мы не можемъ отказать ему.

2 гр. Можемъ, если захотимъ.

3 гр. Ну да, конечно мы имемъ это право, но это такое право, которымъ, на этотъ разъ, мы не въ прав воспользоваться. Вдь, если онъ покажетъ намъ свои раны, разскажетъ дла свои — намъ поневол придется вложить наши языки въ его раны и говорить за нихъ, разскажетъ благородные подвиги свои, и намъ надобно будетъ высказать ему нашу благородную признательность. Неблагодарность чудовищна, и народъ, если онъ неблагодаренъ — чудовище, а такъ какъ мы члены его, то и мы сдлаемся чудовищными членами.

1 гр. А для того, чтобъ насъ почитали такими, достаточно и бездлицы. Вдь онъ ужь и безъ того — помнишь, когда мы возстали изъ-за хлба,— не побоялся назвать насъ много-головой толпой.

3 гр. Такъ называли насъ многіе, и не потому, что изъ насъ одни черноволосы, другіе блокуры, третьи плшивы, а потому что умы-то наши разноцвтны. И въ самомъ дл, я думаю, что даже и въ томъ случа, когда бы всмъ умамъ нашимъ пришлось вырваться изъ одного и того же черепа — они и тогда полетли бы на востокъ, на западъ, на сверъ, на югъ, обнаружили бы единодушіе въ выбор прямаго пути только тмъ, что разомъ очутились бы на всхъ точкахъ компаса.

2 гр. Ты такъ думаешь? По какому жь пути полетлъ бы мой умъ?

3 гр. Ну, твой не высвободился бы такъ скоро, какъ всякой другой, твой крпко забитъ въ башку. Но будь онъ свободенъ — онъ непремнно полетлъ бы на югъ.

2 гр. Зачмъ же на югъ?

3 гр. Чтобъ изчезнуть въ туман. Тамъ три четверти его распустились бы въ ядовитыя росы, а четвертая возвратилась бы — и то только для успокоенія совсти,— чтобъ помочь теб добыть жену.

2 гр. Ты ни на минуту безъ штукъ.

3 гр. Ну, такъ какъ же? согласны вы подать голосъ въ его пользу? Но что объ этомъ толковать — большинство ршитъ. А я все-таки скажу, будь онъ порасположенне къ народу — въ цломъ мір не было бы человка достойне его.

Входятъ Коріоланъ и Мененій.

Вотъ и онъ, и въ одежд смиренія, замчайте, какъ онъ будетъ вести себя. Однакожъ, такъ столпившись, намъ стоять не слдуетъ, намъ надобно проходить мимо его по одному, по двое, по трое. Онъ долженъ просить каждаго отдльно, такимъ образомъ каждый изъ насъ будетъ почтенъ правомъ даровать ему свой голосъ собственнымъ языкомъ своимъ. Ступайте за мной — я распоряжусь, какъ вамъ проходить мимо его.

ВС. Идемъ, идемъ. (Уходятъ.)

МЕН. Нтъ, ты ршительно не правъ, разв ты не знаешь, что величайшіе люди подчинялись этому обычаю.

КОР. Что жь долженъ я говорить?— ‘Любезный другъ — прошу тебя’. Проклятіе! я никакъ не могу настроить языкъ мой на этотъ ладъ.— ‘Взгляни, мой другъ — на мои раны,— я получилъ ихъ на служб отечеству, тогда какъ многіе изъ твоей братіи съ ревомъ бжали отъ грома нашихъ же барабановъ’.

МЕН. Помилуй, какъ это можно! ты не долженъ говорить ничего такого, ты долженъ просить ихъ, чтобъ они припомнили тебя.

КОР. Припомнили меня? Чтобъ удавиться имъ! Я желалъ бы, чтобъ они забыли меня, какъ добродтели, о которыхъ тщетно проповдуютъ имъ жрецы наши.

МЕН. Ты все испортишь. Я долженъ оставить тебя. Прошу, говори съ ними какъ можно ласкове. (Уходитъ).

Входятъ два Гражданина.

КОР. Скажи, чтобъ они умыли прежде рожи, да вычистили зубы.— А, вотъ парочка.— Друзья, вы знаете, для чего стою я здсь?

1 гр. Знаемъ, скажи, что же побудило тебя къ этому?

КОР. Мои заслуги.

1 гр. Твои заслуги?

КОР. Разумется не собственное желаніе.

1 гр. Какъ не собственное желаніе?

КОР. Я никогда не желалъ обременять бднаго просьбою о подаяніи.

1 гр. Ты не долженъ забывать, что если мы что-нибудь и дадимъ теб, то это только въ надежд получить и отъ тебя.

КОР. Когда такъ, скажи, сдлай милость, цну консульства.

1 гр. Цна ему — дружественная просьба.

КОР. Дружественная? Любезный другъ, прошу тебя, даруй мн его. У меня есть раны, я покажу теб ихъ, когда, будемъ наедин.— (Другому Гражданину.) Другъ мой, прошу и твоего голоса. Ты что скажешь на это?

2 гр. Онъ твой, доблестный мужъ.

КОР. Торгъ заключенъ. Два достойные голоса вынищены. Я принимаю ваше подаяніе, прощайте.

1 гр. Однакожь это немного странно —

2 гр. Еслибъ пришлось опять — ну, да что сдлано, то сдлано. (Уходятъ.)

Входятъ другіе два Гражданина.

КОР. Прошу васъ, если это не противорчитъ настройству голосовъ вашихъ — вашего согласія на то, чтобъ меня сдлали консуломъ. Вы видите — я въ обычномъ наряд.

3 гр. Ты заслужилъ и не заслуживаешь благодарности отечества.

КОР. А разгадка этой загадки?

3 гр. Ты былъ бичемъ для враговъ и лозой для друзей его, ты никогда не любилъ народа.

КОР. Но за то, что я никогда не унижалъ любви моей, онъ долженъ уважать меня еще боле. Впрочемъ, чтобъ внушить народу — моему побратиму, лучшее обо мн мнніе, я готовъ льстить ему, вдь именно это ему и нравится. Такъ какъ, по веліей мудрости своей, онъ предпочитаетъ мои поклоны моему сердцу — я займусь изученіемъ вкрадчиваго киванья головой, буду лицемрить съ нимъ: буду, то есть, подражать обаятельнымъ манерамъ мужей, пользующихся народностью, удовлетворю вполн каждаго, желающаго этого. А потому, прошу васъ, согласитесь, чтобъ я былъ консуломъ.

4 гр. Мы надемся, что ты будешь намъ другомъ, и потому охотно даемъ теб голоса наши.

3 гр. На служб отечеству ты получилъ много ранъ.

КОР. А когда теб это извстно, такъ не зачмъ и скрплять эту извстность печатью показа.— Я слишкомъ дорожу вашими голосами, и потому не безпокою васъ боле.

ОБА. Отъ души желаемъ, чтобъ боги ниспослали теб и радость и счастіе. (Уходятъ.)

КОР. Чудеснйшіе голоса!— Лучше умереть, лучше издохнуть, чмъ вымаливать заслуженную награду. Зачмъ же стою я здсь въ этой безшерстной тог {Въ прежнихъ изданіяхъ: in this woolvish tongue… По Колльеру: in this woolless togue…} и выпрашиваю безполезные голоса всякаго проходящаго Ноба и Дика? За тмъ, что этого требуетъ обычай.— Но еслибъ мы во всемъ подчинялись обычаю — пыль не сметалась бы съ древности и истина никогда не перевысила бы горъ заблужденія.— Нтъ, чмъ такъ дурачиться, лучше предоставить и санъ и почесть тому, кому это не противно. Половину однакожь я ужь выдержалъ — выдержу и другую.

Входятъ еще три Гражданина.

Еще голоса.— Ваши голоса! за ваши голоса я сражался, за ваши голоса я бодрствовалъ, за ваши голоса я получилъ слишкомъ дв дюжины ранъ, видлъ и слышалъ трижды шесть битвъ, за ваши голоса я свершилъ много боле или мене великаго. Давайте жь мн голоса ваши — я въ самомъ дл хочу быть консуломъ.

5 гр. Онъ свершилъ много доблестнаго, никакой честный человкъ не откажетъ ему въ своемъ голос.

6 гр. Такъ что жь и разговаривать, пусть будетъ консуломъ. Да даруютъ ему боги всякую радость и да содлаютъ его другомъ народа.

ВС. Аминь, аминь.— Да благословятъ тебя боги, благородный консулъ! (Уходятъ.)

КОР. О, дивные голоса!

Входятъ Мененій, Брутъ и Сициній.

МЕН. Срокъ испытанія миновалъ, и трибуны несутъ теб голоса народа, теперь теб остается только облечься въ приличную твоему сану одежду и явиться въ сенатъ.

КОР. Такъ кончено?

СИЦ. Обрядъ прошенія ты выполнилъ, народъ согласенъ, и мы приглашены для утвержденія тебя консуломъ.

КОР. Гд? въ сенат?

СИЦ. Въ сенат.

КОР. И я могу сбросить эту одежду?

СИЦ. Можешь.

КОР. Такъ я сейчасъ же переоднусь и сдлавшись снова самимъ собой, явлюсь въ сенатъ.

МЕН. Я иду съ тобой.— А вы?

БРУТ. Намъ надобно еще поговорить съ народомъ.

СИЦ. До свиданія. (Коріоланъ и Мененій уходятъ.) — Вотъ онъ и добился, судя по его глазамъ, онъ въ восторг.

БРУТ. И въ одежд смиренія онъ не смирилъ гордыни своей.— Ты хочешь распустить народъ?

Входятъ Граждане.

СИЦ. Ну что, друзья, выбрали?

1 гр. Мы дали ему голоса наши.

БРУТ. Молимъ боговъ, чтобъ онъ оказался достойнымъ любви вашей.

2 гр. Аминь. А по моему недальнему, глупому разумнію, онъ смялся надъ нами, когда просилъ голосовъ нашихъ.

3 гр. Разумется, просто издвался надъ нами.

1 гр. Нтъ, это такая ужь у него манера говорить, онъ нисколько не смялся надъ нами.

1 гр. Вотъ еще, да каждый изъ насъ — за исключеніемъ разв одного тебя,— скажетъ, что онъ обращался съ нами съ величайшимъ презрніемъ. Ему слдовало показать намъ знаки своихъ заслугъ, раны, полученныя на служб отечеству —

СИЦ. И онъ, разумется, показалъ ихъ?

НКОТОРЫЕ ИЗЪ ГРАЖДАНЪ. Нтъ, нтъ, никто не видалъ ихъ.

3 гр. Онъ только сказалъ, что у него есть раны, которыя онъ покажетъ наедин, и за тмъ, съ презрніемъ помахивая шапкой, вотъ такъ: ‘я бы’, говоритъ, ‘хотлъ быть консуломъ, но по старинному обычаю не могу имъ быть, если вы не дадите мн голосовъ вашихъ, и потому давайте мн голоса ваши’.— А дали мы ихъ — залепеталъ: ‘благодарю за ваши голоса,— благодарю васъ,— дивные голоса,— теперь, такъ какъ вы дали мн ихъ, мн нечего боле разговаривать съ вами’.— Разв это не насмшка?

СИЦ. И вы были такъ глупы, что не видали этого, а если видли — были такъ ребячески добродушны, что не отказали ему?

БРУТ. Разв вы не могли сказать ему, какъ васъ учили, что онъ былъ вашимъ врагомъ, постоянно возставалъ противъ вашихъ вольностей, противъ вашихъ правъ въ общественномъ быту и тогда, когда не имлъ еще власти, когда былъ неважнымъ еще служителемъ республики, что если и теперь, получивъ власть, сдлавшись участникомъ въ правленіи, онъ останется по прежнему заклятымъ врагомъ плебеевъ, то голоса ваши могутъ обратиться въ бду вамъ же? Вамъ слдовало бъ сказать ему, что пусть доблестные подвиги и длаютъ его достойнымъ того, чего онъ ищетъ, но что онъ все-таки долженъ быть признательнымъ за голоса ваши,— долженъ обратить прежнюю непріязненность въ любовь и быть вамъ другомъ и покровителемъ.

СИЦ. Еслибъ вы говорили, какъ васъ учили, вы затронули бы его за живое, заставили бы высказаться, такимъ образомъ, вы или вынудили бъ у него какое-нибудь выгодное для васъ общаніе, которое, при случа, могли бы припомнить ему,— или переполнили бы желчью его строптивую природу, не переносящую ничего обязывающаго: онъ разъярился бы, а вы, воспользовавшись его запальчивостью, и не избрали бы его.

БРУТ. Вы сами замтили, что и въ то время, когда онъ нуждался въ вашемъ расположеніи, онъ просилъ васъ съ явнымъ презрніемъ, неужели вы думаете, что презрніе его, когда онъ получитъ власть крушить, не будетъ для васъ сокрушительно? Я не знаю наконецъ, нтъ разв у васъ сердца въ тл? или у васъ языки только для того, чтобъ вопить противъ велній разума?

СИЦ. Вы не разъ отказывали просящему, и уступаете теперь не просящему, а издвающемуся надъ вашими голосами.

3 гр. Да вдь онъ не утвержденъ еще, можно еще и отвергнуть его.

2 гр. И мы отвергнемъ его, у меня будетъ пятьсотъ голосовъ противъ него.

1 гр. А у меня дважды пятьсотъ, не считая друзей ихъ.

БРУТ. Такъ ступайте жь, и скажите друзьямъ вашимъ, что они выбрали консула, который лишитъ ихъ всхъ правъ, сдлаетъ ихъ собаками, которыхъ хотя и держатъ для лая, бьютъ однакожь за лай сплошь да рядомъ.

СИЦ. Соберите ихъ, и по зрломъ обсужденіи, уничтожьте вашъ безразсудный выборъ. Припомните имъ его гордыню, его старую вражду къ плебеямъ, не забудьте и того, съ какимъ презрніемъ носилъ онъ одежду смиренія, какъ, прося, издвался надъ вами. Скажите, что только уваженіе къ его заслугамъ помшало вамъ замтить неприличность его оскорбительнаго обращенія, внушеннаго его закоренлой ненавистью къ народу.

БРУТ. Сложите всю вину на насъ, вашихъ трибуновъ, скажите, что мы, несмотря ни на какія возраженія, требовали настоятельно, чтобъ вы выбрали его.

СИЦ. Скажите, что вы избрали его не столько по собственному желанію, сколько по нашему настоянію, что, занятые главнымъ образомъ тмъ, что должны были сдлать, а не тмъ, что хотлось — вы подали голоса въ его пользу ршительно противъ желанія. Свалите все на насъ.

БРУТ. Не щадите насъ. Скажите, что мы все толковали вамъ о томъ, какъ рано началъ онъ служить отечеству и какъ много онъ служилъ ему, объ его происхожденіи отъ доблестнаго рода Марціевъ, отъ котораго произошолъ и, царившій посл великаго Гостилія, Анкусъ Марцій, сынъ дочери Нумы,— и Публій и Квинтусъ, которымъ мы обязаны лучшими водопроводами,— и что Цензоринъ, любимецъ народа, прозванный такъ, потому что дважды былъ цензоромъ — его предокъ.

СИЦ. Скажите, что мы безпрестанно твердили вамъ, что кром столь благороднаго происхожденія, онъ и по своимъ личнымъ доблестямъ вполн достоинъ вашей признательности, но что вы, взвсивъ его прежнія дйствія съ ныншними, нашли, что онъ закоренлый врагъ вамъ, и потому уничтожаете вашъ опрометчивый выборъ.

БРУТ. Упирайте въ особенности на то, что безъ нашего настоянія вы никогда не выбрали бы его. За тмъ, собравъ голоса, ступайте въ Капитолій.

ГРАЖДАНЕ. Да, да, идемъ, почти вс раскаиваются уже въ выбор. (Уходитъ.)

БРУТ. Пусть идутъ. Лучше теперь отважиться на это возстаніе, чмъ выжидать неминуемо еще страшнйшаго. Если, въ чемъ нтъ никакого сомннія, отказъ ихъ выведетъ его изъ себя, мы съумемъ воспользоваться его бшенствомъ.

СИЦ. Поспшимъ же въ Капитолій. Намъ надобно быть тамъ прежде, чмъ нахлынетъ потокъ народа, такимъ образомъ и то, на что мы подстрекнули его, покажется проявленіемъ его собственной воли. Впрочемъ, отчасти оно и въ самомъ дл его собственное дло.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ III.

СЦЕНА 1.

Римъ. Улица.

Трубы. Входятъ Коріоланъ, Мененій, Коминій, Титъ Ларцій, Сенаторы и Патриціи.

КОМ. Такъ Ауфидій грозилъ снова?

ЛАР. Грозилъ, потому-то мы и поспшили заключеніемъ мира.

КОР. Стало Вольски, по прежнему, готовы нагрянуть на насъ при нервомъ благопріятномъ случа?

КОМ. О, нтъ, благородный консулъ, они до того обезсилены, что въ нашу жизнь намъ едва ли придется увидать еще разъ разввающіяся знамена ихъ.

КОР. Ты видлъ Ауфидія?

ЛАР. Получивъ охранную грамоту, онъ тотчасъ явился ко мн и страшно проклиналъ Вольсковъ за то, что они такъ подло уступили городъ, онъ удалился въ Анціумъ.

КОР. Не говорилъ ли онъ чего обо мн?

ЛАР. Какъ же, говорилъ.

КОР. Что же?

ЛАР. Какъ часто мечъ его встрчался съ твоимъ, что въ цломъ мір для него нтъ ничего ненавистне тебя, что онъ и безъ всякой надежды на выкупъ, заложилъ бы все свое достояніе за право называться твоимъ побдителемъ.

КОР. Такъ онъ живетъ теперь въ Анціум?

ЛАР. Въ Анціум.

КОР. Желалъ бы найти поводъ отыскать его и тамъ, чтобы вполн насмяться надъ его ненавистью. — (Ларцію) Поздравляемъ съ возвращеніемъ на родину.

Входитъ Сициній и Брутъ.

Вотъ и трибуны — языки народной пасти. Они противны мн, ихъ величанье своимъ значеніемъ просто невыносимо.

СИЦ. Остановись, не ходи на площадь.

КОР. Это что такое?

БРУТ. Пойдешь — будетъ плохо, не ходи.

КОР. Что значитъ эта перемна?

МЕН. Что случилось?

КОМ. Разв онъ не иметъ голосовъ патриціевъ и народа?

БРУТ. Нтъ, Коминій.

КОР. Неужели я собиралъ голоса дтей?

1 сен. Дорогу, трибуны — онъ пойдетъ на площадь.

БРУТ. Народъ раздраженъ противъ него.

СИЦ. Пойдетъ — не миновать возмущенія.

КОР. Вотъ оно ваше стадо!— Вотъ что значитъ дать право голоса и тмъ, которые, подавъ его, тотчасъ же и отрекаются отъ него!— (Трибунамъ.) Ну, а вы, съ вашими обязанностями? за чмъ же, бывши устами народа, вы не управляете его зубами? или вы же сами и возбудили его?

МЕН. Успокойся!

КОР. Это слажено заране, это явный заговоръ уничтожить значеніе патриціата. Спустите это — живите съ тми, которые, не умя управлять, никогда не допустятъ управлять и собою.

БРУТ. Не называй этого заговоромъ. Народъ кричитъ, что ты насмхался надъ нимъ, что недавно еще, когда ему раздавали хлбъ даромъ, ты возставалъ противъ этого, поносилъ ходатаевъ народа, называлъ ихъ подлыми угодниками, льстецами его, врагами патриціевъ.

КОР. Но это было извстно и прежде.

БРУТ. Не всмъ.

КОР. Такъ ты и разгласилъ это теперь?

БРУТ. Кто, я?

КОР. Оно похоже, что это твое дло.

БРУТ. Или, что я, во всякомъ случа, готовъ поправить твое.

КОР. Прошу покорно! изъ чего жь мн и хлопотать о консульств? Заклинаю небомъ, дай мн возможность унизиться до тебя, и сдлай меня своимъ товарищемъ — трибуномъ.

СИЦ. Ты слишкомъ выказываешь именно то, что должно возмущать народъ. Хочешь достигнуть цли своего стремленія — спрашивай вжливе о дорог, съ которой сбился, иначе не бывать теб ни консуломъ, ни товарищемъ трибуновъ.

МЕН. Прошу васъ, будемъ говорить хладнокровію.

КОМ. Народъ обманутъ, возбужденъ.— Такое лукавство несвойственно Риму, и Коріоланъ не заслужилъ этихъ обидныхъ препонъ, такъ коварно воздвигаемыхъ на гладкомъ пути заслугъ его.

КОР. Напоминать мн о хлб! Ну да, я говорилъ, скажу и теперь —

МЕН. Не теперь, не теперь.

1 сен. Не въ этомъ взволнованномъ состояніи.

КОР. Теперь, клянусь жизнію, теперь!— Благородные друзья мои, вы извините меня, что же касается до вонючей, переметной толпы — я никогда не льстилъ ей — пусть она полюбуется собой въ томъ, что скажу. Повторяю: потворствуя плебеямъ, мы питаемъ куколь возмущенія, неповиновенія, бунта противъ сената, куколь этотъ мы сами посяли, сами и возращиваемъ, смшивая ихъ съ нами, благороднйшимъ классомъ, не имющимъ недостатка ни въ добродтели, ни въ самой власти, за исключеніемъ разв той доли, которую сами же удлили нищимъ.

МЕН. Такъ, но ни слова боле.

1 сен. Перестань, мы просимъ тебя.

КОР. Никогда! Какъ я проливалъ мою кровь за отчизну, не страшась вражьей силы, такъ и мои легкія, до тхъ поръ, пока не уничтожатся, не перестанутъ чеканить слова противъ прокаженныхъ, которыми, изъ опасенія заразы, гнушаемся, и въ то же время длаемъ все, чтобъ заразиться.

БРУТ. Ты говоришь о народ, какъ будто ты богъ каратель, а не человкъ, такъ же слабый, какъ и вс.

СИЦ. Не худо довести это до свднія народа.

МЕН. Какъ? слова вырвавшіяся въ ярости?

КОР. Въ ярости? еслибъ я былъ покоенъ, какъ сонъ полунощный, клянусь Юпитеромъ, я сказалъ бы то же самое.

СИЦ. Это то же самое будетъ ядомъ только для того, въ комъ зародилось, не отравитъ никого боле.

КОР. Будетъ!— слышите ли этого тритона пискарей? замчаете ли его повелительное ‘будетъ’?

КОМ. Тутъ нтъ ничего противозаконнаго.

КОР. ‘Будетъ!’ — О, добрые, но страшно неблагоразумные патриціи! о, почтенные, но беззаботные сенаторы! какъ могли вы даровать гидр право {Въ прежнихъ изданіяхъ: have you thus Given Hydra here… По Колльеру: have you thus Given Hydra leave…} выбирать, себ сановника, который, бывши только рогомъ, ревомъ чудища {Въ прежнихъ изданіяхъ: The horn and noise o’the monsters... По Колльеру: The horn and noise of the monster…}, осмливается говорить своимъ ршительнымъ ‘будетъ’, что онъ отведетъ вашъ потокъ въ болото и усвоитъ себ русло его?— Если онъ въ самомъ дл иметъ мощь эту — склоните передъ нимъ ваше безсиліе, не иметъ — откиньте ваше опасное снисхожденіе {Въ прежнихъ изданіяхъ: If he have power, Then vail your ignorance, if none, awake Your dangerous lenity… По Колльеру: If he have power, Then vail your impotence, if none, rewoke Your dangerous bounty…}. Если вы мудры — не уподобляйтесь обыкновеннымъ дурнямъ, не можете похвалиться этимъ — сажайте ихъ рядомъ съ собою. Вы плебеи, если они будутъ сенаторами, а они и такъ не мене ихъ, если, въ смси голосовъ, ихъ голоса заглушаютъ ваши. Они выбираютъ себ сановниковъ, и еще подобныхъ котъ этому, что противопоставляетъ свое ‘будетъ’, свое простонародное ‘будетъ’, собранію далеко доблестнйшему всхъ, передъ которыми преклонялась Греція. Клянусь самимъ Юпитеромъ, это страшно унижаетъ консуловъ, и я не могу не скорбть, потому что знаю, какъ быстро, при возникновеніи двухъ равносильныхъ властей, втсняются смуты въ промежутокъ между обими, и какъ легко уничтожаютъ ихъ тогда одну другою.

КОМ. Довольно — идемъ на площадь.

КОР. Кто бъ ни посовтовалъ раздавать хлбъ изъ запасовъ даромъ, какъ это длалось иногда въ Греціи —

МЕН. Будетъ, будетъ объ этомъ.

КОР. Въ которой народъ пользовался впрочемъ властью далеко большею, чмъ у насъ — я все-таки скажу, что онъ вскормилъ неповиновеніе, гибель государства.

БРУТ. И народъ подастъ голосъ въ пользу человка, который говоритъ подобныя вещи?

КОР. Выслушайте причины, почему я говорю это, они поважне его голоса. Онъ знаетъ, что получилъ отъ насъ хлбъ не въ награду, потому что не можетъ не знать, что никогда и не старался заслужить ее. Когда надобно было идти на врага, грозившаго самому сердцу отчизны, онъ не хотлъ выступить даже и за городскія ворота, такого рода услуги, надюсь, не стоятъ даровой раздачи хлба. Въ пол, безпрестанныя смуты и возмущенія, которыми онъ проявлялъ свою храбрость по преимуществу, также не говорятъ въ его пользу. Частыя обвиненія сената въ вещахъ, никогда не рождавшихся, равно не могутъ быть поводомъ къ такому щедрому дару {Въ прежнихъ изданіяхъ: couid never be the native of our so franc donation… По Колльеру: couid never be the motive of our so franc donation…}. Что же, наконецъ?— И какъ еще переваритъ слпая толпа {Въ прежнихъ изданіяхъ: flow shall this bosom multiplied digest… По Колльеру: flow shall this bisson multitude digest…} угодливость сената? Дайте имъ высказать длами то, что они говорятъ, а они наврное говорятъ: ‘мы требовали этого, мы большинство, и они исполнили наше требованіе изъ страха’. Такимъ образомъ мы сами унижаемъ наше высокое значеніе, сами даемъ толп поводъ называть нашу заботливость страхомъ, все это взломитъ, со временемъ, вс затворы сената и впустить воронъ клевать орловъ.

МЕН. Довольно, идемъ.

БРУТ. Черезъ чуръ довольно.

КОР. Нтъ, мало еще! Выслушайте и заключеніе, въ истинности котораго я поклянусь всмъ что есть святаго, какъ божескаго, такъ и человческаго.— Это раздвоеніе власти, вслдствіе котораго одна сторона презираетъ, и весьма основательно, а другая поноситъ безъ всякаго основанія,— вслдствіе котораго патриціатъ, санъ, мудрость ничего не могутъ ршить безъ ‘да’ или ‘нтъ’ многогласнаго невжества,— это раздвоеніе заставитъ забыть все существенно необходимое и поведетъ прямо къ безсмысленной нерадивости. При такихъ преградахъ всему разумному невозможно никакое разумное дйствіе, а потому, заклинаю васъ — васъ, не столько боязливыхъ, сколько осторожныхъ, не столько опасающихся перемнъ, сколько любящихъ основныя законоположенія республики,— васъ, предпочитающихъ благородную жизнь жизни долгой, готовыхъ потрясти тло даже и опаснымъ лкарствомъ, потому что безъ того оно неминуемая добыча смерти — вырвите разомъ собирательный языкъ толпы, лишите ее возможности лизать ядовитую для нея сладость. Ваше униженіе дробитъ здравое сужденіе, лишаетъ правительство такъ необходимаго для него единства, оно не иметъ силы осуществить и то хорошее, котораго бы хотло, потому что безпрестанно ограничивается дурнымъ, его повряющимъ.

БРУТ. Довольно.

СИЦ. Имъ говоритъ измна, и онъ отвтитъ, какъ измнникъ.

КОР. Задохнись отъ бшенства, презрнный!— Къ чему народу эти лысые трибуны, опираясь на которыхъ, онъ отрицается отъ повиновенія власти высшей? Ихъ выбрали въ смутное время, когда не право, а сила была закономъ, теперь не такое время — скажите же: да будетъ право правомъ, и уничтожьте власть ихъ.

БРУТ. Явная измна.

СИЦ. И онъ консулъ — никогда!

БРУТ. Эй, эдилы, сюда!— Взять его.

Входитъ Эдилъ.

СИЦ. (Эдилу). Ступай, созови народъ. (Эдилъ уходитъ.) Именемъ его я задерживаю тебя, какъ вроломнаго нововводителя, какъ врага общественнаго устройства. Повинуйся, я обвиняю тебя, идемъ къ отвту.

КОР. Прочь, старый козелъ!

СЕНАТОРЫ И ПАТРИЦІИ. Мы не выдадимъ его.

КОМ. Не тронь его, старикъ.

КОР. Прочь, старая гниль, или я вытрясу кости изъ твоихъ лохмотьевъ.

СИЦ. Помогите, граждане!

Эдилъ возвращается, съ другими Эдилами и съ толпой Гражданъ.

МЕН. Боле уваженія другъ къ другу.

СИЦ. Вотъ онъ, замыслившій лишить васъ всякаго значенія.

БРУТ. Эдилы, схватите его.

ГРАЖДАНЕ. Смерть, смерть ему! (Вс съ криками-. ‘Къ оружію, къ оружію!’ сталпливаются около Коріолана.)

2 сен. Трибуны, патриціи, граждане, постойте, послушайте! Сициній, Брутъ, Коріоланъ, граждане! граждане. Постойте, остановитесь!

МЕН. Чмъ все это кончится?— Я задыхаюсь — не миновать бды — я не могу говорить.— Говорите вы, трибуны,— Коріоланъ, успокойся.— Говори, любезный Сициній.

СИЦ. Молчаніе! выслушайте меня, граждане!

ГРАЖДАНЕ. Молчаніе!— Послушаемъ нашего трибуна. Говори, говори!

СИЦ. Вамъ грозитъ совершеннйшая утрата вашей свободы, Марцій, только что выбранный въ консулы, хочетъ лишить васъ всего.

МЕН. Что ты? помилуй! да это врнйшее средство не затушить, а разжечь.

1 сен. Разрушить городъ, сравнять его съ землею.

СИЦ. А что такое городъ, какъ не народъ?

ГРАЖДАНЕ. Городъ, разумется, народъ.

БРУТ. Мы постановлены, по общему согласію, представителями народа.

ГРАЖДАНЕ. Вы и остаетесь ими.

МЕН. Это очевидно.

КОР. Это врнйшее средство сравнять городъ съ землею, низринуть крыши къ основаніямъ, погребсти вс досел существующія различія сословій подъ кучами развалинъ.

СИЦ. Это заслуживаетъ казни.

БРУТ. Не отстоимъ мы нашего значенія теперь — мы утратимъ его навсегда. Поэтому, именемъ избравшаго насъ народа, мы провозглашаемъ, что Марцій заслужилъ, чтобъ его предали смерти, и сейчасъ же.

СИЦ. А потому, схватите его, влеките на Тарпейскую скалу и низриньте оттуда на погибель!

БРУТ. Эдилы, возьмите его.

ГРАЖДАНЕ. Сдайся, Марцій! сдайся!

МЕН. Одно слово.— Выслушайте меня, трибуны, прошу васъ,— одно только слово.

ЭДИЛЫ. Молчаніе! молчаніе!

МЕН. Будьте въ самомъ дл тмъ, чмъ вы кажетесь — истинными друзьями отечества. Приступайте обдуманне, хладнокровне къ тому, что хотите поправить такъ насильственно.

БРУТ. Въ жестокихъ болзняхъ все замедляющее, какъ бы оно ни казалось благоразумнымъ, ядъ, а не помощь.— Возьмите его, и на скалу.

КОР. (Обнажая мечъ). Нтъ, я умру здсь. Многіе изъ васъ видали меня въ сраженіяхъ — милости просимъ, испытайте на себ, что видли.

МЕН. Вложи, вложи мечъ!— Трибуны, удалитесь на одно только мгновеніе.

БРУТ. Возьмите его!

МЕН. Помогите, помогите Марцію! помогайте, патриціи! помогайте и старъ и младъ!

ГРАЖДАНЕ. Смерть, смерть ему!

(Схватка. Патриціи вытсняютъ Трибуновъ, Эдиловъ и народъ за сцену.)

МЕН. Теперь ступай, удались скорй въ домъ свой, иначе все пропало.

2 сен. Иди.

КОР. Нтъ, станемъ дружно, друзья и враги равночисленны.

МЕН. Неужели дойдетъ до этого?

1 сен. Да избавятъ боги! Сдлай милость, ступай, предоставь намъ поправить это дло.

МЕН. Потому что это рана нанесенная и намъ, самъ ты не перевяжешь ее. Ступай, прошу тебя.

КОМ. Пойдемъ, пойдемъ съ нами.

КОР. О, зачмъ они не варвары, отъ которыхъ не отличаются ничмъ, хоть и родились въ Рим,— а Римляне, на которыхъ ничмъ не похожи, хоть и зачаты у входа въ Капитолій!

МЕН. Удались! не повряй языку справедливаго гнва, придетъ время и вознаградитъ сторицею все дурное настоящаго.

КОР. Въ чистомъ пол я одинъ убралъ бы полсотни этихъ негодяевъ.

МЕН. Я самъ могъ бы взять на себя пару храбрйшихъ, пожалуй, хоть обоихъ трибуновъ.

КОМ. Но тутъ перевсъ неизчислимъ, и мысль противостать падающему зданію не мужество, а безуміе. Удались до возврата сволочи, бшенство которой, какъ прегражденный потокъ, ломитъ и поглощаетъ даже и то, что обыкновенно сдерживаетъ его.

МЕН. Прошу, ступай. Дай попытать, на сколько можетъ еще дйствовать мой старый умъ на тхъ, у которыхъ слишкомъ его мало, чмъ бы ни заштопать, только бы заштопать.

КОМ. Идемъ. (Уходитъ съ Коріоланомъ и съ нкоторыми изъ Сенаторовъ.)

1 пат. Онъ погубилъ свое счастіе.

МЕН. Онъ слишкомъ благороденъ для этого міра. Онъ не польстилъ бы и Нептуну изъ-за его трезубца, и Юпитеру изъ-за его способности метать громы. Уста и сердце у него одно: что ни зародилось бы въ груди его, оно тотчасъ же высказывается языкомъ, а въ гнв онъ забываетъ даже о существованіи слова смерть. (Шумъ за сценой.) Ну, будетъ теперь потха.

2 пат. О, еслибъ они лежали теперь въ постеляхъ.

МЕН. О, еслибъ они лежали теперь въ Тибр!— Но что же въ самомъ дл — разв не могъ онъ говорить съ ними ласкове?

Брутъ и Сициній возвращаются съ толпой народа.

СИЦ. Гд змй, жаждущій обезнародить городъ, чтобы самому быть всмъ.

МЕН. Доблестные трибуны —

СИЦ. Онъ будетъ низринутъ съ Тарпейской скалы, онъ воспротивился закону, и законъ, безъ всякаго дальнйшаго изслдованія, предастъ его во власть народа, который онъ ни во что не ставитъ.

1 гр. Онъ узнаетъ на дл, что благородные трибуны уста народа, а мы руки ихъ.

ГРАЖДАНЕ. Узнаетъ, узнаетъ непремнно.

МЕН. Любезный другъ —

СИЦ. Молчи!

МЕН. Не кричи: смерть! когда можно достигнуть желанной цли путями боле кроткими.

СИЦ. Скажи, какъ же это случилось, что ты самъ помогалъ ему освободиться?

МЕН. Выслушайте меня.— Я знаю достоинства консула, могу слдовательно, вычислить вамъ и недостатки его.

СИЦ. Консула?— какого консула?

МЕН. Консула Коріолана.

БРУТ. Онъ консулъ? граждане. Нтъ, нтъ! никогда!

МЕН. Еслибъ трибуны и ты, добрый народъ, согласились выслушать меня — я попросилъ бы позволенія сказать два, три слова, этимъ позволеніемъ вы не утратите ничего, кром времени, необходимаго для произнесенія ихъ.

СИЦ. Такъ говори, только какъ можно короче, потому что мы положили уже уничтожить этого ехиднаго измнника. Изгнать его — опасно, оставить здсь — гибельно, а потому и ршено, что онъ умретъ ныньче же.

МЕН. Да не попустятъ боги, чтобы нашъ славный Римъ, котораго признательность къ заслугамъ дтей своихъ вписана въ книгу Юпитера, уподобился противуестественной матк и пожралъ свое собственное дтище!

СИЦ. Онъ язва, которую необходимо вырзать.

МЕН. Нтъ, онъ членъ одержимый язвой, изсченіе которой смертоносно, излченіе — легко. Чмъ провинился онъ чередъ Римомъ до того, что заслуживаетъ смерть? Не тмъ ли, что уничтожалъ враговъ его? Кровь, утраченная имъ — а онъ утратилъ ея, клянусь, далеко боле, чмъ теперь иметъ,— текла за родину, прольетъ оставшуюся его же родина — вс мы, какъ дйствовавшіе, такъ и допустившіе это, заклеймимся вчнымъ позоромъ.

СИЦ. Вздоръ.

БРУТ. Ршительный вздоръ. Когда онъ любилъ родину, она чествовала его.

МЕН. Но то, что нога омертвла, не даетъ еще права забывать ея прежнюю службу.

БРУТ. Довольно.— Спшите къ нему въ домъ и вытащите его оттуда, чтобъ заразительная болзнь его не распространилась и на другихъ.

МЕН. Еще одно, одно только слово. Если эта тигро-ногая ярость увидитъ зло необдуманной поспшности, она захочетъ привязать свинцовыя гири къ пятамъ своимъ, но будетъ уже поздно. Дйствуйте законно, вдь онъ любимъ, вы можете породить междоусобіе, и тогда великій Римъ Римлянами жь и разгромится.

БРУТ. Еслибъ это было такъ —

СИЦ. Пустое! Мы видли обращикъ его повиновенія. Онъ поднялъ руку на Эдиловъ, воспротивился намъ самимъ. Идемъ!

МЕН. Примите въ соображеніе, что, постоянно живя на поляхъ битвъ, съ того самого мгновенія, въ которое почувствовалъ, что рука его можетъ дйствовать мечемъ, онъ не могъ пріобрсти искусства говорить отборными словами, а потому и сыплетъ, безъ всякаго различія, и мукой и мякиной. Позвольте, я схожу къ нему, можетъ быть мн удастся уговорить его, чтобы онъ явился къ законному суду добровольно.

1 сен. Благородные трибуны, это будетъ человчне, ваше жь средство слишкомъ кроваво, да притомъ и неврно.

СИЦ. Быть по твоему, почтенный Мененій: дйствуй же, какъ представитель народа. Друзья, положите оружіе.

БРУТ. Но не расходитесь.

СИЦ. Ступайте на площадь. Мененій, мы ждемъ тебя тамъ, и если ты не приведенія Марція — мы поступимъ, какъ предполагали прежде.

МЕН. Приведу. (Сенаторами) Идемъ вмст. Онъ придетъ, или все погибло.

1 сен. Идемъ.

(Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

Комната въ домъ Коріолана.

Входитъ Коріоланъ и нсколько Патриціевъ.

КОР. Чмъ бы они ни грозили — пусть представляютъ мн смерть на колес, или у ногъ дикихъ коней, пусть взгромоздятъ на Тарпейскую скалу еще десять скалъ, чтобы сдлать подножіе обрыва недосягаемымъ для зрнія — въ отношеніи къ нимъ я останусь все тмъ же.

Входитъ Волюмнія.

1 пат. Ничего не можетъ быть благородне.

КОР. Меня удивляетъ только, что моя мать, всегда называвшая ихъ паршивыми рабами, тварями, созданными для того, чтобъ продавать себя за полушку, чтобъ стоять въ собраніяхъ съ непокрытыми головами, звать, молчать и удивляться, когда человкъ нашего сословія встанетъ и начнетъ говорить о войн, или мир — не одобряетъ уже дйствій моихъ. (Увидавъ Волюмнію) Я говорю о теб. Для чего желаешь ты, чтобъ я былъ кротче? Неужели ты хочешь, чтобъ я измнилъ природ своей? Требуй лучше, чтобъ я былъ именно тмъ, что я есть.

ВОЛ. О, сынъ мой, сынъ мой {Въ прежнихъ изданіяхъ: О, sir, sir, sir… По Колльеру: О, son, son, son...}! мн хотлось бы, чтобъ ты вполн облекся во власть свою, прежде чмъ износишь ее.

КОР. Пусть изнашивается.

ВОЛ. Ты могъ остаться тмъ, что есть и безъ столькихъ хлопотъ объ этомъ, ты не встртилъ бы и столькихъ препятствій, еслибъ не высказалъ своего образа мыслей, прежде чмъ они утратили силу противиться теб.

КОР. На вислицу ихъ.

ВОЛ. Пожалуй, хоть и на костеръ.

Входитъ Мененій съ Сенаторами.

МЕН. Полно, полно! признайся, что ты былъ слишкомъ ужь грубъ, теб необходимо возвратиться на площадь и поправить это.

1 сен. Иначе нтъ спасенія, Римъ расколется по самой середин и погибнетъ.

ВОЛ. Прошу тебя, послушайся ихъ. Вдь и мое сердце такъ же, какъ твое, неспособно уступать принужденію безъ яростной вспышки, однакожь {Въ прежнихъ изданіяхъ: I have а heart as littile apt as yours, But yet… По Колльеру: I have а hearl as little apt as yours То brook control without lhe use of anger, But yet…} у меня есть и голова, подчиняющая вспышки гнва требованіемъ обстоятельствъ.

МЕН. Прекрасно сказано, благородная Волюмнія. Я самъ скорй облекся бы въ воинскіе доспхи, которые, по старости, едва могу таскать, чмъ допустилъ бы его до уступки подлому стаду, еслибъ жестокая болзнь настоящаго времени не требовала этого, какъ лкарства для цлой республики.

КОР. Что же долженъ я сдлать?

МЕН. Возвратиться къ трибунамъ.

КОР. Хорошо, а за тмъ? за тмъ?

МЕН. Раскаяться въ томъ, что говорилъ.

КОР. Для нихъ?— да я не въ состояніи сдлать этого и для самихъ боговъ, какъ же сдлаю я это для нихъ?

ВОЛ. Ты слишкомъ ужь неуступчивъ. И благородная гордость, всегда прекрасная, длается излишней, когда не внемлетъ гласу необходимости. Я слыхала отъ тебя самого, что на войн храбрость и хитрость дв неразлучныя подруги, скажи, чмъ же вредятъ они другъ другу въ мирное время? отчего жь тутъ ты противъ соединенія ихъ?

КОР. Что за вопросъ!

МЕН. Вопросъ очень дльный.

ВОЛ. Если на войн нисколько не безчестно казаться ршительно не тмъ, что есть — а на войн, для врнйшаго успха, вы прибгаете къ такимъ хитростямъ нердко,— отчего жь то же самое будетъ безчестно въ мирное время, если оно и имъ требуется точно такъ же, какъ и войной?

КОР. Для чего ты такъ настаиваешь на это?

ВОЛ. Для того, что теперь теб предстоитъ обязанность говорить съ народомъ не но собственному побужденію, не такъ, какъ хотло бы сердце, а незаконорожденными словами языка, звуками чуждыми твоему убжденію. И это, какъ взятіе города кроткимъ увщаніемъ, а не оружіемъ, нераздльнымъ съ опасностями и кровопролитіемъ, не обезчеститъ тебя нисколько. Я притворилась бы, на перекоръ природ своей, и безъ всякаго униженія, еслибъ мои выгоды, мои друзья, въ крайности, потребовали этого. А отъ тебя этого требуютъ: я, твоя жена, твой сынъ, сенаторы, патриціи, и ты все-таки скорй покажешь народу, какъ ты негодуешь, чмъ польстишь ему хоть разъ, чтобъ пріобрсть его расположеніе, безъ котораго все погибнетъ?

МЕН. Благородная женщина! (Коріолану) Ну полно же, идемъ, говори только ласкове, и ты отвратишь грозящую опасность, возвратишь даже и то, что кажется утраченнымъ.

ВОЛ. Прошу тебя, сынъ мой, иди къ нимъ съ шапкой въ рук, пусть колна твои лобызаютъ землю, потому что въ такихъ случаяхъ дйствіе краснорчиве слова, потому что глаза невжества смышлене ушей, кланяйся почаще — вотъ такъ, смири свое гордое сердце, сдлай его нжне сплйшаго плода шелковицы, уступающаго легчайшему прикосновенію. Скажи имъ, что ты воинъ, что, выросши въ битвахъ, ты не научился этой кротости, которая такъ необходима для пріобртенія любви ихъ и которой они въ прав требовать отъ тебя, но что, въ угоду имъ, на будущее время ты переработаешь себя по мр силъ и возможности.

МЕН. Исполни все, что она совтуетъ, и сердца народа твои, вдь народъ и на прощенія, когда его просятъ, тароватъ, какъ на пустыя слова.

ВОЛ. Умоляю, послушайся! Я знаю, что для тебя легче броситься за врагомъ въ огненную бездну, чмъ льстить ему въ благоухающей бесдк —

Входитъ Коминій.

Вотъ и Коминій.

КОМ. Я былъ на площади. Пора подумать о средствахъ для обороны, если не хочешь защищаться смиреніемъ или отсутствіемъ, все въ страшной ярости.

МЕН. Одна ласковая рчь —

КОМ. И я думаю, что она помогла бы, если онъ согласится.

ВОЛ. Онъ долженъ, и согласится. Еще разъ прошу, скажи: согласенъ, и къ длу.

КОР. И я долженъ предстать предъ нихъ съ непокрытой головой? долженъ опозорить благородное сердце ложью подлаго языка? Хорошо, я уступаю вамъ, но грози опасность только этому куску глины — я скорй согласился бы, чтобъ они стерли эту форму Марція въ пыль и развяли ее но втру.— Идемъ! Вы навязали на меня роль, которой я никогда не сыграю, какъ слдуетъ.

КОМ. Идемъ, мы поможемъ теб.

ВОЛ. Милый сынъ, ты какъ-то говорилъ, что именно мои похвалы и сдлали тебя воиномъ, хочешь новыхъ — сыграй роль, которой досел никогда не игрывалъ.

КОР. Сыграю, вдь я долженъ. Прощай, благородная гордость, замнись душонкой какой-нибудь потаскушки! Превратись воинственная гортань, спорившая съ громомъ барабановъ, въ дудочку, пискливую, какъ голосъ евнуха или двочки, убаюкивающей ребятишекъ! Играй улыбка бездльника на щекахъ, увлажайтесь глаза слезами школьника! Движь устами языкъ нищаго, гнитесь закованныя въ желзо колна, гнувшіяся только въ стременахъ,— гнитесь, какъ у вымаливающаго милостыни! Но нтъ — не могу! не сдлаю этого, чтобъ не утратить уваженія къ самому себ, чтобы дйствіями тла не пріучить духъ къ отъявленной подлости.

ВОЛ. Когда такъ, какъ хочешь, упрашивая тебя, я унижалась, какъ ты никогда не унизишься, упрашивая ихъ. Пусть гибнетъ все, принеси и мать въ жертву своей гордости: это все-таки лучше, чмъ томить ее опасеніями послдствій твоего безумнаго упрямства, вдь я не страшусь смерти такъ же, какъ и ты. Длай что хочешь. Храбростью ты обязанъ мн — ты всосалъ ее отъ меня, гордость же — твоя собственная.

КОР. О, успокойся матушка, не брани меня, я пойду — я вылещу ихъ благосклонность, поддну сердца ихъ, и возвращусь любимцемъ всхъ ремесленниковъ Рима. Посмотри я иду.— Поклонись жен моей.— И возвращусь консуломъ, или не довряй уже никогда ловкости языка моего на поприщ лести.

ВОЛ. Длай что хочешь. (Уходите.)

КОМ. Идемъ, трибуны ждутъ. Вооружись величайшей кротостью: я слышалъ, они грозятъ новыми обвиненіями, далеко важнйшими всхъ прежнихъ.

КОР. Да, кротость будетъ лозунгомъ.— Идемъ. Пусть они обвиняютъ меня вымыслами — я отвчу имъ честно.

МЕН. И кротко.

КОР. И кротко.

СЦЕНА 3.

Тамъ же. Форумъ.

Входятъ Сициній и Брутъ.

БРУТ. Главнымъ обвиненіемъ будетъ явное домогательство тиранической власти, отдлается отъ него — вини ненавистью къ народу и тмъ, что добыча, взятая у Анціатовъ, никогда не поступала въ раздлъ.

Входитъ Эдилъ.

Что? явится?

ЭДИЛ. Идетъ.

ПРУТ. А кто съ нимъ?

ЭДИЛ. Старый Мененій и т изъ сенаторовъ, которые всегда держали его сторону.

СИЦ. У тебя именной списокъ всхъ добытыхъ нами голосовъ?

ЭДИЛ. У меня.

СИЦ. Вдь ты собиралъ ихъ по трибамъ?

ЭДИЛ. По трибамъ.

СИЦ. Ступай же скорй за народомъ, да внуши ему, чтобъ онъ, какъ только я провозглашу: ‘по праву и власти народа да будетъ такъ’ — и будетъ ли это ‘такъ’ пеня, изгнаніе или смерть,— кричалъ вслдъ за мною, опираясь на древнія права и правоту этого дла, если я скажу пеня — пеня! если смерть — смерть!

ЭДИЛ. Внушу.

БРУТ. А когда они начнутъ кричать, пусть не перестаютъ, пока страшнымъ гамомъ не вынудятъ немедленнаго исполненія нашего приговора!

ЭДИЛ. Передамъ и это.

СИЦ. Втолкуй имъ хорошенько, чтобъ они непремнно воспользовались условнымъ знакомъ, какъ только подадимъ его.

БРУТ. Ступай. (Эдилъ уходитъ.) Постарайся раздражить его съ самаго начала. Онъ привыкъ всегда брать верхъ, всегда быть правымъ, разъярится — его ужь ничмъ не своротишь назадъ, къ прежней умренности, и тогда онъ выскажетъ все, что есть на душ, а на ней достаточно, чтобъ сломить ему шею.

Входятъ Коріоланъ, Мененій, Коминій, Сенаторы и Патриціи.

СИЦ. Вотъ и онъ.

МЕН. Будь только спокоенъ.

КОР. Буду, какъ конюхъ, готовый за ничтожную монету перенесть кучу названій бездльникомъ.— Да хранятъ всемогущіе боги благоденствіе Рима, и да снабдятъ судилища людьми достойными! да вндрятъ въ насъ любовь и согласіе! да наполнятъ храмы наши толпами жаждущихъ торжествовать миръ и да не наполняютъ улицъ нашихъ войною!

1 сен. Аминь, аминь.

МЕН. Благородное желаніе.

Входитъ Эдилъ съ Гражданами.

СИЦ. Приближьтесь, граждане.

ЭДИЛ. Послушайте вашихъ трибуновъ. Молчаніе!

КОР. Прежде выслушайте меня. трибуны. Говори.— Вниманіе!

КОР. Что это, послднее обвиненіе? поршите вы все теперь же, здсь?

СИЦ. Я спрашиваю тебя: покоряешься ли ты вол народа, признаешь ли представителей его, согласенъ ли подвергнуться законному приговору за проступки, которые будутъ доказаны?

КОР. Согласенъ.

МЕН. Слышите, граждане, онъ согласенъ. Припомните его заслуги, обратите вниманіе на раны, которыми тло его покрыто, какъ священное кладбище могилами.

КОР. Ничтожныя царапины терновникомъ, рубцы возбуждающіе только смхъ.

МЕН. Примите въ соображеніе, что если онъ и говоритъ не такъ какъ бы слдовало гражданину, такъ за то вы всегда найдете въ немъ воина. Не принимайте его грубыхъ выраженій за недоброжелательство — это, какъ я сказалъ, рчь свойственная воину, нисколько не ненависть къ вамъ.

КОМ. Да, никакъ не боле.

КОР. Что это значитъ, что, избравъ меня въ консулы единодушно, вы тотчасъ же безчестите меня уничтоженіемъ своего избранія?

СИЦ. Отвчай намъ.

КОР. Скажи, въ самомъ дл я долженъ.

СИЦ. Мы обвиняемъ тебя въ покушенія уничтожить вс мудрыя постановленія Рима, въ желаніи присвоить тираническую власть, за что и провозглашаемъ измнникомъ народу.

КОР. Какъ, измнникомъ?

МЕН. Сдлай милость воздержись, ты общалъ —

КОР. Да охватятъ вашъ народъ огни преисподней ада! меня, меня называть измнникомъ? Дерзкій трибунъ, будь въ твоихъ глазахъ двадцать тысячь смертей, въ твоихъ рукахъ — столько же милліоновъ, а на язык — оба числа, я и тогда сказалъ бы, что ты лжешь, и сказалъ бы это такъ же свободно, какъ молюсь богамъ.

СИЦ. Слышишь, народъ?

ГРАЖДАНЕ. На скалу, на скалу его!

СИЦ. Молчаніе!— Намъ не нужно искать новыхъ обвиненій, вы сами видли его поступки, слышали его рчи. Онъ билъ вашихъ сановниковъ, проклиналъ васъ, противопоставлялъ закону удары, издвался надъ тми, которымъ дарована власть судить его, все это такъ преступно, что заслуживало бы жесточайшей казни —

БРУТ. Но такъ какъ услуги, оказанныя имъ Риму —

КОР. Что болтаешь ты объ услугахъ?

БРУТ. Я говорю о томъ, что знаю.

КОР. Ты?

МЕН. Это ли общалъ ты матери?

КОМ. Прошу, послушай —

КОР. Не хочу, не слушаю ничего боле. Пусть осуждаютъ на низверженіе съ Тарпейской крутизны, на скитальческое изгнаніе, пусть сдираютъ кожу, морятъ въ темниц, не давая боле зерна въ сутки — я не куплю пощады и цной одного ласковаго слова, не измнюсь {Къ прежнихъ изданіяхъ: Norcheek my courage.. По Колльеру: Nor cheek my carriage…} изъ-за того, что они могутъ даровать, хотя бъ для этого стоило только сказать: здравствуйте.

СИЦ. За то, что онъ, при всякомъ удобномъ случа, сколько могъ, недоброжелательствовалъ народу, искалъ средствъ лишить его всхъ правъ, за то, что поднялъ наконецъ враждебную руку не только въ присутствіи грознаго правосудія, но даже на самыхъ исполнителей его — именемъ народа и властію, дарованною намъ, трибунамъ, мы изгоняемъ его съ сего мгновенія изъ нашего города и навсегда воспрещаемъ ему входъ во врата Рима, подъ опасеніемъ низверженіи со скалы Тарпейской. Именемъ народа говорю: такъ да будетъ!

ГРАЖДАНЕ. Да будетъ такъ! да будетъ такъ! Онъ изгнанъ, и такъ да будетъ!

КОМ. Граждане, друзья мои, послушайте —

СИЦ. Нечего слушать — приговоръ произнесенъ.

КОМ. Дайте же говорить мн. Я былъ консуломъ, я могу показать на себ знаки, оставленные врагами Рима. Я люблю мою родину нжне, святе, сильне, чмъ собственную жизнь, чмъ добрую жену мою, чмъ плоды ея утробы и сокровищу, моей крови, если бъ я сказалъ —

СИЦ. Мы знаемъ, чего ты хочешь. Говори что?

БРУТ. Нечего тутъ говорить — онъ изгнанъ, какъ врагъ народа и отечества, и такъ да будетъ.

ГРАЖДАНЕ. Такъ да будетъ, такъ да будетъ!

КОР. Подлая стая псовъ, которыхъ дыханіе противно, какъ испареніе гнилыхъ болотъ, которыхъ любовью я такъ же дорожу, какъ непогребенными трупами, заражающими воздухъ — я самъ изгоняю васъ: оставайтесь здсь съ вашимъ непостоянствомъ. Пусть каждая вздорная молва приводитъ васъ въ трепетъ! пусть враги ваши, однимъ уже колебаніемъ перьевъ на ихъ шлемахъ, навваютъ на васъ отчаяніе! Сохраняйте власть изгонять вашихъ защитниковъ до тхъ поръ, пока ваше невжество, понимающее тогда только, когда прядется почувствовать, не щадя и васъ — вчныхъ враговъ самимъ себ,— не сдлаетъ васъ, наконецъ, жалкими рабами какого-нибудь народа, который овладетъ вами безъ удара мечемъ. Презирая, изъ-за васъ, городъ, я обращаюсь къ нему спиною. Есть міръ и вн Рима. (Уходитъ съ Коминіемъ, Мененіемъ, Сенаторами и Патриціями.)

ЭДИЛ. Врагъ народа удалился!

ГРАЖДАНЕ. Врагъ нашъ изгнанъ, удалился! (Съ криками радости бросаютъ вверхъ шапки.)

СИЦ. Ступайте за нимъ, проводите его до воротъ города, издваясь, какъ онъ издвался надъ вами, отплатите ему хорошенько. Стража, за нами! (Уходитъ.)

ГРАЖДАНЕ. Идемъ, идемъ, проводимъ его до воротъ города. Да здравствуютъ наши благородные трибуны!— Идемъ.

ДЙСТВІЕ IV.

СЦЕНА 1.

Передъ воротами Рима.

Входятъ Коріоланъ, Волюмнія, Виргилія, Мененій, Коминій и нсколько молодыхъ Патриціевъ.

КОР. Полноте, перестаньте плакать, сократимъ наше прощанье.— Много-головое чудовище выбодало меня.— Что съ тобой, матушка? гд твое прежнее мужество? ты всегда говаривала, что великія несчастія оселокъ, что обыкновенное горе перенесетъ всякой, что когда море спокойно, вс суда плаваютъ съ равнымъ искусствомъ, но чтобъ мужественно переносить и жесточайшіе удары судьбы {Въ прежнихъ изданіяхъ: Fortune’s blows, When most stiuck home, being gentle wountled… По Колльеру: Fortune’s blows, When most slruck home, being gentle-minded…} — это требуетъ благороднйшаго умнья. Ты всегда внушала мн правила, которыя не могутъ не сдлать сердца, усвоившаго ихъ, непобдимымъ.

ВИР. О, горе, горе мн!

КОР. Нтъ, жена, прошу тебя —

ВОЛ. Да очумютъ вс ремесленники Рима! да прекратятся вс занятія!

КОР. Къ чему все это? Они полюбятъ меня, какъ только почувствуютъ мое отсутствіе. Полно, матушка, вспомни лучше время, когда ты говорила, что, еслибъ была женой Геркулеса, то свершила бъ покрайней мр шесть изъ его подвиговъ, чтобъ только избавить любимаго супруга отъ половины трудовъ.— Не унывай, Коминій, прощай.— Прощайте, жена! матушка! я не пропаду, поврьте.— Твои слезы, старый и врный Мененій, солоне, чмъ у молодыхъ, он ядъ для глазъ твоихъ.— (Коминію) Прежде бывшій военачальникъ мой, я видалъ тебя мрачнымъ, ты часто бывалъ свидтелемъ сердце ожесточающихъ зрлищъ — скажи этимъ неутшнымъ женщинамъ, что стенать отъ неизбжнаго горя такъ же безумно, какъ и смяться надъ нимъ.— Послушай, матушка, вдь ты очень хорошо знаешь, что моя отвага всегда обращалась теб въ утшеніе, будь уврена, что и теперь — хоть и иду одинъ — твой сынъ, какъ уединенный драконъ, который, несмотря на то, что рдко показывается, длаетъ все-таки свое логовище предметомъ ужаса и безконечныхъ толковъ — или превзойдетъ все обыкновенное, или падетъ отъ хитраго коварства.

ВОЛ. Куда жь пойдешь ты, доблестный сынъ мой? Возьми съ собой, хоть на время, добраго Коминія, составь себ какой-нибудь опредленный планъ, не предавайся необдуманно всмъ случайностямъ, какія могутъ встртиться на дорог.

КОР. О, боги!

КОМ. Я отправлюсь съ тобой на мсяцъ, ршимъ вмст, гд теб остаться, чтобъ и ты могъ слышать о насъ, я мы о теб. Такимъ образомъ — выйдетъ случай выхлопотать теб позволеніе возвратиться, намъ не нужно будетъ искать тебя по цлому міру и мы не лишимся возможности воспользоваться счастливымъ расположеніемъ, которое въ отсутствіи нуждающагося въ немъ, всегда охлаждается.

КОР. Прощай. Ты слишкомъ старъ, слишкомъ пресытился военными тревогами, чтобъ скитаться съ человкомъ, еще жаждущимъ ихъ, проводи меня только до воротъ.— Идемъ, милая жена, добрйшая матушка и вы, благородные друзья мои, выду за ворота — скажите мн: прощай! и улыбнитесь.— Прошу васъ, идемте. Пока я буду на земл, слухи обо мн будутъ доходить до васъ постоянно, и никогда не услышите вы ничего не похожаго на прежняго Марція.

МЕН. Ничего не можетъ быть благородне этой рчи.— Ну полноте жь, перестаньте плакать.— Еслибъ я могъ стряхнуть съ этихъ старыхъ костей хоть семь лтъ, клянусь богами, я пошолъ бы всюду за тобою.

КОР. Твою руку.— Идемте.

СЦЕНА 2

Тамъ же. Улица слизь воротъ.

Входятъ Сининій, Брутъ и Эдилъ.

СИЦ. (Эдилу). Скажи гражданамъ, чтобъ они шли по домамъ, онъ удалился, и этого довольно. Патриціи, принимавшіе, какъ мы видли, его сторону — оскорблены.

БРУТ. Теперь, доказавъ наше могущество, не худо казаться смиренне.

СИЦ. Пусть идутъ по домамъ, скажи, что величайшій врагъ ихъ удалился и что прежняя мощь ихъ возстановлена.

БРУТ. Распусти ихъ. (Эдила уходитъ.)

Входятъ Волюмнія, Виргилія и Мененій.

Смотри, его мать идетъ сюда.

СИЦ. Уйдемъ.

БРУТ. Для чего?

СИЦ. Говорятъ, она помшалась.

БРУТ. Они замтили ужь насъ, не сворачивай.

ВОЛ. А, очень рада, что встртила васъ. Да вознаградятъ васъ боги за любовь вашу всми возможными карами!

МЕН. Полно, умрь свою запальчивость.

ВОЛ. Еслибъ не слезы, вы услышали бъ — впрочемъ, вы услышите.— (Бруту) Нтъ, не уходи.

ВИР. (Сицинію). Останься и ты. О, если бъ я могла сказать то же самое и мужу.

СИЦ. (Волюмніи). Утратила ты всякую женственность?

ВОЛ. Да, глупецъ, что жь, позорно это?— Каковъ глупецъ-то!— Не былъ разв мой отецъ мужемъ {Sic. Are you man-kind? Vol. Ay, fool, is that а shame?— Note but this fool.— Was not а man thy father?— Тутъ непереводимая играсловомъ mankind, которое значитъ бшеный, грубая какъ мущина, и которое Волюмнія принимаетъ въ буквальномъ смысл: дитя мужа.}? У тебя хватило однакожъ на столько хитрости, чтобъ изгнать того, кто нанесъ врагамъ Рима боле ударовъ, чмъ ты выговорилъ словъ.

СИЦ. О, боги!

ВОЛ. Да, боле славныхъ ударовъ, чмъ ты умныхъ словъ, — и все для блага Рима.— Знаешь ли что — но зачмъ же, ступай — или нтъ, постой, выслушай все. Я желала бы, чтобъ мой сынъ былъ теперь въ Аравіи, съ врнымъ мечемъ своимъ въ рук, и передъ нимъ все твое племя.

СИЦ. Что жь изъ этого?

ВИР. Что изъ этого? онъ истребилъ бы его.

ВОЛ. Все, и со всми незаконнорожденными.— О, сколько ранъ получилъ онъ за Римъ!

МЕН. Полно, успокойся!

СИЦ. Какъ желалъ бы я, чтобъ онъ продолжалъ служить своей отчизн какъ началъ, не расторгъ самъ прекраснаго узла, которымъ связалъ себя съ нею.

БРУТ. Да, желалъ бы этого и я.

ВОЛ. Желалъ бы этого и я!— Да разв не вы возбудили противъ него толпу собакъ, такъ же способныхъ судить о его достоинствахъ, какъ я о тайнахъ, которыя небо не хочетъ повдать земл?

БРУТ. Идемъ.

ВОЛ. Да, ступайте, теперь я сама прошу васъ объ этомъ. Вы совершили славное дло. Но прежде, чмъ удалитесь, выслушайте еще это: на сколько Капитолій превосходитъ наисквернйшую лачугу Рима, на столько изгнанный вами сынъ мой, мужъ вотъ этой женщины — вотъ этой, видите ли,— превосходитъ всхъ васъ.

БРУТ. Прекрасно, мы оставляемъ тебя.

СИЦ. Что за охота слушать нападки безумной.

ВОЛ. Захватите же съ собой мои молитвы. (Трибуны уходятъ.) Желала бы, чтобъ богамъ не было другаго дла, кром осуществленія моихъ проклятій. Имй я возможность встрчаться съ ними хоть по разу въ день — я облегчила бы сердце отъ гнтущей его тяжести.

МЕН. Ты славно ихъ отдлала, и подломъ. Ты у меня ужинаешь?

ВОЛ. Гнвъ моя единственная пища. Мой ужинъ во мн — я уморю себя, питаясь имъ.— (Виргилій.) Идемъ. Оставь малодушныя слезы, стуй, какъ я, гнвомъ, подобно Юнон. Идемъ, идемъ.

МЕН. Эхъ, какъ это дурно!

(Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

Дорога изъ Рима въ Апціумъ.

Римлянинъ и Вольскъ встрчаются.

РИМ. А вдь мы кажется знакомы? Если не ошибаюсь, тебя зовутъ Адріаномъ?

ВОЛ. Да, а вотъ ты-то кто — ршительно не могу припомнить.

РИМ. Я Римлянинъ и служу, какъ и ты, врагамъ Римлянъ. Неужели и теперь не вспомнилъ?

ВОЛ. Никаноръ?

РИМ. Онъ самый,

ВОЛ. Когда я видлъ тебя въ послдній разъ, твоя борода была какъ-то больше, но я узнаю тебя по голосу. Что новаго у васъ въ Рим?— Я вдь именно за тмъ и посланъ, чтобъ отыскать тебя, ты сократилъ мой путь покрайней мр на половину.

РИМ. Въ Рим было престранное возмущеніе противъ сената и патриціевъ.

ВОЛ. Было! стало и кончилось? А у насъ, въ надежд на него, собираютъ войска, чтобъ нагрянуть на васъ во время самаго разгара междоусобій.

РИМ. Пожаръ потушенъ, но онъ можетъ вспыхнуть снова отъ сущей бездлицы. Патриціи такъ раздражены изгнаніемъ доблестнаго Коріолана, что не позадумаются, при первомъ удобномъ случа, лишить народъ всякой власти, уничтожить навсегда его трибуновъ. Все это тлетъ подъ пепломъ и готово вспыхнуть.

ВОЛ. А Коріоланъ разв изгнанъ?

РИМ. Изгнанъ.

ВОЛ. За эту всть теб будутъ очень благодарны.

РИМ. Намъ никогда не выждать случая благопріятне. Я слыхалъ,по самое лучшее время для обольщенія мужней жены — время ея размолвки съ мужемъ. Римъ отвергъ Коріолана, и благородный Туллъ Ауфидій, избавленный отъ величайшаго изъ противниковъ, наврное увнчается въ этой войн полнйшимъ успхомъ.

ВОЛ. Безъ всякаго сомннія. Какое счастіе, что судьба такъ неожиданно столкнула насъ, ты покончилъ мое порученіе, и я, съ радостью, возвращаюсь назадъ съ тобою.

РИМ. До ужина, я разскажу теб еще многое о Рим, и все благопріятное для враговъ его. Ты кажется сказалъ, что вы собрали ужь войско?

ВОЛ. И отличнйшее, центуріоны назначены, солдаты получаютъ уже жалованье и готовы въ походъ по первому мановенію.

РИМ. Превосходно, я увренъ, что тотчасъ же пущу ихъ въ дло.— Очень радъ и встрч съ тобой, и твоему сообществу.

ВОЛ. Ты сорвалъ это съ моего языка, я имю еще боле причинъ радоваться встрч съ тобой.

РИМ. Идемъ же.

СЦЕНА 4.

Анціумъ. Передъ домомъ Ауфидія.

Входитъ Коріоланъ въ одежд простолюдина, закутанный въ плащъ.

КОР. Какъ хорошъ этотъ городъ! О, Анціумъ, вдь это я наполнилъ тебя вдовами, сколькихъ наслдниковъ этихъ прекрасныхъ зданій слышалъ я предсмертные стоны, видлъ паденіе! Не узнавай же меня, иначе меня умертвятъ въ безславной схватк: жены — вертелами, дти — каменьями.

Входитъ Гражданинъ.

Желаю теб всякаго счастія, любезный другъ.

ГРАЖ. И теб того же.

КОР. Сдлай одолженіе, скажи, гд живетъ великій Ауфидій? Онъ въ Анціум?

ГРАЖ. Въ Анціум, и даетъ нынче пиръ сановникамъ города.

КОР. Не можешь ли указать мн домъ его?

ГРАЖ. Да вотъ онъ.

КОР. Благодарю. (Гражданинъ уходитъ.) О, какъ же все измнчиво въ этомъ мір! Друзья, въ груди которыхъ, казалось, было одно сердце, которые, какъ близнецы, были неразлучны, съ любовью длили пополамъ и заботы и радости, и домъ и постель {Въ прежнихъ изданіяхъ: Whose hours, whose bed… По Колльеру, Whose house, whose bed…} — вдругъ расходятся изъ-за сущей бездлицы и длаются жесточайшими врагами, заклятые враги, которымъ ненависть, дума о томъ, какъ бы извести другъ друга, не давали спать — сводятся ничтожнымъ случаемъ, обстоятельствомъ, не стоющимъ и выденнаго яйца, и длаются друзьями, соединяютъ дтей своихъ узами брака.— То же и со мной. Я возненавидлъ мою родину и полюбилъ вражескій городъ. Войду, умертвитъ онъ меня — онъ будетъ правъ, приметъ радушно — я обреку себя на службу его отчизн.

(Уходитъ въ домъ Ауфидія.)

СЦЕНА 5.

Тамъ же. Сни въ дом Ауфидіи. Внутри музыка.

Входить Служитель.

1 сл. Вина, вина!— Вотъ прислуга!— Что вы, заснули что ли? (Уходить.)

Входить другой Служитель.

2 сл. Гд Нотусъ? Господинъ зоветъ его.— Нотусъ! (Уходить).

Входить Коріоланъ.

КОР. Домъ славный. Пиръ благоухаетъ, но я являюсь сюда не гостемъ.

1 сл. (Возвращаясь). Что теб надобно, дружище? Откуда ты?— Тутъ не мсто теб, сдлай милость, вотъ дверь.

КОР. (Про себя). Я Коріоланъ — я не заслуживаю лучшаго пріема.

2 сл. (Возвращаясь) Ты откуда взялся? Что у придверника, глазъ что ли нтъ, что впускаетъ сюда всякую дрянь?— Убирайся!

КОР. Пошолъ!

2 сл. Какъ пошолъ? Пошолъ ты вонъ!

КОР. Ты надолъ мн.

2 сл. Вотъ хорошо! Да мы вдь долго разговаривать не станемъ.

Входить третій Служитель.

3 сл. Это что за человкъ?

1 сл. Да премудреный. Мы никакъ вотъ не можемъ выбить его отсюда. Поди, позови господина.

3 сл. Что теб здсь надо? Убирайся, пожалуйста.

КОР. Позволь мн постоять здсь, я никому не помшаю.

3 сл. Да что ты за человкъ?

КОР. Благородный.

3 сл. И, какъ видно, страшно бдный.

КОР. Да, бденъ я.

3 сл. А когда такъ, не угодно ли бдному благородному поискать другаго привала. Ну, ступай же, ступай!

КОР. (Отталкивая его). Знай свое дло, пошолъ утучняй себя холодными объдками.

3 сл. Такъ ты не хочешь? (Второму служителю) Поди, скажи господину объ этомъ странномъ гост.

2 сл. Сейчасъ. (Уходитъ.)

3 сл. Гд ты живешь?

КОР. Подъ кровомъ неба.

3 сл. Подъ кровомъ неба?

КОР. Ну да.

3 сл. Гд жь это?

КОР. Въ город коршуновъ и воронъ.

3 сл. Въ город коршуновъ и воронъ?— Что это за оселъ!— Стало ты живешь и съ сороками?

КОР. Нтъ, я не служу твоему господину.

3 сл. Вотъ какъ! Что жь ты, въ связи что ли съ моимъ господиномъ?

КОР. А еслибъ и такъ, вдь это во всякомъ случа честне, чмъ быть въ связи съ твоей госпожей. Но ты заболтался, пошолъ, подноси вино. (Выталкиваетъ ею вонъ.)

Входитъ Туллъ Ауфидій со вторымъ Служителемъ.

ТУЛЛ. Гд онъ?

2 сл. Вотъ. Я выгналъ бы его, какъ собаку, еслибъ не побоялся обезпокоить гостей твоихъ.

ТУЛЛ. Откуда ты и что теб надо? твое имя?— Что жь ты не отвчаешь?— твое имя?

КОР. (Раскрывая плащъ). Если Туллъ Ауфидій и теперь, смотря на меня, не отгадываетъ кто я — я, поневол, долженъ буду назвать себя.

ТУЛЛ. Твое имя? (Служители, по знаку его, удаляются въ глубину сцены.)

КОР. Оно слишкомъ неблагозвучно для ушей Вольсковъ, оскорбительно и для твоего слуха.

ТУЛЛ. И все-таки скажи его. Нарядъ твой некрасивъ, но въ твоемъ лиц есть что-то повелительное. Несмотря на жалкое состояніе парусовъ твоихъ, видно, что ты не простой корабль. Твое имя?

КОР. Приготовься жь свести брови. Неужели и теперь не узнаешь меня?

ТУЛЛ. Я не знаю тебя.— Твое имя?

КОР. Я Каій Марцій, надлавшій много зла и теб и всмъ Вольскамъ, за что и прозванъ Коріоланомъ. Многотрудная служба, опасности, которымъ подвергался, кровь пролитая мною за неблагодарную родину вознаграждены однимъ только этимъ прозваніемъ — врнымъ ручательствомъ вражды и ненависти, которую ты долженъ питать ко мн. Кром его, у меня ничего не осталось, все прочее пожрали зависть и злоба черни. Слабодушные патриціи покинули меня, и я выгнанъ изъ Рима подлыми рабами. Вотъ эта-то гнусность и привела меня къ очагу твоему, но не потому, чтобы я надялся обезопасить этимъ жизнь мою — не думай этого, еслибъ я боялся смерти — я избгалъ бы тебя боле, чмъ кого-нибудь. Нтъ, только желаніе отплатить изгнавшимъ меня — вина, что ты видишь меня здсь, передъ собою. Если вражда не угасла еще въ твоемъ сердц, если оно жаждетъ еще отмстить за твои личныя оскорбленія, залчить позорныя раны твоего отечества — спши воспользоваться моимъ бдствіемъ, моими мстительными услугами, потому что я готовъ сражаться противъ моей очумвшей родины съ неистовствомъ духовъ преисподней. Но если у тебя не достанетъ на это отваги, если ты усталъ уже испытывать счастіе, что много говорить — и я утомился жизнію,— я предоставляю мое горло теб и твоей закоренлой ненависти: не перержешь его — будешь просто глупъ, потому что я всегда съ неистовствомъ преслдовалъ тебя, потому что я выцдилъ изъ груди твоего отечества бочки крови, потому что, если ты не примешь услугъ моихъ, я могу жить только на позоръ теб.

ТУЛЛ. О, Марцій, каждое твое слово вырывало изъ моего сердца по корню старой ненависти. Еслибъ самъ Юпитеръ, вонъ изъ того облака, повдалъ мн божественныя тайны и примолвилъ: ‘это истина’ — я и ему поврилъ бы не боле, чмъ теб, благороднйшій Марцій. Позволь же мн обвить мои руки около этого тла, о которое крпкое древко копья моего ломаясь сотни разъ, грозило самой лун разлетавшимися осколками. Вотъ, я обнимаю наковальню моего меча, и состязаюсь съ тобой въ любви такъ же пламенно, такъ же благородно, какъ нкогда, въ порывахъ честолюбія, состязался съ тобой въ храбрости. Послушай, я любилъ двушку — теперь она жена моя,— никогда любовникъ не вздыхалъ искренне моего, а сердце мое и въ то время, когда молодая жена моя впервые переступила черезъ порогъ моего дома, не билось такъ сильно, какъ теперь, отъ радости, что вижу здсь тебя, благороднйшій изъ смертныхъ. Знай же, доблестный Марсъ, что мы собрали уже войско, что я снова замышлялъ или отсчь щитъ отъ руки твоей, или потерять свою собственную. Посл того, какъ я былъ побжденъ тобою въ двнадцатый разъ, не проходило ночи, чтобъ мн не снилось, что мы встртились, что оба, павъ на землю, силимся сорвать другъ съ друга шлемы, хватаемъ другъ друга за горло, и чтобъ не просыпался полумертвый отъ грезъ этихъ. Но теперь, любезный Марцій, еслибъ мы даже и не имли причины враждовать съ Римомъ — изъ-за одного уже твоего изгнанія, мы собрали бы всхъ, отъ двнадцати до семидесяти лтъ, и вторглись бы ярымъ потокомъ войны въ самое сердце неблагодарнаго Рима. Идемъ-же, подай руку нашимъ дружелюбнымъ сенаторамъ: они теперь у меня на проводахъ, потому что я совсмъ уже собрался идти, если и не на самый Римъ, такъ покрайней мр на его области.

КОР. О, боги, вы благословляете меня!

ТУЛЛ. А потому, хочешь отмстить за себя самъ, возьми половину моей власти, рши — такъ какъ теб извстны и сила и слабость твоей родины — по своему благоусмотрнію, что лучше: грянуть ли прямо въ ворота Рима, или нахлынуть на отдаленныя области, чтобъ устрашить, прежде чмъ уничтожить его. Но идемъ, позволь мн представить тебя тмъ, которые, я увренъ, согласятся на вс твои желанія. Тысячу разъ привтствую тебя, теперь ты мн боле другъ, чмъ когда-нибудь былъ врагомъ, а вдь это много, Марцій!— Дай же руку.— Еще разъ, я радъ теб отъ всей души. (Уходитъ съ Коріоланомъ.)

1 сл. (Выходя впередъ). Каково превращеніе?

2 сл. А я ужь было хотлъ попотчивать его палкой, да какъ-то смекнулъ, что лжетъ одежда его.

1 сл. И что за ручища у него! Онъ, какъ юлу, повернулъ меня двумя пальцами.

2 сл. Я по лицу его увидалъ тотчасъ, что онъ того — у него лице такое — какъ бы это сказать?

1 сл. Да, именно такое — точь въ точь какъ будто — Пусть меня повсятъ, если я не догадался тотчасъ же, что въ немъ боле, чмъ можно подумать.

2 сл. Я тоже. Онъ просто рдчайшій изъ смертныхъ.

1 сл. Конечно, однакожъ, полагаю, что, въ отношеніи къ воинскому длу, ты знаешь человка и почище его.

2 сл. Кого же? нашего господина что-ли?

1 сл. А какъ бы ты думалъ?

2 сл. Онъ постоитъ шести такихъ.

1 сл. Ну, это ужъ слишкомъ, я просто почитаю его наилучшимъ изъ полководцевъ.

2 сл. Такъ, но, видишь ли, оно чрезвычайно мудрено ршить, что касается до обороны городовъ — нашъ господинъ превосходенъ.

1 сл. Да вдь не хуже онъ и въ приступахъ.

Входитъ третій Служитель.

3 сл. Ну, ребята, вотъ это такъ новости!

1 и 2 служ. Что, что такое? разскажи!

3 сл. Лучше принадлежать къ послдней изъ націй, только бъ не быть Римляниномъ. Лучше быть осужденнымъ —

1 и 2 служ. Отчего же?

3 сл. Да оттого, что Каій Марцій, всегда тузившій нашего господина, здсь.

1 сл. Какъ? Марцій тузилъ нашего господина?

3 сл. Нтъ, я хотлъ сказать, не то чтобы тузилъ, а что онъ всегда умла, постоять за себя.

2 сл. Ну полно финтить-то, вдь мы товарищи и друзья. Онъ въ самомъ дл всегда приходился солонъ нашему господину, я это знаю изъ собственныхъ рчей его.

1 сл. Да ужь если пошло на правду — именно солонъ, вотъ, напримръ, передъ Коріоли: вдь онъ обратилъ его просто въ битую говядину.

1 сл. А еслибъ былъ людодъ, такъ и поджарилъ бы, да и сълъ бы.

1 сл. Ну, а что жь еще-то новаго?

3 сл. Они ухаживаютъ за нимъ, точно какъ будто онъ сынъ или наслдникъ Марса, посадили его за столъ на первое мсто, ни одинъ изъ сенаторовъ не предложитъ ему вопроса безъ того, чтобъ не привстать. Даже нашъ господинъ любезничаетъ съ нимъ, какъ съ любовницей, освящаетъ себя прикосновеніемъ къ рук его, закатываетъ глаза подъ лобъ, какъ только тотъ начнетъ говорить. Но важнйшая новость та, что нашего полководца перерзали по самой середин: онъ уже только половина того, что былъ вчера, потому что другая половина передана Марцію, по предложенію и согласію всхъ собесдниковъ. Онъ говоритъ, что пойдетъ и схватитъ привратника Рима за уши, что скоситъ передъ собой все, не оставитъ ни былинки.

2 сл. И онъ выполнитъ это скорй, чмъ кто-нибудь.

3 сл. Разумется, выполнитъ. Видите ли, у него столько же друзей, сколько и непріятелей, только эти друзья не смютъ показать, что они, какъ говорится, друзья ему, потому что онъ находится еще, такъ сказать, въ отверженіи {Въ прежнихъ изданіяхъ: whilst he’s in directitude… По Колльеру: whilst he’s in dijectitude…}.

1 сл. Какъ же это въ отверженіи?

3 сл. Но когда они увидятъ, что онъ снова высоко поднялъ гребень шлема своего, и самъ опять въ полной сил — они, какъ кролики посл дождя, выползутъ изъ норъ и будутъ во всемъ за одно съ нимъ.

1 сл. А не знаешь, скоро все это будетъ?

3 сл. Завтра, сегодня, сейчасъ. Барабаны загремятъ тотчасъ посл обда, все это какъ бы часть ихъ пиршества, и поршится прежде, чмъ оботрутъ рты.

2 сл. То-то будетъ славно. Что толку въ мир? миръ годится разв только для того, чтобы желзо ржавло, а портные и стихоплеты размножались.

1 сл. Что и говорить, то ли дло война! Война превосходитъ миръ на столько, на сколько день превосходитъ ночь, война весела, бодра, разговорчива, полна величанья {Въ прежнихъ изданіяхъ: and full of vent… По Колльеру: and full of vaunt…}. Миръ же — настоящій параличъ или летаргія: вялъ, сонливъ, глухъ, безчувственъ, а плодитъ незаконнорожденныхъ боле, чмъ война умерщвляетъ.

2 сл. Совершенно справедливо, какъ войну можно, нкоторымъ образомъ, назвать насилователемъ, такъ точно нельзя не сознаться, что и миръ страшно размножаетъ рогоносцевъ.

1 сл. Мало этого, онъ заставляетъ еще людей ненавидть другъ друга.

3 сл. А отчего? оттого, что въ мирное время они мене нуждаются другъ въ друг. Да здравствуетъ же война! я надюсь что скоро и Римляне будутъ такъ же дешевы, какъ Вольскій — Однакожь встаютъ —

1 и 2 служ. Идемъ, идемъ!

СЦЕНА 6.

Римъ. Площадь.

Входите Сициній и Брутъ.

СИЦ. Мы не слышимъ о немъ — не имемъ никакой причины и страшиться его, на что онъ при теперешнемъ довольств и спокойствіи, прежде такъ сильно волновавшагося народа? Друзья его, которымъ, я знаю, пріятне было бы видть шумныя скопища на улицахъ, хотя бы и самимъ пришлось потерпть отъ этого, чмъ слышать веселыя псни ремесленниковъ, спокойно занимающихся своими работами — должны краснть, видя, что и безъ него все идетъ, какъ нельзя лучше.

Входитъ Мененій.

БРУТ. Мы удачно воспользовались и временемъ и обстоятельствами.— Кажется, это Мененій?

СИЦ. Онъ. Съ нкотораго времени онъ сталь гораздо ласкове.— Здравствуй, почтенный Мененій.

МЕН. Здравствуйте.

СИЦ. А что, вдь объ отсутствіи вашего Коріолана нельзя сказать, чтобъ очень жалли, за исключеніемъ разв друзей его? Римъ благоденствуетъ и будетъ благоденствовать, хотя бъ онъ и ненавидлъ его еще боле за это.

МЕН. Все хорошо, но было бъ и еще лучше, еслибъ онъ уступилъ.

СИЦ. Не знаешь, гд онъ теперь?

МЕН. Не знаю, и мать и жена его также не имютъ о немъ никакихъ свдній.

Входитъ три или четыре Гражданина.

ГРАЖДАНЕ. (Трибунамъ). Боги да благословятъ васъ!

СИЦ. Добраго вечера, сосди.

БРУТ. Добраго вечера всмъ вамъ.

1 гр. Мы вс, и дти и жены наши, должны на колняхъ молить за васъ боговъ.

СИЦ. Живите и благоденствуйте.

БРУТ. Прощайте, друзья. Хорошо, еслибъ и Коріоланъ любилъ васъ такъ, какъ мы.

ГРАЖДАНЕ. Да хранятъ васъ боги!

СИЦ. Прощайте.

БРУТ. Прощайте. (Граждане уходятъ.)

СИЦ. Надюсь, что это время получше того, когда бдняки эти бгали по улицамъ, испуская дикіе, неистовые крики?

БРУТ. Каій Марцій отличный военачальникъ, но онъ чрезмру дерзокъ, надмененъ, честолюбивъ до нельзя, себялюбивъ.

СИЦ. Онъ домогался неограниченной верховной власти.

МЕН. Не думаю.

СИЦ. На бду всмъ намъ, мы убдились бы въ этомъ, еслибъ ему удалось добиться консульства.

БРУТ. Боги отвратили это несчастіе и Римъ покоенъ, счастливъ и безъ него.

Входитъ Эдилъ.

ЭДИЛ. Доблестные трибуны, тамъ какой-то рабъ, котораго мы отправили въ темницу, говоритъ, что два войска Вольсковъ вторглись въ наши области и страшно истребляютъ все, что ни встртятъ.

МЕН. Это Ауфидій. Узнавъ объ изгнаніи Марція, онъ снова высунулъ рожки, которые, пока Марцій стоялъ за Римъ, не смлъ показывать, поневол удерживалъ въ раковин.

СИЦ. Что ты все толкуешь о Марці?

БРУТ. (Эдилу) Вели высчь этого лжеца.— Не можетъ быть, чтобъ Вольски осмлились нарушить миръ.

МЕН. Не можетъ быть! стоитъ только припомнить прошедшее, чтобъ убдиться въ противномъ, покрайней мр я, на своемъ вку, пережилъ три примра возможности этого. А чтобъ не наказать понапрасну человка, предостерегающаго отъ опасности, дйствительно вамъ грозящей — не лучше ли прежде разспросить его хорошенько, развдать откуда онъ узналъ это?

СИЦ. Полно, я знаю, что это вздоръ.

БРУТ. Это просто невозможно.

Входитъ Посланецъ.

ПОСЛ. Вс патриціи спшатъ въ сенатъ, получены какія-то всти, заставившія ихъ перемниться въ лиц.

СИЦ. Все это работа того же раба. (Эдилу) Ступай, выдери его передъ лицомъ народа,— все вздоръ! все пустые слухи, имъ распущенные.

ПОСЛ. Всти его подтверждаются однакожъ, носятся и еще худшіе слухи.

СИЦ. Какъ, еще худшіе?

ПОСЛ. Многіе говорятъ громко — не знаю на сколько это справедливо,— что Марцій, соединясь съ Ауфидіемъ, идетъ прямо на Римъ, что онъ поклялся разразиться местью такъ же неизмримой, какъ пространство, раздляющее древнйшее отъ юнйшаго.

СИЦ. Какъ это вроятно!

БРУТ. Все это выдумано для того, чтобъ заставить слабодушныхъ требовать возвращенія бога Марція {Въ прежнихъ изданіяхъ: Good Marcius home again… По Колльеру: God Marcius home again…}

СИЦ. Наврное.

МЕН. Явная ложь. Онъ и Ауфидій непримиримы, какъ дв крайнйшія противоположности.

Входитъ другой Посланецъ.

ПОСЛ. (Трибунамъ). Васъ требуютъ въ сенатъ. Страшное войско подъ предводительствомъ Марція и Ауфидія вторглось въ наши области и неистовствуя, предаетъ все огню и мечу.

Входитъ Коминій.

КОМ. (Трибунамъ). Ну вотъ, пожинайте теперь плоды вашихъ мудрыхъ дйствій.

МЕН. Что, что такое?

КОМ. Вы причина, что ваши дочери будутъ обезчещены, что свинцовыя крыши Рима растопится на ваши же головы, что у васъ же подъ носомъ будутъ насиловать женъ вашихъ.

МЕН. Что случилось?

КОМ. Что храмы ваши будутъ обращены въ пепелъ, что вс ваши права и вольности, за которыя вы такъ стояли, совмстятся въ орховой скорлуп —

МЕН. Да скажи же, въ чемъ дло? (Трибунамъ) И мн начинаетъ сдаваться, что вы порядкомъ набдокурили.— Говори же, прошу тебя. Если Марцій соединился съ Вольсками.

КОМ. Если! Онъ ихъ богъ, онъ предводительствует ими, какъ существо созданное не природой, а какимъ-нибудь другимъ высшимъ божествомъ, создающимъ людей далеко лучше, и они, повинуясь ему, идутъ на насъ съ увренностью ребенка, преслдующаго мотыльковъ, или мясника, давящаго мухъ.

МЕН. Надлали вы и ваши фартушники, а пуще вы, такъ стоявшіе за голоса ремесленниковъ, за дыханіе питающихся чеснокомъ.

КОМ. Онъ стряхнетъ весь Римъ на ваши головы —

МЕН. Какъ Геркулесъ сплые плоды.— Гордитесь вашимъ дломъ!

БРУТ. Но справедливо ли это?

КОМ. Вполн, и вы помертвете прежде, чмъ убдитесь въ противномъ. Вс наши области передаются ему радостно, а надъ сопротивляющимися смются, какъ надъ безумными храбрецами, и они гибнутъ врными глупцами. И кто же вздумаетъ порицать его за это? Какъ его, такъ и ваши враги не могутъ не сознать его доблестей.

МЕН. Мы погибли, если онъ не сжалится надъ нами.

КОМ. А кто жь будетъ просить его объ этомъ? Трибуны не могутъ отъ стыда, народъ?— онъ столько же въ прав ожидать отъ него жалости, сколько волкъ отъ пастуховъ, друзья его?— сказавъ ему ‘сжалься надъ Римомъ’, они оскорбили бы его точнехонько, какъ люди заслуживающіе его ненависть: Уподобились бы тмъ врагамъ его.

МЕН. Твоя правда. Еслибъ онъ поджигалъ мой собственный домъ, я не имлъ бы духу сказать ему: ‘прошу тебя, не длай этого’.— Вотъ они, дивныя дла ваши, вы и ваши ремесленники — наремесленничали славно {Въ прежнихъ изданіяхъ: You and your а crafts! you have crafted fair… По КОлльеру: You and your handycrafts have crafled fair…}.

КОМ. Вы повергли Римъ въ дрожь, никогда еще не бывавшую такъ безпомощной.

СИЦ. Не говори, что мы.

МЕН. Кто же? ужь не мы ли? Мы любили его, но какъ животные, какъ трусливые патриціи, уступили вашей сволочи, и она выкричала его изъ города.

КОМ. А теперь, того и гляди, что вкричитъ его. Туллъ Ауфидій по немъ второе лице, повинуется ему, какъ подчиненный. Теперь отчаяніе единственная мощь и оборона Рима.

Входитъ толпа Гражданъ.

МЕН. Вотъ и ваша сволочь.— (Коминію) Ты наврное знаешь, что Ауфидій съ нимъ?— (Гражданамъ) Вы заразили воздухъ вашими вонючими, сальными шапками, бросая ихъ вверхъ, когда торжествовали изгнаніе Коріолана. Ну вотъ, онъ возвращается, и каждый волосокъ на головахъ солдатъ его будетъ бичемъ для васъ, онъ снесетъ столько же болвановъ, сколько было брошено шапокъ, и тмъ заплатитъ вамъ за голоса ваши. Да еслибъ онъ и всхъ насъ превратилъ въ уголь, и то было бъ подломъ — мы вполн стоимъ этого.

1 гр. Въ самомъ дл до насъ доходятъ престрашные слухи.

2 гр. Что касается до меня, подавъ голосъ на его изгнаніе, я тутъ же сказалъ, что все-таки это очень жалко.

3 гр. И я тоже.

4 гр. И я, да если говорить правду, такъ и многіе изъ насъ говорили то же самое. То, что мы сдлали — мы сдлали для общей пользы, согласившись на изгнаніе добровольно, мы изгнали его все-таки противъ воли.

КОМ. Что и говорить, вы отличные голосоподаватели!

МЕН. Надлали вы дла съ вашей сворой.— (Коминію) Чтожь, идемъ въ Капитолій?

КОМ. Надо идти. (Уходятъ.)

СИЦ. Ступайте, друзья по домамъ и не упадайте духомъ, они изъ числа его приверженцевъ и были бы радехоньки, еслибъ то, чего, повидимому, такъ страшатся, оказалось справедливымъ. Ступайте, и не обнаруживайте ни малйшей боязни.

1 гр. Да умилосердятся надъ нами боги! Пойдемъ по домамъ, товарищи. Я всегда говорилъ, дурно мы сдлали, что изгнали его.

2 гр. Вс мы говорили то же. Идемте. (Уходитъ.)

БРУТ. Сильно не нравятся мн, однакожь, эти всти.

СИЦ. Да и мн.

БРУТ. Пойдемъ въ Капитолій.— Я пожертвовалъ бы половиной своего имущества, только бы все это оказалось ложью.

СИЦ. Идемъ.

СЦЕНА 7.

Лагерь въ небольшомъ разстояніи отъ Рима.

Входятъ Туллъ Ауфидій и одинъ изъ его Военачальниковъ.

ТУЛЛ. И они все еще бгаютъ за Римляниномъ?

ВОЕН. Не знаю, въ немъ есть что-то чародйственное, твои воины замняютъ имъ предъобденную и послобденную молитвы, а за обдомъ только что о немъ и толкуютъ. Въ этой воин ты совершенно затемняешься своими же.

ТУЛЛ. Теперь я не могу помочь этому, потому что пришлось бы прибгнуть къ средствамъ, которыя неминуемо повредятъ цли нашего похода. Онъ даже и со мной обращается надменне, чмъ можно было ожидать, когда я впервые обнялъ его, такова ужь ничмъ неизмнимая природа его, и я долженъ извинять, чего нельзя поправить.

ВОЕН. Какъ бы то ни было, для твоей же пользы, я желалъ бы, чтобъ ты никогда не бралъ его въ товарищи, гораздо было бы лучше, еслибъ ты удержалъ предводительство за собою, или совершенно уступилъ его Марцію.

ТУЛЛ. Я понимаю тебя, будь впрочемъ увренъ, что онъ и не подозрваетъ, что я могу привести противъ него когда дойдетъ до разсчета. Хоть и кажется — въ чемъ онъ и самъ убжденъ, да и другіе не такъ дальновидные,— что онъ дйствуетъ честно, хлопочетъ о польз Вольсковъ, сражаясь подобно дракону, поршая все только что обнажитъ мечъ, но то, что непремнно сломитъ ему шею, или подвергнетъ тому же мою собственную — впереди еще.

ВОЕН. И ты думаешь, что онъ возьметъ Римъ?

ТУЛЛ. Вс города сдаются ему прежде, чмъ онъ успетъ обложить ихъ. Патриціатъ Рима преданъ ему, сенаторы любятъ его, трибуны же не воины, а народъ и на призваніе такъ же скоръ, какъ и на изгнаніе. Я увренъ, что онъ будетъ для Рима тмъ же, что для рыбъ морской орелъ, одолвающій ихъ превосходствомъ своей природы. Сначала онъ служилъ ему благородно, то вскор почести вскружили ему голову. Не знаю, гордость ли, которая, при постоянномъ счастіи, всегда пятнаетъ счастливца, недостатокъ ли здраваго смысла, лишающій умнья располагать, какъ слдуетъ, благопріятными обстоятельствами, самое ли свойство его природы — быть всегда однимъ и тмъ же, мшавшее ему снимать шлемъ въ совт, заставлявшее его и въ мирное время быть такъ же повелительнымъ и грознымъ, какъ въ военное, во всякомъ случа какой-нибудь одинъ изъ этихъ недостатковъ — потому что, хоть онъ и иметъ нчто отъ каждаго, но все таки не вс — заставилъ сперва бояться его, потомъ ненавидть, а наконецъ и изгнать. Провозглашая свои достоинства, онъ самъ же и уничтожаетъ ихъ. Наши доблести живутъ Въ прежнихъ изданіяхъ: So our virtuos Lie… По Колльеру: So our virtuos Live.} въ сужденіяхъ современности, и для мощи, по себ весьма похвальной, нтъ могилы врне восторженныхъ кликовъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: So evident as a chair… По Колльеру: evident as a cheer…}, превозносящихъ то, что она сдлала. Огонь тушится другимъ огнемъ, гвоздь выбивается другимъ гвоздемъ, право подавляется правомъ {Въ прежнихъ изданіяхъ: Rights by rights fouler… По Колльеру:Rights by rights suffer…}, сила уничтожается силой.— Идемъ.— Да, Марцій! овладй только Римомъ, и ты несчастнйшій изъ смертныхъ — ты мой тогда.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ V.

СЦЕНА 1.

Площадь въ Рим.

Входятъ Коминій, Мененій, Сициній, Брутъ и другіе.

МЕН. Нтъ, я не пойду, вы слышали, что онъ сказалъ тому, то нкогда былъ его начальникомъ, кто любилъ его, какъ нельзя боле? Онъ называлъ меня отцомъ, но что жь изъ этого? Ступайте вы, изгнавшіе его, падите ницъ еще за милю отъ его шатра, колнами проложите себ путь къ его милосердію. Куда же мн, когда онъ не захотлъ выслушать Коминія?

КОМ. Онъ не хотлъ даже показать, что знаетъ меня.

МЕН. Слышите?

КОМ. Разъ только назвалъ онъ меня по имени. Я напомнилъ ему о томъ, какъ мы давно знакомы, какъ вмст проживали кровь свою, но онъ тотчасъ же перебилъ меня, запретилъ называть себя Коріоланомъ и какимъ бы то ни было другимъ именемъ, говоря, что онъ безъимянное ничто, пока не выкуетъ себ имени въ огн пылающаго Рима.

МЕН. О, дивные трибуны, вы совершили великое дло, вы не умрете въ потомств — вы добились до того, что уголья подешевютъ наконецъ въ Рим.

КОМ. И представилъ ему, какое величіе простить того, кто наимене можетъ ожидать прощенія, на это онъ замтилъ, что обращеніе государства съ просьбою къ человку, имъ наказанному, совершеннйшая безсмыслица.

МЕН. Такъ, такъ, могъ ли онъ отвчать иначе?

КОМ. Я хотлъ было пробудить въ немъ состраданіе къ искреннимъ друзьямъ его, но онъ остановилъ меня, сказавъ, что не иметъ времени выбирать изъ кучи гнилой, вонючей мякины, и что не сжечь ее, нюхать безпрестанно оскорбленіе изъ-за одного или двухъ бдныхъ зеренъ — глупо.

МЕН. Изъ-за одного или двухъ бдныхъ зеренъ? Я одно изъ нихъ, его мать, жена, сынъ и благородный Коминій — мы зерна, а вы гнилая мякина, и вонь отъ васъ слышна выше мсяца. Изъ-за васъ и мы осуждены на сожженіе.

СИЦ. Укроти свое негодованіе, если не хочешь помочь въ этой неотвратимой бд, такъ не издвайся же покрайней мр надъ нашимъ несчастіемъ. А мы все-таки уврены, что твой бойкій языкъ, еслибъ ты только согласился быть ходатаемъ за нашу родину, отвратитъ бду скорй, чмъ все наше войско, собранное на скорую руку.

МЕН. Нтъ, я не хочу вмшиваться въ это дло.

СИЦ. Умоляю, иди къ нему.

МЕН. Для чего?

БРУТ. Попробуй, что можетъ сдлать для Рима твоя любовь къ Марцію.

МЕН. Для того, чтобъ сказать за тмъ, что Марцій отослалъ меня, какъ Коминія, не выслушавъ, чтобъ предстать предъ васъ глубоко-оскорбленнымъ жестокимъ равнодушіемъ друга? Не такъ ли?

СИЦ. Но всякомъ случа Римъ будетъ теб благодаренъ и за твое доброе желаніе.

МЕН. Такъ и быть, попробую. Можетъ, онъ и выслушаетъ меня, меня обезкураживаетъ только пріемъ Коминію. Впрочемъ, можетъ-быть онъ пришолъ къ нему не въ часъ, тогда какъ у него ни крошки не было еще во рту, а когда жилыпусты — кровь наша холодна, намъ противно и утреннее солнце, и мы нерасположены ни давать, ни прощать. Не такъ, когда мы наполнимъ каналы, проводящіе нашу кровь, виномъ и пищей — тогда мы гораздо мягче и податливе, чмъ въ часы жреческаго пощенія, и потому выжду мгновеніе, когда хорошая трапеза сдлаетъ его расположенне къ моей просьб.

БРУТ. Ты знаешь врный путь къ его сердцу, и не собьешься съ дороги.

МЕН. Ршено, что бы изъ того ни вышло, я попробую. Я не замедлю сообщить вамъ о моемъ успх. (Уходитъ.)

КОМ. Онъ ни за что не выслушаетъ его.

СИЦ. Ты думаешь?

КОМ. Я говорилъ уже вамъ: онъ сидитъ въ золот, глаза его пылаютъ, какъ будто бы хотли сжечь Римъ, обида, нанесенная ему, сторожитъ его состраданіе. Я преклонилъ передъ нимъ колна — онъ холодно сказалъ мн: ‘встань’, и движеніемъ руки заставилъ меня удалиться. Вслдъ за мной онъ выслалъ бумагу, въ которой изложилъ послднее ршеніе свое: что можетъ сдлать и чего не можетъ, потому что связалъ себя клятвою. Теперь вся надежда только на его мать и жену, которыя, какъ я слышалъ, думаютъ просить его о помилованіи родины. Идемъ къ нимъ, и постараемся убдить ихъ, чтобъ он не откладывали прекраснаго своего намренія.

СЦЕНА 2.

Передовые посты лагеря Вольсковъ передъ Римомъ.

Воины стоятъ на страж. Входитъ Мененій.

1 ст. Стой! Откуда ты?

2 ст. Ступай назадъ!

МЕН. Вы исполняете свою обязанность какъ слдуетъ мужамъ — это похвально, но, съ вашего позволенія, я сановникъ и имю порученіе поговорить съ Коріоланомъ.

1 ст. Откуда ты?

МЕН. Изъ Рима.

1 ст. Мы не можемъ пропустить тебя, ступай назадъ, нашъ полководецъ ничего не хочетъ слышать оттуда.

2 ст. Ты скорй увидишь свой Римъ въ пламени, чмъ добьешься разговора съ Коріоланомъ.

МЕН. Друзья мои, если вы слыхали разсказы вашего полководца о Рим и о тамошнихъ друзьяхъ его — ручаюсь чмъ угодно, что и мое имя касалось вашего слуха, я Мененій.

1 ст. И все-таки назадъ, и твое имя не проведетъ тебя.

МЕН. Но послушай, любезный, я пользуюсь особеннымъ расположеніемъ твоего полководца. Я былъ записной книгой его доблестныхъ длъ, книгой, повствовавшей всмъ и каждому о безпримрной слав его, нсколько даже и преувеличивая ее, потому что, имя обыкновеніе говорить о друзьяхъ моихъ — изъ коихъ онъ первый,— все прекрасное, безъ всякой утайки, какъ этого требуетъ справедливость — иногда я однакожь увлекался, перехватывалъ, какъ шаръ, катящійся по наклонной поверхности, за предлы, обращалъ я ложь въ похвалу ему. Поэтому ты, любезный, не можешь не пропустить меня.

1 ст. Почтеннйшій, еслибъ ты наговорилъ въ его пользу столько лжей, сколько произнесъ словъ въ свою собственную, такъ и тогда я не пропустилъ бы тебя, ни даже въ томъ случа, когда бы лганье было такъ же добродтельно, какъ жизнь цломудренная. И потому, ступай назадъ.

МЕН. Да возьми же въ толкъ, любезнйшій, что меня зовутъ Мененіемъ, что я всегда держалъ сторону твоего начальника.

2 ст. Хоть ты и былъ лжецомъ его — вдь ты самъ признался въ этомъ, — я, говорящій подъ его начальствомъ правду, все-таки долженъ сказать теб, что мы не можемъ пропустить тебя, и потому — ступай назадъ.

МЕН. А что онъ, пообдалъ ужь? мн не хотлось бы говорить съ нимъ до обда.

1 ст. Ты Римлянинъ?

МЕН. Такъ же, какъ и твой полководецъ.

1 ст. Такъ ты долженъ ненавидть Римъ, какъ онъ. Какъ вообразитъ, что вытолкавъ за ворота настоящаго защитника ихъ, что отдавъ, по невжественному безумію толпы, вашъ щитъ врагамъ вашимъ — вамъ удастся еще удержать его месть дешевыми стонами старыхъ бабъ, двственными слезами вашихъ дочерей, или параличнымъ ходатайствомъ выжившаго изъ лтъ болтуна, какимъ ты кажешься? Неужели ты думаешь, что такимъ слабымъ дыханіемъ, какъ твое, можно задуть пламя, которое скоро охватитъ вашъ городъ? Нтъ, вы жестоко ошиблись, и потому спши назадъ въ Римъ, чтобъ приготовиться къ казни. Вы вс осуждены, нашъ полководецъ поклялся, что никому не будетъ пощады.

МЕН. Глупецъ, еслибъ онъ зналъ, что я здсь, онъ принялъ бы меня съ уваженіемъ.

2 ст. Полно, нашъ начальникъ не знаетъ тебя.

МЕН. Я говорю о вашемъ полководц.

1 ст. Нашему полководцу нтъ до тебя никакого дла. Назадъ, или я выцжу послднія капли твоей крови, говорятъ теб, убирайся.

МЕН. Но, любезный —

Входятъ Коріоланъ и Туллъ Ауфидій.

КОР. Что тутъ у васъ?

МЕН. А, негодяй, теперь-то я докажу теб мою дружбу, ты увидишь въ какомъ я здсь почет, узнаешь, что какой-нибудь жалкой стражъ не отболтаетъ меня отъ моего сына Коріолана, ты можешь догадаться и потому, какъ онъ обойдется со мной, что ты на волосокъ отъ вислицы, или отъ какой-нибудь другой смерти, боле томительной ожиданіемъ и гораздо жесточайшей по ощущеніямъ, смотри же, и обомри отъ того, что тебя ожидаетъ.— (Коріолану) Всемогущіе боги ежечасно совщаются о твоемъ благоденствіи и любятъ тебя не мене твоего стараго отца Мененія! О, сынъ мой! ты готовишь для насъ огонь, смотри, вотъ вода, чтобъ затушить его. Меня съ трудомъ убдили идти къ теб, только по твердому убжденію, что никто, кром меня, не можетъ тронуть тебя, я позволилъ ихъ вздохамъ выдуть меня за ворота. Заклинаю тебя, прости Риму и твоимъ умоляющимъ соотечественникамъ. Милосердые боги да смягчатъ твою ярость и да прольются дрожжи ея вотъ на этого негодяя, который, какъ чурбанъ, преграждалъ мн путь къ теб.

КОР. Удались!

МЕН. Какъ удались?

КОР. Я не знаю ни матери, ни жены, ни сына. Вс мои дйствія подчинены другимъ, а потому и снисхожденіе — хотя месть и принадлежитъ собственно мн — въ груди Вольсковъ. Я и прежнюю дружбу нашу скорй отравлю неблагодарнымъ забвеніемъ, чмъ обнаружу, какъ она была велика, милосердіемъ.— Удались.— Для вашихъ просьбъ мои уши недоступне, чмъ ваши ворота для моихъ войскъ. Но такъ какъ я нкогда любилъ тебя, (Подавая ему бумагу) возьми эту бумагу — она написана именно для тебя, а только что хотлъ послать ее къ теб. За симъ, Мененій, ни слова боле, я ничего не хочу слышать отъ тебя.— Ауфидій, я очень любилъ этого человка, однакожь видишь —

ТУЛЛ. Ты вренъ себ. (Уходитъ съ Коріоланомъ.}

1 ст. Ну, почтеннйшій, вдь твое имя, кажется, Мененій?

2 ст. И какъ же оно могущественно! Знаешь дорогу домой?

1 ст. Слышалъ, какъ насъ отдлали за то, что не пропустили твоего величія?

2 ст. Скажи, отчего жь обмирать-то мн?

МЕН. Мн нтъ никакой нужды ни до свта, ни до вашего полководца, что же до васъ, то вы такъ ничтожны, что я забылъ и думать о вашемъ существованіи. Тотъ, кто ршился умереть отъ собственной руки ~ не устрашится смерти и отъ руки другаго. Вашъ полководецъ можетъ неистовствовать какъ ему угодно. А вамъ — вамъ желаю оставаться долго тмъ, что вы есть, чтобы съ лтами возрастала и ваша ничтожность. Скажу вамъ то же, что сказано мн: прочь съ глазъ моихъ! (Уходитъ.)

1 ст. А вдь нечего сказать, славный это человкъ.

2 ст. Славный-то человкъ нашъ полководецъ, онъ утесъ, дубъ, котораго не поколеблетъ никакой втеръ.

СЦЕНА 3.

Шатеръ Коріолана

Входятъ Коріоланъ, Туллъ Ауфидій и другіе.

КОР. Завтра мы обложимъ Римъ. Ты, какъ мой товарищъ въ этомъ поход, донесешь сенату Вольсковъ, какъ чемтно выполнилъ я все на меня возложенное.

ТУЛЛ. Ты пекся только объ ихъ выгодахъ, былъ глухъ мольбамъ Рима, не позволялъ себ никакихъ тайныхъ сношеній даже съ друзьями, вполн полагавшимися на твое расположеніе къ нимъ.

КОР. Старикъ, котораго я сейчасъ отослалъ въ Римъ съ растерзаннымъ сердцемъ, любилъ меня боле, чмъ отецъ — онъ просто обожалъ меня. Отправленіе его ко мн было послднею ихъ надеждой, и я, изъ прежней любви къ нему, хотя и обошолся съ нимъ сурово, предложилъ имъ еще разъ условія, которыя они отвергли уже, да и теперь не могутъ принять. Эту ничтожную уступку я сдлалъ только для того, чтобъ хоть нсколько смягчить горькую ошибку полагавшаго, что онъ сдлаетъ гораздо больше. За симъ я уже не склоню слуха моего ни къ какимъ просьбамъ какъ самого Рима, такъ и старыхъ друзей моихъ.— (За сценой слышенъ шумъ.) Это что такое? неужели новое искушеніе нарушить обтъ въ то самое мгновеніе, какъ я произнесъ его? Не бывать этому.—

Входитъ Виргилія, Волюмнія, ведя за руку сына Марція, Валерія и нсколько Римлянокъ, вс въ траурной одежд.

Жена, и за ней почтенная форма, въ которой сложилось это тло, ведетъ за руку внука крови своей.— Прочь, прочь вс привязанности! уничтожьтесь вс связи и права природы! закоснлость да содлается добродтелью! Что мн въ этихъ поклонахъ? что въ этихъ голубиныхъ глазахъ, способнымъ соблазнить и боговъ на клятвопреступленіе?— Я смягчаюсь однакожь — и я сваленъ изъ такой же рыхлой глины, и другіе.— И мать преклоняется передъ мною, а это всравно, какъ бы самый Олимпъ, умоляя, склонялся передъ кочкой, и юный сынъ смотритъ на меня такъ нжно, что голосъ великой природы говоритъ уже мн: ‘не отвергай моленій ихъ!’ — Нтъ! пусть Вольски вспашутъ Римъ, опустошатъ всю Италію — никогда не буду я такимъ гусенкомъ, чтобъ подчинилъ себя животному инстинкту, останусь непреклоннымъ, точно какъ будто человкъ творецъ самого себя и не знаетъ никакой родни.

ВИР. Супругъ и повелитель!

КОР. Я смотрю на васъ не тми уже глазами, какими смотрлъ въ Рим.

ВИР. Можетъ быть отъ того, что печаль измнила насъ.

КОР. Какъ плохой актеръ, я забываю роль, теряюсь, готовъ совершенно опозориться. (Жен.) Лучшая часть моего тла, прости мн мое жестокосердіе, но не требуй за это, чтобъ я простилъ вашихъ Римлянъ.— О, одинъ только поцлуй, продолжительный какъ мое изгнаніе, сладостный какъ мое мщеніе!— а тотъ, послдній, что я унесъ съ собою, клянусь ревнивой богиней небесъ, постоянно двствовалъ на врныхъ губахъ моихъ.— Но, о, боги, что же это я длаю — болтаю вздоръ, а благороднйшая изъ матерей остается безъ привта. (Преклоняя колна.) Склонитесь же колна, оттисните на земл такой знакъ сыновняго почтенія, какого не оставлялъ еще по себ ни одинъ изъ обыкновенныхъ сыновей.

ВОЛ. О, встань благословеннымъ! мн слдуетъ преклонить предъ тобой колна, и не на мягкую подушку, а на твердый камень, я должна почтить тебя этимъ знакомъ уваженія, который до сихъ поръ, по ошибк, требовали отъ дтей. (Преклоняетъ передъ нимъ колна.)

КОР. Что жь это? ты на колняхъ передо мною, передъ твоимъ наказаннымъ сыномъ? Посл этого отчего жь и камнямъ безплоднаго морскаго берега не сбивать звздъ, и бурнымъ втрамъ не бичевать огненное солнце гордыми кедрами? посл этого и убійственная невозможность сдлать то, чего нельзя сдлать, будетъ самымъ легкимъ дломъ. (Встаетъ и поднимаетъ ее.)

ВОЛ. Ты мой герой, я содйствовала твоему образованію. (Показывая на Валерію) А ее — узналъ ты?

КОР. Прекрасная Валерія, благородная сестра Публиколы, луна Рима, чистая, какъ ледяный кристаллъ на храм Діаны, образованный морозомъ изъ блйшаго снга.

ВОЛ. А вотъ и бдное сокращеніе тебя самого, лта разовьютъ его, и оно будетъ вполн тобою.

КОР. Богъ войны, по благому соизволенію Юпитера, да преисполнитъ вс твои помыслы благородствомъ, чтобы безславіе никогда не могло уязвить тебя, чтобы въ битвахъ ты стоялъ твердо, подобно маяку, презирая бури и спасая смотрящихъ на тебя!

ВОЛ. На колни, дитя мое.

КОР. Милый сынъ мой!

ВОЛ. Да, твой сынъ, твоя жена, Валерія и я — мы вс пришли умолять тебя —

КОР. О, нтъ, оставьте это, или если ужь не можете не просить, такъ поймите же прежде, что вы не должны оскорбляться, когда произнесенный мною обтъ заставитъ меня отказать вамъ. Не просите, чтобъ я распустилъ войско, чтобъ снова вступилъ въ переговоры съ ремесленниками Рима, не говорите мн, въ чемъ кажусь вамъ отступникомъ природы, не старайтесь укротить мою ярость, утолить жажду мщенія холодными разсужденіями —

ВОЛ. Довольно, довольно! ты сказалъ уже, что ничего для насъ не сдлаешь, потому что, кром этого, намъ не о чемъ просить. Но мы все-таки будемъ просить тебя, чтобы твое жестокосердіе, если вс просьбы наши будутъ тщетны, не избгло заслуженнаго позора. Выслушай же насъ.

КОР. Ауфидій и вы, Вольски, приблизьтесь, у меня нтъ никакихъ тайныхъ сношеній съ Римомъ.— Чего хотите вы?

ВОЛ. Храни, мы молчаніе, наша одежда, наши блдныя лица и безъ словъ высказали бы теб, что за жизнь вели мы со дня твоего изгнанія. Подумай самъ, найдутся ль въ цломъ мір женщины несчастне насъ, сюда пришедшихъ, когда свиданіе съ тобой, вмсто того, чтобъ оросить глаза наши радостью, переполнить сердца восторгомъ, заставляетъ насъ трепетать и плакать отъ страха и горя, когда мать, жена и сынъ должны видть, какъ сынъ, мужъ и отецъ терзаетъ ндра своей родины. Твоя вражда разражается надъ нами, бдными, по преимуществу, ты лишаешь насъ даже возможности молить боговъ — отрады, которой наслаждаются вс, кром насъ, какъ молить намъ за родину, чего требуетъ долгъ, и за тебя, чего также требуетъ долгъ? Увы, мы должны отказаться или отъ отчизны, вскормившей насъ, или отъ тебя, нашего утшенія въ отчизн. Исполнись та или другая изъ молитвъ этихъ — мы равно несчастны, потому что или тебя повлекутъ по улицамъ Рима въ цпяхъ, какъ измнника, или ты, торжествуя, обратишь родимый городъ въ развалины и увнчаешься лаврами за то, что такъ мужественно пролилъ кровь жены и дтей. Что касается до меня, сынъ мой, я не намрена ждать окончанія войны этой, если мн не удастся склонить тебя на великодушное помилованіе — будь увренъ, что ты не сдлаешь и шага противъ родины, не наступивъ на чрево матери тебя родившей.

ВИР. И на мое, даровавшее теб сына, чтобъ твое имя не умерло вмст съ тобою.

СЫН. На меня онъ не наступитъ, я убгу, и когда выросту, буду сражаться.

КОР. Не хочешь разнжиться подобно женщин — не подпускай къ себ ни дтей, ни женщинъ. Я слишкомъ долго насъ слушалъ.

ВОЛ. Нтъ, не оставляй насъ такимъ образомъ. Еслибъ мы просили спасти Римлянъ гибелью Вольсковъ, которымъ ты служишь — ты могъ бы осудить насъ, какъ отравительницъ твоей чести, но вдь мы просимъ примирить ихъ, чтобы Вольски могли сказать, ‘мы оказали имъ эту милость’, а Римляне, ‘мы приняли ее’, чтобы какъ т, такъ и другіе превознося тебя, благословляли за миръ, имъ дарованный. Сынъ мой, ты знаешь, какъ неврно счастіе войны, но за то какъ врно то, что если ты и возьмешь Римъ, такъ не пріобртешь ничего кром имени, повтореніе котораго будетъ нераздльно съ проклятіями, и лтописи скажутъ тогда: ‘онъ былъ великій человкъ, но убилъ славу свою послднимъ поступкомъ, погубивъ родину, онъ навсегда содлалъ имя свое ненавистнымъ’. Вспомни, вдь ты всегда говаривалъ, что высшее благородство — уподобиться въ милосердіи богамъ, раздирать молніей громадныя ланиты небосклона и тотчасъ же за тмъ, замнять громовыя стрлы топоромъ, разскающимъ только дубы. Что жь молчишь? неужели думаешь, что благородно вчно помнить оскорбленія?— Да говори же, дочь моя, вдь ты видишь, что твои слезы нипочемъ ему.— Говори и ты, малютка, можетъ быть твой невинный лепетъ тронетъ его боле, чмъ наши убжденія. Въ цломъ мір нтъ человка такъ много обязаннаго своей матери, и онъ заставляетъ меня тратить слова по пустому, подобно женщин, привязанной къ позорному столбу. Во всю жизнь свою ты ни разу еще не уступилъ своей заботливой матери, тогда какъ она, бдная насдка, лишенная возможности утшаться другими дтьми, леляла тебя, выклохтывала и на войну и съ войны, увнчаннаго славою. Скажи, что моя просьба несправедлива и прогони меня, но если она справедлива, то ты поступаешь дурно, и боги накажутъ тебя за отказъ въ томъ, чмъ обязанъ мн, какъ матери.— Онъ отворачивается — падемъ къ ногамъ его, пристыдимъ его нашимъ колнопреклоненіемъ. Какъ быть, прозваніе Коріоланомъ требуетъ боле почета, чмъ наши просьбы — состраданія. На колни! (Становятся вс на колни.) Это послднее, не подйствуетъ — возвратимся въ Римъ, и умремъ вмст съ нашими сосдями.— О, взгляни же на насъ, взгляни на бднаго малютку, который, не умя еще выразить чего хочетъ, стоитъ вмст съ нами на колняхъ и протягиваетъ къ теб рученки, и тмъ самымъ придаетъ нашимъ просьбамъ силу, противъ которой не устоять теб.— (Посл нкотораго молчанія.) Кончено, идемъ. Дочь Вольска была матерью этого человка, его жена въ Коріоли, и внукъ мой походитъ на него случайно.— Ну что же — отсылай насъ.— Я не скажу ни слова боле, пока пламя не обниметъ нашего города, и тогда скажу немного.

КОР. (Беретъ ее за руку и посл продолжительной безмолвной борьбы съ самимъ собою). О, матушка, матушка, что сдлала ты? Посмотри, небеса разверзаются, и боги смются, взирая на эту противоестественную сцену. Ты одержала побду благодатную для Рима, но для твоего сына — поврь, о, поврь мн, матушка,— твоя побда слишкомъ опасна, можетъ быть и смертельна. Но пусть будетъ, что будетъ!— Ауфидій, я не могу продолжать войны, какъ бы слдовало, но я заключу выгодный миръ. Поставь себя на мое мсто, добрый Ауфидій, и скажи: былъ ли бы ты тверже и непреклонне къ просьбамъ матери.

ТУЛ. И я былъ бы тронутъ.

КОР. Готовъ поклясться, что такъ, поврь, много надо, чтобъ расположить мои глаза къ кроткому состраданію. Но скажи же, любезный Ауфидій, на какихъ условіяхъ думаешь ты заключить миръ. Что до меня — я не пойду въ Римъ, я возвращусь съ вами, въ Анціумъ, а потому, прошу, помоги мн въ этомъ дл.— О матушка! жена!

ТУЛ. (про себя). Очень радъ, что состраданіе у тебя въ разлад съ честью, это поможетъ мн возвратить мое прежнее могущество.

КОР. (Женщинамъ, которыя длаютъ ему знаки). Сейчасъ, сейчасъ, освжимъ себя прежде виномъ, а за тмъ вы возвратитесь въ Римъ со свидтельствомъ лучшимъ однихъ словъ: съ мирнымъ договоромъ, который мы скрпимъ на обоюдныхъ условіяхъ. О, вы стоите, чтобъ вамъ соорудили храмъ, безъ васъ и всмъ мечамъ Италіи, со всми союзными ей силами, никогда не удалось бы заключить этого мира!

СЦЕНА 4.

Римъ. Площадь.

Входятъ Мененій и Сициній.

МЕН. Видишь вонъ тотъ угольный камень Капитолія?

СИЦ. Ну такъ что жь?

МЕН. Выдвинешь его мизинцемъ — можно еще надяться, что благороднымъ Римлянкамъ, и въ особенности его матери, удастся уговорить его, но я знаю, что и на это нечего надяться. Горла наши осуждены и ждутъ только исполнителей казни.

СИЦ. Возможно ли, чтобы въ такое короткое время человкъ могъ такъ перемниться.

МЕН. Есть разница между червякомъ и бабочкой, а вдь бабочка была прежде червякомъ. Такъ и Марцій изъ человка развился въ дракона: у него выросли крылья, онъ поболе пресмыкающейся твари.

СИЦ. Онъ такъ любилъ мать свою.

МЕН. Онъ и меня любилъ не мене, но теперь столько же помнитъ и мать свою, какъ восмилтняя лошадь. Терпкость его лица длаетъ и зрлый виноградъ кислымъ, прохаживаясь, онъ движется, какъ стнобитная машина, и земля осдаетъ подъ его стопами. Взорами онъ въ состояніи пробить крпчайшій панцырь, его говоръ подобенъ погребальному звону, а крикнетъ — что твоя батарея. Сидитъ — точь въ точь изваяніе Александра великаго. Повелитъ что-либо — оно сдлано, только что скажетъ, чего хочетъ, чтобы вполн уподобиться богу, ему недостаетъ только вчности, да неба для трона.

СИЦ. Да милосердія, если твое описаніе врно.

МЕН. Я изображаю его такимъ, каковъ онъ есть. Вотъ увидите, какое милосердіе принесетъ вамъ мать его. Въ немъ столько же милосердія, сколько молока въ тигр, и это узнаетъ бдный нашъ городъ, и все но вашей милости.

СИЦ. Да умилосердятся надъ нами боги!

МЕН. Нтъ, въ этомъ случа и боги не умилосердятся надъ нами. Когда мы изгоняли его — мы забыли всякое уваженіе къ нимъ, теперь, когда онъ возвращается, чтобъ свернуть намъ шеи, и они не уважатъ насъ.

Вбгаетъ Гражданинъ.

ГРАЖ. (Сицинію). Спши, если хочешь спасти жизнь свою, домой. Плебеи схватили твоего товарища и таскаютъ его по улицамъ, клянутся, что разорвутъ его на части, если благородныя Римлянки не принесутъ пощады.

Вбгаетъ другой Гражданинъ.

СИЦ. Что?

ГРАЖ. Радуйтесь, радуйтесь!— Римлянки одержали побду, Вольски отступили, а съ ними удалился и Коріоланъ. Никогда еще не видалъ великій Римъ дня радостне этого, передъ нимъ ничто и день изгнанія Тарквиніи.

СИЦ. Но, любезный, увренъ ли ты, что это справедливо? Врно ли это?

ГРАЖ. Такъ врно, какъ то, что солнце огонь. Да гд же вы были, что сомнваетесь еще? Никогда вздувшійся потокъ не стремился съ такой быстротой сквозь арки мостовъ, съ какою стремятся обрадованные Римляне въ ворота. (За сценой трубы, барабаны и радостные крики.) Трубы, флейты, литавры, барабаны, кимвалы и крики Римлянъ заставятъ плясать самое солнце. (Новые крики.) Слышите?

МЕН. Вотъ это такъ новость. Я иду на встрчу благороднымъ Римлянкамъ. Эта Волюмнія стоитъ цлаго города консуловъ, патриціевъ и сенаторовъ, цлаго моря и цлой страны такихъ трибуновъ, какъ ты. Вы хорошо молились сегодня, нынче утромъ я не далъ бы и полушки за десять тысячи горлъ вашихъ. (Музыка и радостные крики.) О, какъ они радуются!

СИЦ. Прежде всего да благословятъ тебя боги за твою радостную всть, а за тмъ прими и мою благодарность.

ГРАЖ. Мы вс должны благодарить боговъ.

СИЦ. Близко уже он къ городу?

ГРАЖ. Почти у самыхъ воротъ.

СИЦ. Пойдемъ же на встрчу имъ, порадуемся вмст съ ними.

Волюмнія, Виргилія, Валерія и Римлянки, сопутствуемыя Сенаторами, Патриціями и народомъ, проходятъ черезъ сцену.

1 сен. Смотрите, вотъ наша спасительница, жизнь Рима! Соберите вс ваши трибы, славьте боговъ, зажгите торжественные огни, усыпайте путь ихъ цвтами, перекричите крики изгнавшіе Марція, возвратите его громогласнымъ привтомъ его матери, кричите: да здравствуютъ благородныяРимлянки!

ВС. Да здравствуютъ, да здравствуютъ! (Трубы и барабаны.)

СЦЕНА 5.

Анціумь. Площадь.

Входитъ Туллъ Ауфидій со свитой.

ТУЛЛ. Ступайте и скажите сенаторамъ, что я возвратился. Отдайте имъ эту бумагу и попросите ихъ, чтобъ они, какъ скоро прочтутъ ее, явились на площадь, гд я подтвержу какъ имъ, такъ и всмъ истину того, что здсь написано. Обвиняемый мною вошелъ уже въ городъ и, въ надежд очистить себя хитрыми словами, намренъ предстать предъ народъ, а потому, спшите! (Свита уходитъ.)

Входятъ три или четыре Приверженца Ауфидія. Здравствуйте!

1 пр. Какъ поживаешь?

ТУЛЛ. Какъ человкъ отравленный собственной своей милостыней, убитый собственнымъ великодушіемъ.

2 пр. Но если ты остаешься при томъ, для чего желалъ нашего содйствія — мы избавимъ тебя отъ напасти.

ТУЛЛ. Я не знаю еще — вдь мы должны дйствовать, соображаясь съ расположеніемъ народа.

3 пр. Народъ не перестанетъ колебаться между вами до тхъ поръ, пока паденіе котораго-нибудь изъ васъ не сдлаетъ пережившаго наслдникомъ всего.

ТУЛЛ. Знаю, и не премину воспользоваться настоящими, такъ неблагопріятными для него обстоятельствами. Я возвысилъ его, поручился за его врность своей честью, а онъ, возвысившись, началъ поливать свои новыя растенія росой лести, обольщая такимъ образомъ друзей моихъ. Для этого онъ преодоллъ даже свою природу, досел грубую, непреклонную и необузданную.

3 пр. Онъ вдь и консульства не добился отъ того, что, по свойственному ему высокомрію, никакъ не хотлъ смириться.

ТУЛЛ. Я только что хотлъ сказать это. Подвергшись за то изгнанію, онъ пришолъ ко мн, подставилъ горло подъ ножъ мой. Я принялъ его, товарищески раздлилъ съ нимъ мою власть, далъ ему полную свободу дйствовать, какъ ему заблагоразсудится, мало этого — чтобъ облегчить исполненіе задуманнаго имъ,— я позволилъ даже выбрать лучшихъ воиновъ изъ моихъ собственныхъ дружинъ, самъ служилъ его планамъ, помогалъ пожинать славу, которую онъ наконецъ вполн присвоилъ себ.— Обдляя такимъ образомъ самого себя, я гордился этимъ до тхъ поръ, пока не замтилъ, что слдую за нимъ не какъ товарищъ, а какъ подчиненный, какъ наемщикъ, которому онъ платитъ милостивыми взглядами.

1 пр. Такъ, совершенно такъ, все войско дивилось этому не мало. И наконецъ, когда Римъ былъ уже въ рукахъ его, когда намъ представлялось столько же славы, сколько и добычи —

ТУЛЛ. Потъ это-то и будетъ главнымъ обвиненіемъ. За нсколько капель женскихъ слезъ, дешевыхъ какъ ложь, онъ продалъ и труды и кровь великаго предпріятія. Онъ умретъ за это, а я воспряну отъ его паденія. (За сценой трубы и радостные крики.) Слышите?

1 пр. Ты вошелъ въ родимый городъ, какъ простой встникъ, никмъ не привтствуемый, возвращается онъ, и воздухъ раздирается криками.

2 пр. Слабодушные глупцы дерутъ горло для прославленія его, забывъ, что онъ перебилъ дтей ихъ.

3 пр. А потому, прежде чмъ онъ успетъ привлечь народъ на свою сторону, дай ему почувствовать остріе меча твоего, мы поможемъ теб. Падетъ онъ, ты истолкуешь этотъ случай по своему, и вс его оправданія зароются въ землю вмст съ его трупомъ.

Входятъ Сенаторы.

ТУЛЛ. Сенаторы идутъ сюда, ни слова боле.

СЕНАТОРЫ. Привтствуемъ тебя на родин.

ТУЛЛ. Я не стою вашего привта. Но, почтенные отцы, прочли ль вы со вниманіемъ то, что я писалъ вамъ?

СЕНАТОРЫ. Прочли.

1 сен. И сильно скорбимъ объ этомъ. Вс прежнія проступки его можно еще извинить, но послдній — покончить тогда, когда слдовало бъ начать, пожертвовать всми выгодами похода, вознаградить насъ нашими же издержками, заключить мирный договоръ, когда оставалось только взять — это не извинительно.

ТУЛЛ. Онъ спшитъ сюда. Послушайте, что онъ вамъ скажетъ.

Входитъ Коріоланъ, при звукахъ трубъ и барабановъ, и съ нимъ толпа народа.

КОР. Привтствую васъ, почтенные сенаторы, я возвращаюсь вашимъ воиномъ, столько же зараженный любовью къ родин, какъ и при отправленіи отсюда — я остаюсь подъ вашимъ великимъ начальствомъ. Да будетъ вамъ вдомо, что предпріятіе наше увнчано полнымъ успхомъ, что кровавымъ путемъ довелъ я ваше войско до самыхъ воротъ Рима, что добыча, привезенная нами, цлой третью превышаетъ издержки этой войны. Мы заключили миръ столько же славный для Анціатовъ, сколько позорный для Римлянъ, и вотъ договоръ, подписанный консулами и патриціями, и скрпленный печатью сената.

ТУЛЛ. Не читайте его, благородные сенаторы, скажите этому измннику прямо, что онъ страшно употребилъ во зло власть ему дарованную.

КОР. Какъ, измннику?

ТУЛЛ. Да, измннику Марцію.

КОР. Марцію?

ТУЛЛ. Ну да, Марцію, Каію Марцію! Неужели ты думаешь, что я польщу теб украденнымъ въ Коріоли прозваніемъ Коріолана?— Почтенные сенаторы и главы народа, онъ вроломно обманулъ васъ, онъ разорвалъ свою клятву, какъ гнилую шелковинку, и отдалъ вашъ Римъ — вашъ, говорю я,— за нсколько капель соленой воды, своей жен и матери. Не созвавъ военнаго совта, онъ уступилъ слезамъ своей кормилицы, и проплакалъ вашу побду. Видя это, наши юноши краснли отъ стыда, а мужи, въ удивленіи посматривали другъ на друга.

КОР. Слышишь ли, Марсъ?

ТУЛЛ. Не взывай къ нему, плаксивый ребенокъ.

КОР. А!

ТУЛЛ. Да, не боле.

КОР. Лжецъ безмрный, ты переполнилъ наконецъ мое сердце. Ребенокъ? О, подлый рабъ!— Простите мн, сенаторы — это въ первый разъ въ жизни, что меня заставили ругаться. Нашъ судъ, достопочтенные отцы, изобличитъ эту собаку во лжи, вашъ судъ и его собственное сознаніе, вынуждаемое знаками моихъ ударовъ, рубцами, съ которыми онъ сойдетъ въ могилу — втиснутъ его наглую ложь назадъ, въ его глотку.

1 сен. Замолчите оба, и выслушайте меня.

КОР. Изрубите меня въ куски, Вольски, мужи и юноши, обагрите мечи ваши моей кровью!— Ребенокъ! О, лживая собака! и въ вашихъ лтописяхъ, если вы пишете ихъ врю, ты найдешь, что я вторгся въ Коріоли, какъ орелъ въ голубятню, и одинъ — одинъ разогналъ всхъ вашихъ Вольсковъ.— Ребенокъ!

ТУЛЛ. Почтенные сенаторы, и вы позволяете атому нечестивому хвастуну напоминать вамъ въ глаза о своемъ слпомъ и такъ позорномъ для васъ счастіи?

ПРИВЕРЖЕНЦЫ АУФИДІЯ. Смерть ему за это!

НКОТОРЫЕ ИЗЪ НАРОДА. Разорвите его на части! разорвите сейчасъ же! Онъ убилъ моего сына,— мою дочь, — онъ убилъ моего брата Марка, — онъ убилъ моего отца.

2 сен. Не трогать его! не нужно никакого насилія!— успокойтесь! Онъ благороденъ, его слава обтекла весь міръ. Послднюю провинность его мы обсудимъ безпристрастно.— Воздержись Ауфидій, не возмущай мира!

КОР. О, какъ бы я желалъ, чтобъ онъ ринулся на меня съ шестью Ауфидіями, со всмъ родомъ своимъ!— Поработалъ бы мечъ мой.

ТУЛЛ. Дерзкій наглецъ!

ПРИВЕРЖЕНЦЫ АУФИДІЯ. (Бросаясь съ нимъ на Коріолана). Смерть, смерть ему!

СЕНАТОРЫ. Стойте, стойте, остановитесь! (Коріоланъ падаетъ. Ауфидій наступаетъ на трупъ его.)

ТУЛЛ. Благородные сенаторы, выслушайте меня.

1 сен. О, Туллъ!

2 сен. Ты совершилъ дло, котораго добродтель не можетъ не оплакивать.

3 сен. Не попирай его ногою.— Успокойтесь граждане, вложите мечи въ ножны.

ТУЛЛ. Почтенные сенаторы, когда вы узнаете — а вы узнали бы и прежде, еслибъ не эта яростная схватка, имъ же вызванная,— когда вы узнаете, какой опасности подвергала васъ жизнь этого человка, вы обрадуетесь, что мы такъ удачно прескли ее. Прошу васъ, потребуйте меня въ сенатъ, какъ врный слуга вашъ, я готовъ, если не оправдаюсь, подвергнуться тягчайшему наказанію.

1 сен. Возьмите трупъ его и предайте уничтоженію достойнымъ уваженіемъ. Никогда герольды не провожали еще къ урн трупа благородне этого.

2 сен. Его собственная горячность снимаетъ съ Ауфидія половину порицанія. Постараемся обратить все къ лучшему.

ТУЛЛ. Моя ярость прошла, и грусть овладваетъ мною.— Поднимите его. Трое изъ храбрйшихъ, помогите — я буду четвертымъ.— Гремите барабаны похоронный маршъ, преклоните копья.— Пусть онъ овдовилъ и обездтилъ многихъ изъ жителей этого города и досел оплакивающихъ потери свои — онъ все-таки великій человкъ, и будетъ почтенъ благороднымъ воспоминаніемъ.— Помогите! (Поднимаютъ трупъ Коріолана и уносятъ при звукахъ погребальнаго марша.)

Читайте также: