Константин Михайлович Базили
Константин Михайлович Базили
(вступительная статья И. М. Смилянской)
Комментарии
Комментарии
—————————————————————-
Константин Михайлович Базили, Смилянская И. М., Год: 1991
Время на прочтение: 28 минут(ы)
В отличие от мало кому известного ординарного офицера Генерального штаба полковника П. П. Львова К. М. Базили хорошо знаком ‘профессионалам-востоковедам своим классическим трудом ‘Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях’, выдержавшим несколько изданий во второй половине XIX в., вновь опубликованным в наше время и, наконец, переведенным недавно на арабский язык 1. Российской читающей публике 30-40-х годов прошлого столетия имя Константина Базили было известно по имевшим успех сочинениям ‘Архипелаг и Греция в 1830 и 1831 годах’ (СПб., 1834), ‘Очерки Константинополя’ (СПб., 1835). ‘Босфор и новые очерки Константинополя’ (СПб., 1836).
О мастерском владении пером и глубоким проникновении Базили в избранную тему высоко отзывались современники. Н. В. Гоголь, один из первых читателей еще рукописной ‘Сирии и Палестины…’, в письме из Бейрута от 16 февраля 1848 г. к В. А. Жуковскому писал: Базили ‘написал преудивительную [237] вещь, которая (покажет Ев роте Восток в его настоящем виде… Знания бездна, интерес силен. Я не знаю никакой книги, которая бы так давала знать читателю существо края’ 2. А И. Д. Халчинский, секретарь, позже советник российского посольства в Стамбуле, замечал: ‘Вряд ли до того времени и после то го являлись в нашей словесности книги равного достоинства о Востоке… книги Константина Михайловича под обликом легкого рассказа заключают в себе наблюдения основательные, предчувствия, осуществленные последовавшими событиями и доказывающие верность взгляда и основательное знание Востока’ 3.
Перу Базили принадлежали также многочисленные консульские донесения, составившие десятки объемистых томов, ценимые Азиатским департаментом МИД и нашедшие отражение в его ‘Сирии и Палестине…’. Важные же для истории экономические записки, т. е. экономическая информация, содержавшаяся в донесениях, как и ‘Обзор Оттоманской армии’, остались в недрах архивов, скрытые от читающей публики (если не считать того обстоятельства, что публикуемая ниже ‘Записка о внешней торговле Сирии’ вышла в ‘Московских ведомостях’ и затерялась, как и всякая газетная публикация). Издание экономических материалов Базили и его ‘Обзора Оттоманской армии’ в настоящем томе позволит читателям познакомиться с еще одной гранью творчества (равно как и служебных обязанностей) Константина Михайловича. Это издание вводит в оборот новые, в известном смысле бесценные источники по экономической и социально-политической истории Сирии.
Сложная личная судьба Базили, особый путь приобщения к русской культуре, творческий вклад в нее и его практическая деятельность — все это имеет прямое отношение к истории распространения востоковедных знаний в российском обществе и путям становления политических и культурных взаимоотношений России с Востоком.
К счастью, до нас дошли относительно подробные биографические сведения о Базили и его живой голос, звучащий со страниц писем к друзьям, опубликованных в материалах, посвященных жизни Гоголя, и хранящихся в разных рукописных фондах. Дружба же с Н. В. Гоголем, П. А. Вяземским, связи с петербургскими литературно-журналистскими кругами проливают дополнительный свет на саму личность Базили.
Константин Михайлович Базили родился в Стамбуле 3 февраля 1809 г. в богатой греческой семье, внесшей свой вклад в традиции греческого освободительного движения и культурного возрождения 4. Дед Константина Михайловича, албанский грек, участвовал в антитурецком восстании 1772 г., скрывался в Венгрии после его подавления, затем вернулся в Аргиро-Кастро и снова был вынужден бежать от преследований Али-паши Тепеленского (Янинского). Он дважды лишался своего состояния, и македонские ‘поместья семьи в конце концов перешли в руки потомков Али-паши. Во время вынужденной эмиграции [238] три сына Василия Базили воспитывались в Вене, где они и получили свое образование, один из братьев посвятил себя науке и даже стал известен в возрождающейся в начале века греческой литературе. Михаил Васильевич, отец Константина, поселился в Стамбуле, женился на дочери греческого банкира, отдался предпринимательству и занял влиятельное положение среди стамбульских греков. Его старший сын — консульский представитель в Триесте — находился на османской службе. Сам Михаил Васильевич, подобно графу Иоаннису Каподистрии (1776-1831), министру иностранных дел России (1816-1822), а с 1827 г. президенту Греческой республики, с которым семья Базили имела дружеские связи, за свой счет направлял греческих юношей на обучение в Европу, видя в распространении просвещения один из путей национального возрождения Греции.
С началом греческого восстания в 1821 г. новые потрясения обрушились на семью Базили. В числе почетных членов православной греческой общины 12-летний Константин вместе с отцом, старостой патриаршей церкви, присутствовал на пасхальной службе константинопольского патриарха Григория V и едва ли не был свидетелем совершенной после богослужения позорной казни патриарха, обвиненного в покровительстве восставшим грекам и повешенного на воротах своей резиденции. (Позже это драматическое событие, ставшее сигналом для турецких расправ над главами греческой общины, Константин Михайлович проникновенно опишет в ‘Очерках Константинополя’.) Его отец также был приговорен к смертной казни, однако успел укрыться у российского посланника в Стамбуле Г А. Строганова благодаря предупреждению турецкого вельможи, благоволившего к Михаилу Васильевичу 5.
Вместе с взрослым сыном, которому также угрожала казнь и который позже погиб в ходе восстания, Михаил Васильевич переправился в Триест, а затем в Одессу, где жили родственники и куда с помощью того же барона Строганова после пережитых ужасов греческих погромов тайно бежала его жена с другими детьми, старшим из которых был Константин 6. Рассказы о событиях этих дней, о неистовстве янычар и фанатизме стамбульской черни впоследствии поражали воображение русских сверстников Константина Базили и, согласно исследователям творчества Н. В. Гоголя, нашли отзвуки в одном из ранних сочинений великого классика русской литературы.
Семья была разорена, Константин Михайлович, получивший в доме отца хорошее классическое образование, в Одессе мог продолжать лишь занятия греческой литературой с ‘усердным этеристом’ 7 профессором Геннади. Только год спустя он был принят в числе шести других сыновей греческих беженцев пансионером графа Г А. Кушелева-Безбородко в нежинскую Гимназию высших наук и лицей князя Безбородко. Гимназия, основанная в 1820 г., была одним из привилегированных учебных [239] заведений России, будучи предназначена для ‘образования детей бедных и неимущих дворян Малороссийского края и приуготовлена юношества на службу государства’ 8. Учебный курс в гимназии приближался к университетскому, образование давалось всестороннее, хотя в 1820-х годах здесь преобладало преподавание гуманитарных наук.
В Нежин ‘Константин, сын Михайлы Базиля, имеющий от роду 12 лет’, как было сказано в его свидетельстве 9, прибыл в августе 1822 г. вместе со своими соотечественниками. Новороссийский генерал-губернатор граф Ланжерон уведомлял директора гимназии И. С. Орлая, что ‘по причине крайней бедности родителей и родственников сих детей Одесская вспомогательная греческая комиссия снабдила их на путевые издержки необходимой денежной суммой’ 10. Орлай, заступивший место первого директора Нежинской гимназии, покончившего с собой В. Г. Кукольника, отца будущего драматурга, принял большое участие в судьбе одаренного ученика. (Знаменитый Сперанский, которому во время посещения учебного заведения представили Базили, пророчил юноше судьбу Каподистрии и приглашал его по окончании гимназии поступать к нему на службу.) Но все это было позже, а поначалу Константин страдал от своего плохого знания русского языка и насмешек над его произношением соучеников. Самолюбивый мальчик в течение года исполнял обет молчания, общаясь по-французски лишь со старшеклассниками, а затем поразил своих товарищей блестящим владением русским языком. В 1823 г. он сдал экзамены за два первых класса, затем из третьего был переведен в пятый и на следующий год снова сдал экзамены за два класса.
В середине 20-х годов в гимназии витал дух декабристской эпохи, в ней (преподавали высокообразованные педагоги, придерживавшиеся широких общественно-толитических взглядов, учащиеся читали Руссо, Монтескье, Вольтера, Канта, хранили запрещенные цензурой сочинения Пушкина и Рылеева. (‘Дело о вольнодумстве’ в Нежинской гимназии, нанесшее удар сто этой традиции 11, возникло уже после перевода И. С. Орлая в Одессу, где он возглавил Ришельезский лицей, и переезда туда Базили.)
В первые годы своего существования гимназия собрала на редкость яркий состав учащихся. Среди соучеников товарищей К. Базили были Н. В. Гоголь, Н. В. Кукольник, будущие поэт Е. П. Гребенка, поэт-переводчик В. И. Любич-Романович, профессор права П. Г Редкин, литератор Н. Я. Прокопович, художник А. Н. Мокрицкий, дипломат И. Д. Халчинский и др. В стенах гимназии у Базили пробудился интерес к театру и обнаружились литературные наклонности. ‘Сверхклассные занятия наши не ограничивались театром (ученики гимназии устраивали спектакли даже для нежинского высшего света. — И. С.), — писал Базили в воспоминаниях о Гоголе. — В 1825, 26, 27 годах наш литературный кружок стал издавать свои журналы и [240] альманахи, разумеется рукописные. Вдвоем с Гоголем, лучшим моим приятелем, хотя и не обходилось дело без ссор и без драки, потому что оба были запальчивы, издавали мы ежемесячный журнал страниц на пятьдесят и шестьдесят в желтой обертке с виньетками нашего изделия, со всеми притязаниями дельногo литературного обозрения 12. В нем были отделы беллетристики, разборы современных лучших произведений русской литературы… По воскресеньям собирался кружок человек в 15-20 старшего возраста, и читались наши труды, и шли толки и споры…’ 13.
‘Сверхклассные занятая’ юношей дополнялись еще одним делом: ‘В то же время составилось историческое общество под председательством старших из воспитанников Гимназии — Редкина и Любич-Романовича. Со всею смелостию детского возраста принялись пять или шесть воспитанников составлять полную всемирную историю в огромном размере. На долю Базили достались египтяне, ассирияне, персы и греки — и он года в полтора написал тысячу или 1500 страниц сверх уроков по классам’ 14.
Вот так закладывались знания, воспитывались литературные навыки и вкусы у молодых людей того времени, рано обретавших зрелость.
В 1827 г. по совету И. С. Орлая Константин Базили переезжает в Одессу и поступает в Ришельевский лицей. Он живет у Орлая, который предоставил ему возможность зарабатывать на жизнь преподаванием греческой словесности в лицее и в Греческой коммерческой гимназии.
Базили заканчивает учебу в лицее в 1830 г., разминувшись на несколько лет с А. А. Рафаловичем, выпускником лицея 1834 г. 15.
Константин Михайлович не сдает выпускных экзаменов и не получает соответствующего должностного звания (чиновника 12-го или 14-го класса). ‘Не имея достаточного состояния, чтобы по своим наклонностям определиться на службу, он, не дождавшись публичного экзамена, отправился путешествовать на Восток’ 16. Цель его поездки — отыскать остатки состояния родителей 17, хотя в глубине души, по-видимому, зрела потребность определить свою судьбу. К этому времени положение на Ближнем Востоке изменилось: под давлением России и по условиям Андрианопольского мира 1829 г. Греция получила независимость, ее президентом был избран И. Каподистрия, российское посольство приобрело еще больший вес в Стамбуле.
В 1830 г., после девятилетнего отсутствия, Базили посетил город своего раннего детства, осуществил поездки в Смирну и по островам Эгейского моря (или Греческого архипелага). В Греции он был хорошо принят президентом Каподистрией, но остаться на греческой службе отказался и потому был представлен президентом адмиралу Рикорду, командующему отрядом русского флота, крейсировавшего в Средиземном море. [241] Годы учения в Нежинской гимназии и Ришельевском лицее приобщили Базили к русской культуре, ориентировали на русские культурные ценности. Греция — при всем преклонении перед ее классической древностью — была теперь ему чужда, а Турция неприемлема своими деспотическими порядками. Он чувствовал себя россиянином. ‘Судьбы Востока и личная моя судьба дали мне новое отечество — Россию’, — скажет позже Базили. Уже путевые записи, которые Базили вел с 1830 г., были, по существу, обращены к русскому читателю. Его политическая позиция по отношению к острой борьбе различных греческих сил за власть соответствовала русской правительственной политике: в составе морского отряда адмирала Рикорда, где Базили исполнял функции ‘секретаря по дипломатической части’, а числшься драгоманом, он участвовал в подавлении греческих антиправительственных движений.
С эскадрой Рикорда Константин Михайлович снова посетил Стамбул в 1833 г., вскоре после заключения Ункяр-Искелесийского договора и отбытия русской десантной армии с берегов Босфора. А в декабре того же года, получив самый низший чин — актуариуса, он был ‘определен в действительную службу в Азиатский департамент’ МИД 18 (в тот самый департамент, который в конце века будет возглавлять его сын Александр).
Теперь жизнь Базили протекает в Петербурге, по-видимому, он добросовестно исполняет свои служебные обязанности, однако его интересы сосредоточиваются на литературной деятельности. Здесь, в неверной столице, он и его гимназические приятели, не без успеха испытывавшие себя в разных сферах творчества, составляют окружение Гоголя. В атмосфере творчества, товарищеской поддержки 19 и доброжелательности Константин Михайлович завершает готовившиеся им к печати два тома ‘Архипелага и Греции в 1830 и 1831 годах’. Книга выходит в свет в 1834 г., в первый же год пребывания Базили в Петербурге.
Как уже упоминалось, О. И. Сенковский отнес ‘Архипелаг и Грецию’ к лучшим сочинениям 1834 г. Вдохновленный успехом, Константин Михайлович издает на следующий год ‘Очерки Константинополя’, еще через год — ‘Босфор и новые очерки Константинополя’, публикуя при этом в журналах разные статьи 20.
В основе всех этих работ лежал путевой дневник Базили. Но жанр дневниковых записей лишь позволял ему определенным образом выстроить композицию своих сочинений, которые, несмотря на оговорки автора об относительной свободе импровизаций при изложении впечатлений, на самом деле имели серьезно продуманный план. Основу содержания ‘Архипелага и Греции’ составляет ‘история становления независимого греческого государства (сюжет, которого Базили едва ли не первый коснулся в мировой литературе). Главная тема ‘Очерков Константинополя’ — история преобразований Османской [242] империи, осуществленных султаном Махмудом II. Кульминацией в этих сочинениях являются разделы, посвященные главным историческим персонажам тех лет — И. Каподистрии и султану Махмуду. Безусловно, наиболее ярко и талантливо описаны Константином Михайловичем те значительные события, свидетелем которых он стал или которые эмоционально пережил по рассказам близких ему людей: это трагическая гибель И. Каподистрии, человека, перед которым Базили преклонялся, казнь Григория V, уничтожение янычарского корпуса и т. п.
Однако Базили основывался отнюдь не на одних своих впечатлениях. Он внимательно изучил широкий круг литературы: специальные исследования (прежде всего Мураджи д’Оссона 21), хроники, документы (часть которых приложена к Архипелагу и Греции’) и западноевропейские путешествия.
Громкий успех ‘Архипелага и Греции’ среди читающей публики принесли Базили, возможно, не описания современных событий, происходивших в единоверческой Греции, а экскурсы в мифологию и историю Древней Греции, данные в связи с упоминанием посещенных автором памятных мест. Эти экскурсы много говорили уму и воображению русской публики того времени, образование которой органично включало античное классическое наследие. Базили, с детства впитавший его, с успехом удовлетворял интересы российского читателя.
Имя, составленное на первом сочинении, позволило обратить внимание читателей и на работы, посвященные Востоку. За античностью как бы следовал Восток, впрочем, сложные перипетии русско-турецких отношений уже давно привлекали к восточному вопросу внимание российской публики. Однако востоковедная подготовка Базили еще была недостаточна, и он был склонен акцентировать внимание на восточной экзотике. И все-таки природный ум, детство, проведенное в Стамбуле, сохранившиеся связи в османской среде — все это позволило Константину Михайловичу проникнуть достаточно глубоко в понимание существа общественного устройства Османской империи, достоверно обрисовать ее быт и народную культуру. С большой убедительностью он показал трагическую незащищенность личности в общественно-политической системе империи, а также корпоративную замкнутость этнорелигиозных общин, ее населяющих. ‘Восприняв эти особенности как основные черты общественного строя империи, Базили будет в дальнейшем с большой проницательностью выявлять на материалах Сирии первые признаки изменения социально-политических представлений и настроений османского населения.
К. М. Базили и его друзья были уязвлены критическим отзывом О. И. Сенковского на третью книгу из этой серии — ‘Босфор и новые очерки Константинополя’ 22, удостоенную монаршего пожалования бриллиантовым перстнем. Они сочли рецензию своеобразной местью редактора ‘Библиотеки для чтения’, не преуспевшего в привлечении Базили в свой журнал. [243] Как известно, Гоголь и его круг вели активную перепалку с журналом Сенковского 23. Однако, думается, Осип Иванович был ближе к истине, хотя и выражал ее по обыкновению в язвительно-остроумной форме.
Базили созревал для более глубоких и аналитических занятий. Известную школу в этом отношении он прошел благодаря участию в важных для того времени энциклопедических изданиях — Энциклопедическом Лексиконе Плюшара и Военном Энциклопедическом Лексиконе 24. В первом из них Базили редактировал отдел Греции (О. И. Сенковский — отдел Востока) и писал статьи о древней истории Рима, Греции и Востока. Работа в энциклопедиях дисциплинировала научные занятия Базили, учила его ценить точное и строгое изложение исторических фактов, способствовала изменению угла зрения, под которым он рассматривал ‘исторические события. В его творчестве труд историка начинал преобладать над видением литератора, и этот процесс получил свое завершение при написании ‘Сирии и Палестины…’ — уже собственно исторического сочинения, вместе с тем не утерявшего достоинств литературного изложения, что придавало описанию событийной истории образность, а характеристикам исторических персонажей психологическую глубину.
Но от создания ‘Сирии и Палестины…’ Константина Михайловича отделяло еще десять лет активной служебной деятельности.
В январе 1837 г. ‘за отличие по службе’ Базили был пожалован в губернские секретари и направлен в ‘Комитет об устройстве Закавказского края… помощником правителя дел комиссии, высочайше утвержденной для составления положения об управлении тем краем, и секретарем при председателе комиссии бароне Гане’ 25. Литературные успехи, открывшие Базили двери высшего света (по воспоминаниям Халчинского, его ‘радушно принимали’ Плетнев, Жуковский, Пушкин, Одоевский), поставили его и на Кавказе в особое положение: к месту службы он едет вместе с К. В. Нессельроде и даже проводит несколько дней в саратовском имении министра иностранных дел.
С 10 октября по 16 декабря 1837 г. Базили, получив новое назначение, состоит уже ‘правителем дел комиссии’, созданной ‘для разбора прошений, поданных его императорскому величеству во время высочайшего путешествия от Редут-Кале до Тифлиса’ 26. По делам службы Базили имел столкновения с генерал-майором Вельховским из-за того, что ‘собрал нужные сведения о злоупотреблениях здешней полиции и об отнятии сенокосов у жителей’ 27. (Таким образом, работа в комиссии позволила Базили познакомиться не только с вопросами административного устройства, но и с хозяйственной жизнью населения Кавказа — этого российского Востока, облегчив впоследствии понимание им экономических вопросов Сирии.) Вельховский пытался придать инциденту политический характер. Тем [244] не менее Базили благополучно завершил свою службу на Кавказе, получил очередное повышение в чине и, будучи отозван с Кавказа, определен 24 декабря 1838 г. на ‘открывшуюся по случаю смерти консула Мостраса вакансию российского консула в Яффе’ 28.
До августа 1839 г. Константин Михайлович находился в Стамбуле, а затем, согласно инструкции российского посла А. П. Бутенева, направился в Александрию для представления генеральному консулу графу Медему, которому со времени египетской оккупации Сирии подчинялись российские консулы и консульские агенты Сирии.
Во время пребывания Базили в Александрии по его проекту было решено преобразовать консульскую службу в Сирии, перенеся консульский пост из Яффы в Бейрут — реальный политический и торговый центр Сирии, постоянное местонахождение европейских консулов. Туда Константин Михайлович и прибыл 20 ноября 1839 г. в звании российского консула Бейрута и Палестины. В 1843 г. бейрутский консулат был преобразован в генеральное консульство, и Базили стал генеральным консулом, в чьем подчинении находилась российская консульская служба всей Сирии.
Перенесение консульского местопребывания в Бейрут (в Яффе было сохранено вице-консульство), в сущности, знаменовало наступление нового этапа сирийской политики России.
Консул Яффы Мострас, приступивший к обязанностям в 1820 г., в своей службе руководствовался инструкцией Д. В. Дашкова, вменявшей в его обязанности организацию паломничества российских подданных к Святым местам (Яффа была тем пунктом, из которого традиционно европейские ‘поклонники’ направлялись в Иерусалим). Эта функция входила в обязанности и Базили: ему рекомендовалось, в частности, выяснить возможности устройства в одном из монастырей пристанища для паломников.
Однако в новой инструкции, полученной новым консулом, центральное место отводилось наставлениям по-вопросу ‘об интересах религии и восточной церкви, который не перестает интересовать императорский двор’ 29. Базили предписывалось: немедленно сообщать в Константинопольскую миссию о нарушениях привилегий православных и православной церкви в Святых местах Палестины, как и Сирии в целом, доносить генеральному консулу Медему и послу в Стамбуле обо всем, что касалось проведения в жизнь различных фирманов, издаваемых Портой в результате официальных представлений императорской миссии в пользу православных и их духовенства, а также о спорах, возникавших между различными христианскими церквами в Сирии. Речь шла и об обязанности консула поддерживать перед официальными властями законные требования православного населения.
Иными словами, консулу предписывалось проводить [245] политику, вытекавшую ‘из права России покровительствовать православному населению Османской империи, полученного по условиям Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. Следует заметить, что новое направление российской политики в этом регионе во многом обусловливалось заметной активизацией в Сирии католической, униатской и протестантской религиозной пропаганды и политической деятельности французских, английских и американских агентов, в результате чего число православных в стране начало неуклонно сокращаться.
Российское посольство предполагало также, что на плечи консула Сирии могут лечь и другие обязанности, ввиду того что страна ‘в настоящих обстоятельствах с минуты на минуту может стать театром серьезных событий’. (Это предположение оправдалось, хотя свою дипломатическую миссию К. М. Базили пришлось выполнять не в период восстановления в Сирии османской власти, а чуть позже, во время острых ливанских конфликтов первой половины 1840-х годов.)
Надо сказать, что позиция Базили в сирийском вопросе и политика, проводимая им по согласованию с посольством, во многом определялись его глубоким пониманием причин друзско-маронитского конфликта в Горном Ливане и его способностью донести объективную информацию в посольство и министерство. (Впрочем, на политическую линию России и ее генерального консула, как мы увидим, влияли ‘привходящие обстоятельства, такие, как дипломатические сделки, осуществлявшиеся европейскими державами вокруг сирийского вопроса.
Будучи внимательным наблюдателем, Базили пристально следит за брожением, охватившим народные массы Сирии на рубеже 30-40-х годов. В своем донесении в Стамбул в августе 1841 г. он сообщает: ‘Еще невозможно оценить характер моральной революции, мощно охватившей страну, ее старые, патриархальные институты пали в руинах… в стране, однако, нет еще сильного влияния или ясных принципов, которые могли бы занять место старых институтов’ 30. А спустя два месяца Ливан уже был обагрен кровью друзско-маронитских столкновений. Как известно, этот конфликт был превращен в вопрос большой политики, который оживленно дебатировался в западноевропейской прессе и публицистике, между тем как дипломаты вырабатывали различные проекты преобразования административного устройства Горного Ливана.
Противопоставляя свою точку зрения относительно причин друзско-маронитского антагонизма ‘преобладающим в Европе ложным и пристрастным мнениям’, Базили писал: ‘Религиозная вражда между двумя племенами была не поводом к войне, но ее последствием’ 31. Спустя две недели после начала столкновений Базили доносил в Стамбул: ‘Сильные потрясения прошлого года, неумение, а может быть, даже коварство Турецких властей, интриги Французских агентов среди Маронитов и их фанатического духовенства, перевес, данный Портой главе [246] этого духовенства, суммы, посылаемые Францией и Австрией в виде милосердия, неспособность и упрямство принца гор [Бешир-Касима Шихаба] и надежда Друзов на поддержку Англии — вот что повлекло за собой ‘гражданскую войну» 32.
Постепенно, по мере того как развертывались события, у Базили складывалось более ясное представление о причинах друзско-маронитских столкновений. Летом 1845 г. в одном из донесений он уже совершенно четко формулирует свою мысль: ‘Борьба между общинами и феодалитетом, которой различие рас и религий в смешанных районах придали характер гражданской войны, охватила все население Ливана’ 33. В сущности, этими представлениями он и руководствовался, составляя план урегулирования положения в Ливане, который в январе 1842 г. передал сераскеру (главнокомандующему) Мустафа-паше в ответ на конфиденциальную просьбу последнего.
По мнению Базили, надежным средством ‘успокоения страны’ были ‘разоружение масс и отмена противозаконной власти Шейхов и Эмиров’. Он полагал, что угнетенное население должно найти поддержку и защиту ‘от домогательств Шейхов’ у турецкого правительства, и считал возможным поставить во главе Ливана мусульманина-неливанца, а при нем создать советы представителей всех общин. Проект предусматривал ограничение власти мукатааджи с разрешением им собирать ‘налог на неизменной основе’ без злоупотреблений. Наконец, Базили провозгласил тезис: ‘Собственность крестьянина может быть продана только крестьянину, собственность Шейха или Эмира — Шейху или Эмиру, собственность Монастыря или Церкви — Монастырю или Церквл’ 34. Таким образом, план Базили предусматривал создание централизованной системы управления, ограничение произвола феодалов, предотвращение дальнейшего обезземеливания крестьян и концентрации земли в руках феодалов и церкви.
Консул же Великобритании в это время настаивал на полной неприкосновенности привилегий ливанских феодалов. ‘Его предшествующее поведение, если только оно не обязано его личным чувствам, — сообщал Базили в Стамбул, — дает место для подозрений, более или менее обоснованных, о взглядах его правительства в отношении населения Сирии. Он является ревностным сторонником феодального принципа, и в качестве тори он видит свой религиозный долг в поддержке принципа, особенно потому, что этот принцип, приложенный к современному моральному и политическому состоянию Сирии, представляет много шансов для успеха иностранных влияний’ 35.
Впрочем, предложения Базили об ограничении власти шейхов не отвечали и интересам турок. Последствием этого самостоятельного шага российского консула были жалобы английского и французского консулов своим послам в Стамбуле, в которых они обвинили Базили. в поддержке Мустафа-паши вопреки интересам христиан. Базили получил выговор от посланника. [247]
В 1844 г., когда друзско-маронитский конфликт вновь начал обостряться, Константин Михайлович направил посланнику в Стамбул новый проект, на этот раз согласованный с его французским и английским коллегами. Основным предложением проекта была замена власти мукатаджи властью представительной и передача каймакамам функции мукатаджи по сбору налогов. Излагая свои особые взгляды, Базили писал о том, что желательно было бы доставить во главе Ливана не двух каймакамов, ибо это лишь усилит друзско-маронитский антагонизм, а полновластного правителя, способного бороться с сепаратизмом феодалов. Таким образом, концепция Базили предвосхитила основные положения Органического статута 1861 г. 36: отмену власти мукатаджи, ликвидацию друзского и маронитского каймакаматов и назначение одного губернатора с советом при нем, ведающим сбором налогов.
Глубоким проникновением в существо друзско-маронитской проблемы Базили был обязан не только своему политическому мировоззрению (а он был противником крепостного права в России и феодальной власти в Ливане), но ‘и серьезному изучению истории и социально-политического строя страны. А к подобным занятиям он (приступил с первых же дней пребывания в Сирии, несмотря на загруженность текущей работой. Об объеме этой ежедневной работы можно судить по шутливому сообщению Гоголя в письме от 18 февраля 1848 г. из Иерусалима, куда его сопровождал Базили, в Бейрут Маргарите Александровне, жене Базили (ум. в ноябре 1848 г.) — внучке бывшего владетельного князя Молдавии Ханжери: ‘Супруг Ваш здрав с головы до ног, но навьючен депешами, донесеньямя, отношениями и всякими переписками’ 37.
Первым результатом научных занятий Константина Михайловича была ‘Записка о внешней торговле Сирии’, которую он препроводил 20 мая 1841 г. поверенному в делах Константинопольской миссия В. П. Титову, оговорившись, что в ней речь идет о состоянии сирийской торговли лишь в период египетского управления. ‘Торговый договор, заключенный 4/16 августа 1838 г. между Блистательной Портой и Британским правительством, — отмечал он, — к которому позже присоединились другие державы, не был в силе при египетском режиме, я не считаю долгом вступать в изучение влияния, которое он призван произвести на торговлю этих стран. Всего лишь несколько недель назад тариф нового трактата принят морскими таможнями Сирии’ 38.
Исследование сирийской экономики позволило Базили в дальнейшем ориентироваться в изменениях экономической ситуации в стране, о чем по долгу службы он был обязан регулярно сообщать в императорскую миссию в Стамбуле. Извлечения яз подобных донесений за 1846, 1850, 1851 и 1853 гг., как сохраняющие самостоятельное значение, мы публикуем в настоящем томе под общим названием ‘Торгово-экономические [248] обзоры’, приложив к ним также записку Базили о мануфактурной промышленности в Сирии.
Содержащиеся в настоящем издании экономические материалы свидетельствуют об основательных практических познаниях российского консула в области экономики, так необходимых для исполнения его служебных обязанностей. Впрочем, вряд ли кто-нибудь из преемников Базили на посту генерального консула, в том числе и К. Д. Петкович, автор книги ‘Ливан и ливанцы’ (СПб., 1885), так обстоятельно разбирался в конкретных экономических вопросах. Здесь проявились наследственные склонности Константина Михайловича, согласно же намекам главы миссии в Иерусалиме игумена Порфирия Успенского, консул сам имел свои коммерческие дела в Сирии. Позже, уже в одесский период своей жизни, Базили проявил профессиональные знания банковского дела и был приглашен принять участие в выработке устава Херсонского земского банка, членом правления которого он стал.
Его теоретические экономические познания в 40-х годах, вероятно, ограничивались курсом политической экономии, пройденным в Гимназии высших наук, по проекту В. Г. Кукольника курс народного государственного хозяйства должен был быть включен в преподавание в предпоследнем классе (читался он как ‘основания государственного хозяйства по системе Адама Смита’) 39.
Надо сказать, что классики западноевропейской политической экономии Адам Смит и Жан Батист Сей, в начале века были переведены на русский язык и стали известны читающей публике (‘Зато читал Адама Смита и был глубокий эконом’). Кроме того, на страницах русских журналов в 10-40-х годах имела место оживленная полемика между фритредерами, выражавшими интересы торгового земледелия, и протекционистами, отражавшими заботы слабой промышленной буржуазии, нуждавшейся в защитных пошлинах и поощрительных мерах со стороны правительства. В числе первых были Н. И. Тургенев, О. И. Сенковский, профессора-экономисты И. В. Вернадский, Н. Бунге. Вторых представляли помощник Сперанского Н. С. Мордвинов и министр финансов Е. Ф. Канкрин 40. Эта полемика не могла пройти мимо внимания Базили. Он сам склонялся на сторону сторонников ‘свободной торговли, толкуя ее в духе физиократов, так, он видел источник богатства Сирии в ее земледелии и положительно оценивал растущий вывоз сельскохозяйственных продуктов. Но вместе с тем, обладая способностью к многостороннему анализу, он оценивал огромные потери Сирии от вывоза необработанного сырья и ввоза полуфабрикатов и готовых товаров из этого сырья, а также от гибели ткачества под воздействием конкуренции дешевых, и низкосортных тканей западноевропейской фабричной промышленности, высказываясь в пользу проведения турецким правительством протекционистских мер. [249]
За ‘Запиской о внешней торговле Сирии’ последовали ‘Статистические заметки о племенах Сирийских и о духовном их управлении’, содержащиеся в качестве приложения в дореволюционных изданиях ‘Сирии и Палестины…’. Заметки включали сведения о религиозном и этническом составе населения Сирии и подробные характеристики этнорелигиозных общин страны.
Направляя 16 декабря 1841 г. В. П. Титову свой ‘Опыт духовной статистики Сирии и Палестины’ (так назывались в первом варианте ‘Статистические заметки’), Константин Михайлович писал: ‘Обширность предмета и разнообразие исследований, входящих в состав оного, внушили мне мысль разделить труд сей на две части, из коих в первой заключаются общие сведения о народах сего края и более подробное изложение о церкви Православной м об унии, затем вторая часть будет посвящена исследованию о жителях прочих исповеданий и религий. С давнего времени приложил я все мое старание к собиранию точнейших сведений о сем предмете, но источники скудны, неверны или недоступны, особенно в отношении Друзов, Ансариев, Измаилитов и некоторых других племен’. И добавлял, что при составлении почти всех статистических сведений о крае ‘необходимо довольствоваться приблизительным успехом’ 41.
Труд был одобрен, и в уведомлении Константина Михайловича о присвоении ему очередного звания (коллежского асессора) сообщалось, что вице-канцлер К. В. Нессельроде торопит его с окончанием ‘Духовной статистики’ 42. В декабре же 1842 г., после завершения Константином Михайловичем этой работы, Нессельроде поручил передать Базили ‘совершенную благодарность за скорое и отчетливое окончание достойного труда’ 43. Иными словами, МИД благоприятствовал накоплению информации о стране.
Шесть лет спустя была готова ‘Сирия и Палестина…’. 14 июня 1848 г. М. А. Базили писала из Москвы Гоголю: ‘Муж мой все еще в Петербурге, занимается своею книгою, заставляет переписывать и проч.’ 44. Но книга не увидела свет ни в 1848 г. (по словам П. А. Вяземского, из-за ‘дипломатической нашей совестливости’, т. е. ввиду запрета министерства 45), ни в 1854 г., когда Н. Я. Прокопович стал готовить к изданию рукопись, оставленную у него на хранение, и когда сам Базили по неизвестным мотивам приостановил публикацию. Она была издана только в начале 60-х годов, когда Базили оставил государственную службу.
Здесь нет необходимости излагать взгляды Базили на историю Сирии, поскольку по этому вопросу работы уже имеются 46.
Несмотря на то что Константин Михайлович пережил в Сирии тяжелое горе — смерть сына-первенца и жены, матери его четверых детей 47, период его пребывания в стране (1839-1853) можно в известной мере считать для него счастливым временем. [250] Как представитель России, он, сын беззащитных османских райя 48, пользуется почетом и влиянием в’ этой османской провинции. Более того, он в состоянии оказывать защиту и покровительство своим единоверцам и благодаря своему мужеству предотвращает кровавые столкновения. В своем письме от 21 ноября 1841 г. к В. П. Титову он пишет: ‘Город Захле спасен мною, и по совести могу сказать и голос народа здесь свидетельствует, что моими действиями приостановлена теперь несколько междоусобная война… по возвращению моем из Дамаска успел я подвинуть моих коллегов и заставить пашу действовать. И они, и паша, и наипаче горцы возымели теперь ко мне большую доверенность, и иногда слушаются моих советов и Марониты, и Друзы’ 49. Впрочем, в обстановке соперничества держав в борьбе за влияние подобный успех не был прочен.
Будучи человеком властным и способным к принятию самостоятельных решений, Базили иногда превышал свои полномочия. Испытывавший ревность к влиянию генерального консула, игумен Порфирий Успенский не без торжества отмечал в своих дневниковых записях: ‘В Петербурге директор [Азиатского департамента] Сенявин говорил мне, что Базили берет на себя много лишнего, забывая, что он не министр, а второстепенный консул…’ 50. Базили получал выговоры от начальства. Однако стоило игумену, этому ‘соглядатаю Востока’, прибегнуть к доносу на Базили, как посольство взяло под защиту консула, и Порфирию Успенскому было недвусмысленно указано на то, что ему, как лицу духовному, надлежит заниматься делами церковными и не вмешиваться в круг обязанностей генерального консула 51.
Дом Базили в Бейруте был культурным центром сирийской православной общины: Константин Михайлович способствовал восстановлению православной типографии, открытию при религиозных центрах едва ли не двух десятков православных школ, в его доме собирался небольшой круг образованных греков-ортодоксов 52 и были сделаны попытки по примеру протестантских культурных обществ организовать просветительские чтения. Сам консул собирал арабские рукописи, о чем говорится в его переписке с П. Успенским, отношения с которым со временем стали дружескими.
В гостеприимном доме российского консула останавливались П. А. Вяземский, совершавший вместе с женой паломничество в Святую землю, и Н. В. Гоголь. Письмо Константина Михайловича из Бейрута от 25 декабря 1847 г. Гоголю, подвигнувшее писателя на приезд в Сирию, передает некоторые черты быта консульского дома, свидетельствует о душевном обаянии его хозяина и характеризует его отношения с Гоголем. Несмотря на пространность этого письма, процитируем его:
‘Каким же это образом еще в ноябре не получил ты, милый друг Николай Васильевич, письмо мое, писанное в июне или в июле (не помню, только знаю, что это было в ту пору [251] больших жаров, когда я был в горах) а ответ на твое письмо из Остенде? А жаль, если письмо затерялось, не столько потому, что оно было исполнено нежности к тебе и воспоминаний школьных, дорогих более и более сердцу моему, по мере того как голова седеет, сколько потому, что тем письмом я усердно приглашал тебя, если возможно скорее, в Бейрут, чтобы доставить мне удовольствие, а тебе случай и, может быть, также некое удовольствие совершить благочестивый твой поход в Иерусалим вместе со мною. Если в течение января (по-нашему) можешь сюда поспеть, это сбудется, если позже, т. е. в феврале или в марте, то только сводимся, если еще позже, то я скажу, что именно ты ждал моего отъезда из Сирии, чтобы сюда заехать, ибо в апреле непременно отправлюсь в Россию с семейством. Не будь страха от наступающих летних жаров, страха за детей, в особенности за необходимость их отправить в мае, то, клянусь тебе Аллахом, пожалуй, я бы еще прождал месяц, чтобы только свидеться с тобою. Но ведь женатому, семейному человеку предстоит много соображений, тебе непостижимых. Как бы то ни было, а если приедешь позже и не застанешь меня, ты здесь, в Бейруте, в Яффе и в Иерусалиме, найдешь прием отличный и радушный — в том тебе ручаюсь. Если бы совершил путешествие со мною, то расходов тебе бы не стоило никаких от твоего приезда до твоего выезда из Сирии, потому что лишняя лошадь у меня есть, а, разумеется, жил бы ты у меня м здесь, и в Иерусалиме. Если приедешь без меня, то сделай милость, не хлопочи о конвоях и прочих вздорах, о коих толкуют светские путешественники-шарлатаны в подражание Ламартину. Приезжай по расчету пароходов, как найдешь удобнее и кратче, через Александрию или Смирну в Бейрут. Заметь только, что, отправившись из Александрии сюда, надо здесь просидеть 12 дней в карантине, а из Смирны сюда карантина нет. Из Бейрута на лодке переедешь в Яффу — это стоит безделицу. Из Яффы нужна лошадь для тебя и разве лошадь для поклажи, буде есть поклажа, чтобы в один день переехать в Иерусалим. А я хоть и буду в отсутствии, а ручаюсь головой — никто тебя не обидит. В Иерусалиме поживешь у патриарха, сколько захочешь, и тем же церемониалом поедешь назад. Насчет расходов видишь, что необходимых весьма немного, а что, как и почему захочешь дать потом и прочим в Иерусалиме, об этом подробно объяснишься с домашним вице-канцлером в Яффе, человеком действительно почтенным, коему уже ты рекомендован.
Хотелось бы еще присовокупить подробности о себе самом и о своем семействе, да уж об этом я писал тебе, и помнится, что и жена моя присовокупляла приглашение тебе поспешить сюда поскорее. Если сам ты по обычной рассеянности получил письмо и не прочитал (со мною это случается с того времени, как получаю письма пронумерованные), то, брат, не приезжай, а то готова виселица ради толикого преступления. Ведь и я, [252] и добрая моя жена по-братски, запросто тебя просили погостить всю зиму здесь: здесь климат лучше вашего неапольского.
Прощай же еще раз, милый друг. Спеши к нам и не беспокойся ни о чем: я озабочусь о твоем отправлении и обо всем, а если меня не застанешь, то мои чиновники все исполнят как следует. Твой навсегда’ 53.
Как известно, путешествие сбылось. Гоголь прибыл в Сирию в начале февраля, посетил Иерусалим и выехал из Бейрута в Одессу вместе с семьей Базили в апреле 1848 г.
В 1853 г., с началом Крымской войны, Базили спустил флаг над зданием бейрутского генерального консульства и выехал в Италию, а оттуда в Россию. Наступает новый период его дипломатической деятельности, которая осуществляется уже на высоком уровне: Базили получает ряд ответственных назначений — в 1855 г. он состоит при русском после в Вене князе А. М. Горчакове, участвуя в Венской конференции России, Австрии, Франции, Великобритании и Османской империи, организованной с целью выработки предварительных мирных условий, а в 1856 г. принимает участие в Парижском конгрессе, будучи прикомандирован к представителю России князю А. Ф. Орлову, наконец, в 1857 г. Базили назначается в Стамбул русским комиссаром в Международную комиссию по делам Молдавии и (Валахии. В письмах к выпускнику Лицея Безбородко, поэту Н. В. Гербелю, из Бухареста от 30 ноября 1857 г. и 31 января 1858 г. Константин Михайлович сетует на ‘едва выносимые занятия’, на усталость от переездов из столицы в столицу и на то, что он ‘так завален делами’ по комиссии, что решительно не имеет возможности заняться разбором своих воспоминаний и переписки. Он поговаривает об ‘отдыхе от служебных занятий’ 54.
При всей [проницательности и трезвости Базили весьма эмоционально относится к проблемам международной политики, и ему присуще оценивать позиции держав в международных конфликтах в нравственных категориях. Союз Креста и Полумесяца, осуществившийся в Крымской войне, поверг его чуть ли не в депрессию. Теперь, приобщенный к большой политике, он издает ряд брошюр по восточному вопросу в мировой политике 55. Однако этот период деятельности Базили еще ждет своего исследователя.
В 1858 г., достигнув звания действительного тайного советника, Базили добивается длительного служебного отпуска и больше на государственную службу не возвращается. Он поселяется в Одессе, издает ‘Сирию и Палестину…’ и погружается в хозяйственную деятельность, приобретя имения в Одесском, Тираспольском и Елизаветградском уездах. После реформы 1861 г. — Базили был сторонником освобождения крестьян с наделением их землей — он обращается к общественной деятельности: в течение многих лет он — гласный в Одесской думе и активный участник ее комиссий, несколько лет состоит [253] председателем съезда мировых судей Одессы, является членам Херсонского земского банка. Его общественная и хозяйственная деятельность находит признание — он вице-президент известного Общества сельского хозяйства Южной России. Базили отдает время и средства на филантропические цели: становится товарищем председателя Одесского общества попечения больных и раненых воинов и учредителем Общества Красного Креста в Одессе.
Время от времени Константин Михайлович публикует статьи, откликаясь на злободневные внешнеполитические и внутренние вопросы 56.
Теперь его отличает умеренно консервативная позиция, которую он не без влияния славянофильских установок весьма логично обосновывает в брошюре ‘Беседа о конституции и о применении представительных начал в государственном управлении’ (Одесса, 1881). Как человек широко и европейски образованный, долгие годы разделявший либеральные представления, он теоретически сторонник демократических форм правления:
‘Если бы предстояло нам решать в абстрактном смысле и с умозрительной точки зрения данный вопрос о выгодах и невыгодах того или другого начала, можно прийти к тому заключению, что чистая демократия должна служить идеалом человеческого стремления к свободе и равенству’ (а законность этого стремления он не ставит под сомнение), но, по его мнению, ‘к гражданственности, к развитию, к величию и к свободе’ можно прийти путем как ‘конституционализма’, так и самодержавия, ‘смотря по тому, в какой степени соответствует то или другое начало историческим судьбам, внутренней и внешней обстановке, а главное — совокупности элементов данного организма’. Российскому ‘организму’ в силу особенностей его исторического развития присущи самодержавие и реформы сверху. А введение конституции и ‘представительных’ (выборных) начал, по Базили, грозит ‘многомиллионному, многоплеменному и многоязычному народонаселению’ потерей государственного единства и величия.
Константин Михайлович задается вопросом, будут ли великороссы в Думе настолько ‘проникнуты сознанием общегосударственного интереса, что отрекутся и от наследственной вражды к поляку, ,и от обычного недовольства к остзейскому барону, и от свойственного великому владетельному племени высокомерия к покоренным народностям’. Какое внимание сможет обратить палата ‘на голос представителей Эривани и Ташкента’ и ‘на каком языке заговорят эти представители’? ‘С другой стороны, — продолжает он, — мыслимо ли в среде представителей окраин самопожертвование ради общей государственной пользы? Давление центра на окраины не вызовет ли отпора в ущерб общегосударственного интереса?’
Как видим, Базили нельзя отказать в проницательности, и [254] он не видит разрешения национальной проблемы в условиях колониальной политики самодержавия.
Опыт земской деятельности привел его к разочарованию в возможностях местного самоуправления. Конечно, утверждает он, ‘наше самоуправление и выборное начало — это наша школа. Шалим мы, ‘о и учимся вместе с тем’. И он снова задает вопросы, обеспечены ли достойные общественные деятели ‘большинством голосов в решении предстоящих вопросов, обеспечены ли они на избирательных съездах сочувствием коноводов’, и завершает свои рассуждения в пессимистическом тоне, что свойственно человеку, прошедшему большую и трудную политическую школу с ее надеждами и иллюзиями.
В последние годы богатой событиями и встречами жизни Базили занимался разбором бумаг и дневников, которые вел с 1830 г. Он умер за этой работой утром 10 февраля 1884 г., и одесские газеты и журналы откликнулись на его смерть 57.
К сожалению, о судьбе ценнейшего архива К. М. Базили нам ничего неизвестно.
1. Базили К. М. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. Одесса, 1861-1862, СПб., 1875, М., 1962, Базили Кистантийн. Сурийат ва Фаластийн тахт ал-хукм ал-усмани. М., 1989.
2. Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. Т. 14. М., 1952, с. 52-53.
3. Халчинский И. Д. К. М. Базили. — Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко. СПб., 1881, с. 331.
4. Там же, с. 326.
5. Это предупреждение было сделано в духе эпохи: ‘Друг мой, ты нездоров, — сказал ему приближенный вельможи при якобы случайной встрече, — и тебе надо переменить воздух сегодня же’. Этого намека было достаточно (там же, с. 327).
6. Там же.
7. Гетерии, или этерии (греч. hetairia — ‘товарищество’, ‘содружество’) — греческие тайные общества, в начале XIX в. их целью было свержение османского гнета.
8. См.: Степанов Н. Л. Н. В. Гоголь. Творческий путь. М., 1955, с. 17.
9. См.: Иофанов Д. И. Н. В. Гоголь. Киев, 1951, с. 194.
10. Там же.
11. См.: Машинский С. И. Гоголь в нежинской гимназии. — Гоголь в школе. М., 1954, Стогнут А. С. и Кононенко И. К. Новые страницы к ‘делу о вольнодумстве’ в нежинской гимназии высших наук. — Ученые записки Нежинского государственного педагогического института им. Н. В. Гоголя. Киев, 1954, т. 4-5.
12. Журнал назывался многозначительно — ‘Северная заря’, в чем-то перекликаясь с известной гимназистам ‘Полярной звездой’.
13. Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 1. М., 1892, с. 250-251.
14. См.: Халчинский И. Д. К. М. Базили, с. 329.
15. Кстати говоря, Базили и Рафалович, по-видимому, не встретились и во время своего пребывания в Сирии. Отношение Базили к Рафаловичу, быть может, характеризует то обстоятельство, что уже на склоне лет, опубликовав статью о чуме, он следует за работами Рафаловича, но ни разу на него не ссылается (Базили К. М. О чумной заразительности и о предохранительных средствах. Одесса, 1879).
16. Халчинский И. Д. К. М. Базили, с. 330.
17. Поиски Базили увенчались успехом, и это заложило основу его последующего благосостояния.
18. Формулярный список коллежского асессора Конст. Базили. 1839. — АВПР, ф. Личные дела МИД, оп. 4641, ед. хр. 27.
19. Известно, что Гоголь всегда интересовался литературной деятельностью Базили. См., например, его письмо к Н. Я. Прокоповичу от 25 января 1837 г. (Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. Т. 11, с. 85).
20. Стамбульские оригиналы. — Библиотека для чтения. 1835, т. 10. Отд. I. Русская словесность, с. 104-133, Константинопольские библиотеки. — ЖМНП. 1836, ч. 9, с. 141, ч. 10, с. 518, Коринф. — Там же, ч. 11, с. 188, Босфор. — Сын отечества. 1836, ч. 175, с. 221-239.
21. Мураджа д’Оссон (Хасаноглу Муратджан, 1740-1807) — сын армянского торговца, дипломат на шведской службе, ориенталист, автор описания Османской империи XVIII в. (Tableau [general] d’Empire Ottoman. Vol.1-2. Р. 1787-1790). Его сын Константин Доссон был шведским посланником в Берлине, опубликовал в Париже в 1820 г. том 3 — добавление к труду отца. Один том сочинения д’Оссона был переведен и опубликован в России в конце XVIII в.: Полная картина Оттоманской империи в двух частях. Труды господина д’Оссона. Т. 1. СПб., 1795. Работа д’Оссона была издана в русском переводе М. Веревкина еще в 1795 г. (см.: Межов В. И. Библиография Азии. Т. 2. СПб., 1892, No 5281). См, также примеч. 20 к вступительной статье о Сенковском.
22. [Сенковский. Рец. на:] Босфор и новые очерки Константинополя. Сочинение Константина Базили. СПб., 1836. — Библиотека для чтения. 1837, т. 20, ч. 1, отд. VI. Литературная летопись, с. 20: ‘Новое сочинение г. Базили, без сомнения, написано приятно и отличается тою же занимательностью, как и два прежние. Но г. Базили подвергается опасности испытать судьбу тех путешественников, которые, побывав в одной земле, вечно и при всяком случае говорят о ней: его не станут слушать! После одного путешествия по Турции или, точнее, около Турции пять томов очерков без плана, без связи — полно! Это наконец наскучит. Очерки да очерки: весьма хорошо сделал бы автор, если б перестал черкать и написал правильное сочинение о своем предмете, тем более что три четверти этих ‘Новых очерков’ выписаны из разных сочинений о Турции: почти на каждой странице встречаете знакомые вам места, которые вы прежде читали. Если выписывать, так уж выписывать систематически, для составления полной и удовлетворительной картины. Это — наше мнение’. И Базили десятилетие спустя создаст систематически проработанное глубокое исследование ‘Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях’. Одесса, 1861-1862, СПб., 1875, М., 1962.
23. См.: Каверин В. Барон Брамбеус. История Осипа Сенковского — журналиста, редактора ‘Библиотеки для чтения’. Л., 1929.
24. Статьи Базили в Энциклопедическом Лексиконе (СПб., 1835-1838): т. 2 — Антология, т. 3 — Аттика, Афиней, Афины, т. 4 — Базары азиатские, Балтаджи, Балтаджи-Мехмед, Бани у древних, Бани восточные, т. 5 — Беоция, Библиогнозия, Библиография и библиология, Библиомания, библиоман и библиотаф, Библиотека, Библиотекарь, т. 6 — Боболина, т. 7 — Белград Константинопольский, Бюст, т. 8 — Ваза, Вакханалия, Вакханки и вакханты, Вакхическая стопа, Вакх, т. 9 — Василико, Венеция, Венецианская республика, т. 10 — Виктория, богиня победы, т. 11 — Волумий-Тит, римский всадник, Волумий-Публий, товарищ Брута.
Его статьи в Военном Энциклопедическом Лексиконе: т. 1 — Агамемнон, Агезилай, Агис, Акроболисты, Албанцы, Андриско, Антиох, Апобаты, Арат, Аргироспиды, Аристид, Аристодем, Аристомен, т. 2 — Балтаджи, Балтаджи- Мехмед, Боболина, Буша.
25. Формулярный список…
26. Там же.
27. АВПР, ф. Департамент личного состава и хозяйственных дел, оп. 7491, ед. хр. 1404а, л. 23.
28. Формулярный список…
29. АВПР, ф. Главный архив, 1820, д. 4, л. 50.
30. АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 718, л. 158.
31. Базили К. Сирия и Палестина… Ч. 2. Одесса, 1862, с. 265.
32. АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 718, л. 184.
33. Там же, д. 799, л. 234.
34. Там же, д. 736, л. 12.
35. Там же, л. 8.
36. Органический статут Ливана был выработан международной комиссией в составе Англии, Австрии, Пруссии, России, Франции и Османской империи и принят 9 июня 1861 г. Статут предусматривал новые принципы управления Горным Ливаном. Согласно Органическому статуту, было ликвидировано разделение страны на каймакамии, во главу управления ставился губернатор-мутасарриф, католик по исповеданию, ему принадлежало право назначения чиновников и судей, сбор налогов, созыв центрального административного совета. Статут провозгласил равенство всех перед законом, отмену всех феодальных привилегий мукатааджи и т. п.
37. Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. Т. 14, с. 55.
38. АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 718, л. 97
39. См.: Кукольник Н. Лицей князя Безбородко. — Лицей князя Безбородко. СПб., 1859, с. 18, Лавровский Н. Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко, с. 70.
40. Святловский В. В. История экономических идей в России. Т. 1. Пг., 1923, Каратаев Н. К. Русская экономическая мысль в период кризиса феодального хозяйства (40-60-е годы XIX в.). М., 1957.
41. АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 718, л. 205.
42. Там же, д. 736, л. 341.
43. Там же, л. 373.
44. Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4. М., 1897, с. 770.
45. Вяземский П. А. Старая записная книжка. 1813-1852. — Полное собрание сочинений Вяземского. Т. 9. СПб., 1884, с. 280.
46. Смилянская И. М. К. М. Базили — российский дипломат и историк Сирии. — Очерки по истории русского востоковедения. Вып. 4. М., 1959, она же. Предисловие. — Базили К. М. Сирия и Палестина… М., 1962.
47. Отвечая на участливое сочувствие Гоголя, Константин Михайлович писал из Горного Ливана 25 июля 1849 г.: ‘Благодарю тебя, добрый друг мой Николай Васильевич, за твое участие — не скажу в навестившем меня горе, но и разрушении судьбы моей. Горе — доля наша. Много горя знавали мы и прежде. Ты знаешь, что я уже был испытан смертью первого моего сына. Горе наше нужно человеку для морального его воспитания. Оно делает нас добрее, терпеливее, снисходительнее. Но в положении моем горе — последняя вещь’ (Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4, с. 772).
48. Термин райя (араб.) в Османской империи имел несколько значений: податное население, христиане, подданные.
49. АВПР, ф. Посольство в Константинополе, д. 718, л. 201.
50. Успенский П. Книга бытия моего. Т. 1. СПб., 1894, с. 186.
51. Там же. Т. 3. СПб., 1896, с. 138.
52. Имеются в виду рум ортодокси (букв, ‘правоверные греки’) — название арабского и греческого православного населения Сирии.
53. Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. Т. 4, с. 684-685.
54. Рукописный отдел ГПБ, ф. Архив Гербеля.
55. Письмо в Париж о нынешнем состоянии Турции и о политическом кризисе на Востоке. СПб., 1854, Lettre sur Fetal de la Turquie et la crise actuelle. P., 1853, La guerre d’Orient ses causes et ses consequences. Bruxelles, 1854, L’Autriche et l’Allemagne dans la question d’Orient (janvier 1856). Bruxelles, L’Autriche dans les principautes danubiennes. P., 1858.
56. По поводу приобретения Англией острова Кипра. — Одесский вестник. 1878, No 152, 153, L’Empire Ottoman 1839-1877. L’Angleterre et la Russie dans la question d’Orient. Par un ancien diplomate. P., 1877, Question du Jour (janvier — fevrier 1878). Odessa, 1878, Записка по еврейскому вопросу. Доклад Одесской уездной земской управы Одесскому уездному собранию очередной сессии 1881. Одесса, 1881.
57. Записки Императорского Одесского общества истории и древностей. 1886, т. 14, Ведомости Одесского городского общественного управления. 1884, No 13, Одесский вестник, 1884, No 34-36.
Текст воспроизведен по изданию: Сирия, Ливан и Палестина в описаниях российских путешественников, консульских и военных обзорах первой половины XIX века. М. Наука. 1991
Текст —— Смилянская И. М. 1991
OCR —— Парунин А. 2012
Исходник здесь: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Turk/XIX/1820-1840/Bazili_3/pred1.htm