Александр Беляев
Александр Беляев
Константин Эдуардович Циолковский
Константин Эдуардович Циолковский
К. Циолковский.
И. Сталин.
——————————————————————
Константин Эдуардович Циолковский, Беляев Александр Романович, Год: 1935
Время на прочтение: 9 минут(ы)
19 сентября с. г. [1935] умер Циолковский, виднейший теоретик цельнометаллического дирижаблестроения и звездоплаванья, самоучка-изобретатель, чье имя войдет в историю наравне с лучшими именами, — двигателями человеческого прогресса.
Константин Эдуардович Циолковский родился я деревне Ижевской, Рязанской губернии, в большой семье управляющего лесничеством. Его отец, по словам самого К. Э. Циолковского, был ‘неудачником, изобретателем и философом’. Бедственное состояние многочисленное семьи, и отчасти глухота, полученная К. Э. Циолковским в детстве после перенесенной скарлатины, лишили его возможности учиться в гимназии. Курс наук он проходил дома под руководством отца и матери, главным же образом самостоятельно. Уже тогда он удивлял своими необычайными способностями, в особенности, в математике и физике. ‘Я так привык к самостоятельной работе, — вспоминает он свои учебные годы, — что считал более легким для себя доказать теорему без книги, чем вычитывать из нее доказательства. Лишь не всегда это удавалось’, — вникните в смысл этой фразы. Но помните историю математики, с какими усилиями человечество овладевало математическими знаниями, как нелегко давались геометрические теоремы.
С раннего детства обнаружились и изобретательские способности Циолковского. В его скупых воспоминаниях о детстве мы читаем, что любимыми его науками были математика, физика и в особенности механика. Еще в четырнадцатилетнем возрасте он делал первые опыты с бумажными аэростатами. Едва ли зная о Леонардо да Винчи, увлекался, подобно знаменитому художнику, идеей летания с помощью механически работающих крыльев, делал ‘плохие токарные станки, на которых все-таки можно было точить’, ‘строил двигатели, смастерил, между прочим, коляску, которая должна была ходить во все стороны при помощи ветра’.
‘Модель прекрасно удалась и ходила по крыше, по доске против ветра. Отец был очень доволен и с крыши изобретателя совлекали, чтобы показать машину гостям в комнате. Тут опыт также блестяще удавался. Ветер же я производил с помощью мехов. Одновременно ходила у меня по полу и другая модель, приводимая в движение паровой машинной турбинной системы’.
Циолковский уже мечтал о путешествиях на своей ‘аэроколяске’. А через два-три года он уже серьезно занялся идеей цельнометаллического аэростроения.
‘Больше всего я увлекался аэростатами и уже имел достаточно данных, чтобы решить вопрос — каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься на воздух с людьми, будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины. Мне было ясно, что толщина оболочки может возрастать беспредельно при увеличении размеров аэростата. С этих пор мысль о цельнометаллическом аэростате засела у меня в мозгу’.
В то же время Циолковский продолжал учиться, сдавая экзамены экстерном. Впоследствии стал учителем математики и физики. С 1882 года в Боровском уездном училище, с 1902 года и Калужском женском епархиальном училище, и затем в реальном училище, отдав педагогической работе 10 лет жизни.
Он стал бедным многосемейным учителем в глухом провинциальном городе. Растет семья, растет и бедность. Некий М. П. Голубицкий, посетивший К. Э. Циолковского в 1897 году, так описывает его жизнь:
‘Я познакомился с ним в городе Боровске в 1887 году, куда случайно попал несколько лет назад, и крайне заинтересовался рассказами туземцев о сумасшедшем изобретателе Циолковском, который утверждает, что наступит время, когда корабли понесутся по воздушному океану со страшной быстротой, куда захотят. Я решил навестить изобретателя. Первое впечатление было удручающее. Маленькая квартирка, в ней большая семья — муж, жена, дети и бедность, бедность изо всех щелей помещения, а посреди его разные модели, доказывающие, что изобретатель действительно немножко тронут: ‘Помилуйте, в такой обстановке отец семейства занимается изобретениями’.
Едва ли многим лучше жилось К. Э. Циолковскому и в Калуге. Его домишко на окраине города, на Коровинской улице, — ныне им. Циолковского, — недалеко от Оки, ничем не отличается от соседних обывательских домов. Маленький сельский домик с мезонином. На улице кур и гусей больше, чем людей. Огородик.
А вне дома — чуждый враждебный мир, Местные обыватели считают его сумасшедшим, маниаком. Городские заправилы — человеком ‘опасных мыслей’. Его едва терпят на службе. Он находится под неусыпным надзором бдительного начальства.
‘Широкая’ общественность также не приходит на помощь. Когда по инициативе Голубицкого ‘Калужский Вестник’ организовал сбор пожертвований, было собрано всего 55 рублей, из них из Петербурга — 4 рубля. Так расщедрилась царская столица на поддержку молодого изобретателя. Говоря об этом ‘общественном’ движении, Циолковский пишет: ‘Принимал я эти деньги со скрежетом зубовным и с затаенной душевной болью, т. к. некоторые… прямо жертвовали на бедность. Я даже заболел, но все-таки терпел, надеясь на возможность дальнейших работ’.
Приходилось снова, в снова — отрывая от скудных достатков семьи, рассчитывать только на свой нищенский заработок. Без домашней мастерской, ‘лаборатории’ он не мог существовать. — ‘Меня всегда сопровождала домашняя мастерская. Если она разрушалась, например, на пожаре или наводнении, то я снова ее заводил или пополнял…’ — на собственные деньги.
Наконец, не лучше были отношения и официальных научных кругов и учреждений к изобретениям Циолковского.
В 1890 году воздухоплавательный отдел императорского технического общества в полном составе выступил против утверждения Циолковского, что аэростатом можно управлять по своему желанию. Изобретателю заявили, что ‘аэростат всегда должен остаться игрушкой ветра’.
— ‘Тяжело работать в одиночку многие годы при неблагоприятных условиях и не видеть ниоткуда — ни просвета, ни поддержки’.
Такова, невеселая внешняя сторона жизни изобретателя, который родился слишком рано.
Но Циолковский не сдавался и продолжал работать не покладая рук.
По скрипучим ступенькам крутой лесенки поднимался он в мезонин, в свою мастерскую-светелку. За окном виднелась Ока и заокские леса. На простом верстаке помещался ‘склад изданий’ автора — брошюры, изданные на скудные средства изобретателя. Он рассылал и дарил их всем, интересующимся его идеями. На полках — большой Брокгауз, Чехов, Мамин-Сибиряк…
Изобретатель усаживается за письменный стол. И вот провинциальная Калуга, невежественные, косные обыватели, общественное презрение, семейные заботы, бдительное начальство, все ‘земное тяготение’ остается внизу. Сквозь стройные и строгие ряды математических формул, он уже видит ‘небо в алмазах’ и беспредельные дали звездных миров…
Как всякий самоучка, с замкнутым кругом жизненных восприятий и знаний, он иногда ‘заново открывает’ уже открытые физические законы, — как это было с ‘Теорией газов’, ‘Механикой животного организма’, ‘Продолжительностью лучеиспускания звезд’, — не беда. Это лишь доказывает, что ему по плечу самостоятельное разрешение таких проблем. Зато он предвосхищает и многие новые идеи.
За восемь лет до первых полетов братьев Райт Циолковский математически разрабатывает теорию аэроплана и создает законченный тип этого летательного аппарата. (‘Аэроплан, или Птицеподобная авиационная летательная машина’, 1895 г.).
За пять лет до Цеппелина Циолковский выступает с идеей управляемого аэростата.
Его первенец — небольшая модель находит свое упокоение в калужском музее, рядом с баночками и жуками, в музее местного края ‘песни купчихи Рыжичкиной’, пожертвовавшей свой дом музею, а громадное состояние — пятидесяти кошкам и двум приживалкам.
Время и царский режим были против Циолковского. Идеи аэроплана и дирижабля, созревшие в Калуге, не дают плода, Позже пришедшие европейские и американские изобретатели обгоняют косную родину изобретателя, а ему остается только ‘моральное удовлетворение’, в том, что его идеи, вопреки утверждению царских чиновников — ученых, восторжествовали. Не беда! Он берет, наконец, реванш в веках, как ‘патриарх звездоплавания’, — первый теоретик реактивных двигателей для сверхвысотных межпланетных полетов.
Тридцать два года тому назад в журнале ‘Научное обозрение’ появляется его первый труд — ‘Исследование мировых пространств реактивными приборами’. В России, разумеется, на эту работу не обратили внимания. Зато в Америке статья произвела большое впечатление. А в Европе ловкий шведский полковник Уиге применил идею Циолковского к военному делу и небезвыгодно для себя продал эту украденную у Циолковского идею, — выдав за свою, — известному Круппу.
Не беда! Циолковскому к этому не привыкать. Цепкая посредственность всегда пользуется тем, что проходит ‘мимо рук’ у людей творческого типа. Циолковский не нажил состояния на патентах, но он нажил нечто для него большее — мировое признание. Его имя и его авторитет в особенности поднялись за последние 15 лет, когда идея ракетного двигателя начала пробивать себе широкую дорогу. Виднейшие ученые, инженеры Запада и Европы, — Гиддарт, Герман Оберт, Эспо Пельтри, Вальер, погибший при взрыве ракетного автомобиля, считают Циолковского своим учителем.
— Вы зажгли свет, и мы будем работать, пока величайшая мечта человечества не осуществится, — писал Оберт Циолковскому.
Над осуществлением этой мечты продолжал работать до последних дней и сам Циолковский. Совсем недавно ему пришла ‘счастливая мысль’, которая, по его мнению, приближает осуществление этой ‘мечты’ настолько, что, по словам самого Циолковского, — в межпланетное пространство полетит еще современное поколение людей. Пока же — с легкой руки Уиге, — реактивные двигатели все более внедряются в артиллерию, как новое орудие истребления людей, а в мирных целях — для переброски почты…
Приходится пожалеть о том, что Циолковский ‘рано родился’. Октябрьская Революция в корне разрушила тот быт и уклад, который был враждебен всему новому. При Советской власти Циолковский получил полное и давно заслуженное признание. Еще недавно, — 17 октября 1932 года вся страна торжественно отпраздновала 75-летие со дня рождения и 50-летие его изобретательской деятельности. Циолковский был награжден орденом Трудового Красного Знамени, получил персональную пенсию, был поставлен в лучшие бытовые условия и, — что самое важное для изобретателя, он получил ту поддержку в своей творческой работе, о которой тщетно мечтал всю жизнь.
Строится цельнометаллический дирижабль. Уже советские ученые ‘поддерживают огонь’, зажженный Циолковским, овладевая техникой межпланетных сообщений. Перед Циолковским открылось необозримое поле творческих возможностей. Смелый, дерзкий на новизну изобретатель умер тогда, когда ‘смелое и дерзкое на новизну’ правительство получило возможность оказывать ему самую широкую материальную поддержку.
Большинство знает Циолковского, как изобретателя цельнометаллического дирижабля и ‘звездолета’. Эти работы, действительно и представляют наибольшую ценность для нашего времени. Но исследовательский и изобретательский диапазон Циолковского гораздо шире. Циолковский дал ряд интересных и вполне оригинальных работ в области физики, механики, геологии, астрономии, физиологии, ботаники, даже социологии и философии. Довольно привести краткий перечень его работ, чтобы, — по одним названиям, — иметь представление о широком охвате его умственных интересов: ‘Давление на плоскость’, ‘Сжиматель газов’, ‘Как увеличить энергию взрывных (тепловых) двигателей’, ‘Аэроплан’, ‘Дирижабли’, ‘Реактивный аэроплан’, ‘Стратоплан полуреактивный’, ‘Цели звездоплавания’, ‘Сопротивление воздуха и скорый поезд’, ‘Новый аэроплан’, ‘Вне Земли’, ‘Образование солнечных систем и споры о причине космоса’, ‘Прошедшее Земли’, ‘Современное состояние Земли’, ‘Будущее Земли’, ‘Общественная организация человечества’, ‘Нирвана’, ‘Горе и гений’, ‘Разум и страсти’, ‘Богатство вселенной’, ‘Воля вселенной’, ‘Растительность будущего’, ‘Космические ракетные поезда’…
Он первый в России устраивает аэродинамическую трубу, впоследствии нашедшую столь широкое применение в авиатехнике, и производит ряд ценных опытов по аэродинамике, он предлагает международный алфавит и принцип новой, очень простой и дешевой пишущей машины…
Он многообразен, как выдающиеся люди эпохи Возрождения, по широте же охвата интересов он являет собою как бы тип и прообраз ‘человека будущего’, с его расширенным до ‘космических масштабов’ сознанием. Он живет интересами всего человечества, он чувствует себя ‘гражданином вселенной’. Он мыслит пространство сотнями миллионов световых лет. Для него Земля — лишь пылинка Солнца, Солнце — пылинка Млечного Пути, Млечный Путь — пылинка Эфирного Острова, — как называет он систему Млечных путей, — а их миллион в Эфирном Острове, — Эфирный же Остров, занимающий такое протяжение, что луч света может пробежать его от края до края, — делая 300 тыс. км в секунду, — лишь в 100 миллионов лет’ — такой Эфирный Остров лишь нулевая величина по сравнению с Большой Вселенной, включающей в себе неизмеримое количество Эфирных Островов…
Его представление о пространстве и времени неизмеримо шире нашего. И потому-то он с такой смелостью заглядывал в отдаленное прошлое и будущее. Он предусма-тривал судьбу человечества на миллионы лет вперед. Его озабочивало будущее перенаселение земного шара. И он дает изумительные ‘научно-фантастические’ проекты титанических работ по овладению тропиками, заселению пустынь, доселе неприступных гор, даже океанов, об уничтожении атмосферы, мешающей проникать значительной части солнечной энергии (необходимое для дыхания количество воздуха остается ‘под оранжереей’, покрывающей земной шар). Он мечтает о создания новых видов высококалорийных растений, наконец, о переселении земных людей на астероиды, планеты, о создании ‘ракетных’ колоний. Он мыслит время, когда люди путем эволюции приспособятся жить в межзвездном пространстве… Он думает о судьбе, о смысле всего мироздания…
История этой долгой и плодотворной жизни глубоко поучительна. Она живой пример того, как человек может противостоять всем неблагоприятным условиям, побеждать пресловутые ‘объективные условия’ и достигнуть намеченной цели.
В чем секрет его успеха? Во-первых, в целеустремленности. — ‘Я читал только то, что могло мне решить интересующие меня вопросы’. — (В этом отношении он похож на другого великого самоучку — Эдиссона). Во-вторых — в развитии ‘умственной самодеятельности’ (Вспомним его самостоятельное решение теорем). В-третьих — в сочетании теории с практикой. Он никогда не был ни оторванным от науки фантастом, ни оторванным от жизни голым теоретиком.
* ‘Я учился, творя’.
* ‘Исполнению предшествуют мысли. Точному расчету — фантазия’.
* ‘Вся моя жизнь состояла из размышлений, вычислений, практических работ (две грыжи нажил) и опытов’.
* ‘Основной мотив моей жизни — сделать что-либо полезное для людей, не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперед. Вот почему я интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но, я надеюсь, что мои работы может быть скоро, а может быть и в отдаленном будущем дадут обществу горы хлеба и бездну могущества’.
В этих словах — лучший портрет великого изобретателя и гражданина. И этой цели — ‘не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперед’ — Циолковский оставался верен буквально до последних минут.
Безнадежно больной, уже не будучи в состоянии есть и пить, он принял главного инженера третьего конструкторского бюро, выслушал информацию о проектировании и постройке цельнометаллического дирижабля и дал ряд практических указаний о сварке гофрированной стали.
Последними его словами, его завещанием, — было обращение ‘к вождю народа тов. Сталину’ за шесть дней до смерти:
ЦК ВКП(б) — вождю народа тов. Сталину
Мудрейший вождь и друг всех трудящихся, т. Сталин!
Всю свою жизнь я мечтал своими трудами хоть немного продвинуть человечество вперед. До революции моя мечта не могла осуществиться.
Лишь Октябрь принес признание трудам самоучки, лишь Советская власть и партия Ленина—Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным. Однако, сейчас болезнь не дает мне закончить начатого дела.
Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и Советской власти — подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат эти труды. Всей душой и мыслями Ваш, с последним искренним приветом всегда Ваш
В ответ на это письмо тов. Сталин телеграфировал:
Знаменитому деятелю науки товарищу К. Э. Циолковскому.
Примите мою благодарность за письмо, полное доверия к партии большевиков и Советской власти.
Желаю Вам здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся.
Жму Вашу руку.
Циолковский горячо благодарил тов. Сталина. — ‘Чувствую, сегодня не умру’.
Он умер 19 сентября, прожив 78 лет и 2 дня, исполнив основную цель своей жизни — ‘не прожить даром жизнь’.
Для редакции журнала ‘Вокруг света’ смерть Константина Эдуардовича Циолковского вдвойне тяжелая утрата. Мы потеряли не только выдающегося человека нашей родины.
Константин Эдуардович был внимательным читателем, другом и сотрудником нашего журнала. Мы ценим это, тем более, что в последние годы К. Э. редко выступал в печати. Нас он не забывал. В прошлом году мы помещали его статью ‘За атмосферу’.
В текущем году отзывчивый на все новое изобретатель дал статью о батисфере ( 6, ‘Вокруг света’ — ‘Величина погружения океанской батисферы’). Это была одна из его последних работ.
Живо откликался он и на печатающийся в журнале материал, привлекавший его внимание. Так, когда начала печататься повесть А. Беляева ‘Воздушный корабль’, К. Э. Циолковский прислал письмо в редакцию, в котором сообщал, что он нашел повесть остроумной по замыслу и достаточно научной для фантастики: ‘Выражаю свое удовольствие уважаемой редакции и товарищу Беляеву’.
По словам К. Э. первая идея о межпланетных полетах возникла у него после прочтения романа Жюль-Верна ‘Путешествие на Луну’. И если сам К. Э. не писал научно-фантастических романов, то создал огромное количество замыслов, которых хватило бы на несколько Жюль-Вернов. В этих замыслах дерзость мысли. Фантазия сочеталась у него с глубокой научностью. Поистине, он был ‘научным фантастом’ в лучшем смысле этого слова.
Циолковский умер, но осталась сокровищница его идей. И редакция предполагает с некоторыми из них, еще мало знакомыми широкой публике, познакомить читателей в литературной обработке наших авторов.
Впервые — в журнале ‘Вокруг света’, 1935, No 10, стр. 14-16.