КОНЕВСКОЙИван [наст. имя и фам. Иван Иванович Ореус, 19.9(1.10).1877, Петербург — 8(21).7.1901, близ ст. Зегевольд (Лифляндия)], поэт, критик. Предки К. — выходцы из Швеции. Отец — воен. писатель, историк, ген. Ив. Ив. Ореус (1830—1909), мать — Елиз. Ив., урожд. Аничкова (ум. в 1891). Первонач. образование К. получил дома. В 1890— 96 учился в 1-й петерб. г-зии, в 1896 поступил на классич. отделение ист.-филол. ф-та Петерб. ун-та, к-рый закончил в 1901 на славяно-рус. отд. Совершил два заграничных путешествия — летом 1897 (Австрия и Германия) и в 1898 (Балтийское море, Любек, Кёльн, по Рейну в Гей-дельберг, Швейцария, Сев. Италия). Во время летней поездки по прибалтийским губ. утонул, купаясь в реке Аа (Гауя).
Дебютировал в печати стих. ‘Снаряды’ (Кн. ‘Недели’, 18%, ноябрь), подписанным наст, фам., последующие публ. — под псе в д., к-рый восходит к назв. о. Коневец на Ладожском озере [см. стих. К. ‘С Коневца’ (‘Я варяг из-за синего моря…’, 1898), символизирующее единство ‘варяжского’ и рус. начал в душе автора]. Становление личности К. проходило в кругу гимназии, и ун-тских друзей (художник И. Я. Билибин и его брат А. Я. Билибин, А. Ф. Каль, поэт В л. В. Гиппиус, СП. Семёнов, П. П. Конради, H. M. Соколов, Я. И. Эрлих и др.). В ун-те К. участвовал в Лит.-мыслит. кружке, однако в целом его поэтич. юности свойственна атмосфера психол. замкнутости, ‘келейности’, одиноких раздумий. В 1896 он пытался через H. M. Минского напечатать стихи в ж. ‘Сев. вест.’, впоследствии общался с Ф. Сологубом, в доме к-рого в дек. 1898 встретился с В. Я. Брюсовым, высоко оценившим своеобразный талант, обширную эрудицию и глубину мышления К. В 1899—1901 К. состоит в интенсивной переписке и общении с Брюсовым (дважды приезжает в Москву — в сент. 1899 и в нач. янв. 1900), вместе с ним участвует в начинаниях символист, школы: пишет предисл. ‘К исследованию личности Александра Добролюбова’ для ‘Собр. стихов’ А. М. Добролюбова (М., 1900), публикует в коллективном сб. ‘Книга раздумий’ (СПб., 1899, др. участники — Брюсов, К. Д. Бальмонт, М. А. Дурнов) цикл стих. ‘От солнца к солнцу’, вызвавший насмешливые отзывы: Д. Шестаков — ‘Торгово-промышленная газ.’, лит. прил., 1900, 20 февр., с. 4 (‘кошмарные образы, темнота и невразумительность мысли’), В. Эссель — НВ, илл. прил., 1900, 23 февр., Old Gentleman <,А. В. Амфитеатров>, — ‘Россия’, 1900, 24 марта, Lemus <,M. К. Лемке>, — ‘Орлов. вест.’, 1900, 28 марта, РМ, No 7, отд. III, с. 241—42. В 1-м альманахе изд-ва ‘Скорпион’ К. печатает подборку стихов и полемич. ст. ‘Об отпевании новой рус. поэзии’ (СЦ на 1901, М., 1901).
В кон. 1899 вышла в свет единств, прижизненная книга К. ‘Мечты и думы’ (СПб., 1900) — сб. стихов и медитативной прозы (путевые заметки, критич. и филос. -эстетич. этюды).
Сб-к остался почти незамеченным: лишь Вл. В. Гиппиус (ранее сочувственно относившийся к К.) опубл. рец. (МИ, 1900, No 5—6, отд. II, с. 107), в к-рой, признавая талантливость К., порицал его за ‘неграмотность’, неряшливость слога и мыслей и придавал книге ‘значение ученич. работ, выполненных неудовлетворительно’ (письмо К. к Гиппиусу от 12 апр. 1900 с ответной отповедью — Ежегодник РО ПД. 1977, Л., 1979, с. 94—98), позднее Гиппиус вновь с пиететом отзывался о К. [стих. ‘Ив. Коневской’ (‘Ореус милый! отрок прозорливый…’). — В кн.: Нелединский Вл. <,Гиппиус Вл. В.>,, Томление духа, П., 1916]. Брюсов по выходе книги К. записал (дек. 1899): ‘Поэзию Ореуса считаю одной из замечательнейших на рубеже двух столетий’ [Брюсов (1), с. 78].
Брюсов стал гл. пропагандистом творчества К. после смерти поэта. Под ред. и со статьей Брюсова вышла в свет книга К. ‘Стихи и проза. Посмертное собр. соч.’ (М., 1904). Брюсов посвятил памяти К. и Г. Бахмана 2-е и 3-е изд. книги своих стихов ‘Tertia vigilia’ (M., 1908, СПб., 1914), писал в автобиографии: ‘Коневскому я обязан тем, что научился ценить глубину замысла в поэтич. произв. — его филос. или истинно-символич. смысл’ (Венгеров. Лит-ра 20 в., т. 1, кн. 1, с. 112). Творчество К. высоко оценивал А. А. Блок, отмечая трактовку ‘петербургской’ темы, а также ‘особенное, углубленное и отд. чувство связи со своей страной и своей природой’ (Блок, V, 598).
Поэзия для К. — не столько самоценное творчество, сколько разновидность интеллектуального дневника, форма мышления, познания мира и себя — исповедь души, сознающей связь с мировой жизнью и историей человечества и одновременно драм, отторженность от благого всеединства. Широта, отчетливость и концентрированность поэтич. мысли, ‘острая сознательность, разумность — основной тон’ его лирики (Смирнов А., Поэт бесплотия. — МИ, 1904, No 4, с. 81), пейзаж в ней — чаще всего проекция отвлеченного пантеистич. созерцания: ‘Это — какая-то новая, мистич. натурфилософия, с ее своеобразным, поражающим ‘разумом’ гор, моря, городов… дух замирает, кристаллизуется в пространственные образы’ (там же, с. 82). В его поэтич. мироощущении природное и человеческое, всемирное, всеобщее и индивидуальное, конкретное являют нерасторжимое целое, при этом тяготение к ‘безмерности’, широте мировосприятия сочетается в лирике К. с изв. узостью тематич. репертуара: в ней доминируют созерцательно-рефлективные начала, пафос отвлеченной мысли подчиняет себе систему худож. образов. Главное для К. — ‘мировоззрение поэзии’, ‘тайно-зрительное вдохновение’, ему близки творчество Е. А. Баратынского, Ф. И. Тютчева, Вл. С. Соловьёва, А. В. Кольцова (филос. ‘думы’), воспринятые под специфич. углом зрения А. К. Толстой, Н. Ф. Щербина. У К. преобладают мотивы оптимистич. приятия мира, Н. О. Лернер утверждал (в очерке ‘Ив. Коневской’), что после ‘вечного юноши Пушкина’ К. — ‘самое радостное, самое бодрое явление в нашей лит-ре’ (‘Книга о рус. поэтах последнего десятилетия’, СПб. — М., [1909], с. 123), ср.: ‘…панкосмическая жажда существования делала из Коневского настоящего, призванного, стихийного поэта… В его поэзии играет и бьется нерв чисто растительной радости, слышен пульс какого-то органич. восторга перед величьем и красотой мироздания’ <,Крымский С. <,Кара-Мурза С. Г.?>,, Неизвестный поэт. — ‘Семья’, 1904, No 6, с. 10—11). Социальные процессы К. воспринимает как разновидность стихийных мировых разломов и переворотов, устремленность к ‘биениям жизни’ (‘Я в зрелища вхожу неудержимо’ — стих. ‘К пластику’, 1898, ‘Есть утешение большое — / Явленьем всяким пламенеть’ — стих. ‘Крайняя дума’, 1899) порождала, наряду с непосредств. лирич. медитациями, также ‘эпич. думы’ (стих, на ист., мифол., фольклорные темы), в к-рых человек воспевался как частица природной силы. Образцом в этом отношении для К. было творчество зап.-европ. символистов-‘эпиков’ (Э. Верхарна, Ф. Вьеле-Гриффена). К. был одним из первых в России ценителей новейшей франц. поэзии (Ж. Лафорг, Ж. Мореас, Г. Кан и др.), ему принадлежат прозаич. пер. произв. зап. поэтов и мыслителей — А. Ч. Суинберна, Д. Г. Россетти, Верхарна, Ф. Ницше, М. Метерлинка, А. де Ренье, Р. У. Эмерсона, Новалиса, И. В. Гёте и др. (ЦГАЛИ, ф. 259, оп. 1, No 9).
Наиб. неприятие у современников вызывал подчеркнуто индивидуальный стиль К., архаизированный, синтаксически усложненный слог с использованием малоупотребительных слов и речевых оборотов — ‘прекрасная корявость’ (Рус. лирика. Маленькая антология от Ломоносова до Пастернака. Сост. Д. П. Святополк-Мирский, Париж, 1924, с. XII), ‘Шлифовки нет, все первобытно, неподдельно и поэтому интересно’ (Поярков Н., Поэты наших дней, М., 1907, с. 16). ‘Косноязычие’ К., его тяготение к вещному, семантически осязаемому слову в 1910-е гг. были восприняты как поэтич. завоевания и новации (Б. Л. Пастернак, В. И. Нарбут, С. П. Бобров и др.).
К. был противником формальных и импрессионистич. опытов, отрицал поэтич. ‘фокусничество’ (К. Д. Бальмонт, С. Мерриль) во имя глубины и точности поэтич. мысли, отстаивая свои убеждения с долей ригоризма и дидактичности. Эти особенности, а также неприятие ‘искусства для искусства’, ‘почвеннические’ тяготения и мистич. устремления роднили К. с идейно-эстетич. исканиями ‘младших’ символистов, вступивших в лит-ру уже после его гибели.
Лит.: Гиппиус З., Критика любви. Декаденты-поэты. — МИ, 1901, No 1, Бобров С, О лирич. теме. — ТиД, 1913, тетр. 1—2, с. 135—36, Венгеров. Лит-ра 20 в., т. 3, кн. 8, с. 150—63, Брюсов (1, по ук.: Ореус), Брюсов (2), с. 481—95, его же, Собр. соч., т. 1, М., 1973, с. 352, т. 2, с. 63—64, т. 6, 1975, с. 242-49, 283, Гудзий Н. К., Тютчев в поэтич. культуре рус. символизма. — ‘Изв. по рус. языку и словесности АН СССР’, 1930, т. 3, No 2, Перцов, с. 243-48, Маковский С, На Парнасе ‘Серебряного века’, Мюнхен, 1962, с. 177—94, ‘Чудо поэтич. воплощения’. (Письма Б. Пастернака). Публ. Е. В. Пастернак. — ВЛ, 1972, No 9, с. 157, И. Коневской. Письма к Вл. В. Гиппиусу. Публ. И. Г. Ямпольского. — В кн.: Ежегодник РО ПД. 1977, Л., 1979, Парнис А., Тименчик Р., Эпизод из жизни В. Брюсова. — ‘Даугава’, 1983, No 5, Мордерер В. Я., Блок и К. — В кн.: ЛН, т. 92, кн. 4, Ямпольский И. Г., Письма А. Миропольского к К. — Памятники культуры. 1988, M., 1989, ЛН, т. 85 (ук.), Переписка Брюсова и К. Вступ. ст. А. В. Лаврова, публ. и комм. А. В. Лаврова, В. Я. Мордерер, А. Е. Парниса. — В кн.: ЛН, т. 98,
Архивы: ЦГАЛИ, 259,ЦГИАЛ, ф. 114, д. 7784, ф. 14, оп. 3, д. 33204.
А. В. Лавров.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 3. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 1994