Коля Зуев 14-ти летний мальчик-герой, Добронравов Николай Евгеньевич, Год: 1905 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 14 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

КОЛЯ ЗУЕВЪ

14-ти лтній мальчикъ-герой.

Кавалеръ ордена Св. Георгія 4-й, 3-й и 2-й степени.

БОЕВАЯ БЫЛЬ

ИЗЪ САМЫХЪ ДОСТОВЕРНЫХЪ ИСТОЧНИКОВЪ

Сост. H. Е. Добронравовъ.

МОСКВА.
Типографія Филатова, Сртенка, Колокольник. п., д. Maлюшина
1905 г.

СОДЕPЖАНIЕ.

Маленькій кавалеръ трехъ Георгіевскихъ крестовъ 2 й, 3 и и 4 и степени 14-ти лтній мальчикъ Коля Зуевъ

А мы говоримъ

Храбрость

Подвигъ мальчика Коли Зуева

Маленькій кавалеръ трехъ Георгіевскихъ крестовъ 2-й, 3-й и 4-й сепени, 14-ти л&#1123,тній мальчикъ Коля Зуевъ.

Вотъ то, надъ чмъ приходится невольно призадуматься…

Война родитъ героевъ! Это такъ, это почти всегда, но что бы подобные единичные случаи были — это рдкость.

Мало ли что бываетъ?

Бываетъ напримръ вотъ что:

Бываетъ нчто изъ ряда выходящее.

Прежде чмъ разсказывать вамъ читатель про подвиги моего ребенка, четырнадцати лтняго мальчугана героя Коли Зуева, я васъ немного ознакомлю вообще съ войной:

Замтьте все это не вымыселъ, нтъ, все это изъ достоврныхъ источниковъ.

Вотъ образецъ:

Всю ночь сплошной бой на пространств пятнадцати верстъ, подъ звздными небесами, въ сумрак и тишин полей, въ непроглядной тьм горныхъ лощинъ, на отвсахъ изорванныхъ скалъ, на вершинахъ, гд въ благоговйномъ уединеніи стояли до сихъ поръ священныя кумирни. Всю ночь умирали люди въ и безъ того выбитыхъ полкахъ, въ только что пришедшихъ изъ Россіи свжихъ батальонахъ, впервые сегодня съ жуткимъ чувствомъ любопытства, страха или съ великодушнымъ желаніемъ отдать себя за непонятное имъ дло вступавшихъ въ бой,— издали въ бои ничего общаго не имющій съ тмъ, что они до сихъ поръ читали и представляли себ. Всю ночь на этихъ отвсахъ, на сжатыхъ нивахъ, у ркъ кормились раненные, ползли куда-то, сами не зная, лишь бы подальше отъ этого ада, и глупыя, случайныя, не въ нихъ направленныя пули настигали ихъ и укладывали съ сотнями такихъ же, какъ они, недвижныхъ, слпыхъ и глухихъ ко всему этому ужасу кругомъ. Всю эту ночь у костровъ ждали солдаты, когда ихъ позовутъ, когда и имъ придется итти туда — на страду. Безмолвные солдаты часами смотрли въ огонь, прислушиваясь къ тому, что совершается тамъ. Всю эту ночь у насъ въ дворахъ стоялъ шумъ. Трещало сгорвшее дерево прізжали и узжали ординарцы, изъ темноты слышались крики: какъ тугъ дохать къ командующему арміей, булькала вода въ котелкахъ для чая, и изрдка откуда-то долетала милая родная псня, лаяли отовсюду потревоженные псы, орали ослы, громыхали колеса батарей, вызжавшихъ на позиціи, парковъ, доставлявшихъ снаряды, обозовъ съ патронами и издали ровное, глухое слышалось движеніе ужасныхъ двуколокъ съ ранеными. Всю эту ночь, не смыкая глазъ, я прислушивался къ грохоту боя и рисовалъ себ, что тамъ теперь происходитъ, какъ во тьм люди схватываются одни съ другими, люди, не знавшіе днемъ покоя, измученные безсонницей, голодные, озлобленные. Гд ужь тутъ быть ‘человку’ на войн, когда кругомъ все доводитъ до одури, до бшенства, до мучительнаго чувства: не дать никому пощады, уничтожить все живое, что осмлится встртиться на ихъ пути. Всю эту ночь я слышалъ, какъ ворочались и вздыхали ‘спавшіе’ въ той же фанз генералъ Треповъ, С. В. Александровскій, Стаховичъ, Горбацевичъ, князь Долгорукій, Григорьевъ, Кононовичъ — очевидно, и ихъ преслдовали т же ужасныя мысли, и имъ было не до покоя и тишины…

Съ одиннадцати часовъ японцы въ сплошномъ мрак подошли къ правому флангу десятаго корпуса и лвому — семнадцатаго. Они ни наминуту не давали имъ покоя, обстрливали ихъ окопы, атакуя т или другіе частями. Непріятельскія батареи направляли сюда свой огонь. Прицлъ былъ взятъ днемъ, они знали, что за ночь мы не отойдемъ — когда же тутъ окапываться, и у насъ здсь выбыло изъ строя масса народа. Въ вчномъ ожиданіи атакъ, въ движеніи по одному и тому же направленію и въ паник, мстами неизбжно являющейся въ ночномъ бою, каспійцы, новочеркассцы, самарцы перемшались кое-гд такъ, что нельзя было разобраться, кто принадлежитъ къ какому полку. Солдаты и безъ того не знали, кто и что у нихъ направо, налво, впереди, въ глубин,— гд же было освдомиться объ этомъ ночью? Бросали позиціи и уходили, мшаясь одни съ другими, какъ волны, идущія въ отливъ, перекидывающіяся гряда черезъ гряду, сплывающіяся въ одну кипнь, въ общій хаосъ. Необстрляннымъ свжимъ частямъ и днемъ жутко,— гд ужъ тутъ было удержаться имъ въ ночномъ бою. Одинъ батальонъ новочеркассцезъ былъ окруженъ японцами, когда мы посылали подкрпленія, они не находили своихъ, потому что сбивались съ дороги. Дномъ ведешь, а тутъ все наощупь, если не знаешь наизусть малйшей складки этой пересченной волнообразной мстности. Вершины горъ могли бы быть маяками, но он вс повиты туманомъ и сумракомъ. Шедшіе къ Двурогой гор попа дали на кумирню, шедшіе къ Лсистой съ кумирней оказались у Двурогой. А нкоторые и вовсе не доходили. Добрались до деревни между ними и благоразумно застревали тамъ. Куда же де соваться въ сплошную ‘чернеть’, неодолимымъ игомъ лежавшую впереди. Въ чернети сверкали въ высот огни шрапнелей, свистали пули, перекрещивались стальные бичи фугасныхъ, бризантныхъ гранатъ, вспыхивали заревами шимозы. Наши батареи выбрасывали струи огня, и по нимъ мтко блнъ противникъ: тридцать первую артиллерійскую бригаду растрепало у генерала Рябинкина, отважно боровшагося всю ночь…

…Солдаты слышали безчисленные разсказы о томъ, что японцы отлично говорятъ по-русски, знаютъ нашу команду, великолпно ей подражаютъ. Наши поэтому недоврчиво относились къ своимъ, подозрвая въ нихъ японцевъ. Случалось, къ отряду подъжалъ русскія офицеръ.

— Это какая рота?

Ему отвчали.

— А кто у васъ направо?

— Такой-то полкъ.

— Налво?

— Налво никого.

Онъ давалъ шпоры коню и узжалъ… прямо къ своимъ японцамъ. Понявъ, въ чемъ дло, по немъ давали залпъ, но было уже поздно. А то подскакивалъ адъютантъ и приказывалъ отступать. Часто исполняли. Потомъ налеталъ освирпвшій генералъ.

— Зачмъ вы отошли?

— Ваше превосходительство приказали.

— Какъ… когда?!

Оказывалось, все это продлано переодтымъ японскимъ офицеромъ.

— Разв ночью морду разберешь — какая она!

Такъ что, случалось сталкиваясь въ эту ночь, свои кричали: нестрляй, мы — русскіе!

И трахъ — залпъ.

Задолго до разсвта Двурогую гору японцы у насъ отняли. Кумирня Богъ знаетъ сколько разъ переходила изъ рукъ въ руки. Мы было опять пошли на Двурогую, но насъ отбили, и съ двухъ часовъ она уже совсмъ перешла въ руки противника. Въ это же время налво, у Зарубаева, въ его горныхъ лощинахъ, разгорлся настоящій бой, людей много выбывало изъ строя. На нашемъ правомъ фланг было обнаружено ихъ обходное движеніе и мы отодвинулись на наши главныя позиціи… Въ центр злополучный и отважный Тамбовскій полкъ былъ почти уничтоженъ. Говорили, отъ него осталось всего около трехсотъ человкъ. Потомъ подошли отбившіеся, отставшіе, смшавшіеся, съ другими полками, но все-таки отъ этихъ славныхъ солдатъ ветерановъ многихъ сраженіи не насчиталось и четверти. Масса офицеровъ выбита, часть ихъ даже не нашлась. Остались лежать на позиціяхъ. отъ которыхъ мы отступили. Жалуются, что наши лвыя батареи били по своимъ…

А мы говоримъ?!

Прошлая ночь была для насъ несчастна.

Недаромъ съ такъ жутко бьющимся сердцемъ мы прислушивались къ этой сплошной трескотн ружейныхъ залповъ, къ глухимъ ударамъ до утра не смолкавшихъ орудій. Двурогую сопку, изъ-за которой мы столько пролили крови,— заняли японцы, Лсную съ кумирней — мы имъ уступила. Наше наступленіе пока можно считать неудавшимся. Во что это обошлось противнику — другой вопросъ. У нихъ потери, разумется, больше нашихъ, потому что ‘брать’ всегда въ расцнк человческихъ жизней обходится дороже, чмъ отдавать. Они отняли то, что мы у нихъ отобрали падняхъ, и показанія плнныхъ единогласны: этотъ побдоносный маневръ обошелся имъ куда выше настоящей стоимости позицій, но и мы на нихъ потеряли столько! Врагъ ни передъ чмъ не отступалъ здсь. Впрочемъ, мы его сами снабдили орудіями обмана. Отступая отъ Вафангоу, мы оставляли на сопкахъ тысячи солдатскихъ нашихъ шинелей.

Вотъ еще картина? Дло говоритъ само за себя, въ народ разнесся слухъ будто бы газеты врутъ, будто бы извращаютъ событія, но мы спшимъ сообщить, что эти слухи пущенные въ народъ людьми вроятно злонамренными, не имютъ ни какого основанія…

Приводимъ примры, напримръ такой:

‘Шли въ бой, одною дорогой, снимали все лишнее въ жару лтняго дня или въ устали тяжелаго похода все, что насъ обременяло, уходили изъ боя мы другой дорогой, той, которая оказывалась свободной,— и вся эта ‘амуниція’ доставалась японцамъ. Теперь они воспользовались ею вполн. Противъ батальона Воронежскаго полка они вышли, переодтые въ наши солдатскія шинели, кричали ‘ура’ и давали русскіе сигналы отбоя. Разумется, наши на первыхъ порахъ не могли не поддаться этому. Въ одной изъ ротъ у насъ, подойдя вплотную, японцы подняли комадующаго офицера на штыки. Вообще, рядомъ съ истиннымъ мужествомъ,— надо всегда отдавать справедливость врагу, только подлость и трусость клевещутъ на противника — съ почти львиною отвагою (если левъ отваженъ!) японцы обнаруживаютъ такую хитрость, такое коварство, къ которому долго надо привыкать, чтобы его понять и вооружится противъ него достаточными силами. Это при всей своей высокой культур, въ душ — глубокій азіатъ, съ нимъ ни на минуту нельзя быть спокойнымъ, и больше всего надо его опасаться, когда думаешь, что онъ сраженъ окончательно. Я боюсь что въ этомъ отношеній будущность войны грозитъ намъ большими неожиданостями. Когда здсь будетъ достаточно силъ для побды, и японцы начнетъ отступать, тутъ-то и развернется вполн ихъ геніи обмана, лукавства и притворства. Разумется, они не обманутъ такихъ, присмотрвшихся къ азіатамъ генераловъ, какъ Куропаткинъ или Линевичъ, но нашего равниннаго офицера и простодушнаго, воспринимающаго за чистую монету солдата — провести ничего имъ не стоить. Въ этомъ отношеніи — ихъ настоящими противниками являются пограничники, у которыхъ вчно осторожность на чеку а пониманіе врага развито до мелочей.

Западне желзной дороги они насъ выбили вчера днемъ.

Ночью мы послали моршанцевъ и батальонъ новоингерманландцевъ.

Вра въ то, что мы не предпримемъ ничего ршительнаго въ темнот, у японцевъ была такъ велика, что они расположились какъ дома, развели костры и варили себ рисъ. У нихъ царствовало веселье во-всю. Многіе пили свое саки — рисовую водку, пли псни. Подкравшіеся къ нимъ охотники видли, какъ при свт костровъ они пляшутъ, карикатуря своихъ гейшъ. Ночь холодная, и т, кто сидлъ у костровъ, прикрывались шинелями, снятыми съ нашихъ убитыхъ и раненыхъ.

— Ужъ очень смшно пли! разсказывали солдаты.

— А что?

— Никакъ не понять. Точно деревенскія двки визжали и голосомъ-то, будто собачьимъ хвостомъ, во вс стороны. Кабы не воина, мы бы больше послушали, а только что намъ оыло некогда. Извстное дло — антилерійское бойло не ждетъ.

Наши бросились на нихъ врасплохъ.

Надо отдать справедливость врагу — замшательство у нихъ продолжалось минуту — дв. Многіе изъ нихъ легли, раньше чмъ опомнились, отъ нашихъ залповъ, другіе вскочили и кинулись на задъ, гд построились въ боевыя колонны и приняли ударъ. Истреблено ихъ было въ эту ночь какъ наши говорятъ — ‘безъ счету’, но къ показаніямъ о ночномъ бо слдуетъ всегда относиться очень осторожно.

Кто тутъ и какъ считаетъ! Даже и ‘на глазъ’ нельзя. Наши потери были значительны. Противникъ отсюда отогнанъ.

Сколько эта ночь дала трагическихъ эпизодовъ. Дв роты новочеркассцевъ, окруженныя шестью батальонами японцевъ подъ кумирней и отбивавшіяся отъ лихъ нсколько часовъ. Разъздъ, ворвавшійся сослпа въ сплошную массу противника и, не растерявшись, ударившій на него, четверо солдатъ заблудившихся у Двурогой и пролежавшихъ рядомъ съ японцами, пока не явилась возможность уйти. Офицеръ бывшій, вмсто своихъ, въ сплошномъ мрак, — въ ряды японцевъ и сумвшій, не выдавъ себя, вернуться. Но всего больше меня трогаетъ здсь, какъ два солдата пошли отыскивать своего товарища, оставленнаго на мст, уже занятомъ японцами.

— Такъ что ихъ много было, ваше высокоблагородіе.

— Ну?

— Никакъ нельзя намъ прятаться. Мы и пошли прямикомъ.

— Потому ежели бы мы нагнулись, сейчасъ бы они признали, чего де эти люди такъ неакуратно идутъ. Мы съ ихъ убитыхъ сняли черныя ихнія пальты, надли на себя фуражки съ желтыми околышами и пошли, совсмъ какъ будто японцы. Правильно пошли. Одинъ было врагъ на насъ напоролся и забалакалъ по своему: ‘ау’ да ‘ау!» Мы было хотли благоразумно мимо, а онъ товарища взялъ за рукавъ и въ лицо ему смотритъ. Я думаю,— ‘признаетъ’ да, благословись: — Никола угодникъ!— какъ дамъ ему прикладомъ по башк,— онъ у меня и споткнулся, а чтобы не подымался, я его штыкомъ. Такъ далъ съ большого страху, что у меня штыкъ погнулся. Ну, тутъ мы наши ружья и оставили,— узнали бы по ружьямъ-то какія мы такіе японцы! Ну, дошли мы до камня этого самаго, гд мы днемъ лежали. А около ихніе сидятъ — сли и мы на одинъ, точно спимъ. Я товарищу приказываю: ‘сопи!’ А онъ такъ, что одинъ изъ ихнихъ засмялся, подошелъ, ткнулъ его въ шею ласково, забалакалъ что-то по-своему. Думаю: ‘пропали’, а онъ прочь! Въ скорости времени — они поднялись въ гору. Мы и давай шарить. ползли ползли, искали искали. Только онъ и говоритъ мн: ‘Ефремъ, быдто жалуется кто?’ — И гд?— ‘А повыше’.— Мы туда. А тамъ нашихъ побито страсть. Полеземъ, а рукой то въ лица имъ. Холодныя. Потомъ у меня вся ладонь въ крови была. И вправду — жалуется. Стонетъ. Я думаю: Господи, помилуй,— да срничекъ и зажегъ. Смотрю: такъ еще шагахъ въ семи шевелится,— туда! ‘Орховъ? Ты?’ — Братцы родимые!— Думаю: выдастъ!— Приказываю,— ‘Не ори, сволочь! За тобой пришли, такъ не бросимъ, а ты себя сдерживай.’ Не баба-роженица. Можешь потерпть. Со всей ему строгостью. Ну, онъ подобралъ животъ — молчитъ. Мекаемъ: какъ его взять-то. Если на плечи,— увидятъ. А товарищъ и говоритъ: ‘Положимъ его на шинель — ишь сколько, ихъ здсь, и потащимъ какъ мшокъ по земл-то, а чтобы съ мшка онъ не сползъ — пусть самъ рукой здоровой держится’. Такъ и сдлали. Впереди — Ефремъ, смотритъ, гд камню нтъ, гд волочь его способнй, а позади — я. И такъ намъ Господь помогъ, что никого по пути не встрли. Стороной ихніе шли. Даже такъ, что съ роту было — сплошь низомъ они. Ну, мы сейчасъ пристали, ждемъ. Долго рота шла. Какъ послдній солдатъ за гору загнулся, — мы сейчасъ впередъ. Къ утру на наши, позиціи объявились… Тутъ-то я и напоролся на поручика (нмецкая фамилія). ‘Ты, — говоритъ,— с. с., какъ смешь въ японскимъ пальто ходить? На шесть часовъ подъ ранецъ!—

— Отъ ранца я тебя освобождаю.

Разговоръ шелъ съ полковникомъ.

— Покорнйше благодаримъ, ваше высокоблагородіе!

— За подвигъ вашъ отъ всего сердца спасибо.

— Рады стараться…

— И впередъ жду.— будете молодцами.

— Такъ точно…

— А къ знаку отличія военнаго ордена я васъ представлю главнокомандующему.

Въ ночномъ бою на 29-е сентября трое нашихь солдатъ, носъ къ носу, отбившись въ сторону, наткнулись на четырехъ японцевъ. Оторопли было. Т шли изъ-за горы, а эти за гору. Стоятъ и смотрятъ.

— Такъ что обалдвши были. Намъ-бы на ура, а мы стоимъ.

Одинъ изъ японцевъ вдругъ отдлился отъ своихъ, передалъ товарищу ружье. Подошелъ къ нашимъ.

— Здравствуй!.

И руку протягиваетъ.

— Ну, здравствуй и ты.

Оказалось, хорошо говоритъ по-русски,— восемь лтъ во Владивосток жилъ.

— Если встртились, давай говорить.

— Давай. Только я одного изъ своихъ туда поставлю, чтобы ваши не пришли.

— И я — туда отъ вашихъ.

— Народъ вы лукавый. За вами надо въ оба.

Смется. Поставили мы каждый своего. Сли.

— Вы зачмъ,— спрашиваетъ,— въ чужую землю пришли?

— (Ну, и я не дуракъ!) — А вы,— говорю,— въ въ своей воюете?

— Что Китай, что Японія — все равно.

— Оно и видно, какъ вы ихъ рзали, какъ Портъ-Артуръ брали.

— Китаецъ къ этому привыкъ, его не рзать нельзя. Васъ мы не трогаемъ. Посмотрите, какъ у насъ хорошо вашимъ.

— Оно и видно. Слышали мы про ваши мучительства.

— Это отвчаетъ,— было вамъ за вашихъ казаковъ, за ихнія пики. Вы бы еще дубинами дрались.

Открылъ свою баклажку, протягиваетъ. Понюхалъ я — ихняя водка. Сейчасъ я выпилъ, и такъ по всему кругу. Думаю, что же намъ въ долгу быть? Сейчасъ ему — пачку папиросъ. Взялъ.

— А хорошо бы намъ,— говоритъ,— въ мир и въ союз жить. Мы бы съ вами вдвоемъ все повоевали. Мы бы вновь помогли блыхъ забрать, а вы — намъ — желтыхъ. Мы бы здсь, а вы — тамъ.

— Про то начальство знаетъ.

— То-то, что и у насъ начальство не сообразило. Нашъ солдатъ лучше, а только вы долго воевать можете, а намъ долго воевать трудно.

— Это съ чего, — спрашиваю,— вашъ солдатъ лучше?

— А съ того, что не мы отъ васъ, а вы отъ насъ бгаете.

— Опять про то начальство знаетъ, а мы не въ отвт. И не бгаемъ мы, а отступаемъ.

— Ну, это все равно.

Вижу я, дуракъ человкъ, встаю.

— Ну, теперь поболтали и будетъ — пора по своимъ мстамъ. Прощай.

— Прощай.

Опять со всей вжливостью полаетъ онъ мн руку, и я ему, и пошли мы врозь. А толь со водка у нихъ слабая. Вонъ онъ мн какой кисетъ подарилъ!

— А ты ему?

— У меня былъ такой коробокъ отъ спичекъ, должно, серебряный. Нашего вольноопредляющаго. Ну, такъ я ему. Потому, баринъ, говорю — никакъ не могъ не отдарить назадъ. Стыдно было. Вдругъ русскій солдатъ — кисетъ взялъ, а ничего наоборотъ не далъ. Вотъ, говорю, Иванъ Николаевичъ, возьмите кисетъ, ишь, онъ какъ шелками вышитъ, цвточками. Только вольноопредляющій хорошо это понялъ. Ты, говоритъ, кисетъ себ оставь, а что мою спичечницу отдалъ ему,— отлично сдлалъ!

ХРАБРОСТЬ.

Кстати: что стоитъ понимать подъ словомъ храбрость.

По словамъ стараго кавказскаго ветерана, не разъ побывшаго въ жаркихъ сраженіяхъ, храбрый человкъ это тотъ, который поступаетъ какъ слдуетъ въ минуту опасности. Въ обыденной жизни такой человкъ можетъ совсмъ по подходить подъ понятіе героя.

Какъ нельзя боле подходитъ къ этимъ словамъ юный герой настоящей войны, артиллерійскій подпоручикъ Соболевскій. Онъ, кажется, самый молодой изъ георгіевскихъ кавалеровъ. Недавно выпущенный изъ училища, безъ признака усовъ, небольшого роста, онъ совсмъ не напоминалъ героя. И вотъ въ бою подъ Вафангоу 11-го іюля этотъ молодой офицеръ обратилъ на себя вниманіе не только нашей арміи, но и японской. Онъ командовалъ отдльной батареей въ 4 орудія. Эти четыре орудія заставили замолчать двнадцать японскихъ. Подъ огнемъ шрапнелей, подъ шипніе шимозъ, поворачивая орудія за хоботы въ разныя стороны, чтобы отразить непріятеля, Соболевскій, какъ на учень, проврялъ прицлы посл двухъ-трехъ выстрловъ. Два, три выстрла — и проврка.

Такъ учили въ училищ, и онъ поступилъ такъ, какъ его учили. Его поразительнымъ хладнокровіемъ любовались. Онъ привлекъ на себя почти весь непріятельскій огонь, чудомъ остался цлъ, вывезъ орудія и далъ возможность пхот выполнить свою задачу.

А посл боя онъ прибжалъ въ ‘Красный Крестъ’ и съ трясущимся подбородкомъ спросилъ:

— Возьмите меня, я боюсь.

— Чего вы боитесь — недоумвали доктора.

— Толпы боюсь, шума. Возьмите меня, пожалуйста.

Видимъ, у человка страшное нервное потрясеніе, конечно, взяли, полежалъ дней восемь и вернулся въ строй молодцомъ и съ бленькимъ крестикомъ въ петличк.

Подвигъ мальчика КОЛИ ЗУЕВА.

Крошечный мальчуганъ явится къ нашему генералу — Допустите!

Деньщики смются. Не допускаютъ.

— Нужно кричитъ мальчуганъ!

— Быдто и вправду нужно? смются опять деньщики.

Мальчишка не унимается. Кричитъ во весь голосъ.

На его счастье выходитъ самъ.

— Что теб?

— Такъ и такъ ваше превосходительство, желаю сослужить службу?

— Какую службу? Теб сколько лтъ?

— Тринадцать, четырнадцатый пошелъ.

— Ну, какую же службу? изумился генералъ.

— А такъ что ваше превосходительство, слышалъ я отъ своихъ ребятъ, что вамъ въ Портъ-Артуръ трудно пройти, такъ позвольте мн пробраться туда.

— Какъ такъ? Теб, мальчугану?

— Такъ точно, дозвольте, съ вашего благословенія.

Генералъ совсмъ изумился.

Какъ! ребенокъ! охотниковъ не нашлось, а тутъ… Донесенья крайне нужны. Осажденный Портъ-Артуръ… Мальчуганъ… На врную смерть.

Генералъ перекрестился и перекрестилъ мальчика.

— Будь что будетъ!— вымолвилъ старый вояка.— Никто, какъ Богъ!

И Богъ выручилъ.

Маленькому Кол Зуеву былъ данъ пакетъ весьма цнный.

Смотри, не проворонь! Не то плохо будетъ,— хмурясь сказалъ генералъ.

— Слушаю-съ,— не провороню!— отвчалъ маленькій Зуевъ.

— Какъ же ты проберешься? Вдь мы вс въ кольц…

— Не извольте безпокоиться.

Генералъ снова перекрестился и перекрестилъ маленькаго героя.

— Ну, съ Богомъ!

— Пожалуйте.

— Вотъ.— Генералъ далъ ему пакетъ.

— Онъ весьма важный. Дойдешь и вернешься изъ Портъ-Артура — твое счастье, нтъ — Божья воля.

— Понимаю, ваше превосходительство.

— Пакетъ храни! Помни.

— Слушаю-съ.

——

И Коля Зуевъ ушелъ.

Какъ онъ пробрался въ Портъ-Артуръ, кольцомъ окруженный японцами, — но прошелъ и вернулся обратно цлый и невредимый.

Принесъ цнный отвтъ отъ генерала Стесссля.

За это дали ему Георгія 4-й степени. И по дламъ. Хлопотъ было мальчику много…

Генералъ обратилъ на маленькаго храбреца свое высокое вниманіе.

Розыскалъ его и спросилъ:

— Ты Николай Зуевъ?

— Такъ точно-съ, я.

— Не хочешь-ли сослужить другую службу Царю и Отечеству?

— Желаю-съ.

— Ну, такъ вотъ.— И генералъ подалъ ему пакетъ.— Опасно вдь… Трусишь?

— Никакъ нтъ, ваше превосходительство,— отвчалъ безъ запинки Коля.— Дозвольте.

Дозволеніе было получено и Коля снова отправился бъ путь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

На этотъ разъ онъ вернулся изъ Порть-Артура также благополучно.

Японцы не замтили продлокъ маленькаго мальчика и крошечный герой, ежесекундно рискуя своей головенкой, принесъ весьма важныя сообщенія.

——

— Попробуй еще!— смясь вымолвилъ генералъ. Авось Богъ дастъ, кривая вывезетъ! А?

Коля Зуевъ на минуту задумался.

— Опять туда же съ?

— Ну, конечно.

— Слушаю-съ,

— Помоги теб Богъ. Къ третьему, уже золотому Георгію представлю тебя!..

— Покорно благодарю, ваше превосходительство.

— Работай, братецъ! За Царемъ служба, а за Богомъ молитва не пропадаютъ. Знаешь?

— Знаю-съ.

——

Третья эта экспедиція стоила мальчику очень многаго…

Выбравшись изъ Порть Артура, окруженнаго сплошнымъ кольцомъ японскими войсками, бдный мальчикъ какъ-то запутался на дорог и былъ взятъ въ плнъ.

— Ты кто такой? слдовать вопросъ за вопросомъ.

Мальчикъ притворился глухонмымъ.

Послдовали пощечины.

Мальчикъ все вытерплъ.

Японцы этимъ не кончили.

— Надо его разстрлять!— ршили они.

— Запереть его въ эту фанзу!— послдовалъ приказъ какого-то японскаго начальника.

Мальчика заперли.

Но Коля Зуевъ какъ не былъ голоденъ и измученъ, не унывалъ.

Онъ дождался ночи. Выждалъ время, когда все вокругъ утихіо и сталъ ощупываться, прислушиваться.

Все было тихо кругомъ.

Все спало въ японскомъ лагер.

Повидимому на несчастнаго мальчугана никто изъ японцевъ не обращалъ своего ‘высокаго’, особеннаго вниманія…

Великій Боже! На его счастье небольшое оконце не было заслонено ршетками и за нимъ не видно было даже и часового.

Этакого мальчонку да еще караулить.

А этакій мальчонокъ былъ самъ себ на ум.

Въ одинъ мигъ выставилъ онъ окошко, пролзъ и поползъ въ непроглядной тьм.

Ползетъ Коля Зуевъ и мерещатся ему всякія страхи.

Вдругъ, о чудо! видитъ онъ отставшую японскую лошадь.

Тихо, тихо подкрался онъ къ ней.

Видитъ — осдланная, должно быть изъ подъ убитаго…

— Что за диво,— думается ему,— ни звука… Ощупалъ онъ карманы свои…

Слава Богу!.. Нашелъ кусокъ хлба…

— Дай-ка, взятку ей дамъ!..

Сказано — сдлано.

Тихо, тихо, подползъ онъ къ лошадк японской, погладилъ ее по мохнатой грив, и сунулъ ей въ ротъ свой кусокъ чернаго хлба.

Японская лошадь зажевала. Не долго думая Коля Зуевъ вскочилъ на сдло и пришпорилъ лошадку.

Лошадка взметнула головой словно благодаря за гостинецъ и съ мста пустилась въ карьеръ.

А куда? Коля Зуевъ и самъ не зналъ. На сверъ, на югъ, на западъ или на востокъ?

Всюду враги. Везд аванпосты, везд заставы, то и цло разъзды.

А лошадка мчалась полнымъ карьеромъ.

— Будь что будетъ! Можетъ мой кусочекъ чернаго хлба и принесетъ пользу… Выручай, родимая, прідешь къ нашимъ, накормлю вотъ какъ!.. молился Коля Зуевъ и что было силы подшпоривалъ свою богоданную краденную лошаденку.

И лошаденка длала свое дло… Привычная очевидно къ мстности она стрлою неслась и но спотыкалась.

Коля считалъ себя уже спасеннымъ. Вдали виднлись наши сторожевые огни… Паши аванпосты… Наши заставы!.. Неужели спасенъ?.. но вдругъ…

Въ темной мгл ночи раздался конскій топотъ…

То былъ японскій патруль.

Всадники замтили скачущаго мальчугана и дали по немъ цлый залпъ.

На счастье Коли Зуева только одна японская пуля задла его… Кровь хлынула ручьемъ, Коля пригнулся къ ше коня и предался на волю Божью…

А сзади такъ и свистали пули…

Краденая японская лошаденка словно чуяла теплое стойло и кормежку…

Мигомъ добжала она до нашей передовой цни.

— Свой, свой! Ребята, спасите! Къ генералу я, изъ плна убегъ!..— собравши послднія силы кричалъ Коля Зуевъ.

Его полумертваго, въ конецъ обезсиленнаго сняли наши солдаты съ сдла.

— Чуть не убили свои же!— жаловался онъ посл,— не врятъ, думаютъ, я переодтый японецъ.

— Ну, слава Богу!— вздыхалъ генералъ, принимая отъ Коли Зуева важный пакетъ.

За этотъ послдній подвигъ мальчикъ Николай Зуевъ былъ награжденъ золотымъ крестомъ Св. Георгія 2 степени.

——

Какъ видитъ читатель, нашъ маленькій кавалеръ съ тремя своими крестами на груди гордо и весело сидитъ на своей украденной японской лошаденк и вроятно раздумываетъ какую бы ему еще отчудить съ японцами штуку!.. Давай Господи!..