Кое-что о болзни И. С. Тургенева.
Кое-что о болзни И. С. Тургенева.
Кое-что о болезни И. С. Тургенева, Белоголовый Николай Андреевич, Год: 1883
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Н. А. Белоголовый. Воспоминанія и другія статьи
Изданіе Литературнаго фонда. СПб, 1901
Вся читающая и образованная Россія поражена была печальнымъ извстіемъ о смерти Тургенева, тмъ не мене, нельзя сказать, чтобы событіе это было совсмъ неожиданно, хотя послднія газетныя извстія скоре говорили объ улучшеніи здоровья знаменитаго писателя, чмъ о близости смертельнаго исхода. Вся обстановка, въ которой медленно угасалъ и наконецъ угасъ Тургеневъ, длала то, что въ многочисленный кругъ друзей и почитателей покойнаго, живо интересовавшихся ходомъ его болзни, проникали крайне скупые и подчасъ противорчивые слухи, газеты то сообщали, что ему длается лучше, то вскор затмъ выпускали извстія объ ухудшеніи, то писалось о вскрывшемся нарыв, то объ аневризм, то о какомъ-то странномъ кардіальномъ бред, затмъ, проходили чуть не цлые мсяцы, въ теченіе которыхъ всякія извстія прекращались, и тяжелое недоумніе публики смнялось воскресавшею надеждою: pas de nouvelles — bonnes nouvelles. Вс эти недоумнія, вся скудость извстій легко объясняются тмъ, что великій русскій писатель умиралъ вдали отъ родины, въ окрестностяхъ Парижа, окруженный попеченіями дружеской, но чуждой Россіи и интересамъ русской публики, семьи, на рукахъ французскихъ врачей, которые хотя и относились къ больному вполн добросовстно, но между этою почтенною семьею и врачами съ одной стороны, и русскою публикою съ другой, не могло установиться той живой связи и той передачи точныхъ подробностей о ход болзни и различныхъ ея перипетіяхъ, которыя были бы возможны, если бы Тургеневъ умиралъ въ Петербург или гд нибудь на родин. Случай мн позволилъ видть покойнаго разъ десять въ Париж и Буживал за послдніе полтора года, нсколько разъ его изслдовать въ различные періоды болзни, и хотя я его не лечилъ и правильно не наблюдалъ, но все же я считаю себя обязаннымъ подлиться съ русскою публикою и тмъ немногимъ, что знаю. Какъ врачъ, я постараюсь набросать только медицинскую сторону дла.
Живя зиму 1881—82 года въ Париж и часто слыша отъ русскихъ о тяжкой болзни Тургенева, я вызвался самъ постить его — и навстилъ его въ конц марта на квартир въ. улиц Дуэ. Я нашелъ его въ постели, въ небольшой спальн третьяго этажа, и тутъ же осмотрлъ его въ первый разъ. Тогда онъ жаловался на сильныя боли въ лвой ключиц, усиливавшіяся при всякомъ движеніи, и особенно при ходьб. Лечившій его молодой врачъ — Сегонъ, къ которому онъ относился съ большимъ довріемъ и котораго называлъ будущею звздою хирургіи, привозилъ на консультацію профессора Шарко, и послдній призналъ болзнь за грудную жабу, посовтовалъ давать внутрь полибромюры, а снаружи — прижигать больную область Пакеленовскимъ снарядомъ. Отъ начала леченія прошло около двухъ недль, а боль оставалась по прежнему сильная, и только лежа въ постели, И. С. почти совсмъ отъ нея избавлялся, но за то постоянное лежаніе портило замтно пищевареніе и съ тмъ вмст значительно уменьшало аппетитъ. Боль чувствовалась въ самой ключиц, ближе къ плечу, и при усиленіи распространялась немного въ руку и въ нижнюю часть шеи, при надавливаніи и движеніяхъ руки она не усиливалась. При изслдованіи внутреннихъ органовъ, я нашелъ увеличенный продольный діаметръ сердца (тупость отъ верхушки 3-го ребра, толчекъ, нсколько усиленный, между 5 и 6-мъ ребрами, на полъ-сантиметра лве сосковой линіи), рзкій шумъ съ 1-мъ тономь въ аорт и такой же шумъ въ головной и подключичной артеріяхъ, печень, пальца на два выходившую изъ-подъ края реберъ, умренно плотную и мало чувствительную, пульсъ 64, жесткій вслдствіе перерожденія артеріальныхъ стнокъ, питаніе удовлетворительное. И. С. страдалъ уже боле 20 лтъ припадками упорной подагры, которые являлись раза по два въ годъ и продолжались по нсколько недль, и во время моего визита, онъ былъ въ період своихъ обычныхъ болей въ большомъ пальц лвой ноги и въ лвомъ колнномъ сустав, замтно немного припухшихъ. Фридрейхъ, еще въ начал 60-хъ годовъ, нашелъ у него болзнь сердца и прописалъ соотвтствующее содержаніе, а года черезъ два изслдовавшій его старикъ Булльо опредлилъ артритическія отложенія въ аорт. Самъ же И. С. сказалъ мн, что онъ уже 20 лтъ сталъ замчать у себя какія-то странныя ощущенія въ сердц, ‘по временамъ сердце играло’ — выражался онъ, но, напротивъ, еще до появленія ключичныхъ болей всякія субъективныя ощущенія въ немъ прекратились, и оно сдлалось замчательно покойнымъ — и дйствительно, сокращенія сердца были совсмъ правильны и пульсовая волна артерій равна, безъ перебоевъ. Въ результат моего изслдованія получилось: ясное перерожденіе артерій, отложенія въ стнкахъ аорты и на полулунныхъ ея клапанахъ, гипертрофія лваго желудочка, но по скольку мучительная боль зависла отъ сказанныхъ измненій въ сосудистомъ аппарат, была ли это грудная жаба? я немного сомнвался въ томъ, въ виду улучшенія субъективныхъ ощущеній со стороны сердца и правильности сокращеній сердечной мышцы — и съ своей стороны, посовтовалъ электризовать больное мсто, или попробовать метталлотерапію.
Когда я во второй разъ, черезъ недлю, захалъ къ И. С., то нашелъ его по прежнему въ кровати и съ тми же жалобами, и только въ первый день, когда онъ надлъ металлическую пластинку (кажется, мдную) на ключицу, по его словамъ, онъ блаженствовалъ, боль магически исчезла, но въ послдующіе дни она снова вернулась и все пошло опять по старому. Онъ, видимо, хандрилъ и скучалъ своею неподвижностью, отсутствіемъ вншняго воздуха, и мечталъ о перезд въ Буживаль, въ свое любимое лтнее пребываніе — и въ начал мая ему удалось, наконецъ, перехать. Здсь обстановка его жизни была комфортабельне парижской, комнаты больше и выше, домъ стоялъ среди чуднаго большого парка, но боль съ перездомъ нисколько не уменьшилась, а напротивъ, навстивъ И. С. тамъ, я вынесъ впечатлніе тмъ боле грустное, что онъ сталъ прибгать къ частымъ подкожнымъ вспрыскиваніямъ морфія и легко могъ пристратиться къ нимъ до злоупотребленія, онъ даже нсколько осунулся и похудлъ. Оставлять такъ дло дале было нельзя, и я посовтовалъ ему попросить къ себ хоть разъ пр. Жакку, какъ одного изъ лучшихъ парижскихъ врачей,^и отобрать его мнніе, И. С. съ очевидной радостью ухватился за мое предложеніе и попросилъ меня устроить консультацію Жакку съ лечившимъ его въ Буживал мстнымъ врачемъ, докторомъ Маньеномъ. Я тотчасъ же повидался и переговорилъ съ Жакку, но такъ какъ для совщанія надо было привезти И. С. въ Парижъ, а для этого дождаться, когда состояніе больного позволитъ совершить этотъ перездъ, то дло затянулось, и консультація состоялась только въ начал іюля, когда я ухалъ въ Швейцарію, куда И. С. письмомъ увдомилъ о результат ея. Жакку изслдовалъ его очень старательно и, также признавъ болзнь, какъ и Шарко, за грудную жабу, посовтовалъ мстное электризованіе и строгое молочное леченіе. Электричество мало облегчало больного, а потому вскор было оставлено, но за то, не знаю, молочное ли леченіе, или лтняя пора, только И. С. стало замтно лучше, боли гораздо рже и слабе, такъ что онъ получилъ возможность двигаться и нсколько разъ сдлалъ довольно длинныя прогулки въ экипаж, а когда я, проздомъ черезъ Парижъ, захалъ въ сентябр къ нему въ Буживаль, то нашелъ его и бодре, и веселе, хотя боли и возвращались довольно часто, но не лишали его возможности спускаться въ садъ и не отрывали отъ литературной работы. Онъ выпивалъ въ сутки 3 бутылки молока и переносилъ это отлично, почти не чувствуя потребности въ другого рода пищ. Въ состояніи сердца и сосудовъ при изслдованіи я не нашелъ никакой перемны.
Зимой, живя на юг Франціи, я обмнялся съ И. С. нсколькими письмами, и хотя онъ продолжалъ жаловаться на боли и нездоровье, но благополучно перебрался на зиму въ Парижъ и изрдка вызжалъ. Потомъ наступила пауза въ письмахъ, и только въ начал марта, почти одновременно, какъ о томъ было напечатано въ русскихъ газетахъ, получено много было коротенькое письмо, написанное постороннею рукою и только подписанное И. С., въ которомъ онъ извщалъ меня о вырзаніи у него д-мъ Сегонъ невромы (о существованіи ея онъ прежде не говорилъ мн ни слова) и что операція удалась блестящимъ образомъ. Затмъ я больше не получалъ ни одного письма, а взамнъ того стали въ газетахъ появляться все боле и боле тревожныя извстія о состояніи И. С., притомъ извстія крайне сбивчивыя, по которымъ очень трудно было сдлать какое нибудь ясное представленіе, видно было одно, что первенствующее значеніе въ страданіяхъ больного врачи стали боле ршительно приписывать аневризму.
Въ половин мая я былъ опять въ Париж и въ день прізда повидался со многими изъ знакомыхъ, но не могъ добиться отъ нихъ никакихъ ясныхъ свдній — и это было вполн понятно: И. С. уже былъ перевезенъ въ Буживаль, а такъ какъ въ это время онъ страдалъ жестоко и почти безъ перерыва, то не принималъ ршительно никого изъ постороннихъ, и узнать что нибудь точно о его состояніи — было очень трудно. Не теряя времени, я тотчасъ же написалъ И. С. записку, извщая его о своемъ прізд и спрашивая, могу ли, не обезпокоивши его, пріхать въ Буживаль и когда? Въ тотъ же день я получилъ почтовую карту, на которой И. С. собственноручно писалъ, что онъ очень радъ меня видть и ждетъ съ нетерпніемъ, почеркъ былъ четкій, хотя нсколько дрожащій. Я немедленно отправился въ Буживаль съ тяжелымъ сердцемъ, потому что заране зналъ, что предстоящее свиданіе будетъ одно изъ тхъ мучительныхъ свиданій, которыя выпадаютъ нердко на долю врача въ его профессіональной жизни: предстояло увидть жестокія страданія, сознавать невозможность отъ нихъ избавить и даже, можетъ быть, облегчить ихъ — и въ то же время стараться успокоить больного и поднять въ немъ потухавшую искру надежды на исцленіе, при этомъ соблюсти должный тактъ и не впасть въ неумренно-успокоительный тонъ, дутость и фальшь котораго но могла укрыться отъ такого тонкаго наблюдателя, какимъ былъ Тургеневъ. Обо мн доложили и тотчасъ же попросили въ спальню.. И. С. лежалъ на широкой кровати, одтый въ домашнюю визитку, и, видимо, передъ тмъ читалъ, кругомъ его валялось на кровати въ безпорядк нсколько номеровъ газетъ и развернутая книжка ‘Встника Европы’. Лицо его немного похудло, а обычный желтоватый колоритъ кожи сталъ гораздо гуще и переходилъ въ синевато-темный, что особенно рзко кидалось въ глаза при снжной близн волосъ и бороды больного, глаза замтно ввалились, около нихъ легли темные круги, придававшіе лицу страдальческое выраженіе. Лежалъ онъ на спин и, не повернувъ головы при моемъ вход, протянулъ руку и тотчасъ же заговорилъ такимъ разслабленнымъ голосомъ: ‘Плохо мн, совсмъ плохо, нтъ, такъ дальше жить невозможно, дайте мн что нибудь, чтобы поскоре умереть и больше не страдать такъ, сегодня мн еще лучше и я отдыхаю, но въ моментъ болей я готовъ все съ собой сдлать, врите ли, я такъ тогда кричу, что слышно въ большомъ дом’ (домъ, въ которомъ жила семья Віардо).
Затмъ онъ началъ разсказывать подробно и съ необыкновенной ясностью и послдовательностью все, что произошло съ нимъ съ того времени, какъ мы разстались: какъ онъ чувствовалъ себя хорошо въ начал зимы, какъ онъ ршилъ вырзать среди зимы свою давнюю небольшую неврому на нижней стнк живота, къ этому его побудило то, что опухоль, бывшая прежде совсмъ безболзненною, вдругъ посл ушиба стала побаливать и замтно увеличилась въ объем. Операцію сдлалъ Сегонъ очень удачно, но посл нея И. С. долженъ былъ до заживленія раны лежать въ кровати, и тутъ понемногу снова стали возвращаться прежнія невральгическія боли, но только на этотъ разъ не въ ключиц, а въ средин спинного хребта я вокругъ всего пояса, боли стали быстро учащаться и усиливаться, уступая только на время морфійнымъ спринцованіямъ, и постепенно дошли до того, что ‘я тутъ даже ничего не помню,— говорилъ И. С.— и мн кажется, что недль шесть голова моя была въ какомъ-то тяжеломъ туман, до тхъ поръ, пока меня не перевезли сюда, здсь мн немного полегче, но и теперь въ пароксизмы боли я страдаю невыносимо, меня схватываетъ и держитъ въ какихъ-то гигантскихъ тискахъ, отъ которыхъ я только облегчаюсь спринцовкою’. Посл разсказа я осмотрлъ И. С., но бгло, чтобы его не очень мучить, и былъ пораженъ сильнымъ похуданіемъ тла, отъ прежняго мощнаго атлета оставались кожа, да кости, въ состояніи сердца и сосудовъ я не нашелъ никакой существенной перемны, только пульсъ былъ сравнительно чаще (76 разъ въ минуту) и не столь полонъ, животъ боле вздутый, языкъ очень обложенъ, больной жаловался на сильное отвращеніе отъ пищи, частую тяжесть подъ ложкою и трудное пищевареніе, лъ онъ крайне мало и снова пытался свести себя на молочное леченіе. При осмотр 8-го и 9-го спинныхъ позвонковъ, откуда исходили теперь вс боли, я ничего особеннаго не замтилъ, надавливаніе на нихъ было непріятно больному, но не болзненно, при изслдованіи мн еще кинулась въ глаза пониженная чувствительность кожи живота и нижнихъ конечностей. И. С. уже не былъ въ состояніи вставать съ постели и одваться безъ посторонней помощи, поварачивался съ боку на бокъ съ большимъ трудомъ, а сидть, не прислонясь, вовсе не могъ.
Посл этого бглаго экзамена, я, какъ могъ, старался успокоить И. С. и, не ршая ничего, предложилъ ему свести меня съ докторомъ Маньеномъ, чтобы намъ потолковать сообща, на томъ и поршили — и я уже хотлъ проститься, видя, что И. С. порядкомъ-таки утомился моимъ визитомъ, но онъ меня остановилъ словами: ‘Постойте, я вамъ не разсказалъ главнаго, а вамъ, какъ врачу, это непремнно нужно знать, вы не знаете настоящей причины моей болзни, а я теперь убжденъ въ ней, вдь я отравленъ’. И посл этого сталъ разсказывать длинную, весьма фантастическую и нелпую до крайности исторію отравленія, передавать которую здсь я считаю безполезнымъ. Рзкій переходъ отъ вполн логической и разумной бесды къ этому сумбурному повствованію былъ крайне поразителенъ, и я пытался тутъ же доказать всю неестественность его разсказа, но онъ стоялъ на своемъ и постоянно на мои возраженія твердилъ: ‘Поврьте, это такъ, я ужъ знаю’. Но тутъ вскор начался обычный приступъ боли, И. С. сталъ сильно метаться, стонать и просилъ сдлать ему поскоре спринцованіе морфія — и я вышелъ, попрощавшись. Былъ чудный майскій день, но я шелъ, спускаясь по парку съ горы къ станціи желзной дороги, не обращая вниманія на весеннюю прелесть сада и, лежавшій передъ глазами удивительный пейзажъ и стараясь разобраться въ лабиринт болзненныхъ явленій, собранныхъ мною, какъ путемъ распросовъ больного, такъ и моимъ изслдованіемъ. Мн казалась сомнительною и діагностика профессора Бруарделя, признававшаго у И. Е аневризму дуги аорты, и нсколько натянутымъ предположеніе профессора Потэна, что въ данномъ случа болзнь заключается въ воспаленіи нервовъ, въ связи съ перерожденіемъ кровеносныхъ сосудовъ, одно представлялось съ безотрадною очевидностью, что И. С. погибъ и что медицин тутъ не останется длать ничего иного, какъ облегчать по возможности страданія больного и поддерживать его нравственно.
Черезъ нсколько дней состоялось въ Буживал мое свиданіе съ докторомъ Маньеномъ, это былъ скромный подгородный врачъ, связанный давнишнимъ знакомствомъ съ семействомъ Віардо и много лтъ знавшій И. С., онъ вполн понималъ безвыходность положенія больного, но былъ совершенно сбитъ съ толку разнообразными діагностиками парижскихъ знаменитостей: Шарко, Жакку, Бруарделя и Потэна. На мой вопросъ о свойств вырзанной опухоли онъ отвчалъ, что ничего достоврно указать не можетъ, а только слышалъ отъ семьи Віардо, что микроскопическое изслдованіе опухоли обнаружило, будто бы, элементы, свидтельствующіе о ея недоброкачественности. При совмстномъ, затмъ, изслдованіи И. С. я тщательно осмотрлъ оперированное мсто: на два пальца надъ лобковою костью почти по срединной линіи находился жесткій циркулярный рубецъ, величиною въ рублевую монету, синевато краснаго цвта, онъ приросъ къ подлежащей клточк, которая и вокругъ рубца представлялась замтно уплотнлой, давленіе на рубецъ очень чувствительно для больного, не смотря на то, что посл операціи прошло около 4-хъ мсяцевъ, паховыя железы не болзненны, но съ обихъ сторонъ замтно увеличены и нсколько тверды, остальныя железы, повидимому, не были измнены. Кром того, д-ръ Маньенъ обратилъ мое вниманіе на небольшое приступленіе подъ правою лопаткою и полутрескучіе хрипы въ этомъ мст. Посл осмотра, который мы старались, опять-таки по возможности, укоротить, такъ какъ онъ чрезвычайно утомлялъ больного, я высказалъ свое предположеніе доктору о вроятности въ данномъ случа мелкихъ раковыхъ {Послдующее вскрытіе подтвердило догадку Блоголоваго. Г. Д.} или саркоматозныхъ узловъ въ спинномъ хребт и. вроятне всего, на мозговыхъ оболочкахъ. Для леченія, понятно, нельзя было предложить ничего радикальнаго, а потому пришлось ограничиться потвержденіемъ того припадочнаго леченія, которому уже слдовалъ Маньенъ: питательная пища, поддержаніе силъ, наблюденіе за неправильностью пищеваренія и умренное употребленіе подкожныхъ спринцованій, чтобы не черезчуръ морфинизировать больного, на послднее было обращено вниманіе и прежде, такъ что суточное количество морфія въ спринцованіяхъ не превышало 2 центиграммовъ, т.-е. 1/3 грана. Посл консультаціи, И. С., между прочимъ, меня спросилъ, не нужно ли ему перемнить климатъ? Я отвтилъ отрицательно, потому что прямой пользы въ этомъ я не видалъ, а между тмъ, перевозка была сопряжена съ большими мученіями, пребываніе его въ Буживал было обставлено такимъ рдкимъ домашнимъ комфортомъ, какой не легко было устроить на новомъ мст и, наконецъ, уходъ за собой семьи Віардо И. С. самъ призналъ идеальнымъ и не могъ имъ достаточно нахвалиться. Однако же, я спросилъ его, куда бы онъ самъ желалъ перехать? ‘Въ Баденъ’, отвтилъ онъ.— Но кто же тамъ устроитъ за вами такой уходъ и обстановку, какими вы пользуетесь здсь? ‘Тамъ у меня старый другъ Анненковъ, но, правда, онъ на лто собирается създить въ кіевскую губернію’, добавилъ онъ — и на этомъ вопросъ о перезд былъ поконченъ.
Еще два или три раза усплъ я, до моего отъ зда изъ Парижа, създить въ Буживаль, входя всякій разъ съ стсненнымъ сердцемъ въ спальню И. С., безпощадный недугъ длалъ свое дло и съ убійственною медленностью точилъ силы больного, давая рдкія послабленія въ боляхъ, съ виду какъ бы оставаясь въ statu quo, но это было только съ виду, на дл же развязка приближалась, и когда я пріхалъ проститься, то замтилъ, что поданная мн больнымъ рука была лихорадочно горяча, пульсъ ускоренне обыкновеннаго, а на мой вопросъ И. С. отвтилъ, что послднія ночи онъ сталъ замтно потть. Наши часовыя бесды (отъ одного позда желзной дороги до другого) исключительно касались состоянія его здоровья, неразъ онъ еще обращался къ фантастическому разсказу о своемъ отравленіи, за исключеніемъ же этой темы его рчь всегда была послдовательна и разумна. Однажды я свернулъ разговоръ на текущія событія и тотчасъ же убдился, что онъ не перестаетъ слдить за ними какъ по французскимъ, такъ и по русскимъ газетамъ. При послднемъ нашемъ прощаніи (это было 9-го іюня новаго стиля) я старался убдить И. С. въ своей увренности найти его въ конц сентября, когда я думалъ снова вернуться-въ Парижъ, значительно окрпшимъ, какъ то было въ предшествовавшую осень, и вмст похать зимовать на югъ Франціи. Не знаю, врилъ ли онъ моимъ словамъ, мн же самому казалось, что это свиданіе наше было послднимъ и что осенью я уже не застану его въ живыхъ.— Лтомъ, вс мои свднія ограничивались тми отрывочными извстіями о ход болзни, которыя сообщались въ нашихъ газетахъ, а въ начал сентября я прочиталъ извстіе о его кончин. Видвши его тяжкія страданія и зная безсиліе медицины облегчить ихъ, я могъ только сказать себ: и слава Богу, потому что только одна смерть могла быть въ данномъ случа желанною избавительницею отъ сверхъестественной пытки, которую выносилъ нашъ великій писатель въ теченіе цлыхъ полуторыхъ лтъ. Говорятъ, что при вскрытіи нашли ракъ позвоночника, и нельзя не подосадовать, что эта весьма рдкая форма болзни не была клинически прослжена съ должными подробностями и что самое вскрытіе, по причин перевозки тла, не могло быть сдлано съ тою обстоятельностью, какая была бы желательна. Задолго появившееся до смерти нкоторое уклоненіе въ психик И. С., вроятно, нашло бы объясненіе при вскрытіи черепного мозга.
Въ заключеніе, не могу не высказать своего личнаго и, можетъ быть, мало идущаго сюда соображенія. Смерть всегда и везд печальная необходимость, но она является неизмримо безотрадне, когда такой первостепенный дятель и талантъ, какъ Тургеневъ, умираетъ вдали отъ своей родины Мы вполн вримъ, что семья Віардо была самой близкой и дорогой семьей для Тургенева, что съ ней связывали его сердечныя и родственныя узы и что съ этой стороны уходъ за нимъ былъ самый теплый и безукоризненный, но при медленномъ угасаніи личности, пользующейся огромною популярностью и симпатіями общества, есть еще одно важное об’Стоятельство, которое, кром ближайшаго ухода и попеченій дорогой семьи, смягчаетъ борьбу жизни съ смертью, а въ моменты перерыва отъ страданій удесятеряетъ нравственныя -силы страдальца и побуждаетъ его съ чувствомъ самоудовлетворенія и вполн законной гордости оборачиваться на пройденный имъ житейскій путь. Хворай такъ Тургеневъ въ Россіи — и каждый день врывалась бы, не смотря на всякіе затворы, въ его спальню и доносилась бы къ его кровати постоянная волна теплаго общественнаго участія и той страстной до необузданности симпатіи, къ которой склонна особенно молодежь, на примр Некрасова я видлъ лично, какъ эти теплые лучи общественной любви могутъ благотворно оживлять на закат дней изнуреннаго болзнью общественнаго дятеля. Ничего подобнаго не испыталъ Тургеневъ — и, не смотря на отличный уходъ и прекрасную обстановку, меня при всякомъ посщеніи всегда тяжело поражала изолированность Тургенева отъ всего русскаго и родного! Правда, приходили и сюда русскія газеты, въ которыхъ нердко выражалось общественное участіе къ дорогому больному, но все это было отрывочно, недостаточно, и сплошь и рядомъ, за невозможностью имть точныя свднія, пересыпалось неврными извстіями, которыя только раздражали Тургенева. Винить во всемъ этомъ никого не приходится, но нельзя, повторяемъ, не пожалть, что Тургеневу пришлось умереть на чужбин и что только посл смерти обнаружилось, какъ глубоко чтитъ и цнитъ родина его заслуги.
Висбаденъ,
14-го (2-го) сентября,
1883.