Граф Мих. Tap. Лорис-Меликов, Белоголовый Николай Андреевич, Год: 1898 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Братская помощь пострадавшимъ въ Турціи армянамъ.

Литературно-научный сборникъ. 2-е вновь обработанное и дополненное изданіе.

Москва. Типо-литографія Высочайше утвержденнаго Т-ва И. Н. Кушнеревъ и К^о, Пименовская улица, собственный домъ. 1898.

Графъ Мих. Tap. Лорисъ-Меликовъ

въ воспоминаніяхъ К. А. Белоголоваго.
1878-1888.

I.

Я въ первый разъ познакомился съ гр. Лорисъ-Меликовымъ {Лорисъ Меликовъ, Михаилъ Таріеловичъ, графъ (1826 ум. 88) изъ армянъ Тифлисской губ. Въ 1843 г. выпущенъ изъ школы гвардейскихъ подпрапорщиковъ вь лейбъ-гвард. Гродненскій полкъ. Съ 1843 г. состоялъ при главнокомандующемъ кавказ. корпусомъ кн. Воронцов, участвовалъ въ нсколькихъ сраженіяхъ и получилъ золотую саблю ‘за храбрость’. Посл паденія Карса въ 1855 г. былъ назначенъ начальникомъ Карской области, въ 1856 г. произведенъ въ генералъ-маіоры и назначенъ начальникомъ южн. Дагестана, а въ 1863 г. — начальникомъ Терской области, въ 1865 г. пожалованъ ген.-адъютантомъ и назначенъ наказн. атаманомъ Терскаго казач. войска. Въ 1875 г. произведенъ въ ген. отъ кавалеріи и въ послднюю войну командовалъ дйствующимъ корпусомъ, въ конц апрля 1876 г, взялъ штурмомъ Ардаганъ, за что получилъ Георгія 3 ст. Посл неудачной битвы у Зевина долженъ былъ отступить въ ожиданіи подкрпленій, по прибытіи ихъ разбилъ Мухтаръ-пашу, за что получилъ Георгія 2 ст. Затмъ предпринялъ штурмъ Карса и за взятіе его былъ награжденъ Владиміромъ 1 ст. съ мечами. Въ 1878 г. Л. возведенъ въ графское достоинство, въ 1879 г. съ появленіемъ чумы въ Ветлянк, назнач. астраханскимъ ген.-губернаторомъ, потомъ былъ харьковск. генералъ-губернаторомъ. Въ 1880 г. назначенъ начальникомъ верховной распорядительной комиссіи съ чрезвычайными полномочіями, въ август того же года назначенъ министромъ внутреннихъ длъ, при немъ случилось страшное событіе 1 марта 1861 года. 4 мая того же года, по разстроенному здоровью, Л. уволенъ отъ должности министра.} весной 1878 г., будучи приглашенъ къ нему однажды, какъ врачъ.— Былъ у меня въ Петербург старинный паціентъ и большой пріятель генералъ А. П. Богусловскій, начальникъ иррегулярныхъ войскъ, человкъ очень достойный, а потому я, не смотря на то, что былъ занятъ практикой по горло, всегда находилъ время, чтобы захать къ нему разъ въ недлю. Его связывала старинная дружба съ М. Т. Лорисъ-Меликовымъ, завязавшаяся между ними въ бытность ихъ обоихъ на Кавказ, такъ что когда по окончаніи войны увнчанный лаврами и дотол почти неизвстный Лорисъ пріхалъ въ Петербургъ, то отъ Богусловскаго я тотчасъ же объ этомъ услыхалъ вмст съ неистощимыми похвалами его уму и образованію, и едва ли прошло 2 — 3 недли посл этого прізда, какъ онъ передалъ мн желаніе Лориса посовтоваться со мной о своемъ здоровьи.

Лорисъ проживалъ тогда на небольшой квартир на Сергіевской улиц въ дом Васильевой въ 3-мъ этаж, онъ встртилъ меня очень дружелюбно и сразу очаровалъ своей простотою и въ то же время разносторонностью своего разговора. Ему было въ то время 54 года и онъ представлялъ человка среднего роста съ типичною физіономіею восточнаго человка, черные какъ смоль волосы и усы, черные, чрезвычайно выразительные съ бархатистой мягкостью глаза и непомрно длинный носъ, движенія быстры и граціозны, замчательно изящная какъ-бы женская рука. Медицинскій осмотръ мой занялъ большую часть визита, исторія болзни была длинная. Я его изслдовалъ и тутъ въ первый разъ пришелъ въ ужасъ оттого, до какой степени онъ баловалъ себя кутаньемъ, подъ мундиромъ онъ носилъ длинный шелковый и простеганный на ват жилетъ и кром того 2 или 3 толстыхъ фуфайки и, когда я сталъ раздвать, чтобы изслдовать его грудь, то онъ видимо уступилъ мн въ этомъ очень неохотно, боясь простудиться. Легкія я нашелъ слабыми, затронутыми когда-то бывшимъ, но пріостановившимся интерстиціальнымъ процессомъ, въ данную минуту не имвшимъ ничего серьезнаго, и потому счелъ особенно необходимымъ успокоить графа, замтивъ въ немъ сильную наклонность къ преувеличенію своего болзненнаго состоянія. Моя аттестація его легкихъ видимо его успокоила. ‘Ну и прекрасно’,— сказалъ онъ,— ‘только бы поскоре вырваться изъ вашего адскаго Петербурга, тутъ не только климатъ не мой, а и вс свычаи и обычаи вашей столичной жизни, я, 25 лтъ сподрядъ проживши на Кавказ, привыкъ къ здоровой, правильной жизни, рано ложиться, рано вставать, сть простую пищу и пить мое родное Кахетинское, которое не могутъ замнить никакія лучшія французскія вина. Здсь же я по невол осужденъ таскаться по баламъ, обращать ночь въ день и начинять себя разными трудноваримыми деликатесами.

Сплю и вижу, какъ бы меня поскоре отпустили домой’.— На этомъ мы и разстались, и я вынесъ изъ этого свиданія самое пріятное впечатлніе о Лорисъ Меликов, какъ о человк весьма умномъ, образованномъ и не зараженномъ напускною важностью и неестественною деревянностью, какія я привыкъ встрчать въ петербургскихъ сановникахъ.

II.

Слдующая встрча наша произошла въ 1884 году при совершенно иной обстановк. За эти 6 лтъ для насъ обоихъ много утекло воды, не только въ судьб графа, но и въ моей случилась капитальная перемна. Занимаясь не въ мру, т.-е. не по своимъ силамъ, практикою въ Петербург, я къ концу 25-тилтія своей медицинской дятельности, вдругъ, что называется, надорвался, почувствовалъ ясные признаки мозговаго переутомленія и лтомъ 1879 года выхалъ за границу съ надеждою, что одного года отдыха отъ утомительной практики вполн будетъ достаточно, чтобы меня освжить и снова подвинтить на работу.

Перемна, постигшая графа Лориса за эти шесть лтъ, была еще несравненно разительне и, имя въ виду, что она боле или мене всмъ извстна, излагать ее было бы излишне. Онъ тоже съ 1881 года былъ не у длъ и тоже съ расшатанными силами мыкался по лицу западной Европы, ища возстановленія ихъ. Никакъ нельзя сказать про него, чтобы онъ переносилъ охотно и легко свое выселеніе изъ Россіи и не старался избжать его, такъ, зиму 1883 — 1884 года онъ всю провелъ въ Петербург, но уже въ начал ея, а именно въ декабр, схватилъ какую-то лихорадочную инфекціонную болзнь, то ли тифъ, то ли возвратную горячку, и къ которой, какъ осложненіе, присоединилось подострое воспаленіе верхушки лваго легкаго, такъ что съ декабря по 20-ыя числа апрля пролежалъ въ постели и, съ наступленіемъ первыхъ весеннихъ дней, по совту проф. Боткина, прямо съ кровати былъ перевезенъ въ вагонъ Варшавской желзной дороги и отправленъ въ Висбаденъ съ тмъ, что-бы на зиму перехать въ Ниццу {Изъ дневника Блоголоваго: ‘Лорисъ разсказалъ мн, какъ онъ въ 1-й разъ выхалъ за границу въ 1867 г. изъ Крыма, куда вызжалъ съ Кавказа для представленія Царю, и только что получилъ генералъ-адъютантское званіе. По неопытности онъ похалъ не въ статскомъ плать, а въ военномъ, т.-е. въ вицъ-мундир, безъ аксельбантовъ, но съ шифромъ А на плечахъ. Пріхавши въ первый для него заграничный городъ Краковъ утромъ, онъ остановился въ отел и тотчасъ же спустился въ столовую, чтобы позавтракать, занялъ мсто на одномъ конц длиннаго стола и заказалъ себ котлетку. Кром него — только на противоположномъ конц стола — сидло человкъ 8 офицеровъ, очевидно, мстнаго гарнизона, говорившихъ между собой на польскомъ язык, котораго Лорисъ не зналъ. А въ этомъ году, посл исторіи покушенія Березовскаго, общественное мнніе въ Польш было особенно сильно возбуждено противъ русскихъ. Когда Лорисъ занялъ свое мсто, то увидалъ, что офицера обратили на него большое вниманіе, что-то вполголоса поговорили между собою, а затмъ повели громкій разговоръ, и изъ непріязненныхъ взглядовъ, бросаемыхъ на него, вызывающаго хохота и замтнаго подчеркиванья фразъ Лорисъ понялъ, что разговоръ ведется если не про него, то во всякомъ случа съ намреніемъ, чтобы онъ обратилъ на него вниманіе. Лорисъ силился схватить, въ чемъ дло и едва едва могъ понять, что они сначала трунили надъ бывшимъ съ ними тутъ же военнымъ врачемъ по поводу того, что онъ куда-то отлучился безъ разршенія начальства на нсколько дней и грозили, что начальство, узнавши объ этомъ, сошлетъ его въ Сибирь, и вслдъ затмъ начались громкія остроты на счетъ Сибири, кнута, царя и т. п. — Лорисъ хотя и не понималъ соли этихъ шутокъ, но чувствовалъ, что он направлены въ него и сталъ подумывать, какъ ему выдти съ честью изъ этого неловкаго положенія: встать и уйти тот-часъ же, не дождавшись заказанной котлетки, которую какъ на зло долго не несли, походило бы на бгство, притомъ проходить къ выходной двери ему нужно было мимо офицеровъ и т могли его или освистать или сдлать ему какую-нибудь равносильную пакость, а потому онъ ршилъ, какъ покончитъ свою котлетку и расплатится, уходя, обратиться съ спокойною рчью на французскомъ язык къ этой компаніи и вызвать старйшаго среди нея на дуэль. Покуда онъ обдумывалъ свою рчь, пришелъ еще какой-то пожилой и, вроятно, старшій штабъ-офицеръ и занялъ въ кругу присутствующихъ предсдательское мсто, товарищи тотчасъ же ему, должно быть, сообщили о предмет своей бесды, но онъ, какъ боле опытный человкъ, внимательно осмотрлъ Лориса и его мундиръ и что-то вполголоса и внушительно сказалъ товарищамъ,— и шутки тотчасъ же прекратились. А когда черезъ нсколько времени Лорисъ, съвши наконецъ свою котлету, направился мимо компанін къ выходу, готовый дать отпоръ всякому новому оскорблепію, онъ съ удивленіемъ услыхалъ сначала, какъ загремли стулья, и съ неменьшимъ удивленіемъ увидалъ, что вся компанія выстроилась и почтительно поклонилась ему при его проход’.}. Привожу этотъ фактъ, какъ доказательство, что графъ проживалъ за границей вслдствіе своего разстроеннаго здоровья, а никакъ не по доброй вол, какъ это утверждали многіе, упрекавшіе его въ абсентеизм,— и почти наврное можно сказать, что только благодатный климатъ юга позволилъ ему протянуть свою жизнь на нсколько лишнихъ лтъ, оставайся онъ въ Петербург,— его раньше не было бы въ живыхъ.

Вотъ посл этого-то его вызда въ 1884 году изъ Петербурга, я съ женой, въ іюн, тоже попалъ въ Висбаденъ съ тмъ, чтобы прожить тамъ лто и начало осени до переселенія въ Ментону, мсто моей тогдашней зимовки. Просматривая однажды листокъ для прізжихъ я увидлъ въ числ русскихъ фамилій — фамилію графа Лориса и зашелъ къ нему, чтобы возобновить наше знакомство. Жилъ онъ далеко отъ меня, на противоположномъ конц города, занимая небольшую меблированную квартиру, содержимую петербургской нмкой Франкъ, и отъ нея же пользовался столомъ, вся обстановка жизни была на холостую ногу, при немъ находился только его русскій лакей, а вся семья проводила ню въ Гомбург, въ полутора часахъ зды по желзной дорог отъ Висбадена, и графиня съ дочерьми изрдка прізжала навстить мужа. Принялъ онъ меня очень привтливо, какъ стараго знакомаго, и съ этого же свиданія между нами установились сразу самыя искреннія и дружескія отношенія, чему, вроятно, не мало способствовало нкоторое сходство въ нашемъ подневольномъ скитаніи вдали отъ родины, хотя я и чувствую очевидное преувеличеніе, приравнивая мою скромную дятельность и незамтное существованіе къ такому видному кораблю, какимъ былъ гр. Лорисъ. Помню, что онъ меня встртилъ словами: ‘я слышалъ, что вы очень скучаете, я тоже, давайте, составимъ, какъ говоритъ Шекспиръ, одно горе: вдвоемъ намъ и скучать будетъ веселе’, и затмъ съ устъ его полилась такая искренняя, скорбная рчь о своей безцльной, праздной жизни въ настоящемъ, такая откровенная исповдь своихъ промаховъ и ошибокъ въ прошломъ, что разстояніе, отдлявшее насъ, тотчасъ же рушилось, и я увидалъ передъ собой не царедворца, не важную персону, а обыкновеннаго человка, безъ всякой драпировки и фразъ, въ его неподдльной натур, близко родственной мн по духу, и почувствовалъ къ нему неодолимое влеченіе. Теперь, когда графа уже нтъ въ живыхъ, и я не разъ задавалъ себ вопросъ, какъ могла завязаться такая дружеская короткость, полная молодаго увлеченія, между двумя пожилыми людьми съ столь противоположными темпераментами, между графомъ съ его южной, живой и экспансивной натурой и мною, сыномъ ледяной Сибири, замкнутымъ и несообщительнымъ, между веселымъ и остроумнымъ аиняниномъ и суровымъ аскетическимъ спартанцемъ? Я долженъ признать безъ всякаго самоуничиженія, что въ данномъ случа Кавказъ покорилъ Сибирь, а не наоборотъ, и что весь дятельный починъ въ установк правды и естественности между нами долженъ быть цликомъ отнесенъ къ графу. He могу знать, чмъ онъ дорожилъ во мн, я же въ немъ, помимо разносторонняго и пріятнаго ума, высоко цнилъ его человчность, его горячую вру въ прогрессъ, его простоту и честность въ отношеніяхъ. Несмотря на его типичную армянскую вншность въ внутреннемъ его склад не было ничего инородческаго, говорилъ онъ превосходнымъ русскимъ языкомъ съ печатью литературной обработки, хотя нердко уснащивалъ его разными простонародными поговорками, въ род, наприм., ‘тара-бара, крута гора’, ‘мели Емеля, твоя недля’, и т. п., за русской литературой онъ слдилъ съ большою любовью, до послдняго временй удерживалъ въ памяти множество стжховъ Пушкина, Лермонтова, Некрасова и др. и нердко цитировалъ ихъ въ разговор, любилъ также проводить остроумныя изреченія Салтыкова, котораго былъ большимъ поклонникомъ. Хотя онъ и горячо любилъ свою кавказскую родину, но любовь эта была отодвинута на второй планъ въ его сердц, первое же мсто въ немъ занимала Россія, какъ цлое, и графа смло можно было назвать русскимъ патріотомъ въ лучшемъ значеніи слова. Ничмъ не отличаясь отъ русскаго образованнаго человка, онъ лишенъ былъ одного изъ крупныхъ національныхъ недостатковъ его, а именно, въ немъ не было того мелочнаго самолюбія, которое безпрестанно у насъ приводитъ къ тому, что умные и въ сущности совсмъ единомышленные люди легко готовы изъ-за самаго пустого слова или ничтожнаго пререкательства разсориться, сдлаться чуть не вчными и непримиримыми врагами и пожертвовать, такимъ образомъ, интересами коллективнаго блага — пустой личной обид самому мелкому недоразумнію. Графъ же отличался, напротивъ, терпимостью къ чужимъ мнніямъ, не былъ мелочно обидчивъ и, не считая себя непогршимымъ, всегда спокойно и внимательно выслушивалъ возраженія, это, вроятно, и дало поводъ обвинять его характеръ въ чрезмрной гибкости, податливости и даже въ азіатской хитрости, что было, по моему мннію, совершенно несправедливо, ибо, охотно выслушивая всякія мннія, онъ оставался на рдкость устойчивъ въ своихъ основныхъ убжденіяхъ и его нельзя было сбить съ нихъ. Терпимость же къ постороннимъ и часто враждебнымъ ему взглядамъ, напротжвъ, служила лучшимъ признакомъ той ширины ума, которая и длала изъ него истиннаго государственнаго человка, преслдующаго главную намченную имъ государетвенную цль, не позволяя отвлекать себя отъ нея никакими второстепенными препятствіями и меньше всего уколами личнаго самолюбія. По политическимъ своимъ убжденіямъ — это былъ умренный постепеновецъ, который не мечталъ ни о какихъ коренныхъ переворотахъ въ государственномъ стро и признавалъ ихъ положительно пагубными въ неподготовленныхъ обществахъ, но, непоколебимо вруя въ прогрессъ человчества и въ необходимость для Россіи примкнуть къ его благамъ, крпко стоялъ на томъ, что правительству необходимо самому поощрять постепенное развитіе общества и руководить имъ въ этомъ направленіи. Поэтому онъ былъ за возможно широкое распространеніе народнаго образованія, за нестсняемость науки, за расширеніе и большую самостоятельность самоуправленія и за привлеченіе выборныхъ отъ общества къ обсужденію законодательныхъ вопросовъ въ качеств совщательныхъ членовъ. Дальше этого его реформативные идеалы не шли и они, съ точки зрнія западнаго европейца, едва ли могутъ быть названы иначе, какъ весьма скромными и узкими, у насъ же реакціонная печать нашла ихъ чуть не революціонными и, окрестивъ ихъ названіемъ лже-либеральныхъ, осыпала графа глумленіемъ, стараясь выставить его чуть не врагомъ отечества. Нельзя не добавить, что ко всмъ этимъ преслдованіямъ и клеветамъ самъ онъ относился очень благодушно и незлобиво и однажды выразился по этому поводу такъ: ‘далась же имъ эта диктатура сердца! и неужели Катковъ серьезно думаетъ меня уязвить такой лестной кличкой, которой, на самомъ дл, я могу лишь гордиться и особенно въ такое жесткое и злобствующее время, какъ наше? да вдь я бы почелъ для себя самой величайшей почестью и наградой, если бы на моемъ могильномъ памятник вмсто всякихъ эпитафій помстили только одну эту кличку’.

Черезъ день посл моего перваго посщенія графъ захалъ ко мн на квартиру, познакомился съ моей женой и высказалъ снова такое искреннее желаніе сойтись покороче, что мы стали видаться довольно часто. Въ это лто себя онъ чувствовалъ настолько порядочно, что всякій день вызжалъ, и обыкновенно выйдя изъ экипажа, прохаживался нкоторое пространство пшкомъ. Положеніе его тогда было еще не выяснено и трудно было считать его окончательно сошедшимъ со сцены, а потому знакомствомъ его дорожили, и онъ рдко бывалъ дома одинъ, въ Висбаден проживало много русскихъ и большинство изъ нихъ, время отъ времени, навщало его, а изъ старыхъ знакомыхъ не мало было такихъ, которые зазжали въ Висбаденъ нарочно для свиданья съ нимъ. Лчившіеся въ этотъ сезонъ въ Висбаден датскій и греческій короли и прізжавшій къ нимъ въ гости принцъ уэльскій также побывали у него, не разъ встрчалъ я въ его кабинет принца нассаускаго Николая и супругу его — графиню Моренбергъ, дочь поэта Пушкина.

Для общей характеристики взглядовъ графа Михаила Таріеловича, могу повторить только сказанное уже мною раньше о его политическихъ убжденіяхъ относительно благоустроенія Россіи и разв прибавить, что и въ обсужденіяхъ западно-европейской политики онъ всегда оставался на точк зрнія послдовательнаго либерала, строго убжденнаго защитника органическаго прогресса, съ одинаковымъ несочувствіемъ относившагося ко всмъ явленіямъ, задерживающимъ нормальный ростъ и правильное развитіе народовъ, съ какой бы стороны эти явленія ни обнаруживались, со стороны-ли нетерпливыхъ радикальныхъ теоретиковъ, спшившихъ приложить принципы, выработанные работой передовыхъ кабинетныхъ мыслителей, къ государственной жизни, или со стороны представителей реакціи, не пренебрегающихъ никакими мрами, чтобы искусственно задержать пробуждающееся самосознаніе народныхъ массъ, вмсто того, чтобы открыть ему правильные пути для его послдовательнаго развитія.

Политическихъ споровъ между нами не возникало, такъ какъ мы мало расходились въ основныхъ убжденіяхъ, а если иногда и встрчались разногласія въ мелочахъ, то графъ, не терпвшій мелочныхъ и праздныхъ препирательствъ, обыкновенно первый же старался прекратить ихъ миролюбивымъ образомъ. Кром разсужденій о политик, онъ любилъ также передавать разные эпизоды изъ всего имъ пережитаго, слышаннаго или читаннаго, много сообщалъ о Кавказ, не только о современномъ по своимъ личнымъ впечатлніямъ, но и изъ прежней его исторіи, почерпнутой имъ изъ источниковъ печатныхъ и не печатныхъ. Разсказчикъ онъ былъ увлекательный, умлъ схватить выдающуюся сторону передаваемаго и представить такъ рельефно и обстоятельно, что, слушая его, казалось, читаешь интересно написанную книгу, при его богатой памяти, запасъ этихъ разсказовъ былъ до того не истощимъ, что рдкій день я уходилъ отъ него, не выслушавъ чего нибудь новаго, оригинальнаго.

III.

Вс, попадавшіеся мн на глаза, біографическія замтки о граф Лорис рожденіе его относятъ къ 1826 году, а въ Conversations Lexicon Брокгауза, гд помщена сжатая, но въ общихъ чертахъ врная, біографія его, даже прямо указано, что онъ родился 1-го января 1826 г., а между тмъ въ годъ своей смерти графъ считалъ себя близкимъ къ 64 годамъ, такъ что, если только онъ самъ не ошибался, то, значитъ, онъ родился никакъ не въ 1826 г., а въ 1825 или даже 1824 году. Отецъ его, происходя изъ стариннаго рода армянскихъ дворянъ, занимался торговлею и имлъ небольшое, но обезпеченное состояніе, сыновей у него было двое,— и, будучи человкомъ мало образованнымъ, онъ самъ едва ли бы додумался до мысли дать имъ лучшее образованіе, если бы случай не свелъ его близко съ молодымъ горнымъ офицеромъ Bac. Bac. Клейменовымъ которому удалось уговорить Лориса отца не жалть денегъ и дать мальчикамъ европейское образованіе. Приглашенъ былъ опытный наставникъ, и такъ какъ мальчики обладали прекрасными способностями (меньшій братъ графа кончилъ отлично курсъ юридичеекихъ наукъ въ училищ правовденія, очень успшно служилъ на Кавказ по гражданской части, но умеръ еще въ молодыхъ лтахъ), то ученье пошло удачно впередъ и когда Михаилу исполнилось 11—12 лтъ, отецъ, сдавъ его на руки двумъ армянскимъ купцамъ, хавшимъ по торговымъ дламъ въ Москву, поручилъ помстить его въ тамошшній Лазаревскій институтъ восточныхъ языковъ. Тяжело было мальчику разставаться съ родными и съ роднымъ привольемъ и хать въ такую сверную даль и къ чужимъ людямъ, онъ сильно горевалъ, а дорогой его тоска дошла до того, что у него родилась мысль убжать съ пути домой, въ подкладку его платья мать передъ отъздомъ зашила 20 рублей мелкой новенькой монетой, отчеканенной въ Тифлис, гд въ т времена существовалъ монетный дворъ, и на этотъ-то собственный капиталъ онъ и задумалъ добраться до дому. Планъ свой онъ привелъ въ исполненіе и съ одной изъ станцій Воронежской губерніи убжалъ обратно по столбовой дорог, тайкомъ отъ своихъ спутниковъ, но они его нагнали на 6-й верст и снова засадили въ тарантасъ.

Въ Лазаревскомъ институт Лорисъ учился очень хорошо и долженъ былъ поступилъ впослдствіи въ Московскій университетъ, но, будучи большимъ шалуномъ, до окончанія институтскаго курса попался въ шалости, имвшей на всю его будущность ршающее значеніе и вынудившей его перемнить мирную ученую карьеру на военную. Учитель-технологъ, говоря на урок о различныхъ клеяхъ, познакомилъ учениковъ съ составомъ какого-то особенно имъ рекомендуемаго клея, Лорисъ, приготовивъ по данному рецепту этотъ клей, придумалъ для испытанія его достоинства намазать имъ сиднье стула на каедр передъ началомъ урока одного изъ нелюбимыхъ учителей, ничего неподозрвавшій учитель слъ, а когда хотлъ встать, то оказался до того приросшимъ къ мсту, что сбжавшееся начальство насилу могло его отклеить, пошло дознаніе, и когда добрались до виноватаго, то ршено было исключить Лориса изъ Института и немедленно же отправить назадъ къ родителямъ на Кавказъ, и, благодаря лишь заступничеству вліятельныхъ армянъ, начальство смилостивилось и, удаливъ мальчика изъ института, позволило ему для продолженія образованія перехать въ Петербургъ, гд онъ поступилъ въ школу гвардейскихъ подпрапорщиковъ и такимъ непредвидннымъ образомъ превратился въ воина.

Здсь потекла для него та срая и мало говорившая ему жизнь, какою отличалось воспитаніе тогдашнихъ военныхъ школъ, т.-е. онъ весь отдался изученію николаевской выправки, верховой зд, мало или вовсе не заботясь о расширеніи умственныхъ своихъ познаній и, по мр возбужденія, посвящая свои досуги кутежамъ съ товарищами, и за весь этотъ періодъ жизни Лориса трудно было бы привести что нибудь выдающееся, если бы не было его знакомства съ поэтомъ Некрасовымъ. Знакомство это относится къ 1841 или, еще врне, къ 1842 году, т.-е къ тому темному періоду существованія поэта, когда онъ изыскивалъ всякія средства, чтобы не быть затертымъ нищетой и безвстностью. Крайне нуждавшійся Некрасовъ пріютился тогда у нкоего профессора Беницкаго, имвшаго у себя нскольтсо воспитанниковъ для приготовленія въ разныя петербургскія школы, юнкеръ Лорисъ, посщая одного изъ этихъ пансіонеровъ, познакомился тутъ же и съ Некрасовымъ. Любовь Лориса къ литератур, которая такъ гуманизировала его, не взирая на суровую и боевую его обстановку на Кавказ, отчасти навяна знакомствомъ съ Не-красовымъ.

Служба Лориса въ мст расположенія лейбъ-гвардіи Гродненскаго гусарскаго полка, куда онъ былъ выпущенъ изъ школы, ничмъ не отличалась отъ обычной офицерской службы того времени и продолжалась до 1847 года, когда онъ перечислился на Кавказъ состоять при намстник, княз Воронцов. Кавказъ свой онъ чрезвычайно любилъ, но именно какъ нераздльную часть Россіи, и много разъ я слыхалъ его жалобы на то, что русское общество, вслдствіе присущей ему апатіи, не сдлаетъ ршительно ничего, чтобы тсне привязать эту богатую окраину къ Россіи. He могу привести его подлинныхъ выраженій, но приблизительно онъ выражалъ свой взглядъ на эти отношенія такимъ образомъ: ‘Правительство сдлало все, что могло, оно силой оружія закрпило Кавказъ за имперіею, но чтобы присоединеніе это обратилось въ прочную, неразрывную связь, необходимо культурное вліяніе, нужно, чтобы русскіе люди и капиталы устремились въ этотъ благодатный край и устражвались въ немъ землевладльцами, промышленниками, фабрикантами. Сколько разъ твердилъ я объ этомъ московскимъ купцамъ и тузамъ, слушаютъ, соглашаются во всемъ, а сами не двигаются съ своихъ крпко насиженныхъ мстъ, между тмъ иностранцы льнутъ къ непочатымъ богатствамъ Кавказа, какъ мухи къ меду, снуютъ везд, заключаютъ съ жителями какіе-то долгосрочные контракты и понемногу все захватываютъ въ свои руки. До сихъ поръ въ Закавказскихъ губерніяхъ почти нтъ русскихъ собственниковъ, владюшихъ городскими и сельскими имуществами, — и это обстоятельство не разъ вызывало удивленіе даже въ иностранной печати, за то въ этихъ губерніяхъ имется множество бековъ и агаларовъ изъ мусульманъ, обладающихъ превосходными землями, которыя они весьма плохо обрабатываютъ и готовы сейчасъ продать за безцнокъ, влеченія къ сельскому хозяйству они не имютъ, занимаются почти исключительно покровительствомъ ворамъ и разбойникамъ и тмъ больше всего мшаютъ водворенію порядка и безопасности. На Кавказ давно признано, что исламъ не уживается съ современною цивилизаціею, наши юридическія и нравственныя понятія идутъ часто въ разрзъ съ магометанскимъ вроученіемъ, такъ, напримръ, лжесвидтельствованіе считается у насъ преступнымъ, по понятіямъ же мусульманина скрыть преступленіе и дать ложное показаніе въ пользу единоврца есть дло богоугодное. Вотъ почему особенно желательно, чтобы землевладльцы христіане постепенною скупкою земель вытсняли поскоре этихъ крупныхъ собственниковъ бековъ и уравновшивали тмъ преобладанія христіанскаго элемента надъ магометанскими, именно желательно, чтобы вытсненіе совершалось не насильственно и не правительственными мрами, а миролюбивымъ образомъ и собственнымъ починомъ предпріимчивыхъ членовъ русскаго общества. И надо спшить съ этимъ, время не терпитъ, и наше положеніе на Кавказ остается подверженнымъ разнымъ непредвидннымъ случайностямъ’.

Добавлю со словъ самого графа, что перездъ на Кавказъ послужилъ счастливой перемной для его самообразованія и для примненія его способностей къ практической дятельности. Намстники — князь Воронцовъ, а посл него графъ Муравьевъ-Карсскій — отличили эти способности молодого человка и стали давать ему сложныя и трудныя порученія, которыя отвлекли Лориса отъ пустой и свтской жизни и пробудили интересъ къ боле живымъ и развивающимъ умъ вопросамъ. Кром того у него былъ въ Тифлис двоюродный братъ — докторъ Ю. . Ахвердовъ, человкъ весьма образованный и серьезный, отъ котораго тоже не ускользнули богатые задатки натуры Лориса, и онъ настойчиво сталъ уговаривать его больше читать, чтобы расширить свой умственный горизонтъ. Докторъ имлъ свою отборную библіотеку, и въ числ первыхъ книгъ, предложенныхъ имъ для прочтенія, были ‘Мемуары Альфьери’, и Лорисъ съ признательностію вспоминалъ, какое сильное впечатлніе произвели на него эти ‘Мемуары’, какъ съ тхъ поръ онъ пристрастился къ книгамъ и сталъ почерпать изъ нихъ и боле осмысленный взглядъ на жизнь, и самое чистое наслажденіе. Съ этимъ вмст и служебная карьера Лориса шла быстро впередъ, и война 1854 — 1855 годовъ застала его уже съ такой прекрасной репутаціей, что по сдач Карса ему поручена была трудная должность коменданта Карсской крпости. Передъ началомъ войны онъ былъ помолвленъ съ княжной Ниной Ивановной Аргутинской-Долгорукой и теперь изъ Карса выпросилъ себ 2-хъ недльный отпускъ, обвнчался и вернулся на свое комендантство съ молодой женой. Дтей отъ этого брака осталось пятеро.

IV.

Лто 1887 г. графъ провелъ въ Веве. Иногда на графа передъ отъздомъ находили мрачныя думы о томъ, что онъ постепенно длается хиле и слабе и что онъ можетъ не пережить зимы, тогда я, замтивъ, какъ успокоительно дйствуютъ па него мои увренія въ противномъ, начиналъ трунить надъ его страхомъ, сводить все на ипохондрію и т. п. Помню, какъ посл одного изъ такихъ разговоровъ онъ сказалъ съ шутливымъ отчаяніемъ: ‘ну, есть ли на свт боле несчастный человкъ, чмъ я, и котораго бы боле преслдовала людская несправедливость? И будучи на верху карьеры и почестей, я ничмъ не воспользовался отъ государства, и остался по-прежнему съ весьма, какъ вы знаете, ограниченными средствами, русскіе же газеты недавно распространили извстіе, что я покупаю обширное помстье за границей, я имю претензію на репутацію хорошаго полководца, потому что одержалъ нсколько побдъ, велъ цлую военную кампанію и взялъ крпость Карсъ, которую считали неприступной, а вотъ Османъ-бей оспариваетъ мои военныя заслуги и увряетъ, что Карсъ взялъ вовсе не я, а онъ — Османъ-бей, наконецъ, я жалуюсь, что я боленъ и страдаю, а вы, мой Брутъ, и въ этомъ не хотите мн врить и обзываете меня ипохондрикомъ’.

Однако, въ общемъ итог, графъ остался очень доволенъ своимъ Вевейскимъ пребываніемъ и въ 20-хъ числахъ сентября 1887 г., въ сравнительно бодройъ вид, пустился въ обратный путь въ Ниццу. Зима тамъ вышла не изъ удачныхъ по причин дождей и необычныхъ холодовъ.

Лто 1888 г. тоже провелъ въ Веве. Однако, я находилъ, что въ этотъ пріздъ онъ охотне отдается воспоминаніямъ о прошломъ и не съ прежнимъ увлеченіемъ занимается текущими событіями, хотя и продолжаетъ читать множество газетъ, онъ и самъ неоднократно высказывалъ, что сталъ гораздо равнодушне ко всему происходящему и объяснялъ это тмъ, что настоящія теченія, такъ ярко и опредленно вырисовывающіяся въ европейской жизни, этотъ періодъ отступленія вспять ему крайне несимпатичны, и что онъ совсмъ разочаровался въ скорой перемн къ лучшему, до которой ему, наврное, не дожить {Блоголовый пишетъ въ своемъ дневник: Вообще послднее лто я наблюдалъ замтное пониженіе интереса въ Лорис ко всему, что происходитъ въ Россіи, и онъ самъ это чувствовалъ. Помню я ему сказалъ разъ: вотъ съ улучшеніехмъ курса надо думать, иныче выдетъ за границу больше профессоровъ, журналистовъ, интеллигентовъ, хоршо бы, если бы кто-нибудь попалъ и въ наши края и въ живой рчи познакомилъ насъ съ тмъ, что у насъ творится за кулисами печатной жизни, какія теченія въ обществ. мнніи. На это онъ мн отвтилъ : ‘а я, врьте моему слову, никого, даже и интеллигентовъ нашихъ видть не желаю, потому что во мн совсмъ пропалъ интересъ къ нашему болоту, и въ этомъ между мною и вами большая разница’.}. Какъ иностранный врачъ, по законамъ Швейцаріи, я не имлъ права лчить графа, а потому долженъ былъ для соблюденія формальности передать его одному изъ туземныхъ врачей, на что графъ, отлично понимая необходимость такой передачи, безпрекословно согласился съ условіемъ, чтобъ я руководилъ лченіемъ и чтобы безъ моего согласія не предпринимались никакая врачебная мра.

Такъ дло и уладилось, но и при этихъ условіяхъ мое руководительство оставалосъ больше номинальнымъ и очень меня мучило: не смотря на довріе графа ко мн, я никакъ не могъ уговорить его хоть разъ дать себя изслдовать фундаментально, чтобъ опредлить истинное состояніе его внутреннихъ органовъ.

На зиму Лорисъ перехалъ въ Ниццу. Изъ дошедшихъ до меня впослдствіи подробностей о предсмертной болзни графа знаю только, что онъ слегъ въ постель 5/17-го декабря, по причин усиленія кашля и появленія лихорадочнаго состоянія, очень страдалъ отъ безсонныхъ ночей и силы его быстро падали, встревоженная семья уговорила его призвать на консультацію нмецкаго врача, состоявшаго при виртембергскомъ корол, зимовавшемъ въ Ницц, но было поздно. Консультація состоялась въ 4 часу дня 12/14 декабря, за 5 часовъ до смерти, и графъ даже въ эти послдніе часы своей жизни остался вренъ своей антипатіи къ медицинскимъ осмотрамъ, напрасно докторъ-консультантъ склонялъ его допустить къ изслдованію груди, графъ отвчалъ: ‘не сегодня, любезный докторъ, а завтра, если только буду живъ, если же нтъ….’ и онъ пожалъ плечами. А въ 8 ч. 40 мин. того же вечера для него наступилъ вчный покой, къ которому онъ перешелъ въ полномъ сознаніи.

Россія лишилась въ лиц его одного изъ даровитйшихъ, безкорыстнйшихъ своихъ сыновъ и можно лишь искренно и не въ оскорбленіе живущимъ пожелать eй побольше такихъ!

Можетъ быть, многіе изъ безстрастныхъ читателей этихъ страницъ найдутъ, что он написаны въ слишкомъ хвалебномъ тон и спросятъ меня: ‘да неужели же графъ не имлъ никакихъ недостатковъ?’ — Несомннно имлъ, отвчу я, на то онъ и былъ человкъ съ нервами, плотью и кровью, а потому ничто человческое ему не было чуждо, но прошу помнить что я даю не характеристику графа, а только свои личныя воспоминанія о немъ,— въ моихъ же личныхъ впечатлніяхъ его мелкіе недостатки и слабости съ избыткомъ вознаграждались его богатыми достоинствами, и не столько поражалъ въ немъ его обширный, свтлый умъ, сколько благожелательное сердце, которое въ этомъ 60-лтнемъ старц, не смотря на точившую его медленно болзнь и пережитыя превратности, не зачерствло и сохранило горячую вру къ человчеству и чисто юношескую чуткость къ появленіямъ всего честнаго и благороднаго въ окружающей жизни. Какимъ онъ остался въ моей памяти, такимъ я и старался передать его здсь, насколько съумлъ.

Графъ Мих. Tap. Лорисъ-Меликовъ

въ воспоминаніяхъ К. А. Белоголоваго.1878-1888.

I.

II.

III.

IV.

Читайте также:

въ воспоминаніяхъ К. А. Белоголоваго.
1878-1888.