еофанъ Прокоповичъ и воцареніе имп. Анны Іоанновны
І.
II.
Мы, Анна,
Мы, Анна,
III.
IV.
V.
VI.
Кн. H. B. Голицынъ.
‘Встникъ Европы’, No 4, 1907
Кн. H. B. Голицын. Феофан Прокопович и воцарение имп. Анны Иоанновны, Прокопович Феофан, Год: 1907
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Небывалое политическое возбужденіе, царившее въ Москв въ начал 1730-го года, посл избранія на престолъ Анны Іоанновны и оглашенія замысла верховнаго тайнаго совта ограничить ея самодержавіе,— породило тогда большое количество проектовъ государственнаго преобразованія въ сред лицъ, близко стоявшихъ къ совершавшимся событіямъ. Хотя проекты эти направлялись противъ попытки ‘верховниковъ’, но они расширяли поданную ими мысль о томъ, чтобы какимъ-нибудь образомъ оградить себя отъ послдствій самовластія и обезпечить въ будущемъ извстную долю политической свободы и значенія за боле широкими кругами общества. Этотъ подъемъ политическаго сознанія раздлилъ въ полной мр и архіепископъ еофанъ Прокоповичъ. Вовлеченный въ борьбу вслдствіе своего положенія и связей, еофанъ оставилъ ‘Сказаніе’ объ этой борьб, исполненное страстнаго негодованія и непримиримой ненависти къ побжденному уже противнику {Напечатано въ приложеніи къ ‘Запискамъ дюка Лирійскаго’, пер. Д. Языкова, 1845 г.}. Эта записка, или, врне сказать,— памфлетъ, написанный подъ свжимъ впечатлніемъ февральскихъ событій 1730-го года, является настоящимъ обвинительнымъ актомъ противъ верховниковъ, искуснымъ подборомъ фактовъ, слуховъ и толковъ, своихъ личныхъ умозаключеній и риторическихъ преувеличеній еофанъ далъ яркую картину ‘коварства’ и ‘безстудія осьмиричныхъ затйщиковъ’, не стсняясь въ пользованіи всми доступными ему полемическими пріемами, чтобы добить павшаго врага.
Но одного изложенія событій, хотя бы и въ той рзкотенденціозной окраск, которую имъ придалъ еофанъ, было бы мало для достиженія преслдуемой имъ цли, а что цль эта, очевидно, не была невиннаго исторіографическаго характера, въ этомъ нельзя сомнваться, еофанъ умлъ ненавидть своихъ враговъ и не взялъ бы на себя труда описывать ихъ подвиги безъ особаго разсчета, какъ и все, что онъ длалъ. Прежде чмъ писать подробный обвинительный актъ, нужно было, на основаніи хорошо знакомыхъ его автору фактовъ, точно формулировать пункты обвиненія и, формулировавъ ихъ, добиться главной цли — всеобщаго призванія виновниковъ ограниченія власти Анны Іоанновны государственными преступниками. Поэтому еофанъ, еще до составленія своего ‘Сказанія*, замтилъ главные предметы обвиненія въ особой записк, носящей заглавіе: ‘Изъясненіе, каковы были нкихъ лицъ умыслы, затйки и дйствія въ призов на престолъ Ея Императорскаго Величества’ {Св. ‘Памятники нов. русской исторіи’, изд. Кашпирева, т. I, отд. II, стр. 11—16.}. Проф. Д. А. Корсаковъ, указавшій на несомннную принадлежность ея еофану, относитъ составленіе этой записки ко времени, непосредственно слдовавшему за разодраніемъ кондицій и возстановленіемъ самодержавія, т.-е. посл 25-го февраля 1730 г.,— ‘когда собирались свднія о степени виновности Голицыныхъ и Долгорукихъ въ республиканскихъ, какъ тогда выражались, замыслахъ’, и замчаетъ, что писана она была раньше ‘Сказанія’, которое должно было пополнить фактическую сторону дла, едва затронутую въ ‘Изъясненіи’. И тотъ, и другой документъ, по предположенію проф. Корсакова, предназначены были для представленія имп. Анн Іоанновн {Проф. Д. Корсаковъ, ‘Воцареніе Имп. Анны Іоанновны’, стр. XXII.}. Посл кратнаго вступленія, посвященнаго изложенію хода событій, приведшихъ въ неудач ‘затйки’ верховниковъ, ‘Изъясненіе’ основываясь на томъ, что ‘невозможно затечнаго сего дла не назвать самымъ злйшимъ преступленіемъ’, переходитъ въ детальному по пунктамъ разбору состава этого преступленія и доказательствъ преступности намреній его участниковъ. Такихъ обвинительныхъ пунктовъ и уликъ еофанъ насчитываетъ девятнадцать, въ вину верховникамъ ставится ршительно — и то, что они дйствовали ‘въ маломъ и скудномъ’ числ, тайно и обманомъ, безъ объявленія ‘начальнйшимъ духовнымъ, Сенату, генералитету и коллежскимъ членахъ’, и то, что вс поступки ихъ внушаемы были имъ не общимъ интересомъ, а ‘партикулярною’ пользой, и то, что они самовольно призвали трехъ новыхъ лицъ въ верховный тайный совтъ и тмъ присвояли себ права самодержавной власти, даже и то обстоятельство, что везли императрицу изъ Митавы ‘съ необычною скоростью, не опасаясь нарушенія здравія ея’, послужило однимъ изъ предметомъ обвиненія. Главнымъ же преступленіемъ верховниковъ являлось, по-первыхъ, сочиненіе ‘письма’, т.-е. кондицій, поднесенныхъ къ подписи Анн Іоанновн якобы отъ имени всего народа, причемъ авторы кондицій, заручившись ея подписью, выдали ихъ за писанное ея секретаремъ и какъ бы составленное по ея собственному добровольному побужденію: ‘и тако они, господа, именемъ народа обманули Государыню въ Курляндіи, а именемъ Государыни обманули народъ въ Москв’,— мтко обличаетъ еофанъ двусмысленную роль верховниковъ въ дл проведенія ограничительныхъ пунктовъ. Другое преступленіе, еще боле тяжкое, повергшее еофана въ крайнее негодованіе, состояло въ томъ, что верховники осмлились ввести въ кондиціи пунктъ о лишеніи императрицы короны въ случа неисполненія ею выработанныхъ имя условій, между тмъ какъ себ самимъ, по колкому замчанію еофана, даже ‘штрафа’ никакого не положили за преступное съ ихъ стороны дйствіе. Лишеніе императрицы престола авторъ ‘Изъясненія’ считаетъ равносильнымъ косвенному осужденію ея на смерть, ибо ‘весьма опасно лишеннаго короны государя въ живыхъ оставлять’. еофанъ вспоминаетъ по этому поводу ‘богомерзкое, безсовстное, безбожное дло англичанское’ — казнь короля Карла I, и находитъ въ немъ аналогію съ тмъ положеніемъ, какое хотли создать верховники для Анны Іоанновны. ‘Сіе же все видя’,— заключаетъ еофанъ свои 19 обвинительныхъ статей,— ‘да разсудятъ прочіе Ея Величества врные подданные и добра народнаго рачители, каковымъ именемъ толь страшное умышленіе и дйствіе назвать надлежитъ, и чего оно достойно, и каковое впредь отъ таковыхъ затйщиковъ подобаетъ имть опасеніе’. Въ этихъ словахъ содержится уже прямая угроза: ‘затйщики’ должны быть наказаны за свое ‘страшное умышленіе и дйствіе’, дабы избавить государство отъ ‘опасенія’ новыхъ попытокъ въ такомъ же род, къ сужденію о степени ихъ виновности и о ‘достойномъ’ возмездіи за преступный умыселъ ихъ призываются ‘врные подданные и добра народнаго рачители’. Нельзя было оставить безнаказаннымъ такое дло, которое грозило государын лишеніемъ престола, а можетъ быть — и жизни, государству — ‘мятеніямя, смутами и междоусобіями’, одного этого пункта было бы достаточно, чтобъ вызвать преслдованіе противъ его авторовъ, какъ государственныхъ преступниковъ, но еофанъ насчиталъ еще цлыхъ восемнадцать, старательно выискивая во всхъ дйствіяхъ верховниковъ матеріалъ для вящшаго обвиненія.
Было ли ‘Изъясненіе’ предназначено для поднесенія императриц, какъ полагаетъ проф. Корсаковъ, или оно было разсчитано на боле широкій крутъ читателей,— конечно, изъ правящихъ сферъ и изъ среды единомышленниковъ новгородскаго архіепископа,— ршить трудно, сомнительно однако, чтобы еофанъ, еще мало знавшій новую императрицу, убдившійся воочію въ ея нершительности въ критическую минуту и понимавшій трудность ея положенія среди взволнованнаго политическою бурей общества, могъ надяться на то, что его записка возыметъ на все надлежащее дйствіе, не будучи поддержана согласнымъ хоромъ мнній другихъ значительныхъ въ правительств лицъ, распространяя же ее въ сочувствовавшихъ ему кругахъ, онъ могъ завербовать себ вліятельныхъ сторонниковъ которые произвели бы давленіе на Анну Іоанновну въ желательномъ для него смысл. Думается поэтому, что ‘Изъясненіе’ не было разсчитано на поднесеніе императриц, а скоре всего имло въ виду ‘возбужденіе умовъ противъ виновниковъ ‘умышленія’ на цлость самодержавной власти.
Какъ бы то ни было, вопросъ о преступности верховниковъ былъ поставленъ ясно, были выработаны пункты обвиненій, составлялся на ихъ основаніи обвинительный актъ. Недоставало одного: нужно было установить способъ судопроизводства надъ ними. Ограничиваться принятыми досел средствами дйствія, глухой расправой въ застнк тайной канцеляріи, откуда ни одинъ звукъ не долеталъ до вншняго міра, вовсе не входило въ разсчеты еофана: совершено было необычайное, ‘самое злйшее’ преступленіе, какого еще не видано было на Руси, разв только низложеніе Василія Шуйскаго могло быть приравнено ему, но это ‘таковое дло’, замчаетъ еофанъ, ‘что надобно бы свое у всхъ и нашихъ и иностранныхъ людей въ памяти вынять и вчному забвенію предать’. Предать забвенію умыселъ верховниковъ не было возможности, да еофанъ вовсе и не желалъ этого, ему, напротивъ, нужно было придать ихъ дйствіямъ возможно большую огласку, выставить ихъ измнниками въ глазахъ всей Россіи, правящей и шляхетской, а для этого и судъ надъ ними долженъ былъ быть обставленъ особою торжественностью, сообразно съ безпримрной тяжестью ихъ вины. Въ его представленія этотъ судъ долженъ былъ явиться апоеозомъ торжества самодержавія надъ ‘вторгшейся въ Россію аристократіей’, какъ онъ однажды впослдствіи выразился {Морозовъ, ‘еофанъ Прокоповичъ, какъ писатель’, стр. 336.}.
Но для того, чтобъ указать самодержавному правительству Анны, какъ, во его мннію, оно должно поступить съ злоумышленниками, покусившимися на цлость и полноту его власти, еофанъ пишетъ новую записку — о созыв особаго верховнаго надъ ними судилища. Эта записка до сихъ поръ не была извстна ни одному изъ изслдователей, занимавшихся исторіей восшествія Анны Іоанновны на престолъ. Хранится она въ Государственномъ Архив, въ дл, озаглавленномъ: ‘Длопроизводство слдственной коммиссіи надъ Остерманомъ, Минихомъ, Головкинымъ и прочими’ 1741-го года. Почему эта записка оказалась въ названномъ дл, можно объяснить тмъ, что она найдена была въ бумагахъ Остермана, близость котораго въ новгородскому архіепископу извстна, и попала вмст съ прочими забранными у него документами въ руки его судей, когда онъ былъ арестованъ при воцареніи Елизаветы Петровны, предметомъ разслдованія она не стала, ибо возбуждаемые ею вопросы уже потеряли значеніе при новой императриц, о ней ни однимъ словомъ не упомянуто въ допросахъ, которымъ подвергся Остерманъ, а потому она ускользнула и отъ вниманія позднйшихъ изслдователей событій какъ 1730-го, такъ и 1741-го годовъ. Принадлежность ея еофану Прокоповичу не подлежитъ никакому сомннію: кром характерныхъ для него выраженій и упоминанія о необходимости призвать въ суду надъ верховниками представителей высшаго духовенства, въ пользу авторства еофана говоритъ ея почеркъ: при сличеніи его съ другими документами, имъ писанными, не остается сомннія въ принадлежности ея еофану. Писана она на двухъ отдльныхъ листахъ, изъ коихъ первый содержитъ самое предложеніе или проситъ еофана, а второй — дополненія къ нему въ вид двухъ проектовъ высочайшихъ указовъ. Ни заголовка, ни подписи, ни даты составленія на ней нтъ. Помщаемъ ее съ соблюденіемъ орографіи подлинника:
‘Чтобы ясно познать, каково то дло, которое у васъ, во преставленіи б. п. Государя Петра Втораго, въ призываніи на престолъ Государыни Анны Іоанновны здлано, и чтобы правиломъ правосудія, благосовстно и непогршително, къ безпечалію и покою народному, мощно учинить полезное опредленіе, надлежитъ по мннію нашему слдующая исполнить:
1. Повелть въ одно мсто сойтись великому собранію всхъ главныхъ чиновъ, а именно — духовныхъ, Сената, генералитета, коллежскихъ и знатнаго шляхетства. Мсто же собранія было бы безопасное и стражею воинскою огражденное. И о таковомъ собраніи публиковать указъ.
2. Собранія того всмъ членамъ учинить присягу на томъ, что будутъ предложенное имъ дло разсуждать и судить прямою совстію, нелицемрно и нелицепріятно, не посматрвая ни на что силу и могущество, и никому не норовя и не посягая коей-нибудь ради причины, ни для любви, ни для ненависти, ни для ласкателства, ни для страха, но ниже для крови, сродства и свойства, одолжая себе и въ тлесному жестокому наказанію, еслибы не такъ поступилъ кто. И на то особливую форму присяги сочинить.
3. После присяги, прочитану быть Ея Величества указу о рассужденіи дла бывшаго.
4. Сочинить и подать собранію инструкцыю о процессе, или дйствіи и порядк того дла исслдованія. И былъ бы нарочно учрежденный секретарь или агентъ, который бы артикулы или пункты инструкцыи въ слухъ прочитывалъ, не вс вдругъ, но по единому между дйствіемъ.
5. А что исслдованіемъ покажеться, то описавъ, со мнніемъ судебнымъ, Ея Величеству предложить при доношеніи отъ собранія’.
Проекты указовъ:
1) ‘По первому пункту Указъ.
Божіею милостію императрица и Самодержица Всероссійская, и прочая, и прочая, и прочая.
Понеже, при воспріятіи нашемъ прародительнаго въ Россійской Имперіи самодержавія, просили васъ обществомъ врныя наши подданыи, какъ духовныи, такъ свцкіи вс единогласно, дабы мы, отставя Тайный верховный Совтъ, повелли быть Правителствующему Сенату въ немаломъ числ, того ради симъ нашимъ указомъ повелваемъ, для лучшаго о томъ рассужденія и учрежденія и для другихъ нуждъ {Слова ‘и для другихъ нуждъ’ приписаны на поляхъ.}, быть доволному Собранію равныхъ главнйшихъ чиновъ, а именно: изъ духовенства — всхъ въ Москв обртающихъся архіереевъ Россійскихъ {Слово ‘Россійскихъ’ приписано на поляхъ.} и первйшихъ архимандритовъ, изъ мірскихъ лицъ — Сената, генералитета, членовъ коллежскихъ и знатнаго шляхетства. А собраться всхъ сего мсяца Марта въ ‘ ‘ день, въ палату… А Bepховному Тайному Совту отсел не быть’.
2) ‘По пункту третему Указъ.
Божіею милостію Императрица и Самодержица Всероссійская, и прочая, и проч., и проч.
Учрежденному нашему духовныхъ и мірскихъ чиновъ Собранію.
Понеже, по бывшей въ Москв Генваря въ 19 день деклараціи о нашемъ престола Всероссійскаго наслдованіи, учиненъ вамъ {Слово ‘намъ’ приписано на поляхъ.} отъ верховнаго Совта призовъ необычный и немалому (л. 2-й об.), какъ уже всхъ извстно, подозрнію подлежащій, того ради учрежденному вашему духовныхъ и мірскихъ чиновъ Собранію повелваемъ, до рассужденія о состояніи будущаго Сената, исслдовать {Написано было ‘разсудить’ и зачеркнуто.} и разсмотрть, когда, гд, отъ кого и для чего способъ онаго призову опредленъ, и просто или обманно, и не въ партикулярной ли чіей полз былъ намренъ. И о всемъ томъ обстоятелно исслдовавъ, предложить намъ съ мнніемъ для крайней резолюцыя’.
Первый вопросъ, который тутъ подлежитъ разршенію, касается времени составленія этой записки. Изъ содержанія перваго проекта указа, въ ней приложеннаго, видно, что верховный тайный совтъ еще продолжалъ существовать, иначе еофанъ не писалъ бы въ конц этого указа: ‘а В. Т. Совту отсел не быть’. Упраздненіе в. т. совта послдовало 4 марта 1730 г., разодраніе кондицій и возстановленіе самодержавія (событія, уже извстныя составителю записки) произошли 25 февраля, поэтому записка могла быть написана только въ теченіе недли, отдляющей эти дв даты, 25-е февраля и 4-е марта, изъ словъ того же проекта указа: ‘а собраться всмъ сего мсяца Марта въ… день’ можно бы заключить, что еофанъ писалъ свое предложеніе именно въ первыхъ числахъ марта (1-го, 2-го или 3-го), во слова ‘сего Марта’ могли быть написаны и въ послднихъ числахъ февраля, можно предполагать, что еофанъ допустилъ такого рода анти-датированіе въ разсчет, что проектируемое имъ ‘великое собраніе’ все равно раньше марта ни въ какомъ случа собраться не могло. Какъ бы то ни было, дату составленія записки можно считать установленною съ несомннной очевидностью. То обстоятельство, что она написана была въ первую же недлю посл возстановленія самодержавія Анны Іоанновны, по горячимъ слдамъ, оставленнымъ этимъ событіемъ въ умахъ современниковъ, сообщаетъ ей особую цнность, она является живымъ и свжимъ отголоскомъ той политической сумятицы, когда русскому пореформенному обществу пришлось впервые стать лицомъ къ лицу съ вопросомъ: быть или не быть самодержавію.
Разсматривая записку еофана въ связи съ двумя другими произведеніями его, вызванными событіями 1730-го года, ‘Сказаніемь’ и ‘Изъясненіемъ’ о винахъ верховниковъ, слдуетъ придти къ заключенію, что записка была написана имъ раньше всего остального. Преступленіе верховниковъ для еофана и его единомышленниковъ было слишкомъ очевидно, чтобы оно нуждалось въ немедленномъ составленіи обвинительнаго акта о немъ, подбирать пункты обвиненія и на ихъ основаніи составлять этотъ актъ можно было не спша, лишь бы добиться главнаго — привлеченія виновныхъ въ суду. Поэтому можно предполагать, что еофанъ написалъ прежде всего разсматриваемую нами записку, потомъ собралъ обвинительные пункты (‘Изъясненіе’), быть можетъ получивъ надежду на удачный всходъ своего предложенія, и наконецъ принялся для пополненія и развитія ихъ на составленіе подробнаго повствованія о ход событій (‘Сказаніе’), которое послужило бы ему вмст съ тмъ и свидтельскимъ показаніемъ на суд. Кром того, изъ 4-й статьи самого проекта — о составленіи инструкціи ‘о процесс и порядк’ изслдованія дла — можно съ нкоторымъ вроятіемъ заключить, что еофанъ, когда писалъ эту статью, уже имлъ въ виду впредь разобрать вины верховниковъ по пунктамъ, которые могли быть имъ составлены именно въ разсчет на будущее судебное разбирательство дла, въ такомъ случа ‘Изъясненіе’ получило бы значеніе необходимаго дополненія въ записк еофана о великомъ собраніи, съ цлью облегчить судопроизводство предъявленіемъ суду уже готовыхъ обвинительныхъ статей, которыя, согласно проекту, должны были подъ-рядъ прочитываться на собраніи ‘нарочно учрежденнымъ’ для того секретаремъ или агентомъ.
Переходя къ разбору содержанія записки еофана Прокоповича, отмтимъ бросающуюся прежде всего въ глаза разницу въ цляхъ, преслдуемыхъ самимъ проектомъ сравнительно съ тми, которыя намчаются въ приложенныхъ къ нему указахъ. Въ пяти статьяхъ проекта идетъ рчь исключительно о верховномъ суд надъ дятелями избранія на престолъ Анны Іоанновны, для этого суда и только для него, созывается ‘великое собраніе всхъ главныхъ чиновъ’ государства, и выработанное имъ во этому длу ршеніе представляется на усмотрніе императрицы ( 5), ‘разсужденіе дла бывшаго’ — вотъ, повидимому, единственный предметъ вднія великаго собранія, предметъ настолько важный самъ по себ, по мннію составителя проекта, что для его обсужденія должна быть примнена особая форма присяги ( 2), что члены собранія должны находиться въ особомъ, безопасномъ и огражденномъ воинскою стражей помщеніи ( 1), что судоговореніе должно производиться особымъ способомъ, отличнымъ отъ обычныхъ формъ ( 4). Между тмъ оба проекта указовъ, приложенныхъ съ записк, неожиданно раскрываютъ совсмъ иныя, значительно боле широкія цли созыва собранія: въ первомъ проект (‘По первому пункту Указъ’) о суд надъ верховниками ни словомъ не упомянуто, зато говорятся о ‘лучшемъ разсужденіи и учрежденіи’ вновь организуемаго ‘въ немаломъ числ’ сената, и о ‘другихъ нуждахъ’, и объ упраздненіи верховнаго тайнаго совта. Второй проектъ (‘По пункту третьему Указъ’) также говоритъ о ‘разсужденіи о состоянія будущаго Сената’, но вмст съ тмъ требуетъ, чтобъ этому разсужденію предшествовало разсмотрніе дла о ‘необычномъ призов’ на престолъ Анны Іоанновны. Такая двойственность задачъ, намчаемыхъ запиской еофана Прокоповича, находятъ себ объясненіе во вступительныхъ словахъ самой записки, гд въ самыхъ общихъ выраженіяхъ намчаются об цли созыва великаго собранія: судъ надъ верховниками и разсужденіе о реформ центральнаго органа правительства. Великое собраніе, говорится въ этомъ вступленіи, созывается, во-первыхъ, для того, ‘чтобы ясно познать, каково то дло, которое у насъ… въ призываніи на престолъ Государыни Анны Іоанновны сдлано’, ‘позвать’ это призваны вс главные чины государства, и о средствахъ къ правильному освщенію дла трактуютъ вс пять статей проекта. Но тому же собранію предстоитъ ршить другую, боле обширную задачу, а именно — ‘правиломъ правосудія, благосовстно и непогршително, къ безпечалію и покою народному, мощно учинить полезное опредленіе’. Эта задача обрисована боле ясно, какъ мы видли, въ первомъ проект указа, который исключительно ею ограничиваетъ компетенцію предстоящаго собранія. Об цли, поставленныя авторомъ записки, формулированы имъ въ его вступительныхъ словахъ крайне обще и неопредленно: въ первомъ случа онъ говоритъ лишь о ‘ясномъ познаніи’ дла верховниковъ, во второмъ же — упоминаетъ только, въ еще боле туманной форм, объ ‘учивеніи полезнаго опредленія’, не касаясь того, какія именно стороны государственнаго строя имютъ быть затронуты этимъ ‘опредленіемъ’. Боле точная формулировка этихъ двухъ задачъ собранія содержится во второмъ проект указа, гд установленъ порядокъ разсмотрнія ихъ: сначала имется въ виду произнести судъ надъ верховниками, какъ дло боле спшное и требующее скорйшаго разбирательства, а затмъ уже приступить и въ обсужденію вопроса ‘о состояніи будущаго Севата’. Выражаясь во вступленіи одними общими намеками, въ особенности по второму изъ поставленныхъ имъ вопросовъ, еофанъ какъ будто намренно забываетъ въ своей записк объ этой второй задач, касаясь исключительно ближайшей, самой неотложной цли созыва собранія — судебнаго ‘изслдованія’ дла объ избраніи Анны Іоанновны, добиться такого изслдованія — его завтная мечта, но для того ли, чтобы скрасить слишкомъ рзво бросающееся въ глаза, несмотря на всю мягкость выраженій, намреніе добить павшихъ противниковъ, или съ тмъ, чтобы дйствительно воспользоваться будущимъ собраніемъ для обсужденія серьезныхъ реформъ въ государственномъ стро (на этомъ вопрос мы остановимся ниже), еофанъ расширяетъ задачу собранія до предловъ, которые при другихъ условіяхъ могли бы пожалуй сообщить ему значеніе своего рода учредительнаго органа (неопредленность выраженія: ‘и для другихъ нуждъ’ — можетъ подать поводъ въ самымъ разнообразнымъ и широкимъ толкованіямъ задачъ этого собранія).
Вс три произведенія еофана, вызванныя событіями 1730-го года,— ‘Сказаніе’, ‘Изъясненіе’ и ‘Записка’,— тсно связаны между собой по внутреннему содержанію, цль ихъ, раскрываемая въ проект созыва великаго собранія — привлечь верховниковъ на судъ современниковъ, и притомъ не въ обычномъ порядк судопроизводства, а при особыхъ условіяхъ, долженствующихъ придать этому суду характеръ исключительности, сообразно съ безпримрностью въ исторіи Россіи самаго проступка ихъ. Помщенная выше записка еофана Прокоповича сообщаетъ такимъ образомъ новый смыслъ двумъ первымъ его произведеніямъ, до сихъ поръ они могли разсматриваться лишь какъ сочиненія публицистическаго характера одного изъ наиболе освдомленныхъ очевидцевъ переживавшихся въ Москв въ начал 1730-го года событій, проектъ же созыва собранія,— являясь твореніемъ государственнаго дятеля, участника тхъ же событій, которыя вызвали въ немъ сознаніе необходимости взыскать немедленныя и сильныя средства во избжаніе повторенія ихъ,— раскрываетъ практическую цль составленія ‘Изъясненія’ винъ верховниковъ и ‘Сказанія’ объ избраніи на престолъ Анны Іоанновны. Почему же еофанъ настаивалъ на необходимости совершенно исключительной постановки разбирательства дла объ избраніи на престолъ Анны Іоанновны и какія побужденія руководили имъ въ этомъ случа? Вопросъ этотъ приводитъ васъ въ разсмотрнію политическихъ взглядовъ еофана Прокоповича и отношеній его къ верховному тайному совту и къ отдльнымъ его членамъ.
Къ учрежденію верховнаго тайнаго совта еофанъ съ самаго начала отнесся отрицательно, хотя тщательно скрывалъ свое мнніе о немъ за все время его существованія. Привыкшій считаться съ властью, въ чьемъ бы лиц она ни сосредоточивалась въ данный моментъ, лавировать среди подводныхъ камней правительственной и придворной жизни, подъ шумъ событій устраивая свои дла по желанію, еофанъ при Екатерин I и Петр II не могъ, да и не захотлъ бы вести борьбу съ верховнымъ тайнымъ совтомъ. Свой взглядъ на него онъ высказалъ впервые вполн опредленно, какъ только верховный тайный совтъ пересталъ быть для него опасенъ, а именно — въ своемъ ‘Сказаніи’ о событіяхъ 1730 го года. Поясняя, что онъ разуметъ подъ словомъ ‘верховные’, еофанъ пишетъ: ‘При Императриц Екатерин, сверхъ установленнаго Петромъ I Сената, новое и отъ Сената высшее правительство учреждено и украшено особливымъ именемъ: верховный совтъ. Сіе жъ собраніе въ томъ вящше отъ сената имло силу, что и нкую власти часть, у Сената отнятую, приняло къ себ и что большую важность возымла, однакоже, что вы хотлъ бы верховный оный Совтъ вновь уставить, неволенъ былъ сдлать то безъ изволенія Императрицы. А когда ея не стало, а насталъ Петръ II, дванадесятилтній тогда отрокъ, тогда верховный Совтъ, получивъ себ, по своему мннію, совершенную и свободную власть, и могъ я дерзалъ длать, что хотлъ, да и тогда еще правительство свое не могло ничего учинить безъ воли кн. Меншикова, который его членъ былъ’. Посл паденія Меншикова первыми лицами въ верховномъ тайномъ совт стали Долгорукіе, соединявшіеся съ Голицыными, смерть Петра II заставила ихъ добиваться ‘получить хотя часть царской власти, когда цлой той (вслдствіе кончины молодого императора, обрученнаго съ Екатериной Долгорукой) достичь не могли’. Такъ родился умыселъ ‘верховныхъ господъ’ ограничить самодержавіе избранной ими императрицы. ‘Они не думали вводить народное владтельство, все обычно вольною республикой называютъ’,— пишетъ еофанъ,— ‘во всю владнія крайнюю силу осьмочисленному своему Совту учреждали’, это не было ‘владтельство избранныхъ’, аристократія, а ‘сковническое тиранство или насильство’, олигархіи. Объясняя такимъ образомъ возникновеніе ‘затйки’ верховниковъ, еофанъ не могъ не возлагать вину за это небывалое преступленіе, кром непосредственныхъ участниковъ его, и на самое учрежденіе, членами котораго они состояли. Въ верховномъ тайномъ совт, присвоившемъ себ всю силу государственнаго правленія, онъ видлъ искаженіе реформы Петра Великаго, крайнія послдствія этого искаженія сказались въ событіяхъ 1730-го года, поэтому неудача попытки верховниковъ была для еофана не только личнымъ торжествомъ, но и побдой его глубокаго убжденія въ необходимости для Россія не отступать отъ проложеннаго Преобразователемъ пути. Въ этомъ отношеніи еофанъ шелъ такъ далеко, что всякое нововведеніе казалось ему нарушеніемъ дла Петра, оскорбленіемъ его памяти, такъ онъ и отнесся въ учрежденію верховнаго тайнаго совта, который тмъ боле былъ ему ненавистенъ, что своимъ появленіемъ онъ принизилъ наиболе важный и жизнеспособный органъ центральнаго управленія петровскаго времени — сенатъ, въ приведенныхъ выше словахъ его во этому поводу ясно слышится раздраженіе противъ установленія, отнявшаго у сената ‘нкую власти часть’.
Но кром сената, отъ созданія верховнаго тайнаго совта пострадалъ я высшій органъ церковнаго управленія, равный сенату по своему положенію въ іерархіи государственныхъ установленій и особенно дорогой еофану Прокоповичу, какъ его дтище. Отнятіе у синода званія ‘Правительствующаго’, раздленіе его на два департамента, одинъ изъ коихъ, судебный и хозяйственный, долженъ былъ управляться свтскими лицами, необходимость испрашивать разршенія верховнаго тайнаго совта при наиболе важныхъ перемнахъ въ церковномъ управленіи {См. Филипповъ, ‘Исторія Сената въ правленіе Верховнаго Тайнаго Совта’, стр. 70—80.} — все это были такія ограниченія власти синода, которыя не могли не оскорблять автора ‘Духовнаго Регламента’. Кром того, еофанъ могъ быть особенно возстановленъ противъ верховнаго тайнаго совта вслдствіе одного дла, когда синодальнымъ архіереямъ пришлось сыграть вередъ совтомъ унизительную роль просителей. Изъ-за неясности одного повелнія императора Петра I о зачисленіи въ счетъ жалованья членамъ синода получаемыхъ ими изъ ихъ епархій доходовъ, возникъ споръ между ними и кабинетъ-секретаремъ Макаровымъ, который обвинялъ ихъ въ самовольномъ толкованіи указа. Для разъясненія дла синодальные члены вынуждены были представить въ верховный тайный совтъ свднія о своихъ доходахъ, совтъ возстановилъ отмнить указъ Петра великаго, который въ синод записавъ былъ неточно и произвольно со словъ государя, выдавать членамъ синода одно денежное жалованье, а изъ епархій воспретить имъ что-либо брать, кром того, онъ веллъ разослать надежныхъ лицъ по епархіямъ для собранія свдній о приходахъ и расходахъ архіереевъ, начиная со времени учрежденія синода. Вспоминая объ этомъ впослдствіи, еофанъ не безъ горечи писалъ: ‘Въ 1726 г., когда навожденіемъ Георгія, бывшаго архіерея Ростовскаго, многія длались на Синодъ и на другихъ, вн Синода, духовныхъ властей нападенія и отъ того произошли и плача и смха достойныя смуты, приславъ былъ отъ верховнаго Тайнаго Совта подъ именемъ блаженныя и вчнодостойныя памяти Государыни Императрицы Екатерины Алексевны указъ, дабы синодальные члены показали порознь и собственно всякъ, что кто изъ мстъ своихъ и (къ) житію своему получаетъ, и тогда мы письменныя о томъ подавали вдомости’ {Сборникъ Имп. Истор. Общества, т. LVI, стр. 101, 419—426, т. LXIII, стр. 14—15, т. CIV, стр. 19. ‘Русскій Архивъ’ 1870 г., стр. 1958—1969.}. Отобраніе ‘Правды воли монаршей’ и службы св. Александру Невскому, сочиненной еофаномъ и содержавшей въ себ намеки на дло царевича Алекся, закрытіе Александровевской типографіи, находившейся въ вдніи еофана, указъ о напечатаніи ‘Камня вры’ Стефана Яворскаго, заклятаго врага новгородскаго архіепископа — все это такія дйствія верховнаго тайнаго совта, которыя не могли не задвать еофана по самымъ чувствительнымъ струнамъ его самолюбія {Чистовичъ, ‘еофанъ Прокоповичъ’, стр. 223—226, 228—229, Сборникъ И. И. Общества, т. LXIX, стр. 481—484, 709—710.}.
Трудное положеніе еофана въ правленіе верховнаго тайнаго совта осложнялось личной непріязнью Меншикова, покровительствовавшаго его явнымъ врагамъ въ синод {Чистовичъ, ibid., стр. 225—226.}. Съ паденіемъ этого ‘безбожнаго раба’ {Чистовичъ, ibid, стр. 278, Морозовъ, ‘еофанъ Прокоповичъ, какъ писатель’, стр. 855.} еофанъ вздохнулъ свободне, но не надолго, наступила открытая реакція противъ реформы Петра, пошли усиленные толки о возстановленіи патріаршества и упраздненіи синода, старо-церковная партія подняла голову, и дорогому для еофана длу Великаго Преобразователя стала грозить опасность полнаго искаженія подъ давленіемъ ретрограднаго большинства верховнаго тайнаго совта. Въ эту эпоху и выработался у еофана тотъ консерватизмъ по отношенію къ преобразованіямъ Петра, который онъ такъ ярко выразилъ въ своихъ проповдяхъ, когда стало снова возможно высказывать безбоязненно сочувствіе реформ и прославлять Анну Іоанновну за возвращеніе на путь, начертанный Россіи Петромъ {Морозовъ, ibid., стр. 368-370.}. Ставъ, такъ сказать, присяжнымъ панегиристомъ и защитникомъ реформы, еофанъ не упустилъ изъ виду главнаго условія, которое содйствовало Петру въ достиженіи добытыхъ имъ результатовъ, а именно неограниченности его власти, привыкнувъ видть во всей его дятельности проявленія этой власти въ самой опредленной, нердко грубой ея форм, еофанъ отъ этого практическаго опыта естественнымъ путемъ перешелъ къ теоретическому обоснованію основъ самодержавія. Къ этой задач онъ приближался уже въ то время, когда составлялъ по приказанію Петра ‘Правду воли монаршей’, но тогда имъ руководили другія побужденія и цли. Для него ясно было, что реформы Петра, безапелляціонно признаваемыя имъ благодтельными для Россіи, могли быть осуществлены только путемъ сосредоточенія всей власти въ рукахъ единаго монарха, слдовательно, разсуждалъ онъ, такая форма правленія является наилучшей для Россіи, и Анна Іоанновна, воспринявъ самодержавіе, могла благодаря этому слдовать по стопамъ великаго императора, что она и осуществила, по мннію еофана, на дл. Описывая въ 1730 г. впечатлніе, произведенное на общество ‘затйною’ верховниковъ, авторъ ‘Сказанія’ заявляетъ, что опасенія русскихъ людей, въ случа удачи ихъ, а именно, что Россія раздлится на части, какъ въ удльный періодъ, и что верховники явятся ‘атаманами междоусобныхъ браней’, не лишены основанія, ‘понеже’ — говоритъ онъ — ‘русскій народъ таковъ есть отъ природы своей, что только самодержавнымъ владтельствомъ хранимъ быть можетъ, а если каковое нибудь иное владнія правило воспріиметъ, содержаться ему въ цлости и благости отнюдь невозможно, во о семъ намреніе ваше есть особливыя доказательства написать’. Это намреніе еофанъ отчасти привелъ въ исполненіе: въ проповди въ день воспоминанія коронаціи въ 1734 г. онъ подробно разобралъ вопросъ о томъ, ‘какъ многополезно есть Россійскому государству владычество самодержавное’. Разсматривая въ этой проповди ходъ историческаго развитія Россіи, еофанъ высказываетъ убжденіе, что только тогда Россія благоденствовала, когда управлялась самодержавными монархами, съ особеннымъ вниманіемъ останавливается онъ на избраніи Василія Шуйскаго, котораго принудили ‘не единовластно царствовать’, вслдствіе чего въ Россію ‘вторгнулась аристократія’. Объ этомъ же событіи вспоминалъ еофанъ и раньше, въ своемъ ‘Изъясненіи’ винъ верховниковъ, теперь онъ снова возвращается къ нему и напоминаетъ по этому поводу, что ‘и въ недавніе годы нкимъ похотлось правительства Шуйскаго, но Богъ наступившее свое бдство прогналъ умирающей монархіи оживленіемъ’, которое повлекло за собой общее благополучіе {Морозовъ, ‘еофанъ Прокоповичъ, какъ писатель’, стр. 364—369.}. Четыре года прошло уже съ тхъ поръ, какъ самодержавіе Анны Іоанновны восторжествовало надъ многовластіемъ верховнаго тайнаго совта, и тмъ не мене еофанъ не могъ простить верховникамъ ихъ попытки ограничить власть императрицы, съ какимъ же чувствомъ нетерпливаго ожиданія долженъ былъ онъ въ 1730 г. приписать къ первому проекту указа въ обнародованной вами выше записк заключительныя слова: ‘а Верховному Тайному Совту отсел не быть’!
Но не одни принципіальныя разногласія заставляли еофана Прокоповича ополчиться противъ ‘затйки’ верховниковъ, разсматриваемой имъ какъ результатъ направленія всей предыдущей дятельности верховнаго тайнаго совта. Свое отрицательное отношеніе въ учрежденію, явившемуся искаженіемъ дла Петра Великаго, еофанъ не могъ отдлить отъ лицъ, входившихъ въ составъ этого учрежденія, и трудно опредлить, какое чувство, возмущеніе ли убжденнаго патріота, или личная ненависть руководили имъ въ большей степени въ бурные дни начала 1730 года. Во всей своей дятельности еофанъ Прокоповичъ проявилъ эту черту, смшеніе чисто личныхъ, даже узко-эгоистическихъ побужденій съ мотивами принципіальнаго характера. Ему худо жилось въ дни владычества верховнаго тайнаго совта: преслдуемый сначала Меншиковымъ, потомъ взявшими надъ нимъ верхъ поборниками старины въ лиц Долгорукихъ и Голицыныхъ, онъ не могъ равнодушно видть, какъ въ рукахъ отдльныхъ, случайныхъ людей или фамилій разбивались лучшіе завты великой эпохи, съ которой онъ связалъ свою судьбу. Въ 1730 г., во глав движенія стояли т же дв родовитыя фамиліи, которыя при Петр II, то враждуя, то сходясь, сосредоточивали въ себ всю силу правительственной власти. Къ представителю одной изъ нихъ, кн. Д. М. Голицыну, еофанъ уже съ давняго времени питалъ нерасположеніе, причиной тому была близость Голицына къ врагу еофана, Стефану Яворскому. Можно не безъ основанія полагать, что указъ верховнаго тайнаго совта, отъ 6-го ноября 1727 г., о напечатанія ‘Камня вры’ Стефана Яворскаго, подписанный Голицынымъ вмст съ двумя другими членами совта, Головкинымъ и Апраксинымъ, былъ обязанъ первому своимъ появленіемъ {Сборникъ Имп. Ист. Об—ва, т. LXIX, стр. 709—710.}, тмъ боле, что докладъ объ этой книг составленъ былъ другимъ близкимъ къ Голицыну лицомъ, архіепископомъ тверскимъ еофилактомъ, мечты котораго о патріаршеств и интриги противъ еофана, нсколько лтъ спустя, выгнали столкновеніе его съ новгородскимъ архіепископомъ, въ допросахъ по этому длу архимандритъ Іоасафъ Маевскій показывалъ, что еофилактъ говорилъ ему о стараніяхъ кн. Д. Голицына и гр. И. А. Мусинъ-Пушкина относительно обнародованія ‘Камня вры’ {Чистовичъ, ‘еофанъ Прокоповичъ’, стр. 466.}. Напечатаніе ‘Камня вры’ было вызовомъ, брошеннымъ партіей приверженцевъ старины представителю новыхъ вяній въ церковной жизни, порожденныхъ реформой. Однимъ изъ излюбленныхъ вожделній этой партіи являлось возстановленіе патріаршества, и процессъ еофилакта Лопатинскаго раскрылъ, насколько эта мечта глубоко засла въ умахъ нкоторыхъ современниковъ. Еслибы допустить, что событія 1730-го года могли принять благопріятный для верховниковъ оборотъ, то можно было бы ожидать, что главенство Д. М. Голицына въ правительств неминуемо привело бы къ провозглашенію патріархомъ одного изъ близкихъ къ нему іерарховъ церкви, и всего вроятне — того же еофилакта, а возстановленіе патріаршества означало бы не только отмну церковной реформы Петра I, но и гибель главнаго пособника его въ этомъ дл — еофана Прокоповича. Вполн возможно, что послдній предвидлъ этотъ неблагопріятный для него оборотъ дла: негодованіе и злоба, съ которыми онъ обрушился въ своемъ ‘Сказаніи’ на авторовъ ‘кондицій’, заставляютъ подозрвать, что далеко не одни побужденія принципіальнаго характера руководили имъ въ его борьб съ верховнымъ тайнымъ совтомъ, но еще боле страхъ за себя и свое будущее. Это опасеніе за свою судьбу длаетъ понятной и ту лихорадочную дятельность, какую проявилъ еофанъ посл избранія Анны Іоанновны: есть извстіе, что онъ тотчасъ же посл избранія ея тайно отправилъ къ ней въ Митаву гонца съ увдомленіемъ о кондиціяхъ, составленныхъ верховнымъ тайнымъ совтомъ, причемъ увщевалъ ее не врить этому акту и давалъ ей понять, что онъ можетъ быть со временемъ уничтоженъ, когда же Анна прибыла въ Москву и бдительно охранялась верховниками отъ всякихъ сношеній съ вншнимъ міромъ помимо ихъ, еофилактъ, по разсказу одного современника, подарилъ ей столовые часы, въ которыхъ скрыта была записка съ указаніемъ, какъ дйствовать противъ верховниковъ {Митр. Евгеній, ‘Словарь писателей дух. чина’, ч. II, стр. 678, ‘Записки дюка Лирійскаго’, стр. 181.}. Если эти извстія справедливы, то слдуетъ полагать, что только сознаніе крайней опасности своего собственнаго положенія заставило осторожнаго новгородскаго архіепископа прибгнуть къ столь рискованнымъ средствамъ сношенія съ новой императрицей для противодйствія умыслу верховниковъ.
Другой причиной негодованія еофана противъ членовъ верховнаго тайнаго совта, и въ частности — противъ Дм. Голицына, явилось умышленное устраненіе ими высшаго духовенства отъ дятельнаго участія въ совершавшемся переворот, верховники, очевидно, не разсчитывали на поддержку со стороны духовенства, а въ особенности со стороны первенствовавшаго въ синод новгородскаго архіепископа. Роль, сыгранная насъ при возведеніи Екатерины I на престолъ, была у всхъ на памяти, и верховники имли полное основаніе опасаться повторенія такого же энергичнаго вмшательства его въ затянное ими дло, они знали, кром того, что убжденія и личныя симпатіи еофана сказались бы безусловно враждебны всему направленію намченной ими перемны въ ‘образ царствованія’. Съ горечью и ироніей говоритъ еофанъ въ своемъ ‘Сказаніи’ о той тайн, которою верховники окружили свою ‘затйку’, о томъ, какъ они въ ночь 18-го января, тотчасъ посл смерти Петра II, хитростью удалили архіереевъ, чтобы помимо ихъ обсудить вопросъ о престолонаслдіи и объ измненіи формы правленія, ‘чего нцыи изъ оныхъ господъ и прежде сего желали и желанія утаить въ себ не могли’,— прибавляетъ еофанъ, разумя, конечно, въ числ этихъ ‘господъ’ главнаго виновника ограниченія самодержавія, кн. Д. Голицына. еофанъ билъ возмущенъ той ничтожной ролью, которую верховники предоставили высшему духовенству въ великомъ дл избранія императрицы, лично же его должно было оскорбить исключеніе его верховниками изъ состава депутаціи, которая отправилась 10-го февраля привтствовать императрицу въ Чашники, въ эту депутацію вошли три сенатора и три архіерея — изъ числа угодныхъ верховному тайному совту, а еофанъ въ ней не участвовалъ. Французскій резидентъ Маньянъ уже 2-го февраля доносилъ, что въ ежедневно формирующихся новыхъ партіяхъ замшаны наимене покорніи изъ представителей духовенства, оскорбленные крайнимъ презрніемъ, которое выказалъ ни. Д. Голицынъ въ ихъ сословію, воспротивившись допущенію кого-либо изъ его представителей въ собраніе государственныхъ чиновъ, обсуждавшихъ вопросъ объ избраніи новой императрицы, предлогомъ ихъ устраненія изъ этого собранія,— говоритъ Маньянъ,— послужило то, что духовенство (разумй: еофанъ Прокоповичъ) запятнало себя содйствіемъ возведенію на престолъ по смерти Петра I, помимо законнаго преемника, женщины, которая должна была бы остаться совершенно въ сторон отъ трона. Недовольство высшаго духовенства подтверждается свидтельствомъ и другого современника, саксонскаго резидента Лефорта, въ донесеніи его отъ 5-го февраля {Сборникъ Имп. Ист. Об—ва, т. LXXV, стр. 477, и т. V, стр. 853.}. Такимъ образомъ, кром личной непріязни къ самому выдающемуся изъ членовъ верховнаго тайнаго совта, еофанъ былъ глубоко оскорбленъ имъ въ своемъ самолюбіи перваго іерарха русской церкви.
Отношенія еофана въ кн. Д. М. Голицыну опредляютъ отношенія его и въ остальнымъ членамъ верховнаго тайнаго совта, за исключеніемъ безгласнаго Головнина и благоразумно прятавшагося въ свою скорлупу Остермана. Если въ Дмитрі Голицын, какъ сторонник аристократической формы правленія и принципіальномъ противник реформы Петра великаго, еофанъ усматривалъ самаго опаснаго врага самодержавія и своего собственнаго, то въ Долгорукихъ онъ могъ видть только временщиковъ, стремившихся въ удержанію за собой той полноты власти, на которую они могли разсчитывать, еслибъ состоялся бракъ молодого императора съ Екатериной Долгорукой. Ихъ роль въ событіяхъ 1730-го года была для него ясна: она сводилась въ эгоистическому стремленію, путемъ ограниченія власти Анны Іоанновны, остаться во глав управленія государствомъ, независимо отъ какихъ-либо принципіальныхъ взглядовъ ихъ на достоинства того или другого ‘образа царствованія’.
Въ ‘Сказаніи’ еофанъ посвящаетъ много мста описанію интригъ и преступныхъ дйствій Долгорукихъ, имъ однимъ онъ какъ будто приписываетъ всю вину въ происшедшемъ и совершенно игнорируетъ дятельность кн. Д. Голицына, хотя онъ не могъ не звать, что именно послднему принадлежитъ починъ въ вопрос объ ограниченіи самодержавія. Причина этому очевидна сама собой: поведеніе Долгорукихъ давало наиболе благодарный матеріалъ для обвинительнаго акта, на уличеніи ихъ въ желаніи удержать за собою власть всми дозволенными и недозволенными средствами можно было построить все обвиненіе, истолковавъ вс дйствія верховниковъ, безъ различія лицъ, однимъ эгоистическимъ побужденіемъ — остаться во что бы то ни стало у кормила правленія. Между тмъ выдвигать въ обвинительномъ акт главнаго иниціатора дла и автора кондицій не было такъ удобно, для этого пришлось бы вступать въ споръ относительно достоинствъ того или другого государственнаго строя, доказывать преимущества самодержавія передъ аристократическимъ или хотя бы олигархическимъ режимомъ, однимъ словомъ — переносить дло на почву принципіальныхъ вопросовъ, далеко не столь легко поддающихся формулировк въ вид обвинительныхъ статей, въ какой стремился еофанъ. Выставляя Долгорукихъ главными и даже единственными зачинщиками преступнаго умысла, еофанъ этимъ самымъ въ одно и то же время очернилъ и всхъ другихъ соучастниковъ этого умысла и придавалъ такимъ образомъ всмъ верховникамъ одинаковыя побужденія съ тми, кого онъ изобразилъ вожаками движенія. На этой передержк фактовъ построено все обвиненіе въ ‘Сказаніи’, и нельзя не призвать, что умолчаніе о роли Д. Голицына въ ограниченіи самодержавія Анны Іоанновны является очень ловкимъ полемическимъ пріемомъ со стороны автора и доказываетъ, что онъ зналъ, гд найти наиболе уязвимое мсто въ поведеніи своихъ противниковъ, личныхъ и политическихъ.
Таковы были мотивы, подъ вліяніемъ которыхъ дйствовалъ еофанъ Прокоповичъ въ 1730-мъ году. При свт ихъ становится ясно, что вс три произведенія его, написанныя подъ впечатлніемъ событій того времени, тснйшимъ образомъ связаны между собой и направлены въ одной цли. Слишхомъ много было у еофана причинъ вражды къ верховникамъ и накопилось озлобленія противъ нихъ, чтобъ можно было допустить, что онъ писалъ спроста и ‘Сказаніе’, и ‘Изъясненіе’ ихъ винъ, и наконецъ — помщенную выше записку. Эта послднія даетъ ключъ въ пониманію практической цли, которую преслдовали два другія произведенія новгородскаго архіепископа. Въ приложенномъ въ ней второмъ проект указа ясно говорится, что великому собранію всхъ чиновъ государства предстоитъ разсмотрть, ‘когда, гд, отъ кого и для чего способъ онаго призову (т.-е. призванія императрицы на престолъ) опредленъ, и просто или обманно, и не въ партикулярной ли чьей польз былъ намренъ’. Въ этихъ словахъ заключена программа дятельности суда надъ верховниками, программа, развитая по всмъ перечисленнымъ пунктамъ въ ‘Изъясненіи’ и подробно разработанная въ повствовательной форм въ ‘Сказаніи’, въ нихъ же вмст съ тмъ предршается и приговоръ этого суда, ибо еофанъ безъ сомннія заране былъ увренъ, что ‘призовъ’ Анны Іоанновны будетъ призванъ не только ‘обманнымъ’, но и совершеннымъ ‘въ партикулярной польз’ иниціаторовъ его. Но если въ требованіи суда надъ верховниками выразилось стремленіе еофана Прокоповича торжественнымъ актомъ ликвидировать прошлое, закрыть пути въ повторенію подобнаго рода попытокъ ограничить самодержавіе и вмст съ тмъ свести счеты съ личными недругами, то въ намченныхъ ихъ вскользь преобразованіяхъ сказалось желаніе упрочить за дломъ Петра великаго все то значеніе, какое оно утратило за время властвованія верховнаго тайнаго совта, и тмъ положить основу дальнйшему мирному развитію государства, ‘къ безпечалію и покою народному’. Въ просьб, поданной императриц всми духовными и свтскими лицами объ упраздненіи верховнаго тайнаго совта и возстановленіи сената, еофанъ видитъ основаніе для того, чтобъ указать верховной власти на необходимость реформы органа высшаго управленія, полагая, что императрица охотно пойдетъ навстрчу такому преобразованію, которое обезпечитъ ее отъ повторенія печальнаго опыта столкновенія ея съ учрежденіемъ, призвавшимъ ее на престолъ. ‘Малому’ числу членовъ верховнаго тайнаго совта долженъ быть противопоставленъ возрожденный Петровскій сенатъ ‘въ немаломъ числ’, какъ противоядіе противъ какихъ-либо олигархическихъ замысловъ и ‘сковническаго тиранства’ кучки сильныхъ людей въ будущемъ. Анна Іоанновна, какъ извстно, удовлетворила желаніе еофана и шляхетства, возстановивъ сенатъ въ числ 21 члена, хотя далеко не такъ, какъ могъ надяться новгородскій архіепископъ, ибо въ новый сенатъ вошли почти вс члены уничтоженнаго верховнаго тайнаго совта.
Но собраніе всхъ чиновъ государства должно было разршить и ‘другія нужды’. Какія нужды — объ этомъ авторъ записки ничего не говоритъ, и можно только догадываться, что еофанъ имлъ въ виду т преобразованія, которыя намчены были въ проектахъ, выработанныхъ шляхетствомъ. Вмст съ послднимъ, онъ подвергся воздйствію той политической лихорадки, которая охватила общество въ первые мсяцы 1730 г., съ глубокимъ интересомъ слдилъ онъ за развитіемъ общественнаго сознанія шляхетства, выразившагося въ его проектахъ реформы, и сочувственно смотрлъ на оппозицію шляхетскаго большинства олигархическимъ намреніямъ верховнаго тайнаго совта. Между тмъ, провозглашеніе самодержавія безъ какихъ-либо условій и оговорокъ и безъ общанія со стороны верховной власти вступить на путь реформъ, требуемыхъ шляхетствомъ, не могло не оставить въ сознаніи послдняго чувства нкотораго разочарованія: все оставалось по прежнему, весь трудъ, положенный на выработку шляхетскихъ проектовъ, и все возбужденіе политической мысли общества, взбудораженной внезапнымъ выступленіемъ верховнаго тайнаго совта въ роли единаго вершителя судебъ государства, пропадали даромъ, и все снова становилось въ зависимость отъ одной доброй воли монарха. Шляхетство имло право надяться на то, что въ памятный день 25 февраля, когда оно подало императриц свою челобитную объ уничтоженіи верховнаго тайнаго совта и съ указаніемъ на необходимость различныхъ преобразованій, челобитная эта будетъ разсмотрна, какъ подобало ей по важности затронутыхъ въ ней вопросовъ и какъ общала это сама Анна Іоанновна. Но случилось нчто неожиданное: гвардія и часть дворянъ, не обращая вниманія на челобитную, громкими возгласами потребовали возстановленія стараго порядка вещей. Тогда шляхетское большинство, не видя другого исхода, ршило подать императриц новую челобитную, въ которой просило ее воспринять самодержавіе, возстановить Петровскій сенатъ, но вмст съ тмъ ‘установять форму правительства государства на предбудущее время’. Эта неопредленная фраза была единственнымъ, что осталось отъ прежнихъ завтныхъ помышленій шляхетства, изложенныхъ въ его проектахъ, она такъ и осталась одной фразой, составленныя верховниками кондиціи были разодраны, но о какомъ-либо ‘установленіи формы правительства’ по желанію дворянъ больше не было рчи, приходилось поэтому только склониться передъ совершившимся фактомъ возстановленія самодержавнаго строя во всей его былой неприкосновенности, безо всякихъ гарантій въ удовлетвореніи шляхетскихъ нуждъ и чаяній въ будущемъ.
Повидимому, и еофанъ Прокоповичъ долженъ балъ испытать долю того разочарованія, которое охватило шляхетство посл 25 февраля 1730 г. Проектъ созыва великаго собранія былъ написанъ имъ еще въ такое время, когда могла оставаться надежда на то, что императрица вступитъ на путь широкихъ реформъ: ограничительные пункты были только-что уничтожены, но ожидаемое съ часу на часъ упраздненіе верховнаго тайнаго совта еще не послдовало, и дальнйшая политика правительства не опредлилась. Поэтому еофанъ, въ надежд на скорое выступленіе правительства съ программой преобразованій, могъ еще смло включить въ свою записку указаніе на необходимость реформъ въ дух шляхетскаго большинства. Но изо всхъ требуемыхъ реформъ была выполнена только одна: сенатъ былъ возстановленъ, какъ того желало шляхетство, указомъ 4 марта 1730 г. Для еофана это было первымъ разочарованіемъ: онъ надялся, что вопросъ ‘о состояніи будущаго Сената’ будетъ обсуждаться на предложенномъ имъ великомъ собраніи всхъ чиновъ государства, между тмъ это совершилось такъ просто, однимъ почеркомъ пера, безъ созыва какого-либо собранія. Дальнйшее направленіе правительственной политики показало ему, что т скромныя надежды на какое-то обновленіе государственнаго строя, какія онъ могъ питать въ первые дни посл паденія верховниковъ, когда имъ была составлена его записка, не осуществятся, что правительство не помышляетъ о томъ, чтобы пойти новымъ путемъ къ разршенію назрвшихъ потребностей государственной жизни. Поэтому въ двухъ произведеніяхъ, написанныхъ еофаномъ посл записки о созыв великаго собранія, ужъ ничего не говорится о преобразованіи сената и о ‘другихъ нуждахъ’, и все содержаніе ихъ исчерпывается исчисленіемъ преступныхъ дяній членовъ упраздненнаго верховнаго тайнаго совта. Въ ‘Сказаніи’ о событіяхъ 1730-го года еофанъ, съ присущею ему гибкостью мннія, становится уже всецло на правительственную точну зрнія, не безъ ироніи отзываясь о совщаніяхъ шляхетства и его преобразовательныхъ проектахъ, но мы, знакомые съ его собственнымъ проектомъ созыва великаго собранія, можемъ теперь сказать, что эта иронія не была искрення, что онъ самъ сочувствовалъ стремленіямъ шляхетства и раздлялъ вмст съ нимъ его кратковременное увлеченіе политикой.
Если надежды за государственное преобразованіе обманули новгородскаго архіепископа, то не меньшее разочарованіе потерплъ онъ и во отношенію въ другой, особенно дорогой ему цли, формулированной въ его записк, судъ надъ верховниками не только не былъ созванъ, хотя бы и въ такой исключительно торжественной обстановк, какую предлагалъ для него еофанъ въ назиданіе потомству, но онъ вовсе не состоялся, кара за ихъ преступные умыслы растянута была на протяженіе нсколькихъ лтъ, приводилась въ исполненіе понемногу и какъ бы исподтишка, причемъ предлогомъ для вся служили въ большинств случаевъ проступки, не имвшіе ничего общаго съ дйствіями верховниковъ въ 1730 году, она носила скоре отпечатокъ личной мести, чмъ заслуженнаго наказанія за государственное преступленіе. И въ этомъ случа суровая дйствительность оказала свое отрезвляющее вліяніе на увлекавшагося обстановкой минуты и мечтой о всенародномъ гласномъ суд надъ личными и политическими врагами еофана Прокоповича, онъ долженъ былъ примириться съ тмъ настроеніемъ, которое наступило при двор посл 25 февраля, и понять, что не окрпшая еще на своемъ престол Анна Іоанновна опасалась вызвать раздраженіе высшаго дворянства громкимъ процессомъ о своемъ избраніи. Не только верховный судъ надъ дятелями этого избранія не былъ учрежденъ, но главные виновники продолжали пользоваться долгое время свободой я даже попали почти вс въ возобновленный въ новомъ состав сенатъ. Не этого хотлъ еофанъ, и врядъ-ли онъ перенесъ это новое разочарованіе безъ досады и горечи. Но въ эпохи возбужденія политическихъ страстей нердко совершается, подъ вліяніемъ обстоятельствъ момента, своего рода переоцнка политическихъ убжденій. Быстро развивающіяся событія подвергаютъ испытанію т воззрнія, которыя дотол служили человку руководствомъ въ его повседневной жизни, все то, что раньше дремало въ немъ, пробуждается съ особенной остротой, и въ этомъ обостреніи своихъ политическихъ взглядовъ онъ часто теряетъ чувство мры и впадаетъ въ противорчіе съ самимъ собой. Нчто подобное случилось и съ еофаномъ Прокоповичемъ въ 1730 году: борьба съ верховниками поставила на пробу его политическія воззрнія, и эта проба не прошла для него даромъ, онъ не выдержалъ до конца своей роли защитника самодержавія отъ какихъ бы то ни было покушеній на его неприкосновенность и потерялъ равновсіе, впавъ въ противорчіе съ тми взглядами, которые заставили его вступить на арену политической борьбы. Увлеченный этой борьбой, онъ не замтилъ, что предложенная имъ въ обнародованной вами записк мра — созывъ собранія всхъ чиновъ государства для суда надъ верховниками и обсужденія преобразованій въ государственномъ стро — могла явиться опасной для цлости того самодержавія, на защиту котораго онъ выступилъ, при данномъ настроеніи общества это собраніе могло подвергнуть перестройк весь организмъ государства, поставивъ на очередь вс наболвшіе вопросы, поднятые на поверхность общественнаго сознанія волной политическаго возбужденія, подъ вліяніемъ котораго написана вся записка. Быть можетъ, передъ еофаномъ носилось представленіе о возобновленномъ земскомъ собор XVII-го вка, столь же оффиціально-сословномъ по составу, но съ задачами гораздо боле широкими, могъ ли онъ, однако, поручиться, что этотъ соборъ не окажется опаснымъ для незыблемости принципа самодержавія? Очевидно, еофанъ силою событій былъ вовлеченъ въ это противорчіе съ самимъ собой, и только увлеченіемъ можно объяснить, что убжденный сторонникъ самодержавія и одинъ изъ преданнйшихъ почитателей дла Петра великаго предлагаетъ созвать своего рода земскій соборъ для пересмотра основаній, быть можетъ, всего государственнаго строя, созданнаго великимъ Преобразователемъ. еофанъ Прокоповичъ быстро отрезвился отъ этого увлеченія: записка его осталась между его бумагами и, можетъ быть, сообщена была имъ одному Остерману, во всякомъ случа распространенія она не получила, и вроятно самъ авторъ ея, осмотрительный и чуткій къ перемнамъ политической температуры новгородскій архіепископъ, былъ доволенъ тмъ, что своевременно скрылъ ее отъ нескромныхъ взоровъ тхъ, кто могъ бы въ будущемъ воспользоваться ею противъ него же самого.