К. М. Азадовский.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 2. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 1992
Клюев Н. А: биографическая справка, Клюев Николай Алексеевич, Год: 1992
Время на прочтение: 15 минут(ы)
КЛЮЕВ Николай Алексеевич [10(22).10.1884, д. Коштуги (?) Вытегор. у. Олонецкой губ.— между 23 и 25.10.1937, Томск], поэт, прозаик. Род. в крест. семье. Отец, Ал. Тим., служил урядником, с 1890-х гг. сиделец в казенной винной лавке. Мать, Праск. Дм.,— ‘былинщица, песельница’ (см. письмо К. к В. С. Миролюбову от февр. 1914 — ЛО, 1987, No 8, с. 106), обучила поэта, по его словам, ‘грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости’ (см. в кн.: Совр. рабоче-крест. поэты в образцах и автобиографиях с портретами. Сост. П. Я. Заволокин, Иваново-Вознесенск, 1925, с. 218). В 1893—95 К. учился в Вытегор. церк.-приходской школе, затем — в 2-классном гор. уч-ще, один год занимался в Петрозавод. фельдшер, школе, к-рую оставил по болезни (Грунтов А. К., Мат-лы к биографии К.— РЛ, 1973, No 1, с. 119, 121). Существуют ничем не подтвержденные версии, восходящие к самому К., будто в юности он ‘спасался’ в Соловецком мон., странствовал по России и Кавказу, был ‘псалмопевцом Давидом’ в сектантском ‘корабле’ и т. п. [см., напр.: Сакулин П., Нар. златоцвет.— ВЕ, 1916, No 5, беллетризов. автобиогр. ‘Гагарья судьбина’ (ИРЛИ) и др.].
Печатался с 1904 (в сб.: ‘Новые поэты’, СПб). С 1905 вовлекается в рев. деятельность, распространяет прокламации Всерос. крест. союза в Моск. и Олонецкой губ. Стихи К. появляются в 1905 в коллективных сб. ‘Прибой’, ‘Волны’, изд. в Москве ‘Нар. кружком’ П. А. Травина. Осн. тема этих стих., в худож. отношении еще весьма несовершенных,— освобождение народа от векового рабства. Однако вольнолюбивые, бунтарские устремления К. были направлены на осуществление его религ. чаяний, революция представлялась ему наступлением Царства Божьего (это сближает поэта с рус. сектантами) — мотив, во многом определяющий направленность творчества К. и в 1910-е гг.
В янв. 1906 К. был арестован и привлечен к дознанию за агитацию среди крестьян Макачев. волости Олонецкой губ., до конца июля находился в Вытегорской, затем в Петрозавод. тюрьме. Уведомляя Деп. полиции о возбуждении дознания, олонецкий губернатор сообщал в Петербург ‘об арестовании’ К. ‘за подстрекательство крестьян к неплатежу податей и в агитации среди крестьян противозаконных идей Всерос. крест, союза…’ (ЦГАОР, ф. 7, No 1567, ч. 1, л. 4). Из письма К. к полит, ссыльным, перехваченного жандармами, явствует, что К. был связан с петерб. Бюро содействия Крест, союзу (ЦГА Карел. АССР, ф. 19, оп. 2, д. 30/4, л. 36—37). После освобождения К. в кон. июля 1906 возвращается к нелег. деятельности, в 1907 продолжает общение с кругом левонароднич. петерб. интеллигенции, в т. ч. с Е. М. и M. M. Добролюбовыми (сестрами поэта А. М. Добролюбова), поэтом Л. Д. Семёновым и др., через Семёнова сближается с Миролюбовым, стихи К. печатаются в 1907 на страницах миролюбов. ж. ‘Трудовой путь’ (ранее — ‘Журнал для всех’, в 1908 — ‘Наш журнал’), вскоре запрещенного за антиправительственную направленность. Одной из причин закрытия ж-ла была анонимная ст. ‘В черные дни’ (‘Наш журнал’, 1908, No I, февраль), автором к-рой был К. (Азадовский К. М., Раннее творчество К.— РЛ, 1975, No 3). Призванный в нояб. 1907 на воен. службу К., следуя своим религ. убеждениям, отказывается брать в руки оружие, в нач. янв. 1908 арестованного К. доставляют в Петербург и помещают в Николаев, воен. госпиталь, врачи признают его негодным к воен. службе. Теме солдатчины, ‘казармы’ поев, ряд стих. 1907.
В последующие годы К. живет в осн. в д. Желвачёво Макачев. волости, отсюда еще осенью 1907 он завязывает переписку с А. А. Блоком (ЛН, т. 92, кн. 4). Общение с Блоком сыграло значит, роль в лит. судьбе К.: Блок, к-рого тогда глубоко занимала проблема отношений интеллигенции и народа (см., напр., ст. ‘Лит. итоги 1907 года’, ‘Стихия и культура’, где приведены обширные выдержки из писем К.), относился к крест, поэту с интересом и сочувствием, знакомил его с совр., в осн. символистской, лит-рой, способствовал появлению его стихов в ж. ‘Золотое руно’, ‘Бодрое слово’ и др. изданиях. К. широко пользовался в те годы советами Блока, касающимися стихотв. мастерства. Со своей стороны К. пытался воздействовать на Блока, склонить его к ‘уходу’, к разрыву со своей средой и ‘опрощению’ в духе ушедших ‘в народ’ Добролюбова и Семёнова. В кон. 1900-х гг. К. знакомится также с распространенными в то время идеями теоретиков рус. символизма (А. Белый, Вяч. И. Иванов, Д. С. Мережковский) — о ‘нар. душе’, ‘новом ре-лиг, сознании’, ‘мифотворчестве’, необходимости создания ‘коллективного’ иск-ва и др. Бурные дискуссии о ‘народе’ и ‘интеллигенции’, влияние толстовства, широкий обществ, интерес к деревне, к старообрядчеству и сектантству, к рус. старине и древней нац. культуре — все это существенно предопределило дальнейший путь К., как бы откликавшегося ‘снизу’ на идущие ‘сверху’ неонароднич. искания и взявшего на себя в конце концов роль ‘народного’ поэта, певца ‘красоты и судьбы’ России.
В кон. 1910, при посредничестве Блока, завязываются отношения К. с И. П. Брихничёвым, фактич. ред. ж. ‘Нов. земля’ (изд. в Москве в 1910—12). К. становится одним из гл. авторов этого ж-ла, публикует в нем стихи и прозу. Брихничёв стремился представить К. пророком и проповедником, выразителем ‘нового нар. сознания’, сравнивал его то с Христом, то с Иоанном Дамаскином. В кон. 1912 между К. и Брихничёвым произошел разрыв (ЛН, т. 92, кн. 4).
Осенью 1911 в Москве вышел первый сб-к стих. К. ‘Сосен перезвон’ (на тл.—1912), поев. ‘Александру Блоку ‘Нечаянной Радости», предисл. написал В. Я. Брюсов ([2-е изд.], М., 1913), известно ок. 15 печатных одобрит, отзывов. Рецензенты отмечали свежесть и самобытность таланта К., ‘аромат полей и сосен перезвон’ в его поэзии, ‘которых не знают поэты-эрудиты’ (В. Львов-Рогачевский — СМ, 1912, No 1). Нек-рые критики (С. Городецкий — ‘Голос земли’, 1912, 10 февр., П. Пильский — ‘Юж. мысль’, 1911, 27 нояб., О. Колбасина — ‘Заветы’, 1912, No 3, июнь) упоминали о влиянии Блока. Зависимость ранних стих. К. от новейшей поэзии, прежде всего символистской, критика подчеркивала и позднее.
В сб. ‘Сосен перезвон’, как и в стих. 1904—05, высшая ценность для К.— Народ. Его герои — жнецы и пахари, близкие к Природе и Богу, его боль — о страданиях ‘мужика, бичуемого и распинаемого, замурованного в мертвую стену — нужды, голода и нравств. одиночества’ (‘В черные дни’). Пытаясь говорить от имени народа, К. клеймит интеллигенцию, якобы презирающую людей труда, предсказывает появление новых сил, идущих на смену одряхлевшей культуре (‘Мы — предутренние тучи, / Зори росные весны’). Возвеличивание Природы и обличение ‘железной’ цивилизации, ‘города’ и живущих в нем ‘людей ненуждающихся и ученых’ (см. письмо Блоку от 22 янв. 1910) — один из лейтмотивов клюевского творчества. Мн. стих, сб-ка навеяны обществ, ситуацией в России после 1907 (многозначительны слова-символы ‘каземат’, ‘палач’, ‘изгнанье’ и т. п., совр. звучание приобретает библ. образность и христ. тема ‘жертвы’, ‘Голгофы’). ‘Мученик’, идущий на эшафот,— это рус. герой-революционер, гибнущий за нар. дело (в этом К. выступает продолжателем сложившейся в 19 в. традиции рус. демокр. культуры). Характерно, что бунтарские (подчас радикальные) устремления сохраняются у К. и после поражения Революции 1905—07 (см., напр., стих. ‘Победителям’ — РЛ, 1975, No 3, ст. ‘С родного берега’ — опубл. в кн.: Социальный протест в нар. поэзии, Л., 1975).
Знаток и собиратель фольклора, особенно северного, К. ок. 1908 делает первые попытки перейти в стихах на стилизов. язык нар. поэзии, используя такие жанры, как песня, былина, причет. Два эпич. стих, подобного рода — ‘Лесная быль’ и ‘Песня о Соколе и трех птицах Божиих’ — вошли в 1 -е изд. сб. ‘Сосен перезвон’. Н. С. Гумилёв указывал в рец., что ‘в творчестве К. намечается возможность поистине большого эпоса’ (‘Аполлон’, 1912, No 1, с. 71). Ориентация К. на фольклор (а также его крест, происхождение) дает и др. критикам основание говорить о нем как о ‘подлинно народном’ поэте.
Летом 1911 К. совершает поездку к Семёнову в Рязан. губ., в д. Гремячке Данков. у. он знакомится с крестьянином-сектантом Г. В. Ерёминым, к-рого высоко ценил Л. Н. Толстой (см. письмо К. к Блоку кон. 1911 — нач. 1912). В авг. 1911 встречается в Москве с Брюсовым, Брихничёвым, в сентябре в Петербурге впервые навещает Блока, знакомится с С. М. Городецким и, видимо, в то же время — с Гумилёвым и А. А. Ахматовой. Создатели ‘Цеха поэтов’ стремятся приблизить к себе К., его стихи появляются в ‘Лит. Альманахе. Изд. ‘Аполлона» и 1-й кн. ‘Гиперборея’ (оба — СПб., 1912). В кон. 1912 К. участвует в заседаниях ‘Цеха поэтов’, посещает лит.-артистич. кабаре ‘Бродячая собака’, публично выступает вместе с акмеистами. Его популярность в лит. мире быстро возрастает. Львов-Рогачевский писал: ‘…вокруг имени поэта началась какая-то вакханалия’ (СМ, 1913, No 1,с. 104). В февр.— марте 1913 отношения К. с кружком акмеистов осложняются, и он возвращается в Олонецкую губ. (Азадовский К,, К. и ‘Цех поэтов’.— ВЛ, 1987, No 4).
Широкой известности К. способствует появление его стих, в видных рус. ж-лах (‘Заветы’, ‘Современник’, ‘Нива’ и др.), а также выход двух новых сб-ков стихов. Сб. ‘Братские песни’ (М., 1912) содержал в осн. стих, ре-лиг. характера, отчасти навеянные подлинными сектант, песнопениями. В 1915 в письме к Есенину К. утверждал, что ‘вынес братские песни’ от хлыстов Рязан. губ. (в кн.: Есенин и современность, М., 1975, с. 240).
Вступление к сб-ку написал В. П. Свенцицкий, пытавшийся, как и Брихничёв, превратить К. в пророка ‘нового религ.-обществ. сознания’, выдать его ‘песни’ за ‘пророческий гимн Голгофе’. Отношение критики к этому сб-ку разделилось: наряду с восторж. оценками (Л. Столица — ‘Нов. вино’, 1912, No 1, дек.) появились суждения, что К. не оправдал возлагаемых на него надежд (В. Львов-Рогачевский — СМ, 1912, No 7, В. Ховин — ‘Нов. жизнь’, 1912, No 8). Гумилёв, желавший видеть в К. ‘провозвестника новой силы, нар. культуры’, не принял, как и нек-рые др. критики, статью Свенцицкого, грешившую, по его мнению, ‘сектант, узостью и бездоказательностью’, сводящей все творчество поэта к простому ‘пересказу учения Голгофской церкви’ (‘Аполлон’, 1912, No 6, с. 53).
Сб. ‘Лесные были’ (М.) был выпущен — при посредничестве А. Н. Толстого — в февр. 1913 в изд-ве К. Ф. Некрасова (в 1912 Брихничёв издал в б-ке ‘Нов. земля’ одноим. сб-к в 16 стр., как и ‘Братские песни’ К.). Сб-к ‘Лесные были’ состоял гл. обр. из стилизаций нар. песен (‘Свадебная’, ‘Острожная’, ‘Посадская’ и др.). К. искусно варьировал песенно-фольк. стиль, используя нар. язык, в т. ч. олонецкие диалектизмы. В одной из дарств. надписей (Д. В. Философову) он подчеркивал, что ‘Лесные были’ написаны ‘на местном крест, наречии’ (Книги и рукописи в собрании М. С. Лесмана. Аннотир. каталог. Публикации, М., 1989, с. 362).
Мнения критики о сб-ке оказались разноречивыми: одни приветствовали тенденцию К. ко все более глубокому освоению нар.-поэтич. творчества, называли ‘Лесные были’ лучшей из книг поэта (Г. Поршнев — ‘Сибирь’, 1913, 25 дек.), другие, напротив, считали, что К. ‘свою подлинную народность… старается заменить народностью стилизованной’ (Л. В<,ойтоловский>, — ‘Киев. мысль’, 1913, 31 мая), нарочито подделывается под народность, нагромождает этногр. детали (Ч<,ешихин>,-В<,етрин>,ский — ВЕ, 1913, No 4). Восторженно писала о новом сб-ке К. в ‘Нар. журнале’ его ред. Е. К. Замысловская (1913, No 30). Со ст. о творчестве К. ‘Природы радостный причастник’ выступил также Р. В. Иванов-Разумник, полагавший, что ‘сила’ поэта не в стихах типа ‘Братских песен’, а в его умении передать внутр. жизнь природы, в благоговейно-религ. отношении к ней (‘Заветы’, 1914, No 1, с. 45—49).
В 1913—15 К. жил на родине (семья переселилась в д. Рубцово Вытегор. у.). В нояб. 1913 умерла его мать, ее памяти посв. цикл ‘Избяные песни’. В 1914—18 К. сотрудничал в ‘Ежемес. журнале’ Миролюбова, в 1914—16 помещал стихи в петерб. ж. ‘Голос жизни’, ‘Сев. звезда’, ‘Сев. зап.’, газ. ‘Бирж, вед.’ и др.
В нач. окт. 1915 К. знакомится в Петрограде с Есениным, между поэтами устанавливаются тесные отношения, в течение полутора лет оба, как правило, выступают совместно и в периодике, и в столичных салонах, и на ‘крестьянских’ вечерах. Вплоть до весны 1917 К. оставался духовным наставником Есенина, старался вести его за собой. Вокруг К. и Есенина группируются др. писатели, близкие им по духу: ‘новокрестьянское’ течение в рус. литре начинает играть заметную роль.
Ядро этой группы, кроме К. и Есенина, составляют А. В. Ширяевец (с ним К. переписывался с 1913), П. И. Карпов, С. А. Клычков, позже к ним примкнул П. В. Орешин. Участников группы сближает, при всем различии их творч. индивидуальностей, общее крест, происхождение, активное неприятие города, интеллигенции, устремленность к родной деревне, романтич. идеализация старины, патриарх, уклада, намерение освежить рус. лит. язык (прежде всего — на фольк. основе). Будучи старшим в этой группе, К. был наиб, зрелым и в идейном отношении. ‘Он был лучшим выразителем той идеалистич. системы, к-рую несли все мы’,— вспоминал Городецкий (см. в кн.: С. А. Есенин в восп. современников, т. 1, М., 1986, с. 180). Едва сформировавшись, ‘новокрестьянская’ группа распадается вскоре после Окт. революции. Несостоятельными оказались и попытки объединения крест, поэтов, прежде всего Есенина и К., с ‘городскими’ писателями, сочувственно относившимися к ‘народной’ лит-ре (Городецкий, А. М. Ремизов, И. И. Ясинский и др.): созданные ими осенью 1915 лит.-худож. об-ва ‘Краса’ и сменившая ее ‘Страда’, просуществовали лишь неск. месяцев.
Осенью 1915, остро переживая войну (он собирался идти на фронт братом милосердия — см. письмо к Миролюбову от 16 апр. 1915 — ‘Огонек’, 1984, No 40, с. 26), К. готовит к изданию 4-ю кн. стих. ‘Мирские думы’ (П., 1916, положит. рец.: Иванов-Разумник — РВед, 1916, 6 апр., 3. Бухарова — ЛПН, 1916, No 5, сдержанная рец.: Н. Венгров — СМ, 1916, No 2), в к-рой ура-патриотич. нотки и откровенные антигерм, выпады (‘Беседный наигрыш’, ‘Гей, отзовитесь, курганы’, ‘Русь’ и др.) сочетаются с плачами-причитаниям и по осиротевшей, обезлюдевшей в войну деревне. Стих, стилизованы под былину или ‘сказ’, их определяющая черта — ‘фольк. гиперболизм и ‘избяные’ метафоры’ (Базанов В. Г., Поэзия К.— В кн.: Клюев Н., Стихотворения и поэмы, Л., 1977, с. 33).
Использование и переосмысление образцов нар. творчества, др.-рус. иск-ва, религ. лит-ры характерны для зрелого творчества К. в целом. К разл. рода ‘стилизациям’ К. часто прибегал и в бытовых ситуациях: известны случаи ‘актерства’, мистификаторства с его стороны — от выступлений перед зрителями в ‘народном’ костюме (с Есениным в 1915—16) до обыкновенных ‘розыгрышей’, напр. переодеваний, гротескно запечатленных в мемуарах Г. В. Иванова ‘Петербургские зимы’.
Весной и осенью 1916 К. принимает участие в гастрольных поездках певицы Н. В. Плевицкой, выступает с ней в разных городах, исполняя собств. произведения. В том же году неоднократно наезжает в Царское Село, где служил Есенин. В автобиогр. очерке ‘Гагарья судьбина’ К. сообщает, что читал свои стихи перед царицей и ‘высочайшими особами’, упоминает также о встрече с Г. Е. Распутиным.
Все отчетливее вырисовывается в стихах и суждениях К. 1910-х гг. образ патриарх.-крест. России, якобы противостоящей индустриальному Западу, бездуховной современности (воплощение этой страны-сказки у К.— изба со всеми атрибутами ее внеш. облика и повседневного быта). ‘Как ненавистен и черен кажется весь так называемый Цивилизованный мир и что бы дал, какой бы крест, какую бы голгофу понес — чтобы Америка не надвигалась на сизоперую зарю, на часовню в бору, на зайца у стога, на избу-сказку…’ — писал К. Ширяевцу в ноябре 1914 (опубл. Г. Мак-Веем в кн.: Клюев Н., Соч., под ред. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова, т. 1, Мюнхен, 1969, с. 190). Настойчиво, подчас полемически заостренно, К. до предела насыщает свою поэзию реалиями, связанными с мужицкой ‘космогонией’, стихи обрастают этногр. деталями (коврига, овин, тулуп, лапоть), пропитываются нар.-мифол. представлениями, символикой древнейших обрядов и культов, где смешиваются христ. и языч. верования. В системе этих понятий создается впечатляющая картина неподвижного избяного царства — древнего изначального бытия (‘И лишь в избе, в затишье вековом / Поет сверчок и древен сон полатей’). Религ. символика в творчестве К. имеет нар.-фольк. (более чем церковно-канонич.) окраску. Иисус, Спас. Богородица, Егорий (св. Георгий), Микола (Николай Угодник), Илья Пророк, Власий — все эти образы используются К. именно в том виде, в каком они бытовали в народе. В серой рус. деревне К. стремился открыть красочное ‘волшебное царство’, ‘Белую Индию’, древнюю духовную культуру наподобие восточных (тема эк-зотич. Востока занимает с 1916 заметное место в поэзии К.). Излюбленный у К. символ ‘невидимой’ России — Китеж, древний град, опустившийся, по легенде, на дно озера Светлояр. Воспевая эту ‘поддонную’ Русь, К. наделял мистико-романтич. чертами и рус. народ, подчеркивал в нем благостное, религ. начало.
Радостно приветствовал К. свержение самодержавия (стих. ‘Красная песня’), весной 1917 он выступает вместе с Есениным на рев. митингах. В это же время происходит наметившееся уже ранее сближение крест, поэтов с Блоком и Андреем Белым в группе ‘Скифы’, инициатором к-рой был Иванов-Разумник. К. становится одним из ведущих авторов в двух сб. ‘Скифы’ (П., 1917, 1918). Рев. мотивы поэзии К. приветствовал Андрей Белый во 2-м сб. ‘Скифы’ статьей ‘Песнь Солнценосца’. Однако участие К. в лит.-обществ. жизни было в 1917 ограниченным: вероятно, в мае он покидает Петроград (к этому времени относится его расхождение с Есениным) и возвращается в Олонецкую губ.
Новый мощный импульс к творчеству дали К. Октябрьские события 1917. В стих. 1917—18 он славил сов. власть, ‘мучеников и красноармейцев’ и даже… красный террор (‘Убийца красный — святей потира…’). Одним из первых в сов. поэзии К. обратился к образу В. И Ленина. Но, подобно др. новокрест. поэтам, он воспринял свершившийся в стране переворот прежде всего как духовное обновление. В меняющейся России К. продолжал видеть все ту же таинственную ‘святую’ Русь (‘Уму — республика, а сердцу — Китеж-град’) и даже облик Ленина стилизовал в старообрядч. ‘керженском’ духе. Убежденный в том, что рус. революция — крестьянская, К. упорно фантазировал в своих стихах на тему грядущего утопич. ‘мужицкого рая’ (‘И цвести над Русью новою / Будут гречневые гении’).
Весной 1918, после смерти отца, К. переезжает в Вытегру, здесь он вступает в большевист. партию (исключен в 1920 за религ. убеждения), ведет активную культурно-пропагандист. работу. Значит, часть произв., созданных К. в 1918—19, в т.ч. его яркая публиц. проза, публиковалась в уездной газ. ‘Звезда Вытегры’. Характер поэзии К. в эти годы меняется: захваченный интернац. пафосом Октября, К. стремится соединить в своих стихах, казалось бы, несовместимые понятия: Спаса и Будду, мужика и пролетария, город и деревню, Восток и Запад. В те годы поэт искренне верил в наступление ‘братства’ и устранение перегородок, разъединяющих языки, культуры, страны, отд. людей. Большинство стих., написанных в 1919—21, составило впоследствии лучший прижизненный сб. К. ‘Львиный хлеб’ (М., 1922). Впрочем, для К. и в этот период незыблемым центром мироздания по-прежнему оставались ‘изба’, невидимый Китеж, хотя он и ощущал неосуществимость своих стародедовских идеалов. Эсхатологич. нотки, тоска по гибнущей Руси звучат уже в его сб. ‘Медный кит’ [П., 1919 (вышел в кон. 1918), репринтное изд.— М., 1990]. Эта тема углубляется в творчестве К. в 20-е гг., особенно после его переезда в 1923 в Петроград. В главных произв. той поры (поэмы ‘Заозерье’, ‘Деревня’, ‘Погорельщина’) он то воспевает, то оплакивает ‘погорелую’, навсегда уходящую в прошлое ‘деревню-сказку’.
В 1934 К. был арестован в Москве и после окончания следствия приговорен заседанием коллегии ОГПУ от 5 марта 1934 к заключению ‘в исправтрудлагерь сроком на 5 лет с заменой высылкой в г. Колпашев (Зап. Сибирь) на тот же срок’ (мат-лы следств. дела см.: ‘Огонек’, 1989, No 43, с. 9 —10). В следств. деле к протоколу допроса от 15 февр. 1934 приложен цикл неопубл. (б. ч. не оконч.) трагически-провидч. стихов о судьбе родной земли — ‘памятник великой боли’. В окт. 1934 К. был переведен в г. Томск. Тяжело больной, в невыносимых бытовых условиях, он продолжал заниматься творч. трудом (большинство произв. этого периода, видимо, не уцелело). Вторично арестованный в июне 1937, К. был заключен в Томскую тюрьму и расстрелян по постановлению ‘тройки’ (о томском периоде см.: К. в последние годы жизни: письма и документы. Публ. Г. С. Клычкова и С. И. Субботина.— НМ, 1988, No 8, Письма К. к Н.Ф. Христофоровой.— Публ. К. М. Азадовского — В кн.: Перечитывая заново. Лит.-критич. статьи, Л., 1989).
Творчество К., особенно в 1911—16, тесно связано с рус. религ. народничеством начала века, с романтич. (сложившимися еще в прошлом веке) представлениями о ‘богоизбранной’ России, ее особом пути и призвании. Поэтому на Парнасе рус. серебряного века он занимает не совсем обычное место, выделяясь прежде всего как выдающийся мастер-стилизатор, создавший на фольк. основе свой ориг. лиро-эпич. стиль. Следует помнить, что К. никогда не был тем, за кого убедительно выдавал себя: посланцем от народа, Гомером рус. Севера, ‘правнуком Аввакума’ и т. п. В сущности он не столько вышел из нар. культуры, сколько пришел к ней сознательно, как бы воплощая своим примером идейные, нравств. и художнич. искания эпохи рус. символизма. Представляя собой нерасторжимый сплав ‘лит.’ и ‘фольклорного’ элементов, лучшие произв. К. передают и обаяние нар. ‘песен’ и ‘былей’, и самобытную прелесть уходящей культуры и богатство рос. крест, языка. В них звучит также и подлинный неискаженный голос поэта: его религ. благоговение перед Жизнью, Тайной, ‘богоданной’ Природой. Искренним, животворящим было и чувство поэта к родине, России, не случайно он уже в 20-е гг. острее своих современников испытал и выразил всю глубину постигшей страну трагедии.
Др. произв.: очерк ‘Старое и новое. Пленники города’ (‘Нов. земля’, 1911, No 22, 23), статьи, 1919: ‘Великое Зрение’ (‘Звезда Вытегры’, 6 апр., также в кн.: День поэзии. 1986, М., 1986), ‘Алое зеркальце’ (там же, И мая), ‘Красный набат’ (там же, 4 июня), ‘Сорок два гвоздя’ (там же, 9 июля, также в журн. ‘Слово’, 1990, No 4), ‘Порванный невод’ (там же, 3 авг.), ‘Медвежья цифирь’ (там же, 16 дек., также в кн.: День поэзии. 1981, М., 1981), [Из публицистики К. 1919— 1923 годов]. Публ. С. Субботина.— ‘Слово’, 1990, No 4, Предсмертные песни К. Публ. К. М. Азадовского — ‘Звезда’, 1991, No 3, ‘Сновидения’ К. Публ. К. Азадовского. — РМ (Париж), 1991, 18 и 25 янв., ‘Песнь о Великой Матери’. Публ., предисл., подготовка текста и словарь-комм. В. А. Шенталинского.— ‘Знамя’, 1991, No И.
Изд.: Песнослов, кн. 1—2, П., 1919, Неувядаемый Цвет. Песенник, Вытегра, 1920, Четвертый Рим. [Стихи], П., 1922, Мать Суббота. (Поэма], П., 1922, Ленин. (Стихи], М.— П., 1924, Изба и поле. Избр. стих., Л., 1928, Соч., под ред. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова, т. 1—2, Мюнхен, 1969, Стих, и поэмы, Л., 1977 (БПмс, вступ. ст. В. Г. Базанова), Стих, и поэмы, Архангельск, 1986 (вступ. ст. Ст. Куняева, рец.: К. М. Азадовский — ‘Знамя’, 1987, No 9), Избранное, М., 1988, Песнослов. Стих., поэмы, Петрозаводск, 1990 (сост., вступ. ст., комм. С. И. Субботина, И. А. Костина), ‘Повесть скорби’ К. Публ. К. М. Азадовского.— ‘Иск-во Ленинграда’, 1990, No 8, Стих, и поэмы, Томск, 1990 (сост. Л. Ф. Пичурин), Стих. Поэмы, М., 1991 (сост., вступ. ст. и подготовка текста К. Азадовского), Избр. произв., т. 1—2, М., 1992 (в печати).
Биогр. мат-лы: [Автобиография].— ‘Красная панорама’, 1926, No 30 (опубл. также под назв. ‘Автобиогр. заметка’ в кн.: День поэзии. 1981, М., 1981), Вое п.: Иванов-Разумник Р. В., Писательские судьбы, Н.-Й., 1951, Ивнев Р., Восп. о К.— ‘Байкал’, 1984, No 4, Xристофорова-Садомова Н. Ф., Из вое п. о К.— ‘Огонек’, 1984, No 40, Николай Клюев. ‘Я славлю Россию…’. Из творч. наследия. [Автобиогр. проза, Из писем к B. С. Миролюбову. Стих.] — ‘Лит. обозр.’, 1987, No8, Мануйлов В., Из записок счастливого человека. Публ. К. М. Азадовского.— ‘Иск-во Ленинграда’, 1990, No 8, Кравченко Б. Н., Через мою жизнь. О Клюеве.— НН, 1991, No 1 (19), Mс Vay С, Unpublished materials on Klyuev and Esenin. — ‘Russian Literature Triquaterly’, Ann Arbor, 1972, No 4.
Лит.: Богомолов Б., Обретенный Китеж. Душевные строки о нар. поэте К., П., 1917, Иванов-Разумник <,Р. В.>,, Поэты и революция.— В кн.: ‘Скифы’, сб. 2, П., 1918, Львов-Рогачевский В., Поэзия новой России. Поэты полей и гор. окраин, М., 1919, Калагинов Н., Поэзия К.— Альм. ‘Рус. жизнь’, в. 2, Харбин, 1922, Князев В., Ржаные апостолы. (К. и клюевщина), П., 1924, Xомчук Н., Есенин и К. (По неопубл. мат-лам).— РЛ, 1958, No 2, Рунов В., Новое о К.— ‘На рубеже’, 1964, No 4, Орлов В., Н. Клюев.— ‘Лит. Россия’, 1966, No 48, его же, Перекресток. Поэты начала века.— В его кн.: Избр. работы, т. 1, Л., 1982, Грунтов А., Первые публ. стихов К.— ‘Север’, 1967, No 1, Азадовский К. М., Есенин и К. в 1915 г. (Начало знакомства).— В кн.: Есенин и современность, М., 1975, его же, Стихотворения К. 30-х гг. Сб. ‘О чем шумят седые кедры’.— ‘Байкал’, 1978, No 3, его ж е, Ю. М. Соколов и К.— В кн.: Рус. Север, Л., 1986, его же, К. и Горький. Знакомство и переписка.— ‘Лит. обозр.’, 1987, No 8, его же, Поэзия К. и проблема романтического. (Предварит, заметки).— В кн.: Лит-ра и иск-во в системе культуры, М., 1988, его же, Переписка В. Я. Брюсова с К. (1911—1914).— РЛ, 1989, No 3, его же, Н. Клюев. Путь поэта, Л., 1990, Базанов В. Г., К творч. исканиям Блока.— В кн.: А. Блок и современность, М., 1981, его же, Фольклор. Рус. поэзия нач. XX в., Л., 1988, его же, С родного берега. О поэзии К., Л., 1990, Швецова Л., Есенин и К. (К творч. взаимосвязям).— В кн.: C. А. Есенин. Творч. индивидуальность. Худож. мир, Рязань, 1982, Субботин С. И., Проза К. в газетах ‘Звезда Вытегры’ и ‘Трудовое слово’. (1919—1921 годы). Вопросы стиля и атрибуции.— РЛ, 1984, No 4, его же, Андрей Белый и К. К истории творч. взаимоотношений.— В кн.: Андрей Белый. Проблемы творчества. Статьи. Воспоминания. Публикации, М., 1988, Meкш Э., От замысла к воплощению. (Творч. история собр. соч. К. ‘Песнослов’).— В кн.: Традиции и новаторство в сов. лит-ре. Сб. науч. трудов, Рига, 1986, Полякова С. В., О внеш. и внутр. портрете в поэзии К. (К вопросу об архетипичности поэтич. языка).— В кн.: Блоковский сб., [т.] 7 — А. Блок и осн. тенденции развития лит-ры нач. XX века, Тарту, 1986, Швецова Л., Субботин С, ‘Эти гусли — глубь Онега…’ (Из поэзии К. кон. 20-х — нач. 30-х годов).— ‘Север’, 1986, No 9, Маркова Е. И., Лирика К. и рус. нар. сказка.— В кн.: Фольклористика Карелии, Петрозаводск, 1987 (ч. 2 — В кн.: Проблемы лит-ры Карелии и Финляндии, Петрозаводск, 1988), Поэзия и судьба К.— ЛГ, 1989, 17 мая, Михайлов А. И., Пути развития новокрест. поэзии, Л., 1990, Breidert E., Studien zu Versifikation, Klangmitteln und Strophierung bei N. A. Kljuev, Bonn, 1970, M с Va y G., N. Klyuev and S. Klychkov: Unpublished texts.— ‘Oxford Stavonic Papers. New ser.’, 1984, v. 17, p. 90—108, Idem, Unpublished texts of N. Klyuev.— ‘The Slavonic and East European Review’, 1985, v. 63, No 4. * БСЭ, КЛЭ, Рус. сов. поэты.
Архивы: ЦГАЛИ, ф. 1685, ГЛМ, ф. 99, ИМЛИ, ф. 178, ИРЛИ, ф. 377, ф. 155, ГПБ (ук.), ф. 474, 1000, 150, 414, 709, 124 (рукописи, письма).