Кенильворт, Скотт Вальтер, Год: 1821 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

РОМАНЫ ВАЛЬТЕРА СКОТТА

Кенильвортъ

Съ двумя картинами, гравированными на стали, и 53 политипажами въ текст.

ПЕТЕРБУРГЪ.
1875.

0x01 graphic

ИЛЛЮСТРАЦІИ РОМАНА КЕНИЛЬВОРТЪ,

Картины.

Эми Робсартъ.

Лестеръ и Эми Робсартъ.

Пoлитипажи.

Факсимиле Вальтера Скотта

Гостиница Черный Медвдь

Компанія въ Черномъ Медвд

Деревня Кумноръ

Замокъ Кумноръ

Башня въ Кумнорскомъ замк

Встрча Тресиліана съ Эми Робсартъ

Церковь Св. Антонлина въ Кумнор

Графиня Эми и Дженетъ

Гостиная графини Эми

Эми осматриваетъ ордена своего мужа

Джайльсъ Гослингъ провожаетъ Тресиліана

Мсто гд Вайлапдъ подковывалъ лошадей

Тресиліанъ подбгаетъ къ Вайланду

Пещера Вайланда

Тресиліанъ въ обществ Вайланда и Дики

Свиданіе Тресиліана и сера Гуго Робсарта

Сэйскій замокъ

Гринвичскій дворецъ

Лордъ Сусексъ

Лэньгамъ и Лестеръ

Спенсеръ и Шэкспиръ

Разнощикъ и графиня

Поэтъ Джонъ Гарингтонъ

Базарная площадь въ Абингдон

Развалины Кумнорскаго замка

Лабораторія алхимика

Совщаніе въ лабораторіи

Бгство графини

Замокъ Барвикъ

Замокъ Кенильвортъ издали

Цезаревая башня

Мервинская башня

Мервинская башня съ парка

Кенильвортъ со стороны варвикской дороги

Кенильвортъ со стороны озера

Кенильвортъ со стороны сада

Ламбурнъ и Лауренсъ за кружкою вина

Кенильвортская парадная зала снаружи

Входъ въ Кенильвортскую парадную залу

Парадная зала въ Кенильвортскомъ замк

Монастырь въ Кенильворт

Церковь въ Кенильворт

Серъ Вальтеръ Ралей

Пристройка Кенильвортскаго замка

Эми на колняхъ передъ Елизаветою

Признаніе Лестера

Вальсингамъ и Бурлей

Вельможи при двор Елизаветы

Эми оставляетъ Кенильвортъ

Надгробный памятникъ графа Лестера

Карикатурное изображеніе Елизаветы

Надгробный памятникъ Фостера

Изображеніе Антони Фостера надъ его могилой

0x01 graphic

Введеніе.

Извстная степень мнимаго или дйствительнаго успха, достигнутаго авторомъ въ характеристик королевы Маріи, естественно побудила его предпринять нчто подобное относительно ‘ея сестры и врага’, знаменитой Елизаветы. Однако онъ считаетъ долгомъ сознаться, что приступалъ къ этой задач далеко не съ тми же чувствами. Самъ Робертсонъ чистосердечно кается въ предубжденіи, съ которымъ шотландецъ склоненъ относиться къ этому предмету, и скромному писателю повстей не слдуетъ отрицать того что утверждаетъ такой знаменитый историкъ. Но авторъ надется, что вліяніе предубжденія, почти столь же для него сроднаго какъ воздухъ, въ которомъ онъ родился, не слишкомъ исказило задуманный имъ очеркъ Елизаветы Англійской. Я счелъ долгомъ изобразить ее государыней высокаго ума и вмст съ тмъ женщиною съ сильными страстями, колебавшеюся между сознаніемъ своего сана и долга съ одной стороны, а съ другой — привязанностью къ вельмож, который вполн заслуживалъ ея милости, по крайней мр своими вншними качествами. Ходъ романа сосредоточенъ на томъ період, когда внезапная смерть первой графини Лестеръ казалось доставила честолюбію ея мужа случай раздлить престолъ съ его государыней.

Можетъ быть, что клевета, довольно рдко щадящая память людей, очень высоко поставленныхъ, омрачила характеръ Лестера боле густыми тнями чмъ слдовало. Но общій голосъ времени связывалъ самыя гнусныя подозрнія со смертью несчастной графини особенно потому, что эта смерть случилась такъ кстати для честолюбивыхъ замысловъ ея мужа. Если можно врить Ашмолю въ его ‘Беркширскихъ Древностяхъ’, то для преданій, обвиняющихъ Лестера въ убійств своей жены, было слишкомъ много основаній. Въ слдующемъ извлеченіи читатель найдетъ мотивы, которыми я руководствовался въ своемъ роман:

‘На западномъ конц церкви находятся развалины зданія, въ древности принадлежавшаго (какъ мсто отшельничества или заточенія по мннію нкоторыхъ) къ Абингдонскому монастырю. Посл закрытія монастыря вышесказанный домъ перешелъ къ Овену (кажется), тогдашнему владтелю Годсто.

‘Въ зал, надъ каминомъ, я нашелъ вырзанный на камн абингдонскій гербъ: чашу между четырьмя геральдическими птицами, а надъ входной дверью еще другой гербъ: ползущій левъ и нсколько митръ. Въ этомъ же дом есть комната, называемая Комнатой Дудлея, гд была убита жена графа Лестера, о чемъ разсказываютъ слдующее:

‘Робертъ Дудлей, графъ Лестеръ, очень красивый, замчательно хорошо сложеный вельможа, по общему отзыву пользовался милостями королевы Елизаветы до такой степени, что. будь онъ холостъ или вдовъ, то могъ бы сдлаться мужемъ королевы. Чтобы избавиться отъ всякихъ препятствій, онъ приказалъ своей жен, или можетъ быть льстивыми увщаніями убдилъ ее, удалиться на покой, въ домъ его слуги, Антони Фостера, который жилъ тогда въ вышеупомянутомъ старинномъ дом. Лестеръ поручилъ серу Ричарду Варнею (своей правой рук), доставивъ ее туда, сперва стараться отравить ее, а если это не удастся, поршить съ нею какимъ нибудь инымъ способомъ. Это кажется было доказано докторомъ Вайли, состоявшимъ прежде при Новой Коллегіи, потомъ професоромъ медицины въ Оксфорд, и котораго графъ лишилъ мста, потому что онъ не согласился отравить его жену. Этотъ професоръ положительно утверждаетъ, что заговорщики отравили въ Кумнор эту несчастную невинную женщину передъ тмъ какъ она была убита. Отравленіе производилось слдующимъ образомъ:— Видя бдную женщину печальной (она заключала по разнымъ признакамъ, что ея ожидаетъ смерть), убійцы принялись ее убждать, что ея меланхолія происходитъ отъ болзненнаго скопленія дурныхъ соковъ и такъ дале, и потому уговаривали ее принять лекарство, отъ котораго она положительно отказалась, постоянно подозрвая худшее, посл этого они отправили посланнаго (потихоньку отъ нея) къ доктору Вайли, умоляя его убдить графиню принять по его рецепту лекарство, за которымъ они прідутъ въ Оксфордъ, расчитывая прибавить къ этому лекарству что нибудь отъ себя для ея окончательнаго успокоенія, что докторъ весьма основательно подозрвалъ, видя ихъ крайнюю настойчивость, и зная что графиня мало нуждалась въ лекарств, потому онъ ршительно отказалъ въ ихъ требованіи, опасаясь (какъ онъ впослдствіи пояснялъ), что если бы они отравили ее при помощи его лекарства, то его могли бы затмъ повсить для искупленія ихъ грховъ, но докторъ остался твердо убжденнымъ, что хотя этотъ путь не привелъ ни къ какому результату, она все-таки не долго избгнетъ ихъ насилія, что впослдствіи и осуществилось. Вышесказанный серъ Ричардъ Варвей (главный дятель въ этомъ замысл), по приказанію.графа, въ день смерти графини, оставался одинъ съ нею и Фостеромъ, который въ этотъ день нарочно отправилъ всхъ остальныхъ слугъ на абингдонскій рынокъ, мили за три отъ дома. Они сперва задушили, или скоре удавили графиню, затмъ сбросили ее съ лстницы, но хотя вообще говорили, что она упала съ лстницы случайно (однако не смявъ бывшаго на ней головнаго убора), мстные жители разскажутъ вамъ, что она была переведена изъ ея обычной спальни въ другую комнату, гд изголовье приходилось какъ разъ противъ потайной двери, въ которую они ночью вошли, и задушивъ ее въ постели, причинили ей множество увчій и наконецъ сбросили ее съ лстницы, надясь что люди припишутъ смерть графини несчастному случаю, и такимъ образомъ скроется ихъ злодяніе. Но Божію милосердію и справедливости угодно было открыть это убійство и покарать за него. Одинъ изъ участниковъ въ преступленіи былъ впослдствіи пойманъ на границ Валлиса, по обвиненію въ уголовномъ дл, и такъ какъ онъ предлагалъ открыть какимъ образомъ было совершено убійство графини, то по приказанію графа его тайно убили въ тюрьм, а серъ Ричардъ Варней, умирая въ то же самой время въ Лондон, горько плакалъ, и проклиная себя говорилъ одной знатной особ (которая передавала это впослдствіи другимъ), не задолго передъ смертью, что вс дьяволы ада рвутъ его на части. Фостеръ также, бывшій прежде человкомъ гостепріимнымъ и веселымъ, любившимъ общество и музыку, посл этого случая отказался отъ всякихъ развлеченій и томился печалью и задумчивостью (нкоторые говорятъ сумапіествіемъ) до самой смерти. Жена Вальда Буттера, родственника графа, также разсказала все дло не задолго до своей смерти. Не была забыта и слдующая подробность: тотчасъ посл убійства поспшили похоронить графиню прежде нежели коронеръ {Осмотрщикъ умершихъ.} усплъ произвести слдствіе (что самъ графъ нашелъ предосудительнымъ). Ея отецъ, или серъ Джонъ Робертсетъ (какъ я предполагаю), услыхавъ объ этомъ, пріхалъ со всею поспшностью, приказалъ вырыть ея тло въ присутствія коронера, который осмотрлъ его, и произвелъ дальнйшій и подробный допросъ по этому длу, но вообще предполагаютъ, что графъ зажалъ ему ротъ, предложивъ выгодную сдлку. А графъ, чтобы доказать свту какъ много любилъ жену, и какой скорбью утрата такой добродтельной супруги была для его нжнаго сердца, приказалъ похоронить вторично ея тло въ церкви Св. Маріи, въ Оксфорд, съ большою торжественностью. Замчательно, что докторъ Бэбингтонъ, капеланъ графа, читая надгробную проповдь и поручая памяти присутствовавшихъ добродтельную лэди, разъ или два проговорился, сказавъ: такъ ужасно убитую, вмсто такъ ужасно умершую. Самъ графъ, посл всхъ совершенныхъ имъ убійствъ и отравленій, былъ въ свою очередь отравленъ ядомъ (нкоторые говорятъ его женой въ Корнбури-Лоджъ), приготовленнымъ для другихъ, а Бэкеръ въ своей хроник говоритъ, что это случилось въ Киллингворт, въ 1588 г.’ {Ашмоль, Беркширскія Древности, т. I, стр. 149. Преданіе о смерти Лестера было сообщено Беномъ Джонсономъ Друмноyду Гаторyдену: — ‘Графъ Лестеръ далъ бутылку ликера своей жен, къ которой совтовалъ ей прибгать gри всякомъ нездоровь, она, по его возвращеніи изъ дворца, не зная, что это былъ ядъ, дала ему этотъ напитокъ, и онъ умеръ’. Авторъ.}.

То же самое обвиненіе было принято и распространено авторомъ Лестерской Республики (Leicesters’ Commonwealth), сатиры, написанной прямо на графа Лестера, которая обвиняла его въ самыхъ ужасныхъ преступленіяхъ, между прочимъ и въ убійств его первой жены {Эта сатира была написана извстнымъ іезуитомъ Робертомъ Парсонсомъ и скопирована Ашмолемъ въ сочиненіи его: ‘Древности’. Авторъ можетъ быть слишкомъ положился на эти авторитеты.}. Былъ также намекъ на это въ ‘Іоркширской трагедіи’, піес ошибочно приписываемой Шэкспиру, гд одинъ распутный человкъ, ршившійся уничтожить всю свою семью, сбросилъ жену съ лстницы, со слдующимъ намекомъ на предполагаемое убійство жены Лестера:

Единственное средство заставить замолчать жену: сломать ей шею, какъ сдлалъ одинъ государственный мужъ.

Читатель найдетъ, что я заимствовалъ многіе эпизоды, такъ же какъ имена, у Ашмоля и старйшихъ авторитетовъ, по мое первое знакомство съ этой исторіей совершилось боле пріятнымъ путемъ,— посредствомъ стиховъ. Есть періодъ въ молодости когда стихъ иметъ гораздо боле сильное вліяніе на слухъ и воображеніе, чмъ въ боле зрломъ возраст. Въ эту пору незрлыхъ вкусовъ авторъ весьма восхищался поэмами Манйкля и Ланггорна, поэтовъ замчательныхъ мелодичностью стиха, которая ставила ихъ выше многихъ другихъ стихотворцевъ. Одна изъ піесъ Майкля, особенно нравившаяся автору, была баллада, или скоре родъ элегіи по поводу Кумнорскаго замка, которую вмст съ другими произведеніями того же автора можно найдти въ ‘Древнихъ балладахъ’ Эванса (томъ IV, стр. 130). Первая строфа въ особенности правилась молодому слуху автора, остальныя довольно прозаичны {Локгартъ сообщаетъ, что ‘серъ Вальтеръ желалъ назвать свой романъ, какъ балладу, Кумноръ-Галь (Кумнорскій замокъ), но по желанію издателя (Констабля) замнилъ теперешнимъ заглавіемъ’. Объ увлеченіи автора этой балладой упоминаетъ его старый школьный товарищъ Ирвингъ такъ: ‘Посл дневной работы мы часто гуляли въ Meadows (общественный садъ въ Эдинбург съ большими алеями старинныхъ деревьевъ), особенно въ лунныя ночи, и Скоттъ, не уставая, повторялъ первый стансъ: ‘Роса лтней ночи пала’.

Говоря о романахъ Вэверлея, Локгартъ утверждаетъ, что ‘Кенильвортъ былъ однимъ изъ самыхъ удачныхъ романовъ по выход еговъ свтъ, и до сихъ поръ, какъ вроятно навсегда, будетъ стоять въ самыхъ высшихъ рядахъ прозаическихъ произведеній. Разнообразіе характеровъ, сценъ, случайностей въ этомъ роман никогда не было превзойдено, и за исключеніемъ Ламермурской невсты, Скоттъ не писалъ боле трогательной трагедіи, чмъ исторія Эми Робсартъ.}.

(Мы здсь передаемъ эту піесу въ проз).

Замокъ Кумніоръ.

Роса лтней ночи пала, луна, кроткая царица неба, серебрила стны Кумнорскаго замка и обступавшіе его дубы.

Ничего не было слышно вокругъ, звуки шумной жизни смолкли. Только вздохи бдной жертвы исходили изъ уединенной башни.

Лестеръ, плакалась она, такова ли твоя любовь, къ которой ты такъ часто клялся, что ты заперъ меня въ этомъ постыдномъ заточеніи?

Ты не спшишь по прежнему увидать любимую жену. Жива ли она, или умерла, суровый графъ, это кажется все равно для тебя?

Не то было когда я жила счастливой въ отцовскомъ замк: коварный мужъ меня не терзалъ, не пронимала дрожь отъ страха.

Вставала я съ зарей веселой, рзве жаворонка, красиве цвтка, и какъ птичка, порхающая по кустамъ, я весело пла цлый день.

Если моя красота была такъ ничтожна и такъ жалка между придворными дамами, зачмъ же ты, надменный графъ, взялъ ее изъ того замка, гд ее цнили такъ высоко?

Когда ты началъ за мной ухаживать, какъ часто ты уврялъ, что я прекрасна? И гордый побдой ты сорвалъ плодъ и оставилъ цвтокъ увянуть.

Да, брошенная и попранная роза поблекла, лилія увяла. И конечно онъ, когда-то восхищавшійся ими, причина тому, что ихъ прелести погибли.

Когда грызетъ томительное горе, и на любовь отвчаютъ презрньемъ, прелестнйшая красота погибаетъ: разв можетъ устоятъ цвтокъ подъ бурей?

При двор, говорятъ, царитъ красота, при двор вс красавицы на подборъ, и цвты востока, затмвающіе блескъ солнца, не такъ прекрасны, не такъ ослпительны.

Зачмъ же графъ оставилъ куртины, гд красовались розы и лиліи, чтобы отыскать подснжникъ, блдный и невзрачный въ сравненіи съ ними?

Въ глуши деревенской межъ сельскихъ цвтовъ я слыла красавицей, какой нибудь юноша скромный нашелъ бы меня лучше всхъ.

Но, Лестеръ, если не ошибаюсь, не красота тебя прельстила, а золотая корона честолюбія заставила забыть жену.

Зачмъ, Лестеръ, зачмъ говорю я (вдь можно стовать и плакать?), зачмъ женился ты на деревенской двушк, когда принцеса могла быть твоей?

Зачмъ хвалилъ ты мои скромныя прелести и бросилъ ихъ на увяданье! Зачмъ ты привлекъ меня на мигъ въ свои объятія и на всю жизнь обрекъ на горе?

Деревенскія двушки околотка низко кланяются идя мимо меня, и завидуютъ моему шелковому платью, не подозрвая что графиня можетъ знать горе.

Простодушныя нимфы! Он не знаютъ насколько он счастливе меня. Он улыбаются, а я вздыхаю. Он довольны судьбой, а я только знатна.

Знатна и глубоко несчастна, я плачу и томлюсь тоскою, какъ бдное растеніе, оторванное отъ стебля, дрожитъ подъ рзкимъ втромъ.

Жестокій графъ! Мн чужды даже невинныя утхи уединенія, твои клевреты посягаютъ на мой покой мрачными взглядами или грубыми выходками.

Прошедшей ночью не спалось мн: въ деревн колоколъ звонилъ на панихиду: они косились на меня какъ бы говоря: ‘графиня, готовься, твоя смерть близка!

И теперь, пока счастливые поселяне спятъ, я сижу здсь одна, покинутая всми, никто не утшаетъ меня въ гор, кром соловья, который поетъ на терновомъ куст.

Я унываю, теряю надежду, заунывный колоколъ раздражаетъ мой слухъ, окружающіе меня какъ будто говорятъ: хграфиня, готовься, близокъ твой конецъ!’

Такъ жаловалась плнница мрачнаго Кумнорскаго замка, и тяжело вздыхала и проливала горькія слезы.

И не занялась еще заря, какъ въ мрачномъ Кумнорскомъ замк послышались громкіе крики и стоны смертельнаго страха.

Колоколъ прозвучалъ трижды, въ воздух раздался призывный голосъ. И трижды взмахнувъ крыльями воронъ пролетлъ надъ замкомъ.

Завыли собаки въ деревн, дубы закачали, зелеными верхушками, страшный былъ часъ, и никогда больше никто не видлъ несчастную графиню.

И въ замк съ тхъ поръ не бывало ни пировъ, ни веселыхъ баловъ: и съ того зловщаго часа въ Кумнорскихъ залахъ поселились духи.

Двушки, озираясь, со страхомъ сторонились древнихъ, мохомъ поросшихъ стнъ, и не устраивали больше веселыхъ танцевъ въ рощахъ Кумнорскаго замка.

Путники тяжело вздыхали, жаля о погибшей графин, и удаляясь озирались съ грустью на мрачную Кумнорскую башню {Въ замчательномъ труд Адларда ‘Объ Эми Робсартъ, граф Лестер и Кенильворт, Лондонъ 1870’ авторъ говоритъ, что Кумнорскій замокъ былъ прежде однимъ изъ помстій Абингдонскаго абатства, и что по уничтоженіи монастырей Генрихъ VIII подарилъ его своему доктору Джоржу Овену. По смерти Овена онъ былъ купленъ въ 1661 году Антоніемъ Фостеромъ и занятъ имъ въ теченіе нсколькихъ лтъ, а по его смерти перешелъ во владніе графа Лестера. Впослдствіи онъ сдлался собственностью лорда Абингдона.}.

КЕНИЛЬВОРТЪ

ГЛАВА I.

Я хозяинъ и знаю свою почву и пекусь, видитъ Богъ, пекусь о ней. Мн нужны веселые товарищи, чтобы шелъ мой плугъ,— веселые работники, чтобы свести жатву въ домъ, иначе не слыхать мн стукотни цповъ.

Бенъ-Джонсонъ.— Новая гостиница.

Романисту очень удобно начинать разсказъ съ гостиницы, привольнаго сходбища путешествениковъ, гд всякій безъ церемоніи и стсненія можетъ обнаруживать свое расположеніе духа. Это особенно кстати когда дйствіе происходитъ въ старые годы веселой Англіи, когда гости были не только нахлбниками, по временными собесдниками хозяина, который обыкновенно пользовался правами свободнаго обращенія, обладалъ добродушіемъ и пріятнымъ правомъ. По его мановенію собутыльники вступали въ разговоры, и осушивъ боченокъ въ шесть пинтъ сбрасывали съ себя всякую принужденность, и относились другъ къ другу и къ хозяину со свободой старыхъ знакомыхъ.

Деревня Кумноръ, расположенная въ трехъ или четырехъ миляхъ отъ Оксфорда, славилась на восемнадцатомъ году царствованія Елизаветы отличной гостиницей во вкус старины, въ которой хозяйничалъ или врне царилъ Джайльсъ Гослингъ, человкъ счастливаго характера и съ круглымъ брюшкомъ, слишкомъ пятидесяти лтъ отъ роду, умренный въ счетахъ, исправный въ платежахъ, скорый на отвтъ, обладатель полнаго погреба и отецъ хорошенькой дочки. Со временъ стараго Гарри-Вайли, въ Табард, въ Саутварк, никто не превосходилъ Джайльса Гослинга въ умньи угодить гостямъ всякаго рода, и его слава была такъ велика, что быть въ Кумнор и не осушить чарочки въ гостиниц Черный Медвдь, значило оказаться совершенно равнодушнымъ къ репутаціи настоящаго путешественика. Такое упущеніе было бы тоже что деревенскому парню вернуться изъ Лондона, не повидавъ лица ея величества. Кумнорцы гордились Джайльсомъ Гослингомъ, а Джайдьсъ Гослингъ гордился своимъ домомъ, виномъ, дочерью и самимъ собой.

Во двор гостиницы, считавшей этого честнаго малаго своимъ хозяиномъ, остановился въ сумерки путешественикъ, и передавъ конюху свою лошадь, по видимому сдлавшую долгій путь, предложилъ нсколько вопросовъ, которые вызвали слдующій разговоръ между челядью Чернаго Медвдя.

— Эй, буфетчикъ! Джонъ!

— Сію минуту, конюхъ Билль, — отвчалъ со втулкой въ рук человкъ въ холщевыхъ панталонахъ, широкой куртк и зеленомъ передник, выглянувъ изъ за двери, которая должно быть вела въ погребъ.

— Вотъ господинъ спрашиваетъ, есть ли хорошее пиво? продолжалъ коптохъ.

— Провалъ меня возьми, если между нами и Оксфордомъ больше четырехъ миль, отвчалъ буфетчикъ,— и если бы мое пиво не ублаготворяло головы студентовъ, то они давно ублаготворили бы мою голову оловянной кружкой.

— Вотъ что называется оксфордской логикой! отозвался прізжій, бросивъ поводья на шею лошади и подойдя къ дверямъ гостиницы, гд его встртила дородная фигура самого Джайльса Гослинга.

— Ужъ если рчь идетъ о логик, господинъ гость, проговорилъ хозяинъ,— то слушайте слдующій врный выводъ:

Скоре подъ навсъ коня,

И здоку стаканъ вина!

— Аминь! отъ всего сердца, добрйшій хозяинъ, воскликнулъ прізжій.— Велите намъ выставить кварту вашего лучшаго канарійскаго, и помогите мн его распить.

— Ну, могу только пожалть о васъ, господинъ путешественикъ, если вамъ приходится призывать въ помощь хозяина для такихъ пустяковъ какъ кварта: будь это цлый галлонъ, куда не шло, можно было бы прибгнуть къ помощи сосда и все-таки считаться хорошимъ питухомъ.

— Не безпокойтесь, отвчалъ гость,— я исполню свой долгъ какъ слдуетъ человку, оказавшемуся въ пяти миляхъ отъ Оксфорда. Я вернулся съ поля Марса не для того чтобы уронить себя въ глазахъ приверженцевъ Минервы.

Пока прізжій высказывалъ это, хозяинъ съ видомъ искренняго радушія ввелъ гостя въ большую низкую комнату, гд по разнымъ угламъ сидло группами нсколько человкъ, одни пили, другіе играли въ карты, третьи болтали, а четвертые, которымъ предстояло встать рано на слдующее утро, кончали ужинать и разсуждали съ прислужникомъ насчетъ ночлеговъ.

Появленіе новаго лица вызвало то поверхностное и небрежное вниманіе, которое всегда обнаруживаютъ въ подобныхъ случаяхъ, и подало поводъ къ слдующему заключенію: Гость былъ одинъ изъ тхъ людей, которые хотя и обладаютъ статной фигурой и чертами лица не непріятными, но тмъ не мене такъ далеки отъ красоты, что вслдствіе выраженія ихъ лица или тона голоса, или ихъ походки и манеръ, является общее нерасположеніе къ ихъ обществу. Рчь незнакомца была смла, но неоткровенна, и какъ бы настойчиво добивалась вниманія и уваженія, въ которыхъ онъ боялся что ему откажутъ, если не предъявитъ немедленно своихъ правъ. Изъ подъ его дорожнаго плаща, выглядывало красивое полукафтанье, стянутое кожанымъ поясомъ, поддерживавшимъ саблю и пару пистолетовъ.

— Однако вы путешествуете съ предосторожностью, замтилъ хозяинъ, поглядвъ на оружіе и ставя на столъ подогртое вино, потребованное прізжимъ.

— Да, хозяинъ, я убдился въ польз этихъ вещей въ опасныя времена, и не разстаюсь съ ними, какъ ваши вельможи со. своею свитою, по миновеніи надобности.

— Такъ вы стало быть изъ нижнихъ провинцій, изъ родины пикъ и мушкетовъ? спросилъ Джайльсъ Гослингъ.

— Я былъ и внизу и вверху, другъ мой, былъ и высоко и далеко, и близко, но вотъ теб стаканъ,— налей себ и выпей со мной, и если оно не превосходно, то расхлебывай что самъ наварилъ.

— Не превосходно? воскликнулъ Джайльсъ Гослингъ, опорожнивъ стаканъ и причмокнувъ губами съ видомъ несказаннаго удовольствія,— я не знаю ничего превосходне, и такого вина вамъ не найдти въ ‘Трехъ Журавляхъ’, сколько мн извстно, и если вы найдете лучшее вино въ Херес или даже на Канарскихъ островахъ, я готовъ дать обтъ никогда не прикасаться ни къ бутылк, ни къ деньгамъ. Нате-ка, поглядите на свтъ, вы увидите маленькія пылинки, пляшущія въ золотистой влаг, словно въ солнечномъ луч. Да, легче угостить десятерыхъ поселянъ, чмъ одного важнаго путешественика. Надюсь, впрочемъ, что ваша милость довольна виномъ?

— Не дурно, хозяинъ, но если кто желаетъ знать что такое хорошее вино, то онъ долженъ пить его тамъ, гд растетъ виноградъ. Поврьте мн, испанецъ слишкомъ умный человкъ, чтобы уступить вамъ самый душистый виноградъ. И вино, которое вы считаете такимъ отличнымъ, по всей вроятности было забраковано въ Корунь или порт Св. Маріи. Надо поздить, хозяинъ, по блу свту, чтобы познать тайны бочекъ и винныхъ бутылокъ.

— Позвольте, господинъ гость, отвчалъ Джайльсъ Гослингъ,— если я поду путешествовать только для того, чтобы сдлаться недовольнымъ тмъ что у меня дома, не останусь ли я въ дуракахъ? Кром того, увряю васъ, есть много такихъ болвановъ, которые вроятно воротятъ носъ отъ хорошаго вина, даже живя безвыздно въ копоти старой Англіи. Что до меня, то я совершенно доволенъ своимъ собственнымъ очагомъ.

— Вы говорите пустяки, хозяинъ, и увряю васъ, не вс ваши земляки думаютъ такъ. Между вами есть наврное молодцы, предпринимавшіе путешествіе въ Виргинію или по крайней мр въ Нидерланды. Ну-т-ко, поройтесь-ка въ своей памяти?.. Нтъ ли въ чужихъ краяхъ милаго дружка, о которомъ вы были бы непрочь получить добрую всточку?

— Ей-ей нтъ, возразилъ хозяинъ,— съ тхъ поръ какъ съумасброда Робина Драйзендфорда застрлили при осад Бриля. Чортъ бы побралъ пушку, пустившую въ него ядро, не запомню парня веселе Робина, когда онъ бывало засидится за столомъ далеко за полночь. Но онъ умеръ и похороненъ, и я не знаю ни солдата, ни путешественика въ чужихъ краяхъ, за котораго я согласился бы дать очищенное яблоко.

— Странное. дло. Какъ! Столько вашихъ храбрыхъ англійскихъ молодцовъ въ чужихъ краяхъ, и вы какъ кажется человкъ съ всомъ, не имете между ними ни друга, вы родственика.

— Ну, если уже зашла рчь о родство ни какъ, отвчалъ Гослингъ,— признаюсь, есть у меня одинъ безпутный родственикъ, который ухалъ отсюда въ послдній годъ царствованія королевы Маріи, но пріятне было бы считать его потерянымъ, чмъ найденымъ.

— Не говорите этого, другъ, если не слыхали о немъ ничего дурнаго въ послднее время. Многіе дрянные жеребята становились впослдствіи благородными конями. Позвольте узнать его имя?

— Микель Ламбурнъ, отвчалъ хозяинъ Чернаго Медвдя,— сынъ моей сестры, мало радости вспоминать и имя, и родство.

— Микель Ламбурнъ! повторилъ незнакомецъ, какъ бы стараясь припомнить.— Позвольте, не родственикъ ли вы Микелю Ламбурну, храброму воину, такъ отличившемуся при осад Венло, что графъ Маврикій благодарилъ его передъ фронтомъ всей арміи? Говорятъ, что онъ англичанинъ и незнатнаго рода.

— Это не можетъ быть мой племяникъ, ршилъ Джайльсъ Гослингъ,— потому что онъ всегда былъ трусливе куропатки на все, кром мерзостей.

— О, у многихъ храбрость раждается на пол битвы, возразилъ незнакомецъ.

— Можетъ быть, отвчалъ хозяинъ,— но я думаю, что нашъ Майкъ потерялъ бы тамъ и ту капельку храбрости, которая у него была.

— Извстный мн Микель Ламбурнъ, продолжалъ путешественикъ,— былъ бравый молодецъ, всегда веселый и щегольски одтый и съ соколинымъ глазомъ для красотокъ.

— У нашего Майка, отвчалъ хозяинъ,— былъ взглядъ собаки съ бутылкой на хвост, а ходилъ онъ въ куртк, каждый лоскутъ которой былъ готовъ сказать прощай всмъ остальнымъ.

— О, на войн представляются случаи подобрать себ отличный костюмъ, замтилъ гость.

— Нашъ Майкъ, сказалъ хозяинъ, — былъ бы скоре способенъ подобрать себ костюмъ въ лавк готоваго платья, когда хозяинъ отвернется въ сторону, а что касается до соколиныхъ глазъ, о которыхъ вы упоминали, такъ его глаза постоянно блуждали за моими серебряными ложками. Онъ въ этомъ благодатномъ дом былъ слугою мсяца три, и еслибъ я далъ еще три мсяца продолжаться его безпутству, безурядиц, безтолочи и безсовстности, мн пришлось бы снять вывску, заперть домъ, а ключъ отдать чорту на сохраненіе.

— Однако, продолжалъ путешественикъ, въ сущности вамъ было бы жаль, еслибъ я вамъ сказалъ, что вашъ бдный Майкъ Ламбурнъ былъ застрленъ во глав своего полка при взятіи укрпленія подъ городомъ Мастрихтомъ.

— Жаль! Да это было бы самой пріятной встью, какую я когда либо о немъ слышалъ: она дала бы мн возможность убдиться, что его не повсили. Но Богъ съ нимъ, сомнваюсь, чтобы его конецъ принесъ такую честь его друзьямъ, но если бы это было такъ, я сказалъ бы (при этомъ Гослингъ выпилъ еще стаканъ вина)… я сказалъ бы отъ всего сердца: Миръ его праху!

— Успокойтесь, другъ, произнесъ путешественикъ:— не сомнвайтесь, что вашъ племяникъ принесетъ вамъ честь и славу, если онъ дйствительно тотъ Микель Ламбурнъ, котораго я знавалъ и любилъ какъ самого себя. Не можете ли вы описать мн его примты, и я бы ршилъ о тождеств моего пріятеля и вашего родственника.

— Право, не запомню никакой примты, отвчалъ Джайльсъ Гослингъ, кром того, что у нашего Майка было выжжено клеймо на лвомъ плеч за покражу серебряной вазы у госпожи Снортъ изъ Гогсдитча.

— Ну, это враки, дядя! произнесъ незнакомецъ, снимая полукафтанье и заворачивая рукавъ рубахи, чтобы показать плечо.— Клянусь этимъ прекраснымъ днемъ, мое плечо также чисто какъ твое собственное!

— Какъ, Майкъ! воскликнулъ хозяинъ.— Это серьезно ты? Ну, признаюсь, я такъ и думалъ въ эти послдніе полчаса: никто другой не сталъ бы и въ половину такъ интересоваться тобой. Но, Майкъ, если твое плечо чисто, какъ ты увряешь, то ты этимъ обязанъ доброму малому Тонгу, нашему палачу, который пожаллъ тебя и заклеймилъ холоднымъ желзомъ.

— Полно, дядя, брось твои остроты. Прибереги ихъ для приправы прокислаго пива, а теперь лучше посмотримъ какое теплое радушіе ты окажешь родственику, мыкавшемуся по блу-свту цлыхъ восемнадцать лтъ, который видлъ закатъ солнца тамъ, гд оно у насъ встаетъ, и напутешествовался до того, что западъ для него сталъ востокомъ.

— Ты привезъ съ собой одно свойство путешественика, какъ я вижу, Майкъ, и для этого теб не стоило бы путешествовать: я помню, что между твоими другими качествами всегда отличалось то, что нельзя было врить ни одному слову, выходившему изъ твоихъ устъ.

— Вотъ полюбуйтесь на ому-неврнаго, господа! сказалъ Микель Ламбурнъ обращаясь къ свидтелямъ этой странной встрчи между дядей и племяникомъ, въ числ которыхъ были и мстные уроженцы, хорошо знавшіе подвиги его молодости.— Вотъ какъ онъ закалываетъ для меня кумнорскаго жирнаго тельца! Но, дядя, я пріхалъ не изъ хлва, или не изъ-за свинаго корыта, и не нуждаюсь въ твоемъ гостепріимств, со мной есть кой что-что заставитъ принимать меня радушно везд гд я захочу.

И говоря это Ламбурнъ вытащилъ кошелекъ, довольно туго набитый золотомъ, видъ котораго произвелъ замтное впечатлніе на всю компанію, находившуюся въ комнат. Нкоторые тряхнули головою и перешепнулись, между тмъ какъ двое или трое изъ мене щепетильныхъ принялись вспоминать въ немъ школьнаго товарища, земляка и томуподобное. Съ другой стороны двое или трое степенныхъ постителей суроваго вида также покачали головою и вышли изъ гостиницы, ворча, что если Джайльсъ Гослингъ желаетъ поддержать свою славу, то ему слдуетъ какъ можно скоре выпроводить за дверь своего безпутнаго племяника. Гослингъ держалъ себя такъ, какъ будто и самъ былъ точно такого же мннія, потому что даже видъ золота произвелъ на него меньшее впечатлніе, чмъ обыкновенно производилъ на людей его званія.

— Родственикъ Микель, сказалъ онъ,— прибери свой кошелекъ. Я не возьму денегъ съ сына моей сестры за ужинъ и ночлегъ въ моемъ дом, и полагаю, что едва ли ты захочешь остаться дольше здсь, гд вс тебя слишкомъ хорошо знаютъ.

— Въ этомъ отношеніи, дядя, отвчалъ путешественикъ, — я буду соображаться съ моими собственными вкусами и нуждами. А между тмъ я желаю угостить ужиномъ и поднести по стаканчику моимъ почтеннымъ землякамъ, которые не погордились вспомнить Майка Ламбурна, бывшаго слуги. Если хотите отпустить мн то чего я потребую за деньги — ладно, если же нтъ, то отсюда всего дв минуты ходьбы до ‘Зайца съ Тамбуриномъ’, и я надюсь, что наши сосди не полнятся пройти со мною туда?

— Нтъ, Майкъ, отвчалъ дядя,— восемнадцать лтъ прошли надъ твоей головой, и я надюсь, что ты немножко остепенился, не выпущу тебя изъ своего дома въ такую пору и велю теб подать все что твоей душ угодно, даромъ или за деньги, какъ теб лучше нравится. Но мн хотлось бы знать, что кошелекъ, которымъ ты хвастаешь, такъ ли хорошо пріобртенъ, какъ хорошо набитъ?

— Полюбуйтесь на ому-неврнаго, добрые люди, опять обратился Ламбурнъ къ окружавшимъ.— Вотъ чудакъ! Онъ хочетъ во что бы то ни стало смахнуть съ проказъ родственика толстую плесень, наросшую годами. Что же касается до золота, то я, господа, былъ тамъ гд оно. растетъ, и какъ разъ посплъ къ самому сбору. Я былъ, дружище, въ Новомъ Свт — въ Эльдорадо, гд ребятишки играютъ въ котелки алмазами, а деревенскія двушки нанизываютъ рубины вмсто рябины для ожерельевъ, гд улицы вымощены серебромъ, а черепицы состоятъ изъ чистаго золота.

— Вотъ, дружище Майкъ, гд было бы недурно завести торговлю, сказалъ м