КАВЕЛИН Константин Дмитриевич [4(16).11.1818, Петербург — 3(15).5.1885, там же, похоронен на Волковом кладб.], публицист, историк, правовед, философ, обществ. деятель. Сын Д. А. Кавелина, двоюродный брат Л. А. Кавелина (архимандрита Леонида). С 1829 жил в Москве. Первонач. образование получил дома, с зимы 1834 среди его учителей В. Г. Белинский, пробудивший в нем ‘отрицат. отношение ко всей окружающей… действительности, социальной, религ. и политической’ (‘Восп. о В. Г. Белинском’, написаны в 1874 — Собр. соч., т. 3, стб. 1083). В 1835 поступил на ист.-филол. ф-т Моск. ун-та, но вскоре перешел на юридич. ф-т, где предпочитал слушать лекции П. Г. Редкина и Н. И. Крылова — молодых профессоров, последователей Гегеля, только что вернувшихся из-за границы.
Активно посещал лит. салоны, в первую очередь А. П. Елагиной (о ней и особой роли ее салона в истории рус. культуры написал ст.-некролог ‘А. П. Елагина’, 1877), где сошелся с бр. П. В. и И. В. Киреевскими, а затем с А. С. Хомяковым, Ю. Ф. Самариным и Д. А. Валуевым, испытал сильное влияние славянофильских идей. Впоследствии неоднократно полемизировал с ними (оспаривая осн. устои их учения — крепость общинного начала и правосл. веры рус. народа и их первозначимость для социального и культурного развития России), что не помешало ему в итоговой ст. ‘Моск. славянофилы 40-х гг.’ (1878) высказать ‘полное сочувствие их благородным помыслам, их усилиям, их труду, их просвещенной любви к родине’ (см. там же, стб. 1165). Более того, в мировоззрении К., особенно в поздний период его творчества, существенное место занимали идеи, разработанные по преим. мыслителями славянофильского круга (признание мысли о самобытности ист. пути России и христ. нравственности личности как высшей человеческой ценности).
В 1839 закончил курс кандидатом права и получил зол. медаль за соч. ‘О теориях владения’ (‘Юридич. зап.’, М., 1841, т. 1). До 1842 жил в Москве, вращаясь в ун-тском и лит. кружках. Познакомился с П. Я. Чаадаевым и М. Ф. Орловым, начал дружить с близким ему по миротворному характеру и равновесию душевных сил Т. Н. Грановским (в 1866 посвятил ему проникновенную статью как ‘художнику на кафедре’ и деятелю, признающему долю истины в любом обществ, направлении).
Весной 1842 приехал в Петербург и — вопреки собственному желанию заниматься наукой,— следуя воле матери, поступил на службу (в Мин-во юстиции). Войдя в окружение Белинского, познакомился с И. И. Панаевым, В. П. Боткиным, Н. А. Некрасовым, сблизился с И. С. Тургеневым (к-рый высоко ценил мнение К. о своих произв. и не прерывал с ним сношений до конца жизни). ‘Влияние Белинского на мое нравств. и умств. воспитание за этот период [ 11 месяцев]… никогда не изгладится из моей памяти’ (Собр. соч., т. 3, стб. 1086).
После защиты в 1844 магистер. дис. ‘Осн. начала рус. судоустройства и гражд. судопроизводства в период времени от Уложения до Учреждения о губерниях’ (М., 1844, рец.: ОЗ, ‘Совр.’, РИ, ‘Москв.’, ЛГ — см. Собр. соч., т. 4) оставлен при кафедре истории рус. законодательства Моск. ун-та. Б. Н. Чичерин, учившийся у К., характеризовал его лекции (1844—48) как ‘умное, живое, ярко-даровитое преподавание’ (‘Москва 40-х годов’, М., 1929, с. 40). Молодой ученый устраивал для студентов дом. беседы, где открыто высказывался против крепостного рабства. Тогда же К. сблизился с А. И. Герценом, став членом его кружка.
В статьях 1846—47 сформулировал основы государственного (или историко-юри-дич.) направления (‘гос. школы’) в рус. историографии (по словам К., ‘вся рус. история, как древняя, так и новая, есть преим. государственная… Полит, государственный элемент представляет покуда единственно-живую сторону нашей истории, сосредоточивает в себе весь смысл и всю жизнь древней Руси’ — Собр. соч., т. 1, стб. 277, 285). Главная из этих статей — ‘Взгляд на юридич. быт древней России’ (‘Совр.’, 1847, No 1),— по мнению Белинского, стала ‘эпохой в истории рус. истории, с нее начнется фи-лософич. изучение нашей истории’ (XII, 267). Обострив отношения западников и славянофилов, статья вызвала серьезные возражения М. П. Погодина, Н. Левитского (‘Москв.’, 1847, ч. 1—3) и наиб, принципиальные Самарина (‘О мнениях ‘Современника’ исторических и литературных’ — ‘Москв.’, 1847, ч. 2), отныне неустанного оппонента К. в печати и письмах к нему, что не отменяло их личной взаимной приязни, а в борьбе против крепостничества они выступали соратниками.
По К., ‘общежитийный быт’ русских и в средние века основывался на семейно-родовом начале при явной неразвитости личности, в отличие от европ. народов. Самарин же главенствующим полагал общинное начало, духовно укрепляемое церковью, и при этом, по его слову, ‘общинный быт [славян] основан не на отсутствии личности, а на свободном и сознательном ее отречении от своего полновластия’ (там же, с. 173).
В статье, вызвавшей ‘такой же эффект’, как ‘Кто виноват?’ Герцена, ‘Обыкновенная история’ И. А. Гончарова и ‘Записки охотника’ И. С. Тургенева (письмо Н. А. Некрасова Белинскому от 24 июня 1847), К. выразил мысль, ставшую основополагающей в его воззрениях: умств., нравств., юридич. и полит, развитие личности является основой ‘общественности’ и прогресса (ср.: ВЕ, 1866, т. 2, с. 357).
В 1845 женился на Антонине Корш (сестре известных литераторов, бр. Е. и Ф. Коршей), к-рая предпочла К. поэту и критику А. А. Григорьеву. В 1848 из-за конфликта с Крыловым (‘профессорская история’: Крылов, согласно объяснению К., жестоко обращался с женой, свояченицей К., неблаговидно действовал по службе, см.: ЦГАОР, ф. 109, 1 экс, 1849 г., д. 223, л. 5—6) покинул Моск. ун-т и переехал в Петербург, на исходе 40-х гг. вступил в РГО, а с нач. 50-х гг.— непременный секр. ВЭО, к-рые были в тот период центрами сосредоточения передовых интеллектуальных сил. С 1848 служил в Мин-ве внутр. дел, затем (с 1850) — в штабе воен.-уч. заведений при Я. И. Ростовцеве, в 1853—57 нач. отделения канцелярии К-та министров. В Петербурге К. сблизился с группой либеральных деятелей в окружении вел. кн. Елены Павловны: бр. Д. А. и Н. А. Милютиными, Самариным, К. К. Гротом, А. П. Заблоцким-Десятов-ским, В. А. Арцимовичем, баронессой Э. Ф. Раден, сыгравших выдающуюся роль в подготовке ‘великих реформ’. В 1855 закончил составление ‘Записки об освобождении крестьян в России’ (в извлечениях: ‘Совр.’, 1858, No 4, полностью: PC, 1886, No 1—2, 5), где предлагал освободить крестьян с землей посредством выкупа ее гос-вом, ‘Записка’ произвела благоприятное впечатление на Александра II.
Во 2-й пол. 50-х гг. К. находился в центре обществ, и интеллектуального развития страны. Активно участвовал в подготовке отмены крепостного права. Сдружился с Н. Г. Чернышевским (в романе к-рого ‘Пролог’ выведен под именем проф. Рязанцева — ‘гл. авторитета прогрессистов’) и Н. А. Добролюбовым (дом. учитель сына К.), печатался в ‘Современнике’. Сотрудничал в вольной печати Герцена и Н. П. Огарёва (сб. ‘Голоса из России’, ч. 1, Лондон, 1856, и ч. 3, 1857), где острокритически оценивал рос. действительность и особенно николаевское царствование, вместе с тем выступая против рев. агитации Герцена. [В 1861 Герцен посвятил К. главу в ‘Былом и думах’ о Р. Оуэне (ч. 6, гл. IX) с эпиграфом: ‘Ты всё поймешь, ты все оценишь!’.] Одновременно дружеские отношения связывали его с Погодиным и M. H. Катковым (до 1863). На эти же годы приходится знакомство и сближение с Л. Н. Толстым, к-рый поначалу высоко оценил К. (‘прелестный ум и натура’ — дневниковая запись от 23 апр. 1856), но затем почувствовал охлаждение (‘мне с ним делать нечего’ — то же от 14 марта 1858).
В 1857 избран проф. гражд. права (а вскоре и философии права) Петерб. ун-та, и вновь его лекции пользовались большим успехом. В том же году приглашен наставником по рус. истории и гражд. праву к наследнику престола. Однако за публикацию ‘Записки’ в ‘Современнике’ происками высокопоставленных недругов в 1858 отстранен от наставничества. В 1861 оставил ун-т, протестуя против полицейско-адм. подавления студенч. волнений, хотя и не был их сторонником. Последоват. либерализм К., убежденного, что самодержавие вполне совместимо с гражд. свободами, провел разграничит, черту между ним и радикальным крылом освободит, движения: в 1861 он фактически порывает с ‘Современником’, в 1863 (во время длит, командировки 1862—64 во Францию и Германию для изучения состояния ун-тов) произошел окончат, разрыв с Герценом, перед к-рым прежде благоговел, видя в нем ‘первого человека в целой Европе’ (Письма…, Женева, 1892, с. 9).
В работах 60-х гг., в т. ч. ‘Дворянство и освобождение крестьян’ (Б., 1862), ‘Мысли и заметки о рус. истории’ (ВЕ, 1866, т. 2), К. сформулировал принципиальные для своего творчества историософ., культурологич. и полит, идеи: последоват. прогрессизм, безусловный примат личностного начала, полит, реформизм, коренное различие зап.-европ. и рус. ‘цивилизаций’, вытекающее из того, что Россия — ‘мужицкое царство’ с сильным гос. началом (в этом видел спасение от полит, и социальных переворотов, к-рыми страдает Европа). С 1864 служил без особого обременения в Мин-ве финансов, в 1878—85 проф. гражд. права Воен.-юридич. акад.— апогей славы К.-педагога, в 1882—84 президент ВЭО. Все эти годы продолжал активную науч. и публиц. деятельность, сотрудничая с ‘С.-Петерб. новостями’ (1863—75), ‘Вест. Европы’ (1866—85), ‘Рус. мыслью’ (1880—85), а также с ‘Неделей’ (1875—77), ‘Сев. вест.’ (1877— 78), ‘Порядком’ (1881), ‘Новостями’ (1882—84).
Полагая цель цивилизации в умственном и — главное — нравств. развитии отд. личности, К. в 70—80-е гг. большое внимание уделял проблемам психологии и этики. Его работа ‘Задачи психологии’ (ВЕ, 1872, No 1—4, отд. изд.— СПб., 1872), продолжавшая, в частности, развивать мысль, высказанную 25 лет назад в ст. ‘Взгляд на юридич. быт древней России’ о неявленности, несущественности личности в России, вызвала острую полемику, наиб, обстоятельны статьи физиолога И. М. Сеченова, не принявшего выводы К. с т. з. биологии, и Самарина (обе — 1872), упрекавшего автора за игнорирование истин, постигаемых посредством божественного откровения (о дальнейшем споре между К. и его оппонентами, а также о др. рец. на книгу см.: Собр. соч., т. 3, стб. 1241—43, см. также ниже рец. Троицкого).
Итогом и венцом ист. и филос. изучений проблемы нравственной личности, ее индивидуального и социального значения стала работа ‘Задачи этики’[ВЕ, 1884, No 10—12, отд. изд.— СПб., 1885, 2-е изд., СПб., 1887, многочисл. отклики: Троицкий M. M., К. Д. Кавелин. (Страница из истории философии в России).—РМ, 1885, No 11, Гольцев В. А., Нравств. идеи К.— РМ, 1892, No 6, а также Э. Л. Радлов — ЖМНП, 1886, No 4]. Наряду с моралистическими работами Л. Н. Толстого она оказала значительное влияние на молодое поколение восьмидесятников в апоху идейного кризиса (после убийства Александра II).
Выдвигая воспитание нравств. личности в качестве кардинальной проблемы совр. рус. жизни, К. усматривал идеалы и нормы самой нравственности в христианстве, точнее, в христ. этике (вне христ. метафизики), т. к. она адекватна научным выводам: ‘Я глубоко убежден в том, что законы нравственности, выведенные из положит, изучения антропологии и науки о человеческом общежитии, совпадают с правилами нравственности, к-рым учит Евангелие’ (ВЕ, 1875, No 6, с. 780). Проблемы христ. этики, ее нац. преломления и ее совр. носителей стали предметом острополемич. кавелинского ‘Письма Ф. М. Достоевскому’ по поводу его ‘Дневника писателя’ за 1880 и прежде всего его пушкинской речи (ВЕ, 1880, No 11). К. считал, что в речи Достоевского содержалась идея нац.-рус. духовной исключительности, односторонняя критика католичества в пользу православия, и оспаривал мнение Д.-мыслителя, что только правосл. вера может гарантировать достойные рус. народа гражд. и социальные ин-ты и что ее носитель — простой народ, крестьянство, а образованные ‘на европ. лад’ дворяне (в частности, пушкинские Онегин и Алеко) — всего лишь ‘отщепенцы’. В резких возражениях Достоевского (наброски опубл. в 1883, см.: XXVII, ук. и с. 323) К. назван ‘нигилистом’ и ‘крепостником’, ибо не понял, что личное ‘самосовершенствование и есть исповедание полученной религии’ и что ‘рус. народ весь в православии и в идее его’ (XXVII, 64), хотя воспринимая рус. крестьянство (гл. носителя христ. духа и просвещения) в обыденности, житейской реальности, можно подчас ‘в отчаянье придти’ (XXVII, 65).
Как мыслитель и как деятель рус. культуры К. представляет собой довольно редкий для России тип сторонника идеологич. консенсуса (но без мировоззренч. уступок): настоят, задачей обществ, жизни он полагал выработку общих для всех направлений отеч. мысли оснований совместной деятельности. Не приемля прогноза Герцена, что Россию в будущем ожидает или ‘деспотизм или социализм’, К. стремился в своем творчестве, обществ, и пед. служении найти третий путь — новый ‘синтез, на к-ром построится новое обществ, здание’ (Письма…, Женева, 1892, с. 4). По его мнению, к сер. 19 в. окончательно назрела необходимость ‘замены византийско-татарско-французско-помещичьего идеала рус. царя идеалом народным, славянским, посредством самой широкой адм. реформы по всем частям. Все остальное — европ. фиоритуры’ (там же, с. 52). К ‘европ. фиоритурам’ К. относил и дворян, конституционализм (см. его работу ‘Дворянство и освобождение крестьян’, вызвавшую негативный отзыв Герцена) и различные варианты ‘народного представительства’ у западников. Столь же отрицательно его мнение о славянофильских проектах (бр. К. С. и И. С. Аксаковых) ‘народного представительства’.
Являясь теоретиком консенсуса, К. во всем искал ‘золотую середину’. В социально-полит, сфере — не реакция и не революция, а реформа, причем умеренная. В философии, этике и психологии — не идеализм и не материализм, а ‘реализм’ (по сути дела, полупозитивизм вкупе с антропоцентризмом, апологией нравств. личности и эстетич. гуманизмом). В решении становой для отеч. культуры проблемы ‘Россия и Европа’ стоял на позиции, согласно к-рой ‘мы’ — не Европа и не Восток, а самостоят, ‘цивилизация’, но Европе ‘мы’ ближе, нежели Востоку. Задача России — своим путем осваивать общечеловеческие ценности (большинство из них выработано европ. культурой). Отсюда утверждение К., что человек, ‘принимающий к сердцу интересы родины, не может не чувствовать себя наполовину славянофилом, наполовину западником’ (Собр. соч., т. 3, стб. 1163).
Не будучи писателем или критиком, К. занимал видное место в общелит. процессе 40—80-х гг., по мнению его оппонента Н. К. Михайловского, он оказал ‘многие услуги рус. лит-ре’ (Соч., т. 3, СПб., 1897, стб. 746). Полагая Белинского одной из ключевых фигур отеч. лит-ры, отказывался видеть в нем только представителя ‘отрицательного’ (рев.-демокр. направления) критич. мысли (‘Белинский и последующее движение нашей критики’ — ‘Неделя’, 1875, No 40). ‘Последующее движение’ лит.-критич. мысли ‘продолжало его односторонне … не обняло всей полноты его содержания’. ‘Отклонение нашей критики от реального направления [к-рого, по К., придерживался Белинский] в сторону идеализма [т. е. социального радикализма, ангажированности и обличительства.— Ю. П.] и привело ее постепенно к упадку’ (Собр. соч., т. 3, стб. 1107, 1108).
Ход развития современной лит-ры и критики К. оценивал достаточно критически. ‘О лит-ре и не говорю: ее нет, только Салтыков (Щедрин) составляет блистат. исключение, этот растет не по дням, а по часам, как обличитель пошлости и навоза’ (письмо племяннику, будущему биографу К.— Д. А. Корсакову от 19 февр. 1873— ВЕ, 1887, No 5, с. 22). Наиб, значимые типы в рус. лит-ре — Онегин, Печорин, Обломов — воспринимал как ‘любопытнейшие субъекты психол. патологии’, корни к-рой ‘в злейшем враге русских — бесплодном жеванье и пережевывании самого себя — этом восточном недуге, этой браминской и ламаитской отрыжке’ (ВЕ, 1866, No 2, с. 192). В такой оценке сказалось и собственное пристрастие К.— быть вечным тружеником (по охоте, по долгу, по необходимости) и в труде ‘топить’ все личное горе (так поступал сам К., потеряв горячо любимых детей — 14-летнего сына и 26-летнюю дочь).
Не свободные от элементов просветительства и культуртрегерства, эстетич. воззрения К. в осн. обусловлены его психол. и этич. концепциями, и в первую очередь — задачей нравств. самосовершенствования личности. В небольшом трактате ‘О задачах искусства’ (ВЕ,1878, No 10) он писал: ‘Худож. творчество должно служить в руках художника средством для нравств. действия на людей… Иск-во коренится в человеке и должно его развивать, совершенствовать в общежитии и служить светочем в его индивидуальной и обществ, деятельности’ (Собр. соч., т. 3, стб. 1219).
Состоял в оживленной переписке с выдающимися деятелями рус. лит-ры и культуры — Тургеневым, Герценом, M. E. Салтыковым-Щедриным, Гончаровым, Белинским, Чернышевским, Добролюбовым, Самариным, А. Н. Афанасьевым и др. Явился одним из создателей Лит. фонда и чл. его первого к-та.
Изд.: Соч., ч. 1—4, М., 1859, Собр. соч., СПб., т. 1, 1897 (очерк Д. А. Корсакова ‘Жизнь и деятельность К.’), т. 2, 1898 (восп. В. Д. Спасовича о К.), т. 3, 1899 (очерк А. Ф. Кони ‘Памяти К.’), т. 4, 1900 (библ. работ К., лит-ры о нем и некрологов), Письма К. и И. С. Тургенева к А. И. Герцену, Женева, 1892, Из лит. переписки К. (1847—1884).—РМ, 1892, No 1, 3, 5, 10, 1895, No 2, 1896, No 2, 1897, No 1, Письма к А. В. Дружинину.— В кн.: Письма к А. В. Дружинину, М., 1948, Записка о нигилизме.— ‘Ист. архив’, М.—Л., 1950, т. 5 (комм. П. А. Зайончковского), Письмо К. к Н. Некрасову (1874).—ЛН, т. 51—52, с. 307, ЛН, т. 79 (записи К. нар. песен), ‘Наш умственный строй’. Статьи по философии, рус. истории и культуре, М., 1989 (подготовка текста и примечания В. К. Кантора и О. Е. Майоровой, ук.).
Лит.: Белинский, Герцен, Чернышевский, Григорьев. Восп., его же, Эстетика, Никитенко (все — ук.), Григорьев В. В., Имп. С.-Петерб. ун-т в течение первых 50-ти лет его существования, СПб., 1870 (ук.), Пыпин А. Н., В. Г. Белинский. Опыт биографии.— ВЕ, 1875, No4, Анненков (ук.), К. Д. Кавелин. Из первых восп. о покойном, СПб., 1885, Памяти К. Протокол чрезвычайного заседания Моск. юридич. Об-ва 7 мая 1885…— ‘Юридич. вест.’, 1885, т. 19, кн. 2, 3, Корсаков Д. А., К. Д. Кавелин. Мат-лы для биографии, из семейной переписки и восп.— ВЕ, 1886, No 5—8, 10—11, 1887, No 2, 4—5, 8, 1888, No 5, Пантелеев Л. Ф., Восп., М., 1958 (ук.), Бестужев-Рюмин К. Н., Совр. состояние рус. истории как науки.— ‘Моск. обозр.’, 1859, No 1, Кулишер М. И., К. и рус. этнография.— ВЕ, 1885, No 8, Моргулис М. Г., К. и его труды.— ‘Новости и бирж, газ.’, 1885, 3, 8, 11 окт., Милюков П. Н., Юрид. школа в рус. историографии.— РМ, 1886, No 6, В. К., Позитивизм в рус. лит-ре.— РБ, 1889, No 4, П. Б. {Бобровский П. О.), К. на кафедре гражд. права в Военно-юридич. акад., СПб., 1890, Барсуков (ук.), Мякотин В. А., Публиц. деятельность К.— РБ, 1902, No 9, Татищев С. С, Имп. Александр II. Его жизнь и царствование, т. 1, СПб., 1903 (ук.), Корнилов А. А., Обществ, движение при Александре II, М., 1909, Ленин (ук.), Иванов-Разумник Р., История рус. обществ, мысли, 4-е изд., т. 1, СПб., 1914, Рубинштейн Н. Л., Рус. историография, [М], 1941, Зеньковский В. В., История рус. философии, т. 1, М., 1956, Розенталь В. Н., Петерб. кружок К. в кон. 40-х и нач. 50-х гг. XIX в.— ‘Уч. зап. Рязан. гос. пед. ин-та’, 1957, т. 16, ее же, Первое открытое выступление рус. либералов в 1855— 1856 гг.—‘История СССР’, 1958, No2, Сладкевич Н. Г., Очерки истории обществ, мысли России в кон. 50-х — нач. 60-х гг. XIX в., Л., 1962, Зайончковский П. А., Отмена крепостного права в России, 3-е изд., М., 1968, Китаев В. А., От фронды к охранительству. Из истории рус. либеральной мысли 50—60-х гг. XIX в., М., 1972, Овчинникова А. С, Из истории обществ.-полит, борьбы 1840—1860-х гг. (обществ.-полит. взгляды К.). Автореф. дис, Саратов, 1973, Цамутали А. Н., Борьба течений в рус. историографии во 2-й пол. XIX в., Л., 1977 (ук.), Демченко А. А., Из истории размежевания рев. демократов с либералами (Чернышевский и К.) — В кн.: Освободит, движение в России, 1979, Саратов, в. 9, Мостовская H. H., И. С. Тургенев и рус. журналистика 70-х гг. XIX в., Л., 1983, гл. 1, Захарова Л. Г., Самодержавие и отмена крепостного права в России 1856—1861, М., 1984 (ук.), Щукин В., Рус. западничество 40-х гг. XIX в. как общественно-лит. явление, Краков, 1987, Щербакова Г. И., А. Н. Пыпин и К. Д. Кавелин о Белинском в 1870-е г.— В кн.: Рус. лит. критика, Саратов, 1988, Кантор В. К., ‘Средь бурь гражданских и тревоги…’. Борьба идей в рус. лит-ре 40—70-х гг. XIX в., М., 1988 (гл. о К.), Fiеld D., Kavelin and Russian liberalism.— ‘Slavic Review’, 1973, v. 32, No 1, Оffоrd D., Portraits of early Russian librais. A study of the thought of T. N. Granovsky, V. P. Botkin, P. V. Annenkov, A. V. Druzhinin and K. D. Kavelin, L’amb.—Z.—N.Y., [1985] (Index). + Биогр. словарь профессоров и преподавателей Моск. ун-та, М., ч. I, 1885, РБС (Д. Корсаков, библ. некрологов), Брокгауз, Венгеров. Источ. (315 номеров), Гранат, БСЭ, СИЭ, ФЭ, КЛЭ (ук.), ИДРДВ, Муратова (1, ук.), Масанов.
Архивы: Зимина В. Г., Архив Кавелиных.— Зап ГБЛ, 1978, в. 39, ЦГАЛИ, ф. 264,Ленингр. отд. Ин-та истории, ф. 63,ГПБ, ф. 323,ИРЛИ, ф. 119,ф. 320, No 795 (ф. с. 1859 г.), ГБЛ, ф. 120 (письма M. H. Каткову), ф. 231 (письма М. П. Погодину), ЦГАОР, ф. 109, 1 экс, 1849 г., д. 223 (‘профессорская история’), ф. 109, СА, оп. 1, д. 1754 (агентурная записка о неблагонадежности К.: ввел в число сотрудников ‘Недели’ П. Л. Лаврова, ‘своего друга эмигранта’ и привлек в число постоянных сотрудников Н. В. Шелгунова, М. К. Цебрикову, В. О. Португалова и др.), ф. 564, оп. 1, д. 1992 (письма к А. Ф. Кони), ф. 728 (б-ки Зимнего дворца), оп. 1, д. 2519 (конспект лекций К. по законоведению), ф. 279, оп. 1, д. 534 (письма к Е. И. Якушкину) [справка Ф. Л. Фёдорова].
Ю. С. Пивоваров.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 2. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 1992