Картины былого Тихого Дона
‘Печатано по распоряжению Войскового Наказного атамана
Войска Донского генерал-лейтенанта Самсонова’
переиздавалось издательством ‘Граница’ в 1992 году
(правда, без указания автора)
Далекое прошлое земли войска Донского
Широко, в приволье зеленых степей, течет Дон. Зеркальною лентой блестящего серебра извивается он среди полей, меж белых мазанок станиц, меж зеленых садов, по широкому степному раздолью. И медленно и плавно его течение. Нигде не бурлит он, нигде не волнуется. Зеленые деревья обступили его берега, придвинулись близко к воде, отразились в зеркальной глади широкой реки и будто глядятся в нее. Там точно скалы нависли крутые утесы, виноградник сбежал к самой воде и темные гроздья висят между крупных узорных листьев. Медленно и плавно катит свои волны Дон. Будто спит на песчаном перекате, точно и не течет, а замер, застыл на одном месте. Недаром и зовется он — Тихий.
Тихий Дон!.. Тихо в могучем просторе его степей. Зацветут весною его берега пестрыми цветами, дивным запахом наполнится степь, а потом все сильней и сильней станет палить солнце, и выгорит, пожелтеет и почернеет степь… Понесется над нею знойный ветер, помчит сухое перекати-поле и принесет пряный запах полыни в станицу… Придет и мороз. Замерзнут стоячие воды озера, станет и Дон. Белым саваном снегового покрова оденется степь. Заревет над ней страшный буран и в хороводе снежинок закроет свет Божий, и станет темно и жутко… Тогда только держись в степи, оберегая табун, чтобы ветер не угнал его в самое море.
Начавшись в русских землях, медленно и плавно идет Дон, широко разливаясь в низовьях, делясь на множество рукавов, и, наконец, свободно и вольно вливается в синее море — море Азовское. За Азовским морем — лежит дивный Крым. Там синеют причудливые узоры гор, спускающихся золотистыми обрывами скал к чудному теплому синему морю — морю Черному…
По всему этому краю, по обоим берегам Тихого Дона, живут донские казаки. Из года в год кипит и волнуется жизнь по станицам: одни рождаются, другие умирают, там казаки вернулись из полков домой, а там, глядишь, старик отец запряг в телегу волов, привязал сзади боевого коня и везет уже сына на сборный пункт. В одной семье радуются появлению сына, молодого казака, в другой — поют панихиду: умер старик-дед, участник многих походов… На станичном кладбище прибавляется крест и семья ставит новый голубец. Отцы говорят, что дети не похожи на них, живут не по-старому, не по-казачьему, а послушаешь дедов — так тогда жизнь и совсем была иная. И хочется узнать эту старую жизнь, хочется узнать, что было вчера, в прошлом году, десять лет тому, назад, сто лет… двести…
Ан память и изменила. Самые старые люди уже не помнят, не знают, путают события. Нужно искать по книгам, вдумываться в слова старых песен, изучать саму землю донскую, искать те следы, которые оставили на ней люди, когда-то жившие на нашем месте, нужно исследовать историю Донского войска. И вот, исследуя ее, встречаешь дивные картины былого. Удивляешься мужеству, стойкости, святой, непоколебимой вере в Христа наших дедов. Удивляешься — и любишь их. Чем ближе узнаешь прошлое Тихого Дона — тем крепче его любишь. Боже мой! Сколько людей раскидало свои кости по этой степи, сколько казаков сложило смелые головы по берегам Дона, сколько лежит на дне Азовского и Черного морей! Кровавая битва, неустанная война шла здесь из года в год, изо дня в день, здесь спали не иначе, как с оружием в руках, здесь жили тревожною боевой жизнью, не зная покоя. Отсюда выходили герои, удивлявшие весь мир своими победами… Как же не полюбопытствовать узнать это прошлое, как не пожелать приподнять завесу веков и взглянуть, что же было здесь давно, давно, за много лет до нашей жизни…
Там и сям в степи находят каменные грубые изображения людей, поставленные как столбы. Близ станицы Елизаветовской, у хутора Недвиговки Ростовского округа, при рытье колодцев, при распашке земель, находят золотые вещи, глиняные сосуды. Золотые подвески, серьги, бусы — не нашего вида. Теперь таких не носят, и никто не помнит, чтобы такие вещи носили. Между вещами находят и монеты. Ученые люди говорят, что эти вещи греческие, что здесь жили греки. Нашлись недалеко от Азова обломки плиты и на плите надпись греческими буквами. И по надписи прочли, что точно здесь жили греки, здесь у них были города, здесь вели они свою торговлю. Продолжая раскопки курганов в разных местах, нашли кости, а при костях — золотые и глиняные сосуды с различными изображениями. Выбиты на них люди и лошади. Люди с длинными волосами и бородами усмиряют лошадей, лечат их, ездят на них. Лошади, видно, дикие, смелые, степные, а люди сидят крепко, ездят лихо… Стали сравнивать с тем, что написано в древних греческих книгах, с тем, что изображено на картах, сделанных в очень давние времена, и узнали прошлое Дона.
Дон был известен древним грекам задолго до Рождества Христова. В его степях, местами поросших густыми лесами, жили тогда полудикие люди — скифы и сарматы. Они жили войною и охотою. Они были лихими, смелыми, неустрашимыми наездниками и кочевали по степи с места на место, ища лучшего корма для лошадей, так, как кочуют калмыки. С ними вели торговлю греки. Греки называли Дон Танаисом и построили в низовьях его город Танаиды, место которого по древним греческим книгам можно довольно точно определить. Он находился в 9 верстах от устья р. Мертвого Донца. Здесь между селениями Недвиговкой и Синявкой найдены груды камней, на которых сохранились украшения, буквы, надписи — все греческое, это и есть остатки Танаид.
Отсюда, от низовьев Дона, шли большие торговые пути на восток, к Волге, а потом за Волгу — в Азию, шли пути и вдоль берега моря, к Кавказским горам. Эти пути были как бы воротами между Азией и Европой, через которые проходили народы Азии воевать народы, населявшие Европу. Кто бы ни шел с востока на запад — он прежде всего вступал в донские степи, и потому здесь неустанно дрались за право жизни. Скифы и сарматы оберегали свои стада от натиска других народов, надвигавшихся с востока. Они боролись страшным смертным боем в широкой степи донской, называвшейся тогда просто Полем. Да, это и было боевое Поле!
Роскошный убор высоких трав покрывал целину, степь, не знавшую плуга. Всадник скрывался в этой траве совершенно, утопал, как в зеленом море. И волновалась и играла степь под порывами ветра, как море. Вдоль рек росли дремучие леса: дубы, вязы, клены, ясени, грабы, тополя, дикие яблони были оплетены цепким плющем, между ними теснились кусты колючего терновника, калины, бузины, крушины… Там скрывались дикие звери, оттуда выскакивали стада быстроногих диких коз, туда, ища тени, убегали сайгаки, там хоронились хищный барс, медведь и волки, оттуда выбегали пугливый заяц и красная лиса.
В этом охотничьем раздолье искали спасения и люди, боровшиеся за свою жизнь, за свои дома.
Задолго до Рождества Христова скифов вытеснили, истребили и поработили пришедшие из Азии хозары. Они построили на Дону свои городки и крепости. И теперь еще в юрту Цымлянскои станицы указывают холмы, тянущиеся правильными полосами, и груды камней и кирпичей — это остатки развалин хозарской крепости Саркеллы.
Шли годы, проносились века. На хозар напали печенеги и истребили, и смешались с ними, печенегов, в свою очередь, потеснили половцы. В диком Поле шла вечная, неустанная борьба за право жить. В то время, когда на Дону шла эта борьба, к западу от Дона, на реке Днепр, и к северу, по Западной Двине, стали строить крепкие города народы славянского племени, называемого Русью. Русские князья, а среди них знаменитый своею храбростью Святослав, заходят и на Дон и сражаются в Поле с печенегами.
Русские в 862 году собрались на общий совет и соединились все вместе, образовав одно княжество. Князем своим они выбрали Рюрика. Так зародилось отдельное русское княжество, которому вскоре пришлось вынести отчаянную борьбу с татарами.
В 988 году, при князе Владимире, русские приняли христианскую веру и русские княжества стали занимать земли вокруг Поля. Особенно могущественным стал князь Киевский. Но вот в 1224 году в широкие ворота, прямо на Дон, на хозарскую крепость Саркеллы, на становища половецкие повалили татары. Как саранча громадною тучею налетает на поля и пожирает нивы без остатка, так темною толпою надвинулись на Дон, а потом и на Русь, татары. От поднятой их войском пыли потускнело и затмилось солнце. Ржание тысяч коней, рев верблюдов, крик ослов, скрип тяжелых колес, голоса людей слились в немолчный шум. Точно море шумело, ревело и билось в степи. На небольших, но крепких конях, вооруженные луками и стрелами около аршина длиною, с острыми железными наконечниками, широкою лавою раскинулись они по задонской степи, переправились через Дон и начали ставить свои кибитки по берегам. На месте становищ половецких устраивалось татарское государство, или орда.
Русские князья попробовали победить татар. На реке Калке, близ Дона, столкнулись их слабые дружины с татарскими полками. Произошел кровопролитный бой. Много храбрых витязей русских полегло в этом бою. Татары победили. Они пришли в русскую землю, обложили тежелою данью русских, поставили всюду своих начальников. В обломках лежали города. На месте деревень чернели уголья пожарищ да торчали обгорелые трубы. Нивы были потоптаны, луга съедены. ‘Где прошел татарский конь — там трава не росла’.
В низовьях Волги и Дона, в Крыму были поставлены главные татарские города — ханские ставки. Татары приняли магометанскую веру. Они строили мечети, и развалины этих мечетей сохранились во многих местах Донской области. Но особенно замечательны развалины кирпичных мечетей близ Глазуновской станицы Усть-Медведицкого округа и в юрту Каменской станицы Донецкого округа. По всему Дону раскинулись татарские становища, здесь собирали татары свои полчища, чтобы идти разорять русскую землю. Отсюда делали они свои набеги, здесь сражались они с передовыми полками русских князей. Недаром глубоко в земле находят на Дону заржавленные железные клинки татарских сабель, наконечники их стрел и кольчуги, в которых дрались русские витязи.
Двести с лишним лет тянулась на Руси страшная татарская неволя. Не было согласия между русскими князьями, не было смелости напасть самим и одолеть татар. За эти двести лет на севере от Дона зародилось новое русское княжество — княжество Московское. Московские князья где ласкою, где силою приобрели себе друзей. Один из них, князь Дмитрий Иоаннович, собрал большое войско и 8-го сентября 1380 года, на Куликовом поле, на берегах реки Дон, разбил татар.
Это была первая победа русских над татарами. Смелей стали русские и мало-помалу сбросили с себя цепи татарской неволи. Московское княжество усилилось. Уже границы его подошли к Дону. Здесь московские князья построили пограничные засеки, поставили сторожевые башни, чтобы успеть предупредить жителей городов о набеге татарском. Постоянного войска у русских не было. Войска собирались тогда, когда приближалась опасность. Конные татары двигались быстро. Они налетали широкою лавою на русские города и деревни, они жгли деревянные дома русских, разоряли каменные постройки, увозили домашнюю рухлядь, брали в неволю женщин и детей.
— Татары идут! — это был страшный крик в тогдашней Руси. В церквах тревожно звонили в колокола, женщины, дети и старики собирались у алтарей молить Всевышнего о спасении. Взрослые, все кто мог сражаться, торопливо собирались, брали копья, топоры, луки и шли навстречу несметному врагу. Дрались, защищая свои дома и семьи, отчаянно. Падали под ударами татарских сабель до последнего. Татары врывались в городки. И часто старики, женщины и дети, подожженные татарами в церкви, задыхались в дыму и сгорали живьем. Толпы пленных сгонялись в неволю. На месте нив, полей, садов и деревень оставалась вытоптанная татарскими конями, политая Русскою кровью земля, да тихо тлели головешки пожарищ. В это тяжелое, подневольное время, когда три четверти Русской земли платило дань татарам и боялось татарского набега, защитниками Руси от татар, первыми смелыми борцами за свободу Руси, первыми разведчиками, проникшими далеко вглубь татарской земли и на татарские набеги ответившими своими набегами, первыми людьми, явившимися в татарские юрты и снявшими цепи с русских пленников, томившихся в неволе, были казаки.
Так, на земле, занимаемой теперь донскими казаками, жили задолго до Рождества Христова скифы и сарматы — дикие народы, и среди них имели свои торговые города греки. Потом много лет шла война и скифов сменили хозары. Они жили несколько столетий по берегам Дона, их потеснили печенеги, а печенегов сменили половцы. В то время, когда и печенеги и половцы занимали земли теперешнего войска Донского, впервые стали приходить туда русские. Наконец, половцев сменили татары. Во время владычества татар на Дон идут одиночные смелые русские люди, которые селятся там, силою удерживаются в донских степях и получают название казаков. Это случилось приблизительно в 1500 г. после Рождества Христова. С этого года в русских летописях мы находим уже упоминание о донских казаках. Такой боевой жизнью в течение почти двух тысяч лет жил Дон, сменяя на своих берегах скифов и сарматов — хозарами, хозар — печенегами, печенегов — половцами, половцев — татарами, татар — донскими казаками… Кто был до скифов и сарматов, — а наверное кто-нибудь был, нам в точности не известно. Время не сохранило ничего, напоминающего о народах, бывших прежде, а древние историки мало пишут о земле Донской до владычества на ней скифов.
Но кто же дал основание донскому казачеству? Кто такие донские казаки?
Происхождение казаков. Жизнь и обычаи первых донцов
Московскому князю для борьбы с татарами, для покорения других русских княжеств нужно было войско. Раньше войско это составляли приближенные к князю люди, посвятившие себя ратному делу и входившие в княжескую дружину. Дружинники были отборным войском князя. Их было немного. Главную же силу князя, его рать, составляли люди из крестьянского сословия, которых брали от сохи, и оттого их называли посошными людьми.
Князья награждали своих дружинников за храбрость, за верную службу землями, дарили им поместья вместе с живущими в них крестьянами. Но за это они требовали, чтобы каждый дружинник, или, как их при московских князьях называли — боярин, по первому призыву своего князя являлся людным, конным и оружным. То есть, приходил бы сам на коне и приводил с собою конных вооруженных людей.
Сначала крестьянам разрешено было переходить с места на место, от одного боярина к другому. Они были свободны. Но тогда оказывалось, что у одних бояр людей было больше, чем нужно, другие же не могли выполнить княжеского наряда на войну. И вот, для того, чтобы каждый боярин имел людей для обработки своего поместья, чтобы мог он выполнить военный наряд, крестьянам запретили свободно переходить с места на место, их прикрепили к земле, сделали их крепостными у помещиков — бояр, составлявших княжий двор, а потому называвшихся также дворянами.
У одного помещика крестьянам жилось хорошо и привольно, у другого, напротив, с ними обращались жестоко, как с рабами.
И вот, наиболее сильные и мужественные, свободолюбивые, те, которые не могли забыть своей воли, уходили из родных деревень и шли искать счастья на юг, в диком Поле, в вечной борьбе с татарами. ‘Лучше смерть на воле, — говорили они, — нежели жизнь в плену’. Эти русские люди встретились в Поле с остатками смелых хозар, печенегов и половцев, скрывавшихся от татар в дремучих лесах, в раздолье степей, соединились, сдружились с ними и положили основание донскому казачеству.
Позднее, при царях Московских, в Москве потребовали, чтобы все люди исповедовали православную веру по тем книгам, которые исправил патриарх московский Никон, при царе Алексее Михайловиче. Потребовали троеперстного крестного знамения вместо двуперстного, как крестились в старину, уничтожали иконы старого письма. За сложение двух перстов при крестном знамении, за службу по старинному уставу, за поклонение дедовским иконам преследовали жестоко: заточали в темницы, били кнутом, жгли каленым железом, казнили смертью.
И были на Руси люди, которые дорожили верою своих отцов больше, чем именем и покоем. Они слышали, что по Дону живут казаки, люди вольные, которые не спрашивают кто как верует, лишь бы веровал в Христа, и гонимые за веру, за старый обряд — старообрядцы — шли на Дон, шли в казаки, и несли туда свою стойкую старую веру.
Во времена царей Московских и, особенно, при царе Иоанне Васильевиче Грозном, тяжело жилось русским людям. За смелое, правдивое слово можно было сложить голову. И люди, которым дорога была свобода совести, уходили туда, где требовались только удалая голова да верность своей клятве.
Но шли на Дон, в широкое и дикое Поле и те, кто пострадал от татар. Шли ради мести. У того татары увели в Поле, то есть в плен, невесту, сестру, брата, убили отца и мать — он шел отомстить за убитых, выручить пленных. У другого рука зудела потешиться в чистом поле, поиграть с копьем, поискать удачи в деле бранном. Просили такие люди благословенья родительского, собирались в станицы, или ватаги, и шли искать счастья в борьбе с татарами. У иных молодецкая сила живчиком по жилушкам переливалась, тянуло их в туманную даль и было так, что ‘либо в стремя ногой, либо в пень головой!..’
И днем и ночью шли русские люди за линию московских засек и сторожевых башен, шли искать себе боевого счастья на тихом Дону.
И всех Дон принимал, и всем находил место.
Чем же жили эти люди? Ответ на это находим в песне донской:
Степью широкою!..
Степью необъятной!..
Там!.. — на воле, на тихом Дону!
Скучно станет — на Волгу пойдем,
Бедно станет — и денег найдем,
Волга-матушка всех приютит,
Всех приласкает и всех одарит…
-Жили набегами. Жили войною, жили добычей.
Этих людей звали казаками.
По-татарски и по-турецки гозак, или гузак, значит легко вооруженный конный воин, воин без доспехов, без кольчуги, без шлема… Таковыми и были первые казаки.
Так как татары были конными, то и казаки обзаводились конем и седлом по татарскому образцу, с деревянным ленчиком и высокими луками, с подушкой и сумами переметными, вооружались казаки саблей и луком со стрелами и шли искать себе счастья.
Каждая станица, или ватага, выбирала себе старшего, которого, по образцу северных моряков, ходивших и по русским рекам, называли ват-маном, отсюда потом произошло и название атаман.
Казаки селились в степи, в самом боевом поле, среди татар. Там строили они свои городки из плетней и ставили бедные плетневые шалаши, чтобы не жалко их было бросить в случае неудачи.
Крепость стен своих городков казаки заменяли бдительностью, сторожкостью и хорошей разведкой. Землю казаки не пахали, хлеба не сеяли, а жили добычей, которую брали от татар и турок. От татар же и турок они отбивали себе и коней, и оружие, и дорогую материю для одежды, и золото, за которое покупали себе все, что нужно. С той поры и в песню казачью вошли слова:
У нас, на Дону, живут не по-вашему,
Не ткут, не прядут, не сеют, не жнут,
А хорошо живут…
Когда не было поисков бранных, то жили казаки охотою. В те времена Дон был не только степью раздольною, но по берегам больших рек стояли вековые леса. В особенности густы и тенисты были эти леса по верхнему Дону, Медведице и Бузулуку. В лесах водились медведи, волки, лисицы, туры, олени, дикие кабаны, дикие козы и горностаи. В реках аршинные стерляди и саженные осетры, и всякая красная рыба была обычной добычей донцов.
С саблею и на коне или с луком и колчаном, набитым стрелами, пешком или с сетями на легком челне, выдолбленном из большого дерева, проводили казаки свои досуги после походов и набегов.
От такой жизни они делались легкими, смелыми и предприимчивыми.
Шли казаки на Дон, главным образом, по самому Дону и его притокам. Там и селились. К Дону и вдоль него местами были проложены проездные дороги. Дороги эти назывались военно-дозорными. Одна из таких дорог лежала на левой, ногайской стороне Донца. Она входила в казачью землю выше р. Деркула, а затем шла на р. Глубокую, Калитвенец, к Сокольим горам. За Сокольими горами, за речкою Быстрою лежал первый казачий городок Раздоры. Раздоры были Нижние и Верхние. Нижние Раздоры, или первая станица атаманская, находились под Кобяковым городищем. Это было первое казачье селение, которое встречали татары, шедшие из Крыма или от Азовского моря, вверх по Дону. Верхние Раздоры, или Донецкие Раздоры, лежали в устье одного из рукавов Донца, близ нынешней Раздорской станицы.
От Нижних Раздор шли дороги к Крымскому хану, к Волге, к главному татарскому хану, в Золотую Орду и на Кубань.
В низовьях же Дона лежали и еще становища казачьи — Махин остров — на левом берегу Дона в 5-ти верстах от нынешней Ольгинской станицы. Монастырский и Смагин городки. Монастырский городок был тоже местом перекрестка дорог, и потому там собиралось немало казаков. Русские люди, приходя в низовья Дона, встречались там с остатками населявших когда-то донские степи народов. Это были те храбрецы, которые отстояли себе и жизнь и свободу. Они говорили про себя по-татарски — сары-аз-ман, что значит ‘мы — удалые головы’, и оттого пришельцы называли их и себя сары-азманами. Здесь, в низовьях Дона, жизнь была очень трудная, здесь русские пришельцы, смешиваясь с удальцами сары-азманами, вечно воюя, образовали казачьи поселки и получили название низовых казаков. Все, кто селился к югу от Верхних Раздор, ниже Донца, были низовые казаки. Те, кто селился поверху, севернее Раздор, получили название верховых казаков. Первые городки казачьи были устроены низовыми казаками. И Раздоры, и Монастырский и Махин городки были поставлены ими, они прочно держались по Дону. Живя среди татар, воюя с черкесами на Кубани, перемешавшись и перероднившись с остатками древних народов, живущих в степи, они стали сильно отличаться и видом своим от новых пришельцев. Черноволосые, стройные, подвижные и веселые, способные на всякое лихое, смелое дело, они были настоящими казаками.
Выше Раздор казаки стали селиться позднее. Здесь больше было чисто русских людей, и перемешивались и роднились здешние казаки с русскими же, бежавшими из Рязани. И опасности здесь было меньше, потому жили спокойней. Верховые казаки были волосом русы, носили бороды и говорили чистым русским языком, не вставляя в свою речь татарских слов. Они построили первоначально городок Кагальник на р. Донце, а потом распространились по притокам Дона — рекам Хопру, Медведице и Донцу.
Так создались два вида казаков: низовые и верховые. И различие между ними можно подметить и теперь. Верховые казаки рассудительные, менее быстры в решениях, домовитее, нежели казаки низовые. В низовых чувствуется родство с азиатскими народами и греками из древних Танаид. Старинное воинское племя их породило, и до сего дня они полны боевого задора, воинственны и молодцеваты.
Селясь в степи, устраивая городки, составляя свои казачьи становища, они образовали небольшие общества, или станицы. И станицы эти, по числу казаков, делились на разные приборы, были станицы большого и малого прибора. Эти станицы выбирали себе на год атамана. Выборы атамана, решение различных вопросов, сбор в поход, наконец, в трудные дни вечной войны с татарами, когда нужно было на что-то решиться, казаки собирались на общее собрание, непременно в круг. Живя по-братски, донские казаки не иначе думали о своих делах, как думушку единую. Так и в песне казачьей поется:
Собирались казаки-други, люди вольные,
Собирались они, братцы, во единый круг,
Они думали думушку все единую.
Если была в казачьем городке какая-нибудь часовенка, то и круг собирался возле нее, а если ее не было, то на площади или, как тогда называли, на майдане, выносили образ Спаса или Николая Чудотворца и, поставив его на аналой, становились вокруг него.
В походе же, в поле, съезжались тоже в круг и, часто, не слезая с лошадей, становились лицом друг к другу. Так делали и во время морских набегов, когда лодки для совета собирались в круг. Все стояли лицом друг к другу, всякому было и видно, и слышно все, что делалось и говорилось в кругу, всякий мог свободно говорить и предлагать то, что полезно, всякий мог принять или не принять предложение, но раз что-либо постановил весь круг, то это уже было свято, это был закон. За измену было обычное наказание: в куль, да в воду!
В казаки принимали всякого. Нужно было только, одно непременное условие — вера в Христа. Какая — все равно. Этого не спрашивали. Старая или новая, русская или не русская. Казаки в свое товарищество принимали и смелых татар, и турок, и греков, даже немцы попадали в казаки и быстро принимали все казачьи обычаи и становились настоящими казаками.
— В Бога веруешь? — спрашивали станичники пришлого человека.
— Верую.
— А ну перекрестись!
И татарин, и турок-магометанин принимали веру казачью, веру в Истинного Бога, и сливались с донцами. Казаки, требуя веры, понимали, что только вера в Бога, глубокая и искренняя, даст мужество новому казаку перенести тяжелую жизнь среди военных походов и вечной опасности. Отсюда и пошли по Дону фамилии: Грековых — от греков, Татариновых — от татар, Турченковых, Турчаниновых — от турок, Жидченковых, Жученковых — от жидов, Грузиновых — от грузин, Персияновых — от персов, Черкесовых — от черкес, Сербиновых, Себряковых — от сербов, Миллеровых — от немцев, Калмыковых — от калмыков, Мещеряковых — от мещерских татар, Поляковых — от поляков, но все они стали настоящими казаками и только прозвания их напоминают, кто первый из их рода пришел на Дон.
Свободно, но и тяжело жилось казакам. Боролись они за славу казачью и ее ставили выше всего. В этой борьбе они забывали о всех радостях земных. В эти поры сложилась среди донцов и поговорка ‘хоть жизнь собачья, так слава казачья’. И гордились казаки этой славой. ‘Все земли нашему казачьему житью завидуют,’ — говорили они.
В проворстве, ловкости и воинской хитрости казаки превосходили своих врагов — татар. Во время походов они выработали свой способ действий, называвшийся татарским словом ‘лава’. И никто не мог соперничать тогда с казаками в лаве. В разведках и поисках казак шел, незаметный даже для зоркого татарского глаза. Он шел в траве с травою вровень: высокий ковыль, кустарник, овраг, забор — все способствовало всаднику-невидимке. От татар научились казаки и переправам через широкие реки. Они связывали вместе несколько пуков камыша, делали из него плотик, называвшийся салою, привязывали его веревкой к шее или хвосту лошади, складывали на плотик седло и вьюк, а сам казак хватался рукой за гриву и переправлялся через реку вплавь.
Во время общей тревоги казаки собирались по 5 — 6 городков вместе, укреплялись и отсиживались в них. И, где бы неприятель ни появлялся, везде смелым натиском встречали его казаки. Станичные есаулы, схватив знамя, во весь дух неслись по улицам, сзывая на бой атаманов-молодцов. Вестовая пушка или колокол били тревогу. Старики и жены казачьи перегоняли стада и табуны на острова реки и скрывали их в камышах или за болотами. Лодки приковывали к пристаням цепями или затопляли их, имущество закапывали в землю. Отбив врага, казаки не оставались у него в долгу и готовились в новый поход. В походе просто, даже бедно одетые, донцы того времени отличались умом и храбростью. Не раз говорили они азиатам и русским боярам про себя: зипуны-то у нас сирые, да умы бархатные.
И по мере того, как росло и ширилось казачество, тесно ему становилось в приволье донских степей, искали они выхода из них и все чаще и чаще начали сталкиваться с азовским пашой или уходить на Волгу.
Разросшиеся станицы казачьи требовали и большей добычи. Да и казакам дома не сиделось, хотелось им поохотиться. И вот, когда задумает казак пойти в удалой набег, выходит он к станичной избе, на сборное место станицы и, кидая свою шапку-трухменку, сделанную из бараньей смушки, сверху несколько уже, нежели у основания, кричит зычным голосом:
— Атаманы-молодцы! послушайте!.. На Сине море, аль на Черное поохотиться: на Куму или на Кубань реку за ясырями (пленными), на Волгу-матушку рыбки половить иль под Астрахань, на Низовье, за добычей, иль в Сибирь пушных зверей пострелять!..
К говорившему со всех сторон станицы сходились казаки. И вот, то один, то другой бросал свою шапку вверх и мало-помалу вокруг него собиралась толпа, иногда в несколько сот человек. Все шли в ближайшую церковь-часовню — голубец, клали земной поклон перед образом, а потом отправлялись в общую избу, где за чаркою вина обсуждали условия похода и выбирали походного атамана. Остающиеся дома казаки помогали идущим в поиск снарядиться. И если этот поиск был речной, все вместе строили лодки, если на конях, то готовили коней. Богатые снабжали бедных оружием, выговаривая за собою право на известную часть добычи.
В этой вольной ватаге во время похода дисциплина и порядок были образцовые. Походный атаман мог казнить смертью за малейшее непослушание. Беспрекословно повиновались и выборным есаулам и сотникам. Но кончался поход, возвращались казаки к своим домам и опять все были равные..
Кто шел с атаманом промышлять зверя, на зверовую охоту, или шел воевать с татарами, персами или турками, назывался охотником. Но кто восставал против своих братьев-казаков или шел на московских людей, того и в те времена казацкой вольницы называли вором-разбойником. В степной, конный поиск казаки отправлялись малыми партиями — по 5 — 10 человек, широко рассыпаясь по степи. Вот откуда взялось у казаков и в лаве звено. Обыкновенно на двух казаков имелась заводная вьючная лошадь с сумами, в которые складывалось имущество, продовольствие, а впоследствии и добыча. Такие казаки, пользовавшиеся одной общей сумой, назывались односумами.
Но часто, очень часто, казаки пускались в морской поиск. Наши деды были искусными наездниками, но были также и отличными моряками. По Дону в Азовское море, из Азовского моря в Черное — это был их обычный путь. Богатые города Крыма и турецких берегов Малой Азии были им хорошо знакомы. Для морских походов казаки строили себе большие, длинные лодки без палубы. На лодках были мачты, но парусом казаки пользовались только при попутном ветре, а против ветра шли на веслах. На каждую лодку садилось 60 — 100 человек, борта лодок обшивались камышом, для защиты от неприятельских пуль и для большей устойчивости лодок. На дно клали бочки с пресной водой, сухари, пшено, сушеную и соленую рыбу и смело с такими запасами пускались в неизвестные края. Водки в поход не брали. В походе, прежде всего, требовалась трезвость. На казаках в походах одежда была самая бедная, чтобы неприятель не хотел поживиться ею, как добычей, чтобы легче было подходить к нему и укрываться в степи и на море.
Морские набеги казаков заставили турок укрепить находившийся в устье р. Дона город Азов. Сам Дон перегородили они цепью из тяжелых бревен, скованных железными кольцами. Но это препятствие не останавливало казаков. Темною, ненастной ночью, в жестокую бурю, без выстрела прорывались они сквозь эти цепи и выходили в море. Без компаса и без карт, по солнцу и по звездам узнавали они направление и без ошибки вели свои лодки к турецким берегам. Завидев вдали турецкие корабли, они рассыпались и уходили против ветра, а затем, перед закатом солнца, приближались к ним со стороны солнца, так, чтобы солнце светило прямо в глаза туркам, кидались на корабли с топорами и саблями и храбро рубились с турками. Захватив корабль, они брали на свои лодки оружие и наиболее ценные, но мелкие вещи, а затем, прорубив дно, топили корабль. В неравном бою казаки, благодаря своей смелости и ловкости, почти всегда выходили победителями. Но доставалось нередко и казакам, и много костей казачьих покоится на дне моря. Если целый турецкий флот гнался за донцами, распустив паруса, казаки неслись к берегам, скрывали, а иногда затопляли свои лодки в камышах, а сами рассеивались по берегу. Когда флот турецкий уходил, они собирались снова, вычерпывали воду из лодок, ставили новые весла и бросались следить за турецкими кораблями, ища случая напасть на них. Так, и на море, на лодках, казаки действовали тем же подобием назойливой лавы, которая составила им славу на суше.
В тихую погоду черными точками рисовались на синем море казачьи лодки. Ярко сверкали на солнце белые весла, ходко шли казаки. Вдруг где-либо на ладье кто-нибудь начинал песню. Пелось про героев-казаков, но чаще всего вспоминали в ней удалого атамана Ермака Тимофеевича. Песню пели хором, немного в нос, как пела тогда вся Русь, научившаяся песням хоровым у греков.
Далеко по синему морю раздавалась эта песня и вторили ей мерные и плавные взмахи казачьих весел.
На Устье Дона тихого,
По край моря синего
Построилась башенка,
Башенка высокая.
На этой на башенке,
На самой на маковке
Стоял часовой казак,
Он стоял, да умаялся,
Не долго мешкавши,
Бежит, спотыкается,
Говорит, задыхается:
— ‘Кормилец наш, батюшка!
Ермак Тимофеевич!
Посмотри-ка, что там на море,
Да на море, на Азовском-то:
Не белым там забелелось,
Не черным там зачернелось,
Зачернелись на синем море
Все турецкие кораблики!’
Речь возговорит надежда-атаман
Ермак Тимофеевич:
‘Вы садитесь в легки лодочки,
На носу ставьте пушечки,
По пушечке по медненькой,
Разбивайте корабли басурманские.
Мы достанем много золота
И турецкого оружия!’
Кончат казаки свою песню, примолкнут, пригорюнятся, закручинятся и сейчас же кто-либо из старых, бывалых казаков начнет рассказывать про походы, про хитрость турецкую, про богатство турецких пашей, про то, как в крутой неволе томятся у них русские пленники, а прекрасные русские женщины наполняют темницы богатых турок.
И огнем загорятся глаза казаков, крепче налягут они мускулистыми руками на вальки весел, и только пена, шипя, разбегается из-под острогрудых кораблей!
Так жили наши деды — донские казаки. Поход и смертный бой заменяли им годы ученья и строевой службы. В непогоду, на свежем морском ветру, закалялось их тело, от трудов становились крепкими руки и острыми их глаза.
Они были воинами. Доблесть воинская ставилась на Дону выше всего. Храбрость, неутомимость, меткая стрельба, умение владеть оружием ценились больше и дороже богатства. За них выбирали в атаманы, таких людей славили в песнях, и молва о подвигах их шла далеко по Дону, разливалась широкой волной по России, делалась слышной и в чужих землях — за границей.
Участие донских казаков вместе с русскими войсками во взятии Казани в 1552 году.
Русь в это время оправлялась от татарской неволи. Города русские Смоленск, Рязань, Москва, Новгород были один от другого независимы. Князья, правившие этими городами, часто враждовали друг с другом, и пятьсот лет тому назад неспокойно было на Руси. Но постепенно стал усиливаться Московский князь. Он покорил себе соседних князей, смирил Новгород, усилился, завел порядочное войско.
В 1547 году великий князь Московский Иоанн IV Васильевич венчался в Москве царским венцом, стал Царем всея Руси. Все русские города ему были подвластны. Границы его царства на юге доходили до верховьев Дона, на востоке немного не дошли до Волги, на севере захватили Новгород и на западе остановились у Смоленска. Желая расширить свое царство, молодой шестнадцатилетний царь Иоанн IV Васильевич решил завоевать татарское Казанское царство и тем самым навсегда покончить с татарской неволей, в которой двести лет томились русские люди.
Два раза подходил Иоанн с войсками к Казани, и оба раза неудачно. То наступала ранняя весна и нельзя было перевезти через Волгу тяжелые пушки, необходимые для осады города, то, напротив, зима была такая лютая, что воины замерзали в лесах, и войско подошло к Казани слишком утомленное и не могло приступить к обложению города. Третий поход царь Иоанн объявил летом 1552 года. В этом походе, первый раз заодно с русскими войсками, участвовали донские казаки. В летописях московских мы читаем о том, как донские казаки вместе с конницей князя Курбского прогоняли на Арском поле, подле Казани, конные полчища татарского князя Япанчи и о том, как при взятии Казани, стены которой были взорваны бочками с порохом, первыми ворвались на улицы города донские казаки. Существует предание, что тогда же царь Иоанн IV пожаловал войско Донское первой своей грамотой, которой закрепил все земли, занятые донцами, за донскими казаками.
До нас не дошли имена казачьих атаманов и есаулов, храбро бившихся под казанскими стенами с татарами, не сохранилась и грамота царская. Но участие донцов в казанской осаде осталось в памяти народной. У стариков-станичников Багаевской и других станиц еще лет пятьдесят тому назад можно было слышать песню, где воспевали подвиги донского атамана Ермака Тимофеевича, взявшего Казань и подарившего ее царю Иоанну Васильевичу. Есть и еще песни, где поется о Ермаке, который явился к царю Иоанну Васильевичу и посоветовал ему как взять Казань. Очевидно, что в народной памяти остались подвиги наших дедов под казанскими стенами. Ермаку Тимофеевичу, этому первому герою-казаку, казаки приписали и атаманство под Казанью. Старая песня лучше всякого рассказа рисует нам охотничьи набеги донцов по рекам и то, как собирались казаки в поход. Вот как пели старики наши про взятие казаками Казани.
— ‘Как проходит, братцы, лето теплое,
Настает, братцы, зима холодная
И где-то мы, братцы, зимовать будем?
На Яик нам пойти — переход велик,
А за Волгу пойти — нам ворами слыть,
Нам ворами слыть — быть половленным,
По разным по тюрьмам порассаженным,
А мне, Ермаку, быть повешенным.
Как вы думайте, братцы, да подумайте,
Меня, Ермака, вы послушайте’.
Ермак говорит, как в трубу трубит:
‘Пойдемте мы, братцы, под Казань-город,
Под тем ли, под городом, сам Царь стоит,
Грозный Царь Иоанн Васильевич.
Он стоит, братцы, ровно три года,
И не может он, братцы, Казань-город взять.
Мы пойдем, братцы, ему поклонимся
И под власть его, ему покоримся!’
Как пришел Ермак к Царю, на колени стал.
Как сказал Царь Ермаку-казаку:
‘Не ты ли, Ермак, войсковой атаманушка?
Не ты ли разбивал бусы корабли мои военные?’
‘Я разбивал. Государь, бусы корабли,
Бусы корабли не орленые, не клейменые!
Отслужу я тебе. Государь, службу важную:
Ты позволь мне. Царь, Казань-город взять,
А возьму я Казань ровно в три часа.
Да и чем меня будешь жаловав!’
Как надел Ермак сумку старческую,
Платье ветхое, все истасканное,
И пошел Ермак в Казань за милостыныо
Побираться, христарадничать,
Заприметил там Ермак пороховую казну
И с тем вернулся он к товарищам.
‘Де вы, братцы мои, атаманы-молодцы!
Да копайте вы ров под пороховую казну!’
Скоро вырыли глубокий ров донские казаки,
Как поставил там Ермак свечу воска ярого,
Во бочонок ли поставил полный с порохом,
А другую он поставил, где с Царем сидел.
И сказал Ермак Царю Грозному:
‘Догорит свеча — я Казань возьму!’
Догорела свеча — в Казани поднялось облако!
Как крикнет Ермак донским казакам,
Донским казакам, гребенским и яиковским:
‘Ой вы, братцы мои, атаманы-молодцы!
Вы бегите в город Казань скорехонько,
Вы гоните из города вон всех басурман.
Не берите вы в плен ни одной души:
Плен донским казакам не надобен!’
Ермак тремястами казаками город взял,
Город взял он Казань и Царю отдал,
Избавил Ермак войско Царское от урона,
За то Царь пожаловал Ермака князем
И наградил его медалью именною,
Да подарил Ермаку славный, тихий Дон
Со всеми его речками и проточками.
Как сказал Ермак донским казакам:
‘Пойдемте, братцы, на тихий Дон, покаемся,
Не женатые, братцы, все поженимся!..’
После взятия Казани начались постоянные сношения Московского царя Иоанна IV Васильевича с донскими казаками. Царь пишет грамоты ‘на Дон в Нижние и Верхние юрты, Атаманам и Казакам’, он приказывает им провожать своих послов, едущих к татарам. До нас дошла грамота от 1570 года. Эта грамота первая, которая сохранилась до нашего времени, и потому с нее считается и начало Донского войска, с 1570 года.
Донские казаки основывают Терское и Уральское казачьи войска
В песнях казачьих того времени часто упоминается о том, что донские казаки действовали вместе с другими казаками, с казаками гребенскими и яицкими. Так, скликает Ермак Тимофеевич донских казаков и говорит:
Ой вы, донские казаки, охотники,
Вы донские, гребенские со яицкими!
Давно это было… Еще до покорения Казани, а точный год нигде не указан. Как-то раз на станичной площади Раздорского городка собрались все ‘непенные’, то есть не опороченные ничем казаки. Шумно было на кругу. Шумно и людно. Замышлялся новый поход, вызывали охотников. В середине стоял статный и видный казак атаман Андрей, окруженный бывалыми в походах, смелыми казаками, отчаянными головорезами — старшинами. Много было тут седых волос и седых кудрей, но сухощавы и загорелы были лица. Не один темный шрам на лице говорил о том, что не даром досталось казаку звание старшины, что не раз рубился он с врагом татарином или турком. Долго гутарили и гомонили казаки. Вдруг атаман взялся за свою высокую, остроконечную барашковую шапку и сейчас же раздался крик:
— Помолчи, честная станица, атаман трухменку гнет! Это кричал молодой есаул. И стих круг войсковой. И тогда заговорил атаман. Он предлагал казакам пойти ‘поохотиться’ на Каспийской море.
— Любо или не любо, атаманы-молодцы?! — воскликнул он.
Снова зашумел круг. То и дело выходили из него казаки, кидали шапки оземь и скоро порядочная партия казаков собралась к атаману. Набег был решен. Предводителем был избран атаман Андрей.
Снарядив на Волге мелкие лодки, партия охотников спустилась в Каспийское море, долго ходили казаки по морю, останавливали персидских купцов и брали от них добычу. Но настала осень, задули сильные ветры. Зашумела буря.
Спасаясь от нее, казаки пристали к неведомому им берегу. Вдали виднелись высокие горы с вершинами, покрытыми снегом. Это были Кавказские горы. В горах казаки зазимовали. Поставили в долинах шатры, стали ходить на разведку, и понравилась андреевым казакам эта земля. На следующий год они послали на Дон товарищей звать к себе донцов, восхваляя гребни гор, на которых они жили. Называли они себя гребенскими казаками. Пришли еще казаки и основалось Гребенское казачье войско со своим кругом и с обычаями, сходными с обычаями донцов. В 1580 году, повелением царя Иоанна IV Васильевича Грозного они были переведены на Терек и потому стали называться терскими казаками.
Так первоначальное Донское войско положило основание Терскому. Терские казаки наши братья по крови, они вместе с донцами сражались с нехристями на Каспии и на Волге, добывая славу казачью. И до сего времени в Терском войске сохранились те же обычаи, та же речь, тот же говор, что и в Донском.
Мелкие станицы донских казаков селились и по Волге, близ Астрахани и тогда называли себя волжскими казаками. В 1584 году партия казаков в 800 человек под предводительством атамана Нечая пустилась с Волги на восток, прошла пустыни и степи и дошла до реки Урал, который тогда назывался Яиком. Приволье уральских степей, ширь и обилие рыбой реки Урал понравились казакам, и они решили здесь поселиться. Поставили эти казаки обычные свои плетневые городки, сдружились с киргизами и татарами, ходили набегами в далекие азиатские земли, соединялись с донцами в больших походах, а потом часто действовали и самостоятельно. Назывались они яицкими казаками, а впоследствии составили войско Уральское.
Так, в первые же годы своего существования донские казаки выделили из своей среды партии, образовавшие два славных и доблестных войска Терское, или Гребенское, и Уральское, или Яицкое.
Вскоре Донским казакам суждено было совершить новый великий подвиг, присоединить к Российской земле громадное царство Сибирское и положить основание Сибирскому казачьему войску.
Ермак Тимофеевич — покоритель Сибирского царства 1582 г.
В те далекие времена на Дону мало было людей, умеющих писать, и подвиги донцов того времени не записывались и не сохранились бы до нас вовсе, если бы не дошла до нас старая песня казачья. Рождались на Дону богатыри’ сильною волей своей водили за собой станицы казаков, тяжелой рукой рубились с татарами и турками, смело ходили на лодках по бурному морю и пели их сподвижники про них песни. Так, много песен поется на Дону про Ермолая, или, как его называли, Ермака Тимофеевича. Поют в них и про то, как ходил Ермак по Азовскому морю на турок, как брал Ермак с казаками Казань-город, покорял Сибирь и брал сибирские города. Называют его в иных песнях ‘воровским атаманушкой’, в других говорят просто: — старики были старые,
Казаки стародавние,
Атаман был у казаков
Ермолай Тимофеевич,
Есаул был у казаков
Гаврила Лаврентьевич.
Если бы не пришлось Ермаку Тимофеевичу столкнуться с русскими людьми и служить с ними одну царскую службу, может быть, про Ермака мы бы и знали только из песен. Но пришлось ему встретиться с русскими людьми и при помощи их сделать набег на Сибирь. На Руси в то время уже были люди, которые записывали все, что делается в Русской земле, составляли летописи, и вот из этих летописей мы подробно узнаем о подвигах Ермака с донскими казаками в Сибири.
Вскоре после завоевания Казани (1552 год), в 1558 году царь Иоанн IV Васильевич, чтобы обеспечить Пермскую землю, лежащую вверх по реке Каме, подарил большие участки у Уральских гор купцам Строгановым и разрешил им строить крепости, иметь пушки и войска для защиты своих угодий. Строгановы настроили небольшие деревянные крепости, дошли до самых Уральских гор, добывая здесь лес, охотясь за пушным зверем и собирая камни самоцветные. Но когда подошли они к Уральским горам, которые тогда назывались Каменным поясом, их встретили отряды Сибирского царя Кучума и не пустили их за горы. Войско Строгановых было наемное. В нем были и немцы, и шведы, и латыши, и татары. За стенами городков, стреляя из пушек и из ружей, прячась от стрел татарских за бревнами, они дрались хорошо, но сделать поход в неведомые, далекие страны, пройти по широким и быстрым рекам, драться неизвестно с какими народами эти дружины не могли.
Основатели Строгановского городка, братья Яков и Григорий так и умерли, не решившись перешагнуть за Каменный пояс, наследники их, меньшой брат Семен и сыновья Максим Яковлев и Никита Григорьев, решили продолжать начатое дело. В это время к ним и пришел Ермак.
Глухой осенью 1579 года, тогда, когда со дня на день ожидали, что Волга и Кама станут и покроются льдом, по бурным волнам их показались черные лодки. То шел вверх по Каме грозный донской атаман Ермак Тимофеевич с казацкой вольницей. Шли с ним Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан и Матвей Мещеряков с товарищами. Все это были люди отчаянные. Не раз останавливали они на Волге корабли, отбирали товары у перепуганных купцов и с веселой песней гребли дальше. Казанский воевода Иван Мурашкин с целым войском, по приказу царскому, гонялся за ними и не мог поймать. И вот, в вольном набеге своем, повернули донские лодки в Каму и подошли к Строгановскому городку.
Среднего роста, широкоплечий, на диво сложенный, крепкий казак был Ермак Тимофеевич. Черные кудри вились над ушами, взгляд у него был быстрый, лицо чистое и пригожее. Пышно и богато оделся он, подходя к Строгановскому городку, окруженный своими казаками.
Ласково принятый Строгановыми, Ермак остался у них, и здесь, послушав их сетования на набеги кучумовых татар, крепко задумался. Смелой душой своей чуял Ермак, что зовут его Строгановы на славный подвиг. Это не удалой набег на Волгу — это завоевание целого царства. Надолго, быть может, навсегда придется уйти с Дона, забыть приволье родных степей. Но манил его подвиг прекрасный. И-вот, собрав вокруг себя своих удальцов, обратился к ним Ермак с такой речью:
‘Гей вы думайте, братцы, вы подумайте,
И меня, Ермака, братцы, послушайте.
Зимой мы, братцы, исправимся,
А как вскроется весна красная,
Мы тогда-то, други-братцы, в поход пойдем,
Мы заслужим перед Грозным Царем вину свою:
Как гуляли мы, братцы, по синю морю,
Да по синему морю, по Хвалынскому,
Разбивали мы, братцы, бусы корабли,
Как и те-то корабли, братцы, не орленые,
Мы убили посланничка Всецарского
Как и лето настанет, братцы, лето теплое,
Да, пора уже нам, братцы, в поход идти.
Ой вы, гой еси, братцы, атаманы-молодцы,
Эй вы, делайте лодочки коломенки,
