Вс. С. СОЛОВЬЕВЪ.
СВЯТОЧНЫЕ РАЗСКАЗЫ.
КАВКАЗСКІЕ ЛЕГЕНДЫ.
ДЕСЯТЬ ЛТЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. . МЕРТЦА.
1904.
КАРТИНКА ВНСКОЙ ЖИЗНИ.
(Изъ писемъ о Западной Европ).
КАРТИНКА ВНСКОЙ ЖИЗНИ.
(Изъ писемъ о Западной Европ).
Картинка Венской жизни, Соловьев Всеволод Сергеевич, Год: 1877
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Фрейлейнъ Эмиліи двадцать лтъ. Это высокая и полная блондинка. Глаза у нея темно-срые съ длинными рсницами, черты лица неправильны, но миловидны. Румянецъ во всю щеку, зубы превосходные. Ко всему этому она уметъ всегда одваться просто, но со вкусомъ.
Фрейлейнъ Эмилія родилась въ Пильзен, гд отецъ ея, старый Гансъ Бремеръ, до сихъ поръ еще служитъ на пивоваренномъ завод. Выросла она въ большомъ семейств,— сестеръ, братьевъ было штукъ восемь.
Училась Эмилія сначала въ пильзенской школ, а потомъ, лтъ четырнадцати, отецъ привезъ ее въ Вну и отдалъ въ высшее учебное заведеніе. Тутъ она выучилась довольно бойко играть на рояли и даже говорить по-французски, конечно, съ ужаснымъ нмецкимъ произношеніемъ. Въ восемнадцать лтъ ученіе и воспитаніе ея были окончены. Вернувшись домой въ начал лта, Эмилія очаровала всхъ сосдей, изъ нея вышла такая nettes Frulein, eine echte Wienerinn.
Казалось-бы, чего-же больше? Остается только выбрать любого юношу и сочетаться бракомъ. Такая перспектива, можетъ быть, очень улыбалась и самой Эмиліи, но дло въ томъ, что, даже несмотря на свои 18 лтъ, она отлично понимала невозможность такого устройства. Пильзенская молодежь готова ухаживать за ней неотступно, готова ежедневно подносить свжіе букетики, но, при всей ея миловидности, никто не сдлалъ ей предложенія: вс знаютъ, что Гансъ Бремеръ, живущій однимъ жалованьемъ и имющій на рукахъ ораву дтей, не дастъ ей никакого приданаго. А кому-же охота взять жену безъ приданаго? Всякій разсчитываетъ, съ помощью женитьбы, устроиться, обзавестись необходимымъ, предпринять выгодные гешефты и начать сколачивать деньжонки. Какой-же дуракъ женится въ настоящее время безъ такихъ соображеніи?..
И вотъ, давъ Эмиліи время отдохнуть дома и повеселиться у сосдей, Гансъ Бремеръ призываетъ ее къ себ и, положивъ на ея круглое плечо свою красную жилистую руку, говоритъ ей:
— Lieben Kind, ты знаешь, какъ мы съ матерью тебя любимъ и какъ заботились о твоемъ воспитаніи… Иной разъ куска не додали, лишали себя необходимаго, чтобы только имть возможность платить за твое ученье въ Вн, чтобы только сдлать тебя тмъ, чмъ ты, слава Богу, вышла… Ну, и вотъ ты теперь взрослая и хорошо воспитанная двушка!.. ich meine auch, du bist schn und klug… Можетъ быть, въ этомъ я ошибаюсь, wie ein liebender Vater… но мн такъ кажется (при этомъ онъ улыбается и нжно треплетъ Эмилію по розовой щек, а она опускаетъ глаза и цлуетъ его руку). Но кром того, что уже для тебя сдлано,— продолжалъ онъ поднимая глаза вверхъ и вздыхая:— мы больше ничего не можемъ дать теб, ты теперь сама должна о себ позаботиться. Съ такимъ образованіемъ и манерами теб легко будетъ, въ нсколько лтъ, заработать и скопить себ тысячъ десять гульденовъ приданаго… Такую жену, какъ ты, охотно возьметъ всякій съ десятью тысячами… больше не нужно… На-дняхъ я опять отвезу тебя въ Вну, тамъ выбери себ любое: или поступи въ большой магазинъ — ты говоришь по-французски, теб дадутъ очень хорошее жалованье… или найди выгодное мсто гувернантки — это было-бы лучше, мы съ матерью были-бы спокойне… Что-жъ, liebes Kind, такъ-ли я говорю? Согласна-ли ты со мною?
На глаза Эмиліи навертываются слезы, но она ничего не можетъ возразить отцу и начинаетъ свои прощальные визиты роднымъ и знакомымъ.
Такимъ образомъ недли черезъ три она — гувернантка въ богатомъ полуеврейскомъ семейств. На ея рукахъ дв миленькія двочки, ей платятъ большое жалованье, длаютъ подарки и хорошо съ нею обращаются, какъ съ особой, говорящей по-французски, играющей на рояли и даже поющей романсы.
Каждый праздникъ она свободна и иметъ полное право возвращаться домой на другой день утромъ, передъ самымъ началомъ своихъ занятій съ двочками. Но у Эмиліи въ Вн малознакомыхъ, и она въ первое время рдко пользуется своей свободой.
Полуеврейское семейство живетъ открыто, въ дом бываетъ много гостей, но это общество не совсмъ по душ Эмиліи. Скоро тоска и скука начинаютъ одолвать ее, всё-же она молода, и ей хочется жизни. Первый годъ проходитъ еще кое-какъ, но къ концу второго бдная Эмилія начинаетъ терять всякое терпніе. Какъ ни любезны съ нею, а все-же она всмъ чужая, ни отъ кого не услышитъ душевнаго слова, да и обязанности гувернантки до тошноты надоели…
‘Господи! скоро-ли удастся скопить десять тысячъ гульденовъ?..’ съ отчаяніемъ думаетъ блная Эмилія.
Она высчитываетъ и пересчитываетъ, сколько получитъ процентовъ, сколько наростетъ въ такое-то время… но какъ ни считай, все-же впереди еще лтъ шесть, семь, этой скучной, томительной жизни. Раньше невозможно никакимъ образомъ скопить десять тысячъ!..
Поступить разв въ большой ‘magasin de confections?’ — за стройную талію, высокій ростъ и французскій языкъ тамъ дадутъ, пожалуй, больше, но, вдь, тогда нужно нанимать квартиру, выгадывать на каждомъ куск, чтобъ немного тратить… и потомъ… demoiselle de magasin!.. служить моделью… примрять платья и прохаживаться въ нихъ передъ покупателями… нтъ, ужъ лучше остаться гувернанткой, благо мсто попалось хорошее.
Но, вдь, жизнь уходитъ! Давно-ли, кажется, она бгала въ короткихъ платьяхъ, а вотъ ей уже ей двадцать лтъ. Гола черезъ четыре подойдетъ она къ зеркалу и найдетъ у себя на лиц дв-три тоненькихъ морщинки, исчезнетъ свжесть первой юности — а десяти тысячъ гульденовъ все еще не будет… И когда они, наконецъ, наберутся,— ей стукнетъ лтъ двадцать семь, двадцать восемь!.. Боже, какъ она можетъ подурнть къ тому времени!
И разв это такъ ужъ наврное, что женихъ тогда найдется?.. За что-же гибнетъ молодость въ тоск и скук, безъ радости, безъ удовольствія?!..
Такія мысли все чаще и чаще приходятъ въ голову Эмиліи. Особенно весною, когда зазеленютъ внскіе сады и подуетъ теплый, ласкающій втеръ, становится ей невыносимо…
Воскресный майскій день, погода прелестная,— тепло, но не жарко. Еще наканун Эмилія ршила, что пойдетъ со двора. Ее отпустили безъ всякихъ замчаній, она надла свжее, по мод сшитое, полотняное платье, отдланное толстыми кружевами, новую шляпу и въ одиннадцатомъ часу утра вышла изъ дому.
Куда-же ей идти? Съ кмъ и какъ провести день? Есть у нея старушка-тетушка, которая содержитъ магазинъ въ Шпигельгассе. Но, что-же, кром пущей скуки, вынесетъ она отъ тетушки… Есть еще пансіонская пріятельница — туда зайти можно… Эмилія вышла изъ ‘стараго города’ и очутилась на Ринг. Чудная улица, выростающая не по днямъ, а по часамъ… ширина необыкновенная, по обимъ сторонамъ дома, какъ дворцы громадные, новйшей причудливой архитектуры, въ два ряда зеленющіе бульвары. несмолкаемой стукъ экипажей, звонъ вагоновъ конножелзной дороги, гулъ толпы, двигающейся подъ молодыми деревьями и по широкимъ тротуарамъ. И все это залито яркимъ солнцемъ, все это иметъ видъ такой нарядный, такой праздничный…
Подругу свою Эмилія не застала дома и вошла въ одни изъ воротъ Stadtpark’а, отдохнуть немного. Подъ тнью каштановъ и блыхъ акацій, на скамейкахъ и желзныхъ стульчикахъ уже много народу. Тутъ и старушки съ вязаньемъ, и солидные люди съ сигарой въ зубахъ и газетой передъ глазами, и дти, нарядныя, голоногія, хорошенькія дти.
Вотъ, поодаль отъ всхъ, молодая парочка… блоусый, курчавый юноша, съ жаромъ что-то говорящій почти на-ухо сосдк, она слушаетъ молча, все больше и больше смущаясь, красня. Ея черные рсницы опускаются все ниже и ниже, она безсознательно чертитъ зонтикомъ на песк какіе-то знаки…
Эмилія замедляетъ шагъ, смотритъ на эту парочку и не можетъ оторваться.
Становится жарко… гд-бы отдохнуть? Только нтъ, не здсь, а подальше, гд не такъ дразнитъ чужое оживленіе и веселье.
Эмилія идетъ къ роскошному Kursalon, передъ которымъ выставлены сотни маленькихъ столиковъ, дожидающихся потребителей пива, кофе и мороженаго. Но теперь, въ полдень, вс эти столики залиты солнцемъ и у Kursalon’а почти никого не видно.
Вотъ влво группа высокихъ, густыхъ деревьевъ, надъ ними нчто врод огромной бесдки. Туда вошла Эмилія и сла на самую дальнюю скамейку. Передъ нею дв уличныя двочки возятся въ песк, больше никого нтъ.
Проходятъ минуты. Въ воздух тишина и лнь какая-то. Эмилія сидитъ — не шелохнется, не видитъ она ничего и не слышитъ. Не видитъ, какъ къ ея скамейк подошелъ молодой человкъ и слъ рядомъ съ нею.
Наконецъ, она очнулась и съ изумленіемъ на него взглянула. Было-ли въ немъ, дйствительно, что-нибудь особенно привлекательное, или ужъ подошла такая минута,— только онъ сразу чрезвычайно ей понравился. И замчаетъ она, что и онъ глядитъ на нее съ видимымъ удовольствіемъ. Она чувствуетъ на себ его взглядъ,— и неловко и страшно ей подъ этимъ взглядомъ.
Что онъ, въ самомъ дл, такъ пристально смотритъ? Вдь, это даже неприлично. Взять и уйти!— но какая-то непонятная сила приковываетъ ее къ мсту. Вотъ она уже вся раскраснлась, сердце отчего-то шибко бьется и замираетъ…
Еще мигъ,— и онъ заговоритъ съ ней, она предчувствуетъ, что онъ заговоритъ непремнно. Отвчать-ли ему? Боже мой, конечно, нтъ! Конечно, ни за что… только заговоритъ — сейчасъ-же встать и уйти поскоре…
Онъ заговорилъ, и она, не понимая, какъ это случилось, стала отвчать ему. Съ каждой минутой онъ нравился ей больше и больше, какъ еще никогда никто не нравился, Что-то новое творилось съ нею,— ей вдругъ стало весело, широко, привольно…
Но что это? Онъ предлагаетъ провести съ нимъ день, благо погода прелестная и можно вдоволь нагуляться! Неужели она согласится? Вдь, ужъ не разъ заговаривали съ ней на улицахъ и въ садахъ красивые молодые люди, и она всегда умла имъ такъ отвтить, что сейчасъ-же и сконфуженно отходили отъ нея…
Черезъ полчаса Эмилія вышла изъ Stadtpark’а подъ руку съ молодымъ человкомъ. У нея голова кружилась, она была какъ будто въ опьяненіи…
Въ Вн на каждомъ шагу большіе рестораны, въ нихъ можно дешево пообдать, они всегда наполнены народомъ, очень приличными внскими семействами и иностранцами. Но посуда и столовое блье здсь далеко не опрятны, да и кухня не Богъ всть какая. Молодой человкъ, назвавшій себя Рудольфомъ Штерномъ, не повелъ, однако, Эмилію въ подобное заведеніе. Онъ зналъ мстечко гораздо уютне и изящне. На Ринг, почти противъ Stadtpark’а, есть маленькая красивая дверь, надъ которой красуется вывска: ‘August Klein marchand de comestibles’. У этого Клейна можно пообдать въ двухъ чистенькихъ комнатахъ. Сервировка прекрасная, столъ французскій, прислуживаетъ весьма расторопная госпожа, владющая, кажется, всми европейскими языками. Все это немного дорого для разсчетливаго нмца, но такая двушка какъ Эмилія, особенно на первый случай, стоила лишней издержки. И новые знакомцы вошли къ Клейну.
Разъ ужъ ршившись на то, что еще такъ недавно казалось ей немыслимымъ и даже позорнымъ, Эмилія безъ оглядки отдалась настоящей минут. Она весело болтала съ Рудольфомъ и откровенно отвчала на вс его вопросы. Къ концу обда они бесдовали какъ старые друзья и не замчали времени. Но все-же пора покинуть уютную комнату Клейна.
— Куда-же мы теперь?— спрашиваетъ Эмилія.
— А вотъ что думаю, liebes Frulein,— пройдемте въ садъ Бельведера, тамъ теперь у фонтановъ тнь и прохлада, посидимъ, поболтаемъ, а вечеромъ въ Пратеръ.
Эмилія согласна. Она въ Бельведер. Огромные каменные сфинксы накаляются солнцемъ и глядятъ на нихъ, особенно на Эмилію, такъ загадочно… У фонтановъ, дйствительно, тнь и прохлада…
Часы проходятъ быстро въ пріятныхъ разговорахъ. Теперь весело и привольно, и нтъ на душ ни упрековъ, ни раскаянія. Да и въ чемъ-же Эмиліи упрекать себя?— она только поймала на лету первый день жизни.
Солнце близко къ закату — пора въ Пратеръ. Тамъ ужъ вертятся карусели, въ кафе играетъ музыка, раздается пніе. За безчисленными столиками, установленными пивомъ, мороженымъ и всякими кушаньями, прохлаждаются внскіе жители. Рудольфъ и Эмилія смшались съ толпою и вкусили отъ всхъ благъ Пратера.
Теплая ночь спустилась, замеръ воздухъ, въ темнот небесной зажглись звзды. Блеститъ и сіяетъ привтливыми огнями
Пратеръ, слышне музыка и пніе, оживленне говоръ. Нжныя пары ищутъ уединенія и скрываются въ длинныхъ аллеяхъ…
Эмиліи пора вернуться домой: она не привыкла запаздывать. Она проситъ Рудольфа проводить ее.
— Какъ? Ужъ домой?— изумленно восклицаетъ онъ.— Да, вдь, вы-же сами сказали, что имете право вернуться завтра утромъ!
— Конечно, если я ночую у родныхъ или знакомыхъ, но приходить поздно вечеромъ, будить всхъ въ дом — это другое дло, и мн могутъ быть непріятности…
— Зачмъ-же вамъ будить всхъ въ дом?… Позвольте ужъ мн позаботиться о томъ, чтобы вамъ не было никакихъ непріятностей… моя квартира къ вашимъ услугамъ… Васъ никто не увидитъ — клянусь въ этомъ, и вы переночуете… Эмилія вся вздрогнула и быстро вырвала свою руку изъ-подъ руки Рудольфа.
— Herr Рудольфъ, вы меня оскорбляете!— проговорила она, задыхаясь и едва удерживая слезы.
Но онъ вовсе не желалъ оскорбить ее и стоялъ передъ нею изумленный и непонимающій, что это значитъ, Онъ видлъ, что она не играетъ комедіи, а истина была отъ него далеко. Онъ попробовалъ еще попытаться, но убдился, что она способна убжать и оставить его одного среди Партера.
‘Длать нечего, подожду’,— подумалъ онъ:— ‘въ другой разъ буду счастливе, да и, наконецъ, это даже хорошо… это говоритъ въ ея пользу… значитъ, еще не привыкла…’
Онъ проводилъ ее домой, дорогой вымолилъ себ прощеніе, а она общала ему встртиться съ нимъ въ слдующее воскресенье въ Stadtpark’…
Эмилія сдержала слово: черезъ недлю они свидлись съ Рудольфомъ. День прошелъ еще веселе, и она вернулась домой только на слдующее утро, а во время урока была такая странная, что ученицы ея не знали что и подумать. Затмъ она заперлась въ своей комнат и вышла къ обду съ опухшими отъ слезъ глазами…
Прошло около года. Фрейлейнъ Эмилія все въ томъ-же полуеврейскомъ семейств, только она теперь гораздо чаще пользуется свободой. Хозяйка дома ничего противъ этого не иметъ: ея двочки очень мило себя держатъ, болтаютъ по-французски, возбуждаютъ всеобщій восторгъ знакомыхъ — и всмъ этимъ он обязаны молодой гувернантк. Значитъ, нужно дорожить ею.
И Эмилія не слышитъ никакихъ намековъ, не видитъ дувсмысленныхъ взглядовъ.
Съ Рудольфомъ она дружна по-прежнему, онъ, дйствительно, оказался порядочнымъ человкомъ. Онъ не хвастается своей возлюбленной передъ своими товарищами и даже уметъ заботиться о ея нуждахъ.
Конечно, она не принимаетъ отъ него денегъ, но онъ длаетъ ей довольно цнные подарки, разъ даже, посл какого-то выгоднаго и нежданно удавшагося ему предпріятія, подарилъ ей браслетъ, за который въ любомъ магазин сейчасъ-же дадутъ полторы тысячи гульденовъ. Эмилія это наврное знаетъ, она уже справлялась. Она наднетъ этотъ браслетъ еще разъ при Рудольф, а потомъ непремнно продастъ его, и деньги поручитъ пристроить отцу своихъ ученицъ. Это очень ловкій человкъ, наживающій себ огромное состояніе. Съ его помощью маленькій капиталъ Эмиліи уже утроился — теперь ей не хватаетъ только двухъ тысячъ до назначенной цифры приданаго.
Эмилія разъ въ годъ, на нсколько дней, здитъ въ Пильзенъ къ роднымъ, и аккуратно каждую недлю получаетъ отъ нихъ письма и сама аккуратно имъ отвчаетъ. Отецъ и мать радуются, что у ней уже скоплено восемь тысячъ гульденовъ, и пишутъ ей, чтобъ скоре докапливала остальное и возвращалась подъ кровъ родительскій: хорошій женихъ на примт, извстный ей Эдуардъ Штромъ. Обо всемъ уже переговорено и Эдуардъ готовъ ждать ее еще два года,— конечно, если за это время не представится или ему или ей боле выгодной партіи.
Но Эмиліи теперь не до Пильзена и не до Штрома: она переживаетъ трудное время, ей приходится разставаться съ Рудольфомъ. Онъ нашелъ себ очень богатую невсту и откровенно признался въ этомъ своей возлюбленной, доказавъ ей, какъ дважды два четыре, что упустить такой случай съ его стороны было-бы безуміемъ и подлостью передъ самимъ собою. И Эмилія, wie eine echte Wienerinn, отлично понимаетъ, что разлука неизбжна.
На прощанье Рудольфъ длаетъ очень миленькій подарокъ — и они разстаются. Возмущаться, негодовать на возлюбленнаго, заявлять свои права на него — даже и не приходитъ въ голову Эмиліи, она для этого слишкомъ хорошо воспитана, современна и благоразумна.
Въ первое время, конечно, ей тяжело и скучно, не съ кмъ проводить праздники. Пожалуй, можно ужъ и вернуться въ Пильзенъ, такъ какъ за продажей всхъ ‘сувенировъ’, оставленныхъ Рудольфомъ, наберется даже больше десяти тысячъ. Но, во-первыхъ, Эмиліи хочется сохранить эти красивыя дорогія вещицы, а во-вторыхъ, она успла сжиться съ Вной и ея удовольствіями.
Трауръ по Рудольф длится три мсяца, а потомъ, въ томъ-же Stadtpark’, происходитъ знакомство съ другимъ молодымъ человкомъ — и прежняя жизнь возвращается. Второго возлюбленнаго, ухавшаго по дламъ изъ Вны, замняетъ третій. И такъ продолжается еще полтора года…
Какъ-то, въ назначенный часъ, Эмилія пошла на свиданіе, прождала очень долго, а другъ сердца все-же не явился. Потерявъ терпніе, она отправилась къ нему на квартиру и застала его съ хорошенькой женщиной. Конечно, съ этой минуты между ними все было кончено. Эмилія три дня мучилась и ревновала, а черезъ недлю, навсегда простившись со своими хозяевами, ухала въ Пильзенъ.
Она везла съ собою не десять, а пятнадцать тысячъ гульденовъ, нсколько дорогихъ бездлушекъ и вс принадлежности щегольскаго и солиднаго гардероба.
Родные и сосди встртили ее съ восторгомъ.
Цифра ея приданаго въ одинъ день стала всмъ извстной.
Эдуардъ Штромъ не заставилъ долго ждать себя,— онъ явился и сдлалъ формальное предложеніе, предварительно представивъ Эмиліи подробную опись своего движимаго и недвижимаго имущества и объяснивъ ей, на что онъ намренъ употреблять съ ея согласія деньги, которыя онъ за нею получитъ.
Эмилія внимательно просмотрла опись, убдилась въ выгодности предлагаемаго ей предпріятія и протянула Эдуарду руку.
— Только я должна предупредить васъ, что я уже не та, какою была тому назадъ четыре года… я… пожила въ Вн…
Она произнесла эти слова опустивъ глаза, но довольно спокойно.
— Das versteht sich, liebes Frulein!— отвчалъ Штормъ, цлуя ея руку: — но, вдь, за то вы сумли нажить пятнадцать тысячъ гульденовъ, а въ ваши года это доказываетъ большое благоразуміе. Къ тому-же я вполн увренъ, что вы будете мн врной и любящей женой…
— Не сомнвайтесь въ этомъ!— съ жаромъ перебила его Эмилія.
— Я и не сомнваюсь и поэтому прошу меня осчастливить… а ваша прошлая жизнь въ Вн меня не касается!..
Черезъ мсяцъ Эмилія превратилась въ фрау Штромъ, и жизнь молодыхъ потекла очень благополучно. Они сошлись характерами и начинали общими усиліями заботиться о своемъ благосостояніи. Родной пильзенскій воздухъ и пиво скоро оказали свое благотворное дйствіе на Эмилію — у нея, черезъ полтора года супружеской жизни, родился здоровый маленькій нмецъ.
Эмилія — типъ внской двушки, зарабатывающей себ приданое. Я не выдумалъ этой исторіи: такія исторіи встрчаются здсь сплошь и рядомъ и характеризуютъ современное нмецкое воспитаніе и нравы. Въ многочисленныхъ внскихъ садахъ вы всегда можете найти немало Эмилій. Только не смущайтесь потомъ, черезъ нсколько лтъ, когда встртите вашу веселую подругу въ роли почтенной и всми уважаемой матери семейства. Что-же касается до нея, то можете быть уврены, что она не смутится встрчей съ вами, окажетъ вамъ всякое радушіе, познакомитъ васъ со своимъ мужемъ, дтьми и родными.
1877 г.