Карамзин - историк, Иконников Владимир Степанович, Год: 1911 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 58 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

ОСТАФЬЕВСКЙ АРХИВЪ
КНЯЗЕЙ
ВЯЗЕМСКИХЪ.

Томъ V, выпускъ 2-й.

Изданіе графа С. Д. Шереметева.

Подъ редакціей и съ примчаніями П. Н. Шеффера.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Типографія М. М. Стасюлевича, Вас. остр., 5 лин., 28.

КАРАМЗИНЪ — ИСТОРИКЪ.

В. С. ИКОННИКОВА.

Рчь въ собраніи 18 юля 1911 г., по случаю открытія памятника H. М. Карамзину въ с. Остафьев.

*) Настоящій очеркъ представляетъ извлеченіе изъ монографіи о Карамзин, входящей въ -й томъ ‘Опыта русской исторіографіи’.

Потребность въ исторіи Россіи была созвана одновременно съ завершеніемъ лтописанія. Попытки подобнаго рода при Петр В. не имли успха, но уже одинъ изъ его ‘птенцовъ’ — Татищевъ ршается выполнить эту задачу, но и онъ не пошелъ дальше вступительныхъ статей, свода лтописей и примчаній къ нимъ. Тогда думали, что такой трудъ можетъ легко совершить ученый, одушевленный лишь добрымъ желаніемъ и патріотизмомъ, который притомъ считалъ это дло своимъ правомъ: Ломоносовъ добросовстно ознакомился съ источниками, тмъ не мене примненіе ложно-классической теоріи о геройств славянъ и дйствующихъ лицъ, не уступающемъ древнимъ грекамъ и римлянамъ, не принесло пользы, а въ трудахъ послдователей этого направленія (Эминъ и Елагинъ) было доведено до полнаго искаженія фактовъ ¹).

Но въ это время въ Россіи дйствовала уже плеяда ученыхъ, вышедшихъ изъ нмецкихъ университетовъ, которые внесли въ изученіе источниковъ русской исторіи пріемы нмецкой науки и положили основаніе дальнйшей ея разработк въ Россіи (Байеръ, Миллеръ, Шлецеръ, Стриттеръ — ‘Memoriae populorum’). Послдующіе историки (Щербатовъ, Болтинъ) должны были считаться съ новыми требованіями. Кн. Щербатовъ, хорошо знакомый съ исторической литературой другихъ народовъ, обставляетъ свой трудъ, задуманный имъ въ обширныхъ размрахъ (16 томовъ до ц. Михаила ед.), богатымъ собраніемъ лтописей и документовъ, впервые извлеченныхъ изъ архивовъ, и старается опереться въ своихъ положеніяхъ на выводы современныхъ политическихъ писателей Западной Европы (Бэйль, Монтескье, Юмъ и др.). Болтинъ, слдуя тмъ же авторитетамъ, привлекаетъ еще большій запасъ историческихъ данныхъ и широко пользуется аналогіей, но систематической исторіи онъ не написалъ. Между тмъ какъ русскіе писатели все еще ломали копья изъ-за этнографическихъ вопросовъ и толкованія первыхъ страницъ лтописи, въ Париж одновременно появилось два труда — французовъ, служившихъ прежде въ Россіи (Левека и Леклерка), доведенные до позднйшаго времени и снабженные планами, картами и портретами (во 2-мъ), одинъ изъ которыхъ (Левека) даже требовательною критикою (Шлецеръ, Карамзинъ), несмотря на существенные недостатки, былъ признанъ лучшимъ произведеніемъ въ этой области.

Еще Татищевъ настаивалъ на необходимости явнаго изложенія и красоты слога для историка, но признавалъ, что необработанность русскаго языка не позволяетъ пока выполнить это требованіе (I, с. IX). Не могли удовлетворить позднйшаго читателя и другіе труды. Въ то время даже среди образованныхъ людей, воспитавшихся на латинскихъ писателяхъ (какъ напр. П. В. Завадовскій), существовалъ взглядъ, что русская исторія до Петра В. совсмъ не интересна. ‘По моему мннію, писалъ онъ, исторія та только пріятна и полезна, которую или философы, или политики писали. Но еще наши науки и нашъ языкъ не достигнули до того: то лучше пользоваться чужимъ хлбомъ, чмъ грызть свои сухари’ (1800 г.) ²).

Этой назрвшей потребности ршился удовлетворитъ Карамзинъ. ‘Могу и хочу писать исторію’, говорить онъ въ извстномъ письм къ попечителю Московскаго университета М. Н. Муравьеву въ 1803 г., и въ томъ же году онъ былъ назначенъ исторіографомъ, чтобы имть возможность посвятить труды свои ‘полной исторіи отечества нашего’, какъ выражено въ указ. Въ это время Карамзинъ уже былъ ‘извстный писатель’, авторъ ‘писемъ русскаго путешественника’, лично знакомый многимъ знаменитостямъ ученаго и литературнаго міра Европы, почетный членъ Московскаго университета, притомъ отказавшійся отъ двухъ предложенныхъ ему профессуръ — въ Дерпт и Харьков, ‘находя эту должность неблагопріятной для таланта’ и ‘предпочитая заниматься и работать свободно, безъ всякаго принужденія’. Вслдъ затмъ Карамзинъ писалъ тому же Муравьеву: ‘Я могу умереть, не дописавъ исторіи, но Россія должна всегда имть исторіографа. Десять обществъ не сдлаютъ того, что сдлаетъ одинъ человкъ, совершенно посвятившій себя историческимъ предметамъ’ ³). Завтъ Карамзина не былъ исполненъ: мы не почтили этимъ званіемъ Соловьева, подобно Карамзину, всецло отдавшагося ‘Исторіи Россіи’. Но Карамзинъ относился отрицательно къ ученымъ званіямъ, не оправдываемымъ дйствительными заслугами. ‘Спрашивается, говоритъ онъ, для чего Лафонтенъ, Мольеръ, Жанъ-Батистъ, И. И. Руссо, Дидротъ, Доратъ и многіе другіе достойные писатели не были членами Академіи? Отптъ: гд люди, тамъ пристрастіе и зависть, иногда славне не быть, нежели быть академикомъ. Истинныя дарованія не остаются безъ награды: есть публика, есть потомство. Главное дло не получать, а заслуживать. Не писатели, а маратели всего боле сердятся за то, что имъ не даютъ патентовъ’ ⁴). И въ 1816 г. онъ снова пишетъ: ‘до конца моей жизни не назовусь членомъ никакой Академіи, и не буду ни въ какомъ такъ называемомъ ученомъ обществ’ ⁵). Однако позже (1818 г.) ему пришлось подчиниться настояніямъ другихъ.

Въ то время, когда Карамзинъ принимался за исторію, значеніе его понималось уже, какъ творца новаго слога. Близкій къ нему И. И. Дмитріевъ говоритъ: ‘Карамзинъ началъ писать языкомъ, подходящимъ къ разговорному языку образованнаго общества 70-хъ годовъ, въ составленіи періода началъ употреблять извстную сжатость, притомъ онъ воздерживается отъ частыхъ союзовъ и мстоименій, наконецъ соблюдаетъ естественный порядокъ бъ словорасноложеніи’ ⁶). Онъ допускалъ и заимствованія изъ иностранныхъ языковъ, но не противныя духу языка, къ которымъ, однако, слдуетъ прибгать лишь въ крайнихъ случаяхъ ⁷). Приступивъ (въ 1797 г.) ко второму изданію своихъ ‘Писемъ’, Карамзггнъ цлыми десятками исключаетъ въ нихъ архаизмы (‘сей’, ‘оный’, замняя словами: этотъ) и варваризмы (діалогъ, вояжъ, интересный, національный, натуральный, эрудиція и пр.) ⁸), а въ 1811 г. онъ считалъ уже безполезнымъ вступать въ споры о достоинств русскаго языка ⁹).

Татищевъ изучалъ языки польскій, нмецкій, французскій, отчасти шведскій, но долженъ былъ прибгать къ переводчикамъ ¹⁰). Щербатовъ зналъ французскій и итальянскій языки ¹¹). Карамзинъ былъ счастливе ихъ въ этомъ отношеніи. Онъ хорошо зналъ нмецкій, англійскій и итальянскій языки, позже усвоилъ французскій, а это содйствовало тому, что онъ ближе былъ знакомъ съ нмецкой и англійской идеалистической литературой и избжалъ ранняго вліянія легкихъ французскихъ произведеній, и въ его манер описывать мелочи можно видть вліяніе усвоенныхъ имъ пріемовъ англійскихъ писателей ¹²). Впослдствіи онъ изучилъ и латинскій языкъ настолько, что могъ свободно пользоваться его текстами въ своей исторіи. Влеченія къ древнимъ писателямъ соединялись у него съ теоретическимъ увлеченіемъ политической свободой и республиканскимъ правленіемъ. Онъ самъ признается, что тогда онъ ‘обманывался призраками революціи’, ‘мечтами о платоновской республик’, готовъ былъ кровію пожертвовать для счастья людей, упоминаетъ о ‘надеждахъ и замыслахъ’, увлекавшихъ его, о надеждахъ, что въ конц вка послдуетъ общее соединеніе теоріи съ практикой, умозрнія съ дятельностью ¹³). То было время, когда онъ переводилъ Платона, Цицерона, Тацита, трагедію ‘Юлій Цезарь’ Шекспира, республиканскія идеи въ которой были сильно выражены и переводъ которой былъ даже запрещенъ ¹⁴), когда онъ зачитывался надъ сочиненіями республиканца Шиллера (въ Париж), находя мечты его ‘привлекательными’ и преклонялся передъ Виландомъ — нмецкимъ Вольтеромъ, съ которымъ, какъ и съ этимъ послднимъ, онъ познакомился еще въ юности. Но онъ цнилъ въ Вольтер преимущественно борца противъ религіозной нетерпимости ¹⁵). Въ Лондон онъ ‘съ великимъ вниманіемъ’ читалъ соч. Делольма: ‘Конституція Англіи сравнительно съ другими образами правленія’ и съ любопытствомъ разсматривалъ англ. хартію ¹⁶).

Воспитаніе въ пансіон Шадена, гд онъ научился цнить ‘наставленія Гелдерта’, лекціи Шварца въ университет и участіе въ масонскомъ кружк Новикова, изъ котораго онъ впрочемъ скоро вышелъ, не найдя въ немъ цли для себя ¹⁷), заставили Карамзина ознакомиться съ корифеями нравственно-мистической литературы отъ Юнга и Штурма до Геспера, Бонне и Лафатера включительно и, хотя въ натур Карамзина не оказалось сочувственныхъ потъ чистому мистицизму, по идеи чувствительности и добра, развитыя въ современной романической литератур, нашли въ нихъ прочную подготовку къ усвоенію началъ нравственной философіи въ ученіи лорда Шефтсбери, поэта Попа, романиста Ричардсона и ихъ послдователей въ Германіи ¹⁸). Карамзинъ никогда не былъ строгимъ ортодоксальнымъ писателемъ, и деизмъ, проявленный имъ въ раннихъ произведеніяхъ (Деревня 1792, Цвтокъ на гробъ моего Агатона 1793 и др.), настолько укрпился въ немъ, что далъ право одному изъ церковныхъ писателей впослдствіи (Иннокентій Борисовъ, архіеп. таврич.) назвать Карамзина ‘хорошимъ деистомъ’, а другому (архим. Гавріилъ) — ‘кантистомъ’ ¹⁹). По собственному признанію Карамзина, онъ интересовался ‘практическою философіей’ (мораль, эстетика, психологія) и онъ самъ говоритъ, что въ философскія книги заглядывалъ тогда только ‘изъ любопытства’, предпочитая Канту — Виланда, Гердера, Попа, Галлера и т. н. поэтовъ-философовъ ²⁰). Но внцомъ его литературныхъ влеченій и увлеченій былъ несомннно Руссо. Не забудемъ, что онъ не былъ собственно французскимъ писателемъ. Онъ вышелъ изъ протестанской Швейцаріи и былъ сначала протестантомъ и снова потомъ сталъ протестантомъ. Провозвстникъ ‘природы’ и ‘чувства’ съ одной стороны, а съ другой врагъ ‘энциклопедизма’ въ лиц своихъ ‘бывшихъ друзей’, онъ долженъ былъ вдвойн прійтись но душ Карамзину. Руссо ставитъ Ричардсона рядомъ съ Гомеромъ и длаетъ его своимъ образцомъ въ ‘Новой Элоиз’, котораго такъ превозносилъ и Карамзинъ ²¹). Послдній признаетъ Руссо ‘величайшимъ изъ писателей осьмаго-надесять вка, человкомъ рдкимъ, авторомъ единственнымъ’, ‘пылкимъ въ страстяхъ и слог, убдительнымъ въ самыхъ заблужденіяхъ, любезнымъ въ самыхъ слабостяхъ’ ²²). Во время путешествія онъ старается переживать настроенія Руссо ²³). Его ‘Новая Элоиза’ была настольной книгой Карамзина. Если Карамзинъ не соглашался съ Руссо относительно пользы наукъ и искусствъ, то необходимо имть въ виду и его оговорку: ‘Чувство выше разума, писалъ Карамзинъ Батюшкову: оно есть душа души, свтитъ и гретъ въ самую глубокую осень жизни’ ²⁴).

Карамзинъ не измнялъ Руссо и впослдствіи. Уже въ ноябр 1811 г. онъ составилъ ‘Альбомъ’ для вел. княг. Екатерины Павловны во дню ея тезоименитства, въ который онъ старался внести избранныя изреченія и мннія, подходящія къ настоящему торжественному случаю, важному но личнымъ отношеніямъ автора. Въ составъ этого ‘Альбома’ вошли статьи на излюбленныя Карамзинымъ темы. Не говоря о религіозныхъ мотивахъ, взятыхъ изъ ис. Сирахова, ова, Боссюэта, Цицерона, Державина, Попа, Гете и его собственныхъ, почти вс статьи, касающіяся ‘любви къ отечеству’, размышленій о Бог, монархіи и самодержавіи, о добродтели, супружеств и дружб заимствованы изъ Руссо и отчасти изъ Монтэня, котораго чтилъ какъ Руссо, такъ и Карамзинъ²⁵). Для послдняго у Руссо были весьма близкія точки соприкосновенія. Руссо высоко ставилъ книги Новаго Завта и выражался, что никто на свт не уважаетъ столько Евангелія, какъ онъ, называя его самой возвышенной изъ книгъ, онъ преклонялся передъ личностью Христа (‘Если Сократъ умеръ какъ мудрецъ, то Христосъ умеръ какъ Богъ’). Руссо съ самой страстной ревностью возстаетъ и противъ новаго атеизма, и противъ матеріализма, и возвращается въ вр, которая основывается у него не только на доказательств разума, какъ у Вольтера и англійскихъ деистовъ, по и на глубочайшихъ потребностяхъ сердца. Онъ заявляетъ, что питаетъ самое глубокое уваженіе къ закону и существующимъ учрежденіямъ и глубочайшее отвращеніе къ революціи и раздорамъ партій. Руссо отказался составить конституцію для Корсики и Польши, такъ какъ не зналъ обычаевъ этихъ странъ. Если бы былъ народъ боговъ, онъ управлялся бы демократически, но такая совершенная форма нейдетъ для людей, и, перебравши вс формы правленія, онъ считаетъ этотъ вопросъ довольно безполезнымъ, но замчаетъ, что ‘монархія, имя одну главу, поэтому во всхъ вещахъ обнаруживаетъ всего больше силъ и твердости’. Дале онъ требуетъ установленія государственной религіи, потому что религія нужна, чтобы граждане любили свои обязанности ²⁶).

II.

Подъ тми же литературными вліяніями и влеченіями сложились историческіе взгляды Карамзина. Во время своего путешествія Карамзинъ писалъ: ‘Примчанія достойно, что одна земля произвела и лучшихъ романистовъ, и лучшихъ историковъ. Ричардсонъ и Фильдингъ выучили французовъ и нмцевъ писать романы какъ исторію жизни, а Робертсонъ, Юмъ, Гиббонъ вліяли въ исторію привлекательность романа умнымъ расположеніемъ дйствій, живостью приключеній и характеровъ, мыслями и слогомъ. Посл укидида и Тацита ничто не можетъ сравниться съ историческимъ тріумвиратомъ Британіи’ ²⁷). Необходимо прибавить, что впослдствіи Карамзинъ является такимъ же поклонникомъ и романовъ Вальтеръ Скота, съ которымъ не разставался до конца ²⁸).

Уже въ половин 1797 г. Карамзинъ замтилъ: ‘Если Провидніе пощадитъ меня, если не случится того, что для меня ужасне смерти…. займусь исторіею. Начну съ Джиллиса, посл буду читать Фергусона, Гиббона, Робертсона — читать со вниманіемъ, длать выписки, а тамъ примусь за древнихъ авторовъ, особливо за Плутарха. ²⁹.) Къ это время онъ предпринялъ изданіе ‘Пантеона иностранной словесности’, чтобы познакомить читателей съ произведеніями древнихъ. ‘Героизмъ’ грековъ и римлянъ все еще манилъ къ себ художественное перо русскаго бытописателя. Тутъ не лишнее припомнить и указанное предпочтеніе Карамзинымъ Плутарха, обширная галерея героевъ котораго должна была имть внушительное вліяніе на Карамзина, признававшаго, вслдъ за Екатериной II, культъ великихъ людей или героевъ, возникшій у нея также на основаніи увлеченія древними писателями и въ особенности Плутархомъ, впрочемъ общаго XVIII вку.

Будучи въ Лондон, Карамзинъ записалъ свои мысли, по поводу чтенія одного изъ выдающихся историковъ Англіи — Юма, страницы котораго навели его на размышленія, ставшія его убжденіями, о печальныхъ послдствіяхъ политическихъ переворотовъ: ‘здсь была не одна французская революція, сколько добродтельныхъ патріотовъ положило свою голову на эшафот’ и дале слдуютъ суровые приговоры о Кромвел ³⁰). Къ это время (1792—93 гг.), преклоняясь передъ Петромъ В., онъ замчаетъ (въ 1-мъ изд. ‘Писемъ’): ‘Доживемъ ли мы до того, чтобы какой-нибудь Философъ и Риторъ, какой-нибудь второй Робертсонъ описалъ жизнь и дла Петра Великаго’ ³¹)? Д. Юмъ, какъ и др. современные англійскіе историки (Робертсонъ, Гиббонъ), находился подъ сильнымъ вліяніемъ французскихъ историко-политичеекихъ писателей. Онъ долго жилъ въ Париж, велъ переписку съ Монтескь и издалъ переводъ его ‘Духа законовъ’, вліяніе котораго, какъ и идей Вольтера, отразилось на его исторіи и философскихъ трактатахъ. Карамзину могъ правиться Юмъ, какъ противникъ религіознаго фанатизма. Въ своей исторіи Карамзинъ пользуется Юмомъ для сравненія одинаковыхъ явленій у славянъ и англосаксовъ. Въ Юм его могла привлекать и драматическая сторона изложенія. Частыя настоянія Карамзина на необходимости ‘красокъ’ и слдованія образцамъ древнихъ вытекали изъ его литературной школы и взгляда на исторію въ нач. XIX в., когда, слдуя греческой и римской традиціи, исторію считали искусствомъ по крайней мр на столько же, какъ и наукой, и даже въ германскихъ университетахъ она долго не имла самостоятельнаго значенія и присоединялась то къ каедр краснорчія, то (съ XVIII в.) къ государственному праву.

Съ писателями французской литературы Карамзинъ былъ близко знакомъ и пользуется ими въ исторіи. Вольтера онъ называетъ остроумнйшимъ писателемъ XVIII вка. Онъ обращается къ Монтескь, для объясненія быта германцевъ сравнительно съ славянами и вліянія климата. Въ Париж Карамзинъ съ удовольствіемъ читалъ соч. Мабли ‘объ исторіи Франціи’ (Observations sur l’histoire de France, 1791),— чтобы найти въ ней предсказаніе будущаго’,— посвященную главнымъ образомъ ‘исторіи правленія’, по его выраженію. Сочиненіе Мабли оканчивается временемъ Людовика XIV, но въ немъ везд ясно указывается на причины предстоящей революціи, которая теперь такъ интересовала Карамзина. Французская критика отмтила въ этомъ произведеніи патріотическіе взгляды, врныя мысли, опредленные принципы, своего рода національный трудъ, достойный имени Тита Ливія. Карамзинъ могъ почерпнуть въ немъ взгляды на исторію, какъ ‘скрижаль откровеній и правилъ’, ‘изъясненіе настоящаго и примръ будущаго’. Но въ ‘предисловіи къ исторіи’, вроятно, иметъ онъ въ виду другое сочиненіе Мабли ‘De lа mani&egrave,re d’crire l’histoire ‘ (P. 1783), въ которой авторъ требуетъ, чтобы исторія была интересна и съ этой цлью можно отбрасывать и сокращать все мало занимательное, какъ эти битвы, войны, сухіе факты, относящіеся къ древности, чтобы по утомлять читателей однообразными событіями и умть выбрать среди этихъ мелочей наиболе достоврное и пріятное для чтенія, говорить больше о характер и обычаяхъ страны, обращать особенное вниманіе на важнйшія эпохи, выдающіяся націи и великихъ людей. Есть еще указаніе, что Карамзинъ совтовалъ ³²) Пушкину читать Гиббона, Монтескье, Вико и Веккарію. Въ предисловіи къ исторіи Макіавелли онъ называетъ ‘глубокомысленнымъ ³³)’ и въ ‘Записк’, когда онъ говоритъ, что ‘измняя число и власть сановниковъ, удержите хотя имя ихъ для народа’, то опять ссылается на ‘умнаго Макіавелли’.

Возражая противъ мннія Вольтера о происхожденіи расъ, Карамзинъ вслдъ за Монтескье приписываетъ важнйшее вліяніе на особенности славянскаго племени — климату, какъ главному фактору въ племенныхъ отличіяхъ человческаго рода (I, 31, 43), и такое же значеніе отводилъ климату Гердеръ, произведенія котораго Urkunde des mnschlichen Geschlechts и ‘Богъ’ онъ читалъ и находилъ прекрасными, восторгаясь въ нихъ ‘восточнымъ великолпіемъ’, ³⁴) но безъ сомннія Карамзинъ былъ знакомъ и съ его ‘Идеями’. Гердеръ, стоявшій на почв постепеннаго историческаго процесса и слдившій за развитіемъ гуманности въ человческихъ обществахъ, не могъ не понравиться нашему автору. Подобно Монтескь, признающему весьма важными факторами народные обычаи и нравы, Гердеръ придавалъ большое значеніе традиціи, преданію. И Карамзинъ въ своей исторіи говоритъ: ‘Древній обычай сильне убжденій духовенства, церковныхъ казней и требованій разума. Люди охотне подвергаются волнамъ и бурямъ, нежели беззаконному насилію правительствъ. Истинный правитель уметъ уважать народные обычаи и никогда не дйствуетъ вопреки его нравамъ и навыку’³⁵). Въ поэтическихъ очеркахъ Гердеръ представляетъ постепенное развитіе міроваго организма отъ самыхъ простыхъ формъ до человка, который въ свою очередь представляется ему посредникомъ двухъ міровъ — физическаго и духовнаго, въ которомъ продолжается дальнйшее совершенствованіе. Для развитія общества необходима гражданственность, а она не мыслима среди хаоса и безпорядка, какими представляются ему народныя волненія и особенно средніе вка.

Съ другой стороны, Карамзинъ, удивлявшійся Юму въ изъясненіи причинъ и слдствій, вполн пошелъ за нимъ въ признаніи за привычкою — основнаго фактора историческаго развитія. Привычки, говоритъ Юмъ, образуютъ наши нравы, правы образуютъ общественную публичную жизнь людей я ея устройство. Измнить это устройство значитъ измнить нравы и привычки. Но привычки происходятъ постепенно, точно такъ же только постепенно он могутъ быть измняемы. Кто въ своихъ понятіяхъ не принимаетъ въ разсчетъ этой силы человческой жизни, тотъ не способенъ понимать исторію. Горе тому, прибавляетъ Юмъ, кто прикоснется до почтенной древней рухляди, до дорогаго наслдія предковъ ³⁶). Карамзинъ не измнялъ Юму и въ позднйшіе годы. Въ август 1812 г. въ томъ же письм, въ которомъ сообщалъ Дмитріеву, что, въ виду надвигающихся опасностей, онъ радъ ссть на своего сраго копя и вмст съ московскою удалою дружиною примкнуть къ пашей арміи, онъ прибавляетъ: ‘Теперь, безъ исторіи и безъ дла, читаю Юма о происхожденіи идей ³⁷).

Еще въ 1796 г. Карамзинъ признавался кн. Вяземскому о перемн своего настроенія въ пользу филоеофіи ³⁸). Въ 1800 г. Карамзинъ писалъ, что онъ умножилъ свою библіотеку новыми покупками, только не романами, а философскими и `историческими китами. Позже (1822) онъ сообщаетъ, что опять на свобод читаетъ нмецкихъ метафизиковъ ³⁹). Необходимо замтить, что рядъ сочиненій Канта ‘о нравахъ’, ‘о прав’, ‘о добродтели’ носитъ названіе ‘метафизическихъ основаній’ или ‘началъ’, и можно полагать, что Карамзинъ былъ знакомъ съ ними, по и независимо отъ того совпаденія въ мнніяхъ были возможны. Въ нравственномъ ученіи Канта видно вліяніе Руссо и Юма. ‘Эмаль’ Руссо овладлъ всмъ существомъ Канта, а портретъ его автора былъ единственнымъ въ его кабинет ⁴⁰). Во время посщенія кенигсбергскаго философа, Карамзинъ выслушалъ поставленія о ‘цли жизни’, ‘о нравственномъ закон’, ‘о будущемъ человка’ — вопроси, которыми онъ такъ интересовался и о которыхъ любилъ размышлять ⁴¹). Вопросъ о добродтели составляетъ основной критеріумъ въ сочиненіяхъ Карамзина отъ первыхъ его повстей до исторіи включительно. Государство должно содйствовать осуществленію тхъ же началъ добра и справедливости.

Путешествіе познакомило Карамзина съ общественною и политическою жизнью Западной Европы, а событія, наступившія вслдъ затмъ, оказали въ свою очередь ршающее вліяніе на образъ его мыслей. Швейцарія правилась ему патріархальною простотою нравовъ, Англія — прочностью и уваженіемъ законовъ (см. Делольмъ) и судомъ присяжныхъ. Франція — общественной жизнію, привлекательность которой заставляла забывать ея недостатки, хотя развившіяся на его глазахъ политическія событія наводили на печальныя мысли о непрочности всего существующаго. ‘Не конституція, а просвщеніе англичанъ есть истинный ихъ палладіумъ’, говоритъ Карамзинъ. Всякія гражданскія учрежденія должны быть соображены съ характеромъ народа, что хорошо въ Англіи, то будетъ дурно въ иной земл. Утопія (Моруса) будетъ всегда мечтою добраго сердца, или можетъ исполниться непримтнымъ дйствіемъ времени, посредствомъ медленныхъ, но врныхъ, безопасныхъ успховъ разума, просвщенія, воспитанія, добрыхъ нравовъ ⁴²). Но все- таки общечеловческое начало брало еще верхъ у Карамзина надъ частнымъ, какъ у послдователя просвтительной эпохи XVIII вка. Въ Париж онъ оспаривалъ Левека за его пренебреженіе къ реформ Петра В., но впослдствіи онъ самъ судилъ ужо иначе. ‘Путь образованія или просвщенія одинъ для народовъ, вс они идутъ имъ вслдъ другъ за другомъ’. ‘Вс жалкія іереміады, говоритъ Карамзинъ, объ измненіи русскаго характера, о потер русской нравственной физіономіи, или ничто иное какъ шутка, или происходятъ отъ недостатка въ основательномъ размышленіи’. ‘Все народное ничто передъ человческимъ. Главное дло быть людьми, а не славянами. Могу ли не воспламениться любовію къ отечеству, представляя себ Петра?’ ⁴³).

Въ 1801 г. Карамзинъ написалъ похвальное слово Екатерин II, въ которомъ она является продолжательницею дла Петра В. ‘Она явилась на престол, чтобы возвеличить твореніе Петра, чтобы утвердить славу мужественнаго, смлаго, грознаго Петра’, и, обозрвъ ея учрежденія и побды, онъ восклицаетъ: ‘Духъ Петра В., Ты утшился!’ Оба они представляются ему ‘великими людьми’, ‘героями’, которымъ суждено было вознести Россію на высоту величія и славы. И еще въ 1803 г. онъ задавалъ себ вопросъ: ‘Гд старцы, которые еще недавно говаривали со слезами о Петр Великомъ’ ⁴⁴).

III.

По возвращеніи въ Россію ⁴⁵), Карамзинъ пережилъ французскую революцію и возстановленіе монархіи, раздлъ Польши, суровое царствованіе Павла и новый переворотъ. Онъ врилъ, что учрежденія древности имютъ магическую силу, которая не можетъ быть замнена никакою силою ума (писалъ онъ въ 1806 г.). ‘Проницательные наблюдатели ожидали бури, Руссо и другіе предсказали ее съ разительною точностію, громъ грянулъ во Франціи… мы видли издали ужасы пожара, и всякій изъ насъ возвратился домой благодарить небо за цлость крова нашего и быть разсудительнымъ’ ⁴⁶), Какъ и во время путешествія, Карамзинъ продолжалъ утверждать, что республика держится врностью историческимъ традиціямъ и добрыми правами, которые онъ ставилъ рядомъ съ уваженіемъ законовъ природы и счастливое сочетаніе которыхъ онъ видлъ именно въ Швейцаріи (хотя и не одобрялъ борьбы партій въ Женев и олигархическихъ тенденцій въ Берн). ‘Вотъ почему, замчаетъ онъ, монархическое правленіе гораздо счастливе и надежне: оно не требуетъ отъ гражданъ чрезвычайностей и можетъ возвышаться на той степени нравственности, на которой республика падаетъ’ ⁴⁷).

Съ той же нравственной точки зрнія смотритъ Карамзинъ и на причины паденія Польши. ‘Республика, говоритъ онъ, безъ добродтели и геройской любви къ отечеству есть неодушевленный трупъ. Аинская, Спартанская, Римская имли свое цвтущее время: Польская была всегда игралищемъ гордыхъ вельможъ, еатромъ ихъ своевольства и народнаго униженія’ ⁴⁸). Вслдъ за Монтескь и Фергюсономъ, онъ полагаетъ, что свобода состоитъ въ обезпеченіи того, что дается закономъ.

Свобода тамъ, гд есть уставы,

Гд добрый, не боясь, живетъ,

Тамъ рабство, гд законовъ нтъ,

Гд гибнетъ правый и неправый.

(Ода на коронованіе импер. Александра).⁴⁹)

Не слдуетъ, однако, думать, что вліяніе событій оказало воздйствіе на одного только Карамзина, какъ историка. Ранке, вспоминая прошлое, замчаетъ, что еслибы восторжествовали революціонные принципы, то всемірная исторія въ объективномъ смысл сдлалась бы невозможностью ⁵⁰). Точно также Нибуръ въ своихъ письмахъ о событіяхъ 20-хъ годовъ говоритъ: ‘Мы находимся въ положеніи римлянъ во времена Гракховъ и должны страшиться такихъ же ужасовъ. Тотъ, кто не видитъ этого, слпъ… Теперь я понимаю Катилину’ ⁵¹). Назвать Карамзина консерваторомъ въ отрицательномъ смысл слова мы не можемъ. Событія первой четверти XIX и. поддерживали въ немъ только настроеніе, созданное раньше. ‘Здсь либералисты, тамъ серпы листы, писалъ онъ императору Александру въ 1822 г., подразумвая подъ первыми всхъ, расположенныхъ къ новымъ теченіямъ, а подъ послдними — людей, стоящихъ за все старое, въ угоду правительству, склонному тогда уже къ реакціи’, но прибавлялъ: ‘истина и добро въ средин: вотъ Ваше мсто, прекрасное, славное! Стойте же на часахъ безъ усталости’ ⁵²). Въ тоже время (1818 г.) онъ пишетъ Дмитріеву: ‘Варшавскія рчи сильно отозвались въ молодыхъ сердцахъ: спятъ и видятъ конституцію, судятъ, рядятъ, начинаютъ и писать. И смшно и жалко! Но будетъ, чему быть. Знаю, что государь ревностно желаетъ добра, все зависитъ отъ Провиднія — и слава Богу! Пусть молодежь ярится: мы улыбаемся’ ⁵³).

При всемъ томъ Карамзинъ глубоко врилъ въ силу просвщенія и въ этомъ отношеніи онъ стоялъ ближе не къ Руссо, а къ Вольтеру, какъ человку реформъ посредствомъ просвщеннаго правительства. Онъ говоритъ, что Екатерина II въ твореніяхъ славнйшихъ авторовъ и философовъ искала для себя правилъ мудрой политики… И въ од на восшествіе на престолъ Александра I онъ взываетъ:

‘Ты будешь солнцемъ просвщенья,

Наукой счастливъ человкъ’.

‘Но унижается ли монархъ, спрашиваетъ Карамзинъ, когда онъ платитъ дань уваженія любимцамъ природы, отличнымъ дарованіямъ? Власть разума не можетъ ли еще служить опорою для политической власти? Добродтель и просвщеніе должны быть основаніемъ государственнаго благоденствія…’ ⁵⁴). ‘Наука, замчаетъ онъ въ другомъ мст, даетъ человку какое-то благородство во всякомъ состояніи’ ⁵⁵). Онъ ставитъ въ образецъ нмецкіе университеты и по методамъ, и по широт преподаванія. Онъ желалъ преуспянія Московскому университету и привтствовалъ открытіе въ немъ публичныхъ лекцій! ⁵⁶). Съ другой стороны, онъ весьма критически и даже сурово относился къ дятельности министерства народнаго просвщенія, не стоявшаго на высот своего призванія. Въ 1811 г. (въ ‘Записк’) онъ говоритъ: ‘Министерство такъ наз. просвщенія въ Россіи донын дремало, не чувствуя своей важности, и, какъ бы не вдая, что ему длать, а пробуждалось отъ времени до времени, единственно для того, чтобы требовать денегъ, чиновъ и крестовъ отъ государя’. Конечно, здсь рчь идетъ о центральномъ орган управленія, ибо ученые въ авантаж не обртались. Позже онъ осуждалъ какъ мистическія тенденціи въ министерство кн. А. Н. Голицына (отъ чего ‘должно умножиться число лицемровъ’), сопровождавшіяся печальнымъ дломъ Петербургскаго университета и возмутительными дйствіями Магницкаго въ Казани (причемъ онъ не исключаетъ ⁵⁷) и ‘мистической вздорологіи’ своего пріятеля Стурдзы) ⁵⁸), такъ равно и обскурантизмъ нреемвика кн. Голицына — Шишкова, выступленія котораго ‘противъ грамоты’ и грубыя выходки цензуры приводили Карамзина въ негодованіе. Подобныя дйствія вывшаго органа просвщенія дали право Карамзину назвать его ‘министерствомъ затменія’ — отзывъ, падолго удержавшій свое значеніе.— Однако Карамзинъ прибавляетъ: ‘Я увренъ, что Россія не погрязнетъ въ невжеств, т.-е. увренъ въ милости Божіей’ ⁵⁹). И не странно ли? Кутузовы, Магницкіе, Руничи, Карпевы, Шишковы могли стоять во глав ‘просвщенія’ и продлывать съ нимъ свои эксперименты, а когда заходила рчь о Карамзин, то находили препятствіе въ маломъ его чип ⁶⁰).

Воспитанію Карамзинъ придавалъ большое значеніе. ‘Много ли у насъ характеровъ, писалъ онъ, и молодой человкъ съ ршительнымъ образомъ мыслей не есть ли рдкое явленіе?’ ⁶¹). Онъ привтствовалъ заботы Екатерины II и Александра I о народномъ образованіи, предлагалъ позаботиться объ увеличеніи средствъ для подготовки учителей, объ увеличеніи сельскихъ школъ, совтовалъ дворянамъ обратить вниманіе на это дло, предлагалъ привлечь къ тому и духовенство. Противникамъ просвщенія онъ ставитъ въ примръ многихъ швейцарскихъ, англійскихъ и нмецкихъ поселянъ, которые пашутъ землю и собираютъ библіотеки, пашутъ землю и читаютъ Гомера, и живутъ такъ чисто, такъ хорошо, что музамъ и граціямъ не стыдно посщать ихъ (называетъ примры). Въ Англіи ремесленники читаютъ Юмову исторію, служанка ориковы проповди и Кларису, лавочникъ разсуждаетъ основательно о торговыхъ выгодахъ своего отечества и земледлецъ говоритъ вамъ о Шеридановомъ краснорчіи, здсь газеты и журналы у всхъ въ рукахъ не только въ город, но и въ маленькихъ деревняхъ’. Карамзинъ очевидно остается вренъ высказаннымъ мнніямъ, когда писалъ, что ‘просвщеніе есть лкарство для испорченнаго сердца и разума, спасительный анти- дотъ для всхъ дйствій человка’ ⁶²).

Подобныя мннія, конечно, не могли правиться обскурантамъ, почему Карамзинъ былъ предметомъ доносовъ въ цар. Павла I и при Александр I, даже не смотря на его близость ко двору,— отъ такихъ людей, какъ т же Павелъ Голенищевъ- Кутузовъ, Магницкій, Руничъ, цензоръ Туманскій ⁶³) и т. п. Въ зависимость отъ просвщенія Карамзинъ ставилъ и освобожденіе крестьянъ, которое онъ отдаляетъ на много лтъ ⁶⁴). Необходимо! однако, помнить, что онъ стоялъ въ этомъ вопрос на той точк зрнія, на какой находились и нкоторые либеральные дятели того времени (Каразинъ, Мордвиновъ, И. В. Лопухинъ), между тмъ какъ безусловные консерваторы, Аракчеевъ и Канкринъ, поддерживали правительственные проекты объ освобожденіи крестьянъ. Независимо отъ того, здсь снова сказался въ Карамзин послдователь Руссо, который призываетъ къ осторожности при введеніи реформъ и между прочимъ относительно крпостного права: ‘не освобождайте тла раньше души’, говоритъ Руссо, и дале онъ подтверждаетъ, что ‘страна, подверженная перемнамъ, всегда бываетъ слаба’ ⁶⁵).

IV.

Въ 1809 г. вел. княж. Екатерина Павловна вступила въ бракъ съ принц, Георгомъ Ольденбургскимъ, который въ званіи генералъ-губернатора поселился въ Твери (ум. 1812 г.). Въ послднее время выяснено все вліяніе Екатерины Павловны въ важнйшихъ событіяхъ первой половины цар. Александра I. Съ этого времени началось сближеніе Карамзина съ Екатериною Павловною, которую онъ училъ русскому языку, а черезъ нея съ импер. Александромъ и дворомъ вообще, продолжавшееся и посл переселенія Карамзина въ Петербургъ въ 1816 г. ⁶⁶). Въ Твери я:е начались чтенія Карамзинымъ, въ присутствіи государя, цесар. Конст. Павл. и в. кн. Екатерины, его исторіи, и отсюда же вышла знаменитая его ‘Записка’ (1811 г.), представляющая рзкую критику современныхъ реформъ, связанныхъ съ именемъ Сперанскаго, и основанная на извстныхъ уже намъ положеніяхъ Карамзина о важности историческихъ основъ государства, народныхъ преданій и обычаевъ, о необходимости постепеннаго гражданскаго развитія и т. д. ⁶⁷). Идеаломъ такой политики въ его мнніи является Екатерина II. Ссылки въ ‘Записк’ пестрятъ именами Монтескь и Макіавелли. Врный принципу мирной политики, онъ указываетъ на вредъ военныхъ предпріятій, возражаетъ противъ напрасныхъ завоеваній новыхъ областей и настаиваетъ на необходимости внутреннихъ улучшеній, гражданскаго благоустройства, отдавая при томъ преимущество не столько перемнамъ въ госусударственныхъ учрежденіяхъ, сколько въ счастливомъ выбор людей ⁶⁸).

Очевидно т же мннія проводилъ Карамзинъ и при свиданіи съ Александромъ, когда ‘не соглашался съ нкоторыми мыслями монарха’ и когда вручилъ ему свою ‘Записку’. Въ похвальномъ слов Екатерин II (1801) Карамзинъ постоянно соединяетъ имя Петра съ ея дяніями. Въ ‘Записк’ онъ отдаетъ уже полное предпочтеніе дятелямъ медленнаго, постепеннаго прогресса. ‘Явился Петръ… Его цлью было не только новое величіе Россіи, по и совершенное присвоеніе обычаевъ европейскихъ. Просвщеніе достохвально, но въ чемъ состоитъ оно? Въ званіи нужнаго для благоденствія: художества, искусства, науки не имютъ иной цли. Русская одежда, пища, борода не мшали заведенію школъ… Пусть обычаи естественно измняются, но предписывать имъ уставы есть насиліе беззаконное и для Монарха самодержавнаго… Въ семъ отношеніи государь можетъ дйствовать примромъ, а не указомъ’ ⁶⁹).

Говоря о преимуществахъ самодержавія, Карамзинъ разумлъ его въ дух ‘Наказа’ Екатерины II. ‘Главное дло сей незабвенной монархини состоитъ въ томъ, что ею смягчилось самодержавіе, не утративъ силы своей’, говоритъ онъ. ..’Петръ, насилуя обычаи народные, имлъ нужду въ средствахъ жестокихъ, Екатерина могла обойтись безъ нихъ… Екатерина очистила самодержавіе отъ примсовъ тиранства. Слдствіемъ были спокойствіе сердецъ, успхи пріятностей свтскихъ, знаній разума… Петръ удивилъ Европу своими побдами, Екатерина пріучила се къ нашимъ побдамъ… Пусть иноземцы осуждаютъ раздлъ Польши: мы взяли свое. Правиломъ монархини было не мшаться въ войны чуждыя и безполезныя для Россіи, но питать духъ ратный въ Имперіи, рожденной побдами’ ⁷⁰). Въ Записк есть нападки на дйствія Екатерины II, но они касаются явленій нравственнаго характера.

По своимъ мнніямъ, сложившимся на основахъ нравственной философіи, Карамзинъ былъ противникомъ войнъ, рисуя ихъ въ самыхъ мрачныхъ краскахъ. И въ утвержденіи власти Наполеона онъ видлъ вначал торжество порядка и превращеніе революціи. Но когда стремленія Наполеона вполн обозначились, онъ высказалъ (въ ‘Записк’) иной взглядъ на него: ‘Ужасная французская революція была погребена, но оставила сына, сходнаго съ нею въ главныхъ чертахъ лица’. Во время нашествія Наполеона на Россію, послдній представлялся Карамзину уже настоящимъ ‘Тамерланомъ’ и ‘всемірнымъ злодемъ’ ⁷¹).

Въ 1816 г. Карамзинъ появляется въ Петербург съ 8-ю томами своей исторіи, возобновляетъ сношенія съ Дворомъ и издаетъ свой трудъ на государственныя средства, не безъ посредничества, однако, гр. Аракчеева. Окунувшись въ сферу старыхъ связей и новыхъ отношеній, онъ съ особеннымъ расположеніемъ былъ встрченъ меценатомъ русской исторической науки, гр. Румянцовымъ, который благосклонно (какъ и братъ его) отнесся къ его труду, ‘безъ зложелатсльства и фальши, хотя мы и разныхъ системъ’, замчаетъ Карамзинъ. Другимъ мстомъ отдохновенія Карамзина было общество ‘Арзамасцевъ’. Но онъ хвалится также ‘латами жителей и бояръ’, онъ признается, что закружился въ омут большого свта ⁷²). Въ октябр 1819 г. въ жизни Карамзина повторился моментъ, напоминающій эпизодъ съ ‘Запиской о древней и покой Россіи’. Мы говоримъ о ‘Мнніи русскаго гражданина’, представленномъ импер. Александру и касающемся вопроса ‘о возстановленіи древняго королевства Польскаго съ присоединеніемъ западныхъ губерній’. Развивъ подробно мысли на тему о невозможности мшать Евангеліе съ политикой, Карамзинъ ставитъ вопросъ: ‘сіе возстановленіе (Польши) согласно ли съ закономъ государственнаго блага Россіи, согласно ли съ обязанностями императора, съ его любовью къ Россіи и съ самой справедливостью?… Мы взяли мечемъ Польшу, вотъ наше право, коему вс государства обязаны бытіемъ своимъ, ибо вс составлены изъ завоеваній… Для Васъ Польша есть законное Россійское владніе. Старыхъ крпостей нтъ въ политик, иначе мы долженствовали бы возстановить и Кацапское, Астраханское царства, Новгородскую республику, вел. княж. Рязанское и т. д. Къ тому же и по старымъ крпостямъ Блоруссія, Волынія, Подолія, вмст съ Галиціею были нкогда кореннымъ достояніемъ Россіи… Наполеонъ могъ завоевать Россію, но Вы, хотя и Самодержецъ, не могли договоромъ уступить ему ни одной хижины русской… Литва, Большія желаютъ королевства Польскаго, по мы желаемъ единой Имперіи Россійской. Екатерина любила Васъ нжно, любила и наше отечество… Ея тнь здсь присутствуетъ… умолкаю’ ⁷³)… Напомнимъ, что и многіе изъ декабристовъ осуждали намреніе Александра I присоединить къ Польш старыя русскія земли. ‘Записка о Польш’ была читана Александру Карамзинымъ въ его кабинет, и они пробыли вмст б часовъ (8—1 ч. ночи), затмъ слдовали новыя свиданія, и Карамзинъ думалъ, что они ‘разстались навки’. ‘Душа моя остыла’, прибавляетъ онъ. Но онъ ошибся. Расположеніе государя къ нему не измнилось до конца (1819—1825) ⁷⁴). Уже съ осени 1823 г. семья Карамзина знала о план престолонаслдія, составлявшемъ тайну, а онъ имлъ рядъ бесдъ о предметахъ государственной важности. ‘Я не безмолвствовалъ, говоритъ онъ, о налогахъ въ мирное время, о нелпой (Гурьевской) систем финансовъ, о грозныхъ военныхъ поселеніяхъ, о странномъ выбор нкоторыхъ важнйшихъ сановниковъ, о министерств народнаго просвщенія или затменія, о необходимости уменьшить войско, воюющее только Россію, о мнимомъ исправленіи дорогъ, столь тягостномъ для народа, наконецъ о необходимости имть твердые законы гражданскіе и государственные’. Въ послднюю бесду (28 августа 1825 г.) онъ говорилъ Александру, что лта Его сочтены и что ему предстоитъ еще сдлать не мало, чтобы конецъ его царствованія былъ достоинъ прекраснаго начала. ‘Государь, замчаетъ Карамзинъ, выразилъ согласіе, прибавивъ, что непремнно сдлаетъ все, дастъ коренные законы Россіи’ ⁷⁵), Дйствуя въ этомъ смысл, Карамзинъ руководился сознаніемъ долга. Своему другу А. И. Тургеневу, часто отвлекавшемуся за границу, онъ уже въ 1825 г. писалъ, призывая его въ Россію: ‘Мыслить, мечтать можемъ въ Германіи, Франціи, Италіи, а дло длать единственно въ Россіи, или нтъ гражданина, нтъ человка, есть только двуножное животное…

Такъ мы съ вами давно разсуждали, значитъ, что я не перемнилъ понятій въ ваше отсутствіе, съ ними вроятно и закрою глаза, для здшняго свта, pour voir plus clair’ ⁷⁶).

VI.

Мы уже знаемъ объ историческихъ влеченіяхъ Карамзина. Во время путешествія онъ читалъ историковъ и попутно знакомился съ памятниками древности ⁷⁷). Въ 1799 г. онъ почувствовалъ охоту писать боле прозою, ‘чтобы не загрубть умомъ’, сообщалъ онъ Дмитріеву. ‘Я умножилъ свою библіотеку новыми покупками, только не романами, а философскими и историческими книгами’, а спустя годъ (май 1800 г.) уже пишетъ ему: ‘Я по уши влзъ въ русскую исторію: сплю и вижу Никона съ Несторомъ’. Въ своихъ замткахъ (1800) онъ длаетъ наброски о польз исторіи, объ урокахъ благоразумія, твердости и государственнаго блага, какіе она преподаетъ, сравниваетъ ее съ Библіей для христіанъ, указываетъ на обширность и многоплеменность Россіи на разныхъ степеняхъ просвщенія и т. д., и тутъ же прибавляетъ, что ‘народъ, презиравшій свою исторію, презрителенъ, ибо легкомысленъ,— предки были не хуже его’, съ поученіями изъ Тацита (Hist. IV, 84) ⁷⁸). Если ему не удалось написать похвальнаго слова Петру В. (1798), для котораго ‘недовольно было одного риторства’, а потребовалось бы ближе познакомиться съ русской исторіей и прочесть многотомнаго Голикова ⁷⁹), то и ‘Мара Посадница’ (1803) — все ‘еще историческая поветъ’, для украшенія которой пришлось отправить ‘героиню’ на эшафотъ, когда естественне было бы съ духомъ времени почитателю Ивана III помстить ее въ монастырь, не удаляясь отъ истины ⁸⁰). Для ‘похвальнаго слова’ Екатерин II автору понадобилось, конечно, ближе познакомиться съ исторіею ея учрежденій, указами (рядъ цитатъ) и остаться въ предлахъ историческихъ фактовъ. Небольшія статьи (1802—803) и біографіи (‘Пантеонъ русскихъ авторовъ’) свидтельствуютъ только о чтеніи Карамзинымъ лтописей, иностранныхъ извстій о Россіи и нкоторыхъ памятниковъ, причемъ онъ полемизируетъ иногда съ Шлецеромъ (о тайной канцеляріи), Татищевымъ и Щербатовымъ (о Б. Годунов). Он желаетъ, чтобы нкоторые случаи и характеры въ россійской исторіи сдлались предметомъ художествъ и чтобы нашлось искусное перо, которое изобразило бы намъ галлерею россіянокъ, знаменитыхъ въ исторіи или достойныхъ сей чести. ‘Исторіи, говоритъ онъ тутъ же, въ нкоторыхъ лтахъ занимаетъ насъ гораздо боле романовъ, для зрлаго ума истина иметъ особенную прелесть, которой нтъ въ вымыслахъ’ ⁸¹). Притомъ на предстоящій историческій трудъ самъ Карамзинъ смотрлъ тогда гораздо снисходительне и проще, чмъ оказалось на дл. Онъ видитъ въ немъ даже своего рода отдыхъ и думалъ справиться съ нимъ въ 5 или 6 лтъ и вмстить въ 6 томовъ всю исторію до Романовыхъ. Но при всей своей литературной опытности, Карамзинъ все-таки ошибся. Уединившись отъ свта, онъ проработалъ 22 года и не дошелъ до намченнаго имъ термина — дома Романовыхъ. Первые 8 томовъ Карамзинъ писалъ въ Москв и Остафьев ⁸²), и съ самаго начала онъ уже почувствовалъ всю трудность задачи. Въ цломъ ряд писемъ онъ сообщаетъ брату и другимъ лицамъ, что ему ‘надобно много читать и соображать’. ‘Все идетъ медленно и на всякомъ шагу впередъ надобно оглядываться назадъ. Цль такъ далека, что боюсь даже и мыслитъ о конц&#1123,’. Онъ высказываетъ сожалніе, что ‘не моложе 10-ю годами и что едва ли дастъ Богъ довершить’ его трудъ: такъ много еще впереди. И только въ половин 1808 г. онъ дошелъ до XIV вка. Разочарованіе постигло его и въ другомъ отношеніи: ‘Иду голою степью (пишетъ онъ брату), но отъ времени до времени удается мн находить и мста живописныя’. Только въ полов. 1809 г. онъ закончилъ описаніе времени Димитрія Донского, ‘но теперь долженъ еще многое поправить назади’, прибавляетъ онъ. Въ исход 1810 г. онъ сообщаетъ, что почти совсмъ не подвинулся впередъ, описавъ только княженіе Василія Дмитріевича: болзнь, несчастныя потери и грусть отняли не малую часть его способностей. Въ 1810 и 1811 гг. къ этому присоединились частыя поздки въ Тверь, о которыхъ мы упоминали (‘моя исторія отъ тога терпитъ’). ‘Трудъ, столь необъятный, требуетъ спокойствія и здоровья, пишетъ онъ, не имю ни того, ни другого и длаюсь къ несчастью меланхоликомъ… Оставивъ за собою дичь и пустыню, вижу впереди прекрасное и великое… Княженія двухъ оанновъ Васильевичей и слдующія времена наградили бы меня за скудость прежней матеріи’ Въ август 1811 г. онъ замчаетъ: ‘Старость приближается и глаза мучаютъ: худо, если въ года три не дойду до Романовыхъ’… Политическія обстоятельства 1812 г. еще тяжеле дали себя чувствовать: пришлось думать о вызд изъ Москвы (въ II. Новгородъ), библіотека его сгорла до тла, какъ и замчательная библіотека гр. Мусина-Пушкина, которой онъ пользовался. Въ полов. 1816 г. онъ переселился въ Ц. Село, гд ему предоставлено было помщеніе, и куда онъ привезъ первые 8 томовъ своей исторіи, оканчивающіеся 1560 годомъ, чтобы приступить къ печатанію ея: ‘старюсь и слабю, не столько отъ лтъ, сколько отъ грусти’…. замчаетъ онъ брату ⁸³).

Время съ 1816—18 ушло на печатаніе исторіи, первое изданіе которой могло по успху соперничать съ исторіей Юма и Маколея ⁸⁴). Второе изданіе, понадобившееся уже въ 1818 г., (Сленина) шло, однако, туго и причиняло новыя безпокойства автору ⁸⁵). Продолженіе дальнйшихъ томовъ исторіи длилось между Петербургомъ и Ц. Селомъ. Только въ конц 1820 г. ему удалось закончить Х-й томъ (цар. Ивана Грознаго), къ началу 1823 г.— Х-й томъ и въ томъ же году Х-й томъ, переписи, однако, тяжкую болзнь. Занимаясь временемъ ц. Василія Шуйскаго (1824 г.), онъ признается, что этотъ томъ ‘долженъ быть послднимъ’, и прибавляетъ: ‘Если Богъ дастъ мн описать воцареніе Михаила едоровича, то заключу мою Исторію обозрніемъ новйшей до самыхъ нашихъ временъ’… Вскор однако затмъ ему пришлось быть близкимъ свидтелемъ событій 14 декабря ‘ ⁸⁶).

VII.

Заслуга кн. Щербатова, въ нашихъ глазахъ, тмъ боле получаетъ цну, что онъ писалъ свой трудъ въ то время, когда было издано незначительное число лтописей (Кенигсб. спис. и первые томы Никонов. лт.), не говоря о другихъ матеріалахъ, такъ что даже такимъ изданіемъ, какъ ‘Древняя Россійская Вивліоика’ онъ не могъ воспользоваться вполн.

Трудъ Карамзина отдленъ отъ ‘исторіи’ кн. Щербатова по крайней мр на 40 лтъ. Литературный языкъ достигъ въ это время значительнаго совершенства. Карамзинъ самъ опредляетъ послднюю эпоху слога (четвертую) съ своего времени, ‘когда образуется его пріятность’ ⁸⁷). Уже съ выходомъ 1-ой книжки ‘Москов. Журнала’ (1791 г.) Я. В. Княжнинъ сказалъ: ‘нашъ молодой писатель откроетъ попое поприще въ словесности, Проза его дышитъ жизнью. У насъ не было еще такой прозы’ ⁸⁸). И Пушкинъ въ 1823 г. писалъ кн. Вяземскому: ‘Прозу-то, ради Христа, не забывай, ты да Карамзинъ — одни владете ею — Глинка владетъ языкомъ чувствъ’ ⁸⁹). Д. П. Руничъ замчаетъ: ‘есть языкъ Карамзина’, и онъ прибавляетъ, что успхъ ‘Писемъ’, ‘Повстей’ и ‘Исторіи’ Карамзина основывался главнымъ образомъ на его слог, благодаря которому стали охотно читать книги… Литература и исторія Россіи одному ему обязаны своимъ блескомъ. ⁹⁰).

Карамзинъ находился въ лучшихъ условіяхъ, сравнительно съ кн. Щербатовымъ и относительно собранія матеріаловъ, и въ отношеніи пользованія ими. Онъ называетъ до 40 текстовъ лтописей и нкоторыя изъ нихъ были въ разныхъ спискахъ (кн. Щербатовъ располагалъ 21 спискомъ). Съ его именемъ соединяется находка Кіевской (извстной Татищеву) и Волынской лт., Ипатьевскаго сп. (также заключающаго Кісв. и Волынскую лт.), Троицкой лт., потомъ сгорвшей. Ему извстны были Сибирскія лт., подлиннникъ Костромской (отъ Мусина-Пушкина), рукописный матеріалъ онъ значительно расширилъ, пользуясь имъ въ архивахъ и библіотекахъ правительственныхъ учрежденій (Эрмитажной, Императорской Публичной, Академіи Наукъ, Москов. университета, не говоря объ арх. Коллег. ин. д., извстномъ Щербатову), монастырскихъ и церковныхъ (Софійской, Троице-Сергіев., оеифо-Волок., Воскресенской, Александра Нев. л., не говоря о Синодальной и Типографской, извстныхъ и кн. Щербатову) и частныхъ (гр. Румянцова и Толстого, кп. Д. М, Голицына, кром того гр. Мусина-Пушкина, проф. Баузе, Калайдовича и его собственной, сгорвшихъ въ 1812 г.), а также изъ иностранныхъ архивовъ (Кенигсбергскаго, Копенгагенскаго, Мекленбургскаго, Любекскаго) и библіотекъ (Ватиканской, Британскаго музея, Оксфордской, Королевской Парижской,

Копенгагенской, Туринской), при широкомъ содйствіи, оказанномъ со стороны лицъ, преданныхъ длу разысканія историческихъ памятниковъ, каковы: гр. Н. П. Румянцовъ, м. Евгеній, А. Н. Оленинъ, H. Н. Бантышъ-Каменскій, Калайдовичъ, Строевъ, Аделунгъ, Ермолаевъ, Буле, Верхъ, А. . Малиновскій, сообщавшіе ему свои замчанія, указанія и матеріалы. Доставленіемъ иностранныхъ матеріаловъ и сочиненій Карамзину помогали: М. Н. Муравьевъ, H. Н. Новосильцевъ и А. И. Тургеневъ. Необходимо также имть въ виду, что въ то время появились уже труды Лерберга, Круга, Френа, Эверса, Маннерта, Клапрота, Сарторія, облегчавшіе ему изслдованіе но древней географіи, этнографіи, хронологіи, нумизматик ⁹¹).

Чтобы судить, какъ широко воспользовался Карамзинъ историческою литературою, видно изъ того, что въ его ‘Исторіи’упоминается свыше 350 авторовъ и изданій. Нтъ ничего удивительнаго, если Карамзинъ, почитая Юма, избралъ за образецъ его распредленіе отдльныхъ частей исторіи, какъ доказывалъ Арцыбашевъ. Подобное распредленіе (особыя главы, посвященныя внутреннему состоянію) усвоено многими историками и держится до послдняго времени. Вполн естественно, что онъ пользовался часто изложеніемъ кн. Щербатова, представляющимъ послдовательный лтописный разсказъ, какъ указывали и въ то время, и посл того ⁹²). Кн. Щербатова онъ беретъ даже подъ свою защиту въ его несогласіяхъ съ Татищевымъ и распр съ Болтинымъ, находя послдняго часто несправедливымъ. Но все-таки Карамзинъ передаетъ разсказъ удовлетворительне. Щербатовъ часто терялся въ мелочахъ и не разбирался въ источникахъ, въ вопросахъ генеалогичискихъ и хронологическихъ. У Карамзина не найдемъ подобныхъ несообразностей, благодаря отчасти тому, что онъ шелъ по проложенной дорог, такъ и тому, что онъ былъ сильне своего предшественника талантомъ, хотя и у него не всегда найдемъ цлостное изображеніе характеровъ ⁹³). Съ другой стороны, иногда даетъ себя чувствовать личная точка зрнія на извстныя явленія. Такъ, заподозрвая оакимовскую и другія называемыя Татищевымъ лтописи и сообщаемые имъ законодательные памятники, Карамзинъ отрицательно отнесся къ указамъ ц.ц. едора оан. и Василія

Шуйскаго (напечат. при Судебник, изд. Татищевымъ), отчего получилось неправильное освщеніе вопроса о крпостномъ прав. Съ такимъ же недовріемъ отнесся Карамзинъ, по другимъ соображеніямъ, къ древнимъ церковнымъ уставамъ (см. ниже).

VIII.

Мы не остановимся подробно на его предисловіи,— своего рода ‘profession de foi’, какія рдко пишутъ авторы въ начал своихъ трудовъ. Оно писано уже въ конц 1815 г., когда были закончены дв трети его исторіи (8 томовъ), и оно хорошо извстно. Но мы отмтимъ, во-первыхъ, что образцами историческаго изложенія Карамзинъ, какъ и прежде, считалъ древнихъ писателей, а изъ новыхъ — англійскихъ и въ особенности Юма, а во-вторыхъ, т положенія, которыя онъ приводитъ здсь, какъ руководившія имъ,— о значеніи исторіи, ея польз и необходимости для всякаго гражданина знать свою исторію — были высказаны имъ гораздо раньте, начиная отъ ‘писемъ’ до позднйшихъ статей, написанныхъ не задолго до обращенія его въ исторіи. И даже мысль о непрочности вообще государственныхъ организмовъ, сравнительно съ человчествомъ, представляетъ повтореніе мннія, выраженнаго еще въ ‘Письмахъ’ ⁹⁴). Въ посвященіи Карамзинъ напоминаетъ импер. Александру о читанныхъ имъ въ 1811 г. страницахъ о нашествіи Батыя и побд Димитрія Донсааго, а открывая время княженія послдняго онъ повторяетъ: ‘Судьба испытываетъ людей и государства многими неудачами на пути къ великой цли, и мы заслуживаемъ счастіе мужественною твердостію въ противностяхъ онаго’… ‘Умренность, вынужденная обстоятельствами, не есть добродтель’, говоритъ онъ въ другомъ мст. Онъ приписываетъ Д. Донскому осторожное благоразуміе съ смлой ршимостью ⁹⁵), какою не многіе государи славятся въ исторіи,— т качества, на которыя онъ указывалъ и импер. Александру, какъ необходимыя для успха и славы его царствованія. Въ свою очередь вел. княг. Екатерина Павловна писала брату: ‘У васъ есть еще надежда спасти свою честь, дорогой другъ, мира не должно быть! Хотя бы намъ суждено было очутиться въ Казани, мира не должно быть’… ⁹⁶).

Можно сказать, что Карамзинъ удачно справился съ этнографическимъ обзоромъ въ начал исторіи, посл того хаотическаго представленія, какое господствовало у историковъ XVIII вка ⁹⁷). Не увлекся Карамзинъ идиллическимъ описаніемъ быта славянъ, какимъ представлялъ его Гердеръ, а, напротивъ, признавая славянъ добродушными въ домашней жизни, на основаніи византійскихъ извстій, онъ изобразилъ ихъ мужественными въ бояхъ и жестокими въ нападеніяхъ, причемъ говоритъ, что исторія славянъ подобна исторіи всхъ племенъ, выходящихъ изъ дикаго состоянія ⁹⁸), что вызвало въ свое время, порицанія со стороны славистовъ (Суровецкій, Шафарикъ, Мацевскій). Есть указаніе, что Карамзину предложено было считаться съ мнніями Шлецера (Надеждинъ называетъ его прямо ‘шлецеристомъ’) ⁹⁹), и онъ слдовалъ имъ въ вопрос о происхожденіи варяговъ (скандинавы или нмцы), о феодализм въ Россіи, за которыми слдитъ на всемъ пространств Рюрикова дома и удльной системы ¹⁰⁰), признавая за норманнами и Византіей значеніе образовательныхъ факторовъ (въ государственномъ быт, законодательств и обычаяхъ), а за удльной системой — разлагающаго начала, ослабившаго Россію и содйствовавшаго завоеванію ея татарами и вмст съ этимъ послднимъ прекращенію успховъ русскихъ на Босфор, о чемъ онъ такъ сожалетъ, указывая даже на предсказанія о судьб Константинополя… ¹⁰¹). Только спустя три года занятій надъ исторіей Карамзинъ написалъ Муравьеву, что онъ уже не боится ферулы Шлецера.

Русское государство, по представленію Карамзина, стоявшее при Ярослав даже выше Западной Европы, вслдствіе удльной системы въ теченіе 250 лтъ совершенно обособленное, пало подъ ударами татаръ…. Климатъ спасъ Россію отъ полнаго порабощенія, такъ какъ татары не ршились переселиться внутрь Россіи, и потому народные обычаи остались нерушимыми (Карамзинъ отвергаетъ и обособленность женщины вслдствіе татарскаго вліянія), но вліяніе монголовъ сказалось въ правилахъ политики и государственныхъ отношеніяхъ. Государство спасено было единовластіемъ. Созидающій характеръ Карамзинъ всецло приписываетъ самодержавію, которое нашло полное выраженіе въ лиц московскихъ князей (прежнія попытки имли случайный характеръ), но прибавляетъ, что Москва обязана своимъ величіемъ ханамъ и поддержк духовенства, оставшагося врнымъ византійскимъ традиціямъ ¹⁰²). Тмъ не мене, въ личностяхъ московскихъ князей онъ не видитъ даровитыхъ людей и до Ивана III не признаетъ ни одного выдающагося характера, за исключеніемъ Димитрія Допекало, въ которомъ олицетворялось мужество (‘герой’) и добродтель, столь цнимая Карамзинымъ. Какъ послдователь Руссо и Монтескь, онъ могъ утверждать, что ‘вра есть особенная сила государственная’, которая оказала свое вліяніе въ татарскую и смутную ополи. Но онъ не признаетъ пользы въ широкомъ развитіи манастырской недвижимой собственности и вполн одобряетъ ограниченіе ея въ послдующіе періоды вплоть до полной отмны въ цар. Екатерины II ¹⁰³). Онъ допускаетъ возможность притязаній представителей духовенства на усиленіе власти (чему приписываетъ и церковные уставы Владиміра I и Ярослава I, называя ихъ подложными, какъ и подтвердительную грамоту на нихъ в. кн. Василія Дмитріевича м. Кипріану) ¹⁰⁴) и даже боле широкія стремленія, по, конечно, сочувствуетъ ихъ неудачамъ (м. Діонисія при едор оаннович и п. Никова при Алекс Михайлович онъ считаетъ честолюбцами) ¹⁰⁵).

IX.

Слдя за утвержденіемъ самодержавія, какъ образовательной силы, создавшей государство, откуда идетъ и самое заглавіе его труда, Карамзинъ вс свои симпатіи переноситъ на личность и дятельность Ивана III. Вслдъ за Миллеромъ, Шлецеромъ и кн. Щербатовымъ, онъ видитъ въ немъ основателя могущества Россіи, мудраго политика и великаго правителя, ‘сблизившаго Россію съ Западной Европой, вслдствіе чего союзы и войны наши пріобртаютъ важную цль. Явилась держава сильная, какъ бы новая для Европы и Азіи’. Упомянувъ объ усвоеніи искусствъ и художествъ, Карамзинъ прибавляетъ, что ‘плоды гражданскаго образованія — собственность не връ, и не языковъ, а человчества’ ¹⁰⁶). Но оаннъ III былъ политикъ и правитель осторожный: ‘войнъ на престол опасенъ, легко можетъ одною несчастною битвою утратить плоды десяти счастливыхъ’. Дале, онъ длаетъ такое сравненіе: оанны -іе творятъ, Василіи -іе сохраняютъ и утверждаютъ, оанны IV-ые прославляютъ и нердко губятъ ¹⁰⁷). Въ другомъ мст, обвиняя Ивана IV за напрасное кровопролитіе противъ христіанъ (ливонцевъ), онъ замчаетъ, что ‘Богъ благословляетъ только войны справедливыя, нужныя для цлости и свободы государствъ‘ ¹⁰⁸). Но Карамзинъ идетъ еще дале. Онъ очевидно отдаетъ уже полное преимущество Ивану III передъ Петромъ В., такъ какъ первый изъ нихъ не увлекся ‘усвоеніемъ иноземныхъ обычаевъ и перемной нравственнаго характера подданныхъ’, и хотя относитъ ршеніе этого вопроса къ исторіи Петра В., однако замчаетъ, что онъ не знаетъ монарха ‘достойнйшаго жить и сіять въ святилищ исторіи и что лучи его славы падаютъ на колыбель Петра’ ¹⁰⁹). Въ ‘Записк’ онъ еще ршительне осуждаетъ этого послдняго и, по словамъ Погодина, это чувство передалось даже его семь, ‘Карамзины ужасные противники Петровы’, писалъ Погодинъ въ дневвак 1845 г., посл своего чтенія у нихъ о Петр ¹¹⁰).

Но поводу паденія Новгорода, Карамзинъ пользуется случаемъ снова заявить о необходимости для народныхъ правленій, республикъ, ‘чистоты нравовъ и врности древнимъ обычаямъ’. Онъ утверждаетъ, что ‘историку свойственно- доброжелательствовать Республикамъ, основаннымъ на коренныхъ правахъ вольности, ему любезной’, и рисуетъ древній бытъ Новгорода въ такихъ привлекательныхъ чертахъ, которыя ничмъ не уступаютъ въ своей яркости краскамъ народоправца Костомарова, но тутъ же находитъ и ‘опасности’. Разбогатвъ, новгородцы измнили своимъ обычаямъ, нарушили ‘святость договоровъ’, заключенныхъ съ князьями и потому должны были пожать плоды своей политики. ‘Вольность спасается не серебромъ, а готовностью умереть за нее. Кто откупается, тотъ признаетъ свое безсиліе и манитъ къ себ властелина’. ‘Нтъ свободы, когда нтъ силы защитить ее’, говоритъ Карамзинъ. Въ свою очередь ‘оанпъ былъ достоинъ сокрушить утлую вольпость новгородскую, ибо хотлъ твердаго блага всей Россіи’ ¹¹¹). Какъ сторонникъ вротерпимости, Карамзинъ хвалитъ мягкость отношеній Ивана III къ еретикамъ, какъ потомъ и Ивана IV ¹¹²).

Признавая въ самодержавіи ‘палладіумъ’ (‘Записка’) Россіи (республики удлъ небольшихъ государствъ), Карамзинъ съ полнымъ осужденіемъ относится къ олигархіи (въ малолтство Ивана IV, въ смутное время, при верховникахъ), господство которой ‘есть самое опасное и самое несносное’ ¹¹³), а царя Василія Шуйскаго, за ограничительную грамоту называетъ (въ ‘Записк’) даже ‘преступникомъ’. Обращаясь къ цар. Ивана IV, Карамзинъ все еще признавалъ, что оставляетъ за собой ‘песчаную степь африканскую’, а передъ собой видлъ величественныя дубравы, красивые луга, богатыя поля и опасался, что какъ бы съ нимъ не случилось того, что съ Моисеемъ, который не вошелъ въ обтованную землю. Прежде онъ думалъ, что исторія его безъ цар. оанна Грознаго останется ‘какъ павлинъ безъ хвоста’ (письмо къ Тургеневу) ¹¹⁴), Теперь онъ готовъ былъ покончить на немъ: ‘довольно для историка дней моихъ и способностей’, писалъ онъ Дмитріеву. Вел. княг. Екатерин Павловн онъ писалъ, ‘Меня занимаетъ оаннъ Грозный, этотъ изумительный феноменъ между величайшими и самыми дурными монархами. Боже, какой предметъ. Онъ стоитъ Наполеона’ ¹¹⁵). Затмъ цлый рядъ писемъ Карамзина къ друзьямъ свидтельствуетъ о томъ, какъ онъ описываетъ ‘ужасы’, ‘злодйства’ и казни ‘Ивашки’ — такъ онъ весь ушелъ въ эту сторону дла ¹¹⁶). Онъ даже избралъ эту тему предметомъ публичнаго академическаго чтенія (1819) и сообщаетъ, что ‘всеобщія рукоплесканія тронули его, холоднаго меланхолика’ ¹¹⁷). ‘Какое-то общее чувство одобренія и даже глухой шумъ оживляли все собраніе. Мы можемъ поэтому судить о дйствіи народныхъ ораторовъ’, писалъ Тургеневъ кн. Вяземскому ¹¹⁸). Но временамъ у Карамзина прорываются похвалы законодательству Ивана IV, а Земскій соборъ, созванный послднимъ, онъ называетъ даже лучшимъ явленіемъ его царствованія ¹¹⁹). Матеріалы, собранные для этой эпохи Карамзинымъ, отличаются обиліемъ и полнотою, какъ равно и количество страницъ и примчаній, посвященныхъ VIII и IX томамъ.

Карамзинъ отмчаетъ шесть эпохъ казней, даетъ подробное описаніе ихъ, пользуясь преимущественно Курбскимъ и иностранными извстіями, по сопровождаетъ ихъ обыкновенно словами: ‘пишутъ’, ‘говорятъ’, ‘полагаютъ’ ¹²⁰). Скептицизмъ кн. Щербатова относительно извстій Курбскаго и оговорки Полтина отсутствуютъ у Карамзина. Онъ даетъ сравненіе царя съ другими древними (Неронъ, Калигула) и новыми тиранами (Людовикъ XI), длаетъ ссылки на Тацита, Платона и французскую революцію, упоминаетъ, что народъ отвергъ или забылъ имя ‘мучителя’ и по темнымъ слухамъ именуетъ его только Грознымъ, но тутъ же прибавляетъ, что ‘характеръ оанна есть для ума загадка и мы усумнились бы въ истин самыхъ достоврныхъ о немъ извстій, если бы лтописи другихъ народовъ не являли намъ столь же удивительныхъ примровъ’. Долготерпніе русскихъ въ дни жестокостей онъ сравнивалъ съ подвигомъ грековъ при ермопилахъ, а дни по смерти тирана, ссылаясь на Тацита, называетъ счастливйшими (ср. отзывъ о Павл I въ ‘Записк’). ‘Платонъ говоритъ, замчаетъ Карамзинъ, что есть три рода безбожниковъ: одни не врятъ существованію боговъ, другіе воображаютъ ихъ безпечными, равнодушными къ дяніямъ человческимъ, третьи думаютъ, что ихъ всегда можно умилостивить легкими жертвами или обрядами благочестія: оаннъ и Людовикъ (XI) принадлежали къ сему роду безбожниковъ’ ¹²¹). Карамзинъ оправдываетъ Курбскаго въ бгств, такъ какъ всякій гражданинъ можетъ спасаться отъ тирана, но осуждаетъ его, какъ измнника, за выступленія противъ Россіи и въ примръ Курбскому ставитъ мужество слуги его — Шибанова ¹²²). Не входя въ подробности, замтимъ, что IX а X томы вызвали наиболе ршительные нападки на Карамзина, продолжавшіеся до позднйшаго времени, а одному изъ современниковъ (Строевъ) дали право его довріе жъ Курбскому назвать прямо ‘грхомъ’ ¹²³). Съ другой стороны, самъ Карамзинъ опасался вмшательства духовной и свтской цензуры и даже запрещенія этихъ томовъ, когда въ защиту Ивана Грознаго выступили такія лица, какъ Магницкій и его приверженцы, а нкоторые даже изъ ученаго міра (какъ, напр., Страховъ) называли автора ‘якобинцемъ’ ¹²⁴).

XI.

Мы знаемъ, что Карамзинъ пытался было защитить память Бориса Годунова, но сравненіе его съ Кромвелемъ возобладало. Поэтому, приписывая ему, какъ и Ивану IV, обширный умъ и широкія политическія цли, онъ не могъ примириться съ нимъ по нравственнымъ основаніямъ, какъ съ убійцей царевича Димитрія, и даже въ появленіи Самозванца и въ послдующей катастроф семьи Годунова онъ видитъ естественное слдствіе и заслуженную кару Неба: ‘Вотъ характеръ исторически-трагическій, хочется отдлать его цльно, не отрывочно’. И Карамзинъ отнесся къ нему съ такимъ же вниманіемъ, какъ и къ Ивану Грозному ¹²⁵). Есть указаніе (кн. Воронцова), что Карамзинъ врилъ сначала въ истинность Димитрія Самозванца и измнилъ свое мнніе посл бесдъ съ импер. Александромъ, который, какъ извстно, читалъ его исторію до конца и бралъ даже съ собою Х-й томъ въ послднее путешествіе — на югъ Россіи ¹²⁶). Но это показаніе лишено основанія, какъ видно изъ мннія Карамзина о Борис Годунов и ршительнаго утвержденія о Гр. Отрепьев, какъ Самозванц, въ письм къ Малиновскому ¹²⁷). Полагаемъ, что едва ли Карамзинъ выступилъ бы съ чтеніемъ объ убійств ц-ча Димитрія публично (янв. 1823 въ Рос. акад.), если бы онъ былъ вынужденъ измнить свое мнніе ¹²⁸). Здсь Карамзинъ послдовалъ, въ силу своего художественнаго влеченія, за ‘неимоврной, но истинной повстью о похожденіяхъ Гр. Отрепьева’, а между тмъ кн. Щербатовъ старался уже выяснить и возможныя тайныя пружины появленія Д. Самозванца ¹²⁹). Давая суровую характеристику ц. Василія Шуйскаго, Карамзинъ примиряется, однако, съ нимъ, въ силу своего основного принципа — ‘за ревностное наблюденіе старыхъ обычаевъ’ и тутъ же произноситъ строгій приговоръ надъ боярами, ‘выдавшими царя полякамъ’ ¹³⁰). Въ исторіи смутнаго времени онъ намчаетъ рядъ ‘героевъ’ — ‘добродтели и славы’ (Скопинъ-Шуйскій, Шеинъ, Пожарскій, Гермогенъ, Прок. Ляпуновъ), къ какимъ онъ относитъ обыкновенно основателей и устроителей государствъ (каковы оаннъ III, Стефанъ Молдавскій. Густавъ Ваза, Стефанъ Баторій, Петръ В., Екатерина II) и даже готовъ сравнивать ихъ, по старой привычк, съ героями древности. Смоленскъ въ 1611 г. явился въ его глазахъ ‘новымъ Сагунтомъ’ ¹³¹). Смутная эпоха представлялась Карамзину ужасне Катаева нашествія, когда ‘не Катаевы, а собственные варвары свирпствовали въ ндрахъ Россіи, изумляя и самыхъ неистовыхъ иноплеменниковъ, но Богъ не оставляетъ государства, гд многіе или немногіе граждане еще любятъ отечество и добродтель,’ говоритъ онъ ¹³²).

Карамзинъ прекрасно понималъ, что въ оцнку отдаленныхъ явленій ‘не слдуетъ вносить обманчивыхъ соображеній позднйшаго времени’, м), тмъ не мене онъ остался вренъ твердо усвоеннымъ нравственно-философскимъ воззрніямъ, которыя даютъ себя чувствовать и въ письмахъ, и въ литературныхъ произведеніяхъ, и въ исторіи. Принципъ личной отвтственности за свои дйствія вытекалъ изъ понятія Руссо о свобод воли, въ противоположность ученію матеріалистовъ, и подробно былъ развитъ Кантомъ ¹³⁴), этимъ величайшимъ изъ учениковъ Руссо, по выраженію Геффдинга. Такой взглядъ можно прослдить и во всей исторіи Карамзина — отъ убійства Аскольда и Дира и ‘злодйства’ Святополка Окаяннаго до послднихъ страницъ смутнаго времени или дйствій тайной канцеляріи въ XVIII в. Приступая къ изображенію ‘жестокостей’ Ивана Грознаго, Карамзинъ пишетъ: ‘исторія не ршитъ вопроса о нравственной свобод человка, но, предполагая оную въ сужденіи своемъ о длахъ и характерахъ, изъясняетъ т и другіе во-первыхъ природными свойствами людей, во- вторыхъ обстоятельствами или впечатлніями предметовъ, дйствующихъ на душу’ ¹³⁵). Такимъ образомъ, высоко ставя политическую дятельность оанна Калиты, онъ не можетъ примириться со смертью Александра тверского, павшаго жертвой его политики, и замчаетъ: ‘Правила нравственности и добродтели святе всхъ иныхъ и служатъ основаніемъ истинной политики. Судъ исторіи — единственный для государей — кром суда небеснаго — не извиняеть и самого счастливаго злодйства: ибо отъ человка зависитъ только дло, а слдствіе отъ Бога’ ¹³⁶). Онъ осуждаетъ даже убійство Д. Самозванца, которому москвитяне дали присягу, и избіеніе поляковъ посл убійства Самозванца, хотя русскіе въ прав были негодовать на послднихъ ¹³⁷). Герои Александръ Невскій и Димитрій Донской привлекаютъ симпатіи Карамзина, потому что ихъ мужество соединяется съ добродтелью, которая притомъ сопровождается еще ‘чувствительностью’ ¹³⁸), столь превознесенной въ произведеніяхъ Руссо, и на которой строилъ свои ‘повсти’ Карамзинъ. Вотъ почему онъ такъ идеализируетъ ц. Алекся Михайловича, приписывая ему обиліе чувствительности, какъ высшую степень добродтели ¹³⁹). ‘Государь истинно независимый есть только государь добродтельный’, говоритъ Карамзинъ въ исторіи оанна IV… ‘Жизнь тирана есть бдствіе для человчества, но его исторія всегда полезна для государей и народовъ: вселять омерзніе ко злу есть вселять любовь къ добродтели — и слава времени, когда вооруженный истиною Деписатель можетъ въ правленіи Самодержавномъ выставить на позоръ такого Властителя, да не будетъ уже впредь ему подобныхъ’! ¹⁴⁰). Въ противоположность ему, онъ переноситъ свой взоръ на Адашева, ‘этого великаго человка’, открытіемъ котораго онъ такъ гордится ¹⁴¹). Подвигъ же м. Филиппа, по словамъ Карамзина, доставилъ послднему славу такого героя, знамените котораго не представляетъ ни древняя, ни новая исторія (?), ибо умереть за добродтель есть верхъ человческой добродтели ¹⁴²).

Другая сторона, занимающая выдающееся мсто въ исторіи Карамзина,— это художественная обработка сюжетовъ. Онъ нечаловался, что древняя русская исторія до оанновъ представляла ‘песчаную степь’, дающую мало пищи и для таланта историка, но вс эпизоды, для которыхъ онъ находилъ только матеріалъ, онъ старался изобразить живо и разительно: таковы, напр., Куликовская битва, которую онъ называетъ знаменитйшею до Полтавской баталіи, дйствія Олега Рязанскаго въ этотъ моментъ, нападеніе Тамерлана, Шемякина смута, флорентійская унія, характеристика Ивана III и т. д., взятіе Казани, завоеваніе Сибири, ‘превращеніе Ермака изъ разбойника въ героя’ ¹⁴³), избраніе на престолъ Б. Годунова, осада Троицкий лавры… И можно сказать, что въ этой разительности свта и тни, какую онъ требовалъ отъ историка самъ, оцнка дйствій и характеровъ подъ угломъ зрнія позднйшей философской теоріи, на которую мы указали выше, должна была произвести неравномрность въ освщеніи лицъ и фактовъ, т.-е. привести къ нарушенію историческаго прагматизма, въ особенности при той сил и вліяніи столь ‘могучаго таланта’, какой вообще признается въ автор ‘исторіи’.

Былъ еще тезисъ, присущій Карамзину, который онъ настойчиво проводитъ и въ письмахъ, и въ повстяхъ, и въ исторіи ¹⁴⁴). Это глубокая вра въ просвщеніе, какъ главный факторъ прогресса человческаго общества и государства. Съ этой точки зрнія онъ высоко ставитъ и реформацію Лютера, которая принесла съ собой просвщеніе и улучшеніе нравовъ, но онъ видитъ въ ней и дурныя слдствія — рядъ войнъ и возбужденіе опасныхъ страстей (Генрихъ VIII)¹⁴⁵). Вотъ почему, посвящая свой трудъ импер. Александру I, Карамзинъ, какъ неизмнный противникъ войнъ, упомянувъ о наступленіи ‘твердаго мира, столь вожделннаго гражданамъ’, призываетъ его, ‘властвовать для пользы людей, для успховъ нравственности, добродтели, наукъ, искусствъ гражданскихъ, благосостоянія государственнаго и частнаго’. Вт. то же время онъ писалъ импер. Маріи едоровн: ‘Музы благоденствуютъ въ тишин и самая отважная — Кліо — любитъ шумъ битвъ только въ воспоминаніяхъ’ ¹⁴⁶).

XII.

Карамзину не удалось довести свою исторію до намченнаго предла. Между тмъ онъ изучалъ дда и мемуары XVIII и XIX стол., думая заняться описаніемъ позднйшей эпохи, и подъ впечатлніемъ событій, очевидцемъ которыхъ самъ былъ,— онъ хотлъ приступитъ къ составленію исторіи цар. Александра I или отечественной войны, но вс эти намренія остались тщетными ¹⁴⁷). Болзнь и треволненія неисправимаго ‘меланхолика’, какъ онъ себя называлъ, сразили историка ¹⁴⁸) Исторія его (11 том.) еще при немъ переведена была на языки французскій, итальянскій (съ французскаго), нмецкій и польскій ¹⁴⁹), сдлалась достояніемъ не только русской, но и иностранной критики’, которую онъ цнилъ выше ¹⁵⁰), скептически относясь къ первой и особенно неодобрительно, по выраженію кн. Вяземскаго, ‘къ критик вооруженной рукой на мнніе, исповдуемое Исторіей государства Россійскаго’, т.-е. будущихъ участниковъ 14 декабря. По поводу самой полемики тотъ же кн. Вяземскій писалъ: ‘Досел (1822) толп указывали все еще на одни пороки зданія или ротози кричали ‘ура’, какъ кричатъ во всхъ торжественныхъ случаяхъ. Тутъ нтъ равновсія. Сперва должно пристрастить къ чтенію ‘Исторіи’, а тамъ уже при свт критики наводить зрніе на толковое разсмотрніе красотъ и недостатковъ’ ¹⁵¹). Позже онъ уже спокойне выслушивалъ боле объективное отношеніе къ его исторіи А. И. Тургенева (1830), но продолжалъ негодовать на педантическое, ученое разысканіе ошибокъ Карамзина (Арцыбашева, Погодина, Устрялова) ¹⁵²). ‘Карамзинъ нашъ Кутузовъ Двнадцатаго года, писалъ он: онъ спасъ Россію отъ нашествія забвенія, воззвалъ ее къ жизни, показалъ намъ, что у насъ отечество есть, какъ многіе узнали о томъ въ 12-мъ год… Напишите другую исторію — это такъ, если вы въ силахъ превзойти Карамзина, по не отгоняйте малаго числа читателей, которое она иметъ…. ибо нельзя критиковать теперь Карамзина. Все, что не во-время, все то нелпо’ ¹⁵³). Съ именемъ Карамзина соединялся своего рода культъ (‘Карамзинъ наша религія’, выражался Жуковскій)¹⁵⁴). Поэтому казалось даже опаснымъ прикасаться съ хулой къ его имени (это испыталъ на себ Погодинъ). И когда уже гораздо позже (1846) тотъ же Тургеневъ весьма сурово отозвался объ ‘Исторіи’ Карамзина, то тутъ же поспшилъ прибавить: ‘Но вся жизнь его была прекрасное и полезное употребленіе его качествъ душевныхъ. Не показывай этого сравненія другимъ, по крайней мр тни, наброшенной на великій и святой образъ Карамзина’ ¹⁵⁵).

Не смотря на настояніе друзей, самъ Карамзинъ не вступалъ въ полемику и удерживалъ отъ нея своихъ защитниковъ. Въ этомъ отношеніи онъ, очевидно, руководился тмъ философскимъ взглядомъ на вещи, который былъ ему присущъ. Съ удивительнымъ спокойствіемъ говорилъ онъ объ ученіяхъ разныхъ системъ отъ Боссюэта до Гельвеція включительно ¹⁵⁶). ‘Злой роялистъ, замчаетъ онъ, не лучше злого якобница…’. ‘На свт есть только одна хорошая партія: друзей человчества и добра. Она въ политик составляетъ то, что эклектика въ философіи… Тотъ

есть истинный философъ для меня, кто можетъ со всми ужиться въ мір’ ¹⁵⁷). Тому же Тургеневу въ 1815 г. Карамзинъ писалъ: ‘Жить есть не писать исторію, не писать трагедіи или комедіи, а какъ можно лучше мыслить, чувствовать и дйствовать, любить добро, возвышаться душою къ его источнику, все другое, любезный мой пріятель, есть шелуха, не исключая и моихъ восьми или девяти томовъ… Длайте, что’ какъ можете: только любите добро, а что есть добро, спрашивайте у совсти. Быть статсъ-секретаремъ, министромъ или авторомъ, ученымъ: все одно’ ¹⁵⁸).

Взгляды и мннія Карамзина принадлежатъ его эпох и литературной школ, изъ которой онъ вышелъ. Но есть другая сторона его исторіи, которая, несмотря на множество послдующихъ трудовъ, надолго сохранитъ свою цну — его примчанія. Такихъ обширныхъ и обстоятельныхъ примчаній отъ другихъ историковъ мы не имемъ. Это вторая его исторія, равная по объему первой. Общее количество ихъ достигаетъ 6538. Мы уже знаемъ, какимъ новымъ обширнымъ матеріаломъ онъ воспользовался. Найдя списокъ Волынской лтописи, онъ писалъ Тургеневу: ‘Я не спалъ нсколько почей отъ радости… Богъ послалъ мн его съ неба’ ¹⁵⁹). По его письмамъ (къ Муравьеву, Тургеневу, Калайдовичу, Малиновскому, Дмитріеву и др.) можно судить, какъ шла эта матеріальная часть его работы. Найденные имъ немалочисленные памятники, извлеченія, часто весьма обширные изъ лтописей (по разнымъ спискамъ), боле замчательныя извстія, замчанія о древнихъ предметахъ, свднія о монет и цнахъ, цифровыя данныя о населеніи, особенности въ словахъ и реченіяхъ — все это нашло мсто въ его примчаніяхъ. Никто также до Карамзина, за исключеніемъ Миллера и Успенскаго, автора ‘Русскихъ древностей’ (1818 г.), не пользовался такимъ количествомъ иностранныхъ извстій о Россіи. Въ своихъ примчаніяхъ Карамзинъ даетъ сводъ мнній по тому или другому вопросу, длаетъ аналогическія сопоставленія отечественныхъ явленій и событій съ иностранными, везд точно обозначая источники или предлагая выписки. Этою своею стороною исторія Карамзина сильна и въ наше время… Сюда, въ эти примчанія должны и теперь ходить, учиться каждый занимающійся русской исторіей и каждому будетъ чему тутъ поучиться. Изелдовавія Карамзина обыкновенно чрезвычайно точны и могутъ опровергаться только столь же точными изслдованіями или новыми памятниками, ¹⁶⁰).

На основаніи труда Карамзина можно отвтить на вс важнйшіе вопросы по исторіи русскаго права, разумя послднее въ самомъ обширномъ смысл и въ особенности въ области государственнаго права, и вс историки-юристы пользовались имъ въ широкомъ значеніи слова, начиная отъ Эверса и Рейца до позднйшихъ трудовъ и изслдованій ¹⁶¹).

Широкія очертанія труда Карамзина, его апологіи, постоянныя привлеченія разнообразнаго матеріала и поучительныя примчанія дали право патріарху исторической критики XIX стол., Леопольду Ранке, охарактеризовать произведеніе Карамзина въ слдующихъ, лестныхъ для автора и русской исторіографіи, словахъ, высказанныхъ имъ по поводу юбилея Карамзина въ 1866 г:

‘Карамзинъ, такъ пишетъ Ранке, иметъ главнымъ образомъ ту заслугу, которой именно я не въ состояніи оцнить, Онъ писалъ превосходно на своемъ язык, доступно для своего народа и чрезъ то сдлался популярнымъ. Но его популярность пріобртена имъ не на счетъ учености въ изслдованіяхъ. Я обращался къ его труду съ пользою во всхъ тхъ случаяхъ, которыхъ онъ касается, и живо чувствовалъ отсутствіе его въ тхъ эпохахъ, о которыхъ онъ не писалъ, по и въ этомъ я не могу присваивать себ ршительнаго сужденія. Радуюсь только тому, что въ народномъ русскомъ писател я нашелъ вмст человка, который умлъ связывать съ наилучшимъ успхомъ русскую исторію съ всеобщею. Онъ такимъ образомъ писалъ не только для своего народа, но и вообще для цлаго міра’ ¹⁶²).

В. Иконниковъ.

Кіевъ. 1911 г., 12 іюля.

ПРИМЧАНЯ
кг. рчи В. С. Иконникова: ‘Карамзинъ — историкъ’.

1. Въ XVIII столтіи обширнымъ распространеніемъ пользовались ‘Синопсисъ’ и ‘Ядро Россійской исторіи’ (Манкіева), выдержавшіе нсколько изданій (послднее доведено до 1712 г.), но, ни по объему, ни по изложенію они не могли удовлетворить боле требовательныхъ читателей. Однако, потребность въ ‘русской исторіи’ настолько чувствовалась, что въ 1741 г. былъ сдланъ переводъ (С. Плаутинымъ) съ нмец. яз. ‘Московской исторіи’ (по 1617 г.) проф. Г. С. Трейера (446 стр.), съ XV и, состава, по иностраннымъ извстіямъ (рукопись на 333 листахъ). Она была весьма распространена въ спискахъ и въ разныхъ библіотекахъ (см. Опытъ рус. исторіогр.. т. I, по указателю). Князь Щербатовъ поэтому справедливо замчалъ, что ‘должны устыдиться нераченію нашему, что толь малое или и совсмъ никакого не токмо о начал, но и новйшихъ приключеніяхъ, бывшихъ въ Россіи, не имли, или знали боле почерпнутое изъ иностранныхъ писателей, такъ что и самое сіе познаніе боле стыда, нежели чести приключало’ (предисловіе къ Царствен. книг, СПб. 1769 г.). Въ 1792—93 гг. Евгеній Болховитиновъ (потомъ митрополитъ) задумалъ составить ‘Рос. исторію’ по Татищеву и Болтину, по оставилъ это измреніе (Е. Ф. Шмурло, М. Евгеній, 200—208). Тогда же написалъ ‘Россійскую исторію’ I. Г. Стриттеръ, служившій въ Ак. Наукъ, а потомъ въ Москов. арх. кол. иностр. длъ, доведенную до 1594 г., на нмец. язык, три части которой (до 1462 г.) въ русскомъ перевод напечатаны въ 1800—1802 гг. (Спб. 4). Основанная на источникахъ (лтописяхъ, грамотахъ и статейныхъ спискахъ), она цнилась современниками, но представляетъ все-таки ‘сухую и скучную компиляцію’, извстную боле по замчаніямъ на нее Екатерины II. Карамзинъ пользовался ‘исторіей’ Стриттера, но чаще оспаривалъ его (I, пр. 114 и 436, IV, пр. 157, V, пр. 56, 65 и 420).

2. Архивъ кн. Воронцова, XII. 255. Уже въ 1809 г. Батюшковъ писалъ Гндичу: ‘Нтъ, невозможно читать русской исторіи хладнокровно, т.-е. съ разсужденіемъ. Я сто разъ принимался, все напрасно. Она длается интересною только со временъ Петра В. Подивись, подивимся мелкимъ людямъ, которые роются въ этой ныли. Читай римскую, читай греческую исторію, и сердце чувствуетъ и разумъ находитъ пищу. Читай исторію среднихъ вковъ, читай басни, ложь, невжество нашихъ праотцевъ, читай набги половцевъ, татаръ, литвы и пр., и если книга не выпадетъ изъ рукъ твоихъ, то я скажу: или ты великій, или мелкій человкъ. Нтъ середины. Великій, ибо видишь, чувствуешь то, чего я не вижу, мелкій, ибо занимаешься пустяками. Жанъ-Жакъ говоритъ: ‘Car no vous laissez pas blouir par ceux qui disent, que l’histoire la plus intressante pour chacun est celle de son pays. Cela n’est pas vrail II y a des pays, dont l’histoire ne peut pas mme tre lue, moins qu’on ne soit imbcile ou ngociateur’… Какая истина! Да, Писареву (Ал. Ал. изд. ‘Калуж. Вечеровъ’) до этого дла нтъ. Онъ пишетъ себ, что такой-то царь, такой-то князь игралъ на скомонхъ, былъ лицомъ блъ, скъ рынду батогами и пр. Есть ли тутъ малйшее дарованіе?.. Не трудъ ли это достойный Тредьяковскаго… и академіи наградою’. (Р. Сгар. 1871, т. III, No 2, стр. 227—228, Соч. К. Н. Батюшкова, т. III, 66).— П. А. Катенинъ замчаетъ: ‘Что Левекъ умне Карамзина, безспорно, но куды суха и его исторія! Композиція безъ всякой жизни’ (Р. Стар. 1910, No 4, с. 131).

3. Сочин., III, 680—683, Гротъ, Очеркъ дятельности и личности Карамзина (Сборы. Ак. H., I, 40—41).

4. Сочин. (письма), II, 522. Но словамъ Мерсье (De J. J. Rousseau, II, 173), Руссо съ презрніемъ отзывался объ академіяхъ, находя, что писатель сильне тогда, когда онъ изолированъ, что его произведенія отъ этого длаются боле значительными и боле самостоятельными, потому что ему ничмъ не приходится жертвовать какому-нибудь мннію, всегда господствующему въ узкомъ кружк, который нечувствительно убиваетъ смлость и гордость генія’. (Cp. М. Н. Розановъ, И. И. Руссо и литерат. движеніе к. XVIII и нач. XIX в., т. I. М. 1910, стр. 318).

5. Неиздан. соч., I, 150.

6. И. И. Дмитріевъ, Взглядъ на мою жизнь, 86—87.

7. Я. К. Гротъ, Очеркъ дятельности и личности Карамзина. (Сборн. Ак. Наукъ, I, с. 11—13). Н. А. Лавровскій длаетъ нкоторыя ограниченія (Карамзинъ и его литерат. дятельность, рчь, X. 1866, стр. 41—42).

8. В. В. Синовскій, Карамзинъ, авторъ писемъ рус. путешественника, 173—183.

Шлецеръ уже отмтилъ значеніе Карамзина въ исторіи русскаго языка (Ломоносовъ, Херасковъ, Карамзинъ). Несторъ, II, 517—549. И Карамзинъ благодарилъ его въ 1806 г. за это упоминаніе, по случаю полученія 3 и 4 чч. Нестора’ (Chr. у. Schlzer, Aug. Luclw. von Schlzers flentl. u. Privatleben, II, 229). Но къ намренію Карамзина написать исторію Шлецеръ отнесся скептически (Дневникъ и письма Н. И. Тургенева, I, 318, 325), что возбудило неудовольствіе среди поклонниковъ Карамзина. Князь П. А. Вяземскій пишетъ: ‘Въ философическихъ стихотвореніяхъ К-въ заговорилъ новымъ и образцовымъ языкомъ. Въ нихъ свободно выражается мысль’ (Бесды Общ. Рус. слов., I, 43. Ср. еще с, 55).

9. Письма къ Дмитріеву, 159.

10. Бестужевъ-Рюминъ, Біографіи и характеристики, 7, 9, 13, 22, 174.

11. Бантышъ-Каменскій, м. Евгеній.— ‘Татищевъ зналъ только нмецкій яз., кн. Щербатовъ только французскій’. (Автобіогр. Шлецера, 70). ‘Кн. Щербатовъ ученый… Съ нимъ интересно бесдовать: онъ очень образованъ и, кажется, склоненъ къ философіи’ (Корберонъ). Своими матеріалами Щ-въ много обязанъ Миллеру (Исторія, I, с. XIV).

12. Сочин., II, 324—325, 74J3, Дмитріевъ, Взглядъ на мою жизнь, 40—43, Гротъ, 21, Сиповскій, 40, 78, 489.

13. Сочин., I, 36—38, III, 436—438. По словамъ Н. Тургенева, Карамзинъ былъ ‘энтузіастомъ’ въ этомъ отношеніи и даже расплакался при извстіи о смерти Робеспьера (N. Tourgneneff, La Russie et les russes, I, 326).

14. Ср. стихотв. ‘Къ Тациту’ (Соч., 1,178). Въ числ отобранныхъ и потомъ сожженныхъ при конфискаціи изданій Новикова былъ и ‘Юлій Цезарь’, трагедія Вилліама Шекспира (М., въ типографіи компаніи типографской, съ указнаго дозволеніи, 1787, ес. 136), съ предисловіемъ, опредляющимъ важное значеніе его произведеній (‘Шекспиръ великъ, Шекспиръ неподражаемъ!’), въ которомъ между прочимъ говорится о Брут (‘характеръ Брутовъ есть наилучшій’ и т. д.). ‘Такъ подвергся уничтоженію одинъ изъ лучшихъ трудовъ Карамзина — переводъ Шекспировской трагедіи ‘Юлій Цезарь’, по замчанію Тихонравова (Лт. рус. литер., V, 10, Сочин., III, ч. 2-я, 56), М. И. Лонгиновъ, Новиковъ, 359, Драматич. словарь, Спб. 1881, 163—164, предисл. у Погодина (Карамзинъ, I, 59—62).

15. Сочин., II, 649. ‘Защитникъ и покровитель невинныхъ, благодтель Каласовой фамиліи, благодтель всхъ Фернейскихъ жителей, имлъ, конечно, не злое сердце’ (III, 370).

16. Сочин., II, 738, 778. Соч. Делольма въ 1806 г. было издано на рус. язык (2 чч., М,).

17. Погодинъ, Карамзинъ, I, 68.

18. Соч, II, 150. ‘Еще и теперь Ричардсона начинаютъ Шекспиромъ прозаиковъ… Переписка его убждаетъ, въ какое сильное движеніе приводили цлый свтъ личности его романа (Чарльзъ Грандисонъ) и ихъ радостная или печальная судьба.’ Ричардсонъ имлъ гораздо большее вліяніе на чужія литературы, чмъ на англійскую’. Почти вс знаменитости вка были его поклонниками’ (Геттнеръ, Ист. англ. литер. XVIII вка, 392—396). Шаденъ былъ послдователемъ Фергюсона, у котораго мораль поставлена независимо отъ религіи. Онъ держался также Якоби, одного изъ послдователей Фергюсона въ Германіи (Тихонравовъ, III, ч. I, 278).— Переписка К—на съ Лафатеромъ (Записки Ак. Н., т. LXXIII, 1—67).

19. II. Барсуковъ, Ногодипъ, VIII, 212—213. ‘Обращеніе къ Натур и Божеству’ съ восторженными похвалами Руссо (Сочин. II. 304—305, 366—367, 631, III, 737, Погодинъ, Карамзинъ, I, 106, 204, 220, 313. 316, Письма къ Дмитріеву, 117). ‘Источникъ набожности есть союзъ сердца съ самимъ Богомъ’. (Рус. Стар., т. XI, 240). Въ 1818 г. Карамзинъ писалъ Дмитріеву: ‘Я говю, т.-e. хожу въ церковь всякой день. Между тмъ обдаю ныншній день у гр. H. И. Румянцева’ (236, ср. 407). О деизм и натурализм (идеалистическомъ) Руссо см. у Н. Розанова, I, 11, 36, 60, 301, 480—481, 484. ‘Терминъ nature онъ употребляетъ въ иныхъ случаяхъ тамъ, гд по смыслу слдуетъ подразумвать Dieu, Crateur, tre divin’ и т. п. (59).

20. Всмъ систематическимъ психологіямъ въ свт онъ предпочиталъ Confessions de J. J. Kousseau, Stillings Iugendgeschiehte и Anton Reiser Морица (Соч., II, 84). ‘Ничего нельзя доказать противъ чувства, нельзя уврить голоднаго въ польз голода. Дайте намъ чувство, а не теорію’ (Неизд. соч., 195).

21. Циклъ писателей передъ которыми преклонялся Карамзинъ, тотъ же, что у Руссо: Ричардсонъ (до эпистолярной стороны включительно), Шефтсбери, Юнгъ, Томсонъ, Попъ, Шекспиръ, Геснеръ, Монтэнь, наконецъ неизмнный Плутархъ (Н. Розановъ, 25, 26, 41, 45, 109, 131, 178, 180, 418—420, 491). Любопытно замчаніе о Вертер (II, 304), ср. Геттнеръ (Ист. франц. литер., 354).

22. Сочин. II, 304, 366, 631. ‘Отчего И. И. Руссо нравится намъ со всми своими слабостями и заблужденіями? Отчего любимъ мы читать его и тогда, когда онъ мечтаетъ или запутывается въ противорчіяхъ? Отъ того, что въ самыхъ его заблужденіяхъ сверкаютъ искры страстнаго человколюбія, отъ того, что самыя слабости его показываютъ нкоторое милое добродушіе… Однимъ словомъ я увренъ, что дурной человкъ не можетъ быть хорошимъ авторомъ’. (Соч. III, 372)… ‘Бюффонъ и И. И. Руссо плняютъ насъ сильнымъ и живописнымъ слотомъ: мы знаемъ отъ нихъ самихъ, чего имъ стоила пальма краснорчія’ (ib. 520). Cp. II, 84, 304—309, 325, 341, 306—368, 458, 512, 555, 600, 624—632, 634. Восторгъ А. И. Тургенева отъ чтенія Н. Элоизы (Дневн., II, 250).

Графъ Л. Н. Толстой писалъ въ 1903 г. Октаву Мирбо: ‘ Я думаю, что каждый народъ по своему выражаетъ въ искусств общечеловческіе идеалы, вотъ почему мы испытываемъ особое наслажденіе, встрчая собственные идеалы, выраженные новымъ неожиданнымъ для насъ способомъ. Такое впечатлніе новизны произвела на меня французская литература, когда въ былое время я ‘первые прочелъ Альфреда де Виньи, Стэндаля, Виктора Гюго и особенно Руссо.— Письма Л. Н. Толстого, II, 1911, стр. 217, ср. 208). Въ 1905 г, онъ пишетъ: ‘Руссо былъ моимъ учителемъ, начиная съ 15-лтняго возраста. Руссо и Евангеліе два великихъ и благотворныхъ вліянія въ моей жизни. Руссо не старется’… и т. д.’ (В. Евр. 1912, No 6, с. 59).

23. Сочин., II, 270, 271, 279, 301—303. Любимое время года для Карамзина — весна. (Соч. I, 55), какъ и для Руссо (Эмиль).

24. Сочин. III, 700—701. О преимуществ чувства передъ разумомъ въ Эмил и Н. Элоиз. Ср. Розановъ, 28, также у послдователей Руссо (413, 486, 488). Но и Руссо длаетъ оговорку въ пользу наукъ въ своемъ отвт польскому королю Станиславу II.

25. О Монтан (Розановъ, 8, 203, 420, 491). Альбомъ Карамзина (Лт. рус. литер., издан. Тихонравовымъ, I, 169—192). Матеріалы для характ. Карамзина, какъ практич. философа, Н. Лыжина (ib. II, 1—12). Карамзинъ какъ оптимистъ, А. Д. Галахова (Отеч. Зап., 1858, т. CXVI, стр. 107—146). Взглядъ Руссо на христіанство (Розановъ, 30—37): ‘Его деизмъ принялъ новую искреннюю и еантиментилыіую окраску. Подъ вліяніемъ Руссо возродилось погасшее религіозное чувство’. Высшій судія человческихъ дяній — совсть — этотъ ‘врожденный принципъ справедливости и добродтели… Совсть, совсть, восклицаетъ Руссо, божественный инстинктъ, безсмертный и небесный голосъ’ и т. д. (Profession de foi du vicaire savoyard — въ Эмил. Oeuvres compl., II, 260—262). ‘Длайте, что и какъ можете, только любите добро, а что есть добро — спрашивайте у совсти’, писалъ Карамзинъ А. И. Тургеневу въ 1815 г. (Соч. III, 737, Рус. Стар. 1899, No 2, с. 471). ‘Для существа нравственнаго нтъ блага безъ свободы, но ему свободу даетъ не государь, не парламентъ, а каждый изъ насъ самому себ, съ помощію Божіею. Свободу мы должны завоевывать въ своемъ сердц миромъ совсти и довренностію къ Провиднію’, писалъ Карамзинъ въ конц жизни (1825, Мысли объ истинной свобод, Неиздан. сочин., 195),

26. Такой же взглядъ на значеніе религіи высказываетъ и Мабли (Б. Чичеринъ, Исторія политич. ученій, III, 184—185).

27. Сочни. II, 749, ‘Британія есть мать поэтовъ величайшихъ.’ (Поэзія).

28. Погодинъ, Карамзинъ, II, 278, 318.

29. Неиздан. сочин., I, 203.

30. Юмъ отзывается о Кромвел пренебрежительно (см. его Исторію Англіи).

31. Москов. Журн., VII, 196. Во 2-мъ изд. Писемъ мсто это опущено (Синопскій, 191). ‘Какъ Спарта безъ Ликурга, такъ Россія безъ Петра не могла бы прославиться’. (II, 516). Въ Париж ему полюбилась мелодрама Петръ Великій, въ которой ‘есть трогательныя сцены по крайней мр для русскаго’ (II, 480—480).

32. Въ 1812 г. появился переводъ этого сочиненія на рус. языкъ. (О изученіи исторіи, Спб., 2224-246-4-132), Мабли, какъ и Вольтеръ, въ противоположность Руссо, высоко ставитъ Петра Великаго.

33. Записки Смирновой, стр. 300. Въ 1825 г. Пушкинъ писалъ А. А. Бестужеву: ‘Радуюсь твоимъ занятіямъ… Ты, да кажется Вяземскій, одни изъ нашихъ литераторовъ учатся, вс прочіе разучаются. Жаль! Высокій примръ Карамзина долженъ былъ ихъ образумитъ». (Соч. Пушкина, VII, 766). ‘Блеснулъ Карамзинъ на горизонт прозы, подобно радуг посл потопа’ и т. д. (А. Бестужевъ, Письма къ Дмитріеву, 0154).

34. Сочин. II, 140—141.

35. Ист. Госуд. Рос., V, 227, VI, 165. У Пушкина царь Борисъ говорить сыну: ‘Не измняй теченья длъ. Привычка душа державъ’. Въ соч. о польскомъ правительств Руссо говоритъ, что національные правы и обычаи имютъ гораздо большее значеніе, чмъ предписывающіе и воспрещающіе законы. Руссо (какъ и вслдъ за нимъ Карамзинъ) подъ республиками разумютъ небольшія общины, въ род городовъ греческихъ республикъ въ 24000 жителей, гд почти вс знаютъ въ лицо другъ друга’. (Письмо къ Даланберу: ‘Sur les spectacles’).

36. Юмъ, An inq. conc. hum. underst s. ect. IV, V, VII, VIII. Въ письм къ А. И, Тургеневу Карамзинъ (1815) говоритъ: ‘Страсти должны не счастливить, а рвзрабатывать душу. Сухой, холодный, но умный Юмъ, въ минуту невольнаго живаго чувства, написалъ: ‘Douce paix de l’me rsigne aux ordres de la Providence’. Даже Спиноза говоритъ о необходимости какой-то неясной любви къ Вышнему для нашего благоденствія’. (Рус. Стар. 1899, No 2, с. 471, соч. III, 737).

37. Письма къ Дмитріеву, 165.

38. Погодинъ, I, 255.

39. Письма въ Дмитріеву, 364.

40. Куно-Фишеръ, Ист. философ. III, 192—193, 223—225.

41. Сочин., II, 29—32.

42. Сочин., II, 706, 737—738, 770, 778—779, 462—403. Ср. у Юма, Essays, I, ess. XVI: Idea of a perfect Commonwealth (о республик Платона и Т. Мора). Сообщая впечатлнія о Лондон, Карамзинъ длаетъ сочувственный отзывъ о просвщенномъ русскомъ посланник гр. С. Р. Воронцов (083—684).

43. Сочин. II, 514—515.

44. Сочин. I, 424.

45. О ‘письмахъ’ Карамзина см. рчь Буслаева (М. 1866), весьма сочувственныя статьи Д. Н. Анучина (Р. Мысль, 1891, NoNo 7 и

и книгу В. В. Сиповскаго, H. М. Карамзинъ, авторъ ‘Писемъ русскаго путешественника’. Спб. 1899, а также: I. Legras, De Karamzinio Laurentii Sternii et ‘I. I. Rousseau’ nostri discipulo, Paris, 1897.

46. Сочин. III, 585—586. ‘Чувствительный, добродушный Жанъ-Жакъ объявилъ бы себя первымъ врагомъ революціи’, заключаетъ Карамзинъ (Сочин. II, 633), какъ думаетъ и Екатерина о Вольтер.

47. Сочин., II, 149, 165, 184, 193, 203—204, 221, 252, 302, 337, 540, 744, cp. I, 543—544.

Ср. Юмъ, Essay VII, также утверждаетъ Руссо и его современникъ Бриссо. ‘Можетъ ли народъ, не имющій правительства, спрашиваетъ Бриссо, быть счастливымъ? Да, отвчаетъ онъ, если нравы его чисты’ (Ист. Обозр., V, 67).

48. Сочин. I, 289—296, 527. Въ одной изъ статей, вспоминая смутное время, Карамзинъ говоритъ: ‘Взаимная ненависть двухъ народовъ (русскихъ и поляковъ) рано или поздно кончится погибелью одного изъ нихъ’ (500).

49. Сперанскій писалъ: ‘Законъ положительный не что иное, какъ ограниченіе естественной свободы человка’.— Проектъ уложенія госуд. законовъ (Ист. Обозр., X, 25).

50. В. Евр, 1886, II. Два юбилея въ Берлин, 858—860.

51. Lebensnachrichten, III, 274.

52. Неизд. соч., 28.

53. Письма къ Дмитріеву, стр. 236—237.

54. Сочин. I, 280, 365, 536.

55. Сочин. I, 483.

56. Сочин. II, 300, III, 341—342, 614—615, Письма къ Дмитріеву, 238.

57. Письма къ Дмитріеву, 323, 386.

58. Ibidem, 212, 258, 293, 324,

59. Ibidem, 388—389: ‘Да и кто можетъ быть министромъ народ. просвщенія? Разв Аполлонъ, говоритъ Карамзинъ. Читалъ ли ты рчи министра? (Шашкова). Возставать противъ грамоты ость умножать къ ней охоту: слдственно дйствіе хорошо и достойно цли министерства, которому вврено народное просвщеніе. Какова Харибда, такова и Сцилла: корабль нашъ стучится объ ту и другую, а все плыветъ’.

60. Сборн. Ак. Наукъ, I, 42. Стованіе на свое удаленіе въ письм къ брату (Атеней 1858, No 28).

61. Сочин. III, 593—595.

62. Ibidem, II, 744—775, III, 351, 400—401. Карамзину принадлежитъ ‘Записка о Н. И. Новиков’, написанная для привлеченія вниманія импер. Александра къ бдственному положенію семейства Новикова, въ которой онъ защищаетъ мартинистовъ, ‘какъ христіанскихъ мистиковъ, требовавшихъ отъ учениковъ своихъ истинныхъ христіанскихъ добродтелей’ и ‘на свое иждивеніе’ воспитывавшихъ бдныхъ молодыхъ людей въ школахъ и университетахъ, и вообще употреблявшихъ ‘не малыя суммы на благотворенія’, почему ‘Новиковъ, какъ гражданинъ, полезный своей дятельностью, заслуживалъ общественную признательность, какъ теософическій мечтатель по крайней мр не заслуживалъ темницы, онъ былъ жертвой подозрнія извинительнаго, но несправедливаго’. (Неизд. соч., I, 223—226).— Настоянія Карамзина на необходимости народнаго просвщенія вполн оправдались однимъ позднйшимъ авторитетнымъ признаніемъ (Барсуковъ, Погодинъ, XVII, 194—97).

63. Письма къ Дмитріеву, 153, 202, 056, 066, 088, 089, Неизд. соч, 148, 150, А. Васильчиковъ, Сем. Разумовскихъ, II, 288—413. Его ‘Мара Посадница’ казалась опасной даже мене благонамреннымъ людямъ (Гротъ, 49—50). Руничъ (Записки, Рус. Стар.) видлъ опасность даже въ язык Карамзина.

64. Письма къ Дмитріеву, 236, 278, 396, 405, Сочин. III, 591.

65. См. нашу моногр. ‘Гр. И. С. Мордвиновъ’ (глава IV-я) и В. И. Семевскій, Крестьян. вопросъ въ Россіи, т. I, (гл. XXI), Руссо, Considrations sur le gouvernement de Pologne, chap. III, IV, VI.

66. См. переписку съ в. княг. Екатериной Павловной и женой (Неизд. соч.) и письма къ Дмитріеву. Батюшковъ писалъ Гндичу: ‘Карамзинъ былъ въ Твери. Здсь его встртили съ кадильницами’ (Отч. И. Публ. библ. 1895, прилож., с. 11).

67. Гр. А. И. Рибопьеръ замчаетъ, что Сперанскій, прозжая много лтъ спустя на воды, въ Берлин сообщалъ ему, что партіи, во глав которой стояла в. кн. Екатерина Павловна, удалось повредить ему во мнніи государя’. (Рус. Арх..1877, II, стр. 6, ср. И. И. Дмитріевъ, Взглядъ на мою жизнь, 194—195). Въ своей исторіи, Карамзинъ, сообщая о способ составленія Царскаго Судебника, какъ бы косвенно порицаетъ законодательныя работы Сперанскаго (Бестужевъ-Рюминъ, Кaрамзинъ, Рус. Біограф. Слов., 613, ср. О значеніи Карамзина въ ист. рус. законодат., H. В. Калачова, Бесды люб. рос. слов. I, 1—23), по въ 1802 г. онъ писалъ: ‘какимъ великимъ дломъ украсится еще вкъ Александровъ, когда исполнится монаршая воля его, когда будемъ имть полное методическое собраніе гражданскихъ законовъ, ясно и мудро написанныхъ’, и, указавъ вкратц на ходъ русскаго законодательства, прибавляетъ: ‘Тогда законовдніе будетъ наукою всхъ россіянъ и войдетъ въ систему общаго воспитанія’. (Пріятные виды, надежды и желанія нын. времени, Соч. III, 501—593). Къ 1810 г. онъ повторилъ порицаніе дятельности законодательной коммиссіи бар. Розенкампфу (Неизд. соч., 150), а когда импер. Николай поручилъ Сперанскому составить Сводъ законовъ, на основаніи рус. узаконеній, то Карамзинъ на смертномъ одр привтствовалъ это предпріятіе (Погодинъ. II, 474—576).

68. Въ ‘Эмил’ Руссо, не отрицая культуры, выражаетъ опасенія относительно слишкомъ быстраго ея хода- Онъ полагаетъ, что слдуетъ идти постепенно, безъ искусственнаго ускоренія, которое можетъ привести къ вреднымъ послдствіямъ. Карамзинъ, стоя на той же точк зрнія, употреблялъ даже терминъ ‘эволюція’ въ позднйшемъ смысл. ‘Я врагъ революцій, говоритъ онъ, но мирныя эволюціи необходимы: он всего удобне въ правленіе монархическое’. (Р. Стар. 1874, т. XI, стр. 259).

69. Руссо умалялъ значеніе Петра В., видя въ его реформахъ только подражателя чуждымъ учрежденіямъ. Онъ говоритъ: ‘Pierre avait le gnie imitatif… Il a d’abord voulut faire des Allemands, des Anglais, quand il fallait commencer par faire des Russes’ (Contract social liv. II, chap. VIII).

70. Въ ‘Похв. слов’ (1801) Карамзинъ писалъ: ‘Монархиня взяла въ Польш только древнее наше достояніе и когда уже слабый духъ ветхія республики не могъ управлять ея пространствомъ’. (Соч. I, 289). Взглядъ Екатерины и оцнка его см. въ нашей стать ‘Екатерина II, какъ историкъ’ (Р. Арх. 1911, V, 7).

71. Письма къ Дмитріеву, 170.

72. Письма Карамзина къ жен (Неизд. соч.). Въ ряду оффиціальныхъ лицъ особенными и продолжительными симпатіями его пользовался гр. Каподистріа, бесды съ которымъ имли поучительное значеніе для Карамзина (тамъ же и письма къ Дмитріеву): ‘вотъ умнйшій человкъ ныншняго Двора, кажется искреннимъ, однакожъ не безъ тонкости’ (письма къ Дмитріеву, 195). ‘Я люблю его’ (241). Свиданія ихъ хотя рдко, но длились но нскольку часовъ и на этомъ основывались, вроятно, особенныя симпатіи Карамзина къ греческимъ дламъ. (199, 205, 216, 223, 251, 269, 275, 304, 311, 313, 390 и примч. къ нимъ). Суровые отзывы о ‘вельможахъ’ (214—215).

73. Полное изд. ‘Записки о древней и новой Россіи’, изд. загран. (Берлинъ, 1871) и въ 3-мъ изд. Пыпина ‘Обществ. движеніе’, съ нкоторыми пропусками (Р. Арх. 1870). Записка о Польш въ Неиздан. сочин. (1—8). Вопросъ о Галиціи поднимался въ царств. Екатерины II (Храповицкій), при Александр I (Шильдеръ), Никола I (Р. Арх. 1910, No 5) и Александр II (ib. 1911, No 7, с. 452).

74. Письма къ Дмитріеву, 346, письма къ Малиновскому, 43. Въ 1817 г., по поводу слуховъ о присоединенія западныхъ губ. къ Польш, М. . Орловъ составилъ записку, въ род протеста, подписанную многими высокопоставленными лицами и вызвавшую для него непріятный послдствія (Богдановичъ, VI, 426), о немъ (Остафьев. Архивъ, I, 456—459). Намекъ ими. Александра I на мннія Карамзина (Рус. Арх., 1911, V 7, с. 429).

75. Неизд. соч., I, 9—12, Старина и Новизна, II, 13—24. ‘Мы не измнили тайн’,— о престолонаслдіи (Письма къ Дмитріеву, 413).

76. Сочин., III, 737, Р. Стар. 1899, 4, с. 229.

77. Въ 1792 г. (‘Аглая’) Карамзинъ мечталъ приняться ‘за особенный трудъ’, быть можетъ исторію, замчаетъ Погодинъ (Карами. I, 215). Въ ‘Наталіи боярской дочери’ (1792) Карамзинъ говоритъ уже съ любовью о тхъ временахъ, когда русскіе были русскими, когда они наряжались въ свои собственныя платья, ходили своею походкою, жили но своему обычаю, говорили своимъ языкомъ но своему сердцу, т.-е. говорили какъ думали’ и т. д., причемъ прибавляетъ: ‘старая Русь извстна мн боле, нежели многимъ изъ моихъ согражданъ’ (Соч. III, 82).

78. Неизд. соч. I, 205—208, Письма къ Дмитріеву, 111, 116.

79. Мысли для Похв. Слова Петру I любопытны по сопоставленіямъ требованій автора и характера Петра В. (Неизд. соч. 201—202). Тогда же Карамзинъ прочелъ переписку Лейбница съ Петромъ В. (I, 366). Въ стихотв. на коронованіе ими. Александра I онъ длаетъ замчаніе, что авторъ занимается россійской исторіей, и въ од говоритъ:

‘Отвту Кліи я внимаю,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я въ храмъ исторіи иду

И тамъ дло твои найду’. (1801).

80. Сочин. III, 160—238. Несмотря на республиканскія чувства, выраженныя въ рчи Холмскаго (т.-е. автора), находимъ тутъ же извстныя слова о порядк, какъ фактор самодержавной власти: ‘Народы дикіе любятъ независимость, народы мудрые любятъ порядокъ, а нтъ порядка безъ власти самодержавной’ (III, 169). Ср. замтку Д. Л. Мордовцева: ‘Вчевой колоколъ’ (Ист. Встн. 1886, т. XXIII, 1—14).

81. Сочин. I, 501. Пантеонъ русскихъ авторовъ, предпринятый для изданія П. Бекетова.

82. Остафьево, имніе князей Вяземскихъ, близъ Москвы (Подольскаго узда). На дочери кн. А. И. Вяземскаго Карамзинъ былъ женатъ (во второмъ брак). Описаніе с. Остафьева и занятій Карамзина см. у Погодина (В. Евр. 1866, II, 178—180), Остафьево, гр. С. Д. Шереметева (Рус. Встн. 1800, No 2), Ostafievo, Souvenir d’une mission par le Baron de Baye, Paris, 1911 г. Подробная монографія ‘Карамзинъ въ Остафьев’ (1811—1911, M. 1011) rp. П. С. Шереметева (103 стр.).

83. Переписка съ братомъ и др. лицами (Сочин. III, Зан. Ак. Н., т. LXXV, 91—95, Атеней, 1858, ч.ч. III и IV, 19—28, Библіогр. Записки т. I, 1858, No 17, с. 579—592), письма въ А. И. Тургеневу (Р. Стар. 1899, No 1—4, съ примч. В. И. Саитова). Письма къ А. . Малиновскому, М. 1860. Уже въ 1816 г. Карамзинъ писалъ Дмитріеву: ‘Работаю усердно и готовлюсь описывать времена Ивана Васильевича. Вотъ прямо историческій предметъ. Досел я только хитрилъ и мудрилъ, выпутываясь изъ трудностей‘. (154).

84. Въ 2 мсяца вся ‘исторія’ разошлась (Соч. III, 729). Первое изданіе ‘исторіи’ печаталось въ Военной Медицинской и Сенатской типографіяхъ, лучшихъ того времени (письма къ Дмитріеву, Тургеневу и Селивановскому), однако былъ недостатокъ въ мелкихъ шрифтахъ для примчаній, такъ что пришлось набирать ихъ корпусомъ (‘бда не велика, немногіе будутъ читать ихъ’), нкоторые листы оказались испорченными и пришлось перепечатывать, а нкоторые экземпляры совсмъ безъ листовъ. ‘Москва отстала въ пріобртеніи его исторіи’ (Письма къ Дмитріеву, 200, 216, 217, 227, 233, 255).

85. ‘О народъ русской, котораго исторію писалъ я съ такимъ чувствомъ. Лучше писать, нежели печатать ее (исторію) въ русской типографіи’ (364), жаловался Карамзинъ. ‘Здсь (въ Петербург) многіе почти ежедневно у Карамзина и не взяли его ‘Исторіи’, писалъ А. И. Тургеневъ кн. Вяземскому, въ март 1824 г. Другіе просятъ прочесть… Но гд же любовь къ полезному и славному’. (Остафьев. Арх. III, 26). По 1892 г. было 7 изданій ‘Исторіи’. Лучшимъ считается 5-ое (Эйнерлинга). При 2-мъ и 5-мъ ‘Ключъ’ (или алфавита, указатель) къ ‘Неторіи’, составлеи. (при 5-мъ исправленный и дополненный) П. М. Строевымъ. Библіографія сочиненій Карамзина — С. И. Пономарева (Сборн. Ак. Н., т. XXXVI) и ‘Источ. Славоря’, С. А. Венгерова, т. II.

86. ‘Я былъ во дворц съ дочерьми, выходилъ и на Исаакіевскую площадь, видлъ ужасныя лица, слышалъ ужасныя слова и камней пять-шесть упало къ моимъ ногамъ’. (Письма къ Дмитріеву, 411), также къ А. И. Тургеневу (Р. Стар, 1809, No 4, с. 233).

87. Сочин. I, 577.

88. С. Н. Глинка въ Дамск. Журн. 1829 (XIII, 2—3), Рус. Арх. 1901, No 4, с. 700. Впечатлніе Болотова (Записки, IV, 277, 845).

89. Соч. Пушкина, изд. Акад. Наукъ. Переписка, I, 67, ср. 83, изд. Литер. фонда (V, 221): ‘Къ счастью Карамзинъ освободилъ языкъ отъ чуждаго ига и возвратилъ ему свободу, обративъ его къ живымъ источникамъ народнаго слова’. Лучшая проза — Карамзина (V, 16, 76, ср. 304). М. Евгеній отличаетъ ‘риторство’ Шишкова и ‘ораторскую рчь’ Карамзина (‘образцы почти классическіе’). Переписка съ Державинымъ, 129, Сочин. Тихонравова, III, ч. I, 281.

90. Записки Рунича (Р. Стар. 1901, No 1, с. 47—52),— чмъ и злоупотребляли его противники въ нападкахъ на его произведенія (Лавровскій, рчь, 42—43). Подробн. см. Я. К. Гротъ, Карамзинъ въ исторіи рус. литер. языка (И. М. Н. Пр., т. СХХXIV, 20, 76 и въ собр. соч.).

Высшей степени простоты и естественности проза Карамзина достигла въ Всти. Европы. Въ ‘Исторіи’ замтна нкоторая искусственность, объясняемая тмъ, что о предметахъ важныхъ приходится говорить иначе, тмъ объ обыкновенныхъ, причемъ онъ здсь кстати пользуется лтописными словами (Гротъ, 20, Б. Рюминъ, Рус. Біограф. Словарь, 513). Поздн. изд. повстей 1911 г.— 10-е, А. Суворина. Повсти, какъ и письма Карамзина переводились въ свое время на разные языки.

91. Подр. см. М. П. Погодинъ, Судьбы русской археологіи (Труды -го Арх. създа, I, 1 — 61, нашъ Опытъ рус. исторіографіи, т. I, стр. 132—243), труды о Румянцов (Кочубинекаго), о м. Евгеніи (Е. Ф. Шмурло и Полетаева), о Калайдович (Безсонова), о М. Н. Муравьев (Старчевскій въ Библ. для чтенія), о Круг (Куника), о Фрек (Савельева), о Строев (И. Барсукова) и др.

92. Историческія справки Д. З. (Зубарева). Критич. замч. на V-й т. Ист. Госуд. Рос. Карамзина (В. Евр., 1825, ч. 144, IV, 11-й с. 187—217), замч. на эту статью (М. Телегр. No 15, с. 234—243), отвтъ (В. Евр., ч. 144, No 21, с. 17—29, М. Телегр, 1827, No 10, с. 85—91), ср. Барсуковъ, Погодинъ, II, 146), С. М. Соловьевъ (Карамзинъ. и его литер. дятельность) — рядъ статей въ Отеч. Зап. 1853—56 гг. (см. 1854 г., No 5, С. 39—41, 1855, No 4, с. 102, 111, 136—137, No 25, с. 39—41, 1856, No 4, с. 409), П. И. Милюковъ (Главн. теченія рус. историч. мысли, 123—132).

93. Соловьевъ, 102, 411.

94. Исторія, V. 1, 4, Сочин. II, 432 — 433, ср. Юмъ. Essay VII. О геніи, какъ терпніи въ превосходной степени, по Бюффону (Сочин. III, 529, Неизд. соч., 201 и Исторія, предисл.), ‘Исторія не метафизика, ей надлежитъ изображать дйствія и характеры’, со ссылкой на ог. Мюллера (Письмо къ А. И. Тургеневу, 21 апр. 1811 Р. Стар. 1890, No 1, с. 235) и предисл. с. XII. О предисл. см. Неизд. соч., 205 и замч. Пушкина (Соч. VII, 08).

95. Исторія, V, с. 185—186.

96. Р. Стар. 1911 г., No 1, с. 131—132, 138, Неизд. соч., 104—106.

97. Онъ самъ признаетъ эту свою заслугу (письмо къ М. Н. Муравьеву). Соч. III, 685—687.

98. И. М. Собстіанскій, Ученіе о націон. особен. характера и юридическаго быта древн. славянъ, X, 1892, с. 32—39.

99. Библ. для чтенія, ч. XX, 108—110, Р. Арх. 1889, No 6, 165—166 (письма м. Евгенія), Бестужевъ-Рюминъ, Характ., 202, любопытное признаніе Кар—на (С. Отеч. 1818, 8).

100. Исторія, II, 18, прим. 39.— По случаю смерти Шлецера (1809) Карамзинъ писалъ еще Тургеневу: ‘Искренно пожаллъ я о Шлецер, не только въ отношеніи къ наукамъ, но и собственно ко мн или къ труду коему: онъ такъ усердно занимался русской исторіей. Если получите продолженіе его ‘Нестора’, то дайте мн взглянуть на это послднее произведеніе знаменитаго критика’ (Рус. Стар. 1899, No 1, с. 229), Но уже въ апрл 1810 г. тому же Тургеневу онъ писалъ, ‘Здшняго Шлецера (сына) давно не вижу. Сомнваюсь, чтобы онъ ршился продолжать ‘Нестора’. Для кого? Для семи или восьми любопытныхъ? Да и пользы немного. Изъясненія и переводъ текста весьма плохи и часто смшны. Старикъ не зналъ хорошо ни языка лтописей, ни ихъ содержанія дале Нестора, а выписки изъ иностранныхъ лтописцевъ не нови для ученыхъ. Сынъ, конечно, не лучше отца знаетъ нашъ старинный языкъ’ (ib., 231).

101. Исторія, V, 223—225. Представленіе К—на о быстромъ рост Русскаго государства (‘шагнувъ, такъ сказать, въ одинъ вкъ’, II, 39) напоминаетъ тираду кн. Щербатова ‘о выход Россіи вдругъ изъ самой грубости’ (I, предисл.). Исторія — ‘зерцало’, какъ у Мидлера (Пекарскій, Ист. Ак. H., I, 339).

102. Соловьевъ (рчь) назвалъ исторію Карамзина ‘великолпной поэмой собирателямъ русской земли, московскимъ князьямъ’.

103. Исторія, VI, 224.

104. Ibid., V, 131, cp. IX, прим. 815.

105. Ibid., X, 73.

106. Исторія, VI, 5—6, 215—216, VII, 135, IX, 262.

107. Ibid., VII, 105, ср. с. 30.

108. Ibid., VI, 210—214, ср. 174, IX, 3—4, 262.

109. Предисл., къ ист., с. X.

110. Барсуковъ, Погодинъ, VIII, 206.

111. Исторія, VI, 31, 85—86, 210—211, IX, 86. Замчанія о Псков, VII, 28. ‘Историкъ строгимъ саномъ своимъ обязанъ казаться иногда жестокосерднымъ, и долженъ осуждать то, что ему, какъ человку, любезно, но что бываетъ вреднымъ въ правленіи, ибо люди не ангелы’ (Соч., I, 416).

112. Ibidem, VI, 123, VIII, 133.

113. Ibid., VIII, 3, XI, 100, XII, 1.

114. Pyс. Стар. 1809, К 2, с. 265. ‘Славный характеръ для исторической живописи’ (ib. 1898, No 10, с. 33, письмо къ императриц Маріи едоровн).

115. Неизд. соч., 119, 122—123, изъ ‘Исторіи’: ‘сей удивительный феноменъ’, (IX, 3).

116. Письма къ Дмитріеву, 210, 257, 271, Письма къ Малиновскому, 36.

117. Письма къ Дмитріеву, 279—280.

118. Остаф. Архивъ, I, 167, 652, II, 7—8.

119. Исторія, IX, 68, 259—262, 278-280. Объ ум Ивана IV Карамзинъ не разъ упоминаетъ (IX, 13, 63, 104, 114, 122, 167, 260), Ранній взглядъ на него сравн. съ Людовикомъ XI (Соч., II, 612).

120. Исторія, IX, 48, 61, 89, 94, 95, 98 и др. ‘Однимъ словомъ или вс злодйства Калигулы, Нерона, Коммода суть басни, или оанновы жестокости не подвержены сомннію: доказательства первыхъ не достоврне вторыхъ’ (IX, 3). Вопросъ о характер Ивана IV вызвалъ обширную литературу (Арцыбашевъ, Полевой, Строевъ, Погодинъ, Соловьевъ, Кавелинъ, Бестужевъ-Рюминъ, Бловъ и др.).

121. Ibid., IX, 259—262, 278—280, примч. 761. ‘Двадцать четыре года сносила Россія губителя, вооружаясь единственно молитвою и терпніемъ, чтобы въ лучшія времена имть Петра В., Екатерину II (‘исторія не любитъ именовать живыхъ’ С. Ист. IX, 258).

122. Ibid., 34—39.

123. Н. Барсуковъ, Строевъ, 239—240.

124. Н. Барсуковъ, Погодинъ, IV, 153, Рус. Арх. 1866, с. 1765— 66. Опасенія относительно духовной цензуры (Письма къ Дмитріеву, 206).

125. Сочин. II, 488—489, 512, Письма къ Малиновскому, 56, 58.

126. Р. Арх., 1910, No 12, с. 686. Въ 1819 г. имп. Александръ хвалился кн. Вяземскому, что онъ прочелъ ‘Исторію, Карамзина ‘съ начала до конца’ (первые 8 томовъ, Рус. Арх. 1911, No 7, с. 431). Такимъ образомъ онъ прочелъ всю исторію. Поправки имя. Александра извстны: он касаются смягченія выраженій о полякахъ и о духовенств (Неизд. соч. 26, 27, 29, 30, 34, 69). Письма къ Дмитріеву (345, 347, 358, 365).

127. Письма къ Малиновскому, 68.

128. Письма къ Дмитріеву, 345, 0155. Разсказъ Сербиновича (Р. Стар., XI, 63), разсказъ И. Р. Мартоса (К. Стар. 1896, No 6. 359—360), замч. II. А. Катенина (Р. Стар. 1911, No 6, стр. 596).

129. Рос. Исторія, кн. Щербатова (XI, 254, XIII, 204).

130. Ист. Госуд. Рос., XII, 3, 155).

131. Ист., XII, 180. Поступокъ ц. Мары въ признаніи Самозванца сыномъ даетъ поводъ Карамзину обратиться къ сравненію съ геройствомъ лигурійской жены (Тацитъ, Histor. IV, 13) и не въ пользу первой: ‘Сколько людей слабыхъ не впало бы въ искушеніе зла, если бы они могли предвидть, чего стоитъ всякое беззаконіе для сердца’ (XI, 180), говоритъ онъ.

132. Исторія, XII, 74—82.

133. Ibid., VIII, 139.

134. Чичеринъ, Ист. политич. ученій, III, 127, 336.

135. Исторія, IX, 3.

136. Ibid., IV, 147.

137. Ibid., XI, 177.

138. Ibid., III, 2, 61, IV, 56—57. Признавая у Безбородка (на основаніи его писемъ) ‘высокій государственный умъ’, онъ не могъ примириться съ нимъ но ‘отсутствію чистой нравственности’. (Письма къ Дмитріеву, 397).

139. Сочин. I, 415—416: апотеозъ чувствительности правителя.

140. Исторія, VIII, 59—60, IX, 259.

141. Ibidem, 65—66.

142. Исторія, IX, 259.

143. Р. Стар. 1874, XI, 56, Письма къ Дмитріеву, 291—292, 297.

144. Исторія, I, 154, III, 135—136, V, 216—217, 235—242, VIII, 70, IX, 271—273.

145. Ibid., IX, 118—120.

146. Р. Стар. 1898, No 10, с. 37.

147. Въ распоряженіи Карамзина находились дла цар. Анны оанновны и Елисаветы Петровны — Волынскаго (дв кипы и сундукъ), Бирона, Лестока. ‘Знаешь ли, что читаю, писалъ Карамзинъ Дмитріеву? Ужасы тайной канцеляріи (между нами!)… Гнусно и любопытно… Передо мной большой сундукъ… Ужасы!… Недавно читалъ я также допросы Лестоку и Бирону, жаля, что не буду писать исторіи сего времени. Прелесть!..’ (Письма къ Дмитріеву 1820—23 гг., 285, 362—363, 0131—0132). Дла эти онъ возвратилъ въ Архивъ кабинета въ 1824 г. (Р. Стар. 1874, XI, 71). О намреніи писать исторію своего времени (Неизд. соч., 104—105, 109, 118 — 119, Письма къ Дмитріеву, 181, письма къ импер. Маріи еодоровн, Р. Стар., 1898, К 10. с. 33).

Онъ читалъ записки Брюса (о Петр В.), дюка Лирійскаго (рукоп.), Храповицкаго, Екатерины II (отъ Тургенева), Понятовскаго, Дмитріева (который пересылалъ ему но мр составленія ихъ, Письма къ Дмитріеву, 275, 277, 285, 328, 329), Миниха-отца и Порошипа (Неизд. соч. 87, 89, 97, 101, 103), мемуары о Наполеон (213 и др.). По поводу борьбы съ Наполеономъ (1813) онъ замчаетъ, что ‘Россійская исторія можетъ сдлаться еще любопытне’. (Письма къ Дмитріеву, 170).

148. ‘Я не придворный. Исторіографу естественне умереть на гряд капустной, имъ обработанной, нежели на порог дворца, гд я не глупе, но и не умне другихъ… Мн бывало очень тяжело: теперь легче отъ привычки’ (Письма къ Дмитріеву 1816, с. 194). ‘Скоро забуду, какъ пишутъ исторію’ (199, 205, 218). ‘Всего лучше для меня сидть дома и читать, пока служатъ глаза. Думаю еще больше посвятить себя уединенію, если дастъ Богъ совершить мн историческій трудъ спой, т.-е. дописать 12-й томъ и напечатать’ (1825, с. 389). ‘Пусть никто не будетъ читать моей исторіи: она есть и довольно для меня’… ‘Работа сдлалась для меня опять сладкой’… ‘Знаю, что и какъ нишу, въ своемъ тихомъ восторг не думаю ни о современникахъ, ни о потомств: я независимъ и наслаждаюсь только своимъ трудомъ, любовью къ отечеству и человчеству’ (1825, ib. 408). ‘Я старъ для двора, а въ Петербург связи наши часъ отъ часу слабютъ. Никуда не зжу’ (1826, ib., с. 414). Любопытно сопоставить отношенія къ Карамзину импер. Маріи едоровны (Р. Стар. 1898, А’ 10, Неизд. еочин., письма къ жен и Дмитріеву) и Елисаветы Алексевны, къ которой Карамзинъ питалъ особенную расположенность, но повидимому склонной ‘къ противочувствіямъ’ (Р. Арх. 1910, No 3, стр. 446—449).

149. Французскимъ переводомъ (Сенъ-Тома и Жоффре), сначала веденнымъ при его участіи (11 т.), и нмецкимъ — Карамзинъ остался недоволенъ и тмъ боле итальянскимъ. (Письма къ Дмитріеву, 253, 279, 291, 300—302, 322, 324, 325, 0115, 0117, 0138). Послдній неполный, какъ и греческій. Въ другихъ сокр. примчанія.

150. Отзывы иностранной критики онъ сообщалъ Дмитріеву и особенно цнилъ мнніе ‘славнаго нмецкаго историка’ Герена (279, 299, 0151, 0153) — въ Gtting. Gelehr. Anz. 1822 (переводъ ея въ Св. Арх. 1822). О стать Лелевеля (въ Св. Арх.) онъ отзывался рзко (Письма къ Дмитріеву, 342—343, 368, 0153, 0162). Ср. Рус. Стар. 1878, т. XXII, 633—650, XXIII, 75—98: ‘Лелевель какъ критикъ Ист. гос. рос. Карамзина’, переписка съ . Булгаринымъ, 1820—1830 гг.). О критик Каченовскаго вообще Карамзинъ говоритъ: ‘Критика его весьма поучительна и добросовстна. Не имю духа бранить тебя за твое негодованіе, но самъ не хочу сердиться’ — и содйствовалъ избранію его въ члены Рос. академіи (Письма къ Дмитріеву, 261, ср. 238, 245, 258, 087, 0101—0102, 0108). О разныхъ толкахъ и нападкахъ по поводу ‘Исторіи’ (Барсуковъ, Погодинъ, т. II-й). Отзывъ Ермолова (въ зап. Пушкина) и Сперанскаго (Р. Арх. 1871, No 3, с. 434, 1800, с. 920, послдняго — разнорчивы). Сперанскій только гр. Уварова и Карамзина считалъ русскими учеными, за исключеніемъ нмцевъ (P. Арх. 1869, 919). Кругъ нашелъ Карамзина учене, чмъ воображалъ раньше (Неизд. соч.. 166). Критически относился къ ‘Исторіи’ и гр. Н. П. Румянцовъ (Переписка м. Евгенія, 89, Кочубинскій, 148, о чтеніи имъ исторіи Карамзина см. въ ‘Матеріалахъ для ист. Рум. м.’ Кестнера, 12—13). М. Евгеній иногда сурово отзывался объ истеріи Карамзина (письма къ Анастасевичу въ Р. Архив), а иногда не мене сурово относился къ его критикамъ. (Арцыбашеву, Сборн. Ак. Н., т. V),

151. Остафьев. Арх., II, 289. Записка сына покровителя Карамзина, Н. М. Муравьева (Погодинъ, Карамзинъ, II, 198—203), отзывъ другого Муравьева (H. Н.) — въ собр. его сочин., т, Х-й, cp. Р. Стар. 1899, No 1, с. 220). О мнніи Ал. Бестужева-Марлинскаго (Рус. Вст. 1861, февр. и апр., 1870, No 6). Если противники Карамзина переложили первыя главы Тита Ливія слогомъ Карамзина (зап. Пушкина), то и Жуковскій назвалъ Карамзина ‘нашимъ Титомъ Ливіемъ’, въ похвальномъ смысл (Погодинъ, II, 93). Пушкинъ, написавшій эпиграммы на ‘исторію’ Карамзина, потомъ иначе говорилъ о его труд (Соч. по изд. Литерат. фонда, I, 195, V, 40, 41, 58—59, VII, 133, 150) и взялъ на себя защиту послдняго противъ нападокъ Полевого (V, 74—81). Жестокій отзывъ П. А. Катенина (Р. Стар. 1911, No 6, с. 612).

О впечатлніяхъ и отзывахъ по поводу исторіи Карамзина см. еще въ современной переписк (Остф. Арх., I 339, 652, II, 7, 288— 291, III, 19, 26, 28, 117, 146, 154, 164, 182, 203—205). Но объясненію ки, Вяземскаго противники Карамзина относительно его взглядовъ стояли исключительно на политической точк зрнія (Р. Арх. 1895, No 10, с. 210), и подъ такимъ впечатлніемъ написаны эпиграммы Пушкина и Грибодова (Стар. и Новиз., II, 207, 220—221). Любопытенъ отзывъ Гоголя о Карамзин, какъ независимомъ писател (Соч. М. 1867, III, 387—388). Прибавимъ, что извстный нмецкій писатель Берне сочувственно отнесся къ рус. исторіи и цнилъ правдивость и художественность изложенія Карамзина (3-е изд. соч. Берне, Stuttg. 1840, III, 318—321, В. Евр. 1866, II, с. 180—181). Поздн. сужденія въ сред рус. ученыхъ (Зап. Никитенко, I, 198, 240, 280, II, 315, 323, 379, 419, 466, 470).

152. Объ этомъ тріумвират см. наши статьи въ Рус. Арх. 1886, т. III, и въ Крит. біогр. Словар, С. А. Венгерова (Арцыбашевъ).

153. Остаф. Арх. III, 204—205, 355—356, ср. Дневн. А. И. Тургенева, II, 362, 359—96, 398.

154. Р. Архивъ, 1895, No 10, с. 214—215. Почитатели Карамзина составили своего рода Катехизисъ (10 заповдей), свидтельствующій о почтительной къ нему памяти (Р. Стар., 1895, Л, 5).

155. Остаф. Лрх., IV, 334. И послдующее поколніе часто цнило въ Карамзин человка больше, чмъ писателя и историка (Зап. сенат. Лебедева, Р. Арх. 1911, No 7, стр. 390, 391, 425, 431). ‘Честность, вотъ знамя, которому онъ не измнялъ никогда,’ замчаетъ одинъ изъ его позднйшихъ біографовъ (Е. Соловьевъ, Карамзинъ, 71).

156. Письма къ Дмитріеву, 402, Р. Стар. 1898, No 10, 34, Соч. III, 737.

157. Сочин. IL, 67, 648, Погодинъ, I, 81, 376.

158. Сочин. III, 737. Въ 1826 г. Пушкинъ писалъ кн. П. А. Вяземскому: ‘Карамзинъ ее временемъ можетъ служить центромъ записокъ современниковъ въ род записокъ Garat, но съ гораздо большимъ правомъ, чмъ Suard. Все русское просвщеніе начинается, вертится и сосредоточивается въ Карамзин. Онъ лучшій нашъ представитель на Сейм Европейскомъ. Ты часто хотлъ писать прозою: вотъ прекрасный предметъ! Напиши взглядъ на заслуги Карамзина и характеръ его гражданскій, авторскій и частный. Тутъ будетъ мсто и воспоминаніямъ твоимъ о немъ. Можешь издать ихъ въ вид отрывка изъ твоихъ записокъ’ (Переписка, I, 362). О программ кн. Вяземскаго для біогр. Карамзина (Ист. Вст. 1888, No 10, с. 122—25).

159. Рус. Стар. 1899, No 1, с. 226, 228.

160. Біогр. и жарактер., Бестужева-Рюмина, 206, 226—229. И. И. Срезневскій говоритъ: ‘Изъ примчаній къ Ист. гос. рос. можно выдлить большую книгу записокъ о древнихъ памятникахъ русской письменности: ея одной было бы достаточно для ученой дятельности и славы русскаго писателя не только того, но и нашего времени. О многихъ изъ древнихъ памятниковъ Карамзинъ сказалъ первое слово, ни объ одномъ не сказано слова не кстати и безъ критики… О многомъ въ этой дол примчаній Карамзина надобно справляться и теперь… Карамзинъ историкъ, это значитъ Карамзинъ палеографъ, нумизматъ, хронологъ, генеологъ и т. д., и т. д., во всемъ изслдователь, во всемъ критикъ, во всемъ требовательный, какъ только можно было бы быть требовательнымъ, боле, чмъ современный, не въ тсномъ смысл нашихъ русскихъ ожиданій, а въ высшемъ смысл ожиданій и желаній вождей науки. Забывать эту сторону въ Карамзин значитъ не понимать Карамзина. Великій писатель онъ не потому только, что писалъ прекрасно и нравился, а и потому, что былъ высокотребователенъ въ научномъ отношеніи’. (Оба. матеріаловъ для изуч. слав. рус. палеографіи, Ж. М. Н. Пр., ч. СХХХ). Надеждинъ замчаетъ: ‘Примчанія Карамзига можно назвать библіотекою нашей древности’ (Библ. для чтенія 1837, г. XX, 110).

161. Ист. Гос. рос. въ отнош. къ ист. рус. права, С. М. Данилевскаго. (Статьи для произнес. въ торжеств. собр. Казан. универс., 1866, 164—2 t 1).

162. Встн. Евр., 1866, II, с. LX.

В. Иконниковъ.

Читайте также: