КАМИЛЛЪ ФЛАММАРІОНЪ И ЕГО НОВЫЙ РОМАНЪ ‘СТЕЛЛА’.
КАМИЛЛЪ ФЛАММАРІОНЪ И ЕГО НОВЫЙ РОМАНЪ ‘СТЕЛЛА’.
В. Ранцовъ.
‘Встникъ Иностранной Литературы’, No 12, 1897
Камилл Фламмарион и его новый роман ‘Стелла’, Ранцов Владимир Львович, Год: 1897
Время на прочтение: 18 минут(ы)
Извстный французскій астрономъ, Камиллъ Фламмаріонъ, пользующійся репутаціей серьезнаго ученаго и въ то же время искуснаго популяризатора, пріобрлъ себ имя главнымъ образомъ, какъ проповдникъ научной религіи. Орудіемъ этой проповди служили преимущественно романы и фантастическіе разсказы на строго-научной основ, нелишенные также и беллетристическихъ достоинствъ. Вс популярно-философскія произведенія Фламмаріона, къ которымъ принадлежитъ и недавно вышедшій въ свтъ его романъ ‘Стелла’, имютъ воинствующій, полемическій характеръ и заинтересовываютъ читателя оригинальнымъ сочетаніемъ фантастическаго элемента съ научными истинами. Разсматривая открываемые наукой законы природы, какъ проявленіе Воли Божіей, поскольку Она доступна человческому разуму, Фламмаріонъ считаетъ по возможности обстоятельное ознакомленіе съ существенными изъ этихъ законовъ обязательнымъ для мыслящаго существа уже въ силу чисто нравственныхъ побужденій. Упущеніе выяснить себ эти законы является съ его точки зрнія, правильность которой было бы трудно оспаривать, безнравственнымъ и грховнымъ. ‘Стелла’ иметъ главнымъ образомъ характеръ протеста противъ равнодушія современнаго общества къ научно-религіознымъ выводамъ, вытекающимъ изъ такого воззрнія на природу. Замтимъ, кстати, что у самого Фламмаріона не имется никакого основанія жаловаться на равнодушіе къ его проповднической дятельности. Его книги научно-религіознаго пошиба: ‘Множественность обитаемыхъ міровъ’, ‘Уранія’, ‘Свтопреставленіе’, ‘По волнамъ безконечности’ (‘Rcits de l’infini’), ‘Богъ въ природ’ и др. переведены на вс культурные языки и расходятся очень бойко какъ въ самой Франціи, такъ и за границей. Благодаря этимъ книгамъ, грудь автора ихъ украсилась множествомъ разнообразнйшихъ орденовъ и знаковъ отличія. Он же доставили Фламмаріону довольно крупное состояніе. Между прочимъ, одинъ изъ почитателей религіозно-философской его проповди, бордоскій негоціантъ Мэре (котораго Фламмаріонъ и. въ глаза не видалъ), чувствуя приближеніе смерти и не имя близкихъ наслдниковъ, отказалъ Фламмаріону въ вчное и потомственное владніе великолпное помстье Жювизи, находящееся невдалек отъ Парижа, между Версалемъ и Фонтенебло. Тамъ, въ бывшемъ загородномъ дворц французскихъ королей, Фламмаріонъ устроилъ прекрасную обсерваторію, доступную для всхъ, серьезно интересующихся наукой. Содержаніе этой обсерваторіи обходится довольно дорого и оказалась бы, пожалуй, не подъ силу почтенному астроному, если бы его не выручали довольно крупныя пожертвованія. Извстно, что бразильскій императоръ, Донъ Педро II, а также Гордонъ Беннетъ, редакторъ-издатель газеты ‘New-Iork Herald’, и многія другія лица, пожелавшія остаться неизвстными, пожертвовали большія суммы для этой обсерваторіи. Зато Фламмаріонъ назвалъ одну изъ открытыхъ имъ планетъ Гордоніей. Другая планета, принадлежащая тоже къ числу астероидовъ, была наименована имъ Констанціей въ честь г-жи Фламмаріонъ, которая ревностно исполняетъ должность секретаря у обожаемаго ею мужа.
Романъ ‘Стелла’, посвященный Джемсу Гордону Беннету, является слишкомъ тенденціознымъ для того, чтобы его можно было признать художественнымъ произведеніемъ. Фабула его сшита блыми нитками, для закрпленія которыхъ пришлось прибгнуть въ гипнотическому внушенію на разстояніи. Начинаясь на Земл, она заканчивается на Марс, напоминая отчасти развязку астрономическаго романа ‘Уранія’, вышедшаго тоже изъ подъ пера Фламмаріона. Въ смысл популяризаціи научныхъ свдній и своихъ философско-религіозныхъ воззрній Фламмаріонъ не даетъ въ ‘Стелл’ почти ничего новаго и только повторяетъ высказанное уже въ предшествовавшихъ его произведеніяхъ. Зато его ‘Стелла’ является безпощадно-жестокой картиной нравовъ современнаго высшаго общества, по крайней мр поскольку дло касается Франціи. Нe подлежитъ сомннію, что эта картина списана съ натуры, хотя и представляетъ шаржъ, такъ какъ трудно вообразить себ высшія сферы французскаго общества повально зараженными тупоумнымъ отсутствіемъ интереса къ важнйшимъ вопросамъ человческаго существованіяя всецло погрязшими въ мелочные будничные интересы. Впрочемъ, отъ полемическаго произведенія нельзя и требовать объективности, тмъ боле что Фламмаріонъ ведетъ въ ‘Стелл’ войну разомъ на нсколько фронтовъ. Онъ сражается съ легкомысленной апатіей современнаго общества, которое, утопая въ низменныхъ интересахъ будничной жизни, относится какъ бы съ пренебреженіемъ къ научно-религіозному міросозерцанію. Одновременно съ этимъ онъ ратуетъ противъ упорства, съ которымъ католическая религія продолжаетъ отстаивать догматы, идущіе прямо въ разрзъ съ фактическими данными и вытекающими изъ нихъ научными истинами. Кром того, онъ сражается съ чистыми матеріалистами, отрицающими безсмертную душу, и позитивистами, которые считаютъ, что вопросы о существованіи безсмертной души и Бога лежатъ вн сферы научнаго изслдованія, а потому не должны останавливать вниманія умныхъ людей.
Героиня романа, двица Стелла д’Оссіанъ, по своему аристократическому происхожденію и чарующей прелести, подкрпленной крупными наслдственными капиталами, какъ будто предназначалась самою судьбою служить украшеніемъ великосвтскаго общества. Воспитаніе, полученное Стеллой въ модномъ женскомъ монастыр, вполн согласовалось съ ролью богатой великосвтской невсты, въ качеств которой ей и предстояло выступить. Неосторожность духовника, разршившаго Стелл чтеніе популярно-научныхъ книжекъ, заставило эту врующую католичку усмотрть, что религіозныя ея убжденія стояли на недостаточно прочныхъ основахъ и что почти вся обстановка великосвтскаго общества слагалась изъ лжи, лицемрія, честолюбія, коварныхъ интригъ, невжества и пустозвонства. Духовное ничтожество великосвтской молодежи, соединенное съ циничнымъ обожаніемъ золотого тельца, возмутили совсть молодой двушки, которая по своему характеру была прежде всего восторженной идеалисткой. Она была уже невстой, когда, проводя лто на юг Франціи, случайно познакомилась тамъ съ авторомъ заинтересовавшихъ ее популярно-научныхъ произведеній, молодымъ астрономомъ, который, выработавъ себ научную религію, сдлался апостоломъ истины, и отказала своему жениху, герцогу Жюмьежъ, блестящему представителю великосвтской золотой молодежи. Стелла д’Оссіанъ была круглой и очень хорошенькой сиротой, состоявшей подъ опекой своего дяди, графа Нуармутье, который, подобно всмъ великосвтскимъ ея друзьямъ и знакомымъ, находилъ, что бракъ съ герцогомъ Жюмьежемъ врне всего составитъ ея счастіе. Въ продолженіе какихъ-нибудь двухъ недль Стелла заручилась уже достаточнымъ основаніемъ, что молодой астрономъ, Рафаель Даржиланъ, къ ней неравнодушенъ, и въ свою очередь почувствовала, что ни за кого другого выйти замужъ не въ прав, такъ какъ сердце ея принадлежитъ апостолу истины. Наводя чрезъ посредство общаго знакомаго справки, согласенъ ли будетъ жениться на ней астрономъ, жившій отшельникомъ въ Пиренейскихъ горахъ, въ развалинахъ заброшеннаго монастыря, гд устроилъ себ на башн обсерваторію, великосвтская барышня узнала, что этотъ отшельникъ (найденышъ и, повидимому, незаконорожденный сынъ какого-то крестьянина) любить ее, но считаетъ совершенно непригодной для себя въ качеств подруги жизни. Однимъ изъ главнйшихъ препятствій къ этому являлось въ глазахъ отшельника двухмилліонное приданое молодой графини. Стелла сперва было вернулась въ Парижъ и не на шутку расхворалась, но по здравомъ размышленіи, ршила отречься отъ роскоши, удовольствій и досуговъ великосвтской жизни, отказалась отъ наслдственныхъ своихъ капиталовъ и тайно убжала отъ дядюшки въ Пиренейскія горы къ отшельнику, неожидавшему съ ея стороны такого пассажа. Разумется, онъ заключилъ въ свои объятія молодую двушку, на которую радость свиданія подйствовала такъ сильно, что она тутъ же упала въ обморокъ.
Онъ до тхъ поръ наблюдалъ лишь красавицъ, встрчающихся въ небесныхъ созвздіяхъ, а потому въ первую минуту не зналъ, какъ и чмъ помочь Стелл. Когда Стелла очнулась отъ обморока, то молодые люди бросились другъ другу въ объятія. Астрономъ такъ увлекся земной звздой, что совершенно забросилъ наблюденія надъ небесными звздами и потерялъ счетъ не только секундамъ и долямъ секундъ, но даже и суткамъ. Потомъ, однако, но настояніямъ Стеллы, Даржиланъ принялся опять за астрономическія наблюденія, при чемъ она служила ему усердной помощницей. По прошествіи нкотораго времени влюбленные признали умстнымъ упорядочить свое положеніе и сочетались законнымъ бракомъ. Родные и великосвтскіе знакомые Стеллы отреклись отъ нея, но три монастырскія подруги, сдлавшія такъ называемыя блестящія партіи, поддерживали съ ней переписку, изъ которой явствуетъ, что только одной Стелл и удалось найти себ истинное счастье. Она обожала своего мужа, стригла ему волосы, отроставшіе очень быстро, и шила изъ нихъ подушки (совершенно такъ же, какъ длаетъ это супруга Камилла Фламмаріона), исполняла у него должность секретаря и, наконецъ, достигнувъ всего лишь тридцатилтняго возраста, умерла вмст съ возлюбленнымъ своимъ мужемъ во время экскурсіи на Дохштейнскій ледникъ отъ чрезмрнаго электрическаго напряженія атмосферы, причиненнаго чрезмрно близкимъ прохожденіемъ кометы Біелы. Рафаель и Стелла немедленно перенеслись на Марсъ и, построивъ себ изъ элементовъ его атмосферы новыя тла, продолжали любить другъ друга.
Эта фабула, скрпленная и разукрашенная необычайнымъ обиліемъ электричества въ самой Стелл (у которой зачастую сыпались искры не только изъ волосъ, но даже изъ ногтей), а также вщими предсказаніями и гипнотическими внушеніями съ дальняго разстоянія, служитъ автору, какъ выше упомянуто, только предлогомъ къ воинствующей научно-религіозной проповди. Въ нкоторыхъ мстахъ романа видно, впрочемъ, присутствіе также и другого умысла. Камиллу Фламмаріону хотлось повдать міру о извданной имъ на опыт полнот счастья, какимъ можетъ надлить астронома очаровательная женщина, когда она души въ немъ не чаетъ. Очевидно, онъ съ этою лишь цлью заставилъ героя романа развести цлый фруктовый садъ изъ косточекъ вишень, персиковъ, абрикосовъ, сливъ и т. п., скушанныхъ Стеллой. Недовольствуясь этимъ, Фламмаріонъ побудилъ своего коллегу класть въ ротъ Стелл жолуди, изъ которыхъ впослдствіи должна была вырости дубовая роща, вся насквозь проникнутая чудотворнымъ вяніемъ любви.
Жизнь современнаго такъ называемаго культурнаго человчества авторъ ‘Стеллы’ описываетъ слдующимъ образомъ: ‘Люди живутъ въ громадномъ большинств случаевъ, не зная, гд именно они находятся, и не задавая себ этого вопроса. Главною цлью ихъ существованія являются деньги, врне говоря — пріобртеніе таковыхъ даже при наличности обезпеченныхъ средствъ къ жизни, исключающей фактическую необходимость погони за наживой или, напротивъ того, трата денегъ на совершенно ненужные пустяки, при содйствіи которыхъ убивается будто бы время. Большинство, подъ гнетомъ требованій матеріальной жизни, работаетъ неустанно, не оставляя себ даже и досуга, который можно было бы употребить на размышленіе. Меньшинство, находящееся, повидимому, въ привилегированномъ положеніи, упорно пребываетъ на низшихъ степеняхъ умственнаго развитія. Никто не стремится просвтить свой умъ ознакомленіемъ съ вселенной и управляющими его законами. Косня въ глубокомъ невжеств, никто его не стыдится, и вс чувствуютъ себя довольными. Сравнительно лишь очень немногіе составляютъ исключеніе изъ общаго правила. Понятно, что впечатлнія, воспринимаемыя ныншнимъ культурнымъ человчествомъ, должны быть при такихъ обстоятельствахъ самыми поверхностными. Наибольшей популярностью пользуются поэтому писатели, которые разсказываютъ въ цвтистомъ стил объ д и разныхъ иныхъ физіологическихъ отправленіяхъ. Мозговая дятельность никого не интересуетъ. Изъ пластическаго искусства, музыки, театра и беллетристическихъ произведеній тщательно изгоняются идеалы. Народъ, считающій себя самымъ преумнымъ на земномъ шар, слушаетъ идіотски-грубыя шансонетки и рукоплещетъ.
Молодой герцогъ Жюмьежъ, за котораго прочили замужъ героиню романа, былъ однимъ изъ самыхъ выдающихся представителей ныншняго великосвтскаго общества. Онъ одвался всегда по послдней мод, которую старался даже опережать, и живя самъ въ Париж, отсылалъ стирать свое блье въ Лондонъ во французскую прачешную. Грудь великолпно накрахмаленной его рубашки, застегнутой крупными жемчугами, была всегда бле снга, галстухъ щеголялъ такою же свжестью, какъ и гарденія въ его бутоньерк. Герцогъ былъ очень недуренъ собой, обладалъ изящными манерами, прекрасно танцовалъ, недурно игралъ на фортепіано, имлъ нсколько счастливыхъ дуэлей, успшно занимался всми модными видами спорта и, между прочимъ, пользовался большимъ успхомъ у женщинъ. Обладая блестящимъ умньемъ вести обычный великосвтскій разговоръ о самой что ни на есть новйшей злоб дня, онъ былъ человкомъ въ сущности очень занятымъ: вставая, обыкновенно, въ десять часовъ утра, онъ часа полтора здилъ верхомъ, завтракалъ въ часъ, длалъ визиты, обдалъ у хорошихъ знакомыхъ, проводилъ половину ночей въ клуб, или на званыхъ вечерахъ, слегка увлекался игрою въ карты и ложился спать не ране, какъ въ два часа утра. Если его озадачивала какая-либо мысль, то единственно лишь о томъ, какъ бы устроить свое состояніе женитьбой на богатой невст и реставрировать старинный родовой замокъ. Впрочемъ, онъ былъ также любителемъ археологіи и геральдики, въ которыхъ несомннно зналъ толкъ. Вскор посл того, какъ Стелла была сговорена съ молодымъ герцогомъ, она замтила, что его сужденія представляли наборъ безсодержательныхъ красивыхъ фразъ, наг поминавшихъ мыльные пузыри, которые стоитъ только проколоть булавкой для того, чтобы они лопнули и обратились въ ничто. Вслушиваясь въ рчи своего жениха, она изумлялась отсутствію въ нихъ не только идей, но и вообще всякаго интеллектуальнаго или эстетическаго чувства. Герцогъ находилъ чрезвычайно ошибочнымъ воображать, будто ныншнее человчество нуждается въ идеалахъ. ‘Въ голов у нашихъ современниковъ совсмъ иное. Весь вообще идеализмъ и мистицизмъ просто-на-просто позировка, или, пожалуй, особый видъ спорта,— говорилъ онъ.— Никто въ нихъ не вритъ и никому они не нужны. Да здравствуетъ реализмъ! Въ немъ одномъ только истина!’ Окончательно погубило Жюмьежа во мнніи Стеллы заявленіе, что онъ признаетъ въ философіи разумнымъ одно только направленіе: ‘Наплевать!’
При такихъ обстоятельствахъ у молодой великосвтской парижанки, развивавшей свой умъ чтеніемъ популярно-научныхъ книжекъ въ жанр астрономическихъ романовъ Камилла Фламмаріона, выработался слдующій идеалъ жениха, о которомъ не лишнее будетъ довести до свднія нашихъ барышень ея собственными словами. Въ конфиденціальномъ письм къ своей подруг Стелла Оссіанъ заявляетъ: ‘Я могу выдти замужъ единственно лишь за умнаго и развитого человка. Ты можешь смяться надо мной сколько угодно, но для меня вся цнность мужчины заключается именно въ мыслительной его способности. Какое значеніе иметъ, напримръ, дворянскій титулъ? Въ лучшемъ случа онъ говоритъ лишь о заслугахъ предковъ, но тотъ, кто унаслдовалъ отъ нихъ титулъ, самъ по себ былъ вовсе вдь не причастенъ къ великимъ подвигамъ, ради которыхъ состоялось въ свое время пожалованіе такового. Скажу боле, если бы мы вздумали разбирать, при какихъ именно обстоятельствахъ пожалованы были иные титулы, то убдились бы, что происхожденіе ихъ далеко не заслуживаетъ уваженія… Переходя затмъ къ богатству, найдемъ, зачастую, что оно тоже представляетъ собою предковъ, которые нажили или просто-на-просто накрали много денегъ, такъ какъ происхожденіе крупныхъ богатствъ далеко не во всхъ случаяхъ можетъ похвалиться ангельской непорочностью. Богатство не доставляетъ поэтому молодому человку никакой личной цнности. Напротивъ того, можно заподозрить, что этотъ молодой человкъ, не сознавая необходимости труда, наврядъ ли пріобрлъ бы достаточную выдержку, безъ которой умъ остается поверхностнымъ и безсодержательнымъ. Богатый молодой человкъ не работаетъ и не можетъ работать. За очень рдкими исключеніями онъ только дилеттанствуеть и ничего путнаго сдлать не можетъ. Поэтому богатство, какъ и знатное происхожденіе, ровнехонько ничего не доказываютъ въ пользу тхъ, кто ими обладаетъ. Невжда, если бы онъ былъ даже милліонеромъ, все-таки существо низшаго разряда, незаслуживающее вниманія порядочной двушки. Перейдемъ теперь, если угодно, къ другимъ качествамъ, напримръ, хотя бы къ красот. Что такое, спрашивается, красота въ мужчин? Я лично предпочитаю силу граціозности и здоровье изяществу. Красавецъ мужчина, это для меня слишкомъ мало, или даже врне, это мене, чмъ ничего. Прибавлю, впрочемъ, что даже здоровье и сила не могутъ считаться, по моему мннію, составными элементами личности, такъ какъ могутъ быть отняты болзнью. Я отношу ихъ поэтому къ одной категоріи съ благороднымъ происхожденіемъ и богатствомъ. Я требую отъ мужчины только ума, образованія и доброты. Цнность его должна быть именно личною, независимою отъ предковъ, родственниковъ, друзей… Ты упрекаешь меня въ намреніи унизиться неравнымъ бракомъ. Истинно унизительнымъ является, по моему мннію, неравный бракъ душъ’.
Можно было бы, пожалуй, замтить на это исповданіе вры, что умъ, образованіе и доброта, подобно здоровью и сил, могутъ быть уничтожены болзнью. Признавая поэтому первыя три качества необходимыми атрибутами личности жениха, приличествующаго для порядочной двицы, нтъ, повидимому, основанія отказывать здоровью и сил.
Вообще Камиллъ Фламмаріонъ возлагаетъ большія надежды на молодыхъ двушекъ. Въ своемъ ‘Свтопреставленіи’ онъ поручаетъ имъ водвореніе на земл вчнаго міра и объясняетъ, какимъ именно образомъ он сумли оказать человчеству такую громадную услугу.
Оказывается, что ларчикъ открывался очень просто: молодыя двушки ршили не выходить замужъ за военныхъ, и военныхъ не стало. Разумется, они исчезли не сразу, и священная лига барышень въ первые годы своего существованія страшно портила жизнь самоотверженнымъ двушкамъ. Молодые люди, служившіе въ арміи, или прошедшіе черезъ ея ряды, зачастую обладали соблазнительными для женскаго сердца достоинствами, не говоря уже о мундирахъ, придававшихъ имъ своеобразное изящество. Страхъ подвергнуться единодушному осужденію и порицанію товарокъ оказывался, однако, въ громадномъ большинств случаевъ сильне соблазна, а потому въ продолженіе цлаго почти пятилтія не заключалось боле браковъ. Видя, что оппозиція двицъ становится со дня на день все энергичне и непримириме, правительственныя сферы всхъ безъ исключенія государствъ уяснили себ невозможность дальнйшей борьбы съ нею и, словно сговорившись другъ съ другомъ, объявили въ продолженіе одной и той же недли о своемъ ршеніи разоружиться. Конечно, это ршеніе немедленно повлекло за собою заключеніе несмтнаго множества браковъ.
Авторъ ‘Стеллы’, очевидно, не прочь воспользоваться содйствіемъ молодыхъ двицъ также и для водворенія на земл цивилизаціи въ томъ смысл, какомъ надлежитъ ее понимать съ точки зрнія научной религіи. Методъ, которому барышни должны будутъ въ данномъ случа слдовать, намченъ отчасти въ приведенной уже выдержк конфиденціальнаго письма Стеллы. Правда, священная лига двицъ, задавшись ршеніемъ выходить замужъ не иначе, какъ за апостоловъ истины, постигшихъ, что ознакомленіе съ законами природы обязательно для мыслящаго существа, долженствующаго усматривать въ нихъ проявленія воли Божіей, осудила бы при ныншнихъ учебныхъ программахъ на безбрачіе большую часть барышень, которыя пожелали бы принять въ ней участіе, но Фламмаріонъ, очевидно, увренъ, что въ конц концовъ дло было бы все-таки выиграно. Приближенные почтеннаго астронома, восторгаясь пламенною мощью научнаго его воображенія, недаромъ дали ему прозвище ‘Flamma Orionis’ (огонь Оріона — одного изъ самыхъ блестящихъ, видимыхъ у насъ созвздій).
Съ беллетристической точки зрнія можно отмтить въ ‘Стелл’ объясненіе, что такое въ сущности вальсъ, выдержанное во вкус скоромныхъ разсказовъ Катулла Мендеса, озаглавленныхъ ‘Для чтенія въ женскихъ монастыряхъ’, а также характерныя описанія званыхъ обдовъ и вечеровъ въ великосвтскомъ парижскомъ обществ, свидтельствующія, что Камиллъ Фламмаріонъ уметъ схватывать ‘фактъ’ и украшать его надлежащими фіоритурами не хуже любого спеціалиста реалистической школы. Интрига ему, какъ уже упомянуто, не далась, но и въ ней попадаются изящные и очень правдивые эпизоды, напримръ, хотя бы исторія о томъ, какъ великосвтская барышня покорила сердце отшельника-астронома.
Относительно войны на три фронта, составляющей самую суть новаго романа Фламмаріона, слдуетъ замтить, что авторъ одерживаетъ на страницахъ ‘Стеллы’ ршительную побду единственно только на одномъ изъ этихъ фронтовъ, а именно надъ правоврнымъ католицизмомъ. Борьба съ равнодушіемъ современнаго общества къ научно-религіозному міросозерцанію общаетъ успхъ въ будущемъ, если апостоламъ истины удастся привлечь на свою сторону барышень, но посл схватки съ матеріализмомъ об стороны остались на прежнихъ позиціяхъ. Дло въ томъ, что научный методъ, лежащій въ основ какъ научно-религіознаго, такъ и матеріалистическаго міросозерцанія, запрещаетъ признавать истиннымъ то, что само по себ не очевидно, или же не можетъ быть сведено путемъ логическихъ доказательствъ къ очевидной истин. Между тмъ Фламмаріонъ не представилъ и, разумется, не могъ представить матеріалистамъ безспорныхъ логическихъ доказательствъ истинности проповдуемаго имъ ученія. Разногласія между этимъ ученіемъ и матеріализмомъ возникло при слдующихъ условіяхъ.
Стремясь захватить въ сферу своихъ изслдованій всю вселенную, наука естественно должна была очутиться лицомъ къ лицу съ вопросами о существованіи души и Бога, относительно которыхъ имлись готовые отвты у каждаго религіознаго міросозерцанія. Придерживаясь своего метода, наука была не въ прав удовлетвориться этими отвтами. За невозможностью ссылаться на Божественное откровеніе, она должна была собственными силами доискиваться отвта на эти вопросы, важне которыхъ нельзя ничего и представить для мыслящаго существа.
Научное міросозерцаніе, сообразуясь съ лежавшей до послдняго времени въ его основ гипотезой о строеніи вещества, вынуждено было созидать все разнообразіе вселенной изъ движущихся атомовъ. Отсюда вытекало для нея, въ силу формальныхъ законовъ мышленія, необходимость утверждать, что индивидуальность живого организма уничтожается въ конецъ смертью. Атомистическая гипотеза оказывалась несовмстной съ допущеніемъ безсмертія души, и построенная на этой гипотез положительная наука роковымъ образомъ приводила къ самому безотрадному матеріализму. Такіе религіозно-философскіе выводы изъ атомистической гипотезы должны были бы, повидимому, указать лишь на ея ошибочность и непригодность пользоваться ею вн рамокъ законнаго ея примненія. Этому препятствовало, однако, установившееся убжденіе въ ея истинности. При такихъ обстоятельствахъ завязалась въ научномъ лагер борьба, въ которой об стороны въ сущности не имли подъ собой твердой почвы. Попытки научнаго протеста противъ матеріализма исходили отъ людей, придерживавшихся той же основной гипотезы о строеніи вещества, какъ и матеріалисты, а потому являвшихся непослдовательными, утверждая личное безсмертіе души. Оказываясь въ противорчіи сами съ собою, они встрчали сравнительно мало послдователей, несмотря на то, что имъ удалось въ свою очередь выяснить массу непослдовательностей, къ которымъ приводило науку ея матеріалистическое міросозерцаніе, какъ только она выходила изъ рамокъ неорганической природы и становилась лицомъ къ лицу съ жизнью. Вынужденные отрицать бытіе души, какъ самостоятельной сущности, наука тмъ самымъ лишала себя возможности объяснить хотя бы даже съ величайшими натяжками самый заурядный фактъ наслдственности и тмъ не мене должна была опираться въ своихъ изслдованіяхъ органическаго міра на теорію послдовательнаго развитія, очевидно, не вмщавшуюся въ рамкахъ матеріалистическаго міросозерцанія.
Камиллъ Фламмаріонъ исходитъ изъ положенія, что распря между матеріалистическимъ и религіозно-научнымъ міросозерцаніемъ сводится въ конц концовъ къ разногласію по поводу безсмертія души. Поэтому онъ пытается хотя бы гипотетически выяснить возможность существованія таковой. Гипотезы, къ которымъ онъ прибгаетъ, хотя и противорчатъ атомистическому міровоззрнію, котораго придерживается и самъ Фламмаріонъ, но, благодаря отсутствію попытокъ согласовать ихъ съ основной гипотезой этого міровоззрнія, противорчія эти ускользаютъ отъ читателя, вниманіе котораго приковывается преимущественно грандіозными выводами, какъ нельзя полне удовлетворяющими этическимъ требованіямъ и стремленіямъ мыслящаго существа.
Въ своей научно-религіозной проповди Фламмаріонъ является продолжителемъ и ученикомъ Жана Реньо, который представлялъ себ, что въ безпредльности пространства существуетъ несчетное множество міровъ низшаго разбора, боле или мене подобныхъ нашей земл. Человческія души воплощаются на этихъ мірахъ въ начал ихъ вковчнаго существованія. Он не обладаютъ еще тогда достаточнымъ могуществомъ, чтобы во всхъ случаяхъ побдоносно бороться съ искушеніями, но, совершенствуясь путемъ послдовательныхъ воплощеній я переходовъ изъ одного міра въ другой среди испытаній, строго сообразованныхъ съ ихъ силами и степенью развитія, достигаютъ, наконецъ, такой нормы совершенства, которая допускаетъ для нихъ воплощеніе въ мірахъ высшаго порядка, гд он становятся уже безгршными и продолжаютъ стремиться къ совершенству.
Фламмаріонъ въ свою очередь говоритъ: ‘Принимая во вниманіе несмтную численность міровъ, разв можно отрицать, что эти міры и населяющія ихъ мыслящія существа не образуютъ своей совокупностью строго послдовательнаго іерархическаго единства, начиная съ тхъ міровъ, на которыхъ сумма условій, благопріятствующихъ обитаемости, является наименьшей, и кончая тми, гд природа достигаетъ апогея своего блесками величія. Кто посметъ утверждать, что великое коллективное человчество, населяющее вселенную, не состоитъ изъ непрерывнаго ряда отдльныхъ человчествъ, обладающихъ всми послдовательными степенями развитія? Подобное утвержденіе сводилось бы къ отрицанію Верховнаго Разума, управляющаго вселенною.
‘Если интеллектуальный и физическій міръ образуетъ собою гармонической цлое, если совокупность мыслящихъ существъ, населяющихъ небесныя свтила, составляетъ прогрессивный рядъ, начиная съ самыхъ низшихъ формъ, едва только вышедшихъ изъ пеленокъ грубой матеріи, но боле совершенныхъ, обладающихъ способностью созерцать умственнымъ окомъ величіе Божіе и постигать Его волю, выражающуюся въ законахъ природы,— тогда все объясняется и приходитъ въ стройный порядокъ. Земное человчество оказывается на подобающемъ ему мст въ низшихъ степеняхъ этой обширной іерархіи и вмст съ тмъ выясняется единство Божественнаго плана всего мірозданія… Земля для насъ является обиталищемъ, гд мы должны трудиться, чтобы утратить нкоторую долю прирожденнаго невжества и нсколько подняться отъ этого невжества къ знанію. Трудъ является руководящимъ закономъ жизни, а потому необходимо, чтобъ во вселенной, гд дятельность является необходимымъ атрибутомъ всего живущаго, мыслящее существо оказывалось въ первой стадіи своего развитія глупымъ и невжественнымъ. Въ низшихъ мірахъ достигаются лишь низшія степени развитія, а переходъ въ высшіе міры возможенъ лишь посл пріобртенія извстной суммы свдній. Счастье, къ которому мы вс стремимся, должно быть наградой за нашъ трудъ и усердіе. Если въ дом Нашего Отца имется много обителей, то они все-таки не предназначаются служить мстами отдохновенія. Чмъ грандіозне обитель, тмъ полне и могущественне проявляется тамъ духовная дятельность. Переходя изъ одной обители въ другую, еще боле великолпную, мыслящее существо все боле научается постигать природу вещей, познавать Бога въ Его могуществ, обожать Его въ слав и величіи.
Въ своей рчи о значеніи астрономіи Фламмаріонъ говоритъ: ‘Небесныя свтила, подобныя нашей земл и плавающія въ безпредльности пространства, представляются намъ обителями, въ которыхъ будетъ послдовательно протекать наше безсмертіе. Тамъ, гд находятся теперь наши предки, будемъ съ теченіемъ времени жить и мы…’
Религіозное врованіе можетъ быть истиннымъ лишь тогда, когда оно согласуется съ фактами дйствительнаго бытія. Зрлище вселенной научаетъ насъ, что будущее безсмертіе является въ то же время ныншнимъ и прошедшимъ. Будущая вчность та самая, въ которой мы живемъ теперь… Безпредльности нашихъ стремленій астрономія раскрываетъ безпредльность вселенной, и мы можемъ теперь уже созерцать небо, гд должны свершаться будущія наши судьбы. Невдомыя существа, обитатели безчисленныхъ сонмовъ небесныхъ свтилъ, переживаютъ судьбы, подобныя нашимъ. Существа эти не могутъ считаться для насъ чуждыми и посторонними, мы знали ихъ прежде или намъ предстоитъ познакомиться съ ними впослдствіи. Мы вс принадлежимъ къ одной колоссальной семь мыслящаго человчества…
Основныя положенія, на которыхъ Фламмаріонъ строитъ проповдуемое имъ научно-религіозное міросозерцаніе, изложены имъ въ астрономическомъ роман ‘Уранія’. Завщаніе героя этого романа представляетъ собою какъ бы символъ фламмаріоновской вры, раздленный на двадцать пять членовъ, первымъ изъ которыхъ является какъ разъ атомистическая гипотеза въ самой грубой ея форм: видимый, всомый осязаемый міръ, находящійся въ безпрерывномъ движеніи, составленъ изъ невидимыхъ, невсомыхъ инертныхъ атомовъ.
Наука, исходя изъ этой гипотезы, логически обязана строить свое міросозерцаніе по законамъ механики, при чемъ все разнообразіе вселенной сводится къ движеніямъ отдльныхъ атомовъ и образующихся изъ нихъ сложныхъ частицъ. Движеніе передается однимъ движущимся тломъ другому, а потому причиной движенія или такъ называемой силой необходимо служитъ опять-таки вещество въ движеніи. Силъ въ смысл нематеріальной сущности для науки нтъ и быть не можетъ. Между тмъ Фламмаріонъ въ своемъ символ вры утверждаетъ, что сила представляетъ собою нкоторую нематеріальную сущность, воздйствіе которой необходимо, чтобы изъ атомовъ могли образоваться тла и организоваться существа. Человческое существо иметъ основнымъ своимъ началомъ психическую силу, называемую душою. Тло представляетъ лишь преходящую измнчивую видимость, душа же является одною изъ вчныхъ формъ энергіи.
Въ другомъ популярномъ своемъ произведеніи, озаглавленномъ: ‘Въ безпредльномъ пространств’, Фламмаріонъ утверждаетъ, что существуетъ два совершенно отдльныхъ міра: духовный и вещественный. Первому нтъ дла до матеріальныхъ условій, пространства и времени, вса, плотности, цвта и т. п., для него имютъ значеніе лишь принципы справедливости, истины, хорошаго и прекраснаго, вчные, какъ и самъ этотъ міръ. Во второмъ нтъ ни добра, ни зла, нтъ справедливости и неправды, красоты и уродливости, такъ какъ онъ зиждется всецло на принципахъ матеріальной дйствительности, т. е. на времени, пространств, мр, вс и т. п. Несмотря на отсутствіе строгаго согласованія между этими основными положеніями, научно-религіозная система Фламмаріона приводитъ въ сфер нравственности отношеній къ выводамъ, которые заслуживаютъ полнаго сдобренія. Такъ въ двадцатомъ член своего символа вры Фламмаріонъ объясняетъ: ‘Человкъ самъ создаетъ себ судьбу. Онъ возвышается или падаетъ сообразно со своими поступками. Люди, увлекающіеся матеріальными благами, скупые, честолюбивые, лживые и льстивые осуждаютъ себя своей нечестивостью на воплощеніе въ низшихъ мірахъ. При всемъ томъ и они не могутъ навки уклониться отъ воздйствія верховнаго закона совершенствованія. Порочная жизнь является лишь временною задержкою и регрессомъ. Она влечетъ за собою искупленіе, посл котораго душа, очищенная и облагороженная путемъ страданій, продолжаетъ свое совершенствованіе’. Такимъ образомъ въ фламмаріоновской религіи, какъ и во всхъ другихъ религіяхъ, порокъ непремнно влечетъ за собой наказаніе, а добродтель обязательно получитъ награду. Несправедливость, замчающаяся въ распредленіи благъ земныхъ, становится лишь кажущеюся. Здсь на земл каждый изъ насъ воплощается въ такихъ условіяхъ, какія заслужилъ въ предшествовавшей своей жизни, и притомъ условія эти являются наиболе подходящими для того, чтобы облегчить ему дальнйшее совершенствованіе. Необходимымъ условіемъ этого совершенствованія служитъ добросовстное выполненіе нравственнаго долга. Гршить въ смысл уклоненія отъ этого долга положительно невыгодно. Каждый грхъ придется искупить если не въ этомъ самомъ, то въ ближайшемъ будущемъ воплощеніи и, кром того, гршникъ рискуетъ отстать отъ сверстниковъ въ процесс вчнаго совершенствованія. Такимъ образомъ, человку указывается достаточно могущественный личный мотивъ для выполненія нравственныхъ его обязанностей. Вселенная представляется послдователямъ научной религіи, какъ общеобразовательное закрытое заведеніе, воспитывающіеся въ которомъ живые организмы послдовательно переходятъ отъ низшихъ степеней сознанія къ высшимъ и переводятся изъ одного класса въ другой. Плохіе ученики остаются въ томъ же класс до тхъ поръ, пока не цивилизуются тамъ настолько, что ихъ можно будетъ удостоить перевода въ слдующій классъ. Достигнувъ высшей, возможной на земл степени совершенства, они препровождаются на другую планету. Здсь на земл высшая степень сознанія воплощается въ земномъ человк, котораго Платонъ опредлялъ, какъ двуногое существо безъ перьевъ, но земля является вдь только атомомъ въ мірозданіи, а ея человчество исчезающей величиной въ безчисленномъ сонм живыхъ существъ, населяющихъ вселенную и надленныхъ самыми разнообразными степенями сознанія.
Не подлежитъ сомннію, что если бы Фламмаріонъ отршился отъ гипотезы о строеніи вещества, несостоятельность которой для объясненія даже свтовыхъ явленій за послднее время неопровержимо выяснилась, то онъ могъ бы найти въ гипотез сплошного заполненія пространства веществомъ, которой, очевидно, суждено замнить собою атомистическую гипотезу, несравненно боле удобную основу для научной религіи. Эта религія установилась бы на прочномъ фундамент, если бы наук удалось съ помощью своихъ методовъ найти безсмертную душу, или хотя бы только выяснить возможность ея существованія.
Въ самомъ дл, изслдованія Гельмгольца, Томсона, Максвеля и другихъ ученыхъ выяснили возможность существованія въ заполненномъ пространств вчныхъ формъ движенія. Однаизъ нихъ — вихревое кольцо, благодаря своей гибкости и разнообразію соединенныхъ въ ней движеній съ успхомъ замняетъ прежніе неуклюжіе атомы всомаго вещества, другая же — узелъ такъ называемыхъ стоячихъ волнъ — можетъ дать научной религіи безъ особенныхъ натяжекъ необходимую для нея безсмертную душу.
Въ реальномъ пространств, безпрерывно пронизываемомъ волновыми движеніями, подобный узелъ оказывается не только вчнымъ, но и вчно прогрессирующимъ элементомъ. Всякое колебательное движеніе, прошедшее черезъ такой узелъ, оставляетъ въ немъ оба свои импульса. Узелъ въ своихъ отношеніяхъ къ другимъ узламъ и вихревымъ кольцамъ подчиняется закону гармоническаго тяготнія, сила котораго зависитъ отъ сравнительной частоты совпаденій, возможныхъ въ данную единицу времени для одинаковыхъ фазъ у періодическихъ движеній. При такихъ обстоятельствахъ простйшая воображаемая система изъ одного узла и нсколькихъ колецъ должна въ каждое данное мгновенье удовлетворять динамическимъ условіямъ строенія своего узла. Строеніе это безпрерывно мняется, а потому и система должна соотвтственно измняться путемъ обмна съ вншней средой. Такая измняемость возможна лишь въ извстныхъ рамкахъ и съ теченіемъ времени исчерпывается. Тогда система распадается, а узелъ немедленно начинаетъ строить себ другую систему, соотвтствующую новымъ условіямъ его собственнаго строенія. Система эта, являющаяся какъ бы новымъ воплощеніемъ узла, претерпваетъ въ свою очередь измненія и, наконецъ, тоже изнашивается. Воображая себ такой процессъ происходившимъ въ теченіе многихъ тысячелтій, найдемъ, что смежныя во времени воплощенія даннаго узла, вообще говоря, должны быть схожими, но что у воплощеній, отстающихъ далеко другъ отъ друга, можетъ обнаруживаться значительное развитіе.
По мр возрастанія численности и разнообразія колебательныхъ движеній, соединенныхъ въ узл, онъ самъ становится все могущественне въ смысл способности вовлекать въ свою систему боле многочисленные и разнообразные элементы изъ вншней среды. Тмъ выше оказывается поэтому организація гармонирующей съ нимъ системы. Можно представить себ безпредльное разнообразіе въ строеніи системъ, состоящихъ изъ многихъ узловъ и вихревыхъ колецъ. Если въ систем имется нсколько главныхъ узловъ, находящихся приблизительно на одинаковой степени развитія, то ее можно раздлить на части, каждая изъ которыхъ способна къ самостоятельному существованію. Напротивъ того, при іерархическомъ стро системы, обладающей однимъ главнымъ узломъ, который значительно превышаетъ могуществомъ вс остальные, подобное дленіе должно оказаться неосуществимымъ. Нельзя отрицать, что воображаемыя системы, въ составъ которыхъ, кром всомыхъ вихревыхъ колецъ, входятъ также и волновые узлы, представляютъ поразительныя аналогіи съ живыми существами. Такимъ образомъ, гипотеза пространства, сплошь заполненнаго веществомъ, охватываетъ одновременно міръ живыхъ организмовъ и безжизненныхъ тлъ. Факты сознанія, являясь свойствомъ живыхъ организмовъ, лежать въ рамкахъ примняемости этой гипотезы.
Принимая во вниманіе, что въ основ сознанія лежитъ память, сводящаяся къ сохраненію ощущеній, которыя обусловливаются колебательными движеніями, позволительно свести память къ сохраненію этихъ движеній. Между тмъ живые организмы по гипотез отличаются отъ неживыхъ присутствіемъ узловъ, обладающихъ какъ разъ свойствомъ сохранять вс дошедшія до нихъ колебательныя движенія. Главный узелъ стоячихъ волнъ является поэтому естественнымъ носителемъ памяти, а слдовательно и сознанія. Онъ какъ бы отождествляется съ душой, необходимость допущенія которой прямо вытекаетъ такимъ образомъ изъ гипотезы заполненнаго пространства. Эта гипотетическая душа, найденная съ помощью аналитической механики, оказывается надленной слдующими главными свойствами: она вчна и непрестанно совершенствуется. Она обладаетъ тмъ боле сильной индивидуальностью, чмъ большую интенсивность и разнообразіе имютъ импульсы, исходящіе изъ нея, какъ узла волновыхъ движеній. Вся вселенная представляется совокупностью вихревыхъ колецъ и волновыхъ движеній, объединяющихся въ центральный узелъ, изъ котораго исходятъ оживотворящіе ее импульсы. Такой Центральный Міровой Узелъ долженъ обладать безконечно сильной индивидуальностью. Научное міросозерцаніе, основываясь на гипотез заполненнаго пространства, оказывается логически вынужденнымъ признать существованіе безсмертной души и Бога, при чемъ душа построена по образу и подобію Божію. Въ сущности даже и матеріалистическая наука, построенная на гипотез атомовъ, раздленныхъ другъ отъ друга пустыми промежутками, должна была бы придти къ увренности въ существованіи Божества. Признавая, что всми явленіями внутренняго духовнаго и вншняго матеріальнаго міра управляетъ законъ причинности, наука логически поставлена въ необходимость задаться вопросомъ о причин общей обязательности этого закона во всей вселенной, доступной нашему наблюденію. Между тмъ въ матеріалистическомъ научномъ лагер упорно отрицаютъ и даже пытаются замаскировать для самихъ себя необходимость постановки такого вопроса. Дйствительно, исходя изъ положенія, что всякое явленіе иметъ причину, пришлось бы заключить, что повсемстное дйствіе закона причинности, будучи явленіемъ, тоже иметъ причину и приписать этой Первопричин всемогущество, вездсущіе и другіе аттрибуты верховнаго существа. Если ‘положительная наука’, построенная на атомистической гипотез, уклоняется отъ постановки вопроса о первопричин, то на это должно быть у нея, безъ сомннія, очень солидное основаніе. Такимъ основаніемъ дйствительно служитъ возмущеніе нравственнаго чувства противъ безсердечной несправедливости и жестокости, которую атомистическое воззрніе было бы вынуждено приписать Верховному Существу. Страданія, выпадающія на долю живыхъ организмовъ, способныхъ ихъ чувствовать, оказываются, при отсутствіи безсмертной души, пыткой безцльной и непроизводительной съ точки зрнія личности, которой приходится ихъ претерпвать. На нтъ, какъ говорится, и суда нтъ, а потому, отвергнувъ бытіе Верховнаго Существа, человкъ, стоящій на почв атомистической гипотезы, можетъ еще не разбивать вконецъ нравственныхъ своихъ идеаловъ и кое-какъ мириться съ жизнью, которая все-таки не сплошь состоитъ изъ страданій.
Необходимо замтить, что даже и отрицая Бога, атомистическое міросозерцаніе остается безсильнымъ указать мыслящему существу разумное побужденіе къ тому, чтобъ сообразоваться съ нравственными идеалами. Извстно вдь, что только въ старинныхъ романахъ и театральныхъ пьесахъ порокъ всегда наказанъ, а добродтель постоянно торжествуетъ. Дйствительная жизнь представляетъ сплошь и рядомъ совершенно иныя картины, долженствующія крайне неблагопріятно вліять на самочувствіе матеріалистовъ, особенно если ихъ вліяніе не парализуется уцлвшими въ области безсознательнаго остатками пріобртеннаго въ дтств религіознаго міросозерзанія, которое воплощается въ благодтельномъ убжденіи, что справедливость такъ ила иначе восторжествуетъ.
Фламмаріонъ, основывавшій свое міросозерцаніе тоже на атомистической гипотез, отступивъ отъ строгой послдовательности въ выводахъ изъ основныхъ положеній, сознавая, что утрачиваетъ при этомъ подъ собою научную почву, ршился объявить существованіе безсмертной индивидуальной души неопровержимо доказаннымъ телепатическими, оккультическими, гипнотическими и разными иными явленіями, которыя сами по себ оказываются частью сомнительными, частью же допускающими иное истолкованіе, чмъ то, которое хотлъ ему дать Фламмаріонъ. Понятно, что при такихъ обстоятельствахъ убжденный матеріалистъ, выведенный въ ‘Стелл’ въ лиц доктора медицины Бернара, не считаетъ себя обязаннымъ складывать оружіе. Онъ объявляетъ существованіе души и Бога недоказаннымъ доводами научно-религіозной проповди Камилла Фламмаріона и несомннно иметъ полное право съ ними не соглашаться.