Какой день или Семь женщин, Лемонте Пьер-Эдуар, Год: 1802 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 15 минут(ы)

Какой день или Семь женщин

Аллегорическая сказка.

Фабриций, воспитанный в провинции, узнал все, чему обыкновенно учат молодых дворян, то есть, он ничего не знал, а всего менее, как быть счастливым. Он был мягкого сердца, слабого характера, любил добро, но ждал от случая своих добродетелей — или пороков! В семействе его хранилось предание, надобно жениться в двадцать лет. Фабрицию минуло уже девятнадцать — он пылал ревностью удвоить существо свое в свете постоянно.

Пятидесятилетняя соседка, которая обо всем заботилась, с того времени, как никто уже о ней не заботился, вызвалась исполнить желание, нашего героя. Она без меры хвалила ему достоинства девицы Софии, уверяла, что она выйдет за него, уверяла даже, что София дала слово. Отец, добрый сельский дворянин, верил ей слепо, а сын, внимательно слушая красноречивое описание Софииных прелестей, которое словоохотливая приятельница десять раз в день повторяла, был уже по уши влюблен в незнакомку.

Сказать правду, София заслуживала все похвалы и была так благоразумна, любезна, добродетельна, что люди называли ее пленительным … уродом девятнадцатого века. Будучи независимой и свободной во всех отношениях, она поселилась в сельском домике, вблизи столицы, в тихом, прекрасном уединении, которое могло казаться жилищем философии. София, в самом деле любила философию как душу и называлась почти ее именем. Прелестная! Я не оскорблю тебя и не скажу, чтобы все восхищались тобой. Нет, легкомыслие находило тебя излишне строгою, а лицемерие излишне вольною, то есть, ты могла бы всем полюбиться, если бы решилась быть менее добродетельной и чистосердечной.

Фабриция собрали в дорогу, и старик, отец его, чуть не плакал о том, что не мог с ним ехать. Но старость и болезни, мешая ходить, не мешали ему с утра до вечера наделять сына богатством родительских наставлений. Он более всего советовал ему ехать прямо к Софии, не заезжая в город, опасный для молодых людей. Фабриций искренне обещал исполнить волю его, но старик, с величайшим жаром описывая все опасности сего проклятого города, мало по малу возбудил в сыне большое желание узнать их на своем опыте.

Он поехал, верхом, на старой лошади, взяв с собой старого слугу. Приехав к городской заставе, остановился в трактире, отправил домой лошадей и слугу, отужинал с дороги, заснул как любовник и проснулся 25 мая с радостным, новым для себя чувством. Этот день должен был соединить его с милой Софией и довершить двадцатый год его жизни! Такая мысль веселила Фабриция несказанно. Служанки видели, что он прыгал от радости в своей горнице как ребенок, и между тем убирался перед зеркалом как романический любовник.

София жила за городом с другой стороны, и Фабрицию надлежало выбрать одну из двух дорог: идти городом или полем. Отец ужасал его первою, но вторая казалась ему скучною, единообразною, утомительною. Кроме того солнце и пыль могли испортить его свадебный наряд. Он бесчувственно вступил в ученый разговор с самим собою, судя таким образом:

‘Отец мой хочет, чтобы я сделался мудрецом, а мудрец должен все видеть собственными глазами. Отец мой добрый человек, но живя в деревне, он давно забыл свет и людей, иначе город не казался бы ему ужасной пропастью. Это несправедливо и даже смешно! Умный человек везде найдет себе дорогу, взглянет на то, на другое, все заметит и всем воспользуется’

Однако, несмотря на такие логические усилия, Фабриций все еще колебался, выйдя из трактира. Может быть, он даже и хотел идти полем, но по ошибке вошел в городские ворота, устремляя глаза на многие предметы, но сердцем любя одну Софию и беспрестанно твердя имя ее.

Ступив едва десяти или двадцати шагов, он увидел безумную женщину, которая, выскочив из ветряной мельницы, прыгала и вертелась, пела или кричала итальянские песни. Морщины углублялись на ее коже, но цвет лица казался свежим, она была с волосами и в парике — с покрывалом, но без рубашки, чем более удивляла своей чудесностью, тем более нравилась толпе людей. Она подбежала к Фабрицию, схватила его за руку и засмеялась во все горло.

Фабриций.

Ты не учтива.

Мода.

А ты смешен! Ха! Ха!

Фабриций.

Почему же, если дозволишь спросить?

Мода.

Бедный, жалкий человек! Посмотри на себя: ты одет по старинному, так, как люди в прошлом одевались.

Фабриций.

Можно ли? Разве на мне не шотландский галстук, не фригийский жилет, не малабарские панталоны? {Это сочинение, веков через десять, без сомнения будет классическим и для того считаю за нужное уведомить, что я называю здесь моды вымышленными именами, назвал бы их и подлинными, если бы не знал, что он должен перемениться во время печатания сих листов. Потомство осталось бы в том же неведении, а я лишился бы славы изобретения.}

Мода.

Несчастный! Откуда пришел ты? Разве не знаешь, что теперь нельзя показаться на люди без квакерского фрака, лапландских башмаков, арабского жилета, этрусских панталонов и китайской рубашки? Иди за мною: я в минуту сделаю из тебя прекрасное превращение всех чудес мира.

Фабриций.

У меня нет времени, завтра если угодно…

Мода.

Завтра будет поздно, пойдем теперь же смотреть новые картины в зале живописи.

Фабриций.

Я читал в журнале, что они никуда не годятся.

Мода.

Нужды нет! Я влюблена в живописца. Оттуда пойдем в оперу.

Фабриций.

Говорят, что новая музыка похожа на барабан.

Мода.

Невежда! Я сочинила ее. Из оперы поедем смеяться на математические лекции.

Фабриций.

Я не понимаю математики.

Мода.

Кто же из нас понимает ее? А там сядем в коляску, самую опасную и модную, проскачем из конца в конец города, заедем подышать свежим воздухом в пыли и утолить жажду ромом. {Автор смеется здесь над парижскими модами, гульбищами и проч.— Примечание издателя.}

Фабриций.

Все это неприятно и неблагопристойно.

Мода.

И приятно и благопристойно, когда я хочу этого. Нравы зависят от моих прихотей, удовольствия и достоинства, от моей безрассудной воли. От меня люди не носят того, что прилично, не бывают там, где быть должно, не делают то, что хорошо и мило. Для этого обожают меня в свете.

Фабриций.

Я обожаю одну Софию и для того хочу на ней жениться.

Мода.

Ха! Ха! Ха!

Фабриций.

Смейся! Мне нет нужды в твоем одобрении.

Мода.

Напротив, друг мой, я рада такому намерению, теперь не отстану от тебя. Пойду к жене твоей, клянусь, что следуя моим советам, она через месяц сделает тебя модным мужем.

Фабриций.

Жестокая тиранка! Я знаю власть твою: пощади меня. Возьми лучше несколько лет моей жизни.

Мода.

Что мне в твоих летах? Я всякий день меняюсь и не умираю.

Фабриций.

Вспомни, что ты можешь подарить их любимцам своим. Сколько седых красавиц у тебя в услугах!

Мода.

Да — это правда. Что даешь мне?

Фабриций.

Любовник не торгуется. Я даю тебе четыре года.

Мода.

По рукам! Но скажу тебе по дружбе, что четыре года надо всегда называть Олимпиадой.

Фабриций.

Прости, безумная, я иду жениться.

Мода.

Прости, дикарь, я бегу в кукольную комедию.

Это приключение не сделало сильного впечатления в сердце нашего героя, он решил только идти скорее. Но вдруг видит молодую девицу, хорошо одетую, прелестную, которая, облокотившись на камень, взглянув на Фабриция, дрожащим голосом едва могла сказать ему: ‘Чувствительный молодой человек! Я живу в двух шагах отсюда, но так слаба, что не могу дойти без твоей помощи’.

Фабриций не был тигром, подал руку больной красавице. Она шла с ним, не говоря ни слова, конечно от усталости или от нежных благодарных чувств — прижимала руку его к своей высокой груди, которая волновалась и трепетала под его пальцами. Фабриций душевно благодарил ее за такую ласку, жалость его, сперва легкая, обратилась наконец в такое приятное чувство, что он уже без всяких отговорок вошел в дом к нежной красавице.

Ее комнаты были убраны великолепно и с тонким вкусом, везде курились ароматы, опасные для новых людей. Прелестница засмеялась, сбросила с себя покрывало и явилась в том модном наряде, который только гиперболически можно назвать одеждой. Лицо ее в один миг переменилось, скромный вид страдания уступил место какому-то соединению томности с дерзостью, понятному для людей опытных. Но, изумленный Фабриций не читал о таких странностях в Овидиевых Метаморфозах, стоял неподвижно. Нимфа сластолюбия подошла к нему с лаской.

Сластолюбие.

Фабриций! Что ты думаешь?

Фабриций.

Удивляюсь.

Сластолюбие.

Ты извинишь невинную хитрость мою. Я искала случая открыть тебе свою любовь.

Фабриций.

Вы шутите надо мной.

Сластолюбие.

Нет, я искренна и хочу твоей искренности. Скажи, что обо мне думаешь?

Фабриций.

Не могу еще судить о характере, но ваша наружность мила, улыбка ласкова, привлекательна, сердце мое, не знаю от чего — сильно бьется.

Сластолюбие.

И так хочешь остаться со мною?

Фабриций.

Ах, нет!

Сластолюбие.

Отказ неучтив.

Фабриций.

Нынешний день я занят, могу прийти завтра.

Сластолюбие.

Завтра! Это слово мне не известно.

Фабриций.

Но благоразумие велит думать о будущем.

Сластолюбие.

В свете благоразумно одно удовольствие. Я хочу, чтобы всякий день жизни твоей был отныне сутками праздника.

Фабриций.

Я не так богат, а если разорюсь…

Сластолюбие.

Открой этот ящик, наполненный картами. Играй — в глупцах не будет недостатка.

Фабриций.

Но вы прелестны, а я ревнив. Если будут у меня совместники.

Сластолюбие.

Загляни в другой ящик, тут множество кинжалов, дозволяю тебе выбирать.

Фабриций.

Это хороший способ, соглашаюсь. Но признаюсь, что такие живые удовольствия пугают меня, здоровье мое не перенесет этого.

Сластолюбие.

Милый друг! Я все предвидела. У меня готовы билеты для входа в госпиталь, ими одарю друзей моих при разлуке. Всему бывает конец, сытый человек встает из-за стола без сожаления.

Фабриций.

Слуга покорный, милостивая государыня, я иду обедать в деревню.

Сластолюбие.

Тише, государь мой. Кто вошел сюда, тому нелегко выйти.

Фабриций.

Как! Ты хочешь сковать меня и железные узы свои обвиваешь цветами! О, София! София!

Сластолюбие.

Теперь беги из моих объятий, если можешь!

Фабриций.

Пусти меня, я принадлежу Софие.

Сластолюбие.

Я имею право на твою молодость, не хочу лишиться его.

Фабриций.

Послушай, ты, кажется не зла, любишь расточать свое здоровье, так возьми несколько лет моей жизни! Я таким же образом выкупил себя из рук Моды.

Сластолюбие.

Хотя я всегда одинакова, однако, следую иногда Моде. Хорошо, ее пример убеждает меня.

Фабриций.

Даю тебе восемь лет.

Сластолюбие.

Восемь лет! Судя по твоей философской осанке, я уверена, что тебе больше и дать нечего. Поди!

Фабриций.

Дозволь мне прежде, опасная красавица, за восемь лет взять с тебя один из тех поцелуев, которыми ты осыпала меня даром.

Сластолюбие.

Вон, вон, философский ученик!

Она отворила потаенную дверь и своими нежными руками столкнула Фабриция с лестницы. Бедняк полетел вниз головой, вдруг очутился на куче навоза, которым всегда бывает, окружен дом сластолюбия. Не имея никакого опыта в свете, Фабриций не понимал, как приятное начало могло довести его до такого гнусного конца. Он не жалел еще о потерянных восьми годах своих. Молодые люди, подобны безрассудным, которые в решете несут воду, не думают о том, что дни их исчезают. Может быть Фабриций воображал, что условие его было шуточное, ибо человек любит обманывать себя, когда у него беспокойная совесть. По крайней мере, он сделал то, чего благоразумие требовало в его обстоятельствах, а именно, встал и скорыми шагами удалился от опасного дома.

Он благополучно прошел две или три улицы. Тут встретилась ему высокая, худая женщина, весьма заметная широким ртом своим и длинными, сухими руками. На лбу у нее была печать, на груди связка перьев и надпись: Доклад. Экстракт. Тот виноват, кто прав. Тот прав, кто виноват.

В руке держала она веревку, в знак того, что умеет ко всему привязываться, а в случае нужды и задавить истину. Фабриций мог бы уйти от нее, но благоразумие молодых людей помнить только прошедшие глупости, герой наш думал, что в свете надобно бояться одних миловидных прелестниц, которые падают в обморок на улицах. Он был совершенно спокоен в душе своей, когда сухая женщина схватила его за руку. Эта Мегера была не что иное, как Ябеда, но она так часто и громко кричала: я правосудие, правосудие, что люди, зажимая себе уши, дали слово называть ее впредь этим именем.

qФабриций.

Ай! Ай! Обрежьте себе ногти, сударыня! Вы прокололи меня до самой кости.

Правосудие.

Ногти слава моя.

Фабриций.

Я спешу. Что вам надобно?

Правосудие.

Все. — (Слова правосудия имеют такую сильную привлекательность, что кошелек Фабриция сам собою выскочил из его кармана, поднялся на воздух и влетел в рот к чудовищу.)

Фабриций.

Воровка!

Правосудие.

Бесполезный крик! — (Часы Фабриция летят туда же.)

Фабриций.

Злодейка! Разбой! Разбой!

Правосудие.

Молчи, или я подам челобитную. — (Вексель, данный отцом сыну, также летит в рот к Ябеде.)

Фабриций.

Караул! Караул! — (Прибегает толпа канцеляристов, они бросаются на Фабриция, дерут его за волосы, рвут на нем кафтан, выливают ему бутылку чернил на голову.)

Правосудие.

Несчастный! Заплати по этому векселю.

Фабриций.

Это не моя рука.

Правосудие.

Нужды нет, мы будем судиться.

Фабриций.

Я не имею времени, мне надобно жениться на Софие.

Правосудие.

Брак незаконный!

Фабриций.

Какая привязка! Родители согласны.

Правосудие.

Муж не в совершенном разуме!

Фабриций.

Ты сама безумная!

Правосудие.

Если смеешь грубить, так на мне самой женишься.

Фабриций.

О ужас!

Правосудие.

Миленький! Поди, за мной — бить челом, ползать, лгать и платить деньги.

Фабриций.

Не могу, пусти меня.

Правосудие.

В тюрьму! На галеры!

Фабриций.

Ах, госпожа Правосудие! Извините. Вижу, что с вами не надо спорить. Помиримся? Что вам надобно?

Правосудие.

Пятнадцать лет жизни твоей.

Фабриций.

О! Слишком много. Адвокаты тебя испортили. Даю два года.

Правосудие.

Десять, меньше никак нельзя, и то мне в убыток.

Фабриций.

Возьми пять или я застрелюсь, чтобы от тебя отделаться.

Правосудие.

Ты счастлив, что меня дожидаются челобитчики. Хорошо, я беру пять. Прости.

Фабриций.

Верни же мне кошелек.

Правосудие.

Глупец!

Фабриций.

Хоть часы.

Правосудие.

Правосудие берет, а не отдает.

Фабриций.

Отдашь, говорю тебе — или…

Правосудие.

Ба! Ты смеешь брать меня за ворот. Негодяй! Разве ты судья? — (Царапает ему глаза.)

Фабриций.

Помилуй! Ты ослепишь меня!

Правосудие.

Нет, я оставлю тебе глаза, чтобы ты плакал всю жизнь свою. Впрочем, знай, что я обошлась с тобою еще милостиво, нежели с другими.

Фабриций.

Благодарю, милостивая государыня, целую вашу сильную руку.

Как грозы приводят в зрелость жатву, так схватки с правосудием чудесным образом ускоряют зрелость идей. Фабриций стал гораздо умнее, хотя еще не признавался внутренне, что ему надлежало бы идти к Софии полем, однако чувствовал нужду быть осторожнее в городе. Более всего успокоило его то, что он, удаляясь от Ябеды, вошел на улицу театра. Это имя казалось ему счастливым предзнаменованием: как думать, чтобы люди, собираясь для забавы, хотели делать зло?

В этот день играли новую трагедию. Толпа людей теснилась в дверях, старая женщина шептала им что-то на ухо. Всякий, видя ее косые глаза и желтый цвет лица, узнал бы в ней зависть, которую еще называют и другими именами, основанными на ее свойствах, например, злословием, клеветою и пр. Но добродушный Фабриций не знал и того, что она есть на свете, обманутый наружностью, счел ее постницей, только не понимал, для чего такая важная дама трется между людьми, идущими на спектакль.

Но занимаясь невинными своими мыслями, он запутался ногами в веревках, протянутых через улицу, разбил себе нос до крови. Зависть радостно улыбнулась и доказала тем, что эта сеть была ею расставлена. Она бросилась к Фабрицию, как паук к мухе, желая будто бы помочь ему, уронила его снова. Когда он встал, мнимая постница начала говорить.

Зависть.

Здравствуй, любезный Фабриций! Я очень рада, что могу отдать справедливость твоему достоинству.

Фабриций.

Благодарю за честь.

Зависть.

Мне нужно перо твое, чтобы написать пасквиль на одну женщину, которая смеет быть умнее меня.

Фабриций.

Сохрани меня Бог от такого скверного ремесла!

Зависть.

Лицемер, лицемер! Разве неизвестно, что ты сочинитель новой сатиры?

Фабриций.

Этой глупости, злой и постыдной…

Зависть.

Да, да! Я это сказала, а теперь все рады божиться, что ты написал ее.

Фабриций.

Какая гнусная клевета!

Зависть.

Виноватые обыкновенно так говорят. Но это еще не все. Ты жалеешь о бедных жертвах фанатизма: следственно ты фанатик.

Фабриций.

Разве человеколюбие есть также предрассуждение?

Зависть.

Предрассуждение! Хорошо, хорошо — ты атеист!

Фабриций.

Трудно будет доказать, почему!

Зависть.

Все доказано, когда ты поносил правление.

Фабриций.

Я не сказал о нем ни слова.

Зависть.

Еще лучше. Кто молчит, тот мыслит о злом.

Фабриций.

Ах! Я мыслю единственно о том, как бы скорее жениться на Софии.

Зависть.

Клянусь адом, что не женишься! Я бегу сказать невесте, что ты совсем разорился, что ты гнусный человек, распутный, негодный, что каждая мысль твоя есть злодейство.

Фабриций.

Какую же вероятность можешь придать злобной клевете своей?

Зависть.

У меня есть сатиры, письма, журналы, карикатуры.

Фабриций.

А у меня невинность и добродетель.

Зависть.

Простые мещанки, которые всем скучны! Я терзаю с улыбкою, злость прибавляет, равнодушие повторяет, дружба сомневается, и наконец, от миролюбия или для забавы, все верят словам моим. Поверь и ты, Фабриций, и бросься в реку. Я из милости оставляю тебе это последнее утешение.

Фабриций.

Но за что ты ненавидишь меня?

Зависть.

За то, что ты жив!

Фабриций.

Какой ужас! Постой, я обнаружу тебя гнусная Фурия!

Зависть.

Люди! Бегите сюда, схватите этого злодея. Он убил трех женщин, он бросил яд в городской колодец, он…

Фабриций.

Тише! Тише! Люди окружают нас.

Зависть.

Тем лучше, скорее растерзают тебя… Он зажигальщик…. Смотрите, как совесть мучит его, как он бледнеет!

Фабриций.

Адская богиня! Я покоряюсь тебе. Желтое лицо твое показывает нездоровье, возьми несколько лет моей жизни, забудь меня!

Зависть.

Что мне в твоих летах? Зависть не умирает, но я беру их, единственно для того, чтобы отнять у тебя.

Фабриций.

Два года, милостивая государыня, будут ли достойным вас даром?

Зависть.

Несчастный! Разве ты не знаешь, что я смертельно уязвляю? Хоть лет через десять рана иногда и закрывается, но отвратительный знак ее навсегда остается. Ты глупец, ничего не знаешь, не бывал при дворах — и для того беру с тебя не более семи лет.

Фабриций.

Да будет воля твоя!

Зависть.

Теперь мы друзья, послушай, если будут у тебя опасные совместники, уведомь меня — я очищу дорогу.

Фабриций.

Много милости! Я рад и тому, что сам уцелел.

Эта встреча произвела сильное действие. Фабриций, стыдясь своей безрассудности, жалел сердечно, что не послушался старика, отца своего, зашел в такой развратный город. Если бы не опасно было возвратиться назад, то он конечно бы имел сию твердость, но такова бедственная доля смертных, что опытность всегда уже поздно открывает им истину.

Фабриций не шел, а бежал к той части города, за которой жила София. Улица была гладка и широка, а Фабриций был осторожен. Вдруг жестокий удар в ногу остановил его. О небо! Перед ним опять женщина, пятая, если мы не ошибаемся в счете. Бедный молодой человек! Но едва ли можно назвать его молодым после всего, что с ним случилось.

Фабриций.

Тише сударыня, вы наступили мне на ногу.

Подагра.

Маленькая ласка, друг мой!

Фабриций.

Провались она сквозь землю! У тебя железный каблук. Я не могу стоять (Садится на лавку у ворот огромного дома).

Подагра.

Привыкнешь, мой милый!

Фабриций.

Поди, прочь, а то я рассержусь!

Подагра.

Ты меня отталкиваешь, неблагодарный. Ласки мои обезоружат тебя.

Фабриций.

Боже мой! И руки пухнут, пальцы немеют и кривятся!

Подагра.

Нежный друг! Я вхожу в тебя.

Фабриций.

Какая мука! Не можешь ли хотя бы на минуту выйти из ног и рук моих?

Подагра.

Изволь, голубчик, я поднимусь в грудь или в голову.

Фабриций.

Нет, нет! Ради Бога!

Подагра.

Хорошо, миленький, я останусь на прежнем месте.

Фабриций.

Ах! Какая боль! Еще сильнее! В нервах моих горящие иглы, кости мои кипят и разрушаются. Оставь, оставь меня, злобная фурия!

Подагра.

Кричи, кричи, мой ангел, если это облегчает боль. Брани меня, сколько хочешь, я не перестану любить тебя.

Фабриций.

Прекрасная любовь!

Подагра.

Ты не веришь, красавчик, что я лучший друг твой?

Фабриций.

Доказательства убедительны!

Подагра.

Слушай, что я могу для тебя сделать, жестокий. Взгляни на развратность юношей и суди, как безрассудно вели бы себя люди и в зрелых летах, если бы я, к счастью, не удерживала их на пути рассудка. Вы должны почитать во мне мстительницу бедных и наставницу рода человеческого. Если на земле видна еще некоторая добродетель, то благодарите меня.

Фабриций.

Мне не было в тебе нужды, чудовище! Я шел жениться на Софии.

Подагра.

Жестокий! Ты можешь говорить, что у меня есть совместница! Так и быть, поди, женись на ней!

Фабриций.

Не могу тронуться. Добродетельная Подагра! Всякому жить хочется, а тебе еще более, нежели другому, отдаю часть жизни моей, только отпусти меня к невесте.

Подагра.

Ты мне жалок, я буду снисходительна. Послушай, у меня есть верительное письмо от сестер моих, других болезней, буду торговаться и за них.

Фабриций.

Я готов.

Подагра.

Три года на все!

Фабриций.

С радостью. Ах! Теперь вижу, что ты, в самом деле друг мой.

Подагра.

Погоди, погоди! Три года для натуры, а что медикам?

Фабриций.

Как, ты и за них хлопочешь? Я думал, что вы неприятели.

Подагра.

Напротив, мы живем дружно. Болезнь питает доктора, доктор питает болезнь.

Фабриций.

Говори же скорее, что надо ученым господам?

Подагра.

Я справлюсь с тарифом. Вот он: болезни естественной три года, прибавок Медицины семь лет. Всего на все десять.

Фабриций.

Тут нет соразмерности, это ужасно — аптекарский счет.

Подагра.

Знаю, мне совестно, но что делать? Таков нынешнего года тариф. Чем медики будут ученее, тем хуже для больных.

Фабриций.

Когда так, согласен. Прости госпожа Подагра, навсегда.

Подагра (Заливаясь слезами).

Прости, друг милый. Старайся найти в философии ту опору, которую во мне теряешь.

Фабриций.

Провались, старая ведьма! Слава Богу, что я вырвался из когтей твоих!

Всякий раз, когда Фабриций впадал в заблуждение, он старался загладить свой поступок каким-нибудь мудрым рассуждением, тем и утешался. Но он не имел столько догадки, чтобы в подагре видеть следствие прежних своих слабостей, то на сей раз чувствовал в сердце одно уныние и грусть. С другой стороны, бедные ноги его, хотя избавились от боли, однако сделались робкими, подобно всякого роду несчастным.

В душевном и телесном расслаблении Фабриций сидел неподвижно на лавке, как вдруг с великим стуком отворились ворота огромного дома. Вышла дама почтенного вида. Голова ее весьма гордо поднималась вверх, хотя знатоки могли бы приметить, что она как-то нетвердо держалась на плечах. Богатая одежда не закрывала дурных, толстых ног и худых башмаков, которые давали не хорошую идею о происхождении и привычках сей знатной госпожи, называемой Честолюбием.

Увидев Фабриция, она вынула из кармана агатовую чашу, наполнила ее пенистым вином (которое, не утоляя жажды, затемняет ум), и подала нашему больному. Он выпил, хотя не все, но почувствовал действие вина — бодрость в сердце и легкий жар в голове.

Честолюбие.

Хочешь ли одолжить меня?

Фабриций.

Напиток твой располагает меня к услужливости.

Честолюбие.

Министрова жена потеряла любимую собаку. Сочини элегию, набери рифм или выкради их.

Фабриций.

У меня в кармане книга, в которой точно на такой случай есть Элегия, только я боюсь украсть, автор еще жив.

Честолюбие.

Тем лучше, тем менее известно сочинение. Поди, за мною.

Фабриций.

Тут нельзя пройти, свод очень низок, а я люблю ходить прямо.

Честолюбие.

Ползи!

Фабриций.

Какой нахал смеется надо мною, бросает в меня грязью?

Честолюбие.

Благодари, это камердинер.

Фабриций.

На кафтане моем осталось пятно.

Честолюбие.

Его уже не приметят, когда весь кафтан твой будет в пятнах. Далее!

Фабриций.

Какая толпа у ворот! Я не могу войти.

Честолюбие.

Толкай, бей, кусай, дави!

Фабриций.

Сон и голод одолевают меня.

Честолюбие.

Стой, постись, страдай и смейся!

Фабриций.

А когда войду?

Честолюбие.

Слушай стариков, забавляй старух, отдай деньги свои женщинам, а честь мужчинам, льсти всякому, люби одного себя.

Фабриций.

А долго ли мне терпеть?

Честолюбие.

Во всю жизнь.

Фабриций.

Какая же награда?

Честолюбие.

Для одних слава, для других богатство. Я махну своим факелом, окурю первых дымом, вторых осыплю черным пеплом — и все тут.

Фабриций.

Мне казалось, что ты более обещала.

Честолюбие.

Взгляни на это блестящее облако, на эти реки золотые, леса лавровые, на тысячи обожателей, на эти палаты, колесницы, уборы, на этих женщин, прекрасных и снисходительных…

Фабриций.

Довольно, довольно, жестокая волшебница! Ты меня ослепляешь, дай мне отдохнуть. … Ах! Для чего, вместе с твоими сокровищами, не могла ты показать мне и Софии!

Честолюбие.

Откажись от нее.

Фабриций.

Отказаться! Нет, нет!

Честолюбие.

Пойдем скорее, время летит.

Фабриций.

Я должен повиноваться, но падая на колени, молю, заклинаю, спаси, спаси меня от собственной моей слабости! Выгони меня отсюда!

Честолюбие.

Будь тверд, Фабриций!

Фабриций.

Могу ли оставить Софию? Совесть замучит меня!

Честолюбие.

Предуведомляю тебя, что с совестью не во многом успеешь.

Фабриций.

И так дозволь мне удалиться. Я заплачу тебе, что угодно.

Честолюбие.

Это будет дорого стоить тебе. Я не увольняю никогда рабов своих, власть моя переживает самую надежду. Честолюбивый давно уже в прахе, но честолюбие живет еще в мраморах его мавзолея.

Фабриций.

Требуй, я на все готов.

Честолюбие.

Подними голову и взгляни на меня… Хорошо, мне надо пятнадцать лет твоей жизни.

Фабриций.

Это, в самом деле, очень дорого.

Честолюбие.

Не торгуйся. Знай, что я ненасытна и в минуту захочу более.

Фабриций.

Я вижу отсюда дом Софии. Самое пламя не остановит меня. Соглашаюсь — прости!

Честолюбие.

Как он бежит! Счастливый путь. Этот человек имеет душу и совесть, он для меня не годится.

На сей раз Фабриций ничего не думал, тем лучше. Он избавился от великой опасности, видит дом Софиин, надеется, воскресает душою, летит и в мыслях прикасается уже пламенными устами к сосуду счастья, уже хочет вступить на порог, но вдруг женщина, с ужасным лицом и с ножницами в руках, становится перед ним. Хотя она всегда была равно ужасна, но некогда желала иметь портрет свой, и велела написать его Микель-Анджелу, почему я избавлю себя от муки описывать такое чудовище. Фабриций затрепетал.

Парка.

Стой!

Фабриций.

О боги! Опять женщина — и не София!

Парка.

Поди, за мною.

Фабриций.

Ты не знаешь, что говоришь. Вот Софиино жилище, пусти меня.

Парка.

Нет.

Фабриций.

Мне должно видеть ее, должно на ней жениться.

Парка.

Нет.

Фабриций.

Я рад отдать жизнь свою, только бы…

Парка.

Тебе уже нечего отдавать.

Фабриций.

Как?

Парка.

Вот роспись жизни твоей, смотри. Судьба даровала тебе шестьдесят девять лет.

Поутру, было, тебе 20

Ты отдал Моде 4

— Сластолюбию 8

— Правосудию 5

— Зависти 7

— Подагре 10

— Честолюбию 15

Всего 69 лет

Счет твой верен. Всему конец…

Чик! (Перерезает нить жизни)

Фабриций.

О, Соф…

Он не успел произнести ее имени, упал мертвый на дороге.

Бедный Фабриций! Увы!

Преждевременная смерть была для него счастьем, ибо она не дала ему узнать главного его злополучия. Между тем, как Фабриций шел городом и торговался с коварными женщинами, София вышла замуж. Другой осторожный человек пришел к ней полем и представился в виде путешественника. Благоразумная девица не призирает жениха за то, что у него загорелое лицо. А жених Софии был умен, добродушен и прост в обхождении. Он понравился и женился. Кто же хочет знать все до конца, тому можем сказать, что муж и жена прижили множество прекрасных детей, нажили несметное число всякого добра. Одним словом, все, чем волшебные сказки в конце одаривают своих героев, ибо история, как известно, гораздо скупее сказок.

(С француз.)

——

[Лемонте П.Э.] Какой день, или Семь женщин: Аллегорическая сказка: (С француз.): [Из Raison, folie, chacun son mot] / [Пер. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч.1, N 4. — С.1-37.

Какой день или Семь женщин

Читайте также: