П. Е. ЩЕГОЛЕВ
П. Е. ЩЕГОЛЕВ
КАК ВОЗНИКЛО ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘БЫЛОЕ’
КАК ВОЗНИКЛО ИЗДАТЕЛЬСТВО ‘БЫЛОЕ’
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
Как возникло издательство ‘Былое’, Щеголев Павел Елисеевич, Год: 1917
Время на прочтение: 9 минут(ы)
‘Былое’: неизданные номера журнала
Кн. 1.— Л.: Лениздат, 1991.— (Голоса революции).
Журнал ‘Былое’, посвященный истории освободительного и революционного движения, своим возникновением и своей жизнью обязан эпохам революционного подъема. Первый период существования падает на годы первой русской революции. История этого периода (1906—1907 годы) изложена в статье, помещенной в журнале ‘Былое’, 1917, No 1. С разгромом первой революции закончило жизнь и ‘Былое’: два редактора оказались не по своей воле за границей, а третий редактор, пишущий эти строки, поплатился почти трехлетним одиночным заключением и высылкой из Петербурга, а самый журнал был прекращен царским правительством ‘навсегда’. Но революция 1917 года прекратила навсегда царское правительство и позволила возобновить издание журнала ‘Былое’ летом 1917 года. В сущности только после Февральской и Октябрьской революций с полной свободой во всей широте можно было изучать революционное движение. Инициатива возобновления принадлежала мне, первоначальный состав редакции: я, В. Л. Бурцев и В. В. Водовозов1, заместивший В. Я. Богучарского, умершего в 1915 году. Бурцев, занятый политическими выступлениями и развивавший в своей газете ‘Общее дело’ пропаганду войны до победного конца, почти не занимался делами ‘Былого’, после же Октябрьской революции совсем отошел от редактирования и в январе 1918 года отбыл из Советской России. Бездействовал и В. В. Водовозов, его сменил Е. В. Тарле2, но и он работал недолгое время (1918-й год). Фактически всю работу по редакции вел я, а после ухода Тарле и до последнего дня я оставался единоличным редактором. Под мою ответственность как редактора и возобновлялось периодически разрешение издания соответствующими организациями — сначала отделами печати при Петроградском Совете, в последнее время Гублитом. За редакторскую и литературную часть я нес ответственность единолично. Издательская часть испытала следующие изменения. H. E. Парамонов, начавший издание ‘Былого’ в 1906 году, взял на себя издание и в 1917 году. Летом этого года он приехал на несколько дней в Петроград, заключил соглашение с редакцией и отбыл, не дождавшись даже выхода первой книжки и поручив ведение дела своему доверенному. Подошла Октябрьская революция, и издатель ‘Былого’ оказался в другом — белом стане — на Дону у Каледина3, Корнилова4, Алексеева5, Деникина6 и с отступающей контрреволюцией ушел на запад. Понятно, издание журнала, служившего делу революции пропагандой историко-революционных знаний, было теперь для Парамонова делом не ко бремени и не к месту. В начале 1918 года было получено от него распоряжение о закрытии журнала, через 2 месяца оно было повторено, но редакция и служащие решили пренебречь распоряжением сбежавшего хозяина, журнал хорошо распространялся, органы революционной советской власти оказывали содействие изданию и являлись главнейшими приобретателями, даже единственными, в эпоху военного, коммунизма. Редакция и сотрудники издательства сочли правильным порвать всякие отношения с издателем и продолжить дело собственными силами. Так явочным порядком возникло товарищество по изданию журнала ‘Былое’ и книг по истории революционного движения. В пределах революционного порядка товарищество получило оформление и стало работать по данному ему уставу производительной трудовой артели, приняв наименование ‘Кооперативно-издательское товарищество ‘Былое». Подлинный устав находится в делах судебного ликвидатора. С течением времени этот примитивный устав был признан неудовлетворительным, и ‘Былое’ обратилось в 1925 году с просьбой об утверждении нового типового устава. Копия его здесь прилагается. Не могу дать точного ответа, был ли к моменту расстройства дел ‘Былого’ проведен этот устав через все инстанции.
Состав товарищества менялся, в товарищество входили в период работы все служащие конторы, редакции, редакторы и главнейшие сотрудники. Непременными и почетными членами товарищества были наши заслуженные революционеры, принимавшие близкое участие в ‘Былом’ еще в первый период существования, деятели славной революционной партии ‘Народная воля’ — Анна Павловна Прибылева-Корба7, Александр Васильевич Прибылев8, Иван Иванович Майнов9. Кроме них в последний состав членов товарищества, пайщиков входили профессор русской истории А. Е. Пресняков10, писатель по историческим и историко-литературным вопросам В. Ф. Боцяновский п, начинающий историк П. П. Щеголев12, Е. В. Бороздина 13, вдова сотрудника ‘Былого’ профессора А. К. Бороздина 14, член коллегии защитников, в свое время принимавший участие в революционном движении, умерший в 1926 году M. E. Феодосьев, вошедший в состав товарищества, так сказать, по наследству и заместивший умершего Я. Я. Брусова сын его П. Я. Брусов, П. А. Краков, ныне покойный, человек с революционным прошлым и, кроме того, специалист по издательской части, руководивший финансово-техническими издательскими функциями крупных предприятий (заведовал конторой газеты ‘День’, управлял огромным делом ‘Биржевых ведомостей’) и пользовавшийся солидной репутацией в издательском мире. Наконец, особо нужно поименовать последнего по времени вступления члена — А. О. Новикова. Это элемент, чуждый товариществу, но он был введен по инициативе Кракова как необычайный специалист по распространению издательской продукции, о нем шла слава, что он обогатил такое почтенное издательство, как издательство Коммунистической академии. Впоследствии оказалось, что репутация его не соответствует действительности, а деятельность его нашла зловещее освещение в обследовании РКИ и в статьях т. Ропзенмана в ‘Московской правде’. Таким образом, в состав товарищества входили трудящиеся — авторы, ветераны революции, люди чуткие к вопросам истории революции, но, конечно, не хозяйственники. Поэтому в вопросах хозяйственно-технических члены товарищества прибегали к руководству Кракова и на общем собрании избрали его заведующим издательской частью. Таким ответственным заведующим издательской стороной дела (технической, издательской, финансовой) он оставался до конца — ответственным перед общим собранием и перед органами власти. В анкетах, подаваемых в Гублит, были указываемы два ответственных лица: я — по части редакторской и литературной, Краков — по части издательской. В правление входили три члена: я, Краков и А. В. Прибылев. А. В. Прибылев не нес специальных обязанностей и был советником по литературной части дела. В январе 1925 года общим собранием был выбран в члены правления Новиков, и общее собрание дало ему поручение взять под свое наблюдение магазин издательства в Москве и организацию отдела подписных изданий.
При таком распределении обязанностей велось дело в ‘Былом’. Журнал пользовался широким успехом, так же, как и отдельно выпускаемые издания, издательство приобрело прочную репутацию и встречало поддержку во всех госучреждениях и общественных организациях. Краков оправдал доверие, ему оказанное. На годичном собрании докладывались финансовые отчеты, и на 1 января 1925 года по отчету за 1924 год была даже прибыль. Но 1925 год оказался роковым для деятельности товарищества. На этот год приходится огромный издательский кризис, коснувшийся как крупнейших издательств (начиная с Госиздата), так мелких и средних. Протесты издательских векселей стали всеобщими, книжный товар потерял всякую ценность, книжные запасы стали равными цене макулатуры. Кроме общего кризиса крайне тяжко отозвалось на ‘Былом’ и банкротство крупных покупателей, закупавших издания целыми тиражами,— издательств Л. Френкеля и затем В. Каганского. Издательство Каганского под фирмой ‘Россия’ заключило с ‘Былым’ договор на монопольное распространение изданий ‘Былого’, причем оно установило и тираж выпускаемых книг. Вначале это издательство выполняло свои обязательства, платило деньги, затем исправно погашало свои векселя, но с отъездом Каганского за границу весной 1925 года начались перебои в платежах, частичные погашения, переписка векселей, а в начале 1926 года платежи издательством Каганского были прекращены. Этот крах подкосил издательство ‘Былое’. Правда, Каганский предоставил на удовлетворение кредиторов претензии к своим должникам, превышавшие сумму его задолженности и рассеянные по всему Союзу ССР, ко издательство ‘Былое’ не вое*-пользовалось этими претензиями ввиду отсутствия материальных возможностей заводить дела на всем протяжении СССР. В марте или апреле начались протесты векселей ‘Былого’. Надо сказать, что ни я, ни Прибылев, ни остальные члены товарищества не представляли себе размеров той финансовой опасности, которая стояла перед ‘Былым’. Отчет финансовый за 1925 год, доложенный в начале 1926 года, нэ возбуждал опасений: если направо был записан долг ‘Былого’, то налево была записана равнявшаяся ему стоимость книготовара, оцененного в 30—35% против номинала. Действительность 1926 года показала, что эта оценка неверна и ценить нужно в 3—4%. Когда пошли первые протесты, Краков заверил нас, что это не так важно, что протесты можно снять и восстановить кредит и что для этого надо достать деньги.
Действительно, благодаря поддержке отдела печати при ЦК партии ‘Былое’ получило ссуду, но эта ссуда не могла его спасти. В эти первые месяцы начинающегося краха я не верил в гибель дела и до такой степени верил в то, что оно оправится и будет продолжаться, что пошел ему на помощь и собственными деньгами, и своим кредитом. О моих материальных отношениях к ‘Былому’ я должен сказать, что ничтожный заработок по ‘Былому’ (в последнее время 100 р. в месяц, которых я не получал и которые только записывались на мой счет) никогда не был для меня источником существования, я жил всегда на мои литературные гонорары, а в 1925—1926 гг. они были весьма значительны благодаря успеху пьесы ‘Заговор императрицы’. Во все время существования ‘Былого’ при отсутствии денег в кассе, бывшей на руках у Кракова, при отсутствии Кракова мне приходилось субсидировать контору, сотрудников из собственных средств, когда деньги появлялись, мне возвращали сделанные мной платежи по представляемым мной распискам. При разборе своих бумаг осенью настоящего года я обнаружил у себя немало расписок, которые не были мной совершенно представлены по моей небрежности и, следовательно, не были оплачены. Когда началось стесненное положение издательства, такие обращения ко мне за деньгами становились все более частыми, иногда мне приходилось давать не десятки, не сотни, а тысячи (кажется, в феврале 1926 года я дал 2 тыс. р.), но возвращения денег становились все более редкими и частичными. Когда начались протесты векселей ‘Былого’ и когда банки потребовали замены подписей и бланков, поставленных ‘Былым’, подписями и бланками, поставленными лицами неопротестованными, а таким был я, я, веря в будущее ‘Былого’ и желая удержать от гибели дело, с которым я был так долго связан кровно и даже тюремно, не мог удержаться от подписи и бланкирования векселей ‘Былого’. А так как в это время произошло падение моих литературных гонораров и, главным образом, по ‘Заговору’, то случилось и мое разорение. Я не мог уплатить сразу по векселям, мной подписанным или бланкированным, пришлось прибегнуть к частичной уплате и переписке, дело дошло до протеста моих векселей, до предъявления их ко взысканию, до описи моего имущества, затянулось даже до настоящего времени. Векселя были учитываемы в обществах взаимного кредита по 3, 3 1/4 и 3 1/2% месячных, таким образом на тыс. рублей долга я уплачивал в год одних процентов около 500 р. Судебный ликвидатор может представить выписку из моего счета, я не знаю, в какой мере задолженность ‘Былого’ мне нашла отражение в бухгалтерских книгах, но во всяком случае зафиксированный в книгах долг ‘Былого’ мне, конечно, ниже той суммы, в которую обошлось мне желание поддержать дорогое мне дело, в книгах ‘Былого’ не записаны, конечно, те колоссальные проценты, которые я уплатил по принятым на себя обязательствам ‘Былого’, и, кроме того, просто остались незаписанными многие мои платежи. Быть может, в последнем виноват и я, так как, ознакомившись летом 1926 года с финансовой катастрофой, постигшей ‘Былое’, я увидел, что ни о каком, хотя бы частичном, возвращении моих расходов за ‘Былое’ не приходится и мечтать, а потому, понятно, во мне остыло самое желание точной фиксации на бумаге долгов ‘Былого’ мне, долгов, которые все равно не будут мне уплачены. И до самого последнего времени мне приходится платить за ‘Былое’. Так, когда мне пришлось заключить договор на мою литературную работу с издательством ‘Красной газеты’, последняя поставила непременным условием покрытие задолженности ‘Былого’ ‘Красной газете’ в сумме 165 рублей. Мне пришлось согласиться на уплату, расписка ‘Красной газеты’ находится у меня и в ликвидационную комиссию не представлена. Еще пример: Госиздат, с которым у меня большой счет по моим литературным делам, преспокойно перенес на мой счет, несмотря на все мои протесты, задолженность ‘Былого’ в сумме 630 рублей. Наконец, мной произведен ряд мелких уплат гонораров сотрудникам и служащим. Так я оплатил жалованье помощнику редактора т. Левину15, курьеру Минаеву, разным сотрудникам. Расписки их у меня и в ликвидационную комиссию не представлены за ненадобностью. Вообще я считаю, что с начала 1926 года по сей день я уплатил за ‘Былое’ 12 тысяч рублей, да остается еще мне уплатить по векселям около 6 тысяч рублей, считая проценты, судебные издержки и т. д.
По поводу финансово-коммерческой деятельности ‘Былого’, по поводу ведения бухгалтерских и конторских дел я не могу дать никаких объяснений. В эту сторону деятельности ни я, ни Прибылев совершенно не входили. Занимался ею единственно Краков, он управлял конторой и бухгалтерией, держал кассу в своих руках, заведовал всей финансовой политикой. Мы относились к нему с абсолютным доверием и до самого последнего времени не имели оснований к иному отношению. Только в мае 1926 года, когда крах разразился, общее собрание потребовало от Кракова финансового отчета, но отчета Краков не представил. Он был чрезвычайно подавлен раскрывшейся картиной гибели ‘Былого’, замкнулся в себе, уклонялся от каких-либо фактических объяснений и разговоров, с величайшей неохотой отвечал на запросы уставной ликвидационной комиссии, которая с большими усилиями добивалась сдачи материалов и документов. В апреле месяце 1927 года он покончил с собой (бросился в Неву), не оставив никаких писем и объяснений. Летом 1926 года мне пришлось лично ознакомиться с постановкой дела в конторе и бухгалтерии и убедиться, что хозяйственная и финансово-издательская сторона дела была поставлена крайне плохо и находилась в беспорядке. Когда была учреждена уставная ликвидационная комиссия, дела были сданы ей в хаотичном виде. Комиссия привела в порядок все, что попало в ее распоряжение, и сдала судебному ликвидатору, затем я сдал то, что было у меня, и наконец при ликвидации помещения ‘Былого’ были обнаружены целые вороха бумаг и документов, которые также были препровождены судебному ликвидатору и приняты им без описи 16.
В период обостренного издательского кризиса издательство прибегало к открытию магазинов — книжных и писчебумажных. На многих примерах показана была прибыльность этих магазинов для издательского дела. И издательство ‘Былого’ прибегало к этому средству. 2 раза оно открывало книжные магазины — в 1922 году в Петрограде и в 1925 году в Москве. Магазины открывались по постановлению общих собраний и с разрешения соответствующих органов — административных, хозяйственных и политических — исполкома, кустпрома и гублита, ни у кого из членов товарищества не возникало сомнения относительно законности открытия книжных магазинов и торговли продуктами не своего производства и не в районе Ленинграда. Особенно убедителен пример открытия антикварного книжного магазина в 1922 году (он был закрыт издательством в следующем году): здесь, в Ленинграде, ни один из правительственных органов, которым устав был хорошо известен, не протестовал против торговли антикварными книгами, которую вел магазин ‘Былого’. Также был открыт с разрешения соответствующих московских органов магазин в Москве, торговавший канцелярским товаром, отпускаемым ему госучреждениями. Магазин в Москве был открыт по предложению Кракова и под его руководством. Но и здесь издательству ‘Былое’ не повезло, на должность управляющего магазином Краков пригласил некоего Гурского, и магазин вместо прибыли принес колоссальные убытки. Ревизия, произведенная издательством, обнаружила не только бесхозяйственность ведения дела, но и недостачу денег в кассе и растрату их. Краков передал дело о Гурском в Московский угрозыск, но прокуратура не нашла признаков уголовных в деяниях Гурского и прекратила следствие. Акт ревизии прилагается. По предложению Кракова и Новикова общее собрание постановило учредить отдел подписных изданий и поручило заведование этим отделом единолично Новикову. С Новиковым было заключено только соглашение, по которому он должен был вести это дело безубыточно для ‘Былого’ с представлением ‘Былому’ 40 или 50 процентов (точно не помню) с номинала по изданиям ‘Былого’ и 10% по всем другим изданиям. Но, открыв отдел, Новиков не представил ни плана, ни организации, ни какого-либо отчета о ведении дела, несмотря на многократные и настоятельные требования правления ‘Былого’, общих собраний, уставной ликвидационной комиссии и, кажется, даже судебного ликвидатора. Таким образом, я решительно ничего не могу сказать о подписном отделе: ни об его организации, ни об его оборотах.
1 Водовозов Василий Васильевич (1865—1933), участник революционного движения, публицист, мемуарист.
2 Тарле Евгений Викторович (1875—1955), академик, историк, публицист.
3 Каледин Алексей Максимович (1861—1918), руководитель казачьей контрреволюции на Дону.
4 Корнилов Лавр Георгиевич (1870—1918), один из главных руководителей белого движения.
5 Алексеев Михаил Васильевич (1857—1918), крупный военачальник, один из главных руководителей белого движения.
6 Деникин Антон Иванович (1872—1948), один из главных руководителей белого движения.
7 Прибылева-Корба Анна Павловна (1849—1937), член Исполнительного комитета партии ‘Народная воля>, политкаторжанка, послеоктябрьской революции занималась историко-литературной работой.
8 Прибылев Александр Васильевич (1857—1936), народоволец, политкаторжанин, после Октябрьской революции занимался историко-литературной работой.
9 Майнов Иван Иванович (1860—1936), народоволец, эсер, после Октябрьской революции политической деятельностью не занимался, псевдоним — Саратовец.
10 Пресняков Александр Евгеньевич (1870—1929), историк.
11 Боцяновский Владимир Феофилович (1869—1943), историк, публицист, драматург.
12 Щеголев Павел Павлович (1903—1936), сын П. Е. Щеголева, историк, профессор Ленинградского университета.
13 Бороздина Елена Виссарионовна (ок. 1865—1937), после смерти мужа жила в семье Щеголевых.
14 Бороздин Александр Корнильевич (1863—1918), историк литературы, близкий друг и учитель П. Ё. Щеголева, его земляк.
15 Левин Шнеер Менделевич (1897—1969), доктор исторических наук, в 1924—1927 гг. работал в редакции журнала ‘Былое’, был помощником П. Е. Щеголева.
16 Ликвидационной комиссией не было обнаружено никаких злоупотреблений со стороны П. А. Кракова.