Как надо любить
Как надо любить
Шапсугская быль.
Рассказ Юрия Кази-Бека.
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
—————————————————————
Как надо любить, Кази-Бек Юрий, Год: 1894
Время на прочтение: 4 минут(ы)
У Сулейман-Бека была дочь Гюлджия, которою он мог смело гордиться. Она была большая мастерица ткать бешметы (каиталь), шить чувяки (вакка), одним словом, как говорили кабардинки, была ‘фодидес хагебза’, т. е. рукодельница девушка. Кроме того, она была добра и приветлива со всеми, во всех отношениях хорошая невеста для храброго джигита, в которых нс было недостатка в обширном Ахмегбеевском ауле. В доме Сулейман-Бека, кроме его и дочери, жил еще молодой джигит, взятый некогда в плен из другого племени, но вполне освоившийся и позабывший свою родину. Принял его Сулейман-Бек к себе, в качестве помощника, и так как Казбулат был дворянского рода, то считал его равным себе. Хорошо жилось молодому Казбулату в доме старика: его любили, как родного, и сама Гюлджия ласково обходилась с ним, зато верен был нм джигит, — Гюлджию любил больше жизни, но хранил в сердце свою страсть, считая ее грехом. ‘Гюлджия моя сестра, посланная Аллахом’, — думал Казбулат, — а Гюлджия смотрела на Казбулата, как на хорошего джигита, преданного им всей душой, и любила его, как брата. Казбулату было пятнадцать лет, когда захватили его в плен. Десять лет прошло с тех нор, но не мог он забыть своего врага. Это был джигит, одних с ним лет. Хранил Казбулат месть в своем сердце, выжидая случай отмстить за все. И вдруг он, к ужасу своему, узнал, что его Гюлджия влюбилась в его врага — Батыр-Бея!
Гюлджия поверяла свои думы Казбулату:
— Ах, мой друг, — говорила она, — если бы ты знал, как я люблю его: увижу его, и я счастлива. Я умру, если не буду его женой…
Грустно возвращались храбрые джигиты с набега. Много славных воинов осталось на поле брани, но всего печальнее было то, что у врагов остался в плену храбрый джигит Батыр-Бей.
Племя, с которым они воевали, враждовало с ними много лет, пощады, поэтому, никому не было. Каждый старался превзойти в жестокости другого. Никакие богатства не могли выкупить пленного. Его ждала неминуемая смерть, если он уздень, а если простой, то рабство на всю жизнь.
Возвратились джигиты, и все в ауле тотчас же узнали о печальном исходе набега.
Помертвела Гюлджия, услышав страшную весть. Она лишилась чувств и бессильно повалилась на пол. Ей помог очнуться Казбулат.
— Вставай, сестра, — сказал он, — не падай духом! Кто верует в Аллаха и любит Его, тому Он поможет, очнись и послушай меня, я возвращу тебе твоего жениха…
И он выбежал на двор, потом Гюлджия увидела, как он проскакал мимо ее окна.
Поздно ночью примчался Казбулат к вражескому аулу, и, бросив лошадь за селеньем, пешком отправился в одну из саклей. Местным языком Казбулат владел в совершенстве, и трудно было узнать в нем чужого. Пользуясь этим, он стал расспрашивать хозяина, у которого остановился, о пленном. Тот, ничего не подозревая, рассказал, что его решили подвергнуть страшным мучениям: сперва стрелять в него, но так, чтобы не убивать, а только ранить, и, уже насладившись его страданиями, убить. Казбулат содрогнулся.
— Что же, разве пленный важный человек, — спросил он, — что его будут так мучить…
— Не важный, а все-таки уздень и один из лучших джигитов, он то же самое делал, даже хуже, с нашими пленными, так пусть попробует сам, как хорошо быть невольником.
Казбулат вспомнил, что Батыр-Бей, действительно, жестоко обращался с пленными и нес вполне справедливое наказание.
На утро Батыр-Бея ожидала мученическая смерть. Но он. как герой, не выказал своего волнения и хладнокровно, выслушав свой приговор, сказал, что ахметовские джигиты умеют умирать и не просят пощады. Батырь-Бей был заперт в сакле, служившей тюрьмой. С него сняли одежду и оставили в одном белье. К этой-то сакле поздно вечером подошел Казбулат.
— Пропустите меня к нему, — проговорил он, подходя, — я послан от муллы поговорить с пленным перед смертью.
Его без разговоров впустили к заключенному. Священное лицо у горцев считается неприкосновенным и оскорбить его — значит, принять на себя смертельный грех.
Батыр-Бей спокойно спал, но когда к нему вошел Казбулат, он проснулся и с удивлением взглянул на вошедшего.
— Что, разве уже пора’? — проговорил он лениво.
— Нет, я принес тебе счастье. Не теряй времени, надевай мое платье и выходи отсюда спокойно, за аулом пасется моя лошадь, садись на нее и мчись домой. Там ждет тебя счастье! Спеши…
Батыр-Бей от изумления раскрыл глаза. Голос ему показался знакомым.
— Ты, Казбулат! Здесь… хочешь спасти меня? — вскричал он, пораженный.
— Да, я, чему ты удивляешься? Иди, не расспрашивай, после узнаешь все.
Казбулат быстро разоблачился. Обрадовался Батыр-Бей.
‘Он спасен, он снова свободен, и любит, и любим! О, Аллах! Нет другой радости!’
Казбулат остался в сакле. С ним был его кинжал, которого он не отдал Батыр-Бею.
На другой ден жители были поражены, найдя пленного мертвым, а главное, что всего более их удивило, это лицо его, совершенно непохожее на прежнего. Неизвестно было также, откуда у него явился кинжал, которым он зарезал себя. Это показалось им чем-то сверхъестественным…
С неописанной радостью кинулся Батыр-Бей к Гюлджии, но та остановила его.
— Где Казбулат? — спросила она, и ее добрые глаза враждебно блеснули.
— Он остался там, вместо меня.
— Иди, иди, не смей подходить ко мне, ты не джигит! — вдруг заговорила она, — Я не могу любить такого! Иди, и пусть вечно будет тебе эго упреком, пусть мертвый Казбулат стоит перед тобою, как живой, и нс даст тебе покоя. Иди, я не могу тебя видеть!
И с тех пор Казбулата девушки поминают в песнях. И если девушка хочет похвалить своего жениха перед своей подругой, то говорит:
— Он любит меня сильнее Казбулата.
Лучшей похвалы не может быть.
Источник текста: журнал ‘Нива’, 1894, No 42. С. 995, 998.