'Каин' Байрона в русских переводах, Азбелев Николай Павлович, Год: 1907 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 24 минут(ы)

‘Каинъ’ Байрона въ русскихъ переводахъ.
(Лордъ Байронъ. Каинъ. Мистерія. Переводъ съ англійскаго Ивана Бунина. Изд. ‘Шиповникъ’. Спб. 1907).
Замтка.

Мистерія Байрона ‘Каинъ’, основанная, какъ извстно, на библейской легенд о грхопаденіи, занимаетъ выдающееся мсто среди произведеній великаго поэта прежде всего въ отношеніи, что въ ней полне и ярче, чмъ въ какомъ-либо другомъ изъ нихъ — выражается то соединеніе безнадежнаго пессимизма съ глубочайшей любовью къ человчеству и чуткой отзывчивостью къ незаслуженнымъ страданіямъ его, которое обнимается понятіемъ ‘міровая скорбь’. И такъ какъ эта скорбь составляетъ неотъемлемую юдоль человческаго существованія, то ‘Каинъ’ не перестанетъ интересовать мыслящаго человка ‘во вс вка’.

Несмотря, однако, на такое значеніе разсматриваемой мистеріи, несмотря на ‘взрывъ восторговъ съ одной стороны и негодованія съ другой’, которымъ встрчено было это произведеніе на родин поэта и въ другія’ культурныхъ странахъ Европы, несмотря на то, что въ немъ ‘муза Байрона совершила такой полетъ, какой не удавался ей ни въ одномъ изъ своихъ прежнихъ воспареній’,— на русскомъ язык ‘Каинъ’ впервые былъ напечатанъ лишь черезъ 45 лтъ посл появленія его въ оригинал (1821 г), а именно — въ перевод Д. Минаева, въ 1866 г. Въ теченіе слдующаго затмъ почти тридцатилтняго періода были напечатаны переводы Ефрема Барышова (1881), П. А. Каленова (1883), прозаическій переводъ,— повидимому ‘коллективный’,— въ приложеніи къ ‘Живописному Обозрнію’ за 1894 г., и переводъ Е. Зарина (1894). Наконецъ, ‘въ наши дни’, за страницахъ несуществующаго уже теперь московскаго журнала ‘Правда’ за 1905 г. появился шестой по счету переводъ ‘Каина’ — Ив. Бунина, который въ начал текущаго года вышелъ съ небольшими измненіями въ отдльномъ изданіи.

Является ли трудъ Бунина цннымъ пріобртеніемъ въ русской литератур по сопоставленію съ предшествующими ему переводами, и въ какой мр передаетъ онъ высокія достоинства оригинала?..

Для отвта на эти вопросы,— глубоко интересные въ виду охарактеризованныхъ выше свойствъ ‘Каина’ — мы считаемъ не лишнимъ дать сравнительную характеристику всхъ переводовъ его.

Переводъ Минаева {Напечатанъ въ первыхъ трехъ изданіяхъ Гербеля ‘Сочиненія Лорда Байрона въ перевод русскихъ поэтовъ’, вышедшихъ, послдовательно, въ 1864—1867, 1875 и 1883 годахъ. Цитаты приводятся нами по послднему изданію.}, передавая содержаніе мистеріи, говоря вообще, безъ искаженія смысла ея, отнюдь однако же не передаетъ настроенія оригинала и не даетъ ни малйшаго понятія объ изумительно-поэтической форм его.

Первыя же строфы перевода производятъ на читателя невыгодное впечатлніе: въ нихъ молитвы первыхъ людей ‘при восход солнца’,— написанныя Байрономъ, какъ и вся мистерія, блыми стихами,— переданы Минаевымъ рифмованными строками. Вотъ первыя дв изъ этихъ молитвъ: —

Адамъ.

Слова Творцу Вседержащему!

Слава Теб, показавшему свтъ.

Свтъ изъ хаоса создавшему,

Слава Теб и привтъ!

{Курсивъ нашъ, какъ и во всхъ дальнйшихъ выдержкахъ изъ перевода, за исключеніемъ случаевъ, относительно которыхъ сдланы оговорки.}.

&nbsp, Ева.

Слава Теб, сотворившему

Яркое солнце въ лазурной дали!

Слава Теб, отдлившему

Воду отъ твердой земли!

Предлагаемъ читателю сопоставить съ этими ‘стишками’ Минаева переводъ тхъ же молитвъ, сдланный Бунинымъ:

Адамъ.

Іегова. Вчный, Мудрый, Безконечный!

Ты, кто воззвалъ единымъ мощнымъ словомъ

Изъ мрака свтъ — хвала Теб и слава!

На утр дня — хвала Теб и слава!

Ева.

Іегова, Ты, кто далъ намъ день и утро,

Впервые отдлилъ отъ тьмы, и воды

Съ водами разлучилъ, и назвалъ небомъ

Твердь между водъ — хвала Теб и слава!

Въ этихъ строкахъ чувствуется благоговйно-торжественное настроеніе Адама и Евы, совсмъ исчезнувшее у Минаева, и не можетъ, конечно’ быть двухъ мнній о томъ, которому изъ двухъ переводовъ надо отдать преимущество. Приведенные нами образцы изъ труда Минаева далеко не худшіе, чмъ многіе другіе.

Вчитайтесь, напримръ, въ слдующія строки изъ его перевода діалога между Люциферомъ и Адой (въ 1-мъ акт мистеріи):

Когда бы я неправду говорилъ,

Поврьте мн, я не стоялъ бы съ вами:

Слдятъ за нами ангелы.

&nbsp, Ада.

Случилось

Не то же ли, когда лукавый змй

Сталъ съ Евой разговаривать впервые?

Едва ли кто-либо упрекнетъ насъ въ излишней рзкости, если мы скажемъ, что такой тонъ гораздо приличне какому-либо ловеласу и обольщаемой имъ двиц, чмъ Байроновскоху Люциферу и Ад.

Почти весь діалогъ между Люциферомъ и Каиномъ во время полета въ въ безпредльномъ пространств (актъ II, сцена 1-я) переданъ Минаевыхъ такихъ языкомъ, что больно читать его вирши. Напримръ:

Люциферъ.

А потому теб я покажу

То, что мертво, какъ прежде показалъ я

На то, что никогда не умираетъ.

Каинъ.

Такъ.

Вотъ еще примръ:

&nbsp, Каинъ.

Но вдь отецъ мой

Былъ первымъ на земл.

&nbsp, Люциферъ.

Да, это такъ,

Но первый изъ твоей породы — слишкомъ

Ничтожный, чтобъ послднимъ даже быть

Въ сред ихъ.

Каинъ.

Такъ. Но что жъ они такое

Теперь?

Читая эти ‘стихи’, такъ и хочется сказать:

Шли два пріятеля вечернею порой

И дльный разговоръ вели между собой.

И изъ тхъ стиховъ перевода Минаева, которые не заслуживаютъ ‘толь рзкаго осужденія, какъ вышеприведенные, лишь очень немногіе не содержатъ выраженій, ‘неумстныхъ’ въ полтическомь произведеніи. Точно переводчикъ нарочно подбиралъ какъ разъ наимене подходящія изъ тхъ русскихъ значеній, которыя нашелъ въ англійскомъ словарь для переводимыхъ имъ словъ. Рельефный примръ представляетъ слдующая строфа (актъ II, сцена 2-я):

Люциферъ.

А вспомни приговоръ,

На васъ лежащій со дня грхопаденья:

‘Со всми бой на смерть и жизнь, борьба.

Болзни, нищета — для всхъ созданій^—.

Вотъ и кара за вкушеніе плода

Запретнаго.

Опять для сравненія приведемъ передачу той же строфы въ перевод Бунина:

Люциферъ.

Ты забылъ

Завтъ того, кто насъ изгналъ изъ рая:

‘Борьба со всмъ, что дышитъ, смерть всему.

И всмъ болзни, скорби и мученья’ —

Плодъ древа запрещеннаго.

Какъ ни плохъ переводъ Минаева, но онъ можетъ считаться драгоцнностью въ сравненіи съ переводомъ Барышова {Ефремъ Барышовъ. Каинъ. Мистерія Лорда Байрона. Спб. 1881 г.}. Это произведеніе представляетъ собою курьезъ, вызывающій въ читател то смхъ,— то недоумніе, граничащее съ негодованіемъ. Въ самомъ дл, какъ ршился переводить мистерію Байрона человкъ, едва знающій англійскій языкъ и даже ухитрившійся не понять того несложнаго разсказа Библіи, на катеромъ построенъ ‘Каинъ’ V! Читатель безспорно согласится съ такимъ суровымъ отзывомъ нашимъ о переводчик, познакомившись со слдующими рельефными оправданіями его:

Фразу Каина (въ основномъ монолог І-го акта мистеріи)

‘… and can aught grieve save humanity’

т. e. (‘и можетъ ли знать печали кто-либо, кром, людей’), Барышовъ — очевидно думая, что ‘humanity’ иметъ значеніе ‘гуманность’,— передаетъ слдующимъ предложеніемъ:

А если такъ, то можетъ ли печаль

Другое что внушать помимо чувствъ

Любви большой и состраданья къ людямъ?

Дале, въ томъ же акт, слова Люцифера.

And ehen Не who thrust you forth,

Because ‘you should not eut the fruits of life

And become goda as we’. Wore those His

Words?

Барышовъ передаетъ стихами:

И даже Онъ изгналъ изъ рая васъ

За то, что вы плодовъ отъ жизни

Вкусить и намъ подобными, какъ мы,

Такими жъ быть бога.ни не хотли.

Свидтельство въ этихъ строкахъ невжества автора во всхъ отношеніяхъ слишкомъ ясно, чтобы еще комментировать его, но все-таки приведемъ, для незнающихъ англійскаго языка, переводъ Бунина:

… а Онъ лишилъ васъ рая,

‘Чтобъ вы отъ древа жизни не вкусили

И не были, какъ боги’.— Таковы Его слова.

Не довольствуясь искаженіемъ смысла оригинала, Барышовъ иногда еще ‘дополняетъ’ послдній своими собственными стихами. Напримръ, во ІІ-мъ акт, въ строф, которую въ подлинник можно назвать величественнымъ гимномъ картин звздныхъ міровъ, произнесеннымъ Каиномъ въ избытк охватившихъ его чувствъ,— вмсто слдующихъ четырехъ строкъ Байрона:

Oh, thou beautiful

And unimaginable ether! and

Ye multiplying masses of increased

And still increasing lights!..

У переводчика читаемъ:

Ахъ!

Какъ ты хорошъ эиръ! Въ воображеньи

Такихъ картинъ нельзя нарисовать.

Все свтлыя, блестящія все массы,

И этихъ массъ — несмтное число!

И какъ ихъ цвтъ разнообразенъ —

Вонъ синій шаръ, вонъ фіолетовый,

Вонъ розовый, вонъ желтый, вонъ пунцовый.

Но меньше ихъ, чмъ блыхъ — чудеса!

Конечно почтенно, что переводчикъ, видимо, прочелъ какое то популярное сочиненіе по астрофизик,— но про чемъ же здсь Байронъ?!

Монологъ Каина надъ тломъ убитаго Авеля, отъ глубокаго трагизма котораго, при чтеніи его, въ подлинник, становится жутко на душ,— въ перевод Барышова обратился въ укоризненныя увщеванія подвыпившаго парня, свалившаго въ драк своего пріятеля:—

Охота же валяться на трав,

Когда теб и спать еще не время.

Ты не шути, не смйся надо мной —

Ты испугать меня, я знаю, хочешь.

Ударилъ я, хотя и не легко,

Однако же не такъ, чтобъ очень сильно.

А ты зачмъ шелъ мн наперекоръ!

и проч.

Просимъ читателя поврить, что вышеприведенныя выдержки изъ разсматриваемаго перевода не только не исключительны по своему безобразію, но что положительно нтъ страницы, изъ которой нельзя было бы извлечь подобныя жемчужины.

По-истин, трудъ Барышова является не переводомъ ‘Каина’, а глумленіемъ надъ нимъ. И этотъ-то трудъ, вмст съ топорнымъ переводомъ Минаева, быль однимъ изъ тхъ двухъ источниковъ, которыми должны были довольствоваться до 1883 года читатели, могущіе знакомиться съ Байрономъ только на русскомъ язык.

ІІ.

Въ 1888 году вышелъ переводъ Каленова {Каинъ. Мистерія Байрона. Переводъ П. А. Каленова. Москва 1883 г.}, который даже и при требовательной оцнк его, по нашему мннію, слдуетъ признать не дурнымъ. Въ немъ содержаніе оригинала передано, вообще говори, хорошо и во многихъ строфахъ его близко передано также и настроеніе послдняго — во многихъ, но далеко однако же не во всхъ.

Въ длинномъ предисловіи, предпосланномъ переводчикомъ своему труду, между прочимъ, читаемъ:

‘Внимая тоскливымъ стованіямъ Каина на жизнь {Курсивъ нашъ.}, невольно хочется указать ему на тсный кругъ любимой имъ семьи, въ которой онъ могъ бы найти недостающее ему удовлетвореніе, отдавшись исполненію своего долга во отношенію къ ней. Какъ живое выраженіе этой мысли о преданности своему долгу, рядомъ съ Каиномъ выводится въ мистеріи жена его Ада. Вся проникнутая врой въ благость промысла, она въ самомъ гор находитъ отраду, ршившись вполн посвятить себя заботамъ о своемъ несчастномъ преступномъ муж, чтобы примирить его съ совстью и такимъ образомъ утшить и успокоить’.

Эти немножко сентиментальныя строки предсказываютъ внимательному читателю, чего не найдетъ онъ въ перевод Каленова: Тотъ, кто называетъ тоскливыми стованіями трагическія сомннія, волнующія душу Байроновскаго Канва, не можетъ войти въ настроеніе ‘Богоборца’, а слдовательно, не можетъ и передать его. И дйствительно въ перевод Каленова даже самые сильные монологи Люцифера и Каина звучатъ вяло и не провзводятъ впечатлнія оригинала… Зато рчи любящей Ады и кроткаго Авеля переведены Каленовымъ съ полнымъ сохраненіемъ того характера, какой он носятъ у Байрона.

Къ недостаткамъ перевода надо отвести встрчающіяся въ немъ слова и выраженія, не подходящія для поэтической рчи, какъ, напримръ, ‘великолпно’ (въ оригинал — glorious), ‘громадный тронъ’ (въ оригинал — vast throne, въ удачномъ перевод Бунина — ‘величавый престолъ’) и т. п.

Напримръ:

&nbsp,Люциферъ.

Да. Мы съ тобою и твои сыны,

Мы это испытаемъ… Но теперь

Смотри — не правда-ли, великолпно!..

Бунинъ переводитъ т же стихи, конечно, гораздо лучше:

Это мы узнаемъ,—

Мы и твои потомки. Но взгляни:

Какъ все полно величія!

Въ первомъ изъ большихъ монологовъ, произносимыхъ Люциферомъ во второмъ дйствіи, Каленовъ употребляетъ совсмъ странное выраженіе, которое напечатано ниже курсивомъ:

. . . . . . . . . . . . . . Настанетъ день,

И человкъ, колеблемый на капл

Воды, другому человку скажетъ:

‘Лишь врь въ меня — и шествуй по вод’.

Очевидно, переводчикъ прибінулъ къ буквальному, а не къ образному значенію ‘водныя хляби’ выраженія water-drops для соблюденія размра въ стих. Но здсь кстати сказать, что и но отношенію къ метрик стихосложенія онъ не всегда безупреченъ, допуская негармоническое сочетаніе шестистопнаго ямба съ пятистопнымъ, какъ напримръ, въ слдующихъ стихахъ:

&nbsp, Каинъ.

Возможно-ль это?

Свтящихся червей и мошекъ я видалъ,

Они въ лугахъ и темныхъ рощахъ ночью

Блистаютъ ярче, нежели тотъ міръ,

Носящій ихъ.

Типичнымъ, какъ по достоинствамъ, такъ и по недостаткамъ перевода Каленова, можно считать монологъ Люцифера, который мы приводимъ здсь еще и потому, что о нкоторыхъ стихахъ его намъ придется говорить ниже, при разбор перевода Бунина.

Люциферъ.

Мы — существа

Безсмертныя, и сознавая это,

Дерзаемъ прямо въ вчное лицо

Тирана всемогущаго смотрть

И правду говорить ему, что зло,

Имъ сотворенное, есть зло, но благо.

Онъ говоритъ, что создалъ насъ, хотя

Я этого не знаю и не врю —

Но пусть онъ создалъ насъ,— насъ уничтожить

Не можетъ онъ: мы, какъ и онъ, безсмертны.

Онъ даже радъ тому, что мы безсмертны,

Что можетъ вчно мучить насъ… Пусть мучитъ.

Великъ онъ, но въ величіи своемъ

Онъ не счастливй насъ въ паденьи нашемъ.

Источникъ благости не могъ бы зла создать,

А что иное кром зла онъ создалъ?

Но пусть сидитъ онъ на своемъ громадномъ

И одинокомъ трон, пусть творитъ

Міры, чтобъ чмъ-нибудь наполнить вчность

И заглушить тоску существованья

Безъ дружбы и участія. О еслибъ

Онъ сокрушить могъ самого себя,

То было бъ лучшимъ изъ его дяній!

Но нтъ — безсмертенъ онъ!

Такъ пусть же вчно

Живетъ онъ въ тягость самому себ.

Мы, духи падшіе, вы также, люди —

Мы уже тмъ счастливе его,

Что мы участіе въ другихъ находимъ.

Страдая вмст, мы я сострадаемъ

Другъ другу, и страданій нашихъ гнетъ

Чрезъ это облегчается, но онъ,

Въ своемъ могуществ столь одинокій,

Своей тоской тревожною томимый,

Онъ лишь въ одномъ находитъ утшенье

Онъ создаетъ, чтобъ было что разрушить.

&nbsp, (Каленовъ).

Въ конц нашей статьи читатель ознакомится еще съ нкоторыми выдержками изъ труда Каленова.

III.

Въ 1894 году журналъ ‘Живописное Обозрніе’ далъ своимъ подписчикамъ, въ вид безплатнаго приложенія, ‘Полное собраніе сочиненій Лорда Байрона, въ новомъ перевод К. Гумберта, А. Богаевской и Стальки’. Переводъ этотъ прозаическій, а не стихотворный,— потому, какъ поясняетъ г. А. Михайловъ въ предисловіи къ нему, что ‘точно и близко къ подлиннику можно переводить произведенія великихъ поэтовъ почти исключительно въ проз…’ Правда, при прозаическихъ переводахъ неизбжно утрачивается гармонія стиха, но съ этимъ приходится мириться, желая прочитать въ перевод именно то, что написалъ Байронъ {Курсивъ везд нашъ.}, а вовсе не то, что ради стихотворнаго размра и римы прибавилъ къ его произведеніямъ или урзалъ отъ этихъ произведеній тотъ или другой стихотворецъ-переводчикъ…’ Съ этими строками во многомъ можно согласиться, но, къ сожалнію, высказанное въ нихъ общаніе дать читателямъ ‘именно то, что написалъ Байронъ’, отнюдь не исполнено переводчиками, которые видимо раздлили свой трудъ не по отдльнымъ произведеніяхъ Байрона, а по частямъ одного и того же произведенія. Этимъ только и можно объяснить фактъ, что въ разсматриваемомъ перевод ‘Каина’ рядомъ съ довольно сносной передачей (правда,— лишь въ немногихъ случаяхъ) трудныхъ мстъ встрчается много выраженій и даже цлыхъ строкъ, не только несогласныхъ, по смыслу, съ подлинникомъ, во и лишенныхъ всякаго смысла.

Для подтвержденія сказаннаго укажемъ, напримръ, на то, что въ томъ длинномъ монолог Люцифера, который мы привели выше въ передач Киленова, переводчики переводятъ выраженіе ‘unparticipated solitude’, т. е. ‘нераздленное одиночество’ словами ‘нераздльное единство!’, тамъ же вмсто словъ ориганала so wretched in His height, т. e. ‘столь злополучный въ своемъ величіи’, читаемъ ‘какъ злополученъ онъ въ своихъ высотахъ!’

Дале, въ перевод діалога между Люциферомъ и Каиномъ (во II акт, сцена 1-я) читаемъ:

Люциферъ. Ты видлъ червей и міры, горящіе лучезарными огнями,— что ты думаешь о нихъ?

Каинъ. Они вс прекрасны въ собственной сфер: ночь сообщаетъ чудную прелесть какъ крошечной свтящейся мух, мелькающей во мрак, такъ и вчному свтилу въ его обширномъ теченіи, она же, вроятно, и направляетъ движеніе ихъ обоихъ.

Читатель видитъ, конечно, и не справляясь съ оригиналомъ, что переводчики ‘возводятъ напраслину’ на Байрона: не только его Каинъ, но и просто только здравомыслящій человкъ не приписалъ бы ночи такой чудодйственной силы, какая приписана ей въ напечатанныхъ курсивомъ отрокахъ перевода…

Полагаемъ что приведенныхъ примровъ достаточно для того, чтобы оказать, что освобожденіе себя отъ требованій поэтической формы ‘Каина’ не помогло гг. Гумберту, Богаевской и Стальки перевести рчи дйствующихъ лицъ мистеріи даже хотя бы только съ сохраненіемъ смысла подлинника,— не говоря уже о сохраненіи настроенія его.

——

Слдующій затмъ, въ хронологическомъ порядк переводъ Зарина, безъ сомннія, знакомъ современной читающей публик боле, чмъ другіе переводы мистеріи, такъ какъ онъ помщенъ въ двухъ послднихъ изданіяхъ полнаго собранія сочиненій Байрона, а именно,— въ 4-мъ изданіи Гербеля (1894 г.), и затмъ въ изданіи Брокгауза-Ефрона: ‘Библіотека Великихъ Писателей, 1905 г.’. Первое вышло, какъ извстно, подъ редакціей Д. Михайловскаго, а второе — подъ редакціей С. А. Венгерова, причемъ въ немъ мистеріи предпослана статья о ней такого знатока и талантливаго переводчика на русскій языкъ иностранныхъ поэтическихъ произведеній, какъ П. И. Вейнбергъ, который, надо думать, и одобрилъ выборъ для упомянутаго изданія перевода Зарина. Такимъ образомъ, мы въ прав сказать, что послдній признанъ компетентными цнителями лучшимъ изъ всхъ переводовъ ‘Каина’, предшествовавшихъ труду Бунина.

Въ виду этого, для возможно большаго обоснованія отвта на поставленный нами въ начал настоящей статьи вопросъ,— является-ли переводъ Бунина цннымъ пріобртеніемъ въ русской литератур сравнительно съ другими переводами,— мы должны отнестись къ разбору перевода Зарина съ особенной тщательностью и не скупиться на приведеніе изъ него типичныхъ выдержекъ.

Внимательное сравненіе перевода Зарина съ оригиналомъ приводитъ насъ къ заключенію, что переводчикъ не столько заботился о передач настроенія послдняго, сколько боялся отклониться отъ близости къ прямому, иногда даже буквальному, смыслу переводимыхъ имъ отдльныхъ стиховъ. Связанный въ преслдованіи этой неблагодарной и, конечно, неврно поставленной задачи требованіями метрики стихосложенія и, очевидно, обладая лишь весьма скромнымъ поэтическимъ дарованіемъ, переводчикъ обратился, какъ къ якорю спасенія, къ ‘паразитическимъ’ словамъ въ род ‘вотъ’, ‘вонъ’, ‘вдь’, ‘бы’, ‘ужъ’ и т. п., которыя щедро разсыпаетъ въ своихъ стихахъ, а также и во многимъ недопустимымъ въ поэтической рчи выраженіямъ… И т, и другія напечаны курсивомъ въ приводимыхъ нами ниже, для оправданія своего замчанія, примрахъ.

Ада (на утренней молитв въ первой сцен мистерія).

Іегова. Отецъ и Богъ всхъ тварей,

Кто создалъ вотъ и эти существа

Прекраснй всхъ, чтобъ боле всего,

Кром тебя, они любимы были —

Дозволь мн ихъ любить,— хвала! хвала!

Каинъ (см. дйствіе II, сцена I).

Возможно-ль? Это тотъ

Синющій кружокъ вонъ небольшой…

Каинъ (см. монологъ его, которымъ открывается сцена въ аду во ІІ-мъ акт)

Какъ эти необъятные міры —

(Вдь ихъ здсь не одинъ) — печальны, мрачны!

А между тмъ населены тснй,

Чмъ самыя громадныя свтила

Изъ тхъ, что тамъ, надъ этой тьмой неслись

Съ какимъ-то бурнымъ визгомъ, и такъ тсно, и т. д.

Въ послдней строф выраженіе ‘самыя громадныя свтила’ не только не поэтично,— какъ съ этимъ, конечно, согласится читатель,— но и не вяжется со смысломъ предшествующихъ стиховъ. Въ оригинал читаемъ ‘the hage brilliant luminous orbs’, т. е. ‘гигантскіе, ярко свтящіеся шары’, что совершенно понятно въ сопоставленіи съ ‘мрачными’, или ‘темными’ мірами, о которыхъ говорится въ первомъ стих этой строфы… Что же касается ‘бурнаго визга’, то ршительно не знаю, гд услышалъ его переводчикъ, но во всякомъ случа — не въ стихахъ Байрона, въ которыхъ нтъ ни одного слива, сколько-нибудь напоминающаго это выраженіе.

Помимо характеризованныхъ нами выше дефектовъ, переводъ Зарина отличается такимъ построеніемъ рчи, которое ни на минуту не позволяетъ забыть, что она — переводная. Рельефный примръ находимъ въ заключительномъ діалог І-го акта между Люциферомъ и Адой:

&nbsp, Люциферъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И вотъ какъ раздляю

Я на двое его. Не будь я такъ могучъ,

Какъ говорю, какъ могъ бы я стоять

Предъ вами здсь? Вдь ангелы его

У васъ въ виду

&nbsp, Ада.

Они такъ точно были,

Когда и змій прекрасный соблазнялъ

Въ Эдем нашу мать.

Правда, отмченное нами курсивомъ выраженіе ‘ангелы его у вамъ въ виду’, буквально переводитъ слова оригинала

‘His angels are within your vision’

но разв при этой буквальности переводъ отвчаетъ истинному смыслу англійскаго текста?! Выраженіе же ‘Они такъ точно были’ умстно въ отвт солдата офицеру, а не въ устахъ Ады

Судите сами, читатель, насколько удачне переданы т же стихи оригинала въ перевод Бунина.

&nbsp, Люциферъ.

Я раздлилъ съ нимъ царство и владю

Еще и тамъ, гд Онъ не властенъ. Если-бъ

Я не былъ столь могущественъ, то разв

Я былъ бы здсь? Здсь ангелы витаютъ.

&nbsp, Ада.

Но ангелы витали и въ раю,

Гд говорилъ лукавый змій.

Не можемъ пройти молчаніемъ одну грубую ошибку, допущенную Заринымъ въ третьемъ акт, такъ какъ она иллюстрируетъ не только неумнье его передать настроеніе дйствующихъ лицъ мистеріи,— что читатель могъ замтить и изъ предшествовавшихъ выдержекъ,— но также и войти въ это настроеніе.

Обмнъ привтствій между Каиномъ и Авелемъ Заринъ передаетъ такъ:

Авель.

Миръ Каину. Духъ Божій надъ тобой

Да будетъ братъ.

Каинъ.

И надъ тобою, Авель.

…Но вдь ясно же, что Каинъ не могъ отвчать Авелю такими словами, какія влагаетъ въ уста его переводчикъ, вопреки оригиналу, въ которомъ сказано: ‘Abel, hail!’, т. е. ‘Авель, здравсгвуй’. Въ самомъ дл, какомъ образомъ Каинъ могъ призывать ‘Духъ Божій’ на Авеля (что и разумется, въ словахъ Зарина ‘и надъ тобою, Авель’), подъ свжимъ впечатлніемъ бесды съ Люциферомъ, когда все существо его было боле, чмъ когда-либо ране, проникнуто ‘богоборческимъ настроеніемъ?!

Ниже мы приводимъ еще нсколько выдержекъ изъ перевода Зарина, параллельно съ выдержками изъ перевода Бунина, къ характеристик котораго теперь и переходимъ.

IV.

Для того, чтобы переводить хорошо Байрона вообще, а такое произведеніе его, какъ ‘Каннъ’ — въ особенности, надо обладать хорошимъ знаніемъ англійскаго языка, поэтическимъ талантомъ и широкимъ образованіемъ. Поэтъ, котораго Академія Наукъ наградила пушкинской преміей и за оригинальныя его поэтическія произведенія и за переводъ съ англійскаго знаменитой ‘Псни о Гайяват’ Лонгфелло, не можетъ не удовлетворять этимъ требованіямъ. Естественно поэтому, что читатель, знакомый съ названными сейчасъ трудами Бунина, приступить къ чтенію его перевода мистеріи Байрона ‘съ довріемъ’…

И читатель не обманется: этотъ переводъ, несмотря на нкоторые недостатки его, которые мы подробно разсматриваемъ ниже, обладаетъ вполн искупающими ихъ достоинствами: главнйшее изъ нихъ — передача настроенія оригинала, мы бы сказали,— въ полной мр. Переводчикъ достигъ этого какъ несомннною способностью испытывать т душевныя состоянія, которыя изображаетъ Байронъ въ рчахъ дйствующихъ лицъ своей мистеріи, такъ и поэтической силой языка, передающей въ сжатыхъ выраженіяхъ ту глубину и то обиліе мысли и чувства, въ которыхъ заключается обаяніе произведеній Байрона для читающихъ ихъ въ подлинник.

Для того, чтобы читатели могли получить наглядное представленіе о перевод Бунина и судить о томъ, насколько онъ превосходитъ переводъ Зарина, мы печатаемъ ниже три значительныя выдержки изъ перваго и соотвтствующія нкоторымъ мстамъ ихъ стихи изъ послдняго.

&nbsp, Каинъ (одинъ).

И это жизнь!

Трудись, трудись. Но почему я долженъ

Трудиться? Потому, что мой отецъ

Утратилъ рай. Но въ чемъ же я *) виновенъ.

Въ т дни я не рожденъ былъ,— не стремился

Рожденнымъ быть,— родившись, не люблю

Того, что мн дало мое рожденье.

Зачмъ онъ уступилъ жен и змію?

А уступивъ, за что страдаетъ? Древо

Росло въ Раю и было такъ прекрасно:

Кто жъ долженъ былъ имъ пользоваться? Если

Не онъ, такъ для чего оно росло

Вблизи его? У нихъ на вс вопросы

Одинъ отвтъ: ‘Его святая воля,

А Онъ есть благъ. Всесиленъ, такъ и благъ.

Зачмъ же эта благость наказуетъ

Меня за грхъ родителей?— Но кто-то

Идетъ сюда. По виду, это ангелъ,

Хотя онъ и суровй, и печальнй,

Чмъ ангелы: онъ мн внушаетъ страхъ.

Онъ не страшне тхъ, что потрясаютъ

Горящими мечами предъ вратами,

Вокругъ которыхъ часто я скитаюсь.

Чтобъ на свое законное наслдье —

На райскій садъ взглянуть хотя мелькомъ,

Скитаюсь до поры, пока не скроетъ

Ночная тьма Эдема и безсмертныхъ

Эдемскихъ насажденій, оснившихъ

Зубцы твердынь, хранимыхъ грозной стражей,

Я но дрожалъ при вид херувимовъ,

Такъ отчего жъ я съ трепетомъ встрчаю

Того, кто приближается? Онъ смотритъ

Величественне ангеловъ, онъ такъ же

Прекрасенъ, какъ безплотные, но, мнится.

Не столь прекрасенъ, какъ когда-то былъ

Иль могъ бы быть: скорбь кажется мн частью

Его души,— хотя доступна ль скорбь

Для ангеловъ? Но онъ подходитъ.

(Бунинъ).

* Курсивъ переводчика.

Напомнимъ читателямъ, что но поводу описанія Каиномъ въ этомъ монолог приближающагося Люцифера, одинъ изъ современниковъ Байрона, Джонъ Гальтъ, говоритъ: ‘Есть нчто духовно-прекрасное въ этомъ изображеніи ужаса или предчувствія грядущаго зла’… {John Galt, Esq. The life of Lord біографія, напечатанная въ предисловіи къ полному собранію сочиненій поэта, изданному на англійскомъ яз. въ Париж, въ 1837 г. (The Complete works of Lord Byron. Paris: Baudry’s European Library).— Въ примчаніяхъ П. О. Морозова и С. А. Венгерова ко II-му тому ‘Библіотеки Великихъ Писателей’ вышеприведенное замчаніе Джона Гальта ошибочно приписано Джеффри (см. стран. LXIV).} И стихи Бунина именно такъ и передаютъ этотъ ужасъ Канва, тогда какъ Заринъ влагаетъ въ уста послдняго какое-то задорное самоподбадриваніе, особенно ‘подчеркиваемое’ въ курсивныхъ строкахъ слдующей выдержки:—

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Кого

Я вижу тамъ?— По виду,— это ангелъ,

Но съ странною суровостью въ своемъ

Духовномъ существ. Чего дрожу я?

Чмъ онъ страшнй духовъ, что каждый день

Я вижу потрясающихъ своими

Палящими мечами, при вратахъ.

Гд въ сумерки брожу я, чтобы мелькомъ

Взглянуть въ сады, наслдіе мое…

Брожу, пока не ляжетъ тьма надъ этой

Оградой запрещенною съ ея

Безсмертными деревьями. Но если

Я не бгу отъ огненныхъ мечей

Тхъ ангеловъ, зачмъ передъ этимъ

Робть бы сталъ? Онъ далеко, однако.

Мн кажется, могучей, чмъ они.

И т. д. (Заринъ).

Обратимся къ слдующему монологу въ перевод Бунина:

Ева (указывая на Каина)

Не Господь —

Нтъ, это онъ, вотъ этотъ призракъ Смерти,

Котораго на свтъ я породила.

Чтобъ онъ усялъ землю мертвецами,

Повергъ его! Да будутъ же надъ нимъ

Проклятье всхъ живущихъ, и въ мученьяхъ

Пусть онъ бжитъ въ пустыню, какъ бжали

Изъ рая мы, пока родныя дти

Не умертвятъ братоубійцу! Пусть

Горящими мечами херувимовъ

Преслдуемъ онъ будетъ дни и ночи!

Пусть вс плоды земные превратятся

Въ его устахъ во прахъ и пепелъ,— зми

Устелятъ вс пути его,— листву.

Гд онъ главу усталую преклонитъ.

Усютъ скорпіоны! Пусть онъ грезитъ

Во сн своею жертвой, на яву —

Зритъ лишь одно- зловщій образъ смерти!

Пусть вс ручьи, когда, сгорая жаждой,

Прильнетъ онъ къ нимъ нечистыми устами.

Ручьями крови станутъ. Пусть стихіи

Его врагами будутъ! Пусть живетъ онъ

Въ мученіяхъ, въ которыхъ умираютъ,

А смерть ему пусть будетъ хуже смерти!

Сгинь съ глазъ, братоубійца! Этотъ звукъ

Отнын міръ замнитъ словомъ Каинъ *),

И будетъ ненавистенъ онъ вовки

Для миріадъ сыновъ своихъ. Пусть всюду,

Гд ступишь ты, трава изсохнетъ! Пусть

Зеленый лсъ теб откажетъ въ сни.

Земля — въ жилищ, прахъ — въ могил, солнце —

Въ сіяніи, и небеса — въ ихъ Бог!

(Бунинъ).

*) Курсивъ переводчика.

Намъ кажется, что даже очень строгій критикъ не найдетъ недостатковъ въ передач Буниныхъ этого знаменитаго проклятія Евы… Не помню въ какомъ-то разбор переводовъ ‘Каина’ высказывается мнніе, что оно недурно передано и Заринымъ. Но разв можно согласиться съ этимъ, прочтя нижеприведенныя выдержки изъ него? Какъ можно ‘наклонить’ уста? Можно ли примириться съ выраженіемъ ‘Чтобъ жизнь его была той самой мукой, съ какой мы умереть должны?’…

Ева.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чтобъ свтлые ручьи, когда онъ къ нимъ

Свирпыя уста наклонить *), кровью

Вдругъ потекли! Чтобъ объ во всхъ стихіяхъ

Обманъ или измну находилъ.

Чтобъ жизнь его была той самой мукой.

Съ какой мы умереть должны, а смерть —

Еще ужаснй смерти — для него.

Кто первый съ ней знакомитъ человка!

(Заринъ).

*) Курсивъ нашъ.

Перейдемъ теперь къ разсмотрнію недостатковъ перевода Бунина, главнйшій изъ которыхъ находимъ, напримръ, въ слдующемъ монолог.

Люциферъ.

Нтъ! Клянуся небомъ, гд

Лишь онъ царитъ! Клянуся бездной, сонмомъ

Міровъ и жизней, намъ *) подвластныхъ,— нтъ!

Онъ побдитель мой — но не владыка,

Весь міръ предъ нимъ трепещетъ,— но не я:

Я съ нимъ въ борьб, какъ былъ въ борьб и прежде,

На небесахъ. И не устану вчно

Бороться съ нимъ… И на всахъ борьбы

За міромъ міръ, свтило за свтиломъ,

Вселенная за новою вселенной

Должны дрожать, пока не прекратится

Великая нещадная борьба,

Докол не погибнетъ Адонаи,

Иль врагъ его! Но разв это будетъ?

Какъ угасить безсмертіе и нашу

Неугасимую взаимную вражду?

Онъ побдилъ, и тотъ, кто побжденъ имъ,

Тотъ названъ зломъ, но благъ ли побдившій?

Когда бы мн досталися побда,

Зломъ былъ бы онъ. Вотъ васъ, еще недавно

Пришедшихъ въ міръ, еще столь юныхъ смертныхъ,

Какими одарялъ онъ васъ дарами?

(Бунинъ).

*) Курсивъ переводчика въ обоихъ случаяхъ.

При сличеніи перевода съ оригиналомъ оказывается, что вмсто передачи поразительно сильныхъ стиховъ Байрона:

Through all eternity

And the unfathomable gulfs of Hades

And the interminable real me of space

And the infinity of endless ages,

All, all will I dispute.

Бунинъ ограничивается короткой фразой: ‘И не устану вчно бороться съ нимъ’.

Чмъ вызвано такое ‘сокращеніе’, или, врне сказать, прямой пропускъ четырехъ стиховъ, который, хотя и не нарушаетъ смысла монолога Люцифера въ перевод, но лишаетъ его полноты оригинала? При воспроизведеніи художественныхъ твореній, отступленія отъ оригинала допустимы лишь въ крайнихъ случаяхъ, обусловливаемыхъ средствами воспроизведенія. Въ данномъ случа такое условіе не иметъ мста, что видно уже изъ того, что другихъ переводчиковъ передача упомянутыхъ стиховъ не затруднила, и Заринъ, напримръ, которымъ весь разсматриваемый монологъ переведенъ гораздо хуже чмъ у Бунина, именно съ этими стихами справился хорошо, передавая изъ такъ:

Люциферъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .За все,

Что въ вчности таинственной сокрыто,

Въ пространств не имющемъ конца,

Во мрак безднъ неизмримыхъ Ада,

За далью безпредльною вковъ —

За все, за все я съ нимъ бороться буду!

(Заринъ).

Къ сожалнію, пропуски отдльныхъ стиховъ оригинала встрчаются и въ другихъ мстахъ перевода Бунина. И если,— за однимъ исключеніемъ, на которое сейчасъ укажемъ,— они не нарушаютъ ни смысла, ни силы выраженія передаваемыхъ имъ строфъ, то все-таки о нихъ нельзя не пожалть: Байронъ, вдь, не такой поэтъ, чтобы писать что-либо ‘зря’, и если въ той или другой изъ его строфъ можно обойтись безъ нкоторыхъ его стиховъ, то всегда врно сказать, что еще лучше не пропускать ихъ.

Совершенно уже недопустимый пропускъ сдланъ Бунинымъ въ приводимомъ ниже діалог между Люциферомъ и Каиномъ (во 2-й сцен II-го акта:—

Люциферъ.

Но подойди къ прекраснйшему въ мір

И приглянись къ нему.

Каинъ.

Я это длалъ:

Вблизи оно еще прелестнй.

Люциферъ.

Нтъ,

Тутъ есть обманъ. Скажи о комъ ты думалъ?

Каинъ.

Я думалъ о сестр моей. Вс звзды,

Вся красота ночныхъ небесъ, вся прелесть

Вечерней тьмы, весь пышный блескъ разсвта.

Вся дивная плнительность заката,

Когда слдя за уходящимъ солнцемъ,

Я проливаю сладостныя слезы

И, мнится, вмст съ солнцемъ утопаю

Въ раю вечернихъ легкихъ облаковъ,

И сть лсовъ, и зелень ихъ, и голосъ

Вечернихъ птицъ, поющій про любовь.

Сливающійся съ гимномъ херувимовъ,

Межъ тмъ, какъ тьма ужъ ретъ надъ Эдемомъ,

Все, все-ничто предъ красотою Ады:

Чтобъ созерцать ее, я отвращаю

Глаза свои отъ неба и земли.

Люциферъ.

Но если ты владешь существомъ

Столь дивной красоты, то почему

Несчастенъ ты?

Читатель, который,— если онъ даже и не знаетъ оригинала,— вошолъ въ настроеніе Байроновскаго Люцафера и уловилъ его ‘манеру’ говорить, не можетъ не замтить, что вопросъ его Каину,— ‘Но если ты владешь существомъ и т. д.’…. поставленный Бунинымъ прямо посл поэтическаго монолога Каина о красот Ады, является неожиданнымъ. Получается впечатлніе, какъ будто бы Люциферъ, вынужденный, но не желающій признать, что эта красота не есть обманъ, ‘отыгрывается’ вопросомъ, почему же Каинъ въ такомъ случа несчастенъ. Ясно, что Байронъ такой несообразности допустить не могъ, и въ перевод она является потому, что Бунинъ пропустилъ слдующую часть діалога:—

Lucifer. Tie fair as frail mortality,

In the first dawn and bloom of young creation,

And earliest embraces of earth’s parents

Can make its offsprings, still it is delusion.

Cain. You think so, being not her brother

Lucifer. Mortal!

My broothcrhood’e with those who have no chilidren

Cain. Thon thou canst have no fellovrship with us.

It may be that thine own shall be for me…

Въ первыхъ четырехъ стихахъ, пропущенныхъ Буниныхъ, Люциферъ объясняетъ, почему онъ считаетъ обманомъ красоту Ады (потому что она,принадлежа праху, сохраняется только во цвт молодости Ады, а современемъ поблекнетъ). Кром того, въ этихъ же строкахъ Люциферъ, какъ бы мимоходомъ, высказываетъ мысль,— повторяемую имъ ‘при каждомъ случа’ въ бесд съ Каиномъ,— о томъ, что вс творенія Создателя съ теченіемъ времени лишаются своего первозданнаго совершенства: Ада прекрасна, какъ первый плодъ земной любви, рожденный отъ первосозданныхъ людей. Здсь ясна мысль, хотя и не высказанная прямо, что потомки ихъ уже не будутъ рождаться такими же прекрасными какъ они Мысль эта передана въ перевод разсматриваемыхъ стиховъ Заринымь не совсмъ удачно, а Каленовымъ, по нашему мннію, хорошо: —

У Зарина:

Въ немъ столько красоты.

Какъ первые родители

Прекрасные, хоть смертные, въ пылу

Своихъ объятій первыхъ и во цвт

Ихъ смертности, могли дать своему

Рожденію. Но это все жъ обманъ.

У Каленова:

Она прекрасна,

Какъ первый плодъ земной любви, рожденный

Отъ первосозданныхъ людей, прекрасна,

Насколько въ блеск молодости можетъ

Быть прахъ прекрасенъ — эта красота

Обманъ и ослпленье.

Дальнйшая пропущенная Бунинымъ часть діалога передана Каленовымъ такъ:

Каинъ.

Ты не братъ ей,

А потому такъ судишь.

Люциферъ.

Мое братство

Съ духами безплотными.

Каинъ.

Такъ съ нами

Ты за одно не можешь быть.

Люциферъ.

Какъ знать —

Быть можетъ, мы съ тобою за-одно.

Этотъ переводъ хотя и не совсмъ хорошъ, но все-таки врно передаетъ значительную мысль, высказанную Люциферомъ,— и жаль, что Бунинъ почему-то ‘утаилъ’ эту мысль отъ своихъ читателей.

Перейдемъ теперь къ указаніямъ на неврности и боле или мене значительныя неточности, допущенныя въ разсматриваемомъ перевод, и начнемъ съ того ‘истинно сатанинскаго!’ монолога Люцифера въ І-мъ акт, которымъ онъ отвчаетъ на вопросъ Каина: ‘А мы съ тобою — кто мы’.

Люциферъ.

Мы существа,

Дерзнувшія сознать свое безсмертье,

Взглянуть въ лицо всесильному Тирану,

Сказать Ему, что зло не есть добро.

Онъ говоритъ, что создалъ насъ съ тобою —

Я этого не знаю и не врю,

Что это такъ — но если онъ насъ создалъ,

Онъ насъ не уничтожитъ: мы безсмертны!

Онъ долженъ былъ безсмертными создать насъ,

Чтобъ мучить насъ: пусть мучитъ! Онъ великъ,

Но онъ въ своемъ величіи несчастнй,

Чмъ мы въ борьб. Зла не рождаетъ благо,

А онъ родитъ одно лишь зло. Но пусть

Онъ на своемъ престол величавомъ

Творитъ міры, чтобъ облегчить себ

Ни съ кмъ не раздленное безсмертье,

Пусть громоздитъ на звзды звзды: все же

Онъ одинокъ, тиранъ безсмертный. Если бъ

Онъ самого себя могъ уничтожить,

То это былъ бы лучшій даръ изъ всхъ

Его даровъ… Но пусть царитъ, пусть страждетъ *)

Мы, духи, съ вами, смертными, мы можемъ

Хоть сострадать другъ другу, мы, терзаясь,

Мученія другъ другу облегчаемъ

Сочувствіемъ: оно весь міръ связуетъ,

Но Онъ! въ своемъ величіи несчастный,

Въ несчастій не знающій отрады,

Онъ лишь творитъ, чтобъ безъ конца творить*

(Бунинъ).

*) Курсивъ нашъ.

Въ цломъ этотъ переводъ очень хорошъ, но тмъ боле досадны въ немъ два дефекта, для поясненія которыхъ мы должны привести здсь часть текста монолога по оригиналу:

But let Him

Sit on His vast end solitary throne,

Creating worlds, to make etemity

Lese burthensome lo His immense existence

And unparticipated solitude,

Let Him crowd orb on orb: He is alone

Indefinite, indissoluble tyrant,

Could Не but crush Himself, ’twere the best boon

Не емег granted: but, lot Him reign on,

And multiply Himself in misery!

Сравнивая съ этапъ текстомъ переводъ,— во-первыхъ, ршительно недоумваемъ, почему стихъ ‘And unparticipated solitude’ переданъ оковами ‘ни съ кмъ не раздленное безсмертье’… Да и не справляя’ съ оригиналомъ, можно видть, что такой переводъ невренъ, такъ какъ утвержденіе, что Творецъ ни съ кмъ не раздляетъ безсмертія, противорчить предшествующимъ строкамъ той же строфы. ‘Solitude’ значитъ не безсмертіе, а одиночество, и именно оно не раздляется Творцомъ ни съ кмъ, по словамъ Люцифера, который ниже еще повторяетъ: ‘Онъ одинокъ, тиранъ безсмертный!’ Затмъ, послднюю отроку вышеприведенной цитаты Бунинъ передалъ словами: ‘пусть страждетъ’,— т. е. совершенно обошелъ тотъ глубокій смыслъ, который такъ сильно выраженъ въ стих: ‘And inultiply Himself in misery!’ Въ буквальномъ перевод этотъ стихъ говоритъ (о Творц): ‘Пусть умножается въ страданьи’, въ распространенномъ же толкованіи, логически вытекающемъ изъ всего того представленія о Творц, которое высказывается Люциферомъ въ мистеріи, онъ означаетъ, что Творецъ, вдыхая въ свои созданія частичку своего безсмертнаго духа, тмъ самымъ осуждаетъ ихъ на то безпокойное томленіе и ту неудовлетворенность, которыя испытываетъ самъ.

Полное выраженіе этой мысли въ стихахъ, вроятно, трудно, потому что не удалось ни одному изъ переводчиковъ, какъ видно изъ слдующимъ выдержекъ:—

Въ перевод Минаева:

Такъ пусть же вчно царствуетъ онъ, вчно

Распространяя горе!

Въ перевод Каленова:

Такъ пусть же вчно

Живетъ онъ въ тягость самому себ!..

Въ перевод Зарина стихъ этотъ совсмъ пропущенъ, и переводчикъ ограничился лишь плохой передачей предшествующихъ ему словъ ‘but let Him reign on’ словами: ‘Но предоставимъ царствовать ему’, которыя звучатъ въ монолог совсмъ неожиданно и грубо.

Однако, если неудивительно, что съ интересующимъ насъ стихомъ Байрона — столь значительнымъ по смыслу и сильнымъ по выраженію его — не справилось плохіе и посредственные переводчики, то нельзя не пожалть, что передъ нимъ ‘опустилъ руки’ такой сильный переводчикъ-поэтъ какъ Бунинъ.

Недостаточно внимательно отнесся онъ также къ слдующему монологу Люцифера, которымъ послдній отвчаетъ на вопросъ Ады (въ І-мъ акт) ‘Но ты… вдь ты не ангелъ?’

Люциферъ.

Нтъ не ангелъ,

А почему — спроси у Всеблагого,

Всесильнаго Создателя вселенной:

Онъ знаетъ тайну эту. Мы смирились,

Другіе воспротивились — и тщетно,

Какъ говорятъ намъ ангелы. По мн же,

Не тщетно, нтъ,— вдь хуже быть не можетъ *).

Есть въ дух мудрость — мудрость же влечетъ

Духъ къ истин, какъ сквозь разсвтный сумракъ

Вашъ взоръ влечетъ далекій блескъ денницы.

*) Курсивъ нашъ.

Внимательный читатель едва ли останется удовлетвореннымъ словами ‘вдь хуже быть не можетъ’, которыми Бунинъ заставляетъ Люцифера объяснить, почему онъ считаетъ борьбу съ всесильнымъ создателемъ ‘не тщетной’. Дйствительно, такое побужденіе было бы слишкомъ мелочно для могучаго Люцифера: у Байрона онъ говоритъ, что надо бороться, ‘разъ безъ борьбы не можетъ быть лучше’ (Since better may not be without), — и посл выраженія этой мысли вполн понятны слдующія строки: ‘Есть въ дух мудрость и т. д.’, тогда какъ посл вышеприведенныхъ нами словъ перевода он не совсмъ логичны.

Самымъ слабымъ мстомъ въ перевод Бунина является послдній стихъ въ слдующемъ діалог между Каиномъ и Люциферомъ:

Каинъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . .Я видлъ, какъ ягненка

Ужалилъ гадъ: онъ извивался въ мукахъ,

А подл матка жалобно блеяла,

Тогда отецъ нарвалъ и положилъ

Какихъ-то травъ на рану, и ягненокъ,

До этого безпомощный и жалкій,

Сталъ возвращаться къ жизни понемногу

И скоро ужъ безпечно припадалъ

Къ сосцамъ своей обрадованной матки,

А та, вся трепеща, его лизала.

Смотри, мой сынъ, сказалъ Адамъ, какъ зло

Родитъ добро.

Люциферъ.

Чтожъ ты ему отвтилъ?

Каинъ.

Я промолчалъ,— вдь онъ отецъ мой,— только

Тогда-жъ подумалъ: лучше бы ягненку

Совсмъ не быть ужаленнымъ змею.

Чмъ возвратиться къ жизни въ тяжкихъ мукахъ

Посредствомъ травъ *).

*) Курсив нашъ.

Прочтя этотъ переводъ, можно спросить: ‘А если бы ягненокъ возвратился къ жизни посредствомъ какого-либо бальзама или пластыря, а не ‘посредствомъ травъ’, то Каинъ, можетъ быть, и примирился бы со страданіями ягненка, на которыя стуетъ?.. Разумется оригиналъ такого во проса не вызываетъ, въ немъ сказано:—

. . . . . . . . . . . . . . . .but thought, that ’twere

A better portion for the animal

Never to have been elung at, than to

Purchase renewal of its little life

With agonies unutterable, though

Dispelled by antidotes.

Замтимъ, кстати, что это совсмъ но трудное мсто переведено также неврно и Заринымъ:

. . . . . . . . . . . . . . . . . .я подумалъ только,

Что лучше бы животному не быть

Ужаленнымъ, чмъ испытать мученья,

Чтобъ маленькую жизнь свою вернуть

Посредствомъ травъ.

У Минаева стихи переведены врно, но зато цною такого прозаическаго оборота, который является прямо комичнымъ:

. . . . . . . . . . . . . . . . . .было бы пріятне,

Когда-бъ его не тронула змя,

Чмъ покупать здоровья возвращенье

Цной невыразимыхъ мукъ, хотя

Затмъ онъ былъ отъ этихъ мукъ избавленъ.

Только Каленовъ передаетъ, разсматриваемыя строки недурно:

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .но въ душ подумалъ,

Что лучше было бы для бдной твари

Не быть ужаленной, чмъ покупать

Возвратъ и безъ того короткой жизни

Цной такихъ страданій.

Разсмотрнные нами стихи принадлежатъ ко II-му акту мистеріи, который переведенъ Бунинымъ вообще хуже, чмъ І-й и III-й. Послдній же настолько хорошъ, что чтеніе его доставляетъ большое эстетическое наслажденіе. Однако и въ немъ есть два-три ‘пятнышка’, на которыя мы считаемъ необходимымъ указать здсь для большей полноты нашего критическаго очерка.

Въ Діалог между Каиномъ и Адой, которымъ начинается III-й актъ, читаемъ:

Ада.

Да, прошло

Лишь два часа съ тхъ поръ, какъ мы разстались.

Лишь два часа по солнцу.

Каинъ.

Я вблизи

Смотрлъ на это солнце…

Въ такой редакціи отвтъ Ады говоритъ, что время разлуки съ Каиномъ, непродолжительное въ дйствительности, протекло и для нея скоро, и поэтому слова ‘по солнцу’ кажутся поставленными здсь ‘ни къ селу, ни къ городу’.

У Байрона Ада восклицаетъ: ‘…two long hours to me, but only hours upon the son’, T. e. два долгіе часа для меня, но все-таки часы — по солнцу’. Читатель согласится, что здсь выраженъ совсмъ другой смыслъ, чмъ у переводчика, и ори томъ такъ гармонирующій съ настроеніемъ Ады вообще, что стоило бы озаботиться о сохраненіи его и въ перевод.

Дале, въ разговор между Авелемъ и Канномъ, передъ роковымъ жертвоприношеніемъ, читаемъ:

Авель.

Такъ зачмъ общаться съ нимъ? Быть можетъ

Онъ врагъ Творца.

Каинъ.

И другъ людей. А былъ ли

Такимъ Творецъ, какъ ты назвалъ его?

Здсь Каинъ какъ будто иронизируетъ надъ тмъ, что Авель назвалъ Іегову ‘Творцомъ’, что, конечно, не иметъ смысла. У Байрона Каинъ говоритъ:

And friend to Man.

Has the Most High been so if so you term

Him?

Изъ этихъ строкъ ясно, что вызвавшая упрекъ Авеля иронія Каина относится къ тому, что Авель, какъ и вся первосозданная семья, называетъ Всевышняго другомъ людей.

Сдлаемъ еще одно замчаніе: въ оригинал Каинъ, посл того какъ ангелъ Господень наложилъ клеймо на чело его и сказалъ: ‘Ты долженъ и будешь жить’, говорить:

It bums

Му brow, but nought to that which is within it.

Is there more? let me meet It as i may

Бунинъ, при передач этихъ строкъ ограничился стихами:

Мое чело пылаетъ,

Но мозгъ горитъ сильне во сто кратъ.

т. е. вычеркнулъ послднюю, самую существенную строку оригинала, смыслъ, которой отлично переданъ Зариныхъ словами:

‘то еще? Ты видишь, я покоренъ’.

Эта фраза Каина, въ сопоставленіи со строптивымъ отвтомъ ‘Я разв сторожъ Авеля’, которымъ онъ встртилъ первый вопросъ къ нему ангела Господня, является крупнымъ штрихомъ въ обрисовк перемны настроенія, его. Упомянутый отвтъ былъ послдней вспышкой того духа ‘богоборчества’. который началъ угасать въ Каин съ момента неожиданнаго для него самого убійства имъ Авеля.

Можетъ быть, нкоторые читатели найдутъ, что многія изъ указаній, нашихъ на недостатки перевода Бунина слишкомъ мелочны и придирчивы,— и весьма вроятно, что именно такими покажутся они самому переводчику. Но если бы мы услышали такой упрекъ, то отвтили бы, что говоримъ и о мелкихъ недостаткахъ главнымъ образомъ потому, что крупныя достоинства разсматриваемаго труда заставляютъ предъявлять къ переводчику и крупныя требованія… ‘Кому много дано, отъ того много и спрашивается’.

Тотъ, кто внимательно прочтетъ переводъ Бунина, согласятся съ вами, что отрицательныя стороны его, на которыхъ мы остановились, являются, очевидно, не слдствіемъ недостатка силъ у переводчика, необходимыхъ для безукоризненнаго исполненія работы, а лишь слдствіемъ недостаточной тщательности этого исполненія. Невольно думается, что Бунинъ не имлъ терпнія выждать вдохновенія, не постившаго его именно тогда, когда онъ сидлъ съ перомъ въ рукахъ надъ передачей затруднявшихъ его стиховъ, и потому нкоторые изъ нихъ ‘вычеркнулъ’,— благо пропускъ ихъ. не нарушаетъ общаго смысла текста,— а другіе оставилъ въ такой редакціи., въ какой они у него вылились сразу, хотя и самъ былъ недоволенъ ими. Вели бы онъ поработалъ больше, то справился бы съ ними. Такое предположеніе наше оправдывается, намъ кажется, тмъ фактомъ, что, печатая въ первый разъ переводъ свой на страницахъ журнала ‘Правда’, Бунинъ пропустилъ значительную часть діалога между Люциферомъ и Канномъ во 2-й сцен II акта (отъ словъ Люцифера ‘Признаки левіафановъ’ до словъ Каина ‘Ужели ты привелъ меня сюда за тмъ, чтобъ показать мн это’), но сумлъ удачно возстановить пропущенное черезъ два то давъ отдльномъ изданіи своего перевода, который мы теперь разсматриваемъ… И мы настаиваемъ на томъ, что Бунинъ обладаетъ всми данными для того, чтобы слдующее изданіе ‘Каина’ выпустить уже свободнымъ отъ характеризованныхъ выше недостатковъ. Думаемъ, что потребность въ такомъ изданій явится скоро, такъ какъ переводъ Бунина не только во много разъ превосходитъ предшествовавшіе ему, но впервые передаетъ на русскомъ язык т высокія поэтическія достоинства одного изъ самыхъ сильныхъ произведеній Байрона, въ которыя ране читатель, не знающій англійскаго языка, могъ только ‘врить’ на основаніи отзывовъ о нихъ критиковъ поэта.

Н. П. Азбелевъ.

‘Современный міръ’, No 12, 1907

‘Каинъ’ Байрона въ русскихъ переводахъ.(Лордъ Байронъ. Каинъ. Мистерія. Переводъ съ англійскаго Ивана Бунина. Изд. ‘Шиповникъ’. Спб. 1907).Замтка.

Читайте также:

‘Каинъ’ Байрона въ русскихъ переводахъ.
(Лордъ Байронъ. Каинъ. Мистерія. Переводъ съ англійскаго Ивана Бунина. Изд. ‘Шиповникъ’. Спб. 1907).
Замтка.