Дон-Аминадо. Наша маленькая жизнь: Стихотворения. Политический памфлет. Проза. Воспоминания
M., ‘ТЕРРА’, 1994.
КАФЕ-НАТЮР
Пессимист и оптимист сидели в кафе.
Несмотря на разницу мировоззрений, оба они пили кафе-натюр и курили.
Пессимист курил свои собственные папиросы, оптимист — папиросы пессимиста.
Разговор был древнерусский, т. е. о чарлстоне, о происхождении человека от обезьяны, о стабилизации франка и о бессмертии души.
Пессимист смотрел на вещи пессимистически.
Оптимист — совершенно наоборот.
Пессимист. — На второй день после октябрьского переворота вы меня искренно уверяли, что через две недели большевики вылетят в трубу.
Так как две недели уже прошли, то позвольте вас спросить, почему они не вылетают?..
Оптимист. — А, по-моему, они уже давным-давно вылетели!
П. — ?! Так что, их там больше нет?
О. — Нет!
П. — А что же там есть?
О. — Оптический обман.
П. — На чем же он держится?!
О. — На оптике и на пессимизме.
П. — Что же в таком случае необходимо, чтобы этот ваш оптический обман кончился?!
О. — Протереть глаза и стать оптимистом!
П. — И вы в это твердо верите?
О. — Так же твердо, как в то, что я пью этот кафе-натюр, за который платить будете вы!
П. — А если я не заплачу?..
О. — Это не важно. Кофе уже выпит, а процесс пищеварения подобен ходу истории, он непреложен.
П. — Вы, очевидно, великолепно настроены?
О. — А почему бы и нет?
П. — Помилуйте, восемь лет назад, вот так же как и сейчас, мы сидели с вами вдвоем за чашкой чудесного турецкого кофе с этим их изумительным каймаком, глядели на расплавленный солнцем Босфор и наслаждались музыкой уличной шарманки.
О. — И под музыку вы мне и говорили: через две недели эмиграция погибнет!..
Так как эти две недели уже прошли, то позвольте вас спросить, на каком основании она не погибает?!.
П. — Ну, знаете ли… в восторг тоже не от чего приходить.
О. — Вот в этом вы правы, кофе у них действительно превосходный…
Что же касается вашего недоедания, недопивания и всех этих ваших кризисов, то мы их столько за восемь лет испытали и преодолели, что никакой таблицы умножения не хватит, чтоб все это толком подсчитать и в надлежащий итог уложить!
Однако никто еще на наших глазах с голоду не умирал, за фокстерьерами не охотился и на домашних кошек не покушался!..
П. — Да, но это все-таки крайне неприятно и даже тяжело…
О. — А вы как же полагаете, что я за три ваших кафе-натюра обязался вам сплошные удовольствия доставлять?
Конечно, и неприятно, и тяжело, и очень даже тяжело!
Но наряду со всем тем не доказываем ли мы каждый раз и нашу исключительную жизнеспособность, самодеятельность, ценность, инициативу, энергию, бодрость, волю к жизни и…
П. — И, скажите просто, грубейший инстинкт самосохранения!..
О. — Ну, и что же! И тоже не так плохо! В конце концов, если уж на то пошло, то ведь дело идет о самосохранении — я не скажу, отборных наших, но и не подонков же общества!
Ведь как-никак, а среди двух миллионов нансеновских паспортов большинство составляют не футболисты, не хамю-дюруа и не цыганские баритоны?!
П. — Да, но от примитивной борьбы за существование и, скажем, до творческой тоски по родине еще дистанция огромного размера!..
О. — Ага, понимаю, так вы желаете, чтобы я пил это самое кафе-натюр не потому, что оно вкусно, ароматно и утоляет жажду, а исключительно во имя отвлеченных ценностей?..
То есть, иначе говоря, пей, несчастный, но помни, что это не просто кофе, а борьба за Россию!.. Так, что ли?!
…Пессимист мрачно посмотрел на высившуюся перед ними груду блюдечек — по числу отконсомированных натюров. И, очевидно повинуясь инстинкту самосохранения, расплатился с гарсоном.
1927
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказы и фельетоны, не вошедшие в книгу ‘НАША МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ’
Кафе-натюр.— ПН, 27 января, 1927. С. А.Каймак — сливки с топленого молока. Анкор дэ — еще две. Не хамю-дюруа — т.е. не наглецы, подобные Дюруа. Нецыганские баритоны — намек на оперетту ‘Цыганский барон’.