Один из последних посетителей Ясной Поляны, на днях возвратившийся оттуда, поделился с нами своей беседою с Л. Н. Толстым, касающейся исключительно школ и нравственного воспитания детей.
‘С понятным волнением я подъезжал утром 16 августа к Ясной Поляне.
Всякие приемы посетителей были отменены даже для близких ко Льву Николаевичу лиц, только накануне состоялся консилиум, признавший положение больного очень трудным (*1*).
Я было отказался от своего намерения увидеть Льва Николаевича и хотел ограничиться разрешением осмотреть усадьбу, сорвать цветы, которыми Лев Николаевич и больной любуется из окна.
Я вошел в известную многим небольшую переднюю с широкими ясеневыми библиотечными шкалами.
Здесь меня встретил молодой приветливый секретарь Льва Николаевича (*2*).
Узнав, что я приехал издалека, с целью услышать от Льва Николаевича его взгляды на нравственное воспитание крестьянских детей, он не решился отпустить меня.
— Льва Николаевича больше взволнует, если вы уедете, не повидав его, чем если он поговорит с вами.
Постарайтесь, чтобы говорить с ним не пришлось долго, — он устает.
Не прошло 10 минут, как я был приглашен подняться к Льву Николаевичу.
Через кабинет и небольшую проходную комнату я прошел к Льву Николаевичу.
Шторы приспущены, в спальне полумрак.
На простой кровати, под простым одеялом, полулежал приподнятый на подушках Лев Николаевич.
Приветливо, словно давнишнему знакомому, протянул Лев Николаевич руку и указал на стул около круглого столика у изголовья, на который сын его М. Л. поставил стакан кофе.
Льву Николаевичу только что поставили максимальный термометр.
Мих. Львович вышел, мы остались одни.
Круто изменился за четыре недели болезни Лев Николаевич.
Лицо исхудалое, исхудалые руки, осунувшийся, приблизившийся к своим годам, которых никто не давал ему до болезни.
Изменили, дали ему изможденный образ, те страдания, которые он испытывает во время болезни и на которые никому не жалуется.
Щемило сердце и все же — явление, которое испытали многие, — сидишь около Льва Николаевича и чувствуешь, словно сидел у него каждый день и прежде.
Лев Николаевич взглянул мне в глаза.
Мы встретились. Светлые, полные ясной жизненной правды, прозорливые и пронизывающие глаза его.
В них горит еще столько жизни, что можно верить, что Лев Николаевич еще много лет проработает и даст яркий свод своего учения, откроет полно и доступно всем свое миросозерцание.
Я сказал о цели своего прихода к нему.
Передаю, что говорил Лев Николаевич, опуская некоторые подробности:
— Тот главный предмет воспитания — религиозный, вами неверно названный нравственным, важен не только крестьянских детей, но для всех детей, детей русских, немецких, французских, американских.
Еще минувшею зимою, во время занятий в яснополянской школе, я читал детям в выдержках составленный мною ‘Детский круг чтения’, и понятия о Боге, о правде, о назначении человека, сообщенные им без фальши, детьми были хорошо усвоены.
‘Детскому кругу чтения’, которым я, кажется, заканчиваю весь свой земной путь, я придаю важность и хотел бы, чтобы в школах нашлись люди, ищущие истину, которые сумеют им пользоваться при учении детей.
Больше 40 лет назад я находил отраду в занятиях в яснополянской школе и испытывал теперь огромное удовлетворение в своих последних занятиях в этой школе в прошлую зиму.
Следует учить детей истине и помнить, что ребенок стоит ближе каждого взрослого к идеалу правды и добра. Поэтому, прежде всего, каждому нужно жить хорошо, чтобы своею жизнью давать детям пример добра.
Я написал книгу о последних школьных занятиях в Ясной Поляне (*3*). Эта книга будет хорошею в руках добрых учителей.
Да, многое, многое достижимо, придет лет через триста…
Лет через триста!..
Вы рассказываете о прекрасных священниках, сеятелях истины и трезвой трудовой жизни.
Много ли их и во что обходится им искание истины?
Ко мне в минувшую зиму приезжали трое, среди них один из бывших священников. Взгляды его я не разделил. Он не понравился мне…
Два других заставили меня отказаться говорить с ними.
Один из них закатил мне вопрос: что я думаю о вечности материи, в чем ее сущность?
Пока скажу, что лишь любовью к детям и истинным общением с детской душою возможно создать счастливое человечество.
Вот почему из всех вопросов жизни, волнующих людей, самый важный, мировой вопрос — воспитание детей, и главное — их религиозное воспитание.
Лев Николаевич говорил тихо, с перерывами, но говорил вдохновенно, прекрасно.
Он устал, ласково протянул руку, которую я с чувством благодарного ученика поцеловал, как целовал когда-то в детстве руку труженика — моего отца’.
Комментарии
К. В. Л. Н. Толстой и дети. — Петербургская газета, 1908, 28 августа No 236.
Автор статьи неизвестен. Имя посетителя Толстого, прибывшего в Ясную Поляну 16 августа 1908 г., также остается невыясненным. Однако можно не сомневаться, что именно это лицо имеет в виду Маковицкий в записи от 16 августа 1908 г.: ‘Утром приезжал председатель Общества трезвости из Петербурга (или из Петербургской губернии), у него сто тысяч членов. Общество под покровительством православного священника, пока компромисс, Он сам сын врача, свободомыслящий. У них есть и пять школ. Приехал спросить Л. Н., как руководить этими школами’ (Яснополянские записки, кн. 2, с. 168).
1* В июле и первой половине августа 1908 г. Толстой страдал воспалением вен на ноге.
2* Н. Н. Гусев.
3* Речь идет, по-видимому, о статье ‘Беседы с детьми по нравственным вопросам’ (1907).