Я и один мой товарищ, тоже рабочий оружейного завода, собрались пойти в Ясную Поляну побеседовать с гр. Л. Н. Толстым. Пошли мы пешком, часов около 2-х дня пришли в усадьбу графа. Но его не было дома, нам сказали, что он поехал верхом по своему имению… Прождав некоторое время в деревне Ясной Поляне, мы опять вернулись в усадьбу.
Графа еще не было, но нас принял один из сыновей его, который, узнав, что мы пришли к отцу его побеседовать по некоторым нравственным и общественным вопросам, советовал нам подождать Л. Н., а пока дал нам две брошюры: ‘Пауки и мухи’ и одну своего издания — сочинение самого Л. Н. о нравственной жизни.
Не доходя станции железной дороги, мы встретили самого Л. Н., он ехал верхом. Мы остановили его и сказали, что заходили к нему для беседы. Он слез с лошади и пошел с нами.
Товарищ мой прежде всего спросил его, в каком положении находится его когда-то знаменитая яснополянская школа. Л. Н. махнул рукой:
— Я уже лет сорок в ней не принимаю никакого участия, она давно закрыта (*1*).
Затем разговор перешел на нас лично. ‘Вы кто такой?’ — спросил меня граф, пристально всматриваясь в меня своими зоркими глазами.
— Я — оружейный рабочий, — ответил я.
— А вы каких, взглядов придерживаетесь?
Я много слышал рассказов о том, что Л. Н. сам обыкновенно отлично разбирается в людях даже после короткого разговора с ними, и, признаюсь, мелькнула у меня мысль ответить, что никаких определенных взглядов у меня нет, товарищ мой, сам по убеждениям социалист-революционер, не дал мне времени и ответить и быстро сказал:
— Социал-демократ.
— Ну, и плохо ваше дело, — резко заметил Л. Н., — господа социал-демократы. Вы не с того конца все подходите, да и далеко вы ушли от природы. Вы взгляните, как в ней все постепенно развивается. Посмотрите на цветок, как он выбирает нужную ему почву, потом медленно и постепенно растет из семени, распускает лепестки и медленно превращается в красивое и здоровое растение. А вы хотите все сразу. Скучились в своих городах и на фабриках. Думаете оттуда повернуть жизнь. И о крестьянах вы мало заботитесь, а в них вся сила. Нельзя уходить от природы и от земли. У них вся правда. Дайте крестьянину землю, освободите его труд из рабства, и вся жизнь изменится. Тогда и ваша рабочая жизнь исправится. А то вы все: ‘Пролетариат, пролетариат!’ — кричите, а жизнь ни на йоту не исправляется.
Граф долго говорил на эту тему, но, признаюсь, речь его, вопреки обычным рассказам об его манере говорить, не показалась мне особенно ясной и убедительной. Даже товарищу моему, который ближе меня стоял к симпатиям и желаниям графа, слова его, как я понял, тоже показались не особенно убедительными. Я было заспорил с ним, но после первых же моих слов, граф, видимо, оборвал разговор, было ясно: продолжать разговор об этом нельзя.
Он спросил меня, на каком именно заводе я работаю. Я ответил, что на оружейном.
— Как же вы вот оружие выделываете сами? Это грех, противно христианству.
На это я ответил, что есть, пить надо, а куда же деваться, и так работы сокращаются на заводах, да еще на заводах нас притесняют и начальство и полиция, не везде, где хотел бы, и работу найдешь, неволя и голод заставляют работать и на оружейных заводах.
Л. Н. вдруг замолчал, и беседа на эту тему оборвалась. Он бросил мне и моему товарищу несколько незначащих слов. Мы прошли еще некоторое время, разговор не клеился, и мы простились с графом.
Весть о нашем путешествии к Л. Н. Толстому быстро пошла по заводу, и, как что коснется Толстого — товарищи нам говорят. Вот таким образом и в конце октября, когда стало известно, что крестьяне-соседи Л. Н. Толстого сделали порубку в его лесу и что после этого в Ясную Поляну были вызваны казаки по просьбе владельцев Ясной Поляны (*2*), то нам товарищи просто проходу не стали давать.
— Вот ваш учитель, — упрекали они неведомо за что нас. — Учит вас, а у самого в имении казаки вызваны над мужичками нагаечками помахивать.
Мы хотя, конечно, не могли отвечать за графа, да и учителем нашим назвать его едва ли было правильно, но, признаться, было как-то невыразимо больно узнать эту весть.
Положим, мы потом узнали, что сам Л. Н. Толстой так объясняет это, что, мол, ‘это не мое дело, я в хозяйство не вмешиваюсь, там есть свои хозяева, моя семья и управляющие, они признали нужным позвать казаков — ну, пусть, это и будет их дело. Я никому насильно не навязываю своих мнений и желаний’. А все же обидно, ужасно обидно и больно было мне и моему товарищу узнать эту историю: Лев Толстой, непротивление злу, Ясная Поляна и… вдруг казаки.
Ах, как это было неприятно слышать…
А между тем это факт.
Комментарии
К. Т. Рабочие у Л. Н. Толстого (Рассказ рабочего). — Биржевые ведомости, 1906, 21 февраля, No 9197.
Автор статьи не установлен.
1* Толстой прекратил занятия в яснополянской школе в 1863 г.
2* Казаков в Ясной Поляне не было. Софьей Андреевной был нанят стражник-черкес, и это породило ложные слухи.